Реакция Запада на военный конфликт у озера Хасан (по документам иностранного происхождения РГВА)

На фоне событий, происходивших в Дальневосточном регионе в 30-е годы, — захвата Японией Маньчжурии, необъявленной войны между Японией и Китаем — пограничный конфликт у озера Хасан выглядел весьма скромно, и, казалось бы, не заслуживал особого внимания. На самом деле этот дальневосточный инцидент вызвал серьезный интерес в западных странах, и подтверждение тому можно найти в документах, хранящихся в фондах иностранного происхождения РГВА.

В небольшом по объему комплексе документов, выявленных из фондов различных стран, содержится информация как тактического характера (о ходе боевых действий, о войсковых частях, вооружении и т. д.), так и аналитические документы: справки, обзоры о причинах, целях конфликта; дается общая оценка вооруженных сил участников конфликта.

В материалах для служебного пользования германского информационного бюро (ДНБ) имеются обзоры иностранной прессы с высказываниями западноевропейских газет и журналов по поводу событий на озере Хасан.

Интерес к конфликту на Хасане и тревожные ноты в комментариях к этому событию вызваны были опасением [104] перерастания локального конфликта в полномасштабную войну.

Лондонская «Таймс» в номере от 5 августа 1938 г. выражает опасения, что «война на дальневосточной границе России — такую возможность нельзя исключить — может легко вызнать в Европе негативные последствия»{141}.

В дневнике Геббельса (также хранящегося в архиве) имеется запись от 3 августа 1938 г.: «Обострение на Дальнем Востоке между Токио и Москвой. Вопрос войны и мира находится на острие ножа. Надо надеяться, что в настоящий момент войны не будет»{142}.

Мюнхен был еще впереди. В 1938 г. Германия не была готова начать войну на Востоке, а без германского союзника Япония не решалась вступать в войну с северным соседом.

Однако, несмотря на тревожные прогнозы, почти все западные издания полагали, что ни в Москве, ни в Токио нет желания позволить событиям выйти из-под контроля. «С одной стороны, Япония очень занята в Китае, чтобы вести войну еще на другом фронте, с другой стороны, внутренняя слабость советского режима вынуждает Москву желать мира»{143}, — отмечает в номере от 2 августа 1938 г. французский журнал «Жур».

Похожую оценку этой ситуации высказал в книге «Десять лет в Японии» посол США в Японии Джозеф Грю: «Будучи убежден в том, что Советский Союз не хочет войны с Японией в настоящее время, а также в том, что японцы в настоящее время не могут на это пойти, я не был сильно обеспокоен этим инцидентом». Далее он говорит о том, что германский посол в Токио генерал Отт, близко связанный с японскими военными, сообщил ему подробности разговора с ними. Военные утверждали, что они не хотят войны с Россией в настоящее время, потому что Япония слишком занята в Китае, и что поэтому они не позволят инциденту разрастись{144}. [105]

В одном из обзоров, написанном аналитиками в недрах военного министерства Франции, также утверждается, что, «несмотря на взаимную враждебность, Москва и Токио проявили в равной степени стремление к примирению. Япония достаточно поглощена своими делами в Китае... Советы, судя по всему, опасались возможных последствий для своей внутренней политики»{145}.

В чем же, по мнению Запада, заключались истинные причины этого конфликта?

С точки зрения газеты «Фигаро», одной из причин — чисто военной — являлось владение высотами Чанг-Ку-Фэнь (Заозерная) и Шатсоалинь (Безымянная). «Эти высоты, вероятно, чрезвычайно стратегически важны для обеих сторон, так как они владеют всей бухтой (Посьет)»{146}. Более подробный комментарий по этому поводу излагается в сводке 2-го бюро генштаба Польши: «Холмы те доминируют одинаково над советской территорией в направлении бухты Посьет, так и над долиной реки Тумень, ее устьем, а также частично над корейской железной дорогой, расположенной вдоль реки Тумень»{147}.

В политическом аспекте, продолжает свой анализ газета «Фигаро», весь инцидент нарочно был спровоцирован Японией, чтобы, с одной стороны, понравиться Берлину и произвести впечатление на Францию и Великобританию и, с другой стороны, доказать, что Россия не в состоянии вмещаться в чешский кризис и выполнить свои обязательства по соглашению с Прагой{148}.

Коммунистическая «Юманите» говорит о провокационном маневре Японии по отношению к Советскому Союзу. По мнению газеты, пограничный инцидент был спровоцирован Японией: во-первых, для поддержки политики стран оси Берлин — Рим в Европе, во-вторых, для того, чтобы усилить фашистскую военную диктатуру в самой Японии и, наконец, чтобы отвлечь внимание мировой общественности от авантюрной войны против Китая{149}. [106]

В документах министерства ВМФ Франции в донесении анонимного автора (агента) под грифом «конфиденциально» приводятся объяснения, которые якобы «даются по поводу этого конфликта русскими кругами». Причем, актуальность этого анализа аргументируется тем, что для европейского наблюдателя причины конфликта не очень ясны. Среди различных причин, приводимых автором, имеются следующие версии: «Гитлер попросил японцев спровоцировать конфликт с СССР, чтобы связать руки Советам на Востоке и затруднить их действия на Западе. Москва стремилась облегчить положение Китая и создать сложности Японии в момент наступления ее войск на Хань-коу»{150} и т. д. Нет смысла излагать все версии, тем более автор советует относиться к ним критически.

6 августа 1938 г. главный идеолог третьего рейха делает следующую запись в своем дневнике: «Токио ищет в инциденте с Чанфенем (так в тексте. — В. К.) промежуточное решение. Война была бы ему, по-видимому, в настоящий момент совсем нежелательна. Что можно также очень хорошо понять. Если бы сейчас у нас и японцев были свободны руки»{151}.

Что имел в виду доктор Геббельс под «промежуточным решением»? Можно только предположить, что это было бы, в первую очередь, прекращение советской военной помощи Китаю, которое позволило бы Японии приблизить свою победу в этой необъявленной войне. А для этого Японии необходимо было добиться успеха в конфликте на Хасане. Токио явно рассчитывал на этот успех, полагаясь, по мнению 2-го бюро генштаба Польши, на то, что «группировка специального советского корпуса во Внутренней Монголии имеет чисто оборонительный характер, армия же советская на Дальнем Востоке не скоро еще придет к норме после чистки крупных размеров, которая лишила ее многих командиров высшего звена». Эта оценка, как сообщается в этой сводке, подтверждалась показаниями перебежавших из СССР советских военных — [107] Люшкова и командира корпуса советской артиллерии Францевича{152}.

В одной из сводок военного министерства Франции, составленной сразу же после окончания конфликта, дается оценка действиям частей Красной Армии в этом конфликте.

Автор говорит о явном превосходстве советской стороны в военной технике, о полном ее господстве в воздухе. И в то же время отмечает некомпетентность командного состава. «При этом личный состав проявлял смелость и отвагу. Явно чувствовался недостаток слаженности и маневренности. Связь между родами войск была слабым местом. Артиллерия вела стрельбу, руководствуясь картами, и не смогла обеспечить пехоте необходимую поддержку. А, главное, массированные танковые атаки носили неподготовленный характер и не были поддержаны. Советские артиллерия и танки, несмотря на свой перевес, не сумели скоординировать свои действия в ходе танковых атак и обуздать в нужный момент противотанковую технику японцев. В конечном счете вышеуказанные неудачи советских войск объясняются неумелым командованием»{153}. Аналогичные выводы можно прочитать в письме от 3 августа 1938 г. управляющего консульством в Мукдене М. Жермена, направленном послу Франции в Китае: «Эти бои, скорее, выявили слабость русской тактики (недостаток инициативы и адекватного командования, отсутствие организации и связи различных родов войск), чем реальное превосходство японской армии, которая, впрочем, продемонстрировала в определенной степени стойкость в обороне»{154}.

Тем не менее, несмотря на «стойкость в обороне», японские войска потерпели поражение. 10 августа 1938 г. был подписан мирный договор, 11 августа 1938 г. боевые действия были полностью прекращены.

«Перемирие между Токио и Москвой. Все облегченно вздохнули»{155}, — отмечает 12 августа 1938 г. в своем дневнике Геббельс. Однако, большая часть парижских утренних [108] газет, уделяя внимание этому событию, подчеркивала, что связанные с этим конфликтом нерешенные вопросы никоим образом не отрегулированы, и это снова может привести к очередным инцидентам.

Политический директор «Фигаро» констатировал, что тщательное сравнение соглашений, предшествующих этому перемирию, показало, что противодействие исходило из Токио{156}.

Прошло совсем немного времени, и пессимистические прогнозы парижских газет сбылись. Несмотря на то, что хасанские события явились серьезным уроком для Японии, необходимых выводов из этого сделано не было, что и явилось одной из причин сокрушительного поражения Квантунской армии в степях Монголии в 1939 г.

Коротаев В. И., зам. директора Российского государственного военного архива [109]