В пути к концентрационным лагерям

Взятых в плен русских воинов, у которых обыкновенно германские солдаты и даже офицеры отбирали шинели, [31] сапоги и все ценное, направляли в глубь Германии, причем путь до ближайшей железнодорожной станции пленные, в том числе и легко раненные, шли пешком. В продолжение этого похода, длившегося иногда несколько суток, пленным не выдавалось никакой пищи и они были вынуждены питаться сырым картофелем, брюквою и морковью, вырывая овощи из полей, мимо которых они проходили, и подвергаясь за это ударам со стороны конвоиров. Старший унтер-офицер 21 Сибирского полка Рафаил Кочуровский был свидетелем того, как германский солдат выстрелом из винтовки наповал убил пленного за то, что последний, выйдя из строя, бросился подымать валявшуюся на дороге полусгнившую брюкву...

...Пленных везли в предназначенных для перевозки скота вагонах, грязных, вонючих, пол которых был покрыт густым слоем навоза. В такой вагон нормально помещали от 80 до 90 пленных. Переполнение вагона вызывало такую тесноту, что сесть или лечь не было никакой возможности. Пленные в течение всего пути вынуждены были стоять, поддерживая друг друга. Перед отправлением поезда, вагон наглухо запирался, и естественную надобность пленные отправляли тут же в вагоне, пользуясь для этого фуражками, которые затем выбрасывались через маленькое оконце, служившее вместе с тем и единственной вентиляцией. Воздух в вагоне, по единогласному показанию всех вернувшихся на родину пленных, был ужасен. Люди задыхались, впадали в обморочное состояние, многие умирали. Голод был постоянным спутником пленных: кружка скверного кофе из ячменных зерен и небольшой кусок хлеба в течение двух-трех суток — вот все, чем должны были довольствоваться пленные. Муки голода при остановках на станции, когда вагоны открывались и пленные демонстрировались местному населению, были еще ужаснее ввиду того, что на станциях имелись питательные пункты, и германские солдаты, на глазах у наших проголодавшихся пленных, утоляли голод и жажду...

Работа пленных

Широко эксплуатировали германцы принудительный и даровой труд военнопленных; их заставляли производить разнообразные работы как в самом лагере, так и вне его расположения; наиболее тяжелые и грязные работы поручались русским пленным и отчасти англичанам, к французам относились снисходительнее. [32]

Очистка выгребных ям и отхожих мест в лагере лежала на исключительной обязанности русских, причем бочки с нечистотами вывозились за пределы лагеря самими пленными, которые, за отсутствием в лагере лошадей, заменяли последних. Пленных, партиями в несколько сот человек, заставляли рыть канавы для осушки болот, рубить лес, носить на себе бревна, копать окопы и т. п.

Наиболее тяжелы были работы по осушке болот и обработке полей. С 6 час. утра до 8 часов вечера, с одним кратким перерывом для обеда, пленные, стоя по колено в воде, без сапог, в одних рубахах, рыли новые и углубляли старые канавы для дренажа болот; многие, обессилевшие от холода и голода, падали тут же на месте работ и не могли уже более подняться без посторонней помощи.

При исполнении полевых работ, пленных, при помощи особых приспособлений, по 14–16 человек запрягали в плуги и бороны, и они целыми днями, заменяя рабочий скот, вспахивали и уравнивали поля. Рядовой 99 Ивангородского полка Петр Лопухов со слезами на глазах рассказывал, как его вместе с другими пленными запрягли в плуг, а шедший за плугом немец подгонял их длинным ременным бичом{11}...

Обращение с пленными во время этих невыносимых по трудности работ было возмутительное; конвоиры неустанно следили за тем, чтоб ни одна минута трудового дня не оставалась неиспользованной. Усталого, присевшего отдохнуть пленного немецкий конвоир-наблюдатель немедленно вновь подымал на работу ударами палки, приклада и нередко штыка. Не желавших исполнить ту или другую работу избивали до потери сознания, а иногда и насмерть. Рядовой 27 Сибирского стрелкового полка Яков Каличкин был очевидцем того, как целая партия русских пленных была избита за отказ рыть окопы под Калишем. Сознавая, что окопы воздвигаются немцами в целях обороны, пленные отказались от исполнения работ и жестоко поплатились за это ослушание; их по 4 человека выводили из строя, клали ничком на землю и избивали палками, предполагая, что эти истязания заставят пленных подчиниться требованию. Тем не менее и несмотря на то, что во время этой экзекуции около 10 человек было забито насмерть, пленные остались тверды на своем решении, и германцы должны были признать, что они не в силах заставить русского солдата рыть окопы против своих братьев. [33]

О таком же избиении пленных за отказ рыть окопы свидетельствует рядовой 323 Юрьевецкого полка Дмитрий Кузнецов.

Ни истощение, ни болезнь не освобождали пленного от работы; с наступлением утра из барака выгонялись все, и те, которые не выходили немедленно по первому окрику, будь это больной или здоровый, подвергались жестокому избиению. Рядовой 23 пехотного полка Антон Снотальский был очевидцем того, как в лагере Шнейдемюлле германский солдат выстрелом из ружья наповал убил пленного, который от слабости не мог идти на работу и хотел вернуться в барак.

Дисциплинарные наказания

Не говоря о резиновых палках, хлыстах из жил и нагайках, которыми в изобилии снабжены были наблюдавшие за пленными германские фельдфебели, унтер-офицеры и солдаты, в лагерях применялся целый ряд жестоких и унизительных дисциплинарных наказаний, налагаемых за самые ничтожные проступки, а иногда и без всяких достаточных оснований. Пленных на весьма продолжительные сроки лишали горячей пищи и оставляли на хлебе и воде; заставляли по нескольку часов подряд стоять с поднятыми вверх руками, в каждую из которых вкладывали по 4–5 кирпичей; ставили голыми коленями на битый кирпич, принуждали бесцельно, до полного истощения сил, таскать тяжести вокруг барака и т. п., но излюбленными и наиболее часто применяемыми были наказания, по характеру своему напоминающие средневековую пытку.

Провинившегося веревками или проволокой привязывали к вбитому в землю столбу настолько высоко, что ноги едва касались земли. В таком положении подвешенного оставляли в течение двух, трех и даже четырех часов; минут через 20–25 кровь приливала к голове, начиналось обильное кровотечение из носа, рта и ушей, несчастный постепенно ослабевал, терял сознание и повисал на сдерживавших его от падения веревках и проволоках.

По словам пленных, испытавших эту пытку, она была ужасна; веревка и проволока впивались в тело, причиняя невыносимое страдание, а затем в течение продолжительного времени, после освобождения от столба, наказанный «не мог придти в себя». Все тело ныло и болело, и наступала такая общая слабость, что возможность сделать хотя бы малейшее движение какою-либо частью тела была совершенно исключена. [34]

Нередко пленных растягивали на бочке и били палками и хлыстами из жил до полной потери сознания.

Вот еще одно из наказаний, изобретенное немецкой культурой, наказание, на первый взгляд не тяжкое, но в высшей степени мучительное, по словам тех, кто имел несчастие испытать его на себе. Подлежавших наказанию выводили на площадь, ставили спинами друг к другу и крепко связывали, обвивая туловище веревкой от шеи до ног. Связанных таким образом оставляли стоять до тех пор, пока один из них не терял сознания и, падая, не увлекал другого...

Жестокость, доходящая до зверства, глумления и беспричинное убийство были нормальным явлением в концентрационных лагерях.

Ефрейтор 109 Волжского полка Алексей Рычков рассказывает, что 8 ноября 1914 года значительное количество русских пленных было выведено из барака и выстроено на площади. Прибывший для производства прививок германский врач приказал пленным, несмотря на низкую температуру воздуха, снять рубахи и голыми ждать очереди. Один из пленных не выдержал холода и накинул рубаху. Взбешенный врач бросился на ослушника и толстой камышевой палкой избил его до крови.

Рядовой л.-г.{12} Стрелкового полка Сергей Скрыпов был очевидцем того, как германский солдат ударом тесака отрубил одному из наших нижних чинов четыре пальца правой руки за то, что пленный, желая обойти лужу, выдвинулся из строя.

Рядовой 56 Артиллерийской бригады Дмитрий Калугин был до крови избит за то, что, чувствуя недомогание, отказался идти на прогулку и вернулся в барак.

Ефрейтор 4 Копорского полка из вольноопределяющихся Александр Асмус был очевидцем того, как германский часовой рассек штыком голову пленному за попытку получить вторую порцию супа.

Рядовой 1 Туркестанского полка Абдул Давлетхузин был избит до крови за то, что, видя беспомощность умирающего своего товарища, помог последнему подняться. Озверевший часовой не ограничился избиением Давлетхузина, но попутно избил и умирающего. [35]

Рядовой 255 пехотного Калужского полка Василий Кобяков был очевидцем того, как в лагере «Стендаль» один из наших пленных подвергся избиению палками, лишению пищи и подвешиванию к столбу за то, что, не будучи в силах перенести муки голода, прогнал собаку от данной ей пищи и с жадностью сам съел то, что было дано животному.

Ефрейтору 108 Саратовского полка Владимиру Стома германский часовой нанес тесаком удар по плечу и причинил рану лишь за то, что Стома, идя за пищей выдвинулся из строя.

Зауряд-прапорщик 88 Петровского полка Михаил Венсков был очевидцем того, как германский солдат пристрелил русского пленного за то, что он передал кусок недоеденного хлеба другому пленному.

Лагерь в Шнейдемюлле был разделен на четыре части и переход из одной в другую, равно и переговоры между пленными, содержавшимися в разных частях, были запрещены. За неисполнение этого правила один из русских пленных был убит германским часовым на глазах [36] рядового 255 Аккерманского полка Василия Штемберга, рассказавшего об этом возмутительном случае.

Один из русских пленных, найдя у ограды лагеря выброшенную за ненадобностью гнилую брюкву, поднял ее и стал есть вопреки запрещению часового. Последний выстрелом из винтовки убил пленного наповал. Тело убитого положили в гроб и поставили последний на середине лагеря с надписью на русском языке «убит за неповиновение часовому». После этого пленники были выведены из бараков и их в течение двух часов для назидания заставили ходить кругом гроба и лежавшего в нем покойника. Свидетелем изложенного факта был, между прочим, рядовой 218 Горбатовского полка Александр Кузнецов.

Когда в лагере Шнейдемюлле разнеслась весть о поражении германских войск под Варшавой, среди русских пленных царило радостное оживление. Обозленные неудачей германцы заставили пленных раздеться догола и продержали их на морозе в течение нескольких часов, издеваясь над ними и мстя таким образом за неудачу на боевом фронте. Об этом случае, которому по его жестокости не хотелось бы верить, рассказывает лично подвергшийся этому глумлению рядовой 291 Трубчевского полка Семен Яшенин.

Старший унтер-офицер 87 пехотного полка Павел Самсонов был очевидцем того, как в лагере «Фридрихсфельд» часовой двумя выстрелами из винтовки убил русского пленного за то, что последний, перейдя в другую часть лагеря, выпросил у пленного француза кусок хлеба.

Один из русских пленных взял с воза несколько штук сырого картофеля и стал ими утолять голод. Увидевший это германский часовой, на глазах рассказывавшего об этом случае рядового 208 Дорийского полка Федора Вострякова, ударил пленного штыком в бок; на следующий день раненый скончался.

Рядовой 170 Молодеченского полка Наполеон Ядвиршись удостоверяет, что в Шнейдемюлле семьдесят русских пленных, работавших в лагерной кухне, были по очереди растянуты на бочке и избиты палками за то, что один из них дал кусок мяса русскому пленному; из числа избитых около 25 человек умерло.

Ужасом дышит от рассказа крестьянина Варшавской губернии Петра Шимчака, бежавшего из германского плена. Допрошенный под присягою Шимчак показал следующее:

«В августе 1914 года я был задержан во время плавания моего в качестве матроса на судне, шедшем под [37] английским флагом из Дании в Англию. Как русского подданного, меня не отпустили, а, продержав в Гамбурге в тюрьме, в одиночном заключении, в течение семи дней, отправили в лагерь для военнопленных близ Берлина, в Целе, где уже было много пленных англичан, французов и бельгийцев. В этом лагере был небольшой дворик, на котором обыкновенно наказывали провинившихся пленных. Однажды в лагерь были приведены четыре пленных казака, которых я узнал по нашитым на брюках лампасам желтого цвета. Их вывели на дворик, поставили саженях в полутора от стены барака, и через щель в стене я имел возможность наблюдать за всем происходившим. Привели первого казака, положили его левую руку на небольшой деревянный столбик, и один из германских солдат штыком-ножом последовательно отрубил половину большого и среднего пальцев и мизинца. Я хорошо видел, как под ударами штыка-ножа куски пальцев отлетали и падали на землю. Немцы подняли их и положили казаку в карман шинели, и казак был отведен в барак, где имелся резервуар с проточной водой. Был приведен второй казак и немцы прокололи ему дырки в раковинах обоих ушей, причем вращали конец штыка-ножа в разрезах с очевидной целью увеличить размер дырок; после этого второй казак был отведен туда же, куда отвели и первого. Третьему приведенному затем на место пытки казаку германский солдат ударом штыка, нанесенным сверху вниз, отрубил кончик носа, который повис на куске кожи. Казак стал знаками просить, чтоб ему отрезали неотсеченный кусок, и тогда один из солдат дал казаку в руку, которую держали другие солдаты, перочинный нож, и казак сам отрезал висевший кусочек носа. Наконец, привели четвертого. Что именно хотели сделать с ним немцы, неизвестно, так как казак быстрым движением вырвал у близ стоявшего немца штык и ударил им одного из германских солдат. Тогда все немцы, их было человек 15, бросились на казака и штыками закололи насмерть, после чего выволокли тело за пределы лагеря. Какова была судьба остальных трех казаков, я не знаю, заканчивает свой рассказ свидетель Шимчак, но думаю, что и они были добиты, так как я не видел их более».

На глазах рядового Киевского Гренадерского полка Сергея Демина, в лагере Виттенберг, в ночь на 8 мая 1915 года, были расстреляны семь русских пленных за то, что они обратились к комендатуре лагеря с требованием об улучшении пищи. [38]

Рядовой 22 Нижегородского полка Артемий Шнейер рассказывает, что одного из его однополчан ежедневно привязывали к столбу в течение двух недель за то, что в одном из писем, адресованных в Россию, он описал тяжелое положение пленных в Германии.

В лагере Шнейдемюлле, в 12-градусный мороз, производивший проверку офицер приказал пленным выйти из бараков в одних рубахах без одеял, которые заменяли пленным отнятые у них шинели. Один из русских пленных, не дождавшись окончания проверки, бросился бегом в барак, но не добежал, так как был убит наповал пулей, которую ему вдогонку пустил из револьвера офицер, производивший проверку.

Об ужасном случае издевательства над беззащитным врагом рассказывает рядовой 102 Вятского полка Павел Крещенко-Кравченко. Один из русских пленных, грузин по происхождению, задумал совершить побег, но был пойман и возвращен в лагерь. Немцы надели ему цепь кругом шеи и загнали в собачью будку, в которой несчастный не мог ни сидеть, ни лежать. При каждой смене часовых, вновь занимавший пост солдат вытягивал пленного за цепь из будки и, нанеся несколько ударов, загонял обратно. Эта пытка длилась в течение двух недель.

Рядовой 116 Малоярославского полка Антон Ростовский был очевидцем того, как германский офицер избил, а затем зарубил шашкою русского пленного за то, что он отдал честь с нарушением установленного для этого порядка.

В часы досуга германские солдаты доставляли себе оригинальное развлечение: объявляли, что будет выдана дополнительная порция пищи, и когда голодные пленные бросались к кухне, на них натравливали целую свору собак, которые бросались на пленных и разгоняли их под дружный хохот германских солдат; иногда пленным обещали выдать лишний ковш супа или кусок хлеба при условии, что они подставят спины под удар хлыста; измученные и голодные солдаты наши нередко покупали этою дорогою ценою лишний кусок хлеба, бросаемый им как собакам.

Такова была сила голода{13}…

В своем бесчеловечном отношении к пленным германцы не делали исключений и для служителей алтаря.

Рядовой 107 пехотного полка Митрофан Руденко был [39] очевидцем того, как германский солдат бил по щекам взятого в плен православного священника и плевал ему в лицо. В лагере Альтграбов комендант лагеря Вебер, встретив престарелого дивизионного священника, остановил его и, сделав замечание за недостаточно низкий поклон, неоднократно ударил рукою по лицу.

ЦГИА, ф. 601, д. № 1429, л. 37–49, СК-

27 сентября 1916 года в лагере Гермерсгейм было собрано 2 000 пленных русских солдат для отправки на фронт рыть окопы. Узнав об этом, пленные заявили, что они не согласны ехать на эту работу. На это заявление немцы объявили им, что они просить их не будут, а просто пошлют, и приказали им собирать свои вещи. Наши пленные не стали собирать вещей. Тогда об этом было доложено коменданту лагеря, который вытребовал роту солдат, каковая прибыла через полчаса. Пленных выстроили, а роте было приказано взять на изготовку. Пленные вновь ответили отказом. Тогда был дан один выстрел в воздух. Пленные запели гимн. Комендант рассвирепел и приказал солдатам стрелять и колоть наших пленных. Результатом этого побоища оказалось: 6 человек убитых, 60 человек тяжело раненных и 80 человек легко раненных. Несмотря на все происшедшее, наши пленные были отправлены на фронт рыть окопы...

ЦГВИА, ф. 2000, оп. II, д. 6791, л. 35. [40]

Положение русских солдат в германских лагерях нисколько не улучшается. Их попрежнему кормят плохо, а работать заставляют не по силам, ввиду чего, напр., в лагере Хойберге и Шнейдемюлле, ежедневно умирает по 50 человек. Последнее время в особенности плохо кормили в лагере Гаммерштейне и Альтдаме. Обращение с пленными самое жестокое, даже русских офицеров принуждают чистить клозеты. Пленных бьют палками, прикладами, воловьими жилами, садят под арест, оставляют без пищи, подвешивают к столбам, травят собаками и даже убивают. Нередко практикуются и истязания, напр., в лагере Бяндруне пленных раздевали и голых обливали кипятком, или ставили их под холодный душ и в течение полчаса лили им на лицо холодную воду. Заставляли без фуражек и с тяжестями бегать подолгу на солнцепеке.

В лаг[ере] Трая на пленных пахали землю и, запрягая в телеги, возили на них провиант, причем дорогой били палками и кололи штыками, понуждая бежать быстрее...

ЦГВИА, ф. 2000, оп. II, д. 7954, л. 50–51. [41]