Пекин
Китайская смута
Когда комендант фортов Таку получил ультиматум адмиралов о сдаче, то согласно разрешению или приказанию из Пекина он не дал адмиралам никакого ответа, но открыл огонь по иностранным канонерским лодкам и тем самым первый начал военные действия против союзников.
Можно различно толковать и оправдывать или не оправдывать образ действий китайского коменданта, действовавшего согласно инструкциям из Пекина, но остается несомненным тот факт, что начало военных действий и первый вызов принадлежали китайцам, но не союзным державам в лице их адмиралов. Дальнейшие события показали, что если бы адмиралы вовремя не приняли экстренных мер к тому, чтобы обеспечить свободный вход в Пэйхо, то военные действия были бы значительно затруднены и едва ли бы удалось освободить Тяньцзин и Пекин в два месяца. [338]
7-го июня в Пекине на улице был убит китайским солдатом германский посланник фон-Кеттелер, отправившийся в Цзунлиямынь для переговоров. Сопровождавший его драгоман Кордес был ранен.
8-го июня, через четыре дня после падения Таку, в Пекине был издан указ богдыхана, в котором между прочим объявлялось:
«Наши предки пришли помочь нам и боги ответили на наши моления. Никогда еще не было такого выражения преданности и любви к отечеству. Мы объявили войну со слезами на глазах перед гробницами предков. Лучше сделаем все, что можем и вступим в борьбу, нежели будем искать средств самосохранения, которые навлекут на нас вечную немилость. Все наши чиновники, высшие и низшие, имеют одно мнение. Без воззвания собралось несколько тысяч верных солдат. Даже дети взялись за копья в защиту государства. Иностранцы полагаются на свои мудреные планы, мы надеемся на небесное правосудие. Нечего и говорить о правоте нашего дела, но ведь число наших провинций более 20, а в них более 400 миллионов жителей. Нам не трудно будет защитить честь нашего государства».
В заключение указ богдыхана обещал различные щедрые награды всем отличившимся в бою, а также тем, кто сделает денежные пожертвования на ведение войны. Сейчас же в китайскую [340] казну потекли богатые пожертвования от знатных мандаринов и именитых купцов.
После каждого боя с иностранцами китайские солдаты и офицеры немедленно получали денежные награды от своего правительства. Когда Тяньцзин был взят, английскому корреспонденту Сэвэдж-Лэндору удалось найти в брошенном ямыне вице-короля Юй Лу множество расписок китайских военных в получении наградных денег за победы, одержанные над иностранцами.
Так, майор Чэн Го Чунь получил за взятие двух американских пушек 50 лан. Полковник Ван И Цай за две головы американских солдат получил 100 лан. Одному из храбрейших офицеров китайской армии поручику Ху День Цзя, бывшему в отряде генерала Не, было выдано в разное время много денег: 8 июня, за три дня удачного боя — 3500 лан, 11 июня — 5000 лан, 19 июня — 2500 лан, 20 июня — 10,000 лан 16 июня дано генералу Не 60,000 лан жалованья для его войск. Наградных выдавалось каждому офицеру обыкновенно по 10 лан и более, а солдату — по 4–5 и более лан. Особые награды выдавались для сапер, строивших траншеи, для шпионов и т. д. Когда успехи иностранного оружия становились все значительнее и опасность для китайских войск усиливалась, награды также выдавались в усиленном размере.
Особенные награды выдавались вначале и боксерам, которые получали от правительства также боевые припасы и продовольствие. Семье убитого боксера полагалось 100 лан вознаграждения, а за раненого — 30. В одной расписке значилось, что вицекоролем Юй Лу было отпущено 3550 лан, по приказанию правительства, семьям убитых и раненых боксеров. Накануне взятия Тяньцзина Юй Лу выдал главному предводителю боксеров и добровольцев Чжан Те Чэну — 10,000 лан. Это была последняя сумма, записанная в ямыне вице-короля, который бежал со всеми чиновниками в день штурма Тяньцзина.
После того как вышел указ богдыхана от 8 июня, объявивший войну всем иностранным державам, те китайские губернаторы, которые особенно ненавидели иностранцев, сейчас же начали самое варварское преследование миссионеров и обращенных ими китайцев, живших в их пределах. Особенной жестокостью прославился Юй Сянь, правитель провинции Шаньси, смежной с Чжилийской провинцией.
Снова загорелись светочи христианства. [341] Снова повторились ужасы первых времен апостольской проповеди. Миссионеры, со своими женами и детьми, беззащитные и закинутые на расстоянии 200–300 верст от моря в дебрях Шаньдуна, Шэньси и Шаньси, где они имели свои школы, лечили, учили и приносили много добра китайцам, были замучены озверелой толпой. Их головы были выставлены в китайских кумирнях. Миссионерки были изнасилованы, замучены и обезглавлены. Их детей мучили и убивали на их глазах. Тела убитых были выброшены за городские ворота. Их школы и госпиталя разрушены и сожжены.
Губернатор Юй Сянь приказал привести к нему всех миссионеров, живших в главном городе провинции Тайюаньфу. Когда они были приведены, им было приказано пасть ниц перед губернатором. Затем два католических епископа и три миссионера были разом обезглавлены. Вслед за ними были казнены остальные мужчины, женщины и дети. Всего по приказанию Юй Сяня было казнено 37 миссионеров и 30 обращенных китайцев. Тела их были выброшены и ночью тайком погребены китайцами христианами, за что было замучено 200 христиан.
Всего было замучено и казнено в течение трех месяцев военных действий 68 протестантских миссионеров, в том числе 28 мужчин, 20 замужних женщин, 20 девиц и 25 детей. В этом списке более всего пострадали американские миссионеры. Сколько погибло протестантов-китайцев — в точности совершенно [342] неизвестно, ввиду гибели самих миссионеров, которые вели списки крещоных. Во всяком случае их нужно считать тысячами.
Удостоверено, что за это смутное время было убито 35 католических миссионеров, среди которых было 5 епископов, 28 священников и 2 сестры милосердия. Замученных и казненных католиков китайцев насчитывают от 15 до 20 тысяч. Более всего их погибло в Манчжурии.
Через несколько дней указ богдыхана, объявивший войну всем державам и истребление иностранцев, был отменен, и было повелено прекратить преследование миссионеров и их крещеных. В среде пекинского правительства произошел раскол. Одни высшие сановники, как, например, бывший посланник в С.-Петербурге Сюй Цзин Чэнь, Юань Чан и Цюй Юн И, были на стороне иностранцев и мира. Другие, преимущественно манчжуры, князь Дуань, Юй Сянь, член Верховного совета «Цзюньцзичу» Ган И, член Цзунлиямыня и министерства юстиции Чжао Шу Цяо, генералы Чжун Лу, Дун Фу Сян и Ли Бин Хэн — были против иностранцев и настаивали на необходимости продолжать войну всеми силами, чтобы прогнать вторгшиеся иностранные войска. [343]
Сюй Цзин Чэнь, бывший в России, хорошо знавший иностранцев и силу европейского оружия, представил горячий доклад богдыханше, в котором предостерегал от войны с иностранцами, предсказывая, что эта война кончится для Китая великим несчастьем.
Однако партия князя Дуаня взяла верх. Он и его друзья были уверены в непобедимости китайских войск, вновь обученных и вооруженных новейшими германскими пушками и ружьями. Сюй Цзин Чэнь был оклеветан ими за произнесение недостойных и дерзновенных речей и обезглавлен. По их приказанию, посольства в Пекине были осаждены, окружены баррикадами и траншеями, и все кварталы вокруг них выжжены. Было приказано стрелять по посольствам ежедневно и еженощно из ружей и пушек. Генералы Чжун Лу, Дун Фу Сян и Ли Бин Хэн заключили между собою триумвират и поклялись уничтожить всех иностранцев в Пекине.
Одновременно с бывшим посланником Сюй были казнены: Юань Чань — за три представленные им доклада, Цюй Ин И, Ли Шан и Ли Юань, советник министерства финансов, доказывавший, что Китай не в состоянии выдержать войну. [344]
Однако более благоразумные и осторожные члены высшего правительства, при всей своей фанатичной ненависти к иностранцам, понимали, какой ответственности и какому возмездию они подвергают Китай и его династию, если в самом деле было бы совершено возмутительное истребление членов иностранных посольств в Пекине. Чтобы с одной стороны не допустить этого, а с другой — дать некоторый исход ярости и изуверству боксеров и солдат, охваченных одним чувством мести и ненависти и требовавших уничтожения иностранцев, — было приказано не давать боксерам и солдатам новых опасных ружей и пушек, а вооружить их старыми ружьями, фальконетами и чугунными орудиями и позволить им исподволь бомбардировать посольства из подобных ружей и пушек, выстрелы которых большею частью давали перелет. Кроме того солдатам не было разрешено производить общего штурма и нападения на посольства, чего, конечно, не выдержали бы охранявшие их ничтожные десанты.
В течение всего июня месяца боксерское движение принимало все большие размеры по всему Северовостоку Китая, охватило Манчжурию, и князь богдыханской крови Чжуан был назначен главою всех ихэтуанцев. Перед своим домом в Пекине он соорудил жертвенник, вокруг которого производились казни осужденных. Таинственные общины ихэтуанцев, ввиду опасного положения государства, уже теряют свой прежний чудесный облик и превращаются в храбрые дружины добровольцев, главная задача которых не волшебные заклинания и упражнения, а бой с иностранцами и спасение родины.
В конце июня китайское правительство мобилизует Манчжурию и издает ряд распоряжений манчжурским цзянцзюням о том, чтобы они были готовы начать военные действия против России.
Чтобы не допустить иностранных войск до Пекина, китайским генералам, находившимся в Тяньцзине, приказано удерживать иностранные отряды перед этим городом во что бы то ни стало.
Однако с падением Тяньцзина и отступлением китайских войск к Бэйцану, пекинское правительство увидело, в какой опасности находится их столица, и поспешило заключить перемирие с осажденными посольствами и настойчиво предлагало посланникам выехать из Пекина под конвоем китайских войск. [345]
Не получив соответствующих инструкций от своих правительств и не имея оснований доверять благонадежности китайских войск и искренности предложений китайских министров, посланники отказались выехать из Пекина.
He желая, чтобы события Чжилийской провинции разгорелись во всекитайский пожар и вызвали войну 8 держав со всем Китаем, вице-короли южных провинций начиная от Шаньдуна приняли все меры, чтобы порядок и спокойствие в их областях не были нарушены и чтобы иностранные войска не имели никаких поводов войти в их пределы. Всем иностранным консулам ими были присланы успокоительные заверения. В самое тревожное время охрана европейцев в Шанхае была поручена русскому военному агенту полковнику Дессино, который сейчас же собрал отряд из десантов и волонтеров и составил план обороны европейских концессий в Шанхае. Южные вице-короли сдержали свое обещание. Кроме нескольких единичных случаев убийства миссионеров, все время пока продолжались смуты и военные действия на Севере Китая, Югь Китая оставался совершенно спокоен и нейтрален и ни войсками, [346] ни оружием, ни деньгами не помог ни Северу, ни его плененной и разграбленной столице.
Во время описываемых событий китайцы неоднократно уверяли иностранцев, что в Пекине воцарилось незаконное самозванное правительство, которое узурпаторски захватило власть, вызвало смуты и объявило войну державам. He может быть сомнения, что китайцы высказывали такое мнение с единственною целью оправдать и обелить события, разразившиеся в Пекине.
Вопрос о законности указанного правительства можно рассматривать исключительно с формальной юридической стороны, а с этой стороны законность нисколько не была нарушена и никакой противозаконной узурпации высшей власти в Пекине не последовало. Как и раньше, так и впоследствии государственными делами управляла вдовствующая богдыханша, а богдыхан попрежнему оставался в стороне от дел по слабости своего здоровья и попрежнему все государственные дела вершились его именем. Партия, преданная богдыхану и его реформаторским стремлениям, настолько малочисленна и слаба, что не имеет никакого влияния на дела империи, и действительной повелительницей Срединного государства была и остается попрежнему вдовствующая богдыханша Ситайхоу.
Лишь только в Пекине стало известно, что Россия и другие державы предполагают послать значительные отряды в возмущенную Чжилийскую провинцию, то для объединения государственных дел в одних руках в такое тревожное время, декретом богдыхана от 29 мая был назначен государственным канцлером и председателем Цзунлиямыня человек, который считался в те дни наиболее подходящим, решительным и испытанным лицом, преданным престолу — это был князь Дуань, дядя богдыхана и отец наследника престола.
Через 10 дней последовал указ богдыхана, объявивший войну державам и гонение на иностранцев. Когда правительство сообразило, чем может грозить Китаю этот указ, оно поспешило отменить указ тайными распоряжениями, но чтобы спасти государство от нашествия иностранных войск, оно продолжало энергично вести военные действия как в Чжили, так и в Манчжурии всеми средствами и всеми силами. До дня падения Пекина все распоряжения и повеления относительно обороны государства, и ведения войны исходили из Верховного совета в Пекине «Цзюньцзичу», председателем которого был князь Дуань. [347]
Можно осуждать образ действий пекинского правительства и признавать его ошибки и исключительность и незаконность принятых им мер, но нельзя отрицать, что за все время развития боксерской эпопеи оно оставалось законным центральным китайским правительством, что доказывают факты, а с этими фактами нужно считаться особенно на будущее время, ввиду возможности повторения подобного кризиса в Китае. [348]
Гонцы из Пекина
Заточенные в Пекине посланники и миссионеры постоянно пытались посылать в Тяньцзин китайских гонцов, которые с величайшей опасностью для жизни иногда доносили письма, но большая часть их была перехвачена китайскими солдатами и казнена. Все полученные депеши сообщали об отчаянном положении осажденных посольств, о постоянных нападениях и о необходимости скорейшего освобождения. От русского посланника ни разу не было получено ни одной депеши и все мы были крайне встревожены относительно судьбы русской колонии в Пекине, о которой не имели никаких известий.
Если посланцу удавалось ускользнуть от китайских войск, кольцом окруживших посольства, то ему было также трудно пробраться в лагерь союзников в Тяньцзине. Передовые посты не пропускали ни одного китайца, шедшего со стороны Пекина, так как среди таких китайцев попадались шпионы из китайского войска. Таким посланцам приходилось для своей безопасности пробираться ночью, прятаться в канавах и при встрече [349] с иностранными солдатами делать знаки, показывать письма и креститься, чтобы их приняли за христиан.
Самое тяжелое известие было получено 16 июня, когда гонец доставил коротенькую записку от директора китайских таможен Роберта Гарта:
«Командиру европейского отряда. Осаждены в Британском посольстве. Положение отчаянное. Торопитесь. Воскресенье 4 ч. дня.Р. Гарт».
Гонец объяснил, что это было воскресенье 11 июня (24 нового стиля). Но в это время в распоряжении союзников было всего 13 тысяч человек, с которыми они не решались выступить в поход, тем более что форты Тяньцзина еще не были взяты.
24 июня было получено известие через китайцев, что посольства еще целы. Китайские войска и боксеры в смятении. Боксеры не решаются приближаться к посольствам, так как их чудесная сила разрушена иностранцами. Если только у иностранцев достаточно пищи и оружия, то они могут еще долго держаться.
В русский лагерь однажды был приведен китаец, посланный из Пекина, по его словам, английским посланником с письмом. В виду опасности положения, его ночью по веревке спустили с городской стены, для того чтобы он не попался в руки китайцам в городе. Через 5 дней он добрался до передовых китайских войск возле Тяньцзина. Чтобы не быть ими замеченным, он целый день провел в канале, по горло в воде. Ночью он отправился по направлению к городу, но снова наткнулся на китайских солдат и должен был бросить свои сапоги, в которых он спрятал письмо английского посланника. Китайские солдаты его не тронули. Гонец был захвачен казаками и приведен в лагерь. Он показал, что все европейцы собрались в одном месте, в южной части Пекина. На городской стене поставлены 2 пушки, 1 английская и 1 германская, которые охраняют европейцев. Хотя европейцы и в огромной опасности, так как они окружены войсками князя Дуаня и генерала Дун Фу Сяна, но правительство Дуаня не решается трогать европейцев. Продовольствия у европейцев есть на 2 месяца. Гонец указывал, что с южной стороны города существуют в канале старые ворота, через которые европейским войскам будет легче всего войти в Пекин. К сожалению, этому совету тогда не придали должного значения. [350]
16 июля в Тяньцзин было доставлено письмо от английского посланника Клода Макдональда, который писал:
«Британское посольство. Пекин. 4 июля (21 июня) 1900.«Мы окружены китайскими императорскими войсками, которые стреляли в нас беспрерывно с 20 (7) июня. Мы отстаиваем следующую линию: Американское посольство и 60 ярдов по Южной стене Манчжурского города, Русское посольство, Британское, часть противоположной стороны, охраняемая Японцами, Французское и Германское посольства. Все остальныя посольства вне этой линии и таможенные здания сожжены неприятелем и развалины находятся в его руках. Его баррикады запирают нас со всех сторон. Неприятель предприимчив, но труслив. У него 4 или 5 пушек, одно 1-дюймовое скорострельное орудие, два 3-дюймовых и два 9 и 15-фунтовых, которыми они пользуются большею частью для бомбардировки. Наши потери по сегодняшний день: 44 убитых и почти вдвое больше раненых. Мы имеем продовольствия еще недели на две, но уже едим наших лошадей. Если китайцы не усилят своих нападений, то мы можем еще держаться несколько дней — дней 10, но если они выкажут решительность, то не более 4 или 5 дней. Поэтому нельзя терять времени, если необходимо предотвратить страшное избиение.
«Китайское правительство, если только таковое существует, ничего не сделало, чтобы чем либо помочь нам. Мы узнали, что все ворота заняты противником, но он не выдержит артиллерийского штурма. Легкий проход может быть сделан через шлюз-ворота канала, который мимо посольства проходит под Южной стеной Манчжурского города.
«Клод Макдональд».
В этом письме английского посланника есть чрезвычайно важное указание относительно самого удобного подступа в осажденные посольства. Как это ни странно, но неизвестно почему — англичане не сообщили об этой подробности письма начальнику русского отряда, желая вероятно воспользоваться данным указанием в свое время и исключительно в своих целях, что они впоследствии и сделали.
Если бы русские были предупреждены о существовании подобного подступа в посольства, то штурм Пекина принял бы совершенно другой оборот и не вызвал бы стольких потерь в русском отряде. [351]
18 июля в Тяньцзин пробрался гонец, посланный японским посольством из Пекина 10 июля и пробывший 4 дня в плену у китайских солдат. Когда он пробирался через ворота вышеуказанного канала, он был схвачен солдатами, но успел проглотить листок врученного ему письма. Он рассказал следующее. Через несколько дней после перемирия между посольствами и нападавшими китайскими солдатами, генерал Дун Фу Сян издал строгий приказ, чтобы никакие съестные припасы не доставлялись посольствам. Перемирие было начато китайцами с целью выиграть время. Из Пекина ушли в Бэйцан войска генерала Дун Фу Сяна, назначение которых препятствовать дальнейшему движению иностранных войск на Пекин. Ожидаются подкрепления с юга. По слухам, генерал Сун и вице-король Юй Лу представили богдыхану доклад, в котором настаивают на необходимости отбить обратно форты с помощью войск генерала Юань Ши Кая, Ли Бин Хэна и южных вице-королей. В этом смысле был издан соответствующий указ богдыхана в 29 день 6 луны (12 июля). [352]
Приезд генерала Линевича
Генерал-лейтенант Николай Петрович Линевич, командир 1-го Сибирского Армейского корпуса, Высочайше назначенный начальником Печилийского отряда, приехал в Тяньцзин 18 июля. Вместе с ним приехал его штаб и начальник штаба генерал-майор Василевский.
Старый боевой и славный кавказец, генерал Линевич, уже давно занес свое имя в русскую военную историю. По окончании Черниговской губернской гимназии, он поступил на военную службу в 1855 году в бывший запасной батальон Севского пехотного полка. В 1859–1864 годах молодой Линевич участвовал в Кавказской войне, дрался в Чечне и Дагестане и за отличие в делах с горцами был произведен в офицеры и получил первые боевые ордена. В 1877–1878 он дрался с турками, был в составе войск Карского и Кабулетского отрядов, нападал на турецкую батарею под фортом Мухлисо, был на разведке среди Андижанских высот и в кавалерийском деле у горы Большие Ягны, отражал турок на Муха-Эстатской позиции и атакуя турок на Цихис-Дзирских высотах был ранен одной пулей в руку, двумя пулями в ногу и контужен в бок. В эту войну он получил орден св. Георгия 4-ой степени. Сперва он командовал 2-м Кавказским стрелковым батальоном, затем 84 пех. Ширванским полком, 2-ой Закаспийской стрелк. бригадой, в 1891 произведен в генерал-майоры, в 1895 назначен командующим войсками Южно-Уссурийского отдела, a затем командиром Сибирского Армейского корпуса.
По прибытии в Тяньцзин нового начальника русского отряда, ему сейчас-же представились все командиры международных отрядов, которые отнеслись с должным вниманием и уважением к авторитету и военной опытности русского генерала. На третий [354] день после своего прибытия генерал Линевич вместе с генералами Стесселем и Василевским объезжал наши позиции и производил рекогносцировку передовых китайских позиций возле Бэйцана, в 8 верстах от Тяньцзина. С приездом генерала Линевича старшим в чине среди других командиров стал русский генерал, следующим за ним по старшинству был начальник японского отряда генерал-лейтенант Ямагучи, известный деятель последней японо-китайской войны.
Еще до приезда генерала Линевича командирами неоднократно обсуждался вопрос о необходимости безотлагательно приступить к походу на Пекин, ввиду угрожающих известий о положении посланников. Однако, мнения военноначальников расходились относительно цыфры войск, необходимых для этой цели. Одни полагали, что достаточно 20–25 тысяч солдат. Другие находили, что не менее 40 тысяч человек должны быть на лицо, для того чтобы китайские войска были рассеяны и связь между Таку, Тяньцзином и Пекином могла считаться обезличенной. Третьи советовали переждать периода дождей, который должен был наступить в конце лета и мог не только затруднить движение войск, но даже совершенно прервать всякое сообщение с Пекином на несколько недель. Японцы были готовы немедленно отправить на театр военных действий 30 тысяч своих войск, но не решались на такую меру, опасаясь неудовольствия со стороны России, Франции и Германии, которые не могли, конечно, желать, чтобы международное дело освобождения посланников и прекращения китайского пожара было сделано одними японскими руками, хотя Англия и Америка поддерживали намерение Японии.
Русские советовали только одно — не торопиться. Несколько раз англичане, американцы и японцы заявляли русским, что они должны немедленно выступить в поход, и приглашали русских присоединиться к их отрядам. Русские считали такое выступление преждевременным и отказывались. Союзники повидимому не решались двинуться вперед без русских — и поход откладывался. Наконец, раз англичане известили генерала Стесселя, что они безотлагательно выступают «завтра». Генерал Стессель ответил, что желает им «счастливого пути и всякого успеха», но присоединиться к ним не может, так как не имеет приказаний от своего начальства. Союзники очень рассердились, отложили экспедицию сперва на «послезавтра», а затем и совсем на неопределенное время. [355]
21 июля генерал Линевич пригласил союзных командиров на военный совет. Присутствовали все командиры и начальники их штабов. Председательствовал Линевич. На этом совещании, которое продолжалось несколько часов, было решено, по особенному настоянию генерала Ямагучи, на другой день ночью атаковать соединенными силами Бэйцан, в котором укрепились китайские войска. Русские, французы, немцы, итальянцы и австрийцы двинутся с правого фланга, а японцы, англичане и американцы с левого. Предположено окружить Бэйцан со всех сторон. Атакующие силы составят отряд в 15 тысяч человек. 6 тысяч интернациональных войск, под общим начальством полковника Анисимова, остаются в Тяньцзине для охраны города, ввиду возможного нападения со стороны вновь прибывающих китайских войск, недавно высланных по слухам из южных провинций. [356]