Содержание
«Военная Литература»
Дневники и письма

Эпилог

В своей хронике-трилогии «Трагедия на Балтике. Август 1941 г.» И. Л. Бунич в эпилоге сообщил очень интересные, правда, не всегда радостные факты о дальнейшей судьбе уцелевших в Таллинском переходе кораблей и многих их командиров. О судьбе «Суур-Тылла» -»Волынца» и его капитана он не сообщил ничего. Не гарантируя точность дат, воспользовавшись своим домашним архивом, поделюсь общими сведениями, которыми я располагал к завершению своей повести.

В конце июля или в августе 1966, а может быть, 1967 г. я приехал к своей матери в поселок Клязьма. Только вошел в дом, как мать позвала меня: «Смотри, передача из Таллина, и о вашем «Суур-Тылле» рассказывают.» Телевизор у матери был какой-то допотопный, на экране почти ничего не видно, но голос, рассказывающий о «Суур-Тылле», я узнал сразу (у меня хорошая слуховая память) — это был голос капитана «Суур-Тылла» Германа Яковлевича Тыниссоо! 25 лет я ни его, ни о нем ничего не слышал.

В тот же день написал письмо на Таллинскую телестудию. Представился и попросил сообщить «координаты» Германа Яковлевича. Ответа не было больше полугода. Затем пришло письмо с извинением в задержке ответа. Оказывается, корреспондент, которому было поручено мне ответить, был несколько месяцев в море. Сообщили мне адрес: улица Пресси, дом 4, кв. 1.

Написал Герману Яковлевичу письмо. Что-то долго не было ответа. А в начале мая 1968 г. от НИИЭМ им. Н. Ф. Гамалеи, в котором я тогда работал, в Таллин отправилась туристическая группа, в которой, конечно, был и я. Пребывание в Таллине всего три дня, 8–10 мая, программа очень насыщена от экскурсий по городу и ближайшим окрестностям (монастырь ордена святой Бригитты, лесное кладбище) до [335] вечерних представлений стриптиза, о чем в Москве мы только могли слышать. Попутно ищу улицу Пресси. К моему удивлению, даже экскурсоводы не знают. На картах, вернее, на схемах города, которые у меня были, такой улицы нет.

Наша группа была размещена в гостинице в районе Копли, точнее, Пельгуранна. Название ее не запомнил. Спросил утром на второй день у швейцара гостиницы. Тот, во-первых, сразу же поправил мое произношение названия улицы — не «Пресси», а «Преезн», что в переводе «Пряжка» или «Брошь». А во-вторых, эта улица совсем недалеко от гостиницы, на ней, действительно, живут многие старые капитаны, и он объяснил, как до нее доехать от гостиницы: автобусом 26 или 31 по улице Сыле до остановки у перекрестка с Колде пуэстее, а там каждый покажет.

Вечером, после экскурсий, отправился на поиски улицы и дома капитана. Улица Преези параллельная ул. Сыле, между улицами Колде пуэстее и Харьяпеа. Очень коротенькая — метров 300–350. Почти вся улица застроена однотипными деревянными домами с мансардами. Вокруг каждого дома небольшой зеленый участок. Дом № 4 оказался около пересечения улицы с Харьяпеа. Хотя было уже около 9 вечера, но достаточно светло, и я сфотографировал этот дом на остававшиеся в фотоаппарате два кадра. Но когда я постучал в дверь, никто мне не открыл и не ответил — дома, похоже, никого не было. Потоптался еще немного около дома и вернулся в гостиницу.

Следующий день — последний день нашего пребывания в Таллине. Возвращаясь в гостиницу, передал ненужный уже фотоаппарат с заснятой пленкой жене, а сам, для экономии времени, сошел на нужной мне остановке и знакомым путем к дому № 4. В доме опять никого. Пошел обратно к остановке автобуса. Около одного дома копается в саду пожилой мужчина. Спросил у него: не знает ли он, где жители дома № 4. «А кто вам нужен?» «Герман Яковлевич Тыниссоо». «Херман Яковлевич, — поправляет мое русское произношение мужчина, — живет в доме № 41». Вот те на! Это на другой стороне и в другом конце улицы. Дом, по-видимому, разделен вдоль на две половины, т.к. две входные двери рядом. Звоню в правую. Слышу приближающиеся шаги. Открывается дверь, и я чувствую, как моя бородатая физиономия расплывается в радостной улыбке. Он почти не изменился за прошедшие 27 лет. Я бы сразу узнал его при [336] случайной встрече на улице. «Тэрэ, Херман Яковлевич!». «Тэрэ, а вы кто?» Он, конечно, не может узнать в бородатом сорокалетнем мужике 16-летнего мальчишку. Представляюсь: «Бывший сигнальщик с «Суур-Тылла». «Так это вы мне письмо прислали, на которое я еще не ответил? И адрес на нем был неправильный. Заходите, будете гостем.»

Я поднимаюсь за хозяином в мансарду. Здесь у него в комнате, площадью метров 15–18, мастерская. У меня перехватило дух, глаза разбегаются: сколько тут интересного, сколько разнообразного инструмента! Спустя 32 года после встречи со своим капитаном (осмелюсь так называть его) я, конечно, не мог бы вспомнить все детали его мастерской. Но, вернувшись в гостиницу, я записал в блокнот более-менее подробно и обстановку мастерской и рассказ капитана о годах, проведенных в России до окончания войны.

У окна мастерской стол-верстак. На небольших столах против двери — незавершенная модель корвета XV века и несколько парусников. На стене несколько рисунков парусников, десяток грамот за участие в [337] выставках моделей парусных судов с 1922 до 1948 год (более поздним места не хватило). Над дверью в общей раме десятка два открыток цветных и черно-белых, с изображением парусников и кораблей. А рядом, в такой же большой раме, три различных женских фото. Просто чьи-то женские лица, фигуры. На стене справа от двери и в шкафу — сотни различных инструментов. Почти в центре комнаты, на столике миниатюрный токарный станочек для сверления отверстий, диаметром до 4 мм. А рядом электрическая дрель, приспособленная для сверления в горизонтальном положении.

Моделирует он с 20 лет. Создал 40 моделей. Многие модели заслуживали призы в Москве — самоходные парусники. Модели, главным образом, находятся в разных музеях, но больше всего в музее рядом с башней «Толстая Маргарита», что на улице Пикк. Модель «Суур-Тылла», которая стоит в башне на втором этаже, Герман Яковлевич изготовил еще в 1922 году, не зная и не ведая, что через 17 лет станет его капитаном. А капитаном он стал в 16 лет, командуя небольшим парусником, доставляя с о-ва Сааремаа строительный камень в г. Пярну. Затем лет 15 водил гидрографическое судно.

Меня очень заинтересовали его маленькие модели парусников, находящиеся внутри бутылок. Один парусник был в молочной бутылке, другой — в узкогорлой водочной. Как он их туда поместил? Ведь ширина их корпусов и высота мачт соответствуют внутреннему диаметру бутылок. Герман Яковлевич хитро улыбнулся такой знакомой улыбкой и пояснил, что для модели в молочной бутылке — очень просто. Модель собирается на столе. Весь ее рангоут и такелаж изготавливается так, что может складываться на палубе вдоль судна. От концов мачт, рей, бушприта и другого рангоута, нитки через систему блочков выходят пучком к носовой части судна. Через горлышко бутылки модель вводится внутрь со сложенным такелажем. Затем, потягивая в определенной последовательности за кончики ниток, выступающих из горлышка бутылки, поднимают мачты, разворачивают реи, придают нужное положение всему такелажу и снастям и фиксируют их в этом положении. Помещение модели в водочную бутылку, у которой горлышко значительно уже, чем у молочной бутылки, задача более сложная: корпус судно приходится распиливать вдоль, чтобы половинки его [338] с необходимым такелажем могли пролезть в горлышко по очереди. И уже в бутылке они стыкуются и склеиваются.

Я поинтересовался, где он достает все миниатюрные детали разной величины, которые установлены на моделях, — кнехты, шпили, брашпили, ванты, якорь-цепи и многое другое. Ни в Москве, ни в Ленинграде, да и в Таллине я не видел в продаже таких вещиц. Оказывается, его младший брат, кажется, в начале второй мировой войны, уехал в Швецию, живет там и присылает оттуда, часто оказией, всю эту «мелочовку» для моделей. Там ее давно выпускают и для внутренних нужд своим моделестроителям, и на экспорт. Мы, конечно, такую «ерунду» закупать не будем. Наша «голь» на выдумки хитра, сами что надо из чего-нибудь изготовим. На изготовление, в среднем, одной модели уходит год, но на некоторые — 3–5 лет. Последняя модель, над которой он сейчас работает, корвет XV века, считает последней своей моделью. Последние годы он работает в мастерской ежедневно по 10 часов. Устают и глаза, и руки, которые стали не такими послушными, как в былые годы.

Закончив осмотр и разговор о моделях, я попросил Германа Яковлевича рассказать о его житье-бытье после ухода с корабля 25 октября 1941 года. Вот краткое изложение его повествования, которое я записал, [339] вернувшись в гостиницу: «В начале ноября нас попытались перебросить через Ладогу, но корабли уже не ходили — Ладога замерзла. 19 ноября меня и еще несколько человек на самолете перевезли в Ярославль, а оттуда через ряд этапов — в Челябинскую область, где назначили командиром взвода в 166 стройбат, который строил дороги. Когда в стране стали создавать национальные корпуса для фронта, меня вызвали в Свердловск. Но там выяснилось, что у меня нет военного образования, и я был уволен в запас.

После долгих поисков пункта, где бы осесть, жить и работать, добрался до старинного богатого эстонского села за Волгой. Работа там была, но вот хлебом обеспечить не могли. Окончательно осел примерно в 28 км от Ульяновска. Работал столяром. Стал выписывать эстонскую газету, которая издавалась в Москве. Во второй половине 1944 года получил письмо из Министерства морского флота Эстонии из Москвы с просьбой сообщить — я ли капитан Тыниссоо. Оказывается, мою фамилию нашли, просматривая список подписчиков на эстонские газеты. Затем министр морского флота Эстонии вызвал меня в Москву. Очень долгие и трудные хлопоты по получению пропуска в Москву, который на всем пути в Москву и в самой Москве так никто и не потребовал.

В Москве дали 3000 рублей, выдали хороший костюм, реглан и все прочее. Назначили капитаном Таллинского порта, и вскоре после освобождения города я прибыл в Таллин. Работал на этой должности года три и одновременно преподавал в мореходном училище. Затем совсем перешел на работу в училище, т.к. мой непосредственный начальник очень мешал моей работе — придирки, нервотрепки, по мелочным вопросам вызывал ночью из дома.

В 1955 году, после смерти жены, я ушел на пенсию. Со мной живут дочь и внучка. При оформлении пенсии преградой явился мой орден, полученный еще от буржуазного правительства за добросовестную службу родине. Только специальное постановление Совета Министров республики прекратило эту возню.» Дом, в котором он живет, построен в 1933 г. по городскому проекту, как и остальные дома на их улице. Площадь его 68 кв. метра.

3 часа пролетели незаметно. Как я жалел, что не было со мной фотоаппарата и что не купил, идя в гости, бутылочку коньяка. Правда, шел [340] без стопроцентной уверенности, что застану капитана дома, а когда его увидел, то уже и не вспомнил об этом до самого расставания.

Из статьи «Стальной герой», опубликованной в газете «Советская Эстония» от 23 ноября 1974 года, я узнал, что Герман Яковлевич недавно умер. Было ему 83 года.

Ну, а какова судьба самого «Суур-Тылла»- «Волынца»?

Примерно до 1948 г. корабль оставался в составе дважды Краснознаменного Балтийского флота, а затем передан Балтийскому морскому пароходству. Работал в районах Ленинграда, Кронштадта, Таллина. В начале 50-х годов его переоборудовали на мазутное топливо, вместо угольного. В 1989 г. корабль передан Государственному морскому музею ЭССР. В 90-х годах в очередном длительном ремонте кораблю постарались вернуть его первоначальный вид, который за прошедшие 80 лет претерпел определенные изменения. В настоящее время «Суур-Тылл» является филиалом морского музея Эстонии и находится на вечной стоянке в Таллине, что подтверждает цветной снимок, который прислал мне мой младший брат.

Мой брат, Алексей Иванович, капитан 1 ранга в отставке, по моим следам в 1944 году поступил в Военно-морскую спецшколу, но дальше пошел тем путем, которым не удалось пройти мне. Окончил Высшее военно-морское училище им. Фрунзе и большую часть своей флотской [341] службы прослужил на Балтике на тральщиках. Почти 20 лет эти героические маленькие корабли очищали Финский залив и Балтийское море от немецких и наших мин. Последние годы брат был командиром 94-й Краснознаменной бригады траления и, уйдя в отставку, остался жить в Таллине и не порывает связей с флотом: является членом правления «Клуба ветеранов флота», возглавляет ветеранскую организацию бригады траления. Благодаря его хлопотам, больше 20 человек, служивших в его бригаде, получили боевой знак «За боевое траление». Награжденные этим знаком по льготам приравнены к участникам Великой отечественной войны. В «Клуб ветеранов флота», кстати, принят и теперешний капитан «Суур-Тылла» Олаф Ваармаа. Через брата он тоже просил меня прислать некоторую информацию о корабле. В частности, места установок орудий и пулеметов и прочее.

Брат все статьи и заметки о «Суур-Тылле» в местной печати пересылает мне. В 1989 г. в газете «Советская Эстония» из заметки «Отзовитесь, моряки с «Суур-Тылла», узнал, что комитетом ветеранов этого корабля приглашаются на встречу бывшие моряки «Суур-Тылла». Позже организаторы встреч опубликовали списки разыскиваемых бывших членов команды. Членов так называемой комендантской команды, которая служила на корабле с 1 июля 41 по 5 августа 42 года в этом списке, естественно, не было. Поэтому я и не подавал о себе никаких вестей.

Директором филиала морского музея на «Суур-Тылле» оказался сослуживец моего брата по бригаде траления. Он, оказывается, собирает материал для книги об истории «Суур-Тылла» и, узнав от брата, что я служил какое-то время на этом корабле, прислал через брата мне письмо в конце 96 — начале 97 года (даты на письме не было, а письмо брата затерялось). Вопросы, поставленные в письме, довольно любопытны своим нехорошим «душком». Думаю, что они стоят того, чтобы привести их полностью вместе с коротким письмом.

«Уважаемый Владимир Иванович. Говоря откровенно, я счастлив, что удалось найти Вас — одного из первых военных моряков 1941 г. на нашем ледоколе. Прошу принять низкий поклон моряка и историка.

Забудьте на время, что вы солидный офицер-медик, вернитесь воспоминаниями в свою флотскую молодость, станьте на время краснофлотцем-комендором и попытайтесь как можно детальнее уточнить: [342]

— Все, что связано с появлением коменданской команды на ледоколе, откуда поступило орудие и якобы всего 100 снарядов.

— Что помните по Таллинскому переходу 28–29.08.41 г. О капитане X. Тыниссоо, старпоме О. Равдмаа, военкоме Линиче (якобы последний, паникуя, хватал штурвал, мешая маневрам судна. Известно, что впоследствии он был снят за бездеятельность и даже за что-то посажен).

— Как была снята 25.10.41 г. эстонская команда и как потом «надежный» советский экипаж сорвал 2–5.11.41 г. переход на Ханко, т.к. не умели держать пар в котлах, едва дошли до Гогланда и обратно.

— Любая информация о размещении пулеметов и орудий (первоначально).

Нужны только конкретные факты безо всяких пояснений военной и политической обстановки. Если бы мы могли встретиться — показал бы Вам весь материал, что удалось найти о ледоколе в архивах. С глубоким уважением В. Копельманн, историк мореходства Эстонии.» Особенно меня удивили и возмутили второй и третий вопросы. Можно было, конечно, ответить телеграфным стилем: «Получили снарядов не 100, а 564. Военком Линич за штурвал не хватался и снят был не за бездеятельность. По плану ходили не на Ханко, а на Гогланд». Были ли такие ответы убедительны? Конечно, стал искать свои дневники, рыться в них, хотелось максимально [343] объективно и подробно ответить на эти вопросы.

И вдруг — выход «Таллинского перехода» Бунича, встреча и беседа с ним, о чем подробно изложено на первых страницах данной повести. Подумал что, если мне удастся что-то написать, то в этой повести будут даны ответы на все вопросы, поставленные мне директором филиала морского музея.

Мне бы очень хотелось посмотреть вахтенные журналы «Суур-Тылла» за первый год войны, но, наверное, до 25 октября 41 г. он велся на эстонском языке, а если есть более поздние на русском, то директор филиала музея не дает их даже нынешнему капитану «Суур-Тьлла» Олафу Ваармаа.

О военкоме капитан-лейтенанте Владимире Яковлевиче Линиче в моей повести написано достаточно много и подробно. И мое отношение к нему не «теперешное», а высказано в дневниках тех лет. Насколько мне удалось вспомнить старые вести-слухи и узнать кое-что в более поздние годы, после ухода с корабля служба и жизнь В. Я. Линича были сложные. До конца 1942 г. еж командовал какой-то артиллерийской батареей под Ленинградом, в конце 42 или в начале 43 года что-то случилось, и его разжаловали в рядовые и направили на фронт в штрафную роту на 3 месяца. Через 3 месяца его восстановили в воинском звании и в середине 1943 г. назначили командиром БЧ-2 на ледокол «Молотов». В 1944–45 гг. он служит в различных отделах тыла Балтийского флота. В 1944 г. получил звание капитана 3 ранга. В 1948 г. увешен в запас по возрасту — 50 лет.

Список иллюстраций