На Гогланд за ханковцами
В 1.30 нас разбудили — отдаем швартовы и идем к Масляному буяну. В 4 часа снова разбудили — швартоваться. Встали почти у самого завода, недалеко от Геологического Института.
С 6.30 я дежурю рабочим по камбузу. Ну и изголодавшийся народ — хлеб едят в неимоверных количествах. Весь день вертелся как белка в [173] колесе. Нам скоростным методом готовят на баке крепления для двух 76-мм орудий.
Разобрали динамо. Командование Отряда требует за 5 дней исправить машины и установить 76-мм орудия. Работаем весь день. На корабль наведывается много начальства. Прибыли еще 6 человек: машинисты, рулевой, штурманский электрик, командир арт. погреба (!) и хим. инструктор (!).
В 13 часов поехали со штурманом в Гидроотдел порта. Похоже, что мы куда-то собираемся идти, т.к. все нам нужное распорядились выдать. Ушли из порта в 18.30. Пошли на корабль пешком. Тревога. Пока были в порту, был обстрел, но куда-то по центру города. А сейчас по Адмиралтейству. Снаряды рвутся рядом со зданием. На нашем судне полным ходом идет бункеровка. В помощь нашим с «Ермака» дали 30 человек. Работали всю ночь...
Сегодня прибыло человек 20: машинисты, котельные машинисты, рулевые, палубные, сигнальщик и др. и временно переданы с «Ермака» 7 комендоров. Теперь у нас всего около сотни или немного больше человек. Еды, наверное, нехватка, т.к. в кают-компании питаются человек 35, большая часть «береговиков».
Слух, что завтра в 19 часов куда-то уходим. Я думаю, что кого-нибудь куда-нибудь буксировать. Льда еще нет, поэтому как ледоколу нам еще нечего делать.
Сегодня, пока были в городе, купил «Жизнь» Мопассана.
С утра суматоха: спешат закончить бункеровку, надо установить две 76-мм и одну 45-мм пушки. Привезли теплое белье, продовольствие на 10 дней и 120 л водки (очевидно, из расчета по 100 г на 120 человек на 10 дней), несколько тонн машинного масла, плотики спасательные из бочек и прочее. Глубинные бомбы и подрывные патроны, установленные на судне в сентябре, вытащены из машинных и котельных отделений, из трюмов и увезены. На корме установлены дымовые шашки. Часть боезапаса поднята к орудиям.
Теперь у нас 3 орудия «четвертушки» и одно (мое) — «полуавтоматика» составляют батарею. Все комендоры расписаны по орудиям. Я остался наводчиком на «своем» орудии. Мой боевой номер 2–22–3, что означает: 2-ая боевая часть, вторая смена, второй номер, третий боевой пост. Командиром орудия Николай Панов.
Два раза бегал на «Ермак» за пишущей машинкой. А то машинистка есть, а машинки с нашим шрифтом нет. [174]
Два дня не мог закончить письма домой и Димке Рождественскому. Сегодня закончил и отослал.
В 19.00 сходни убрали, якорь выбрали, но буксир никак не может сдвинуть наш нос — загрузились так, что сели крепко на грунт. Наконец с помощью нашей носовой машины раскачались и поползли к середине Невы.
Мне в 01.00 заступать рассыльным в кают-компанию, Суворову — в штурманскую рубку. Опять покоя не будет. В 21 час вышли своим ходом в открытый Морской канал. Ход был 7–8 узлов. Пошел поспать часика три.
В 0.30 разбудил Попов. Мы уже стоим в Кронштадте на Малом рейде. Поблизости стоят лидер «Ленинград» и эсм. «Сметливый». У каждого орудия на них по два человека. Значит, и у нас должно быть также.
В 1.50 снимаемся с якоря и идем к Гогланду. Впереди нас идет какой-то эсминец, сзади тоже вроде бы эсминец. По сторонам пока вижу только два катера. Ход 9,5 узла. Спустился на свой сегодняшний пост — в кают-компанию. Пока все тихо. Клонит ко сну. Чтобы не уснуть сидя, встаю и прохаживаюсь то по правому, то по левому коридорам перед кают-компанией. Но вот в некоторых командирских и старшинских каютах послышались голоса, которые все усиливались, зазвучал смех и явно не трезвый! Э, да там пьянствуют! Прислушался — точно, пьют. Вот уже начали «кучковаться» — перемещаться из каюты в каюту. Вот трое настойчиво стали стучать в дверь каюты, где живут трое наших вольнонаемных женщин.
С мостика спустился военком в мокрой кожанке. Увидев у меня на рукаве «рцы», спросил: «Как дежурство?» «Все пьют, товарищ военком». «Чтооо?» «А вы послушайте». В одной из кают в это время затянули пьяными голосами какую-то песню.
Военком быстро направился к этой каюте, а я деликатно перешел в коридор на другой борт.
В 3.00 вышел на палубу. Впереди эсминца уже нет. Сзади идет «Суровый», по бокам 4 торпедных катера. Погода благоприятная: то дождь, то снег. Когда подходили к Лавенсаари, начало потихоньку расцветать. В 5 часов моя смена благополучно закончилась, и до 7 часов я поспал. С 7 часов стоим в готовности № 1 у орудий, которые заряжены и поставлены на «поход». Очевидно, недавно был шторм, т.к. мертвая зыбь еще немного покачивает. С эсминца попросили прибавить ход. Ответили, что стараемся, но под парами только 4 котла и те пар плохо держат.
В 14 часов встали на рейде с восточной стороны Гогланда. Переход прошел благополучно. На рейде 4 эсминца, минзаг «Марти», 7 БТЩ, [175] «охотники», торпедные катера, у причала стоит какой-то транспорт.
У южной оконечности острова видны два транспорта, выбросившихся на берег. Я их видел утром 29 августа с главного фарватера.
После обеда в 15 часов лег спать. Примерно в 16.30 какие-то разговоры в кубрике. Смотрю: за столом сидят четверо красноармейцев. Я сначала со сна ничего не соображаю, не обратил на них внимания и снова уснул. Но вскоре сон прошел, я сполз с койки и шутя представился. Оказалось, что они с Ханко. Сейчас их к нам пересадили с БТЩ. Через некоторое время к борту подошел еще тральщик с красноармейцами. Всего приняли человек 550 в полном боевом снаряжении. У большинства автоматы и полуавтоматические винтовки, «максимы».
К обеду нам сегодня дали по 100 г водки. Это, похоже, те, что остались от 120 литров. Оказывается, всему командованию и старшинскому составу выдали каждому всю десятидневную порцию водки, т.е. по литру. А нам, чтобы не спились, планировали ежедневно выдавать по 100 г. Вскоре два эсминца снялись с якорей и ушли в Кронштадт. В 17.30 двинулись и мы. Никакой охраны нет. Все расчеты стоят у пушек в немедленной готовности. Взошла луна. Похоже, сегодня полнолуние. На небе ни облачка. Это дрянь. Ход узлов 9–11. Северо-восточный ветер довольно холодный и развел хорошую волну. Иногда волна заливает полубак, сползает на бак и даже заливает по ствол наши орудия. Прячемся за кранами и на решетках за первой трубой. Стволы наших двух орудий на левом борту развернуты перпендикулярно борту под углом 45 °, т.е. в сторону Финского берега. Внезапно, когда у нашего орудия никого не было, т.к. все были за трубой, наше орудие рявкнуло и белая трасса снаряда пошла высоко к финскому берегу.
С мостика вопрос: «Кто приказал стрелять?» «Никто, оно само выстрелило», — отвечает Панов. «Как это само? Командир орудия на мостик!» Панов вернулся красный, но что он мог сказать в свое и наше оправдание? Никто из нас не видел, чтобы кто-то подходил к орудию. Осмотрели рукояти спуска: нет ли шнура, за который можно было дернуть спуск из какого-нибудь укрытия. Никаких даже остатков шнура не обнаружили.
Перед Красногорским рейдом около 5 утра нас нагнал минзаг «Марти» и, сбавив ход, пошел впереди нас до Кронштадта. На Малом рейде немного постояли, выясняя, что делать с нашими «пассажирами» и, получив указание, двинулись в Ленинград. Время уже седьмой час, начинает светать. Залив за Кронштадтом встретил молодым льдом, толщиной, наверное, не больше сантиметра. Впереди идет «Марти», но звон колющегося его форштевнем ледка слышен и у нас. Вид залива по сторонам [176] фарватера — огромное чистое зеркало. Справа по борту четко чернеют высокие берега Петергофа. Видимость отличная. Удастся ли благополучно проскочить? Немцам грешно не воспользоваться такими мишенями. И точно. Вспышки орудийных выстрелов на берегу, и через 3–4 секунды столбы взрывов уродуют зеркальную поверхность льда. Звон осколков на льду — полное ощущение звона разбитого стекла.
Бьет одна четырехорудийная шестидюймовая батарея. И бьет пока по «Марти». Два залпа недолета. Вдруг с «Марти» тоже залп из четырех стотридцаток по берегу. «Марти» дает полный ход, уходит от накрывающего залпа и через несколько минут влетает в закрытую часть Морского канала. Теперь немцы переносят огонь на нас. Большой перелет, перелет ближе. Мысль: «Почему молчат форты Кронштадта? Разве там не видят, что нас расстреливают?» Еще залп. Сильный взрыв под спардеком по левому борту. Крики раненых. Наш расчет за первой трубой с левой стороны и до места взрыва снаряда сравнительно далеко — метров 30. Дымовые шашки, что у нас на юте, помочь нам не могли, т.к. ветер отнес бы дым за корму к южному берегу. Вот если бы дымозавесу поставили с «Марти», то она бы нас скрыла, но «Марти» уже входит в Ленпорт. Наконец доносится гул орудийных залпов за кормой. «Заговорили» форты Кронштадта. Наконец-то. Немцы успели дать по нам еще два залпа и замолчали.
Я поднялся на спардек посмотреть, куда попал снаряд? Он попал в левый задний угол палубы спардека, под которым находилась продовольственная кладовка для хранения хлеба. И разорвался среди буханок хлеба, превратив их в крошево. Этот хлеб значительно снизил урон от взрыва. Были ранены только двое: наш электрик старшина 2-й статьи Колк, легко, и тяжело — красноармеец, — находившиеся поблизости. Осколками повреждена шлюпка на спардеке и кормовой мостик. Наиболее шустрые успели по одной-две буханки прихватить в кубрик. А наша служба снабжения на законных основаниях списала большую часть хлеба, как уничтоженную фашистским снарядом. Хлеборез же еще несколько дней ругался, натыкаясь при резке уцелевших буханок на осколки снаряда.
В 8.30 вышли из морского канала и ушли в Неву. Хотели встать у набережной около моста Лейтенанта Шмидта, рядом с «Ермаком», но снова сели на мель, на которой сидели второго числа перед выходом на Гогланд. Около часа, работая на разных режимах всеми машинами, сами сползли с мели и встали рядом с «Марти». Распрощались с нашими пассажирами. Комендоры, которые были переданы нам с «Ермака» на этот переход, вернулись к себе.
В 14 часов перешли на новое место на этой же набережной, где уже [177] стоят «Адмирал Бутаков» и «Молотов».
До ужина занимались приборкой. Все-таки более полутысячи человек находились на судне около суток.
Сегодня боцман, осматривая спасательные шлюпки, обнаружил в одной килограмм 9 сливочного масла. То ли это входило в НЗ, то ли кто-то запрятал. Доложил об этом старпому. Тот дал распоряжение — передать в кают-компанию. Но когда об этом узнал военком Гашук, приказал передать на камбуз для всей команды. Конечно, все мы соответственно оценили это его распоряжение. Вечером объявлена благодарность машинной команде и службе снабжения за обеспечение перехода на Гогланд.