Холодный ветер, метель, много тревог. Немцы в Сходне — 30 км от Москвы. Они не взяли Яхрому и стоят в 20 км от Каширы. Беженцы на Подсолнечной рассказывают, что на пути у немцев все сжигается. В свою очередь, их танки в деревнях, боясь, очевидно обстрела, идут прямо сквозь дома, так что от деревень ничего не остается. Матери теряют детей и т.п.
Моссовет запретил пользоваться электропечами. Я взял у доктора из КСУ бумагу о том, что печь мне нужна для ног, чтобы мне разрешили ей пользоваться. Мосэнерго отказал, но Моссовет разрешил, сказав, что в Москве на электростанции оставили лишь один двигатель, а остальные увезли. Если он выйдет из строя, а немцы возьмут Каширу или разрушат ее, то мы останемся без света и тепла. У нас в доме два корпуса уже без отопления, так как новые неумелые истопники заморозили трубы, но нам повезло: у нас пока топят. Снабжение (норма) осталось на декабрь прежним, но все же дела изменились.
Немцы еще далеко от Москвы, в Ливии им туго, а под Ростовом их, очевидно, разбили довольно сильно, никогда у них не было еще такого неблагоприятного стечения обстоятельств. Интересно, как обстоят дела с нашими резервами. Вероятно, в случае сильного и одновременного удара немцы покатились бы назад. Декабрь вступает в силу, и их армия, оставшаяся в полях, отдаленная от баз, связанная нашими дорогами, расходующая остатки бензина и, главное, не имеющая ясной, достижимой цели — должна решать трудную задачу.
За окном постреливают, но слабо. Это — преимущество нашего положения в центре. На окраинах стреляют так, что вылетают стекла, а бомбы все-таки падают. А характерный гул немецких самолетов мы слышим гораздо реже, чем в Пушкине. Говорят, что все Подмосковье сплошь укреплено и минировано, всюду войска, и хотя порядка у них мало, но пройти к Москве немцам невозможно. Дисциплина строжайшая. Какая-то часть понесла большие потери и без приказа отошла. Все командиры ее были расстреляны. Впечатление такое, что на этот раз мы устоим. Правда, как раз сегодня в комплекте «Правды», которую я просматривал для своей брошюры, мне попалась статья о том, что Киев никогда не будет немецким...
Говорят, что в нем неожиданно ночью объявили по радио, что в два часа ночи Красная Армия уходит. Жителям было предложено итти с ней, но без всяких вещей, так как транспорт отсутствовал. Как-то раз немцы ворвались в Киев и на улице, рядом с идущим трамваем, появилась танкетка (немецкая), но немцы были отброшены. Вообще они обычно не берут города штурмом, а обходят их. Соня была у каких-то знакомых и смущена их настроениями.
Вчера и сегодня — тихо. Опять началось под Москвой наступление, и самолеты, очевидно, заняты на фронте. Вторая волна немецкого наступления вряд ли будет сильнее первой, но она может привести к самой Москве, чтобы не сказать более. Говорят, что в Химках, например, уже военная обстановка, слышна канонада, стоят тяжелые орудия, стреляющие в немцев, уезжают грузовики с красноармейцами уже на позиции. Коммунисты готовят партизанские отряды, получают фальшивые паспорта, явки и т.п. У нас в Пушкине расквартированы красноармейцы, на ершовской половине 12 человек, у нас нет, так как наша половина закрыта. Красноармейцы голодные и продают на базарах то, что плохо лежит на дачах, им предоставленных. В Пушкино привозят много раненых. Вчера приходил ко мне полковник из Пур'а насчет моей брошюры. Лицо у него совершенно некультурного человека, так же, как и манера говорить. Присылали из ИФЛИ насчет поездки в Ашхабад. Об этом я начинаю думать, так как положение под Москвой, очевидно, затянется надолго, если ее вообще не возьмут. Так как немцы реквизируют продукты, то мы быстро расстанемся с милой жизнью, даже в том случае, если нас и не пристрелят. В руках немцев Крюково, Сходня. Вторая волна немцев всех огорчила. Надеялись, что на третьей неделе они выдохнутся, но я предполагал, что 50 дивизий должны иметь гораздо больший запас терпения, чем те 17, что шли в октябре. Говорят о большом количестве жертв среди подмосковного населения, остающегося в районе боев. Война вызывает чувство величайшего отвращения. Стоят чудесные лунные зимние белые вечера, но так странно вечером выйти во двор, тихий и белый, потому что все равно нельзя свободно вздохнуть. Успех под Ростовом большой, но вряд ли он повлияет на наше положение под Москвой. Кроме как задержит, может быть, подвоз новых резервов. Вообще, с точки зрения общего хода войны немцам никогда не было так туго, но лично нам, в свою очередь, никогда не было столь трудно представить себе свою дальнейшую судьбу!
Ясный солнечный морозный день. То и дело стреляют. Судя по газетам, немцы километрах в 20-ти около Химок!.. Нажим их, очевидно, очень силен, но тон газет спокоен. Пожалуй, это верно: немцы сильны маневром. Под Москвой же им приходится идти в лоб. Кроме того, зима уменьшает роль техники и увеличивает роль человека, уравнивая шансы. Говорят, что 5-го откроют коммерческие магазины, а с января начнутся занятия в школах.
Положение с моей машиной — без перемен!
Кончил свою брошюру. Завтра отдам. Сейчас началась сильная стрельба, и дали тревогу.
Усиливается мороз. Утром 26оС, к вечеру, пожалуй, и больше. Жутко представить — что делается на фронте в такую стужу. Даже легкие раны в таких условиях — смерть. Но все же и это, скорее, в нашу пользу: ослабляет технику, ставит перед немецким солдатом бoльшие трудности, чем перед русским, — «мы привышные». Днем ясное небо, в котором перекрещиваются белые линии, оставляемые высотными самолетами, их не видно, но виден возникающий в небе след.
Опубликована декларация о союзе Польши и СССР, составленная в весьма расплывчатых выражениях. С. Сахарский мыслит эту войну как войну демократизма, против тоталитаризма. Этот чудак никак не научится говорить впопад.
Сдал свою брошюру. Просили написать еще, о прошлой войне. С удовольствием стал собирать материал.
В газетах — туманно: удар немцев на Тулу, предсказания еще более яростных атак, с другой стороны — статья о том, что немцы под Москвой расходуют последние силы и т.п. Тем не менее, невзирая на статьи, они, говорят, в 17-ти км от Москвы на Ленинградском шоссе.
Днем было тихо. Вечером три тревоги подряд, но без бомб (в нашем районе, на окраинах, говорят, они падают довольно густо)...
Письма от Веры Дмитриевны из Космодемьянска и Мат. Цо из Мелекесса. Оказывается, Винокур с дочкой пешком бежал из Москвы 16-го! Не ожидал от него такой прыти. В Космодемьянске копают окопы. Интересно разделилась семья Ушаковых: Омск, Космодемьянск, Ташкент, Москва.
Итак, Япония вступила в войну. Правда, она воюет не с нами, а с Америкой. Теперь, действительно, воюет весь мир. В этом осложнение ситуации. Трудно разобраться. Однако, как это ни парадоксально, я вижу в этом известный симптом слабости. Япония или должна была вступать в войну, потому что Германия дальше могла совсем потерять шанс, или Япония совсем теряла возможность изменить судьбу мира, т.е. выбрасывала все, что она с таким напряжением готовила, или должна была начать войну. Таким образом, это можно истолковать и как показатель кризиса Германии...
Эти дни прошли тихо.
Был 6-го в кино. Смотрел репортаж с фронта. Трупы, машины, пожары… В газетах снимок: поле, на котором лежит человек тридцать убитых…
7-го ходили все на балет («Штраусиана» у Немировича-Данченко). Странно было смотреть на эти изящные танцы, зная, что километрах в 20-ти отсюда сейчас смертельно усталые, грязные, вшивые люди с ревом, яростно, в ужасе убивают друг друга. Да и мы могли в любой момент стать жертвой случайной бомбы.
Под Москвой дела идут неплохо, хотя немцы очень близко. В ужасном положении жители Подмосковья: сейчас все дома сжигают, чтобы немцам не было жилья, а жители этих домов, очевидно, мало интересуют командование, и жертвы очень велики.
К сожалению, отменили газетные обзоры положения на фронте (кое-что дававшие), из-за обычной боязни слова.
На днях, кажется, у нас поставят радио. Зато сняли телефон. Говорят, что «Правда» делается не в Москве, а в Куйбышеве, а матрицы присылают сюда.
Вчера срочно вызывали в институт и предлагали 10-го выехать в Алма-Ату. Все это крайне безответственно. Отказался.
Все это время было тихо. Выпало много снега. Поразительно красиво в саду, во дворе, деревья в саду.
Слухи о Пушкино: немцы в 14-ти км, немцы взяли Пушкино. Был бой с прорвавшимися немецкими танками в 10-ти км от Болшево и очень большие пожары. Немцев отогнали. О Болшеве, возможно, и верно, так как об этом рассказал студент, там живущий. Вчера слышал от своего полковника, что дела на фронте очень хороши. Всюду успехи: отбиты Елец, Тихвин, окружен Калинин. Сейчас подтвердилось сообщение о Тихвине: он взят с большими для немцев потерями. Полковник, с которым я говорил, вышел из окружения. За это время поседел. Все настроены позитивно. Говорят об успехах под Москвой, о том, что взятие немцами ей не угрожает.
Цены на рынке: 20 руб. кг капусты, 30 руб. кг лука. Допускают свободный обмен продуктов на хлеб. За валенки, будто бы, просят двадцать кусков мыла.
Пришла телеграмма от Ушаковых. Очевидно, в ответ на мое письмо. Пишут, что в Ташкенте можно снять комнату, что институт Горького там и предоставляет жилплощадь. Таким образом, туда можно было бы сейчас уехать вполне нормально, получив билеты в АН и имея целых троих знакомых в Ташкенте, плюс мои бывшие аспиранты, узбеки, фамилии которых я нашел. Но ситуация позволяет как будто сидеть здесь. Сейчас выбор можно сделать чистый. В путешествии нет ничего трудного и есть возможность остановиться не под открытым небом. При этом надо ехать именно сейчас, иначе может оказаться поздно. Следующий удар немцев, если у них найдутся силы, может привести их к осаде и к падению Москвы. Необходима мудрость Эдипа.
Надо сказать, что во мне твердо живет уверенность в том, что немцы пошли под уклон. Такова логика и таков как будто ход событий последних дней. В Ташкенте мы обретем покой и чувство времени, но жить будет, конечно, очень трудно, так же, как и вернуться в Москву. В Москве мы сохраняем старые позиции и рискуем головой. Зато выдержка, если мы ее проявим, даст нам многое. Решаю все же сидеть здесь в надежде на русского Бога!
Пришло письмо от Л. П. Оказывается, ее письма вернулись обратно с пометкой «выбыл», тогда как я дважды оставлял в Пушкинской почте свой адрес, чтобы они пересылали письма в Москву. Вот уж Рассея. Таким образом, я растерял своих корреспондентов, писавших с фронта. Очень досадно.
Пришло письмо из Ленинграда Юлии Ивановне от 2-го декабря. Там, очевидно, очень плохо. Судя по тому, что в нем говорится о трудностях «диэты» и о том, что очень тревожат немцы, что адресант опух от болезни почек, которую раньше не имел.
Интересно, сгорела ли дача в Пушкине? Если там действительно были пожары.
С машиной совсем нехорошо. Должно быть, ее стащил шофер, студент, довольно милый тип. Теперь это обнаруживается и в осадном положении он может очень поплатиться. У комбата возникла здравая идея дать мне другую машину из их автобазы.
Выпало очень много снега, но стало тепло. Москвичи в приподнятом настроении. Взят Елец обратно. (Правда, об оставлении его не было сказано.) Упорный и, должно быть, верный слух о переходе в наступление нашего западного фронта. Идея, конечно, хороша, так как удар по немцам в момент, когда выдохлось их наступление, следовательно, у них израсходована материальная часть и ослаб дух, наносится в самый подходящий момент. Но, с другой стороны, они, конечно, еще очень сильны, и мы можем свое преимущество израсходовать в атаках, бестолковость которых не исключена. Судя по общим чертам российского генералитета, понятно, что нам даст успех. Это — единственный шанс выиграть войну на самом деле, т.е. получить возможность решать судьбу Европы до англичан, и, следовательно, избавить себя от той зависимости, которая несомненна в случае затяжки войны и победы на Западном фронте, а не на нашем. Но нет ли здесь подчинения военных соображений политическим, т.е. политиканства, в котором погрешил Гитлер, направив свой удар на Москву, а не на юг? В этом случае мы отплатим ему хлебом за лепешку. В случае нашего быстрого успеха последствия необозримы по своему размаху и, вероятно, гибельности. Гражданская война во всей Европе на много лет и с таким разрушением материальной базы, что мы будем отброшены назад — к природе. Японцы бьют американцев и англичан аккуратно и вдумчиво.
В Пушкине, по твердым сведениям, немцев не было и нет. Радио не будет: радиостол заявил, что у него нет технической возможности для этого, 15-ти м. провода и теса, на который должен идти провод на роликах!.. Машину мою, должно быть, украл тот студент — военный шофер, который мне покровительствовал. Он явно путается в своих рассказах. Бывший у меня комбат сказал, что полк даст мне другую, если не найдет эту. Вряд ли это произойдет, но шофер может сильно поплатиться. Комбат думает, что он ее на что-то обменял!..
Газеты полны статьями об отступлении немцев на Западном фронте. Они, очевидно, отступают на всем фронте. Трудно думать, что они разбиты в бою. Очевидно, они отходят на какой-то оборонительный рубеж. Возможно, что это маневр: вытянуть нас вперед, а затем ударить и смять. Однако, судя по статьям, отступление их идет тяжело, с большими потерями, так что контрудар их вряд ли возможен. Но при любых условиях отход немцев и отказ Гитлера (в его речи) от идеи кончить с нами до зимы в такой степени для немцев тяжел, что трудно сказать, к чему все это приведет. А если мы действительно сумеем развить наступление, то последствия трудно учесть. Итак, мои предсказания близки к осуществлению, и крах Гитлера приобрел очертания реальности.
Сейчас были тревоги. Стрельба была небольшая.
Очередное письмо от Веры Дмитриевны с призывом уехать из Москвы. Она пишет, что Ушаковы в Ташкенте жили в общежитии и обед варили на костре во дворе.
Получил неожиданно жалование из ИФЛИ за полтора месяца. Теперь они уезжают в Ашхабад. Говорят, что эвакуированные заводы, если они отъехали недалеко, возвращают обратно. Под Пушкино все же что-то было, хотя оно и цело.
Сообщение о поражении немцев под Москвой доходило до меня сегодня постепенно: по слухам, по пересказам радио и газет; и наконец пришла «Правда». Их неуспех очень значителен. Они потеряли много пространства, разбито 11 танковых дивизий, 4 мотопехотных, 10 пехотных; но, главное, это поражение должно надломить дух немецкого солдата и, вероятно, непоправимо. «Белотелая победа, исцарапанная в кровь» становится ощутимой. И, возможно, сила немецкого стремления была такова, что, встретив сопротивление и не преодолев его, она должна обратиться против самих же немцев. Не исключаю возможности быстрой развязки. В этом случае венец Третьего Рима становится реальностью и Георгий Димитров может начать стряхивать… [неразб.] со своих парадных костюмов. Ситуация будет исключительно благоприятной. Советский Союз освобождает Европу от угнетения, опираясь на подъем национальных чувств и на отсутствие армий у освобожденных народов. Руки Америки и Англии связаны Японией. Польская армия марширует обратно в концлагерь, и ныне и присно и во веки веков славится партия большевиков…
Теперь для меня окончательно ясно, что дело Гитлера проиграно бесповоротно. Интересно, что его интернациональная — по существу — идея объединения мира разбита отсталой — по существу — национальной идеей. Возможность действительно последней войны разбита перспективой целого ряда войн: национальных и гражданских, аристократическая власть властью охлократической. Его вина в том, что он для объективно прогрессивного дела нашел субъективно примитивные и отталкивающие методы и формулировки, и — кроме того — дважды ошибался в расчете силы удара: он мог разбить нас в июне, если бы нанес удар большими силами, он мог взять Москву и решить исход войны в октябре, если бы бросил лишние силы, которые развернулись лишь в ноябре. Кроме того, загадочна роль Японии.
Во всем блеске выступает Сталин, преодолевший даже то, что казалось необоримым — отсутствие культурных людей в России. Надо отдать ему справедливость: он создал техническую базу для войны, он создал международную обстановку, он вытянул из своих людей невозможное. Победа его вполне заслужена, и он до сих пор еще не потерял шансов на мировую революцию! Но судьба Гитлера — потрясающа: невероятный личный взлет, величайшая цель сравнительно с другими великими политиками, победа почти одержанная и полный крах из-за собственных ошибок! Интересно, как пойдет наше внутреннее развитие. Если наш организм все же надорван так, что нам придется подчиниться влиянию Англии, то перерождения не избежать. Думаю, что все же многое изменится даже в лучшем случае, т.е. в случае нашей победы в полном смысле слова.
Но что же делать Черчиллю? Не пора ли спасать Гитлера от Сталина? Хрен — редьки не слаще.
Вчера была оттепель, сегодня сильный мороз и метель. В понедельник — 15-го — обещают ставить радио. В Пушкино все в порядке. Говорят, что был лишь прорыв к Мытищам семи танков, вскоре уничтоженных.
Говорил по телефону по поводу своей брошюры с полковым комиссаром Крутиковым, редактором. Образец тупого хама, свысока требовавшим переделать все, согласно имеющимся у него в мозгу газетным штампам. Думаю, что мое выступление как публициста отпало.
Сегодня у меня был оригинальный сон. Засыпая, я думал о Честертоне и Шерлоке Холмсе, о том, что очень трудно найти авантюрный сюжет (т.е. придумать). На этом я уснул и увидел во сне типичный честертоновский рассказ с тонкостями, которые уже забыл; но сюжет был очень ясен. В основе — преступление, совершаемое так. Преступник заводит возню с детьми, вовлекая в нее мать. Пока увлеченные игрой дети, сбив мать с ног, продолжают возню с одной его рукой, другая душит мать на полу. Наблюдатель обнаруживает истину, заметив предельное напряжение мускулов на руке, непонятное в игре. Ситуация, позволяющая сделать очень занятный рассказ в духе Честертона!
Вчера было две тревоги. Ночью меня будила сильная стрельба. Интересно определилась моя материальная база. Литвуз и «Смена» без больших для меня трудностей почти заменили ИФЛИ и Институт Горького. Если вычесть отпавшие расходы на машину (около 1000 руб.), на домработницу, учительницу языка французского и немецкого для детей, расходы на «роскошь» (книги, гости, театр и т.п.), расходы на филантропию (долги разных знакомых и т.п.), то бюджет наш месячный не пострадал, и месячные расходы можно проводить без дефицита. Судьба ко мне до сих пор благосклонна.
Пришло письмо из Красноуфимска от Вл.А. [неразб.]
Солнечный день. Хочу пойти пешком на площадь Маяковского на концерт в зале им. Чайковского.
По сводке, взяты Ливны и Ефремов. Таким образом, у немцев неудачи по всему фронту: Ростов, Елец, Москва, Калинин, Тихвин — это не даст им возможности сосредоточить резервы для сильного удара.
Забавное опровержение ТАСС по поводу того, что наш атташе в Токио поздравил японцев с успехами. Должно быть, Сталин говорил с Мацуокой о весьма интересных вещах, так как позиция Японии все же загадочна и отношения ее с Союзом тоже очень странны.
Письмо от Ершова из Нижнего Тагила, где перестали продавать продукты за деньги, а только в обмен, и от Федорова. Была Дроздовская, рассказывала о своих бедствиях на Канатчиковой даче, где она лечилась и где совершенно потрясающее безобразие. Ее в связи с нервным заболеванием по направлению районного психиатра привезли туда, втолкнули в коридор, где санитары ее раздели догола и остригли, и потом втолкнули в камеру буйных, где было до двухсот голых женщин, вопящих и ругающихся и т.п. В этом обществе она провела 10 месяцев. Сиделки всех, в том числе и ее, зверски били. Врачи ни на что не обращали внимания, и только случайно она выбралась.
На фронте продолжается наступление. Бывший у меня командир рассказал, что мы давно могли наступать в ряде пунктов, но Сталин настоял на задержке, пока мы не накопили силы, чтобы ударить всем фронтом, несмотря на протесты генералов. Наступление задумано как непрерывное, чтобы не дать немцам закрепиться на рубежах. Уверяют, что мы почти достигли равенства в технике. Красноармейцы яростно идут в бой и немцев не щадят. Странная деталь: если солдат наступает на противотанковую мину, то его буквально разрывает на кусочки, но остается нетронутым только поясной солдатский ремень.
Слышал, что 16-го октября на вокзале Храпченко и Кирпотин говорили, что теперь настал момент «спасайся, кто может».
Недавно поднялась сильная стрельба, но стихла. Говорят, что на Арбате открыт коммерческий магазин. Вчера дошел пешком до концертного зала на площади Маяковского. Очень красивый зал, но слегка аляповатые сиденья. У входа была ужасная неразбериха и давка в неосвещенном вестибюле. Перед началом погас свет, и минут двадцать сидели в темноте. Оказалось, что у администрации не было в запасе ни ламп, ни фонарей, ни свечей. Какой-то запасливый посетитель извлек свечу и зажег ее, внеся некоторый уют в ситуацию. Потом уже принесли какой-то грязный фонарь, поставили на сцену... Рассея остается себе верной. Потом Могэс дал ток, и начался концерт. Было много нарядных и веселых людей. Концерт был далек от современности: Чайковский, Скрябин, Гурилев. Назад было трудно идти в темноте, к которой я не привык, но добрался благополучно.
Победа, победа. Взят Клин и Калинин. Теперь положение Ленинграда улучшится. Очевидно, немцы устроили что-то вроде «работ Альбериха» и отходят на новые позиции, заранее укрепленные. Наша задача — не дать им отойти в порядке. Теперь угроза Москве до конца весенней распутицы миновала. Говорят, что эвакуация из Москвы вообще отменена. Усиленный слух о предстоящем открытии коммерческих магазинов. Выдержат ли немцы афронт под Москвой? Где взять им новую силу духа, для того чтобы ждать до весны и снова идти в наступление против нашей усилившейся армии? Несомненно, что мы подтянулись, усвоили новые формы, «и за учителей своих заздравный кубок подымаем».
Наконец добился радио. Сегодня оно уже работает у нас. Может быть, удастся на машине проехать к линии фронта с корреспондентами какой-то газеты.
Западный фронт продолжает двигаться вперед. Трудно понять, заранее ли подготовили немцы отход, или отброшены нами, или и то, и другое совпало.
Утром была стрельба, но без тревоги. Подмосковные беженцы подтверждают газетные данные о зверствах и грабежах немцев. Мое отношение к происходящему различно. Субъективно эгоистически я абсолютно выигрываю от победы над немцами, сохраняя свое социальное положение, быт и проч. Ясно, что их приход ввергал бы меня во многие бедствия и эвакуация — так же. Национально я также очень рад поражению нашего старого и надменного врага.
Социально — также, ибо наш строй в принципе, конечно, лучше при всей его охлократичности.
Но исторически я не могу отделаться от мысли, что победа их давала бы огромный скачок вперед, уничтожая границы, вооружения, войны и освободив такие силы и богатства, которые перерастали бы все ограничения режима. Правда, их еще рано хоронить, но в их победу я совершенно не верю и допускаю даже очень быстрый их крах.
Новостей особенных нет. Коммерческие магазины как будто открываются, называют даже цены: сахар — 50 руб. кг вместо старой коммерческой цены в 15 руб. и обычной 5, масло — 120 руб. кг. Таким образом, деньги упали даже по официальному курсу раз в десять. Да и на рынке кружка молока вместо 80 коп. стоит 12 руб.
С машиной странно. Очевидно, ее украли сами командиры с шофером купно. Написал жалобу командиру полка. Не знаю, чем кончится эта глупая история.
Все это время — тихо. Вчера и сегодня вел подвижный образ жизни. Вчера ездил в М. Лeвшинский переулок{9}. Говорили о колдунах. Сегодня ездил на Пречистенку в Дом ученых, на доклад Александрова, зав. Агитпроп'а. У дома масса машин, возбудивших грустные воспоминания о машине. В доме дикая давка и хамская неорганизованность, приличествующая русским. Еле нашел место. Заседание было торжественным. Выбрали почетный президиум. В докладе все время говорилось о Сталине — великом стратеге и о его победах. Зал пять раз вставал при упоминании его имени. Красной армии хлопали, но не вставали. О генералах наших не упоминали совсем… Боюсь, как бы генералы не обиделись… Эпохи войн опасны тем, что реальная сила оказывается в руках не правительства, а энергичных военных, «их ведали истории анналы, хоть старца Иловайского спроси. Известен факт: издревле генералы историю творили на Руси. История капризнейшая эта написана для генералитета».
В докладе две идеи. Начался новый этап войны: наше наступление и грядущий разгром немцев, с одной стороны, а с другой стороны, вытекающий отсюда вывод о дальновидности и мудрости вождя — в этом главный вывод! Победный тон меня немного обескуражил: не рано ли, и не закружилась ли у нас голова? Что немцы отходят на заранее подготовленные позиции, это несомненно. Удивили меня некоторые данные докладчика: по его словам, в ночь на 22 июня немецкие офицеры говорили солдатам, что русские пропустили немецкие войска через свою территорию на Индию и Ирак, а уж потом — после начала боев — сказали, что русские отказались это сделать... Вряд ли это серьезно. Данные о потерях таковы: на третьем месяце войны мы теряли в среднем по 1300 в день, а немцы по 32 тыс. А на пятый месяц войны немцы теряют по 50 тыс. в день, а мы по 14 тыс. Всего потери немцев перевалили за 7 млн. В прошлую войну немцы, потеряв такое число людей, вышли из войны.
Но данные о бензине интересны: чтобы подвезти к московским позициям один снаряд для трехдюймового орудия, на него надо истратить 5 л бензина (если его везут из Эссена). На путь автоцистерны с бензином (2,5 т) надо на том же расстоянии сжечь 760 л бензина.
Видел командира с фронта. Говорят, что в районе Минеральных Вод мы готовим парашютный десант чуть ли не в 200 тыс. человек для операции в самой Германии. Все парашютисты учатся говорить по-немецки. Среди них уже имеются «гаулайтеры» для немецких городов. Солдаты наши одеты тепло. То, что делается под Москвой, позволяет сказать, что приближается победа. Таково настроение. Говорят, что военные учреждения получили распоряжение вернуться в Москву. Говорят, что Рокоссовский (генерал, прославившийся под Москвой), родственник Тухачевского и бывший помещик, он — три года сидел со времен Ежова.
Взят Волоколамск. Немцам, несомненно, туго. «Знамя» возвращается в Москву, а ИФЛИ окончательно едет в Ашхабад, что невероятно глупо. Коммерческие магазины, должно быть, действительно откроются.
Бои все же шли вплотную под Москвой. Стоит выехать из Покровского-Стрешнева, как уже можно видеть из… [недописано].
Сегодня вечером — первая тревога с того дня, как у нас установили радио. Выстрелы были, но мало. И она скоро кончилась. В Москву вернулся Фадеев. В Союзе наконец прекратили давать обед с мясом и хлебом без талонов, так что наше питание ухудшилось. Со школами туманно. Учителей регистрируют, но не дают им никаких надежд на будущее. Детей перестали регистрировать.
Отступление немцев продолжается. В Ливии немцев, очевидно, все же разбили. Интересно, что будет делать новый их главнокомандующий — Гитлер. То, что он сменил Браухича — на мой взгляд, признак начавшихся внутренних осложнений. Думаю, что немцы должны ликвидировать Гитлера и сделать новое правительство, которое пригреет Англия. Я мало верю в их контрнаступление, если только оно не последует в ближайшие дни. Во всяком случае им придется перестать бросать листовки вроде следующих: «Мы Москву бомбить не будем, все равно ее добудем, а за теми, кто удрал, доберемся на Урал». Многие боятся больших бомбардировок. Но я в них мало верю, так как в них нет смысла.
Сейчас в Москве начинается распря между теми, кто оставался, и теми, кто уезжал и вернулся. Каждой из этих сторон важно доказать свою ортодоксальность! Интересно, чем это кончится. Думаю, что к выгоде оставшихся, ибо героика требует устранить сомнения в крепости Москвы, а у уехавших ее установить все же трудно.
Тихо. Встретил Данина из «Знамени». Он был в окружении в октябре. Говорит, что в октябре под Бородином мы дали немцам первый отпор, после того как побежали от Днепра. Сейчас вернулся из Куйбышева, вместе с Пур'ом приехали Кирсанов, Антокольский, Вашенцев. Возврат труден. Даже генералам не позволяют привозить в Москву жен. Газеты оптимистичнее с каждым днем. «Красная звезда» прямо говорит, что немецкая армия понесла такое поражение, что ей уже нечего рассчитывать в будущем на какие-то крупные успехи.
Меня разыскал ком. по делам Высшей школы. Завтра туда поеду.
Вчера была Михайлова, приехавшая из Казани. Жилось там туго, спали на двух стульях. 300 человек в зале, ели овсянку и т.п. Но теперь началось движение в Москву. Письма от Л. П. (мрачные) и из Ленинграда от шофера Полякова.
Письма от Дукора из Хабаровска и Котляра из Сталинграда, Ковальчик из Казани. В КВШ мне рассказали, что в октябрьские дни из Москвы убежало 25 директоров вузов. Комитет эвакуировал в общем около 9000 работников (с семьями).
Ждут решения СНК о возобновлении занятий в ВУЗах, в том числе и ИФЛИ, который, впрочем, стал литературным факультетом МГУ, но отсутствие машины меня режет, тем более, что возврат ее уходит в туман. В Москву съезжаются со всех сторон. Был Жданов. Вернулась старая редакция «Смены», и мы освобождены от своих дел. Зато вернулось «Знамя», так что мой бюджет не страдает.
Наше движение на запад продолжается. Сегодня взяли Нарофоминск и Белeв. Вообще дерутся везде: в Ливии, в Гон-Конге, в Карелии, в Таганроге и т.д.
Был вчера в кино, смотрел кинорепортаж с фронта. Много трупов. Их показывают со вкусом. Иногда становится совершенно отвратительно жить, когда представляется эта дикая свалка и гибель тысяч людей, совершенно бесмысленные. В кино у микрофона говорит Рокоссовский о победах. По странной случайности — и в контраст Александрову — он говорит о том, что победа достигнута красноармейцами и командирами, не упомянув ни разу вождя.
Без перемен. Фронт медленно идет на запад.
Зина и Оля вчера ездили в Пушкино. Проезд свободен. Дача цела и не пострадала.
За хлебом стоят с 12 ч. ночи. Говорят о каком-то сражении недалеко от Пушкино. Рядом трагедия: семейство Ратнер из 3-х человек разделилось: отец с сыном уехали 15-го октября в Ташкент, а мать осталась на даче. Должна была ехать 5-го декабря.Теперь выяснилось, что она получила телеграмму о смерти сына в Ташкенте 14-го ноября. Отец — старик остался один там, она — здесь...
Цявловский писал Чулковой, что получил комнату, но без печки, холодно, и готовят на костре на улице. Говорят, что решено освободить писателей от газетных дел и попросту послать на фронт бойцами.
Коммерческих магазинов до сих пор нет. Всеведущие бабы в очередях говорят, что их и не будет.
Была жена Полякова. Благодарила за совет не ездить в Ефремов, который я ей дал еще летом. Он оказался в руку, так как немцы побывали в ее деревне. Выхлопотал ей карточку, она получала под Москвой лишь 400 г хлеба и больше ничего, а колхозники вообще ничего не получают.
Сегодня 191 день войны. Что бы ни было у немцев в запасе, дело их плохо. Говорят, что в Москве уже разбирают баррикады.
Еголин уже здесь. Снова возглавляет процесс переселения писателей.
Сегодня радио работает полным ходом. Сначала объявило тревогу, а потом известило о победе: мы сделали десант и взяли Феодосию и Керчь. Это очень важный симптом, признак нашей силы и новой слабости немцев.
Сейчас читают телеграмму Сталина с приветом генералам.
Тревога была недолгой, но со стрельбой, довольно близкой.
Говорил по телефону с Еголиным. Говорит, что 10-го января начнет работу литературный факультет МГУ (бывший ИФЛИ). Хотел зайти.
Завтра встречаем Новый год с Сидориными.