Контр-адмирал В. К. Пилкин и его дневник

Владимир Константинович Пилкин родился 11 июля 1869 г. в Санкт-Петербурге{1}.

Его отец, полный адмирал Константин Павлович Пилкин, был создателем Минного офицерского класса и в 1886 г. стал «главным инспектором минного дела и старшим флагманом Балтийского флота». Но он был не только руководителем минно-торпедной службы русского флота. В 1854 г., еще лейтенантом, на фрегате «Аврора», он участвовал в героической обороне Петропавловска-Камчатского (Петропавловска-на-Камчатке) от англо-французской эскадры{2}.

Девятнадцатого сентября 1883 г. его сын, Владимир Константинович, по семейной традиции поступил в Морское училище. Произведен в гардемарины 12 октября 1889 г. Окончил Морское училище и произведен в мичманы 19 сентября 1890 г.{3}

Зачислен в 8-й флотский экипаж 16 апреля 1891 г. Первую свою после производства в офицеры летнюю кампанию молодой мичман совершил на черноморском броненосном корабле «Чесма». Но уже летом следующего, 1892 г. он получил лестное назначение — младшим штурманом отправлявшегося в Тихий океан крейсера II ранга «Разбойник». 14 мая 1896 г. произведен в лейтенанты, а 29 ноября [6] прикомандирован для занятий к Главному морскому штабу. 19 сентября 1897 г. направлен слушателем в минный офицерский класс и 4 сентября 1898 г. зачислен в минные офицеры 2-го разряда.

Двадцать седьмого января 1900 г. командирован во Францию в средиземноморский порт Тулон, в распоряжение наблюдающего за постройкой эскадренного броненосца «Цесаревич». Приказом главного командира Кронштадтского порта № 678 от 16 октября 1900 г. назначен минным офицером, под командой капитана 1-го ранга И. К. Григоровича (будущего адмирала — командира Порт-Артурского порта во время осады и морского министра с 1911 г.). В 1903 г. эскадренный броненосец «Цесаревич» вступил в строй и прямо из Тулона был направлен в Порт-Артур, в состав Тихоокеанской эскадры.

Для Владимира Константиновича это была не первая встреча с китайским портом, ставшим русской военно-морской базой. Впервые здесь он оказался еще в марте 1895 г. Тогда по заданию командования он с мичманом М. В. Никитиным составил интересную записку об этом порте. Конечно, за восемь прошедших лет Порт-Артур неузнаваемо изменился{4}.

Пилкин принимал участие в обороне Порт-Артура, награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом (приказ от 2 апреля 1907 г.). До того имел ордена Св. Станислава 3-й степени (1898) и Св. Анны 3-й степени (1903).

В Порт-Артуре воевал и его младший брат Алексей, за два года до того окончивший Морской кадетский корпус. Юный мичман служил на миноносце «Смелый», постоянно участвовал в боевых походах. Навещая брата, Владимир Константинович познакомился и с командиром «Смелого» ст. лейтенантом Михаилом Коронатовичем Бахиревым. В дальнейшем их связывали годы дружбы. В своем дневнике Пилкин не раз упоминает вице-адмирала М. К. Бахирева как друга и соратника в борьбе за Петроград.

Во время боя в Желтом море с японским флотом 28 июля 1904 г. погиб командующий эскадрой контр-адмирал В. К. Витгефт и был тяжело ранен командир «Цесаревича» капитан 1-го ранга Н. М. Иванов. Из-за повреждения рулевого управления флагманский корабль циркулировал под огнем японской эскадры. В. К. Пилкин также получил ранение в голову, но, несмотря на это, ему и раненому лейтенанту Д. В. Ненюкову удалось с большим трудом перевести управление броненосца на центральный пост и восстановить управляемость [7] кораблем. Благодаря их усилиям «Цесаревич» смог уйти в немецкий нейтральный порт Циндао. За этот бой лейтенант Пилкин Высочайшим приказом от 7 августа 1906 г. награжден орденом Св. Георгия 4-й степени.

После возвращения в Россию В. К. Пилкин был прикомандирован к Военно-морскому ученому отделению Главного морского штаба, а 13 мая 1905 г. получил во временное командование свой первый корабль — миноносец № 215. По окончании летней кампании его кровью добытый опыт вновь востребовали. Пилкина привлекли для работы в Главном морском штабе, причем с 27 сентября 1905 г. включили в состав комиссии для пересмотра положения о морском цензе.

Еще до этого назначения Владимир Константинович со своим другом Д. В. Ненюковым написал небольшую статью для «Морского сборника», в которой высказывались предложения по реформированию Alma-mater большинства строевых морских офицеров — Морского кадетского корпуса. Во главу угла ставилось не столько получение конкретных знаний, сколько обучение будущих офицеров умению добывать знания самостоятельно. Говорилось о необходимости полугодовых заграничных плаваний по окончании курса училища, но до производства в мичманы. Следует подчеркнуть, что почти все положения, высказанные в данной статье, впоследствии были так или иначе воплощены в жизнь{5}.

В ту же осень 1905 г. в Петербурге сложился круг участников войны, считавших необходимым провести реформу во флоте и, в частности, создать Морской Генеральный штаб. Тогда же на квартире лейтенанта А. Н. Щеглова собралось первое заседание кружка, о котором тот позднее писал: «В то время по мысли капитана 2 ранга Михаила Римского-Корсакова (впоследствии контр-адмирала) возникло, с разрешения морского министра, сообщество офицеров, под названием «Санкт-Петербургский морской кружок» с целью научной разработки военно-морских вопросов. В числе четырех создателей кружка были: капитан 2 ранга Владимир Пилкин, капитан 2 ранга Александр Колчак и я. Первое собрание этого кружка состоялось на моей квартире в Петербурге на Адмиралтейском канале д. 5, и, чтобы придать первому собранию больший интерес, я прочитал в присутствии полутора десятка офицеров мою записку и проект создания Морского Генерального штаба»{6}. Устав кружка был [8] утвержден морским министром лишь 11 сентября 1907 г., но все это время обсуждение докладов не прекращалось. Вице-председатель В. К. Пилкин прочел доклад на тему: «Высшее командование на флоте в русско-японскую войну». 5 июня 1906 г. он был назначен старшим офицером построенного на народные пожертвования минного крейсера «Стерегущий».

Шестнадцатого октября 1906 г. Пилкин зачисляется в Николаевскую Морскую академию. 6 декабря 1906 г. производится в капитаны 2-го ранга. 21 февраля 1907 г. Владимир Константинович женился на Марии Константиновне Леман, дочери капитана 2-го ранга. 17 декабря 1907 г. прикомандирован к Морскому Генеральному штабу, в штате которого находился с 28 августа 1908 г. по 14 октября 1909 г.{7} Состоял в Комиссии по выработке правил и инструкций по технической и организационной части минного дела при Морском Генеральном штабе.

Тогдашний начальник этого штаба контр-адмирал А. А. Эбергард, будущий командующий Черноморским флотом (1911–1916), в аттестации, данной им Пилкину 9 ноября 1909 г., писал: «Всецело предан флоту, любит морское дело и этим объясняет оставление службы в Морском Генеральном штабе. Минный офицер, всесторонне образованный по всем отраслям военно-морского дела... По своим качествам рекомендуется мною как офицер, способный командовать боевым кораблем и руководить подчиненными, которых всегда сумеет подчинить своей воле и увлечь своим примером на подвиги».

А вот строки аттестации уже командира линкора «Петропавловск» капитана 1-го ранга В. К. Пилкина, подписанной начальником 1-й бригады линейных кораблей Балтийского флота контр-адмиралом А. С. Максимовым: «Отличный офицер и редкий служака, всей душой преданный службе. Отлично управляет людьми и судном. Нравственен, здоров. Твердый и решительный характер. Воспитан и дисциплинирован. Дай Бог побольше таких офицеров»{8}.

Как офицер Морского Генерального штаба Пилкин неоднократно выступал не только в печати, но и в Государственной думе по вопросам усиления военно-морского флота и Большой судостроительной программы. Однако штабная работа его тяготила. Верно [9] подчеркивал в своей аттестации адмирал А. А. Эбергард: Пилкин стремился в море, на боевой корабль.

Двадцать девятого октября 1909 г. он был назначен командиром эсминца «Всадник», через два года, 26 ноября 1911 г., произведен «за отличие» в капитаны 1-го ранга и получил новейший линейный корабль «Петропавловск». В 1913 г., в период его достройки, командовал «Цесаревичем».

«Петропавловск» вступил в строй уже после начала Первой мировой войны. До того В. К. Пилкин в течение трех лет совмещал наблюдение за его строительством с продолжением деятельности в Морском Генеральном штабе, где участвовал в разработке оперативных планов, судостроительных программ, ездил во Францию, а с первых дней войны в течение нескольких месяцев исполнял обязанности помощника начальника МГШ вице-адмирала А. И. Русина. Эта разносторонняя деятельность была отмечена по заслугам — 1 сентября 1914 г. в Царском Селе император подписал доклад морского министра И. К. Григоровича с ходатайством о награждении В. К. Пилкина орденом Св. Владимира 3-й ст.

В конце 1915 г. «Петропавловск» дважды участвовал в прикрытии осуществлявшихся крейсерами минных постановок, за что его командир 11 января 1916 г. был удостоен мечей к ордену Св. Владимира 3-й ст. Тогда же он стал кавалером французской награды — офицерского креста Почетного легиона.

Во время командования «Петропавловском» Пилкин ближе подружился с новым начальником 1-й бригады линейных кораблей Балтийского флота (назначен 15 декабря 1915 г.) контр-адмиралом М. К. Бахиревым. Вспоминая о нем уже в эмиграции, автор дневника писал: «За кормой «Петропавловска», на котором он держал свой флаг, а я был командиром, в каких-нибудь двух кабельтовых, на Гельсингфорсском рейде, находился остров Брэнд-Эри и на нем хороший ресторан. Бахирев любил иногда съезжать туда завтракать. Но ему непременно нужен был компаньон. Флаг-капитану, как он меня именовал на английский манер, выпадала обязанность его сопровождать»{9}. Они стали друзьями.

Эта дружеская связь поддерживалась и в 1919 г., через нелегальных курьеров, переходивших линию фронта, когда контр-адмирал [10] Пилкин стал одним из ближайших помощников генерала Юденича и военно-морским министром Северо-Западного правительства, а вице-адмирал М. К. Бахирев встал во главе группы морских офицеров, участников подготовки восстания в Петрограде.

В конце 1916 г. он был назначен командиром 1-й бригады крейсеров Балтийского флота и в декабре того же года произведен в контр-адмиралы.

Командир одного из кораблей бригады — крейсера «Баян», тогда капитан 1-го ранга С. Н. Тимирев, оставил подробную и достаточно развернутую характеристику молодого адмирала, с которым ему пришлось близко соприкасаться. Приведем ее почти полностью: «Прибыв в Кронштадт, Пилкин поднял свой флаг на «Баяне». Присутствие адмирала на моем корабле, где не было специального адмиральского помещения, очень стесняло меня. Должен сознаться, что Пилкин сделал все для того, чтобы я не чувствовал этого стеснения. Он отказался от моего помещения, заняв две соединяющиеся свободные каюты против моего кабинета и спальни. Но салоном мы пользовались совместно, равно как ванной и уборной. Раньше я сравнительно мало встречался с Пилкиным, и только теперь, прожив с ним несколько месяцев бок о бок, я оценил, какой он интересный, разнообразно образованный и деликатный человек...

Влад<имир> Конст<антинович> Пилкин был самый старший из первых командиров дредноутов, но получил повышение по службе последним... Пилкин был человек очень твердых правил, без тени заискивания и подлаживания к начальству, никогда не задумывавшийся высказать всю правду, как бы она резка ни была. Обладая острым умом и серьезным образованием, он был всегда склонен к критике и сарказмам, что тоже не очень нравилось начальству. Кроме того, Пилкин был большой либерал... По складу своей натуры он, пожалуй, был скорее кабинетный человек, из которого, однако, мог выработаться прекрасный общественный и политический деятель, военная же служба к нему как-то не подходила. Тем не менее, это не помешало ему быть прекрасным командиром и выдающимся адмиралом. Характерной особенностью его натуры была внутренняя порядочность...»{10}

Адмирал Пилкин блестяще оправдал эту характеристику. Его бригада принимала участие (руководил операцией вице-адмирал [11] Бахирев) в обороне Рижского залива в 1917 г. от превосходящих сил германского флота. Благодаря своему личному мужеству и обаянию он сумел сохранить дисциплину моряков и боеспособность кораблей бригады в тяжелых условиях осени 1917 года. Примечательна телеграмма командующего Балтийским флотом А. В. Развозова В. К. Пилкину в Ревель (28 сентября 1917 г.): «Узнал о вашем нездоровий. Прошу сообщить, как себя чувствуете. Если доктор находит нужным лечение, прошу прибыть на миноносце в Гельсингфорс... Развозов». В бумагах адмирала сохранился черновик его ответа: «Благодарю за участие. У меня было воспаление легкого, теперь поправляюсь. При настоящей военной обстановке останусь на своем месте. Пилкин»{11}.

Флагманский корабль бригады — крейсер «Баян» — доблестно сражался в Рижском заливе без своего адмирала. Выздоровление оказалось лишь кажущимся. Приказом командующего флотом от 16 октября 1917 г. В. К. Пилкин был уволен по болезни в четырехмесячный отпуск.

Адмирал сдал командование и вернулся из Ревеля на свою квартиру в Гельсингфорс. Тогда же у адмирала Пилкина был обнаружен туберкулез обоих легких. Жена, Мария Константиновна, устроила его на лечение в финскую «санаторию» Нумнеека (Numneeka), находившуюся в лесах, в более чем 100 км по железной дороге от Гельсингфорса. В начале еще можно было платить из остатков адмиральского жалованья, но затем жена была вынуждена продавать вещи, сохранившиеся на адмиральской квартире. Словно оправдываясь, адмирал записал в своем дневнике 5 ноября 1918 г.: «И разве мы оба виноваты в тех условиях, которые сложились так, что мы принуждены, чтобы существовать, продавать свои вещи?»

Среди монотонной больничной «хронологии» в дневнике адмирала встречаются порой весьма ценные характеристики или свидетельства. Так, вспоминая выдающегося начальника штаба Верховного главнокомандующего в Мировую войну и основателя Добровольческой армии генерала от инфантерии Михаила Васильевича Алексеева, он пишет 16 октября 1918 г.: «Алексеева я знал лично, еще в 1908 году. Еще и тогда он обращал на себя внимание нас, офицеров Морского Генер<ального> штаба, своим ясным умом, образованием и широтой взглядов, выделявших его среди остальных чинов сухопутного Генерального штаба». [12]

Не лишено интереса сообщение жены адмирала от 15 октября 1918 г. о появлении в Финляндии вице-адмирала Михаила Павловича Саблина. Как известно, будучи командующим Черноморским флотом с декабря 1917 г., он увел лучшую часть кораблей в Новороссийск, где в июне 1918 г. получил приказ Ленина об их потоплении. Выехав в Москву с тем, чтобы отговорить большевистское руководство от этого решения, он был арестован. С большим трудом бежал и с еще большим добрался до Главнокомандующего ВСЮР. По свидетельству Пилкина, он оказался 13 октября 1918 г. в Гельсингфорсе, весьма тревожась за свою жену, оставшуюся в России.

Следовательно, снова на юг Саблин попал, бежав через финскую границу. Адмирал Пилкин пишет о нем 13 октября в своем дневнике: «Хороший товарищ, хороший человек, хороший офицер». Далее передает рассказ самого Саблина о том, как он чуть не погиб на броненосце «Ослябя» в Цусимском сражении: «...когда «Ослябя» получил тяжелые повреждения и стал тонуть, командир (Бэр) послал его по палубам. Убедившись, что дела не поправишь, Мих<аил> Павл<ович> позволил людям выходить (а до этой поры многие стояли уже в воде, но никто не покидал своего поста, только «ели» глазами проходившего Саблина). Вернувшись на мостик, он доложил о виденном и о своих распоряжениях Бэру. «Да, господа, мы тонем, прощайте», — сказал Бэр, протягивая руки ему и двум-трем офицерам на мостике. Это Саблин помнит... затем... затем темнота и что-то громадное лезет на него, и он тщетно старается оттолкнуться (вероятно, дымовая труба). Вдруг стало светлее, и он почувствовал, что подымается, подымается, все ближе и ближе к поверхности воды, изо всех сил старался только не вздохнуть, но... какой-то конец захлестнул ему ногу и утащил на страшную глубину. «Погиб», подумал он и... очутился на поверхности моря. Недалеко от него все пространство было покрыто головами тонущих. До него доносились вопли а... а... а... а... а!!! Какой-то миноносец шел к нему, спасать, думал он, но миноносец остановился и полным задним ходом врезался в толпу погибавших. Подошел другой миноносец («Бравый»), заметил его, кинул ему конец, но Саблин сам не мог по нему подняться. Кто-то протянул ему руку. Он, держась за конец, подал ногу. За ногу его и вытащили....»

К сожалению, тетради с дневником адмирала с июля 1917 г. по середину апреля 1918 г. утрачены. Судя по дальнейшим записям, адмирал Пилкин провел в санатории всю зиму 1918 г., что, вероятно, избавило его от преследований во время захвата власти в Гельсингфорсе финской Красной гвардией в ночь с 27 на 28 января 1918 г. Приходившие в санаторий красногвардейцы в первую очередь реквизировали половину запасов продовольствия и не интересовались больными. [13]

Но уже 19 апреля он услышал отдаленную артиллерийскую стрельбу верстах в сорока, судя по звуку. 23 апреля пишет: «...говорят, белые заняли Таммерфорс — теперь Темпере». Действительно, город был занят войсками генерала Маннергейма после ожесточенных двухдневных боев. И наконец 28 апреля: «После длительного промежутка получил два письма от Маруси... счастлив ужасно, главное, что все живы и здоровы».

Германская Балтийская дивизия генерала Фон дер Гольца заняла Гельсингфорс 25 апреля, и, следовательно, письма жены Пилкина шли три дня. Ей удалось удержать за собой квартиру адмирала и получить необходимые документы для поездки к мужу.

Только 29 августа 1918 г. адмирал В. К. Пилкин покинул санаторий и приехал в Гельсингфорс. Из окна своей квартиры, с видом на море, он увидел вместо русских кораблей два немецких крейсера... «Дома, — пишет он, — меня радостно встретили Маруся и девочки (Вера и Мария. — Я. Р.)». Мария Константиновна отвела его к доктору — специалисту по туберкулезу. Оказалось, что правое легкое слегка затронуто, а в левом, больном, наступило «равновесие». Жена продала «свои, бабушкины и прабабушкины» драгоценности. Началась эмигрантская жизнь в Финляндии.

Вскоре Владимиру Константиновичу пришлось вернуться в санаторий и находиться там всю осень. После лечения адмирал Пилкин, известный всем русским морским офицерам в Гельсингфорсе, встречался с сослуживцами, не упускал ни одной возможности узнать от нелегально прибывающих из Петрограда и Кронштадта о положении оставшихся там.

Старший по чину, адмирал Пилкин сумел не только объединить флотских офицеров, но и подготовить их к участию в походе на Петроград, что становилось реальным с появлением Северного (Псковского) корпуса в Эстонии и прибытием генерала Юденича из Петрограда в Финляндию.

Помимо того, приходилось решать возникающие конкретные проблемы. Так, например, согласно записям Пилкина, в первые дни января 1919 г. он инициировал обсуждение вопроса о возможности и целесообразности поступления русских офицеров на эсминцы бывшего Российского флота, захваченные англичанами и переданные ими эстонцам. Его интересовало мнение ряда старших офицеров, среди которых были: капитан 1-го ранга П. В. Вилькен, бывший командующий 1-м дивизионом эскадренных миноносцев, капитан 2-го ранга Г. А. Вильсон, капитан 2-го ранга В. К. Леонтьев, бывший командир эсминца «Изяслав», капитан 2-го ранга Г. К. Граф, бывший старший офицер на эсминце «Новик» и другие. Склоняясь к положительному [14] решению, адмирал и его младшие соратники были возмущены тем, что английское командование вовсе не намеревалось использовать эти корабли в операциях против Кронштадта, а предпочло передать их эстонскому правительству.

В то же время адмирал Пилкин не упускал ни одной возможности встретиться с морскими офицерами, прибывающими нелегально из Петрограда, и опросить их. Так, согласно записи в дневнике от 4 января 1919 г., он долго беседовал с перешедшим границу вице-адмиралом Н. Н. Коломейцевым, рассказавшим ему о своем заключении в Петропавловской крепости, где он сидел в одной камере с князем Васильчиковым и с бывшим начальником Главного Морского штаба адмиралом в отставке К. В. Стеценко.

На свидание с Коломейцевым Пилкина сопровождали его друзья и будущие ближайшие сотрудники капитан 1-го ранга П. В. Вилькен и капитан 2-го ранга А. Н. Лушков, бывший артиллерийский офицер линкора «Петропавловск». В тот же день Пилкина посетил прибывший из Петрограда капитан 2-го ранга Б. М. Четвертухин, «пытавшийся организовать на коммерческих основаниях траление мин»{12}.

Шестого января 1919 г. адмирал Пилкин впервые встретился с генералом Юденичем, вернувшимся 3 января из поездки в Стокгольм, где он вел переговоры с представителями союзных держав в Швеции. Эта встреча состоялась в скромном отеле «Société», и, как видно из записи в дневнике, сделанной в тот же вечер, произвела на Пилкина большое впечатление.

Адмирал начал ее коротким докладом о положении морских офицеров в Финляндии, за которых он чувствовал себя ответственным как старший, согласно морскому уставу. Пилкин подчеркнул, что «офицерство желает принять участие в общем деле освобождения России от большевиков». Но что, при всем стремлении попасть на какой-либо из действующих фронтов, добиться этого чрезвычайно трудно. Пробраться на Мурман или в Архангельск практически невозможно, путь туда закрыт. А записаться в эстонскую армию, которой подчинен Северный корпус, может оказаться напрасной тратой сил, имея в виду что дело идет пока об освобождении Эстонии от большевиков, а люди могут «пригодиться, когда потребуется напрячь разом все силы России». В заключение Пилкин спросил: может ли офицерство надеяться, что на севере начнутся широкие операции против Петербурга?

Отвечая, Юденич предостерег от иллюзий, сказал, что рассчитывать на активное вмешательство союзников в русские дела с целью [15] освобождения от большевиков после заключения мира на Западе больше не приходится. Он пояснил, что на все его меморандумы правительствам США, Англии и Франции ответа не получил. В беседах с посланниками этих стран в Стокгольме он выяснил, что они все против вмешательства в русские дела. Лишь представители промышленных и финансовых кругов в известной степени согласны на материальную помощь русским добровольческим армиям.

Когда разговор зашел о танках, которые могли бы обслуживать морские офицеры, генерал Юденич, трезво оценивая обстановку, отказался говорить об этом.

На Пилкина произвела большое впечатление откровенность генерала Юденича. Правда, Юденич заметил, что ему известна деятельность адмирала в деле объединения морских офицеров в Финляндии. «Думаю, — заключает Пилкин свою запись, — что он мне все сказал».

Встреча положила своего рода фундамент доверия между генералом Юденичем и контр-адмиралом Пилкиным. На этой основе постепенно сложились не только тесное сотрудничество, но и прочная дружба, выдержавшая и бури Гражданской войны, и тягостные годы эмиграции. Уже 11 мая 1919 г. в письме контр-адмиралу М. И. Смирнову, управляющему морским министерством у адмирала Колчака, контр-адмирал Пилкин, имея в виду Юденича, писал: «Наши отношения очень хорошие»{13}. Настолько, что адмиралу Пилкину удалось уговорить генерала Юденича «послать Колчаку извещение о своем здесь, в Финляндии, пребывании»{14}. Дело не ограничивалось этим советом. Из письма Пилкина Юденичу от 16 января 1921 г., уже в эмиграции, ясно, что адмирал был в сношениях и с Колчаком, составляя по поручению Юденича телеграммы Верховному правителю.

Нет сомнения, что на решение Колчака о назначении Главнокомандующим Северо-Западным фронтом генерала Юденича и о переводе (из предосторожности на его личный счет) значительных денежных средств в иностранной валюте для Северо-Западной армии, повлиял близкий ему еще со времен Порт-Артура контр-адмирал Пилкин.

Сношения с Колчаком при ближайшем участии Пилкина закончились ответом Верховного правителя генералу Юденичу от 2 февраля 1919 г.: «Горячо приветствую Ваше дело, видя в нем новый решительный шаг к освобождению нашей родины... Немедленно перевожу в Ваше распоряжение один миллион рублей на наиболее срочные дела»{15}. Дружеские [16] и деловые отношения с генералом Юденичем отразились на положении адмирала Пилкина. В январе 1919 г. он вошел в военное управление при созданном усилиями А. В. Карташева и П. Б. Струве «Особом комитете», во главе которого стал генерал Юденич.

Эти два лидера «Национального центра», прибывшие на рубеже 1918 и 1919 гг. в Гельсингфорс из Петрограда, были не только создателями «Особого комитета», но и инициаторами превращения его в «Политическое совещание» при Главнокомандующем на Северо-Западном фронте. Умонастроение адмирала В. К. Пилкина при вступлении в «Особый комитет» отражает его запись в дневнике от 28 марта 1919 г.: «Рауш фон Траубенберг приехал просить переправить его к Колчаку. <...> Полковник мне понравился, хотя... все-таки немец. Он был в двух войнах, пять раз ранен, православный, по-немецки не говорит, а признался мне, что, когда началась революция, он хотел перейти на службу к немцам, к тем самым немцам, каски которых он три года видел из траншей. «Что же Россия! — сказал он мне, — двадцать пять лет я служил ей, и вот награда!» Я ему ответил — 25 лет она Вас осыпала чинами, орденами, деньгами... Пока она была счастлива — Вы ей служили, а когда она не может Вас дарить больше, когда она несчастна, умирает, нуждается в Вас — тогда Вы переходите к ее врагам.

Тут все дело в смешении понятий Отечество и народ. Россия еще не есть народ. Россия — это наша культура, это русская мысль, русский язык, русское искусство, наука... Народ сегодня не тот, что был вчера и будет завтра. Народ не бог, и служу я не ему, а служу России как идее».

Десятого июня 1919 г. адмирал Колчак своим приказом назначил генерала Юденича «Главнокомандующим всеми Российскими сухопутными и морскими силами, действующими на Северо-Западном фронте». В связи с этим в июле при штабе Юденича был создан Морской походный штаб во главе с адмиралом В. К. Пилкиным.

Штаб должен был заниматься глубокой разведкой в Кронштадте и Петрограде (фактически продолжая деятельность адмирала Пилкина, начатую еще в конце 1918 г.) и налаживать связи с находившимися там морскими офицерами, готовыми принять участие в вооруженном восстании, подобном произошедшему на фортах Красная Горка и Серая Лошадь. Возглавить Балтийский флот в случае успеха восстания должны были адмирал А. А. Развозов, а в случае его болезни или ареста — адмирал М. К. Бахирев. В своей статье «Два адмирала» В. К. Пилкин подтверждает, что у него была организована постоянная курьерская связь с адмиралом М. К. Бахиревым: «Когда было решено наступление на Петроград, я уведомил Бахирева, что главнокомандующий, вполне ему доверяя, заранее утверждает [17] все его распоряжения»{16}. Иначе говоря, постоянная связь с адмиралом Бахиревым была налажена еще до сентября 1919 г., когда было принято решение о начале октябрьского наступления на Петроград. После поражения генерала Маннергейма на президентских выборах 25 июля 1919 г. генерал Юденич (26 июля) покинул Гельсингфорс и отправился в штаб Северо-Западной армии, в Нарву. Адмирал Пилкин сопровождал его в плавании через Финский залив.

В Нарве Пилкин, будучи заместителем Юденича по морской части, продолжал возглавлять Морской походный штаб, в компетенцию которого за отсутствием боевых кораблей входило вооружение и комплектование личным составом бронепоездов и немногих броневиков. Однако, судя по всему, Пилкин и его ближайшие помощники — капитан 1-го ранга П. В. Вилькен и капитан 2-го ранга А. Н. Лушков — продолжали заниматься глубокой разведкой в Петрограде и поддерживали курьерскую связь со своими единомышленниками в городе, в частности с адмиралом М. К. Бахиревым.

Десятого августа 1919 г. английский генерал Марч (заместитель главы английской миссии в Прибалтике генерала Гофа) потребовал немедленного формирования Северо-Западного правительства. Адмирал Пилкин, вслед за генералом Юденичем, вынужден был согласиться на вхождение в состав правительства, уступая требованиям англичан ради получения необходимого для Северо-Западной армии вооружения и снабжения.

Заняв пост военно-морского министра, Пилкин сознавал, что и Юденич вынужден был пойти на компромисс, иметь дело с некоторыми министрами-социалистами. Владимир Константинович стремился всячески облегчить Главнокомандующему эту роль.

Государственный контролер в правительстве, меньшевик-плехановец В. Л. Горн, вспоминал, что каждый раз, когда возникала дискуссия с генералом Юденичем, тот «старался меньше высказываться и старательно прибегал к содействию своего коллеги адм<ирал>а Пилкина, человека тонкого, умного и весьма хитрого...». «Всякий раз, как я начинал переговоры с генералом Юденичем, адм<ирал> Пилкин мгновенно появлялся в комнате, как из-под земли», — писал Горн{17}. Эта ситуация в Северо-Западном правительстве, этот компромисс неизбежно окончился, когда положение на фронте стало безнадежным, а запоздавшее английское снабжение и вооружение были переданы Эстонии. [18] Уже 19 сентября 1919 г. на заседании правительства генерал Юденич заявил, что он и Пилкин «решили выйти из состава правительства», а 3 декабря 1919 г. генерал Юденич и адмирал Пилкин подтвердили свое решение о выходе из правительства и подписали официальное заявление о своей отставке.

К сожалению, тетрадь (или «журнал», как называет ее сам Пилкин), начатая после 11 мая 1919 г., бесследно утрачена. Но из записей, сделанных после 18 октября 1919 г. и вплоть до 1921 г., видно, насколько адмирал Пилкин сблизился с генералом Юденичем. Их дружеские отношения стали еще более тесными. Во внеслужебное время они запросто заходили друг к другу в гости вместе со своими женами — Марией Константиновной Пилкиной (в дневнике «Марусей») и Александрой Николаевной Юденич. «Вечером мы были с Марусей у Юденичей», — отмечает он 1 января 1920 г. Упоминание и описание этих «семейных» встреч в дневнике является новым дополнением к личным характеристикам не только адмирала Пилкина, но и самого генерала Юденича.

Однако, будучи надежным другом Юденича, всегда готовым прийти ему на помощь в дискуссиях с членами Северо-Западного правительства, а порой и с представителями английского командования, адмирал Пилкин оставался в своем дневнике верным себе, правдиво отмечая свои разногласия с Главнокомандующим.

Так, например, еще 2 марта 1919 г. он занес в дневник: «Я пишу для Юденича план операции на Кронштадт... операционная линия от Кронштадта на Петербург коротка, коммуникация пойдет морем и независимо от Финляндии и Эстляндии». В своем докладе генералу Юденичу Пилкин говорит о неустойчивом положении в Кронштадте и считает, что относительно небольшой отряд из офицеров может во взаимодействии с моряками овладеть Кронштадтом и его фортами, открывая этим наиболее верную возможность занятия Петрограда.

Нельзя не заметить, что доклад адмирала Пилкина свидетельствует о его верной стратегической интуиции. Восстание на форту Красная Горка 13 июня 1919 г. и записки коменданта форта поручика Неклюдова подтверждают реальность его замысла.

Но тогда, в марте 1919 г., генерал Юденич вернул Пилкину его доклад, рассчитывая на соглашение с генералом Маннергеймом о наступлении на Петроград с севера, на Карельском перешейке.

Другим примером может служить запись от 19 октября 1919 г., когда адмирал Пилкин вместе со всем штабом Северо-Западной армии отправился из Нарвы в Гатчину. Железнодорожный мост через реку Лугу еще не был восстановлен. Он был взорван во время отступления, вопреки категорическому приказу генерала Юденича сохранить [19] его вместе с предмостным укреплением. В результате присланные англичанами танки не могли вовремя попасть на фронт. Никто не был привлечен к ответственности. «Доброта» Юденича, как пишет Пилкин, распространилась на многих офицеров, не соответствовавших своей должности. Не был вовремя отрешен от должности начальник штаба 1-го стрелкового корпуса полковник (бывший поручик) Видякин, о возмутительных приказах которого как коменданта Гатчины пишет Пилкин. «Шляпа!» — в сердцах восклицает он, говоря о своем друге.

Но ни расхождения, ни критика, о которой, несомненно, знал генерал Юденич, так и не поколебали до самого конца их дружбы, пронесенной через все самые тяжелые испытания и во время ликвидации армии, и в нелегкое время начала эмиграции.

Адмирал Пилкин участвовал в выработке плана октябрьского наступления Северо-Западной армии на Петроград, основанного на идее согласования по времени стремительного наступления на фронте с восстанием в самом городе. Как ведавший всеми связями с морскими офицерами — участниками подготовки восстания во главе с адмиралом М. К. Бахиревым, он тяжело переживал крушение этого замысла.

Его особенно мучило сознание того, что он требовал («в своих телеграммах», как он пишет) выступления в Петрограде от имени Колчака (запись от 23 октября 1919 г.) в те дни, когда произошел перелом на фронте.

Получив 24 ноября сведения по радио, из которых «было видно, что раскрыт заговор и арестованы организации в Петрограде», автор дневника добавляет: «Наверное, на этот раз попался и Михаил Коронатович (адмирал Бахирев. — Н. Р.)... Он долго не принимал участия в организации, но, когда Юденич оказался у ворот Петрограда, поверил и не захотел остаться без дела, не принять участия, не помочь... Сердце мое сжимается, когда я думаю о моих телеграммах. Неужели и я принял участие в гибели друга? Содействовал этой гибели?»

Ноябрьские и декабрьские записи 1919 г. передают подлинную картину положения в Нарве, где находился штаб армии. Войска с трудом удерживали фронт по ту сторону реки Наровы. Холод, голод, страшная эпидемия тифа — и на фоне всего этого открытый грабеж эстонскими солдатами не только отступающих обозов, но и офицеров при разоружении частей, оказавшихся на эстонской территории. Опасаясь встречи с эстонскими патрулями, при передвижении по городу адмирал Пилкин носил с собой не только револьвер, но и клал в карман ручную гранату («бомбу»).

Девятнадцатого декабря вместе со штабом армии адмирал Пилкин окончательно переехал в Ревель, где его ждала уже переселившаяся [20] сюда из Гельсингфорса семья. В Ревеле, среди других дел, по поручению Юденича Пилкин занимался устройством морских офицеров, служивших в рядах армии, и, в частности, защитой перешедшего на сторону белых тральщика «Китобой» от посягательств эстонских властей и требований английского командования спустить андреевский флаг. И это ему удалось. В конце концов, благодаря адмиралу Пилкину, судно с командой, обманув охрану порта, внезапно покинуло порт, пустившись в далекое плавание к берегам Крыма, к генералу Врангелю.

В приказе Юденича от 22 января 1920 г., после того как было сказано об «увольнении от службы» всех солдат и офицеров Северо-Западной армии, объявлялось о создании «Ликвидационной комиссии» под председательством генерал-лейтенанта графа А. П. Палена. В ее состав был назначен и контр-адмирал В. К. Пилкин. Благодаря передаче генералом Юденичем большей части валюты, оставшейся от переводов адмирала Колчака (это произошло в английской военной миссии в присутствии адмирала Пилкина), Ликвидационная комиссия, несмотря на все нарекания в ее адрес, смогла выдать личному составу Северо-Западной армии небольшое пособие. Тем, кто пожелал ехать воевать на Юг России к Деникину, также оказали посильную помощь.

Тринадцатого марта Пилкин записал в дневнике: «Оказалось, последнее заседание Ликвидационной комиссии... Я участвовал в Ликвидационной комиссии по обязанности. Мне надо было войти в нее, потому что надо было то за одного похлопотать, чтобы ему дали месячный расчет, то за другого, чтобы ему дали визу, то за третьего, чтобы внесли в список и т.д. Я не получал никаких суточных, которые, говорят, все получали...»

А раньше, 9 марта, — «Был во франц<узском> консульстве, где нам поставили визы». Наконец, 1 апреля 1920 г., закончив все дела, адмирал Пилкин отплыл с семьей из Ревеля в Гельсингфорс. Здесь он встретил представителя генерала Юденича в Финляндии генерала П. К. Кондзеровского и своих друзей — Павла Викторовича Вилькена и Георгия Александровича Вильсона.

Им Пилкин передал для распределения деньги, очевидно переведенные на его счет генералом Юденичем специально на расходы по делам моряков: «на благотворительность, т.е. пособия, пенсии, на выезд за границу, на организационную работу, и часть оставили на непредвиденные расходы». Как оказалось через год, они понадобились. П. В. Вилькен в сопровождении других офицеров побывал в Кронштадте в дни восстания в марте 1921 г. [21]

Тринадцатого апреля Пилкин с семьей морем прибыл в Копенгаген. Здесь его встретил командир «Китобоя» О. О. Ферсман. Он рассказал, что англичане не рискнули захватить корабль силой после того, как он заявил, что «будет защищаться оружием». Возможно, известную роль сыграло письмо по этому поводу вдовствующей императрицы Марии Федоровны, прибывшей из Крыма на свою родину, ее сестре — английской королеве. «Китобою» удалось-таки под андреевским флагом обогнуть Европу и прибыть в Севастополь к генералу Врангелю.

Восемнадцатого апреля 1920 г. адмирал Пилкин сошел на берег в английском Гулле, а на следующий день прибыл в Лондон. Здесь его встретил капитан 2-го ранга Алексей Александрович Абаза. Он возглавлял разведывательную организацию, созданную на средства (в валюте) правительства Колчака. Сводки этой организации, посылаемые под кодовой подписью «O.K.» в штабы Белых армий, получал в том числе и адмирал Пилкин в штабе Северо-Западной армии. «Когда Колчак увидел, что крушение его неизбежно, — пишет в своем журнале 21 апреля 1920 г. Пилкин, — он решил перевести Абазе 30 тысяч фунтов». Но деньги эти не были переданы полностью, и Абаза получил только 10 тысяч фунтов на ликвидацию своей организации. Адмирал Пилкин решил, что следует продолжать работу Абазы, исходя из сумм, бывших в его распоряжении, и взял на себя расходы (по 300 фунтов в месяц) по Прибалтике до августа 1920 г. На всех этих переговорах в Лондоне рядом с Пилкиным находился капитан 2-го ранга А. Н. Лушков.

Вечером в субботу 24 апреля состоялось прибытие в Париж. На следующий день, в воскресенье 25 апреля 1920 г., произошла «классическая» для эмиграции встреча с генералом Н. Н. Юденичем и его женой. Утром семья Пилкиных отправилась на службу в собор Св. князя Александра Невского на улицу Дарю. В церкви адмирал Пилкин встретил Александру Николаевну Юденич. Она сообщила, что муж сидит в церковном садике на скамейке. Пилкин поспешил к нему. Последовала сцена, о которой в дневнике адмирала читаем: «Он (генерал Юденич. — Н. Р.), с радостным видом поднимается мне навстречу: «Владимир Константинович, позвольте мне Вас поцеловать». Мы целуемся. Я тронут, потому что нежность не в обычае у Ник<олая> Ник<олаевича>». Тут же, в церковном садике, адмирал Пилкин коротко доложил генералу Юденичу о делах по ликвидации армии после его отъезда, об его деньгах (200 тыс. крон), которые остались на счете Пилкина в банке.

«Юденичи, — записал далее Владимир Константинович, — очень тепло нас встретили: и он, и Ал<ександра> Ник<олаевна>. Мы будем [22] видеться». И действительно, весной и летом 1920 г. до самых жарких дней, когда генерал Юденич с женой уехал в Виши, они регулярно встречались. И по делам и без дела, просто чтобы провести время вместе за обедом, за ужином или во время прогулки.

Так, одна из прогулок по Парижу, 10 мая, закончилась в оружейном магазине фирмы Галлан (Gallant) на улице d Hauteville. После осмотра и обсуждения револьвера этой фирмы (ввоз револьверов и пистолетов иностранных фирм был тогда запрещен во Франции) генерал Юденич купил себе револьвер крупного калибра, хотя он «указал, что у Смит и Вессона чувствуется момент спуска курка, а здесь этот момент не уловить».

Пилкин продолжал заниматься делами разведывательной организации «O.K.», регулярно встречаясь с приезжавшим из Лондона в Париж капитаном 2-го ранга А. А. Абазой. На совещании 29 апреля 1920 г. у генерала Юденича адмирал возражал своему другу и бывшему Главнокомандующему, считавшему, что «дело O.K. никому сейчас не нужно». Настаивая на сохранении «O.K.», Пилкин указывал, на значение организации, благодаря которой «имеется связь с рядом организаций (в России. — Н. Р.), которые только и ждут директив... поднимать ли восстание?». (Возможно, что адмирал Пилкин имел в виду Петроградскую боевую организацию профессора В. Н. Таганцева, с которой был тесно связан находившийся тогда в Париже генерал А. В. Владимиров — его письмо было найдено на убитом при переходе границы в июне 1920 г. полковнике Ю. П. Германе.)

Генерал Юденич, видимо, уступил тогда адмиралу Пилкину, согласившись на временную финансовую поддержку организации, возглавляемой А. А. Абазой, во всяком случае, до октября 1920 г., как видно из дневника адмирала. В связи с этим весьма интересна запись в дневнике от 4 октября 1920 г. о докладе прибывшего из Петрограда через Финляндию капитана 2-го ранга Льва Валериановича Сахарова: «Он рассказывает, что, когда мы наступали, в Петрограде была страшная паника у большевиков. По его словам, надо было, когда брали Гатчино, поднять восстание, а не назначать его на момент подхода армии к Обводному каналу...»

И снова адмирал Пилкин осуждает Юденича за его чрезмерное доверие к своим подчиненным, за излишнее следование суворовскому «местный лучше судит», что было разумно на Кавказском фронте.

Многие дела генерала Юденича, которыми был занят адмирал Пилкин, вызывали необходимость встреч с видными представителями русской эмиграции, в том числе с представителем генерала П. Н. Врангеля в Париже генералом Е. К. Миллером. Так, например, [23] 24 июня 1920 г. Пилкин отразил в дневнике свое впечатление: «Сам Миллер молодой еще генерал высокого роста с симпатичным, умным лицом...» Благодаря вмешательству адмирала Пилкина были устранены недоразумения между генералами Юденичем и Миллером в связи с претензиями одного из поставщиков Северо-Западной армии.

К этому следует добавить, что благодаря адмиралу Пилкину отношения Юденича и Миллера ничем и никогда не омрачались. Став председателем Русского Общевоинского Союза, Миллер во время своих приездов в Ниццу не раз посещал Юденича, а в 1931 г. по его инициативе был создан Юбилейный комитет для подготовки празднования 50-летия пребывания генерала Юденича в офицерских чинах.

Перед своим отъездом из Парижа в Ниццу в конце 1920 г. генерал Юденич выдал адмиралу Пилкину соответствующие доверенности для шведских и французских банков, с тем чтобы вести все финансовые дела, связанные главным образом с помощью его ближайшим соратникам по Северо-Западной армии. Помощником адмирала Пилкина в этой сугубо доверительной деятельности был капитан 2-го ранга А. Н. Лушков.

В начале 1921 г. между генералом Юденичем и адмиралом Пилкиным возникла оживленная переписка как делового, так и общеполитического характера. В частности, адмирал Пилкин не забывал вдову своего друга адмирала А. В. Колчака. Заботясь о ней, в письме Юденичу от 16 января 1921 г. он писал: «Относительно Софьи Федоровны Колчак я узнал, что деньги, которые ей так легкомысленно выдали на руки (очевидно, со счетов генерала Юденича. — Н. Р.), действительно пришли к концу, т. к. на счет Софьи Федоровны жила целая колония прихлебателей, французских и русских. Но пока, Николай Николаевич, Вы о Софье Федоровне и о сыне ее не беспокойтесь, т. к. она обеспечивается на год ежемесячной пенсией по 3000 франков. Это должно быть оформлено на этих днях. Но если Ваша милость будет, то не забронируете ли Вы, на всякий случай, приблизительно такую же сумму еще на один год для вдовы А. В. Колчака и ее сына».

В письме от 7 марта того же года Пилкин докладывает Юденичу, что, согласно его указанию, он внес в Международный банк 36 000 франков с тем, чтобы проценты с этой суммы С. Ф. Колчак могла бы получать с 1 января 1923 г. Он добавляет, что еще ничего не сообщил об этих деньгах С. Ф. Колчак, и просит: «...может быть, Вы сами ей напишете, чтобы она не беспокоилась». В этом же письме он сообщает генералу Юденичу адрес вдовы адмирала Колчака в городе По в департаменте Нижние Пиренеи. [24]

Адмирал Пилкин, в отличие от многих военных в эмиграции, не пытался воспользоваться предложениями, которые могли бы удовлетворить честолюбивые стремления и укрепить его материальное положение. Он отказался, правда весьма деликатно, возглавить по предложению генерала Юденича Комитет помощи чинам Северо-Западной армии, рекомендуя на это место генерала Владимирова (в письме от 21 января 1921 г.). Но в письме от 16 января 1921 г., отвечая на другой дружеский запрос генерала Юденича о его, Пилкина, материальном положении, он ответил со всей откровенностью: «Вы так добры, глубокоуважаемый и дорогой Николай Николаевич, что беспокоитесь о моем положении и спрашиваете, насколько я обеспечен и что и как можно бы было мне устроить. Вы говорите, что хотели бы обеспечить своих ближайших помощников, и в первую очередь меня. Едва ли я много Вам помог, разве несколько телеграмм, по Вашему поручению, составил (речь, видимо, идет о телеграммах адмиралу А. В. Колчаку из Финляндии. — Н. Р.)... и вряд ли заслуживаю Вашу помощь в первую очередь. Ужасно трудно говорить о деньгах, и я всегда надеялся, что между нами не будет этого вопроса. Мое глубокое и искреннее к Вам чувство и преданность всегда были бескорыстными. Я никогда бы не решился просить Вас о деньгах для себя, считая, что не имею на это никакого права. Но Вы так дружески протягиваете мне руку помощи, что я, имея семью из пяти человек... мой отказ был бы, мне кажется... неумным. Средства мои на донышке, что можно было продать — продано... Перевоз моей семьи во Францию и потом жизнь в гостиницах, пока я не нашел квартиры, сделали брешь в моем бюджете, и у меня появился долг... Поэтому я с глубочайшей признательностью принимаю Ваше великодушное предложение помочь мне... Но как назвать цифру!.. Если бы Вы сочли возможным из тех денег, которые мне удалось спасти для Вашего дела, дать мне около десяти тысяч крон, мне кажется, я бы стал на ноги. Если Вы сочтете, что я спросил у Вас несоразмерно много, простите мою нескромность и объясните ее ужасной трудностью для меня решить этот деликатный вопрос... Во всяком случае, я с благодарностью приму от Вас ту помощь, которую Вы сочтете возможным мне оказать».

На это письмо последовал лаконичный официальный ответ генерала Юденича от 31 января 1921 г.: «Предлагаю Вам, на расходы лично мне известные, отчислить в Ваше распоряжение шестьдесят тысяч франков, сняв их с моего счета в кронах...»{18} [25]

Иначе говоря, генерал Юденич решил удвоить просимую адмиралом Пилкиным сумму, ибо 10 тысяч крон по тогдашнему курсу (о чем на письме стоит справка капитана 2-го ранга Лушкова) равнялись примерно 30 тысячам франков. Получив 60 тысяч, адмирал Пилкин мог считать себя обеспеченным на много лет вперед.

В конце июля он окончательно покинул Париж и, закончив дела, переехал в Ниццу. Его семья выехала несколько раньше. Как видно из письма ему генерала Юденича от 4 июня 1920 г., он позаботился о ней. «Ваши приехали. Н. А. (Покотило, быв. адъютант ген. Юденича. — Н. Р.) их встретил, водворил на квартиру. Устроиться им поможем, и все, что в наших силах, сделаем, никакого особого беспокойства в этом нет, пожалуйста, не смущайтесь и не благодарите»{19}.

По приезде в Ниццу адмирал Пилкин приобрел небольшой участок земли неподалеку от дома генерала Юденича в предместье Saint Laurent du Var и намеревался заняться садоводством. Но из этого ничего не вышло. Продав участок, он поселился в самой Ницце на улице Chemin de L'Archet. Здесь в 1931 г. скончались его жена — Мария Константиновна, урожденная Леман, и его младшая дочь. Старшая дочь, Вера Владимировна, зарабатывала на жизнь и ухаживала за стареющим отцом.

Деньги, полученные от генерала Юденича, к тому времени давно кончились, ибо сам адмирал, по рассказам генерала Е. В. Масловского, в силу своей «необычной доброты», все старался помогать другим.

Будучи во главе ниццкой кают-компании морских офицеров, адмирал Пилкин по мере сил заботился о своих соратниках по флоту. Он состоял также в весьма замкнутом «Кружке ревнителей русского прошлого», председателем которого одно время был генерал Юденич. После его кончины в 1933 г. адмирал Пилкин стал чаще бывать у генерала Е. В. Масловского, ведавшего богатейшей ниццкой церковной библиотекой. В ней Владимир Константинович также проводил много времени.

В конце 1940 г. «Бюллетень Общества бывших русских морских офицеров в Америке» сообщил своим читателям: «В Ницце, несмотря на крайне тяжелое положение там проживающих, в начале октября всё же наши моряки отметили молебном в Соборе и весьма скромным обедом пятидесятилетие пребывания в офицерских чинах всеми глубоко уважаемого адмирала В. К. Пилкина».

Владимир Константинович Пилкин скончался в Ницце 6 января 1950 г. Последние часы его так описаны контр-адмиралом Н. Н. Машуковым: [26] «Когда... дочь Вера Владимировна вошла в комнату, чтобы попросить отца к завтраку, она застала его без чувств, за писанием письма своему любимейшему офицеру и сотруднику, капитану 2 ранга А. Н. Лушкову. Вызванный врач успел привести адмирала в чувство. Открыв глаза, он сказал: «Как, я еще здесь? а я был уже Там! как Там хорошо...» Несколько часов спустя повторный кризис окончательно оборвал жизнь этого, одного из самых образованных и просвещенных офицеров нашего многострадального флота, Георгиевского кавалера и человека-джентльмена»{20}.

На крышку гроба положили скрещенное оружие и пробитую в бою с японскими кораблями 28 июля 1904 г. фуражку. Владимир Константинович Пилкин покоится в Ницце, на русском кладбище Кокад.

* * *

Дневник адмирала В. К. Пилкина является в своем роде уникальным историческим источником, важным свидетельством о периоде Гражданской войны на северо-западе России. Ибо подавляющее большинство воспоминаний высшего командного состава белых армий (в том числе и написанных талантливо, как, например, «Записки» генерала П. Н. Врангеля) созданы после самих трагических событий; все произошедшее было позади, итоги борьбы известны. Говоря попросту, авторы трудились «задним числом», порой тщательно «выбирая» факты или, за давностью лет, путая детали...

В отличие от мемуаров, в дневнике, или «журнале», адмирала Пилкина волнения, надежды, оценки действий участников запечатлены «по-горячему», в ходе самих событий. Автор дает нам возможность представить себе подлинную картину или, вернее, панораму того, что сам видел и знал на данный момент. Не говоря уже о личных переживаниях за своего друга, генерала Юденича, общению с которым посвящены многие страницы дневника. Все это вместе взятое передает «чувство времени» в Белой армии генерала Юденича в 1919 и 1920 гг.

О существовании этих дневниковых записей мне удалось узнать от генерала Евгения Васильевича Масловского уже в 1950 г., через несколько месяцев после смерти адмирала Пилкина. Но только в середине 80-х я смог обратиться к дочери адмирала, Вере Владимировне, с просьбой ознакомить меня с дневником ее отца. Она, знавшая мою жену с детства, встретила нас в Ницце очень дружески, подарила ряд фотографий, в том числе отца в адмиральской форме, и оригинал его статьи «Два адмирала» с его автографом. [27]

Но дневника не показала, пояснив, что отец вел его только для себя и для ее матери, Марии Константиновны. Позже, узнав, что меня интересуют отношения между ее отцом и генералом Юденичем, она несколько раз повторила, что последний «абсолютно доверял» ее отцу, и согласилась прислать мне несколько выдержек из дневника, скопированных ее рукой. Что же касается оригинала дневника, Вера Владимировна писала мне в письме от 2 января 1986 г., что отец хотел сжечь эти тетради, она умолила их ей оставить.

Вера Владимировна Пилкина внезапно скончалась 9 апреля 1993 г. Несколько тетрадей «журнала» бесследно исчезли, но большая их часть перешла по наследству дальней родственнице по матери, крестнице Веры Владимировны, Екатерине Яковлевне Сокольской, урожденной Никоновой. Она скончалась в 1995 г. Ее муж, Никита Сергеевич Сокольский (Фонтэнбло, Франция){21}, узнав, что я занимаюсь историей Северо-Западной армии, великодушно передал мне в марте 2002 г. 16 тетрадей (а позже еще 3) дневника адмирала В. К. Пилкина с разрешением опубликовать их полностью или частично, с последующей передачей в один из русских архивов. Я исполнил и то и другое: подготовил к печати ценнейшие записи 1918–1920 гг. и переслал источник в Москву, в Библиотеку-фонд «Русское Зарубежье».

* * *

О дневнике в целом следует сказать следующее. Известно, что В. К. Пилкин начал вести его 1 января 1899 г., когда находился в плавании у берегов Южной Америки на крейсере II ранга «Разбойник», и продолжал до глубокой старости. Из огромного объема до нас дошли только эти 19 тетрадей. В настоящее издание включены пять из них, за периоды: 7 октября — 8 ноября 1918 г., 1 января — 11 мая 1919 г., 19 октября 1919 г. — 18 января 1920 г., 4 марта — 5 ноября 1920 г. Они представляют собой тетради фирмы «Koh-i-noor» преимущественно размером 20 х 13,5 см, толщиной до 140 л., в черной коленкоровой обложке. Разлинованные в клетку листы покрыты мелким, очень трудно разбираемым почерком. Кропотливейшая, вызывающая восхищение работа по их прочтению и компьютерному набору была выполнена в 2003–2004 гг. Н. Д. Егоровым (Москва), сверка осуществлена и уточнения внесены А. Ю. Емелиным (Санкт-Петербург).

При знакомстве с дневниками складывается впечатление, что кто-то (по нашему мнению — сам автор) проводил предварительную работу по подготовке их к публикации. Так, часть фрагментов текста в [28] тетрадях вырезана (эти случаи в настоящем издании оговорены с указанием примерного числа утраченных знаков), все абзацы, имеющие не только личное значение, выделены с помощью красного карандаша в начале и в конце круглыми скобками; часть абзацев, напротив, отмечена синим карандашом.

Нами пунктуация приведена к современным требованиям, также исправлены архаичные окончания слов. Места, где отдельные слова разобрать не удалось, заключены в квадратные скобки с указанием числа неразобранных слов: например, <1 нрзб>. Знак вопроса в круглых скобках после слова означает прочтение лишь предположительное. Аналогичные знаки вопроса, поставленные автором, оговорены особо. В записях 1920 г. сокращен ряд фрагментов семейно-бытового характера. Комментарии и примечания подготовлены А. Ю. Емелиным. Им же составлены биографические данные о военно-морских чинах, упоминающихся в дневнике (см. Приложение). При первом упоминании их фамилий в примечаниях приводятся только имя, отчество и воинское звание.

В Приложении помещены и несколько писем В. К. Пилкина Н. Н. Юденичу, иллюстрирующих их отношения в эмиграции, а также работа автора дневника «Два адмирала» — о бывших его сослуживцах, ярких деятелях русского флота М. К. Бахиреве и А. В. Колчаке.

Выражаю искреннюю признательность за предоставленные биографические материалы В. В. Верзунову, П. Саммалсоо, Р. Ю. Маткевичу (Таллин), Е. М. Сагалович, A. M. Пожарскому (Санкт-Петербург), А. Н. Денисову (Москва), В. В. Толкачеву (Рига). Моя сердечная благодарность за переводы с французского и пояснения, связанные с топографией Парижа, — Н. М. Янову и О. О. Козачевскому (Париж), за содействие в получении дневника и за ценный фотоматериал — Т. Н. Ивановой (Немюр, Франция), за участие в подготовке материала к печати — С. Я. Мазанкину (Нант, Франция). Наконец, не могу не выразить глубочайшей признательности за неоценимую помощь на всех этапах данной работы — А. Ю. Емелину (Санкт-Петребург), за исключительные усилия по прочтению дневника — Н. Д. Егорову, за организацию и редактирование издания — И. В. Домнину, за последовательную поддержку проекта — председателю Русского Общественного Фонда Александра Солженицына Н. Д. Солженицыной и генеральному директору издательства «Русский путь» В. А. Москвину.