1943
Ходят тревожные слухи, что большевики начали большое наступление. Где — неизвестно. Газет мы не получаем. Радио запрещено под страхом расстрела. Оторваны от всего мира.
...Слухи о лагерях в Германии все ужаснее и невозможнее.
(о скандале между немцами и испанцами из-за выпоротой немцем девушки, закончившемся тем, что) испанцы ... начали избивать всех попадавшихся им по дороге немцев. Побоище было настоящее. Как всегда в теперешнем сумасшедшем мире рыцарство проявило не офицерство...а простые солдаты. Похоже на то, что теперь во всем мире народ лучше своих правителей и своей «элиты». Немцы как будто нарочно делают все возможное, чтобы оттолкнуть от себя людей. Идиоты. Какое несчастье для русского народа, что ему приходится ждать помощи от немцев, а не от настоящих демократических народов. Но эти демократические народы усиленно помогают большевикам, предают русский народ на издевательство и уничтожение. Неужели они не понимают, какую петлю они готовят на свою собственную голову?... Говорят, что они понимают только свою выгоду. И этого нет. Всякому русскому колхознику ясно, что выгоднее было бы дать немцам разбить большевиков, а потом вместе с Россией разбить немцев.
Слухи о том, что немцы застряли плотно — все упорнее. Винят в этом и самих немцев и союзников. Неужели все жертвы, которые принес русский народ в эту войну, напрасны! И что же мы за несчастные такие.
Как будто бы какой-то проблеск надежды. Сегодня у городского головы был человек прямо из Берлина и рассказывал о каком-то советском генерале Власове. Вещи рассказывает невероятные. Как будто бы этот генерал с разрешения немцев и при их помощи организовывает русскую армию из военнопленных и остовцев. Так называются те, кто поехал в Германию на работы. О том, каково их положение в лагерях, рассказывают такие невероятные вещи, что невозможно было бы поверить, если бы наше дорогое правительство не научило нас ничему подлому удивляться. Разве возможно, чтобы какое-либо другое правительство на свете запрещало родным переписываться со своими военнопленными и помогать им. А наше устроила так, не моргнув глазом.
Армия называется Российская Освободительная Армия. РОА ...это движение как будто не реставраторское. Идеологию для этой армии поставляет какая-то эмигрантская партия. Значит, опять какие-нибудь эсеры или меньшевики. Других партий там как будто бы и нет. Да все равно. Всякая партия хороша, если она противбольшевистская и если она работает против них. Как глупо, что он толком ничего не знает. И как это так, сидеть в Берлине и не поинтересоваться такой вещью.
Еще один Татьянин день на войне. Тяжело и печально. Как будто бы прошло не полтора года, а полтора века, как мы не виделись с нашими ленинградцами. Здесь мы очень одиноки. Никого не интересует то, что интересует нас. Правда, здесь уцелела наиболее жуликоватая публика вроде Белковского, остальные или вымерли или разбежались, или вывезены немцами. Интереснее всего наблюдать повылезавших откуда-то «бывших». Имеется даже один земский начальник. Все они страстно мечтают о реставрации, о получении обратно своих имений, о возможности продолжить жизнь с того самого момента, на котором она прервалась в 17 году. Народ для них по-прежнему быдло и они мечтают расправиться с ним за все свои обиды. А перед немцами лебезят и лижут у них пятки. Вот и Белковский бьет по физиономии русского печника и унижается до тошноты перед немецким трубочистом. Видела сама своими глазами и именно перед трубочистом. ...
Дело идет к весне... Эвакуация усиливается. Говорят, что скоро нас всех поголовно вывезут. Никаким «говорят» народ уже не верит.
(после нескольких дней боев за Красный Бор — Н.Л.) Бой кончился. ...Испанцы и все русское население сражалось с винтовками и револьверами. Красные никого не «освобождали» и в плен не брали. Они подводили танки к домам и били в дома и подвалы, где скрывались русские. Испанцы держались выше всякой похвалы. Красных выбили. Потери у испанцев до 50% части, но они продолжали биться. Даже немцы ими восхищаются.... Население немедленно переименовало «Красный Бор» в «Мясной Бор». Дело очень маленькое и никакого значения в общем ходе войны не имеет. Но нам совершенно безразлично — умрем ли мы при большом деле или когда «на фронте без перемен». А особенно все равно попасть к красным при сражении или без него. От души ненадолго отлегло. И так все время живем.
Слухи о разгроме немцев и о начавшемся большом наступлении большевиков подтверждаются. Погибла какая-то немецкая армия под Сталинградом. Несчастный русский народ. Что то его ждет. Только ничего хорошего. За себя я стала спокойнее. Твердое решение всегда помогает. Мы в руки большевиков не попадем. Смотрю на нас с Колей как на смертников. Достала еще морфию.
Слухи о формировании армии генерала Власова подтверждаются. Только не поздно ли? Страшно, если она будет чем-нибудь вроде армии ген. Краснова. Представляю этих «освободителей». Сама я казачка и казаков знаю хорошо. Они также как и прочие «бывшие» ничему не научились. Будет только лишняя резня и народ тогда уже окончательно никому верить не будет. Они скомпрометируют всякую освободительную идею. Называют в числе «освободителей» Шкуро. Как странно слышать эти имена теперь. Русский народ привык соединять с этими именами все, что только было плохого в монархии и белом движении... Неужели же больше ничего не дала русская эмиграция? Русский народ сейчас пойдет с кем угодно против большевиков. Но после их свержения опять начнется резня. Если же то, что мы слышим об армии Власова, правда, то это истинный освободитель. ...Страшно поверить. И можно было бы не с такими муками нарождаться этому освобождению.
Получили совершенно официальное сообщение о том, что мы переезжаем в Гатчину... Колю приглашают на работу в пропаганду... Неизвестно, что заставят делать в этой самой пропаганде. Если писать исследования о банях с точки зрения Заратустры — это еще ничего. Одна надежда на немецкий, точнее фашистский, идиотизм. Как мы различаем русский народ и большевизм, так же мы различаем немецкий народ и фашизм. И еще надежда на то. что чем дальше в тыл. тем больше возможностей, наконец, встретиться с теми. кто укажет, как связаться с делом Власова. Вот там бы мы начали пропаганду... Хотя бы скорее отсюда вырваться. Все-таки это тоже тюрьма, только расширенного образца.
Городской голова говорит, что в гатчинской пропаганде сидит очень симпатичная и теплая кампания, которая ставит себе целью обставлять немцев. Дай то Бог. Газета ихняя, которую нам привез Курт, положим, никуда не годится. Захолустная советская газетенка... Редактором там действительно сидит бывший редактор районной советской газеты. Вот ведь удается же людям попасть на такое место. А мы как в западне. Говорят, что в западных областях — в Минске, Могилеве выходят газеты и издаются русские книги. Почему же у нас тут такое убожество? Фронт мешает. До нас доходит такое страшное барахло из издающегося немцами для русских, что становится страшно: неужели все настоящие поэты и писатели остались «там»?
Убило снарядом какую-то бабу спекулянтку. Управа делила наследство. Нам достался ее последний паек, с каким ее и убило. Полицай нам принес сумку с пайком. На дне мы нашли ее паспорт и в нем 11000 рублей и завернутые в тряпочку несколько драгоценных камней и золотые часы. Коля пошел к городскому голове и сказал о находке. Тот примчался, как ошпаренный и забрал все... После этого к нам было целое паломничество всего города — приходили и спрашивали: правда ли, что мы отдали в управу деньги и драгоценности?... А тот полицай, что принес нам паек и не догадался осмотреть сумку, хотел повеситься. И нашей невменяемостью огорчались врачи, учителя, инженеры и прочий цвет интеллигенции. Или мы в самом деле невменяемые, или весь мир сошел с ума и нормальные только мы. Противно до смерти. Я, кажется, права, что на смену всем былым «измам» теперь пришел «шпанизм» и мир живет по нему.
Наше «дон-кихотство»... вызвало даже отклик в столь благородном учреждении как СД... Курт и Пауль приехали узнать правда ли все это. Вид у них был настолько идиотски торжественный, что я не утерпела и начала хохотать. Колька бесится. Вся эта история ему страшно надоела и он говорит, что в следующий раз он непременно украдет деньги, чтобы только не разыгрывать роли благородно показательного идиота. Хвастает. Не украдет.
(о расставании с испанцами — Н.Л.)... Притащили мне на память массу фотографий. И даже капитан имеется. Буду хранить. И только подумать, у нас знакомство с испанцами. Если кто-либо предсказал такую штуку в апреле 1941 г., посмотрели бы как на сумасшедшего. После той закупоренности и оторванности от всего мира, наша теперешняя куцая свобода кажется фантастической. И даже уже этой свободой в некоторой мере насытились. Не ругаем теперь большевиков каждую минуту, как раньше. Чувства то наши остались к ним прежние, но уже привыкли к сознанию, что можно теперь говорить о том, о чем раньше боялись подумать, чтобы не проговориться во сне.
Переезжаем мы не в Гатчину, а в Тосно. Это 20 километров от фронта. В глубокий тыл...
Ехали мы два дня. Ночевать заезжали в один из русских рабочих лагерей, который находится всего в 25 км от Павловска, но мы никогда не слыхали о нем... Расположен прямо в болоте. Очень чисто в бараках. Но ночью в комнатах тучи комаров... Люди выглядят как привидения. Когда наша машина остановилась, то кто-то из проходящих лагерников очень злобно сказал: какие-то господа на нашу голову приехали. Стало очень горько. А тут еще бестактность нашего провожатого немца. Он немедленно прикомандировал ко мне «для услуг» девушку из лагеря. Но потом мы с ней подружились... Она поняла, что мы не «господа»... Они живут хуже, чем мы в Павловске...
...В пропаганде здесь работают настоящие русские люди. Военные. Советские все. Очень странно принимать у себя за столом партийцев... И вот я пою чаем своих злейших врагов. Так мы смотрели на всех партийцев в СССР. А среди них, оказывается, много порядочных людей... Не работать на партию, состоя в ней, они, конечно, не могли. Ну, а уйти из партии — это лучше и легче кончить жизнь самоубийством...
...Почти все пропагандисты, которые тут работают, бывшие партийцы. И их никак невозможно заподозрить в неискренности. Вообще, мы здесь узнали за неделю партийцев больше, чем за всю жизнь там. Все они народ малокультурный, но интересный.
Немцам- то особо культурные и не нужны, потому что они сами показывают все больше и больше свое несусветное дикарство. И наши партийцы и немецкие, ну совершенно одинаковы по узости кругозора и общей безграмотности. Только немцы упитаннее и воротнички чище. А по духовным запросам, по жажде знаний, культуры и по стремлению к усвоению нематериалистической идеологии наши дадут, конечно, немцам сто очков вперед.
Перемена нашего жития разительная. Сразу же от недоедания, почти полного голода, даже нищеты, полного бесправия к относительно высокому благополучию немецкого солдатского пайка, правовому положению немецкого служащего.
Коля уже получил вместо своих лохмотьев новый костюм. Костюм для бедного рабочего. Но после того, в чем он ходил до сих пор — люксус. Его настроения пока что радужные. Все его сотрудники одного с ним мнения, что с немцами, т. е. вопреки немцам, можно кое-что сделать. Вчера он уже публично выступал на тему «Смутное время». Доклад был прекрасный. И говорил он все, что хотел, без оглядки на кого бы то ни было. Для контроля сидело два немецких чучела из пропаганды. Но переводчиком был свой — Даня. И перевод был соответственный. Даня относится к категории тех переводчиков, которые переводят все так, как надо....
...вчера была представлена вся публика из пропаганды. Два поэта и четыре прозаика. Очень интересная публика. Один особенно интересен. Кубанский казак, плохо грамотный. Пишет свои воспоминания о дореволюционной и послереволюционной станице. А так как после революции он пережил все удовольствия: и тюрьму, и высылку и немецкий плен и чудесное спасение во время расстрела, то воспоминания очень интересны. Но и помимо материала он очень талантлив и иногда прямо удивляешься как это человек, который совершенно не знает грамматики, ухитряется писать таким ярким и сочным языком....
Один из поэтов очень тонкий, вполне интеллигентный мальчик, студент. Обладает невероятными способностями к языкам. Пишет и хорошо новеллы. Третий уральский казак. Написал роман. Этот гораздо ниже кубанца. Но грамотен. И материал интересный.
Один из них, молодой, комсомолец, пишет роман о великосветской жизни. Совершенная чепуха. И так как он великосветскую жизнь представляет себе вроде жизни секретарей парткомов, то получается такая великосветская клюква, что без смеха слушать невозможно. А талант есть, и никак его не убедишь, чтобы он писал о том, что знает. О своем комсомоле, например...
Работа пропагандистов здесь выражается в том, что они пишут роман для себя и статьи для каких-то никому неведомых газет. Ни то, ни другое не печатается. Иногда их куда-нибудь возят или с докладом или с кино...
... Здесь уже настоящий тыл. Посевы на полях, огороды, коровы, куры, свиньи, козы. Можно купить все, даже одежду. Здесь я даже начинаю заниматься туалетами — перешила себе из старого платья юбку....
Колю возили опять куда-то читать доклад. Говорят, что прошло очень удачно...
Мой салон «круглого стола» процветает. Начинающие авторы все приносят мне свои произведения на отзыв и поправку...
Вот женского общества здесь для меня нет совсем. Или молоденькие девочки или совершенно неинтеллигентные... Большинство живет потребительскими интересами. А еще нас, вероятно, и боятся как немецких наемников. Все больше и больше доходит слухов об армии Власова. Но толком все-таки ничего не знаем. Поговаривают, что это очередной трюк и что военные власти сами ничего об этом не знают.
Приезжали Пауль и Курт. Уговаривают Колю согласиться на переезд в Гатчину. Как будто мы можем соглашаться или не соглашаться... И даже намекнули, что на окраине (Тосно) нам небезопасно из-за партизан. О них» правда, слухи все усиливаются. И мосты таки заваливаются. Вот тебе и непобедимые тевтоны. И в городе происходят разные странные вещи: по ночам какие-то люди кричат по улицам, что немцам «капут», и патрули никак не могут их поймать...
Друзья из СД бывают у нас довольно часто... Павловск и Пушкин эвакуируются. Немцы вывозят все население до одного человека. Хотят ли этого или не хотят. Хотят вывозить, но теперь уже мало кого осталось. Разрушают железнодорожные пути. Снимают не только рельсы, но ровняют даже насыпь. Совершенно ясно, что война ими проиграна. Ходят неясные слухи, что они изобрели какое-то ужасное оружие и, как только оно будет изготовлено в достаточном количестве, немцы будут непобедимы. Чепуха, вероятно, пропагандистская. Немцы подлецы и дураки. Но и демократия не умнее. Кому они помогают?...
Коля спросил у Курта, что немцы делают со всем эвакуиро-472 ванным народом. Курт ответил, что они нам не могут сказать. Понимайте, мол, сами...
Идут бои на Мге....
Что будет дальше неизвестно... У нас все время острое ощущение ловушки...
В пропаганде ребята даже перестали делать вид, что пишут статьи.
Часть отдела пропаганды уезжает в Двинск. (Коля остается на месте)... Ужасно только одно, что большевики приближаются...
Приезжали из Двинска двое наших. Уже совершенно определенные слухи привезли о Власове. Что-то есть и настоящее. Обещали приложить все усилия, если им удастся туда попасть, перетянуть и нас...
Приезжал какой-то тип из Гатчины и привез нам назначение... Говорил с Колей о книжке, какую он пишет. Называется «Новая Европа». Какие все же фашисты дураки. Ну, какая тут новая или старая Европа, когда... нет ни малейшего сомнения в конце....
Была сегодня в кино. В первый раз со времени войны. Видели чудесный фильм «Шведский соловей». Я получила истинное наслаждение от того, что это ничего общего не имеет с настоящим. Но было кое-что и ядовитое. В кинохронике показывали сбор урожая на Украине и (то), как теперь при немцах зажиточно живут русские крестьяне. И вдруг промелькнул на одну секунду немецкий солдат с записной книжкой, ведущий учет выхода зерна из-под молотилки. И идиллия сейчас же кончилась. Пахнуло милым и старым заготзерном и прочими советскими удовольствиями. Ну, какие же все-таки дураки...
Мы в Риге. В настоящей загранице... Здесь я и Коля имеем настоящую работу в настоящей газете. Газета «За Родину». Пережила два этапа развития. Первый, когда в ней владычествовал Игорь Свободин. Псевдоним немца, ни слова не знавшего по-русски. Газеты была просто нацистским листком и наполнялась бредом Свободина. Она совершенно не читалась и даже немцам, наконец, стало ясно, что вести газету по-прежнему нельзя. Игоря Свободина убрали. Появился новый штат сотрудников, русских. Газета добилась относительной независимости и скоро приобрела влияние Среди русского населения. Газета выходит ежедневно... Номер стоит 5 пфеннигов. Но в некоторых областях как Минск, Витебск она продается из-под полы за 5 марок (за) номер. Расходы, включая и гонорары сотрудников, составляют 2-2,5 тыс. марок. Остальное забирают немцы. Приятно сознавать, что газета не только не издается на деньги немцев, но еще и платит им... Т. е. немцы грабят нас, нищих. Но этим оплачивается наша независимость. Редактор Стенрос. Из Советского Союза. Он не профессионал..., но журналистская и редакторская хватка у него есть. Сотрудники люди разные. Основное разделение — люди с убеждениями и циники. Фашистов презирают и те и другие... большинство сотрудников люди независимые... Но не все можно писать, что хочется. Нельзя, например, ничего писать о власовской армии... Нельзя писать о национальной России. Но можно не писать того, чего писать не хочешь. Немцы не заставляют кривить душой, если не считать кривизной умалчивание. Немцы виноваты в наших умолчаниях, но не в наших высказываниях...
Была в редакции и познакомилась со Стенросом. Мои статьи все печатаются. И я очень довольна, что, наконец, имею возможность отвести душу... нас не принуждают говорить то, чего мы не хотим. Мы не можем сказать всего, что мы хотим. Так, например, в статьях Лютова нет ни малейшего намека на антисемитизм или на преклонение перед немцами и Германией. Это не подвиг воздержания. Молчать никому не возбраняется. И если кто-либо из сотрудников позволяет себе антисемитские выпады (что случается очень редко), то не немцы в этом виноваты; если кто-либо низко кланяется перед немцами (тоже нечасто), это дело его совести. Конечно, немцам нужно говорить со страницы газеты свое... Газета является антибольшевистским органом. Немало места также посвящает(ся) вопросам русской культуры. В общем, газета настоящая и редактор настоящий и работа настоящая. Наконец-то мы до нее добрались. Спасибо нашим друзьям из СД.
Завтра еду в больницу. Мое здоровье совсем расхлябалось. Вешу 36 кг.