1942
Что-то он нам принесет, этот самый 42-й! ...В городе одна забава кончилась трагически. Немцы были у своих кралечек. Офицеры напились и начали издеваться над девушками. Те защищались и во время драки упал светильник и дом загорелся. Девушки бросились бежать, а офицеры стали за ними охотиться как за кроликами. Трех убили, а одну ранили...
Опять началась работа в бане. Господи, когда же кончатся эти ужасы. Немец конвоир хотел избить палкой умирающего военнопленного. Банщицы накинулись на конвоира и чуть его самого не убили. И это голодные, запуганные женщины...
...Немцы боятся публичности и все гадости стараются сделать под шумок... Конечно, это война, фронт и прочее, но от потомков Шиллера и Гете хотелось бы чего-то другого. Между прочим, есть вещи, творимые этими самыми европейцами, которых русское население им никак прощает, особенно мужики. Например, немцам ничего не стоит во время еды, сидя за столом, испортить воздух. Об этом нам рассказывал со страшным возмущением один крестьянин. Он просто слов не находил, чтобы выразить свое презрение и негодование... Русский мужик привык к тому, что еда — акт почти ритуальный. За столом должно быть полное благообразие. В старых крестьянских семьях даже смеяться считается грехом. А тут такое безобразное поведение. И еще то, что немцы не стесняются отправлять свои естественные надобности при женщинах. Как ни изуродованы русские люди советской властью, они пронесли сквозь все страстную тягу к благообразию. И то, что немцы столь гнусно ведут себя, причиняет русскому народу еще одну жестокую травму. Он не может поверить, что народ-безобразник может быть народом-освободителем.
У нас привыкли думать, что если большевики кого-то ругают, то тут-то и есть источник всяческого добра и правды. А выходит что-то не то... Среди военнопленных уже ходит частушка:
«Распрекрасная Европа, Морды нету, одна...»
Вчера у нас ночевали Ивановы-Разумники. Мы не спали всю ночь и просидели у прелестной елочки и даже со свечками, которые доставали общими усилиями... Разумник Васильевич и Коля были на высоте. Рассказы, стихи, шутки. Пели колядки. На несколько часов удалось забыть окружающее... голод, нищету и безнадежность. Разумник Васильевич пригласил нас на будущий пир. У него в Ленинграде хранится бутылка коньяку, подаренная ему при крещении его крестным отцом. Когда ее дарили, ей было уже 50 лет. Теперь Разумнику Васильевичу 63 года ... Мы приглашены ее распить, когда кончится война и большевики. Более достойного дня для такой выпивки он не может себе представить. Мы поклялись все собраться в Ленинграде или как там он будет называться в первое же Рождество после падения большевиков и выпить этот коньяк...
Сегодня ... объявили, что баня будет с завтрашнего дня обслуживать немцев.... Беднова в восторге: «Избавимся, наконец, от этих вшивых оборванцев». Дрянь этакая...
Большое удовлетворение. Баня будет обслуживать опять военнопленных и русское городское население. Население, конечно, наберется вшей и заболеет тифом...
...Всюду у немцев пролезает самая паскудная сволочь и старается через этих дураков свести свои счеты с народом. Лизали пятки большевикам, а теперь мстят за это ни в чем неповинным людям. Пропади они все пропадом. Только бы дождаться конца войны, а тогда уж не дадим им и на пушечный выстрел подойти к власти. Да они и не смогут. Они только и умеют, что лизать чужие сапоги...
Такие времена, как мы сейчас переживаем, являются лакмусовой бумажкой для пробы людей. Выдержит ЧЕЛОВЕК — настоящий, превратится в животное — не стоящий...
Татьянин день. Где то теперь Ната! Если они не уехали из Ленинграда, то, судя по слухам, им там никак не выдержать. Там еще хуже, чем у нас. Судя по тому, как их бомбят и обстреливают и плюс еще осада, у нас тут прямо рай...
Пришли немцы и «попросили» у нас пианино «до конца войны». Отдадут, когда война кончится. Видали нахалов! Странно слышать, что вот здесь, около нас, на фронте есть еще и другая жизнь. Клуб, танцы, концерты. Дико и фантастично.
Событий никаких, если не считать того, что число умирающих возрастает с каждым днем... (Говорим) очень слабыми голосами. Всегда на одну и ту же тему: какова будет жизнь, когда немцы победят, война кончится и большевиков разгонят. Имеется уже совершенно разработанный план устройства государства, программ народного образования, землеустройства и социальной помощи. Вообще, предусмотрены все случаи жизни.
...Горит коптилка или чаще (комната) освещается печкой. За стенами разрушенный город. Свистят снаряды... Если нужно встать и пойти в темную и холодную кухню «по нужде», человек терпит елико возможно, потому что встать — это большой и тяжелый труд. И над всем этим превалирует беспрерывное, сверлящее чувство голода, того голода, который разрывает внутренности и от которого можно начать выть и биться И непрерывно мозг сверлит одна мысль: где и как достать еды!
И вот как-то в один из таких вечеров я спросила всех наших М.Ф., Витю (мальчик 15 лет), Колю: «А что ребята, если бы сейчас пришел к нам какой-нибудь добрый волшебник и предложил бы нам перенестись в советский тыл. И там была бы довоенная жизнь и белый хлеб, и молоко, и табак, и все прочее. Или сказал бы, что и до конца дней наших будете жить вот так, как сейчас. Что бы вы выбрали? И все в один голос, еще я не успела докончить фразы, сказали: остаться так, как сейчас. Ну, мы с Колей, понятно. Мы все предпочтем советской власти. А вот Витя, воспитанник этой самой власти. Я спросила у него — почему. Очень спутанно и сбивчиво он смог все-таки дать понять, что там в прежней жизни не было никаких надежд, а теперь он видит надежду на лучшее. А М.Ф., которой при советской власти уж совсем было неплохо жить... просто обругала меня, чтобы я не приставала с глупостями «Всякому понятно, почему».
Может быть я выживу и этот дневник уцелеет. И, вероятно, я сама буду читать эти строки с сомнением и недоверием. Но было все именно так, как я сейчас записала. Мы предпочитаем все ужасы жизни на фронте без большевиков, мирной жизни с ними. Может быть потому, что в глубине сознания мы верим в нашу звезду. Верим в будущее освобождение. И уж очень хочется дождаться времени, когда можно будет работать во весь дух. А работы будет очень много. И работники будут нужны. И еще поддерживает мстительное желание посмотреть на конец «самого свободного строя в мире», испытать радость, при мысли о которой дух захватывает...
...договорилась с городским головой о том, Коля будет собирать книги из частных библиотек.
...Немцы, каких мы здесь видим, производят впечатление совершенно неинтеллигентных людей и во многих случаях диких. Наши военкомы, конечно, никогда не зачислили бы чудаковатого профессора в сумасшедшие только потому, что он не грабит квартир, а собирает книги для общего пользования. И обязательно помогали бы ему в этом, чем только могли бы. А для этих гетевско-кантовских душ все, что бескорыстно непонятно и пахнет клиникой для душевнобольных. Воспитание у фашистов и большевиков дается, по-видимому, одинаковое, но разница в народе.
Наших воспитывали в большевистских принципах 20 лет и все же не могли у них вытравить подлинного уважения к настоящим культурным ценностями и их носителям. А там фашисты у власти какой-то десяток лет и такие блестящие результаты. Вероятно, Коля прав, когда говорит, что вся Европа охотно примет коммунизм и единственный народ, который с ним борется — русский. Я всегда с ним спорила. Уж очень наш народ казался мне диким и некультурным. Теперь же мне все яснее становится разница между культурой и цивилизацией. Немцы цивилизованы, но не культурны. Наши дики, не воспитаны и пр., но искра Духа Божия, конечно же в нашем народе гораздо ярче горит, чем у европейцев. Конечно, и среди немцев есть ЛЮДИ, но все же ШПАНЫ больше.
Коля страстно увлечен своим новым занятием. Надо видеть эту фигуру. Заросший, еле передвигающий ноги с маленькими саночками и со стопочкой книг. Много то он увезти не может. И бродит такой призрак культуры по Царскому Селу, по пустым мертвым улицам, среди развалин, под обстрелами... Особенно огорчен тем, что погибла библиотека Разумника Васильевича... А там было несколько тысяч томов и все интереснейшие раритеты. Солдаты рвут и топчут и топят печки ими. И там была его переписка с такими поэтами как Вячеслав Иванов, Белый, Блок и прочими символистами и всеми акмеистами. Несколько раз умоляли немцев из этого дурацкого СД вывезти все эти сокровища. Всякий раз обещали и ничего не сделали. И теперь все пропало. НИЧЕГО не осталось. Вот тебе и Гете с Шиллером... Нет, наши военкомы гораздо понятливее на такие вещи.
Очень мне сегодня печально. Проводили нашего Витю... Что-то нет у нас доверия к этим эвакуациям... слухи пробиваются даже к нам, совершенно оторванным от мира, как будто эвакуируют в Германию на самые тяжелые работы. И что к русским там относятся как к «унтерменшам». А слухи держатся весьма упорно...
Все упорнее идет шепоток, что союзники, американцы и англичане, оказывают громадную помощь большевикам и что немцы скоро приостановят свое победное шествие по России. Мы здесь ничего толком не знаем. Немецким сообщениям начинаем также мало верить, как и большевистским. Уж очень много общего у этих господ. По их сведениям, они все продвигаются вперед. Но почему же здесь, у нас, они остановились и ни с места? Давно пора занять Ленинград. Говорят, что они решили не тратить сил на бои и хотят выморить его до чиста.
Город вымирает. Улицы совершенно пусты. По утрам ходить по некоторым улицам просто невозможно. Возят по ним трупы. А по другим ходить запрещено по каким-то военным соображениям. И вот, каждое утро получаешь этакую моральную зарядку — 3 или 4 подводы, груженые как попало совершенно голыми трупами. И это не отвлеченные трупы, а твои знакомые и соседи. И всякий раз спрашиваешь себя, не повезут ли завтра и меня таким же образом, или еще хуже, Колю... Сейчас с необычайной остротой чувствуется наше полное одиночество в этом мире. Во всем этом ужасном и кровавом мире. Иногда кажется, что людей совсем нет, а только звериные рожи и жалкие, полураздавленные рабы. Где же знаменитое человечество?...
Нечего было записывать. Все одно и то же все становится безнадежнее... (далее — об очаровании священником, который провел 10 лет в концлагере. Был выпущен перед самой войной и уже во время нее пробрался в Царское Село к своей матушке. — Н.Л.) Бредит новой церковной жизнью. Роль прихода ставит на очень большую высоту. Вот таких нам и надо. Не сдающихся... Если бы во главе прихода стал настоящий священник, то он смог бы сделать очень много. Не с немецкими кралечками, а с настоящей молодежью, которая рвется к церкви и к религиозной жизни. Это я знаю ... из разговоров с военнопленными в бане. Люди умирают от голода, вшей, тифа, жестокого и подлого обращения с ними немцев, так и тех русских, которые стоят у власти над ними, и все же у них достаточно духовных сил для того, чтобы отдаться мыслям о Боге и религий...
В городе объявлена эвакуация фольксдойчей. Всех. Кто хочет, записывают в фольксдойчи и отправляют. По-видимому, командование решило под этим предлогом разгрузить город. Ивановы, Петровы, немипуренки идут за фольсдойчей... Идти надо в СД к какому-то Райхелю...
он нас не пропустил. Весьма любезно, но категорически... Последняя надежда вырваться отсюда провалилась.
Уехали с фольксдойчами и Давыдовы. Единственный человек, который нами все-таки как-то помогал....
Иванова-Разумника вели на машину под руки... Как он доедет?
Разочарование и какое: от. Василий, на которого мы возлагали столько надежды насчет работы приходов, обновления религиозной жизни и пр., получил от немцев разрешение перебраться в Гатчину и ему был дан на этот случай грузовик. Нагрузив грузовик до предела барахлом, он отбыл... Машина и пропуск ему были даны с тем условием, что уже обратно ни под каким видом и ни на один день не приедет. И вот он все-таки приехал обратно еще раз и просил еще одну машину, так как на первой не мог довести всех своих вещей. Ему свирепо и категорически отказали и потребовали, чтобы он ...немедленно покинул город. И вот он приходил к нам жаловаться на немцев... При этой пренаивно рассказывал, что вся дорога до Гатчины по обеим сторонам покрыта трупами и что бесконечное количество еле бредущих людей готовит новые кадры трупов... Я его спросила, почему он никого из них не подвез до Гатчины на своем грузовике. Страшно удивился... Я забыла все должное уважение к священнику и заявила, что если бы это было с нами, то мы выбросили бы часть вещей или даже все, а забрали столько людей, сколько возможно. И что католический или протестантский священник непременно бы так поступил... Ушел обиженный... Барахольщики несчастные... Здесь, на фронте, на наших глазах люди десятками гибли и гибнут из-за барахла. Не хотят эвакуироваться, боясь потерять вещи. Было расстреляно и повешено несколько десятков людей за то, что они ходят по пустым квартирам и их грабят... Немцы тоже страшные барахольщики. Вот это уж совершенно непонятно. Ведь богачи по сравнению с нами... немцы отправляют в Германию вещи, которые не всякая советская хозяйка бы купила в мирное время.
...Несмотря на нашу нищету, нас поражает низкое качество материала, в который одета немецкая армия. Холодные шинелишки, бумажное белье. Здесь они охотятся за кожухами и валенками. Снимают их с населения прямо на улице...
Вообще наше представление о богатстве Европы при столкновении с немцами получило очень большие поправки. По сравнению с Советским Союзом, они богаты, а если вспомнить царскую Россию — бедны и убоги. Говорят, это потому что ... война. Но обмундирование-то они готовили до войны. И потом, они же покорили почти всю Европу. И уж, конечно, они не стеснялись с Европой так же, как не стеснялись с нами... Вероятно, и вся Европа такая же. Как- то скучно становится жить, как подумаешь обо всем этом вплотную.
(о впечатлении от немцев бывшей колхозницы, бежавшей. в город — Н.Л. ) ...«Да, бежала (из колхоза), думали мы, что освободители придут, жизнь новую, божескую дадут. А они что делают, будь они прокляты! Всех бы передавила своими руками. Там свои мучат, да не издеваются так. А здесь всякая задрипаная сволочь в барина играет...
Скоро Пасха. Совершенно невозможно представить себе что-нибудь более печальное. Голодаем уже по-настоящему. Пайки растягиваем на 4 дня, а в остальные не едим буквально ничего.
Страстной Четверг. Ни в церковь, ни свечки.
Пасха. С утра не было ни крошки хлеба и вообще ничего... Мороз около 20 градусов. Служба была... в 10 часов утра. Кое-кто святил «куличи». Что это за жалкое зрелище! И ни одного яйца....
Вызвали врача. У меня тиф...
Дали мне отпуск с сохранением пайка. На месяц. Писать еще очень трудно, но я должна записать, чтобы не забыть все, что для меня сделал Коля за время моей болезни...Те мучения голодом, какие мы все перенесли после тифа, не поддаются никакому описанию. Нужно самому пережить что-либо подобное, чтобы понять... Наконец меня выписали. И я дома и не умерла, и получаю свой паек, и с ним (Колей) опять и появилась молодая крапива. Нельзя описать то удовлетворение, какое вы получаете, поев болтушки с крапивой. Сытно и очень вкусно... Все-таки мы зиму выдержали. Может, выдержим и дольше. В городе осталось около двух с половиной тысяч человек. Остальные вымерли.
По поводу пролетарского праздника большевики угостили нас очень горячей стрельбой. Но все совершенно равнодушны.
Вообще, немцы занимают по отношению к русскому населению, в этих делах (тиф -Н.Л.) позицию невмешательства: кто выживет — пусть выживает, помрет -сам виноват. Надоело. Надоело бояться, надоело голодать, надоело ждать чего-то...
Весна. Такая чудесная пора, особенно в нашем городе. Но сейчас мы ее чувствуем только желудками: едим крапиву, лебеду и еще какие-то гнусные травы. Парки закрыты и минированы. Деревья, эти чудесные старые липы и клены, разбиты снарядами, или порублены немцами, вернее русскими женщинами, на постройку бункеров ... На улицах нет почти никого. Развалины. И только дворцы, как какой-то призрак, торчат над городом. Рассказывают, что немцы расстреливали евреев и коммунистов у «Девушки с кувшином». Не нашли иного места, проклятые...
Павловск
Уже в Павловске.... Устроились неплохо.... Стрельбы здесь гораздо меньше и больше напоминает мирную жизнь. Имеются лавки и рынок. Больше продуктов и их можно купить на деньги. Коля назначен «директором» школы. Но, главное, что его привлекает, это намечающаяся возможность издавать газету. Русскую. И, вроде, как свободную. Мечта всей его жизни. Отдел пропаганды предложил ему составить первый номер. Сидим над этим уже три дня и три ночи. В тот же день, как приехали, так и засели. Только вот почему-то мне кажется, что ничего из этого не выйдет. Не потрафим на хозяев. Говорят, что немцев обставить нечего. Но страшны не они, а те русские, какие при них сидят и в переводчиках и в чиновниках. Все это невозможные бандиты, просто думающие о том, как ограбить население. До так называемого русского дела им абсолютно никакого дела. Преданы они не делу, а пайку...
Самым крупным спекулянтом Павловска является священник.
Сегодня я начала новую карьеру — гадалки. Здесь очень много немецких «кралечек»... Думаю, это самая умная профессия в настоящее время: во-первых, прибыльная, во-вторых, в некотором роде психотерапия...
...И потом эта профессия самая удобная для пропаганды. Парадоксально... чем больше девушка пользуется успехом у немцев, тем больше она сама как будто бы привязывается к какому-нибудь гансу или фрицу, тем большая тоска у ней по дому и по прошлому. А что не все «кралечки» только продаются за хлеб и за солдатский суп, это совершенная истина. Цинично продающихся весьма небольшой процент... И какие бывают крепкие и трогательные романы среди них...
Познакомились со здешней интеллигенцией: врачи и инженеры, главным образом. Несколько учительниц. Публика чрезвычайно серая и ни о чем, кроме брюха, не думающая. Единственная врачиха, какая имеет какие-то идеи — Анна Павловна. Но идея у нее одна — ненависть к немцам (ненависть к большевикам подразумевается). И то хорошо. Может быть ей можно будет внушить и какие-нибудь положительные идеи... вся русская интеллигенция сейчас живет только отрицательными идеями — идеей ненависти к большевикам, главным образом.
Здешняя комендатура гораздо хуже Царскосельской. Там люди были заняты своими фронтовыми делами, а населению предоставляли вымирать или выживать по своему усмотрению. Здешняя же вмешивается в дела населения и из этого ничего хорошего не получается. Но все это пока только рассказы наших новых знакомых. А мы теперь привыкли верить только своим собственным глазам, да и то не всегда.
Гадание мое идет в гору. Девки бегают. Гадать им, конечно, очень легко. Король, любовь до гроба, скорая встреча, дорога. Это главное. Все они страстно мечтают о дороге. Куда угодно, только бы вырваться отсюда.
Коля в отчаянии. Немцы, как и следовало ожидать, газету не разрешили. Конечно, тот пробный номер, какой мы составили, их ни в коей мере не устраивал... Надо было несколько завуалированное действовать. Наших, здешних, провести и удалось бы, может быть, но они сами решать ничего не могут, как и большевики. У них тоже централизация. А в Гатчине сидят, по-видимому, не совсем дураки... Очень мне жалко Колю. Опять он будет тосковать без дела. Школа его это одна из фронтовых «фикций».
Рядом с нами живет некий инженер Белявский. Предприниматель. Имеет сапожную фабрику. Все машины, конечно, украдены, или куплены за буханку хлеба. У него всегда немцы и пьянство. Тип отвратительного эксплуататора. Он попросил Колю давать уроки истории его великовозрастной дочке, которую никакие истории, кроме любовных, не интересуют. Он отвратительно обращается с русскими. Недавно дал по физиономии старику-печнику. Этого русский народ не забывает...
Сегодня я видела, как на парашюте спускался советский летчик. Нельзя поверить, что ... (эта) так красиво плывущая в воздухе фигура, тот самый бандит, который сбросил над рынком две бомбы и перебил около двух десятков женщин и детей. Немцы подбили самолет и он выбросился. Бабы, глядя на него, кричали: «Пусть он только спустится над городом, мы его на куски разорвем». И разорвали бы. Немцы подобрали его около своих окопов.
Все дни похожи один на другой. Все время ищем пищу, которой здесь больше, чем в Царском Селе, но все же не хватает....
Идут разговоры, что к нам скоро придут испанцы. Знаменитая «голубая дивизия»'...
в комендатуре есть... ефрейтор, который лично порет провинившихся девушек...Организуется театр. Все певицы, артистки и балерины чрезвычайно взволнованы. Хорошо, что хоть это будет. А то никакой культурной жизни нет. Только колина школа, в которой учится разная мелочь. Нет, имеется одно «культурное» учреждение. Публичный дом для немецких солдат. Обслуживают его русские девушки по назначению коменданта... Благоустроенный публичный дом, организованный совершенно официально — это что-то совершенно не влезающее в русские понятия. У большевиков была подпольная проституция, но официально она строго каралась и население привыкло к тому, что проституция — преступление: Здесь же заведует этим домом одна вполне приличная русская женщина. И не только заведует, но и благодарит Бога за такую «работу». И она сыта и семья ее сыта...
Вербовка на работы в Германию идет довольно интенсивно. Берут не только рабочую силу для работ, но и специалистов. Главным образом инженеров. Население рвется на эти работы, но совершенно невозможно установить признаки, по которым немцы отбирают народ. Даже не вполне молодые и здоровые попадают.
Городской голова — доцент Молочного института и благоговеет перед Колей, лекции которого по истории он слушал...
Говорят, что испанцы пришли... Вчера только познакомилась с переводчиком испанцев. Некий Трикдан Александр Александрович. Русский эмигрант. Это второй «белогвардеец», которого мы видим...
Сегодня к нам приходил какой-то тип из пропаганды. Немец. Приглашал Колю работать у них. Работа сводится к исследованию греческого узора «меандра», из которого и образовалась свастика.
...вообще, у немцев есть что-то недоговоренное в их отношении к русским. То, что приходится слышать о рабочих лагерях, которых много кругом, но которых мы никак не можем увидеть, потому что мы лишены возможности передвижения, наводит на весьма грустные размышления...
И никакие, кажется, немцы не освободители, а такая же сволочь... Единственный, но очень существенный плюс немцев — это то, что они по сравнению с большевиками в смысле угнетения щенки. И свой народ они устроили, по-видимому, как надо.
Устроим и мы свой... Пусть только они помогут нам ликвидировать большевиков. Но они, как видно, не хотят да и не умеют помогать нам в этом.
Все больше и больше слухов о партизанщине. Если эти слухи и вздор, то все. же очень показательны как настроения русского народа.
в перечне новых книг в эмиграции есть книга... старого друга А. Трушновича «СССР и Россия», уехавшего в Белград из Москвы в 1934 г.
Познакомилась еще с одним переводчиком у испанцев. Некий Доцкий. Тоже белый эмигрант и весьма стандартный — парижский шофер, потом наемник испанской армии. Правда, боролся против красной армии, но это, вероятно, случайность. Франко больше платил. Вульгарный хапуга... Через Доцкого за взятку... я устраиваюсь заведовать испанской прачечной. Испанцы добрее, человечнее и справедливее.
Испанцы разрушили все наши представления о них как о народе гордом, красивом, благородном и пр. Никаких опер. Маленькие, вертлявые, как обезьяны, грязные и воровливые, как цыгане. Но очень добродушны. Все немецкие кралечки немедленно перекинулись от немцев к испанцам. И испанцы тоже проявляют большую нежность и привязанность к русским девушкам. Между ними и немцами ненависть, которая теперь еще подогревается соперничеством у женщин.
Испанцы получают два пайка. Один от немецкой армии, другой — от своего правительства и раздают излишки населению. Население немедленно оценило все испанское добродушие и немедленно привязалось к испанцам так, как никогда не могло бы привязаться к немцам. Особенно детишки. Если едет на подводе немец, то никогда вы не увидите на ней детей. Если едет испанец, то его не видно за детьми. И все эти Хозе и Пепе ходят по улицам, обвешанные детьми...
(приведен пример того, как испанский капитан спасал беспризорного мальчика во время обстрела — Н.Л.)... поведение капитана считается, по-видимому (у испанцев) совершенно нормальным... Как же населению не любить этих полуумных?
Конечно же, работать с немцами гораздо лучше. У них всегда знаешь, чего они хотят. А эти вдохновительные особы всегда тебя подводят. Например, капитану ничего не стоит вдохновиться и приказать всю приготовленную на стирку воду истратить на мытье солдат. Прачечная срочно превращается в баню, прачки сидят полдня без дела, а потом начинается истерика по поводу опоздания с заказом. А солдаты через полчаса ухитряются стать такими же грязными, как и до мытья...
Испанцы хоронили девушку, убитую снарядом. Гроб несли на руках и все рыдали. Ограбили всю оранжерею, которую развели немцы. Говорят, что при этом не обошлось без потасовки... Многие из них ходят в нашу церковь... Молятся они много и охотно. У каждого на шее есть иконки и ладанки.
Все более меня утомляют мои испанцы. Никаких сил нет с ними работать. Интересно провести параллель между немцами и испанцами, как мы их видим.
1. Немцы тихи и спокойны. Испанцы шумливы и беспокойны как молодые щенки.
2. Немцы беспрекословно подчиняются всякому приказу, каков бы он ни был. Испанцы всегда норовят приказа не выполнить, каков бы он ни был. Немцам «ферботен» обижать испанцев как гостей. И они внешне к ним относятся доброжелательно, хотя страстно их ненавидят. Испанцы же режут немцев каждую субботу по ночам после того, как напьются своего еженедельного пайкового вина. Иногда и днем в трезвом виде бьют немцев смертным боем. Немцы только защищаются.
3. Немцы чрезвычайно бережливы с обмундированием и продуктами. Белье носят латаное-перелатаное. Аккуратненько штопают себе сами носки и прочее. Ни одна крошка продуктов у них не пропадает даром. Испанцы, получив совершенно новое шелковое белье, берут ножницы и превращают кальсоны в трусики. Остатки выбрасывают к восторгу моих прачек...
Испанцы ездят за 35 километров от Павловска за продуктами каждую неделю. И все знают, что они получили на эту неделю. Если это лимоны, то выхлопная труба у грузовика заткнута лимоном и лимоны торчат на всех возможных и невозможных местах. Если яблоки — то же происходит и с яблоками и всем прочим...
4... Немцы храбры постольку, поскольку им приказано фюрером быть храбрым. Испанцы совершенно не знают чувства самосохранения. Выбивают у них свыше 50 % состава какой-либо части, остальные 50% продолжают с песнями идти в бой. Это мы наблюдали собственными глазами...
5. Немцы несмотря на свою сентиментальность очень грубы с женщинами. Они любят устраивать подобие семейной жизни со своими подругами, но по существу — эгоисты и хамы с ними... А в «кампании» они заставляют девушек чистить за собой уборные и с наслаждением и издевательством загаживают все. Немцу ничего не стоит ударить женщину.
Испанцы — страсть, наскок и подлинное уважение к женщине. Они могут очень легко и просто из ревности зарезать свою подругу, но никогда не ударят.
Немцы и испанцы сходятся только в одном — в своей неистовой ненависти друг к другу. Думаю, что в случае, скажем, переворота испанцы с удовольствием пошли бы вместе с нами бить немцев... Если у немцев все союзники такие, то ихнее дело крышка...
Немцы объявили набор в рабочие батальоны. Вывешены огромные агитационные плакаты. Между прочими пунктами, рисующими все блага, которые ожидают записавшихся, имеется и такой: рабочие батальоны будут получать мыло наравне с немецкими солдатами.
Что это за глупость: нельзя же так наивно признаваться в своей нищете... Все неистово издеваются над этим пунктом... Какое убожество мысли и фантазии. Но все же остатки молодежи...идут. Слишком голодна и безнадежна наша теперешняя жизнь. Все-таки там хоть надежда не помереть с голоду.
Сегодня разговорилась с одной из моих прачек, интеллигентной девушкой Зоей. Она настраивается все больше и больше просоветски. Она с начала войны работает на тяжелых работах, так как не хочет продаваться за суп в солдатских частях...
(знакомство с басками — Н.Л. )... Как они не похожи на испанцев. Очень привлекательная внешность. Высокие, худые...Как будто бы из камня высечены. Очень сдержанно и благородно держатся...
Колей продолжают интересоваться разные высокие особы... новые СД пришли знакомиться... Просили составить наши пожелания насчет газеты...
Знакомство с новыми друзьями из СД принимает все более «интимный» характер. Сегодня были уже в третий раз (заинтересовала как гадалка)...
После гадания они попросили меня написать маленькие заметочки о «настроениях населения». Пожалуйста.... Я знаю, что им написать, настроения населения я тоже очень хорошо знаю. Заказ должен быть выполнен послезавтра.
...Сегодня опять приезжали «друзья». Заказ я выполнила. В моем меморандуме было на все вкусы. И о порке девушек в полиции и о назначении немецкими врачами (больных) женщин... на пилку дров, и публичный дом и все удовольствия. И не подкопаешься. Мы то ученые. Во всем, конечно, немецкое правительство совершенно не виновато, а только плохие солдаты и офицеры. Я указывала, какой вред это приносит «нашему общему делу» — делу борьбы с большевиками... Конечно, было глубокое и весьма наивное разочарование
...Вопрос «замяли» и уехали с холодком. Пусть ищут себе других осведомителей. Им нужны были настроения русского народа. Получайте!
...Друзья из СД приезжают «просто» побеседовать... Они обычно деликатно «забывают» у меня папиросы и табак... Сегодня я сказала Курту, что мы будем с ними до конца. Пока они победят большевиков. А там посмотрим, что нам принесут немцы. Он заявил, что ему ...я могу это говорить, но что больше никому из немцев это говорить нельзя... Сомнительное преимущество быть ценимым вражеской разведкой. Ведь теперь совершенно ясно уже, что немцы нам не помощники в нашей борьбе с большевиками. И ни на кого нам надеяться, кроме как на самих себя, не приходится.
вдруг попалась книжка Ивана Солоневича «Бегство из советского рая». Читала ее всю ночь. Такой правды о нашей дорогой родине еще никто не написал. Стало обидно, что мы сидим здесь в этой дыре. И мы могли что-нибудь подобное написать. Коля все мечтает о газете...
Приезжал какой-то тип из пропаганды из Гатчины. Немец. Приглашал Колю перейти к ним на работу, а, значит, и переехать в Гатчину. Все-таки близится, кажется, наше освобождение с фронта...
Странно, но Рождество ощущается и в нашем ужасном и фантастическом мире. Немцы его ощущают острее, нежели испанцы (хотя те истово молятся и внешне набожны!)... По-видимому, акции мои стоят высоко. Доцкий САМ принес подарки для меня и прачек...
Все наши немецкие друзья перебывали у нас за эти дни. Солдаты, конечно... Наши СД друзья прислали нам все, что полагается немецким солдатам: желудевые печенья, сигареты, дропсы, но сами тактично не приезжали...