Октябрь
Вот уже месяц, как «Окунь» стоит в Ревеле. Портовые рабочие отлично работали день и ночь, но после выхода на пробу оказалось, что вал электромотора скривлен, потому пришлось везти якорь обратно на завод Вольта. Здесь начали точить новый вал, но он оказался никуда не годным, и по моему требованию стали точить третий по счету...
Начальник 1-го дивизиона миноносцев доносит по радио: «С рассветом осмотрел южный берег Ристна (северозападную оконечность острова Даго. — Авт.) — неприятеля не обнаружил». Таким способом изловить лодку невозможно. Необходимо, чтобы миноносцы и другие мелкие суда не позволяли им всплывать ни днем, ни ночью, иначе немецкие подводные лодки всегда будут иметь время пополнить запас электрической энергии, а значит, получать возможность ходить под водой и атаковать.
Миноносцы и мелкие суда должны день и ночь бродить у входа в Финский залив, так как совершенно случайно, даже не видя немецких подводных лодок, могут беспокоить их и мешать зарядке аккумуляторных батарей.
Завидя миноносец, лодка вынуждена будет прекратить зарядку, приготовиться к погружению или даже погрузиться; если это случится несколько раз за ночь, то, возможно, лодке так и не удастся произвести полную зарядку батареи, иначе говоря, район ее подводного плавания сильно сократится, а значит, крейсерство окажется мало или даже совсем бесполезным...
В восемь часов утра из-за свежего ветра от норд-веста силой до пяти баллов и крупной зыби «Дракон» и «Кайман» снялись с бочки у Нижнего Дагерорта и направились в Моонзунд; пришли в 14 часов и стали на якорь к зюйду от острова Вормс, где находились все суда бригады. На переходе на подводной лодке «Кайман» волнами выбило щит от левого кормового минного аппарата.
В штабе флота считают, что две германские подводные лодки погибли. Предполагают, что одна случайно попала на свое минное заграждение при входе в Финский залив, [269] где видели беспричинный, казалось бы, взрыв; насчет гибели второй ничего не известно.
Штаб флота основывает это предположение на том, что немцы вызывали по радио четыре корабля; два ответили на свои позывные, а два других, несмотря на не прекращавшиеся в течение нескольких дней вызовы, так на них и не ответили.
1 октября Морской генеральный штаб объявил во всех газетах, что во время атак на наши крейсера 27 и 28 сентября одна немецкая подводная лодка была уничтожена артиллерией «Баяна», а другая взорвалась на минах. Так это или нет, проверить сейчас невозможно, дальше видно будет...
«Аллигатор» пришел в Ревель для ремонта.
24 сентября норвежский пароход «Модиг», шедший из Англии в Архангельск с грузом угля, был остановлен германским миноносцем в Северном море и приведен в Свинемюнде. Плакали наши денежки!
Всем большим судам по случаю гибели «Паллады» приказано войти в гавань и в море не выходить. В Ревеле стоят крейсера «Россия», «Диана», «Аврора», остальные — в Гельсингфорсе.
Миноносцы заменили крейсера и несут охрану входа в Финский залив как днем, так и ночью. С ними постоянно происходят комические явления. Один, например, долго гнался за тюленем, другой таранил какое-то плавающее бревно, приняв его за перископ подводной лодки, и т. п. Миноносцы то и дело доносят о появлении германских подводных лодок, и если им поверить, то окажется, что их тут несколько десятков, то есть — явная чушь...
В 14 часов «Дракон» вышел к Нижнему Дагерорту.
«Кайман» перешел к маяку Тахкона и стал на якорь в одной миле к северу от него.
«Минога» и «Макрель» спущены с плавучего дока в Ревеле, а «Аллигатор» поднят на него.
Во всех газетах объявлено ко всеобщему сведению, что, ввиду появления германских подводных лодок у входа в [270] Финский залив и постановки противником минных заграждений у русских берегов, нами поставлены мины и закрыто для мореплавания пространство к северу от параллели 58 град. 50 мин. и к востоку от меридиана 21 град, долготы от Гринвича, а также вход в Рижский залив и прибрежные воды Аландского архипелага. Долго ли удастся морочить голову немцам неизвестно, так как в действительности не поставлено ни одной мины заграждения...
«Акула» вошла в док для ремонта корпуса, пострадавшего при постановке на мель. «Кайман» перешел от Тахконы к Нижнему Дагерорту.
Ветер от норд-оста стал крепчать. «Дракон» и «Кайман», спасаясь от волны и ветра, перешли к маяку Тахкона, став на якорь на зюйд-вест от него.
«Макрель» и «Минога» на буксире транспорта «Хабаровск» вышли из Ревеля в Утэ (Абосские шхеры).
У Дагерорта с утра ветер перешел к норд-весту, из-за чего, а также отсутствия неприятеля дежурные подводные лодки вернулись в Моонзунд, став на якорь к югу от острова Вормс.
Английская подводная лодка Е-1 в десять часов утра пришла в Либаву. Германское морское командование, получив донесение о прорыве Е-1 и Е-9 в Балтийское море, приказало большим судам уйти в свои порты, а также приостановило пароходное сообщение на линии Любек-Копенгаген-Мальме и паромное сообщение Треллеборг-Зассниц.
Вторая английская подводная лодка Е-9, прорвавшаяся в Балтийское море, пришла в Либаву.
6 октября впервые пущены в дело конфискованные на заводе Виккерса строившиеся по заказу Бразилии речные канонерские лодки водоизмещением 1250 тонн с осадкой 4,5 фута, вооруженные двумя 6-дюймовыми и двумя 120-мм гаубицами.
6 же октября в десяти милях от норвежского берега германской подводной лодкой U-17 потоплен английский пароход «Глитра» с грузом угля; команда получила разрешение добраться до берега на шлюпках. Это было первым [271] применением подводной лодки против коммерческого судна противника, которое не было предусмотрено ни одним флотом мира и сделано по инициативе своего командира. (Однако командующий Флотом открытого моря адмирал Ингеноль одобрил эту меру, после чего на лодках были установлены 37-мм орудия и выданы экземпляры регистра. Узнав о самовольном поступке лейтенанта Фельдкирхнера, начальник полуфлотилии подводных лодок был страшно взволнован, ожидая больших неприятностей со стороны высшего начальства Ллойда, где приведены полные сведения о коммерческих судах всего мира. Кроме того, были выработаны инструкции на случай встречи подводных лодок с неприятельскими коммерческими судами. — Авт.)
«Аллигатор» вышел из плавучего дока.
«Акула» сошла с плавучего дока.
«Аллигатор», окончив ремонт, ушел в Моонзунд.
Командующий флотом объявил о постановке минного заграждения в Суропском проливе, вход и выход через который теперь возможен только по специальным створам...
Свежий ветер дул, не переставая, с 8 октября, и подводные лодки все это время отстаивались в Моонзунде. Сегодня они пробовали выйти в море, но пришлось возвратиться.
Убедившись в уходе английских подводных лодок из западной части Балтийского моря, немцы восстановили пароходное сообщение между Штеттином, Данцигом, Кенигсбергом и Любеком.
«Аллигатор» перешел к Нижнему Дагерорту. «Дракон» ушел в Ревель для ремонта.
Около 16 часов английские подводные лодки Е-1 и Е-9 после крейсерства перед Данцигом пришли со своей базой — учебным судном «Рында» — в Ревель. Они вошли в гавань, приветствуемые криками «ура» со всех судов, мимо которых проходили, а также рабочими и публикой, случайно находившейся в порту.
По выполнении приветственного церемониала находящиеся [272] в Ревеле офицеры подводного плавания пригласили англичан в Морское собрание на обед. Полученное ими приказание идти в Либаву было совершенно неожиданным.
В крейсерство к Данцигу лодки вышли 12 октября, продержались перед ним три дня, а 17 октября пришли в Лапвик, где их поджидала «Рында». Простояв здесь два дня, 20 октября все они пришли в Ревель.
Во время крейсерства был случай, когда, идя ночью на поверхности, неожиданно увидели германский дозорный миноносец. Быстро погрузились, но глубина оказалась настолько мала, что, сев на дно, имели перископ торчащим из воды. Положение казалось безвыходным, но, к счастью, миноносец не заметил лодки и прошел мимо.
Для отдыха личного состава английские лодки ложатся на грунт; личный состав ложится спать, зная, что под толщей воды ему нечего опасаться кого-либо. У нас об этом не думали, так как считали, что лодки будут действовать у своих берегов и отдых им вполне обеспечен.
Таким образом, выходит, что англичане действительно считали подводные лодки оружием активной борьбы, способным действовать у неприятельских берегов, так как без отдыха на дне моря они, конечно, не могли бы выполнить свою задачу, ибо, оставаясь днем и ночью на поверхности воды, люди круглые сутки были бы в напряженном состоянии, изощряя слух и зрение для своевременного открытия противника и пребывая в постоянной готовности к немедленному погружению.
«Дракон» вернулся в Ревель. Его командир рассказал, что 17 октября в 5 ч. 30 м. утра, в полной темноте, подводные лодки «Дракон» и «Кайман» снялись с якоря у маяка Тахкона и пошли по назначению. Через десять минут «Дракон» коснулся грунта. Застопорили бензиномоторы, осмотрели трюмы — все оказалось в исправности.
В 5 ч. 55 м. снова дали ход, а в 6 ч. 50 м. утра лодка стала на мель. Когда рассвело, увидели маяки Верхний Дагерорт и Тахкона и по определении места поняли, что оказались на банке Некмангрунд.
Несмотря на все усилия, сняться с мели не удалось; в 7 ч. 30 м. начали выкачивать бензин из носовых цистерн. [273]
«Кайман», не имея возможности оказать помощь, в 9 ч. 55 м. пошел дальше.
В 11 ч. 20 м. утра подошли миноносцы «Доброволец», «Москвитянин» и «Финн», на которые передали мины из наружных аппаратов. Заведя буксир, «Финн» в 12 ч. 25 м. стащил «Дракона» с мели.
Вернувшись в Моонзунд, осмотрели подводную часть лодки, причем выяснилась потеря откидного киля, состоящего из двух чугунных балластин общим весом четыре тонны; других повреждений не оказалось.
В числе других офицеров осматривал английские подводные лодки, которые мало понравились. Правда, куда ни посмотришь, все у них необыкновенной толщины и солидности, в особенности по сравнению с русскими механизмами, слишком уж легкими и прямо-таки воздушными, но при водоизмещении 650 тонн можно было бы сконструировать много лучше.
Хороши гироскопические компасы Сперри, которые будут установлены и на наших строящихся лодках. Хороши также электрические приводы для перекладки горизонтальных рулей. Очень удобен и хорошо поставлен лаг Эллиота, вследствие чего командир, зная свою скорость и пройденное расстояние, может вести точное счисление при обоих видах плавания. Мы же на своих старых лодках этого делать не можем, так как пользуемся убираемым перед погружением лагом Уокера, потому, идя под водой, ведем счисление на глаз, по вдохновению, но все же попадаем, куда нужно.
Погружение из полного надводного положения занимает пять минут, но перед выходом в море англичане делают погружение у себя на рейде, потом продувают воду из средней цистерны и ходят с открытыми кингстонами, но наглухо закрытыми вентиляционными клапанами. Таким образом, чтобы уйти совсем под воду, остается открыть вентиляцию средней цистерны — вода заполнит ее в течение сорока секунд, а дальше лодка пойдет, повинуясь положению горизонтальных рулей. Это то же, что и у нас боевое крейсерское положение, при котором лодка идет на поверхности под своими дизель-моторами.
Запаса топлива хватает на 3000 миль, электрической же энергии — на один час 10-узлового хода и на двенадцать часов [274] 3-узлового хода под водой, но чаще всего ходят со скоростью от двух до семи узлов.
В смысле скорости хода на поверхности англичане совсем нас забили, дают 12, а при случае даже 14 узлов, тогда как большинство наших ветеранов — только 8, за исключением «Акулы» и «Миноги», полный ход которых равен 12 узлам.
Большие запасы топлива и солидные механизмы позволяют англичанам делать большие переходы и подолгу держаться в море. На Е-9 я сам видел, что счетчик показывает 7300 пройденных миль, хотя лодка не так уж давно вступила в строй; наши же нежные и старые механизмы не выдержали бы и половины такой работы.
Вооружение состоит из четырех минных аппаратов, расположенных различно: у одной — по носу, корме и по одному с каждого борта, у другой — два в носу и два по траверзу. Мины Уайтхеда — старые, без подогревания.
Нас особенно поразило, что при таком большом районе надводного плавания (3000 миль) на английских лодках решительно ничего не сделано для сбережения сил личного состава и ему не предоставлено никаких удобств. У них не было даже ватерклозета, а стояло огромное выносное ведро (тюремная «параша»), над чем мы много смеялись, так как решить этот вопрос было совсем нетрудно, и впоследствии Ревельский порт установил им ватерклозеты нашего образца.
Команда валяется где попало, на палубе или подвешивается в койках. Для офицеров имеется кают-компания, где стоят две койки с выдвижными досками, служащими кроватями для других офицеров (их всего четыре человека), шкаф для платья и белья, стол посередине — вот и все. Это тем более удивительно, что тип Е является последним словом британской техники. (На наших лодках обращено большое внимание на размещение личного состава. Половина команды на малых лодках и большая ее часть на лодках 2-го ранга помещаются на рундуках и диванах, офицеры имеют кают-компанию с койками по их числу. На «Акуле», хотя она проекта 1906 года и всего 370 тонн водоизмещением, имеются отдельные каюты для каждого офицера и, кроме того, кают-компания. Из-за этого англичане не называют «Акулу» иначе, как подводной яхтой, хотя при много [275] меньшем водоизмещении она вооружена вдвое сильнее, имея восемь минных аппаратов против четырех у англичан. — Авт.)
Видимая серость офицерского состава привела нас в большое недоумение. Очевидно, прислали самых лучших и опытных командиров, но знания их на русскую мерку оказались не очень-то высокими. Конечно, англичане всячески старались втереть нам очки, скрывая все, что только можно, но вряд ли хотели достигнуть этого ценой умаления собственного престижа.
Возможно, что оба командира не притворялись плохо знающими свои суда, тогда становится понятным большое число несчастий, имевшихся на английских подводных лодках в мирное время. Если обучение поставлено слишком поверхностно, неудивительно, что лодки тонули без возврата, ибо плохое знание своих кораблей не могло подсказать командирам, что нужно сделать для собственного спасения.
Быть может, я и ошибаюсь, но некоторые факты свидетельствуют, что дело обстоит именно так. Личный состав английских подводных лодок не обучен в полной мере, а скорее хорошо натаскан, и пока все идет нормально — все обстоит великолепно, но стоит случиться чему-нибудь необычному, никто не знает, как поступить. (По приходе в Либаву Е-9 выяснилось, что три секции главного электромотора испорчены, и их надо вывести. Англичане сделали это так, что когда наш офицер случайно это увидел, то пришел в ужас. Хорошо, что англичане не успели опробовать свою работу, а то бы сожгли весь электромотор. По указанию русского минного офицера поврежденные секции были выведены как следует, и английский электромотор был спасен от сожжения. — Авт.)
По первому впечатлению, англичане не хватают звезд с неба, не обладают широким образованием (Адмиралтейство, признавая слишком низкий общеобразовательный уровень офицеров английского флота и их слишком специальное, узкое профессиональное образование, открыло при Кембриджском университете специальные вакансии для морских офицеров), а также какими-либо особыми познаниями. Однако путем работы из поколения в поколение в [276] одной и той же области они настолько усовершенствовались в морском деле, что много из того, что у нас, русских, и, вероятно, у других народов достигается с большим трудом и огромными затратами, у англичан перешло в простой инстинкт. Иначе говоря, они всегда думают по-морскому, а мы — по-береговому; отсюда и все качества.
Присланные подводные лодки программы 1912 года являются последним словом британской техники, но при их осмотре мы не почерпнули для себя чего-то нового. Проекты русских подводных лодок, ровесников прибывших, ничем не хуже, а во многом выше английских; но общая техническая отсталость России не позволила претворить их в жизнь, и у нас еще нет ни одной подводной лодки программы 1912 года. Вот в чем наша постоянная трагедия! Вот почему даже при хороших проектах мы обладаем кораблями худшего качества, чем за границей.
Англия объявила декларацию о плавании в Северном море, которая является сплошным нарушением пресловутого международного права, которое, в свою очередь, является настоящим бичом для русских дипломатов и несчастных русских морских офицеров.
В документе говорится, что мины, разбросанные немцами в открытом море на главной дороге из Америки в Ливерпуль через север Ирландии, не могли быть установлены ни одним из германских военных судов. Несомненно, они были расставлены какими-либо коммерческими судами, следовавшими по торговому пути под флагом нейтральной державы якобы для мирных торговых целей и потому пользовавшимися полной неприкосновенностью.
В действительности же эти суда умышленно подвергли опасности жизнь всех плавающих по морю без различия союзника или врага, коммерсанта или военного. Постановка мин с судов, плавающих под нейтральным флагом под видом траулеров или госпитальных судов, является одним из обычных приемов германцев в морской войне.
Ввиду этого Адмиралтейство считает необходимым принять чрезвычайные меры к устранению нарушения противником норм международного права. С этой целью оно объявляет ко всеобщему сведению, что Северное море должно считаться театром военных действий, потому все коммерческие, [277] рыболовные и другие суда, плавающие в означенном море, подвергаются чрезвычайной опасности. Адмиралтейство объявляет, что с начала ноября 1914 года все суда, переходящие линию от Северного полюса к Гебридским островам, через Фарерские острова и к Исландии, будут делать это на свой риск.
Судам всех стран, намеревающимся везти товары в Норвегию или из нее в Балтийское море, было указано, как они должны следовать, чтобы избежать роковых последствий.
Такое решение оправдывается не только практикой прежних войн, но и трезвым взглядом англичан на сущность международного права, которое, по словам Джейна, «имеет за собой известную силу, но там, где дело идет о целых народах, подобной силы не существует».
Многие скажут, что такой взгляд более чем циничен, но это — единственно правильный взгляд на все жупелы международного права, которыми нас запугивали еще на скамье Морского корпуса.
Во время японской войны 1904–1905 годов мы во вред себе точно выполняли правила ученых педантов; как-то будет Россия обращаться с международным правом в настоящую войну? Станем ли умнее или, желая быть больше европейцами, чем они сами, станем разбивать себе лбы во славу международного права?..
«Дракон» поднят на плавучий док для постановки нового откидного киля взамен потерянного на банке Некмангрунд.
Миноносцы «Разящий» и «Сторожевой», находясь в дозоре, были атакованы, предположительно, германской подводной лодкой.
На дежурстве у маяка Нижний Дагерорт находятся подводные лодки «Аллигатор» и «Кайман»; первый — с 19, второй — с 21 октября.
13 октября в проливе Па-де-Кале французский пароход «Адмирал Гантом», шедший из Кале в Гавр с двумя тысячами беженцев, потоплен германской подводной лодкой без предупреждения. Пассажиры, кроме сорока раненых и убитых, спасены проходившим поблизости английским пароходом [278] «Куин». Англо-французская печать снова подняла крик о пиратстве и варварстве немцев. На этот раз они перещеголяли англичан. Уж, кажется, последние не церемонятся с постановлениями международного права, но все же еще не доходили до потопления частных пароходов с пассажирами.
Впрочем, как аукнется, так и откликнется. Почему одни могут нарушать параграфы международного права, а другие — нет? Теперь враги достойны друг друга, и международное право их нисколько не стесняет.
18 октября, по сообщению английского Адмиралтейства, легкий крейсер «Гермес» наткнулся в Па-де-Кале на две мины, продержался на воде после взрыва 45 минут, перевернулся и потонул. Команда была спасена миноносцами. По другим сведениям, крейсер был потоплен германской подводной лодкой.
«Акула», закончив работы по ремонту и проверив их погружением на большую глубину, готова к походу.
«Дракон» отошел от плавучего дока.
От пришедшего в Ревель миноносца «Новик» узнали о двух блестящих постановках мин заграждения у неприятельских берегов.
Пользуясь наступившими продолжительными темными ночами, миноносцы «Охотник», «Пограничник» и «Генерал Кондратенко» в ночь с 18 на 19 октября поставили мины в Данцигской бухте. Эти три миноносца благополучно сбросили мины у Мемеля, «Новик» же из-за свежести погоды не дошел до указанного ему места и был вынужден вернуться с полдороги. Предполагая запереть противника, поставив мины заграждения перед его собственными портами, командующий флотом ввиду бурной осенней погоды просил разрешения Ставки на ночные посылки крейсеров и заградителей. Получив отказ верховного командования, адмирал Эссен вынужден был возложить эту работу на миноносцы, которых сильно заливало и качало до 35 градусов на борт. Действовать минными аппаратами и орудиями было совершенно невозможно, и в случае встречи с крейсерами и вообще крупными судами противника русские миноносцы стали бы их легкой добычей. [279]
В ночь с 23 на 24 октября «Охотник», «Пограничник», «Сибирский стрелок» и «Генерал Кондратенко», несмотря на свежую погоду и крупную зыбь, заливавшую миноносцы, поставили мины на фарватере Мемель-Большой Бельт и благополучно вернулись в Моонзунд.
В ту же ночь «Новик» поставил заграждение у Пиллау. На обратном пути он был замечен какими-то двумя кораблями, один из которых сделал опознавательный сигнал и, не получив ответа, открыл огонь. Не отвечая ни одним выстрелом, «Новик» скрылся в темноте...
«Крокодил», окончив дежурство, вернулся в Моонзунд.
«Акула» и «Дракон» вышли из Ревеля.
Английские подводные лодки Е-1 и Е-9 вышли в Гельсингфорс, чтобы по получении из штаба флота инструкций идти к германским берегам. Накануне ухода английский механик начал уверять, что доставленное смазочное масло по вязкости и цвету не годится для их дизель-моторов. Когда же ему сказали, что пуд стоит 6 рублей 50 копеек, механик заметил, что в Англии таким дорогим маслом машины не смазывают, но все же доставленное не годится.
Для доказательства англичанин взял отработанное масло из машины и пошел сравнивать его с русским маслом, находившимся на пристани.
— Смотрите, ведь английское масло много жиже, чем то, что вы даете, — обратился он к портовому инженер-механику.
— Да, — обиделся тот, — но вы взяли горячее масло от работающего дизель-мотора, а наше привезено из неотапливаемого склада и стоит на холоде, потому, естественно, оно гуще вашего. Пойдемте на «Акулу» и там сравним.
Пошли на лодку и взяли масло от работавшего дизеля.
— Да, вы правы, по густоте и вязкости русское и английское масла одинаковы... Но вот насчет цвета... Я бы хотел, чтобы вы дали автомобильное масло — мы его знаем и к нему привыкли.
Портовый механик окончательно обиделся.
— Послушайте, да ведь оно никуда не годится! Уже одна цена по 3 рубля 50 копеек за пуд свидетельствует об этом, но, если настаиваете, я пришлю вам немного на пробу. [280]
Англичанин долго рассматривал образец и сказал:
— Вот это — именно то, что нам нужно.
Что тогда было делать? Явно, что англичанин или капризничает, или ровно ничего не понимает в смазочных маслах. Отпускать же подводные лодки с автомобильным маслом было настоящим преступлением, так как англичане с ним не могли далеко уйти.
Портовый инженер-механик капитан 2 ранга Ю. Б. Маркович нашелся.
— Ладно, черт с ним! Спорить бесполезно! Мешай, ребята, оба масла! Подгоняй под цвет автомобильного, пусть англичанин тешится!
Когда цвет был подогнан, механик принял масло и остался им очень доволен. Маркович тоже был доволен, так как дизель-моторы союзников были спасены. Их лодки, наверное, теперь не будут носиться по воле волн и ветра и не будут уничтожены немцами.
Так как механик (один на две лодки) сам шел на одной из подводных лодок и вряд ли в его планы входило такое окончание похода к неприятельскому побережью, приходится заключить, что англичанин просто не знал, какое смазочное масло необходимо для его дизелей.
Все эти переговоры и пробы происходили в моем присутствии и представляли забавное зрелище, так как оба горячились, а Мракович, вообще слегка заикавшийся, багровел от волнения и просто шипел, теряя дар речи...
Окончив работы по ремонту и установке старого электромотора, «Окунь» на буксире ледокола «Аванс» вышел на соединение с бригадой подводных лодок. (Новый мотор оказался слишком неэкономичным, потому и пришлось чинить старый, то есть, попросту говоря, сделать для него новый якорь.)
Подходя к Гельсингфорсу, увидел, что в узком Лангернском проходе стоит не управившийся на крутом повороте линейный корабль «Андрей Первозванный», выскочивший носом на подводную скалу против Брунс-парка. Его тянуло несколько судов, но стащить так и не удавалось. «Аванс» получил приказание помочь, а мне явиться на «Рюрик».
Чтобы не вооружать сложенную и привязанную к палубе парусиновую шлюпку, попросил разрешения подойти к [281] борту крейсера, но получил отказ. На присланном паровом катере подошел к трапу и, поднявшись на палубу, спросил у вахтенного начальника, почему мне не разрешили подойти к борту.
— Видите ли, командир заметил, что у вас в наружных аппаратах заложены мины Уайтхеда, потому он побоялся, как бы мины не взорвались, если вы неудачно пристанете и сильно ударитесь о корпус.
Я только махнул рукой.
— Неужели ваш командир думает, что мне доставит удовольствие взлететь на воздух вместе с «Рюриком»? Идя в своих водах, держу ударники внутри лодки, чтобы они не ржавели, но если бы они и были вставлены, то и тогда при ударе о борт мины все равно не могли взорваться. Так кто меня вызвал и куда нужно идти?
— Вас просит начальник оперативной части.
Спускаюсь вниз, прохожу длинными коридорами и попадаю в большую каюту. Почти тотчас входит капитан 1 ранга А. В. Колчак.
— Ну, как у вас?
Докладываю, что вместо установки нового пришлось наскоро чинить старый электромотор и особой уверенности в нем нет...
— Вам надлежит идти в Люм, это — остров в Абосских шхерах, около которого собралась вся подводная бригада. Вы идете на буксире ледокола «Аванс»?
— Да!
— А как машина?
— Дизель в порядке, но вы, Александр Васильевич, вероятно, знаете, что мотор совершенно ненадежен, благодаря слишком легкой конструкции, он очень хрупок. Ломается все, что угодно, до коленчатого вала включительно, потому для сбережения мотора приходится ходить на буксире других судов.
— Знаю, знаю! Хороший же у вас военный корабль!
— Что поделаешь, лучше нет...
— Здесь вам ничего не нужно?
— Нет!
— В таком случае, как только «Аванс» освободится, можете сниматься в Люм. Надеюсь, что не сегодня, так завтра [282] «Муртайя», «Аванс» и другие буксиры стащат «Андрея». У него нет никаких повреждений, просто выскочил на плоский камень. Ну, всего хорошего, до свидания!
— До свидания!
Вернувшись на «Окунь», державшийся поблизости, не становясь на якорь, пошел в Военную гавань. Пройдя мимо «Андрея Первозванного», нос которого сильно вылез из воды, ошвартовался к одному из миноносцев, отпустил команду в город и сам отправился туда же.
Жизнь в Гельсингфорсе носит более лихорадочный характер, чем в Ревеле. Ввиду стоянки больших кораблей, офицеров здесь гораздо больше; в Морском собрании, ресторанах, на улице — везде можно их встретить. Сухопутных офицеров казалось много меньше...
«Акула» после ночевки у Тахконы перешла к Нижнему Дагерорту. «Дракон» переночевал в Балтийском Порту и в 15 ч. 30 м. стал на бочку у Нижнего Дагерорта...
29 октября на рейде Дувра германская подводная лодка потопила стоявшую на якоре английскую канонерскую лодку «Нигер». Через двадцать минут судно скрылось под водой, унося с собой двух человек команды, остальные спаслись. [283]