Август. Рейд Векшер и Ревель
В полдень получили радио начальника дивизиона: пополнить запасы топлива, масла и присоединиться к бригаде.
Для обратной буксировки командир Свеаборгского порта дал пароход «Скаттуден», который несколько задержался с покупкой провизии, и я пошел вперед самостоятельно.
У маяка Редакон, застопорив машину, принял буксир, пошел дальше, и в 22 ч. «Окунь» уже стоял у борта «Хабаровска».
В обоих случаях шел на буксире для сбережения судовой машины, так как дизель-мотор в 120 сил очень ненадежен и хрупок. Постоянно лопается и ломается все что угодно: поршни, пульверизаторные коробки, шток масляной помпочки, коленчатый вал и т. д.
В течение трех лет подряд завод (Нобеля в Петербурге) не мог сдать дизелей на подводных лодках «Макрель» и «Окунь» и только в апреле сего 1914 года моторы случайно проработали полной мощностью в течение десяти часов подряд и были, наконец, сданы в казну. При таких обстоятельствах дизель надо было беречь, чтобы в нужную минуту он не развалился, а потому «Макрель» и «Окунь» обычно ходили на буксирах других судов.
Конечно, это не давало никаких гарантий, что дизель не развалится в первые же полчаса после его пуска, но все же казалось, что если мотор будет меньше работать, то, вероятно, дольше прослужит, тем более что зарядка электрических аккумуляторов лежала на нем же.
Вообще, на этих двух подводных лодках вздумали применить систему перпетуум-мобиле, а потому получилась здоровая ерунда.
Чтобы дать «Окуню» ход на поверхности, надо было поступать так: пустить дизель-мотор, непосредственно связанный с динамомашиной, ток от которой поступал в электромотор, вращавший гребной винт. В результате я имел в три раза больше шансов получить то или другое повреждение в машине, которое лишало лодку возможности вернуться, если для этого нужно было совершить переход, превышающий запас электрической энергии в батарее аккумуляторов. [209]
Получалась такая миленькая картина: 1) в дизеле повреждение, а в то же время динамомашина и электромотор исправны — идти нельзя, 2) динамомашина испортилась, а дизель-мотор исправен — идти нельзя, 3) дизель и динамо исправны, электромотор выведен из строя — опять идти нельзя. Эта тройная бухгалтерия заставляла всегда быть очень осторожным и внимательно следить за всеми капризами механизмов, предугадывая другой раз очередные неисправности и принимая соответственные для их устранения.
Переменили холодильник высокого давления у компрессора дизель-мотора.
После обеда подняли на «Хабаровск» две мины для проверки, после чего снова заложили их в минные аппараты.
Вчера нашего адмирала вызвали к командующему флотом, и вечером он вернулся обратно. Собрав сегодня утром командиров подводных лодок, начальник бригады передал благодарность адмирала Эссена за быстрый выход лодок на позицию...
Ввиду выяснившегося движения неприятельских разведчиков на бригаде вырабатываются два плана использования наших старых, изношенных подводных лодок.
Первый, предлагаемый 2-м дивизионом, состоит в том, чтобы выдвинуть подводные лодки вперед на линию банок Олег-Глотова и здесь, стоя, как раньше, поперек Финского залива в две линии в шахматном порядке, поджидать появления противника.
Второй, предложенный командиром подводной лодки «Акула» (он же начальник 1-го дивизиона), заключается в том, чтобы «Акула» как наиболее мореходная, быстроходная и обитаемая лодка была послана в сопровождении миноносцев в Балтийское море на поиски неприятеля. Предполагается, что миноносцы сумеют заманить немцев, проведут их через позицию «Акулы», которая тогда и атакует...
Надо сказать, что личный состав бригады томится вынужденным бездействием. Теперь уже ясно, что немцы напролом не пойдут, а значит, первоначальная стоянка на рейде Векшер потеряла всякий смысл.
Вся беда в том, что современные подводные лодки еще [210] ни разу не применялись в борьбе народов, и никто не знает толком, на что они способны, а так как у нас в их боевую пригодность верят очень мало, считая, в лучшем случае, оружием чисто позиционной войны, чем-то вроде подвижного минного заграждения, то никаких активных действий пока не поручали...
Весь день наблюдательные посты Верхний и Нижний Дагерорт, Оденсхольм, Ганге доносили о движениях неприятельских судов, которых видели и дозорные крейсеры, державшиеся на меридиане Пакерорта. Около 22 ч. последние корабли противника скрылись из виду... (Позже, по данным разведки, оказалось, что пароход-паром «Дейчланд» под прикрытием крейсеров «Аугсбург» и «Магдебург» и трех миноносцев поставил 800 мин севернее маяка Тахкона.)
Контр-адмиралу Левицкому доложены оба варианта действий подводных лодок, выработанных в 1-м и 2-м дивизионах. Адмирал долго противился, считая, что командующий флотом и его штаб сами знают, что надо делать, и давать им указания, как поступить с бригадой, неудобно.
Командиры настаивали, доказывая, что на рейде Векшер мы сидим совершенно зря и из стоянки здесь ничего не выйдет. Подводные лодки еще нигде в войне не участвовали, потому штаб флота, видимо, и не знает, что с ними делать. Не послушают, обругают — не беда, останемся на старом месте, только и всего.
Адмирал сдался и обещал в первый же день, когда миноносец пойдет в Гельсингфорс за провизией, послать туда двух офицеров для доклада обоих вариантов.
В 14 ч. пост Службы связи на маяке Верхний Дагерорт донес о появлении двух крейсеров типа «Кольберг» и трех миноносцев; миноносцы обстреляли маяк и пост Нижний Дагерорт, но безрезультатно. Наши крейсера пошли навстречу, а дивизион миноносцев в обход, чтобы отрезать немцев от Балтийского моря, но из этого ничего не вышло...
С проходившего миноносца получили приказ командующего флотом за №66 о военной тайне.
«В современной войне громадное значение имеет получение сведений о противнике, особенно после открытия [211] военных действий, когда, естественно, затрудняются сообщения между воюющими сторонами и когда главным средством осведомления о деятельности противника служит организованная заблаговременно тайная военная агентура, или шпионство.
Германия всегда обращала большое внимание на такую организацию, не жалея средств и не стесняясь выбором их для ее осуществления.
Мы обязаны считать, что тайная военная агентура нашего противника работает в настоящее время самым деятельным образом, и должны принимать меры для прекращения и затруднения этой деятельности.
Кроме специальных средств контрразведки, сущность борьбы со шпионством лежит в серьезном отношении ко всем мерам несения караульной службы, постоянной бдительности и крайней осторожности в собственном поведении в отношении всех без исключения лиц, не имеющих прямого отношения к службе.
Следует помнить, что тайная военная агентура может заниматься не только собственно шпионством и сбором сведений для осведомления противника, но всегда при удобном случае будет стараться выступить и с активной деятельностью в смысле нанесения материального ущерба, порчи средств сообщения, связи и вообще всяких военных приспособлений и устройств, и только безукоризненное отношение к службе может гарантировать нас от самых неожиданных явлений, могущих повлечь самые серьезные последствия.
Военная история дает нам много указаний, что самые невинные на первый взгляд известия или сведения, полученные вовремя, оказывали решающее значение в военных операциях и нередко определяли то или иное их окончание.
Еще раз напоминаю, что главнейшим средством работы шпионства служит небрежное и легкомысленное отношение к соблюдению военной тайны и секретным сведениям, которыми в военное время определяется вся деятельность вооруженных сил и разглашение которых при неумении удержать свой язык является прямым содействием неприятельскому шпионству». [212]
Весь день получали телеграммы о движении неприятельских легких крейсеров, миноносцев и броненосных крейсеров «Роон» и типа «Фридрих Карл». Броненосные крейсера держались у острова Утэ (Абосские шхеры), остальные — у маяка Такхона (остров Даго).
На Курляндском побережье немецкие миноносцы обстреляли маяк Бакгофен и пробовали высадить небольшой десант, отбитый ружейным огнем пограничников. С досады немцы разбили маяк снарядами и ушли; у нас потерь нет, убита одна лошадь.
С сегодняшнего дня приступили к тралению в местах, где видели неприятеля, но мин заграждения пока не нашли...
Около 23 ч. находившийся в дозоре эскадренный миноносец «Эмир Бухарский» видел неприятельские крейсера — вероятно, это заградители ставили мины.
Ночью неприятель вошел в Рижский залив, подходил к острову Руно и к г. Аренсбургу. Светил прожекторами и вообще вел себя, как дома, отлично зная, что весь наш старый и слабый Балтийский флот в ожидании их удара собран в Финском заливе...
От летчиков, сидящих на острове Эзель (бухта Кильконд), нет никакого толку, ничего разведать они не могут, результатом их полетов являются стереотипные донесения: «В море никаких кораблей не видно». Хорошо, но откуда же берутся появляющиеся у русских берегов германские корабли?
Единственным оправданием летчиков может служить лишь то, что они летают на аппаратах старых систем и притом сильно изношенных, а потому ненадежных.
Итак, немцы пропустили благоприятный момент, ничего не предприняв в первые девятнадцать дней с начала войны. Все их действия носили демонстративный характер, очевидно, с целью удержать нас в Финском заливе.
Теперь все внимание немцев направлено на английский флот, и к нам они не придут. И слава Богу!
Вернувшиеся из Гельсингфорса офицеры, посланные с обоими вариантами действий бригады подводных лодок, [213] сообщили, что в штабе были приятно удивлены, узнав, что командиры считают возможным проявить гораздо больше деятельности, чем отводил им штаб.
Адмирал Эссен не принял ни того, ни другого плана, но согласился на слияние обоих вариантов, т. е. выдвинуть подводные лодки на линию банок Олег-Глотова, а «Акулу» вместо посылки на поиск противника поставить впереди завесы, примерно около Дагерорта, дав ей для разведок четыре миноносца.
Чтобы база бригады была ближе к новой позиции, командующий приказал завтра же перейти в Лапвик...
Узнали, что 24 июля/б августа английский флот понес первую потерю. Легкий крейсер «Амфион», заметив близ устья Темзы германский заградитель «Виктория-Луиза», потопил его, но вслед за тем наскочил на одну из поставленных немцами мин и погиб...
Командующий флотом задержал переход бригады в залив Лапвик, видимо, опасаясь, что немцы поставили минное заграждение в районе, через который подводные лодки должны проходить на позицию.
В 17 ч. в двадцати милях от Мариенхамна (остров Оланд) замечены три броненосных и четыре легких германских крейсера, шедших на запад.
Наблюдательный пост Стейнорт уже второй день доносит о передвижениях каких-то судов.
Утром принято радио: «Вчера после полудня около острова Моон усмотрены плавающие мины заграждения».
Очевидно, мины поставлены немцами где-то около Моонзунда, и господствовавшие в эти дни северо-западные ветры оторвали некоторые из них от якорей и занесли в пролив, где их и обнаружили...
За время стоянки на рейде Векшер жизнь бригады почти ничем не отличалась от обычной. Подводные лодки, по мере возможности, производили мелкий ремонт механизмов, совершали практические учения для совершенствования команды, уничтожили отличительные полосы на рубках, подкрасились внутри, обнесли место стоянки плавучим боном из бревен, чтобы преградить нападение моторных [214] катеров и вообще предохранить бригаду от нечаянного ночного нападения неприятельских шпионов...
В этот период войны план военных действий сводился только к обороне. Считалось аксиомой, что немцы воспользуются своим превосходством на море и начнут войну высадкой десанта в Бьорке для захвата столицы, потому какие-либо активные действия флота признавались невозможными. «План операций на случай Европейской войны 1914 года» ставил Балтийскому флоту одну-единственную задачу: воспрепятствовать противнику проникнуть в восточную часть Финского залива, обеспечив мобилизацию сухопутных войск Петербургского военного округа, имеющих задачу защиты столицы.
Балтийский флот, собравшись целиком в Финском заливе, имея базами Гельсингфорс и Ревель, опираясь флангами на частью готовые, частью лихорадочно строящиеся береговые батареи на островах Макилотто, Нарген, Вульф и на мысе Суроп, должен вести отчаянный, единственный и последний бой с подавляющими силами могущественного германского флота, пожелавшего под огнем как наших кораблей, так и береговых батарей прорываться через минное поле в пятнадцать миль длины и четыре мили ширины, заграждавшее самое узкое место Финского залива: Макилотто-Нарген.
Находящиеся в дозоре у входа в залив наши крейсера, сменяемые на ночь завесой из миноносцев, должны зорко следить за неприятелем, своевременно донося о его появлении, и, отступая перед превосходящими силами, отходить за центральное минное заграждение.
Бригада подводных лодок, находясь впереди заграждения, должна атаковать противника, стараясь ослабить его до боя с нашими главными силами.
Бригада линейных кораблей и все крейсера, маневрируя за заграждением, имеют задачей огнем главной артиллерии наносить повреждения и выводить из строя боевые корабли противника, а в то же время огнем средней артиллерии бить по тральщикам, не позволяя им очистить достаточные проходы для германского линейного флота.
Если эти меры не помогут, миноносцы, находящиеся при главных силах, идут в атаку, для чего мины на центральном заграждении установлены на глубину 14 футов [215] (4,34 м), что позволяет миноносцам проходить над ними.
Весь день в море густой туман.
Ночью радиостанции принимали работу германского радио на длине волны 700 метров. Со всех сторон приходят известия, что слышат работу германских радиостанций...
В море густой туман...
Находившиеся в Средиземном море германский крейсер-дредноут «Гебен» и легкий крейсер «Бреслау» бомбардировали некоторые пункты Африканского побережья, принадлежащего Франции, а затем благополучно пришли в Константинополь, где якобы проданы Турции. Появление германских судов на Босфоре чревато большими для нас последствиями...
3 августа японское правительство вручило германскому послу ультимативное требование о разоружении укреплений Киао-Чао (Циндао. — Ред.) и находящихся там судов, а также безвозмездной передаче Японии всей колонии в месячный срок. Не получив ответа на столь дикое требование, вчера, 10 августа Япония, объявила Германии войну...
Таким образом, среди народов, населяющих грешную землю, вопреки убеждениям русских сентиментальных интеллигентов, царит принцип: не зевай! (рви, где можно!). Да оно и правильно, жизнь — борьба, в которой выживают только умные и сильные...
Весь день в море по-прежнему густой туман.
Всю ночь и весь день густой туман, который то проясняется, то опять заволакивает горизонт...
В 3 ч. 17 м. ночи начальник Службы связи дал тревожное радио: «Неприятель высаживает десант на остров Оденсхольм».
Около 3 ч. 30 м. «Туман рассеивается, у Оденсхольма виден четырехтрубный крейсер на мели».
Весь флот пришел в движение, поднимали пары и готовились к бою, не зная, в каких силах и с какими намерениями неприятель вступил в Финский залив.
В 3 ч. 55 м. командующий флотом приказал крейсерам [216] «Богатырь» и «Паллада», стоявшим в Балтийском Порту, немедленно, как только туман позволит, идти к севшему на мель неприятельскому крейсеру.
В 4 ч. 45 м. миноносцы «Рьяный» и «Лейтенант Бураков» вышли из Ревеля к Оденсхольму.
В 7 ч. 25 м. «Богатырь», «Паллада» и миноносцы 1-го дивизиона вышли к Оденсхольму. (1-й дивизион миноносцев находился в ночной завесе, но из-за тумана ушел со своего места и стоял на якоре у входа в Лапвик.)
Тем временем команда расположенного на острове поста Службы связи вела себя геройски. Несмотря на открытый по маяку и близлежащим строениям огонь германского крейсера (как из орудий, так и из пулеметов), пост непрерывно давал сведения о всем происходящем в поле его зрения.
9 ч. 55 м. утра. У неприятельского крейсера обнаружен германский миноносец, который в 10 ч. 20 м. безуспешно пытался стащить корабль с мели.
10 ч. 25 м. На помощь вышедшим ранее судам к Оденсхольму пошли крейсера «Россия» и «Олег».
Командующий флотом телеграфировал: «Флот извещается, что неприятельский крейсер стоит на мели в расстоянии полутора кабельтовых{7} на норд-вест 40 градусов от Оденсхольма...» Полудивизиону миноносцев типа «Охотник» приказано выйти туда же.
10 ч. 30 м. Крейсер «Рюрик» со 2-м дивизионом миноносцев вышел к острову.
Около 11 ч. «Богатырь» и «Паллада», подойдя к Оденсхольму, увидели германский крейсер, стягиваемый с мели миноносцем. Подойдя с кормы на пятнадцать кабельтовых крейсера открыли огонь, немецкий крейсер отвечал.
Во время боя на полубаке неприятельского крейсера раздался взрыв, и вся носовая часть судна была оторвана по фок-мачту. Германский миноносец отдал буксир и провожаемый огнем наших крейсеров скрылся в тумане, увозя личный состав погибшего корабля.
В 11 ч. 40 м. «Богатырь» донес: «Неприятельский крейсер [217] прекратил огонь, у него сбито две трубы. Послан миноносец для осмотра. На наших крейсерах попаданий и потерь нет».
Прекратив огонь, часть команды крейсера перебралась на остров, где и была взята в плен командой наблюдательного поста Службы связи.
Тогда же чуть было не произошло крупное несчастье, которое могло испортить праздничное настроение нашего флота и принести ему большую потерю.
Миноносец «Лейтенант Бураков», не разобрав в тумане силуэты наших крейсеров, принял их за неприятельские и выпустил мины, к счастью, ни в кого не попавшие.
13 ч. 50 м. Командующий флотом приказал: «Заставив неприятельский крейсер сдаться, перевезти с него команду на «Богатырь», а самый крейсер до крайности не уничтожать»...
За это время в море были замечены следующие передвижения неприятельских судов:
13 ч. Дагерорт видел неприятельский двухтрубный крейсер, шедший курсом норд-ост 83 градуса.
13 ч. 20 м. В виду маяка Тахкона показался тот же крейсер, шедший на ост.
13 ч. 25 м. Дагерорт видел неприятельские миноносцы.
17 ч. 30 м. 6-й дивизион миноносцев видел дым, двигавшийся с большой скоростью к Оденсхольму...
Оказалось, что севший на мель крейсер носил имя «Магдебург» (4350 тонн, 27 узлов, двенадцать 100-мм пушек и четыре пулемета; поясная броня четыре, палубная — полтора дюйма) и выскочил так, что под носом было около полутора футов воды.
Из личного состава остались: командир, два офицера и 54 матроса, которые и взяты в плен...
На ночь адмирал Эссен сделал такие распоряжения: «Дозорные суда на меридиане острове Оденсхольм. 4-й дивизион миноносцев у самого острова. Полудивизион миноносцев типа «Охотник» у маяка Тахкона. 1-й дивизион миноносцев впереди всех и ближе к северному берегу».
Все время, что «Магдебург» сидел на мели, он до самой сдачи работал полной мощностью своего радиотелеграфа, сильно мешая нашим переговорам. [218]
К глубокому сожалению, крейсер не удалось спасти, и он, простояв на мели до весны 1915 года, был окончательно разрушен ледоходом.
А жаль, ибо крейсер прекрасно сохранился; турбины, отчасти котлы находились в полной исправности, водонепроницаемые переборки отлично держали, и все, казалось бы, обещало полнейший успех в спасательных работах.
Судостроительные заводы наши ссорились за честь получить наряд на ремонт, обещая приделать ему носовую часть и привести в порядок корпус и механизмы в течение зимних месяцев, и тогда наш слабый флот обогатился бы наиболее быстроходным разведочным крейсером, каковых у нас, собственно говоря, не было вовсе...
В приказе командующего флотом Балтийского моря от 9 октября 1914 года за №284 так описано поведение поста Службы связи.
«13 августа при посадке на риф у острова Оденсхольм неприятельского крейсера «Магдебург» команда расположенного на острове наблюдательного поста Службы связи выказала отличное мужество и храбрость, продолжая под огнем орудий и пулеметов противника непрерывно давать донесения, все время оставаясь в связи с другими постами, благодаря чему наши суда успели подойти вовремя и неприятель был лишен возможности совершенно уничтожить свой крейсер; кроме того, командой поста был взят в плен высадившийся на остров неприятель, своею численностью превосходивший состав поста почти в четыре раза.
За означенные подвиги награждаю сигнального кондуктора Кивалкина и сверхсрочнослужащего машинного унтер-офицера 1-й статьи Курского Георгиевскими крестами 4-й степени, а остальных шесть человек — Георгиевскими медалями 4-й степени».
Сегодня Балтийский флот понес первые потери за эту войну.
Во время работ по определению границ поставленного немцами при входе в Финский залив минного заграждения наскочил на мину и погиб тральщик «Проводник», погибли два офицера (лейтенант Князев и подпоручик по адмиралтейству [219] Эльзенгр) и девять человек команды, ранено семь матросов.
Тралящий караван, занятый спасением команды взорвавшегося корабля и случайно оказавшийся без прикрытия, как всегда бывает в таких случаях, подвергся нападению германского крейсера «Аугсбург». По сигналу начальника партии тральщики бросили тралы и ушли в шхеры, остался один «Якорь», который под огнем «Аугсбурга» продолжал спасать людей. Немецкий крейсер подходил на 40 кабельтовых, один из его снарядов разбил вельбот, второй пробил верхнюю палубу и разорвался в угольной яме тральщика. К счастью, потерь в людях не было.
Крейсера «Адмирал Макаров» и «Баян», находившиеся в дозоре, пошли на выручку и, несмотря на превосходство «Аугсбурга» в скорости, сумели отрезать неприятеля от выхода из Финского залива. «Аугсбург» оказался вынужден принять неравный бой, который неминуемо должен был кончиться его поражением, если бы не серость или же трусость командира крейсера «Адмирал Макаров», который как старший руководил боем.
Он ухитрился маневрировать таким образом, что из всех пушек обоих крейсеров могла действовать только одна носовая 8-дюймовая головного «Макарова», и самый бой велся на такой дистанции, что 6-дюймовая артиллерия не могла стрелять; снаряды «Аугсбурга» тоже не долетали на 1–1,5 кабельтова.
«Баян» совсем не мог стрелять, так как шедший впереди «Макаров» закрывал от него цель. Несмотря на это, первый же снаряд с «Макарова» попал в носовую часть неприятельского крейсера; второе попадание было около боевой рубки, а третье — в корму, причем, видимо, был поврежден рулевой привод, ибо «Аугсбург» начал описывать циркуляции.
Вместо того чтобы воспользоваться таким случаем, приблизиться и открыть огонь из всех орудий, «Макаров» перестал стрелять. Видя это, «Баян» вышел вправо и успел сделать несколько выстрелов, но противник сумел вовремя справиться с повреждением и начал уходить (руль, видимо, действовал не совсем правильно, так как корабль сильно рыскал, бросаясь из стороны в сторону). [220]
Так как курс вел прямо на банку Винкова, с «Баяна» предупредили об этом головного по семафору; на «Макарове» же разобрали, что курс ведет на минную банку, а потому он прекратил преследование и повернул обратно.
Было уже семь часов, когда «Макаров» по радио приказал миноносцам преградить неприятелю дорогу.
В восемь часов вечера, вопреки всем азбучным требованиям тактики, а также простого смысла, капитан 1 ранга Степанов 2-й, предупредив сторожевую цепь наших миноносцев о своем проходе ночью через их линию, направился на восток. Командир «Макарова» думал, что предупреждения будет достаточно и наши его беспрепятственно пропустят, но вышло иначе.
Миноносец «Достойный», встретив в море два крейсера, принял их за неприятельские и пошел в атаку; хорошо, что мины прошли мимо...
Для разбора обстоятельств этого позорного дела, командующим флотом была назначена особая комиссия...
«Аугсбург» так и ушел, но посланные в погоню миноносцы отрезали один германский миноносец, и тут-то началась погоня по всей западной части Финского залива от Ганге до меридиана Оденсхольма.
Как всегда бывает в таких случаях, в темноте принимали свои миноносцы за чужие, но огня не открывали, и все остались целы.
В 9 ч. 27 м. вечера немец телеграфировал без шифра: «Броненосные крейсера... отряды миноносцев... скорее подходите... русские... преследуют».
Гонялись, гонялись, пока, наконец, в 12 ч. 50 м. ночи «Сторожевой» не донес, что неприятельский миноносец прорвался и ушел. Так и кончилась ничем эта гонка, хорошо еще, что наши миноносцы в темноте не подстрелили друг друга...
Как и раньше, команда наших судов проявила полное самообладание, и, несмотря на жестокий обстрел «Аугсбургом», совершенно беззащитного тралящего каравана, тральщики спокойно спасали людей с погибшего «Проводника».
Приказ командующего флотом от 19 октября 1914 года за №308 так свидетельствует об этом: «При взрыве 14 августа тральщика «Проводник» старший боцман тральщика «Запал» Григорий Биндас проявил особую распорядительность, [221] спуская и поднимая под огнем неприятеля шлюпки, благодаря чему удалось спасти командира тральщика «Проводник» и шесть нижних чинов.
Сверхсрочнослужащий боцман команды тральщика «Якорь» Тихон Солодянкин, сохраняя полное мужество и увлекая своим примером и распорядительностью команду, быстро поднял под огнем неприятеля шлюпки, чем облегчил тральщику выход из заграждения при приближении к нему неприятеля».
За этот день германские корабли показались у входа в Финский залив, а именно:
4 ч. 25 м. дня. Верхний Дагерорт видел крейсер типа «Кельн» и с ним два миноносца; идут на ост.
5 ч. 25 м. Тахкона сообщает, что в 4 ч. 45 м. дня неприятельский миноносец отделился и идет на Оденсхольм; крейсер же уменьшил ход.
7 ч. 10 м. Тахкона доносит, что неприятельский крейсер пошел обратно.
Сегодня немцы нагло вызывали по радио командующего флотом (3 ч. 25 м. дня) и сильно мешали переговорам.
8 6 ч. 49 м. вечера они начали давать радиограммы, пользуясь нашей книгой Свода военно-морских сигналов.
Допуская возможность, что в руках немцев имеются наши сигнальные книги, с 6 августа были изменены значения букв, и впредь их значение менялось каждый день.
Таким образом, создавалась возможность сохранить тайну шифра и быть уверенным, что неприятель не сможет читать наши телеграммы...
Результаты комиссии по разбору вопиющего дела о бое крейсеров с «Аугсбургом» были объявлены в приказе командующего флотом от 20 августа 1914 года за №127.
«Комиссия, назначенная мною для выяснения деятельности крейсеров «Адмирал Макаров» и «Баян» 14 августа, рассмотрев обстоятельства дела, пришла к такому заключению.
1. Гибель 2 офицеров и 9 нижних чинов на тральщике «Проводник» не находится в связи с деятельностью командира, т. к. тральщик взорвался во время работ и до нападения на караван неприятеля.
2. Гибель мичмана Явленского явилась несчастной случайностью, [222] произошедшей от прорыва крейсеров в ночное время через линию завесы.
3. Рассматривая деятельность командиров крейсеров «Адмирал Макаров» и «Баян» в течение всего дня 14 августа, комиссия считает:
а) тралящий караван во время производства работ оказался без охраны крейсеров. Это произошло вследствие того, что командир крейсера «Адмирал Макаров» неправильно понял инструкцию, утвержденную командующим флотом для крейсеров, охраняющих партию траления.
Капитан 1 ранга Степанов 2-й считал, что за меридиан остров Оденхольм-банка Аякс он не имел права заходить без тральщиков, между тем как начальник партии траления и командир крейсера «Баян» капитан 1 ранга Вейс понимали инструкцию в том смысле, что в протраленном месте крейсера могут идти за тралящим караваном.
Капитан 1 ранга Степанов 2-й, желая приблизиться к тральщикам, неоднократно вызывал их радиотелеграммами, но они не доходили по назначению, т. к. у начальника партии траления радиотелеграфа не было, и радио, отправляемые с крейсера «Адмирал Макаров» на Гапсаль, не передавались оттуда на миноносец «Прочный», который был оставлен при партии траления для радиосвязи ее с крейсерами;
б) рассматривая действия командиров крейсеров «Баян» и «Адмирал Макаров» во время боя с неприятельским крейсером, комиссия считает:
1) крейсера избрали неправильное маневрирование для сближения с противником в кратчайший срок на возможно ближайшее расстояние;
2) командир крейсера «Адмирал Макаров», вступив в бой, располагал своими курсами так, что почти весь бой могла действовать только одна восьмидюймовая пушка, причем неприятель переводился с одного борта на другой, вследствие чего понижалась успешность стрельбы;
3) к числу неправильных действий капитана 1 ранга Степанова 2-го следует отнести и то, что, поставив крейсер «Баян» в кильватер, он связал деятельность капитана 1 ранга Вейса и этим не дал ему возможности использовать огонь своего крейсера и принудить противника к решительному бою на близкой дистанции. [223]
Что касается до прорыва крейсеров, то комиссия считает, что командир крейсера «Адмирал Макаров» поступил неправильно. Объяснить его действия можно тем, что он не имел инструкции, категорически воспрещающей проходить линию завесы, а также считал, дав радиотелеграмму «всем», что «после захода солнца крейсера пройдут завесу», и думал, что они не будут приняты за неприятельские корабли.
В действиях командира крейсера «Баян» капитана 1 ранга Вейса комиссия никаких упущений не нашла.
Действия же командира эскадренного миноносца «Достойный» капитана 2 ранга Желтухина комиссия считает правильными.
Адмирал фон Эссен».
Как видно из приказа, комиссия очень осторожно выразила свое мнение, но этого вполне достаточно, чтобы дать яркий образчик нравов и понятий, царивших во флоте в первый период войны.
После такого вопиющего факта, наличность которого комиссия не могла не признать, она находит возможным оправдывать командира крейсера «Адмирал Макаров» тем, что он не так понял одну инструкцию, благодаря чему легкий германский крейсер в русских водах, средь бела дня, в присутствии двух наших броненосных крейсеров набросился на партию траления и только благодаря случаю никого не утопил.
Извиняют прорыв завесы миноносцев ночью, нарушающий основное требование тактики, которое должно быть известно еще с ученической скамьи Морского корпуса, только потому, что не было категорической инструкции, запрещающей это делать. Как будто ночной прорыв своих больших судов через линию миноносцев должен быть запрещен какой-то особой инструкцией — само собой понятно, что такие деяния недопустимы.
Итак, все зависит как будто от инструкций; комиссия констатировала полное нежелание или неумение командира «Макарова» работать собственной головой.
Что бы то ни было, но если нет инструкций, нет понукания, подталкивания со стороны начальства, то ничего не [224] сделают, а так как на все случаи составить инструкции невозможно, то в конечном результате, если так будет продолжаться, ничего хорошего от нашего флота ожидать не приходится.
Дело было ясное и простое: два наших броненосных крейсера, вооруженных четырьмя 8-дюймовыми, шестнадцатью 6-дюймовыми и сорока четырьмя 75-мм орудиями, совершенно случайно отрезали от выхода из Финского залива быстроходный германский легкий крейсер, вооруженный двенадцатью 105-мм орудиями. Несмотря на нелепое маневрирование, при котором могла стрелять только одна пушка головного корабля, все же повредили ему рулевой привод, отчего неприятель потерял способность управляться и начал описывать на месте ряд циркуляции.
Казалось бы, для немцев все кончено, но результат получился самый неожиданный — противнику дали возможность справиться со своими повреждениями и уйти, так как командир «Макарова», видимо, считал своей задачей не уничтожение противника, а только прикрытие своих тральщиков. Отогнав неприятеля, он, наверное, возомнил себя героем и счел, что исполнил все, что было в его силах.
Во всяком случае, эта история возмутила весь Балтийский флот, и капитан 1-го ранга Степанов 2-й через месяц приказом командующего флотом Балтийского моря от 20 сентября за №212 был назначен командующим госпитальным судном «Николаев», все время стоявшим в Кронштадте.
С одной стороны, назначение бывшего командира боевого судна командиром госпитального даже в мирное время, не говоря уже про военное время, не является почетным и считается крупным понижением до сдачи в архив включительно, но все дело в том, что от такого назначения Степанов 2-й ничего, в сущности, не потерял.
Госпитальное судно «Николаев» числится в 1-м ранге судов нашего флота, а потому честь честью, но в денежном отношении он ничего не потерял, наоборот, командуя теперь госпитальным кораблем, стоящим безвыходно в Кронштадте, капитан 1-го ранга Степанов 2-й не рискует быть убитым или раненым, ведет нормальный образ жизни и за все это получает то же содержание, какое получал, командуя крейсером «Адмирал Макаров». Втихомолку, быть может, [225] он теперь даже очень доволен переменой обстоятельств, и возможно, что в свое время будет адмиралом и будет других учить, как надо воевать{8}...
Механизмы подводной лодки «Крокодил» окончательно развалились. Бензинопровод течет по всем соединениям, лодка не раз загоралась, двигатели сдают ежедневно, электрические аккумуляторы выходят из строя один за другим. Несмотря на это, командир лейтенант Я. И. Подгорный упорно держался и, пока не лопнул коленчатый вал левого заднего бензиномотора, выходил на позицию на буксире канонерской лодки «Храбрый».
Мастерская транспорта «Хабаровск» все время работала на «Крокодила»: то точили новые болты для соединительной муфты (срезанные при пуске бензиномотора), то вынимали часть бензинопровода для пайки соединений, то перебирали помпочки, то возились с аккумуляторами — и все без толку.
Механизмы требовали капитального ремонта, и лишь оставалось ждать, когда обстоятельства это позволят.
Обнаруженное неприятельское минное заграждение свидетельствовало, что немцы не собираются прорываться в глубь Финского залива, а потому «Крокодил» сегодня увели в Ревель.
В 5 ч. 30 м. утра германский крейсер открыл огонь по маяку Стейнорт, и телефонное сообщение с ним прервано...
14 августа Япония объявила войну Австро-Венгрии.
В 4 ч. 30 м. утра подводные лодки «Дракон» и «Минога» в сопровождении канонерской лодки «Храбрый» и миноносца «Послушный» ушли к острову Вормс (на южном берегу Финского залива при входе в пролив Моонзунд).
Таким образом, командующий флотом, наконец, решился привести в исполнение план, предложенный командирами подводных лодок.
Одна подводная лодка будет дежурить на меридиане маяка Тахкона, милях в 12 от берега, другая — между ней и островом [227] Оденсхольм. При таком расположении они будут стоять на курсе, по которому, преимущественно, ходит неприятель. Днем лодки стоят на позиции, а на ночь уходят к острову Вормс.
Маяк на острове Вормс соединен телефоном с маяками Верхний и Нижний Дагерорт, Тахкона и г. Ревелем, что позволит извещать о движениях неприятеля. «Храбрый» вместе с береговыми батареями должен защищать подводные лодки от нападения во время ночных стоянок (10 августа приступили к постройке батарей на островах Вормс, Шильдау, Вердер; к 20 августа на Вормсе должна быть закончена четырехорудийная 6-дюймовая батарея). Через каждые три-четыре дня лодки сменяются.
Все это очень хорошо, но вряд ли к чему приведет, так как немцы после гибели «Магдебурга» вряд будут входить в Финский залив, а будь подводные лодки посланы на эти позиции много раньше, шансов на успех было бы очень много, особенно на следующий день после посадки «Магдебурга» на мель, когда немецкие крейсера почти целый день держались в виду маяков Тахкона и Дагерорт.
Если адмирал Эссен захочет нас использовать, то ему придется выдвинуть бригаду еще больше вперед, но, имея всего лишь восемь медленно погружающихся, тихоходных, с изношенными механизмами, устарелых подводных судов, командующему флотом трудно решиться на это, тем более что боевого опыта никто во всем мире не имеет и заранее сказать, на что они способны, трудно.
Командиры считают себя способными на самостоятельные активные действия, и мы все время просимся вперед, но подкрепить свои просьбы нечем, а если настаивать, то получится лишь бессодержательный спор, в котором каждая сторона останется при своем.
Все зависит сейчас от случая, удачи, сообразительности, находчивости и выдержки командиров. Стоит кому-нибудь совершить удачную атаку, как фонды подводных лодок в глазах начальства сильно подымутся и, как часто в таких случаях бывает, адмирал Эссен может впасть в крайность и начнет давать задания, невыполнимые для наших «ветеранов».
Кроме того, хорошее время уже упущено, наступает [228] осень с ее туманами и свежими погодами, а придется плавать без маяков и вех, при коротком северном дне, соблюдая особую осторожность из-за большого числа камней, мелей, банок и плавающих мин заграждения.
Осенью шторм следует за штормом, потому подводным лодкам вместо стояния на позиции, вероятно, придется очень часто отстаиваться у острова Вормс или уходить от господствующих норд-вестовых ветров дальше в Моонзунд...
Столицу Российской империи Санкт-Петербург впредь повелено именовать Петроградом.
Тральщикам удалось приблизительно определить местонахождение поставленного немцами минного заграждения. Оно находится посередине Финского залива на меридиане Ганге и образует квадрат со стороной около десяти миль. Трудно сказать, когда именно было поставлено немцами минное заграждение, но, судя по всему, они это сделали на следующую же ночь после прохода нашей эскадры, т. е. 30 или 31 июля, чтобы в случае вторичного выхода надолго отбить у нас охоту к подобным выступлениям.
Германский гипноз постепенно проходит, и нашим крейсерам велено держаться на меридиане маяка Дагерорт; завеса миноносцев по-прежнему на линии Оденсхольм-банка Аякс, и, кроме того, один дивизион миноносцев теперь постоянно стоит в Моонзунде.
Тральщики исследуют северную часть Финского залива, между германским минным заграждением и Ганге, с тем чтобы потом постепенно склоняться на зюйд-вест.
Надо полагать, что крейсера выдвигаются вперед, чтобы прикрывать тральщики во время их работы. К сожалению, крейсерам приходится держаться в одном и том же районе и притом малыми ходами, а потому легко могут сделаться добычей германских подводных лодок.
Численное и качественное превосходство германского флота настолько велико, что всякое единоборство для нас сейчас совершенно невозможно и приходится сидеть дома.
Как это ни обидно, но можно утешаться тем, что сами немцы находятся в таком же положении по отношению к английскому флоту и тоже сидят в своей мышеловке, не рискуя выходить. [229]
Австро-венгерский флот в таком же положении по отношению к англо-французскому флоту Средиземного моря, и, таким образом, участь слабейшего (во всех случаях) одинакова.
Немецкому флоту под давлением общественного мнения и для того, чтобы попытаться открыть подвоз в Германию съестных припасов (когда они начнут истощаться), быть может, придется волей-неволей выйти в открытое море и выдержать бой со всем английским флотом.
Если такое положение наступит и состоится бой в Северном море, то немцы будут драться с энергией отчаяния, но самое сознание бесполезности жертвы вряд ли будет способствовать победе, а скорее всего, только ускорит катастрофу.
В Финском заливе замечено много плавающих мин — «Храбрый» и «Послушный» расстреляли по одной. Видимо, немецкие мины волнением отрываются от своих минрепов.
«Дракон» и «Минога» заняли указанные позиции, но неприятельских судов весь день не было.
Получили радио о победе у Львова и Галича. Кричали «ура». Всегда бы так.
При входе в Финский залив в большом количестве плавают сорвавшиеся во время свежих погод германские мины заграждения — благодаря господствующим ветрам безопасный проход имеется только с севера.
Результаты сидения в дальнем углу дают себя знать (теперь известно, что адмирал Эссен все время стремился действовать активно, но Ставка категорически запретила всякие выходы Балтийского флота в западную часть Финского залива за линию Поркаллауд-Нарген) — наши корабли у себя дома должны быть крайне осторожны, особенно в свежую погоду и ночью, когда бывает очень трудно, а то и невозможно вовремя заметить плавающую мину.
Если бы дозорные крейсера и миноносцы держались на меридиане Дагерорта, они бы видели неприятеля и не позволили ему ставить мины в этом районе, ибо при ширине устья Финского залива 80 миль одни береговые наблюдательные [230] посты Службы связи не могли уследить за движениями противника не только ночью, но и днем...
Командующий флотом вызвал к себе нашего адмирала, вероятно, потому, что на новой позиции у входа в Моонзунд, где находится база подводных лодок, плавает большое количество сорванных немецких мин. Не будет ли отмены всей этой затеи, которая слишком запоздала и теперь может привести к напрасной гибели какой-нибудь лодки.
Неприятельские суда вот уже шесть дней совсем не появляются, а если и придут, то, вероятно, не дальше меридиана Дагерорта. При теперешних обстоятельствах подводные лодки надо выдвинуть еще больше вперед или убрать совсем, так как делать им в Финском заливе нечего.
Оказывается, 19 августа крейсера «Рюрик», «Россия», «Олег», «Богатырь», полудивизион миноносцев типа «Охотник» и «Новик» вышли в дальнюю разведку в Балтийское море. Сегодня они благополучно вернулись, причем «Олег» и «Богатырь» встретили два германских крейсера, пытались их преследовать, но, конечно, безрезультатно.
Вот когда сказываются результаты политики Государственной думы, систематически отказывавшей в кредитах на новое судостроение. В течение семи лет (с 1906 по 1913 год) не было заложено (кроме четырех дредноутов) ни одного нового корабля для Балтийского моря, а начатые постройкой крейсера (предусмотренные «малой программой судостроения 1912 года») еще далеко не готовы.
Посадить бы теперь этих господ из Думы на наши старые калоши и послать воевать — что бы они тогда запели!
В час ночи получили радио начальника Морского генерального штаба о взятии нашими войсками крепостей Львов и Галич.
С утра начали приходить донесения миноносцев о расстреле неприятельских мин заграждения. Ветра дуют довольно свежие, мины все время срываются, и в скором времени Финский залив превратится в сплошной суп с фрикадельками.
Сегодня получили из штаба командующего точные сведения о поставленном немцами минном заграждении у входа в Финский залив. [231]
Неприятелем поставлено 800 мин в две линии длиной девять миль по направлению норд-ост-зюйд-вест 17 град. Крайние точки заграждения: широта 59 град. 30 мин., долгота 22 град. 47 мин. и широта 59 град. 21,5 мин., долгота 22 град. 41,5 мин. от Гринвича.
Заграждение поставлено на такую глубину, что неприятельские миноносцы, удирая от наших крейсеров, свободно через него перешли.
Партия траления при благоприятной погоде тралит поставленную противником минную банку; работы прикрываются двумя крейсерами и миноносцами 4-го дивизиона, два миноносца которого ночью охраняют крейсер «Магдебург» (у Оденсхольма).
Командующий флотом подтверждает к неуклонному исполнению, что никакое судно не должно приближаться в темноте к линии завесы миноносцев Оденсхольм-Аякс ближе десяти миль. Все суда, оказавшиеся к наступлению темноты к весту от этой линии, обязаны проводить ночь в море или на якоре не ближе десяти миль от миноносцев. Всякое судно, проходящее завесу ночью, будет атаковано...
В бою у острова Гельголанд англичанам удалось уничтожить германский сторожевой отряд в составе крейсеров «Майнц», «Кельн», «Ариадна» и двух миноносцев.
Сегодня получил новое значение букв для радиотелеграмм. Это очень хорошо, так как неприятель мог уже разобраться в предыдущем значении, и наше радио, быть может, уже не составляет для него секрета...
Холодно, сыро, сильный ветер; вообще, осень быстро надвигается, и воевать скоро будет совсем плохо.
Когда хорошая, теплая погода, сильный ветер не пугает, в крайнем случае вымокнешь — вода теплая и не замечаешь, пока не придешь на место назначения.
Но теперь совсем не то, холодный ветер прохватывает до костей, а если к этому еще прибавить холодный душ, то плавание не представляет никакого удовольствия.
День был очень тревожным. С шести часов утра начали поступать донесения с постов Службы связи о движении неприятельских судов.
В десять часов начальник станции Кильконд (остров [232] Эзель) сообщил, что нашей воздушной разведкой обнаружен германский крейсер типа «Нимфа», шедший на норд-вест.
Подводные лодки «Дракон» и «Минога», чтобы быть больше в курсе происходящего, а также для приема пресной воды подошли к борту канонерской лодки «Храбрый».
11 ч. 15 м. утра. Обе лодки вышли к маяку Тахкона. В 12 ч. Нижний Дагерорт видел германский крейсер типа «Бремен», шедший на ост. В 13 ч. 15 м. этот же крейсер, изменив курс прямо на маяк Фильзанд, сделал два выстрела, причем всплески от снарядов были видны к югу от него.
13 ч. 25 м. Крейсеру «Адмирал Макаров» и миноносцу «Сибирский стрелок» было приказано идти к Оденсхольму для поддержки дозорных крейсеров «Баян» и «Паллада». По мере получения сведений все новые и новые крейсера получали приказание идти на поддержку дозору.
13 ч. 35 м. Бригаде подводных лодок велено выйти на позицию поперек Финского залива (камень Вестербоданмель Грасгрунд). В 14 ч. 30 м. «Дракон» и «Минога», подойдя к маяку Тахкона, вошли в связь с наблюдательным постом, откуда сообщили, что ближайшие дымы, видимые на норд-вест, принадлежат нашим дозорным крейсерам; к весту от Дагерорта — дым неприятельского крейсера, а самые дальние дымы на норд-вест — неизвестно чьи.
В это время командующий флотом дал радио по морским силам о появлении в 12 ч. 30 м. пяти германских линейных кораблей в пятнадцати милях к югу от маяка Богшер.
Донесения о движении отдельных судов противника не давали возможности выяснить создавшуюся обстановку, потому командиры подводных лодок «Дракон» и «Минога», считая своей задачей защиту прохода между маяком Тахкона и немецким минным заграждением, оставались у маяка до получения новых, более определенных сведений о противнике или особого приказания.
14 ч. 30 м. Бригада подводных лодок вышла с рейда Векшер на старую позицию.
16 ч. Мимо меня прошла «Акула», возвращавшаяся из Ревеля, куда ходила для замены гребного винта.
16 ч. 40 м. «Дракон» и «Минога» заметили, что дымы, видимые [233] раньше на норд-вест, стали быстро приближаться; «Баян» и «Паллада», увеличив ход, начали уходить. С наблюдательного поста передали, что крейсера преследуются сильнейшим неприятелем: одиннадцать миноносцев и три крейсера. Обе подводные лодки в надводном положении пошли на пересечку курса противника. Вскоре показались стеньговые флаги русских крейсеров, а за ними быстро приближавшийся дым семи неприятельских кораблей.
17 ч. 34 м. «Паллада» дала тревожное радио: «Нас преследует крейсер типа «Мольтке» (как потом выяснилось, это был броненосный крейсер «Блюхер»). В 17 ч. 34 м. Нижний Дагерорт подтвердил это сообщение, донеся, что видит крейсер типа «Зейдлиц». Пост Фильзанд донес, что видит двадцать больших судов: линейные корабли, броненосные и легкие крейсера — и большое число миноносцев.
17 ч. 35 м. Расстояние от подводной лодки «Дракон» до наших дозорных крейсеров около шести миль, причем отчетливо видны вспышки выстрелов головного неприятельского корабля и падение его снарядов за кормой «Баяна» и «Паллады», которые за дальностью расстояния стрелять не могли.
«Паллада» телеграфировала: «"Мольтке» (на самом деле «Блюхер») открыл огонь с расстояния 95 кабельтовых». Не успел «Блюхер» сделать несколько выстрелов, как, по словам командира подводной лодки «Дракон» старшего лейтенанта Н. А. Гудима, один из неприятельских кораблей начал сигналить прожектором, после чего крейсер немедленно склонился вправо, прекратил преследование и ушел в море, причем к нему присоединились одиннадцать миноносцев.
17 ч. 50 м. После прохода дозорных крейсеров на ост в 25–30 кабельтовых к норду от подводной лодки «Дракон» на ней застопорили бензиномоторы.
18 ч. 15 м. «Паллада» донесла, что попаданий в крейсера и потерь нет. К «Дракону» подошел миноносец «Всадник», сообщивший, что в море находятся большие неприятельские корабли и двадцать миноносцев.
До наступления темноты и пока дымы неприятельских судов не начали скрываться, «Дракон» и «Минога» оставались на своих местах, после чего ушли к маяку Тахкона, а утром 25 августа перешли к острову Харилайд. Остальные [234] подводные лодки, стоя на старой позиции у Вестербодан-Грасгрунд, имели впереди в роли разведчиков миноносцы «Молодецкий» под флагом начальника бригады и «Послушный».
Весь горизонт был застлан дымом от уходивших от неприятеля и шедших на поддержку «Баяну» и «Палладе» кораблей.
19 ч. 38 м. Бригаде приказано вернуться, что было исполнено северными подводными лодками «Макрель» и «Акула», а южные — «Аллигатор» и «Кайман» — ушли на ночь в Балтийский Порт.
Надо полагать, что «Блюхер» получил добрый совет не уходить в глубь Финского залива, потому и прекратил преследование наших старых крейсеров, далеко уступавших ему не только в скорости хода, бронировании и вооружении, но и обладавших менее дальнобойной артиллерией, что позволяло «Блюхеру» совершенно безнаказанно уничтожить обоих.
В тот же день отряд германских миноносцев и легких крейсеров вошел в Ботнический залив; миноносцы разрушили маяк Богшер, взяли в плен весь состав наблюдательного поста, а крейсера потопили финский пароход «Улеаборг»...
На «Окуне» опять произошла авария.
Придя на свое место и став на якорь, обнаружил, что правый носовой горизонтальный руль, недавно исправленный в Гельсингфорсе, снова выворочен волнами. Погружаться без руля нельзя, потому, не спрашивая никаких разрешений (радио на лодке не было), сейчас же снялся и пошел обратно на рейд Векшер. Не доходя до камня Вестербодан, сгорел якорь электромотора — лодка беспомощно остановилась. К счастью, находился на фарватере — мимо должна была пройти вся бригада, можно было просить о помощи. В ожидании ее стал на якорь в открытом море на глубине восемнадцати саженей.
В десять часов вечера прошли, направляясь на рейд Векшер, «Акула», за нею «Макрель», и я сообщил обеим о моем положении. В два часа ночи канонерская лодка «Хивинец» стала на якорь поблизости лодки, а утром прибуксировала «Окунь» к транспорту «Хабаровск». [235]
Этого давно следовало ожидать, так как электромотор прослужил уже десять лет — при продолжительной работе сильно грелся и был ненадежен, потому заводу Вольта в Ревеле своевременно был заказан новый, но наряд до сих пор еще не выполнен, хотя срок давно прошел (октябрь 1913).
В 5 ч. 30 м. утра бригада вышла на позицию, а вечером вернулась — кроме подводной лодки «Акула». Появление значительных сил противника заставило командующего флотом послать ее на разведку, так как наши старые крейсера, не обладая ходом, легко могли стать добычей немцев. Таким образом, под давлением обстоятельств пришлось дать подводной лодке задание, как будто совсем не подходящее, о котором раньше никто не думал.
Вообще же бригада поставлена слишком далеко от входа в Финский залив и ничего сделать не может. Вчера только один «Дракон» видел вспышки орудий «Блюхера», остальные этого даже не видели. Чтобы использовать подводные лодки, необходимо выдвинуть их на меридиан Нижнего Дагерорта, а еще лучше вывести на буксире в Балтийское море и с помощью миноносцев навести на них противника.
18 ч. 18 м. Адмирал Эссен предупредил флот: «Предполагается, что неприятель поставил минное заграждение севернее первого — у банки Олег».
«Дракон» и «Минога» выходили на позицию, а вечером вернулись к острову Харилайд.
17 ч. 25 м. «Крокодил», окончив ремонт механизмов, присоединился к бригаде на рейде Векшер. За неимением времени для выделки нового коленчатого вала для левого заднего бензиномотора его просто вывели из действия, заменив коленчатый вал прямым и, подремонтировав передний бензиномотор, стали пускать его на винт и зарядку аккумуляторов. Бензинопровод, хотя его и пропаяли по всем соединениям, течет почти так же, как и раньше, представляя серьезную опасность в пожарном отношении и одурманивая личный состав парами бензина.
Часть отработанных газов из картера переднего бензиномотора тоже пробивается внутрь лодки, отравляя даже привычных к бензину людей. Для разборки же и ремонта [236] старых электрических аккумуляторов не было времени, потому батарея доживает последние дни.
Выпускать такую подводную лодку против неприятеля, вооруженного всеми усовершенствованиями техники и обладающего кораблями лучшего качества, является преступлением, но, так как у нас всего восемь подводных лодок, то раз «Крокодил» может кое-как двигаться и погружаться, отказываться от него не приходится...
На Векшерском рейде уже несколько дней идут сборы и приготовления к переходу в Моонзунд... Линейные корабли «Слава», «Цесаревич», «Император Павел I», «Андрей Первозванный», крейсера «Паллада» и «Баян» вышли в море и на ночь стали на якорь на рейде Ганге. (Выход эскадры, как вскоре выяснилось, вызвал неудовольствие Верховного главнокомандующего, категорически запрещавшего активные действия; ночью 29 августа от начштаба Шестой армии была получена телеграмма за №084: «Согласно полученным от Верховного Главнокомандующего указаниям, совершенно необходимо не рисковать нашим флотом, чтобы им помешать производству неприятельского десанта в глубине Финского залива».) «Андрей Первозванный» впервые вышел в море после ремонта, так как, сев на мель перед самой войной, он полтора месяца простоял в Кронштадтском доке, и мы начали войну, имея в строю только три старых броненосца против 16 германских дредноутов, 5 крейсеров-дредноутов, 10 линейных кораблей и 10 броненосцев резерва.
В 6 ч. утра транспорт «Европа», подводные лодки «Аллигатор», «Кайман», «Крокодил» и миноносец «Молодецкий» снялись с якоря и вышли с рейда Векшер в Моонзунд, куда прибыли в 14 ч. 30 м., став на якорь у острова Харилайд.
Переход бригады совпал с наступлением осени, когда погода быстро и резко меняется, наступают короткие дни и длинные ночи, частые туманы, один шторм сменяется другим, потому деятельность наших ветеранов хотя бы по одним, чисто стихийным причинам будет сводиться на нет. Финский залив изобилует выдающимися от берега камнями, мелями, банками (ограждение которых снято, а маяки не горят), сильно стесняющими мореплавание, особенно [237] на подводных лодках, когда зачастую от брызг волн и их перекатывания через боевую рубку определение места становится крайне затруднительным, а иногда и невозможным.
Теперь деятельность бригады будет связана с береговыми наблюдательными постами Службы связи, причем подводные лодки по очереди будут высылаться на дежурство к маяку Нижний Дагерорт или Тахкона и, получая с поста сведения о движениях противника, будут выходить ему навстречу. Остальные будут находиться на отдыхе, пополнять с транспортов запасы и т. п. Однако уже сейчас можно предвидеть, что стоянка в Моонзунде при отсутствии в нем береговой базы мало чем будет отличаться от пребывания в море и ни в коем случае не сможет послужить отдыхом для личного состава.
Ввиду частых осенних штормов офицерам и команде для обеспечения безопасности своих судов придется жить на подводных лодках, то есть жить скученно и безо всякого моциона, ибо разгуляться на лодках негде. Так как лодки из-за тех же штормов или свежей погоды не могут стоять у борта своих маток, а вынуждены будут отстаиваться на якорях, то будут лишены парового отопления, а значит, от сырости появится сообщение батарей электрических аккумуляторов, различных реостатов и проводов с корпусом, и для согревания и просушки помещений придется не менее двух раз в день пускать главные двигатели на зарядку батарей аккумуляторов. Расходовать же электрическую энергию на грелки, потребляющие слишком много тока с малыми результатами, невозможно, так как этим уменьшается район подводного плавания.
Наконец, стоянка в Моонзунде не позволит проверять исправность мин Уайтхеда, в особенности находящихся в откидных наружных аппаратах, подвергающихся непосредственным ударам волн, — покрывающее их сало будет смываться, мины начнут ржаветь и т. д.
Перевод бригады в Моонзунд, мне кажется, сильно запоздал, ибо неприятель стал теперь очень осторожен и, избегая входить в Финский залив, держится далеко в открытом море. Благоприятное время упущено — выходы подводных лодок на дежурство, возможно, сведутся к изнашиванию старых, и так уже разработанных механизмов и послужат [238] лишь хорошей школой для личного состава, закаляя его для плаваний будущего года.
12 ч. 30 м. «Макрель» и «Окунь» на буксире транспорта «Хабаровск» вышли в Ревель для ремонта.
В 17 ч. нас обогнали возвращавшиеся из Ганге линейные корабли. В 18 ч. показались направлявшиеся в Ревель «Рюрик», «Паллада», «Баян» и «Новик».
В 19 ч. «Хабаровск» стал на якорь на Ревельском рейде; «Макрель» ушла в гавань самостоятельно, «Окуня» увел вызванный для этого буксир...
«Дракон» утром вышел из Моонзунда к маяку Тахкона. В 10 ч. 50 м., увидев на горизонте дым, он снялся с якоря и пошел на него, но, узнав нашу эскадру, повернул обратно.
15 ч. 20 м. Пост сообщил, что видит много дымов. Подводная лодка снялась и в 16 ч. 45 м. увидела суда, шедшие на ост. «Дракон» пошел в атаку, но, опознав миноносцы типа «Охотник», всплыл и вернулся к маяку Тахкона, где и остался на ночь.
«Аллигатор», «Кайман», «Крокодил» вышли на позицию, а к 20 ч. собрались у маяка Нижний Дагерорт, где стали на якорь в 1–2 кабельтовых от берега.
«Дракон» вернулся от Тахконы и стал на якорь у острова Харилайд...
«Окунь» приступил к выгрузке лишних вещей (подводная лодка не могла стать на позицию, не выгрузив лишние вещи, загромождавшие внутренние помещения).
«Дракон» ушел в Ревель для ремонта соединительных муфт бензиномоторов. «Аллигатор», «Кайман» и «Крокодил» пытались было выйти на позицию, но из-за большой волны и свежей погоды вернулись на старое место.
Таким образом, уже с первых же дней дежурства на новой позиции деятельность подводных лодок стеснялась неблагоприятной погодой.
Стихло.
Дежурные лодки разошлись по своим местам, а вечером опять собрались у Нижнего Дагерорта. В 10 ч. 10 м. утра «Аллигатор» видел крейсер «Россия». [239]
В 14 ч., всплывая после пробного погружения, «Крокодил» заметил на горизонте к весту от Дагерорта неприятельский трехтрубный крейсер, шедший на север. Лодка снова погрузилась и пошла в атаку, но через полчаса, видя, что сближение невозможно, поднялась на поверхность.
В 15 ч. она же обнаружила в море два однотрубных парохода с белыми мостиками, шедших курсом вест.
Командир подводной лодки «Дракон» сообщил интересные сведения об обстоятельствах, сопровождавших первое активное действие русских подводных лодок — разведку, совершенную подводной лодкой «Акула».
25 августа в 10 ч. 30 м. утра «Акула», стоя на позиции, приняла радио начальника бригады с приказанием идти на разведку в Балтийское море и действовать по усмотрению.
В 11 ч. утра начальник бригады, подойдя на миноносце «Молодецкий», дал последние инструкции, после чего «Акула» под бортовыми дизель-моторами пошла по назначению.
В 16 ч. лодка прошла завесу дозорных крейсеров и около 19 ч. прибыла в назначенный квадрат. Неприятеля видно не было.
Состояние моря было четыре балла, ветер — два балла, зюйд-вестовая часть горизонта — в легкой мгле. Ввиду скорого наступления темноты командир решил подойти ближе к шведскому берегу, где предполагал, не тревожимый противником, произвести зарядку аккумуляторов, а в 4 ч. утра вернуться на свое место.
26 августа в 0 ч. 20 м. в темной части горизонта на расстоянии 4–6 кабельтовых обнаружили шедший на пересечку неприятельский крейсер. Из-за волны «Акула» шла в полном надводном положении и на ее погружение требовалось три минуты. Оба дизель-мотора были немедленно остановлены, руль положен право на борт, чтобы лечь на параллельный курс и тем оттянуть время столкновения, электромотору дан полный ход вперед — и начали погружение. Благодаря данной отрицательной плавучести «Акула» быстро ушла на глубину 80–90 футов, причем крейсер прошел над ней (позади рубки) и шум его винтов был отчетливо слышен, кроме того, по лодке успели сделать один выстрел из орудия.
Взяв курс норд-вест 60 градусов шли до 1 ч. 10 м. ночи, причем обнаружилось, что сальник среднего гребного вала [240] пропускает воду, уменьшавшую плавучесть лодки, затруднявшую управление и грозившую подмочить электромотор.
В 1 ч. 30 м. ночи «Акула» всплыла, и средний дизель-мотор пустили на зарядку аккумуляторов. В 2 ч. ночи дали ход бортовыми дизелями и пошли на вест в надежде уйти подальше от путей противника и там спокойно закончить зарядку батареи.
В 4 ч. 05 м. утра увидели два германских миноносца, шедших справа контр-курсом в расстоянии 1–2 кабельтовых. Застопорив дизеля, начали погружение, — миноносцы, охватывая лодку с кормы и левого борта, бросились в атаку. Погружаясь, «Акула» успела развернуться и выстрелить миной из кормового аппарата с расстояния 1–1,5 кабельтова, что заставило немецкие миноносцы отойти и временно отказаться от таранного удара. Придя на глубину 45 футов, дали самый малый ход и легли на ост.
С тех пор миноносцы не выпускали «Акулу» из виду, так как благодаря наступившей штилевой погоде за ней тянулся [241] масляный след, точно указывавший направление движения лодки под водой.
Масляная же дорожка получалась от того, что вместе с водою выкачивалось из трюма машинное масло, стекавшее туда из подшипников. Лодка, не показываясь на поверхность, меняла курс и, несмотря на это, каждый раз подымая перископ, всегда находила за кормой оба неприятельских миноносца, шедших ей в кильватер.
В 6 ч. 05 м. утра, когда показалось, что преследователи потеряли лодку из виду, «Акула» начала всплывать, но в 10–12 кабельтовых за кормой обнаружила те же миноносцы, открывшие огонь. Снова пришлось уходить на глубину и менять курс на норд-ост 10 градусов.
Долго личный состав ломал голову, отыскивая причины, казалось бы, непонятного явления и уже отчаиваясь в благополучном исходе похода, когда сообразили, что всему виной должно быть машинное масло и если прекратить на время выкачивать воду из трюма, то, вероятно, удастся уничтожить предательский след.
Так оно и вышло. Рискуя подмочить электромотор и, потеряв плавучесть, уйти на дно, застопорили помпу, изменили курс и шли до 11 ч. 10 м. утра, когда, наконец, избавились от преследования и всплыли на поверхность после семичасового хода под водой, имея почти разряженную батарею аккумуляторов.
Сейчас же приступили к зарядке батареи, а через двадцать минут дали ход и легли на норд-ост 70 градусов.
В 16 ч. на расстоянии 8–9 миль видели слева по траверзу германский двухтрубный крейсер типа «Нимфа», шедший на зюйд-вест 10–20 градусов со скоростью 18–20 узлов. «Акула» погрузилась, а когда крейсер скрылся, пошла тем же курсом, продолжая зарядку аккумуляторов. Пользуясь тихой погодой, держались в крейсерском положении, причем в норд-вестовой части горизонта виднелись подозрительные дымки, постепенно удалявшиеся на юг.
В 16 ч. 35 м. изменили курс на банку Олег и, придя сюда в 20 ч. 50 м., остались на ночевку.
27 августа в 4 ч. 20 м. утра дали ход и легли на ост. В 5 ч. 30 м., находясь на курсе зюйд-вест 45 градусов, в восьми [242] милях от маяка Богшер заметили, что бывшие на горизонте миноносцы повернули на лодку и прибавили ход.
Считая миноносцы за неприятельские, командир «Акулы» капитан 2 ранга С. Н. Власьев подпустил их на 40–50 кабельтовых, после чего ушел под воду, причем были слышны два удара, похожие на разрывы снарядов, но места их падения не видал.
Придя на глубину 40 футов, легли на ост и шли самым малым ходом, все время видя на норд-весте дымки миноносцев.
В 8 ч. 40 м. утра, придя на глубину 25 футов, Сергей Николаевич увидел нашу эскадру, шедшую с тралами на вест. Продув одновременно воду из всех цистерн, «Акула» выскочила на поверхность. Подошедший миноносец «Новик» передал приказание командующего флотом идти на соединение с бригадой подводных лодок.
Сообщив на миноносец о встречах с неприятелем, С. Н. Власьев направился к банке Аякс, но, подходя к банке Сандхара, получил радио начальника бригады идти в Моонзунд, куда «Акула» прибыла в 20 ч. того же 27 августа.
Несмотря на скудость доставленных сведений, поход явился проверкой подготовки личного состава подводного плавания, оказавшейся выше всякой похвалы.
Поход «Акулы» доказал малую пригодность имеющихся мин Уайтхеда. При вынужденном погружении «Акулы» на 90 футов зарядные отделения мин, как находившихся в наружных аппаратах Джевецкого-Подгорного, так и внутренних, трубчатых, у которых были открыты наружные крышки, оказались смятыми — в капсюли попала вода, и они не могли взорваться, а значит, сами мины стали безопасными для неприятеля.
Еще в мирное время говорилось и доносилось по начальству, что для подводных лодок необходимо иметь специальные мины Уайтхеда, рассчитанные на давление воды на больших глубинах, так как подводной лодке перед стрельбой минами по противнику, мало ли по каким причинам, придется взять большую глубину (на глубинах до 50 футов мины не пропускали воды, и зарядные отделения не деформировались), и тогда она может лишиться своего единственного оружия (артиллерийское вооружение — 37-мм пушки [243] и пулеметы — на лодках второго ранга было поставлено в зиму 1914/15 года).
Минный отдел не соглашался с требованием бригады, указывая, что таких особо прочных самодвижущихся мин нет во всем мире, сделать их более прочными трудно, вес мин сильно увеличится и прочее. Дальше разговоров, тянувшихся из года в год, дело не шло, и подводные лодки вышли на войну с такими же минами Уайтхеда, как на любом корабле русского флота.
По приходе в Моонзунд «Акула» в присутствии специально назначенной комиссии попробовала выстрелить одной из деформированных мин.
Результат получился самый печальный. Выйдя из аппарата, мина немедленно направилась на дно, и тогда всем стало ясно, почему выпущенная в атакующий германский миноносец мина в него не попала, хотя расстояние было всего 100–150 саженей.
По инициативе минного офицера 2-го дивизиона лейтенанта А. П. Левицкого пустоты в зарядных отделениях заполнили кусками дерева, вырезанными по лекалу, а капсюли залили толстым слоем мастики, которую игла ударника должна была проколоть раньше, чем добраться до гремучей ртути, отчего надежность мин значительно повысилась. С этого момента бригада взяла в свои руки приспособление самодвижущихся мин к повышенным требованиям, которые предъявляются особенностями их использования на подводных лодках, и добилась блестящих результатов.
Сегодня, 30 августа, в 8 ч. 30 м. утра на подводной лодке «Пескарь», стоявшей в Адмиралтейском бассейне ревельской гавани, при пуске дизель-мотора лопнула верхняя крышка фундамента и треснул фланец первого цилиндра.
Лодка вышла из строя... Приступили к разборке мотора...
Надо сказать, что дизеля на «Пескаре» и «Стерляди» были еще хуже, чем на «Окуне» и «Макрели». Совершенно непонятно, почему Отдел подводного плавания заказал заводу Нобеля в Петрограде легкие, какие только можно, дизель-моторы, а не дал ему пределы, дальше которых завод не мог идти.
В результате дизеля имеют слабые фундаменты, тонкие [244] стенки цилиндров (с алюминиевыми на них рубашками), тончайшие кронштейны и прочие части; в трюм же пришлось положить ни много ни мало, а целых две тонны балласта, составлявшие как раз разницу между весом нового и старого моторов, так как без этого балласта «Пескарь» и «Стерлядь» имели бы такую плавучесть, что, даже заполнив балластные цистерны, не могли бы уйти под воду...
На «Окуне» приступили к разборке старого электромотора, а на заводе Вольта начались приемные испытания нового.
«Аллигатор», «Кайман» и «Крокодил», вернувшись с дежурства, стали на якорь у острова Харилайд, в двух кабельтовых от транспорта «Европа».
Работы по постройке батарей Приморского фронта Морской крепости Императора Петра Великого (Ревель), то есть на островах Нарген, Вульф, Карлос, Макилотто, мысе Суроп и полуострове Вимс, быстро подвигаются вперед.
Назначенный на должность начальника Приморского фронта капитан 1 ранга А. И. Непенин, одновременно с назначением произведенный в контр-адмиралы, развил максимум свойственной ему энергии.
Под его неослабевающим надзором работы по постройке батарей, вооружению их орудиями производятся с замечательной быстротой. Зычный голос адмирала, уменье привлечь к работе и заставить хорошо работать всех подчиненных, настойчивость в своих требованиях вместе с всеобщим воодушевлением делают чудеса.
Как по щучьему велению растут из-под земли батареи, вооруженные дальнобойной морской артиллерией от 8 дюймов до 75-мм включительно, прикрывающей минные заграждения и обеспечивающей флоту всемерную поддержку в его борьбе с могущественным противником.
Кредиты на постройку Морской крепости Императора Петра Великого и создание базы для флота в Ревеле утверждены Государственной думой только в июне 1912 года, потому сейчас нет ни крепости, ни базы.
Сухопутный фронт периметром в шестьдесят верст находится в зачаточном состоянии, Приморский же фронт благодаря адмиралу Непенину имеет уже почти всю среднюю [245] артиллерию, и работы на нем лихорадочно продолжаются.
Гельсингфорс, волею судьбы ставший главной базой Балтийского флота, едва справляется с выпавшей на него задачей и не имеет никакой защиты с суши.
Ревель принял свой обычный вид — на улицах не видно чрезмерного скопления людей и какого-либо оживления, зато гавань полна судов всех размеров, реквизированных для нужд Морского ведомства.
Настроение бодрое, о возможном появлении германского флота перед городом никто не говорит, и, кажется, не допускают мысли, что это может случиться.
Массу разговоров вызывает поражение армии генерала Самсонова, вторгшейся с юга в Восточную Пруссию. В течение трех дней сражения под Сольдау два наших корпуса разбиты и почти полностью уничтожены, генерал Самсонов убит, по другой версии — застрелился.
Официальное сообщение Ставки от 19 августа не только ничего не объясняет, но еще больше запутывает дело, хотя совершенно ясно, что в бой были двинуты войска, еще не успевшие закончить мобилизацию, которая у нас занимает не меньше месяца.
Иначе говоря, мы так торопились оказать помощь французам, что пренебрегли собственными интересами, за что и были немедленно наказаны.
Первый блин вышел комом, посмотрим, что будет дальше. [246]