В Праге
Под встречными лучами закатного солнца впереди показалась Прага. В ее пригородах мы видим баррикады, разбросанные рогатки колючей проволоки. По шоссе от Ржичаны въезжаем на магистральный, ведущий к центру столицы проспект. Все дома здесь целы, не задеты ни бомбами, ни осколками снарядов. Окна во всех этажах украшены чехословацкими и советскими флагами. Немало и флагов наших союзников. В проходящие армейские грузовики летят букеты цветов. Вокруг любого останавливающегося на проспекте танка или автомобиля немедленно собираются маленькие митинги.
Вдоль стен домов, пестрящих разноцветьем флагов, плакатов, лозунгов; на подоконниках окон, на балконах, на крышах домов — люди, люди, нарядные, говорливые, радостно кричащие люди... На мостовой, по всей длине Проспекта, они оставляют медленно движущимся машинам только узкий, тесный проезд — все хотят протиснуться ближе.
Не считаясь с густой долгодорожною пылью, с замасленной робой танкистов или артиллеристов самоходных [260] орудий, нарядные девушки в белых кофточках, протягивая огромные букеты цветов, вскарабкиваются на танки, обнимают офицеров и солдат экипажа. И ничуть не смущаются взрывам общего дружного смеха: яркой белизны кофточки насквозь пропитаны, пропечатаны машинным коричневым маслом, а розовощеких, за минуту до этого свежих девичьих лиц уже не узнать. Каждая такая пражанка тоже хохочет, счастливая, и даже не ищет, чем бы обтереть лицо, а пускается в пляс на броне танка и танцует — с изяществом, с грацией юности в тесном кругу танкистов.
Разноголосое, полное жизни, задора, радости пение летит отовсюду, везде гремит бравурная животворная музыка. От нее еще ослепительней кажется солнечный свет!
Наш открытый «хорьх» еле движется, весь охваченный стремящимися пожать нам руку людьми. Длинная мощная машина уже, кажется, не может выдержать заваливших нас цветов, из высокой груды которых торчат только наши головы...
А ведь мы в Праге уже далеко не первые!...
Какое счастье!... Вот чем так упоительно, так ощутимо, так сердцебиенно завершилась, наконец, тяжкая, мужественно пережитая нами война!
Сплошной чередой, во всю длину проспекта стоит народ, единочувственно славящий своих, успевших прийти вовремя — главное вовремя! — освободителей. Сквозь плотные ряды стоящих проталкиваются дети и женщины, подносят к медленно проезжающим машинам блюда и тарелки с горячей едой, со сластями и кувшины с прохладительными напитками — только возьми, только выпей, хоть попробуй, хоть глоток отпей!
Наздар! Наздар... Руде Армада!...
По своему, по-чешски что-то кричат, но и понимать язык нам не надо, все понятно и так! Россия!.. Красная Армия!.. Советский Союз!.. Любовь и благодаренье, хвала и великая честь освободителям!..
Ведь сколько ни шло машин — все в цветах, каждый солдат обласкан, дотянуться бы только, прижаться к его плечам! Поднести к нему своего ребенка для поцелуя: пусть увидит малютка, пусть почувствует, пусть запомнит на всю свою жизнь — теперь уже можно не сомневаться — долгую и счастливую... Какая радость!
Пение и музыка никогда не бывали так всеохватны. [261]
Кажется, весь город, как гигантская фантастическая птица, парит на широких, поднимающихся над нашей планетой музыкальных волнах!
Магазины и рестораны открыты. Открыты квартиры. И души людей открыты. Город впервые за долгие годы испытывает великую силу жизни — мирной, свободной, избавленной от тревоги и страха!
Только брусчатка, вытянутая на мостовых и уложенная по переулкам в баррикады, рассказывает о происходивших здесь уличных боях. Въехав в центр города, мы видим, что здесь происходило. На улицах своей столицы восставшие горожане сражались с оккупантами храбро и вдохновенно, как могут драться только свободолюбивые патриоты. Несколько суток подряд, скудно вооруженные или совсем не вооруженные, не обученные, не имеющие боевого опыта, они осмелились выступить против оснащенной всеми видами оружия армии головорезов. Пятьдесят, сто чехов против тысячи немцев! Те били восставших тяжелой артиллерией, давили танками, засыпали с небес авиабомбами. Огромный дом против городского музея разрушен, завалил обломками весь край площади. Дальше по «Вацлавске на месте» — широкой богатой улице, еще немало домов разбито, превращено в руины. Эти завалы прохожие огибают осторожно, внимательно их разглядывают, посылая проклятия фашистам.
Но дальше весь город невредим, за разбитыми окнами огромного ресторана гремит музыка, все столики заняты посетителями, проводящими свое время по-праздничному.
Везде разговоры о том, что при спасении Праги Красная Армия — Руде Армада еще раз проявила свое умение наносить врагу внезапные уничтожающие удары, искусство вести маневренные бои в чрезвычайно сложных условиях местности, изобилующей многими естественными препятствиями, огражденной рассчитанными на длительное сопротивление инженерными сооружениями.
Это — так! В своем сверхстремительном марше наши войска наступали одновременно с трех сторон света: с севера, востока и юга, и сошлись в освобожденной столице в один день, как по расписанию, и, главное, повторяю — вовремя, вовремя!.. Нам есть чем гордиться. Все, кто честен и прям, воздают нам хвалу по заслугам! [262]
Офицеры, с которыми мы нынче обедаем, отдыхаем, беседуем, рассказывают — каждый о марше своего соединения и о себе.
Перед решающим ударом утром 6 мая за Эльбой мелкие группы советских разведчиков прощупывали вражескую оборону. Огнем всех видов нашей артиллерии были подавлены вражеские батареи, разрушены укрепления противника. Вслед за этим двинулись вперед наши моторизованные части. Немцы вынуждены были отступать, но продолжали вести оборонительные бои. Особо острым характером эти бои отличались северо-западнее Дрездена.
Расширяя фронт наступления на восток и на запад, соединения Красной Армии продолжали двигаться на юг вдоль западного берега Эльбы. К середине дня в полосу прорыва вступили гвардейские танковые части генерал-полковника Лелюшенко и генерал-полковника Рыбалко. Огнем и гусеницами они расчищали путь нашим основным наступающим силам. Опрокидывая сопротивлявшиеся гитлеровские дивизии, танкисты к исходу дня прошли 23 километра.
На следующий день наши части с севера атаковали город Дрезден — важный узел дорог и мощный опорный пункт обороны немцев в Саксонии. В это же время развернулись бои за крупные опорные пункты противника — города Герлиц, Бауцен и другие. В результате упорных боев, переросших в штурм Дрездена, танкисты разгромили группу танков противника и ворвались в западную окраину города. Почти одновременно его северной частью овладели другие наши соединения. Немецкий гарнизон, обороняющий Дрезден, был разгромлен, и город перешел в наши руки.
События развивались в быстром темпе. Южнее Дрездена советские танкисты, артиллеристы, пехотинцы вступили на территорию Чехословакии и устремились к Праге. [263]
В глухую полночь наши подразделения внезапно атаковали сильно укрепленные опорные пункты противника и в скоротечном бою овладели ими. Ожесточенные схватки вспыхнули за высоты, на которых укрепились гитлеровцы. Все подступы к ним немцы простреливали массированным огнем. Одновременными атаками с разных направлений немцы были выбиты с высот, а затем в последующих боях полностью уничтожены.
Борьба за чехословацкую столицу вступила в завершающую фазу. Это был самый трудный период боев. Танковые соединения, достигнув полосы Рудных гор, шли по чрезвычайно узким дорогам, которые были загромождены завалами и минными полями. Отступая к Праге, гитлеровцы хотели превратить ее в арену боев. Рассекая боевые порядки противника, наши подвижные части продолжали наступление и в ночное время, стремясь как можно быстрее освободить Прагу, спасти от истребления ее восставших жителей.
В результате стремительного ночного маневра танковых соединений и пехоты сопротивление противника было сломлено... В 4 часа утра 9 мая танки армий Лелюшенко и Рыбалко ворвались в столицу Чехословакии и после шестичасового боя полностью освободили ее.
12 мая. Прага
Праздник в столице Чехословакии продолжается уже четвертый день с момента освобождения города.
Огромное доверие и уважение к воину Красной Армии, искреннее стремление сделать ему приятное проявляются во множестве самых разнообразных фактов. Стоит спросить дорогу, как десяток горожан становится на подножки автомобиля, чтобы проводить его, куда нужно. В ресторане официанты наотрез отказываются от денег и просят — на память! — лишь одну русскую монету или пуговицу с пятиконечной звездой. Остановившийся на минуту автомобиль сразу же превращается в цветочную клумбу — его закидывают сиренью со всех сторон. Огромные толпы зрителей стоят на углах перекрещивающихся улиц, наблюдая работу девушки-регулировщицы. И многие ждут, когда она сменится, чтобы ей поднести цветы. Каждая такая девушка в армейской форме, ощущая себя представительницей [264] Советской страны, на своем посту работает с отменными четкостью и изяществом.
«Я мечтал, наконец, увидеть такой город, в котором все цело, который немцы не успели разрушить! — говорит сержант, прошедший боевой путь от Сталинграда. — Душа болела глядеть на разрушения, и вот я дождался. Красива Прага! И особенно тем еще хороша, что все цело в ней, — и мосты, и музеи, и театры, и вообще вся жизнь не расстроена! А если бы мы не вошли сюда так головокружительно (именно этим словом, определил свой боевой путь сержант), то гитлеровцы взорвали бы все мосты, как сделали это в Будапеште. И вообще страшно подумать, во что превратили бы они город! Спасибо нашей армии, помогла чехам. Успела уберечь Прагу!»
Пересекая город во всех направлениях вместе с генерал-лейтенантом П. И. Гороховым, видавшим виды крепким волжанином, обычно чуждым сентиментальности, я вижу его полные счастья глаза, его не сходящую с губ улыбку. Сегодня он высказывался так:
— Представить себе только такое в том... сорок первом... Помните? Голодные женщины и дети роют противотанковые рвы — под Пулковом... Их бомбят, они разбегаются. А за ними, за каждой в отдельности гоняются «мессершмитты», расстреливают с воздуха из пулеметов... Или когда под Синявином... Помните, по грудь в холодных болотах? Снег, метель... А идут под пулеметным огнем, по минированным топям... Идут! И куда? К пепелищам лесных деревень... А там — только трупы расстрелянных или сожженных заживо колхозниц, школьников... Там, на Волховском, на Северо-Западном фронте... Тысячи таких деревень! Не знают пражане такого... И хорошо, что не знают... Больше, чем нам, никому не выпало испытаний!
Кстати, о Волховском фронте, О предателе Власове, что бросил свою окруженную 2-ю Ударную армию в ту [265] весну сорок второго года. Попался вчера этот презренный изменник здесь, оказался в группировке Шернера: пытался со своей дивизией предателей бежать к американцам... Сообщили о нем наши разведчики командиру 25-го танкового корпуса генерал-майору Фоминых, тот приказал командиру своей 162-й танковой бригады пересечь этим бандюгам путь... В районе Бржезницы Власова и его штаб взяли. Подробностей я не знаю, да и никому из наших воинов не нужны они. Главное, хорошо, что не уйдет теперь негодяй от кары. Не может быть большей ненависти, чем ненависть патриота к изменнику своей Родины!
А вот что еще мне стало известно сегодня. Удирая из освобожденного нашими войсками Яромержа, штаб группировки Шернера на пути в Карловы Вары (где находятся американцы) утром 8 мая напоролся на прорвавший немецкую оборону 5-й гвардейский механизированный корпус 4-й гвардейской танковой армии и был полностью уничтожен. Сам генерал-фельдмаршал Шернер, бросив свои войска, каким-то образом все же достиг американской зоны. А вся его гигантская группировка позавчера, 10 мая, наконец капитулировала: вот почему я видел на пути к Праге столько военнопленных. Сдаются еще и сегодня. В зону 3-й американской армии удалось пробраться только двум-трем дивизиям...
Сдачей последних двух гитлеровских группировок — курляндской да этой, шернеровской, наконец действительно закончилась для нас Великая Отечественная война... Но еще долго придется вылавливать разбежавшихся по лесным дебрям да по горам гитлеровцев, тех, что бандитствуют сейчас и будут бандитствовать, пока всех их не переловят... Но это — уже не война!..
13 мая. Прага
В ресторане отеля «Алькон» электрический свет, полный зал, — чехословацкие офицеры и наши... И когда за одним из столиков нам случилось распить бутылку доброго вина с генералом Свобода, он и его офицеры, бывшие партизаны, рассказывали нам историю своей столицы, [266] освобожденной в совместной с нашими войсками борьбе...
— За тысячу лет не знала Прага такого праздника! Никогда прежде не была так величественна и прекрасна!.. — сказал Свобода.
Понятны чувства заслуженного патриота, объединившего и возглавившего — еще на нашей территории — таких же патриотов, как он.
В зеленых островках, опоясанная многочисленными мостами, красивая река Влтава, делящая город на две части, украшает его необычайно. И взнесенный над западным берегом реки пражский кремль — Градчаны, врезающийся в мирное небо готическими шпилями кафедрального собора, строгий, великолепный, обведенный внизу крепостными стенами и круглыми башнями по углам, дает городу как бы третье измерение — глубину его величавым пропорциям!
Тенистые, со столетними деревьями аллеи, восходящие к Градчанам, излюбленное место прогулок молодежи — сейчас сплошь в гирляндах трехцветных и красивых лент, во флагах всех объединенных наций.
Весь город в эти дни — на улицах! Хорошо встретить долгожданный мир в таком счастливом, как Прага, полном любви к нашей армии прекрасном городе!
Ночь на 14 мая. Влашим
Выехав во Влашим ночью, мчась в свете фар, рассекающих густую тьму, мы видим за собой Прагу, осиянную сверкающими огнями иллюминации. Она отдаляется от нас, как сказочное видение, истаивает, исчезает. В душе еще живут отзвуки тех светлых восторженных голосов, какими были означены для нас последние дни нашего пребывания там — неповторимые и незабываемые...
И мрачным контрастом из тьмы выдвигаются обгоняемые нами колонны шагающих пленных гитлеровцев. Им нет числа! Они в этой плотной, черной, кажется, пробуравливаемой ими ночи олицетворяют собой всю враждебную нашей планете стихию мрака... [267]
Ночевать остаемся во Влашиме. Утром расстанусь с моими милыми спутниками этих прекрасных дней, мой завтрашний маршрут на «ханомаге» — в Модру и Братиславу.
... 2 июня 1945 года в «эшелоне победителей», состоявшем из шестидесяти вагонов, разукрашенных цветами и ветвями молодых березок, я выехал из Братиславы в Советский Союз.Через двадцать два дня пути, оставив за собою Чехословакию, Венгрию, Румынию, Карпаты, Украину и Белоруссию, я вернулся в родной Ленинград, в котором не был с августа 1944 года.