Накануне освобождения

16 и 17 октября оба корреспондента ТАСС провели в зоне боевых действий 109-й гвардейской дивизии. Переправлялись через Дунай, побывали в Панчево и окрестных селах, занятых партизанами и подразделениями Красной Армии. Утром 18-го на десантной барже, буксируемой катером «Дон», переправились в Великое Село и провели в нем, уже никем не обороняемом, тре~ важную ночь, наблюдая приближение к нему противника. После того как попытка немецкой группировки фон-Штетнера прорваться на соединение с гарнизоном Белграда (в частности, через Великое Село) была сорвана, последние батальоны 109-й дивизии, считая свою задачу выполненной, были срочно по приказу командования выведены на левый берег. Разрозненные части немцев, приблизившись к Великому Селу, но не решившись вступить в бой с занимавшими его нашими частями (об уходе которых за Дунай не знали), обошли село стороной и к югу от него попали в плен к другим частям Красной Армии...

Утром 19 октября корреспондентский «виллис» спустился с гор в прибрежный район Белграда и благополучно подкатил по улице князя Павла к командному пункту 36-й танковой бригады...

На прямых, мощенных кубиком, или асфальтированных улицах Белграда, под тронутыми золотом осени кленами широких бульваров, на перекрестках у старинных домов стоят молчаливые, занявшие боевые позиции в городе танки 36-й бригады. Они замаскированы ветвями, сетями, листьями, некоторые украшены цветами, приносимыми под вражеским обстрелом исхудалыми белградскими женщинами. Люки танков открыты, экипажи не выходят из них, готовые в любую минуту открыть огонь. Танкисты беседуют с обступающими машины белградцами. И тем и другим есть что порассказать о годах войны, предшествовавших этой встрече друзей. Внезапный огневой налет немцев разгоняет жителей, они прячутся в подвалы, в подворотни. Но едва жесткие звуки разрывов отдалятся в соседний квартал, — неустрашимые горожане и горожанки вновь [196] выходят на гладь мостовой, вновь беседуют с друзьями-танкистами и вносят и ставят прямо на броню приготовленные хозяйками угощения...

Другие танки и «самоходки» 36-й танковой бригады и 13-й механизированной бригады, те, что стоят ближе к сегодняшнему рубежу вражеской обороны — у зданий министерств, у площади Теразия, и высящегося над ней самого высокого в городе здания «Албания», у дворца короля Александра, у стен старинной крепости Калемегдан и примыкающих к ней вдоль реки Савы кварталов, ведут непрерывный огонь. Эта часть города еще не очищена от гитлеровской орды, фашисты еще сопротивляются с упорством обреченных преступников, которым все равно терять нечего: пути отступления отсечены, в руках немцев остался один только мост через Саву, обстреливаемый нашей артиллерией и штурмуемый авиацией 17-й Воздушной армии генерал-полковника В. А. Судеца.

Советскими танками 4-го механизированного корпуса генерал-лейтенанта В. И. Жданова, стрелковыми частями 57-й армии генерал-лейтенанта Н. А. Гагена, воинами 1-й армейской группы Народно-Освободительной Армии Югославии, находящейся под командованием командира 1-го Пролетарского корпуса генерал-подполковника Пеко Дапчевича, судьба города решена. Уже большая его часть освобождена от гитлеровцев, немного времени потребуется, чтобы освободить его весь, не оставив в нем ни одного живого фашиста...

Вечер. Горит свеча в комнате на четвертом этаже дома, расположенного в северной части Белграда. Света в городе нет, водопроводы не работают, трамваи стоят, в ушах гул непрерывной канонады, вокруг то и дело треск, звон разбитых стекол, грохот разрывов. Так и кажется, что и время и место действия — совсем другие, будто ты в Ленинграде, в осенний блокадный вечер, когда немцы ведут оголтелый артиллерийский обстрел.

Льет осенний затяжной дождь. Бой на улицах города продолжается с прежним ожесточением. Там, где река Сава вливается в широководный Дунай, город прильнул к обоим рекам большим треугольником. Угол этого треугольника, упирающийся в слияние рек, занят большой старинной крепостью Калемегдан, с массивными стенами, со множеством укреплений, обведенных рвами, [197] траншеями, всяческими временными оборонительными сооружениями. В крепости и вдоль реки Сава и за рекой, в предместье Белграда, городке Земун — немцы. Те, что за рекой, в Земуне, еще надеются уйти от карающей руки югославского народа и Красной Армии. Те, что в крепости и на этом берегу Савы, уже не надеются ни на что. Они накрепко окружены, их положение безнадежно. Таких в крепости несколько тысяч, у них много артиллерии и боеприпасов. И вот, бессмысленно сопротивляясь, они изуверствуют, засыпая город снарядами и тяжелыми минами, но на улицах, на которые хоть час или два вражеские снаряды не падают, длится праздник освобождения. Поцелуи прослезившихся стариков, горы угощений, жалобные рассказы сестер и матерей тех селян, что загублены гитлеровцами, песни, поющие славу освободителям — да разве найдутся слова, чтоб передать ими любую встречу югославов с любыми представителями армии-освободительницы? Везде в Югославии слышишь одно: «Если б вы, братья, русские, не пришли сюда, весь сербский народ был бы истреблен гитлеровцами...»

И это действительно так, ибо почти половина всех сербов уничтожена или замучена за время оккупации Югославии немцами...

Хорошо сегодня было с высоты окраинных восточных холмов смотреть на Белград! Столица Югославии предстала перед взором наблюдателя во всей своей красоте. Над широко раскинувшимся великим множеством белых, прекрасной архитектуры домов, колоколен и куполов вскипали клубки разрывов. Справа уходил вдаль Дунай, впереди за городом, над рекой Савой, стояла дымовая стена, обозначавшая линию бурлящего непрерывным сражением фронта.

С неизменным, всегда невозмутимым водителем нашего «виллиса» сержантом Сашей Исаевым и приятелем моим, капитаном Леонидовым, я спустился с холма к Панчевскому железнодорожному мосту через Дунай, глядел на ажурные фермы этого исполинского моста, лежащие в воде. Гитлеровцам было мало взорвать его. Отступая с левобережья к Белграду, они полным ходом пускали на этот взорванный мост поезда со скотом, отнятым у банатских крестьян, с продуктами, с мануфактурой, — и десятки вагонов рушились в глубокую реку. [198]

Немцам хотелось забаррикадировать Дунай так, чтобы, как объясняли они жителям Белграда, «русские не могли провести сюда корабли из Черного моря в Германию...»

Сегодня все население города наблюдало, как наши бронекатера обстреливали с Дуная фашистский гарнизон крепости Калемегдан. Путь этих боевых судов вверх по Дунаю будет далек!..

В северо-западной части города бой на подступах к крепости Калемегдан все упорнее разгорается. А в восточной части и в центре мирные жители — рабочие, интеллигенция — ходят по панелям спокойно, не обращая внимания на близкие разрывы вражеских снарядов. Вдоль берега Дуная, в ячейках и траншеях, дежурят с пулеметами партизаны, другие партизаны чинят телефонную связь, стоят патрулями на перекрестках, мчатся по асфальту на велосипедах или верхами... На каждом доме развеваются флаги — красные, советские, и трехцветные сине-бело-красные, югославские. В центре белой полосы на многих флагах алеет пятиконечная звезда. По улице князя Павла, на пути к центру города, везде на улицах, возле домов, под деревьями аллей, весь день стояли замаскированные ветвями, выбравшие себе огневые позиции танки 36-й гвардейской бригады полковника П. С. Жукова. Возле каждого танка толпились сербы — женщины и мужчины и, конечно же, ребятишки, беседующие с танкистами, готовыми в любую минуту открыть по врагу огонь. Многие из танков в дополнение к полагающейся маскировке были украшены цветами — жительницы Белграда приносили букеты, порой под жестким обстрелом немецких тяжелых орудий...

...И вот быстрый «виллис» промчался почти по всем улицам этой освобожденной от немцев к дню 19 октября части Белграда, и стало ясно: тишины и мира в Белграде нигде нет. Отдельные гитлеровцы, мелкие бандитские группы немцев еще прячутся в закоулках и подвалах огромного города. Население само повсюду вылавливает их, истребляет гневно и беспощадно. Ибо фашисты ведут себя как самые лютые звери. Исподтишка, одиночными выстрелами стреляют они в проходящие машины и в мирных прохожих. Сегодня на главной улице, бульваре короля Александра, группа немцев, выскочив из подвала, застрелила наповал трех проходивших сербских женщин и пожилого мужчину. В ту [199] минуту здесь было безлюдно, и бандитам удалось скрыться. На другой улице, возле Калемегдана, часть фашистского гарнизона, пытаясь прорваться из крепости, пробралась подвалами в соседний квартал, по пути в домах безжалостно истребляя всех мирных жителей — детей и женщин. У одной из женщин фашисты потребовали воды, та принесла им ведро с отравленной водой. Патриотка сербка погибла вместе с несколькими отравленными ею гитлеровцами. Вся эта группа фашистов была окружена подразделением Красной Армии и уничтожена, кроме полутораста немцев, сдавшихся в плен. Наши солдаты еще не успели сомкнуть конвой вокруг бандитов, как из ближайшего дома выбежала 73-летняя старуха и ударом кирпича по затылку убила одного из фашистов. Эта старая женщина рассказала, что она мстит немцам за двух своих сыновей, партизан, замученных немцами. «Легче взять немцев в плен, — говорят красноармейцы, — чем провести их под конвоем по городу. Население Белграда так ненавидит их за все доставленные ими мучения, что каждый житель — и стар и млад — стремится им отомстить».

...На многих уличных перекрестках Белграда наши дозорные пулеметчики превратили люки канализации в укрытия для огневых точек. Здесь и там в городе внезапно возникает и быстро затухает ружейная стрельба, и каждый раз после такой стрельбы мы видим лежащих в крови — женщина, ребенок или штатский мужчина, только что убитые затаившимся в каком-либо подвале гитлеровским солдатом. И вот уже выловленного бандита ведут на суд, короткий и правый. И негодующие горожане кричат: «Смрт фашизму!»

...В середине дня с наблюдательного пункта, расположенного на четвертом этаже, в лестничной клетке высокого дома, удобно было наблюдать налет нашей артиллерии и авиации на крепость и колонну гитлеровцев, пытающихся прорваться к мосту через реку Сава. Фермы этого моста обшиты листами фанеры — немцы рассчитывали укрыть от взоров наших наблюдателей движение с берега на берег. Напрасно!.. «Илы» и «Лавочкины», презирая жесточайший зенитный огонь, делают пять заходов один за другим, смело пикируют; на фоне грозовой тучи видны золотистые пунктирные ленты пристрелочных трассирующих очередей, низвергаемых [200] нашими соколами, и в тот же момент вспышки пламени, обрамленные черным дымом, смывают вражескую, в панике рассыпающуюся колонну. Бомбовые удары заодно сносят несколько вражеских, бивших из-за Савы минометных батарей, и все впереди затягивается дымом; быстрый пожар возникает и на самом мосту. А во всех окнах дома, в котором расположен наблюдательный пункт, возникают вспышки рукоплесканий: жители приветствуют точность и смелость советских летчиков. Командир гвардейского минометного полка, гвардии подполковник Низков, добавивший своими батареями «огоньку», удовлетворенно откидывается от стереотрубы и просит партизанского командира, подошедшего с красным флагом, не украшать им этот дом, потому, что немцы, заметив изменение в облике дома, могут дать залп снарядов сюда: дом от них слишком близок, — такие наблюдательные пункты наши воины помнят по Сталинграду и Ленинграду.

...Если немцы, засевшие в крепости и в кварталах вдоль Савы, нынче ночью не захотят сдаться, — начнется штурм крепости. К нему готовы и бойцы НОАЮ и Красная Армия. И пусть в этом случае враг пеняет на себя — живых немцев в крепости не останется, не останется их и ни в одном доме кварталов, пока еще не очищенных от врага.