{1} На вынесенный Стесселю приговор член Государственной Думы В.М. Пуришкевич отреагировал язвительной эпиграммой:

«Я слышал — Стессель Анатоль
Посажен за измену в крепость.
Какая, говорю, нелепость:
Он сдаст и эту, ma parolel»

Ma parole (фр.) — честное слово.

{2} Так, например, никак не можем согласиться с мнениями контрадмирала Лощинского и генерал-майора Рейса, высказанными в письме последнего в № 10407 «Нового времени» от 24 февраля (9 марта) сего года, на с. 3, будто пересуды об условиях обороны и сдачи Порт-Артура и преждевременны, и бестактны, и даже недисциплинарны. Наше убеждение совершенно противоположно этому, именно сейчас должна быть раскрыта истина, чтобы сейчас же исправить все то, что привело нас к катастрофе, повлекшей за собой удар за ударом. Сейчас и беспощадно должно быть разобрано все то, что дает нам право судить о правильности и неправильности поступков того или другого ответственного лица, — сейчас, пока все это не поросло мохом давности и не покрылось слоем оправданий, извращающих факты. Признаться, мы менее всего ожидали такого мнения со стороны адмирала Лощинского. Только в интересах виновных затянут разбор виновности. (Здесь и далее примеч. автора).

{3} См. труд профессора доктора Erwin Balz, Tokio «Ober den krieg-erischen Geist und die Todesverachtung der Japaner». 1904. Yokohama, Verlag der deutschen Japan-Post. — Эта брошюра будет вскоре издана на русском языке под тем же заглавием: Эрвин Бяльц. «О воинственном духе японцев и их презрении к смерти», — с некоторыми возражениями и дополнениями переводчика, по его наблюдениям во время войны.

{4} Сибирская дорога Челябинск — Иркутск.

{5} Недавно приобрел японское описание войны «The Russo-Japanese War», изд. Kinkodo & С°, Tokio, и уже в первом выпуске этого издания — апрель 1904 года — нашел полное подтверждение тому, что меня обеспокоило во время поездки в Порт-Артур. На с. 13 прекрасный фотографический снимок порта Владивостока, снятый, видимо, с колокольни, на с. 15 вид станции Маньчжурской железной дороги с казармами железнодорожной стражи и прилегающей окрестностью, на с. 71 прекрасный снимок входа в гавань Порт-Артур, сделанный с вершины Перепе-лочной горы, на с. 72 вновь одна из станций Маньчжурской железной дороги с прилегающей окрестностью и т. д. В дальнейших выпусках видим фотографические снимки осмотра генералом Куропаткиным фортов Владивостока и Порт-Артура — строящийся форт в Порт-Артуре и пр. Так, без сомнения, японцы успели снять все, что им нужно было, притом на русские же деньги, при помощи наших инженеров и пр.

{6} Неизбежные последствия состояния половины эскадры в пресловутом «вооруженном резерве».

{7} Как пример отношений японцев к нам, указывал мне потом один из новых друзей, что когда он посетил в 1901 году Японию, то в городе Нагасаки высказался ему один из торговцев, что он готов отдать правительству свою последнюю рубаху, если оно объявит войну России...

Это говорили в городе Нагасаки, где зарабатывали от русских огромные деньги. Тотчас после начала войны почувствовали там это все. Там же были первые беспорядки и возмущения по поводу все возрастающих военных налогов. Целые части города, существовавшие в прежнее время всецело от щедрот русских, начали нуждаться и голодать, пока волна русских пленных снова не оживила их торговлю, оставив там проездом около 30 тыс. рублей.

{8} За неготовностью порта Дальнего.

{9} Положим, генерал Куропаткин остался правым — со стороны тех твердынь (берегового фронта), на которые министр указал во время своей краткой речи, городу не нанесен и поныне какой-либо ущерб, город расстреливали японцы с другого фронта, и в позорной капитуляции крепости не участвовал адмирал Алексеев.

{10} Роль И.П. Балашова как заведывающего делами Лесопромышленного товарищества на Ялу на этих совещаниях мне точно не известна. Во всяком случае, нарекания на него, будто он один из главных виновников, так сказать, накликавших на Россию эту несчастную войну, кажутся мне даже смешными. Далее выскажусь о причинах войны подробнее и постараюсь указать лесным концессиям подобающее им среди этих причин место. Знаю, во-первых, что И.П. Балашов очень тяготился возложенной на него должностью по лесопромышленному товариществу и, во-вторых, никто, кто ознакомился во время войны с этой почтенной личностью как с заведующим Квантунским отделением Красного Креста, не может допустить и мысли о том, чтобы он мог преследовать свои личные выгоды и проявлять алчность наживы во что бы то ни стало. Мы узнали в нем редко гуманного человека, служившего всю жизнь идее Красного Креста с любовью, побывавшего с Красным Крестом уже в нескольких войнах, тратившего много личных средств на постройку нового здания Мариинской общины в Артуре и вообще на все нужды этого своего детища. Мы, конечно, видим в нем старого, иногда оригинального (нелюбимого за его прямоту и резкость) барина, но, в общем, истинно русского человека и пылкого патриота, болевшего наравне с другими душой при виде наносимых России ударов, при виде страдания людей. Никто не видал в нем человека с коммерческими, стяжательными наклонностями. Одно ставили ему в вину — это то, что он одно время дружил с генералом Стесселем. Но и в этом он сильно раскаивался после позорной сдачи крепости, он ошибся, был введен в заблуждение. По глубокому моему убеждению, упреки, высказанные некоторыми газетами по его адресу, несправедливы и совершенно неосновательны. Балашов — идеалист, к сожалению, вымирающего типа.

{11} Не подлежит сомнению, что другие страны затратили бы эти же миллионы много производительнее, что при нашей старой бесконтрольной системе много денег утекло в карманы хищников.

{12} Боны эти были доставлены в 1901 году из Таку как военные трофеи, да и тогда они были уже полугнилые. Боны эти могли, конечно, задержать любую китайскую джонку...

{13} Впоследствии оказалось, что план маневра на Порт-Артур был составлен и выполнен одним из офицеров Генерального штаба — подполковником Мандрыкой, потом куда-то переведенным, а генерал Фок тут был ни при чем.

{14} В конце декабря (увы, только в конце декабря) была предпринята рекогносцировка на р. Ялу, для выбора путей сообщения на случай войны.

{15} 9-й, частью 10, 11 и 12-й стрелковые полки — 3-я Восточно-Сибирская стрелковая бригада; в полку было около 2000 человек и при 9-м полку 1 пулеметная рота — 8 пулеметов.

{16} Восточно-Сибирский артиллерийский дивизион — 3 батареи, 24 орудия.

{17} Рекомендуем прочесть брошюру: «"Акацуки» перед Порт-Артуром». Изд. Ф.И. Булгакова, СПб., 1905 г. — Оказывается, что японцы уже давно крейсировали в водах Артура, а мы не имели о том ни малейших сведений.

{18} На следующее утро рассказывали, будто под этот шум взорваны некоторые телеграфные столбы. Слух этот не удалось проверить. Во всяком случае, японцы могли иметь в виду и китайский новый год, чтобы им замаскировать начало военных действий — начало борьбы с «белыми чертями» в то время, когда весь китайский народ занят изгнанием злых духов из своих жилищ. (Позднее китайцы радовались ужасной канонаде в уверенности, что этот год пройдет для них счастливо — ибо, по их убеждению, от этого грохота должен удирать всякий злой дух шибко далеко...)

{19} Кроме того, на эскадре в этот день усиленно циркулировал слух, что начальство решило, наконец, устроить серьезные морские маневры, в которых должны были участвовать и береговые батареи.

{20} По точным справкам, адмирал Старк ушел в 9 часов вечера из квартиры, но куда — неизвестно, полагают — к наместнику.

{21} Китайские лодки — сампани.

{22} Развернутой после мобилизации в 3-ю дивизию, причем полки, до этого двухбатальонные, увеличились третьим батальоном коренного гарнизона Артура.

{23} Говорят, что наши сторожевые посты на бухтах состояли всего из 3–5 человек.

{24} Адмирал Старк поспел на свое судно в то время, как флаг-капитан Эбергардт уже приказал открыть огонь по неприятелю.

{25} В издании профессора Dr. Erwin Balz, Tokio «Uber den kriegerischen Geist und die Todesverachtung der Japaner» я нашел подтверждение этого душевного состояния человека во время ужасов.

{26} Неправда. Практиковавшиеся в то время опознавательные сигналы были у нас настолько сложны, что разобрать их (по трем системам) можно было лишь тогда, когда уже было слишком поздно.

{27} И это неправда. И сигналы, и русская речь была с вернувшихся с крейсировки русских миноносцев, по которым стреляли, несмотря на опознавательные сигналы. Далее получена нами разгадка всему этому.

{28} Пробоина величиной в 220 квадратных футов.

{29} В то время мы не имели никакого представления о преимуществах японского флота, как по быстроте хода, так и по вооружению, а главное, по обслуживанию судов хорошо обученными командами под руководством действительно опытных офицеров, настоящих моряков.

{30} Павшему впоследствии смертью героя на редуте № 1 капитану 2 ранга Лебедеву было приказано идти на крейсере 2 ранга «Забияка» 27 января, в полдень, в Чемульпо, чтобы сменить там канонерскую лодку «Кореец». Приказ этот так и остался неотмененным и неисполненным по случаю бомбардировки.

{31} Умер впоследствии.

{32} Убитый в августе на батарее Большого Орлиного Гнезда.

{33} К началу войны оказалось запасных пушек налицо в артиллерийском складе морского ведомства всего одна 6-дюймовая, семь 75-мм и семь 47-мм, вместо требующихся положением 25 процентов всего наличия пушек на судах флота, притом каждого калибра.

{34} Передаю так, как сказано в приказе.

{35} Мне передавали, будто, когда командир с судовым врачом уже отплыли на шлюпке от подбитого миной крейсера, врач предлагал вернуться на судно и попытаться спасти его, так как оно только накренилось, но не погружается в воду. Но командир будто сказал, махнув рукой, что оно все равно погибнет.

{36} Впоследствии выяснилось, что крейсер, брошенный командой, носило еще дня два, если не три, по морю и китайцы стащили с него много судовых вещей и имущества офицеров и команды. Позднее отбирали все это у китайцев — жителей ближайших островов и берега, конечно, многое осталось неразысканным. Потом судили командира крейсера — капитана 2 ранга и Георгиевского кавалера китайской войны Сарычева, суд отрешил его от командования судном. Все же было бы интересно узнать, оставил ли он морскую службу?

{37} Приказ наместника от 8 февраля, опубликованный в «Новом крае».

{38} Южный мыс Ляодунского полуострова, на котором стоял маяк; мыс этот представляет из себя высокий скалистый хребет, спускающийся к Голубиной бухте, на юго-западе полуострова.

{39} По японским официальным сведениям, было всего пять таких судов: «Hokoka Maru», «Bushu Маги», «Tenshiu Маги», «Виуо Маги» и «Tinsen Maru». Последнее затонуло на глубоком месте, и его не было видно.

{40} Все недочеты ее были мало кому известны; в этом случае у нас умеют хранить тайну. Большинство верило, что твердыня наша все же неприступна. Блажен, кто верует.

{41} Сообщения о повреждении и потоплении при ночных атаках японских миноносцев оказались все же преувеличенными, даже допуская, что японцы тщательно скрывают все свои недоказанные потери. Мне думается, что и тут японцы могли вводить нас в заблуждение пусканием пара, будто миноносец поврежден, и заставлять этим нас стрелять по неверному прицелу, чтобы самим между тем благополучно уйти из сферы нашего огня.

{42} На следующий день выяснилось, что японцы пустили в эту ночь по течению, с приливом, по направлению к гавани (следовательно, и «Ретвизану») доски с огнями. К доскам этим были прикреплены сосуды с фосфористым кальцием, горящим в воде. Этот маневр японцев заставил нас попусту тратить снаряды. «Миноносцы под парусами» остались после этого разъяснения под большим сомнением.

{43} Площадка эта была, видимо, предназначена для установки батареи; отсюда было видно море.

{44} Это вторичное объявление крепости в осадном положении. См. 28 января.

{45} В подтверждение сказанного приводим опубликованное ныне письмо генерала Кондратенко от 11 апреля: «Наши военные инженеры совершенно не помогают войскам в скорейшем созидания блиндажей и вообще не идут навстречу интересам войск, а заняты почти исключительно казнокрадством. Поэтому инженеры ведут только те работы, на которые можно нанять китайцев, причем число нанятых китайцев в своих отчетах для получения денег увеличивают страшно и, таким образом, наживаются. Те же работы, на которых участвуют только войска, инженеры страшно тормозят. Такова же и деятельность интендантства: недостает обуви, обмундирования, снаряжения, часть людей ходит в прорванных валенках, принесенных из дому, а интенданты изощряются, как бы урезать части войск в отпуске самого необходимого. Словом, интенданты и инженеры — позор для нашей славной армии».

Допуская даже, что покойный генерал-герой написал эти строки в минуту озлобления, и утверждая, что это его осуждение неприменимо ко всем без исключения (оно было бы в таком случае несправедливо), все же не имеем основания даже подумать о том, чтобы он мог написать все это без всяких оснований, якобы вымещая личную свою злобу на безвинных людях.

{46} Нельзя не отметить при этом, что почти вся тяжесть мобилизации пала преимущественно на Сибирь, потребовав почти все здоровое мужское население ее. Между тем центр России участвовал только в частичных мобилизациях.

{47} На вопрос, как это возможно, что свои миноносцы наскакивают на своих же, я получил ответ офицера-моряка:

— Вся беда в том, что недостаточно быть моряком и казаться им. Нужно уметь плавать!..

{48} Никто, конечно, не подозревал, что лихой лейтенант турецкой кампании, а ныне убеленный сединами адмирал, известный всему миру ученый по морской технической науке, много поработавший на всех поприщах морского дела, которым он жил и дышал, еще сохранил весь боевой пыл молодости, что энергия его еще не надломлена житейскими невзгодами, а его светлый ум и железная воля лишь закалены опытом, что пред нами богатырь, для которого нет невозможного на свете.

{49} Перепелиная гора.

{50} В этот раз, по японским сведениям, снова пострадал броненосец «Фуджи», подбитый 12-дюймовым снарядом во время боя 27 января.

{51} Впоследствии за удачное отбитие ночной атаки награжден орденом Св. Георгия IV степени.

{52} Впоследствии эти батареи оказали огромные услуги по защите крепости — держали японские суда далеко от берега, они охраняли Голубиную бухту и обстреливали там японцев. Говорят, что когда батареи были устроены, инженеры приписывали себе заслугу по устройству их.

{53} Кривицкий награжден орденом IV степени, ныне капитан 2 ранга.

{54} Сообщают, что один японский миноносец погиб.

{55} Впоследствии этот брандер оказал большую услугу защите порта — за ним становились сторожевые суда и были там обеспечены от минных атак и сильного волнения.

{56} Надеясь вскоре завладеть морем, адмирал Макаров не очень сочувствовал заграждению моря минами, опасаясь стеснять этим себя.

{57} Это уж так у нас принято — чем важнее чин, тем позже прибывает он на торжество, тем дольше он заставляет других ждать его; этот обычай соблюдается очень заботливо, как бы не уронить своего достоинства

{58} Как передают очевидцы, Верещагин и Агапеев находились в боевой рубке, первый зарисовывал в свой альбом эскизы, а второй что-то записывал в журнал.

{59} 14/27 марта адмирал Макаров приказал же сперва протралить, а лишь тогда вывел эскадру на рейд. Почему б он стал в данном случае пренебрегать мерами осторожности? Тем более, если ему доложили о том, что японские миноносцы подходили близко.

{60} Все еще появлявшиеся в газетах уверения, что «Петропавловск» погиб на наших собственных минах, — полнейший абсурд. Порт-артурский рейд не заграждался (и мыслимо ли это!) нашими плавучими минами, взрывающимися самостоятельно. Заграждение же рейда минами, воспламеняемыми электрическим током, началось только накануне Пасхи, в день прибытия минной роты, т. е. всего четыре дня тому назад, и работы эти были только в зачатке. Такое же заграждение морского ведомства было ближе к гавани. Притом эти мины при разомкнутом токе не представляют собой ровно никакой опасности, ток же замыкался только на ночь, когда нашим судам не нужно было ни выходить, ни входить. Наконец, наше минное заграждение никогда не достигало до того расстояния от берега (более версты), на котором погиб «Петропавловск». Допустим, что японские мины могли быть брошены на более значительном расстоянии от берега и принесены сюда приливом (которым японцы всегда пользовались при разбрасывании мин на рейде), но все же нужно сознавать, что береговая охрана «проспала» на этот раз.

Несомненное доказательство тому, что «Петропавловск» погиб на японских минах, имеем теперь в записках японского офицера-моряка. См. «"Акацуки» перед Порт-Артуром». Изд. В.И. Булгакова. 1905 г.

Мне передают, что адмирал Макаров распорядился взять на суда, перед выходом навстречу неприятелю, полный комплект мин Уайтхеда. Это распоряжение адмирала показалось кому-то из исполнителей его нецелесообразным, и решили взять только половинный комплект, но это узнал случайно адмирал, рассердился и потребовал точного исполнения его распоряжений.

И это обстоятельство ставят, между прочим, одной из причин гибели броненосца. Но это не может послужить оправданием тому, что дали японцам набросать мины на рейде и не сообщили об этом адмиралу. Детонировал ли от взрыва японских плавучих мин лишь пороховой погреб или также и мины Уайтхеда, хранившиеся в корпусе броненосца, это осталось невыясненным и от этого никому не легче. Позднее (2/15 мая) японский броненосец «Хацусе» пошел настолько же быстро ко дну. Причиной гибели все же были и остались плавучие мины, набросанные неприятелем, детонация, как тут, так и там, была лишь гибельным последствием.

Случай с комплектом мин Уайтхеда дает мне лишний штрих в характере адмирала Макарова — его непоколебимую решимость принять решительный бой всеми средствами, которые имелись в его распоряжении.

Дальнейшие морские бои доказали бесцельность минных аппаратов на больших судах, если на них нет сильной артиллерии и если суда не обладают более быстрым ходом, чем неприятельские. Это доказал опыт.

{61} Как образчик японских сведений вообще привожу здесь сообщенное ими официально: «...»Ниссин» и «Кассуга» обстреляли в течение 2 часов Ляотешань, пока все 9 фортов Ляотешаня были принуждены замолчать...» На самом деле на Ляотешане не было ни одного форта, а строящиеся там батареи не были еще готовы. Ни там, ни на остальных батареях берегового фронта даже никто не ранен.

{62} Это было много далее нашего минного заграждения.

{63} Позднее выяснилось, что это, по всей вероятности, был крейсер «Иосино».

{64} Интересно бы знать, где находятся все эти пожертвованные суммы? Они не должны были попасть в руки японцев. Деньги эти сдавались в особую комиссию под председательством контр-адмирала князя Ухтомского, и он, наверно, не откажется дать точный ответ на этот вопрос.

{65} Интересно бы знать, какими пушками вооружены и сколько узлов хода имеют выстроенные на народные пожертвования наши новые минные крейсера — могут ли они на самом деле догонять и истреблять неприятельские миноносцы, или же они представляют собой такую же «бутафорию» с «черепашьим ходом», какой были в Артуре «минные крейсера» — «Гайдамак» и «Всадник». Желательно узнать и то, что стоили новые крейсера.

{66} Удары в судовой колокол.

{67} По словам японцев, их собратья-христиане сами рвались в бой, желая доказать, что их вера, хотя отличающаяся от веры их предков, не запрещает, а велит защищать свое отечество, служить ему и умереть за него, если это нужно.

{68} По полученным позднее сведениям, 12: «Сибата-мару», «Кокура-мару», «Осаго-мару», «Микава-мару», «Тотоми-мару», «Фудзи-мару», «Иедо-мару», «Нагато-мару», «Отару-мару», «Сакура-мару», «Сагами-мару» и «Айкоку-мару». Из них «Сакура-мару» в 3000 тонн, а остальные в 2000 тонн каждый.

{69} Современное написание Дзиньчжоу.

{70} Вопрос, как были укреплены кинчжоуские позиции, удалось разъяснить не вдруг. Поэтому придется коснуться его несколько раз, пока получится более достоверный ответ на него.

{71} Появившееся в «Новом крае» строго цензурованное известие о событиях этого дня говорит: «Миноносному отряду было приказано, произведя демонстративную атаку, отогнать неприятеля от пострадавшего корабля...» Спрашивается, почему же только демонстративную, а не настоящую атаку? Сейчас, конечно, постараются взвалить вину на погибшего после, в бою, контр-адмирала Витгефта. Но не он один виноват в этом.

{72} Только ныне японцы сознались, что тогда погиб и «Ясима».

{73} Беспроволочный телеграф оказался на практике обоюдоострым оружием. Благодаря ему наш Владивостокский отряд ускользал от эскадры адмирала Камимуры. Но, как ни странно, не слыхать, чтобы мы имели благодаря ему когда либо активный успех, все лишь пассивный.

{74} По другим сведениям, подоспели вовремя и участвовали в деле только 6 орудий.

{75} Один из первых инцидентов, положивший начало последовавшим гонениям генерала Стесселя на «Новый край».

{76} По японским сведениям, канонерскую лодку «Осима».

{77} Разве за исключением небольшого контингента проституток, которые после первой бомбардировки убежали все из Артура, но вернулись, как говорят, по предложению начальства. И они могут, при доброй воле, оказать помощь в какой-либо работе.

{78} «Странички из дневника артурского обывателя». — Эти «странички» вышли ныне отдельной книгой.

{79} Против четырех дивизий японцев с 120 орудиями; кроме того, 4 канонерки и 6 миноносцев, обстрелявших позиции с фланга и тыла.

{80} Оказывается, что японцы заняли Дальний спустя несколько дней.

{81} Приказ № 253 от 14 мая.

{82} Их здесь совсем мало — почти все выехали.

{83} № 105 «Нового края» 1904 г.

{84} Попросту этот небольшой садик назывался Этажеркой, как построенный уступами на довольно крутом склоне.

{85} Курорт в Новгородской губернии — соляные источники и грязи.

{86} Кстати, и по этой части не все и не везде было в должном порядке, не все было предусмотрено при постройке фортов.

{87} Когда на самом деле попаданий здесь не было.

{88} Моряки уверяли, что среди японской эскадры видели даже броненосец «Ясима».

{89} Батарея эта и устояла до самой сдачи крепости, хотя убийственно обстреливалась японцами ежедневно.

{90} Как ныне выяснилось, другая «очень неприятная» телеграмма была получена генералом Стесселем от наместника. Адмирал Алексеев, получив правдивые донесения о причинах падения кинчжоуских позиций — о том, что кинчжоуские позиции пали только благодаря отсутствию распорядка со стороны генералов Стесселя и Фока, а не оттого, что на этих позициях нельзя было держаться, — возмущенный неподготовленным очищением Талиенвана и Дальнего (причем все миллионные сооружения попали в руки неприятеля) и убедившись из полученных сведений о хозяйничанье генерала Стесселя, что последний не может принести защите крепости никакой пользы, предписал ему как главнокомандующий немедленно сдать командование генералу Смирнову и прибыть в Мукден, выехать в Инкоу на миноносце «Лейтенант Бураков». Генералу Стес-селю было предписано передать копию этого приказа генералу Смирнову, он этого не исполнил, сознавая, что в таком случае комендант заставит его немедленно покинуть крепость, а обратился к генералу Куропаткину со слезницею, что он, дескать, служил на Квантуне и ему бы хотелось умереть тут же и поэтому просит оставить его в Артуре. Генерал Куропаткин послал просьбу генерала Стесселя в Петербург (помимо наместника, с которым он не ладил), в Петербурге же имели совершенно неверные понятия о генерале Стесселе — и его оставили в Артуре. И в Петербурге не сочли нужным запросить адмирала Алексеева, почему тот отзывает генерала Стесселя из Артура. Факт характерный для выяснения причин наших несчастий в минувшую войну.

{91} Такие бесплатные чайные были устроены и морским ведомством, и на частные средства, например чиновниками контроля.

{92} Отмечаем это здесь потому, что не слыхали, чтобы, кроме полковника Третьякова (5-го полка), еще кто-либо из командующих полками показывал такие примеры личной храбрости.

{93} Эдигей Иналович Дударов — кавказец, магометанин. Был уже в Кинчжоуском бою, где командовал батареей.

{94} В японских сведениях говорится только о «пострадавшем минном заградителе». Из этого следует заключить, что им удалось его исправить, хотя судно пострадало в значительной степени. О легких повреждениях японцы не сообщали.

{95} Какими наивными надеждами утешали мы себя еще в то время!

{96} Этот момент отступления снят фотографически подполковником Шишко.

{97} В этом бою мичман Вещицкий ранен в правый глаз.

{98} Исполинское просо — сорго, или джугари.

{99} Злые языки говорят, что гаолян не скошен, видимо, потому, что в китайскую кампанию, во время боя, в нем удачно укрывались некоторые из наших дутых героев того времени. Один генерал и один подполковник будто подружились, вместе посиживая в гаоляне.

{100} Мне могут возразить, что и наши войска могли действовать под прикрытием гаоляна с таким же успехом, как японцы. Если бы у нас было столько же войск, как у японцев, тогда, конечно, шансы были бы равны. Но ввиду огромного численного перевеса японцев вся выгода была только на их стороне.

{101} Не скоро удалось выяснить картину боя на Волчьих горах, причины быстрого отступления наших войск и больших потерь. Дело оказалось в следующем: когда при отступлении с Зеленых гор было решено укрепить Волчьи горы (приказ генерала Стесселя от 16 июля за М° 435), генерал Фок приказал соорудить окоп не на хребте, не на самом кряже, а внизу, у подошвы гор, в стороне японцев. Окоп тянулся беспрерывно вдоль подошвы гор, на северном его склоне и не был еще закончен, когда нашим войскам пришлось его занять. Так как отряд, назначенный оборонять окоп, не был достаточно велик, то он не мог занять весь окоп и занял его лишь участками.

17 числа утром оказалось, что японцы не только придвинулись в больших силах совсем близко, под прикрытием гаоляна, но успели уже занять пустопорожние участки нашего окопа, открыли, не задумываясь, продольный фланговый огонь по нашим стрелкам. Завязался отчаянный бой. Редко где нашим ротам удалось соорудить наскоро траверсы, за которыми имели хотя некоторую защиту. Японцы били с фронта и с флангов и заходили в тыл нашим отрядам. Не имея ни прикрытий, ни помощи откуда-либо, наши стрелки были принуждены отступить; при этом они должны были взбираться на гору по совершенно открытому месту. Нечего и говорить, что японцы расстреливали их как зайцев и не дали им опомниться и на хребте. Потери наши огромны.

Оказывается, что генерал Фок заставил и на кинчжоуских поселениях устроить окопы также внизу, впереди горы, уверяя, что снизу удобнее стрелять вверх, чем наоборот... Но там успели усилить нижние окопы несколькими редутами и соединить нижние окопы с верхними посредством ходов сообщения.

На Волчьих же горах не было и помину ни о ходах сообщения, ни о верхних окопах. Когда японцы заходили уже в тыл, то нашим отрядам оставалось одно из двух — или быть уничтоженными без пользы на месте, или же отступить под убийственным огнем.

И здесь генерал Фок нашел козла отпущения, нашел, на кого свалить свою вину. Командир 13-го полка, очень храбрый офицер, подполковник князь Мачабелли отрешен приказом генерала Стесселя от командования полком за отступление с Волчьих гор.

Мы же допускаем, что генерал Фок получил одну из многочисленных наград, выпавших на его долю за эту кампанию — за блестяще исполненное отступление в крепость... в pendant благодарности и награде за Кинчжоуский бой.

Такова была у нас оценка заслуг.

{102} Подводных лодок у нас не было, если не считать одну стародавнего типа, которая была испытана, но не дала удовлетворительного результата. Потом подполковник Меллер и какой-то любитель сооружали новую, но она так и осталась неоконченной. Но еще в начале войны «Новый край» пустил «утку» о том, что наши подводные лодки дали при испытаниях блестящие результаты. Цель этой «утки» ясна — желание удержать японцев вдали от берега.

{103} Как Юпилазу, так и Куинсан считают тактическими ключами передовых позиций, потеря которых повлекла за собой потерю всех позиций.

{104} С великой досадой я узнал лишь впоследствии, что давно прибывший из Чифу техник русской телеграфной станции, добровольно вызвавшийся восстановить морской кабель Чифу — Артур, имел все наготове для этой работы, все было припасено на одном из портовых судов, нужно было только воспользоваться удобным моментом, выйти в море и соединить порванный лишь в одном месте кабель. Работу эту нужно было сделать так, чтобы японцы о ней ничего не знали, иначе они могли снова порвать кабель, и на этот раз более основательно. Так как японцы строго поддерживали блокаду, то нелегко было дождаться этого удобного момента. Но когда 28 июля наша эскадра вышла в море, чтобы прорваться во Владивосток, настал этот момент. И этим моментом нужно было во что бы то ни стало воспользоваться. Техник, обрадовавшийся случаю, просил командира порта разрешить ему выйти тотчас, вслед за эскадрой в море, чтобы исполнить свою задачу. Но адмирал не разрешал, велел обождать еще. Когда начал доноситься гул канонады со стороны Шандуня, когда стало несомненным, что там завязался бой, то техник снова упрашивал командира порта разрешить ему выйти в море для соединения порванного кабеля, но адмирал велел подождать еще. И вот дождались: эскадра вернулась в Артур, а японские миноносцы снова стали беспрерывно крейсировать на горизонте. Нерешительность адмирала в такую важную минуту обратила весьма похвальную затею в ничто.

Спрашивается: чем же рисковал при этом адмирал Григорович и что заставило его не разрешить выход в море технику?

Это вопрос, на который едва ли он сам в силах дать удовлетворительный ответ.

Лишнее доказательство тому, что власть может не только содействовать делу, но и затормозить его.

Мне могут заметить, что невелика беда в том, что кабель между Артуром и Чифу не был восстановлен, что пользы от него было бы мало, что крепости он бы не спас от сдачи... Могут сказать, что если бы кабель был восстановлен и мы бы узнали, что напрасно рассчитываем на помощь откуда-либо, то пали бы духом и сдали бы крепость раньше того, чем это случилось.

С этим не могу согласиться. Восстановленный кабель принес бы несомненную и большую пользу осажденной крепости. Не важно то, что мы не знали, что творится на белом свете, но важно то, что ни в Чифу, ни Шанхае в наших консульствах, ни в Петербурге не знали, что творится у нас и чем нам помочь. При исправленном кабеле можно было каждый раз дать нам знать, в какое время вышла в Артур каждая джонка, каждый пароход; наши миноносцы могли бы их встретить. Тогда японцы не уводили бы, так сказать, из-под нашего носа идущие к нам джонки и пароходы к себе — все, что посылалось нам и стоило правительству огромных денег, не доставалось бы постоянно японцам; тогда прорвавший блокаду бомбейский пароход «King Arthur» не привез бы нам 50 000 мешков муки, в которой мы еще не нуждались, а привез бы средства для борьбы с цингой, привез бы артиллерийские снаряды и т. д.

Понятно, что восстановление кабеля должно было так и остаться тайной для всего мира, и в таком случае ему не грозило опасности быть снова порванным.

{105} Интересно бы знать, какими законами руководствовался при этом генерал Стессель? Пусть скажут нам это люди более сведущие.

{106} Это все выдумки. Японцы, как оказывается, раз взявшись воевать, не развлекаются пустыми забавами, да и жалованья японских офицеров далеко не хватает на разливное море из шампанского. Это мы судили слишком по себе...

{107} За неимением крестов в крепости стали носить одни ленточки, позднее появились кресты, изготовленные в артурских мастерских.

{108} Впоследствии, уже после падения Высокой горы, я еще раз встретил этого унтер-офицера. На мой вопрос, помнит ли он, что он мне говорил в начале осады, он сконфузился: «Кто это мог подумать!» Пробормотав эти слова, он поспешил уйти.

{109} Название это довольно странное — батарея эта находилась позади батареи литера Б. Вообще нельзя сказать, чтобы названия, данные нашим батареям, отличались меткостью. Литерных батарей было много, следовательно, могло быть и много «залитерных». Бывали даже «батарейные батареи», «морские батареи» и батареи, названные просто по калибру орудий. Не хватало названий. Положим, это неудивительно, если мы и во вполне мирной обстановке не особенно изобретательны насчет названий. Мне передавали, что в Одессе существует уже много лет особая комиссия, на обязанности которой лежит только придумывание названий новым улицам, и что, несмотря на это, там посейчас несколько улиц без названий. Там же изобретен шедевр — наименована «Улица 19 февраля 1861 года».

{110} Так же, как до этой войны считалось в полевой артиллерии особой молодцеватостью красиво выехать с батареей на позиции. Война эта доказала, что подобные чисто парадные приемы здесь не только ни к чему, но прямо-таки губительны. Необходимо уметь поставить батареи скрытно, за естественными возвышениями — складками местности, нужно установить так, чтобы хорошо поражать, не подставляя свой лоб.

{111} Тело А.В. Лебедева было вынесено и похоронено с подобающими почестями.

{112} Впрочем, у нас встречается много странного; были у нас другие отрешенные от командования, не участвовавшие ни в одном бою — не переносящие боя... и, как теперь оказывается, даже награждены. Не слышно, чтобы кто-либо из таких типов отказался от данной ему, но совершенно незаслуженной награды.

{113} Ужасно возмущает появление в газетах и журналах портретов героев этого пошиба с подписями: «выдержавший осаду Артура» или «отличившийся», даже «герой». Портреты же действительных героев встречаются реже; многих совсем нет, как, например, портрета кн. Мачабелли.

{114} Горжа — тыловая стена, или бруствер укрепления, обращенный к крепости.

{115} Куропаткинский люнет, не имевший тыловой горжи, был несколько раз уже в руках японцев, но они так и не могли удержаться на нем — их вышибали тотчас же.

{116} И. о. гражданского комиссара, он же председатель городского совета.

{117} Интересно, какими законами руководствовался генерал Стессель, предъявляя это требование.

{118} Сегодня, при случайном разговоре на тему, что в переживаемое нами время одинаково легко добыть бесславную смерть, как и бессмертную славу, один из почтенных наблюдателей высказался, что замечательно то, что именно самые бездарные «тупицы» предъявляют самые большие претензии на бессмертие — при сохранении жизни...

{119} Такие комиссии учреждаются по законоположению только в местностях, объявленных неблагополучными по холере и чуме, по особым повелениям.

{120} Хороших биноклей у нас было очень мало. Их будто не полагалось... Офицеры выписывали, пока это было возможно, на свои средства почтой.

{121} Что касается установки наших батарей, то в этом отношении оставалось желать много лучшего. Первое, чему нельзя было не удивляться, это то, что, при утверждении плана крепости, в Петербурге было многое изменено, как будто в столице лучше было видно, где и что надо сделать в Порт-Артуре и без чего может крепость обойтись. Если бы сухопутный фронт крепости был закончен, даже путем начат, в мирное время, если бы все батареи имели бетонные прикрытия, как это было на береговом фронте, а главное, если бы они были установлены за кряжами, то дело обстояло бы много лучше. Но ведь еще ничего не было сделано; пришлось строить наскоро батареи — взрывались верхушки скал для устройства платформ под орудия, ставились орудия и обносились бруствером и траверсами из мешков. Помимо непрочности такого укрепления было скверно то, что наши батареи были видны неприятелю как на ладони.

Один из увлекающихся своим делом (а как мало у нас таких людей) инженер-капитан Шварц, укреплявший вместе с полковником Третьяковым Кинчжоу, изобретал способы маскировки наших батарей, но ведь этим делом можно было заняться только после постановки батарей и укреплений, а тем временем неприятель приблизился и был уже, что называется, на носу... Начал Шварц с маскировки брустверов дерном, но этот способ оказался дорогим и требующим много времени и труда. Тогда он придумал окрашивать батареи под цвет окружающей земли и скал. Конечно, сначала за изобретение его просмеяли, на деле же оказалось, что это лучший из способов, притом же недорого стоящий и требующий ничтожного труда. Потом под цвет земли выкрасили и орудия. К сожалению, было мало времени и средств на более всестороннюю маскировку.

Им же был сделан первый удачный опыт с фальшивой батареей (на Кинчжоу).

{122} Когда японцы установили свои прожектора на Дагушане и на Волчьих горах, то оказалось, что и по этой части мы далеко отстали от них. Их прожектора бросали огромные снопы яркого света.

{123} Можно полагать, что эти белые дымки были вспышки с фальшивых батарей, чтобы наша артиллерия стреляла по пустой цели, пока японская в то же время безнаказанно громит наши укрепления. У бездымного пороха дымок желтоватый и трудно заметен вдали. И у нас были такие фальшивые батареи для вспышек и удачно отвлекали японский огонь, но их было у нас слишком мало, «в виде опыта»...

{124} 42-линейные русские пушки оказались, по отзыву специалистов, после пушек Канэ лучшими. К сожалению, они не были скорострельными. «Дайте этим пушкам скорострельность, — воскликнул один из раненых артиллеристов, — и нам не нужно лучшей пушки! А мы все хватаемся за чужие образцы, забрасывая свои, много лучшие!..»

{125} Много раз беседуя на эту тему с нашими почтенными офицерами, героями разных родов оружия, как с сухопутинцами, так и с моряками, всегда доводилось приходить к тому заключению, что, допуская и среди японского офицерства исключения из общего правила, все же на нашей стороне заметно скорее пропорционально обратное — категория, составляющая среди японцев правило, является у нас, к сожалению, исключением.

Среди нашего строевого офицерства встречаются нередко личности, которые, при всей безукоризненности во всем остальном, не переносят, если так можно выразиться, физически не переносят обстановки боя. Не говорю здесь о тех, которым при вообще скверных чертах характера присуща бесспорная трусость как неизбежный придаток этой индивидуальности.

Во всяком случае, причины нужно искать в воспитании физическом и нравственном, в окружающей среде, во всем строю нашей жизни и государства, в недостаточном развитии отдельного индивидуума, в колебании наших верований, взглядов на жизнь и убеждений.

{126} Надеемся еще вернуться к этому вопросу, рассмотреть его подробнее.

{127} Вопрос — разрешила ли бы это напечатать военная цензура?..

{128} Сказано удивительно дальновидно...

{129} Замечательно, как быстро китайцы передают известия на далекие расстояния — как бы по устному телеграфу.

{130} Японцам так и не удалось их вышибить оттуда до самой сдачи.

{131} «Бой» по-английски — мальчик. Так называют на Дальнем Востоке прислугу — мужчин. Китаянки поступают в услужение лишь в качестве нянек; все остальные места занимают только мужчины.

{132} Подполковник Хвостов.

{133} Генерал Стессель хотел сказать «Большую» (на правом фланге). Дальновидность генерала Стесселя была всегда под большим сомнением, она не оправдалась и на сей раз.

{134} Ныне читаем в «Летописи войны» донесение генерала Стесселя от 14 июля 1904 г., в котором он, между прочим, говорит: «Я остаюсь на позиции. Два дня держались на передовых позициях против превосходящей значительно наши силы армии».

Из этого сообщения читатель заключил, что генерал Стессель все время на передовых позициях, только благодаря его присутствию войска держатся там так стойко против огромного перевеса неприятельских сил и что генерал Стессель не сойдет с этого места.

В Артуре он этого не объявлял. Правда, он посещал эти позиции, обходил места безопасные, закусывал у генерала Фока и полковника Савицкого, возвращался на ночь домой, как об этом повествовал в «Новом крае» В. Ж-ко. Чем сказались эти его посещения на ходе событий, нам положительно неизвестно, как неизвестно и то, почему понадобилось сообщать начальству о том, что он остался несколько часов на позициях. Казалось бы, было о чем сообщать о более важном, например, о том, что у нас мало провианта, недостаток снарядов, мало перевязочных средств и медикаментов, что в этом неотложно необходимы подкрепления, что пока японская блокада не тесна, можно бы многое еще доставить в Артур, хотя бы на китайских джонках.

{135} Умер в плену, куда он пошел добровольно, чтобы разделить участь нижних чинов — матросов.

{136} Так называлась обыкновенно Перепелочная, или Перепелиная, гора.

{137} Японские прожектора оказались лучше наших; сила света и поэтому ширина луча куда больше наших.

{138} Мул или лошак — помесь осла с лошадью, неспособный продолжать свой род.

{139} В Сибири и на Кавказе смертная казнь применяется к тяжким уголовным преступникам не особенно редко. Ныне же революционный террор и жестокая расправа с революционерами породили столько ужасов, что перед ними бледнеют прежние отдельные случаи смертной казни. В то же время и мирный житель поневоле стал притупевать, на него производит теперь сильное впечатление лишь, например, массовый расстрел. При известии о том, что расстреляны или заколоты штыками один или два человека, он лишь вздыхает и читает дальше, не останавливаясь на этом сообщении как на столь же ужасном по существу. Эти события незаметно совершают целый переворот в чувствах населения империи, в его внутреннем мирке порождают новые настроения, которые должны со временем проявиться в поступках. В чем выразятся эти поступки и к чему они приведут целую страну в будущем — сказать трудно. Настолько же трудно допустить, чтобы эти ужасы, эти акты насилия облагородили народ, развивали в нем, утончали чувства гуманности, веру в существование права.

{140} «Палаша», как ее называют матросы.

{141} В этом ночном деле один очень нехрабрый командир С. ранен; очевидцы рассказывают, что когда запели вокруг неприятельские пули, С. спрятался головой за камень — точно страус, пуля задела ему мягкое место. С. кичится и поныне тем, что он ранен в эту ночь.

{142} По плану подполковника Мандрыки.

{143} Положим, и все, не знавшие истинной подкладки дела, считали Фока героем, умницей и надеялись на него, ожидали от него чудес на войне.

{144} Генерал Смирнов окончил академию артиллерийскую и Генерального штаба, Кондратенко же инженерную и Генерального штаба, но был лишь командиром дивизии, как и Фок.

Как это ни странно, но, по уверению непосредственных участников обороны — специалистов, генерал Кондратенко не любил инженерного дела, он увлекался более активными действиями войск. Дело же обороны крепости знал в полном объеме лишь комендант, генерал Смирнов, серьезно изучивший его теоретически и руководствовавшийся им фактически. Во время бешеных штурмов в первых числах августа сознавали это и генералы Стессель, Фок и Никитин. В критическую минуту они явились к генералу Смирнову совершенно падшие духом: «Что делать? Нам не устоять!» Комендант, предусмотревший все случайности и распределивший соответственно этому резервы, успокоил их уверением, что пока нечего опасаться. Но, как только минула первая опасность и стало ясным, что японцы не могут решиться на второй такой общий штурм, господа эти снова прониклись убеждением, что они отстояли крепость и могли бы обойтись и без генерала Смирнова, что его «ученость» тут ни при чем. Это они не только думали, но и высказывали и доказывали на каждом шагу.

{145} Одни считают Серебрянника лицом, заслуживающим доверия, а другие смотрят на него крайне подозрительно.

{146} Так как миноносец обладает значительно большим ходом, чем торговый пароход, то заявления командира миноносца лейтенанта Лепко о том, что пароход убегал, что он намеревался таранить миноносец и что поэтому он был вынужден пустить мину, возбудили некоторые сомнения; также уверения, что с парохода стреляли по миноносцу, вооруженному пушками, из револьверов... Когда мы прибыли в Шанхай, то узнали, что русскому правительству пришлось заплатить за потопление парохода «Гипсанг» огромную сумму и что господин Серебрянник вхож у господина Павлова и других, заправлявших снабжением наших войск и эвакуацией артурцев.

Если «Гипсанг» в самом деле возил провиант для наших войск в Инкоу, то «усердие» миноносца «Расторопного» грозило навлечь внимание японских блокирующих судов.

Словом, история «Расторопного» с «Гипсангом» осталась темной и «геройство» лейтенанта Лепко стоило России сотни тысяч рублей.

Ныне, кажется, следовало бы пролить побольше света и на эту историю. Это тем более нужно потому, что лейтенант Лепко не постеснялся распространить в некоторых петербургских сферах свою рукопись — пасквиль, — в которой он, пытаясь обелить генерала Стесселя, чернит без зазрения совести других и, впрочем, вырисовывает себя очень неудачно.

{147} Китайцы называют японцев «ипэн», японцы же называют себя «ниппон».

{148} Ныне, имея в руках полный список и альбом фотографических снимков японской эскадры, можем утверждать, что все эти слухи были вздорны. Дело объясняется очень просто: японские крейсера 1-го класса имеют броневые башни, вооружены орудиями крупного калибра и похожи сбоку на броненосцы; между тем корпуса крейсеров значительно уже корпусов последних, по сравнению с ними корпус крейсера похож на «селедку». Мало того — даже некоторые японские крейсера 2-го и 3-го классов, например «Нанива», «Такачихо», «Хасидате», «Кассаги» (2-го) и «Идзуми» (3-го), имеют броневые башни для пушек большего калибра как на носу и корме, так и по бортам.

Поэтому узнать неприятельское судно, проходившее по горизонту, могли только люди, хорошо знакомые с отличительными признаками каждого типа; на этой-то почве возникли и держались слухи о сомнительных японских судах.

Читая ныне сравнительные таблицы флотов, уже не удивляемся тому, что японские броненосцы и больше своим водоизмещением, и быстрее ходом наших броненосцев; знаем, что если японский броненосец значится с 18-узловым ходом, то он и имеет тот ход, между тем как наши артурские броненосцы, например «Полтава», могли пройти в час лишь 11 узлов, не удивляемся, что японские броненосцы, крейсера, канонерки и миноносцы вооружены много лучше наших, что их крейсера 1-го класса все бронированы и на каждом из них по четыре 8-дюймовых орудия, когда у нас всего по два таких орудия на больших крейсерах и т. д.; но мы удивляемся тому, что японские суда, при всех их преимуществах, обошлись государству почти наполовину дешевле, чем наши. Японские броненосцы, построенные в Англии, стоили всего в среднем по 6 миллионов иен (столько же, приблизительно, рублей); наши же броненосцы, строились ли они за границей или у себя дома, обошлись чуть ли не вдвое дороже. Из них нужно было считать лучшими «Цесаревича» и «Ретвизана», но эти броненосцы обошлись по 13–15 миллионов рублей каждый.

Желая иметь боевой флот, японцы не думали одновременно этим обогащать отечественную промышленность. Они заплатили деньги, действительно наблюдали за постройкой, за расходованием государственных средств и получили желаемое. Мы же потратили уйму средств и остались при пиковом интересе.

Право, если мы способны только на такое сооружение флота, то нам лучше бросить раз навсегда мысль о воссоздании наших морских сил... Мы ими не обладали, несмотря на чудовищные расходы. Мы разорили лишь казну, пустили по миру народ. Таким путем Россия никогда не может стать морской державой.

{149} Десятиногих круглых морских раков.

{150} Не у интендантов, конечно.

{151} Боком.

{152} По его мнению, все штурмы с недостаточными для достижения цели силами не что иное, как самоубийство...

{153} Как после оказалось, водопровод не был испорчен японцами, он функционировал все время. Японцы, видимо, не желали его портить, надеясь со временем и так завладеть крепостью. Также они не пытались отравлять воду, это, вероятно, не входит в их тактику, этот варварский обычай они не переняли у культурного Запада... Наши же власти не считали нужным производить ежедневные анализы воды, закрыли водопровод и заставили гарнизон и жителей пользоваться колодцами, вода в которых была далеко низшего качества. Говорят, что водовозы иногда тайком пользовались водопроводом.

{154} В течение первых штурмов, оказывается, японцы успели занять часть наших окопов.

{155} Сведения эти касаются сухопутных сил.

{156} См. запись от 20 июля.

{157} В книжке Я.У. Шишко: «11-месячное сидение в Порт-Артуре» на с. 43 помещен фотографический снимок — начальник штаба генерала Фока подполковник Дмитревский на вершине Куинсана накануне боя (также не признавший Куинсан важным).

{158} Генерал Фок также обзывал изменниками защитников кинчжоуской позиции, куда он также не давал подкреплений, а еще сам приказал отступить, даже не сообщая об этом полковнику Третьякову.

{159} Пакеты с официальной почтой снабжались всегда свинцовой пластинкой, чтобы при встрече с японцами было бы легко потопить, опустить бумаги на дно морское.

{160} Генерал Фок ранен в голову в русско-турецкую войну.

{161} Что-то около 19 тысяч рублей, по стоимости рабочих рук и прочего в мирное время.

{162} Жаль, что в Артуре не было возможности пользоваться такими же естественными брустверами для батарей, здесь характер местности другой.

{163} Если эти укрепления где и пострадали серьезнее, то только от флангового огня, от крупных орудий японских канонерок.

{164} Появившиеся в газетах сведения о том, будто фугасы не взрывались потому, что среди китайцев работали и японцы, перерезавшие провода, не что иное, как фантазии. Японцы совсем не пошли по фугасам.

{165} Эти-то пушки и были упомянуты в телеграмме генерала Надеина.

{166} В сочинении графа Ревентлова «Der Russisch-Japanische Krieg» находим, что японский генерал Оку хотел было уже закончить атаку, ввиду ее безуспешности и огромных потерь, когда заметил отступление русских с левого фланга. Этот факт отмечен и другими иностранными изданиями.

{167} По словам других — 800 человек; мне думается, что в последнее число входят и жертвы панического, беспорядочного отступления по сию сторону Кинчжоу, т. е. не по вине японцев.

{168} Мне довелось слышать мнение, что следовало укрепить и гору Самсон и это принесло бы нам много пользы как прекрасный наблюдательный пункт.

{169} Стоившего России сотен тысяч жизней, уймы средств и — престижа на Дальнем Востоке и в глазах Европы.

{170} Досаднее всего то, что все беззаветное геройство наших солдат и офицеров пропало даром из-за генералов не-героев. А ныне на родине осуждают всю армию по общим результатам кампании. Развенчивая дутых, самозваных героев, чуть не плюют на действительных, в лучшем случае не обращают на них никакого внимания.

Искренно обрадовались мы за артурский гарнизон, когда узнали, что прибывший из плена комендант крепости генерал Смирнов первым долгом начал ходатайствовать о достойном награждении всего гарнизона помимо полученных отдельных наград как о дани справедливости.

Думается, что та же справедливость требует и награждений всех участников Маньчжурских армий, хотя бы особо установляемыми медалями. Для многих навеки искалеченных будет это единственной наградой, так как начальство удивительно скупилось жалованием знаков отличий, заслуженных по статуту.

{171} Интересны следующие отзывы о кинчжоуских укреплениях. Покойный адмирал Макаров осматривал подробно кинчжоуские позиции и остался ими очень доволен.

— Вы окопались тут, как у Плевны! Это настоящая Плевна! — сказал он.

Замечательно то, что и японцы, завладев кинчжоускими укреплениями, назвали их тоже Плевной, но добавляли, что у русских не доставало только Осман-паши.

Комендант крепости генерал Смирнов сказал, когда он подробно ознакомился с кинчжоускими позициями:

— Это настоящие Фермопилы! Он не ошибся.

Защитники позиций оказались достойными имени увековеченного Леонида. Но если назвать кинчжоуские позиции Фермопилами, то генералу Фоку бесспорно принадлежит тоже бессмертная слава, но разве только слава Эфиальта.

Наместник адмирал Алексеев, осмотрев всю позицию, телефонную станцию и блиндированные колодцы (их было вырыто целых пять — все было рассчитано на упорную оборону), остался всем очень доволен.

— Вы доказали, — обратился он к полковнику Третьякову и инженеру Шварцу, — что в трудные минуты можно сделать даже невозможное!

Когда окопы и редуты были закончены, то генерал Фок осмотрел их и сказал вышепомянутым строителям позиции:

— Вот это так! Теперь я берусь защищать эти позиции даже без артиллерии!

Но как он защищал их на деле, это мы уже знаем. Хотя бы дал другим возможность защищать!

{172} Ему не поверили, но после рассказывали и про другие такие же случаи, даже японские солдаты иногда надевали шинели с наших убитых, чтобы этим обмануть наши передовые цепи.

{173} Отмечаю этот факт как иллюстрацию наших порядков: человека, оказавшего действительные услуги защите крепости, приходилось посылать на позиции для того, чтобы представить его к небольшой награде. Между тем сам генерал Стессель награждал своих штабных и прочих присных, не требуя от них действительных заслуг.

{174} По другому сообщению, их уже конвоировали в штаб коменданта, когда явился адъютант и увел к Стесселю.

{175} На самом деле французской «Matin» и американской «Chicago Daily News» — что генерал Стессель должен был знать.

{176} Передаю всегда дословный текст приказа, исправляя лишь грубые ошибки правописания. Знаки в скобках мои.

{177} Имея в данное время в руках иностранные материалы — описания этого события со слов самих корреспондентов: американца Эмерсона и француза Смитван-Ламберже (см. «Der Russisch-Japanische Krieg» графа Ревентлова, с. 408, «В гостях у генерала Стесселя»), — мы все же не можем на слово поверить рассказам этих господ. В этих рассказах есть места довольно сомнительные. Так, они рассказывают, что 2 сентября нового стиля (т. е. 20 августа по нашему календарю) отправились они из Чифу в обыкновенном сампане с парусом, но вследствие сильной непогоды должны были нанять маленький каботажный (чей?) пароходик, чтобы тот дотащил их до островов Мяо-Тао. При большом волнении буксирный канат лопнул, и сампан погиб. Все же они добрались (на пароходике) до островов и остались там. (Что за своеобразная робинзонада — почему они не вернулись обратно на пароходике в Чифу, раз их сампан погиб?) Чем питались эти путешественники на островах Мяо-Тао, остается неизвестным. Надо думать, что с сампаном погибли и их запасы.

Далее говорится, что предприимчивые корреспонденты сидели на негостеприимных островах Мяо-Тао и в продолжение нескольких дней они находились именно там, где был корпус недавно севшего на камни норвежского парохода «Унизон». Им удалось завладеть одной из спасательных лодок этого парохода и, установив на ней парус, приспособить эту лодку для своей цели (не правда ли — настоящая робинзонада!). Но все это они не могли сделать без посторонней помощи и без необходимых инструментов. Но, говорится далее, первые опыты показали, что лодка течет и, следовательно, ее понадобилось чинить... А так как будто плохая погода была им благоприятна ввиду того, что в этих водах держалась флотилия японских миноносцев (нам же было известно, что именно около островов Мяо-Тао держалась эта флотилия), то они отправились 27 сентября (14 по нашему календарю), при довольно сильном волнении, в дорогу. (Спрашивается, где они ютились и чем кормились все это время — 24 дня?)

Ночью они будто заметили несколько японских судов и должны были изменить курс, чтобы не попасть им в руки, а затем, когда они миновали всякую опасность, то на радостях выпили три бутылки пива (откуда взяли они пиво?)...

Все это что-то не так. Если бы эти господа сообщили, что они прибыли на японском пароходике на Мяо-Тао, прожили это время там, где базируются японские миноносцы, что даже соорудили при их помощи этот вельбот взамен погибшего сампана, и что японские же миноносцы подвезли и спустили их ночью против Артура, тогда мы охотно поверили бы им на слово...

{178} Наши предположения оправдались. В книге графа Ревентлова говорится, что в море встретило их японское военное судно, которое будто отвезло корреспондентов в Японию. Марсель Смитван-Ламберже вернулся тотчас в Чифу, а Эдвин Эмерсон остался в Японии.

{179} В то время мы все еще верили, что для бомбардировки города и порта японцами установлены особые батареи.

{180} Впоследствии оказалось, что не он один виноват в этом бездействии.

{181} Грешен, но и сейчас не могу избавиться от доли этого подозрения. В сообщении господ корреспондентов об их путешествии (у графа Ре-вентлова, глава «В гостях у генерала Стесселя», с. 412) находим этому как бы подтверждение; там говорится: «Немолотого хлеба будто имеется огромное количество и мельница работает день и ночь, так что недостатка в хлебе не ощущается...» Там же они сообщают, что были даже на одном форту (и это правда), видели достраивающийся новый госпиталь (Красный Крест или же также достраивающийся новый корпус Сводного госпиталя) и как прекрасно укрыт ценный «конский материал» крепости — в покрытом железными плитами прикрытии... (Это они, наверное, видели лошадей генерала Стесселя.)

Далее японцы продолжали «долбить» мельницу, пока она не перестала работать.

{182} Слух этот держался довольно долго, но потом говорили, что это все не так было, что во всем этом много фантазии.

{183} Будто один из тех, которые попали в руки японцев с пароходом «Маньчжурия» 27 января. Интересно бы знать — расследовано ли, почему этот пароход шел так медленно к Артуру? Как фамилия шкипера и где он?

{184} В книге графа Ревентлова находим, что эти господа сообщали, между прочим, о том, что наша эскадра стоит в гавани в полной боевой готовности, что стрельба по ней до сих пор была безуспешна, особого вреда не причинила.

{185} Говорили, что генерал Стессель был бы не прочь расформировать всю редакцию, но этому мешал приказ главнокомандующего — наместника о том, что весь состав редакции откомандирован к исполнению своих прямых обязанностей. Смеялись, что генерал Стессель собирается послать всю пишущую братию на Водопроводный редут...

{186} Впоследствии выяснилось, что японцы привезли под Артур 11-дюймовые мортиры, снятые с береговых укреплений Японии; это доказывается тем, что снаряды к ним имелись только бронебойные, употребляемые против неприятельской эскадры. Эти снаряды пригодились вполне и в данном случае как для потопления в гавани остатков нашей эскадры, так и для разрушения бетонных укреплений. Из морских орудий были у них в числе осадной артиллерия лишь 6-дюймовые пушки, установленные на колеса (как и у нас). Многие сперва отрицали возможность доставить под Артур и установить 11-дюймовые крепостные орудия; уверяли, что это пушки особого образца, что дуло этой пушки разборное и свинчиваемое при установке. Мы забывали, что стоившие много русских миллионов портовые сооружения Дальнего — прекрасные молы, подъемные краны и т. д., и железная дорога — достались японцам малоповрежденными. Нельзя же было все то, что сооружалось годами, разрушить в течение 2–3 часов, данных генералом Стесселем или Фоком на эвакуацию Дальнего — на эвакуацию далеко не подготовленную. Продержись кинчжоуские позиции еще хотя бы неделю, то, конечно, японцы не имели бы столь удобной базы для выгрузки таких тяжелых орудий. Но если бы кинчжоуские позиции удержали натиск японцев месяц-другой (что было возможно, если бы были укреплены Тафашинские и Нангалинские высоты), то и Дальний мог быть окончательно разрушен и очищен, и, пожалуй, японцам пришлось бы выгружать осадные мортиры далеко севернее Кинчжоу, доставлять их по гористым дорогам, что потребовало бы много времени и труда. Да и выгружать такие орудия немыслимо без приспособлений, которые пришлось бы японцам сперва построить на местах выгрузки.

Чем глубже всмотришься во все печальные последствия несвоевременного падения кинчжоуских позиций — последствия полной неспособности генералов Стесселя и Фока, — тем рельефнее, тем ярче выступают все дальнейшие причины падения Артура, тем обиднее за геройски пролитую кровь, за опозоренную в последнюю войну родину.

Но более того обидно то, что наши военные бюрократы упорно не желают считаться с уроками, данными этой несчастной войной, не могут, не хотят расстаться со своими выработанными в кабинетах боевыми теориями, с теориями, плоды которых налицо. Ярким доказательством этому служит Г.И. Тимченко-Рубан «Нечто о Порт-Артуре» и ныне статья некоего Г. в «Военном голосе» (№ 22, 28 января 1906 г.) «По поводу передовых позиций в крепостях». Как в названной книжке, так и в статье утверждают одно и тоже, если сказать общепонятной формулой, то следующее: опыты осады Артура нам не указка!.. Автор статьи забывается до того, что уверяет, будто в Артуре было больше гарнизона, чем вообще полагается, следовательно — и чем нужно было.

Японцы пренебрегали всякими теориями, если они оказывались непригодными. Так они, например, установили первоначально свою артиллерия побатарейно; но как только выяснилась невыгодность такой установки, т. е. как только наша артиллерия начала наносить им вред, они расставили свои орудия на таком расстоянии друг от друга, что попадание в одно из них нашего снаряда не могло причинить другому никакого вреда, и они даже переставляли свои орудия все на новые места. Изволь-ка пристреляться к каждому отдельному орудию!

Этим объясняется безуспешность борьбы нашей артиллерия с японской. Этим же объясняются многократно возникавшие в Артуре слухи о том, что, наконец-то, обнаружены орудия, стрелявшие по городу и что теперь они сбиты... А японцы стреляли по городу все снова и все больше и больше.

{187} Мы стали уже различать по силе звука — чей это пулемет; у японцев более короткие патронные ленты, больше перерывов.

{188} По-китайски — кушанье.

{189} Узнал из очень достоверного источника, что в сентябре 1905 года получали в Петербурге снаряды для... кинчжоуской позиции и Артура. Следовательно, если бы японцы, начав войну, не высаживались бы на материк года полтора или два, то мы бы, пожалуй, и успели вооружиться!..

{190} Вот уже когда мы жили остатками нераспроданных товаров. И это верно было бы несправедливо сказать — «истощающиеся запасы», так как огромная масса этих запасов была продана в Северную армию. До войны Артур обладал громадными запасами всяких товаров.

{191} Были, конечно, и случаи весьма отрадные, где купцы жертвовали на общее дело большие суммы или много товару, например Савва Морозов.

{192} Все, что мы считали возможным и необходимым — например, покупку аргентинских крейсеров и выручку Артура Балтийской эскадрою, — для Петербурга оказалось ненужным и невозможным.

{193} Оказывается, что подпоручик Никольский вез со своей командой исправленную им пушку; его ранило в шею осколком или камнем легко, других сильнее; всех сбросило взрывом с ног.

{194} В то время мы еще не понимали, что каждый раз, как только предстоит штурм, который грозит снова потерей какой-нибудь из позиции, то из штаба района вылетали «голуби с оливковой веткой» — приятные слухи о близкой выручке. Штаб, вероятно, считал это своей главной задачей. Сначала это средство действовало, но солдаты вскоре изверились в этих сообщениях, смеялись над ними и сердились, что их поддерживают к стойкости обманом. «Мы и так постоим за себя, — говорили они, — лишь бы начальство не прозевало чего-нибудь, — лишь бы оно не испортило кашу...»

{195} Остроконечная сопка впереди Волчьих гор.

{196} Инженеры уже принимали все меры к усилению устойчивости бетона, где это было возможно. Дело в том, что теперь уже не все возможно было сделать. Неприятель не давал работать и в некоторых местах неоткуда было взять песку. На форту III бетон удалось покрыть слоем земли; это ослабляло силу удара и взрыва бомбы. Благодаря этой мере бетон устоял до последнего.

{197} Только-то! Казалось бы, что на это существуют награды!

{198} На самом деле указанные в приказе местности как подлежащие военно-санитарному ведомству были изъяты из ведения городского санитарного надзора; средства города и гражданского управления для этой цели были очень ограничены, так как неоткуда было взять людей, лошадей и упряжь для увеличения ассенизационного обоза. Имевшиеся люди и лошади отбирались генералом Стесселем на нужды позиции: возили туда воду и пр. Это требование возмущало всех своей незаконностью, и несмотря на то, что со стороны города и гражданского ведомства делалось все необходимое и возможное без всякого понукания, генерал Стессель всегда находил нужным приказывать, грозить судом и расстрелом... Конечно, дело от этого не могло выиграть.

{199} Замечательная мания казаться гуманным и забывать задачи обороны и неизбежность последствий боя.

{200} Как впоследствии оказалось, эти работы были прекращены и не доведены до взрывов вследствие настояния генерала Фока, назвавшего их «идиотскими работами» и доказывавшего их бесполезность... Хотя он был устранен комендантом от дел, но фактически он не переставал орудовать за спиной генерала Стесселя. Замечательно то, что генерал Фок всегда был против всего того, что было в пользу обороны и боролся против всех таких мероприятий замечательно ловко — будто он на самом деле отстаивал интересы крепости, гарнизона и всей России. Явление, стоящее особого внимания потому, что не может быть и речи о том, чтобы Фок мог быть изменником в прямом значении этого слова. Тут скорее имеем дело с какой-то своеобразной ненормальностью. Все, познакомившиеся с ним поближе, утверждают, что Фок — человек большого ума, но какой-то злой фактор направлял его ум как раз в противоположную нашим интересам сторону. Явление обычное при известных видах помешательства, лишь не выраженное так резко, или, так сказать, сильно замаскированное. Всем известно, что сумасшедшие всегда умеют удивительно скрывать или по крайней мере стараются скрыть от постороннего свою болезнь; все это, конечно, удается им по мере их развитости. Понятно, что человеку большого ума удается это легче, чем малоразвитому. Думается, что только в этом направлении можно найти разгадку в высшей степени странного поведения генерала Фока. Ничем иным нельзя объяснить и то, что когда стало очевидным, что японцы, продолжая бешено штурмовать крепость со стороны редутов № 1 и 2, могут прорвать линию обороны, очутиться в тылу ее, взять таким образом укрепление за укреплением раньше, чем бы удалось пододвинуть резервы, т. е. что в таком случае падение крепости может стать вопросом минуты, как это было 11 августа — инженеры начали подготовлять вторую линию обороны, которая была одобрена генералами Смирновым и Кондратенко, но генерал Фок и тут не соглашался с этим и говорил: «Каковы наши инженеры! Вместо того чтобы идти вперед, чтобы работать на фортах, они идут назад, работают на второй линии!».

Тут же мы видели, что, когда саперы пошли посредством минных галерей к редутам № 1 и 2, занятым японцами, т. е. не только собирались, но уже шли вперед, поработали уже немало, то тот же Фок настоял на том, чтобы эти «идиотские работы» были прекращены. Явное противоречие самому себе, и это было на каждом шагу.

Генерал Фок часто боролся против лиц и мероприятий, ненавистных ему, посредством язвительных насмешек. Это мы видели в случае с генералом Горбатовским и вскоре в том, как он старался умалять деятельность безусловно храброго полковника Ирмана, начальника боевого фронта на левом фланге. Злые насмешки Фока нередко переходили из уст в уста, и незаметно составлялось убеждение, совершенно не отвечающее истинному положению дела. Во всем этом проглядывает какой-то психоз. Было бы интересно узнать мнения психиатров о поведении генерала Фока.

{201} Кто бы ни распорядился отправкой артурского гарнизона на север — Куропаткин или наместник (нам кажется более вероятным, что первый из них), — поступок этот можно бы оправдать лишь в том случае, если бы этот гарнизон тотчас по прибытии мобилизованных войск был бы отправлен обратно на Квантуй. К чему же подготовляли гарнизон в течение многих лет? Где же здравый смысл этой подготовки?

{202} Впрочем, геройство всех зауряд-прапорщиков не подлежит никакому сомнению.

{203} Ныне находим в № 53,54 и 68 «Военного голоса» подтверждение и объяснение этого факта.

{204} Подземная галерея вокруг рва форта.

{205} Однако и этот приказ не мог никого убедить в том, что генерал Стессель ранен. Говорили, что царапина остается царапиной, как ее не расписывай. На самом деле — откуда же взяты сведения, что это была пуля и именно из такого-то окопа? Никто же не видал этой пули. Это тоже не что иное, как реляция...

{206} Необходимо отметить, что все «геройство» генерала Стесселя заключалось в приказах подобного рода. Узнав о том, что комендантом крепости отдано какое-либо приказание известным частям, он старался доказать, что инициатива этого распоряжения исходит от него, выпускал эти цветы логики и стилистики, которые должны были убедить всех в том, что обороной «руководил» не кто иной, как генерал Стессель, поспевавший всюду. Из последнего приказа видно, как генерал Стессель изощрялся давать своему другу генералу Никитину разные поручения, чтобы как-нибудь оправдать то, что командир артиллерии 3-го корпуса остался в Артуре, когда корпус в Маньчжурии — и дать ему возможность «отличиться». Единственным оправданием генерала Никитина в Артурском «сидении» может послужить то, что он не трус и был всегда против сдачи крепости.

{207} Угол скалы у здания морского пароходства Восточной Китайской железной дороги получил это название с тех пор, как начался усиленный обстрел судов эскадры, ставших здесь под защиту Перепелочной горы, с тех пор, как в этом месте ежедневно были убиты и люди, и лошади благодаря необходимому здесь усиленному движению.

{208} Все считали покупку чужестранных боевых судов фактом, не подлежащим сомнению, считали неоспоримой необходимостью.

{209} Поэтому японцы сообщали о «фортах» на Ляотешане, которых там никогда еще не было.

{210} Знаки вопросительные и восклицательные в скобках мои. — П. Л.

{211} Не по примеру ли отступления от Кинчжоу, где в потемках и при отсутствии организации свои расстреливали своих?

{212} Это 21 октября-то, когда гарнизона было еще довольно!

{213} Нам уже известно, с каким презрением генерал Фок отнесся к постройке инженерами второй оборонительной линии.

{214} Замечательно тонкое поучение, как подготовлять сдачу крепости, как заметать следы!

{215} Специалисты, изучившие историю обороны Севастополя, говорят, что и в Севастополе был свой «Фок» — генерал Жабокритский, действия которого будто сильно похожи на деятельность Фока в Артуре.

{216} Ныне, конечно, это, с одной стороны, будто подтвердилось еще ярче Цусимой но, с другой — теряет много блеска; стоит только поставить вопрос: какие чудеса мог совершить Того, командуй он нашими

{217} Оказывается, что весь японский народ взял на себя это обязательство по отношению всех ушедших на войну. На каждом жилище семьи, члены которых на войне, вывешены особые флаги, обозначающие, что всякий должен помогать этой семье, чем может. И это у них выше всякого закона. Этим японцы превзошли культурный Запад.

{218} Сперва я не понял это слово; он пояснил мне, что не особенно смышленые солдаты называют батарею литера Б по своему разумению «Литерба» и склоняют это слово, смотря по надобности; они говорят: с Литербы, к Литербе, за Литербой и т. д. Это так понравилось всем, что и остальные усвоили себе это название, и оно вошло в привычку.

{219} Говорят, что Третьяков награжден крестом post factum; прежние представления были оставлены без внимания, этим приказом желают поправить упущенное должное.

{220} Участвовавшего в свое время в англо-бурской кампании.

{221} Мне передают, что на вопрос суда по делу Лопатина, обращенный к генералу Фоку — было ли приказано капитану Лопатину не отступать (после разных противоречивых распоряжений), — Фок ответил, что он отдал это приказание полковнику Савицкому; полковник Савицкий заявил, что он послал это приказание через своего адъютанта; последний в свою очередь объяснил, что он послал с этим приказанием к Лопатину стрелка, но не знает, как звали этого стрелка и куда он девался...

{222} Дело касается «Расторопного». Командир взорвал его в гавани Чифу, как сообщают, без достаточного на то основания.

{223} Эти упреки выпадут, наверное, и на мою долю. Но невозможно же одному побывать везде и даже собрать отовсюду сведения, тем более, если эти сведения даются неохотно.

{224} Только ныне, прочитав в «Военном голосе» ряд статей В. А. «Куропаткин» (см. № 24 с. г.), я убедился, что почтенный штаб-офицер был глубоко прав в своем выводе, основанном не на личных отношениях.

{225} В то время мы ничего не знали о том, что генерала Стесселя отзывали из Артура и как он остался командовать тем, чем он на самом деле не командовал.

{226} Ныне нам кажется, что это «благоговение» не было из особенно благожелательных для нас. Наша искренность оказалась не раз довольно наивной.

{227} 7-й Восточно-Сибирский артиллерийский дивизион (т. е. полевая артиллерия) под командой полковника Мехмандарова занимал укрытые позиции сзади линии укрепления атакованного фронта правого фланга и оказал защите огромные услуги, так как крепостная артиллерия сильно пострадала в первые дни бомбардировок. Полевая артиллерия отбивала самые отчаянные штурмы и боролась с ближайшими японскими батареями весьма успешно.

{228} В первое время меня буквально озадачило это явление. Лишь впоследствии я узнал, что «ларчик просто открывался», японцы будто добыли каким то путем таблицы нашей артиллерийской стрельбы, изучили ее, и лишь только к ним упал снаряд, они отмечали направление его полета, а как только они добыли дистанционную трубку шрапнели, поставленной на клевок, то по ней вычисляли место батареи и стреляли туда наверняка.

{229} Если не ошибаюсь, то это потому, что японских солдат и офицеров заставляли и во время маневров строить настоящее окопы; у нас же нередко это делалось лишь для виду — поковыряли землю лопатой и говорили: «Это окоп!». Так оно вышло и на деле. Впоследствии и знали, какие нужны окопы, но тогда не доставало рабочих рук; при каменистой почве, вернее, сплошном камне, работа эта была поистине каторжная.

{230} Мне приходилось всего раз в жизни видеть сигнализацию посредством гелиографа, это было в крепости Усть-Двинск, во время переговоров между берегами реки. Сколько мне известно, гелиограф тем и ценен, что по нему можно передавать сигналы на огромные расстояния.

{231} Интересно посмотреть на военную дисциплину и с этой стороны. Зауряд-прапорщика солдаты слушают беспрекословно, несмотря на то что он «свой брат» и относится к ним по-товарищески; не слыхать про случаи ослушания. Солдаты верят в своего прапорщика, знают, что он не выдаст и сам в минуту опасности не отстанет от них.

{232} Еще раз приходится отмечать, что карты у нас были довольно неудовлетворительные; помимо того, что многого не было вовсе на карте, большинство вершин или имело труднопроизносимые китайские названия, или же никакого названия, и в таком случае присваивались им случайные, но характерные названия. Так, Мертвая сопка получила свое название потому, что на ней было всегда много мертвых.

{233} По желанию генерала Кондратенко он был оставлен в его распоряжении и участвовал в разных предприятиях, покуда не был ранен. И матросы были удовлетворены тем, что командование над ними принял безусловно храбрый капитан 2 ранга Спиридон Иванов.

{234} После сдачи крепости было передано японцам около 2000 лошадей, в их числе много прекрасных крупных артиллерийских.

{235} Имел ли адмирал Григорович в своем распоряжении миноносцы — не знаю, ими командовал начальник береговой обороны контрадмирал Лощинский.

{236} Будь кабель Чифу — Артур восстановлен во время морского боя 28 июля, как это хотел сделать телеграфный техник, не было бы и этого случая. Наперед было бы известно о приходе парохода.

{237} Пока мы ничего этого не узнали. А не мешало бы пролить свет и на эти дела: сколько средств, через кого и как они израсходованы на это?

{238} Люнет этот назван так поклонниками генерала, верившими в его таланты, люнет штурмовался японцами многократно, но не разу не был взят, очищен 19 декабря по приказанию генерала Фока.

{239} Как, впрочем, почти все начальники охотничьих команд.

{240} Как тяжелораненый, он после сдачи крепости был отпущен японцами на родину без обязательства не сражаться в эту войну. Когда он здесь оправился от раны быстрее, чем можно было ожидать, то просился на войну, в Северную армию; но его не пустили — вскоре наступил мир.

{241} Все время опасались мы такой бомбардировки со всех сторон; перспектива была действительно ужасная. Но мы забывали, что случаи гибели броненосцев «Хацусе» и «Ясима» заставили японцев быть более осторожными. С тех пор японские крупные суда так и не подходили к Артуру на пушечный выстрел. Это заслуга минного транспорта «Амур».

{242} Как ныне выяснилось, санитарное дело организовано у японцев прекрасно, несравненно лучше нашего, у них имеется особый санитарный корпус — целая санитарная армия; вслед за штурмующими колоннами идут колонны санитаров и тотчас же подбирают раненых. Впереди же передвигающейся армии двигаются врачи и их помощники; японские войска останавливаются, занимают бивуаки только в тех местах, которые признаны врачами пригодными для этой цели. Главное внимание японских врачей направлено на предупреждение заболеваний среди войск; врачи пользуются огромным авторитетом и властью. Словом, и в военно-санитарном деле есть чему поучиться у японцев, которые, впрочем, не выдумали ничего своего, нового, а осуществили наделе то, чему учили нас примеры Западной Европы, основанные на науке и опыте, к которым мы до сего времени остались слепы и глухи, не будучи в силах отказаться от старой рутины, устарелых взглядов, традиций, тех самых традиции, которые привели нас по всем пунктам к банкротству, к позору, к невозместимым потерям...

{243} Никто никогда не видал генерала Стесселя во время штурмов даже вблизи боевых позиций.

{244} Не считая в этом числе значительно лучше устроенных госпиталей Красного Креста и морского ведомства.

{245} Японцы прибегли к этим переговорам и к уборке трупов лишь с целью нравственного воздействия на гарнизон крепости. До этого они не вступали ни в какие переговоры и не убирали свои трупы тогда, когда в жаркую пору они быстро разлагались и грозили заразой. Сейчас же трупы эти никому не мешали. Цель японцев ясна: они пожелали показать себя гарнизону людьми очень тактичными — нечего-де опасаться сдаваться к ним в плен... Не в интересах защиты крепости было вступать в эти переговоры, раз японцы до этого не признавали флага Красного Креста.

{246} Проверить это сообщение не удалось, по другой версии, описания этого случая также не пришлось слышать.

{247} Китайцы, оставшиеся волею-неволею в нашем расположении, всегда говорили про наши войска и батареи «это наша». В данном случае они полагали, что «Сайен» погиб от снарядов ляотешанской батареи, которая в это время стреляла по миноносцам и «Сайену».

{248} Факт этот считаю нужным отметить потому что он подтверждался и с других сторон, а между тем генерал Стессель доносил в Петербург в нескольких депешах о геройстве капитана Б. Ныне мне объяснили это тем, что капитан Б. сносился письмами прямо с генералом Стес-селем, сообщал ему то, что его интересовало — значит, тут дело не в храбрости, а в «особых» заслугах.

{249} Прибывшие из японского плена офицеры говорят, что видели в Японии, во время маневров, пользование этим же способом сигнализации.

{250} Но и это не помогло японцам овладеть крепостью так скоро, как они на это надеялись. Это, однако, не означает, что нам не следует обратить внимание на обучение войск всесторонней сигнализации.

{251} К этим местам неприятель не придвинулся до самой сдачи. Останься Артур за нами, то пришлось бы снова выращивать деревья и насаждать.

{252} Замечательно, что именно в тяжелые минуты крепости появлялись ободряюще слухи — и прямо с боевых позиций.

{253} Как после сообщали сами японцы, они выпустили в последние два дня по Высокой горе 4 тысячи одних 11-дюймовых снарядов, не считая снарядов более мелкого калибра и шрапнели.

{254} В том числе и столичное, не находившее нужным строить на Высокой и Угловой горах долговременные бетонные укрепления.

{255} С этим не соглашался полковник Ирман, он считал нужным отстаивать каждый бугорок, каждую пядь земли, чтобы не дать японцам проломить наш левый фланг, укрепления которого далеко не достроены (форт V, укрепление № 5, бат. литера Д) и поэтому слабы. Будто и генерал Кондратенко не считал нужным укрепляться на промежуточных вершинах между Высокой горой и фортом V. Там окопались основательно будто лишь после смерти генерала Кондратенко и, так сказать, на свой риск и страх.

{256} Генерал Фок, всегда толковавший о сбережении людей, на самом деле никогда не жалел людей, это он доказал уже в Кинчжоуском бою, не давая помощи 5-му полку, почему японцы окружили гарнизон центра позиций и истребили там всех, а потом он всегда был противником своевременной подачи помощи посредством резервов и противником возведения сильно укрепленных позиций; говорят, что генерал Стессель не дал укрепить Высокую гору туннелями потому, что против этого был генерал Фок.

{257} Полковник Ирман считает гарнизон крепости от мала до велика людьми, обреченными на смерть за Отечество — обязанными возможно дороже продать свою жизнь. Своей беззаветной храбростью он доказал, что он не боится смерти, готов всегда умереть впереди других.

{258} В донесении адмирала князя Ухтомского мы видим одно, что он растерялся и забыл про ясно выработанный план действий, который, как видно из донесения адмирала Рейценштейна, был известен всем. Осталось лишь выполнить его. Что и японский флот потерпел немало в этом бою, видно из того, что он не преследовал наши суда и не знал, куда они девались.

{259} В то время мы все верили в то, что во Владивостоке аргентинские крейсера и подводные лодки, что там собираются миноносцы, привезенные по железной дороге разобранными.

{260} Надо думать, что это был труп второго сына генерала Ноги, павшего под Артуром (первый пал у Кинчжоу). До сей поры не слыхать, чтобы в бою пал кто-нибудь из принцев.

{261} Лишь недавно узнал, что в марте месяце 1905 года, т. е. через три месяца после сдачи крепости и через четыре месяца после боев на Высокой горе, оставшиеся в Порт-Артуре русские люди (состав Красного Креста и прочий медицинский персонал) узнали, что на Высокой горе валяются непохороненные трупы наших славных защитников крепости. Егермейстер Балашов вступил тотчас в переговоры с японскими властями и получил их разрешение похоронить эти трупы, как это подобает по христианскому обряду. Ездивший на похороны доктор Миротворцев говорит, что собрали более 70 трупов во всевозможных позах и всевозможно изуродованных артиллерийским огнем; все эти трупы высохли — от них не было никакого запаха, они лишь потемнели. Грустная, говорит, была картина, когда собрали к братской могиле эту массу мертвых тел и совершали над ней обряд отпевания. Долго продолжались эти похороны давно умерших людей — людей погибших, но не увидавших крепости в руках неприятеля, умиравших с верой, что крепость устоит...

{262} Будь восстановлен кабель Чифу — Артур, не могло бы быть подобных сомнений.

{263} То есть, не пора ли ее уже сдавать.

{264} Это значило лишить крепость возможности сопротивления.

{265} Генерал Стессель, как мне передавали, ездил нередко на форт I потому, что там было безопасно, а он мог говорить, что посещал позиции.

{266} Полковник Третьяков считал, должно быть, лишь патроны сухопутного ведомства, но таких же патронов оказалось, кроме того, очень много и в морском потомстве.

{267} Сведения о потоплении неприятельских миноносцев нередко возбуждали сомнения. Стало известным, что японцы бросали в критическую минуту какие-то горящие сильно дымящееся буйки в воду, при свете прожекторов казалось, что миноносец погибает. А тем временем ему удавалось уйти из сферы огня.

{268} Раз, до переезда генерала Стесселя, во время обстрела японцами госпиталя № 5 и Стрелковой батареи, падали снаряды и в районе казарм 10-го полка, занятых в это время морским десантом. Командир десанта, капитан 2 ранга Л .П. Опацкий хотел было уже переместить своих людей, но бомбардировка не повторилась до самой сдачи крепости.

{269} Сильно преувеличено.

{270} На кряже за Китайским городом, что составляет частью вторую, а частью третью оборонительную линию крепости — место довольно безопасное. Лейтенант Хоменко на самом деле отличный офицер.

{271} Не знаем, как согласовать пункт 4 со смыслом остального текста.

{272} Правда ли это — не знаем. Но в то время мы все верили этому, считали это возможным. Знаем лишь то, что генерал Стессель не стучал по столу кулаком и не говорил этого.

{273} Минные офицеры броненосца «Севастополь» и минного транспорта «Артур», погубившего японские броненосцы «Хацусе» и «Ясима» и прочие более мелкие японские суда.

{274} Этот факт свидетельствует о том, что солдаты не желали сдавать форт несмотря на то, что положение его было очень тяжелое.

{275} В более откровенной частной беседе кто-то из японских офицеров сказал, что, в сущности, не в их интересах щадить госпитали, так как раненые выздоравливают и идут вновь в бой и наносят им урон, т. е. он считает рациональным уничтожение и раненых...

{276} Потом мы узнали, что японцы подкараулили его и взяли как приз.

{277} Как оказалось потом, все газеты были адресованы редакции «Нового края» для распространения известий; редакция выписывала все эти газеты и они получались довольно исправно в Чифу.

{278} Погибший 31 марта на «Петропавловске».

{279} Убытки эти, помимо товарной ценности груза, столь огромны и столь чреваты ужасными последствиями, что не поддаются исчислению.

{280} Ныне можем прибавить к этому лишь то, что тут необходим суд гласный, не келейный. Этот факт нужно считать в числе причин, приведших нас к позору и унижению.

{281} Мне говорили потом, что полученные мною сведения преувеличены, что японские колонны состояли лишь из нескольких рот, но я не имел возможности проверить этот факт.

{282} Удивительно, что и такую мелочь шпионы-китайцы успели сообщить японцам. По мнению других, это они могли узнать от пленных раненых или же от тех нескольких перебежчиков, которые этим спасали свою жизнь...

{283} Ясно, что генерал Стессель совершенно проникся идеями генерала Фока, изложенными в его записке от 21 октября. Последовательно осуществляя эти идеи, нужно признать, что давно пора отдать Маньчжурию и весь Дальний Восток неприятелю, так как сопротивление потребует много жертв.

{284} И ныне хотелось бы объяснить поведение генерала Фока не чем иным, как психической ненормальностью. Не хотелось бы допустить, чтобы нормальный русский офицер решился только из личной трусости на целый ряд действий, которые недалеки от того, что называется изменой. Измена имеет в большинстве случаев корыстную цель или кроется в жажде мести, в исступлении, но как то, так и другое едва ли возможно допустить со стороны генерала Фока.

Далее он объяснял неоднократно, что он был на Квантуне не на своем месте, что его дело — полевой бой. На самом деле бои до и после падения Кинчжоу на передовых позициях, были не что иное, как бои полевые, и он не доказал ничего, кроме неспособности руководить ими. Весь трагизм заключается в том, что столь ответственный пост мог занимать такой генерал.

{285} После сдачи крепости весь уцелевший в складах порта пироксилин достался японцам.

{286} Настолько поздновато, что все, что удалось сделать, все это пошло лишь в пользу японцев, которые, наверно, скоро докончат постройку дока.

{287} Ясно, что они в этом месте вели более демонстративные атаки. Тут же за Панлуншанем были японские осадные батареи, и наша близость не мешала им работать.

{288} Многие так и не знали или не верили в очищение форта III до самой сдачи крепости. Потом удалось выяснить, что форт очистили 15-го числа вечером при следующих обстоятельствах. Около 9 часов утра японцы взорвали бруствер, образовалась большая воронка; наши контрминные работы не могли помешать этому. Не растеряйся в ту минуту комендант форта штабс-капитан Б., можно было увенчать с нашей стороны воронку взрыва, и японцы не могли бы взять форта, так как их штурмовые колонны были дальше от места взрыва, чем наш гарнизон форта. Будь комендантом форта не Б. (о «геройстве» которого генерал Стессель неоднократно телеграфировал в Россию), а кто-нибудь вроде погибшего на укреплении № 3 штабс-капитана Шеметилло, Резанова или поручика Флорова, гарнизоном не овладела бы паника — за комендантом все бросились бы как один венчать воронку. Хотя комендант и посылал солдат к воронке, они не шли; японцы открыли бомбардировку и бросали мины на форт до тех пор, пока не подошли их штурмовые колонны; затем увенчали воронку и начали проникать во внутренность форта, залегли за траверсы и шли дальше и дальше. Все те сооружения, траверсы и препятствия на форту, которые при дружной защите форта послужили бы гарнизону для укрытия и для отражения штурма, перешли довольно скоро в руки неприятеля и сослужили ему такую же службу. Когда прибыли резервы, которых трудно было подвести к форту по местности, сильно поражаемой неприятельской артиллерией, то и они не были в силах выбросить неприятеля, хотя с резервами был послан офицер, на которого можно было положиться. Говорят, что виной падения форта является и то, что Б. слишком поздно дал знать о положении форта генералу Горбатовскому — чуть не через 3 часа после взрыва. Взрыв был очень сильный, повредил кое-где бетон и завалил выход, осталось сообщение через окно каземата; но это не было еще достаточной причиной для отдачи форта, если бы там было кому руководить контратакой. Наши потери там убитыми и ранеными около 200 человек; их вынесли всех через окно и часов в 10 или 11 оставили форт, но сперва разлили керосин по каземату и зажгли его там. Очистили и Китайскую стенку по обе стороны форта, но укрепились на Скалистом кряже.

{289} Это удивило меня немало — с чего это у почтенного полковника вдруг появилась такая забота о мирных жителях, когда ни он, ни генерал Стессель до сей поры не хотели знать никаких там мирных жителей?

{290} Ныне, к немалому нашему удивлению, читаем в опубликованной телеграмме генерала Стесселя от 16 декабря 1904 года, в которой он описывает сдачу форта III: «...По занятии этого форта японцы делаются хозяевами всего северо-восточного фронта крепости (?!). Продержимся лишь несколько дней; у нас снарядов почти нет. Приму меры, чтобы не допустить резни на улицах. Цинга очень валит гарнизон, и у меня под ружьем теперь 10 тысяч и все нездоровые. Генерал Фок и Никитин — истинные герои и помощники».

Спрашивается, на каком основании генерал решился послать такую телеграмму?

Он не был вправе послать такую телеграмму до военного совета, собранного им для обсуждения положения крепости в этот день потому, что не бывши сам на позициях, не мог знать истинного положения вещей; он не имел права послать такую телеграмму и после заседания совета, как совершенно противоречащую решению совета.

Он писал явную неправду, сообщая, что снарядов почти нет и что под ружьем только 10 тысяч человек, когда их было больше. Кроме пехоты, было на позициях несколько тысяч крепостных, полевых и морских артиллеристов и инженерных войск, которые все могли, в крайнем случае, защищаться и штыком; в крайнем случае могли пойти на позиции (и пошли бы) несколько тысяч человек из поправляющихся при околотках и около тысячи разных нестроевых (не считая армии денщиков).

Обещание принять меры против резни доказывает, что он заранее решил сдать крепость возможно скорее. На самом деле не было причины опасаться резни на улицах; японские войска хорошо дисциплинированы, и офицеры не допустили бы ни малейшей некорректности со стороны войск, памятуя, что за судьбой Артура внимательно следит весь мир. Не допустили же японцы резни в других занятых ими городах: Ляояне, Мукдене и пр. Поэтому заявление генерала Стесселя — пустой предлог.

Удивительно, что генерал Стессель нашел при этом нужным сообщить, что генералы Фок и Никитин истинные герои и помощники. Спрашивается — в чем именно?

Вместо всей этой неправды было бы лучше сообщить резолюции созванного им военного совета. Почему он не обмолвился об этом совете ни словом?

Это все вопросы, нуждающиеся в ясном ответе.

Из телеграммы от 15 декабря видно, что генерал намеренно искажал факты для того, чтобы подготовить столичные сферы к сдаче, которую он обдумал и решил для того, чтобы спасти свою жизнь и свое имущество. Он телеграфировал: ...»Цифры потерь старших начальников указывают на те громадные потери, которые мы понесли. Из десяти генералов убиты два — Кондратенко и Церпицкий; умер Разнатовский; ранены два — я и Надеин; контужен Горбатовский. Из девяти командиров полков убиты два — полковник князь Мачабелли и Науменко; умерли от ран — Дунин и Глаголев, ранены четыре — Гандурин, Савицкий, Грязнов и Третьяков. Убит пограничной стражи подполковник Бутусов, ранен командир запасного батальона подполковник Покровский и командир казачьей сотни есаул Концевич. В полевой артиллерия ранен полковник Ирман; из 8 командиров полевых батарей убит полковник Петров, ранены подполковники Романовский, Лаперов и Доброе, капитан Бенуа; контужены подполковник Саблуков и капитан Петренко. Из прочих штаб-офицеров убито, умерло и по нескольку раз раненых громадный процент. Многими ротами командуют зауряд-прапор-щики. В роте, в среднем, не более 60 человек...»

Но на самом деле получается совсем другое, если примем во внимание, что генерал Разнатовский умер не от ран, а от прогрессивного паралича, что ни Разнатовский, ни Церпицкий в боях не участвовали, — что рана генерала Стесселя — легкая царапина, что генералы Горбатовский и Надеин не покинули строя из-за контузии и легкой раны, что полковник Савицкий и Грязнов ранены легко и снова в строю, что полковник Третьяков вернулся в строй, что подполковник Романовский был ранен еще до Кинчжоуского боя и что все прочие офицеры, как только оправлялись, то тотчас же возвращались в строй, что казачья сотня не оставалась без начальства из-за того, что есаул Концевич ранен, что роты, если они и уменьшились в составе (но не настолько) и ими командовали зауряд-прапоршики, это еще не значило, что эти роты стали никуда не годными. Скорее можно было сказать противоположное.

Все эти данные не что иное, как преднамеренная подтасовка фактов для того, чтобы ввести читающих в заблуждение, для того чтобы оправдать решенную наперед сдачу крепости.

{291} «Трескоток» — выражение, употребляемое в Сибири. Автор того мнения, что это выражение в данном случае является самым характерным, точным.

{292} Явление довольно обычное при ампутированных конечностях; первое время известный нерв передает мозговому центру привычное чувство.

{293} Один осколок весом менее фунта пробил до этого наружную и внутреннюю кирпичные стены и застрял среди кирпичей третьей стены довольно глубоко.

{294} Поэтому-то я видел лишь что-то круглое — дно снаряда в мою сторону. Таким падением объясняется и рикошет вдогонку мне.

{295} Привожу здесь целиком записи из дневника за этот особенно тяжелый день для того, чтобы показать разницу в том, что на самом деле мы испытывали в это время и какие ужасы описывались теми, которые сами не были в этот день под огнем.

{296} Позднее сообщили мне, будто генерал Горбатовский был в момент взрыва в импани под скалистым гребнем за Китайским городом, куда его вызвал генерал Фок для обсуждения положения. Когда последовал взрыв, Горбатовский моментально схватил папаху и побежал обратно к фронту, чтобы сделать необходимые распоряжения, чтобы видеть, что и как там дела.

Генерал Фок усмехнулся презрительно:

— Молодой генерал хочет отличиться? Не дам же я ему проливать кровь из-за какого-то укрепления.

Пошел к телефону и отдал приказание отступить из укрепления и с ближайшего соседства с ним... не имея никаких сведений о том, удачен или неудачен этот взрыв для японцев и необходимо ли отступить. Находясь на расстоянии более версты от места взрыва, притом за горой, генерал Фок не мог решить этого вопроса.

{297} Оказалось, что неприятельский снаряд попал в склад ручных бомбочек; взрывом уничтожило последние прикрытия для людей.

{298} Температура на солнце +12,5°.

{299} Несколько дней спустя сообщали нам, будто японцами арестованы доверенный и приказчики купца Тифонтая (за голову которого японцы назначили высокую денежную премию потому, что он и огромный штат его служащих был занят всецело военными поставками для Северной нашей армии), будто японцы забрали все деньги, вырученные магазином за время осады... Дальнейшая участь этих скромных, симпатичных, ни в чем не повинных китайцев так и осталась нам неизвестной.

{300} Само собой разумеется, что укоренелое зло армии и флота — «традиционная чарка», никогда еще не принесшая никакой пользы, не могла заменить гарнизону недостаточную пищу, о которой позабыли вовремя позаботиться; если водка вообще вредна, то на ослабший, истощенный организм она действует еще пагубнее. Скоро ли будет положен конец такого рода благодетелям, как пресловутая чарка? Разве мы еще мало пропили?

{301} Он ошибся — о почте и находящейся в помещениях конторы корреспонденции совсем позабыли. Так там и осталась вся частная, деловая и административная переписка, неполучение которой, наверное, вызывало и вызывает массу разных печальных недоразумений до сей поры.

С 23 апреля (перерыва сообщения) до тесной осады крепости почта принимала и денежную корреспонденцию; все это время каждый старался послать домой, своим свой накопившийся излишек, потому что впереди Бог весть что будет... Таким образом на почте накопилась очень солидная сумма денежных пакетов и переводов. Когда наступил недостаток в наличных деньгах, то все денежные пакеты были вскрыты и все наличные деньги почтовой конторы взяты, кажется, в казначейство, с тем, конечно, чтобы потом, по снятии осады, деньги вернуть и выслать адресатам. Но так как почта оказалась невывезенной, а в почтовых книгах (не знаю, вывезены ли они) значится не полный адрес, а лишь станция назначения и фамилия получателя, то думается, что едва ли все эти деньги могли быть доставлены по назначению. Это почти немыслимо, так как станции обслуживают большие районы, везде найдется много однофамильцев и т. д.

Те из отправителей, которые уцелели и у которых сохранились расписки почтовой конторы, могут, конечно, получить от казны ту сумму денег, которая не получена адресатом; если же расписка затерялась (и это очень немудрено за время осады и плена), то и думать нечего разыскать эти деньги.

Но многие из отправителей денежных пакетов погибли сами при защите крепости, и их родные не получили ни денег, ни последних строк дорогого покойника; деньги эти не по чему разыскивать, так как никто не получил и уведомления о высылке денег.

Думается, что совсем не мешало бы пролить некоторый свет и на вопросы: 1) как разрешена выдача денежных сумм, сданных на почте в Артуре после перерыва сообщений и 2) куда предназначены те суммы, собственников коих немыслимо отыскать?

Едва ли кто может поставить этот факт, что при поспешном заключении капитуляции совсем забыли про почту и находившуюся там корреспонденцию, в плюс «героям» капитуляции, которые, несомненно, позаботились о себе.

Ныне, читая в «Военном голосе» полемику генерал-майора Рейса с полковником Хвостовым о тактических действиях гарнизона, о боях, в которых ни тот, ни другой участия не принимал, поневоле думается, что генерал-майор Рейс, бывший уполномоченным генерала Стесселя по заключению капитуляции, право, сделал бы лучше, если бы объяснил в том же «Военном голосе», почему им не были предусмотрены многие существенные вопросы, в числе которых почта составляет не совсем незаметную величину, что им сделано, что вообще предпринято для того, чтобы хотя немного загладить последствия такой непредусмотрительности?

Полагаю, что при заключении капитуляции Артура на генерале (в то время полковнике) Рейсе, кроме интересов его начальника и своих личных, лежала и обязанность защищать интересы прочих подданных России и самого государства. Заниматься же пустой и явно тенденциозной полемикой — дело любительское и едва ли принесет кому-либо какую-либо пользу.

{302} Для того чтобы показать, как извращались факты, как «делалась история», привожу здесь текст первых телеграмм о сдаче Артура (со слов прибывших туда офицеров с миноносцев), облетевших в свое время мир и принятых за чистую монету. Да не посетуют на меня те, кто при сравнении фактов с сообщениями не могут рассчитывать на лестные эпитеты со стороны читателей.

«Чифу, 20 декабря (2 января). (Рейтер.) Русские офицеры все без разногласия описывают положение крепости. За 5 дней бомбардировки происходили непрестанные штурмы днем и ночью (?!). Ужасы последних дней превосходят всякое описание. Снаряды попадали в госпитали; раненые отказывались оставаться в них. Несмотря на сильный холод, некоторые из них ложились на улицах на груды обломков, другие с трудом добирались до линии боя, бросали в японцев камнями и оставались на позициях, пока не попадали в плен или не падали мертвыми (?!). Это продолжалось 5 дней и 5 долгих ночей (!). Госпитали были переполнены. Хотя снаряды расходовались очень бережливо, но уже в течение нескольких месяцев в них начал ощущаться недостаток. Под непрестанным свистом бомб и шрапнелей, осыпавших порт и город, собрался общий военный совет, который скоро пришел к единодушному решению сдаться на почетных условиях или умереть в бою (?!)».

«Чифу, 21 декабря (3 января), (12 часов 15 минут ночи). (Рейтер.) Вчера утром загорались «Ретвизан», «Полтава» и «Паллада». После полудня они еще горели. Русские взорвали «Севастополь».

Ускользнули из Порт-Артура контр-миноносцы: «Скорый», «Статный», «Властный», «Сердитый», «Смелый» и «Бойкий». Судьба двух последних неизвестна; предполагают, что они направились в Киао-Чао».

«Чифу, 20 декабря (2 января). (Рейтер.) Капитан Карцев сообщил представителю агентства Рейтер: Порт-Артур пал вследствие изнеможения. Остаток гарнизона совершил геройский подвиг в течение пяти дней и пяти ночей. Вчера была достигнута граница человеческого терпения. В казематах везде видны были черные лица, на которых были заметны следы голода, изнеможения и крайнего нервного возбуждения. Люди, к которым обращались с вопросами, не отвечали. Глаза их ясно говорили, что они не понимали вопроса. Недостаток припасов был всеобщий. В течение последних месяцев на некоторых фортах не было снарядов (?!). Они молчали, так как не могли отвечать неприятелю. При атаках русские отбрасывали неприятеля штыками. Еще вчера Стессель хотел продолжать борьбу, несмотря на страдания от полученных ран (?!). «Но мы не можем более держаться, — говорили его генералы. — Наши люди не могут двигаться, они засыпают, они не могут стоять на ногах. Мы можем командовать, но они не могут исполнять команды». — «Так деритесь сами, господа генералы», — воскликнул Стессель, сжимая кулаки. Он был как бы в исступлении. Лощинский, Вирен, Смирнов, Фок и другие упавшим голосом дали совет решиться на шаг, которого все так долго боялись (?!). Порт-Артур давно начал бы переговоры, если бы Стессель не настаивал на том, что он должен сдержать данное своему государю слово. Карцев назвал ложью слухи, что Стессель один желал сдачи крепости. Если бы не вышли припасы, крепость держалась бы еще в течение нескольких месяцев. Высокая гора одна стоила русским 5 тысяч человек. Занятие этой высоты было началом конца. Общее число потерь неизвестно даже высшим офицерам (?1). Начиная с августа бои были беспощадны. В рукопашном бою японцы были значительно слабее русских. Один русский одолевал в штыковом бою четырех японцев (?). Взятие крепости стоило японцам от 80 до 100 тысяч человек. «Когда однажды был убит японский принц, — рассказывал Карцев, — японцы попросили выдачи тела. Мы вежливо приняли посланцев и предложили им бутылку пива, желая показать, что припасы у нас в изобилии. На деле эта была наша последняя бутылка (?!). В действительности наша пища в течение трех месяцев состояла только из риса (?!). Вследствие этого сотни людей заболели цингой». Относительно переговоров капитан сказал, что представителем Стесселя был полковник Рейс. Соглашение ожидалось ранее полуночи. Уполномоченные выказали друг к другу большую предупредительность (!). Они обменялись любезностями, восхваляя храбрость осаждавших и осажденных. Был накрыт стол с винами и кушаньями. Сведения о том, что в Порт-Артуре осталось 5 000 человек в строю, неверно в том отношении, что большинство из них хворает или же страдает от легких ран (?!). Известие о том, что Стессель согласился начать переговоры о капитуляции, было встречено солдатами с чувством величайшего облегчения. Бомбардировка последних нескольких дней была ужасна. Все говорили, что даже Стессель должен был убедиться в бесполезности дальнейшего сопротивления, так как русские орудия не могли более отвечать (?!)».

«Чифу, 21 декабря (3 января). В воскресенье, 19 декабря, в четыре часа пополудни, генерал-адъютант Стессель отправил прикомандированного к штабу укрепления прапорщика запаса Малченко с письмом к командующему японской армией генералу Ноги, с предложением капитуляции крепости на следующих условиях: во-первых, пропустить всех способных носить оружие выйти из крепости с оружием в руках с обязательством их не принимать дальнейшего участия в этой кампании; во-вторых, раненых и больных по выздоровлении отправить в Россию с их оружием; в-третьнх, частных лиц, женщин, детей и иностранцев генерал Стессель оставляет на попечение японцев».

{303} Не верится и поныне. Слишком заела всех рутина — слишком мало видно гражданского мужества в деле обновления устарелого, негодного.

{304} Будто генерал Смирнов не поверил Горбатовскому, отвечал, что ничего, удержатся. Он, наверно, полагал, что резервы подоспеют еще вовремя.

{305} Описание этого дня набросано мной кратко по записям дневника, далеко не полным. Нужно надеяться, что ход этого боя будет точнее и подробнее описан в специально-военных сочинениях, которые не преминут появиться в свет для того, чтобы вернее указать на все то, что у нас нуждается в реформе, в коренной ломке.

{306} Близкие участники обороны этого фронта говорят, что в другое время и при других условиях можно бы еще долго продержаться на этих позициях, но не хватало рабочих рук для сооружения необходимых траверсов — у всех будто опускались руки. Должно быть, речи генерала Фока возымели действие — солдаты освоились с мыслью, что бывать им в плену!

{307} Ясно, что это очищение весьма существенных позиций давало японцам право ставить какие угодно условия, ибо сопротивление не было уже мыслимо. Если бы эти позиции остались в наших руках, японцы оказались бы более уступчивыми. Впрочем, с нашей стороны не были вовсе выработаны условия сдачи, а, кажется, времени было на то очень много.

{308} Еще во время осады сообщали нам с передовых позиций, что японцы разъезжают по окопам на лошадях, подвозят все необходимое прямо к месту.

{309} Право, не знаю, какую пользу принесли родине генералы Стес-сель и Рейс тем, что они вернулись в Россию и увлекли с собой некоторых доблестных офицеров артурского гарнизона.

{310} Мне могут заметить, что и это не принесло никакой пользы и что плен оказался очень тяжелым, бесполезной жертвой.

С этим я не могу согласиться. Во-первых, потому, что этим сразу было устранено то обострение, то чувство обиды, которое высказывалось без стеснения нижними чинами, когда они узнали о статье капитуляции, предоставляющей офицерам возвратиться на родину. Во-вторых, потому, что, несмотря на то что в плену японцы постарались отделить офицеров от солдат, те из офицеров, которые не прерывали сердечных сношений с солдатами, пользовались всегда высоким авторитетом и искренним уважением последних. И в-третьих, потому, что каждый офицер, побывавший в плену, надеюсь, сумеет внушить своим подчиненным, как тяжел, сколь унизителен плен, и что лучше умереть в бою, чем стать военной добычей врага... Думается, что каждый побывший в плену солдат будет наказывать своим детям и внукам, что плен — это величайший позор, что он многим хуже смерти...

{311} Факт этот так и не удалось выяснить. Быть может, существуют об этом какие-нибудь официальные данные.

{312} Газета «Новый край» возродилась в Харбине — волею судеб опять на одной из передовых наших позиций на Дальнем Востоке.

{313} До 13 июня японцы не наступали, следовательно, нечего было и «держать» их. Все это пустые слова, довольно бесцеремонная «реляция». Казалось бы, можно было бы сказать хоть раз правду о подвигах гарнизона, который, кажется, совсем не нуждается в подкрашивании неправдой.

{314} Дружины не удостоились благодарности генерала, должно быть за отсутствием у них выправки...

{315} Ох, эти «секреты»! С некоторого времени каждый раз, когда слышу это слово, мерещится мне что-то нехорошее, что-то боящееся света, глупое, даже гнусное.

{316} Как после объясняли, у одних артиллеристов потери достигли 25 тысяч человек.

{317} Как ни странно, но мне пришлось встретить в Петербурге полковника Г., и я видел у него в петличке орден Св. Георгия IV степени... Интересно, почему он надел этот орден, когда лично им не совершен ни один подвиг? Если он награжден им, то лишь благодаря заслугам его подчиненных, а не своих. Так и хотелось сказать ему его же словами: «Ишь, навесили себя побрякушек!..»

{318} Вторая и третья оборонительная линии, которые могли, по мнению специалистов, оказать значительное сопротивление, устоять не менее месяца даже после уступки японцам Малой Орлиной и литеры Б.

{319} Этим отчасти объясняется тот ореол особой мудрости, которым Фок сумел окружить себя.

{320} «Народы Европы, берегите ваши святые сокровища!»

{321} Мне рассказал один бывший офицер германской службы, путешествовавший под видом купца по всему Дальнему Востоку, что когда он несколько лет тому назад докладывал в Берлине о том, что японская армия составляет очень внушительную силу, то его просмеяли, назвали чуть не дураком.

{322} Сравнивавшими Стесселя с Нахимовым, Суворовым и Кутузовым, военный совет 16 декабря с военным советом в Филях, где Кутузов не согласился с решением совета и приказал отступить из Москвы (но для того, чтобы продолжать войну)... Поэтому не мудрено, что, быть может, генерал Стессель и вообразил, что он и велик, и прав...

{323} Позднее сообщили мне, будто во время посылки парламентера с предложением о сдаче крепости сидел у Стесселя, кроме генерала Фока, и генерал Никитин...

{324} Ныне подтверждается, что в Северной армии было много больше этих «грешников» — уход в тыл и оргии там, в то время как люди были нужны на боевых позициях.

{325} По поводу этого сообщения Н. передал нам, что генерал Смирнов будто высказался в одной частной беседе, что генерал Кондратенко проявил слабость выслушивать мнения всякого подпоручика...

{326} В этом приказе интересен перечень всех имевшихся в Артуре частей сухопутных войск.

{327} Потом выяснилось, что полиции было приказано остаться на местах как не подлежащей плену; но полицмейстер собрал всю свою команду и выступил с ней к месту сдачи как начальник отдельной части...

{328} Ныне в «Вест. Росс. Об-ва Красного Креста» опубликован отчет И.П. Балашова (см.: № 3 от 21 янв. 1906 г. и др.); в этом отчете много интересных данных и фактов из отношений японцев к Красному Кресту и т. д., но вопрос о несвоевременности сдачи крепости обойден им вовсе, не видать в нем и огорчения этой сдачей.

{329} Проверить эти сведения мне не удалось. Также сообщали, что японцы казнили чуть не ежедневно по несколько китайцев.

{330} Оказывается, что японцы взялись за дело не по-нашему, и вскоре все было сделано. У нас, пожалуй, потребовалось бы на это дело несколько комиссий, разные проекты, и дела хватило бы на десять лет.

{331} Сахар так и не был разыскан, он, вероятно, куда-то утек до сдачи.

{332} Впоследствии сообщили мне некоторые участники боя в ночь на 27 января, что будто на эскадре (не говоря о береговых батареях) не знали, какие именно миноносцы ушли в море — двухтрубные или четы-рехтрубные, будто и на эскадре были слухи о готовящихся серьезных маневрах и будто с освещением дежурными судами рейда дело обстояло не особенно блестяще; когда уже стало ясным, что имеют дело с неприятельскими миноносцами, и когда все суда засветили всеми боевыми фонарями, то еще не вдруг удалось поймать в лучах неприятеля.

Далее передали мне следующее: 26 января, когда в Артуре лишь узнали о перерыве дипломатических сношений, но о войне еще не думали, один из офицеров броненосца «Цесаревич», кажется, мичман Л-в, получил из Петербурга депешу от родных, в которой его поздравляли с началом войны и благословляли на бой за честь родины. Он показывал эту депешу товарищам, те было встревожились, показал он ее и старшему офицеру, и дежурному лейтенанту и, наконец, командиру — они не поверили, сказали, что это вздор, что никакой войны еще нет, и не хотели слышать о каких-либо особых мерах бдительности. Но когда в 11 часов вечера раздалась тревога, то все так растерялись, что забыли, что делать в таком случае. Серьезно ожидавший этого Л-в скомандовал людей наверх и стрельбу по неприятелю. Но когда наутро явилось на судно начальство, оно благодарило командира, старшего офицера и дежурного лейтенанта:

— У вас, конечно, были приняты все меры предосторожности: прожектора освещали окрестность, люди дежурили у орудий, вы в тот же момент открыли огонь по неприятелю...

Подсказывалось все то, чего не было, но что должно было быть, начальство прекрасно знало, что все это было упущено. Все-таки и дежурного офицера наградили орденом, а Л-ву не сказали и «спасибо»...

{333} Японцы, надо заметить, вообще предпочитают этот строй фронтовому, думаю, что специалистам военного дела следовало бы обратить и на это некоторое внимание.

{334} Ныне высочайше учрежденная специальная комиссия, можно надеяться, внесет в дело о наградах необходимые коррективы. Говорят, что в этом виноват не один генерал Стессель, некоторые из начальников отдельных частей позаботились лишь о себе, а об офицерах своих забыли. Многих смущают ныне слухи, будто комиссия намеревается просто уравнять всех артурцев в наградах, дать всем не меньше четырех наград.

Это было бы несправедливо: за что же получили бы награды те, кто их не заслужил и за что же не давали бы их тем, кто заслужил их больше? Это было бы продолжением той же артурской несправедливости. Впрочем, это только слухи.

{335} Это, впрочем, блестяще подтвердилось и данными из Маньчжурских армий.

{336} Отмечаю это здесь потому, что люди, сидевшие чуть ли не на берегу и отличавшиеся максимум тем, что давали свое разрешение на какое-либо предприятие младшим офицерам, теперь приписывают все эти подвиги себе. См. например, одно из писем адмирала Лощинского в «Слове» (март 1906 г.).

{337} Говорят, что было брошено даже много послужных списков младших офицеров и документов, дипломов, которые почти невозможно восстановить, теперь замедлено их производство, и прочие недоразумения. Ведь это лишь... младшие офицеры, куда им торопиться!..

{338} Насколько теперь известно, например, в Англии не скрывают нисколько секрета снаряжения артиллерийских снарядов, вещества, которым снаряжают, и количество, которое берут на каждый вид и пр. У нас едва ли до сей поры додумались собрать сведения об изобретениях артурской нужды, для того чтобы использовать их в будущем, усовершенствовать.

{339} Ныне это подтверждается в «Военном голосе», № 119.

{340} И японцы совершенствовали свои ручные бомбочки. По результатам, выясненным на практике, и у них первые опыты были не вполне удачны.

{341} Факт для меня новый, так как я не слыхал до этого, чтобы генерал Стессель распоряжался боевыми припасами и чтобы эти припасы испрашивались у него.

{342} Главные заслуги покойного генерала заключались именно в том, что он интересовался всем, что могло принести пользу обороне, сам обдумывал и охотно выслушивал всевозможные предложения, испытывал предложенное и старался использовать все средства защиты.

{343} После оказалось, что в порту было много этого материала, но об нем или не знали, или же экономили на нем.

{344} Все эти разные изобретения и приспособления могли, конечно, принести много больше пользы, если бы сразу обратили на эту сторону больше внимания, пока было кому работать и где работать. Но у нас всюду оказался «Тришкин кафтан»...

{345} Тоже один из вопросов, требующих тщательного выяснения.

{346} Это касалось офицеров, оставленных в Артуре для сдачи крепости и порта, и семейств офицеров, вышедших к месту сдачи 23 декабря.

{347} Но как потом оказалось, в этих сведениях было очень много вероятного. В сочинении графа Э. Ревентлова «Der Russisch-Japanische Krieg» (вып. 40, с. 455–459) нахожу следующие цифры:

«4 января (22 декабря ст. стиля) в Порт-Артуре было сдано японцам: 546 орудий; из них 54 крупных, 149 средних и 343 малокалиберных; 82 670 снарядов (по уверению русских, преимущественно китайского происхождения); 3 тысячи килограммов (приблизительно 183 пуда) пороху; 35 265 ружей и 1920 лошадей. В гавани нашлось (кроме затопленных 5 броненосцев и 2 крейсеров 1 ранга) 14 контр-миноносцев, канонерок и проч. судов (крейсер 2 ранга, минных крейсеров), 10 меньших и 35 маленьких пароходов (должно быть, катеров). Пленных набралось всего 32 107 человек: из них 12 генералов и адмиралов, 57 штаб-офицеров, 100 старших офицеров флота, 531 капитан и поручик армии, 200 младших офицеров и чиновников флота, 99 армейских чиновников, 109 военных врачей, 20 военных священников, 22 434 нижних чина сухопутной армии, 4500 нижних чинов флота, 3645 нестроевых армии и 500 человек нестроевых флота».

Цифры эти не сходятся с японскими окончательными официальными данными и поэтому нужно полагать, что они добыты корреспондентами, бывшими при осадной армии.

Бременская газета «Weser-Zeitung» (№ 21003, 22 апреля 1905 г.), полученная мною на пути домой, сообщает по японским официальным данным, что в Артуре японцы приняли:.528 орудий. 206 746 снарядов, 36 589 ружей и 5 436 240 патронов. Больных и раненых оказалось 15 307 человек, а всего пленных 41 641 человек; провианта: муки 1 миллион 475 тысяч фунтов (должно быть, германских); ячменя 123 тысячи фунтов, кукурузы 23 330 фунтов; ржи 2250 фунтов; хлеба печеного 1 миллион фунтов; консервированного мяса 58 тысяч фунтов; соли 590 тысяч фунтов и сахара 33 300 фунтов.

Японское издание «The Russo-Japanese War», Kinkodo C°, Tokio, № 8, c. 1110 и 1111, сообщает довольно подробный перечень военной добычи в Артуре, причем главные цифры тождественны с приведенными из «Weser-Zeitung». Особенно интересно здесь то, что провиант перечислен в суточные рационы (пайки), указан калибр и длина дула пушек (в калибрах) и калибр оставшихся снарядов. Привожу только часть этих цифр:

Муки пшеничной 690 тысяч суточных пайков; муки ржаной 80 тысяч пайков; кукурузы 11 200 пайков; рису 1125 пайков; сухарей 666 666 пайков (120 тысяч японских кван); консервов 175 тысяч пайков; соли 23 333 333 пайка и сахара 1 333 333 пайка; купажу для лошадей на 56 дней.

Снарядов артиллерийских всего 206 734; из них: 12-дюймовых 47 шт.; 28-см (11-дюймовых) 130 шт.; 24-см (10-дюймовых) 34 шт.; для 23 см (9-дюймовых) пушек 31 шт.; для таких же мортир 105 шт.; для 6-дюймовых (15-см) пушек Канэ 719 шт.; для скорострельных 6-дюймововых пушек 2741; для 6-дюймовых мортир 267 шт.; для 6-дюймовых пушек на батареях (должно быть, крепостных) 1199 шт., 120-миллиметровых 827; для 107-миллиметр. (42-линейных) пушек 1282 шт.; для 105-мм пушек 441 шт.; для 87-миллиметр. полевых 13 449; для 78-мм полевых 98; для 75-мм скорострельных 7148; для таких же полевых 39 395; для 65-мм морских орудий 4074; для 57-мм скорострельных 21 592; для 47-мм скорострельных 20 372; для 37-миллиметровых скоростр. 67 813; для 25-мм (1-дюймовых, должно быть, Гочкиса) 420; для пулеметов Маузера 24 550».

(Примечание:

если из этого числа отбросить последние две цифры, как подлежащие скорее к разряду патронов, и, как русскими властями утверждалось, около 60 тысяч китайских снарядов, непригодных для наших пушек, т. е. всего отбросить 90 тысяч, то все еще получается такая цифра (116 734), при наличности которой и зная, что много снарядов удалось бросить в море и взорвать до заключения капитуляции, — трудно утверждать, что не было снарядов, хотя и преимущественно малокалиберных; но в числе оставшихся более 5 тысяч снарядов крупных от 12-дюймовых до 42-линейных, пригодных для наших орудий).

«Ружей принято всего 36 598; из них пехотных магазинок 25 700; простых (берданок) 2 200; кавалерийских магазинок 7765; простых 114; малокалиберных (должно быть, японских) 369; револьверов 370, китайских малокалиберных 60 штук.

Патронов ружейных 5 436 240, револьверных 7 тысяч шт.».

Кроме этих печатных данных в бытность мою в Чифу и Шанхае люди, близко стоящие к делу, сообщили мне, между прочим, будто морским ведомством было сдано победителям 7 тысяч крупных и 160 тысяч мелкокалиберных снарядов, провианта: сухарей белых (галет) 32 тысяч пудов; сухарей ржаных 18 тысяч пудов; муки пшеничной 7 тысяч пудов, муки ржаной 18 тысяч пудов; масла коровьего 160 пудов.

Угля сдано 155 тысяч тонн (т. е. 9 миллионов 610 тыс. пудов).

Кож (кожевенного товара) сдано на 70 тыс. руб.

На одном Тигровом полуострове сдано японцам: бездымного пороха 2 800 пудов, снарядов 12-дюймовых 250 штук (8-дюймовые будто удалось сжечь все до единого; 6-дюймовых патронов 3 тысячи шт., 75-мм патронов 2 тысячи; 47-мм патронов 25 тысяч, ружей 3-линейных 125 шт. и патронов к ним 600 тысяч штук.

Все эти цифры, если их считать даже лишь приблизительными, если взять из них только среднее (у нас утверждалось, будто сдано меньше, японцы же уверяли, что ими принято всего больше, чем опубликовано — не успели-де все сразу перечесть), и то получаются очень внушительные данные. Отрицать же все эти цифры никак нельзя. Откуда-нибудь да они взяты!

Бросается в глаза то обстоятельство, что в морском ведомстве оказались некоторые запасы, о которых, вероятно, сухопутное ведомство не знало.