Содержание
«Военная Литература»
Дневники и письма

1968 год

Гибель Гагарина на всю жизнь останется для меня самым большим несчастьем... Я потерял лучшего из моих друзей, которому девять лет подряд постоянно передавал все лучшее, что имел сам. Десятки раз я спасал его от крупнейших неприятностей. Ни на секунду не задумываясь, я отдал бы за него свою жизнь...

Я знаю: пройдут годы и появятся новые выдающиеся покорители космоса, но ни один из них не сможет подняться до величия подвига Юрия Гагарина.

Январь

15 января.

Две недели отдыхали на даче — мой отпуск совпал со школьными каникулами. Много ходил на лыжах, приучил к лыжне внучку и внука. Оля проходила по 5–6 километров в день, а Коля — не более 300–400 метров. Первую неделю я проходил по 9–12 километров в день, но затем пришлось резко сократить лыжные прогулки из-за 30-градусных морозов. В последнюю неделю Оля переболела корью.

В первых числах января космонавты Николаев, Леонов, Попович, Быковский, Хрунов, Горбатко, Заикин, Волынов и Шонин окончили Академию имени Жуковского. Лучше других сдал все экзамены и защитил дипломную работу Евгений Хрунов — он получил диплом с отличием. Все эти товарищи с 8 января начали подготовку к экспедиции на Луну, поэтому они были вынуждены несколько форсировать завершение дипломных работ. Ребятам пришлось в конце 1967 года и первой недели января усиленно потрудиться, но они успешно справились с повышенной нагрузкой и заслуженно получили дипломы инженеров.

До мая 1968 года полностью закончат программу обучения в академии и защитят дипломные работы Гагарин и Титов. Таким образом во второй половине этого года все космонавты-мужчины и две женщины (Пономарева и Соловьева) будут иметь законченное высшее образование, занятия в академии будут продолжать только Терешкова, Кузнецова и Еркина.

Сегодня Терешкову с приступом острого аппендицита отправили в клинику Вишневского. Поздно вечером Николаев сообщил мне по телефону, что операция прошла успешно и Валя чувствует себя вполне удовлетворительно.

16 января.

Вчера более четырех часов заседал лунный совет. Присутствовали Афанасьев, Келдыш, Тюлин, Керимов, Мишин, Челомей, Казаков, Мордасов, Глушко, Пилюгин и другие; от Министерства обороны были Булычев, Карась, Мельников, Широбоков и я.

По первому вопросу повестки дня — о необходимости доработок контрольно-измерительного комплекса (КИК) — с докладом выступил Керимов. Тезисы доклада и предложения Керимова были активно поддержаны Афанасьевым, Келдышем, Мишиным и другими. Генералы Карась, Агаджанов и Мельников, соглашаясь с необходимостью усовершенствования КИКа для управления полетами на Луну, категорически возражали против развития гражданского командного пункта управления (МОМ, Мозжорин) и настаивали на выделении от промышленности головной организации, ответственной за проведение доработок. Но представители промышленности настояли на том, что головной организацией должен быть военный институт НИИ-4 (Соколов), — лунный совет принял решение, не посчитавшись с мнением военных.

Затем заслушали доклад контр-адмирала Борисова о средствах поиска ВМФ в водах Индийского океана. Для надежного обнаружения и эвакуации космических кораблей, приводняющихся в полосе 6000 на 100 километров (от Антарктиды до Индии), требуется, как минимум, 20 океанских судов с вертолетами и 10 самолетов типа Ан-22 или Ту-95. Затраты на переоборудование судов, самолетов, вертолетов, на строительство КП и развитие средств связи составят 600 миллионов рублей. (К этой сумме надо еще прибавить расходы на содержание средств поиска на суше и в акваториях Тихого океана.) Такие громадные деньги приходится тратить на поиск потому, что ЦКБЭМ (Мишин) почти ничего не делает для повышения точности посадки космических кораблей и не выполняет требования ВВС и решения правительства об оснащении их надежными средствами самообозначения (радиомаяки, светомаяки и прочее).

По вопросам обеспечения безопасности космонавтов при полете на Луну и особенно при посадке на Луну, выходе на ее поверхность и возвращении на Землю с докладами выступили Мишин, Северин и Бурназян. Все три доклада произвели тягостное впечатление: разработка необходимых мероприятий в зачаточном состоянии, исследований проведено очень мало, еще нет твердых решений, испытания систем и агрегатов только начинаются (Северин заявил, что для отработки лунного скафандра ему нужно еще два года). На всех вариантах технических решений лежит печать неверия в возможности космонавтов и переоценки роли автоматов, много непродуманных, почти фантастических требований к системе жизнеобеспечения (например, Мишин требует, чтобы лунный скафандр Северина обеспечивал безопасное пребывание космонавта в открытом космосе в течение трех суток и позволял выполнять «прогулки» по Луне на расстояние до 5 километров). Из-за недоверия к космонавтам и увлечения автоматикой скафандр и многие другие системы корабля получаются громоздкими и тяжелыми: скафандр весит около 100 килограммов; с целью страховки перехода космонавта из корабля в корабль на лунной орбите на одном из них устанавливается штанга (80–90 килограммов); для страховки выхода космонавта на лунную поверхность и возвращения в корабль устанавливается специальное приспособление весом до 100 килограммов. Задание космонавту на время пребывания на Луне и особенно при выходе на ее поверхность сильно перегружено различными мелочами, создающими дополнительные трудности обеспечения его безопасности.

По моему мнению, главная цель первого полета на Луну должна быть четко сформулирована и строго ограничена. Я представляю эту цель так: долететь до Луны, произвести посадку на ее поверхность, выйти из корабля на лунный грунт, возвратиться в корабль, взлететь с Луны и благополучно возвратиться на Землю. Эта главная задача может быть несколько расширена по решению космонавта и с разрешения руководителя полета, причем разумные пределы задачи должны быть предусмотрены заранее. Надо обязательно ограничить время пребывания вне корабля, удаление от него и другие действия космонавта. Нужно разработать не только программу пребывания на Луне и вне корабля, но и методику всех действий космонавта — так, как мы это делали при подготовке выхода Леонова в открытый космос. Короче говоря, над организацией экспедиции на Луну надо еще много думать и искать ее оптимальные варианты исходя из главной задачи первого полета, а многое второстепенное смело переносить на последующие полеты. В этом деле нужен коллективный ум и использование всего опыта космических полетов, а не односторонние и скороспелые решения Мишина.

17 января.

Вчера Афанасьев, Керимов, Мишин, Цыбин и Анохин посетили ЦПК ВВС. Афанасьев приехал в Центр впервые. Керимов и Мишин побывали в ЦПК уже по два-три раза, а Цыбин и Анохин бывают еженедельно.

Главная цель приезда министра Афанасьева — разобраться в недоразумениях во взаимоотношениях между ВВС и ЦКБЭМ и ознакомиться с учебно-тренировочной базой Центра. Министр внимательно осмотрел все тренажеры, а на тренажерах «Волга» и «Л-1» посидел в кресле пилота и совершил короткий «космический полет». На аэродроме он осмотрел самолеты авиаполка и термобарокамеру ТБК-60. Афанасьев остался доволен знакомством с Центром и не раз повторял: «Молодцы, хорошо сделано. Жалею, что не был у вас раньше...» По главному предмету наших споров с ЦКБЭМ (ВВС выступают за полное соответствие тренажера космическому кораблю, а Мишин — за упрощенные тренажеры) Афанасьев целиком на нашей стороне. Поддержал он нас и по всем другим претензиям ЦПК к ЦКБЭМ. В ходе осмотра тренажера «Л-1» у министра было несколько резких перепалок с Мишиным. Афанасьев высказался за отражение на тренажере работы всех автоматических систем и за установку в ЦПК навигационной ЭВМ «Салют». В ответ на заявление Мишина, что этого делать не нужно и что он заниматься этим не будет, Афанасьев сказал: «Ну, это мы еще посмотрим — как решим, так вы и будете делать». «Нет, — продолжал упорствовать Мишин, — я этого делать не буду и «Салют» я им не дам, космонавты могут тренироваться на этой машине у нас». После этой выходки Мишина (а он все время вел себя, мягко выражаясь, некорректно и говорил много грубостей и нелепостей, отказываясь от своих же подписей и многочисленных обещаний) Афанасьев, обращаясь к Керимову и Цыбину, сказал: «Ну, я не думал, что дела так плохи... Тут надо многое немедленно исправлять. Вы имейте в виду, что Мишин только пошумит, а за все его безобразия спросят с нас...»

Я не стал подливать масла в огонь и не сказал министру, что Мишин не выполняет его распоряжения по согласованию программы «Л-3» и других вопросов подготовки экипажей. Договорились, что составим план мероприятий по всему комплексу задач подготовки космонавтов, утвердим его и будем строго требовать исполнения. Афанасьев обещал повторно приехать в Центр для контроля за исполнением плана мероприятий.

19 января.

Вчера Муся вместе с Андрияном Николаевым была в госпитале у Терешковой. Валя чувствует себя хорошо и через неделю, наверное, выпишется.

Гагарин и Титов усиленно работают над дипломными проектами, рассчитывая окончить академию до 23 февраля, и поэтому настоятельно просят не отрывать их на поездки и встречи. А заявок много: только сегодня поступили приглашения в Мексику, Швецию и Польшу, были звонки из Ленинграда, Пензы и Нальчика с напоминаниями о приглашении космонавтов. Я делаю все возможное, чтобы поменьше отрывать их от дела, но часто получаю категорические требования от ЦК КПСС и Министерства обороны об участии космонавтов в съездах, конференциях, торжественных собраниях и различных встречах. Вот и сегодня получил распоряжение организовать встречу с американской делегацией и еще две встречи с иностранными корреспондентами. (Далее в рукописи приводится рапорт полковника Николаева — Ред.)

«Командиру войсковой части 26266

В 1967 году космонавты проводили большую пропагандистко-агитационную работу среди трудящихся в Советском Союзе и за границей.

Выезды космонавтов для встреч с коллективами учреждений и организаций, а также поездки в командировки для выступлений показаны в следующей таблице:

<
№ п/п Фамилия Выезды в Москву для встреч и выступлений Командировки Всего командировок Примечание
СССР За границу
1 Гагарин Ю.А. 26 6/21 1/10 7/31 Числитель - количество поездок, знаменатель - количество дней
2 Николаев А.Г. 36 3/11 1/10 4/21
3 Титов Г.С. 17 2/7 1/14 3/21
4 Николаева-Терешкова В.В. 36 3/11 2/27 5/38
5 Быковский В.Ф. 29 1/5 1/8 2/13
6 Попович П.Р. 38 5/18 2/21 7/39
7 Беляев П.И. 32 5/29 3/34 8/63
8 Леонов А.А. 55 4/20 2/22 6/42

Всего:
269 выездов
268 человеко-дней

В среднем:
34 выезда
17 учебных дней
33 учебных дня

Все поездки в командировки, а также выезды для встреч и выступлений в районе г. Москвы связаны с отрывом от занятий по подготовке космонавтов. В среднем каждый из них совершил 34 поездки в район г. Москвы, что значительно превышает число выездов, установленные Главнокомандующим ВВС (две поездки в месяц).

На указанные в таблице выезды для встреч и командировки затрачено в среднем на каждого космонавта 50 учебных дней. Такое большое количество выездов в значительной степени влияет на качество выполнения программы подготовки космонавтов.

Прошу Вашего ходатайства перед вышестоящим командованием об уменьшении числа выездов летчиков-космонавтов для встреч и выступлений.

Командир 1 отряда космонавтов полковник Николаев 12 января 1968 года».

22 января.

Провел совещание с Иоффе, Волынкиным, Фроловым, Кузнецовым и другими. Обсудили требования ВВС к учебному (летающему) космическому кораблю — ТТЗ на разработку такого корабля обещал рассмотреть министр общего машиностроения Афанасьев. По нашему мнению, учебный корабль должен быть трехместным и обеспечивать продолжительность полета до 8–10 суток, возможность выхода в открытый космос и обучение управлению всеми системами корабля; кроме того он должен иметь дублированную систему посадки (запасная ТДУ и запасной парашют).

Обсудили мы также наши претензии к ЦКБЭМ и пришли к выводу, что они сводятся, в основном, к необходимости:

1) строить тренажеры не упрощенные, а полностью соответствующие космическим кораблям;

2) ускорить согласование программ подготовки космонавтов и состава экипажей;

3) выполнить решения ВПК по установке на кораблях Л-1 средств самообозначения — маяков;

4) продолжать работы по обеспечению пожаробезопасности;

5) выделить 4 макета кораблей для обучения поисковых групп;

6) проработать вопросы дублирования всех элементов системы посадки корабля Л-1;

7) провести дополнительные испытания систем жизнеобеспечения и посадки.

24 января.

Был в МОМ у Тюлина и Керимова. Тюлин передал мне отзывы министра о Центре подготовки космонавтов почти в тех же выражениях, какие мы слышали от самого С. А. Афанасьева, — это лишний раз подтверждает, что Сергей Александрович был искренен, когда хвалил Центр.

Тюлин и Керимов очень внимательно рассмотрели наши претензии к ЦКБЭМ по 29 пунктам и признали, что 26 из них следовало бы удовлетворить, а по трем остальным надо руководствоваться заключением правительственной комиссии и рекомендациями экспертной комиссии по Л-1 академика Ишлинского. При этом Керимов и Тюлин высказали пожелание, чтобы я встретился с В.П.Мишиным и согласовал с ним претензии ВВС. Я сказал, что не возражаю против встречи с Мишиным, но думаю, что он примет три претензии и отвергнет 26.

Я сделаю еще одну попытку прийти к соглашению с Мишиным, хотя и уверен, что из этого ничего не получится: надо убедить самого себя в том, что сделал все возможное для улучшения взаимопонимания между ЦКБЭМ и ВВС.

26 января.

25–26 января провели первую научную конференцию в ЦПК. В работе конференции участвовали все космонавты (кроме Николаева и Терешковой) и руководящий состав Центра и институтов ВВС. Оба дня на заседаниях присутствовал и дважды выступал маршал Руденко. По общему мнению, конференция прошла хорошо и с большой пользой для всех ее участников. С докладами и сообщениями выступили более 40 человек. Лучше других выступили Хлебников, Береговой, Леонов, Попович, Титов, Карпов, Фролов, Беляев. Обсуждались задачи летно-космической, медико-биологической и инженерной подготовки космонавтов, а также вопросы развития учебно-тренажной базы и капитального строительства. Все материалы конференции будут отредактированы и изданы до 20 февраля, а ее рекомендации должны быть подготовлены в начале февраля и в этом же месяце рассмотрены на коротком пленарном заседании. Генерал Кузнецов, как организатор конференции, приложил мало личных усилий для успешного ее проведения, не сумев привлечь к активному участию в подготовке конференции летавших космонавтов — Гагарина, Николаева, Титова, Быковского, Беляева.

27 января.

Сегодня я, Гагарин, Титов, Попович, Быковский, Беляев и Леонов более полутора часов были на приеме у маршала И.И.Якубовского.

Маршал встретил нас очень приветливо, выслушал наши просьбы и обещал нам свою помощь. Мы рассказали ему о нашей обеспокоенности отставанием СССР от США в военных исследованиях в космосе и о действиях Главного конструктора Мишина, тормозящих выполнение решения правительства по строительству военно-исследовательского корабля 7К-ВИ и направленных против создания орбитальной станции «Алмаз» Челомея. Маршал обещал переговорить по этим вопросам с Л.В.Смирновым и выразил намерение вызвать к себе С.А.Афанасьева и В.П.Мишина. При этом он сказал, что по собственному опыту знает о трудностях взаимодействия с главными конструкторами, и попросил помочь ему обстоятельно подготовить все необходимые материалы. Якубовский согласился также с тем, что попытки Мишина послать в космос больных и недостаточно подготовленных людей — Анохина, Феоктистова и других — чреваты большими неприятностями, и сказал, что он поддержит нас в борьбе за более тщательную подготовку космонавтов. По вопросу о штатах ЦПК ВВС маршал попросил меня доложить ему наши конкретные предложения и пообещал лично рассмотреть их. В разговоре активно участвовали Гагарин, Леонов и Беляев, а Титов и Попович удачно поддерживали их, — только Быковский не сумел включиться в беседу. Ребята остались довольны встречей с маршалом и выразили радужные надежды на его помощь в наших трудных космических делах.

При прощании Якубовский, обращаясь ко мне, сказал: «Звони, пиши, заходи и докладывай по любому вопросу. Мы с министром мало знаем о космосе, и если вы не будете нас теребить, то и помощи не получите...» Попытаюсь воспользоваться любезностью маршала, хотя и хорошо понимаю, что он может помочь нам решить далеко не все наши проблемы. С Иваном Игнатьевичем Якубовским я встречался уже десятки раз — вояка он хороший, но уровень его познаний довольно скромный. В сегодняшней беседе я еще раз убедился, что маршал очень далек от современной авиации и космонавтики (он и сам несколько раз повторил одну и ту же фразу: «Я о космосе знаю мало — не больше, чем рядовые граждане...). И все же такие встречи нужны и полезны.

30 января.

26 января очередное испытание САС корабля Л-1 во Владимировке закончилось неудачно: после срабатывания САС парашют раскрылся и наполнился воздухом, но в процессе устойчивого спуска произошел преждевременный отстрел стренги — парашют погас, и корабль на большой скорости ударился о землю и сгорел.

Автоматика на кораблях «Союз» и Л-1 работает плохо. Ранее уже были отмечены два случая срабатывания двигателей мягкой посадки на больших высотах (2 и 4 тысячи метров вместо 1,2 метра). Отмечено также два случая ненадежного отстрела стренги парашюта. В первом случае при взрыве ракеты УР-500К САС сработала хорошо, и корабль приземлился в районе Джезказгана, но после посадки стренга не отстрелилась, и корабль ветром протянуло по земле метров 600; место посадки было ровное, и корабль почти не пострадал, но на неровной местности такое протаскивание может привести к плачевным последствиям. Во втором случае из-за преждевременного отстрела стренги корабль сгорел. Повторяется старая болезнь — излишняя автоматизация космических кораблей. Она держит нас мертвой хваткой, задерживая развитие всех видов пилотируемых космических полетов.

Сегодня более трех часов провел в Институте авиационной и космической медицины. Беседовал с Волынкиным, Карповым, Ребровым, Гениным и Кузминовым. Ознакомился с состоянием «Волчка» — тренажера по спуску корабля Л-1 в атмосфере Земли с торможением от второй космической скорости. Сроки готовности тренажера давно прошли по вине промышленности, несмотря на то, что он задан решением правительства для подготовки космонавтов к облету Луны. Вычислительная машина М-220, центрифуга, кабина корабля Л-1, пульт инструктора и другие основные узлы тренажера на месте, но нет еще отдельных агрегатов кабины и индикатора параметров полета, нет методики тренировок экипажей и не готовится инструкторская группа. ЦКБЭМ не уделяет достаточного внимания этому тренажеру — лишь Б.В.Раушенбах использовал его как моделирующий стенд для отработки спуска (проведено 600 «полетов»), а другие товарищи из руководства ЦКБЭМ (Мишин, Трегуб, Черток) в институте ни разу не были. Н.Ф.Кузнецов и космонавты также недооценивают этот очень важный тренажер и не помогают институту в завершении его строительства. Надо будет заставить руководителей ЦПК полнее использовать «Волчок» и «нажать» на Тюлина и Мишина, чтобы ввести его в строй через 2–3 месяца.

Провел совещание по обоснованию требований к учебному летно-космическому кораблю. Необходимость создания трехместного учебного корабля признается всеми: он поможет нам лучше готовить космонавтов и избежать ошибок при формировании экипажей для длительных специальных полетов. Корабль должен быть дешевым, весить не более 5 тонн (носителем его может стать ракета «Восток») и иметь надежные дублированные системы связи, ориентации и посадки, а также оборудование, позволяющее обучать космонавтов управлению полетом и спуском корабля.

31 января.

Собирался сегодня поехать к В.П.Мишину, но не поеду. Вчера утром я разговаривал с ним по телефону, и он сказал мне: «Николай Петрович, сегодня не могу — давайте встретимся завтра в любое время». Говорить «встретимся в любое время» — значит проявлять неуважение к самому себе и бестактность по отношению к посетителю. С Королевым у нас такого никогда не было. Шесть лет я работал с Сергеем Павловичем, мы встречались сотни раз, были и у нас с ним срывы и переносы встреч, но, во-первых, срывов было мало, а во-вторых, мы всегда своевременно предупреждали друг друга о возможных переносах и всегда назначали точное время очередной встречи.

Зная цену пресловутому «в любое время», я сегодня в 9 часов утра позвонил Мишину и получил такой ответ: «Николай Петрович, сейчас никак не могу принять вас. Наверное, встретимся завтра или сегодня после обеда. Я вам позвоню...» Маленькая, но очень характерная черта: Мишин не может организовать даже свой личный рабочий день, а ведь организовывать работу коллективов, которыми он «командует» (вся космическая кооперация), в тысячу раз труднее. Не в этом ли главные причины наших двухлетних неудач? Многое не нравится мне в Мишине, и я глубоко убежден, что из него ничего похожего на Королева никогда не получится, хотя он и сидит на его месте уже два года. Но все же я буду встречаться с Мишиным и пытаться положительно влиять на него, сознавая необходимость деловых встреч с Главным конструктором и преодолевая свою антипатию к нему.

Февраль

3 февраля.

Весь вчерашний день был занят на партийной конференции ВВС. Конференция прошла гладко, ораторы умело обходили то, что думали, — довольствуясь только тем, о чем можно сказать, не вызывая большого переполоха. Меня все время подмывало выступить и рассказать о наших космических неурядицах, но, пожалуй, я хорошо сделал, что не выступил: реальной помощи не получил бы, а лишь вконец испортил бы отношения с вершителями судеб космических исследований, что отрицательно сказалось бы на деле.

В последние дни мне несколько раз звонили Г.А.Тюлин и Главный конструктор лунников Георгий Николаевич Бабакин — оба просили подключить ЦНИИ-30 (Иоффе) к новой работе Бабакина, связанной с возвращением с Луны на Землю автоматического устройства весом 40–50 килограммов. Я обещал выполнить их просьбу: работа Бабакина полезная, хотя она и опоздала минимум на 2–3 года. Сейчас, когда мы уже сделали две попытки облета Луны кораблем Л-1 с возвращением его на Землю (правда, обе попытки были неудачными из-за отказов в ракете УР-500К), когда идет подготовка пусков целой серии подобных кораблей, не совсем разумно возвращаться к тому, что должно было предшествовать процессу создания кораблей Л-1: подобные мероприятия можно объяснить только непродуманностью наших программ и планов освоения космоса.

6 февраля.

Больше двух часов беседовал один на один с В.П.Мишиным. Встреча была полезной: мы уточнили сроки готовности кораблей «Союз» и Л-1, даты их пусков и сроки ввода в строй тренажеров и стендов. Особенно внимательно мы рассмотрели состав экипажей для «Союза» и Л-1.

Длительное время (почти год) Мишин настаивает на включении К. П. Феоктистова в состав первого экипажа «Союза» в качестве командира активного корабля. Мы (ВВС и МО) категорически возражали и возражаем против участия Феоктистова в полете на «Союзе» из-за его слабого здоровья и плохого самочувствия в полете на «Восходе». Кроме того, имеется решение ЦК КПСС и правительства, согласно которому командирами космических кораблей должны назначаться только космонавты из военных летчиков, да и в интересах обороны страны МО больше, чем промышленность, нуждается в кадрах командиров кораблей, обладающих опытом стыковки в космосе. Мишин, по-видимому, все-таки понял, что ему вряд ли удастся протолкнуть кандидатуру Феоктистова, и в сегодняшней беседе он впервые начал употреблять выражение «если Феоктистов не полетит...» Мы договорились о назначении экипажей для «Союза» в таком составе: первый экипаж — Феоктистов, Береговой, Волынов, Хрунов, Елисеев; второй экипаж — Шонин, Николаев, Горбатко, Кубасов. В этот список Феоктистов включен условно: в ближайшие дни его кандидатура будет рассматриваться на медицинской и Государственной комиссиях. В случае, если кандидатура Феоктистова не пройдет, Мишин предложил назначить командиром активного «Союза» инженера Елисеева. В этом экспромте сказался весь Мишин: до пуска осталось 2–3 месяца, Елисеев уже год готовится к выходу в открытый космос, а командиром активного корабля он ни одного дня не готовился, и, не имея летной подготовки, он в сравнении с Береговым (по опыту полетов и испытаний) выглядит как котенок перед львом. Но все это мало смущает Мишина, и он готов драться за кандидатуру Елисеева. Я сказал, что подготовить Елисеева к роли командира корабля за три месяца нельзя, но все же обещал рассмотреть это предложение Мишина и дать ему официальный ответ.

Нашу просьбу о создании учебного космического корабля Василий Павлович воспринял хорошо и обещал поддержать ее. Все другие наши предложения по техническим вопросам (тренажеры, оборудование кораблей и прочее) он в основном принял и обещал рассмотреть их в недельный срок. А вот по составу экипажей Л-1 мы не сумели договориться. Пришли к согласованному решению, что командирами кораблей Л-1 будут Леонов, Быковский, Попович и Волошин, но вопрос о членах экипажей остался открытым. В настоящее время на эту роль готовятся Макаров, Воронов, Артюхин, Рукавишников, Севастьянов и Ершов, но ни один из них не имеет опыта орбитальных полетов, без которого их нельзя включить в состав экипажей, предназначаемых для облета Луны. Я настойчиво просил Василия Павловича продумать возможность участия этих товарищей в орбитальных полетах. По графику Мишина, начиная с марта и до конца этого года, должны ежемесячно выполняться полеты (технологические и пилотируемые) кораблей «Союз» и Л-1. Согласно этому графику в 1968 году в космосе должны побывать 16–18 человек. Думаю, что такое намерение невыполнимо, но 6–10 человек, пожалуй, смогут подняться в космос.

В ходе беседы было немало острых моментов, когда мне хотелось высказать Мишину всю правду о его скоропалительных решениях, непродуманных предложениях и грубых промахах, но я, зная, что это может принести больше вреда, чем пользы, заставлял себя сдерживаться и тем самым удерживал и Мишина от новых ошибок. Мишин несколько раз пытался расхваливать своих кандидатов в экипажи (особенно Феоктистова и Елисеева) и плохо отзывался о Быковском, Береговом и других военных космонавтах. У меня не было желания раздувать перед Мишиным недостатки его протеже — в основном, они очень хорошие ребята, и не их грех, что они не так здоровы, как военные космонавты, и что мы комкаем их подготовку, пытаясь за месяцы сделать то, на что требуются годы. Но не заступиться за Быковского и Берегового я не мог и сказал Мишину: «Василий Павлович, вы плохо знаете космонавтов, неверно оцениваете их возможности, и это приносит вред делу». В общем, расстались мирно, но без уверенности, что сумеем дружно и хорошо работать.

8 февраля.

Сегодня мне позвонил полковник в отставке Долгополов, который в свое время был инструктором-летчиком на Каче (Качинская военная авиационная школа летчиков — Ред.) и обучал полетам Вершинина, Жигарева и других больших руководителей ВВС. С Долгополовым мы вместе работали в ДОСААФ, у нас с ним сложились хорошие взаимоотношения. Долгополов сообщил, что его вызывает к себе Главный маршал авиации Вершинин и просил совета, как ему с ним держаться. Я ответил: «Как инструктору с курсантом». Долгополов: «Вы все шутите, ведь я тридцать лет его не видел». Я: «Приезжайте. Ручаюсь, что встреча будет прекрасной. Вы поплачете вместе, займетесь воспоминаниями, а я вас в это время сфотографирую».

В разное время, но по одному и тому же вопросу заезжали Гагарин и Титов. Оба доложили, что готовятся 19 февраля защищать дипломные работы в Академии имени Жуковского. В этом году Гагарин и Титов будут много летать: Гагарин восстановится как летчик первого класса и займется руководством летно-космической подготовки в ЦПК, а Титов будет заканчивать свое оформление в качестве летчика-испытателя и кандидата на облет орбитального самолета Микояна.

10 февраля.

Состоявшаяся вчера встреча Долгополова с Вершининым прошла замечательно. Главком, зная о моих хороших отношениях с Долгополовым, пригласил на встречу и меня, а я попросил его пригласить генерала Кутасина — одного из ветеранов Качинской школы. Вершинин с большой благодарностью вспоминал всех своих качинских учителей, дал высокую оценку методике обучения, дисциплине и порядкам в школе. Он сказал, что Качинское летное училище было и остается одним из лучших училищ ВВС. Обращаясь к Долгополову, Вершинин спросил: «А помнишь, как после одной из проверок моей техники пилотирования ты сказал, что если я буду так летать, то обязательно разобьюсь?» Помолчав с полминуты, он добавил: «Я на всю жизнь запомнил этот урок, и, наверное, только поэтому не разбился...» В конце встречи мы сфотографировались на память.

Был в ЦПК, утвердил персональный состав групп «Союз», «Л-1», «Алмаз» и «7К-ВИ», провел совещание руководящего состава Центра и приказал переформировать отряды космонавтов. Сейчас в ЦПК три отряда:

1-й отряд (Л-3, Л-1, «Союз») — командир отряда Николаев;

2-й отряд ( «Алмаз», 7К-ВИ) — командир отряда Попович;

3-й отряд (слушатели) — командир отряда Никерясов.

12 февраля.

Вчера ездил на дачу один, Муся не могла поехать из-за болезни внуков — Оля и Коля уже несколько дней гриппуют. Ходил на лыжах (снегу за городом очень много). Зима в этом году свирепая, с большими и длительными морозами (по ночам до минус 30 градусов). Пожалуй, это самая холодная зима за все послевоенные годы.

Генерал Горегляд и полковник Смирнов доложили о заседании экспертной комиссии по кораблю Л-1. Судя по их докладам, Мишину удалось подмять под себя академиков Ишлинского, Петрова и других членов комиссии (кроме военных) и вытравить из акта экспертизы все острые моменты. Я согласен с тем, что переделывать сейчас весь корабль не имеет смысла (на это уйдет два-три года), — надо готовить полет на имеющемся корабле без существенных и длительных переделок. Но надо идти в полет с открытыми глазами, зная, что риск его велик, что корабль далек от совершенства и что вероятность полного успеха полета небольшая. Окончательную оценку качества корабля можно будет дать только после восьми технологических пусков. Мы уже провели четыре таких пуска, и только два из них были успешными. Будем верить, что четыре предстоящих беспилотных пуска корабля Л-1 пройдут успешно.

15 февраля.

К.А.Керимов сообщил мне вчера по телефону о том, что Тюлин и Мрыкин серьезно больны и в ближайшие две-три недели рассчитывать на них не приходится. На полигоне, как сказал Керимов, все будет подготовлено к пуску Л-1 в первой половине марта — нужен председатель Государственной комиссии. Керим Алиевич назвал трех наиболее вероятных кандидатов на эту должность: Келдыш, Руденко, Каманин. Я высказался за кандидатуру маршала Руденко, и Керимов согласился с моим мнением. Сегодня я говорил по этому поводу с Руденко: он в принципе не возражает возглавить Госкомиссию, но прежде намерен посоветоваться с Вершининым и Гречко.

Звонил В. Н. Челомей и просил при очередном пуске Л-1 заснять с самолетов старт ракеты УР-500К. Челомея беспокоят две последние аварии ракеты: он не совсем уверен, что выявлены все ее дефекты, и надеется, что контроль с воздуха поможет обнаружить возможные локальные взрывы в процессе ее подъема. Я дал согласие выделить для этой цели 2–3 самолета и наиболее подготовленных кинооператоров.

Звонил Гагарин. Он просит о том, чтобы при защите 17 февраля его и Титова дипломных работ было поменьше парадности. Я целиком с ним согласен и уже отказал ТАСС, радио и редакциям газет в допуске на защиту их корреспондентов. Приказал генералу Кузнецову ограничить допуск на защиту узким кругом лиц из академии и Центра.

А еще сегодня звонила Валентина Терешкова. Она ходатайствовала о допуске ее подопечных — Татьяны Кузнецовой и Ирины Соловьевой — к участию в парашютных соревнованиях. Соревнования состоятся 17 февраля, а Соловьева и Кузнецова не прыгали с парашютом с августа прошлого года. Пришлось сказать Вале, что она просит о невозможном и поступает как старшая женской группы космонавтов неправильно, ходатайствуя об участии в соревнованиях Кузнецовой и Соловьевой, имеющих длительный перерыв в прыжках. Валя оправдывалась тем, что они чемпионы, мастера спорта и имеют сотни выполненных ранее прыжков с парашютом. Я сказал ей на это, что сейчас в Гренобле находятся сотни наших мастеров спорта, и мы каждый день видим их провалы (коньки, лыжи, танцы на льду и т. д.).

17 февраля.

На заседании НТК Генерального штаба вчера обсуждалось предложение Главного конструктора В.П.Мишина: не строить корабль 7К-ВИ, а вместо него построить военно-исследовательский корабль на базе «Союза». Соответствующее письмо подписано В.П.Мишиным и Д.И.Козловым — Главным конструктором 7К-ВИ. Мишин «изнасиловал» Козлова и заставил его подписать «отречение». Сложилась очень трудная обстановка: все военные выступают за строительство 7К-ВИ, но Главный конструктор корабля сам отказался от него, и теперь нам некого и нечего защищать от нападок Мишина. На вчерашнем заседании Алексеев, Юрышев, Гайдуков и другие генералы были готовы защитить Козлова и его корабль, но Козлов, отказавшийся от своего детища, поставил всех нас в глупейшее положение. Между прочим, разговаривая сегодня с Козловым по телефону (он в Куйбышеве), Павел Попович спросил его, будет ли он драться за свой корабль, на что тот ответил: «Если бы мне дали возможность работать, я бы построил 7К-ВИ, но сам я выступать в его защиту не могу — меня дважды вызывал министр Афанасьев и приказал не подводить Мишина».

В своем выступлении на вчерашнем заседании в Генштабе я сказал, что предложение Мишина подводит мину под всю нашу программу военных исследований в космосе: оно направлено не только против 7К-ВИ, но и против «Алмаза». Мишин стремится сохранить свою монополию на создание пилотируемых кораблей и делает все, чтобы помешать развитию новых баз для их строительства у Козлова и Челомея. Он идет на прямой обман, заверяя военных в том, что его корабль будет лучше, надежнее и дешевле 7К-ВИ. Мишин забывает, что по первому решению ЦК КПСС корабль 7К-ВИ должен был летать уже в 1967 году, а по второму решению (и по обещанию Козлова) он должен подняться в космос до конца 1968 года. Но из-за безответственного отношения Мишина к военным исследованиям и плохого контроля ЦК (Устинов) за исполнением своих решений 7К-ВИ не будет построен и в 1969 году. Мишин обещает (в сотый раз!) построить новый корабль к будущему году, но я уверен, что это обещание, как и сотни других, он не выполнит, а самое главное — мы не получим корабль 7К-ВИ и лишь потеряем впустую два-три года. В такой ситуации добиться восстановления работ над 7К-ВИ можно было бы только через обращение в ЦК КПСС. Я предложил НТК Генштаба просить маршала Гречко поставить этот вопрос перед ЦК и добиваться выделения предприятия Козлова в самостоятельное КБ (сейчас оно является филиалом ЦКБЭМ). Все присутствующие поддержали в принципе мое предложение, но никто не высказал намерения лично драться за такое решение, а генерал Алексеев выразил опасение, что КБ Козлова сейчас самостоятельным не сделают из-за большой его загрузки тематикой «Н-1 — Л-3».

Итак, военные снова капитулировали перед Мишиным, согласившись с его вреднейшими предложениями. Я выступал и выступаю против такой капитуляции, но теперь у меня уже нет никакой уверенности в том, что ВВС смогут пробить брешь в позиции Мишина, поддержанной МОМ, ВПК, ЦК и Министерством обороны. Да, Мишин пока продолжает одерживать победы на Земле и наращивает число поражений в космосе.

19 февраля.

В субботу 17 февраля Юрий Гагарин и Герман Титов защитили дипломные работы в академии имени Жуковского. Оба выступали хорошо и получили дипломы с отличием. После защиты руководители академии и ЦПК пообедали вместе с космонавтами (были Волков, Матвеев, Горегляд, Кузнецов, Белоцерковский, Костенко и другие товарищи). Отчеты о защите помещены в «Красной звезде» и других газетах.

Сегодня утром Главком Вершинин вручил мне медаль «50 лет Вооруженных Сил СССР». Вместе со мной получили медали ветераны авиации: Руденко, Скрипко, Агальцов, Брайко, Полынин, Пстыго, Мишук, Мороз, Гудков. Славные все имена, жизнь каждого — поэма. Жаль только, что годы несутся с космической скоростью и скоро всем нам надо будет закругляться. Многие из нас излишне долго задерживаются на службе — надо уступать дорогу молодым. В ближайшие два-три года руководство ВВС должно заметно помолодеть.

В редакции газеты «Известия» провели встречу с журналистами, посвященную 50-летию Советской Армии. От ВВС были Руденко, Мороз, Пышнов, Филиппов, Гагарин, Чечнева, Василевский и другие товарищи. Встреча прошла очень хорошо. Редактор «Известий» наговорил нам кучу любезностей и вручил всем памятные медали.

21 февраля.

Вчера провели заседание Госкомиссии по комплексу УР-500К — Л-1. Вел заседание Г.А.Тюлин — он еще неважно себя чувствует, но намерен работать и даже лететь на полигон.

Основной доклад о причинах двух последних аварийных пусков УР-500К сделал Владимир Николаевич Челомей, а дополнил его Главный конструктор двигателей Александр Дмитриевич Конопатов. Причина отказа двигателей в последнем пуске точно не установлена. Их эксплуатационная надежность высокая, но тем не менее из семи пусков ракеты УР-500К с этими двигателями три были аварийными. Оба докладчика считают, что наиболее вероятной причиной отказа двигателей в компоновке второй ступени УР-500К являются преждевременное (до выхода двигателей на рабочий режим) воспламенение и локальные взрывы топлива, вызываемые его местными перегревами до 200 и более градусов. Челомей, Мишин и Конопатов предложили ряд доработок, гарантирующих устойчивый выход двигателей на нормальный режим работы. Комиссия согласилась с намеченными мероприятиями и разрешила готовить очередной пуск.

По состоянию корабля Л-1 с докладами выступили Мишин и Трегуб. Испытания корабля до сих пор не закончены, и на нем еще возникает много отказов, но учитывая, что до полета Л-1 с экипажем будут выполнены еще четыре технологических пуска и что первый же облет Луны беспилотным кораблем с возвращением его в атмосферу Земли со второй космической скоростью может на многое открыть нам глаза, Госкомиссия сочла целесообразным произвести очередной пуск в первых числах марта. Решили вылететь на полигон 27 февраля, а пуск УР-500К с Л-1 наметили на 1–2 марта (на полигоне уже полным ходом идет подготовка ракеты и корабля к пуску).

Самыми темными и наиболее трудными моментами в предстоящем полете будут корректировка траектории корабля и определение района его посадки. Мишин и Трегуб обещают поставить на последний технологический корабль специальную аппаратуру, обеспечивающую засечку трассы входа его в атмосферу с помощью «Кругов» (мощные наземные пеленгаторы — Ред.),  — это даст возможность за 2–3 часа до посадки прогнозировать ее район с точностью 150 на 150 километров. Но для трех очередных технологических пусков возможные районы посадки составляют полосу шириной 2000 километров от экватора до Северного полюса (Мадагаскар, Индия, Новосибирск, Северный полюс). Обнаружить «молчащий» корабль в такой полосе и быстро найти его после посадки — дело и безумно дорогое (сотни самолетов, десятки кораблей и прочее) и почти безнадежное.

22 февраля.

Говорил с Вершининым и Руденко по вопросу о строительстве военных космических кораблей. Подробно доложил им о совещании в НТК Генерального штаба 16 февраля и о мотивах, вынудивших НТК отказаться от строительства корабля 7К-ВИ и согласиться с сомнительными предложениями Мишина. Оба маршала поначалу высказались против соглашательской линии НТК, но узнав о результатах наших переговоров с Д.И.Козловым, вынуждены были с болью в сердце проглотить горькую пилюлю.

Уже более двух недель проводятся собрания, посвященные 50-летию Советской Армии, и все хотят видеть на них не только армейских ветеранов, но и героев космоса. Поступают тысячи приветствий и приглашений, но мы не можем удовлетворить и сотой доли просьб о встречах с космонавтами, хотя они выступают почти ежедневно, а иногда и по два-три раза в день.

Вчера на совещании главных конструкторов Мишин объявил, что 26 февраля он отправляет на полигон два технологических корабля «Союз» с намерением осуществить их пуск в период с 5 по 10 апреля. Мишин опять явно торопится. Испытания парашютной системы и СЖО «Союза» еще не закончены, а морские испытания корабля даже и не начинались. В этих условиях даже при отличных результатах полета двух технологических кораблей мы не сможем дать согласия на полет с людьми. Я говорил с Мишиным по этим неотложным вопросам, но он, как всегда, легкомысленно отмахнулся от них, как от назойливых мух.

26 февраля.

23 февраля мы с Мусей были на торжественном собрании в Кремлевском Дворце съездов, а на другой день — на правительственном приеме в Кремле. На торжествах присутствовали все космонавты с женами, все члены Политбюро, все маршалы (кроме Жукова и Рокоссовского — они больны). ВВС представляли: Главные маршалы авиации Вершинин, Новиков, Голованов, маршалы авиации Руденко, Агальцов, Скрипко, Красовский, Логинов, Савицкий. Маршал А.А.Новиков серьезно болен, сильно исхудал, передвигается с помощью жены. Многие ветераны Вооруженных Сил награждены орденами, а некоторые получили очередные воинские звания. Маршалы Ворошилов и Буденный награждены третьей звездой Героя. Ворошилов выглядит плохо и почти ничего не слышит, но Буденный чувствует себя хорошо и с удовольствием принимал поздравления друзей.

27 февраля.

Вчера участвовал в заседании Межведомственного совета по космическим исследованиям под председательством М.В.Келдыша. Обсуждали проект плана космических исследований до 1975 года с помощью автоматических летательных аппаратов. Заслушали выступления Седова, Благонравова, Федорова, Зельдовича, Виноградова, Газенко, Бармина, Грингауза, Имшенецкого и других. В выступлениях академиков было много полезных дополнений к плану (в частности, В. П. Бармин внес предложение практически заняться проблемами создания базы на Луне), но в целом план недостаточно продуман — в нем предусматриваются и такие эксперименты, ценность которых очень сомнительна. Я выразил пожелание рассмотреть и уточнить восьмилетний план космических исследований, проводимых с участием экипажей пилотируемых кораблей. Келдыш заверил меня, что такой план будет рассмотрен советом в ближайшее время.

Вчера вечером долго беседовал с Валентиной Терешковой по ее просьбе. Несколько дней назад Терешкову вызвал к себе секретарь ЦК КПСС Б.Н.Пономарев и предложил ей занять пост председателя Комитета советских женщин (вместо Н. Поповой). Валя напугана этим предложением и очень просила помочь ей отказаться от этого почетного поста. Три года назад, когда решался вопрос о том, чем заниматься Терешковой после полета, я настоятельно рекомендовал Вале готовить себя к большой общественно-политической деятельности. Я говорил ей, что как бы она ни старалась, но после окончания академии имени Жуковского она будет всего лишь рядовым инженером, каких у нас тысячи. Я пытался убедить Валю, что ничего существенно нового в космонавтике она уже не сделает, а на общественно-политическом поприще в масштабе Союза да и всей планеты она могла бы внести большой вклад в борьбу за мир, с блеском представляя советских женщин на всех международных и всемирных форумах. Тогда Валя не прислушалась к моим доводам и поступила на учебу в академию. Вчера мы с ней были вынуждены вернуться к этой теме с той лишь разницей, что к моим советам присоединились и рекомендации ЦК партии.

Я еще раз обстоятельно объяснил Терешковой необходимость активизации ее общественной деятельности, стараясь убедить ее в том, что, выступая с высоких государственных трибун, она могла бы оказать огромную помощь делу освоения космоса в нашей стране. Но Валя осталась на прежних позициях: она за окончание академии и за продолжение работы в ЦПК. Мотивируя такое решение, она ссылалась на свои болезни и недомогания, участившиеся в последние два-три года, на желание лично участвовать в воспитании Аленки (у нее слабенькое здоровье, она часто болеет, а няни нет), на необходимость укрепления семьи (частые поездки за границу и работа в Москве могут нарушить сложившиеся порядки в быту). Валя со слезами на глазах умоляла меня не отпускать ее из Центра, уверяя, что новая работа может погубить ее. Не хотелось, но пришлось согласиться с упорным желанием Терешковой продолжать работать в ЦПК. Обещал Вале оказывать всяческую помощь.

28 февраля. Тюра-Там.

На самолете Ту-124 прилетели на полигон. Летели южным маршрутом с дозаправкой в Астрахани (по северному маршруту очень плохая погода). На Волге и Каспии еще лед, в районе полигона кое-где белеет снег, Сырдарья тоже еще скована льдом.

На аэродроме нас встретили генерал-лейтенант Долгушин, «молодой генерал» Анатолий Семенович Кириллов (получил звание генерал-майора 23 февраля), начальник штаба полигона и другие товарищи. Вместе со мной прилетели Гагарин, Быковский, Воронов, Севастьянов и специалисты из ЦПК (почти одновременно с нами из Москвы в Евпаторию вылетела другая половина группы «Л-1» во главе с А.А.Леоновым). Разместились в домике космонавтов (в новой гостинице «Космонавт» не закончена меблировка комнат). Приближение весны на полигоне почти не ощущается: температура 10 градусов ниже нуля, местами еще держится снег, дует сильный ветер. Мишина и Челомея здесь пока нет — работой по подготовке ракеты руководит Ю.Н.Труфанов, а за подготовку корабля отвечает Евгений Васильевич Шабаров. Все работы ведутся по графику из расчета пуска корабля Л-1 2 марта с целью облета расчетной точки, удаленной от Земли на 330 000 километров.

29 февраля.

Космонавты занимались сегодня изучением документации корабля Л-1 и технических особенностей ракеты УР-500К, а я с генералом Долгушиным и группой офицеров изучал возможность кинофотосъемок с борта самолетов начального участка полета ракеты. О проведении таких съемок просил В. Н. Челомей, а также Г. А. Тюлин. Сложность этого дела состоит в том, что Челомея интересует 126-я секунда полета (отделение первой ступени), — в этот момент ракета будет находиться на высоте 41 километр и на удалении 47 километров от старта, и даже при идеально точном выходе самолетов в расчетную точку съемки расстояние между ними и ракетой составит 35–40 километров, а снимать с такого расстояния обычными кино — и фотоаппаратами — дело почти безнадежное. Было бы целесообразно оборудовать 2–3 самолета длиннофокусной аппаратурой и уверенно проводить съемки за облаками в целях контроля полета ракеты и разделения ее ступеней (подобные съемки, по-видимому, потребуются при стартах Н-1 и других мощных носителей). Пока же решили попробовать заснять подъем ракеты УР-500К обычными аппаратами для приобретения необходимого опыта съемок. С этой целью я приказал генералу Долгушину выделить два самолета Ан-12 и один Ту-124: подготовить и оттренировать их экипажи.

Воздушная разведка доложила, что все Аральское море покрыто льдом (особенно толстый лед у берегов). Ледокола на Арале нет, и морские суда, предназначенные для поиска и эвакуации космических кораблей, не могут выйти в море. Вероятность посадки в акватории Арала небольшая, но у нас один корабль уже тонул в нем, и мы обязаны сделать все, чтобы в случае попадания Л-1 в море быстро спасти его. В данной конкретной обстановке для эвакуации корабля можно будет использовать только вертолеты. Вертолет Ми-6 имеет внешнюю подвеску длиной всего 9 метров, а по опыту подъема корабля с воды требуется для обеспечения безопасности удлинить подвеску до 20 метров. Я дал задание подготовить удлиненную подвеску и провести ее испытания.

Все средства поиска и эвакуации корабля Л-1 уже сосредоточены на аэродромах и готовы к работе. Поскольку предстоит полет беспилотного корабля, то его поиск будем осуществлять только в основном районе посадки — круге радиусом 500 километров западнее Караганды. В запасных районах посадки (Индийский океан, Индия, Иран и другие страны) поисковых средств у нас пока нет: в случае спуска корабля за пределами основного района посадки он будет подорван.

Март

1 марта.

Сегодня на полигон прилетели Мишин, Челомей, Бармин, Казаков, Карась и другие члены Госкомиссии.

Генерал Карась рассказал мне о состоявшемся вчера у Л.В.Смирнова просмотре американского кинофильма «Советы в космосе», снятого при участии АПН (в фильм включены и кадры с моим интервью американцам). По словам Карася, ряд моих ответов на вопросы американцев якобы вызвал «эмоции» у присутствующих, причем особенно не понравился им мой ответ на вопрос о причинах недоверия между СССР и Америкой. Мне помнится, что я выразился примерно так: «...В обстановке, когда США ведут войну во Вьетнаме и создают напряженность на Ближнем Востоке и в других районах земного шара, Советский Союз не может с доверием отнестись к предложениям США о сотрудничестве в космосе». Генерал Карась сказал, что это мое высказывание было охарактеризовано как излишне либеральное и очень мягкое, и дал понять, что в ЦК и правительстве желали бы услышать более резкие выражения по адресу руководства США ( «грязная война», «фашистские методы ведения войны», «мировой жандарм» и тому подобное). Карась не назвал фамилии товарищей, выступивших с упреками в мягкотелости моих высказываний, и мне показались странными эти придирки. Все прояснилось, когда спустя три часа после этого разговора мне позвонил генерал Горегляд, который сказал, что «эмоции» проявлял только один Карась, но представители КГБ и ЦК КПСС не согласились с ним, а Л.В.Смирнов заявил: «Каманин отвечал правильно, и вы, товарищ Карась, напрасно выступаете здесь в таком духе...»

Вечером провели заседание Госкомиссии. Челомей, Мишин, Труфанов, Шабаров и другие главные конструкторы доложили, что подготовка ракеты и корабля закончена и что они уверены в успехе предстоящего пуска. Приняли решение: пуск ракеты УР-500К с кораблем Л-1 произвести 2 марта в 21 час 29 минут 23 секунды. Мы умеем осуществлять старты космических ракет-носителей с точностью до долей секунды, но сейчас такая высокая точность не требуется, — можно допустить и задержку пуска до трех минут (корабль должен облететь не Луну, а расчетную точку, удаленную от Земли на 330 000 километров). На ракете и корабле есть еще кое-какие недоделки, несущественные для данного старта, но которые должны быть обязательно устранены до последующих пусков, когда корабль пойдет в облет Луны. Госкомиссия обязала Мишина и Челомея готовить очередной пуск на 23 апреля с полным завершением всех доработок и испытаний систем корабля и ракеты.

2 марта.

Вчера был чудесный, тихий и теплый день. Метеорологи обещали хорошую погоду и на сегодня, но, как это часто бывает, ошиблись: с утра низкая сплошная облачность, сильный ветер с порывами до 18 метров в секунду, пурга, температура минус 3 градуса.

Сегодня космонавты продолжают изучение систем корабля Л-1, занимаются они прилежно и корабль знают хорошо. Может быть, именно потому, что космонавты отлично знают все достоинства и недостатки ракеты и корабля, у них нет былой веры в космическую технику. Раньше, при Королеве, каждый космонавт считал за высокую честь допуск на заседание Государственной комиссии, а вчера Гагарин, Быковский и другие товарищи просили у меня разрешения не присутствовать на заседании. Три года непрерывных неудач рассеяли нашу былую уверенность в успешном осуществлении каждого очередного полета в космос. Среди членов Госкомиссии и главных конструкторов проявляются пессимизм и уныние. Даже председатель Госкомиссии генерал-лейтенант Г. А. Тюлин и тот не уверен в успехе предстоящего пуска.

Хотя из семи пусков УР-500К три были аварийными, я верю в эту ракету Челомея. Ее принципиальная схема и конструкция не вызывают сомнений: причины аварии кроются в издержках производства и подготовки ракеты к старту — еще 4–5 пусков, и она будет доведена до высокой надежности. А вот к творениям ЦКБЭМ, и в частности, к кораблю Л-1, у меня отношение другое: многое в этом корабле еще заставляет сомневаться в его надежности — система управления спуском, парашютная система, точность ориентации корабля и коррекции его траектории, СЖО и прочее и прочее. Все недостатки корабля я подробно изложил письменно, подписывая вместе с Гагариным, Иоффе и Смирновым заключение экспертной комиссии по Л-1. На недостатки Л-1 мы неоднократно указывали В.П.Мишину и его заместителям, много писали и официальных бумаг: Мишина возмущают «придирки» ВВС, а нас возмущают его легкомыслие и неспособность сделать хороший корабль.

Для всех нас, как воздух, нужен успешный пуск — неудача принесет нам новые неисчислимые беды и может убить у людей веру в себя, в коллективы и в возможности нашей космической техники. Хочу верить, что сегодняшний пуск будет удачным. У меня нет полной уверенности в надежной работе всех систем корабля; трудно поверить и в возможность успешной посадки его на территории СССР при первой же попытке возвращения к Земле со второй космической скоростью — это было бы уж очень большой удачей.

3 марта. Тюра-Там — Москва.

Лег спать в 4:30, а в 7:00 я был, как обычно на полигоне, уже на ногах. Утро выдалось теплое (плюс 2 градуса), физзарядкой занимался на воздухе. Сегодня в 10:00 вылетим в Москву, а Гагарин с группой космонавтов — в Евпаторию.

Вчера пуск УР-500К с кораблем Л-1 был осуществлен точно в заданное время. В темную облачную (нижняя кромка облаков на высоте 150 метров) ночь мы наблюдали пуск с 81-й площадки. Подъем ракеты был виден нам не более 5–7 секунд, после чего она скрылась в сплошной облачности, и только потрясающий грохот двигателей с постепенным ослаблением звука подтверждал нормальный ход полета. Позже наблюдавшие старт ракеты экипажи трех самолетов (они летели на высотах 9, 10 и 11 километров) доложили: «Высота верхней кромки облаков 8300 метров, облачность трехслойная, между слоями разрывы по 1,5–2 километра». Все экипажи наблюдали пуск через облака, хотя и находились в 15–20 километрах от точки старта: яркое пятно просматривалось через всю толщу облачности, яркость резко увеличивалась, когда ракета пролетала между слоями облаков. Полет ракеты до отделения первой ее ступени заснят на фото — и кинопленку всеми экипажами.

Это был первый опыт съемки с воздуха старта УР-500К. Мы не знали, какое воздействие окажет ракета на окружающую атмосферу в момент преодоления ею звукового барьера, и поэтому держали самолеты подальше от старта. Когда они уже были в воздухе, в беседе с В. Н. Челомеем и баллистиками я установил, что ракета проходит звуковой барьер на 57-й секунде полета на высоте 7250 метров и на удалении 1700 метров от старта. Учитывая эти данные, при последующих пусках можно будет держать самолеты ближе к старту (до 3–5 километров) и лучше заснять весь ход полета от начала подъема до отделения первой ступени на 126-й секунде.

Через два часа после пуска стало совершенно ясно, что на этот раз ракета УР-500К сработала отлично и вывела корабль Л-1 на расчетную околоземную орбиту. В 22:41:19 был включен двигатель разгонного блока «Д» — он отработал 459 секунд, разогнав корабль до второй космической скорости. Корабль полетел по почти расчетной траектории: он должен обойти расчетную точку на удалении 330 000 километров и повернуть к Земле. Это будет первое возвращение космического корабля к Земле со второй космической скоростью. До сих пор мы и американцы отправили уже не один десяток беспилотных летательных аппаратов на Луну, в сторону Луны, Марса и Венеры, но ни один из них не только не мог возвратиться на Землю, но даже не имел возможностей для попытки возвращения в сторону Земли. Пуск Л-1 2 марта 1968 года имеет задачей возвращение корабля с посадкой на Землю, и по данным на 9:00 3 марта есть все основания надеяться на полное и успешное выполнение программы полета.

...В 15:00 произвели посадку в Москве. Вместе с нами с полигона возвратились Челомей, Карась, Казаков, Гуровский и другие товарищи. Генерал Кузнецов, встретивший нас на аэродроме, доложил: «Полет корабля проходит нормально. Группа Гагарина произвела посадку в Евпатории».

Сегодня вся наша семья в Москве, и я решил не ездить на дачу. Ребята чувствуют себя нормально, Оля ходит в школу, а Коля — в детскую группу при доме. Муся жалуется на усиление болей в животе, но продолжает работать по 15 часов в сутки. Я просил ее, чтобы она отдохнула несколько дней на даче или поехала в санаторий, но она и слышать об этом не хочет.

4 марта.

До сегодняшнего утра полет корабля Л-1 (в открытой печати он получил наименование «Зонд-4» — Ред.) проходил без замечаний. В 7:35 должна была состояться первая коррекция траектории полета (на удалении 225 000 километров от Земли), но коррекция не прошла из-за отказа системы ориентации: Солнце было «захвачено», но звезду Сириус астродатчик «не нашел». Связь с кораблем хорошая — мы получаем полную телеинформацию о его состоянии и ходе полета. Возможно, нам еще удастся заставить работать систему ориентации. При реальной траектории полета первая и вторая коррекции не имеют решающего значения для успешного завершения полета, но если нам не удастся выполнить и третью коррекцию (на удалении 167 000 километров на пути к Земле), то корабль может не войти в атмосферу Земли, и его посадка на планету станет невозможной. Пока еще рано делать выводы и заключения — надо продолжать попытки усмирить «вздыбившегося коня», — но отказ системы ориентации — это первая ложка дегтя в бочку меда (мед Челомея, а деготь Мишина). Сегодня я весь день изучал возможные варианты управления ориентацией Л-1: надежд немного, но еще не все потеряно.

Звонил А.И.Царев — ВПК начинает беспокоиться о формировании экипажей для «Союзов». Я ответил Цареву: «Все будет хорошо, если немедленно уберете Феоктистова».

5 марта.

Повторные попытки ориентировать корабль не дали результатов: астродатчик «захватывает» Сириус, но через две секунды бросает его, — по-видимому, что-то мешает нормальной работе астродатчика. Будем пытаться ориентировать Л-1 по Венере. Я подробно доложил Вершинину о возникших на борту корабля неполадках. Главком глубоко интересуется программой полета и хочет знать все до мелочей. Насколько могу, удовлетворяю его любознательность.

Встречался сегодня с представителями ЦКБЭМ С.Н.Анохиным и С.В.Петелиным. Мне удалось согласовать с ними три важных документа:

1. Требования к членам экспедиции на Луну (исходные данные для подготовки космонавтов);

2. Программу подготовки членов лунной экспедиции;

3. План проверки знаний у членов экипажей кораблей «Союз».

Генералы Кузнецов и Фролов доложили, что тренажер «Союз» и ТБК-60 еще не готовы к тренировкам космонавтов, хотя есть строгое указание МОМ об окончании всех работ по оборудованию тренажера и термобарокамеры до 10 марта. Космонавты группы «Союз» возобновили полеты на невесомость на самолете Ту-104. По моему приказанию Феоктистов в них не участвует, и это взбесило Мишина. На днях придется снова держать тяжелый бой за правду против капризов «вельмож» и их покровителей, но я убежден, что Феоктистов не полетит на первую стыковку «Союзов».

6 марта.

Полет Л-1 продолжается — сегодня корабль пройдет точку апогея и начнет приближаться к Земле. Полет проходит нормально, работают все средства радиосвязи и телеметрии. Сегодняшние попытки сориентировать корабль и откорректировать траекторию его полета в конце концов увенчались успехом. Первая попытка ориентации была проведена при минимальном затемнении датчика астроориентатора, вторая — при максимальном, и обе они оказались неудачными. В третьей попытке использовали фильтр средней плотности и добились успеха. При коррекции двигатель отработал 15 секунд и сообщил кораблю импульс 9,129 метров в секунду, близкий к расчетному (9,202 метра в секунду), — появилась вероятность вхождения корабля в атмосферу Земли без дополнительной коррекции. Сейчас баллистики уточняют новую траекторию полета, и часа через два обстановка окончательно прояснится. Есть все основания надеяться, что нам удастся даже осуществить посадку корабля на Землю. Но мы уже успели растерять веру в нашу «космическую фортуну» и будем довольны и более скромным результатом — попаданием Л-1 в расчетный коридор входа в атмосферу со второй космической скоростью.

Сегодня звонили из ЦК партии и просили дать соображения ВВС по приглашениям космонавтов в зарубежные поездки. Дал согласие на поездку Титова в Италию, а Терешковой — во Францию. Отказался от многих приглашений в Аргентину, Голландию, Францию и Швецию, имея в виду, что ранее я уже дал согласие на поездки космонавтов в Африку, в Мексику, Австрию, Швейцарию и Японию.

7 марта.

Расчеты по данным измерения параметров полета Л-1 после осуществления коррекции показывают, что корабль возвращается к Земле по почти расчетной траектории и войдет в земную атмосферу без дополнительной коррекции. Все системы корабля функционируют нормально. У всех нас растет уверенность в успешном завершении полета.

Сегодня из Управления кадров ВВС мне сообщили, что вчера Главный маршал авиации К.А.Вершинин приказом № 0159 перевел моего сына — кандидата технических наук инженер-майора Каманина Льва Николаевича — с должности старшего научного сотрудника ЦНИИ-30 в академию имени Жуковского на должность преподавателя. По существу это перевод по болезни: Лева в последнее время жалуется на ослабление памяти, и врачи настойчиво рекомендовали ему переменить работу. Буду надеяться, что новая обстановка и помощь начальника кафедры генерала Мелькумова (он обещал лично помогать Леве) благоприятно скажутся на здоровье сына.

Звонила Валя Терешкова: ей запланировали в 17:00 быть в Кремлевском Дворце съездов, а в 18:00 — на заводе «Серп и молот», и Валя опасается, что торжественное собрание в Кремле затянется и она не сможет вовремя приехать на завод. Я договорился с секретарем МГК КПСС А. П. Шапошниковой — Алла Петровна обещала отпустить Терешкову из президиума собрания в 17:45. Последние дни космонавты выступают по два-три раза в день.

9 марта.

Траектория полета «Зонда-4» после коррекции измерялась несколько раз — она почти совпадает с расчетной, и при входе в атмосферу корабль, снизившись до 45,8 километров, «подпрыгнет» затем на высоту 145 километров, после чего пойдет на спуск. По расчетам баллистиков корабль должен совершить посадку 9 марта в 21 час 56 минут (на 13 минут позже расчетного времени).

Генерал Фролов и инженер-полковник В. А. Смирнов доложили о результатах совещания в МАП по парашютной системе «Союза». 5 марта главный конструктор парашютной системы вместе с Мишиным утвердили акт о ее доработках, а 7 марта на совещании в МАП Ткачев заявил: «Парашютной системы для «Союзов» нет — она перетяжелена и ненадежна». (Раньше в течение двух лет на всех заседаниях Госкомиссии Ткачев утверждал, что его система имеет надежность «три девятки».) Казаков, Литвинов и Цыбин приняли решение о продолжении доработок и испытаний парашютной системы, испытания могут быть закончены в конце мая. Таким образом, в апреле мы не сможем запустить в космос технологические «Союзы», а пилотируемые полеты на «Союзах» будут возможны только во второй половине года. Все это — результат неоднократных безответственных заявлений Мишина и Ткачева о высокой надежности корабля и его систем. В ноябре 1967 года на совещании в Евпатории Мишин обещал запустить пилотируемые «Союзы» в декабре. А после подрыва пассивного корабля на снижении (после отличной стыковки), когда все мы, в том числе и Мишин, убедились, что системы ориентации и посадки ненадежны, он обещал (на совещании в самолете во время перелета из Евпатории в Москву 2 ноября) переделать корабль и подготовить пуски двух технологических «Союзов» в феврале-марте 1968 года. Я просил тогда Мишина и его ближайших помощников дать нам надежный корабль хотя бы в мае-июне.

Задержки с пусками «Союзов» будут тормозить всю нашу космическую программу (Л-1, Л-3, «Алмаз»). В этих условиях нас мог бы выручить учебный космический корабль, о постройке которого мы просим уже семь лет. Придется форсировать наши хлопоты об учебном корабле и изучить возможности привлечения к этому делу В. Н. Челомея.

11 марта.

В субботу вечером я, Горегляд, Кузнецов и группа космонавтов во главе с Николаевым побывали на командном пункте (теперешнем Центре управления полетами — Ред.) у Юрия Александровича Мозжорина. Кроме нас на КП были Келдыш, Афанасьев, Тюлин, Казаков, Ломов и другие товарищи.

Зал управления космическими полетами хорошо оборудован, есть схема полета, схемы корабля Л-1 и его систем. На большом экране демонстрируются ход полета и все справочные данные. Связь КП со стартом, с Евпаторией и со всеми пунктами наблюдения и управления полетом вполне удовлетворительная: данные измерений и прохождения команд от морских судов, находящихся в Атлантическом и Индийском океанах, мы получали через каждые 5–10 минут. Но очень большим недостатком КП является то, что на экране демонстрируются не фактические, а лишь расчетные параметры полета. Мы наблюдали первое и второе вхождение Л-1 в атмосферу Земли, нам показали даже раскрытие парашюта и плавный спуск корабля в расчетную точку на территории СССР. Однако фактически спуск проходил иначе: корабль вошел в атмосферу точно в расчетное время, но он так и не вышел из нее... Из-за отказа СУС (система управления спуском) корабль снижался не по расчетной, а по неуправляемой баллистической траектории, и в 150–200 километрах от Африканского побережья (над Гвинейским заливом) на высоте 10–15 километров он был подорван включением АПО. Мишин и Тюлин с разрешения Устинова и Смирнова взорвали ценнейший корабль из-за боязни, что он может попасть в руки американцев.

Все семь суток полет Л-1 проходил отлично: выполнив всю программу полета, космический корабль впервые в мире возвратился к Земле. Но из-за отказа СУС (агрегат ЦКБЭМ) он не смог долететь до территории СССР, и перестраховщики решили его взорвать — о новом большом успехе советской космонавтики мир ничего не будет знать. А жаль, что не довели этот полет до посадки; мы могли бы проверить посадочную систему Л-1 в реальных условиях, а возможно, сохранили бы и сам корабль. Полет закончился гибелью корабля, но он дал нам очень многое — опыт этого полета поможет лучше подготовить последующие облеты Луны.

12 марта.

Беседовал с Гагариным, Леоновым, Поповичем и другими офицерами ВВС, находившимися во время полета Л-1 на командном пункте в Евпатории. Пребывание космонавтов на этом КП во время полета лунных кораблей, бесспорно, полезно, но пока еще недостаточно организовано. Гагарин как старший группы далеко не все сделал для более эффективного использования возможностей КП и организации учебы космонавтов. При будущих полетах обязательно буду назначать старшим на КП в Евпатории Горегляда, Кузнецова или сам буду возглавлять группу космонавтов.

Рассказы космонавтов и специалистов о ходе полета и снижения корабля Л-1 подтверждают главную причину аварийного исхода полета — отказ СУС. При прохождении кораблем атмосферы на его борту были зарегистрированы перегрузки до 20 единиц. Необходимо дальнейшее тщательное изучение условий входа в атмосферу Земли со второй космической скоростью. Воздействия на корабль и экипаж перегрузок, кинетического нагрева и других факторов полета будут резко различными при управляемом и при баллистическом спусках. При подготовке экипажей лунных кораблей нам надо предусмотреть более тщательное изучение этих различий.

Получил материалы 7-го Международного конгресса по неопознанным летающим объектам (НЛО), который состоялся в городе Майнце (ФРГ) в период с 3 по 6 ноября 1967 года. Представителям 34 стран, участвовавшим в конгрессе, были продемонстрированы документальные фильмы «Правда о летающих тарелках», «Феномен 7,7» и «Летающие диски»; было выставлено более 200 фотографий, сотни книг и периодических изданий со всех пяти континентов. Заслушав и обсудив 25 докладов, участники конгресса единогласно провозгласили, что «НЛО являются летательными аппаратами из Вселенной». Конгресс обратился в ООН и к правительствам всех стран с воззванием поддержать идею создания Международного института по изучению НЛО с целью обезопасить нашу планету от возможных акций агрессии из космоса. Можно было бы легко отмахнуться от всех этих «идей», назвав поднятую вокруг НЛО шумиху бредом сумасшедших, но сделать это не так просто, как кажется на первый взгляд. Дело в том, что кампанию по изучению НЛО возглавляют умные и хитрые люди из США и ФРГ, преследующие свои вполне определенные цели (разведка, выделение субсидий, создание глобальной системы наблюдения за космосом под эгидой США и другие) и использующие для их прикрытия популярные версии о космических пришельцах.

Когда-нибудь человечество обязательно установит связи с внеземными цивилизациями. Можно даже поверить в то, что в далеком прошлом на Землю прилетали космические корабли из Вселенной, но приплетать к этой величайшей проблеме тысячи «летающих тарелочек» по меньшей мере ненаучно. Лет семь тому назад я высказал мнение, что «летающие блюдца» — это не материальные физические предметы, а явления типа миражей, порожденные причудами оптики. Возможно, они имеют какую-то связь с полетами самолетов, вертолетов, аэростатов и спутников — о «блюдцах» заговорили лишь последние двадцать лет, когда резко возросла интенсивность всех видов полетов. Я и сейчас остаюсь при своем мнении. У меня имеются уникальные снимки из космоса, сделанные Титовым и Поповичем, на которых запечатлены различные «блюдца», «рюмки» и другие причудливые фигуры. После полета Титова мы много занимались изучением этих явлений природы и пришли к выводу, что это всего лишь ее «фокусы».

13 марта.

Звонил А.М.Петросьянц — председатель Государственного комитета по атомной энергии. Он возглавляет советскую делегацию, отъезжающую 25 марта в Италию, — в составе этой делегации в Италию поедет и Герман Титов. Петросьянц просил выслать ему доклад Титова на тему «Человек и космос». Я приказал Титову и генералу Газенко до 16 марта подготовить такой доклад.

Вчера разговаривал по телефону с Керимовым, который сообщил, что ему звонили из ЦК и рекомендовали послать К.П.Феоктистова в Венгрию вместе с И.В.Шикиным — председателем комитета Госконтроля — на национальный праздник этой страны, отмечаемый 4 апреля. Керимов добавил, что для ВВС участие Феоктистова в этой поездке наверняка приемлемо, так как оно может служить косвенным признанием со стороны МОМ непригодности Феоктистова к повторному полету в космос. Я ответил Керимову, что мы не возражаем против поездки Феоктистова за границу, но мы против всяких половинчатых решений о его непригодности к полету и за твердое и окончательное решение не готовить Феоктистова в полет. Керимов сказал, что ему тоже надоела эта неопределенность с Феоктистовым и что он выскажется против его поездки в Венгрию.

Сегодня Главком утвердил рассчитанную на 2,5 года программу подготовки космонавтов для экспедиции на Луну. Фактически уже с января этого года мы начали готовить по этой программе 18 космонавтов. Первые полеты лунного корабля по орбите вокруг Земли могут состояться во второй половине следующего года, а экспедиция на Луну — не раньше 1970–1971 годов. Хотя в решениях ЦК и правительства были записаны более ранние сроки (1967–1968 годы), ракета Н-1 и корабль Л-3 еще не готовы. В «идеологии» корабля Л-3 до сих пор многое остается неясным. Ракета Н-1, согласно последним решениям, должна выйти на старт в марте этого года, но она не выйдет и в мае. С работами над Н-1 и Л-3 мы отстали на целых три года и тем самым дали США возможность вырваться вперед: американцы уже осуществили первый пуск ракеты «Сатурн-5» с лунным кораблем «Аполлон», а на 25–26 марта они уже намечают второй полет «Аполлона». В американской лунной программе есть и уязвимые места — использование жидкого водорода в качестве горючего на второй и третьей ступенях «Сатурна-5», а также применение чистого кислорода в кабине «Аполлона». Пока водород успешно «работает» на США, но он может и отбросить их назад, как это было в январе 1967 года, когда американцев подвел кислород — «виновник» гибели трех астронавтов.

14 марта.

Получил уточненный план космических исследований США на 1968 год. Планом предусмотрены пуски шести кораблей «Аполлон» с выведением их на геоцентрические орбиты — четырех беспилотных и двух с экипажами на борту. В пусках будут использоваться ракеты-носители «Сатурн-1В» и «Сатурн-5». В 1969 году американцы намереваются выполнить пуски пяти пилотируемых «Аполлонов» на околоземные орбиты, а возможно, попытаются осуществить и первый полет астронавтов на Луну. Для реализации программы ААР (исследование прикладных применений лунной программы «Аполлон») предполагается выделить в 1968 году 179 миллионов долларов, а на 1969 год запрашивается сумма в 435 миллионов; выведение в космос орбитальной лаборатории, создаваемой по программе ААР, намечено на 1970 год.

Сегодня случайно узнал (из разговора по телефону Вершинина с И. В. Шикиным) о трагедии на Каспии: зимой там погибло более 300 тысяч голов красной рыбы и более 30 тысяч тюленей из-за взрывов (ищут нефть), загрязнения воды нефтью и отходами производств. Браконьерство и отсутствие настоящей государственной заботы об охране богатств Волги, Каспия и других рек, озер и морей приводят к гибели ценных пород рыб, морских животных и птиц. Газеты, журналы, радио и телевидение уже несколько лет ведут кампанию в защиту богатств природы, но эта борьба еще очень слабо поддерживается властями на местах.

15 марта.

Позвонил недавно вернувшийся из Перми В.П.Мишин и передал мне просьбу тамошних секретарей обкома и горкома партии о направлении в Пермь Беляева и Леонова. Три года назад Беляев и Леонов завершили свой блестящий космический полет посадкой в тайге недалеко от Перми — пермяки много раз приглашали космонавтов к себе в гости, но до сих пор ребята так и не смогли побывать у них. Я разрешил Беляеву и Леонову вылететь 19 марта в Пермь на два-три дня.

18 марта.

Вчера был чудесный весенний день — пожалуй, один из лучших мартовских дней. Я провел этот день на даче, долго гулял с ребятами, ходил на лыжах, расчищал дорогу от больших снежных заносов.

В субботу в ЦПК присутствовал при разборе итогов полета «Зонда-4», организованном Юрием Гагариным. Совещание открыл Гагарин, он же сказал заключительное слово. С докладами выступили Волошин, Попович, Леонов, Артюхин, Макаров, Севастьянов и Рукавишников. Лучше всех проанализировал работу систем корабля Л-1 в полете Рукавишников, хорошие выступления были у Макарова и Севастьянова. Все военные космонавты выступали хуже гражданских — даже Леонов, выступивший лучше других военных, выглядел бледно в сравнении с гражданскими, а Волошин, Попович и Артюхин выступили явно ниже своих возможностей. Главная причина неудачных выступлений военных космонавтов в том, что они плохо подготовились к разбору, не уделив должного внимания самостоятельной работе с имеющимися материалами. Кроме того, хромала и организация разбора: генерал Кузнецов самоустранился от этого важного мероприятия (на совещании он держался как посторонний зритель), а Гагарин не сумел правильно распределить темы докладов, поручив разобрать самые выигрышные материалы гражданским, и не проконтролировал подготовку к разбору военных космонавтов.

После разбора мы с Мусей были на просмотре американского фильма «Советы в космосе», присутствовали все космонавты и почти все взрослое население Звездного. Американцы делали этот фильм в СССР с разрешения ЦК и правительства при активном участии АПН (Большаков). В фильме довольно обстоятельно показаны все летавшие советские космонавты, ракеты и космические корабли «Восток» и «Восход», впервые показана жилая территория Звездного, довольно много места отведено выступлениям Келдыша, Благонравова, Газенко и Каманина. Надо признать, что американцы выполнили свои обещания и очень объективно и тактично показали успехи СССР в космосе, хотя мы и дали им довольно скудный материал, запретив съемки в ЦПК, на полигоне и в других наиболее интересных местах.

19 марта.

Вершинин рассказал мне сегодня о планах некоторых перемещений в руководстве ВВС. В ближайшее время уйдут в отставку маршалы Агальцов и Красовский. На должность командующего Дальней авиацией выдвигается командир Винницкого корпуса (кандидатура В.И.Давидкова не котируется). Начальником Монинской академии будет маршал Руденко — это назначение уже согласовано с Гречко. Вершинин выразил пожелание назначить меня на место Руденко. Я не возражал против назначения меня заместителем Главкома, но просил Вершинина сохранить в штатах и мою должность, с тем чтобы переместить на нее генерала Горегляда.

20 марта.

Вчера участвовал в заседании научного совета КБ Главного конструктора Гая Ильича Северина. На заседании присутствовало более 150 человек, в том числе десятка два представителей ВВС (Горегляд, Волынкин, Генин, Кузнецов, Николаев, Быковский и другие). Рассматривался только один вопрос: о скафандрах для членов экипажа лунной экспедиции. Совет заслушал 9 докладов о скафандрах «Кречет-94» и «Орлан», над которыми КБ Северина работает уже более двух лет. Первый скафандр предназначается для командира лунного корабля (ЛК), а второй — для командира лунного орбитального корабля (ЛОК).

Оба варианта скафандра однотипные, но «Кречет-94» рассчитан на 6 часов автономного жизнеобеспечения космонавта, а «Орлан» — только на 2,5 часа. Скафандр полужесткой конструкции, весит он около 90 килограммов. Голова и туловище космонавта до пояса помещаются в алюминиевой коробке, руки и ноги имеют удовлетворительную подвижность. При дозарядке кислородом и водой с борта корабля или с лунной тележки обеспечивается пребывание космонавта в скафандре до 52 часов. Скафандр получился чрезмерно тяжелым и громоздким — целый сундук за спиной! Вина за неудачную конструкцию скафандра целиком ложится на В.П.Мишина, который своими необдуманными требованиями (ходить по Луне на расстояние до 5 километров, обеспечить пребывание вне корабля до трех суток) поставил Северина и его коллектив в очень тяжелое положение.

Сейчас, когда на создание скафандра затрачено уже два года и ничего лучшего Северин предложить не может, было бы глупо полностью браковать его. Я обязал космонавтов и специалистов изучить скафандр и вместе с конструкторами сделать все возможное для повышения качества и надежности всех его систем. Сравнительно небольшие доработки скафандра Алексея Леонова могли бы дать нам легкий и надежный лунный скафандр с автономным жизнеобеспечением до четырех часов (этого времени вполне достаточно для первой высадки на Луну), но Мишин пошел по другому пути, создав массу дополнительных трудностей.

21 марта.

Больше часа беседовал вчера с Германом Титовым — говорили главным образом о предстоящей его поездке в Италию на советскую выставку, посвященную достижениям СССР в космосе, в атомной энергетике и электронике. В составе нашей делегации такие «зубры», как Смирнов, Петросьянц, Афанасьев, Сербин и другие. Я обратил внимание Германа на необходимость особо тщательно готовиться к каждому выступлению и не допускать ошибок и промахов в поведении и во взаимоотношениях с коллегами по поездке, имея в виду, что за ним будут очень внимательно наблюдать. Герман пожаловался мне на придирчивость к нему Кузнецова и Гагарина (Кузнецов запретил вчера полеты Титову из-за того, что накануне он лег спать позже 24-х часов). Герман вел себя в беседе со мной несколько возбужденно, давая понять, что он крепко обижен. Я поддержал в данном случае решение генерала Кузнецова, отметив необоснованность жалобы Титова, нарушившего предполетный режим летчика. Правда, это нарушение косвенно было санкционировано руководством ЦПК, устроившим после доклада министра культуры Е.А.Фурцевой большой концерт, непосредственным организатором которого являлся Герман Титов.

25 марта.

В субботу 23 марта проверял в ЦПК ход подготовки группы «Союз», беседовал с Николаевым, Береговым, Волыновым, Елисеевым, Хруновым, Шониным, Горбатко и Кубасовым. Из беседы с этими товарищами и по документам установил, что группа сможет закончить подготовку не раньше конца мая. Главные причины задержки подготовки в неукомплектованности ТБК-60 (макеты корабля «Союз» поставлены только три дня назад — их монтаж и испытания займут весь апрель, а после окончания испытаний для тренировок двух экипажей потребуется 18 суток) и в неготовности комплексного тренажера (в связи с доработками «Союза» проводятся доработки и на тренажере — он будет готов не раньше начала апреля).

Сегодня выдержал сильный натиск со стороны двух председателей Госкомиссий — Тюлина и Керимова. Оба настойчиво добивались от меня разрешения продолжить тренировки К.П.Феоктистова в полетах на невесомость и в ТБК-60 (я приказал не готовить Феоктистова в качестве командира корабля). Тюлин неоднократно повторял примерно следующее: «Я не собираюсь настаивать на полете Феоктистова в космос и даже против его полета, но закончить программу тренировок Феоктистову было бы полезно, и я очень прошу вас, Николай Петрович, дать ему такую возможность». После моих настойчивых отказов (я показал Тюлину целую кипу документов за подписью десятков известных врачей с заключением о непригодности Феоктистова к полету) Тюлин стал просить уже не о подготовке Феоктистова, а хотя бы о создании ее видимости. По-видимому, нажим со стороны Мишина и Феоктистова на Тюлина и Керимова настолько сильный, что им не удается от них отбиться. Я выдержал бой до конца и ничего не обещал Тюлину. Сегодня же я рассказал маршалу Руденко о попытках Тюлина и Керимова заставить нас возобновить тренировки Феоктистова и попросил его твердо придерживаться наших прежних решений по этому вопросу. Маршал согласился с моими доводами и обещал отбивать все атаки на наши позиции.

26 марта.

В 10:00 началось заседание Госкомиссии по «Союзу». Мишин и Ткачев доложили, что основная парашютная система, по их мнению, надежна и может быть допущена к полету, а запасная подлежит еще доработкам и испытаниям, но они надеются закончить все испытания до пилотируемых полетов на «Союзах». Приняли решение: пуски двух технологических кораблей «Союз» произвести между 9 и 14 апреля. Выезд Госкомиссии на полигон назначили на 4 апреля.

После окончания заседания в кабинете Тюлина собрались Тюлин, Мишин, Керимов, Руденко и я. Больше часа продолжался вчерашний разговор о допуске в полет К.П.Феоктистова. После того, как мы с маршалом Руденко отбили все атаки, Тюлин и Мишин предложили перенести обсуждение этого вопроса в ВПК. Тюлин при нас позвонил Титову — сотруднику ВПК, замещающему Л. В. Смирнова (он в данное время находится в Италии), — и несколько тенденциозно изложил ему предмет нашего спора, вызванного «упрямством» ВВС. Титов согласился собрать завтра в ВПК совещание и решить на нем вопрос о допуске Феоктистова к полету.

До начала заседания второй Госкомиссии (по облету Луны) было еще почти два часа, и мы с Руденко решили поехать в Главный штаб ВВС и доложить К.А.Вершинину о новом сильном натиске на нас стороны руководства МОМ и аппарата Совмина (Пашков, Титов) и ЦК (Строганов, Попов) в вопросе о допуске Феоктистова к подготовке на роль командира активного корабля «Союз». Константин Андреевич целиком одобрил нашу позицию и приказал держаться до победного конца.

В 15:00 под председательством Г.А.Тюлина началось заседание Госкомиссии по кораблю Л-1. Доклад о полете «Зонда-4» и причинах его подрыва над водами Гвинейского залива сделал Борис Евсеевич Черток. Старт ракеты и выведение корабля на заданную траекторию полета, согласно сообщению Труфанова, прошли отлично. Первые неполадки на борту «Зонда-4» возникли при попытках скорректировать траекторию его полета: датчик звездной ориентации «захватывал» звезду Сириус, но через несколько секунд упускал ее — при отсутствии астроориентации корабля не включался и его корректирующий двигатель. Так продолжалось в течение первых трех дней полета. На четвертый день полета, когда корабль находился вблизи точки апогея, астроориентация и коррекция прошли успешно — «Зонд-4» направился к Земле по траектории, близкой к расчетной (при возвращении он должен был войти в атмосферу с допустимыми отклонениями от расчетной траектории ± 10 километров, а фактическое отклонение не превышало двух километров). Но при вхождении в атмосферу вновь отказал астродатчик, и из-за отсутствия ориентации не сработала система управления спуском: вместо снижения по пологой (за счет подъемной силы) траектории и посадки на территории СССР корабль пошел на спуск по баллистической траектории (как камень) с большой вероятностью приземления в Африке. Заранее включенная система АПО сделала свое дело — корабль был подорван.

Мишин, Труфанов и другие главные конструкторы доложили, что очередные корабль Л-1 и ракета УР-500К уже на старте и их подготовка к пуску может быть закончена к 20–22 апреля. Решили: старт очередного корабля Л-1 для полета вокруг Луны осуществить 23 апреля, а если старт в этот день не состоится, то в период между 25–30 апреля произвести пуск Л-1 в качестве зонда (по программе полета «Зонда-4» — Ред.). Выезд Госкомиссии на полигон назначили на 14–15 апреля.

После заседания Госкомиссии генерал Кузнецов доложил мне, что завтра предполагается выпустить Гагарина в самостоятельный полет на самолете МиГ-17. Кузнецов просил меня разрешить ему лично проверить на самолете УТИ МиГ-15 подготовленность Гагарина к самостоятельному вылету. Совместный полет Гагарина с Кузнецовым я запретил, прямо заявив последнему, что он давно утратил навыки летчика-инструктора. Я разрешил командиру полка В. С. Серегину проверить завтра технику пилотирования у Гагарина, а генералу Кузнецову приказал лично проверить организацию выпуска в полет Гагарина, проанализировать и доложить мне воздушную обстановку и метеоусловия. Право на разрешение самостоятельного вылета Гагарина я оставил за собой.

31 марта.

Сегодня воскресенье, но я не поехал на дачу и остался в Москве, чтобы попытаться осмыслить трагическую гибель Гагарина и Серегина. В газетах за 29, 30 и 31 марта достаточно подробно описано постигшее нас национальное и мировое горе, и все же я попытаюсь изложить случившееся в хронологическом порядке.

В 8:30 утра 27 марта я приехал в Главный штаб ВВС. Как обычно, Главком уже был на месте. Зашел к Вершинину, доложил ему о вчерашних заседаниях Госкомиссий, подписал приказ об испытательных полетах Германа Титова в ГНИКИ ВВС и документ о выделении денежных средств на заказ Киевскому авиационному институту телевизионного тренажера, имитирующего посадку на Луну. Уже собираясь уходить, я высказал Вершинину свое недовольство тем, что меня сегодня вызывают к 10 часам в ВПК, а к 15:30 — в ЦК КПСС по вопросу о допуске Феоктистова к полетам, что эта глупейшая возня с Феоктистовым отрывает меня от дела. На это Вершинин сказал: «Дружбу с работниками ЦК и ВПК терять нельзя. Поезжайте объясняться, но отступать запрещаю». Я объяснил Главкому, что сегодня мне хотелось бы быть на Чкаловском аэродроме и поздравить Гагарина с самостоятельным вылетом: он вполне подготовлен к полетам на МиГ-17, и после проверочного полета с командиром полка на УТИ МиГ-15 можно будет выпустить его самостоятельно. Главком приказал: «Изучите прогноз погоды, заслушайте Серегина и Кузнецова о результатах проверочного полета и доложите о вашем решении».

В 9:30 из ВПК по телефону сообщили, что сегодня совещания у Титова не будет. Через несколько минут позвонил Тюлин и подтвердил отмену совещания. Он сказал также, что хотел бы вместе со мной осмотреть тренажер «Волчок» в институте Волынкина. Я не возражал, и Тюлин обещал через час позвонить и договориться о времени отъезда к Волынкину.

В 10:50 мне из ЦПК позвонил полковник Масленников и доложил: «Гагарин с Серегиным взлетели на УТИ МиГ-15 в 10 часов 19 минут, в 10:32 с самолетом Гагарина оборвалась связь, через 10 минут в самолете кончится горючее». Сообщение было очень неприятным, но, зная задачи и условия полета и подготовленность экипажа, я надеялся еще, что такой ас, как Серегин, найдет выход из положения, и дело закончится или вынужденной посадкой, или самое большее — катапультированием летчиков. Доложив Главкому о происшествии и приказав А. И. Кутасину и Л. И. Горегляду организовать поиск, я немедленно выехал на Чкаловский аэродром.

На командном пункте аэродрома меня встретили генерал Н.Т.Пушко, Н.Ф.Кузнецов и другие товарищи. Пушко доложил: «В воздухе находятся два самолета Ил-14 и четыре вертолета Ми-4, самолеты и вертолеты ищут самолет Гагарина в районе: Киржач, Покров и восточная окраина Москвы. Погода и видимость земли хорошие, но пока никаких признаков самолета Гагарина не обнаружено». Уточнив район поиска, мы разбили его на несколько квадратов, в каждом квадрате размером 10 на 10 километров непрерывно на высоте 50–100 метров летали вертолеты, на высоте 300–600 метров летали самолеты Ил-14 — они просматривали весь возможный район вынужденной посадки или падения самолета и одновременно были ретрансляторами радиосвязи командного пункта с вертолетами.

По уточненным данным картина летного происшествия выглядела так. Экипаж получил задачу выполнить простой пилотаж в зоне над районом города Киржач. Высота полета в зоне 4000 метров. Погода хорошая, двухслойная облачность: первый слой на высоте 700–1200 метров, второй — на высоте 4800 метров. Видимость под облаками и между слоями более 10 километров. После взлета Гагарин установил связь с КП и получил разрешение занять зону. Выполнив задание в зоне, Гагарин запросил разрешение КП развернуться на курс 320 градусов для следования на аэродром. На этом в 10 часов 30 минут 10 секунд связь с самолетом прервалась. На все вызовы КП экипаж самолета не отвечал, но проводка самолета локаторами продолжалась до 10 часов 43 минут. Наблюдение за самолетом прекратилось на удалении 30 километров от аэродрома по курсу 75 градусов.

Немедленно в воздух были подняты самолеты и вертолеты для поиска самолета Гагарина. Более четырех часов поиск был безрезультатным. В 14 часов 50 минут командир вертолета Ми-4 майор Замычкин доложил: «Обнаружил обломки самолета Гагарина в 64 километрах от аэродрома Чкаловская и в трех километрах от деревни Новоселово». Получив это сообщение, я, генералы Мороз и Мадяев тотчас же вылетели на вертолете Ми-4 к месту происшествия.

На полях и в лесу лежал еще не тронутый оттепелью глубокий снег, лишь кое-где просматривались небольшие проталины — обстановка для поиска белых куполов парашютов была очень сложной (в полете я еще надеялся, что экипаж катапультировался). Через несколько минут мы были в районе Новоселово. В 1–2 километрах от деревни увидели на земле два вертолета. В воздухе кроме нашего вертолета был еще один: он кружил над лесом, пытаясь указать нам точку падения самолета. У меня большой опыт отыскания обломков самолетов с воздуха, да и зрение еще не подводило, но на этот раз я заметил их только с третьего виража — помог трактор, который уже подошел к обломкам. Наш вертолет сел на опушке леса метрах в 800 от места падения самолета. Глубина снега была более метра, при каждом шаге ноги проваливались, идти было очень трудно. Когда мы добрались до места падения самолета, там было уже около трех десятков человек во главе с подполковником Козловым.

Самолет упал в густом лесу, скорость в момент удара о землю была 700–800 километров в час. Двигатель и передняя кабина ушли в землю на 6–7 метров. Крылья, хвостовое оперение, баки и кабины разрушились на мельчайшие части, которые были разбросаны в полосе 200 на 100 метров. Многие детали самолета, парашютов, одежды пилотов мы находили на высоких сучьях деревьев. Через некоторое время обнаружили обломок верхней челюсти с одним золотым и одним стальным зубом. Врачи доложили, что это челюсть Серегина. Признаков гибели Гагарина не было, но и надежды на его спасение катастрофически падали. Вскоре обнаружили планшет летчика. Были основания считать, что это планшет Гагарина, но утверждать, что Гагарин погиб, было еще нельзя — планшет мог остаться в кабине и после катапультирования, да и принадлежность его Гагарину надо было еще доказать.

Быстро темнело, производить раскопки ночью и без аварийной комиссии было невозможно. Доложили Брежневу и Косыгину, что Серегин погиб, гибель Гагарина очень вероятна, но окончательно о судьбе Гагарина доложим только утром 28 марта после детального обследования района падения самолета.

С восьми вечера 27 марта до двух тридцати ночи 28 марта на командном пункте аэродрома Чкаловская заседала аварийная комиссия Министерства обороны. Маршал Якубовский своим приказом (маршал Гречко совершал поездку по арабским странам) включил в состав комиссии Вершинина, Кутахова, Мишука, Еремина, Каманина, Кузнецова, Поповича, Бабийчука и других товарищей. Первое заседание комиссия провела под руководством Кутахова, маршал Вершинин совещался с руководством Министерства обороны и докладывал правительству и ЦК КПСС о ходе и результатах поиска.

На заседании комиссии были рассмотрены все документы, регламентирующие и планирующие летную работу 70-го ОИТАП (отдельный истребительный тренировочный авиационный полк — Ред.), допрошены десятки специалистов — летчиков, командиров подразделений, инженеров, руководителей полетов, связистов. После длительного разбора материалов и опроса свидетелей происшествия все члены комиссии были убеждены, что Гагарин погиб, но вещественных и неопровержимых доказательств его смерти у нас не было. Было принято решение с рассветом 28 марта возобновить поиск Гагарина (еще теплилась надежда, что он мог катапультироваться) самолетами, вертолетами и группами лыжников. Маршал Якубовский приказал вести раскопки в месте падения самолета всю ночь, но комиссия после детального обсуждения обстановки пришла к выводу, что раскопки ночью вести нецелесообразно: в темноте многое можно зарыть, затоптать и поломать, что затруднит в дальнейшем ход расследования. Якубовский согласился с мнением членов комиссии. С трех до половины пятого ночи я отдыхал в профилактории ЦПК ВВС, другие члены комиссии отдыхали на Чкаловской.

Я не сомкнул глаз за эти полтора часа. Перед моими глазами словно кинокадры мелькали картины встреч с Гагариным. Их были тысячи, и везде Юра был живой, веселый, жизнерадостный, энергичный. Нельзя было представить Гагарина мертвым. Гагарин — это сама жизнь и неукротимая мечта о небе, о полетах, о космосе.

В 5:15 вся комиссия собралась на аэродроме, а еще через 15 минут мы все вылетели к месту происшествия на двух вертолетах Ми-4. С рассветом возобновились поиски. До 7 часов утра ничего существенного обнаружено не было, но было уже точно установлено, что найденный вчера планшет принадлежит Гагарину (заполнен его рукой красными чернилами — Андриян Николаев подтвердил, что Юра в его присутствии заполнял бортовой журнал красными чернилами). Около восьми утра генерал Кутахов и я почти одновременно заметили на высоте 10–12 метров на одной из берез кусок какой-то материи. Он оказался частью куртки Гагарина. В грудном кармане куртки мы нашли талон на завтрак на имя Юрия Алексеевича Гагарина. Сомнений больше не было: Гагарин погиб. Мы с Кутаховым вылетели на вертолетах с места происшествия, чтобы доложить правительству печальную весть. В 8:30 Главком связался с командиром моего вертолета и попросил меня сказать одно только слово: «Один или два?» Я ответил: «Двое». Через двадцать минут по телефону с аэродрома я доложил Вершинину подробности доказательств гибели Гагарина. Главком сообщил, что он посылает генерала Мороза и Терешкову в больницу к Валентине Ивановне Гагариной (она лежала там уже более месяца), чтобы оповестить ее о постигшем нас горе. Он также просил, чтобы я, Попович, Быковский и Беляев с той же печальной миссией поехали вместе с ним к жене полковника Серегина.

Когда около 10:30 Главком и я с космонавтами подъехали к домику Серегина в Лосиноостровской, то заметили на улице нескольких плачущих женщин. Мы поняли, что радио уже упредило нас. Горе жены и дочери Серегина нельзя было смягчить никакими словами, и все мы вместе с ними скорбели о тяжелой утрате.

В 21:15 состоялась кремация останков Юрия Гагарина и Владимира Серегина. На кремации присутствовали родственники погибших, все космонавты, Устинов, Вершинин, Мороз, я и другие генералы и офицеры.

Урны с прахом Гагарина и Серегина были установлены в Краснознаменном зале ЦДСА. Доступ к урнам был открыт 29 марта с 9:00. В этот день с прахом погибших попрощались около 40 тысяч человек. В почетном карауле стояли руководители партии и правительства, летчики, космонавты, рабочие и колхозники, ученые и артисты, маршалы и солдаты. Москва, Родина, вся планета прощалась с тем, кто первым из людей проложил для человечества дорогу в космос...

Утром 29 марта в ЦДСА Брежнев, Косыгин, Подгорный и другие руководители беседовали с космонавтами, главный вопрос беседы: нужно ли им летать на самолетах, нужно ли было летать Гагарину? Все космонавты в один голос заявили, что они не мыслят себя без полетов, что космонавт — это летная профессия. Брежнев и Косыгин согласились с их мнением. Леонид Ильич сказал: «Космонавт не может не летать, но сколько летать, с какой целью и на каких самолетах — в этом должны разобраться, в первую очередь, сами космонавты и специалисты. Мы поддержим ваше мнение, товарищи космонавты».

Мне, Быковскому, Леонову и Поповичу было поручено вечером выступить по телевидению, рассказать о гибели Гагарина и Серегина и поделиться воспоминаниями о встречах с ними. Такую встречу с телезрителями мы провели. Для меня и космонавтов это было самое тяжелое выступление. В этом выступлении нужно было ответить на главный вопрос, который задавали многие: «Нужно ли было Гагарину летать, мог ли он не летать?» Я ответил так: «Гагарин не мог не летать, для него жить — означало летать. Вопрос о том, нужно ли летать космонавту, звучит неестественно. Это все равно, что спросить: нужно ли пловцу плавать, а моряку выходить в море? Не каждый летчик может быть космонавтом, но космонавт не может не летать».

Космонавты и их жены по восемь-десять раз стояли в почетном карауле. В комнате космонавтов родственники Гагарина и Серегина, их друзья вспоминали о погибших, говорили о великом горе миллионов людей. Бесконечные телеграммы, письма, телефонные звонки — тысячи людей спешили выразить соболезнования родственникам и друзьям погибших. Был большой поток соболезнований из-за границы.

Поздно вечером с места происшествия сообщили: «Из ямы удалось извлечь двигатель самолета, основную часть передней кабины и много деталей». Установлено, что при падении и ударе самолета о землю все его основные части (фюзеляж, двигатель, крылья, хвостовое оперение, подвесные баки, органы управления) были целыми. Обнаружен бумажник Гагарина, в нем удостоверение личности, права шофера, 74 рубля и фотография С. П. Королева. Найдены самолетные часы, наручные часы Гагарина и Серегина. Часы полностью разбиты, и по ним пока невозможно установить время удара самолета о землю, но специалисты все же надеются, что смогут его определить. От установления времени удара зависит очень многое. У нас есть данные проводки самолета локаторами до 10 часов 43 минут. Подтвердится ли это время?

Предполагалось, что доступ к урнам будет прекращен в 21 час. Но сделать это оказалось невозможно, поток прощающихся не прекращался до полуночи. В 21:30 Валя Терешкова с большим трудом уговорила Валентину Ивановну поехать отдохнуть. Вместе с Гагариной я отпустил всех космонавтов — завтра предстоял не менее тяжелый день. Сам я уехал из ЦДСА около одиннадцати вечера. В это время очередь прощающихся терялась где-то за Самотечной площадью.

В восемь утра 30 марта Валентина Ивановна, родственники погибших и все космонавты уже снова были в ЦДСА. Доступ к урнам намечался с 9:00, но открыли его в 8:30, так как очередь прощающихся образовалась еще в 6 часов утра. Я три раза вместе с космонавтами постоял в почетном карауле, а потом мы вместе с маршалом Руденко, военным комендантом города и членами похоронной комиссии более трех часов занимались организацией похоронной процессии от ЦДСА до Красной площади, а также списками лиц, приглашенных от имени семей погибших на поминки в одном из залов ЦДСА. Вся трудность заключалась в том, что всего пригласить можно было только 200 человек, причем 130 приглашенных — родственники, космонавты, летчики полка и самые близкие друзья. Из нескольких тысяч стремившихся попасть на поминки нужно было выбрать только семьдесят человек. Пришлось выбирать по одному-двум представителям от самых крупных организаций (ЦК, Совмин, Верховный Совет, министерства, ОКБ, заводы, академии, институты и другие организации).

В 13:00 в почетный караул встали члены Правительственной комиссии и руководство Министерства обороны. В 13:10 космонавты, маршалы и члены Правительственной комиссии подняли урны и вынесли их на площадь Коммуны. Минут через десять длиннейшая траурная процессия тронулась по бульвару и Неглинной улице к Дому Союзов. На протяжении всего пути стояли сотни тысяч москвичей, удрученных тяжелой утратой. Около Дома Союзов урны были установлены на артиллерийские лафеты, все провожающие вышли из машин, и траурная процессия направилась на Красную площадь. (Все это подробно описано в газетах, имеются сотни фото — и кинодокументов.)

Вслед за урнами шли родственники, члены Президиума ЦК КПСС (Брежнев, Косыгин, Подгорный и другие), космонавты, маршалы, министры, генералы и офицеры. В 14:30 урны с прахом Гагарина и Серегина были установлены в нишах Кремлевской стены. Юрий Гагарин и Владимир Серегин навечно заняли места рядом с маршалом Малиновским, космонавтом Комаровым и маршалом Вороновым. Еще недавно все они были живы, здоровы и полны больших планов на будущее. Я хорошо всех их знал, они отличались друг от друга возрастом, званиями, профессиями, запасом жизненных сил, но всех их объединяла горячая любовь к Родине, желание сделать как можно больше хорошего для советского народа.

В 16:00 в ЦДСА собрались родственники и друзья Гагарина и Серегина, космонавты, летчики, конструкторы, ученые и военные. Вел памятный вечер космонавт Николаев, выступили Вершинин, Руднев, Келдыш, Афанасьев, Титов, Мишин, Якубовский, Епишев, Гришин. Трудно было слушать длинные скорбные речи. Труднее всех было Валентине Ивановне, но она держалась из последних сил, а безразличный ко всему взгляд ее говорил только одно: «Юры больше нет, я никогда больше не увижу его живым».

Около восьми часов вечера Валя Терешкова и Мария Михайловна усадили Валентину Ивановну в машину и отправили домой. Жены космонавтов непрерывно дежурят в квартире Гагарина. Космонавты, их жены и две сестры Валентины Ивановны делают все возможное, чтобы поддержать ее и помочь перенести великую тяжесть невозвратимой утраты.

Апрель

1 апреля.

Последние четыре дня работала аварийная комиссия Министерства обороны под председательством Главного маршала авиации К. А. Вершинина. Практически по 12–14 часов в сутки в расследовании катастрофы участвовали генералы Кутахов, Мишук, Еремин, Федоров, около сотни специалистов ВВС, ГВФ, МАП, представители ЦК КПСС и правительства.

28 марта решением ЦК КПСС для выяснения обстоятельств и причин гибели Ю.А.Гагарина и В.С.Серегина создана Правительственная комиссия в составе: Устинов Д.Ф., Смирнов Л.В., Дементьев П.В., Якубовский И.И., Вершинин К.А., Захаров Н.С. (КГБ), Микоян А.И., Пстыго И.И., Мороз И.И., Мишук М.Н., Еремин Б.Н. На первом заседании Правительственной комиссии образованы четыре подкомиссии:

№ 1 — по изучению летной подготовки экипажа, проверке организации и обеспечения полета 27 марта 1968 года; председатель — Еремин Б.Н.;

№ 2 — по изучению и анализу материальной части самолета УТИ МиГ-15 № 612739 и подготовки его к полету; председатель — Мишук М.Н.;

№ 3 — по проверке организации летной подготовки космонавтов в ЦПК ВВС; председатель — Пстыго И. И.;

№ 4 — по подготовке общего заключения и доклада в ЦК КПСС; председатель — Смирнов Л.В.

В каждой подкомиссии 12–15 человек, в том числе представители КГБ, правительства и ЦК КПСС. В работе всех подкомиссий участвуют космонавты и различные специалисты ВВС, представители гражданских организаций. С 1 апреля первые три подкомиссии начали активную работу.

Сегодня пришлось много заниматься вопросами пенсионного обеспечения семей погибших и увековечения памяти Гагарина и Серегина. Провел совещание с космонавтами, выработали наши предложения по этим вопросам. Составлен черновой план работ ЦПК по увековечению памяти Гагарина. В плане предусмотрены мероприятия по выявлению и сохранению всего, что связано с жизнью и деятельностью Гагарина (книги, статьи, записанные на пленку выступления, письма, записки, документы, тетради, фотографии, кинокадры, личные вещи, автомашины, велосипед, лыжи, коньки, катер — в общем все, что побывало рядом с Гагариным). По этому вопросу я дважды говорил с секретарем ЦК ВЛКСМ С.П.Павловым, он полностью согласен с нашими мероприятиями и обещал организовать подобную работу по линии комсомола.

Вечером я, Вершинин и Мороз были у Якубовского, кроме нас присутствовали Захаров, Епишев и Соколов. Наши предложения по пенсионному обеспечению семей погибших были приняты без замечаний. По увековечению памяти Гагарина и Серегина наши предложения руководство Министерства обороны даже усилило, утвердив в итоге следующий перечень:

1) переименовать ЦПК в Центр имени Гагарина;

2) Монинскую академию именовать «Академия имени Гагарина»;

3) город Гжатск переименовать в город Гагарин;

4) площадь у Калужской заставы в Москве назвать площадью имени Гагарина, установив на ней памятник Гагарину;

5) установить обелиски на месте посадки корабля «Восток» в 1961 году, на месте гибели Гагарина, а также в Гжатске, в деревне Клушино и в ЦПК;

6) учредить Государственную премию имени Гагарина и выдавать ее за лучшие достижения в пилотируемых космических полетах;

7) учредить по три стипендии Юрия Гагарина в Монинской и имени Жуковского академиях;

8) 70-й ОИТАП именовать «Полк имени Серегина»;

9) в Москве Пеговский переулок переименовать в улицу Серегина.

Против моего предложения — создать денежный фонд имени Гагарина и разрешить принимать от граждан СССР и отдельных людей и организаций из-за границы добровольные пожертвования на увековечение памяти Гагарина — выступили Епишев и Захаров. Они засомневались, как встретят «вверху» это предложение: «Мы — не бедная страна и уж как-нибудь найдем средства на памятники Гагарину». Я пытался убедить присутствующих, что никто не имеет права отказать желающим вложить свою копейку или рубль в мероприятия по увековечению памяти Гагарина, что к нам уже поступают письма от советских рабочих, крестьян, военных, деятелей культуры и из-за границы с просьбами принять взносы на эту великую цель. Гагарин — сын не только советского народа, он сын Земли, ему будут поставлены сотни памятников, будут созданы десятки музеев и установлены тысячи мемориальных досок. Все это надо делать не за счет правительства, а на добровольные взносы людей всей планеты. Я приводил много других доводов, но не смог убедить Епишева. Решили не включать это предложение в проект решения ЦК и правительства, но разрешили мне изыскать пути реализации этого предложения через комсомол и другие общественные организации.

В конце беседы я выдвинул перед руководством Министерства обороны наиболее трудные вопросы дальнейшего развития пилотируемых космических полетов:

1) о превращении ЦПК в Центр исследовательских и испытательных полетов пилотируемых космических кораблей;

2) о передаче заказов пилотируемых кораблей из ЦУКОС в ВВС;

3) о строительстве учебного пилотируемого корабля;

4) об улучшении системы отбора и подготовки космонавтов.

Все предложения были выслушаны внимательно. Маршал Захаров пытался возражать против передачи заказов, но Якубовский сказал, что этими вопросами он займется лично, и приказал мне: «Завтра к 10:00 доложите письменно все ваши предложения».

2 апреля.

Всю ночь работали. В 10 часов утра я был у маршала Якубовского и доложил ему содержание писем в ЦК КПСС и в правительство о пенсиях родственникам погибших и об увековечении памяти Гагарина. Маршал поддержал наши ходатайства. Затем я представил наши предложения по вопросам дальнейшего развития ЦПК ВВС и совершенствования обучения космонавтов. Маршал очень внимательно прочитал документы и сказал: «Товарищ Каманин, я сделаю это». Очень удовлетворенный встречей, я поехал на Чкаловский аэродром, где встретился с Мишуком, Ереминым, Кузнецовым и другими товарищами. Пока нет ничего нового, поиск обломков продолжается.

Провел совещание, присутствовали Титов, Николаев, Попович, Быковский, Терешкова, Беляев и Леонов. Мы еще раз обсудили все предложения по пенсионному обеспечению родственников Гагарина и Серегина и план мероприятий по увековечению их памяти. По этим вопросам мы пришли к единому мнению. К плану мероприятий космонавты внесли много дополнений, большинство из них было всеми одобрено. Решили, что через несколько дней мы еще вернемся к этому плану с целью его детализации, назначения ответственных лиц за выполнение разделов плана и сроков их реализации.

Потом мы все пошли на квартиру Гагариных. Валентина Ивановна встретила нас в кабинете Юрия Алексеевича. Здесь все оставлено так, как это было утром 27 марта, когда хозяин кабинета ушел отсюда, чтобы больше уже никогда не вернуться. Мы подробно рассказали Вале о планах увековечения памяти Юры. Валя внимательно нас слушала, не плакала, но не проронила ни слова и только легким кивком головы одобрила наши предложения.

Обращаясь к Валентине Ивановне, я сказал: «Валя, ты лучше других знаешь наши отношения с Юрием — он был мне дорог, как единственный сын. Все мы потрясены свалившимся на нас горем, скорбь наша по лучшему другу и товарищу останется с нами навсегда. Мы понимаем всю беспредельную тяжесть твоей утраты, утешить тебя нельзя, и мы не будем пытаться это делать, но мы все просим тебя не забывать о своем здоровье, о ваших с Юрием детях. Ты обязана жить ради того, чтобы воспитать дочерей достойными памяти и славы Юры. У тебя нет отца, лишились его и твои дочери — я буду делать все возможное, чтобы заменить тебе отца, а твоим дочерям — деда».

Взволнованно и горячо говорили Леонов, Титов и другие космонавты. Мы поклялись Вале, что память о Юре для нас священна и что мы видим одну из своих самых больших обязанностей в том, чтобы быть всегда рядом с ней и вместе с ней воспитывать детей Юрия Алексеевича.

3 апреля.

Весь день участвовал в заседаниях трех подкомиссий Правительственной аварийной комиссии. За неделю собраны, опознаны и изучены сотни обломков самолета, двигателя, оборудования и предметов, принадлежавших экипажу. Установлено следующее:

1. Самолет перед ударом о землю был целым.

2. Двигатель самолета работал в момент удара на оборотах, достаточных для горизонтального полета.

3. Летчики не пытались катапультироваться.

4. Предположительно, летчики были в рабочем состоянии.

5. По двум кабинным часам и наручным часам Гагарина и Серегина катастрофа произошла в 10:31, то есть через 50 секунд после последнего радиообмена с Гагариным.

Четвертый и пятый пункты подлежат уточнению, так как многие факторы противоречат этим утверждениям. Я прослушал доклады четырнадцати различных специалистов (летчиков, инженеров, врачей, связистов, штурманов, диспетчеров) — ни один из них не пытался хотя бы предположительно высказаться о причинах катастрофы.

Многие влиятельные товарищи (Дементьев, Туполев, Сербин, Мишин и другие) продолжают считать, что напрасно Гагарину разрешили летать, что для него полеты не должны были быть обязательными. Сейчас, после происшествия, они готовы запретить космонавтам не только летать, но и ездить на автомобилях и даже ходить по земле, предлагая «посадить их под колпак». Отдельные товарищи упрекают нас более конкретно: «Почему Гагарин летал на старом самолете?» Такие упреки могут высказывать только люди, плохо знающие авиацию. Старый самолет (старый в смысле типа, а не сроков изготовления) — самый надежный самолет.

Вот данные по налету различных самолетов на одну катастрофу, красноречиво подтверждающие это утверждение:

МиГ-15–18440 часов

МиГ-17–11460 часов

МиГ-19–4475 часов

МиГ-21–4422 часов

Су-7–2245 часов

Су-11–2100 часов

Эти статистические данные показывают, что самолет УТИ МиГ-15 в два-четыре раза надежнее боевых МиГов и в восемь-девять раз надежнее самолетов Сухого. За восемь лет работы ЦПК не имел ни одного летного происшествия, причем налет на УТИ МиГ-15 составил несколько десятков тысяч часов.

Кое-кто упрекает нас в том, что самолет был старым не в смысле типа, а старым по году изготовления и расходу ресурса. Вот данные, опровергающие и этот упрек.

Самолет УТИ МиГ-15 № 612739 производства завода «Водоходы» (Чехословакия) изготовлен 19 марта 1956 года. После выпуска с завода ему был установлен ресурс 2100 часов, с начала эксплуатации самолет налетал 1113 часов и прошел два ремонта: первый — 13 июля 1962 года в войсковой части 13834, второй — 30 марта 1967 года в войсковой части 36986. С установленным после второго ремонта ресурсом 500 часов самолет налетал 62 часа — остаток ресурса составлял 438 часов.

Двигатель РД-45ФА № 84445а производства завода № 478, изготовленный 25 декабря 1954 года с установленным межремонтным ресурсом 100 часов, прошел четыре ремонта (в 1957, 1959, 1964 и 1967 годах). После последнего ремонта двигатель наработал 66 часов 51 минуту.

Таким образом установлено, что самолет и двигатель находились на выработке 50–65 процентов установленных им ресурсов (самой надежной, по статистике, части ресурса). Производство самолетов УТИ МиГ-15 и двигателей РД-45ФА давно прекращено; при ремонте самолеты и двигатели доводятся до кондиции новых, все наиболее ответственные узлы и детали заменяются на новые.

4 апреля.

Сегодня в ЦПК с 11:00 до 18:30 был секретарь ЦК КПСС Д.Ф.Устинов. Вместе с ним приехали Савинкин, Строганов и Богданов. От ВВС в беседах и в показе базы подготовки космонавтов участвовали Руденко, Мороз, Кузнецов, Масленников, Николаев, Попович, Быковский, Леонов и специалисты.

Мы подробно доложили Дмитрию Федоровичу о состоянии Центра, он побывал в полку, осмотрел термобарокамеру ТБК-60, все тренажеры и стенды. В тренажерах «Л-1» и «Волга» Устинов посидел вместе с Леоновым. Алексей Архипович подробно объяснил ему наши претензии к Мишину по тренажерам. В ходе беседы космонавты, я и Руденко изложили Устинову наши взгляды и просьбы по основным вопросам перспектив развития Центра и строительства пилотируемых космических кораблей. Устинов внимательно выслушал все наши предложения и по каждому из них высказал свои соображения.

1. О запрещении посылать в космос больных людей (таких, как Феоктистов) и назначении командирами космических кораблей только летчиков, полностью закончивших двухгодичный курс обучения в ЦПК.

Устинов: «Я лично твердо убежден, что командирами кораблей могут быть только летчики. Ученые, инженеры и другие специалисты могут быть членами экипажа, но и они должны иметь какой-то минимум летной и парашютной подготовки».

2. О преобразовании ЦПК в испытательный Центр исследований по пилотируемым космическим полетам с увеличением его численности на 500 единиц.

Устинов: «Товарищ Руденко, это надо было сделать 2–3 года тому назад. Это ваша задача, и вы могли решить ее своими силами. Надо этот вопрос решить, мы поможем».

Руденко: «Вопрос о реорганизации Центра мы ставили еще перед маршалом Малиновским, но получали категорические отказы».

Устинов: «Вы обязаны ставить такие вопросы и перед ЦК КПСС».

3. О передаче заказов на строительство пилотируемых кораблей из ракетных войск в ВВС.

Устинов: «Вопрос очень серьезный, его надо тщательно изучить прежде всего в Министерстве обороны. Я готов обсудить ваши предложения, но сейчас я не могу определенно высказаться по этому вопросу».

Кроме того, мы говорили о создании тренажеров, строительстве учебного космического корабля, о создании нового самолета с бассейном невесомости (взамен Ту-104) и большой центрифуги, о строительстве новых зданий и о других вопросах развития Центра подготовки космонавтов. Устинов был очень внимателен и оставил у всех нас хорошее впечатление. Это посещение Центра секретарем ЦК КПСС должно благоприятно отразиться на развитии ЦПК.

Устинов задавал много вопросов и о полете Гагарина, о причинах его гибели. Мы рассказали ему все выясненные подробности полета, но ничего не могли сказать о причинах гибели экипажа. Уже более недели Правительственная комиссия ведет расследование катастрофы, но причины ее не установлены, и нет даже ни одного хотя бы предположительного объяснения этого происшествия.

Сегодня исполнилось 9 дней со дня гибели Гагарина. Валентина Ивановна попросила близких, космонавтов и друзей Гагарина почтить его память. Мы возложили цветы к урнам Гагарина и Серегина у Кремлевской стены, а затем поехали в Центр подготовки космонавтов. На вечере памяти Гагарина были все космонавты, их жены, руководство ЦПК, родственники. Присутствовали также Н.И.Королева, В.Я.Комарова, секретарь ЦК ВЛКСМ С.П.Павлов, генерал-полковник А.А.Вишневский и другие. Было сказано много добрых слов, хорошо выступили Леонов, Феоктистов, Павлов, Вишневский, Королева, Комарова. После окончания вечера мы с Марией Михайловной зашли к Вале Гагариной и немного посидели с ней. Валя убита горем, ее сейчас ничто не интересует, она забывает о себе и детях. Мы очень советовали ей заняться собственным здоровьем. Валя обещала, что 10 апреля она опять ляжет в больницу.

5 апреля.

Побывал во всех трех подкомиссиях аварийной комиссии, прослушал десятка два выступлений различных специалистов. Беседовал с Кутаховым, Мишуком, Ереминым, Пстыго, Микояном, Бабийчуком и многими другими товарищами — пока нет ничего нового, решающего, что помогло бы определить причину происшествия. Собраны почти все детали самолета и его оборудования (поиск деталей продолжается). Все, даже самые мелкие детали, берутся на учет и отправляются в НИИЭРАТ (институт, занимающийся расследованиями летных происшествий). Но пока не определены даже главные моменты происшествия: не установлено его точное время (от 10:32 до 10:44), нет неопровержимых доказательств работоспособного состояния летчиков перед ударом о землю. По этому вопросу генерал Бабийчук пытается утверждать, что до удара о землю летчики были в сознании, но у Бабийчука нет фактов, а только догадки. Факты же говорят о том, что летчики по какой-то причине были выведены из рабочего состояния:

1) отсутствие попыток установления радиосвязи;

2) за несколько минут полета самолета почти в горизонтальном положении ни один из летчиков не пытался катапультироваться;

3) в момент прекращения связи самолет был в 30 километрах от аэродрома и летел к аэродрому, а упал в 64 километрах от аэродрома и курсом на юго-запад.

Эти факты неопровержимо доказывают, что летчики были без сознания. Гагарин и Серегин были отличными летчиками и крепкими, волевыми людьми — находясь в сознании, они делали бы все для спасения своей жизни, но борьбы за жизнь не было, что может быть объяснимо только их бессознательным состоянием. Я не хочу оказывать какое-либо влияние на ход расследования и никому не буду навязывать своего мнения, но мне кажется, что именно на этом пути следует искать разгадку тайны.

6 апреля.

Подготовил согласованное с представителями промышленности, Академии наук и ВПК предложение о развитии Центра подготовки космонавтов. Все предложения приняты, кроме одного. Богданов (ВПК) и представитель ЦКБЭМ не согласились рассматривать вопрос о передаче заказов пилотируемых кораблей из ЦУКОС в ВВС.

Договорился с В.Н.Челомеем, А.И.Микояном и генералом Е.А.Карповым о содержании их докладов на аварийной комиссии на тему: «Объем, место и значение полетов и парашютных прыжков в программе подготовки космонавтов», которая будет обсуждаться по настоянию В.П.Мишина и К.П.Феоктистова. Зная «идеи» Мишина, я выпущу против него Челомея, Микояна, Титова и Карпова. Думаю, что Мишину и Феоктистову придется туговато, но они сами «полезли в драку», и я учиню им «мамаево побоище».

8 апреля.

Утром был на аэродроме Чкаловская, беседовал с генералами Б.Н.Ереминым, Н.Т.Пушко, Н.Ф.Кузнецовым и многими специалистами. Розыск деталей самолета на месте катастрофы Гагарина продолжается, каждый день из снега и грязи извлекают мелкие обломки и детали. Но все, что найдено и изучено на сегодняшний день, не дает никаких оснований выдвинуть хоть какую-либо версию этого загадочного происшествия.

Сегодня на подкомиссии генерал-полковника И.И.Пстыго разбирался вопрос: «Объем, место, значение и методика летной подготовки в программах подготовки космонавтов». Выступавшие высказались за то, что для космонавтов летная и парашютная подготовка полезна. Все, кроме П.В.Цыбина и К.П.Феоктистова, говорили о том, что командирами космических кораблей могут быть только летчики-инженеры и что летную подготовку космонавтов надо по возможности совершенствовать, прививая им навыки летчиков-испытателей. Все высказались также за разработку для космонавтов специального курса летной подготовки, предусмотрев в нем различный объем летных тренировок и парашютных прыжков для различных категорий и групп космонавтов. (Основы таких программ уже действуют в ЦПК.)

Феоктистов в своем выступлении пытался доказать, что летная и парашютная подготовка необязательна не только для космонавтов вообще, но что она необязательна и для подготовки командиров космических кораблей. Феоктистов, безусловно, очень умный и высокоэрудированный человек, он отлично знает космическую технику, но роль космонавта в полете он понимает с позиции «пассажира» и поэтому недооценивает всей сложности подготовки экипажей. Даже Феоктистову не удалось доказать недоказуемое. Я и многие из присутствующих указали Константину Петровичу на слабую обоснованность его выводов. Сравнительная таблица действий и работы экипажей самолета и космического корабля, хотя она и подготовлена несколько тенденциозно, доказала как раз обратное тому, что хотел доказать Феоктистов, а именно, что навыки и опыт летчика очень полезны для космонавта.

Более часа говорил с Вершининым. Мы пришли к выводу, что пока нет никаких оснований для формулирования какого-либо варианта причин катастрофы, происшедшей 27 марта. Главком сообщил мне, что после гибели Гагарина и Серегина потерпели катастрофу еще два самолета УТИ МиГ-15 — первый в Венгрии и второй в Алжире. Вершинин принял меры к тому, чтобы изучить причины этих происшествий — может быть, они в какой-то мере помогут нам в расследовании катастрофы Гагарина.

Моему внуку исполнилось вчера три года, точнее, его день рождения сегодня — 8 апреля, — но мы решили отметить это событие вчера по совместительству с 80-летним юбилеем его прабабушки — Ольги Карловны Мисюль. В свои 80 лет Ольга Карловна выглядит отлично и очень много работает, обижаясь, когда мы, учитывая ее годы, пытаемся помочь ей или чем-нибудь облегчить ее большие хлопоты по дому. Вчера вся наша семья собралась на даче, в гости к нам приехали Валя Терешкова и Андриян Николаев с дочкой Аленушкой. Николашка и Аленушка уже «старые знакомые» и встретились как хорошие друзья. Пять часов провели мы вместе с гостями, все, особенно дети, были очень довольны встречей, но для взрослых она омрачалась воспоминаниями о недавней трагической гибели нашего лучшего друга — Юрия Гагарина.

9 апреля.

Вершинин интересовался нашими мероприятиями по сохранению памяти о Гагарине. Я напомнил Главкому о проекте решения правительства, доложил о совещании с космонавтами и беседах с Валентиной Ивановной Гагариной и подробно рассказал о наших совместных с ЦК комсомола попытках разработать большой план мероприятий по увековечению памяти Гагарина.

Сегодня более шести часов заседала подкомиссия И. И. Пстыго. Обсуждали все тот же вопрос — о роли летной и парашютной подготовки в обучении космонавтов. Главными оппонентами против нас выступают Анохин и Феоктистов, то есть те, кого по состоянию здоровья мы не пускаем в космос. Их поддерживают Строганов (ЦК КПСС), Бобырев (Совмин) и часть представителей промышленности. Вчера и сегодня шли длительные дебаты по этому абсолютно ясному вопросу. Вчера подавляющее большинство (90 процентов) членов подкомиссии высказалось за точку зрения ВВС, и мы подготовили документ с рекомендациями в духе высказываний большинства. При обсуждении этой рекомендации Феоктистов пытался внести поправки и дополнения в каждый пункт, чтобы добиться возможности вновь полететь в космос. В выступлениях Феоктистова много субъективного, он договорился до полного (кроме тренировок в невесомости) отрицания значения летной и парашютной подготовки. Парашюты он ненавидит, потому что ни разу не прыгал с парашютом — прыжки запрещены ему из-за болезни позвоночника.

Был у маршала Якубовского. Доклады в ЦК и правительство по пенсиям и увековечению памяти Гагарина он подписал без замечаний. Все мои письменные предложения по проблемам космонавтики он внимательно прочитал и сказал: «Товарищ Каманин, я разберусь в ваших предложениях и решу эти вопросы». Вопросы сложные, их непросто решить и министру обороны. Спасибо Якубовскому за внимание к нашим трудностям. Сейчас, когда все мои противники подняли голову, поддержка Якубовского мне очень нужна.

Получаю очень много писем, в 95 процентах из них — искренние соболезнования о потере моего младшего друга и лучшего ученика. А кое-кто пишет: «Почему не уберегли Гагарина, почему разрешили ему летать?» Многие советуют «посадить под колпак» Терешкову, Леонова и других космонавтов, пишут и о моей ответственности за гибель Гагарина. Тяжело читать такие письма. Я потерял больше, чем родного сына. Я потерял лучшего из моих друзей, которому девять лет подряд постоянно передавал все лучшее, что имел сам. Десятки раз я спасал его от крупнейших неприятностей. Ни на секунду не задумываясь, я отдал бы за него свою жизнь. Я вложил в него свою душу... Я понимаю авторов таких писем — в них любовь к Гагарину, незнание особенностей и задач нашего дела, стремление любой ценой сохранить жизнь прославленных космонавтов...

10 апреля.

Маршал Руденко с группой космонавтов улетел сегодня на космодром. На 14 апреля намечается пуск двух технологических «Союзов» на автоматическую стыковку. Я не мог полететь с космонавтами — впервые за восемь лет (кроме полета Титова) я не рядом с ними перед ответственными пусками космических кораблей. На старте не будет ни одного из летавших космонавтов, даже Феоктистов остался в Москве. Все мы очень заняты делами по расследованию катастрофы Гагарина и кроме того должны быть на праздновании Дня космонавтики.

Корабль «Союз» доработан, но большой уверенности в его надежности еще нет — возможны отказы парашютов и системы ориентации. Вполне вероятно, что этот технологический пуск не будет последним перед пилотируемыми полетами.

Получены подробные материалы о втором полете американской ракеты «Сатурн-5» с космическим кораблем «Аполлон-6» без экипажа на борту. 4 апреля в 21 час 56 минут по Гринвичу «Аполлон-6» приводнился в Тихом океане в районе северо-западнее острова Уэйк (примерно в 500 километрах от расчетной точки посадки), и через 4 часа после посадки был поднят на борт авианосца «Окинава». По заявлению НАСА, этот полет нельзя считать успешным, поскольку не были выполнены его основные задачи: выведение ракетой «Сатурн-5» полезной нагрузки на траекторию полета к Луне (отказали два двигателя второй ступени) и вход «Аполлона-6» в атмосферу Земли со второй космической скоростью. По-видимому, американцам придется выполнить еще один пуск «Сатурна-5» с «Аполлоном» без астронавтов на борту. Проведение еще одного беспилотного пуска (он возможен в мае-июне этого года) заставит их отложить первый пилотируемый полет «Аполлона» с мая на октябрь 1968 года и поставит под угрозу осуществление первой высадки американских астронавтов на Луну в конце 1969 года.

Вчера более часа беседовал с заместителем НТК Генерального штаба генерал-лейтенантом Н.Н.Юрышевым. Юрышев правильно понимает всю сложность наших взаимоотношений с промышленниками — он выразил пожелание отбиваться от них единым фронтом.

Сегодня Валентину Ивановну Гагарину вновь положили в больницу с диагнозом: язва двенадцатиперстной кишки. За последние дни у Вали усилились боли, и она сама настояла на продолжении лечения.

11 апреля.

Хочется продолжить недописанное 9 апреля «...сохранить жизнь прославленных космонавтов...» Да, это одна из моих коренных задач. Я знаю, что несу ответственность за это перед министром обороны, правительством, перед народом и историей. Восемь лет я успешно справлялся с этой задачей. Задача была чрезвычайно трудной. Как-то маршал Вершинин сказал: «Каждый слетавший в космос требует значительно больше внимания, чем авиационная дивизия, так что у тебя, Николай Петрович, должна болеть голова за 2–3 воздушные армии».

Вершинин абсолютно прав, и только он один хорошо знает всю тяжесть, сложность и ответственность дела воспитания космонавтов и обеспечения их безопасности. Я десятки и сотни раз беседовал с ним на эти темы. Больше других я уделял внимание Гагарину, Титову, Терешковой и Леонову.

С Гагариным мы исколесили всю планету, летали вместе над всеми океанами Земли, побывали во всех крупнейших государствах, встречались с сотнями миллионов людей (мы знали, что в многочисленных толпах было немало и таких, которые с удовольствием разорвали бы нас на куски). Все поездки прошли благополучно, я каждую минуту был рядом с Юрой, готовый прикрыть его своей грудью. Были дни, когда в чужой малознакомой стране (Цейлон, Бразилия, Канада, Мексика, США) Гагарин выступал по 18–20 раз в сутки. Измученный до предела, добравшись до машины, он, как мертвый, падал мне на руки и мгновенно засыпал. В эти минуты я усилием воли заставлял себя бодрствовать и бдительно хранить сон Первого гражданина Вселенной.

Трудно было в поездках, но еще труднее было в Москве и везде, где появлялся Гагарин на территории СССР. За границей я всегда был рядом с ним, мы придерживались строжайшего режима, и нам удавалось сохранять работоспособность и бдительность. На Родине, кроме наблюдения за работой и поведением Гагарина и всех космонавтов, у меня было много других больших задач (работа в ОКБ и институтах, поездки на космодром, участие в заседаниях Государственных комиссий и многое другое). Гагарин почти ежедневно встречался со множеством людей, эти встречи часто сопровождались выпивками. Юра имел очень крепкий характер, он стойко держался в любой обстановке, но даже стальной робот не выдержал бы того натиска, которому ежедневно подвергался Гагарин со стороны родственников, друзей, министров, маршалов, академиков и других «больших» людей. Всем хотелось выпить с Гагариным за дружбу, за любовь и за тысячи других поводов, и выпить «до дна».

Я понимал, что Гагарин может не выдержать такого напора, я докладывал, просил, настаивал на ограничении «встреч космонавтов с народом». С моими доводами соглашались, принимались решения ЦК КПСС, издавались приказы министра и Главкома ВВС — это немного оздоровляло обстановку, но никакими решениями нельзя было сдержать неизбежно отрицательного влияния встреч, банкетов и выпивок на характер и облик Гагарина.

Было много ситуаций, когда Гагарин чудом избегал тяжелых несчастий (в октябре 1961 года Юрий чуть не поплатился жизнью за попытку «вести себя как все»). Эти ситуации были связаны со встречами за столом, с поездками на автомашинах и катерах, с выездами на охоту с высоким начальством. Особенно я беспокоился за большие скорости при езде на автомашине. На эту тему мне много раз приходилось беседовать с Юрой. Бурная жизнь, бесконечные встречи и выпивки заметно меняли облик Юры и медленно, но верно стирали с лица чарующую гагаринскую улыбку.

В 1961 году перед полетом в космос Гагарин был старшим лейтенантом и имел вес 64 килограмма. Через три года он стал полковником, депутатом Верховного Совета, членом ЦК ВЛКСМ и почетным гражданином десятков городов. Он заметно пополнел (до 72–73 килограммов), немного обрюзг, перестал систематически заниматься спортом. Мы дрались за Гагарина и с «большими» людьми, и с самим Гагариным. Этот процесс был почти необратим — только подготовка к новому космическому полету, полеты на самолетах и необходимый для этого режим могли приостановить распад личности Гагарина. Я принял решение готовить Гагарина для полета на корабле «Союз», он энергично приступил к подготовке к повторному старту в космос и заметно изменился к лучшему — сбавил вес, снова начал заниматься спортом, освоил новую космическую технику. Гагарин должен был лететь на «Союзе» только после удачного старта Комарова. Комаров погиб, а Гагарин был отставлен от космического полета. В этот период мы много беседовали с Юрой, мне удалось нацелить его на окончание академии, с тем чтобы, имея уже диплом инженера, он мог более энергично заняться делами заместителя начальника Центра по летно-космической подготовке и личными полетами. 17 февраля он закончил академию и с большим желанием начал систематически летать на самолетах. Мы собирались разрешить Гагарину самостоятельные полеты — он был уже вполне подготовлен к ним. Но он погиб в самом простом полете вместе с первоклассным летчиком Владимиром Серегиным.

Прошло уже две недели со дня гибели Гагарина и Серегина, но до сих пор мы даже предположительно не можем установить причины катастрофы. Правда, в 5 километрах от места падения самолета найден люк от фотокинопулемета — это признак разрушения самолета в воздухе. Но эту версию надо еще изучать.

12 апреля.

Первый раз мы сегодня праздновали День космонавтики без Гагарина и Комарова. В 16 часов космонавты, академики, главные конструкторы, военные, члены семей Королева, Гагарина и Комарова собрались у Кремлевской стены и возложили венки и цветы к урнам наших самых близких друзей. Валя Терешкова привезла из больницы Валентину Ивановну Гагарину — она чувствует себя плохо, но заставила себя в этот так много напоминающий о Юре день быть среди его друзей и рядом с прахом мужа.

Торжественное заседание провели в Кремле. Присутствовали руководители партии и правительства (Брежнев, Косыгин, Подгорный и другие). Основной доклад сделал Келдыш, от космонавтов выступил Павел Беляев. Собрание прошло хорошо, если учесть всю тяжесть сложившейся обстановки.

Вчера Л.В.Смирнов в предварительном порядке заслушал председателей подкомиссий Правительственной аварийной комиссии. Никаких достоверных причин катастрофы доложено не было, никто не высказался против полетов космонавтов и не задавал вопросов в духе: «А зачем Гагарин летал?» Только Сербин и Дементьев в кулуарах брюзжали: «Погода была хорошей, материальная часть исправна, летчики хорошо подготовлены и здоровы... Почему же они разбились?»

Этот вопрос волнует всех, но на него пока нет ответа.

13 апреля.

Волнения и заботы, связанные с катастрофой 27 марта, оттеснили на второй план все другие работы, а участие в расследовании происшествия космонавтов, личного состава Центра и полка практически срывает сроки подготовки экипажей для «Союзов».

Сегодня Руденко звонил с космодрома — там все готово для запуска двух технологических «Союзов» (14 и 15 апреля) с целью осуществления автоматической стыковки. Сегодня два экипажа «Союзов» вылетели в Евпаторию, а завтра два других экипажа (находящихся на космодроме) также перелетят туда. Таким образом, все экипажи «Союзов» будут наблюдать стыковку на евпаторийском КП.

Последние две недели происходят бурные международные события. Много перемен в Польше и Чехословакии. После убийства Мартина Лютера Кинга в десятках городов США прошли мощнейшие демонстрации и даже восстания негров. Только что закончился пленум ЦК КПСС, обсуждавший вопросы международной политики и мероприятия по укреплению единства коммунистического движения на планете.

Наша станция «Луна-14» стала четвертым искусственным спутником Луны. Нам нужны новые успехи в космосе, которые еще раз наглядно подтвердили бы преимущества первой страны социализма на фоне негритянских восстаний и крупнейших неудач США во Вьетнаме. Мы уже отвыкли от больших достижений в пилотируемых космических полетах — нам, как воздух, необходим успех. Что-то принесет нам вторая половина апреля?

15 апреля.

Вчера в 13:00 московского времени выведен на орбиту технологический корабль «Союз». Сегодня в 12:34 будет дан старт второму «Союзу» — если пуск пройдет нормально, то будет повторена жесткая автоматическая стыковка двух кораблей без экипажей на борту.

Генерал Кузнецов доложил, что в районе падения самолета Гагарина найден на деревьях шар-зонд с запахом керосина. Шар имеет объем 4 кубометра и наполнен водородом. При столкновении самолета с шаром неизбежен немедленный сильный взрыв, который, в свою очередь, может вызвать взрывы на самолете. О взрыве в воздухе 27 марта в 10:30 в районе Киржача свидетельствуют космонавты (Леонов, Быковский, Попович), экипаж вертолета и два жителя города Гусь-Хрустальный, которые между 10 и 11 часами подъезжали на автомашине к Киржачу. Последние утверждают, что не только слышали взрыв, но и видели дым и пламя на падающем самолете. По их словам, погода была хорошая, светило солнце. Найденный шар-зонд и свидетельства о взрыве в воздухе очень важные факты, заслуживающие самого пристального изучения.

Звонил Г. А. Тюлин. Он сообщил, что завтра вылетает на космодром и что подготовка к пуску корабля Л-1 с целью облета Луны проходит нормально — старт может состояться 23 апреля.

Назначенный на сегодня пуск «Союза» состоялся с отклонением в две секунды от расчетного времени. Точность пуска по времени удовлетворительная, а точность выведения — отличная: в момент выхода второго «Союза» на орбиту расстояние между кораблями было всего четыре километра. Сразу же после встречи на орбите, начался процесс сближения, и в 13:31 была осуществлена стыковка. Мы наблюдали состыкованные корабли по телевизору — достоверность события не вызывала никаких сомнений. При первой стыковке «Союзов» 30 сентября 1967 года произошел большой перерасход рабочего тела, но сегодня стыковка выполнена с расчетным расходом топлива.

Уже после первой стыковки «Союзов» в сентябре 1967 года я не сомневался в надежности ее освоения, а сегодняшняя удача дает все основания заявить: автоматическая жесткая стыковка космических кораблей на орбите отработана. По-видимому, неплохо отработаны и системы ориентации кораблей. Остаются сомнения лишь в надежности систем управляемого спуска (СУС) и парашютных систем. Будем ждать и надеяться на благополучные посадки обоих «Союзов».

16 апреля.

Вчера после успешного трехчасового полета жестко состыкованные корабли «Союз» расстыковались, и теперь они продолжают полет каждый по своей орбите. Посадка обоих кораблей намечена на 19 и 20 апреля. Вчера же Мишин перелетел с космодрома в Евпаторию вместе с группой Берегового. Вся группа космонавтов, готовящихся для полетов на «Союзах», находится сейчас в Евпатории. Я поручил И.М.Крышкевичу договориться с Мишиным об отправке их в Москву.

Сегодня в 10:00 Тюлин, Карпов, Быковский, Рукавишников и другие товарищи вылетели на полигон, а маршал Руденко вылетел сегодня с полигона в Москву. Я решил отправиться на космодром 19 апреля вместе с основным составом космонавтов группы «Л-1». С нами полетят Лобов, Карась, Казаков и другие члены Госкомиссии.

17 апреля.

Вчера более получаса беседовал один на один с К.А.Вершининым. На Главкома больно смотреть — с каждым днем все заметнее его одряхление, он еле двигается и нетвердо стоит на ногах. Тяжелые дни гибели Гагарина и расследования причин катастрофы приносят нам боль куда более острую, чем любые физические страдания.

После смерти Гагарина и Серегина произошло еще несколько тяжелых катастроф. 15 апреля поздно ночью в Польше столкнулись два МиГ-21, оба пилота погибли. Трудна и опасна профессия летчиков, особенно летчиков-космонавтов, но еще труднее задачи тех, кто командует ими и отвечает за их жизнь. По себе я как будто не замечаю навалившуюся на меня старость. Но все говорят: «Похудел, постарел, на вас лица нет». Да, даром такие события не проходят — и в душе, и на лице они оставляют глубокий след.

Я доложил маршалу о десятках тысяч писем, телеграмм, звонков и личных соболезнований по поводу гибели Гагарина, а также о том, что есть письма, в которых нас ругают за допуск Гагарина к полетам. Главком внимательно меня выслушал, вздохнул и сказал: «Нет тяжелее доли хоронить друзей и близких, и нет таких людей, кто мог бы оправдать тяжелые потери». Мы еще раз обменялись мнениями по поводу различных предположений о причинах катастрофы Гагарина и пришли к выводу: пока нет достаточных оснований, чтобы пытаться сформулировать хотя бы одну из возможных причин гибели экипажа. Расследование продолжается.

Я знал лично всех Главкомов ВВС от П.И.Баранова до К.А.Вершинина. Я очень высоко ценю вклад, внесенный Я.И.Алкснисом в дело развития нашей авиации. Много полезного в этом направлении сделано А.А.Новиковым. Но роль Вершинина в развитии советской авиации и космонавтики нельзя переоценить. Он один из лучших, умнейших и талантливейших руководителей. Жаль только, что он почти уже израсходовал свои жизненные силы и тянет из последних. Мы всегда с полуслова понимали друг друга, я всегда ощущал его интерес к делу, понимание наших трудностей и неуклонное желание поддержать в тяжелые минуты.

18 апреля.

Завтра с Беляевым, Поповичем, другими космонавтами и членами Государственной комиссии вылетаем на космодром для участия в пуске корабля Л-1 23 апреля.

Вчера я согласовал с Руденко, Вершининым и Морозом план мероприятий ВВС по реализации рекомендаций аварийной комиссии. Мероприятий много, над ними нужно немедленно работать, одновременно надо ускорить подготовку экипажей «Союзов». Поэтому я вынужден оставить здесь генерала Горегляда и всех инспекторов, не могу я оторвать от дел и генерала Кузнецова — он должен продолжать работу в аварийной комиссии и руководить подготовкой экипажей «Союзов». На космодроме и в Евпатории наших сил будет меньше, чем обычно.

Мне звонила В.Я.Комарова и просила 24 апреля (день гибели Владимира Комарова) организовать ее поездку к месту происшествия. Я обещал ей в этот день прибыть с космонавтами в Орск и принять участие в траурном митинге. Я передал Валентине Яковлевне пленку и напечатанный текст переговоров Комарова с «Землей» во время его последнего космического полета.

Вчера заседали все три подкомиссии аварийной Правительственной комиссии. В работе подкомиссии И.И.Пстыго принимали участие Титов, Леонов, Кузнецов и я. В подкомиссиях Мишука и Еремина участвовали Кузнецов и Титов. Никаких новых данных в ходе расследования не обнаружено.

19 апреля. Тюра-Там.

На самолете Ил-18 прилетели на космодром. На аэродроме нас встретил генерал-лейтенант Долгушин и доложил, что один из кораблей «Союз» произвел благополучную посадку в районе Караганды. По предварительным данным, впервые работала СУС — система управляемого спуска, использующая аэродинамическое качество 0,3 космического корабля. В момент посадки ветер у земли был 22–23 метра в секунду, система мягкой посадки сработала, и «Союз» приземлился нормально, но после посадки из-за сильного ветра корабль протащило по земле около пяти километров, его внешняя обмазка значительно пострадала. Все средства радиообозначения корабля работали нормально — он был обнаружен еще в воздухе.

Подготовка к пуску корабля Л-1 в облет Луны идет по графику, завтра будет проводиться сухая заправка ракеты, а на воскресенье (пасху) запланирован даже резервный день.

Встречался с Тюлиным, настроение у него оптимистическое, правда, к концу дня оно было испорчено сообщением о гибели двух человек при подготовке испытаний ракеты Н-1. Подготовка далеко отстает от графика, много затяжек, доделок и переделок. В декабре прошлого года Афанасьев и Мишин обещали вывести ракету Н-1 на старт в первой половине марта. Приближается май, а конца работам не видно.

На космодроме апрель необычайно холоден: ночью заморозки до -5 градусов, днем сильные ветры. Разместились в новой гостинице «Космонавт». Строители и хозяйственники космодрома сдержали слово и к 15 апреля сдали почти полностью меблированные комнаты. Правда, нет еще цветов, но об этом мы должны позаботиться сами.

20 апреля.

Утром занимались физзарядкой. Было холодновато, дул сильный ветер — все жались к помещениям. Пришлось показать молодежи, как надо разминаться.

С 10 часов на второй площадке занимались с конструкторами по всем изменениям корабля Л-1 и его оборудования, внесенным после последнего пуска. Особое внимание уделили вопросам астроориентации и звездным датчикам К-100, которые были главными виновниками того, что мы не посадили корабль на территории СССР, а вынуждены были взорвать его над Гвинейским заливом.

В 13 часов 30 минут произвел посадку в районе Целинограда второй «Союз». СУС и двигатели мягкой посадки сработали. Ветер у земли в момент посадки был 25 метров в секунду. Корабль опять поврежден: его долго тащило по земле. Служба поиска обнаружила спускающийся корабль в воздухе, все время наблюдала за ним, но из-за сильной пыльной бури высадить людей к кораблю с вертолетов долгое время не представлялось возможным.

Первый корабль «Союз» сегодня доставили самолетом Ан-12 на аэродром полигона и после беглого осмотра отправили в Москву. Надо признать, что оба «Союза» отлично выполнили программу полета. Старт, стыковка и ориентация «Союзов» отработаны надежно. Остаются кое-какие сомнения в надежности парашютной системы. Тут еще есть над чем подумать, особенно над запасным парашютом, который три раза рвался при испытаниях.

Д.Ф.Устинов в свое время дал распоряжение: «Независимо от результатов предстоящего полета двух кораблей «Союз» готовить еще два корабля для технологического полета». Тогда, при неясности обстановки, такое распоряжение было разумным, сейчас же оно может принести только вред и вызвать перенос пилотируемого полета на август. Я буду настаивать на пилотируемом полете на «Союзах» во второй половине июня. Думаю, что в данном случае моя позиция и позиция Мишина совпадут. Я предвижу, что Пономарев и Руденко, зная мнение Устинова, попытаются уговорить Вершинина не давать согласия на пилотируемый пуск в июне и выскажутся за продолжение технологических полетов. Космонавты будут за пилотируемый полет (в этом я уверен), и их надо будет поддержать.

21 апреля.

С утра около трех часов занимались вопросами организации поиска кораблей Л-1. Доклад о поиске на суше сделал полковник Лапочкин, а о поиске в водах Индийского и Тихого океанов — капитан второго ранга Дмитриев. Последний поднял целый ряд интересных вопросов. Дело в том, что наши моряки еще не имеют опыта обнаружения космических кораблей, да и средства их поиска (морские суда, самолеты, вертолеты, средства связи и многое другое) далеки от совершенства. Дмитриев высказался против подрыва кораблей в воздухе, если они будут садиться за пределами основных расчетных районов посадки. Все космонавты за предложение Дмитриева. Я тоже поддержал это предложение и обещал поставить вопрос об отключении АПО на Госкомиссии. Поддержали мы и мысль о необходимости проведения одного учения службы морского поиска совместно с космонавтами на Черном море и второго — в Индийском океане.

Сегодня прилетел из Москвы с группой своих помощников В.Н.Челомей, а часом позже из Евпатории прилетел В. П. Мишин. Прилетевший вместе с Мишиным полковник И.П.Ващенко доложил подробности работы экипажа Берегового и группы управления полетов «Союзов» в Евпатории. После удачного завершения полетов Керимов и Мишин собрали всех космонавтов, готовящихся к полету на «Союзах», и поставили перед ними вопрос: «Что дальше делать — идти ли на пилотируемый полет или надо продолжать технологические полеты?» Береговой, Волынов, Хрунов, Елисеев твердо высказались за пилотируемый полет, их поддержали все остальные космонавты. Керимов, Мишин, Черток и другие товарищи выступили с предложением осуществить пилотируемый полет в первой половине июня. Мишин поблагодарил космонавтов за хорошую работу и был очень доволен, что ребята высказались за пилотируемый полет.

За дни пребывания в Евпатории Мишин, по словам Ващенко, несколько раз, обращаясь к нему и космонавтам, говорил: «Теперь надо окончательно решить вопрос о составе экипажа, который полетит на «Союзе». Эта фраза волновала Берегового и всех космонавтов, она доказывала, что Мишин еще будет пытаться отстаивать кандидатуру Феоктистова на полет в качестве командира корабля. Я понимаю, что ему нелегко отказаться от этой мысли, но отказаться нужно. Я взял на себя всю ответственность и не готовлю к полету Феоктистова — в полет на двух «Союзах» (со стыковкой в космосе) во второй половине июня или первой половине июля пойдут Береговой, Волынов, Хрунов и Елисеев или их дублеры — Николаев, Шонин, Горбатко и Кубасов. Меня могут наказать за «самоуправство», но изменить состав экипажей никто уже не решится.

Сегодня запустили на орбиту очередную «Молнию-1». Телевизионные передачи через «Молнию-1» ведутся непрерывно, но для полной гарантии того, что они по какой-либо случайности не прекратятся в майские праздники, подняли в космос еще одну станцию.

22 апреля.

Провели заседание Госкомиссии. Разработчики систем и испытатели полигона доложили, что ракета УР-500К и корабль Л-1 подготовлены к старту. Мишин и Челомей подтвердили готовность и просили разрешения Госкомиссии осуществить пуск завтра в 2 часа 1 минуту 27 секунд. Решили: «Осуществить пуск корабля Л-1 для облета Луны точно в назначенное время».

Последним вопросом на Госкомиссии обсуждалось предложение Мишина: «Во всех случаях взрывать корабль Л-1, если не будет управляемого спуска». Мотивы этого предложения — боязнь, что корабль может попасть в руки американцев и они узнают «секреты» нашей радиоэлектроники. Я выступил против этого предложения. Мы имели всего одно возвращение корабля в атмосферу Земли со второй космической скоростью, это возвращение не было управляемым из-за отказа астроориентации, и корабль, снижавшийся по баллистической кривой, был взорван по настоянию Мишина. Сейчас Мишин предлагает взрывать все корабли в случае баллистического спуска, но такой спуск возможен (с большой вероятностью) и в полете пилотируемого корабля с экипажем на борту. После полета «Зонда-4» вероятность баллистического спуска составляет 1,0 (один из одного возможного); в идеальном случае (если в трех предстоящих беспилотных полетах Л-1 все три спуска корабля будут управляемыми) она составит 0,25, а если из трех спусков хотя бы один окажется неуправляемым, то такая вероятность возрастает до 0,5.

Мы еще почти ничего не знаем об условиях баллистического спуска со второй космической скоростью. Ясно только, что перегрузки и температура будут высокими, но выдержит ли корабль, и особенно экипаж, условия такого спуска и сработает ли система посадки? На этот вопрос может ответить только практика. На месте Мишина в интересах отработки кораблей Л-1 и Л-3 нужно было бы просить Госкомиссию специально провести хотя бы один баллистический спуск, а он наоборот настаивает на «незаконности» и малой вероятности такого спуска. Мишина поддержал один только его заместитель Шабаров. Челомей, Курушин, Кириллов и Гуровский отмолчались, а Лобов, Казаков, Юрышев, Бармин и другие товарищи поддержали меня.

Просто комедийно выглядела та часть выступления Мишина, где он (отвечая на мой вопрос: «Зачем же мы выслали десяток морских кораблей в Индийский океан и зачем вообще затратили более сотни миллионов рублей на создание морского поискового комплекса, если он совершенно не нужен?») сказал: «Я всегда был против посылки морских средств поиска в Индийский океан». Тут не вытерпел моряк Дмитриев, попросив слова, он доложил, что в феврале сего года был у Мишина и просил не посылать суда в Индийский океан, но тот отверг его просьбу и написал на ходатайстве ВМС: «К 23 апреля 1968 года выслать в запасный район посадки в Индийском океане 7–9 судов». После такой справки всем стало все ясно, а Мишин был вынужден красноречиво промолчать. Решили обсудить этот вопрос на специальном заседании. Даже Тюлин, будучи «дважды начальником» Мишина (как председатель Госкомиссии и как первый заместитель министра), вынужден был при широкой аудитории трижды высказать свое несогласие с его «идеями».

23 апреля.

Около часа ночи по местному времени все космонавты и специалисты ВВС выехали на 130-ю площадку, чтобы наблюдать за пуском ракеты УР-500К с кораблем Л-1. Я и генерал Карпов наблюдали пуск с 81-й площадки. Ночь была темная, звездная, прохладная...

Старт ракеты состоялся в точно назначенное время. До 260-й секунды полета все шло нормально, но после отсчета «260» внезапно исчез факел, хотя до включения третьей ступени оставалось еще 79 секунд. Было ясно, что произошла авария, поэтому я немедленно дал по телефону команду генералу Долгушину направить самолеты поиска в район Джезказгана, а сам поехал на вторую площадку для уточнения обстановки.

В 2 часа 50 минут по московскому доложили, что система аварийного спасения сработала, и корабль сел в 520 километрах от полигона (в 110 километрах восточнее Джезказгана). Место посадки было определено по пеленгам «Кругов» и баллистическими расчетами. На мой вопрос: «Слышат ли экипажи самолетов сигналы корабля?» — Долгушин ответил: «Два самолета Ил-14 и один вертолет Ми-4 находятся сейчас в районе приземления корабля, но пока не слышат его сигналов». Через несколько минут получили тревожный доклад от командира вертолета: «Корабль обнаружил, он горит». У нас были сомнения: командир вертолета мог принять за корабль вторую или третью ступень ракеты, которые должны были упасть недалеко от него (было еще темно, и такая ошибка была вполне возможной). Но вскоре генерал Кутасин подтвердил: «Да, объект горит».

Создали аварийную комиссию, в состав которой я включил от ВВС инженер-полковника Ващенко. Причина аварии в какой-то неисправности на борту корабля. Система безопасности корабля выдала сигнал «Авария», а по этому сигналу система безопасности носителя выключила двигатели второй ступени. Опять причина неудачи в плохой работе ЦКБЭМ, возглавляемого Мишиным. Это одиннадцатая неудача Мишина за два года. К носителю УР-500К в этом пуске (десятом по счету) нет никаких претензий, нас снова подвела автоматика. Меня все время преследует меткое слово С. П. Королева «заавтоматизировались».

В 16 часов Госкомиссия рассмотрела предварительные итоги расследования аварии. Все сходятся на том, что виновник происшествия — космический корабль и что наиболее вероятной причиной неудачного пуска является какой-то отказ в системе электропитания корабля.

Утром, примерно через час после рассвета, обнаружилась ошибка летчика — командира поискового вертолета: горел не корабль, а обломки ракеты. Корабль Л-1 сел отлично, все элементы его посадочной системы, кроме «Прибоя», сработали. К 15 часам вертолет Ми-6 доставил корабль в Джезказган, а завтра на самолете Ан-12 мы отправим его в Москву. Решили все расследования проводить в ЦКБЭМ под руководством Мишина и Челомея. По предложению Н. Н. Юрышева на очередном совещании рассмотрим анализ всех пусков ракеты УР-500К с кораблем Л-1. За три последние аварии ракеты УР-500К мы получили три очень удачных срабатывания САС, так что можно считать парашютную систему корабля Л-1 относительно надежной.

25 апреля. Москва.

Вчера я с группой товарищей на самолете Ил-18 прилетел в Орск. Год тому назад в 65 километрах восточнее Орска разбился космический корабль «Союз-1», при этом погиб космонавт В.М.Комаров. По договоренности с секретарем Оренбургского обкома партии и местными гражданскими и военными властями мы решили провести траурный митинг на месте гибели Комарова.

Из Орска на двух вертолетах мы вылетели в Адамовский район к месту проведения митинга. Со мной на вертолете летели Беляев, Попович, Быковский, Макаров и Карпов. За сорок лет полетов меня ни разу не страшила мысль разбиться. Но в этом полете на вертолете, когда рядом со мной сидели три летчика-космонавта, я почему-то чувствовал себя не совсем уверенно и каждую минуту ловил себя на жгучем желании побыстрее сесть на землю. В обстановке траура по Комарову и недавней гибели Гагарина мне не давала покоя мысль о возможных новых происшествиях с космонавтами, хотя я все время следил за каждым их шагом, как наседка за цыплятами, с той только разницей, что у наседки — цыплята, а у меня — «орлы», уследить за которыми неимоверно трудно.

Подлетая к району митинга, мы наблюдали на земле сотни автобусов, грузовых и легковых машин. В малонаселенной степи собралось более десяти тысяч человек, многие прошли пешком десятки километров, чтобы присутствовать на траурном митинге. На месте гибели Комарова установлен небольшой обелиск, поставлена ограда, внутри ограды посажены деревья. Рабочие совхоза имени Комарова любовно хранят память о космонавте.

На митинге, который открыл секретарь Адамовского райкома партии, от имени космонавтов выступил Павел Попович. Валентина Яковлевна Комарова, Беляев, Быковский и Попович посадили за оградой обелиска четыре березки. После митинга в совхозе состоялся поминальный обед... Я предлагал Валентине Яковлевне вместе с нами вернуться в Москву, но она попросила отправить ее в Уфу к своим родителям.

Через три часа полета мы были в Москве. На аэродроме Чкаловская полковник Масленников доложил мне о новом происшествии с космонавтом Матинченко. 19 и 21 апреля Матинченко был участником двух тяжелых автопроисшествий. Погиб мальчик шести лет и искалечены трое взрослых. Ведется расследование этих происшествий, но уже сейчас ясно, что оба происшествия — результат недисциплинированности и пьянки. Матинченко всегда мне казался человеком недостаточно организованным, и вот он показал свое истинное лицо.

26 апреля.

Более шести часов заседали у Л.В.Смирнова — слушали и обсуждали доклады председателей подкомиссий Правительственной аварийной комиссии по расследованию причин гибели Гагарина.

Докладывали Еремин, Мишук и Пстыго. Общее содержание докладов: причина гибели Гагарина и Серегина не установлена, наиболее вероятной причиной происшествия могло быть столкновение с шаром-зондом. Установлено, что материальная часть (самолет, двигатель и все оборудование) была в исправном состоянии до удара о землю, двигатель работал на оборотах 9000–10000. Найдены все основные узлы, приборы и оборудование, всего подобрано 92 процента сухого веса самолета. Подобрано только 20 процентов остекления фонарей кабин самолета — это обстоятельство наводит на мысль, что фонари могли быть разрушены в воздухе.

Воздушная обстановка в зоне «20» 27 марта 1968 года с 10 часов 19 минут до 10 часов 45 минут

Примечания:

Маршрут самолета «625» требует дополнительного уточнения, так как он по данным радиообмена и наблюдений оператора РЛС, восстановленных по памяти.

2. Траектория полета самолета «625», показанная на схеме после отметки 10:43, является предположительной.

3. Самолеты «631» и «632» в момент времени 10:43 находились уже в районе аэродрома Чкаловская.
<
Командир экипажа (позывной) Тип самолета Время взлета Отметки времени
10:27 10:30:10 10:43
Н Д Н Д Н Д
Гагарин, Серегин («625) УТИ МиГ-15 10:19 4200 0 4200 0 4200 0
Устенко («631») МиГ-21 10:20 5000 23 5000 66 5000 30
Есиков («632») МиГ-21 10:22 3000 23 3000 12 5000 18
Андреев («614») УТИ МиГ-15 10:30 - - Взлет Взлет 500 57
Борзов («116») Ан-22 10:33 - - - - 1600 14
Чайковский («128») Ан-24 - - - - - - -

10:27 — начало выполнения задания экипажем самолета «625»

10:30:10 — потеря радиосвязи после окончания выполнения задания

10:43 — исчезновение отметки на экране радиолокатора

Н — высота полета в метрах

Д — относительное удаление от самолета «625» в километрах

Генерал Еремин излишне много говорил о фактах отдельных нарушений в организации летной работы на аэродроме Чкаловская, которые к данному случаю отношения не имеют, но в потенции могут создавать предпосылки к летным происшествиям — отсутствие радиолокаторной проводки самолета Гагарина, одновременное нахождение в районе полета Гагарина трех других самолетов на 1000 метров выше и ниже УТИ МиГ-15, несколько усложненные метеоусловия (двухслойная облачность), отсутствие полетного листа. Надо признать, что эти и другие нарушения имели место при организации полетов 27 марта (виновны в этих нарушениях генералы Пушко и Кузнецов), но к катастрофе Гагарина они не имеют никакого отношения. О том, что в организации полетов на Чкаловской есть серьезные недостатки, отмечалось еще в решении ЦК КПСС в 1958 году. Это решение не выполнено из-за трудностей со штатной численностью и материальным обеспечением летных частей. Смирнов сказал: «Мы должны найти причину гибели Гагарина и решить, что надо сделать, чтобы резко поднять качество подготовки космонавтов и обеспечить для них более высокую безопасность».

Решили на 10–12 дней продлить работу подкомиссий, еще раз просмотреть и изучить летную обстановку 27 марта в период от 10 часов 30 минут 10 секунд до 10 часов 31 минуты 30 секунд, проанализировать организацию пусков шаров-зондов и особое внимание уделить изучению возможности столкновения самолета с шаром-зондом. По рекомендации Л. В. Смирнова постановили все вопросы реорганизации Центра, укрепления полка и расширения тренажной базы для подготовки космонавтов включить в решение ЦК КПСС.

27 апреля.

Был в ЦПК, провел первое официальное заседание Совета Центра. Речь шла о состоянии воинской дисциплины.

Утром полковники Шаталов и Ващенко проверили проведение физзарядки космонавтами и явку на службу всего личного состава Центра. Оказалось, что из семидесяти космонавтов на зарядку (как положено по расписанию, утвержденному начальником Центра) вышли только восемнадцать человек, причем среди них не было ни одного из летавших космонавтов. Командир первого отряда Николаев, его заместитель Леонов, командир второго отряда Титов и его заместитель Попович также отсутствовали на зарядке и не знали, как она прошла. С явкой на службу тоже плохо: десятки офицеров опаздывают к началу занятий.

В своем выступлении кроме этих недостатков я привел и другие факты (автопроисшествия с участием Поповича, безобразное поведение Матинченко, плохое исполнение Беляевым обязанностей начальника штаба группы ВВС на космодроме) и сделал вывод о том, что в Центре ослабла дисциплина, что руководящий состав Центра и летчики-космонавты нередко сами нарушают распорядок и воинскую дисциплину и не всегда служат примером поведения для подчиненных. Обвинение было тяжелым, но справедливым. Беляев, Леонов, Титов и другие вынуждены были признать справедливость моих упреков и обещали немедленно начать устранение имеющихся упущений.

Днем в Центр приехали руководители Владимирской области. Они привезли с собой проект обелиска на месте гибели Гагарина и Серегина, созданный группой ленинградских архитекторов, и просили высказать наше мнение по проекту. За проект обелиска решили ленинградцев поблагодарить, но окончательного решения по нему не принимать, имея в виду целесообразность объявления конкурса на создание памятника. Признали необходимым создать музей на месте катастрофы, посвященный последним дням жизни Гагарина и Серегина, а в районе города Покров (вблизи автострады Москва — Горький) построить музей Гагарина, отражающий достижения СССР в космосе.

29 апреля.

Рассказал Вершинину о совещании у Смирнова и несогласованности выступлений Еремина и Мишука в ходе расследования катастрофы. Главком обещал указать им на недопустимость несогласованных между подкомиссиями высказываний о причинах происшествия — правительству надо доложить о достоверных причинах катастрофы и плане мероприятий по развитию Центра подготовки космонавтов. Варианты, которые не будут поддержаны большинством членов комиссии, должны рассматриваться только как частные соображения.

Более часа беседовал с Терешковой. Первого мая она улетает в Париж во главе делегации Комитета советских женщин, которая должна принять участие в конгрессе женщин Франции. Просмотрели текст выступления Вали на конгрессе, немного поправили раздел о космосе, обсудили все возможные вопросы, которые могут быть заданы корреспондентами на космические темы.

Последнее время Терешкова выступала меньше обычного и поэтому чувствует себя несколько неуверенно. Я подбодрил ее и попросил вести себя так же уверенно, как это бывало в поездках со мной. Глубоко вздохнув, Валя призналась: «Николай Петрович, когда вы рядом, я чувствую себя как за каменной стеной, а без вас страшновато — я просто вся дрожу». При прощании Валя сказала, что завтра она едет в больницу за В. И. Гагариной, которую врачи решили отпустить на майские праздники к детям.

Позвонил Мишин и попросил поддержать его новое предложение: послать в полет на двух «Союзах» не четырех, а пятерых космонавтов, с тем чтобы из одного корабля в другой на орбите переходили не два, а один космонавт. Это неожиданное предложение меня просто ошеломило. Я сказал Мишину: «Это очень серьезный вопрос, с ходу я не берусь на него ответить». Попросил Мишина изложить цели, мотивы и детали этого предложения и дать нам два-три дня на обдумывание. Мишин сказал, что будет ждать нашего ответа до 6 мая.

Был у меня Герман Титов. Он доложил, что сегодня на физзарядке были все космонавты, опоздавших на занятия не было. Герман просил разрешения продать свою «Волгу» и купить «Москвич». Разрешил ему продать машину через комиссионный магазин.

30 апреля.

Говорил с Тюлиным — он ничего не знает о новом «мишинском кордебалете» (выражение Тюлина). Более года мы готовим по определенной программе экипажи для «Союзов», и за полтора-два месяца до полета вводить в состав экипажа новых людей и значительно менять программу полета, по-видимому, малооправданно. Боюсь, что это предложение опять как-то связано с попыткой навязать нам в полет К.П.Феоктистова уже не в роли командира корабля, а как члена экипажа.

Заезжала Терешкова за сувенирами для поездки. Валя рассказала мне, что Леонов зачем-то забрал у Валентины Ивановны дневник Гагарина. Я попросил Терешкову передать Валентине Ивановне мою настоятельную просьбу — немедленно вернуть дневник от Леонова и никому ничего не давать из записок и вещей Гагарина без совета со мной. Юра, оказывается, вел дневник. Об этом, по-видимому, от Леонова узнали Л. В. Смирнов и работники аппарата ЦК КПСС. Многим хотелось бы почитать дневник Гагарина, но прежде чем удовлетворить это любопытство, надо будет ознакомиться с ним самому.

Говорил с Леоновым. Я уже не раз указывал ему на излишнюю «разговорчивость», а сегодня посоветовал считать до пяти, прежде чем раскрыть рот. Леонов обиделся за совет, но, припертый фактами, вынужден был признать, что язык у него иногда опережает мысль.

27 апреля он «от имени командования» дал распоряжение космонавтам прямо с приема у министра обороны ехать всем в Чехословацкое посольство. Вечером в тот же день он был в больнице у Гагариной и бухнул ей: «Ты знаешь, Юру и Серегина обвиняют в том, что они выпивали перед полетом». На Валентину Ивановну такое заявление произвело удручающее впечатление, и она сказала: «Еще одно такое «товарищеское» сообщение, и я, наверное, перестану вас больше утруждать».

Для этого «товарищеского» сообщения у Леонова не было никаких оснований. Абсолютно точно установлено, что 26 и 27 марта ни Гагарин, ни Серегин не употребляли спиртного. 25 марта оба они присутствовали на 50-летии Крышкевича, но и в этот день почти ничего не пили. Серегин уже в девять вечера был у себя на квартире.

Эти строки я пишу, когда рабочий день фактически кончился — штаб затих, все разъехались. Предстоят три праздничных дня, а многие гражданские празднуют по шесть дней подряд. С введением двух выходных дней в неделю начались сплошные праздники, работать некогда — праздники мешают. Я работаю более 40 лет и никогда не чувствовал необходимости «гулять» два дня в неделю. Думаю, что мы поторопились с резким увеличением выходных дней и можем многое потерять в качестве работы и особенно в дисциплине труда и вопросах морали, быта, культуры населения. Занятость, труд — основное воспитывающее и организующее начало для каждого человека. Подавляющее число людей морально не подготовлено отдыхать два раза в неделю, и многим очень трудно найти себя в перманентном ничегонеделании.

Май

4 мая.

Три дня праздновали. Провел праздники с семьей на даче — работал в саду, копал землю, возился с внуками. Н.Ф.Кузнецов доложил, что за все дни праздников в ЦПК происшествий не было.

Сегодня в 15:00 будет выстроен весь личный состав Центра для зачтения приказа министра о переформировании ЦПК в Центр имени Гагарина. В газетах за 3 мая опубликовано решение ЦК КПСС и Совета Министров об увековечении памяти Гагарина и Серегина. Все наши предложения приняты.

Подкомиссии по расследованию катастрофы продолжают работу, продолжается поиск деталей в районе падения самолета, на поиске ежедневно работают 400 солдат и более 50 офицеров. За два последних дня ничего существенного не обнаружено.

Из бесед со специалистами установил, что при выводе МиГ-15 из штопора рекомендуется переводить обороты двигателя на холостой ход. Самолет упал с работающим двигателем (9000–10000 оборотов в минуту) — это новое подтверждение ошибочности версии генерала Мишука о срыве самолета в штопор. Вероятность срыва ничтожна, а поведение экипажа в случае штопора совершенно необъяснимо (отсутствие попытки катапультироваться, отсутствие связи, пикирование с углом 50 градусов, работа двигателя на номинальных оборотах).

6 мая.

С.И.Руденко, П.С.Кутахов и я более часа обсуждали вчера все материалы аварийной комиссии. Пришли к единому заключению, что однозначно причину гибели Гагарина установить невозможно. Продолжаются работы и исследования по варианту столкновения самолета с шаром-зондом. Готовятся предложения по укреплению Центра имени Гагарина тренажерами, оборудованием и личным составом.

Сегодня получили решение правительства по пенсионному обеспечению семей погибших. В.И.Гагариной выдали единовременное пособие 5000 рублей. Пенсию ей установили 200 рублей, а дочерям — по 100 рублей в месяц. Жене Серегина назначена пенсия 150 рублей, а дочери — 75. В отношении других родственников приняты все наши предложения.

Сегодня имел длительную беседу с генерал-лейтенантом Н.Н.Юрышевым (заместителем начальника НТК Генштаба) и генерал-майором А.А.Максимовым. Говорили о перспективах объединения космических подразделений в самостоятельный вид Вооруженных Сил. Пришли к выводу, что дальнейшее распыление космических исследований по существующим видам ВС принесет вред делу обороны страны. Согласились, что надо уже сейчас искать пути объединения «военного космоса». Признали, что дальнейшее совершенствование космической техники пойдет двумя путями:

1) превращение спутников в маневрирующие космические корабли с использованием управляемого спуска;

2) создание орбитальных самолетов с использованием для их старта самолетов-разгонщиков.

На первом пути мы уже имеем реальные успехи ( «Союзы», Л-1). На втором пути реально мало что сделано (работы в ОКБ Микояна и Туполева находятся на начальной стадии), но, с моей точки зрения, этот путь в военном отношении более перспективен.

7 мая.

Вчера завизировал решение ВПК Совета Министров об экипажах для кораблей «Союз». Для первых четырех кораблей к полету готовятся: Береговой, Волынов, Хрунов, Елисеев, Николаев, Шонин, Горбатко и Кубасов.

Вопрос о полете К.П.Феоктистова фактически снят с обсуждения, хотя сам Феоктистов и Мишин еще не сложили оружия. Для Мишина провал его «идеи» с полетом Феоктистова должен быть удручающим. А если учесть его неудачную попытку послать в космический полет С. Н. Анохина, то всем станет ясно, что мишинские предложения о составе экипажей космических кораблей по меньшей мере легкомысленны. Борьба против предложений Мишина (а его активно поддерживали Келдыш, Пашков, Тюлин, Керимов, Строганов и другие) отняла у меня много времени, но нам удалось убедить всех в правильности наших позиций.

Сейчас решается вопрос: «Что дальше делать с «Союзами»?». Мишин — за пилотируемый полет, космонавты тоже, а Устинов, Афанасьев, Дементьев и Смирнов хотят выполнить еще два технологических пуска. «Союз» после последних доработок выглядит уже хорошим кораблем, но у него есть еще два слабых места — запасная парашютная система и САС. По завершении доработок совершены три посадки кораблей после космического полета, выполнено 23 приземления макетов при сбросе с самолетов. Основная парашютная система вполне надежна, но запасная система и САС имеют много отказов (порывы строп и куполов). Вероятность использования САС и запасной парашютной системы невелика — в такой обстановке Королев взял бы на себя всю ответственность и пошел бы на полет. Космонавты и специалисты ВВС поддержали бы такое решение. Но, к сожалению, Мишин — не Королев, он занял уклончивую позицию: «Сам я не буду предлагать пилотируемый полет, если ЦК меня заставит — я пойду на такой полет».

Короче говоря, сейчас над многими довлеет чувство перестраховки. ВВС поддержали бы решение о полете, но такого решения нет. Все эти проволочки и колебания отнимают массу времени — есть опасение, что до сентября-октября 1968 года мы не будем иметь пилотируемых полетов в космос.

11 мая.

Два дня отдыхали, а большинство гражданских учреждений и предприятий и сегодня еще не работают. За 10 дней мая у военных было четыре рабочих дня, а у гражданских только два.

8 мая был в Центре, посетил В. И. Гагарину — объявил ей решение правительства о пенсиях. Валя интересовалась ходом расследования происшествия, причинами катастрофы. Она глубоко убеждена, что Гагарин совершенно не виноват в случившемся (был здоров, работоспособен, много летал и десятки раз выполнял более сложные полеты). Она считает, что причины происшествия где-то в отказе материальной части, диверсии или в столкновении самолета с шаром-зондом. Я подробно рассказал ей о результатах работы аварийной комиссии. Валя уже второй раз настойчиво просит организовать ее поездку на место гибели Юрия Алексеевича. Я обещал сделать это во второй половине мая.

Беседовал с К.П.Феоктистовым. Он рассказал о совещании, которое провел Мишин в ЦКБЭМ 7 мая. На совещании решили, что «Союзы» и все их системы готовы для пилотируемых полетов (кроме запасной парашютной системы, на доработку которой потребуется 2–3 месяца). Мишин считает, что пилотируемый полет «Союзов» возможен в первой половине августа.

Провел совещание с руководством Центра. Решили назначить летчиков-космонавтов ответственными за разработку и оформление памятных обелисков:

— на месте посадки Гагарина в 1961 году — Титова;

— в Центре имени Гагарина — Беляева;

— в городах Гагарин и Смоленск — Николаева и Быковского;

— на месте гибели Гагарина и Серегина — Леонова и Поповича;

— на площади имени Гагарина в Москве — Терешкову.

Обсудили вопрос о том, на каком типе самолета-истребителя целесообразно летать космонавтам. Титов высказался за Су-7, МиГ-21 и другие новейшие самолеты. Николаев и Леонов также назвали по два-три типа истребителей. Беляев, Быковский, Попович, Кузнецов и другие твердо высказались за учебно-тренировочный самолет Л-29, я поддержал это мнение. Л-29 обладает почти всеми данными современного истребителя, но он в двадцать раз надежнее самолетов Су-9 и МиГ-21 и в 4–5 раз надежнее МиГ-15.

Кузнецов и все космонавты выступили против перебазирования авиаполка Центра с аэродрома Чкаловская. Пришлось принять решение вопреки мнению большинства. Летная подготовка космонавтов уже сейчас затруднена перегруженностью аэродрома Чкаловская и отсутствием зон пилотажа. В Московской зоне полетов эти трудности будут с каждым годом возрастать, особенно с ростом численности космонавтов. Для полетов космонавтов нужен хороший отдельный аэродром, и мы его будем строить.

12 мая.

Вчера долго беседовал с Павлом Беляевым по его просьбе. Беляеву уже 43 года, у него не все в порядке с сердцем (систулы). Врачи настаивают на списании его с летной работы, но Беляев уверяет, что он здоров, и надеется еще слетать в космос. На этой почве у Беляева с врачами Центра и генералом Кузнецовым затянувшийся конфликт. Вчера утром у Беляева с Кузнецовым был неприятный разговор. Стремление Кузнецова выяснить состояние здоровья Беляева последний понял как новую очередную попытку списать его с летной работы. А настороженность Беляева к врачам и нежелание лечь в госпиталь на обследование Кузнецов квалифицировал как недисциплинированность.

Я приказал Беляеву лечь на исследование, но одновременно заверил его, что у нас нет и не может быть стремления списать его по болезни, наоборот, мы делаем все возможное, чтобы вернуть его к летной работе. Если же это по состоянию здоровья Беляева окажется невозможным, то для него всегда найдется в Центре работа, которая не будет непосредственно требовать его личного участия в полетах.

Из беседы я понял, что Беляев, да и другие космонавты не доверяют врачам Центра, не любят их и не советуются с ними. Такие ситуации были и раньше — это очень плохо. Виноваты в таких отношениях и сами космонавты, и врачи. На эту тему я более часа беседовал с генералом Бабийчуком, он понял, что в медицинском обслуживании космонавтов и в наблюдении за их здоровьем есть много ошибок, и обещал продумать мероприятия по значительному улучшению этого участка работы.

Сегодня Москва прощается с маршалом Соколовским, он умер 10 мая от кровоизлияния в области желудка, ему шел 71-й год. Последний раз я его видел около месяца назад, выглядел он неплохо, но мы знали, что его силы подтачивает серьезная болезнь. Соколовский — один из наших выдающихся полководцев, но мне он больше запомнился как «гробовщик военной авиации». Десять лет назад Хрущев и Соколовский нанесли тяжелейший удар по нашей авиации, да и по военной мощи страны в целом (резкое сокращение военной авиации, разгон академии Генерального штаба, ликвидация сухопутных войск как вида Вооруженных Сил и другие глупости).

13 мая.

Звонила Валя Терешкова. Она коротко рассказала о результатах поездки по Франции — поездка прошла хорошо, и Валя довольна ее итогом.

Говорил с маршалом Руденко о нашем намерении избрать для полетов космонавтов один тип самолета (Л-29) и о необходимости строительства нового аэродрома. В принципе Руденко согласился с нашими предложениями, но долго говорил о выборе места будущего аэродрома (он назвал Крым и Среднюю Азию). В дальнейшем мы наверняка займемся и Крымом, и Средней Азией, но сейчас нам нужен хороший аэродром в 100–200 километрах от Москвы.

Говорил с Керимовым, он рассказал о стремлении Мишина добиваться разрешения на пилотируемый полет двух «Союзов» в первой половине июля. Пока это только намерения, пожелания и предложения.

Первый раз в этом сезоне играл сегодня в теннис на стадионе в Лужниках. Я остался без своих постоянных партнеров (Муся больна, Шестаков умер, а Смирнов перешел играть на корты ЦДСА), и впервые моим «противником» был полковник Карпенко. Он, по-видимому, переоценил мои возможности и играл несколько неуверенно: мне с трудом удалось обыграть его со счетом 6:3.

15 мая.

Вчера узнал, что инженер-полковник Кириллов — главный инженер 4-го Управления ГНИКИ — написал очень обстоятельное письмо в ЦК КПСС, в котором пытается доказать, что катастрофа Гагарина и Серегина произошла из-за взрыва в воздухе гидроаккумулятора. Кириллов — отличный инженер, он хорошо знает гидросистемы и несколько раз уже участвовал в расследовании причин взрывов гидроаккумуляторов. Он доказывает, что на гидроаккумуляторе самолета Гагарина есть следы взрыва в полете и следы от удара о землю. Кириллов предлагает провести целый ряд взрывов гидроаккумуляторов, в том числе и на самолете УТИ МиГ-15, чтобы неопровержимо доказать, что Гагарин и Серегин лишились работоспособности в воздухе из-за взрыва гидроаккумулятора.

Я пока не могу утверждать, что Кириллов прав на все 100 процентов, для подтверждения его предположения надо провести целый ряд исследований. Но вероятность того, что трагедия началась со взрыва гидроаккумулятора, очень большая, а главное — это полностью объясняет прекращение связи, отсутствие попыток к катапультированию, отсутствие 70 процентов остекления фонаря, а также показания приборов о минусовом давлении в кабине в момент разрушения самолета.

Генерал-полковник Мишук, руководивший расследованием состояния самолета и его оборудования, попал в очень неприятное положение — он уже дважды доложил на аварийной комиссии, что материальная часть работала безотказно и никаких претензий к ней и инженерно-техническому составу нет (26 томов материалов расследования). Мишук вел расследование «за закрытыми дверями», он принял все меры для того, чтобы никакие сведения о состоянии материальной части никуда не просочились без его личного согласия. Такая излишняя «бдительность» насторожила многих членов комиссии и специалистов и вызвала много нареканий.

Вчера на Центр имени Гагарина было целое нашествие начальства. Внезапно приехали Павлов (управляющий делами ЦК), Савинкин и Сербин (начальники отделов ЦК), а также генерал-полковник Комаровский — заместитель министра обороны. Они бегло осмотрели строительство Центра. Вместе со мной в Центр приехал Тюлин, а несколько раньше нас — генерал Трегуб. От имени Мишина генерал Трегуб обратился к космонавтам группы «Союз» с предложениями ЦКБЭМ об изменении задания на полет двух пилотируемых кораблей «Союз». Больше года мы готовили космонавтов к полету с задачей: «Один космонавт взлетает на активном корабле; через сутки на пассивном корабле взлетают три космонавта; производится стыковка кораблей вручную, и два космонавта из пассивного корабля переходят в активный, после чего корабли расстыковываются, летают до трех суток, а затем производят посадку».

Сейчас, когда окончательно выяснилось, что запасной парашют рвется при скоростном напоре более 1300 килограммов на квадратный метр, В.П.Мишин и Ф.Д.Ткачев пытаются спасти запасную парашютную систему снижением веса спускаемого аппарата на 150–200 килограммов. Мишин предлагает: отказаться от экипажа в составе трех человек, иметь на борту каждого «Союза» только двух космонавтов, не осуществлять переход космонавтов из корабля в корабль, а ограничиться разгерметизацией бытового отсека пассивного корабля.

Почти два года мы готовили сложный эксперимент по стыковке «Союзов» и переходу двух космонавтов из пассивного корабля в активный. Подготовка полностью закончена. Экипажи подготовлены хорошо. Очень хотелось бы выполнить задание на полет в прежнем варианте, но если настаивать на этом, то пилотируемых полетов в 1968 году не будет. В интересах осуществления пилотируемых полетов в августе-сентябре сего года мы вынуждены дать согласие на изменение задания в сторону его упрощения. Но мы будем категорически против попыток Мишина изменить и состав экипажей (он предлагает назначить командиром корабля Елисеева и ввести в состав группы «Союз» Гречко). В первом полете на «Союзах» основной экипаж может быть только таким: Береговой, Волынов, Хрунов, Елисеев (дублеры — Николаев, Шонин, Кубасов, Горбатко).

Все космонавты, кроме Шонина и Хрунова, высказавшихся за прежний вариант, согласились с такими наметками решения. На совещании космонавтов лучше других выступил Шаталов, он сказал: «Переход из корабля в корабль очень интересный и эффектный эксперимент, но не главная задача полета, главное — в отработке кораблей «Союз» и осуществлении стыковки. В целях решения главной задачи мы должны отказаться от перехода». Шаталова поддержали Беляев и Николаев.

Сегодня Терешкова рассказала о полученном ею сообщении из ЦК о том, что в ближайшие дни с ней будет беседовать Б.Н.Пономарев (а возможно, и Л.И.Брежнев) о выдвижении ее кандидатуры на пост председателя Комитета советских женщин. Валя боится этой встречи и намерена отбиваться от нее.

17 мая.

Вечером 15 мая более четырех часов был в НИИЭРАТ ВВС у генерала В.Ф.Шуста. Ознакомился со всеми деталями самолета, на котором потерпел катастрофу Гагарин. Более чем за 40 дней поиска на месте происшествия найдено множество частей и деталей самолета, двигателя и оборудования (до 98 процентов веса самолета).

Анализ обломков дает право утверждать, что до момента удара о землю самолет был цел, а двигатель работал. Пока остается неясным вопрос с остеклением фонарей кабин, найдено всего 30 процентов остекления — остается вероятность разрушения фонарей кабин в воздухе от взрыва внутри самолета или от столкновения самолета с каким-то внешним объектом.

Меня интересовало и состояние гидроаккумулятора, особенно в связи с письмом полковника Кириллова. Беглый осмотр аккумулятора не дал неопровержимых доказательств взрыва его в воздухе. На цилиндре и крышках этого узла есть следы нескольких ударов. Эти следы могли быть вызваны и ударом о землю целого аккумулятора, и ударом уже частично разрушенного взрывом его цилиндра.

Долго заниматься исследованием аккумулятора мне не пришлось — надо было принять участие в совещании специалистов по письму инженер-полковника Кириллова. Совещание вел Мишук, от Совета Министров были Пашков, Бобырев и Богданов, присутствовали представители от Сербина, Дементьева, Туполева, Логинова, Микояна. Короче говоря, на совещании были все, кто уже подписался под докладом о безотказной работе материальной части. Все они были готовы дать отпор посягательству на их непогрешимость.

Кириллов очень коротко доложил, что на основании изучения состояния деталей гидроаккумулятора он пришел к выводу о его взрыве во время полета. Кириллову было задано много вопросов, чувствовалось, что оппоненты задались целью «посадить его в лужу». И они добились своего: на большинство вопросов он не смог ответить (почему осталась целой контровочная проволока? почему резьба не имеет повреждений? почему поршень остался в цилиндре аккумулятора?). Этого ураганного допроса не выдержал бы и более подготовленный человек, а Кириллов выглядел просто беззащитным цыпленком в стае коршунов. Кириллов слабо защищал свою версию взрыва, но и его противники не убедили меня, что взрыв в данном случае не имел места. Желательно продолжить исследование аварийного аккумулятора и провести ряд экспериментов по взрыву аккумуляторов.

Вчера ездили на место гибели Гагарина. Вместе со мной были Гагарина, Терешкова, Беляева, Кузнецов, Леонов, Попович, Рябчиков, Макаров и другие товарищи. У деревни Новоселово нас встретили секретарь Владимирского обкома М.А.Пономарев, председатель облисполкома Т.С.Сушков, главный архитектор области А.П.Акимов. На машинах мы с большими трудностями добрались до погоста, где оставили машины, и четыреста метров шли пешком. В лесу уже немного просохло, но яма, образованная падением самолета, полностью заполнена водой. Почва, выброшенная взрывом, и прилегающая к яме местность еще сыроваты и не дают возможности просеять землю и собрать все мелкие обломки. На месте падения самолета мы еще находили кусочки дюраля, обрывки электропроводов, кусочки резины, заклепки, осколки фонаря... Многие товарищи собрали себе на память по несколько граммов остатков самолета.

Мы привезли с собой корзины живых цветов. Валентина Ивановна и Терешкова посадили цветы около березового пня, вырванного из земли в момент катастрофы. Место падения решили оградить металлической решеткой, в ограде поставить обелиск, а до установления обелиска поставить гранитную плиту с портретами Гагарина и Серегина и надписью: «Здесь будет воздвигнут монумент в память о погибших 27 марта 1968 года при авиационной катастрофе первом космонавте мира — Ю.А.Гагарине и летчике В.С.Серегине».

В одном километре от деревни Новоселово мы выбрали место для строительства музея Гагарина, а в городе Покров, на повороте с автострады на шоссе, идущем на Киржач, решили построить космический музей. Во второй половине дня владимирцы накормили нас сытным и вкусным обедом и отпустили только в девять часов вечера. Товарищи Пономарев и Сушков обещали нам всячески помогать в увековечении памяти Ю.А.Гагарина и сделать все возможное для укрепления контактов с космонавтами. Пономарев высказал пожелание вместе со мной побывать на моей родине в городе Меленки в удобное для меня время.

20 мая.

В субботу был в Центре, советовался с космонавтами по изменению задания на пилотируемый полет на «Союзах».

Провели эксперимент по переходу Волынова в скафандре из спускаемого аппарата в бытовой отсек и обратно. Волынов с трудом выполнил это задание. Эксперимент показал, что работа космонавта в скафандре в спускаемом аппарате невозможна, а переход в бытовой отсек очень опасен — существует большая вероятность заклиниться в люке.

В результате дополнительных экспериментов и исследований пришли к выводу, что можно осуществить выход в космос одного космонавта из пассивного корабля. Феоктистов высказался за полет трех космонавтов на пассивном корабле и переход одного из них в активный корабль. Если в пассивном корабле будут только двое, то, по мнению Феоктистова, надо сохранить сработанную пару Хрунов — Елисеев. Последние оба высказались за выход одного космонавта из пассивного корабля.

Большинство космонавтов — за полет без перехода и за выход в космос одного члена экипажа, но реализовать этот вариант будет не просто. Волынов не имеет индивидуального скафандра, и к тому же за два месяца подготовить его к работе по обеспечению выхода Хрунова будет довольно сложно. Кроме того, есть основания полагать, что Мишин, используя эти трудности, будет настаивать на сохранении пары Хрунов — Елисеев. Этот вариант тоже имеет крупный дефект: ни Хрунов, ни Елисеев не готовились к роли командира корабля. За два месяца можно подготовить Хрунова командиром корабля, но тогда выходить в космос должен Елисеев, а он для этой цели подготовлен хуже, чем Хрунов. Короче говоря, наилучший вариант задания на полет мы найдем, если только не будет больших помех со стороны ЦКБЭМ и попыток изменить состав экипажа: Береговой, Волынов, Хрунов, Елисеев.

21 мая.

Мишин провел вчера два технических руководства в ЦКБЭМ. По кораблю Л-1 больших разговоров не было, назначили беспилотный пуск Л-1 по варианту «Зонда» на 17 июля. Тюлин и Мишин согласились с моим предложением: группу космонавтов, готовящихся для облета Луны, в июне отправить в отпуск.

Дела с «Союзами» потребовали гораздо больше времени. Трегуб, Раушенбах и Черток доложили, что два последних пуска прошли отлично. Были замечания только по непроизвольному отстрелу стренги парашюта после его приземления и 10-километрового протаскивания (отстрел стренги был отключен, но при вытягивания парашюта — а в данном случае при протаскивании по земле — в материале парашюта возникает статическое электричество, которое воспламеняет порох в патроне отстрела стренги). В связи с частыми порывами запасного парашюта принято решение уменьшить вес спускаемого аппарата на 150 килограммов. Это достигается уменьшением состава экипажа на одного человека. Признано необходимым: после переделки парашютного контейнера и снятия одного кресла провести испытания системы жизнеобеспечения (которых, кстати говоря, мы добивались полгода).

Мишин предложил после завершения испытаний запасного парашюта и системы жизнеобеспечения в первых числах августа осуществить пуск пилотируемых кораблей «Союз». Это предложение поддержали все главные конструкторы: Воронин, Ткачев, Северин и другие. Келдыш сказал следующее: «Мне кажется, мы торопимся — вопрос о технологических пусках надо еще обсудить. Я резервирую свое мнение о назначении пилотируемых полетов без предварительных дополнительных технологических пусков».

Неважно выступил генерал Кузнецов. Он высказался за старое задание на полет (вариант «1+3» и переход из корабля в корабль), а на вопрос, как уменьшить вес СА, ответил: «Над этим пускай думают главные конструкторы».

Генерал Керимов выразил неудовольствие выступлением Кузнецова и отметил плохую подготовку совещания главных конструкторов. Мишин как организатор и руководитель этих совещаний показал себя слабо. Королев в такой обстановке обязательно пошел бы на пилотируемый полет, но он обязательно заручился бы поддержкой военных, космонавтов, ученых и ведущих главных конструкторов. Мишин не провел никакой предварительной работы и рассчитывал на успех своего предложения, забыв, что Устинов, Смирнов, Келдыш и многие другие ответственные товарищи сейчас склонны к перестраховке.

Сегодня я обсуждал с маршалом Руденко создавшуюся обстановку. Если Мишин и космонавты за полет, а Келдыш и более высокое руководство «резервируют» свое мнение, то надо и ВВС определить свою точку зрения. Я высказался за полет, зная, что Вершинин и Пономарев за очередной технологический пуск. Не желая выступать против Вершинина и Пономарева, Руденко долго колебался, но все же я его убедил, что у нас нет оснований возражать против пилотируемого полета.

Я часто расхожусь во мнениях с Мишиным, но в данном случае Мишин прав — корабли «Союз» подготовлены для полетов, и надо смелее начинать на них летать. А товарищи, у которых «дрожат коленки», пускай не путаются у нас под ногами и не мешают нам.

22 мая.

Вчера мне звонил маршал Е.Я.Савицкий — он интересовался итогами расследования катастрофы 27 марта и рассказал о летном происшествии, которое на днях произошло с ним лично.

Савицкий вылетел на самолете МиГ-17, чтобы показать группе летчиков, как надо стрелять по капонирам на аэродроме. Во время пикирования на цель на высоте 150 метров раздался слабый взрыв: резкая вспышка ослепила летчика, прямо в лицо ему полетели осколки стекла и пыль. С закрытыми глазами Савицкий на ощупь вывел самолет из пикирования, открыл глаза и, убедившись, что самолет подчиняется его воле, осмотрел кабину. Никаких разрушений в кабине он не заметил, на лице были царапины и капли крови. После посадки самолета было установлено, что причина происшествия во взрыве малюсенькой электролампочки внутри прицела. Произойди этот взрыв на секунду позже или будь на месте Савицкого менее опытный летчик, дело могло кончиться катастрофой. И никакая самая опытная аварийная комиссия не установила бы истинной причины происшествия. Все свалили бы на летчика: зазевался, не вывел вовремя самолет из пикирования или, еще того хуже, приклеили бы летчику ярлык «хулигана в воздухе».

Беседовал с Германом Титовым, он завтра вылетает на два дня в Семипалатинск, а в первых числах июня вторично поедет в Италию. Герман очень просил разрешить поездку в Италию с женой Тамарой. Я поддержал его просьбу, но есть опасения, что в ЦК найдутся люди, которые могут забраковать самые разумные предложения. Мы долго беседовали по вопросам развития Центра, о роли и месте самого Титова в наших космических делах. Я назначил Титова командиром второго отряда космонавтов. На мое пожелание, чтобы Герман готовился к роли командира-воспитателя и хорошо показал себя в качестве командира отряда, он ответил: «Я не хочу быть администратором, мне больше подходит работа по специальности, я хочу быть полноценным летчиком-испытателем». Титов вторично просил отпустить его на испытательную работу в ГНИКИ ВВС или к Артему Ивановичу Микояну. Я пока не уверен, что Титов на правильном пути, и ничего не обещал ему. Вопрос о дальнейшей службе Титова и всех других уже летавших в космос космонавтов — это большой и трудный вопрос. Хотелось бы уже сейчас ставить их на должности начальника и заместителей начальника Центра. Но ни один из них пока не готов на эти роли.

Вчера в ЦКБЭМ провели семинар группы космонавтов, готовящихся по программе «Союз», с целью выявления недостатков в знаниях корабля, его систем и оборудования. По докладу генерала Кузнецова, семинар прошел хорошо, все космонавты показали глубокие знания, серьезных недостатков в подготовке не обнаружено.

Звонил Мишин, а несколько позже — Керимов. Оба звонили по одному и тому же поводу: у них появился вариант «1+2» с переходом одного космонавта из корабля в корабль. Я сказал, что мы уже рассматривали такой вариант и забраковали его как недостаточно надежный при переходе и сокращающий состав экипажа. Керимов просил посмотреть этот вариант еще раз.

Генералы Кузнецов и Фролов вместе с космонавтами участвовали в работе комиссии Трегуба. Комиссия пришла к заключению, что из пяти рассмотренных вариантов «2+2» наиболее подходящий. Представители ВВС подписались под этим вариантом.

Можно было бы согласиться и с вариантом «1+2», но в этом случае из состава экипажа пассивного корабля выбывает Волынов — на этом настаивает Мишин и его поддерживают даже военные космонавты. Я напрямик спросил Хрунова: «Скажи, Евгений, с кем бы ты хотел лететь — с Волыновым или с Елисеевым?» Хрунов твердо ответил: «С Елисеевым». Такой состав экипажа совпадает с пожеланиями Мишина, но при этом мы должны будем назначить командиром пассивного корабля Хрунова. Учитывая, что одной из главных задач полета является осуществление ручной стыковки, мы не сможем всего за два месяца подготовить командиром корабля даже Хрунова.

24 мая.

Леонов очень инициативный и энергичный работник, но очень часто он высказывает скороспелые суждения и предложения. Вчера, например, он позвонил Л.В.Смирнову по вопросу о поездке в мае группы космонавтов в Африку, не зная, что 23 мая я договорился с аппаратом Совмина и ЦК о переносе поездки с мая на июль. Наш посол в Магадишо сообщил, что в мае и июне будет период дождей и космонавтам будет затруднительно изучать южное звездное небо. Леонов ничего не знал об этом, не в курсе дела был и Смирнов. Леонов просил ускорить решение об отъезде, и Смирнов решил: отправить космонавтов 25 мая. А отправлять нельзя. Вчера и сегодня аппарат ЦК КПСС и ВПК настаивают на исполнении решения Смирнова, а я отказываюсь это сделать. В присутствии Быковского и Поповича пришлось обстоятельно разъяснить Леонову, что не всякая инициатива полезна.

Сегодня у меня была Валя Терешкова, от меня она поехала к секретарю ЦК М.А.Суслову. Валя заходила посоветоваться, как вести себя на встрече с Сусловым, который от имени Политбюро предложит ей пост председателя Комитета советских женщин. Валя боится этой работы и намерена отбиваться от нее всеми силами. Мы договорились о формулировках мотивов отказа (малолетняя дочь, учеба, состояние здоровья).

Сегодня исполнилось 70 лет моей старшей сестре — Марии Петровне Крашенинниковой. Я многим обязан ей: после смерти отца она была главной помощницей нашей матери в воспитании нас, желторотых — меня и трех младших сестер. Послал Марусе поздравительную телеграмму от всей нашей большой семьи.

27 мая.

В пятницу Валя Терешкова еще раз была у меня. Суслов объявил ей уже состоявшееся решение Политбюро о ее назначении. Все планы и надежды Вали разрушены, вся в слезах она пришла ко мне, как к родному отцу и единственному ее защитнику. Я понимал состояние Вали, утешать и уговаривать ее было бесполезно. Она непрерывно возвращалась к одной и той же мысли: «Все пропало» (космос, академия, полеты, семья, дочь). Я заверил Валю, что сделаю все возможное, чтобы новая работа не помешала ей закончить академию и оставляла время для воспитания дочери.

Я надеюсь, что время примирит Валю с ее новым положением. Для роли председателя Комитета советских женщин Терешкова по всем данным очень подходит, но пока у нее нет главного — желания отдать себя этой работе, загореться интересом к ней.

28 мая.

Беседовал с Леоновым, Поповичем и Титовым. Герману объявил решение ЦК о его поездке в Италию. Титову разрешили выехать вместе с женой 31 мая на 15 дней. Герман был очень обрадован, что поедет в Италию вместе с Тамарой. Поручил Леонову вместе с Главным конструктором Даревским побывать у председателя Комитета по заработной плате и помочь повысить зарплату работникам нового конструкторского бюро.

Вчера звонил Мишин — просил сегодня в 10 часов приехать на совещание главных конструкторов, но вчера же поздно вечером он его отменил. Совещание состоится завтра, будем опять обсуждать варианты пилотируемого полета на «Союзах». Мы топим дело в совещаниях и разговорах: у Мишина не хватает воли, чтобы решительно настоять на полете.

29 мая.

Хрунов провел вчера несколько упражнений по снятию скафандра без посторонней помощи. На раздевание требуется 4 минуты, особых затруднений операция по раздеванию не вызовет. Эти испытания приходится проводить из-за требования Д.Ф.Устинова — сохранить в программе полета переход космонавта из корабля в корабль. Вариант такого полета ( «1+2») нами рассматривался — он возможен, но нежелателен (экипаж уменьшается на одного человека, и нет страховки при переходе). Если ЦК будет настаивать на варианте «1+2» с переходом, то выполнение такого полета можно поручить только Береговому, Волынову и Хрунову с переходом последнего. Мишин будет настаивать на переходе Елисеева, но разрешить переход Елисееву без помощи Хрунова мы не можем.

30 мая.

Всего девять дней назад Мишин и его заместители с пеной у рта доказывали надежность «Союзов» и необходимость пилотируемых полетов на них. Мишин тогда отстаивал вариант «2+2» (по два человека на каждом корабле). А вчера на совете главных конструкторов (присутствовали Келдыш, Тюлин, Керимов, Карась, Мишин, Глушко, Бармин, Пилюгин, Рязанский, Кузнецов, Северин, Ткачев, Воронин, Уткин и другие, от ВВС были генерал Фролов и я) Мишин внес предложение: в первой половине августа поднять в космос два корабля «Союз», осуществить автоматическую и ручную стыковку, но... отправить в пилотируемый полет только одного космонавта. Это уступка более осторожной позиции Устинова, Смирнова и Келдыша. Короче говоря, это уступка всем перестраховщикам. «Дополнительная проверка кораблей с меньшим риском», — так сформулировал это предложение Келдыш. Все главные конструкторы поддержали Мишина. Мы (военные) вынуждены были согласиться.

После закрытия совета, почти в том же составе, обсуждали кандидатов на полет в новом варианте «0+1». Неожиданно для всех Мишин назвал первым кандидатом К.П.Феоктистова. Я высказался против, большинство заняло нейтральную позицию, Гуровский и Керимов поддержали Мишина. Решили готовить трех командиров кораблей (один основной и два дублера). Я назвал трех кандидатов на полет: Береговой, Волынов, Шаталов. Все согласились с моим предложением при условии, если кандидатура Феоктистова отпадет. В ходе споров о том, кто должен лететь, Мишин даже Анохина вспомнил, но его кандидатуру никто не поддержал. Приняли и другое мое предложение — не разбивать две сработанные пары Хрунов — Елисеев, Горбатко — Кубасов и использовать их в последующем для выхода в космос и перехода из корабля в корабль. Было решено готовить на сентябрь еще один полет двух «Союзов» со стыковкой и переходом из корабля в корабль. Обязали Мишина, Каманина, Северина, Ткачева и других в недельный срок определить программу сентябрьского полета и состав экипажей (возможны три варианта «1+3», «2+2», «1+2»).

31 мая.

Есть решение ЦК и приказ министра обороны о назначении маршала Руденко начальником Монинской академии (маршал Красовский уходит в отставку). Сегодня Вершинин, Руденко и я обсуждали вопросы руководства космическими делами в ВВС после ухода Руденко. Решили, что эту работу буду воглавлять я (Вершинин хочет обратиться с просьбой к министру о переименовании моей должности в должность заместителя Главкома). Сегодня Главком подписал ходатайство Л. В. Смирнову о назначении меня вместо Руденко заместителем председателя в трех Государственных комиссиях по пуску «Союзов», Л-1 и Л-3.

Терешкова рассказала мне по телефону о своей встрече с секретарем ЦК КПСС Б. Н. Пономаревым и попросила моего совета — принимать ли его предложение по обустройству в Москве служебной квартиры для приемов и встреч с иностранными женскими делегациями. Рекомендовал Вале иметь такую квартиру.

Июнь

3 июня.

В субботу был в ЦПК — разбирался с автопроисшествием Алексея Леонова. Около часу ночи 31 мая Леонов возвращался домой на своей «Волге» после встречи в АПН с группой итальянцев. На Преображенской улице ехавший впереди самосвал внезапно и без всяких предупредительных сигналов (по словам Леонова и сотрудника ГАИ) начал поворачивать налево, перегородив путь «Волге» Леонова. При торможении из-за мокрого асфальта его машина пошла юзом и ударилась в самосвал. Леонов отделался легким испугом, но передок «Волги» серьезно пострадал. По-видимому, Леонов также виноват в этом происшествии: он увлекается скоростью и часто нарушает правила уличного движения.

В ту же субботу встречался с Валентиной Ивановной Гагариной, она решила 7 июля вместе с дочками поехать отдохнуть в «Артек» и просила помочь оформить путевки. Сегодня позвонила Валя Терешкова и сообщила, что она выезжает на заседание Президиума Комитета советских женщин, которое проводит Б.Н.Пономарев. На заседании Президиума будет официально оформлено назначение Терешковой председателем Комитета.

Генерал Карась рассказал о результатах совещания у Д.Ф.Устинова, которое состоялось в пятницу 31 мая. Вопреки настояниям Афанасьева и Мишина, Устинов обязал последнего провести еще один технологический пуск двух кораблей «Союз». Вариант Мишина — полет двух кораблей и одного космонавта — пока отвергнут. Устинов говорил нам еще в самом начале апреля, что независимо от результатов полета двух технологических кораблей «Союз» он дал распоряжение готовить еще один беспилотный полет. Это распоряжение Устинова Мишин не выполнил и не строил технологические корабли. Теперь придется переделывать пилотируемые корабли в технологические. На этом мы потеряем еще 2–3 месяца. Жуткая бестолковщина и безответственность.

Теперь уже ясно, что ни в августе, ни в сентябре пилотируемых полетов не будет. Есть все основания опасаться, что в 1968 году никаких пилотируемых полетов вообще не будет. Устинов, правда, требует, чтобы пилотируемые полеты на кораблях «Союз» и облет Луны на Л-1 планировались на октябрь этого года. Но это требование по «Союзам» уже невыполнимо, да и по Л-1, видимо, тоже. Группу космонавтов «Л-1» я уже отправил в отпуск с 1 июня, а в ближайшие дни придется организовать отпуск и группе Николаева — Берегового.

5 июня.

Беседовал вчера в ЦПК с Беляевым, Николаевым, Терешковой и Леоновым. Николаев внес предложение об отпуске всей группы космонавтов, готовящихся к полетам на «Союзах». Я согласился с ним и дал распоряжение об уходе этой группы в отпуск с 15 июня.

Из беседы с Леоновым установил, что его автопроисшествию предшествовала целая серия серьезных нарушений. Во-первых, Леонов не имел разрешения на встречу с итальянцами. Во-вторых, при поездках на встречи в Москве космонавты обязаны пользоваться служебной машиной с шофером, Леонов же поехал один на личной машине. В-третьих, Леонов готовится к космическому полету на корабле Л-1 и по распорядку дня был обязан лечь спать в 23 часа, а он в час ночи был еще в Москве. Три эти нарушения Леонов вынужден был признать, но уверял, что был трезв и что в происшествии виноват только шофер самосвала. Хотелось бы верить, что все было именно так, однако действия Леонова после столкновения автомашин наводят на грустные размышления — он отпустил водителя самосвала с места происшествия ( «А что с него взять — не судиться же мне с ним!»), тем самым косвенно признав свою вину в происшествии. Вероятнее всего, Леонов управлял машиной будучи не совсем трезвым.

С понедельника 3 июня проводится большое стратегическое учение — Главком и штаб целиком заняты учением. Расследование катастрофы 27 марта фактически прекратилось, но юридически еще не закончено. Истинная причина происшествия не установлена. Сейчас аппараты ЦК, ВПК и ВВС заняты подбором наиболее подходящей формулировки для опубликования в печати. Уже ясно, что в любой такой формулировке не будет ничего однозначного и твердо установленного.

Вчера в лаборатории грамзаписи прослушал пластинку с записями выступлений Гагарина (заявление перед стартом, переговоры из космического корабля, рапорт правительству во Внукове и другие выступления). Кроме Гагарина, записаны голоса Циолковского, Королева, Леонова и мое выступление. Я одобрил инициативу издания такой пластинки и попросил не скупиться с тиражом.

7 июня.

Сегодня подписал заключение Министерства обороны о необходимости пуска двух технологических кораблей «Союз». Я уверен, что корабли уже достаточно надежно отработаны для пилотируемых полетов. Но когда главные конструкторы корабля и всех его систем считают необходимым проведение чисто технологического пуска, у нас, военных, нет никаких оснований спорить с ними. Обидно, что давно не летаем из-за нерешительности Мишина и перестраховки Устинова и Келдыша.

12 июня.

В понедельник 10 июня провели заседание Государственной комиссии по «Союзам». Заслушали доклады Мишина и других главных конструкторов. Решили: осуществить в июле месяце еще один технологический пуск корабля «Союз»; на сентябрь запланировать пуск двух кораблей (пассивный корабль без экипажа, а на борту активного корабля только один космонавт — вариант «0+1»); следующий полет двух пилотируемых кораблей запланировать на ноябрь-декабрь с задачей их стыковки и осуществления перехода двух космонавтов из пассивного в активный корабль (вариант «1+3»).

Более двух месяцев мы потеряли в спорах о путях повышения надежности запасной парашютной системы корабля «Союз». При самолетных испытаниях основная парашютная система надежно работала при весе спускаемого аппарата 2800 килограммов, но запасной парашют при этом весе не выдерживал скоростного напора и рвался. Первое время Мишин и Ткачев искали решение проблемы путем снижения веса спускаемого аппарата до 2600 килограммов (это можно было сделать только за счет сокращения экипажа и снятия одного кресла), но секретарь ЦК Устинов не согласился с предложением Мишина и потребовал выполнять программу полета в варианте «1+3» при весе спускаемого аппарата 2750 килограммов. Долго искали пути решения этой задачи. Вспомнили, что сотрудник ЦАГИ Бюшгенс несколько месяцев тому назад предложил для повышения устойчивости корабля при снижении в атмосфере установить на нем щиток и тем самым стабилизировать балансировочный угол корабля в пределах 23 градусов. При таком угле обеспечивается минимальное значение скоростного напора, при котором запасной парашют не должен рваться. Решили проверить это предложение сбросами спускаемого аппарата с самолета.

На заседании 10 июня маршала Руденко вывели из состава Госкомиссии, меня утвердили заместителем председателя, а генерал-полковника Пономарева — членом комиссии. После окончания заседания по инициативе Мишина мы втроем (Керимов, Мишин и я) остались для обсуждения состава экипажей для «Союза». Мишин опять пытался навязать нам Феоктистова командиром активного корабля для полета в варианте «0+1». Я отказался от обсуждения этого предложения, заявив, что Министерство обороны будет против кандидатуры Феоктистова. Я назвал следующих кандидатов на полеты.

Вариант «0+1»: командир корабля — Береговой (дублеры — Волынов и Шаталов).

Вариант «1+3»: командир активного корабля — Волынов, командир пассивного корабля — Шонин, выходящие — Хрунов и Елисеев (дублеры — Шаталов, Филипченко, Горбатко, Кубасов).

Вчера я собрал всех космонавтов группы «Союз», объявил им решения Госкомиссии, зачитал списки экипажей и разрешил до 1 августа всем убыть в отпуск.

14 июня.

Несколько слов о теннисе. Впервые я взял в руки теннисную ракетку в 1929 году в городе Борисоглебске, и с тех пор это мой самый любимый вид спорта. Меня никто не учил играть, я не обладаю совершенной техникой и современным стилем игры, но я никогда еще никому не проигрывал. В Центре подготовки космонавтов уже много хороших теннисистов (Хрунов, Горбатко, Быковский, Титов, Николаев, Беляев, Попович и другие) — все они почти в два раза моложе меня и все мне проигрывают. Всегда побеждал я и многих других своих «противников»: Савицкого, Мишука, Дьяченко, Смирнова, Пушкина, Симонова, Карпенко, Кузнецова. Сегодня у меня была тяжелая борьба с полковником Карпенко. Последние три недели мы встречались с ним на корте раз десять, но играли преимущественно парами. А сегодня Лева не смог поехать в Лужники, и мне пришлось сражаться против Карпенко одному. Первую партию я проиграл (1:6), но во втором сете взял себя в руки и выиграл его со счетом 6:2. Карпенко играет очень хорошо — за ним молодость и будущие победы. Заметно лучше стал играть и Лева: до сих пор я всегда его переигрывал, но, думаю, уже в этом сезоне мы с ним поменяемся ролями.

17 июня.

В субботу 15 июня был в ЦПК, присутствовал на итоговых политзанятиях в двух учебных группах: офицеры хорошо знают вопросы программы, но не решаются выступать без конспектов. В связи с пятидесятилетием здравоохранения в СССР обратился с приветствием к медперсоналу Центра. Вечером в Краснознаменном зале ЦДСА провели полувековой юбилей журнала «Авиация и космонавтика» (бывший «Вестник Воздушного флота»), членом редколлегии которого я работаю уже десятый раз.

Сегодня заходили Герман Титов и генерал Белюнов, возвратившиеся в субботу из Италии. Поездкой оба довольны, но жаловались на глупости нашего посла в Риме.

18 июня.

Присутствовал на объединенном заседании двух аварийных подкомиссий. Заседание, проходившее в академии имени Жуковского, вел генерал-лейтенант Б. Н. Еремин. Обсуждались результаты испытаний по разгерметизации кабины самолета УТИ МиГ-15, проведенных в ГНИКИ ВВС, и итоги повторных испытаний в ЛИИ МАП.

Представитель ЛИИ МАП доложил, что результаты повторных испытаний подтверждают выводы испытаний в ГНИКИ ВВС о том, что кабины самолета Гагарина в момент удара самолета о землю были разгерметизированы (приборы в обеих кабинах показывали отрицательное давление). За утверждение этого заключения высказались Миронов (ЛИИ), Иванов (ГНИКИ), Титов (ЦПК), генерал Еремин. Против выступили генерал-полковник Мишук и генерал-майор Шуст.

У Мишука и Шуста нет веских аргументов, они пытаются опорочить соответствие испытаний условиям полета 27 марта и доказать, что отрицательное давление в кабинах мало по величине и может быть объяснено допусками по точности работы приборов. Оба эти возражения смехотворны. Во-первых, допуски на порядок меньше фактического показания приборов; во-вторых, авторитет ГНИКИ и ЛИИ по организации летных испытаний не подлежит сомнению, к тому же они проходили с участием членов аварийной комиссии.

Мишук и Шуст более месяца назад дали письменное заключение о том, что кабины были загерметизированы. Сейчас им трудно опровергать самих себя, но главное в том, что, признав разгерметизацию, придется искать ее причину, а причина может быть только во взрыве на самолете после окончания пилотирования в зоне. Такой вариант событий, приведших к катастрофе Гагарина, не нравится инженерам. Работники ВПК (Строев, Смирнов) и аппарата ЦК (отдел Сербина) охотнее ищут причину катастрофы в чем угодно, только не в отказах материальной части.

На сегодня я так представляю себе обстоятельства гибели Гагарина. В 10:30 Гагарин доложил на КП об окончании работы в зоне и выходе на курс 320 градусов. Через несколько секунд в кабине самолета произошел взрыв, разрушивший остекление кабины и выведший экипаж из работоспособного состояния — режим горизонтального полета нарушился, и самолет стал падать. Падение продолжалось менее одной минуты, за такой короткий срок Гагарин и Серегин могли не прийти в работоспособное состояние, а если даже в конце падения и очнулся хотя бы один из членов экипажа, то он из-за недостатка времени не смог предпринять что-либо для спасения. Нам пока неизвестна причина взрыва, но взрыв был — сейчас это подтверждается следующими выводами.

1. 27 марта в 10:30 космонавты Леонов, Быковский и Попович, находившиеся на аэродроме Киржач, слышали взрыв в воздухе.

2. Согласно результатам специальных испытаний, разгерметизация кабин произошла в воздухе.

3. Разрушение остекления фонаря и кабин в воздухе подтверждается тем, что при самом тщательном просеивании земли в районе падения самолета удалось подобрать только 38 процентов остекления кабин и 13 процентов остекления фонаря.

4. Отсутствие радиосвязи и попыток катапультироваться.

Надо признать, что вероятность взрыва оборудования в кабинах самолета очень мала. Но случаи взрывов гидроаккумуляторов и кислородных баллонов на самолетах УТИ МиГ-15 все же имели место. Нельзя исключить и взрыв или разрушение кабины при столкновении самолета с шаром-зондом (в районе катастрофы обнаружено 16 шаров-зондов, а недавно один шар с двухкилограммовой подвеской упал прямо на взлетную полосу Чкаловского аэродрома). Кроме перечисленного, нельзя совсем исключить и вероятность диверсии.

Сейчас мне совершенно ясно одно: Гагарин и Серегин абсолютно невиновны в катастрофе. В это не все верят. Мишин, Шуст и другие инженеры склонны объяснять трагедию срывом в штопор. Но эта их «теория» не выдерживает никакой критики.

20 июня.

Вчера у меня был Герман Титов. Он уже три месяца успешно работает командиром 2-го военного отряда космонавтов, проявляет большую заботу о подчиненных, добиваясь полного обеспечения космонавтов и их жен путевками на курорты.

После гибели Гагарина я до особого распоряжения запретил все полеты и парашютные прыжки летчикам-космонавтам СССР. Этот запрет больше всего беспокоит Титова — Герман неудержимо рвется в воздух. Правительственная аварийная комиссия еще не закончила свою работу, и в ближайшие 2–3 месяца полеты космонавтов не разрешат. Я рекомендовал Титову уйти в отпуск, и он выразил желание побывать с семьей в Прибалтике. Основной темой нашей беседы была работа комиссии по увековечению памяти Гагарина. Я являюсь председателем этой комиссии, а Герман — один из ее членов. Ему, в частности, поручено установить контакт с руководством Саратовской области и вести наблюдения за ходом работ по завершению строительства памятника на месте посадки Гагарина 12 апреля 1961 г. Мы договорились, что в ближайшие дни слетаем в Саратов для ознакомления на месте с ходом работ.

Вчера дочитал до конца книгу генерала армии Штеменко «Генеральный штаб в годы войны». Книга интересная, и прочитал я ее с удовольствием. В ней правдиво описаны встречи с И.В.Сталиным — он представлен автором как умный и дальновидный политик, пользовавшийся чрезвычайно большим авторитетом даже у Черчилля. Штеменко убедительно показал в своей книге, что Сталин был полноценным и выдающимся Верховным Главнокомандующим, который отлично знал обстановку на всех фронтах и при принятии решений всегда советовался с командующими фронтами и с Генеральным штабом.

22 июня.

Вершинин подписал вчера ходатайство в Министерство обороны о преобразовании ЦПК в испытательный исследовательский Центр космических полетов имени Ю.А.Гагарина. Одновременно он подписал письмо начальнику Генштаба с просьбой ходатайствовать перед Госпланом СССР о выделении 12 автомашин «Волга» для служебных поездок космонавтов. Четыре года тому назад для этой цели было выделено 6 автомашин, они уже сильно изношены — их необходимо заменить. Кроме того, на космодроме и в Крыму (Евпатория и Феодосия) для поездок космонавтов совершенно нет легковых машин, космонавтам приходится ездить на случайных и даже попутных машинах, по этим причинам было уже несколько автопроисшествий, в том числе и с космонавтами. В целях обеспечения безопасности космонавтов необходимо срочно выделить три машины на космодром и три в Крым.

Более часа рассказывал вчера первому заместителю Главкома генерал-полковнику П.С.Кутахову о состоянии наших космических дел. Кутахов проявляет интерес к космосу, но знает он о нем не больше рядового гражданина страны. Хорошо, что Главком решил пока не утруждать Кутахова заботами о космосе, но постепенно его надо будет приобщать к нашим делам.

Генерал Кузнецов отмочил очередную глупость: не имея моего распоряжения, и только по звонку из ЦК ВЛКСМ он отправил космонавта Николаева в Чехословакию для участия в фестивале дружбы молодежи. А вчера Валя Терешкова позвонила мне перед отъездом по депутатским делам в Ярославль и сказала, что она имела очень неприятный разговор с Кузнецовым, — Валя просила меня защитить от его нападок заведующую летной столовой Центра, которой Кузнецов грубит, пугая увольнением без всяких на то оснований.

Приходится признать, что Кузнецов как руководитель Центра полностью обанкротился: он потерял авторитет у подчиненных, не может организовать выполнение даже письменных приказов, а свои устные распоряжения путает или просто забывает. За последнее время Кузнецов несколько раз лгал мне: пытался «замазать» автопроисшествие с Леоновым; утверждал, что работал над выводами по теме «Отбор», а сам и не видел их. А вчера он набрался нахальства и стал утверждать, что я в разговоре с ним по телефону разрешил отправить Николаева в Чехословакию. Телефонный разговор по этому вопросу у нас с Кузнецовым действительно был, но свелся он лишь к следующему. Кузнецов: «Мне сообщили по телефону из ЦК ВЛКСМ о том, что состоялось решение правительства о поездке Беляева и Николаева в Чехословакию на срок с 20 по 30 июня». Я: «Когда будет такое решение, будем его выполнять, но пока решения у меня нет». Решения о поездке нет до сих пор, а Кузнецов отправил Николаева в Чехословакию 19 июня и только вчера доложил мне об этом.

Только что вернулся с собрания руководящего состава Генштаба и видов Вооруженных Сил. Генерал армии А.А.Епишев сделал доклад о положении в Чехословакии и Румынии. Более 8 месяцев в Чехословакии идет брожение в массах за идею демократизации государственного устройства. Борьба началась внутри коммунистической партии против «личной власти» Новотного и за равноправие словаков с чехами. Эту борьбу против Новотного поддержали антисоциалистические и антисоветские группировки. Новотного убрали, но в ходе борьбы окрепли и подняли голову наши враги, а компартия боится принять решительные меры к пресечению антисоветских выступлений. Обстановка в стране остается опасной: Дубчек и другие руководители признают это на словах, но мало что делают для укрепления авторитета партии и власти президента Свободы.

Положение в Румынии, пытающейся проводить «свою» политику, тоже малоутешительное. Правда, за последние месяцы появились признаки «отрезвления»: Румыния подписала договор о нераспространении ядерного оружия (ранее она выступала против него), а при подписании договора о дружбе и взаимопомощи с СССР румынская сторона приняла нашу редакцию договора (ранее были попытки многое изменить в тексте соглашения).

24 июня.

В субботу провели отстрел фонарей на УТИ МиГ-15. По предварительным сведениям испытания прошли успешно и дадут нам неопровержимые данные против попытки группы инженеров (Шуст, Мишук, Строев) доказать, что кабины самолета разгерметизировались при ударе самолета о деревья.

Не имея возможности полностью отрицать разгерметизацию кабин в воздухе, Мишук пытается доказать, что зафиксированная приборами разгерметизация произошла в момент столкновения самолета с деревьями на высоте не более 7–8 метров от земли. Но это расстояние самолет прошел за 4 сотых секунды — за такое короткое время прибор не может среагировать на разгерметизацию (это доказывает эксперимент с отстрелом фонарей и точной фиксацией реагирования стрелки). Кроме того, нельзя считать, что удар, разрушающий кабину, должен «пощадить» работоспособность приборов. Есть все основания полагать, что разрушение кабины и прекращение работы приборов наступают практически одновременно.

Получил от Мишина письмо с просьбой выделить головную организацию ВВС по проведению совместных с ЦКБЭМ летных испытаний космических кораблей для экспедиции на Луну (ЛОК и ЛК) в условиях невесомости и лунной гравитации. Договорился с А.Н.Пономаревым о назначении ответственными за этап испытаний ГНИКИ ВВС (генерал Пушко), а за этап тренировок космонавтов — ЦПК ВВС (генерал Кузнецов). Мишин просит также установить автоматы перегрузки на самолетах Ту-104, выполняющих полеты на невесомость. По этому вопросу я посоветовался с А.Н.Туполевым, А.А.Кобзаревым и В.В.Уткиным — все они высказались против установки автоматов.

28 июня.

26 июня состоялось заседание Госкомиссии по Л-1. Специалисты ЦКБЭМ признали, что авария ракеты УР-500К при пуске в апреле произошла по их вине. Из-за замыкания электросети вычислителя на борт ракеты прошла команда «Авария», и автоматы выключили двигатели второй ступени. Вычислитель доработан, проведены испытания — есть уверенность, что при последующих пусках отказов по этой причине больше не будет.

Решили пуск корабля Л-1 для облета Луны осуществить 19 июля. Подготовка последующих кораблей будет проводиться с расчетом обеспечения одного пуска ежемесячно. После трех-четырех удачных технологических пусков в ноябре-декабре сего года возможен пилотируемый облет Луны.

Июль

1 июля.

Небывало сухой и знойный июнь закончился вчера мощными ливнями. Но прошедший дождь уже мало что может поправить: засуха сделала свое дело.

В субботу был в Центре. Титов показал свой новый «Москвич». Беляев доложил о парашютных прыжках слушателей-космонавтов в Киржаче — за четыре дня выполнили по три прыжка, все прошло нормально. Терешкова жаловалась на большую усталость от общественных дел, от учебы в академии и от семейных забот (Аленка болеет с очень высокой температурой).

3 июля.

Сегодня я и Вершинин завизировали решение ВПК о программе пусков «Союзов» до конца этого года: полет технологического корабля в июле, пилотируемый полет по варианту «0+1» в сентябре, а в ноябре — по варианту «1+3» с переходом двух космонавтов из пассивного в активный корабль. В документе подтверждаются предложения ВВС по составу экипажей (списки кандидатов на полеты по вариантам «0+1» и «1+3» приведены в записи от 12 июня — Ред.). Фамилия Феоктистова в решении не упоминается, и все атаки на ВВС со стороны Мишина и других (Пашков, Келдыш, Тюлин, Керимов) с целью добиться назначения командиром активного корабля К. П. Феоктистова, надо думать, окончательно отбиты.

Вершинин по моему предложению утвердил назначения летчиков-космонавтов:

А.Г.Николаева — заместителем начальника ЦПК ВВС;

В.Ф.Быковского — командиром 1-го отряда космонавтов;

Г.С.Титова — командиром 2-го отряда космонавтов;

П.Р.Поповича — заместителем командира 2-го отряда космонавтов.

Этим решением будут очень недовольны генерал Кузнецов и космонавты Беляев и Леонов. Беляев и Леонов будут считать себя обиженными, а Кузнецов опасается, что из Николаева может быстро вырасти новый начальник Центра.

Лева, Виктор Крашенинников и Володя Аллилуев отправились сегодня в путешествие на «Волге» по маршруту «Вологда — Петрозаводск — Беломорск — Ленинград — Калинин» с заездом на Кижи, Соловки и в другие исторические места. Лева обещал вернуться до 17 июля.

8 июля.

Вчера в воскресенье мы с Мусей, Олей и Николашкой были в гостях у Аленки и ее родителей. Играли в теннис: Муся вышла на корт после трехлетнего перерыва, а Валя, кажется, вообще впервые в жизни взяла в руки ракетку — я с полчаса потренировал их обеих. Потом мы отправили женщин и детей собирать землянику и чернику, а сами (я с капитаном Воробьевым против Андрияна Николаева и врача Кирьянова) продолжили теннисные баталии. Затем все вместе больше часа купались в бассейне. После купания обедали у Николаевых. Оля и Коля вели себя вполне прилично, Малой даже танцевал со своей подружкой Аленкой. Провожая нас, Валя сказала: «Не судите строго нашу Аленку, мы постараемся воспитать из нее хорошую жену для вашего внука». Я ответил ей в таком же шутливом тоне: «Только кормите ее получше — из легкого веса переведите хотя бы в средний». Хотя Аленка и старше Коли на 10 месяцев, но она почти на шесть килограммов легче своего кавалера.

Муся и дети были очень довольны поездкой в гости.

9 июля.

Сегодня похоронили генерал-лейтенанта Клокова Василия Яковлевича. Клоков — крупный политработник, он был членом Военных Советов армии, округа и ВВС. Долгое время он работал заместителем у Вершинина. Последние 7 лет Василий Яковлевич работал заместителем по тылу начальника Института авиационной и космической медицины. Клоков помогал нам строить Центр имени Гагарина. Все космонавты гагаринского набора хорошо знали Клокова и ценили его за деловитость и энергию. Вместе со мной у гроба Клокова в почетном карауле постояли Быковский и Николаев (все другие космонавты в отпуске).

Получили из Генштаба новые штаты полка и Центра. В полку создается третья эскадрилья и укрепляется инженерная служба, а в Центре на базе 4-го отдела (тренажеры) образуются три новых отдела, создаются летная и инженерная службы, экспериментальные мастерские и укрепляется тыл. Всего мы получили дополнительно около 200 штатных единиц.

10 июля.

Маршал Захаров прислал нам ответ Госплана (Рябиков) на ходатайство Министерства обороны (Гречко) о создании службы поиска космических кораблей Л-3, возвращающихся к Земле после осуществления экспедиции на Луну. Госплан считает, что 800 миллионов рублей и 21 тысяча численности штатного состава, запрошенные МО для создания такой службы, совершенно неприемлемы, и требует резкого сокращения затрат. В предлагаемом варианте служба поиска действительно очень громоздка и дорога, однако сократить затраты на поиск можно только путем усовершенствования космических кораблей: конструкторы должны снабдить их средствами самообозначения и «научить» садиться на полигоны, ограниченные хотя бы сотнями, а не тысячами километров. Все попытки, предпринятые нами за последние два года с целью добиться от Мишина улучшения посадочных свойств кораблей, пока не дали положительных результатов.

Сегодня получили сведения о том, что американцы провели недельный тренировочный «полет» (на земле) на корабле «Аполлон». Есть все основания думать, что в сентябре этого года американские астронавты поднимутся на «Аполлоне» в космос.

12 июля.

Говорил по телефону с Мишиным и Тюлиным о необходимости пересмотра некоторых исходных данных по кораблю Л-3 — полигона посадки, максимально допустимого времени обнаружения, а также наличия на корабле средств самообозначения. Такие исходные данные были выданы нам (ВВС) в 1966 году, и на основании их ЦНИИ-30 выполнил научно-исследовательскую работу «Эллипс», согласно рекомендациям которой ВВС и ВМФ должны создать службу поиска космических кораблей на суше и в Индийском океане общей стоимостью около 800 миллионов рублей. Правительство требует сократить расходы на службу поиска, но мы не можем это сделать без изменения исходных данных по кораблю Л-3, а Мишин отказывается пересматривать их. Установление на Л-3 радио — и светомаяков, увеличение допустимого времени обнаружения корабля с 6 до 24 часов и резкое уменьшение протяженности полигона посадки позволили бы значительно сократить затраты на службу поиска и повысить надежность ее работы. Однако Мишин более двух лет ничего не делает в этом направлении при попустительстве со стороны МОМ и ВПК (сегодня Тюлин признался мне, что он не в состоянии повлиять на Мишина).

15 июля.

Космические происшествия продолжаются. Сегодня пришло сообщение с полигона о том, что там на старте произошла авария корабля Л-1 № 8, предназначавшегося для беспилотного облета Луны (я вместе с космонавтами собирался вылететь на полигон 17 июля для участия в его пуске). 21 июня корабль прошел полный комплекс испытаний на технической позиции, после чего он был заправлен всеми видами рабочего тела и состыкован с ракетой УР-500К, которую затем установили на старт. За неделю до заправки ракеты топливом, когда все считали, что находиться на старте абсолютно безопасно, вдруг раздался взрыв, разнесший на куски корабль, ракету и старт. При взрыве погибли три человека.

Причины происшествия пока неясны, но совершенно очевидно, что их надо искать не на ракете УР-500К Челомея, а на разгонной ступени Мишина (блок «Д»), в которой, по предварительным данным, взорвался бак окислителя. Это первое происшествие с блоком «Д» (до этого он безотказно отработал более 30 раз) вновь затормозит реализацию нашей лунной программы, сопровождаемую непрерывной цепью катастроф и аварий.

17 июля.

Позвонил с полигона Тюлин и уточнил последствия происшествия с кораблем Л-1: блок «Д» действительно взорвался, погибли трое людей, но сам корабль и ракета УР-500К почти не пострадали. У ракеты потребуется замена только третьей ступени, а корабль после слива топлива и переборки всех систем может быть использован для пуска в космос. На первый взгляд может показаться, что ущерб от происшествия не так уж и велик, но в действительности вырисовывается очень грустная картина. В результате взрыва верхняя часть ракеты (точнее, корабль Л-1 и часть блока «Д») накренилась и легла на ферму обслуживания: слить из корабля горючее и окислитель в этом положении невозможно, отвести ферму тоже нельзя — при ее отводе корабль упадет и произойдет новый взрыв. Продумывается вариант демонтажа ракеты с помощью вертолета. При таком варианте не гарантируется безопасность для экипажа вертолета и возникает много дополнительных трудностей, поскольку вертолеты Ми-6 и В-10 поднимают на внешней подвеске только 8–10 тонн, а корабль Л-1 весит более 14 тонн (разборка корабля на блоки — бытовой и приборный отсеки, спускаемый аппарат и обтекатель — в создавшейся обстановке также крайне затруднительна). Я договорился с заместителем министра авиационной промышленности В.А.Казаковым о том, чтобы на полигон была немедленно послана группа инженеров-вертолетчиков и экипаж вертолета В-10 во главе с первым пилотом Б.В.Земсковым. Эта группа специалистов должна на месте решить, можно ли разобрать «раненую» ракету с помощью вертолета.

Сегодня в 15 часов начал работу внезапно созванный пленум ЦК КПСС, на котором будет обсуждаться положение в Чехословакии. Обстановка там очень сложная, и выправить ее без ввода войск будет крайне трудно. Но и вводить войска не менее трудно при категорическом возражении самой Чехословакии и поддержке этой ее позиции Югославией и Румынией. Мы слишком много уступали — продолжать дальше безвольную политику нельзя, если мы не хотим остаться в одиночестве, растеряв все «сталинское наследство». Я бы лично голосовал за применение силы для наведения в Чехословакии революционного порядка и защиты позиций социализма.

18 июля.

Пленум ЦК работал только один день и решил... послать еще одно письмо ЦК компартии Чехословакии. Слова, слова и только слова. В Чехословакии по существу нет компартии, а партия Александра Дубчека не может овладеть обстановкой — ей нужно помогать, а мы вместо помощи (поддержки силой) распускаем слюни.

Приказ Главкома о назначении Андрияна Николаева заместителем начальника ЦПК (на место Гагарина) и Валерия Быковского командиром 1-го отряда вызвал среди космонавтов большие эмоции. Кузнецов и многие космонавты считают, что на место Гагарина надо было поставить Беляева. Последние дни я имел несколько серьезных разговоров с Николаевым, Титовым, Терешковой, Быковским и Леоновым. С последним у нас был самый трудный разговор. Все его товарищи получили новые ответственные назначения, и мои беседы с ними сводились лишь к уточнению их обязанностей и к советам, как лучше работать на новом поприще. Леонову я еще в апреле обещал выдвижение на должность командира отряда, но он за последнее время совершил две очень крупные ошибки, сделавшие невозможным выдвижение его на высшую должность. Более того, Леонов мог бы понести очень строгие наказания за свои проступки, но я ограничился только разбором его ошибок в присутствии всех космонавтов. Считая себя обиженным, Леонов очень эмоционально отнесся к принятым против него мерам и даже высказал пожелание уйти из Центра. «Мне стыдно людям глядеть в глаза, — сказал он, — но стыдно не за проступки и ошибки, а за то, что меня не назначили командиром отряда». Леонов — сильный, смелый и очень энергичный человек. Он всесторонне развит, и из него может получиться хороший руководитель в области космонавтики, но только при условии устранения недостатков его характера. Леонов вспыльчив и способен на необдуманные решения и действия, его все время надо «держать в узде». На эту тему я уже много раз беседовал с Алексеем Архиповичем: он признавал свои недостатки, но почти ничего не делал для того, чтобы изжить их. В конце моей последней беседы с Леоновым он обещал хорошей работой в должности заместителя командира отряда доказать, что больше не повторит своих ошибок.

Сегодня Главкома Вершинина положили в кремлевскую больницу на операцию по удалению полипов в кишечнике. Операция нетяжелая, но почти на такой же операции мы потеряли Сергея Павловича Королева. За Вершинина остался генерал П.С.Кутахов. Кутахову позвонил генерал армии Соколов, который хотел переговорить с автором письма в ЦК КПСС о результатах поиска «Зенита-2», затонувшего в Волге. Кутахов, ничего не знавший по этому вопросу, вызвал меня. В результате разговоров и поисков выяснилось, что генерал Кутасин доложил на подпись Вершинину плохо отредактированное письмо — очень длинное и со множеством ошибок. Я поставил Кутахова в известность, что за службу поиска отвечают Кутасин и Брайко, и, не удержавшись, добавил, что последний совершенно ничего не делает для улучшения работы этой службы и что в ней очень много недостатков, за которые в прошлом не раз приходилось краснеть маршалу Руденко и Главкому Вершинину.

26 июля.

22 июля в Совете Министров у Л.В.Смирнова рассматривали программу полетов на кораблях «Союз», состав и подготовку экипажей, готовность кораблей и сроки пусков. Решили согласиться с предложением Госкомиссии и провести пуски в августе ( «0»), сентябре ( «0+1») и в ноябре ( «1+3»). Состав экипажей утвержден таким, каким его предлагали ВВС. Вопрос об участии в полете Феоктистова пока снят. Приняли решение о строительстве еще четырех-шести кораблей «Союз».

В тот же день и тем же составом (Смирнов, Пашков, Титов, Строев, Дементьев, Строганов, Захаров, Савинкин, Керимов, Бушуев, Кутахов, Пстыго, Мишук, Еремин и другие) рассмотрели проект решения по катастрофе Гагарина. О причине катастрофы в проекте было написано: «Вероятной причиной катастрофы является выполнение резкого маневра (для предотвращения входа в верхний край первого слоя облачности, отворота от шара-зонда или порыва вертикального потока воздуха или временной потери работоспособности) с последующим попаданием самолета в закритические режимы полета в усложненных метеоусловиях».

Я выступил против «резкого маневра» и многих «или». Подобная формулировка причин происшествия противоречит фактам и обстановке полета и позорит честь погибших. В защиту «резкого маневра» немедленно выступил сам Смирнов, в доказательство которого он привел... случай автомобильного происшествия: «Шоферы были опытные, машины исправные, а столкнулись...» Смирнов не летчик, и ему можно простить пробелы в авиационных знаниях. Но генералам ВВС Кутахову, Пстыго, Мишуку и Еремину нельзя приписать слабые знания авиационных законов — их согласие с «резким маневром» можно объяснить только нежеланием спорить с начальством. Короче, все высказались за «резкий маневр». Правда, по моему настоянию убрали слова о вертикальном потоке и временной потере работоспособности летчиками, как совершенно неуместные и необоснованные.

Окончательная формулировка выглядит так: «Вероятной причиной катастрофы является выполнение резкого маневра для предотвращения входа в верхний край первого слоя облачности или отворота от шара-зонда с последующим попаданием самолета в закритические режимы полета в усложненных метеоусловиях».

Все, кроме меня, согласились с этой формулировкой и подписали решение. Мне пришлось выступать пять раз по различным пунктам этого решения, но только в двух пунктах из пяти удалось отстоять приемлемые формулировки.

Космонавты Леонов, Попович и Быковский 24 июля были у секретаря ЦК Устинова и доложили ему, что «резкий маневр» высосан из пальца, что подобная формулировка порочит Гагарина и Серегина и далека от истинных причин происшествия. Устинов беседовал с космонавтами более часа и обещал еще раз внимательно изучить заключение о происшествии.

29 июля.

Был у Главкома. После перенесенной операции Константин Андреевич выглядит плохо. Больно наблюдать, как лучший из Главкомов ВВС буквально тает на глазах. У него слабеет память, он забывает даже важнейшие распоряжения. Доложил Вершинину о моих разногласиях с его тремя заместителями (Кутахов, Пстыго, Мишук) и с комиссией Л.В.Смирнова. Вершинин высказался против необъективной позиции Мишука и Смирнова. Он считает, что наиболее вероятной причиной гибели Гагарина и Серегина было столкновение самолета с шаром-зондом, приведшее к разрушению остекления кабин и потере экипажем работоспособности. Вершинин, как всегда, правильно понял суть события. Я с ним согласен, но я не исключаю вероятность взрыва в кабине от других причин.

Я пытался уточнить, подпишет ли Вершинин формулировку с «резким маневром». На мой намек, что члены аварийной комиссии маршал Якубовский и генерал Мороз тоже еще не подписали заключение по катастрофе, Вершинин ответил: «Якубовский подпишет что угодно — он же совершенно не разбирается в тонкостях этого дела...» Да, Вершинин прав: Якубовский да и многие другие члены комиссии плохо разбираются в тонкостях происшествия, но все они прожженные политиканы и смотрят в рот начальству.

Вершинин подписал письмо Л.В.Смирнову с ходатайством ВВС о закупке в Швеции центрифуги для Центра подготовки космонавтов. Этот вопрос имеет шестилетнюю историю. Еще в 1962 году состоялось решение ЦК и правительства о постройке в СССР центрифуги радиусом 16 метров, но исполнению этого решения помешали Королев и Дементьев, а позже все согласились с тем, что быстрее и дешевле купить у шведов готовую центрифугу, чем в течение четырех-пяти лет строить свою.

30 июля.

В течение нескольких последних дней по поручению маршала Захарова и Главкома Вершинина занимался проектом решения о создании службы поиска и эвакуации лунных космических кораблей. Министр обороны маршал Гречко обратился в ЦК и Совет Министров с просьбой о выделении на создание такой службы 21-й тысячи штатной численности и около одного миллиарда рублей. Госплан (Рябиков) ответил Гречко, что выделить такие средства и численность невозможно, и потребовал их резкого сокращения и пересмотра всего проекта. Группа военных специалистов ВВС и ВМФ совместно с представителями Госплана, Академии наук, МОМ и ЦКБЭМ внимательно изучила проект и решила:

1. В проекте решения ЦК и Совета Министров указать только средства и численность, предназначаемые непосредственно для службы поиска (600 миллионов рублей и 9 тысяч численности), а 400 миллионов рублей и 12 тысяч численности, предназначаемых для ракетных войск, исключить из проекта.

2. Согласиться с предложениями Мишина и Трегуба о том, что нет никаких оснований для сокращения размеров полигонов посадки космического корабля Л-3 и увеличения допустимого времени его поиска и оказания помощи экипажу свыше трех часов, а также что средства самообозначения корабля остаются на уровне требований 1966 года. (Будучи в апреле сего года на космодроме Мишин брякнул, что средства поиска в Индийском океане ему совершенно не нужны, а теперь он категорически отстаивает свои исходные данные на поиск, выданные ВВС в 1966 году и предусматривающие создание поискового флота в Индийском океане при резком увеличении авиационных средств обнаружения космических кораблей.)

3. Сократить (при необходимости) испрашиваемые на службу поиска средства до 400 миллионов рублей и численность — до 7 тысяч человек.

Значительное сокращение средств и численности достигается заменой морских кораблей типа «Ленинский комсомол» на более легкие суда, за счет оборудования трех судовых коротковолновых пеленгаторов вместо девяти стационарных, за счет замены ретрансляционных наземных станций самолетными ретрансляторами и других мероприятий. Мне уже несколько раз звонили из ЦК и аппарата Совмина и требовали еще более значительных сокращений, но дальнейшие сокращения средств и численности невозможны без изменения исходных данных на поиск.

Вчера мне звонила Нина Ивановна Королева. Она рассказала, что месяца за два до гибели Гагарин обещал передать ей медальон с волосами Сергея Павловича (волосы были отрезаны космонавтами в крематории перед кремацией Королева). Гагарин говорил ей, что медальон хранится у него в сейфе. Нина Ивановна просила помочь ей отыскать этот медальон.

2 августа.

Вершинин, Афанасьев, Келдыш и Рябиков охотно согласились с предложением о выделении на организацию службы поиска 400 миллионов рублей и 7 тысяч штатной численности (вместо 600 миллионов рублей и 9 тысяч численности). С учетом сокращения расходов на содержание службы общая экономия средств составит более 300 миллионов рублей.

Космонавты Николаев, Попович, Быковский, Титов и Беляев подписали и отправили Д.Ф.Устинову официальное письмо о том, что не согласны с формулировкой причин гибели Гагарина и Серегина. Устинов и Смирнов догадаются, конечно, что автор письма я, но у них не будет формального права отмахнуться от этого документа. Думаю, что Устинов будет вынужден доложить содержание письма членам Политбюро.

Из политиканских соображений Устинов и Смирнов могут продолжать отстаивать формулировку «резкого маневра», но история больше поверит мнению космонавтов и забудет неумную писанину самовлюбленных чиновников (ниже приводится полный текст письма космонавтов по оригиналу, хранящемуся в архиве автора — Ред.).

«Секретарю Центрального комитета КПСС товарищу Устинову Д.Ф.

Уважаемый Дмитрий Федорович!

Вы понимаете, что мы, летчики-космонавты, были глубоко потрясены гибелью наших дорогих друзей Ю.А.Гагарина и В.С.Серегина при выполнении ими относительно простого полетного задания.

На протяжении всего времени расследования мы очень внимательно следили за его ходом, как могли помогали объективному расследованию, лично участвовали в работе подкомиссий, беседовали с их членами, председателями, а также с привлеченными к расследованию заслуженными летчиками-испытателями СССР. Изучили все обстоятельства происшествия.

В результате всего этого у нас сложилось определенное мнение об обстоятельствах и причинах этой тяжелой катастрофы. Однако, как нам стало известно, подкомиссия №4 сформулировала причину катастрофы, заключающуюся в резком отвороте самолета летчиками от облаков или от воздушного шара, что привело к выходу самолета на закритические режимы, и, как следствие, его падению.

Мы считаем, что для такого заключения не имеется оснований.

Изучением метеорологической обстановки при расследовании катастрофы подкомиссией №1 установлено, что между первым и вторым слоем облачности никаких облаков не было. Даже если и были бы облака, то зачем летчикам резко отворачивать от них самолет? По существующим правилам и методике они должны были спокойно в них войти и выйти, используя приборы, как это обычно и делается (заранее обходят только грозовые облака). Мы как авиационные специалисты с недоумением смотрим на это вольное, необоснованное трактование действий летчиков в этих условиях.

В самом деле, как могли летчик-испытатель 1-го класса В.С.Серегин, летавший при минимуме погоды днем и ночью в сложных метеоусловиях, и Ю.А.Гагарин, имевший практику полета по приборам и в облаках, из-за боязни облаков сделать резкий отворот от них и сорваться в штопор?

По нашему мнению, это надуманная и ничем не обоснованная версия, бросающая тень на наших славных летчиков.

Кроме того, непонятно, почему не принята во внимание оценка поведения самолета и экипажа с момента последней радиосвязи и до момента падения, сделанная группой летчиков-экспертов во главе с заслуженными летчиками-испытателями СССР Седовым, Ильюшиным и другими. Эти специалисты в заключении указали: «...Объяснить движение самолета по рассчитанным группой динамики полета траекториям никакими сознательными действиями экипажа невозможно. Такое движение самолета вероятнее всего могло быть при временной потере экипажем работоспособности в воздухе вследствие какого-либо воздействия на экипаж».

В процессе расследования катастрофы было проведено большое количество наземных и летных экспериментов в ГНИКИ ВВС, ЛИИ МАП и в других организациях. В результате их установлено, что отрицательный перепад давления (-0,01) в кабинах самолета Ю. А. Гагарина мог быть только из-за нарушения их герметичности.

Избыточное давление в кабинах исправного самолета всегда только положительное и находится в пределах от +0,1 до +0,12 килограмма на квадратный сантиметр. С этим согласились все научные организации, принимавшие участие в проведении экспериментов, и подкомиссии, расследовавшие катастрофу.

В связи с тем, что отрицательный перепад давления в кабинах самолета Ю.А.Гагарина мог явиться только результатом их разгерметизации, необходимо было изучить все причины ее возникновения.

Проведенные эксперименты показывают, что разгерметизация кабин могла произойти вследствие:

— разрушения фонарей или кабин от столкновения с воздушным шаром или другими посторонними предметами;

— взрыва на самолете в районе кабин.

Как нам известно, подкомиссия №2 в одностороннем порядке, без привлечения представителей подкомиссии №1, взяла на проработку версию о том, что разрушение кабин произошло якобы при ударе о деревья. При этом допущены необоснованные выводы и заключения:

— схема расположения деревьев на месте катастрофы выбрана произвольно в предположении, что кабины самолета были разрушены группой деревьев, расположенных по полету с правого борта; на самом деле таких деревьев там нет, что видно из официально представленной в Правительственную комиссию схемы, выполненной 4 апреля сего года с помощью теодолитной съемки специалистами на месте падения самолета;

— прочностные расчеты на разрушение самолета при столкновении с деревьями не делались, хотя это разрушение утверждается однозначно;

— эксперимент по сбросу фонаря и замеру времени срабатывания стрелки прибора УВПД (указатель высоты и перепада давления — Ред.) выполнен без учета влияния наддува в кабину от работающего двигателя и скоростного напора, что безусловно скажется на этом времени;

— обойден факт отсутствия 62 процентов остекления фонарей кабин на месте катастрофы, а также противофлаттерного груза.

Непонятно, как можно делать вывод о резком отвороте летчиков от облачности из-за боязни попасть в нее, не имея абсолютно никаких доказательств к этому, и из каких-то конъюнктурных соображений игнорировать такие веские и объективные обстоятельства, как отсутствие остекления и противофлаттерного груза, а также зафиксированный факт отрицательного перепада давления в кабинах.

Неясно также, почему при расследовании не приняты во внимание показания большого числа очевидцев о слышанных и виденных взрывах на самолете. В районе полета самолета слышали взрывы и наши космонавты (Леонов, Попович), о чем они доложили.

Обращает на себя внимание непонятное стремление некоторых членов подкомиссии №2, председателем которой является товарищ М.Н.Мишук, в процессе расследования выставить Ю.А.Гагарина и В.С.Серегина как виновников происшествия и во что бы то ни стало оправдать авиационную технику.

Мы понимаем, что товарищ Мишук как главный инженер ВВС несет ответственность за организацию подготовки самолетов ВВС к полетам и одновременно расследует эту подготовку, но это не может служить оправданием такой тенденциозности.

Исходя из результатов исследований и экспериментов, мы считаем, что наиболее вероятной причиной катастрофы является столкновение самолета с падающим (или летящим) воздушным шаром или взрыв на самолете, что привело к разрушению фонарей кабин самолета и, как следствие, к созданию сложной аварийной обстановки и временной потере работоспособности летчиками.

Предложения:

1. Исключить из заключения формулировку «резкий отворот от облаков» как ничем не обоснованную и бросающую тень на квалификацию и авторитет Героев Советского Союза Ю.А.Гагарина и В.С.Серегина.

2. Для расследования причин нарушения герметичности кабин самолета создать специальную комиссию из незаинтересованных лиц и только после изучения этих вопросов принять окончательное решение по катастрофе. При этом использовать имеющиеся материалы по летным и наземным экспериментам в кабине самолета УТИ МиГ-15, проведенным в ГНИКИ ВВС, ЛИИ МАП, ОКБ и других организациях, эпюры давлений по фюзеляжу самолета при полете на больших углах атаки, результаты расчетов на прочность, летную оценку траектории полета, выполненную летчиками-экспертами, показания очевидцев и другие материалы.

Направляя это письмо лично Вам, мы просим Вас как председателя Правительственной комиссии принять необходимые меры по установлению истинной причины гибели наших товарищей.

Г.Титов, А.Николаев, П.Попович, В.Быковский, П.Беляев».

5 августа.

В субботу умер маршал Рокоссовский, сегодня страна прощается с одним из крупнейших своих полководцев. Мне не приходилось служить под командованием Рокоссовского, я знал его меньше, чем Жукова, Малиновского, Конева и других наших маршалов, но я твердо уверен, что Рокоссовский и Василевский всегда были лучшими среди военачальников Великой Отечественной войны.

3 августа в Братиславе закончилось совещание шести братских партий (СССР, ГДР, Польша, Венгрия, Болгария и Чехословакия) по чехословацким событиям. Чехословакия подписала приемлемое для всех соглашение и обязалась свято хранить дружбу с социалистическими странами и выполнять обязанности партнера по Варшавскому договору. Дубчек обещал навести порядок в стране и прижать всех тех, кто пытается выступать против курса на социализм и за ослабление влияния СССР на политику Чехословакии. До применения военной силы пока не дошло, но мы были к этому готовы.

Пора нашему руководству подумать о более эффективных мерах воздействия и на Румынию, позиция которой вредит нашему общему делу.

8 августа.

Полет технологического корабля «Союз» снова отложен (сначала пуск намечался на 27 июля, потом на 10 августа, а теперь называют возможный срок пуска после 20 августа). 3 августа при сбросе с самолета макета «Союза» в Феодосии произошла авария: не отстрелился люк корабля, парашютная система не сработала, и корабль разбился. Согласно последней договоренности по испытаниям парашютной системы «Союза» Афанасьев, Мишин, Дементьев, Ткачев и Пономарев решили провести 3–5 зачетных сбросов макета. Первый сброс прошел удачно, а второй закончился аварией — это новая большая неприятность для Мишина и для всей нашей космической программы. В нашей практике это второй случай неотстрела люка, причем оба случая произошли при самолетных испытаниях макетов корабля, — во всех (более 200) космических полетах отстрелы люка всегда проходили без отказов.

6 августа я и генерал Кутахов были в ЦКБЭМ. Мишин, Трегуб и Цыбин более трех часов очень любезно знакомили нас с состоянием работ по кораблям «Союз», Л-1 и Л-3, расхваливали ракету Н-1 и свои «успехи» в разработке военно-исследовательского корабля. Для Кутахова все было ново и интересно, встреча прошла хорошо и была полезной.

Сегодня согласовал с Вершининым, Тюлиным и Керимовым сроки своего отпуска: я могу отдыхать с 12 августа по 27 сентября, но, по всей вероятности, выйду на работу досрочно, если в сентябре окажется реальным осуществление пилотируемого полета на «Союзе».

Сентябрь

9 сентября.

Прервав свой отпуск, вышел сегодня на работу. Весь отпуск провел на даче, каждый день ходили с Олей и Колей в лес, купались в реке, катались на велосипедах. Очень много работал физически, сбавил свой вес на два килограмма: на днях имел удовольствие увидеть на весах свой минимальный вес за последние 30 лет — 71 килограмм (в 1927 году при поступлении в летное училище я весил 64 килограмма, в 1934 году мой вес перевалил за отметку «70», а в 1950 году я достиг «рекордной» отметки «84»; последние десять лет мой вес устойчиво держался в пределах 72–74 килограммов — зимой я немного прибавлял, а летом сбрасывал зимний жирок).

За время моего отпуска ничего существенного в наших делах не произошло. Все космонавты возвратились из отпусков. С 28 августа по 1 сентября летал технологический корабль «Союз» — полет прошел отлично. Теперь на очереди полет двух «Союзов» по варианту «0+1» с одним космонавтом на борту: полетит космонавт Береговой, а дублерами у него будут Волынов и Шаталов.

Три дня назад ушел в отпуск Вершинин. Как рассказывают Кутахов, Брайко и Горегляд, чехословацкие события сильно измотали Главкома. Ввод войск в Чехословакию — единственно правильное решение, которое нужно было осуществить еще до устранения Новотного, но наши разведчики проморгали поворотный пункт в развитии событий. Эта операция усложнила наши взаимоотношения со многими странами (ФРГ, Югославия, Китай, США), но она достигла цели — прекратила медленное сползание Чехословакии с позиций социализма в лагерь наших противников.

Последние месяцы главные усилия Главкома Вершинина, Военного Совета и Главного штаба ВВС были направлены на резкое повышение боеготовности нашей авиации в целях обеспечения операции в Чехословакии. ВВС вполне успешно выполнили задачи, поставленные министром обороны, напряжение «военного времени» стало понемногу спадать, и Главком решил отдохнуть. За Вершинина остался его первый заместитель генерал-полковник Кутахов Павел Степанович. Сегодня я дважды был у Кутахова — он по неопытности перегрузил себя сверх предела, пытаясь преодолевать все возникающие трудности. Кутахов просил меня решать самому все вопросы по космосу, а его лишь информировать о важнейших решениях и событиях. Ему пока очень трудно справляться с обязанностями Главкома, но он старается оправдать оказанное ему высокое доверие. Вершинина из Кутахова никогда не получится, но хотелось бы верить, что ему удастся удовлетворительно справиться с возложенными на него сложными задачами.

10 сентября. Тюра-Там.

Сегодня в 17 часов местного времени на самолете Ан-24 прилетели на космодром. Вместе со мной прилетели Тюлин (председатель Госкомиссии по Л-1), Быковский, Попович, Макаров, Волошин, Рукавишников, Ващенко и другие товарищи — всего 23 человека. Пуск корабля Л-1 без экипажа для облета Луны намечен на 15 сентября. Ракета уже на старте, ведутся завершающие проверки корабля и ракеты перед ее заправкой.

Москва проводила нас внезапно наступившим похолоданием (ночью около нуля и 8–10 градусов днем), а на космодроме еще тепло (днем +26, ночью не ниже 15 градусов). Разместились все на 17-й площадке в гостинице «Космонавт» — она уже полностью оборудована и обеспечивает нормальные условия для занятий и отдыха космонавтов. Полностью закончено сооружение физкультурного комплекса (открытый бассейн, два теннисных корта и другие спортивные площадки и снаряды). Озеленение территории 17-й площадки заметно расширилось, но далеко еще не закончено и ведется неудовлетворительно: большинство деревьев весенней посадки этого года засохло, большие участки земли оголены. Я несколько раз прошелся по аллее Героев — одиннадцать карагачей, посаженных первыми космонавтами, чувствуют себя прекрасно и нормально развиваются. Приятно было вспомнить, как на моих глазах ребята сажали эти деревья.

Назначил Валерия Быковского старшим группы космонавтов и поручил ему руководить ей и лично контролировать весь ход работ по ее подготовке к пилотируемому полету на Л-1. Быковскому как командиру отряда космонавтов такая практика будет полезна.

Вечером долго беседовал с Тюлиным, договорились с ним о проведении Госкомиссии по Л-1 13 сентября. Заседание Госкомиссии по Л-3 назначено на 17 сентября. Завершается подготовка первого пуска нашей самой мощной ракеты Н-1 — Афанасьев и Мишин надеются осуществить его до конца текущего года.

11 сентября.

Утром все занимались физзарядкой. Я, как обычно, пробежал 800 метров, выполнил комплекс упражнений и немного поиграл в теннис с Быковским и Волошиным. В 9 часов космонавты уехали на занятия на 82-ю площадку, а я остался на 17-й, чтобы заняться изучением документации и программы полета кораблей Л-1 вокруг Луны.

Вечером ребята занимались спортом. Я в паре с Поповичем играл в теннис против Быковского и Волошина — первый сет мы проиграли со счетом 6:8, а второй и третий выиграли (6:4; 6:2). Быковский играет значительно сильнее Поповича, хорошо стал играть и капитан Волошин — игра была интересной.

12 сентября.

Вчера вечером мне передали приказание Кутахова: 12 сентября в 12:00 быть в Москве на заседании Госкомиссии по «Союзу». Переговорить с Кутаховым по «ВЧ» не удалось, вылететь в Москву я отказался, обязав генерала Горегляда быть на Госкомиссии и объяснить Кутахову всю нелепость его распоряжения.

Космонавты сегодня занимались на второй площадке изучением программы облета Луны, уточняли вопросы навигации, радиосвязи и коррекций траектории полета. Я вместе с космонавтами изучил график подготовки к полету корабля и носителя на технической позиции (ТП) и убедился, что экипажам Л-1 было бы очень полезно принять участие в сборке и испытаниях корабля на ТП. Все космонавты очень хорошо знают корабль Л-1 — они принимали участие в сборке и испытаниях его в ЦКБЭМ, — но работа при испытаниях на ТП будет для них не менее полезной. Договорился с Тюлиным об установке на старт технологической ракеты и корабля для проведения полного цикла тренировок космонавтов по посадке в корабль и всего регламента работ по распорядку стартового дня. Мишин наверняка будет возражать против этих сложных тренировок, но Тюлин обещал поддержать мое предложение.

Из Москвы прилетела большая группа членов Госкомиссии — Мозжорин, Юрышев, Мельников и другие товарищи. Сегодня к исходу дня все средства поиска займут исходные положения. На полигоне службу поиска будут представлять полковник Сибиряков и капитан второго ранга Сироткин.

Вечером я и Попович снова сражались на корте против Быковского и Волошина. Они имели страстное желание отыграться, но опять проиграли (7:5; 4:6; 2:6). За две встречи из шести сетов мы проиграли два, и в обоих случаях — первые сеты. По-видимому, для Поповича требуется перед игрой солидная разминка.

13 сентября.

С утра космонавты занимались документацией. Я заслушал доклады о размещении и готовности средств поиска. Сибиряков доложил, что все самолеты и вертолеты (более 200 единиц) заняли исходное положение. Сироткин доложил, что в Индийском океане в районе баллистического спуска корабля Л-1 исходное положение заняли восемь судов морского поиска и два корабля измерительного комплекса; суда расположены с интервалом 300 километров один от другого и обеспечивают поиск в полосе 2500 на 400 километров; вертолеты К-25 имеются только на трех кораблях. Морских судов поиска у нас явно недостаточно. Сейчас, при беспилотном пуске, с этим можно с грехом пополам смириться, но для облета Луны кораблем с экипажем нам надо иметь в Индийском океане как минимум десять морских судов с тремя вертолетами на борту каждого корабля и столько же самолетов Ту-95. Наши предложения о создании надежной службы поиска в Индийском океане уже дважды рассматривались в Госплане и правительстве и дважды нам указали на то, что мы запрашиваем чрезмерно большие средства. Полтора месяца назад специальная экспертная комиссия (военные, промышленность, АН СССР и Госплан) под моим председательством вновь рассмотрела предложения МО по организации службы поиска и нашла возможным сократить запрашиваемую сумму с 800 до 400 миллионов рублей, но и эта сумма пока не утверждена правительством.

Погода на время предстоящего полета на территории Советского Союза и в акватории Индийского океана ожидается благоприятной: ветры умеренной силы, волнение в океане до четырех баллов. Флагман «индийской» флотилии имеет надежную связь с КП ВМФ (задержка не более двух-трех минут) и со своими судами и корабельными вертолетами. Служба поиска ВВС обеспечивает надежный поиск космического корабля на территории СССР за время от одного до двух часов, а при спуске в расчетном районе время поиска исчисляется минутами.

Заседание Госкомиссии по пуску Л-1 с целью беспилотного облета Луны открылось в 18:00 в новом трехэтажном здании на 81-й площадке. Ю.Н.Труфанов доложил о готовности ракеты, а Е.В.Шабаров — о готовности корабля. Выступили еще десятки докладчиков, подтвердивших готовность всех служб к проведению пуска. Решили: произвести пуск корабля Л-1 с облетом Луны и возвращением на Землю 15 сентября в 00:42:10,6 по московскому времени.

На заседании Госкомиссии я выступил только по докладу генерала Мельникова. Программой полета предусматривается посадка корабля 21 сентября в 19:00 московского времени, когда на территории Союза и в Индийском океане будет ночь. Корабль Л-1 не имеет на борту светомаяка, и его поиск ночью будет очень трудным, а за 12 часов темного времени он может и затонуть (особенно при волнении моря более пяти баллов). Короче говоря, затратив громадные средства на строительство лунного комплекса и осуществив облет Луны беспилотным кораблем с возвращением его на Землю, мы рискуем иметь большие неприятности даже после отличной посадки корабля, если служба поиска не сможет вовремя его обнаружить. Я спросил Мельникова, есть ли какие-либо возможности сдвинуть время посадки Л-1 ближе к рассвету. Мельников ответил, что он пока не видит таких возможностей, но, понимая важность и желательность передвижки времени посадки, он согласен еще раз серьезно изучить этот вопрос. Мишин с места заявил: «Изменить время посадки нет никакой возможности». Все же решили поручить Мельникову с группой специалистов проанализировать возможности сдвига посадки и доложить свои предложения на очередном заседании Госкомиссии.

Я глубоко убежден, что при более тщательном анализе этой задачи время посадки Л-1 можно было бы сдвинуть на несколько часов за счет небольших вариаций времени старта и наклонения орбиты корабля. Но упрямство Мишина может помешать разумному решению этого трудного вопроса.

14 сентября.

У нас сегодня выходной день: ночью и завтра днем предстоит напряженная работа, и я решил дать ребятам отдохнуть. В 6 часов утра мы с Поповичем на двух катерах отправились на охоту. Прошли вверх по течению Сырдарьи более 20 километров, но видели вдалеке лишь одну стайку чирков. К 9 часам, не сделав ни одного выстрела, мы вернулись домой. Поездка бригады рыболовов во главе с Быковским была более удачной — они ездили на автобусе километров за 40 на восток и наловили удочками около трех килограммов рыбы.

Сегодня мы с Поповичем еще раз сыграли три сета против Быковского и Волошина и снова победили их с большим преимуществом. Потом я решил проверить достижения Поповича в теннисе: мы сыграли с ним один на один три партии, и все три он проиграл со счетом 1:6; 0:6; 1:6.

На космодроме стоит хорошая погода — небольшой ветер, много солнца, но температура не поднимается выше 20 градусов. Прогноз синоптиков на завтра также хороший.

15 сентября.

Пуск ракеты УР-500К с кораблем Л-1 прошел блестяще и в расчетное время. Все основные параметры промежуточной орбиты корабля не отличаются от расчетных. <
Параметры орбиты Расчетные Фактические
Период обращения, секунды 88,3 88,32
Наклонение, градусы 51,5 51,43
Перигей, километры 191 191,4
Апогей, километры 219 219,2

Я с группой офицеров и космонавтов наблюдал подъем ракеты с ИП 97-й площадки. Небо было безоблачным, прямо над головой висела половинка лунного диска, ветер лениво шевелил листья деревьев. Я верю в хорошие качества ракеты УР-500К, но многие ее предыдущие пуски заканчивались авариями, и сегодня у меня не было полной уверенности в успехе. Тревожно дрогнуло сердце, когда одновременно с мощным факелом пламени из-под ракеты во все стороны полетели красные искры. Мне показалось, что подъем ракеты замедляется, но оператор, твердым и уверенным голосом отсчитывавший контрольные секунды «10..., 20..., 30...» и т.д., после каждого отсчета добавлял: «Полет проходит устойчиво, все нормально». На 126-й секунде полета на высоте 42 километров было отчетливо видно отделение первой ступени. На 185-й секунде нормально прошел сброс головного обтекателя и отделение САС. Мы отчетливо наблюдали и включение третьей ступени на 338-й секунде полета на высоте 130 километров. На высоте 161 километр третья ступень закончила работу, и корабль Л-1 с блоком «Д» (разгонная ступень) отделился от ракеты. Но работы всех двигателей трех ступеней ракеты было недостаточно для выведения корабля на расчетную орбиту — для этого на 840-й секунде должен был включиться двигатель блока «Д»...

Интервал времени в 251 секунду между окончанием работы третьей ступени и включением двигателя блока «Д» был мучительным: не включись блок «Д» — и корабль окажется не на орбите, а в водах Тихого океана. Но, к счастью, двигатель блока «Д» включился в заданное время и отработал положенные ему 108 секунд: корабль получил первую космическую скорость и вышел на околоземную орбиту. Для того, чтобы корабль пошел в облет Луны, в определенной точке орбиты должен вторично включиться блок «Д» и разогнать его до второй космической скорости по направлению к Луне. Интервал времени от выхода корабля на орбиту до повторного включения блока «Д» составляет почти 56 минут — за это время с 97-й площадки на автомашине можно доехать до 2-й, где оборудован лучший КП космодрома и имеются прямые связи со всеми измерительными пунктами...

На КП второй площадки собрались все члены Госкомиссии и главные конструкторы. Для работников полигона (генералы Курушин, Кириллов и другие), стартовиков Бармина, ракетчиков ОКБ Челомея и конструкторов многих систем работа уже закончена и получит, в основном, отличную оценку, но коллективу ЦКБЭМ Мишина и конструкторам посадочных систем предстоит пережить длительное (семисуточное) испытание. На пути к Луне и при возвращении корабля на Землю может возникнуть еще много всяческих неприятностей — их у нас было уже немало. Хочется верить, что полет корабля Л-1, стартовавшего сегодня к Луне, завершится его благополучной посадкой на Землю 21 сентября в 19 часов московского времени.

В семь утра (по местному времени) мы возвратились на 17-ю площадку, все еще были сильно возбуждены переживаниями ночного пуска, спать никому не хотелось — решили заняться спортом. Я сыграл три сета в теннис с капитаном Волошиным — ему 26 лет, он уже четвертый год занимается теннисом и играет неплохо, но сегодня ему не повезло: он проиграл мне со счетом 6:0; 6:2; 6:3.

В 13 часов местного времени я отправил космонавтов на самолете Ан-24 в Феодосию и Евпаторию. В Евпатории соберется вся группа космонавтов «Л-1» — она будет активно участвовать в управлении полетом корабля к Луне и возвращением его на Землю. В Евпаторию должны были полететь также Тюлин, Мишин и я, но нам пришлось остаться на космодроме для участия в намеченном на 18 сентября заседании Госкомиссии по комплексу Н-1 — Л-3. Для участия в этом заседании завтра на полигон должны прилететь маршал Крылов и министр Афанасьев.

16 сентября.

Полковник Ващенко позвонил из Евпатории: «Добрались благополучно, разместились на берегу моря, включились в работу. Ориентация корабля не проходит — есть опасность срыва первой коррекции траектории полета». Об отказе в системе ориентации корабля мне было известно еще вчера: специалисты всю ночь анализировали создавшееся положение. Обстановка сложная, высока вероятность срыва облета Луны, но еще не все потеряно, — будем пытаться восстановить управление кораблем.

Вчера Мишин с явным удовольствием сказал мне: «Мы вашему первому кандидату «тройку» вчера поставили...» Говоря так, он имел в виду полковника Берегового — первого кандидата для полета на «Союзе». Генерал Кузнецов опять допустил грубейшую ошибку в подготовке космонавтов: в то время, когда я был в отпуске, он решил организовать для Берегового, Волынова и Шаталова зачетный «суточный полет» на тренажере. Тренажер был недостаточно хорошо подготовлен, программу «полета» на нем не освоили ни космонавты, ни сами руководители тренировки. Ошибки тренажера, руководителей тренировки и тренируемых дали в сумме только удовлетворительный результат при оценке подготовленности Берегового. Вторым проверялся Волынов — он получил «хорошо». Проверявшийся третьим Шаталов учел опыт Берегового и Волынова и получил отличную оценку. Береговой, бесспорно, лучший кандидат на полет, но плохая организация тренировки привела к печальному для него результату. Генералу Кузнецову даже не пришла в голову мысль о том, чтобы перед зачетной тренировкой рассмотреть со специалистами всю программу «полета» на тренажере или хотя бы не проверять Берегового первым. Мишин и его представители уже два года пытаются доказать, что лучшим кандидатом для полета на «Союзе» является Феоктистов, и любой промах наших (военных) космонавтов они используют как свидетельство своей правоты.

Сегодня я, по рекомендации Тюлина, встречался на корте с сотрудником аппарата Совмина Карповым — мастером спорта по теннису. Впервые я встретился на космодроме с соперником, которого не смог победить, — разошлись по-мирному при счете 6:6.

17 сентября.

Вчера весь день и вся ночь прошли в тревоге за судьбу корабля Л-1, отлично начавшийся полет которого был испорчен отказом системы звездной ориентации, в результате чего первая коррекция траектории полета не была выполнена по расписанию. В предыдущем полете Л-1 также имел место отказ звездной ориентации, и хотя весь полет прошел хорошо и корабль возвратился к Земле, но сориентировать его для осуществления управляемого спуска не удалось — в небе над Африкой он был подорван.

Афанасьев отправил Тюлина и Мишина в Евпаторию для управления полетом Л-1. Оба они были бы очень нужны здесь, на заседании Госкомиссии по комплексу Н-1 — Л-3, но рисковать срывом облета Луны было бы неразумно, и Афанасьев правильно решил направить Тюлина и Мишина на центральный пункт управления полетом.

Сегодня утром из Евпатории звонил Попович, а несколько позже — Ващенко. Оба доложили о выполнении первой коррекции траектории полета Л-1 с использованием комбинированной солнечно-земной ориентации. Точность такой ориентации существенно меньше, чем у звездной, но она все же дает возможность совершить облет Луны и возвратить корабль в атмосферу Земли. Специалисты надеются, что система звездной ориентации заработает на участке полета от Луны к Земле, но надежды эти пока мало обоснованы и есть опасение, что управляемый спуск снова окажется невозможным и корабль приводнится в Индийском океане.

Мы будем довольны и в том случае, если нам удастся осуществить хотя бы баллистический спуск корабля. Вероятность такого спуска останется высокой и в пилотируемом облете Луны, и нам желательно полнее его «прочувствовать», а заодно и проверить надежность наших средств поиска в Индийском океане. Я дал команду быть в готовности всем средствам поиска — как находящимся на полигонах посадки при управляемом спуске (на территории СССР), так и расположенным (на случай баллистического спуска) в Индийском океане.

19 сентября. Москва.

Вернулся вчера с космодрома в Москву. Намеревался сегодня вылететь в Евпаторию, но Быковский доложил, что обстановка с полетом Л-1 окончательно прояснилась и что все надежды на осуществление управляемого спуска рухнули. После первой коррекции корабль летит по траектории, близкой к расчетной, но система звездной ориентации отказала окончательно, а выполнить точную коррекцию траектории полета с использованием других систем ориентации не представляется возможным. Остается лишь надеяться, что корабль затормозится в атмосфере Земли и пойдет на баллистический спуск над Индийским океаном. К вечеру 21 сентября окончательно прояснится возможность посадки «Зонда-5» (так в открытой печати окрестили корабль Л-1 №9, отлично стартовавший 15 сентября и успешно совершивший облет Луны).

Вчера на 112-й площадке космодрома министр Афанасьев провел заседание Государственной комиссии по лунному комплексу Н-1 — Л-3. Присутствовали Крылов, Пилюгин, Бармин, Карась, Курушин, Казаков и около сотни конструкторов, инженеров и строителей. Заседали пять часов, заслушали доклады Кириллова, Истомина, Дорофеева, Линькова, Ключарева, Пилюгина, Мозжорина и других товарищей. Отметили, что сроки готовности ракеты и стартовых сооружений к пускам, записанные в решениях ЦК и правительства, трижды сорваны. В данное время правый старт принят в эксплуатацию, левый старт будет готов в первом квартале 1969 года, ракета Н-1 проходит примерочные и заправочные испытания, команды обслуживания тренируются и получают практику подготовки и осуществления пусков. Отмечено большое число недостатков, недоделок и плохого качества выполняемых работ — в частности, имел место случай, когда основная магистраль энергосистемы старта была перерезана бульдозером (дублирующая магистраль расположена всего в 30 сантиметрах от основной, обе магистрали зарыты на небольшую глубину и плохо охраняются). Для завершения испытаний ракеты и на ее заправку потребуются еще около 50 суток. Приняли решение: первый пуск ракеты Н-1 готовить на вторую половину ноября 1968 года, а второй пуск — на февраль 1969 года. Маловероятно, что эти сроки будут выдержаны, — скорее всего, первый пуск Н-1 будет осуществлен только в первой половине будущего года.

Сегодня я ознакомился с планами полетов американских астронавтов на ближайшие месяцы. На октябрь 1968 года запланирован орбитальный полет «Аполлона-7» с тремя астронавтами на одиннадцать суток. В январе-марте 1969 года планируется выполнить облет Луны кораблем «Аполлон-8» с экипажем из трех человек. В мае-июне 1969 года предполагается осуществить высадку астронавтов на Луну.

Орбитальные полеты «Аполлонов» вокруг Земли и даже облет Луны вполне возможны в намеченные американцами сроки, хотя с последним они явно торопятся: нельзя посылать экипаж в облет Луны без осуществления хотя бы двух-трех технологических облетов. Не верю я и в реальность экспедиции американцев на Луну в 1969 году.

20 сентября.

Был в ЦПК, беседовал с Терешковой, Николаевым, Титовым, Береговым и другими товарищами.

Терешкова после возвращения из отпуска побывала уже в Болгарии и Корее. У нее уйма забот по делам Комитета советских женщин — сегодня она собирается вылететь на три дня в Душанбе на республиканский съезд женщин Таджикистана. Валя просила помочь ей советами по ряду конкретных вопросов деятельности комитета и поддержать ее ходатайства перед ЦК КПСС (Суслов) и Советом Министров (Полянский). Договорились вместе заняться этими вопросами на следующей неделе.

С Титовым мы обсудили программу и сроки его поездки в Мексику. Предполагалось, что Герман с Тамарой вылетят туда 12 октября, но наш посол в Мексике и Комитет олимпийских игр хотели бы видеть Титова на торжественном открытии XIХ Олимпиады 8 октября — я дал согласие на вылет 7 октября. Титов попросил разрешения на двухдневную поездку в Калугу вместе со всем отрядом космонавтов для ознакомления с музеем К. Э. Циолковского. Поездку я разрешил, поручив Герману встретиться с секретарем обкома Аксеновым и сообщить ему, что по его просьбе мы обязательно выделим для музея ряд ценных экспонатов, характеризующих жизнь и деятельность космонавтов.

Из беседы с Береговым я понял, что он правильно оценивает ошибки, допущенные им при комплексной тренировке, и сознает, что всего лишь удовлетворительная оценка его знаний может повредить ему как первому кандидату на очередной космический полет, вызвав у руководства сомнения в возможности успешного выполнения полета. Изучив конкретные материалы тренировки и побеседовав с врачами, инженерами и методистами, я пришел к выводу, что у Берегового имеются недостатки внимания, памяти и логики мышления. 24 сентября мы еще раз проверим Берегового на комплексной тренировке, а 27 сентября примем у него экзамен по подготовленности к полету. Если и в этих двух ответственных проверках Береговой допустит ошибки, то придется, по-видимому, пересмотреть наше решение о назначении его в полет.

21 сентября.

В сегодняшних газетах опубликовано сообщение ТАСС, в котором говорится о том, что «Зонд-5» выполнил программу исследования космического пространства, осуществив 18 сентября 1968 года облет Луны при минимальном удалении от ее поверхности, равном 1950 километрам.

Сегодня утром позвонил из Евпатории полковник Ващенко. Он сообщил, что хотя скорректировать траекторию полета Л-1 невозможно из-за полного отказа системы астроориентации, все же остается надежда на осуществимость баллистического спуска корабля над акваторией Индийского океана. Ващенко передал просьбу Мишина о моем прилете в Феодосию в понедельник 23 сентября для подписания заключения о допуске корабля «Союз» к пилотируемым полетам. Одновременно он доложил, что 20 сентября в Феодосии при сбросе с самолета макета «Союза» не отстрелился люк парашютного контейнера и макет разбился. Несколько позже позвонил из Феодосии генерал Холодков и сообщил, что авария с макетом «Союза» произошла из-за халатности сборщика (неправильно подсоединил штекер) и что данное происшествие не порочит конструкцию корабля. Холодков считает, что заключение о допуске «Союза» к пилотируемым полетам можно подписать, и тоже просил меня прилететь в понедельник в Феодосию.

Находящийся в отпуске Вершинин не вытерпел сидения на даче и на несколько часов приехал в свой служебный кабинет. Я рассказал Главкому о ходе полета «Зонда-5» и о возможном его приводнении в Индийском океане. Потом мы беседовали о предстоящих пилотируемых полетах, об испытаниях Н-1 и всех наших «болячках». Главком сказал, что он подписал формулировку о «вынужденном резком маневре» в выводах аварийной комиссии о причинах гибели Гагарина и Серегина. Он вынужден был это сделать, так как четыре его заместителя (Кутахов, Мороз, Пстыго и Мишук), непосредственно участвовавшие в расследовании происшествия, уже подписали это заключение. «Изменить заключение, — сказал мне Вершинин, — было уже невозможно. Я вынужден был его подписать, но я с большим удовлетворением подписал бы версию гибели Гагарина, изложенную в письме космонавтов к Устинову. Космонавты дают более объективную оценку катастрофы, чем это сделали Мишук и Смирнов».

В конце нашей беседы Главком снова, уже в третий раз, заговорил о том, что весь груз космических проблем, которые несколько лет несли Руденко вместе с Каманиным, теперь должен нести один Каманин. «Ты не думай, — сказал он, — что я или Кутахов сможем чем-либо помочь тебе. Решай все сам. Самое большее, что я могу для тебя сделать, это попытаться повысить твою должность с помощника до заместителя Главкома. Такое повышение по службе может несколько расширить твои права и даст больше самостоятельности». Я поблагодарил Константина Андреевича за внимание к нашим делам и пожелал ему хорошего отдыха в оставшиеся дни отпуска.

Около трех часов дня мне доложили уточненные данные по предстоящей посадке «Зонда-5»: приводнение корабля произойдет сегодня в 19:08 в Индийском океане; координаты ожидаемой точки приводнения — 31° 58' южной широты и 65° 21' восточной долготы.

Был у Кутахова, договорился с ним о моем полете в Феодосию и представил ему на подпись приказ о проведении тренировок космонавтов в невесомости на самолете Ту-104.

22 сентября.

Вчера с 17 часов был в Подлипках в Координационно-вычислительном центре. В зале заседаний Госкомиссии я застал уже ранее прибывших туда Пашкова, Мрыкина, Карася, Казакова, Феоктистова и других товарищей.

К этому времени связь с Л-1 уже прекратилась. Корабль возвращался к Земле, но было абсолютно ясно, что управляемая посадка на территории СССР невозможна из-за отказа астроориентации и трехосной стабилизирующей платформы. Оставались лишь слабые надежды на баллистический спуск и приводнение в Индийском океане и еще большие опасения, что корабль может проскочить разреженную атмосферу Земли и уйти на семь суток «на второй круг».

Корабль, по расчетным данным, должен входить в атмосферу Земли под углом 5–6 градусов к плоскости местного горизонта. Уменьшение угла входа от допустимых значений всего на один градус чревато возможностью «незахвата» корабля атмосферой Земли. Превышение угла входа на один градус ведет к возрастанию перегрузок от 10–16 единиц при расчетном спуске до 30–40 единиц, а более значительное увеличение этого угла будет опасно не только для экипажа, но может привести и к разрушению самого корабля. Иными словами, корабль должен пролететь более 800 000 километров по трассе «Земля — Луна — Земля» и на скорости 11 километров в секунду попасть в зону ( «воронку») безопасного входа диаметром 13 километров. Такая высокая точность может сравниться лишь с точностью, потребной для попадания в копейку с расстояния 600 метров.

Настроение у присутствовавших на командном пункте было неважным: все хорошо помнили, что из семи предыдущих пусков по программе облета Луны у нас было мало успехов. Данный полет также проходил с большими осложнениями. Поэтому, когда комментатор, рассказывавший по радио о программе посадки «Зонда-5», сказал: «После приводнения в водах Индийского океана космический корабль будет поднят на борт морского корабля, который доставит его в Бомбей, а из Бомбея он полетит в Москву на самолете Ан-12», — все от души рассмеялись, послышались возгласы: «Не говори гоп!» У нас не было веских оснований для надежд на такой успех. Оставалось только ждать...

Перед нами на схемах и экранах были все данные по предполагаемому ходу посадки «Зонда-5». Внимание всех присутствующих привлекала таблица со следующими расчетами этапов посадки: Этап посадки Расчетное время Разделение отсеков корабля 18:37 Вход в атмосферу Земли 18:53 Достижение перигея (высота 33 километра) 18:54 Раскрытие парашюта (высота 7 километров) 18:56 Приводнение 19:08
Информацию от наших морских кораблей о ходе спуска Л-1 мы рассчитывали получать через 15–20 минут после прохождения или исполнения команд. Но моряки работали очень точно и быстро, и уже через 3 минуты после приводнения космического корабля генерал Кутасин сообщил координаты места его посадки: Л-1 № 9 приводнился в 105 километрах от ближайшего из наших судов, дежурящих в Индийском океане. А вскоре поступили данные о том, что морские суда хорошо «видели» трассу спуска Л-1, засекли его пеленгаторами (в момент раскрытия парашюта на корабле начинает работать специальный КВ-передатчик) и полным ходом идут в район посадки. Через несколько часов приводнившийся корабль был обнаружен и поднят на борт поискового судна.

Это была наша долгожданная большая победа! В предрассветной мгле усталые, радостно возбужденные, разъезжались мы из Подлипок по домам. Да, сбылась наша давнишняя мечта — космическая трасса «Земля — Луна — Земля» открыта, и произошло это 21 сентября 1968 года.

23 сентября. Феодосия.

В восемь утра на самолете Ил-14 вылетел по просьбе Мишина в Феодосию. Давно уже не летал я на винтовых самолетах — на высоте 2–3 тысячи метров болтало безжалостно. Невольно сравнил полет на винтовом самолете с поездкой на телеге по булыжнику, а полет реактивного лайнера на высоте 10–12 километров хотелось сравнить с поездкой комфортабельного автомобиля по современному асфальтированному шоссе.

В Феодосии меня ждали Попович, Беляев, Фролов, Холодков, Уткин, Бушуев и другие товарищи. Как известно, испытания всех систем корабля «Союз» (особенно системы посадки) затянулись на полтора года. Между военными и промышленностью идут нескончаемые споры, которые уже вредят делу. Изучив все материалы испытаний, я согласился с мнением В.В.Уткина и К.Д.Бушуева о том, что объем и результаты проведенных самолетных испытаний посадочной системы дают основания подписать заключение о разрешении пилотируемых космических полетов на «Союзах». От ВВС заключение подписали космонавты Попович и Беляев, генералы Холодков и Фролов, а я и Уткин утвердили его. В беседе с Бушуевым мы договорились о проведении дополнительных морских испытаний корабля «Союз» с целью выявления наиболее эффективных методов его поиска и эвакуации после приводнения.

24 сентября. Москва.

Сегодня вернулся в Москву и прямо с аэродрома вместе с Поповичем, Беляевым и Кузнецовым проехал в ЦПК. В Центре просмотрел ход суточных тренировок космонавтов в корабле «Союз». При повторной проверке Береговой получил с натяжкой «четыре», а Волынов и Шаталов — твердые «пятерки». Состояние Берегового меня начинает беспокоить. После экзаменов 27 сентября и медицинского обследования 3–5 октября придется основательно подумать, кого назначить первым кандидатом на полет.

Беседовал с Алексеем Леоновым. Он рассказал о работе группы «Л-1» в Феодосии во время полета «Зонда-5» и высказал полезные предложения о дальнейшей подготовке космонавтов. Леонова и других космонавтов беспокоит неизвестность срока пилотируемого облета Луны и различные разговоры о составе экипажей. Мишин и Тюлин не утерпели и сказали Леонову: «А мы тебя в полет не пустим». Подобные заявления создавали и создают нездоровые настроения. Насколько мог, я успокоил Леонова, подтвердив ему, что мы готовили и будем готовить для облета Луны три экипажа: Леонов — Воронов, Быковский — Рукавишников и Попович — Макаров. Кто из этой шестерки полетит — пока не знаю, но наиболее вероятно, что к Луне отправится экипаж Быковского.

26 сентября.

Сегодня у меня побывали корреспонденты «Правды» Денисов и Борзенко. Они мои старые знакомые, уже много лет ведущие в «Правде» космическую тематику. Политиздат прислал мне на отзыв написанную ими новую книгу о Юрии Гагарине. Внимательно прочитав рукопись, я убедился, что ничего существенно нового в ней нет — все сведения о жизни Гагарина и о его полете в космос уже опубликованы в печати. И все же книгу Денисова и Борзенко стоит издать, так как после гибели Гагарина ощущается «голод» на литературу о первопроходце космоса. Я передал авторам ряд своих замечаний, касающихся в основном уточнения некоторых формулировок и дат исторических событий в период подготовки первого полета человека в космос, а также более четкого выявления вклада Королева, Келдыша и космонавта Комарова в осуществление этого полета.

Герман Титов заходил сегодня ко мне вместе с сотрудниками МИДа, один из которых только что вернулся из Мексики, где провел около пяти лет. Герману предстоит поездка в Мексику, и эта встреча была для него очень полезной. Мы с интересом слушали рассказы дипломатов о далекой Мексике, напомнившие мне о днях, которые я провел там вместе с Гагариным и Терешковой.

Забегал на минутку Алексей Леонов, приехавший в Москву для участия в съезде художников России. Леонов хотел уточнить у меня, следует ли ему на встрече с художниками и скульпторами говорить о предстоящем конкурсе на создание памятника и обелисков для увековечения имени Гагарина.

Больше часа беседовал с писателем Евгением Ивановичем Рябчиковым — автором сценария кинофильма о космонавте Георгии Береговом. Съемки фильма подходят к концу, но Евгения Ивановича беспокоят намеки некоторых товарищей из Центра на то, что Береговой не полетит в космос, — это означало бы, что авторский коллектив, полгода проработавший над съемками фильма, трудился впустую. Я рассказал Рябчикову о моих сомнениях в кандидатуре Берегового и о том, что его судьба, возможно, будет решена завтра на экзаменах. Рябчиков поведал мне о том, что еще год назад — при первых встречах с Береговым — ему приходилось выслушивать сомнения самого Берегового в том, что его допустят в космический полет ( «Кузнецов и космонавты отряда Гагарина настроены против моего полета»).

В конце беседы Рябчиков просил меня дать согласие на проведение 18 октября вечера в Доме литераторов, посвященного моему шестидесятилетию. Я категорически отказался участвовать в таком вечере и попросил не затевать никаких мероприятий, связанных с моим юбилеем.

28 сентября.

Весь вчерашний день провел в ЦПК. На десять утра были назначены экзамены для Берегового, Волынова и Шаталова. Георгий Береговой рекомендуется нами как первый кандидат на полет, но мне известно, что кое-кто в Центре и в ЦКБЭМ способен намеренно занизить его возможности. При двух зачетных суточных тренировках он не получил отличной оценки — в создавшейся обстановке нужно было подбодрить Берегового.

За час до экзаменов я побеседовал с Береговым и предупредил его, что как председатель экзаменационной комиссии я сделаю все возможное, чтобы исключить возможные попытки необъективной оценки его знаний со стороны отдельных членов комиссии. Попросил Берегового держаться поспокойнее и доказать, что он отлично подготовлен, в чем я никогда не сомневался. Береговой поблагодарил за внимание и доверие к нему и заверил меня: «Иду на экзамен, как в бой, и оправдаю ваше доверие».

Обстановка для экзаменуемых была довольно сложной. Мы разрешили им при подготовке к ответам пользоваться только теми материалами, которые будут с ними в полете (бортжурнал, инструкции). Каждый экзаменуемый должен был ответить на пять обязательных и три дополнительных вопроса. Вопросы были трудными и охватывали весь объем знаний, необходимых космонавту для успешного выполнения космического полета. Заместителем меня как председателя экзаменационной комиссии был академик Мишин. В составе комиссии были главные конструкторы, доктора наук, генералы и летавшие космонавты: Трегуб, Раушенбах, Алексеев, Анохин, Гуровский, Волков, Кузнецов, Мороз, Беляев, Николаев и другие товарищи — всего 25 человек. Во время экзаменов проводилась киносъемка, что тоже не могло не мешать экзаменуемым.

Скажу откровенно: я волновался за Берегового. Но все прошло хорошо — Береговой держался безукоризненно и отвечал на вопросы четко и немногословно. Чувствовалось, что он отлично знает корабль «Союз», все его системы и оборудование, хорошо представляет условия полета и сумеет применить свои знания и опыт летчика-испытателя. Волынов и Шаталов также показали глубокие знания.

Комиссия единогласно решила, что Береговой, Волынов и Шаталов отлично подготовлены к полету на космическом корабле «Союз». После экзаменов все члены комиссии пообедали вместе с космонавтами. Мороз, я и Кузнецов подняли тосты за укрепление связей ВВС с ЦКБЭМ и промышленностью, за дальнейшие успехи в освоении космоса. В.П.Мишин высказался за дальнейшее совершенствование учебного процесса подготовки космонавтов и более активное участие в этом процессе специалистов из промышленности.

После обеда мы с Мишиным рассмотрели предложения об уточнении состава экипажей для облета Луны. Решили готовить для этой цели три экипажа:

1) Леонов — Макаров (дублер — Куклин);

2) Быковский — Рукавишников (дублер — Климук);

3) Попович — Севастьянов (дублер — Волошин).

Кроме этих экипажей в группе «Л-1» остаются Воронов, Артюхин и Ершов.

Вечером мне пришлось собрать руководство ЦПК и летавших космонавтов, чтобы обсудить с ними новое происшествие с Алексеем Леоновым. Возвращаясь вечером 26 сентября из Москвы домой, при обгоне автобуса на 24-м километре Щелковского шоссе Леонов разбил свою «Волгу», чудом оставшись невредимым. Это второе тяжелое происшествие с Леоновым по его вине за последние четыре месяца (30 мая он разбил автомашину при обгоне самосвала, за что был серьезно наказан мною). Николаев, Беляев, Попович и Быковский осудили проступок Леонова, подтвердив, что он часто нарушает правила уличного движения. Решил объявить Леонову (он признал свою вину) выговор в приказе и запретил ему управление автомобилем на полгода.

Октябрь

1 октября.

Вчера снова был в Центре. Провел совещание с космонавтами группы «Л-1» и группы «Союз» по уточнению программ их подготовки. Для группы «Л-1» самым сложным является организация орбитальных полетов для нелетавших космонавтов (Макаров, Рукавишников, Севастьянов), а также подготовка по автономной навигации. Для группы «Союз» первоочередными задачами будут полеты на невесомость и тренировки в ТБК-60. Сейчас у нас еще нет ясности со сроками полетов экипажей вокруг Луны — по решениям высоких инстанций эти полеты должны быть выполнены в текущем году, но все графики и планы поломаны из-за большого числа аварий и происшествий. Наиболее вероятно, что пилотируемый облет Луны будет совершен в апреле или мае 1969 года. Нет твердого графика и по пилотируемым полетам «Союзов»: полет по варианту «0+1» перенесен на 25 октября — и этот срок, по-видимому, будет выдержан, — а полет четырех космонавтов (вариант «1+3») из-за неготовности кораблей переносится на декабрь, а скорее всего — на февраль-март будущего года. Длительные перерывы в космических полетах и бесконечные переносы сроков их выполнения отрицательно сказываются на настроении космонавтов и качестве их подготовки.

Беседовал с Георгием Береговым. После отличной сдачи экзамена его настроение заметно улучшилось, но полной уверенности в том, что он полетит на «Союзе», у него нет. Я посоветовал Береговому держаться потверже: теперь нет никаких оснований для сомнений — все зависит в первую очередь от него самого, от его самочувствия и уверенности в своих силах.

Заезжал на квартиру к Алексею Леонову. Ему снова не повезло, и он лежит в постели с забинтованным носом. Вечером 27 сентября, через два-три часа после моей с ним беседы, Леонов отправился в гараж и занялся ремонтом своей «Волги». Положив доски на сиденье машины, он принялся с помощью домкрата выправлять вмятины на крыше кузова, но домкрат сорвался, и одной из досок Леонов получил сильный удар по носу. На этот раз он отделался царапинами и ушибом, но могло быть и хуже. Придется лично заняться Леоновым: три серьезных происшествия за четыре месяца — это, пожалуй, многовато. Тревожит мысль о том, что если он так неудачлив на Земле, то можно ли его снова послать в космос, тем более в облет Луны. Врачи пока не отмечают отклонений в здоровье и поведении Леонова, но какие-то изменения у него, видимо, есть, и их надо обнаружить. Мне кажется, что в последнее время Леонов слишком возбужден, меньше занимается спортом, излишне часто ездит в Москву и с некоторой заносчивостью относится к другим космонавтам и товарищам по работе. Я посоветовал ему отдохнуть два-три дня, не выходя на работу.

Заходил ко мне Герман Титов, просмотрели вместе с ним тексты его выступлений в Мексике.

Позвонила Валя Терешкова и радостно доложила, что она была принята Д.С.Полянским, обещавшим поддержать ее ходатайство о выделении Комитету советских женщин дома в Москве, автомашин, «ВЧ»-связи и кремлевского телефона. Валя не знает, что Полянский следует указанию Косыгина, — по всем этим вопросам мы уже говорили с Сусловым и Косыгиным, и оба они обещали оказать свою помощь.

3 октября.

Накануне провел заседание комиссии по увековечению имени Юрия Гагарина. Присутствовали Попов, Камшалов, Осипов, Кузнецов, космонавты, скульпторы, художники, архитекторы.

Заслушали доклад Германа Титова о проекте нового обелиска на месте посадки корабля «Восток» 12 апреля 1961 года и о мероприятиях Саратовского облисполкома по благоустройству прилегающей к обелиску территории (насаждение парка, строительство гостиницы, музея, подъездной дороги и пристани на озере). Решили выделить группу художников и архитекторов для оказания помощи саратовским товарищам и создания нового обелиска (прежний обелиск является уменьшенной копией московского монумента, выполненного Файдышем и установленного неподалеку от ВДНХ, и не отражает наглядно историческое событие — успешное завершение первого в мире полета человека в космос).

Леонов и Попович сообщили о предложениях космонавтов и руководства Владимирской области о постройке обелиска на месте гибели Гагарина и Серегина, а также о создании двух небольших музеев в районе, прилегающем к месту катастрофы. Предлагается: установить скульптуры Гагарина и Серегина в летной форме на месте падения самолета; на опушке леса (на удалении в один километр от места катастрофы) построить музей Гагарина; в городе Покров построить музей, посвященный исследованию космоса; оба музея связать асфальтированным шоссе протяженностью 20 километров. Для разработки этих предложений комиссия выделила две группы скульпторов и архитекторов.

Для работы над проектом памятника в Звездном городке решили образовать три авторских коллектива и высказали пожелание, чтобы памятник запечатлел Гагарина таким, каким он был среди своих товарищей по работе и в семье (поменьше официоза). В городе Гагарине (бывший Гжатск) рекомендовали установить скульптуру молодого Гагарина (примерно такого, каким он выглядит на фотоснимке, запечатлевшем его — курсанта аэроклуба — на крыле самолета Як-18). Разработку проекта обелиска на площади Гагарина в Москве поручили трем авторским группам, признав целесообразным не ограничивать их творческую фантазию никакими рамками. К каждому творческому коллективу прикрепили по два космонавта. Состав каждой авторской группы и задания на разработку проектов будут оформлены приказом министра культуры.

Имел большой и неприятный разговор с генералом Кузнецовым и космонавтами Николаевым и Беляевым. Будучи членами экзаменационной комиссии они 27 сентября поставили Береговому оценку «пять» и вместе с другими поставили свои подписи под заключением: «...годен к полету на космическом корабле «Союз»...» А сегодня все трое высказывают сомнения в способности Берегового успешно выполнить космический полет: «Провалы в памяти, невнимательность, ошибки в логике мышления...» Я догадывался, что они настроены против Берегового, но, думаю, после подписания ими экзаменационного акта и нашего доклада правительству о готовности трех космонавтов к полету на «Союзе» не совсем этично высказывать сомнения в кандидатуре Берегового. Выслушав эти сомнения, я хотел было прервать и крепко отругать капитулянтов, но желание понять мотивы негативного отношения к Береговому взяло верх, и я дослушал все их высказывания до конца.

5 октября.

Вчера был в полку у товарища Алексеева — проверял тренировки космонавтов Шонина, Хрунова и Елисеева в полете на невесомость на самолете Ту-104.

На борту самолета, пилотируемого летчиком Суриковым, были установлены макеты двух состыкованных кораблей «Союз». Хрунов и Елисеев тренировались в надевании скафандров в условиях невесомости, в выходе в «открытый космос», возвращении и переходе из корабля в корабль, а Шонин в роли командира пассивного корабля контролировал все выполняемые ими операции. За полет общей продолжительностью 1 час 40 минут было сделано пять «горок» — при длительности каждого сеанса невесомости в 20–25 секунд суммарное время пребывания космонавтов в состоянии невесомости составило всего 100–120 секунд. За эти короткие секунды они должны научиться надевать скафандры и переходить из корабля в корабль. В условиях реального космического полета у них будет больше времени на выполнение этих операций, но при тренировках на самолете им приходится изрядно попотеть. После посадки самолета я побеседовал с экипажем Ту-104, врачами, инструкторами и самими космонавтами — по общему мнению, первый после длительного перерыва (не летали со дня гибели Гагарина) полет на невесомость был выполнен отлично.

Надо сказать, что полеты на невесомость на Ту-104 значительно опаснее, чем обычные полеты с пассажирами: «горки» и пикирования создают большие напряжения в конструкции самолета и усложненные условия для работы его силовой установки и оборудования. Поэтому для каждого участника таких полетов (всего на боту самолета Ту-104 при проведении тренировок на невесомость находится не менее 18 человек) выделяется индивидуальный парашют. Для аварийного покидания самолета в нем имеются три люка. Наземные тренировки показали, что минимальное время на покидание самолета в аварийной обстановке всем личным составом составляет 32 секунды, а при неблагоприятных условиях оно возрастает до двух минут. Я приказал продолжить тренировки по аварийному покиданию самолета и работы по совершенствованию всех мероприятий, обеспечивающих безопасность полетов на невесомость. Выяснилось, кроме того, что экипажи самолетов Ту-104 имеют малый (всего 55–60 часов) годовой налет. Обязал генерала Кузнецова планировать, начиная с 1969 года, годовой налет для экипажей Ту-104 в пределах 150–200 часов, а до конца текущего года обеспечить еще по 40–50 часов налета на каждого летчика.

С космодрома сообщили, что для тренировок космонавтов в корабле «Союз» отводятся 7 и 8 октября. Приказал Кузнецову вместе с Береговым, Волыновым, Шаталовым и всеми специалистами завтра вылететь на космодром. К.А.Керимов сообщил по телефону о том, что по рекомендации высоких инстанций Госкомиссия всем составом должна 8–9 октября вылететь на космодром с задачей осуществить пуск пилотируемого корабля «Союз» в период 25–30 октября. Я ответил Кериму Алиевичу, что приветствую такое решение.

Вечером встречался с Георгием Береговым. Мы с ним старые однополчане, но, если мне не изменяет память, ни разу вместе не фотографировались — по просьбе кинооператора Макарова и фотокорреспондента Моклецова нам пришлось немного попозировать. К съемкам я намеренно привлек Беляева, Николаева и Кузнецова — пусть они прочувствуют, что несмотря на все их сомнения в Береговом он остается первым кандидатом на предстоящий полет.

Имел сегодня разговор с генералом Кутаховым, исполняющим должность Главкома. Он напомнил мне, что Шаталов является его выдвиженцем в космонавты, и сказал: «Не в службу, а в дружбу... Устрой так, чтобы Шаталов полетел в космос одним из первых...» Мне уже было известно, что 3 октября Кутахов принимал Шаталова и обещал ему свою поддержку. Я ответил, что Шаталов готовится к предстоящим полетам на «Союзах», но пока что в роли дублера, и что его полет наиболее вероятен только в 1969 году — после того, как слетают Береговой и Волынов.

Итак, в ВВС выявились уже четыре «противника» Берегового — Кутахов, Кузнецов, Николаев, Беляев. Много их и в ЦКБЭМ (нельзя забывать, что мы отбили кандидатуру Феоктистова, заменив его Береговым). В этих условиях малейший промах Берегового будет использован против него и Каманина, но меня это не пугает: я уверен, что самым лучшим кандидатом на полет является Береговой, хотя окончательное решение о том, кто первым полетит на «Союзе», будет принято, как всегда, на космодроме, когда все три кандидата полностью закончат все тренировки и пройдут медицинские обследования и весь цикл предполетной подготовки.

3 октября на борту океанографического судна «Василий Головнин» прибыл в Бомбей космический корабль Л-1 № 9 ( «Зонд-5»), приводнившийся в Индийском океане после успешного облета Луны. 4 октября на самолете Ан-12 «Зонд-5» доставлен из Бомбея в Москву.

7 октября.

Вчера генерал Кузнецов и группа космонавтов (Береговой, Волынов, Шаталов), врачей и инженеров улетели на двух самолетах на космодром. Там они проведут тренировки на корабле «Союз» и через три дня вернутся в Москву. Сегодня Кузнецов доложил по телефону с космодрома, что занятия проводятся точно по расписанию и будут закончены 8 октября к 16:00. Мишин и Керимов уверяют, что пуск двух кораблей «Союз» вполне реален в период с 25 по 30 октября. Вылет космонавтов на полигон для непосредственной подготовки к полету будем планировать на 14 октября. Сегодня звонили от Л. В. Смирнова и предупредили: «На днях состоится заседание ВПК, вам и космонавтам группы «Союз» быть обязательно». На завтра намечено заседание лунного совета, на котором будут Келдыш, Мишин, Керимов и другие товарищи, от которых зависят сроки пусков, — там и уточним дату вылета на космодром.

Звонил Г. А. Тюлин — он обеспокоен тем, что тактико-технические требования к кораблю Л-1 до сих пор не подписаны представителями ВВС. Я заверил Георгия Александровича, что этот документ мы подпишем, и одновременно попросил его поставить перед Госкомиссией вопрос о ходе подготовки экипажей для Л-1 (меня больше всего беспокоит отсутствие опыта орбитальных полетов у большинства кандидатов на участие в пилотируемом облете Луны). Тюлин не смог дать мне удовлетворительный ответ на этот трудный вопрос, которым я донимаю его уже больше года.

В поступившем сегодня сообщении ТАСС имеются сведения о том, что США намерены уже в декабре осуществить облет Луны кораблем «Аполлон-8» с тремя астронавтами на борту. Я считаю это чистейшей авантюрой: американцы не имеют опыта возвращения кораблей на Землю со второй космической скоростью, да и ракета «Сатурн-5» еще недостаточно надежна (было выполнено всего два пуска, один из которых оказался неудачным). Вероятность печального исхода такого полета очень велика, но нельзя и утверждать, что нет никаких шансов на его успешное завершение. Устроители этой авантюры, по-видимому, полагают, что такой полет при любом его исходе пойдет на пользу космической программе США: в любом случае можно будет добиваться от правительства дополнительных ассигнований на космические исследования.

8 октября.

Больше часа беседовал с Вершининым. Главком интересовался подробностями полета и посадки «Зонда-5» и его состоянием после приводнения. Говорили и о предстоящих пилотируемых полетах кораблей «Союз». Вершинин согласился с моим мнением, что в первый полет (вариант «0+1») следует послать Берегового.

Дал команду генералу Кузнецову завтра вместе с космонавтами вернуться в Москву, закончить здесь все тренировки на тренажерах и снова возвращаться на космодром 14 октября.

Завтра в 9:00 вместе с В.П.Мишиным, К.А.Керимовым и большой группой специалистов на самолете Ил-18 вылетаем на полигон. До пуска остается еще более двух недель — можно было бы вылететь и попозже, — но для Мишина и других членов Госкомиссии важно наблюдать и контролировать весь процесс подготовки кораблей и носителей к полету.

9 октября. Тюра-Там.

Прилетели на космодром. Последнее время я редко играю в шахматы, но сегодня все четыре часа полета сражался за шахматной доской с главными конструкторами. Сыграл пять партий и все выиграл: по две у Конопатова и Мнацаканяна и одну — у Тополя (последний намеревался взять реванш за «невезение представителей промышленности», но и ему пришлось прочувствовать горечь поражения).

На аэродроме Тюра-Там нас встретил заместитель технического руководителя Е.А.Фролов. Он доложил, что пока работы по подготовке обоих кораблей «Союз» идут по графику и, если не будет больших срывов и накладок, то их пуски могут состояться 24–25 октября.

Плохо, что с нами не прилетел Мишин, — он опять заболел. Частые «болезни» Мишина связаны с его выпивками. Обидно, что на месте Королева оказалась такая неустойчивая личность, — это многое портит в нашем деле.

С нами прилетела группа врачей и инженеров, работы здесь для всех много, и Керимов поступил правильно, решив пораньше прибыть на полигон. Вечером я провел с нашими специалистами инструктивное совещание, каждому поставил конкретную задачу на завтра. Особого внимания потребует разработка расписаний предстартового и стартового дней. Беспокоит меня и якобы избыточный (80,4 килограмма) вес Берегового: при таком весе космонавта затруднена центровка его в кресле, и врачи Минздрава (Егоров) и представители Северина (Михайлов) высказывают сомнения в возможности допуска Берегового к полету. Я думаю, что в этом деле приложили руку «друзья» Берегового. Придется завтра самому изучить этот вопрос и принять по нему обоснованное решение.

Старт пилотируемого «Союза» намечен на 13:00 московского времени — это означает, что его посадка должна произойти около полудня, то есть в самую ветреную часть суток. Я знаю, что возможности переноса старта ближе к утру ограничены: выбор времени старта в этом полете диктуется стремлением обеспечить стыковку кораблей в светлое время, но надо будет еще раз проверить все расчеты и взвесить, что важнее — осуществление стыковки «Союзов» на первом же витке полета пилотируемого (активного) корабля или обеспечение его безопасной посадки.

10 октября.

Был на 31-й площадке, осмотрел оба корабля «Союз», беседовал с Фроловым, Тополем и военными испытателями.

Принято окончательное решение: пассивный «Союз» будем пускать 24 октября со второй площадки, а активный — с 31-й 25 октября. Все полеты космонавтов, в том числе и последний полет Комарова, осуществлялись со второй площадки — предстоящий пуск активного корабля станет первым, нарушающим установившуюся традицию.

Провел совещание медиков ВВС и Минздрава (группу гражданских врачей на космодроме возглавляет космонавт Б.Б.Егоров), договорились по всем вопросам медицинского обеспечения подготовки и проведения полета космонавта на активном «Союзе». Потом вместе с В.А.Смирновым, полковником Терентьевым и специалистами от Северина подробно рассмотрели вопрос о центровке Берегового в кресле корабля.

Полгода назад Береговой весил 86 килограммов, и я, предвидя трудности с назначением его первым кандидатом на полет, рекомендовал ему снизить свой вес до 80 килограммов. Последние замеры показали, что Береговой выполнил мою рекомендацию, — сейчас он весит 80,4 килограмма. При таком весе центровка космонавта в кресле почти укладывается в допустимые пределы, а если еще учесть, что в полете он потеряет два-три килограмма веса, то при посадке корабля центровка будет соответствовать самым жестким требованиям. Требования к центровке должны быть строго соблюдены — это обеспечит лучшую переносимость космонавтом перегрузок при посадке в усложненных условиях (отказ двигателей мягкой посадки, боковой ветер силой свыше 15 метров в секунду, уклоны местности).

Просмотрел список командируемых на полигон представителей ВВС, в нем оказалось более 60 фамилий. Сократил список на 12 человек — часть товарищей направим прямо в Евпаторию и на другие наблюдательные измерительные пункты. И все же через два-три дня здесь соберутся свыше 40 специалистов ВВС, в том числе не менее десяти космонавтов.

11 октября.

Теплый солнечный день, ветер умеренный, температура воздуха около 20 градусов. В семь утра, когда солнце едва-едва поднялось из-за горизонта, было довольно прохладно (+3 градуса), но мы все же провели физзарядку на свежем воздухе.

На 31-й площадке сегодня тревожно: на одном из кораблей обнаружена неисправность в системе терморегулирования. Корабль придется разбирать, а это вызовет задержку в тренировках космонавтов.

Получено сообщение о новом полете американцев — сегодня они вывели на околоземную орбиту «Аполлон-7» с тремя астронавтами на борту. Полет запланирован на 11 суток, его главная задача — испытание лунного корабля на максимальную продолжительность пребывания в космосе. Несколько месяцев тому назад американцы объявили дату этого полета — 11 октября — и точно ее выдержали.

Поздно вечером из Москвы сообщили, что 14 октября в правительстве будет решаться вопрос об экипажах для «Союзов» и я должен доложить о готовности космонавтов. Придется завтра утром вылететь в Москву.

15 октября.

Три дня был в Москве. Вчера на заседании ВПК Совмина доложил о подготовке экипажей к предстоящему полету и представил космонавтов. Заседание вел Л.В.Смирнов; присутствовали: Афанасьев, Титов, Пашков, Строев, Дементьев, Зверев, Калмыков, Тюлин, Мишин. Единогласно принято решение готовить пуск двух кораблей «Союз» в период 24–26 октября. Командиром активного корабля «Союз» утвердили полковника Берегового, а его дублерами — подполковников Волынова и Шаталова.

Сегодня вместе с космонавтами и представителями промышленности вернулся на космодром. В полете обыграл в шахматы академика Мишина и доктора технических наук Лобанова (Лобанов назначен вместо Ткачева Главным конструктором парашютных систем).

Вечером был с космонавтами на 3-й площадке, где мы познакомились с выполнением графика испытаний. Присутствовали на техническом руководстве, на котором Мишин с пристрастием допрашивал всех главных конструкторов систем. На обоих кораблях при испытаниях было много замечаний. Так, корабль № 10 (активный) имел 18 существенных (а всего 55) замечаний — одиннадцать из них устранили, а остальные семь решением руководства «допущены в полет». Ни одно из «допущенных в полет» замечаний не может стать источником аварийной ситуации, но может отрицательно повлиять на качество выполнения отдельных операций, в частности, при проведении телепередач из бытового отсека корабля.

В последние месяцы мои взаимоотношения с Мишиным заметно улучшились. Я делаю все возможное, чтобы поддержать его авторитет среди космонавтов.

16 октября.

Космонавты вместе с методистами приступили к окончательной отработке бортжурналов — очень трудоемкой, но крайне важной работе. Каждый космонавт должен своей рукой записать в бортжурнал весь порядок работы в космосе по программе полета и предусмотреть свои действия в различных нештатных ситуациях. На заполнение бортжурналов уйдет не менее пяти дней.

Сегодня состоялось заседание Госкомиссии. Главные конструкторы всех систем доложили: корабли «Союз» № 10 (активный) и № 11 (пассивный) к пускам готовы. Приняли решение: приступить к заправке корабля № 11 горючим и газами, имея в виду, что его пуск намечен на 24 октября, а пуск корабля № 10 — на 25 октября.

Врачи ВВС вместе с представителями Минздрава Егоровым и Воробьевым разработали распорядки предстартового и стартового дней — я утвердил их после обсуждения с космонавтами и внесения небольших поправок. В отличие от всех предыдущих стартов предстартовую ночь Береговой и его дублеры проведут не на второй площадке в домике космонавтов, а в более благоустроенной гостинице «Космонавт» на 17-й площадке.

Рассмотрел и утвердил план киносъемок и встреч космонавтов с корреспондентами. Провел совещание со всеми офицерами ВВС, уточнил задачи и сроки выполнения работ по всем направлениям подготовки к полету.

Два дня внимательно присматриваюсь к Береговому (он разместился в комнате рядом со мной). Встречи на занятиях, в столовой, на спортплощадке и в гостинице не дают оснований сомневаться в способности Берегового выполнить полет. К полету он готов, и я надеюсь, что он его успешно выполнит. Но я не могу отделаться от мысли, что по своим личным качествам он, пожалуй, уступает Шаталову и Волынову. Береговой излишне замкнут, его личная организованность небезупречна, он может допускать небрежность в одежде, речь его несколько затруднительна. Эти мелкие недочеты в поведении Берегового проявляются только на фоне таких «эталонных» космонавтов, как Шаталов, Волынов, Хрунов, а в целом он достоин самой высокой оценки. Дай бог, чтобы все космонавты к 47 годам сохранили весь букет достоинств, которыми обладает Береговой — опытнейший летчик-испытатель.

17 октября.

Космонавты продолжают заполнение бортжурналов: Береговой работает один, а Волынов и Шаталов трудятся вместе. Все принципиальные моменты они согласовывают между собой и с методистами, а наиболее важные решения и рекомендации — со мной.

Весь день работал над статьей «Летчики Киевских дивизий». 6 ноября исполняется 25 лет со дня освобождения Киева, и по просьбе редакции «Красной звезды» я написал 16 страниц воспоминаний о летчиках 5-го штурмового авиакорпуса, 264-я и 4-я гвардейская дивизии которого за успешные действия в боях за Киев получили наименования «Киевских».

18 октября.

Сегодня мне стукнуло шестьдесят лет (в действительности автору «Космических дневников» 18 октября 1968 года исполнилось 59 лет: в своей повести «Моя биография только начинается», изданной «Молодой гвардией» в 1935 году, Николай Каманин пишет о том, как в семнадцатилетнем возрасте он «исправил ошибку природы», переправив в документах для поступления в летную школу последнюю цифру года своего рождения с «девятки» на «восьмерку» — Ред.). Об этом «событии» известили московские газеты и Всесоюзное радио. Получил приветственные адреса и поздравления от Устинова, Смирнова, Келдыша, Фурцевой, Дементьева, Афанасьева, Мишина, Челомея, Тюлина, Захарова, Епишева, Якубовского, Вершинина, Крылова, Батицкого, Касатонова. Маршал Гречко наградил меня именными золотыми часами. Но самыми приятными и неожиданными были поздравления космонавтов.

Обычно я выхожу на физзарядку в 7:30, а сегодня вышел на десять минут раньше, будучи уверен, что ребята еще спят. Но все они были уже на ногах и встретили меня букетами цветов, очень теплыми приветствиями и добрыми пожеланиями. Пришлось, нарушая запреты врачей, крепко обнять и расцеловать Николаева, Берегового, Волынова, Шаталова и других товарищей по работе. За ночь они выпустили «Боевой листок», посвященный моему юбилею. Мне особенно понравилась короткая заметка с изображением теннисной ракетки, сопровождаемым таким текстом: «Н.П.! Уважаем Ваши победы, но не сдаемся! Космонавты».

Я решил не проводить никаких официальных чествований, но работать сегодня все равно не дадут: бесконечные телефонные звонки, телеграммы и личные приветствия. Уже приходили с поздравлениями Керимов, Мишин, Курушин, Воробьев, Северин, Даревский, Воронин, Семенов, Лобанов, Фролов, Тополь и многие другие.

19 октября.

Вчера вечером меня все же принудили сесть за праздничный стол, пришлось немного выпить. Космонавтам — кандидатам на полет — я разрешил не связываться с нашей компанией и продолжать работу. Особенно я беспокоился за Мишина: зная о его слабости к коньяку, я пытался не затевать длинных речей и избежать обилия тостов. В какой-то мере это мне удалось, да и сам Мишин на этот раз держался молодцом. Василий Павлович преподнес мне модели двух состыкованных кораблей «Союз» и очень теплый адрес, мы с ним раз пять обнимались, целовались и клялись в вечной дружбе. У меня нет оснований сомневаться в искренности стремления Мишина установить со мной более дружеские отношения, но, хорошо зная его и свой характер, я не могу надеяться на прочность нашей дружбы, хотя в интересах дела надо всячески укреплять здоровые тенденции в развитии наших взаимоотношений.

Подготовка кораблей «Союз» к пуску проводится без отклонений от графика. Береговой, Волынов и Шаталов продолжают работу с бортжурналами.

Чтобы еще раз удостовериться, все ли мы делаем для обеспечения безопасности полета, я проверил готовность службы поиска, расстановку аварийных команд, соблюдение требований режима и медицинского контроля. Утвердил план основных мероприятий в период с 21 до 25 октября, подписанный старшим группы космонавтов полковником А.Г.Николаевым:

Дата Мероприятие Время проведения Ответственный 21.10 Работа с документацией Медицинское обследование 9:00–14:00 15:30–19:30 Моисеенко Ешаков 22.10 Освоение рабочих мест Посещение домика Королева Медицинское обследование 10:00–14:00 14:00–15:00 17:30–19:30 Фролов Николаев Ешаков 23.10 Медицинское обследование Подгонка датчиков Заседание Госкомиссии 9:00–14:00 15:00–17:00 17:00–18:00 Ешаков Ешаков Керимов 24.10 Медицинское обследование Встреча со стартовой командой 9:00–14:00 16:00–17:00 Ешаков Николаев
Продолжаю непрерывное наблюдение за ходом подготовки космонавтов. Вчера минут сорок беседовал с Береговым, но вопросов, связанных с предстоящим полетом, я намеренно не затрагивал — говорили о боях за Днепр и Киев, вспоминали боевых друзей.

Андриян Николаев несколько раз уговаривал меня поехать поохотиться на уток (говорят, что сейчас идет интенсивный перелет дичи с севера на юг), но от этой заманчивой идеи пришлось отказаться.

Продолжается полет «Аполлона-7» с астронавтами Уолтером Ширра, Доном Эйзелом и Уолтером Каннингемом на борту. Судя по сообщениям прессы, астронавты справились с недомоганиями, вызванными гриппом, и надеются полностью выполнить одиннадцатисуточную программу полета. Они уже провели несколько телесеансов с борта корабля, четыре раза включали маршевый двигатель для изменения параметров орбиты, фотографировали Мексику и Багамские острова, пролетали над центром урагана «Глэдис», наблюдали авианосец «Эссекс» (флагманский корабль поисково-спасательного комплекса).

20 октября.

Выходной день, но до обеда мы работаем. Вчера был дождливый холодный день, а сегодня с утра солнечно, хотя и прохладно.

Вместе с Андрияном Николаевым и Борисом Волыновым еще раз внимательно прошлись по всей программе полета, подготовили все необходимые документы, в том числе справочник для ведения связи с космонавтом на старте и на орбите.

С К.А.Керимовым, Г.И.Ворониным и В.А.Смирновым обсудили положение с системами жизнеобеспечения для наших космических кораблей. Эти системы разрабатываются в КБ Воронина. Сам Воронин стремится их развивать и совершенствовать, но министр авиационной промышленности считает, что Воронин должен заниматься только самолетными системами, и не дает ему возможности наращивать усилия, направленные на развитие космонавтики. Из-за узковедомственной позиции Дементьева наши СЖО по ряду параметров уступают американским аналогам и не имеют четкой перспективы совершенствования. Не лучше обстоят дела и с космическими скафандрами (Северин), посадочными системами (Лобанов) и тренажерами (Даревский): у МОМ (Афанасьев) нет организаций, способных разрабатывать эти системы, а Дементьев тормозит их развитие на предприятиях МАП. На сегодняшнем совещании мы пришли к выводу, что дальше так продолжаться не может, и решили единым фронтом добиваться кардинального решения этих проблем через Д.Ф.Устинова.

Вчера приказал отправить в Москву подполковника Никитина. Никитин — хороший, знающий инженер, но иногда он срывается и пьет неделями. Никитина все жалеют, но понимают, что он нуждается в лечении.

21 октября.

Сегодня на полигон прилетели Келдыш, Афанасьев, Глушко, Карась, Горегляд, Кузнецов, космонавты и врачи. Сейчас на космодроме людей больше, чем перед любым из предыдущих пусков. Особенно много медиков (22 врача от ВВС и с полсотни — от Минздрава), они уже начали предстартовые обследования Берегового, Волынова и Шаталова. Обследования проводятся по обычной программе, принятой еще перед стартом Гагарина, но с одним существенным дополнением — снятием показателей самочувствия космонавта при различных дозированных нагрузках, воспроизводимых на специальной установке велосипедного типа.

22 октября.

Сегодня космонавты провели тренировку в корабле «Союз». Главная цель тренировки: еще раз проверить все оборудование корабля, подготовленного к вывозу на старт. Занятия, на которых присутствовали все члены Госкомиссии, прошли успешно.

Афанасьев и Келдыш провели совещание главных конструкторов по вопросам организации научно-технических экспериментов и перспектив развития средств управления, жизнеобеспечения, телевидения и других систем космических кораблей.

На второй площадке, в том же зале, где в 1961 году я представлял Государственной комиссии старшего лейтенанта Гагарина как кандидата на первый полет в космос, состоялось заседание Госкомиссии по пуску двух «Союзов». Присутствовало более ста человек, но участников гагаринского пуска было немного: Келдыш, Кириллов, Воронин, Бармин, Глушко, Даревский, Горегляд и я — вот и вся «старая гвардия». Решили: пуск активного пилотируемого корабля № 10 осуществить 26 октября, а на сутки раньше запустить пассивный корабль № 11. Еще раз всем составом комиссии рассмотрели программу полета двух кораблей с одним космонавтом на борту. Главная цель полета — ручная стыковка в космосе и завершение конструкторских летных испытаний новой серии космических кораблей «Союз».

23 октября.

Утром провел совещание со всеми офицерами ВВС по имевшим место недостаткам в работе методистов и врачей, уточнил задачи на ближайшие 3–4 дня. Договорился с Береговым о «кодировании» его сообщений с орбиты. Сообщение «Все системы корабля работают нормально, самочувствие отличное» означает, что полет можно продолжать по полной программе; при оценке состояния систем корабля или самочувствия космонавта только на «хорошо» требуются консультации с руководителями полета и специалистами, а при оценке «удовлетворительно» — надо срочно принимать решение о посадке. В 10 часов утра заходил Келдыш — мы обошли с ним все медицинские кабинеты, наблюдая за работой врачей с Береговым и Волыновым. Кстати говоря, из Москвы пришло сообщение о том, что в ЦК кое-кто возражает против участия Волынова в космических полетах, — я знал об этом и раньше, и пока мне удавалось защитить кандидатуру Волынова.

В 18 часов в спортзале на 17-й площадке провели заседание Государственной комиссии. В. П. Мишин выступил с докладом о готовности носителей и кораблей «Союз», а я доложил о готовности к полету космонавтов. Решили назначить командиром корабля «Союз» № 10 Г.Т.Берегового, а его дублерами — Б.В.Волынова и В.А.Шаталова. С приветствиями к космонавтам выступили Афанасьев, Келдыш, Карась и Керимов. После заседания Мишин и я с группой ученых и специалистов провели беседу с космонавтами о порядке выполнения научно-технических экспериментов на орбите и уточнили план телерепортажей с борта корабля.

24 октября.

Сегодня Береговой и другие космонавты вместе со мной были на второй площадке, где посетили домик Королева и домик космонавтов. При осмотре этих реликвий к нам присоединились Мишин и другие главные конструкторы. В домике Королева все сохранилось так, как было при жизни Сергея Павловича, а вот домик космонавтов содержится плохо. По этому поводу я разговаривал с Мишиным, Самохиным и генералом Курушиным и просил их в ближайшее время воссоздать в домике космонавтов ту обстановку, которая была в нем накануне полета Гагарина. Все трое обещали выполнить мою просьбу, но я чувствую, что к оборудованию домика надо будет привлечь самих космонавтов.

В 16 часов у ракеты, установленной на 31-й площадке, состоялась встреча космонавтов с военными и гражданскими испытателями — с теми, кто готовил ракету и корабль «Союз» к полету. На встрече было более 500 человек, присутствовали все члены Госкомиссии. Георгий Береговой держался спокойно и удачно ответил на все приветствия и пожелания благополучного полета.

Поздно вечером на космодром прилетел член Военного совета ВВС генерал И.М.Мороз с целой армией корреспондентов. Уже в машине, в которой мы вместе ехали с аэродрома, Мороз вдруг брякнул: «Как дела с Волыновым?» По этой его реплике я понял, что он настроен против Волынова, и, намеренно сделав вид, что ничего не знаю о сомнениях в кандидатуре Волынова, спокойно ответил: «Борис Волынов — один из лучших наших космонавтов, и к полету он подготовлен отлично». Почувствовав, что я готов защищать Волынова, Мороз не совсем уверенно произнес: «А все-таки к Волынову придется внимательно присмотреться...»

25 октября.

День пуска беспилотного корабля «Союз» мы начали как обычно — с физзарядки. Утро было солнечное, но прохладное (температура — около нуля, ветер — до 5 метров в секунду).

К 10 часам утра все члены Госкомиссии собрались у ракеты на второй площадке. Заслушав всех главных конструкторов и руководителей служб, решили произвести заправку ракеты топливом и осуществить пуск «Союза» № 11 в 12:00 московского времени (в открытой печати этот корабль получит обозначение «Союз-2»).

До часовой готовности я был у ракеты — знакомил генерала Мороза (он первый раз на космодроме) с носителем и стартом, — а потом поехал на наблюдательный пункт второй площадки, где уже были все космонавты, члены Госкомиссии, руководство космодрома и корреспонденты. За полчаса до пуска небо над стартом стало затягиваться облаками. Пуск состоялся ровно в 12:00 — все прошло очень четко, как в лучшие времена при Королеве. Через 30–40 минут были получены доклады с измерительных пунктов: корабль «Союз-2» выведен на расчетную орбиту. После старта я часа два побыл на КП и, убедившись, что все системы и оборудование корабля работают нормально, забрал всех наших специалистов и уехал с ними на 17-ю площадку — нам надо было еще многое успеть сделать для обеспечения завтрашнего старта Берегового. Уточнил распорядок стартового дня и проверил знание каждым офицером его конкретных задач.

Вечером Береговой провел в моем присутствии свою первую пресс-конференцию, в которой участвовали 12 корреспондентов, несколько фото — и кинооператоров.

26 октября. Борт самолета Ил-18 — Евпатория.

Летим на Ил-18 с космодрома в Евпаторию на основной командный пункт. В самолете весь состав Госкомиссии (Келдыш, Афанасьев, Мишин, Керимов, Карась и другие), большая группа конструкторов и специалистов. Время близится к полуночи, безумно хочется спать, но я попытаюсь кратко описать основные события этого дня.

...Я встал как обычно — в семь часов утра, — а в 7:15 врачи подняли Берегового. На мой вопрос о самочувствии Береговой ответил: «Спал хорошо, все нормально». Я напомнил ему порядок посадки в корабль, а генералу Кузнецову приказал выполнять распорядок дня с точностью до секунды.

В 7:30 состоялось заседание Госкомиссии с заслушиванием докладов о полной готовности ракеты, корабля, космонавта и всех служб полигона. Решили осуществить пуск «Союза» № 10 ( «Союза-3») с космонавтом Г.Т.Береговым на борту в 11:30 московского времени.

В 11:20 по местному времени автобус с космонавтом прибыл на техническую позицию. Береговой доложил председателю Госкомиссии о готовности к полету и после краткого напутствия Керимова направился к ракете, чтобы занять свое рабочее место в корабле. До 15-минутной готовности я и Андриян Николаев вели переговоры с Береговым по радиосвязи, а потом перешли в бункер, где кроме пусковой команды находились уже Керимов и Мишин.

Старт корабля «Союз-3» прошел отлично: после выхода на орбиту он оказался всего в одиннадцати километрах от «Союза-2». Вскоре прошел сигнал «Захват цели», и началось автоматическое сближение кораблей. Выходя из бункера, я услышал сообщение по громкоговорящей связи: «Расстояние между кораблями 8 километров, скорость сближения 15 метров в секунду». Когда я приехал на КП, там уже все поздравляли друг друга с удачным началом полета. Казалось, все идет очень хорошо: через полтора часа после пуска «Союза-3» корабли должны пройти над нами жестко состыкованными. Но вот голос Берегового разбивает все наши надежды: «Стыковка не произошла из-за рассогласованности кораблей по курсу...»

Через несколько минут нам стало известно, что при попытке стыковки был израсходован почти весь запас рабочего тела ДПО (двигатели причаливания и ориентации). Всем стало ясно, что делать повторную попытку стыковки нельзя: израсходовано около 80 килограммов рабочего тела, а оставшиеся 8–10 килограммов необходимы для ориентирования корабля перед сходом с орбиты. В целях экономии рабочего тела решили не проводить динамических операций по управлению полетом. Для дальнейшего руководства полетом и выяснения причин невыполнения стыковки Госкомиссия всем составом вылетела в Крым.

27 октября.

Проснулся в 5 часов, на 14-м витке «Союза-3» вел переговоры с Береговым. Он не понимает, почему не прошла стыковка, и это сильно его волнует. Я и Мишин вчера и сегодня несколько раз подбадривали Берегового и нацеливали его на выполнение программы полета. Все параметры атмосферы в кабине «Союза-3», включая влажность (20–30 процентов), находятся в пределах нормы (одно время датчик и индикатор влажности выдавали заниженное ее значение — порядка 8 процентов). Мы поставили Береговому задачу: вручную выполнить ориентирование корабля, а затем — закрутку его на Солнце. Обе эти операции Георгий Тимофеевич провел четко и с большой экономией рабочего тела.

Связь с «Союзом-3» по УКВ очень хорошая. На связи с Береговым дежурят Шаталов и Волынов, особенно хорошо и остроумно ведет переговоры Шаталов. Мы часто наблюдаем Берегового по телевидению, которое на борту «Союза-3» работает намного лучше, чем во всех предыдущих полетах. Ясно видны не только лицо Берегового и оборудование кабины, но и буквы и цифры, которые космонавт записывает в бортжурнал.

Сегодня попытались осуществить астроориентацию корабля «Союз-2». Попытка оказалась безуспешной (датчик «45К» снова не захватил звезду) — все рабочее тело из ДО-1 израсходовали впустую. Приняли решение не ставить больше на «Союзы» датчики «45К».

Генералам Щеулову и Горегляду, а также космонавту Николаеву Госкомиссия поручила вылететь в Караганду для встречи Берегового после посадки и для доставки его на космодром.

28 октября.

Сегодня посадили «Союз-2». Корабль приземлился с недолетом в 45 километров до расчетной точки (вчера я провел заседание посадочной группы, на котором было принято решение посадить «Союз-2» на 49-м витке полета с точкой прицеливания в районе Караганды). Я руководил посадкой, а генерал Кутасин — всеми работами по поиску. Фото — и кинооператоры засняли корабль еще в воздухе, когда он спускался на парашютах. Через 8 минут после приземления «Союза-2» около него сел поисковый вертолет. За все время работы поисково-спасательной службы (ПСС) и лично Кутасина — это лучший результат поиска. Афанасьев, Келдыш, Мишин и все другие, кто был на КП, остались очень довольны четкой работой ПСС. От имени Госкомиссии я объявил благодарность всему личному составу службы поиска.

Береговой проводил сегодня научно-исследовательские эксперименты. Ему было поручено, в частности, проследить за работой автоматической системы астроориентации «Союза-3» и, если не произойдет захват звезды датчиком «45К», немедленно выключить автоматику, чтобы не расходовалось напрасно рабочее тело. Береговой доложил, что после того, как прошла ориентация на Солнце, корабль начал вращаться в поисках «опорной» звезды. Корабль сделал два с половиной оборота, но звезды не нашел, и космонавт выключил автоматику. Этим экспериментом окончательно забракован датчик «45К». Наблюдая за работой автоматики, Береговой одновременно настойчиво искал звезды на дневной части неба — ему удалось трижды «засечь» яркую одиночную звезду, но определить ее принадлежность к созвездию он не смог.

Активная работа на КП начинается в 4 часа и кончается в 20 часов, когда корабль уходит на «глухие» витки над Атлантикой и Америкой, — связь с кораблем почти полностью прекращается, космонавт в это время спит.

29 октября.

Провел заседание посадочной группы. Заслушали четыре доклада: 1) о состоянии корабля «Союз-3»; 2) о состоянии космонавта; 3) о данных баллистических расчетов точки прицеливания и трассы спуска; 4) о метеоусловиях в районе посадки. Решили: осуществить посадку корабля «Союз-3», пилотируемого космонавтом Береговым, 30 октября на 81-м витке полета. Назначили район посадки в 50–100 километрах севернее Караганды.

Трасса спуска «Союза-3» проходит через Аральское и Каспийское моря, на них бушуют штормы, не позволяющие малым поисковым судам выйти в открытое море и затрудняющие посадку на воду амфибий Бе-2. Хотя вероятность приводнения космического корабля в Аральском, а тем более в Каспийском, морях (при отказе СУС и большом недолете) очень невелика, мы обязаны и в этом случае принять все необходимые меры для спасения космонавта. Я приказал выйти в море более крупным судам, а на берегу посадить дежурные вертолеты.

Береговой успешно выполнил сегодня полный цикл тренировки на случай посадки корабля вручную. С помощью ручного управления он сориентировал корабль по-посадочному, затем почти целый виток удерживал его в этом положении с помощью гироскопов, а в заданное время включил на три секунды ТДУ.

На КП четко и дружно работает большая группа специалистов, в том числе 8 космонавтов и 14 офицеров ВВС. Очень хорошо руководит работой командного пункта генерал Агаджанов. Правда, и в хорошем коллективе работающих на КП попадаются отдельные неряхи (связист Петелин прибежал к нам с паническим сообщением о том, что у космонавта пульс подскочил до 150, а при проверке оказалось, что пульс у Берегового в пределах 75–80 ударов в минуту).

Сегодня я и космонавты провели беседу с Главным конструктором системы «Игла» Арменом Сергеевичем Мнацаканяном и просмотрели пленки телеметрии, зарегистрировавшие процесс сближения кораблей «Союз-2» и «Союз-3». За 20 минут сближения в автоматическом режиме было израсходовано 30 килограммов рабочего тела, а за 2 минуты ручного управления — 40 килограммов. Установлено, что при сближении кораблей до 200 метров и менее они были сориентированы неправильно: один из них находился в «перевернутом» положении относительно другого. Это могло произойти только по двум причинам:

1) неправильная установка на кораблях сигнальных огней;

2) ошибка космонавта при ориентировании активного корабля.

Для обеспечения стыковки кораблей «Союз» на каждом из них имеется по два постоянных (верхних) и по два мерцающих (нижних) сигнальных огня. Специалисты подтвердили, что на «Союзе-2» и «Союзе-3» сигнальные огни установлены правильно: постоянные — сверху, а проблесковые — снизу. Получается, что стыковка не состоялась из-за перепутывания сигнальных огней космонавтом. Береговой долго не мог ответить на вопрос: «В каком положении наблюдали огни?» По телевизору мы видели его некоторую растерянность, он пытался найти ответ в бортжурнале, а не найдя, уклончиво сказал: «Огни были как обычно...» Такой ответ всем показался подозрительным — Береговой явно не помнил, вверху или внизу были мерцающие огни. Но я не спешил обвинять в неудаче только Берегового: если даже такой опытный летчик-испытатель не смог вручную осуществить стыковку кораблей, значит система стыковки слишком сложна для работы с ней в условиях невесомости. Эта система значительно отличается от той, которая установлена на тренажере «Волга», и не была испытана в ручном режиме управления. Осуществлять стыковку на первом же витке полета в ночное время очень трудно: космонавт только что перенес значительные перегрузки при взлете и еще не полностью адаптировался к невесомости. Все это дает основание возложить ответственность за срыв стыковки не только на Берегового, но и на Мнацаканяна, Мишина, Кузнецова, Даревского, да и на всех нас — членов Госкомиссии, — утвердивших чрезмерно сложное полетное задание.

Сегодня Береговой очень толково провел телерепортажи из бытового отсека и спускаемого аппарата. Вечером я говорил с ним, сообщил данные о погоде в районе посадки (температура — 10 градусов ниже нуля, сила ветра — 7–8 метров в секунду) и приказал ему выйти после приземления из корабля и немедленно надеть теплую одежду.

30 октября. Евпатория — Тюра-Там.

Перелетели из Евпатории на полигон и только что (около 22:00) добрались до гостиницы «Космонавт». Берегового доставили сюда из Караганды на 40 минут раньше нас, и сейчас он в руках врачей.

...Я спал сегодня неважно — проснулся в три часа, а в четыре с минутами был уже на КП. На первом сеансе связи с «Союзом-3», длившемся всего пять минут, мы успели получить от Берегового полные данные о его самочувствии и состоянии бортовых систем и передали ему все распоряжения по подготовке к спуску на 81-м витке полета. Ко второму сеансу связи на КП собрались все члены Госкомиссии — Афанасьев, Келдыш, Мишин, Керимов и другие. Я провел совещание посадочной группы, на котором особенно тщательно изучили данные метеосводок и прогнозов погоды. В районе посадки погода явно улучшилась. Приняли решение выдавать необходимые для спуска и посадки команды: включение ТДУ в 9:45:05 на 149 секунд с тормозящим импульсом 95 метров в секунду; срабатывание парашютной системы в 10:12:24 на высоте 7000 метров.

Все предыдущие дни связь на коротких волнах проходила с большими помехами, а сегодня — в день посадки — КВ-связь работала отлично. Мы хорошо слышали голос Берегового с расстояния более 10 000 километров. На 80-м витке Береговой доложил, что команда на спуск не прошла... Потянулись долгие тревожные секунды. Рядом со мной сидели Мишин и Афанасьев, а несколько сзади — Келдыш, Керимов и десятки других товарищей. У каждого из нас слух был обострен до предела: все ждали сообщений телеметрии, всем хотелось надеяться, что космонавт ошибся. Но вот пришло подтверждение телеметрии: «Команда не прошла». Приняли решение повторить передачу команды и после нескольких минут томительного ожидания услышали радостный возглас Берегового: «Команда прошла!» Вслед за ним и телеметрия подтвердила прохождение главной команды на спуск, но все мы знали, что должны выполниться еще десятки ответственных операций, прежде чем нога космонавта ступит на Землю. Ориентация по-посадочному, включение и выключение ТДУ, разделение отсеков, отстрел люка, раскрытие парашюта, мягкая посадка — важнейшие этапы спуска и приземления космического корабля: откажи один из них, и тяжелое происшествие неминуемо.

Несколько неприятных минут пришлось нам пережить и на 81-м (посадочном) витке. Береговой вручную сориентировал «Союз-3» по-посадочному, а затем включил систему ионной ориентации и инфракрасную вертикаль (прибор для определения местной вертикали — Ред.), но вскоре доложил, что потока ионов на борту корабля нет. Через некоторое время он повторил это очень неприятное сообщение — возникла опасность нарушения ориентации корабля и невключения ТДУ. Но прошли еще две-три гнетущие минуты, и все вздохнули с облегчением, услышав голос Берегового: «Есть поток ионов!» ТДУ включилась и выключилась точно в заданные моменты времени, и «Союз-3» пошел на спуск.

Связь с Береговым прервалась почти сразу же после его доклада о выключении ТДУ, а через несколько минут нам доложили о прекращении связи с кораблем и по КВ-каналу — это означало, что спускаемый аппарат отделился от бытового и приборного отсеков. После разделения отсеков корабля первый доклад о ходе спуска мы получили от генерала Кутасина: «Удаление 2200 километров». Локаторы ПВО «захватили» корабль и стали выдавать данные по параметрам траектории спуска, которая была очень близка к расчетной, — СУС работала отлично. В момент раскрытия парашюта на высоте 7000 метров спускаемый аппарат «Союза-3» наблюдался экипажем поискового самолета. Снижение на парашюте продолжалось 13 минут со скоростью 4–5 метров в секунду, а перед самой землей четко сработали двигатели мягкой посадки. В момент приземления корабля рядом с ним сел один из поисковых вертолетов, и, как позже рассказывал Береговой, он еще не успел открыть люк, а товарищи из службы поиска были уже рядом и заглядывали в иллюминаторы.

Получив доклад от Кутасина: «Система посадки сработала отлично, корабль «Союз-3» приземлился, не долетев до расчетной точки всего 10 километров, космонавт Береговой вышел из корабля, самочувствие космонавта нормальное», я поблагодарил генерала за отличную работу службы поиска и приказал доставить Берегового на космодром до 18:00...

Около 14 часов мы вылетели из Евпатории на космодром. В самолете было произнесено много тостов по поводу успешного завершения полета «Союза-3». С Мишиным и Керимовым я договорился о том, что при встрече с Береговым и на заседании Госкомиссии никто не будет задавать неприятного для него вопроса: «Почему не состоялась стыковка?» Мы предоставим ему возможность в спокойной обстановке доложить об итогах всего полета в целом...

Когда на космодроме мы встретились с Береговым, он расцеловался с Мишиным и Керимовым, а меня чуть не задушил в объятиях.

31 октября. Тюра-Там.

В 10 часов местного времени состоялось заседание Госкомиссии. Георгий Береговой более часа докладывал о своем полете на корабле «Союз-3». Вот что он рассказал о несостоявшейся стыковке.

«Сближение кораблей от 11000 до 200 метров проходило нормально. В 200 метрах от «Союза-2» я стал управлять причаливанием вручную. Корабли сблизились до 30–40 метров, и в этот момент я ясно увидел, что огни «Союза-2» образуют трапецию, и я никак не могу загнать их на одну линию. Я понял, что стыковки не будет, и решил «зависнуть» и ждать рассвета. На светлой части Земли увидел корабль «Союз-2» на удалении 30–40 метров. Курсы кораблей расходились на 30 градусов. Я сделал попытку приблизиться к «Союзу-2», но при дальнейшем сближении курсы кораблей расходились еще больше. Решил при полете к территории СССР получить консультацию КП и заснять корабль «Союз-2». Когда я отстегнулся и полез за фотоаппаратом, то ремнями или ногой задел за ручку управления. Я заметил, что ручка управления включена на расход горючего, когда более 30 килограммов горючего было уже израсходовано».

Докладывая о своем самочувствии в ходе полета, Береговой сказал:

«В первый день полета при незафиксированном положении было впечатление запрокидывания головы назад. При резких движениях головой были неприятные ощущения и при фиксированном положении тела. В последующие дни подобных явлений я не наблюдал».

Ноябрь

1 ноября. Борт самолета Ил-18 — Москва.

На борту Ил-18, совершающего специальный рейс Байконур — Внуково, космонавт Береговой, я, подполковники Копылов, Никерясов, Куклин (врач), три кинооператора. С нами летит и заместитель командира 235-го отряда ГВФ К.С.Никитенко — он отвечает за наш самолет и запасной Ил-18, который вылетел с космодрома через полтора часа после нас. Мы взлетели в 8:50 и в 13:45 должны сесть на аэродроме Внуково. Летим уже два часа над заснеженными полями, подходим к реке Урал. В Москве погода неважная: сплошная низкая облачность, дождь. Жаль, что во время пролета над столицей москвичи не увидят наш самолет, сопровождаемый почетным эскортом семи истребителей.

Уже двенадцатого космонавта доставляю я с космодрома в Москву. С каждым из космонавтов у меня было много хороших встреч и воспоминаний. Больше всего таких встреч было с Георгием Береговым: мы вместе воевали и еще 25 лет тому назад уже хорошо знали друг друга. Вчера мы с ним обедали вдвоем, вспоминали товарищей по корпусу. Я рекомендовал Береговому перестать переживать свою ошибку при причаливании кораблей и чувствовать себя поувереннее. Его волнуют предстоящие встречи и выступления — рапорт правительству, доклад во Дворце съездов, встреча с телезрителями (нас уже предупредили, что Береговой и я сегодня вечером будем выступать по телевидению). Насколько могу, помогаю ему готовиться к этим трем самым ответственным в его жизни выступлениям. Уже три раза прослушал рапорт Берегового: по-гагарински он, пожалуй, не доложит, но будем надеяться, что «на хорошо» сойдет.

5 ноября.

1 ноября, приехав домой с аэродрома, успел переодеться и попасть на торжественную встречу Берегового во Дворце съездов. Береговой выступил вполне удовлетворительно. После него выступил Л.И.Брежнев. ЦК КПСС и правительство очень высоко оценили полет Берегового: его наградили второй звездой Героя Советского Союза, присвоили звание летчика-космонавта СССР и звание генерал-майора авиации. Дни полета и встреча Берегового в Москве подробно описаны в газетах и нет надобности особо на них останавливаться, хотя, если бы было время, можно было бы рассказать о сотнях теплых встреч, приветствий и пожеланий в связи с нашей новой победой в космосе.

Вчера мы (Сербин, Афанасьев, Мишин, Керимов, Черток, Бушуев, Феоктистов, я и другие) более двух часов просидели у Келдыша за подготовкой материалов к пресс-конференции по итогам полета «Союза-2» и «Союза-3». От Келдыша я заехал к Береговому в Дом приемов (Воробьевское шоссе, 57) и разобрал с ним около 40 наиболее вероятных вопросов, которые могут быть заданы космонавту журналистами. На все такие вопросы Береговой записал обстоятельные ответы. Кроме Берегового в пресс-конференции (она состоится в МГУ в 12:00) будут участвовать космонавты Титов, Николаев и Беляев.

9 ноября. Тюра-Там.

Отгремели заздравные речи и тосты в честь Берегового и 51-й годовщины Октября, и снова я на космодроме. Сегодня мы прилетели сюда сразу на трех самолетах (Ту-104, Ан-10, Ан-12). Группа «Союз» (Шаталов, Волынов, Хрунов, Елисеев и другие) под руководством генерала Кузнецова и космонавта Беляева будет заканчивать на аэродроме «Жемчуг» полеты на невесомость. Для участия в подготовке пуска корабля Л-1 № 12 на космодром прибыла группа космонавтов во главе с Алексеем Леоновым. Вместе с нами прилетели члены Госкомиссии (Лобов, Мордасов, Юрышев, Гуровский) и многие из главных конструкторов.

В 19:00 местного времени на 81-й площадке состоялось заседание Госкомиссии. После докладов главных конструкторов, сообщений начальников служб и заключения В.П.Мишина приняли решение: пуск корабля Л-1 № 12 вокруг Луны осуществить 10 ноября 1968 года в 22:11:30 по московскому времени.

Для осуществления пилотируемого облета Луны нами выполнена большая программа технологических пусков, последним из которых был полет «Зонда-5». В завершение этой программы нам остается выполнить еще два технологических пуска. Ракета УР-500К и корабль Л-1 достаточно хорошо проверены и надежны, но пока, к сожалению, у нас не все ладится с астроориентацией и управляемым спуском. Было уже два успешных баллистических спуска после входа в атмосферу Земли со второй космической скоростью, но не было ни одного управляемого спуска с посадкой на территории СССР. Особой задачей предстоящего полета как раз и является проверка системы астроориентации и системы управляемого спуска (СУС).

После успешного полета «Аполлона-7» американцы собираются в декабре этого года послать «Аполлон-8» вокруг Луны. Мы значительно больше подготовлены к пилотируемому облету Луны, но мы не можем рассчитывать на «авось повезет» — наш облет Луны экипажем запланирован на первую половину 1969 года. Планируемый американцами облет Луны «Аполлоном-8» с астронавтами на борту связан с очень большим риском, но они идут на этот риск, а у нас нет возможности остановить их авантюристические намерения вырваться вперед на пути к Луне.

10 ноября.

Группа «Союз» провела сегодня два успешных полета на невесомость. Группа Леонова изучала программу облета Луны кораблем Л-1 и систему астроориентации. На занятиях этой группы присутствовал новый начальник ГОИ (Государственный оптический институт) — М.М.Мирошниченко.

Сегодня во время физической подготовки играл в теннис с космонавтом Климуком (счет 6:0, 6:0 в мою пользу). Потом мы в паре с Леоновым обыграли пару Лебедев — Климук. Я впервые играл с Леоновым, он меньше других из числа летавших космонавтов занимается теннисом и играет на уровне Климука.

11 ноября. Тюра-Там — Евпатория.

Вчера вечером все «постояльцы» гостиницы «Космонавт» на двух «Волгах» и двух автобусах выехали на 81-ю площадку для наблюдения за пуском корабля Л-1 № 12. Для большинства космонавтов старт ракеты УР-500К — зрелище новое и более внушительное, чем старт знаменитых «семерок». Все подготовительные операции и сам пуск были выполнены очень четко (старт состоялся с задержкой всего на 0,08 секунды от расчетного времени). В лунную морозную ночь полет ракеты наблюдался визуально более 6 минут. Корабль Л-1 был выведен на промежуточную орбиту.
Параметры орбиты Расчетные Фактические Период обращения, секунды 88,3 88,23 Наклонение, градусы 51,5 51,24 Перигей, километры 192 188,5 Апогей, километры 218 207
Параметры промежуточной орбиты вполне удовлетворительные и позволяют кораблю даже без каких-либо коррекций обогнуть Луну в 3000 километрах от ее поверхности и вернуться к Земле. Но по плану мы должны выполнить три коррекции траектории полета Л-1, обеспечивающие высокую точность его приземления на территории СССР.

Весь начальный этап полета, включая повторное включение блока «Д» для разгона корабля до второй космической скорости, прошел великолепно, но... (у нас почти никогда не обходится без досадного «но»...) не развернулась штанга остронаправленной антенны (ОНА), на которой установлен основной датчик системы астроориентации. Значит опять не будет работать звездная ориентация, а без нее невозможно выполнить коррекции траектории полета корабля и, стало быть, невозможно осуществить его управляемый спуск. Обидно до слез: образно говоря, отлично выполнили все работы на 100 миллионов рублей, но «запороли» одну грошовую деталь, из-за которой можем испортить весь полет. Сегодня в 12 часов вылетим в Евпаторию — будем пытаться выправить положение, хотя для этого у нас очень мало возможностей.

На космодроме отличная погода, космонавты группы «Союз» уже выполнили один полет на невесомость. Экипаж Шаталова сегодня закончит программу полетов на невесомость, а экипаж Шонина останется на космодроме еще на два-три дня вместе с генералом Кузнецовым.

...На самолете Ил-18 перелетели с космодрома в Крым. Сейчас здесь собрались все космонавты, готовящиеся к облету Луны (Леонов, Быковский, Попович и другие). Только что (около 22:00) закончилось совещание оперативно-технического руководства (Агаджанов, Трегуб и другие) по итогам первого дня полета. Телеметрические данные и связь с кораблем проходят нормально, все параметры кабины — в норме, но штанга ОНА так и не раскрылась. Завтра утром попробуем осуществить ориентацию корабля с помощью астродатчиков 100К и 101К и провести первую коррекцию траектории его полета. Специалисты по системам звездной ориентации (Башкин, Азаров, Мирошниченко) надеются, что им удастся выполнить коррекцию. Если коррекция не пройдет, то осуществление управляемого спуска и посадки Л-1 на Землю будет под большим вопросом.

12 ноября.

В 4 часа утра Тюлин, Мишин и я были уже на командном пункте. Старший на КП от ВВС Алексей Леонов доложил: «Провел два сеанса связи с кораблем Л-1 — слышимость хорошая, хотя он находился на удалении 250 тысяч километров от Земли. Мой голос за одну секунду доходил до корабля и еще через секунду возвращался на Землю».

Связь с кораблем мы ведем через всенаправленную антенну (ОНА остается нераскрытой), слышимость действительно хорошая, но всех нас волнует один вопрос — удастся ли осуществить астроориентацию Л-1 и коррекцию траектории его полета. Без коррекции корабль не вернется на Землю — он пройдет в 1050 километрах от нее и снова уйдет в космос. Попытка заставить работать датчик 101К ни к чему не привела: при прижатой к борту корабля штанги ОНА он не функционировал. Оставалась одна единственная и слабая надежда на датчик 100К, который еще ни разу успешно не работал. Решили потренироваться и провести две пробные ориентации с использованием датчика 100К. К общей радости, в обоих случаях датчик на удивление быстро находил звезду Сириус и цепко за нее «держался». В ходе тренировки были неточности и ошибки при исполнении команд, но ободряло главное достижение: датчик находит и «удерживает» звезду.

За 40 минут до первой штатной коррекции корабль был сориентирован по Сириусу, после чего включилась гироплатформа. Точно в заданное время (08:40:39) включился корректирующий двигатель и, отработав 8,5 секунды, сообщил кораблю расчетный импульс. Точных измерений новой траектории полета пока нет, но уже ясно, что в очень трудных условиях нами одержана большая победа: космический корабль Л-1 № 12 ( «Зонд-6») облетит Луну и вернется на Землю. Более того, у нас появилась уверенность в том, что мы сможем осуществить управляемый спуск корабля с посадкой на территории СССР, — главное, что мы хотим получить от данного полета.

13 ноября.

Идут четвертые сутки полета «Зонда-6». Сегодня в 10:30 корабль находился на удалении 340 тысяч километров от Земли. Скорость полета относительно Земли продолжает снижаться, и на данном удалении она равнялась только 0,8 километров в секунду (от Земли корабль уходил со скоростью 11 километров в секунду). После первой коррекции траектория полета стала близка к расчетной (проведено уже четыре замера параметров новой траектории), и есть основания надеяться на возвращение и вход корабля в атмосферу Земли даже без дополнительных коррекций. Правда, пока неясен вопрос с высотой условного перигея траектории возвращения: расчетная высота — 45 километров, а фактическая, по прикидочным оценкам, может быть более 200 километров. Это опасно — при такой высоте перигея корабль может «проскочить» мимо Земли. Завтра «Зонд-6» обогнет Луну на удалении от нее в 2500 километров и ляжет на обратный курс. Пока у нас есть надежды на то, что мы проведем вторую, а если потребуется, то и третью коррекцию траектории полета и посадим корабль на нашей территории.

Звонил секретарь ЦК КПСС Д. Ф. Устинов. Он сообщил, что американцы официально объявили: «21 декабря 1968 года корабль «Аполлон-8» с тремя астронавтами на борту (Фрэнк Борман, Джеймс Ловелл и Уильям Андерс) взлетит в космос с помощью ракеты «Сатурн-5», сделает 10 оборотов вокруг Луны и вернется на Землю». Устинов спросил: «Чем мы ответим на этот полет?» Тюлин, Мишин, Мордасов и я посоветовались со специалистами, проанализировали все наши возможности и доложили Дмитрию Федоровичу полученные нами выводы:

1. У нас нет готового ответа на полет «Аполлона-8» — мы должны продолжать выполнение своей программы полетов, не приспосабливая ее под американские трюки.

2. Объявленный американцами полет «Аполлона-8» — это авантюра, которая может закончиться очень печально: США не имеют опыта беспилотных облетов Луны, к тому же из двух выполненных пусков ракеты «Сатурн-5» один был неудачный.

3. Надо широко опубликовать нашу программу полетов корабля Л-1 (шесть технологических пусков) и показать всему миру всю серьезность и тщательность нашей подготовки к полетам людей на Луну, а также огромный риск, на который идут США, посылая астронавтов в облет Луны без необходимой проверки ракеты, корабля и трассы полета.

Мы доложили Устинову наши конкретные планы на ближайшие два месяца. В декабре сего года мы должны выполнить еще один технологический пуск корабля Л-1 и впервые вывести в космос нашу самую большую ракету Н-1 с технологическим кораблем Л-3. К январю 1969 года мы готовим облет Луны кораблем Л-1 с двумя космонавтами на борту и высадку на ее поверхность автоматической станции Е-8 с лунным самоходным аппаратом — луноходом. Кроме того, в январе должен состояться пуск двух пилотируемых «Союзов» (вариант «1+3») со стыковкой и переходом двух космонавтов из пассивного корабля в активный.

Предложенная нами программа полетов на декабрь-январь очень трудна как для промышленности, так и для космонавтов группы «Л-1». Пять-шесть лет тому назад я повел большой принципиальный спор с С.П.Королевым, а после его смерти — с В.П.Мишиным — о путях развития пилотируемых космических полетов. Королев и Мишин, закладывая корабли «Союз», Л-1 и Л-3, верили только в автоматику: «На моих кораблях кролики могут летать!» — неоднократно заявлял Королев. Они не доверяли космонавтам участие в управлении полетом и сводили их роль только к роли наблюдателей и дублеров некоторых автоматических систем корабля. В этом споре конструкторы одержали верх и повели нашу космическую программу по неправильному пути. Незадолго до смерти Королев понял свою роковую ошибку ( «Мы заавтоматизировались...»), но выправить неверный курс было уже трудно. Преемники Королева продолжали по инерции строить корабли-автоматы, а это в десятки раз труднее, чем создать корабли типа «Джемини» и «Аполлон», рассчитанные на активное участие экипажа в управлении полетом. Они забыли основной закон развития техники: от простого — к сложному. Из-за этого мы потеряли минимум три-четыре года и теперь пожинаем плоды наших конструкторских заблуждений: американцы имеют большие шансы слетать на Луну раньше нас.

Сегодня Мишин, Трегуб, Шабаров и я более двух часов беседовали с космонавтами группы «Л-1». Леонов, Быковский, Попович, Макаров и другие космонавты пытались убедить Мишина в необходимости иметь на борту корабля Л-1 инструкцию командиру корабля и бортжурналы. Мишин упорно отстаивал свою абсурдную идею — объединить бортжурнал и инструкцию в одном документе. На первый взгляд может показаться, что это никчемный спор, что можно без ущерба для дела поступить и так и эдак. На самом же деле Мишин добивается исключения из бортовых документов всего того, что дает возможность членам экипажей понимать ход автоматических процессов и контролировать работу автоматов, — продолжаются старые попытки превратить космонавтов в подопытных кроликов. Спорить с Мишиным трудно, он выступает под флагом: «Сократить бюрократию на борту корабля и предоставить космонавтам больше времени для наблюдений!» Фактически же реализация его «идеи» приведет как раз к обратному. Я дал космонавтам указание внести в инструкцию и бортжурнал несколько несущественных поправок и продолжать отстаивать свое мнение.

14 ноября.

С трех до шести часов утра был на КП. За это время провели два сеанса фотографирования Луны. В 5:49:37 корабль Л-1 вошел в радиотень от Луны, а в 6:21:11 вышел из нее — в течение 30 минут с небольшим с ним не было никакой связи. В этот промежуток времени он находился на удалении 390 000 километров от Земли и летел со скоростью 0,6 километра в секунду. Итак, корабль «Зонд-6» обогнул Луну и начал обратный путь к Земле. За все время его полета было уже осуществлено пять звездных ориентаций по Сириусу. Нам осталось провести еще две ответственные ориентации: одну для коррекции траектории обратного полета, а другую — перед спуском корабля с использованием СУС. За все выполненные полеты кораблей Л-1 мы впервые добились уверенной и устойчивой работы датчика 100К. Мордасов, Мирошниченко и Азаров очень довольны ходом событий и надеются, что датчик 100К до конца выполнит свою роль в обеспечении посадки «Зонда-6» на территории СССР.

На командном пункте я был рядом с Тюлиным и Мишиным. К нашему с Тюлиным огорчению, Мишин так напился, что еле ворочал языком, — пришлось отправить его спать. Очень обидно, но выполнение нашей космической программы в большой степени зависит от поведения капризного, малоорганизованного и по существу недалекого человека. Мне жаль Мишина, хочется поддержать его не слишком высокий авторитет (я уже не выступаю против него на широких совещаниях), но прощать ему все его глупости и промахи тоже нельзя. Тюлин несколько раз заводил разговор о слабостях Мишина и сетовал на невозможность отстранения его от дел в сложившейся обстановке (предстоящие пуски кораблей Л-1 и «Союз», пилотируемый облет Луны и подготовка лунной экспедиции).

Разговаривал по телефону с Москвой и с космодромом. Полеты на невесомость на Ту-104 под руководством генерала Кузнецова закончены, группа Шаталова приступила к тренировкам в ТБК-60. Беседовал с Быковским, Леоновым, Поповичем, Макаровым, Рукавишниковым, Севастьяновым и другими космонавтами группы «Л-1» по вопросам программы подготовки и возможного срока облета Луны. Ребята великолепно понимают, что полностью завершить программы подготовки кораблей Л-1 и экипажей не удастся раньше апреля 1969 года, но с учетом заявленного на декабрь полета «Аполлона-8» можно было бы без значительного увеличения степени риска назначить пилотируемый облет Луны и на январь. Космонавты согласны лететь и в декабре, но к этому сроку не будут готовы пилотируемые корабли, да к тому же нам по плану надо запустить еще один технологический корабль. Я предупредил всех, что будем готовить пилотируемый полет вокруг Луны на январь 1969 года, а если американцы успешно слетают на «Аполлоне-8», то отложим такой полет до апреля. Потом долго говорили о медико-биологических экспериментах по программе «Л-1». Я вынужден был признать, что наши врачи плохо продумали медицинские аспекты программы, согласился исключить из нее часть экспериментов и обязать медиков отработать комплекс мероприятий, обеспечивающих решение главной задачи — облет Луны кораблем Л-1 с космонавтами на борту. В конце беседы мы затронули еще один, на первый взгляд, малозначительный вопрос о позывных членов экипажей и об открытом наименовании корабля Л-1. Леонов предложил назвать корабль «Родина», Севастьянов хотел бы назвать его «Урал», а я высказался за присвоение ему наименования «Академик Королев». Решили подработать 4–5 вариантов позывных для космонавтов и несколько вариантов названия корабля.

15 ноября.

Прошедшая ночь была очень тревожной: на корабле Л-1 резко упала температура перекиси водорода. Начальная температура перекиси была +20, а за 2–3 суток полета она снизилась до -2 градусов. В последующие дни температура продолжала медленно падать, и сегодня ночью она достигла отметки «минус 5». Дальнейшее снижение температуры перекиси может привести к разложению ее на кислород и воду (лед), и следовательно, к отказу движков СУС, без работы которых невозможен управляемый спуск корабля.

Бак с перекисью расположен в спускаемом аппарате (СА), и значительное снижение температуры перекиси при наличии экипажа на борту практически исключено (экипаж может в известных пределах регулировать температуру в СА, а тем самым и температуру перекиси). В данном беспилотном полете значительно поднять температуру в СА (а значит, и подогреть перекись) за счет включения электрических систем не удалось. В двух предшествующих полетах температура перекиси тоже снижалась до отметки «минус 2–3», но включением на борту телевизионных светильников в СА удавалось приостановить дальнейшее ее снижение. Однако по распоряжению Мишина с корабля № 12 светильники сняли, причем Мишин не поставил Госкомиссию в известность об этом решении. Есть еще возможность поднять температуру перекиси, используя нагрев солнцем, но при этом возникает опасность засветки и перегрева астродатчика 100К, так как бак перекиси и звездный датчик размещены недалеко друг от друга.

Чем ближе посадка корабля, тем больше волнений. Башкин, Варшавский и другие специалисты высказывают опасения, что штанга ОНА может помешать работе СУС при спуске корабля (нам пока неизвестно точное положение штанги, и поэтому нет уверенности, что мы сумеем ее отстрелить). Возникло несколько новых версий причин отказа ОНА. По одной из них (версия Башкина) отказ вызван тем, что перепутаны штекеры раскрытия и отстрела антенны. Если это подтвердится, то Мишину и его заместителям не будет никаких оправданий. Подобные ошибки имели место в 1961–1963 годах. Было принято специальное решение: запретить применение одинаковых штекеров, сделать физически невозможным их перепутывание.

Сегодня мы довольно быстро договорились с Мишиным по содержанию бортовой инструкции и бортжурнала и подписали оба документа. Вчера Мишин утверждал, что корабль Л-1 для пилотируемого полета будет готов в январе, а сегодня он сказал, что раньше февраля корабль подготовить не удастся. Это типичное для Мишина поведение. Ни одному его слову верить нельзя, все в любой момент может измениться «на 180 градусов». Сегодня утром Мишин выглядел плохо: глаза красные, руки дрожат, лицо опухшее — он продолжает пить.

Присматриваясь к работе космонавтов, инженеров и врачей ВВС на полигоне и здесь, в Евпатории, я понял, что их деятельность по освоению космоса организована, мягко выражаясь, не лучшим образом. Ответственность за это юридически лежит на мне. Я и раньше видел немало недостатков в работе части генерала Фролова, службы поиска, ЦПК, института Волынкина и ГНИКИ. Однако длинная цепочка наших неудач в пилотируемых полетах в последние три-четыре года мешала и все еще мешает остро ставить вопрос о перестройке сложившейся структуры космических подразделений и частей ВВС. Мы по-прежнему действуем «растопыренными пальцами», очень много безответственности и мало единства целей, а часто нет и хорошо продуманной перспективы. В ближайшее время необходимо:

1. Ввести должность заместителя Главкома по космосу.

2. Объединить космические звенья центрального аппарата (служба поиска, часть генерала Фролова, служба Солнца, аппарат помощника Главкома, космическая медицина и др.), подчинив их заместителю Главкома по космосу.

3. В ЦНИИ-30, ГНИКИ и Институте авиационно-космической медицины создать космические управления.

4. Реорганизовать ЦПК в испытательный центр пилотируемых космических полетов.

5. Добиться передачи права заказов на постройку пилотируемых космических кораблей из ЦУКОС в ВВС.

6. Создать в ВВС командный пункт управления полетами пилотируемых космических кораблей.

7. Укрепить учебную и испытательную базу в ЦПК и институтах.

8. Построить на космодроме и на НИП-16 (Евпатория) минимум сооружений, необходимых для нормальной работы служб и специалистов ВВС.

9. В ЦПК ввести должности ведущих по программам полетов «Союз», «Л-1», «Л-3», «ВИ», «Алмаз» и др.), отвечающих за весь комплекс подготовки космонавтов к полетам и их осуществление (в части, касающейся ВВС).

16 ноября.

Опять была ночь больших волнений. Дежуривший ночью Леонов разбудил меня в 5 часов утра и попросил срочно приехать на КП. Там уже находились Тюлин, Агаджанов и Мишин, все трое были встревожены, а последний просто в нерабочем состоянии — с ним возился наш врач полковник Лебедев. Пульс у Мишина был 88, давление 160/90, но ничего угрожающего его здоровью не было: ночью он много пил, мало спал и, когда ему с КП сообщили, что в СА корабля резко упало давление, он не выдержал нервного напряжения и раскис. Я приказал Лебедеву лично заниматься Мишиным и отвезти его в гостиницу. Мишин недолго посопротивлялся для виду и минут через 15 уехал.

Оказалось, что давление в СА действительно резко упало, и вот как это произошло.

У нас уже были две потенциальные неприятности на борту корабля: нераскрывшаяся ОНА и низкая температура перекиси. Неработавшая ОНА не очень беспокоила нас, потому что устойчивая связь с кораблем обеспечивалась всенаправленной антенной, нормально работала телеметрия и хорошо работал астродатчик 100К. Правда, были опасения, что ОНА может помешать управляемому спуску корабля, но до спуска было еще далеко, налицо была более грозная опасность кристаллизации перекиси. Так как необдуманным решением Мишина перед стартом корабля Л-1 № 12 с него были сняты телевизионные светильники, то в нашем распоряжении не было никаких других средств для повышения температуры перекиси, кроме подогрева баков лучами Солнца. Около 4 часов утра корабль развернули баками на Солнце и продержали его в этом положении примерно в течение часа. В результате температура перекиси в баках СУС повысилась до безопасного уровня (-1 градус), но при этом обнаружился новый крупный дефект — падение давления в СА с 718 миллиметров в 5:13 до 610 миллиметров в 5:20, когда стабилизация корабля, ориентированного баками СУС на Солнце, была отключена. К 8:30 давление упало до 380 миллиметров — возникла угроза полной разгерметизации корабля и отказа автоматики систем, обеспечивающих его посадку. К счастью, дальнейшего падения давления в СА пока не наблюдалось, но все мы понимаем, что новое снижение температуры перекиси или новое травление воздуха из СА вовсе не исключены: любая из этих неприятностей может погубить корабль. Из Москвы звонили Устинов, Смирнов и другие товарищи — они хотят знать, сумеем ли мы благополучно завершить полет лунного корабля. Насколько возможно, сдерживаем эмоции и пытаемся добиться успеха...

Сейчас 6 часов вечера, пошли последние сутки полета «Зонда-6». По данным телеметрии за прошедшие 12 часов давление в СА и температура перекиси не понизились. У нас растет уверенность, что все будет хорошо, тем более что сегодня мы успешно провели уже седьмую звездную ориентацию с датчиком 100К и вторую коррекцию траектории полета. Если пройдет еще одна коррекция (перед управляемым спуском), то датчик 100К полностью будет «реабилитирован», и мы будем иметь надежную систему астроориентации.

Мишин на КП сегодня больше не показывался — лежит в гостинице «больной», безучастный ко всему происходящему. Сегодня экипажи Шаталова и Волынова полностью закончили программу тренировок в ТБК-60. Генерал Горегляд сообщил, что маршал Гречко дал разрешение на строительство самого крупного служебного здания в ЦПК — корпуса тренажеров площадью 9000 квадратных метров, — а Косыгин подписал решение Совета Министров о заказе в Швеции для ЦПК большой центрифуги с радиусом плеча 20 метров. Две центрифуги, ТБК-150 и большой корпус комплексных тренажеров — это уже начало создания хорошей учебной и испытательной базы в Центре подготовки космонавтов имени Гагарина.

Доложил Главкому и предупредил Кутасина о том, что завтра в 17:02 будем пытаться посадить корабль Л-1 № 12 на территории СССР с помощью СУС. В районе полигона посадки (Казахстан) в момент посадки будет уже темная ночь и довольно неважная погода: найти приземлившийся корабль будет не просто, особенно в случае отказа установленных на нем радио — и светомаяков. Но служба поиска ВВС имеет уже большой опыт, у нас много отличных летчиков — надеюсь, завтра они справятся с трудной задачей.

17 ноября.

Ночь прошла спокойно, давление в СА держится на уровне 380 миллиметров, температура перекиси поднялась до +1 градуса.

Вчерашняя коррекция траектории полета излишне «прижала» корабль к Земле, в результате чего высота условного перигея составила бы всего 25 километров при расчетном значении 49 плюс-минус 7 километров. Пришлось дать третью коррекцию: звездная ориентация сработала отлично, и после включения на 3,3 секунды корректирующей двигательной установки получили траекторию, обеспечивающую вход корабля в расчетную «воронку» радиусом 13 километров.

Провел совещание по обеспечению спуска, посадки и поиска «Зонда-6». Лапочкин, Сироткин, Штырлов и Ващенко выступили с короткими сообщениями по всем необходимым операциям. Принято окончательное решение осуществить управляемый спуск, но поскольку у большинства членов Госкомиссии нет уверенности в надежной работе СУС (нераскрывшаяся ОНА и пониженное давление в СА еще «не сказали своего последнего слова»), решено взвести АПО (автомат подрыва объекта) и взорвать корабль, если он сорвется с траектории управляемого спуска. Я выступил против такого варварства, но остался в меньшинстве.

18 ноября. Борт самолета Ан-10 — Москва.

Вместе с группой космонавтов «Л-1» и специалистами ВВС в 11:00 вылетел из Феодосии в Москву. Вчера «Зонд-6» огненным метеором промчался над нашими морскими судами и пошел на снижение на территорию СССР. Локаторы ПВО «увидели» спускающийся космический корабль за 300 километров от нашей границы с Афганистаном и «привели» его в район приземления в 100–150 километрах севернее космодрома. С этого момента наблюдения за ходом снижения «Зонда-6» пунктами ПВО прекратились, радиосредства корабля не работали, и запеленговать его не удалось. Точное место приземления корабля и его состояние пока неизвестны. Полеты поисковых самолетов и вертолетов, продолжавшиеся всю ночь с 17 на 18 ноября, результатов не дали. Вполне вероятно, что корабль разбился, но не исключена и его благополучная посадка. Сейчас наша главная задача — найти корабль или его обломки. Нелегкое дело поиска продолжается, ради его ускорения я и лечу в Москву. Тюлин и Мишин остались пока в Евпатории...

Сейчас в Москве 18 часов. В районе посадки (или падения) «Зонда-6» час назад наступила полная темнота, и все поисковые самолеты и вертолеты прекратили полеты. За первые сутки поиска произведено более 50 самолето — и 20 вертолетовылетов, но никаких достоверных данных о «Зонде-6» не получено.

Вчера управляемый спуск «Зонда-6» проходил точно по заданной программе до момента разделения отсеков корабля. К 16 часам московского времени на борт прошли все команды на спуск, за 20 минут до этого корабль был сориентирован по-посадочному, а чуть позже была включена программа спуска. До разделения отсеков телеметрию с борта принимал корабль «Космонавт Комаров», а после разделения — три морских судна, дежуривших в Индийском океане, а также самолетные и наземные измерительные пункты. О самом разделении, первом погружении «Зонда-6» в атмосферу и выходе из нее, а также о втором погружении никаких докладов не поступило.

Первое сообщение о том, что корабль снижается и подходит к территории Советского Союза, мы получили с командного пункта ВВС — генерал Кутасин доложил: «Удаление от расчетной точки приземления 1800 километров». Доклады Кутасина, следовавшие через каждые 200 километров удаления, прекратились, когда оно составляло 300 километров. «Круги», радиоцентры, самолетные измерительные пункты не слышали ни КВ-, ни УКВ-сигналов корабля — он молчал. Мы ждали, что он «заговорит» с момента раскрытия парашюта в 17:19, но прошло расчетное время срабатывания парашютной системы, прошли 15 минут после расчетного времени приземления, а радиосигналов корабля так никто и не обнаружил (правда, из Киева и Баку сообщили, что там в течение одной-двух секунд якобы слышали сигнал из парашютных строп). Через несколько минут пришло сообщение с космодрома о том, что группа офицеров наблюдала пролет корабля (светящийся шар) в направлении с юга на север. После этих двух сообщений более часа было гробовое молчание.

Около 20 часов по данным телеметрии было установлено, что сразу после разделения отсеков давление в СА упало с 380 до 180 миллиметров, а по самым последним замерам — до 25 миллиметров. Произошла полная разгерметизация спускаемого аппарата, в вакууме отказали все передатчики и, по-видимому, не сработала парашютная система.

Независимо от того, в каком состоянии мы найдем корабль (а мы обязательно найдем его), он при спуске попал в заданный круг радиусом 500 километров, и это можно расценивать как нашу новую большую победу в космосе. Впервые в мире космический корабль облетел Луну, вернулся в атмосферу Земли и произвел управляемый спуск с приземлением в расчетном районе посадки (о полете «Зонда-6» только что передали по радио специальное сообщение ТАСС). Ошибка Мишина, допущенная им перед стартом корабля, несколько смазала триумф этого полета, но его ценность и значимость все равно оставят заметный след в освоении космоса.

19 ноября.

В 6:35 командир вертолета Ми-4 Шевлягин обнаружил основной бело-оранжевый парашют «Зонда-6». Несколько позже полковник Майоров произвел посадку вертолета у парашюта и выставил охрану. По предварительным данным, парашют вытянут длинной «кишкой», поблизости от него космический корабль не обнаружен. Местонахождение парашюта — 38 километров северо-восточнее Новоказалинска, в 70 километрах от космодрома и на 70 километров южнее предполагаемой точки приземления корабля, определенной по данным локаторов ПВО (именно там производили вчера поиск). Имеющихся у нас данных недостаточно, чтобы определить, где находится корабль и в каком он состоянии. Но мы его найдем — он должен быть не далее 12–15 километров от парашюта. Поиск самолетами прекратили, круг радиусом 15 километров от точки падения парашюта будем просматривать только с вертолетов, а также выделенной космодромом командой из 100 человек — вертолеты перебросят их в район поиска, и сегодня, в крайнем случае, завтра мы найдем корабль. Госкомиссия назначила бригаду из 9 специалистов во главе с Тимченко для предварительного осмотра парашюта и корабля. Я дал указание Кутасину о немедленной доставке вертолетом бригады Тимченко к местонахождению парашюта.

В 12:00 заместитель командующего 73-й Воздушной армией генерал Гайдаенко — он сейчас лично руководит поиском — доложил, что «Зонд-6» обнаружен в трех километрах от места падения парашюта. Бригада специалистов во главе с Тимченко осталась у корабля, а сам Гайдаенко, только что вернувшийся на вертолете из района поиска, мог доложить лишь свои личные наблюдения. При ударе о землю корабль разрушился, но признаков взрыва или пожара не обнаружено (все детали находятся в одном месте). Полной ясности о том, как проходил спуск корабля после отстрела люка, у нас пока нет, но есть все основания надеяться, что с помощью специалистов при тщательном изучении показаний приборов и осмотре оборудования спускаемого аппарата, а также при детальном анализе данных телеметрии нам удастся установить реальную картину последних минут полета «Зонда-6».

20 ноября.

Вчера в который уж раз беседовал с Германом Титовым на тему о его летном совершенствовании. Герман неудержимо рвется к полетам на самолетах, видя свой идеал в том, чтобы стать классным летчиком-испытателем. Я же считаю, что ему надо готовиться к более ответственной роли организатора пилотируемых космических полетов. Дал Титову неделю на раздумья и уточнение его позиции и разрешил слетать на Дальний Восток на празднование 30-летия полка, в котором он служил (этот полк недавно переброшен из-под Ленинграда в ДВК). Одновременно я поручил ему побывать в Черниговке и передать привет моим сослуживцам по эскадрилье имени Ленина (1 декабря исполнится 50 лет со дня ее основания).

Сегодня был в ЦПК. Провел совещание с космонавтами группы «Союз». Назначил генерала Берегового руководителем программы «Союз» и поручил Кузнецову оформить это назначение приказом. Уточнил все вопросы программы «Союз» и поставил задачу: к 20 декабря полностью закончить подготовку к полету и быть в готовности к выезду на космодром. Провел такую же работу и с группой «Л-1». Подтвердил, что старшим группы является Алексей Леонов (он не был уверен, что останется старшим группы). Назначил экзамены на 13 января и срок готовности к выезду на космодром — 20 января 1969 года. Пилотируемый облет Луны может состояться в конце января — начале февраля 1969 года.

21 ноября.

Провел совещание с медиками ВВС (Бабийчук, Карпов, Генин, Попов, Хлебников, Усанов). Обсуждали медико-биологические проблемы предстоящих полетов космонавтов на кораблях «Союз» и Л-1.

На «Союзах» существует опасность перегрева космонавтов, переходящих из корабля в корабль. Наши скафандры способны отводить только 200 калорий тепла в час, а при некоторых операциях при переходе космонавты будут выделять тепла в 3–4 раза больше. Необходимо добиться, чтобы к моменту облачения космонавтов в скафандры температура в бытовом отсеке корабля была не выше +18 градусов, а в процессе перехода были небольшие паузы для отдыха. Придется мне лично проверить методику перехода и способы контроля командиром корабля за состоянием переходящих членов экипажа.

В облет Луны желательно послать космонавтов, уже «понюхавших» космос, но в составе экипажей кораблей Л-1 имеются трое новичков — Макаров, Рукавишников и Севастьянов. Эти товарищи мало летали на невесомость, и врачи пока не могут твердо оценить их работоспособность в орбитальном полете. Я дал задание нашим медикам составить для них новую программу полетов на невесомость.

Предназначенная для установки на корабле Л-1 новая система регенерации воздуха все еще не готова. До сих пор все наши пилотируемые корабли снабжались СЖО, в которой для регенерации воздуха используются соединения кальция. Такая система имеется в готовом виде, и ее можно было бы быстро установить на корабль Л-1. Но Мишин заставил Воронина делать новую СЖО на базе соединений натрия, которая должна быть на 6–8 килограммов легче кальциевой системы. Проверенной испытаниями натриевой системы пока нет, есть только договоренность Воронина и Бушуева с Минздравом о проведении до 1 января 1969 года семи ее испытаний. В такой обстановке медики высказываются за проведение 10-дневного орбитального полета корабля Л-1 с новой СЖО, предваряющего пилотируемый облет Луны. Кроме того, они предлагают производить старт корабля для полета к Луне с околоземной орбиты через сутки после пуска с Земли, а не через один виток, как это было во всех технологических полетах Л-1.

Во всех этих предложениях много логичного и полезного: я буду их поддерживать, хотя хорошо знаю, что Мишин и Тюлин будут против них. Разбором медико-биологических итогов полета Берегового установлено, что его работоспособность в первую половину первого дня полета была пониженной (иллюзии запрокидывания на спину через голову, неприятные ощущения в желудочно-кишечном тракте и др.). В последние три дня полета работоспособность Берегового была хорошей, но ему очень мешали язвочки, образовавшиеся под наклейками медицинских датчиков. Кроме того, из-за небрежности врачей он не смог открыть банки с мясными консервами и вынужден был довольствоваться более легкой пищей. В корабле было много пыли, особенно после разделения отсеков (по словам Берегового, она «вылезла» изо всех углов, затрудняла дыхание и очень мешала ему проводить наблюдения). Были и другие «мелочи», мешавшие работе и отдыху космонавта в полете. Врачи должны серьезно подумать об их устранении.

22 ноября.

Вчера состоялось заседание Госкомиссии по комплексу Н-1 — Л-3 под председательством С.А.Афанасьева. Присутствовали Крылов, Касатонов, Тюлин, Керимов, Казаков, Мордасов, Литвинов, Карась, Рязанский, Черток, Трегуб и многие другие. С докладами выступили Финогеев, Дорофеев, Уткин, Черток, Трегуб, Кузнецов Н. Д., Ардашисков, Кириллов, Охапкин и другие.

В предыдущих решениях Госкомиссии, принимавшихся в последние два года, называлось много сроков готовности ракеты Н-1 и корабля Л-3, но все они, включая последний срок — 25 ноября 1968 года, — были сорваны. В результате вчерашнего трехчасового заслушивания и обсуждения докладов удалось установить, что первый пуск ракеты возможен не раньше конца января 1969 года. Но и этот срок у многих вызывает большие сомнения. Еще хуже обстоят дела с кораблем Л-3. Ракета Н-1 прошла большой цикл испытаний (наземных) и готовится к первому испытательному пуску, а испытания корабля Л-3 даже и не начинались, и когда он будет готов, никому не известно. Группа космонавтов в количестве 20 человек для подготовки к экспедиции на Луну создана, но программа подготовки до сих пор не утверждена министром Афанасьевым из-за неясности с программой полета и оборудованием лунного корабля. Вчера я напомнил Афанасьеву о том, что программа подготовки космонавтов группы «Л-3», утвержденная Келдышем, Вершининым и Крыловым еще в марте этого года, уже восемь месяцев лежит без движения в Министерстве общего машиностроения. Вся эта бюрократия с утверждением программы пока несильно отразилась на подготовке космонавтов (все 20 кандидатов для полета на Луну по горло заняты по программам «Союз» и «Л-1»), но она очень характерна для стиля и планирования работы нашего ведущего министерства по космосу.

25 ноября.

22 ноября я устроил для Берегового встречу с Главкомом. Береговой преподнес Вершинину копию своего космического бортжурнала, карандаш, которым он писал в космосе, и три фотографии с дарственными надписями (одна из них подписана Береговым во время полета на «Союзе-3»).

От Главкома мы поехали на встречу с литераторами. Встречи космонавтов, побывавших в космосе, с деятелями литературы и искусства стали уже традиционными. Береговой сейчас заканчивает свой отчет об итогах полета и проводит собеседования со специалистами различных институтов и КБ — трудно отрывать его от работы, — но ради поддержания традиции пришлось это сделать. Берегового приветствовали Леонид Соболев, Евгений Рябчиков и другие. Встреча прошла очень хорошо.

В субботу 23 ноября закончились тренировки двух экипажей «Союзов» по переходу из корабля в корабль. Я наблюдал, как экипаж в составе Шонина, Филипченко, Горбатко и Кубасова проходил зачетное упражнение по переходу в условиях вакуума в ТБК-60. В ходе тренировок в ТБК-60 и полетов на невесомость на самолете Ту-104 выявились значительные трудности и даже опасности перехода. Теперь все мы, руководители и космонавты, ясно представляем себе все «узкие места» этой сложной операции. Одна их главных трудностей заключается в опасности перегрева космонавтов. Физические нагрузки, особенно большие при надевании скафандров, и эмоциональное напряжение повышают теплоотдачу переходящих космонавтов до 600–900 калорий в час, а скафандры рассчитаны на теплосъем, в три-четыре раза меньший. При таком соотношении выделяемого и снимаемого тепла температура в скафандрах довольно быстро поднимется и работоспособность космонавтов окажется резко пониженной (могут быть и более тяжелые последствия перегрева). Я дал указание космонавтам и врачам еще раз проанализировать процесс перехода и исключить из него все лишние движения и операции, а наиболее трудоемкие из тех, которые исключить невозможно, растянуть по времени. В ближайшие дни лично займусь графиком перехода, прежде чем окончательно его утвердить.

Сегодня мне позвонил председатель Госкомитета по кинематографии А.В.Романов и попросил принять кинорежиссера Юрия Егорова и писателя Юрия Нагибина, чтобы обсудить с ними возможность создания художественного фильма о Гагарине. Беседа с Егоровым и Нагибиным заняла около часа, Егоров произвел на меня приятное впечатление, а Нагибин мне не понравился. Я не обещал им большой помощи со своей стороны и вообще выразил сомнение в возможности создать в ближайшие годы хороший кинофильм о Юрии Гагарине.

26 ноября.

Почти два часа беседовал с Главкомом о наших планах на ближайшие 3–4 месяца. Надо признать, что над нами довлеет намерение США осуществить 21 декабря пуск «Аполлона-8» с тремя астронавтами на борту в облет Луны. Правда, на вопрос начальства: «Чем ответим американцам?» — мы стараемся не давать скоропалительных обещаний и защищаем ранее намеченные планы и сроки пусков. Американские, да и западноевропейские газеты, пытаясь напугать нас перспективой того, что мы не будем первыми на Луне, идут на откровенные провокации и много пишут в эти дни о «намерениях Советов послать людей в полет вокруг Луны раньше американцев», называя даже конкретные сроки такого полета — 8–12 декабря. Нет, мы не будем пытаться осуществить такой полет в декабре этого года, более того, мы не планируем выполнить его раньше февраля-марта 1969 года.

Мы значительно ближе, чем американцы, подошли к пилотируемому облету Луны: уже три наших технологических корабля вернулись на Землю со второй космической скоростью (два из них — после облета Луны). Мы многое знаем теперь о полете по трассе «Земля — Луна — Земля», но нам надо выполнить еще 1–2 технологических пуска, чтобы иметь ту степень уверенности, которая позволит нам сказать: «Да, мы готовы». Все мы великолепно понимаем, что даже после самой тщательной подготовки полета людей к Луне всегда останется значительная доля риска при его осуществлении, и мы ничего не будем делать из того, что может привести к дополнительному ее увеличению. Полет «Аполлона-8» связан со значительно большим риском, чем могли бы допустить мы. Но американцев можно понять — их корабли принципиально отличаются от наших: наши Л-1 уже летали в район Луны и возвращались на Землю без экипажей на борту, а американские «Аполлоны» не могут облететь Луну в беспилотном варианте. Для отработки своих кораблей американцы вынуждены рисковать потерей экипажа, мы же, имея корабли типа «Зонд-6», можем отрабатывать их без такого риска.

В ходе беседы с Вершининым я высказал ему свои соображения по дальнейшему продвижению по службе Георгия Берегового. Я сказал, что мне хотелось бы в недалеком будущем освободить генерала Кузнецова от должности начальника ЦПК и заменить его генералом Береговым. Решение о снятии Кузнецова созрело у меня более двух лет назад, и тогда же я начал готовить Гагарина к роли руководителя Центра. Но Гагарин погиб, а другого кандидата, способного с успехом заменить Кузнецова, у нас не было. Мне было ясно одно: руководителя космонавтов надо выдвигать из рядов самих космонавтов. Я внимательно изучил кандидатуры Николаева, Беляева, Титова, Леонова и пришел к выводу, что они еще недостаточно подготовлены к такой роли. Из числа космонавтов Береговой больше других отвечает требованиям, предъявляемым к должности начальника ЦПК, но и он не имеет опыта работы руководителем выше командира эскадрильи. Именно поэтому я решил дать Береговому возможность приобрести опыт самостоятельной работы руководителя, назначив его ответственным за выполнение программы «Союз».

Вершинин одобрил наши планы и мои намерения по продвижению Берегового, но на этом наша беседа не закончилась. Я вынужден был пожаловаться Главкому на маршала Захарова и генерала Брайко: эти уважаемые товарищи более четырех месяцев «маринуют» штаты на ТБК-150 и тренажер «Волчок». Оба эти объекта необходимы нам для тренировок космонавтов по программе «Л-3». На строительство и оборудование ТБК-150 и «Волчка» мы затратили свыше двух миллионов рублей, для их эксплуатации, согласно штатному расписанию, надо иметь 45-50 человек, но Генштаб не дает нам этой численности. Короче говоря, мы истратили рубль и не можем добавить к нему копейку, чтобы получить то, что нам так необходимо иметь. Главком при мне позвонил маршалу Захарову и с большим трудом уговорил его дать указание по оформлению штатов, но только за счет численности ВВС. Вершинин тут же приказал генералу Брайко довести это дело до конца.

28 ноября.

Умерли в один и тот же день два авиационных генерала: Пархоменко (сын легендарного комдива), вместе с которым я учился в академии, и Пахомов — он работал в ВУЗах ВВС и в ЦК ДОСААФ. Сегодня встретился мне в коридоре генерал-полковник П.И.Брайко и сказал: «Слышали? Умерли Пархоменко и Пахомов... Вот как получается — молодые генералы умирают, а старики все работают...» Да, Петру Игнатьевичу скоро стукнет семьдесят, но он сохранил большую работоспособность, хорошо выглядит и готов служить дальше.

Вчера провели заседание Госкомиссии по «Союзам». Заслушали короткие сообщения следующих товарищей: Трегуба, Юрасова, Северина, Воронина, Ершова, Рязанского, Богомолова, Браславца, Быкова, Уткина, Даревского, Кузнецова, Раушенбаха, Мнацаканяна, Азарова, Исаева и других. В заключительном слове В. П. Мишин подтвердил доклады главных конструкторов о готовности всех систем кораблей «Союз» № 12 и № 13. По мнению Василия Павловича, их можно отправить на техническую позицию космодрома 28 ноября, испытания кораблей на технической позиции займут 45 суток, пуск можно будет осуществить в период с 12 по 15 января 1969 года. Госкомиссия согласилась с предложениями Мишина. Я доложил, что космонавты Шаталов, Волынов, Хрунов и Елисеев и их дублеры до 25 декабря полностью закончат подготовку к полету.

Заседание прошло нормально, но были моменты, которые могли бы омрачить в целом неплохие результаты работ по подготовке предстоящего полета. Во время доклада Воронина Мишин заявил, что в бытовые отсеки обоих кораблей установлено по дополнительному третьему патрону СЖО и это дает возможность продлить полет каждого корабля до 4–5 суток. Воронин сказал, что патроны СЖО на кораблях не установлены и что только вчера этот вопрос рассматривался в МАП. Такое заявление Воронина поставило Мишина в смешное положение, он начал оправдываться, ссылаясь на решение технического руководства и укоряя Воронина в неисполнительности. Усилиями председательствующего К.А.Керимова назревавший скандал был приглушен, но все лишний раз убедились в нечеткой работе Мишина как технического руководителя (об этом говорили Северин, Кутасин и другие товарищи).

Я выступил с серьезными претензиями к Минздраву по итогам полета Берегового на «Союзе-3»:

1. Клей, применяемый для крепления медицинских датчиков, сильно раздражал кожу космонавта.

2. На борт корабля были заложены несвежие продукты, со дня изготовления некоторых из них прошло более полугода.

3. На космодроме было свыше 70 врачей и специалистов Минздрава, они неоправданно часто отрывали Берегового и его дублера от предстартовой подготовки, но не смогли обеспечить нормальную работу желудка космонавта в первый день полета и полное использование им рациона питания.

Мое выступление поддержали Мишин, Пономарев и Керимов. Решили указать руководству Минздрава на имевшие место ошибки и недостатки, с тем чтобы не допустить их в предстоящем полете.

На вчерашнем заседании Госкомиссии были представлены данные по первым пяти управляемым спускам кораблей «Союз». <
Номер корабля 7 8 9 10 11
Максимальная перегрузка 3,15 3,5 3,5 3,5 3,5
Располагаемый запас рабочего тела, килограммы 40 40 40 38 38
Расход рабочего тела при управляемом спуске, килограммы
а) на доатмосферном участке 8,5 10 2 3 5,3
б) на атмосферном участке 17,5 29 3,7 9,5 12,5
в) суммарный 26 39 5,7 12,5 17,8
Расход рабочего тела на участке парашютирования и слива, килограммы 14 0 34,3 25,8 20,2
Недолет до расчетной точки посадки, километры 157 55 40 15 42

По данным этой таблицы можно сделать следующие выводы:

1. Перегрузки при управляемом спуске в два-три раза меньше, чем при баллистическом.

2. При надежном освоении СУС расход рабочего тела при спуске может быть существенно снижен.

3. Корабли «Союз» при использовании СУС садятся, как правило, с недолетом (среднее значение недолета при посадке четырех последних кораблей — 38 километров).

29 ноября.

Сегодня я должен вылететь на Дальний Восток для участия в 50-летнем юбилее авиационного полка имени Ленина, базирующегося в Черниговке (станция Мучная). В этой воинской части я служил в 1929–1934 годах — тогда это была эскадрилья имени Ленина, — в ней я вырос от младшего летчика до командира отряда, там я обрел крылья, оттуда летал на Север спасать челюскинцев. Торжества по случаю юбилея намечены на 1 декабря, и хотя мне очень трудно отрываться от дел, но не побывать у однополчан в такой праздник я не могу. Вылет осложняется и плохой погодой в Москве: третий день держится плюсовая температура, влажность более 95 процентов, видимость на аэродромах менее километра, а местами густые туманы. Правда, днем можно было бы вылететь, но сегодня в 15 часов должно состояться заседание Госкомиссии по Л-1, на котором будут решаться многие принципиальные вопросы пилотируемого облета Луны, — не быть на таком заседании мне нельзя. Кроме того, на сегодняшний вечер намечено мое выступление в издательстве «Правда», но если представится возможность улететь, то придется послать в «Правду» Берегового. Остается надеяться, что удастся вылететь ночью (в последнем случае перенесем торжества в Черниговке на день позже).

Декабрь

4 декабря.

29 ноября мне все же удалось вылететь на Дальний Восток. Погода в Москве была очень плохой (гололед, низкая облачность, мокрый снег) — пришлось на Ан-24 перелететь в Мигалово, а там пересесть в Ту-116 (бомбардировщик Ту-95 со специальной пассажирской кабиной). В районе Калинина погода была несколько лучше московской, и все же условия для взлета были предельно сложными. Вместе со мной в ДВК вылетели генерал-лейтенант С.Я.Федоров, группа корреспондентов и бригада артистов эстрады.

Через девять часов полета наш самолет произвел посадку на аэродроме Воздвиженка (12 километров севернее Уссурийска). Здесь в 1932 году в летных лагерях базировалась эскадрилья имени Ленина, и здесь же ее личный состав встречался с К.Е.Ворошиловым. С аэродрома Воздвиженка мы на вертолете перелетели в Черниговку, где нас встретил командир вертолетного полка имени Ленина полковник Савченко. Он отличный командир: за последние 10 лет его полк летает без катастроф и аварий (а всего за 40 без малого лет в части было три катастрофы).

В 17 часов открылось торжественное собрание личного состава полка, доклад о его истории сделал полковник Савченко. После торжественной части был хороший концерт. В полку отлично организована художественная самодеятельность, в ней участвуют более 120 человек. Хор летчиков, женский хор, гимнастическая и хореографическая группы произвели на всех прекрасное впечатление.

1 декабря я, Герман Титов, секретарь Уссурийского райкома партии Шевченко В. И. и три офицера из гарнизона ездили охотиться на фазанов в район станции Пограничная. Охотились у самой границы с Китаем, фазанов было много, но нам не повезло с погодой (дождь и непролазная грязь), и все же мы убили 11 фазанов, четырех из них подстрелил Титов (тремя днями раньше под Хабаровском он убил медведя).

На обратном пути в Москву встречный ветер дул с ураганной скоростью в 250 километров в час — пришлось нам садиться в Семипалатинске. До Москвы добрались поздним вечером 3 декабря после 13-часового полета...

Сегодня в 8:30 я уже был у Главкома. Вершинин дал мне почитать решение ЦК КПСС о причинах гибели Гагарина и Серегина. В этом документе сделан следующий вывод: «Наиболее вероятной причиной гибели Гагарина и Серегина был резкий отворот самолета с целью избежать столкновения с шаром-зондом; менее вероятной причиной был отворот самолета от верхней кромки облаков. В результате резкого отворота самолет вышел на критические углы полета, сложная метеообстановка затруднила управление самолетом, и экипаж погиб».

Если перевести эту мудреную формулировку на обычный язык, то коротко можно написать так: «Летчики сорвались в штопор и не сумели вывести из него самолет». Это тяжкое и совершенно необоснованное обвинение против Серегина и Гагарина — оно не отвечает всем установленным обстоятельствам происшествия. Летчики-космонавты в письме на имя секретаря ЦК Устинова высказались против такой формулировки.

В решении сказано, что за недостатки в организации летной работы с космонавтами на аэродроме Чкаловская ЦК КПСС объявляет строгий выговор генералу Н.П.Каманину, выговоры — маршалу С.И.Руденко и генералу П.И.Брайко и предупреждает генерала А.И.Кутасина.

Откровенно говоря, я не нес, не несу и не могу нести ответственность за организацию полетов на аэродроме Чкаловская, за это отвечают генералы Пушко, Пономарев, Пстыго и Кутасин. Но я — главное ответственное лицо за все, что относится к космонавтам, и в этом плане ЦК КПСС, по-видимому, прав, наказав меня более строго, чем других.

Самым тяжелым из всех возможных наказаний для меня была сама гибель Гагарина, хотя нет абсолютно никаких конкретных причин этой гибели, которые я мог бы признать как свой личный промах или ошибку. Не могу, правда, не признать наличие ошибок и промахов у моих подчиненных — генерала Кузнецова, генерала Горегляда и ряда офицеров, за работу которых я несу ответственность. Формально ЦК КПСС прав, что наказал нас, но он допустил историческую ошибку, сделав неправильное заключение о причинах катастрофы.

В том же документе ЦК записано и очень важное, своевременное решение: «Переформировать ЦПК в Исследовательский испытательный центр имени Гагарина по подготовке космонавтов, приравняв его к испытательным институтам первой категории».

...Получена шифр-телеграмма от нашего посла в Вашингтоне Добрынина: «Президент США пригласил глав дипломатических миссий присутствовать 21 декабря 1968 года на пуске к Луне «Аполлона-8» с экипажем из трех человек. Это указывает на стремление США широко использовать этот полет в целях пропаганды американских успехов в космосе». Джонсон хочет покинуть пост президента под аккомпанемент «лунного триумфа». Успешный полет «Аполлона-8» принесет США признание их ведущей космической державой всеми народами Земли. Но я думаю, что вероятность успешного осуществления этого полета не выше 0,25 и, значит, Америка в четыре раза ближе к позору и проклятиям за поспешность и необдуманность «рывка к Луне», чем к славе и торжеству.

7 декабря.

Праздничные дни 5 и 6 декабря провел на даче в кругу семьи. Запускал автомашину, откачивал воду из подвала, расчищал дорогу от снега, ходил на лыжах, учил Олю кататься на коньках.

Не могу сказать, что меня совсем не тревожит решение ЦК по катастрофе Гагарина и Серегина, но я перенесу и этот несправедливый удар, как переносил десятки других. Сегодня еще раз внимательно прочитал это решение, подписанное Брежневым и Косыгиным и оформленное как Постановление ЦК КПСС и Совета Министров от 28 ноября 1968 года за номером 932–331.

9 декабря.

Вчера весь день работал в Центре. Провел совещание с руководящим составом ЦПК, на котором присутствовало более 20 человек, в том числе Береговой, Николаев, Беляев, Кузнецов, Масленников, Крышкевич. Обсуждали проект новой штатной структуры Центра и его задачи по исследовательской работе. Решили, что Центр имени Гагарина должен иметь пять управлений: первые три — управления орбитальных, военных и лунных космических кораблей соответственно, четвертое управление — инженерное и пятое — медицинское. Признано целесообразным проводить исследовательскую и испытательную работу только на тренажерах, стендах, при полетах на невесомость и тренировках в термобарокамерах.

Был у Вали Гагариной. Мы с ней договорились о передаче в музей Вооруженных Сил некоторых личных вещей Юры и всех его звезд, орденов и медалей. Валя уже знает от ребят о выходе Постановления ЦК КПСС и Совета Министров по результатам расследования причин гибели Гагарина и Серегина. Я коротко передал ей содержание Постановления. Формулировка причин катастрофы не понравилась Вале: она поняла, что такая формулировка, не раскрывая истинных причин происшествия, порочит погибших как недостаточно подготовленных летчиков. Валя стала немного поправляться от свалившегося на нее горя, она работает в поликлинике и много занимается с Леной и Галей.

Звонила Валя Терешкова. Она просила разрешения показать Звездный городок участникам совещания руководителей женских организаций социалистических стран. Я дал такое разрешение. Терешкова постепенно осваивает союзные и международные масштабы своей деятельности в Комитете советских женщин. В ЦК довольны ее работой.

10 декабря.

Дважды сегодня подолгу беседовал с Главкомом по вопросам реорганизации ЦПК, укрепления и развития материально-технической базы подготовки космонавтов. Договорились, что необходимо срочно готовить проекты приказа министра обороны и плана мероприятий по всему комплексу космических задач, решаемых организациями ВВС.

Заходил А.Н.Пономарев и преподнес мне свою книгу «Пилотируемые космические корабли». Мы договорились с ним о новом распределении функций между институтами ВВС и Центром имени Гагарина.

11 декабря.

Вчера вечером меня вызвал к себе Главком: в присутствии члена Военного совета ВВС генерал-лейтенанта И.И.Мороза обсуждали вопрос о начальнике ЦПК Н.Ф.Кузнецове.

Я доложил, что генерал Кузнецов за последние два года наделал немало ошибок, подорвавших его авторитет среди подчиненных. Он излишне много внимания уделяет повышению своего материального благополучия за счет государства: постоянные просьбы о повышении оклада и представлении к очередному воинскому званию и наградам, назойливые попытки получать вознаграждение за классность (хотя навыки летчика 1-го класса им давно утрачены), попытка присвоить чужое изобретение, использование служебной автомашины в личных целях и тому подобное.

Истинные причины гибели Гагарина и Серегина не установлены, однако ряд личных ошибок генерала Кузнецова не могли не создать косвенных предпосылок к этому трагическому происшествию.

Так, еще в ноябре 1967 года Кузнецов пытался выпустить Гагарина в самостоятельный полет в очень сложных условиях и при плохой подготовленности его к полету. Эта попытка была мной отставлена, а генералу Кузнецову было указано на недопустимость подобного отношения к летной подготовке космонавтов.

26 марта 1968 года я приказал генералу Кузнецову лично проверить подготовку Гагарина к полету 27 марта и выпускать Гагарина в самостоятельный полет только с моего личного разрешения. Кузнецов этот приказ выполнил формально:

1) приехал на аэродром за несколько минут до начала полетов и даже не встретился с командиром полка полковником Серегиным;

2) не знал в полном объеме задание на полет (даже комиссия по расследованию происшествия не смогла документально точно установить, что именно должен был Гагарин выполнять в зоне);

3) допустил выпуск самолета в зону с подвесными баками;

4) санкционировал полет в более сложных метеоусловиях, чем это предусматривалось заданием;

5) разрешил Гагарину вылет до посадки самолета-разведчика погоды;

6) не проконтролировал лично методическую подготовку полета и фактическую подготовленность Гагарина.

После гибели Гагарина и неоднократных требований командования ВВС навести в Центре порядок Кузнецов продолжает допускать много ошибок по службе, с обязанностями начальника ЦПК не справляется и злоупотребляет своим служебным положением в личных интересах.

Генерал Мороз высказался за немедленное освобождение Кузнецова от должности. Вершинин предложил строго наказать Кузнецова и заставить навести в Центре образцовый порядок. Решили на днях вызвать Кузнецова, заслушать его доклад о положении в Центре и сделать соответствующие выводы.

12 декабря.

По просьбе редакции «Красной Звезды» написал статью «Неоправданный риск» о предстоящем полете «Аполлона-8». В статье я пытаюсь, насколько это возможно в открытой печати, ответить на многочисленные письма, поступающие в редакции газет на имя космонавтов и содержащие, по сути дела, один и тот же вопрос: «Как случилось, что американские астронавты отправляются в облет Луны раньше нас?» В открытой газетной статье нет возможности ответить на этот злободневный вопрос так, как хотелось бы, — придется ограничиться записями в дневнике.

Уже около десяти лет я занимаюсь космонавтикой, и сейчас, когда СССР и США близки к заветной цели — осуществлению полета людей на Луну, хочется подвести итоги проделанной работы и сделать некоторые выводы.

Начиная с 1961 года, я при поддержке космонавтов веду упорную борьбу за целенаправленное развитие в нашей стране пилотируемых космических полетов. На моей стороне всегда были все наши космонавты, кроме Феоктистова и Егорова. Особенно активно мне помогали Гагарин, Титов, Комаров, Леонов. Наши мысли, идеи и предложения неизменно поддерживал Главный маршал авиации Вершинин. Маршал Советского Союза Бирюзов, будучи начальником Генерального штаба, готов был энергично бороться вместе с нами, но трагическая смерть маршала подсекла наши надежды. Нашими «противниками» были Устинов (секретарь ЦК), Смирнов (заместитель председателя Совмина), Сербин (заведующий отделом ЦК), Пашков, Афанасьев, Тюлин, Королев, Мишин, Феоктистов и другие. Редко нас поддерживали, а чаще выступали против маршалы Захаров, Малиновский, Крылов, Гречко, Москаленко.

В чем были наши основные расхождения? Какие идеи и предложения мы отстаивали?

1. Юридически всеми космическими исследованиями в СССР руководят ВПК Совмина (Смирнов) и ЦК КПСС (Устинов, Сербин, Строганов). Для них освоение космоса — не единственная и далеко не главная задача: они направляют развитие всей военной отрасли и наиболее важных отраслей гражданской промышленности. У них нет ни времени, ни знаний для конкретного руководства освоением космоса. Поэтому, как это ни странно, у нас фактически нет государственных планов пилотируемых космических полетов — все отдано на откуп промышленности и главным конструкторам. Промышленность запаздывает с выполнением плановых заданий, изготавливает технику наспех и некачественно, из-за этого сроки пусков кораблей часто переносятся. Мы настойчиво добивались создания специального правительственного органа, который занимался бы только космосом, и в частности, перспективным планированием пилотируемых космических полетов.

2. Со времени запуска первого искусственного спутника Земли прошло больше одиннадцати лет, а в Министерстве обороны до сих пор не создан единый орган по руководству освоением космоса. Космическими полетами занимаются Генеральный штаб, ВВС, ракетные войска, ВМФ, связисты и десятки самых различных военных организаций. Мы вели энергичную борьбу за передачу всего «военного космоса» под эгиду ВВС. Я твердо убежден, что практическая космонавтика не только зарождалась в ВВС — с каждым годом она все плотнее будет сращиваться с авиацией. Придет время, когда космические корабли будут взлетать с аэродромов и садиться на аэродромы. Такие корабли будут более надежными и дешевыми, чем существующие ракетно-космические комплексы. На нашу гигантскую ракету Н-1 мы уже истратили десятки миллиардов рублей, но пока не получили от нее никакого эффекта. Если бы мы за последние шесть лет хотя бы половину этих средств израсходовали на отработку стыковки в космосе и создание самолетов-разгонщиков, то возможно, уже сегодня располагали бы космическими системами многоразового использования — каждая тонна груза, выводимого на орбиту самолетом-разгонщиком, обходилась бы нам в несколько раз дешевле, чем при выведении ракетой. В свое время маршал Бирюзов, правильно оценив перспективы развития космонавтики, выступил вместе с нами за «объединение военного космоса» под началом ВВС. Гибель Бирюзова в авиационной катастрофе, а также позиция, занятая маршалом Малиновским, не позволили осуществить это важное организационное мероприятие. И все же я верю, что рано или поздно авиация и космонавтика будут едины вопреки всяческим помехам со стороны администраторов, ничего не понимающих ни в космосе, ни в авиации.

3. Мы вели, ведем и будем вести борьбу за передачу права заказов на строительство пилотируемых космических кораблей от ракетных войск в ВВС. Летчики-космонавты ВВС летают на космических кораблях, лучше всех знают их свойства, испытывают в космосе и дают заключения об их качестве, а заказывают корабли бывшие артиллеристы (ракетные войска). В результате пожелания и предложения космонавтов не всегда учитываются конструкторами, корабли перегружаются автоматикой, сроки испытаний затягиваются, даты пусков неоднократно переносятся.

4. Наши конструкторы, проектируя космические корабли, делают упор на полную автоматизацию всех их систем, а человеку отводят роль только контролера, а то и просто пассажира ( «На моих кораблях кролики могут летать», — часто говорил Королев). Не отрицая, что полностью автоматизированные корабли в принципе более совершенны, мы настаивали на создании кораблей, в которых космонавтам отводилась бы более активная роль. Мы считали и считаем, что такие корабли проще, дешевле, а главное, на их создание и отработку требуется меньше времени. Это наглядно видно из сравнения нашего «Союза» и американского корабля «Джемини», постройка которых началась практически одновременно. Но мы, как признал и сам Королев, слишком «заавтоматизировали» свой «Союз», на годы затянули его отработку, и только в 1968 году он «сдал экзамен» и был допущен к дальнейшим полетам. А американские астронавты еще до 1967 года осуществили на кораблях «Джемини» десять удачных пилотируемых полетов, выполнив большую и очень ценную в научном плане программу исследований. Примерно так же обстоит дело и с лунными кораблями: «Аполлон» уже два раза летал, а нашего Л-3 еще нет даже в окончательно отработанном макете. У американцев есть все возможности раньше нас облететь Луну и высадить лунную экспедицию. Мы отстали от США на два-три года, а могли бы быть на Луне первыми.

Еще лет пять назад мы предвидели возможность нашего отставания от США и предлагали конкретные мероприятия для сохранения нашего лидерства в космосе, но нам не удалось переубедить наших противников, хотя по всем вышеперечисленным вопросам мы писали десятки писем в ЦК, правительство и Министерство обороны, вели дискуссии на многочисленных заседаниях и совещаниях. К сожалению, мы проиграли соревнование с Америкой, и она получила возможность стать ведущей космической державой.

13 декабря.

Ознакомился с двумя интересными сообщениями, подтверждающими содержание моей статьи «Неоправданный риск», написанной для «Красной Звезды» по поводу предстоящего старта «Аполлона-8». В первом сообщении говорится об аварии, случившейся при испытаниях американской лунной кабины (точнее, лунного корабля, предназначенного для посадки на поверхность Луны и взлета с нее): при спуске в имитированных условиях лунной гравитации кабина перестала слушаться управления, начала кувыркаться и разбилась, летчику-испытателю удалось благополучно катапультироваться. Эта, уже вторая по счету, авария лунной кабины не имеет прямого отношения к полету «Аполлона-8», но она, несомненно, отодвинет осуществление американской экспедиции на Луну на более поздние сроки. Во втором сообщении указывается на возможный перенос старта «Аполлона-8» с 21 декабря на 18 января будущего года из-за утечки топлива на одном из двигателей первой ступени «Сатурна-5». Окончательное решение о дате старта будет принято после доклада специалистов, изучающих причины утечки.

Сегодня рассмотрел новые штаты и структуру Научно-исслеовательского испытательного центра подготовки космонавтов (НИИЦПК) имени Ю.А.Гагарина и Отдельного испытательного авиационного полка имени В.С.Серегина. По новому штатному расписанию нам потребуется около 700 единиц дополнительной численности. В ЦПК вводятся три должности заместителей начальника Центра и три управления, которые будут заниматься не только подготовкой космонавтов, но и испытаниями и исследованиями проблем пилотируемых космических полетов. В состав полка вводится четвертая эскадрилья — 12 истребителей МиГ-21 (8 боевых и 4 учебных самолета). Новая структура Центра и полка должна обеспечить подготовку космонавтов к полетам на космических кораблях не вообще, а по их конкретным типам (орбитальные, лунные, военные). При нынешней структуре Центра все его основные отделы понемногу занимаются всеми типами кораблей, а новая структура даст возможность более целенаправленно работать группам космонавтов и специалистов, закрепленным за той или иной программой пилотируемых полетов.

17 декабря.

14 декабря в ЦПК принимали экзамен от группы космонавтов, готовящихся для полета на двух кораблях «Союз». Основная задача полета: ручная стыковка кораблей и переход двух космонавтов из пассивного в активный корабль. Этот полет мы готовим уже более двух лет.

После смерти Королева у нас было много происшествий с «Союзами», наиболее тяжелые из них — гибель В.М.Комарова и взрыв ракеты на старте. Полеты технологического «Союза-2» и «Союза-3» с космонавтом Береговым на борту подвели итог затянувшейся отработки корабля. Итог, в основном, положительный — на кораблях «Союз» можно и нужно продолжать орбитальные полеты, хотя система ручной стыковки, как показал полет Берегового, еще ненадежна и над ней придется много работать.

Экзамен сдавали: Шаталов, Волынов, Хрунов, Елисеев, Шонин, Филипченко, Горбатко и Кубасов. Все космонавты получили отличные общие оценки. Представители промышленности остались довольны знаниями космонавтов и оценивали их ответы даже выше, чем военные члены комиссии. Лучше других отвечали Волынов, Шаталов и Хрунов. Космонавты Горбатко и Шонин обладают хорошими знаниями, но у них не было четкости в ответах, они допускали оговорки и неточности (Горбатко, например, отвечая на вопрос о давлении в скафандре, назвал величину 35 атмосфер — вместо 0,35 атмосферы).

Два часа с лишним разбирались вчера у Главкома с ошибками и грехами генерала Н.Ф.Кузнецова. Присутствовали Мороз, Гудков, Кузнецов, Крышкевич и я. Год назад примерно в таком же составе мы разбирали письма с жалобами на Кузнецова. Тогда было доказано, что он слишком много внимания уделяет личному благополучию и нередко делает это за государственный счет. Кузнецов был серьезно предупрежден Главкомом, но за прошедший год положение не изменилось к лучшему. Кузнецов формально выполнил мой приказ о контроле за подготовкой к полету Гагарина 27 марта, он неправильно вел себя в отношении Берегового (перед самым стартом «Союза-3» пытался доказать, что Береговой не готов к полету, а после его полета поддерживал и поощрял разговоры среди космонавтов о том, что он плохо чувствовал себя в невесомости и не оправдал доверия, не справившись с заданием). Установлено также, что Кузнецов продолжает пытаться повысить свое материальное благосостояние за казенный счет. Приняли решение: до реорганизации ЦПК оставить Кузнецова на прежней должности, строго предупредить его и потребовать наведения уставного порядка в Центре и образцового личного поведения, вопрос о дальнейшем прохождении службы генералом Кузнецовым рассмотреть после утверждения штатов НИИЦПК.

Беседовал с Береговым по поводу его возможного назначения на должность начальника НИИЦПК. После двух дней раздумий Береговой согласился взять на себя эту тяжелую ношу, но настоятельно просил помочь ему, особенно в налаживании взаимоотношений между летчиками-космонавтами СССР. Усилиями Кузнецова, Николаева и Беляева эти отношения основательно испорчены, и придется немало потрудиться, прежде чем удастся сделать их нормальными.

19 декабря.

Вчера вечером в ЦПК позвонил член Военного Совета ВВС генерал-лейтенант Мороз. Между ним и снявшим трубку дежурным по части подполковником Варламовым произошел такой диалог:

— Товарищ дежурный, где генерал Кузнецов?

— А кто спрашивает?

— Говорит Мороз.

— Здравствуйте, дорогой товарищ Мороз! Что-то вы рано к нам пожаловали. Вам, значит, генерала Кузнецова надо... А фигу не хотите?

Отвечая на телефонный звонок, Варламов был уверен, что его разыгрывает кто-то из сослуживцев, а Мороз расценил поведение дежурного как хулиганство. Пришлось разбираться в этом предновогоднем инциденте.

У меня состоялся малоприятный разговор с генералом Морозом еще и по другому поводу. Он собирается ехать в Горький для встречи с избирателями и намеревается взять с собой космонавта Берегового, который сейчас очень занят подготовкой экипажей для «Союзов». Я пытался уговорить Мороза не брать Берегового в эту поездку, но он, по-видимому, обещал руководителям Горьковской области «прихватить» с собой Берегового, и теперь ему трудно отказаться от своей затеи. Я вынужден был доложить Главкому, что участие Берегового в этой поездке может нанести урон его деловому авторитету и качеству подготовки космонавтов к предстоящему космическому полету. Сегодня утром генерал Мороз зашел ко мне в кабинет и прямо с порога заявил: «Что же ты жалуешься на меня Главкому?», после чего последовало неприятное для нас обоих выяснение отношений.

Подобные конфликты, сопровождаемые жалобами на «бюрократа Каманина», возникают чуть ли не ежедневно. От начальства, как из рога изобилия, сыпятся распоряжения об участии космонавтов в поездках, встречах, банкетах. Стараясь как можно меньше отрывать космонавтов от дела, принимаю все удары на себя, но на этой почве число моих «друзей» быстро растет.

20 декабря.

Вчера всю группу космонавтов, готовящихся к полету на двух «Союзах», вызывали в ЦК КПСС. Сербин, Строганов и Попов, беседуя с ними, особенно интересовались подготовкой к стыковке и переходу двух членов экипажа из корабля в корабль. Ответы космонавтов были краткими, ясными и полными уверенности в возможности полностью выполнить сложную программу полета. Во время беседы лучше других держались Шаталов и Волынов. Хрунов и Горбатко напрасно подняли вопрос об изменении программы полета (они заявили, что, по их мнению, первым должен стартовать не активный, а пассивный корабль), хорошо зная, что программа уже утверждена и большинство космонавтов ее поддерживает. У меня были опасения, что Сербин снова будет заниматься «еврейским вопросом», — однажды он уже высказывался против допуска в космический полет Бориса Волынова только потому, что у него мать — еврейка. Но, судя по докладу генерала Кузнецова, на этот раз все обошлось благополучно. Думаю, Сербину пришлось отступить под влиянием Мишина, Келдыша и Афанасьева, которых я, защищая кандидатуру Волынова, сумел привлечь на свою сторону.

Сегодня в ЦПК присутствовал на занятиях экипажа Шонина на комплексном тренажере. Потом беседовал с космонавтами Титовым, Поповичем, Беляевым, Леоновым, Быковским и Береговым по вопросам реорганизации Центра и испытательного полка. В связи с завтрашним полетом «Аполлона-8» вокруг Луны они вновь подняли вопрос о причинах нашего отставания в космосе и множество других, более мелких вопросов, разрешимых в рамках ВВС. Чувствуется, что ребята выросли, набрались знаний и опыта и хотят более энергично и эффективно влиять на работу Центра и на решение всех проблем развития пилотируемых космических полетов. Сегодня я лишний раз убедился в том, насколько не прав генерал Кузнецов, продолжающий смотреть на космонавтов глазами «школьного учителя» и не замечающий, что они уже давно выросли и встали в один ряд с нами, их руководителями, а в ряде случаев располагают такими возможностями, каких почти нет у нас (встречи с Брежневым, Косыгиным и другими государственными деятелями).

Я подробно рассказал космонавтам о планах руководства ВВС по реорганизации Центра и пообещал опираться на их инициативность при защите наших проектов в Генштабе, а если потребуется, то и в правительстве. Затем мы обсудили наши принципиальные расхождения с промышленностью в методологии проектирования и строительства космических кораблей. Космонавты согласились со мной, что мы были абсолютно правы, когда 5–6 лет назад защищали активную роль экипажа на борту корабля. Но в борьбе против излишней автоматизации пилотируемых кораблей мы потерпели поражение, и сейчас, когда уже затрачены миллиарды рублей на строительство «Союзов» и лунных кораблей с полностью автоматизированными системами управления полетом, было бы глупо настаивать на принципиальном изменении их «идеологии» и структуры — это только восстановило бы всех против нас: промышленность, науку, ракетные войска, ВПК и даже ЦК. А самое главное, это уже не поможет нам догнать Америку, а скорее наоборот, лишь усугубит наше отставание. Сейчас мы должны искать способы наиболее эффективного использования реально существующих кораблей — другого пути у нас просто нет.

21 декабря. Дача «Заборье».

Последние четыре года США шли впереди нас по пилотируемым космическим полетам, но в Советском Союзе лишь немногие знали об этом. Только сегодня, когда американцами запущен корабль «Аполлон-8», все убедятся в том, что мы уступили первенство в космосе.

Полет «Аполлона-8» к Луне — событие всемирно-историческое, это праздник всего человечества. Но для нас этот праздник омрачен осознанием упущенных возможностей и сожалением о том, что сейчас к Луне летят не Валерий Быковский, Павел Попович или Алексей Леонов, а Фрэнк Борман, Джеймс Ловелл и Уильям Андерс. Да, у американцев все идет очень хорошо, и уже ясно, что «Аполлон-8» наверняка облетит Луну, а я не могу справиться со своим настроением — сегодня оно у меня отвратительное.

22 декабря.

Старт «Аполлона-8» прошел отлично. Ракета «Сатурн-5», по-видимому, очень надежный носитель. Впервые я видел макет этой ракеты в Вашингтоне в 1962 году, когда в государственном авиационном музее США американский астронавт Джон Гленн давал нам пояснения по космической программе США. Я, Герман Титов и наш посол в США Добрынин внимательно слушали Гленна...

Тогда авторитет СССР как первой космической державы был непререкаем. США были очень сильно уязвлены падением своего престижа, американцам было обидно быть только вторыми, и они устами президента Джона Кеннеди так сформулировали свои задачи в космосе: «В ближайшее десятилетие американцы должны быть на Луне... США должны догнать и перегнать СССР в космосе — это наша национальная задача». Семь лет назад это были всего лишь мечты и планы, но планы, как оказалось, для США вполне реальные.

А чем же ответили мы на этот вызов? В 1962 году мы уже закладывали ракету Н-1 с расчетом, что первый ее полет состоится через четыре года. В это же время была начата разработка кораблей «Восход», и кроме того С. П. Королев обещал через год построить корабль «Север» — первый вариант «Союза». Одним словом, в 1962 году у нас не было сомнений в том, что СССР не уступит своего первенства в космосе. Мы верили в свою технику, наши планы поддерживало руководство страны во главе с Хрущевым. Но уже в 1964 году я почувствовал начало нашего отставания. «Восходы» дали нам возможность совершить еще два блестящих полета, но после них была допущена величайшая глупость — нам запретили полностью подготовленный полет Бориса Волынова на «Восходе-3» продолжительностью 18 суток. Строительство «Восходов» как «неперспективных кораблей» было прекращено — на этом настояли Устинов, Смирнов и Пашков. Они считали, что нужно форсировать строительство «Союзов» и ракеты Н-1. Форсирование привело к спешке, спешка — к гибели Комарова, а трагедия с Комаровым породила массовую перестраховку. Такова вкратце печальная история наших поражений в космосе.

23 декабря. Москва.

При разработке и строительстве кораблей типа «Союз» было допущено немало ошибок. Не доверяя космонавтам и не слушая их советов, конструкторы «Союза» добивались полной автоматизации практически всех его систем. Лунные корабли Л-1 и Л-3 также были заложены как «чистые автоматы», способные летать без экипажей. Это привело к удорожанию кораблей, а главное, мы впустую потеряли 3–4 года. Особенно плохо обстоят дела с реализацией нашей программы экспедиции на Луну: носитель корабля Л-3 — ракета Н-1 — не выйдет на старт даже в январе 1969 года, а самого Л-3 нет еще и в макете.

Все наши обращения к Малиновскому, Смирнову, Устинову и даже к Брежневу оказались безрезультатными. В стране как не было, так и нет единой государственной программы пилотируемых космических полетов, нет квалифицированного правительственного органа по руководству космическими исследованиями (ВПК и ЦК занимаются космосом от случая к случаю, а Межведомственный совет под председательством Келдыша последние 4–5 лет фактически не работает). Нет единого руководства «военным космосом» и в Министерстве обороны. Пилотируемые космические корабли до сих пор заказывают ракетчики (бывшие артиллеристы). Опыт организаций МАП и ВВС по созданию и испытаниям летательных аппаратов используется плохо. Все эти отрицательные факторы и привели нас к позорному отставанию от США.

Американцы успешно летят к Луне, а нам по существу нечем ответить на этот блестящий полет. Самое неприятное в том, что мы не можем сказать народу всю правду. Точнее, мы пытаемся писать и говорить о причинах наших неудач, но все наши попытки тонут в непреодолимой трясине официальной бюрократии.

Сегодня в ЦК КПСС у Д. Ф. Устинова состоялось совещание, на котором обсуждался всего один вопрос: «Чем ответим на полет «Аполлона-8» вокруг Луны?» Устинов — умный и очень опытный руководитель оборонной промышленности, но космосом он занимается постольку-поскольку и вынужден поэтому прислушиваться к мнению Келдыша, а Келдыш слепо верит Мишину, так как сам уже изрядно поотстал от космонавтики. Ну, а с Мишина взятки гладки — всем уже ясно, что Мишин не на месте и давно пора освободить его от занимаемой им должности. На совещании в ЦК было принято решение: в январе 1969 года осуществить пуски двух АМС на Венеру и двух «Союзов» на стыковку с переходом космонавтов из корабля в корабль, а также пуск технологического корабля Л-1 № 13 в облет Луны; на февраль готовить первый пуск ракеты Н-1, а в первом квартале 1969 года попытаться запустить на Луну автоматическую станцию Е-8 с задачей доставки на Землю образцов лунного грунта.

Пуски АМС на Венеру — это пустая трата средств. Еще лет девять назад я предлагал отказаться от полетов на планеты и сосредоточить основные усилия на освоении Луны, но мы по-прежнему действуем растопыренными пальцами. Из нашей январской программы наиболее реальны полеты двух «Союзов» и технологического корабля Л-1. Все эти три полета не могут идти ни в какое сравнение с полетом «Аполлона-8», но нам они все-таки очень нужны: без них наше продвижение вперед просто невозможно. На сегодняшнем совещании Устинов настойчиво рекомендовал отказаться в предстоящем полете «Союзов» от ручной стыковки и заменить ее автоматической — это очередная ошибка и новое проявление недоверия космонавтам. Я буду отстаивать уже утвержденную программу полета кораблей «Союз» № 12 и № 13 с ручной стыковкой (в открытой печати они будут именоваться «Союз-4» и «Союз-5»).

Сегодня же в 16:00 состоялось заседание ВПК. Л.В.Смирнов и члены комиссии согласились с предложением К.А.Керимова и К.Д.Бушуева о проведении пусков двух «Союзов» 12 и 13 января 1969 года. Комиссия утвердила мое предложение по составу экипажей: командиром активного корабля № 12 ( «Союз-4») назначен Шаталов, а его дублером — Шонин; командиром пассивного корабля № 13 ( «Союз-5») назначен Волынов, его дублером утвержден Филипченко; космонавтами, переходящими из пассивного корабля в активный, утверждены Хрунов и Елисеев, а их дублерами — Горбатко и Кубасов. Этим решением положен конец всем попыткам исключить участие в полете Бориса Волынова. После заседания договорился с Вершининым и Керимовым о том, что завтра я вместе с космонавтами группы «Союз» вылечу на космодром, где они будут проводить специальные тренировки в кабинах кораблей.

24 декабря. Тюра-Там.

На двух самолетах Ан-24 оба экипажа «Союзов» с группой специалистов прилетели на космодром.

На 31-й площадке вечером провели окончательную подгонку и проверку скафандров. Хрунов и Елисеев работают спокойно, уверенно и сноровисто, они отлично знают скафандр, ранец и все оборудование. Все работы по надеванию, подгонке и проверке скафандров космонавты проводят без посторонней помощи: специалисты Северина только наблюдают за их работой и ставят оценки. К 23 часам все работы были закончены. Хрунов, Елисеев и их дублеры Горбатко и Кубасов получили отличные оценки за работу в скафандрах.

На обратном пути на 17-ю площадку я сел в автобус космонавтов, имея намерение посоветоваться с ними по программе предстоящего полета «Союзов». Всех космонавтов волнует возможное изменение программы, по этому поводу ведется много разговоров. Я сказал ребятам, что вчера от Устинова получено распоряжение заменить ручную стыковку кораблей автоматической, и хотя оно было высказано в форме рекомендации, представители промышленности воспринимают эту рекомендацию как приказ. Я добавил, что буду на Госкомиссии отстаивать ручную стыковку, но большинством голосов Госкомиссия наверняка примет «рекомендацию» Устинова.

Все хотели говорить разом и все — против автоматики. Береговой сказал: «Мне трудно высказываться по этому вопросу. В полете на «Союзе-3» я должен был защитить космонавтов от засилия автоматов, но этого у меня не получилось. Причины моей неудачи вам известны, и все же я за ручную стыковку и против излишней автоматизации кораблей. У американцев возможности автоматики намного лучше наших, и все-таки они все основные операции по управлению полетом корабля поручают астронавтам».

Хрунов, Елисеев, Горбатко, Шонин и Филипченко, подтвердив необходимость ручной стыковки, высказались за то, чтобы первым стартовал не активный, а пассивный корабль, мотивируя свое предложение двумя «железными», с их точки зрения, доводами:

1. Адаптация к невесомости необходима в первую очередь космонавтам, переходящим из корабля в корабль.

2. Если второй корабль почему-либо не взлетит, то в открытой печати трудно будет дать толковое объяснение, почему на корабле «Союз» снова поднялся в космос только один космонавт. В том случае, когда первым будет стартовать пассивный корабль, такой проблемы не возникнет, — полет трех космонавтов с выходом двоих из них в открытый космос может быть представлен как выполнение планового задания.

Я признал эти доводы вескими, но сказал, что сейчас, когда утвержденная программа по варианту «1+3» полностью отработана, ставить вопрос о ее значительном изменении значит идти на риск новой отсрочки полета. Волынов также высказался против всяких изменений в программе, особенно против отмены ручной стыковки.

Долго молчал Шаталов, казалось, он совсем не собирается говорить. На мой вопрос: «А ваше мнение, товарищ Шаталов?» — он ответил: «Я по этим вопросам высказывался десятки раз, просто не хочется повторяться. Вам и всем товарищам известно мое мнение — надо больше доверять космонавтам, нельзя доводить автоматизацию кораблей до абсурда... Сейчас, когда мы ведем этот разговор, «Аполлон-8» крутит свои исторические десять витков вокруг вон той красавицы...» В это время автобус разворачивался, и все мы увидели яркий серп Луны — на минуту воцарилась тишина. Противоречивые чувства наполняли нас: было обидно, что не наши ребята первыми облетают Луну, но рядом было и сознание того, что этого облета не могло бы быть без полета первого спутника, без полета Гагарина, без всего того большого и ценного, что уже сделано советским народом в освоении космоса. Все мы восхищались мужеством американских астронавтов и мысленно желали им успеха.

Шаталов продолжал говорить, в его голосе звучали гневные нотки. Он говорил о том, что сотни раз передумано мною, за что я настойчиво борюсь уже девять лет. Все, кто ехал в автобусе, занялись Луной и полетом «Аполлона-8» — никто не слушал Шаталова, только я не пропустил ни одного его слова. Я увидел в Шаталове себя, но только молодого, полного сил, энергии и неукротимого желания бороться за свои взгляды и идеи. Я понял, что такие, как Шаталов, Волынов, Хрунов и десятки других молодых и энергичных советских завоевателей космоса, еще не сказали своего веского слова, что впереди нас ждут не только поражения и горькие неудачи, но и большие победы. Рядом с космонавтами и вместе с ними я тоже на кое-что еще гожусь.

25 декабря.

Экипаж «Аполлона-8» успешно выполняет программу полета. Самые опасные этапы полета уже позади: открутив десять витков вокруг Луны, «Аполлон-8» стартовал с лунной орбиты к Земле. Правда, ему предстоит еще войти в атмосферу Земли со второй космической скоростью и приводниться в океане, а на этом этапе могут быть и большие неожиданности. Но можно надеяться (учитывая опыт возвращения к Земле из района Луны трех наших технологических кораблей Л-1), что «Аполлон-8» произведет благополучную посадку.

Сегодня с утра космонавты под руководством Берегового и Юрасова провели тренировки в кабине «Союзов». Они проверили все виды связи на различных этапах полета (старт, одиночный полет, полет состыкованных кораблей, переход из корабля в корабль), а также связь космонавтов с Землей из открытого космоса. Кроме того, были проиграны действия экипажей в различных нештатных ситуациях.

Заседание Госкомиссии по «Союзам» было назначено на 16:00. За час до открытия заседания я встретился с Керимовым и уговорил его не обсуждать сегодня изменения в программе полета «Союзов». Если ЦК будет настоятельно требовать отказа от ручной стыковки, то можно перейти на автоматический режим непосредственно перед стартом или даже во время полета кораблей. В любом случае изменения программы должны быть минимальными и не затрагивающими основное задание на полет — переход двух космонавтов из пассивного «Союза» в активный.

На Госкомиссии были заслушаны доклады главных конструкторов систем (Северин, Воронин, Мнацаканян и другие). Заключение о готовности кораблей «Союз» № 12 и № 13 сделали Юрасов и представители полигона. Решили осуществить пуски 12 и 13 января. Резервными для пусков датами назначили 14 и 15 января.

26 декабря. Тюра-Там — Москва.

Вчера поздно вечером экипажи «Союзов» закончили все виды тренировок и занятий на космодроме. Сегодня утром мы вылетим в Москву, где космонавты будут проходить медицинское обследование и работать с бортжурналами. 4 января вся экспедиция вернется на космодром и приступит к предстартовой подготовке космонавтов к полету на двух «Союзах».

...Вместе со мной в Москву летели Береговой, экипаж Шаталова, Главные конструкторы Северин и Мнацаканян и группа специалистов ВВС. Космонавты атаковали Мнацаканяна — создателя системы «Игла», — стремясь убедить его, что ручная стыковка наиболее безопасна и надежна, так как она может осуществляться над территорией СССР при наличии устойчивой радиосвязи и при телевизионном контроле за ходом сближения и причаливания. Автоматическая стыковка проходит в тени Земли без связи и наблюдения с Земли, что лишает руководителей полета возможности вмешательства в процесс стыковки. Мнацаканян пытался сопротивляться, но космонавты не хуже его знали возможности «Иглы», они умело защищали свою точку зрения, аргументированно опровергая все его доводы в пользу автоматической стыковки.

Создателю «Иглы» трудно было отказаться от автоматической стыковки — ведь это он настаивал в ЦК на ее реализации, — но, заканчивая беседу, Мнацаканян сказал: «Николай Петрович! Я чувствую, что космонавты правы, давайте поддержим их». Я поблагодарил Армена Сергеевича за это нелегкое для него решение и пообещал, как всегда, бороться за интересы космонавтов.

В полете говорили об успехе «Аполлона-8» и о нашем отставании в космосе. Все видели основные причины наших неудач в недостатках руководства космическими исследованиями, в отсутствии единого, хорошо продуманного плана, в распыленности усилий. Даже США не отваживаются одновременно строить несколько типов пилотируемых космических аппаратов (американцы последние два-три года работают только над «Аполлоном» и орбитальной станцией), а мы создаем одновременно пять различных кораблей ( «Союз», Л-1, Л-3, корабль ВИ, «Алмаз»). Все сошлись на том, что В. П. Мишин как технический руководитель нашей космической программы не справляется со своими обязанностями.

27 декабря. Москва — Дача «Заборье».

Доложил Главкому о готовности космонавтов к полету на двух «Союзах» и о всех наших планах на январь. На вопрос Вершинина о шансах американских астронавтов на благополучную посадку «Аполлона-8» я ответил, что после проведенных коррекций траектории возвращения от Луны к Земле он нормально войдет в земную атмосферу и, поскольку управляемый спуск отработан американцами очень хорошо, теперь уже не может быть никаких сомнений в успешном завершении этого выдающегося полета.

Провели заседание Государственной комиссии по Л-1. Присутствовали Келдыш, Казаков, Мордасов, Максимов, Мрыкин, Мельников и другие. Мишина и Тюлина на заседании не было — оба они в отпуске. С докладом об итогах полета «Зонда-6» выступил Бушуев. Как известно, корабль «Зонд-6» облетел Луну и вернулся к Земле. В расчетное время в 70 километрах от космодрома раскрылся парашют и начался последний этап управляемого спуска, но на высоте трех километров автомат отстрелил стренгу парашюта, и корабль разбился. В этом полете имели место следующие недостатки и отказы:

1) не раскрылась остронаправленная антенна (ОНА);

2) на обратном пути к Земле температура перекиси водорода в баках СУС упала до -5 градусов, а при попытке подогреть ее тепловым излучением Солнца началось падение давления в спускаемом аппарате;

3) при спуске произошла полная разгерметизация корабля и, как следствие, отказали все его радиопередатчики;

4) из-за низкой температуры перекиси водорода управляющие спуском движки работали рывками, что вызвало значительную (до 45 градусов при допустимых 18) раскачку корабля.

Отказ ОНА не оказал существенного влияния на ход полета, все неприятности начались после падения температуры перекиси, предотвратить которое невозможно было из-за личной ошибки Мишина, разрешившего снять с корабля телевизионные светильники. Бушуев в своем докладе не мог изложить все так, как было на самом деле, и поэтому он сформулировал главный вывод по результатам выполненного им анализа в завуалированном наукообразном стиле: «Слабое поджатие окантовки люка спускаемого аппарата и понижение температуры перекиси — вот две взаимосвязанные причины разгерметизации космического корабля». В дни полета «Зонда-6» я подробно описал все факты и обстоятельства, при которых он проходил, — для меня они остаются неопровержимыми, и никакие ухищрения «науки» не могут обелить Мишина.

О дальнейших планах облетов Луны доложили Шабаров и директор завода Вачнадзе. В заделе имеются еще пять кораблей Л-1. Корабль № 13 находится уже на космодроме, корабль № 11 будет готов к пуску в марте, № 14 — в апреле, № 15 — в мае, № 6 — в июне. Приняли решение: очередной пуск беспилотного корабля Л-1 № 13 осуществить 20–21 января 1969 года.

...Только что (в 19:15) ко мне на дачу позвонили из Центра имени Ю.А.Гагарина и сообщили, что «Аполлон-8» произвел благополучную посадку в Тихом океане в районе острова Рождества.

Итак, свершилось: трое американских астронавтов — Фрэнк Борман, Джеймс Ловелл и Уильям Андерс — первыми из людей облетели Луну и возвратились на Землю. США одержали историческую победу в космосе — этот полет по праву займет достойное место рядом с полетом Гагарина. Вся Америка следила по телевидению за приводнением «Аполлона-8» в океане. Когда 6-тонный корабль вошел в плотные слои атмосферы, радиосвязь с командным пунктом в Хьюстоне (штат Техас) прервалась. Прошли три томительные минуты ожидания, прежде чем вновь зазвучал голос Ловелла: «Мы действительно в хорошем состоянии, хотя летели, как шаровая молния!»

28 декабря.

Был на работе, но вечером вернулся на дачу: Главком разрешил мне два-три дня отдохнуть перед тем, как мы начнем в январе новый штурм космоса. Вместе со мной на дачу приехали Муся, Оля и Коля. Я прошелся на лыжах, потом немного погулял с внуками. Сейчас Муся укладывает малыша спать, Оля читает книжку, а меня потянуло к дневнику...

До полета «Аполлона-8» американцы ни разу не возвращали свои корабли из района Луны на Землю, и вот первым же пилотируемым полетом к Луне они нас опередили. Это лишний раз подтверждает главенствующую роль экипажа космического корабля в осуществлении подобного рода экспериментов. Да, автоматы могут быть в сотни раз совершеннее человека, но они никогда не смогут полностью заменить его. Человек не может быть рабом созданных им «умных» машин, он всегда должен оставаться их господином.

По большому счету наши конструкторы, по-видимому, правы в своем стремлении создавать полностью автоматизированные пилотируемые корабли. Возможно, что в будущем, когда на всей планете победит коммунизм, люди будут летать в космос именно на таких кораблях. Но в наше время нельзя забывать об ожесточенной борьбе двух противостоящих идеологий. После первых наших успехов в космосе мы с гордостью заявили: «Социализм — лучшая стартовая площадка для космических полетов!» Так было, и хотелось бы, чтобы так продолжалось и далее. Но наши большие руководители забыли об огромном влиянии космических полетов (особенно таких, как полеты нашего первого «Востока» и американского «Аполлона-8») на умонастроения миллионов людей и недооценили возможности «загнивающего капитализма», а он, как показали последние события в космосе, способен еще на многое.

29 декабря.

Весь этот день провел на даче. Ходил на лыжах, очищал от снега двор и дорогу, строил с Колей ледяную горку и катал его на санках. На дороге перед дачей мы с ним случайно встретились с Василием Сергеевичем Молоковым. Я не видел его уже года четыре, ему пошел 75-й год, но выглядит он отлично. Сейчас он отдыхает в санатории «Подмосковье» (его дача находится всего в двух километрах от нашей, на берегу речки Рожайки, но зимой он на даче не живет из-за плохого здоровья жены и внучки). Василий Сергеевич угостил Колю конфетой, но Малой взял ее только после того, как я несколько раз повторил: «Бери, бери, это дедушка Молоков, он хороший дедушка...» На вопрос Коли: «А кто он, этот дедушка?» — я рассказал ему, что это один из самых лучших моих друзей, вместе с которым мы тридцать пять лет тому назад спасали челюскинцев. Пришлось обстоятельно ответить на град посыпавшихся вопросов: «А кто такие челюскинцы? А что такое спасать? А как вы их спасали?» Длинный вышел у меня разговор с внуком, и часто я ловил себя на том, что разговариваю с ним, как со взрослым, а ведь ему нет еще и четырех лет.

30 декабря.

Мы с Ольгой Карловной и Колей остались на даче, а Муся с Олей уехали в Москву и вернутся только к вечеру — у Оли сегодня новогодняя елка в школе.

Ночью был очень сильный ветер: снег почернел от сорванных бурей сосновых иголок, коры и сучьев. Электропроводка к одному из фонарей на углу дома оказались оборванной — пришлось вытащить из гаража длинную лестницу и поработать электриком. Потом я запустил «Волгу», и мы с Колей проехались на ней до Каширского шоссе.

Вечером прогулялись с Колей и Олей до санатория «Подмосковье» и деревни Заборье. Во время прогулки я рассказал несколько сказок об Андрейке — любимом герое Коли. Андрейка — смелый, умный, послушный мальчик, он живет с бабушкой и дедушкой в одинокой лесной избушке и вместе с дедушкой несет все тяготы жизни и работы лесника в глухом лесу.

В 22:00 позвонил дежурный по Главному штабу ВВС и передал следующее сообщение: «Главком просит генерала Каманина быть завтра у него в 8:30». Вот и закончится мой короткий отпуск. В этом году от основного отпуска у меня остались неиспользованными 22 дня, хотелось еще немного отдохнуть на даче, но и это не удалось.

31 декабря.

Утром у Главкома собрались генералы Кутахов, Мороз, Пономарев, Кутасин, Иоффе, Фролов, Картаков и я.

Вершинин был вчера на заседании ВПК, где разбирался все тот же «злободневный» вопрос: «Чем ответим американцам?» На успешный полет трех американских астронавтов вокруг Луны наши руководители решили ответить... полетом лунной автоматической станции. Им и в голову не может прийти самая простая мысль: на пилотируемый полет «Аполлона-8» нельзя отвечать полетом автомата — любой полет автомата не может быть удовлетворительным ответом. Только высадка людей на Луну и успешное возвращение их на Землю были бы достойным ответом триумфу «Аполлона-8». Но к экспедиции на Луну мы не готовы, в лучшем случае мы будем готовы к ней через 2–3 года.

Здесь уместно вспомнить, что одним из решений ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 1964 года перед промышленностью ставилась задача подготовить космические корабли для облета Луны в 1967, а для экспедиции на Луну — в 1968 году. Тогда это была вполне реальная задача. Но Устинов, Сербин, Смирнов и Пашков ровным счетом ничего не сделали для решения этой важнейшей государственной задачи. Их руководство космонавтикой сводилось к резолюциям на сотнях важнейших документов: «...Соберитесь и разберитесь. Доложите». И что же? Собирались, разбирались и... топили дело в словесах и бумагах, не имея власти для принятия решений. А те, кто должен был и имел право решать, продолжали писать резолюции: «...Соберитесь и разберитесь!»

На заседании ВПК решено послать на Луну автомат Е-8–5. Серия автоматов Е-8 Главного конструктора Г. Н. Бабакина — это автоматические станции, способные сесть на Луну и высадить самоходную тележку для передвижения по лунной поверхности. Е-8 — это развитие «Луны-9» и «Луны-13», а Е-8–5 — модификация еще не летавшего автомата Е-8. Автоматическая станция Е-8–5 имеет задачей сесть на Луну, забрать лунный грунт и вернуться с ним на Землю. Сам по себе полет интересный, но он не может идти ни в какое сравнение с полетом «Аполлона-8». Лунный грунт должен доставляться на Землю в шаре диаметром 50 сантиметров и весом 38 килограммов. Шар имеет парашют и два УКВ-передатчика. Станция Е-8–5 еще не существует в металле (есть только расчеты и макет): легкомысленно рассчитывать, что она успешно слетает в первой половине 1969 года. Тем не менее Смирнов поставил перед Вершининым задачу — обеспечить поиск «шарика» от Е-8–5, возвращаемого с Луны на Землю. Задача эта не менее трудна, чем отыскание иголки в стоге сена. Проблеме поиска «шарика» и было посвящено сегодняшнее совещание у Главкома.

Решили изучить Е-8–5 и составить план испытаний «шарика» в интересах обеспечения его поиска. Сидеть на совещании было неприятно: из всех присутствующих кое-что знали о Е-8–5 только Фролов и я, все остальные фантазировали или несли околесицу...

Вот и кончается этот тяжелый 1968 год — год, когда не стало Гагарина. Гибель Гагарина на всю жизнь останется для меня самым большим несчастьем. Я потерял того, кого готовил к большой и ответственной роли руководителя всех наших космонавтов, кто мог бы многое еще сделать для прославления нашей Родины. Я знаю: пройдут годы и появятся новые выдающиеся покорители космоса, но ни один из них не сможет подняться до величия подвига Юрия Гагарина.

...Вечером на дачном участке я выбрал и спилил небольшую елку, а Люда, Оля и Коля нарядили ее к встрече Нового года. В 9 часов вечера вся наша большая семья — Ольга Карловна (80 лет), я (60 лет), Муся (59 лет), Лева (34 года), Люда (30 лет), Оля (9 лет) и Коля (три с половиной года) — собрались за праздничным столом. Смотрели предновогодние телепередачи, забавлялись с детьми у елки. Коля прочитал три небольших стихотворения. Выпили за уходящий 1968 год и пожелали друг другу здоровья и счастья в Новом, 1969 году.

Дальше