Содержание
«Военная Литература»
Дневники и письма

Уникальный документ. Предисловие ко второму изданию

«Фронтовой дневник» Николая Николаевича Иноземцева, академика, крупнейшего ученого-политолога, талантливого и многостороннего политического и общественного деятеля второй половины ушедшего века, поистине уникален. Он содержит беспрецедентную по своей объективности, правдивости и духовной насыщенности информацию о великой войне, одним из подлинных героев которой был сам автор «Дневника».

Николай Николаевич Иноземцев прошел войну как солдат в самом прямом и благородном смысле этого слова. В должностном отношении от сержанта до старшины, в профессиональном — как артиллерист-разведчик (надо ли говорить, что артиллерия издавна и совершенно справедливо именуется «богом войны»). Географически прошел путь от Северной Буковины до Центральной России и Белоруссии, до Прибалтики и Карелии, а далее на запад до Штеттина, непосредственно участвовал в боях на восьми фронтах — Юго-Западном, Южном, Брянском, 1 и 2 Прибалтийских, Ленинградском, 2 и 3 Белорусских. Он знал фронт изнутри, во всех его проявлениях и при самых различных ситуациях. Он умел их увидеть и почувствовать, он искал им объяснения, никогда не боясь правды, даже самой жестокой и нелицеприятной. И никогда не скрывал ее в своих записках, являющихся, поэтому, подлинными свидетельствами одного из самых страшных и в то же время судьбоносных событий человеческой истории. Он остро чувствовал свою ответственность как перед фронтовыми товарищами, так и перед грядущими поколениями, которые должны знать правду о войне и о цене, за нее заплаченной.

События войны, о которых рассказывается в «Дневнике», перестают быть обезличенными. Именно на людей, на их поступки и духовное состояние, на все стороны их жизни как в экстремальных условиях боевых действий, так и в короткие моменты передышки, направлено основное внимание автора. Нет безликой массы, автоматически действующей по предначертаниям свыше. Есть живые люди, индивидуальные особенности, характеры, поведение которых умел прозорливо распознать Николай Николаевич и передать в своем «Дневнике» иногда несколькими словами, упоминанием определенного поступка, повторением краткого высказывания своего собеседника, иногда же в виде пространной характеристики или неизменно яркого и содержательного эссе. [18]

Таких характеристик в «Дневнике» множество. Некоторые принадлежат людям, сопутствовавшим автору на протяжении всего его военного пути, и образы их складываются из всей истории их общения с ним. Другие же относятся к фронтовикам и прочим лицам, отмеченным в «Дневнике» лишь при описании отдельных эпизодов, очень кратко, даже единожды, но все эти упоминания оказываются глубоко точными, исполненными понимания людей, волею судьбы вовлеченных в происходящие события. При этом автор абсолютно чужд нивелировки участников событий и общей их героизации. Ничто не приглажено и не затушевано. Бесконечно многообразны и люди, и их поступки, и ситуации. И всё названо своими именами: трус трусом, предатель предателем, поражение поражением. Неоднократно с глубокой горечью пишет Н.Н. Иноземцев о грубых просчетах командования, особенно на первом этапе войны.

Между прочим, не только подобные записи, но и сам факт ежедневного ведения фронтового дневника в тот период и в тех условиях были акцией отнюдь не безопасной, решиться на которую мог только по-настоящему отважный человек, четко осознающий как ее значение, так и возможные ее последствия. А последствия были, но Николай Николаевич с достоинством их преодолел.

Именно отвага, а конкретнее «отважная принципиальность», проходит через весь «Дневник» как одна из основных, определяющих черт его автора. Испытания фронтовых лет решительно способствовали ее укоренению и развитию, что не менее ярко проявилось в многоплановой, масштабной и поразительно плодотворной деятельности Н.Н. Иноземцева в послевоенные годы. А деятельность эта протекала в крайне сложной и изменчивой ситуации, требовавшей не только таланта и высокого профессионализма, но и постоянной борьбы при сохранении той же «отважной принципиальности». Черты характера Николая Николаевича, обусловившие его послевоенную деятельность, в значительной мере складывались на фронтах Великой Отечественной войны, и «Дневник» — прямое и наилучшее тому свидетельство.

Было бы, однако, несправедливо утверждать, что его характер сформировался, пусть и в значительной степени, в период войны. Ведь мы почти одногодки, росли вместе, и становление его личности, можно сказать, происходило у меня на глазах. Хорошо помню его родителей. Отец его — тоже Николай Николаевич — был человеком жизнерадостным, деятельным. Если брался за какую-то работу, то непременно доводил ее до конца. Свойственная ему демократичность совсем не мешала ему быть при необходимости решительным и даже твердым. Мать, Маргарита Сергеевна, была художником. Как и ее муж, она была очень деятельна, всегда много работала. Глубокая интеллигентность [19] не изменяла ей ни в каких жизненных обстоятельствах. Благодаря ей в семье царила атмосфера радушия и гостеприимства. Часто в доме устраивались домашние спектакли, организатором и душой которых была Маргарита Сергеевна.

Николай сполна унаследовал организованность, выдержку, энергичность и целеустремленность от отца и тонкий художественный вкус, творческий подход от матери.

Учась в школе, он был во всем первый, был, так сказать, естественным лидером. Школу закончил с отличием и был принят в Энергетический институт. Учиться ему там, однако, не пришлось, так как он был почти сразу же призван в армию. И к тому времени он был уже вполне сформировавшейся личностью, обладавшей такими поистине бесценными качествами, как умение неукоснительно отстаивать свое кредо, гражданское мужество и глубочайшая порядочность. Кроме того, у него за плечами был уже солидный культурный, духовный багаж.

Надо сказать, что в те годы в Москве была интересная и оживленная театральная жизнь. И мы, дети, были заядлыми театралами. Николай часто ходил в театры (Вахтанговский, расположенный неподалеку, был нашим «придворным» театром, почти все его спектакли мы знали наизусть), в Большой зал Консерватории, в музеи. Много и увлеченно читал, проявляя в выборе художественной литературы полную самостоятельность. Вкус у него был безупречный. Эту потребность в чтении он сохранил на всю жизнь. Удивительная вещь, он непостижимым образом умудрялся удовлетворять эту потребность даже на фронте!

Николай Николаевич обладал обостренным чувством времени и степени свойственной для этого времени напряженности. Он умел объять их с максимальной широтой, внутренним оптимизмом, уверенностью в правоте и целесообразности своих действий и дела, которому он служит. Умел строго отличать это дело от зачастую глубоко несправедливых, уродливых и даже преступных действий, ложных и намеренно извращенных представлений, серьезных и даже трагических неудач. Никогда не абсолютизировал явления, не опускал перед ними руки. Но всегда находил силы для борьбы, для отстаивания своих принципов, которыми руководствовался всю свою яркую, предельно насыщенную и плодотворную, но — увы — совсем не долгую жизнь.

«Дневник» издается вторично. Но это отнюдь не просто переиздание, пусть и обогащенное достаточно информативными новыми материалами. Возвращение к «Дневнику» закономерно с самых разных позиций. Достаточно отметить, что наряду с основным его содержанием в нем нашли место весьма интересные и поучительные размышления автора о понятиях «родина» и «патриотизм», о русских людях, [20] о русской природе, о шедеврах русской и мировой культуры, об их роли в формировании сознания наших современников. Уникальность этого документа видится мне в том, что он не был подвергнут позднейшей авторской обработке и неизбежной в таком случае самоцензуре, волей-неволей «приукрашивающей» события.

Безусловно, фронтовой «Дневник» — одно из глубоко правдивых и значительных свидетельств о Великой Отечественной войне как для нынешнего, так и для грядущих поколений. Но не только. Это еще и свидетельство о личности Николая Николаевича Иноземцева — целеустремленной, деятельной, оптимистичной и глубоко лиричной.

Н. Я. Мерперт
Дальше