Марш на Штеттин и конец войны. 9 мая 1945 г.
Выезжаем на автостраду, ведущую на Штеттин, Хайлигенбайлъ. Маленький, светлый портовый городок. Разрушен до основания.
Браунберг. На всем следы уничтожения окруженной группировки, на поле нет ни одного места, свободного от железа. Город — большой, в центре — старинные узенькие улицы, на окраинах — стандартные дома. В общем, особого интереса не представляет.
Остановка в лесу у Гросс-Раутенберга. Дождь. Ночевка в палатке.
Элъбиг, Мариенбург (Мальборг) — лучший из городов Восточной Пруссии и Северной Польши. Масса зелени, деревьев, кустов сирени, цветников, парков. Широкие, ровные улицы, исключительно разнообразные по своей архитектуре дома, большинство из них — вполне современного европейского вида. Общий колорит города — светлый, приветливый. Масса особняков, городская больница насчитывает 12 больших, красного кирпича, пятиэтажных зданий и ни одно из них не похоже на другое, хоть и все построены в готическом (правда, современном) стиле.
В городе много поляков. Масса красно-белых флагов, на улицах — патрули польской армии, польский комендант.
Остановились в прекрасном доме, оборудовали замечательную комнату. Блины и водка на новоселье.
Мриенверде. Грауденц — город сильно разрушен. Населения очень много. Поляки помечают немцев белыми крестами. Смех и оживление на улицах видим впервые за время пребывания в Германии.
Висла — полноводна, величественна, изумительно красива. Правый берег — высокий, обрывистый, с соснами и древними замками; левый — изумрудно-зеленый, сияющий своей свежестью.
Тухоля. Шести, Кроне (Коронове) — маленький типично польский провинциальный городок. Масса поляков, особенно девушек. Наш гарнизон состоит из коменданта и семи солдат. [225]
Абонируем у бургомистра ресторан (лучший и единственный в городе), проводим электросвет, достаем букеты цветов. Посуды привезли с собой две корзины. В общем, порядок полный.
В 17.00 приезжает комбриг — вполне всем доволен. Встреча с полькой. В 20.00 начинают съезжаться гости. Непрерывно подкатывают «Эмки», «Виллисы», «Оппели», «Унионы» и даже «Мерседесы» к нашему парадному входу: приглашены Корочкин, все комбриги и командиры полков. Вечер проходит вполне удачно. Выпивка в компании Ивана, Соколова, Кошары, Шкуровского. В три часа ложимся с Требуховым спать.
Фандсбург (Вицброк), Флатов, Ястров — польские города, еще не успевшие полностью заселиться после горячих боев, которые здесь прошли.
Дойч Кроне (Деутш Кроне) — большой, типично немецкий город. Значительно разрушен. За городом остановка на ночлег. Охота на уток на озере.
Остановка в деревне в трех километрах от Пиритца. Марш закончен. Сделали своим ходом более 600 километров. Дивизионы прибыли сюда железной дорогой двумя днями раньше.
Переобмундирование, баня. Встреча с Фроловым, Яшкой, Катковым. Прекрасные известия по радио, настроение — превосходное.
На переправе тысячи машин, нескончаемые колонны пехоты, ждать очереди надо не менее двух часов. Возвращаемся к набережной в Альтдамме. Изумительный вид на город с автострады. Переправляемся на лодках, затем — по разрушенному мосту и опять на лодках.
Огромный порт и судоверфь. Крупнейший завод сельскохозяйственных машин — Лени,. Город разрушен сравнительно мало.
Во всем видны следы плановой эвакуации. Нет ни одного жителя (за исключением поляков), из квартир вывезено все имущество, нашли ружье «Зауэр».
Возвращаемся обратно затемно, в 11 часов вечера. На улицах совершенно пустынно, даже немного жутковато. [226]
Живу в домике со Скирутой и Катковым. Почти непрерывно играет патефон — пластинок масса и прекрасные. Организовали волейбол.
1 мая. Парад. Зачитка приказа. Торжественное заседание. Концерт.
Не могу спокойно вспоминать о смерти Николая Сафонова, — все время кажется, что вот он сейчас выйдет на сцену.
Волейбол. Команда штаба (Цыбанев, Кушнир, я, Матвеев, Каплун, Курилкин) обыгрывает все дивизионы и сборную бригады.
Обед. Гости из госпиталя. Классическая выпивка сначала с Иваном, затем с Щупиком и, наконец, с Аметовым. Выпил не меньше литра, но свободно танцую — сам не понимаю, в чем дело, очевидно, в настроении: над Берлином — знамя нашей Победы{115}.
2 мая. С утра едем с Харченко, Перебуковым и Цыбаневым вперед. Детально рассматриваем Штеттин. Прекрасный город с самой разнообразной архитектурой. Масса зелени. Некоторые кварталы и улицы полностью сметены с лица земли — работала американская авиация{116}.
Белые и красные флаги над домами, где живут немцы. Встреча в роскошном особняке с голландцами. Движется масса поляков — с семьями, с барахлом. Дачи близ Штеттина. Замечательная находка — две 50-литровые бутыли хорошего виноградного вина.
Изумительный вид на Одер. Ночуем в городе. Пирушки в богатой немецкой квартире. Одну бутыль одолели почти полностью.
3 мая. До 10 утра пробыли в городе, приобрели прекрасные трофеи: две бутылки ямайского рома, ликер, французское шампанское. Все это — «НЗ» на праздник Победы.
Возвращение в лагерь. Волейбол.
Большая партработа — собрания, совещания, партучеба. 4-й военный заем и его реализация.
Патрулирование в соседней деревне. Беседа с русскими «девушками» из Берлина: «Много предателей и власовцев. Многие женщины также продались немцам». [227]
Дебош танкистов. Разрушили танком дом.
Ожидание писем — в связи с переездом с одного фронта на другой почты все еще нет.
Живем в свое удовольствие: радио, патефон, много свободного времени (большинство солдат — в наряде).
Болезнь Ушакова. Отправка его в госпиталь.
Приезд Морошкова(?) из дивизии. Впереди полный порядок — все цело, работают заводы, учреждения, магазины (деньги старые, наших марок не берут), по вечерам автомашины поливают улицы в городах. Строжайший приказ Рокоссовского о том, что ничего самовольно не брать и какого не расстреливать. На постах стоят немецкие полицейские, — наши регулировщики разъезжают между ними. Масса белых и красных флагов. Немцы отменно гостеприимны. О «паровозике» здесь не может быть и речи.
Какие немцы дураки! Если бы сразу капитулировали, везде немедленно был бы установлен такой порядок.
Дивизия почти не воюет, но в приказах ежедневно отмечается.
План поездки в Берлин. Письма домой, Николаю Мерперту и в институт — надо подготовить почву в отношении вызова.
7–8 мая. «Тревожные слухи» — люксембургское и аргентинское радио передает о капитуляции Германии.
Концерт московских артистов. Волейбол, танцы. У всех приподнятое настроение. У нас с Иваном приготовлен «НЗ Победы».
9 мая. В 2 часа ночи — бешеный огонь зениток. Одновременно звонок по телефону из фронта — поздравляют с окончанием войны. Всю ночь — беспрерывная стрельба, масса ракет. Подобных салютов, во всяком случае по продолжительности, не знала и Москва.
Построение бригады. И лица всех присутствующих, и трубы оркестра, и сам старинный буковый лес на берегу пресловутого Одера выглядят веселыми и помолодевшими. Н.Я. Тишенко поздравляет с Победой. Громовое «ура!..» Бригада побатарейно проходит торжественным маршем, а затем — с песнями. Высокие стройные буки наклоняются от мощной песни русских солдат, пришедших сюда после ожесточенных четырехлетних боев, познавших все, что в состоянии познать человек, и вытерпевших все, что способен вытерпеть только русский. Сердца всех наполнены гордостью и радостью; «Мы, русские, — все можем!». Теперь об этом знает весь мир. И это лучшая гарантия нашей будущей безопасности{119}.
Сколько горя, лишений и страданий перенесли эти люди, сколько железной выдержки, неутомимости, беззаветной любви к своей Родине вложат они в дело восстановления своей страны, в создание новой прекрасной жизни! Мы должны быть и будем достойны величия своей Победы! [228]
Перед глазами проходит длинная вереница знакомых образов: Берендеев, Горенштейн, Токмаков, Киселев, Гук, Мишка Бергман, Аапидус, Киселев Слава, Набатов, Герольд Полешко и еще многие, многие другие. Неотступно стоят Андрей и Николай Сафонов. Все время думаешь о Шурике, не теряя надежды, что он жив. Сколько жизней отдано делу нашей победы, сколько молодых, умных, способных и талантливых людей погибло во имя нашего счастья, во имя будущего. И те, кто остались живы, никогда не забудут тех, кого нет с нами в светлый День Победы, всегда будут хранить в сердцах их мужественный образ, всегда интуитивно будут давать им отчет в том, что сделали они во имя будущего своей Отчизны.
Вечером собираемся в нашем домике. Иван, Яшка, я, Катков, Шулик, Скирута. Первый тост за Победу, второй — за погибших друзей. Пьем по очереди спирт, ямайский ром, ликер, французские и рейнские вина. Закуска — превосходная. Скирута накручивает патефон, ставит только любимые пластинки. Поздно ночью выходим на улицу и долго бродим по лесу. Ночь лунная, приветливая, теплая. Шарахаются в сторону разбуженные дикие козы. Из Альтдамма доносятся паровозные гудки.
Сколько мыслей приходит сейчас в голову, сколько воспоминаний... Много думаю о доме, о том, как сегодня отмечают победу мои родные в Москве. Нашей семье война принесла особенно много горя. Эх, если бы скорее выздоровел отец! С огромной гордостью вспоминаю о матери, о ее неиссякаемой энергии и твердости духа, огромном творческом таланте. Она никогда не знала покоя, а война заставила работать еще гораздо напряженней, и никто из нас, сыновей, не в состоянии ее сейчас по-настоящему успокоить и оградить от трудностей.
Дорогая моя мама! Будь по крайней мере удовлетворена тем, что твои сыны оказались достойными тебя и впитали в себя лучше твои черты — твердость характера, ясный ум, глубокий жизнеутверждающий оптимизм. Это доказали фронт и тайга{120}.
Много мыслей о будущем. «Подходит к финишу» шестой год пребывания в армии, потерян огромный срок в смысле учебы. И все-таки уверен, что смогу наверстать упущенное, только бы скорее вернуться домой. Характер, сформировавшийся в трудных военных условиях, нервы, выдержавшие испытания двух с половиной лет пребывания на фронте, не могут пропасть даром. Я добьюсь своего места в жизни, хотя это будет и с опозданием. Все то, что было пережито за последние шесть армейских лет, должно явиться залогом интересной, созидательной, красивой жизни.
Верхушки буков светлеют — наступает первый «послевоенный день», первый день новой, мирной жизни.