Заключение

Восемь частей «Писем русского офицера», обещанные издателем оных, скоро отпечатаны будут и одна за другою на суд просвещенных читателей предстанут{1}. Как неопытный и еще безвестный сочинитель писем сих, с невольным трепетом ожидаю приговора оным. Утешаюсь только тем, что не корысть или другие подобные ей побуждения, но единственное желание угодить соотечественникам побудило меня писать о войне под звуком громов ее, изображать вид сражений почти в самом пылу оных, делать повсюду наблюдения и все замечания, мысли и чувства свои осмелиться излагать на бумагу. Счастлив буду, если не обманутый в надежде и цели моей заслужу благосклонное внимание просвещенных читателей. Оно послужит мне лестнейшею наградою за слабый, но усердный труд. Счастлив буду, если книга моя принесет хотя малое удовольствие вам, почтенные сыны России, храбрые воины, пожавшие лавры на родных и чуждых полях!.. Пусть напоминает она вам, отдыхающим ныне от кровавых трудов в объятиях родных и друзей, о прошлых временах грозной войны, когда смерть с огнем и громом носилась над главами вашими, когда темные ночи застигали вас в трудных походах, а зори утренние возвещали кровавые дни битв. На сырой земле было ваше ложе, под открытым небом жилище, у полевых огней пристанище! Усердно работали вы отечеству и верно служили и прямили царю! Счастлив буду, если и граждане мирные, давно или никогда не видавшие кровавых позорищ войны, получат довольно живое понятие об них из моих описаний и если хотя слабо и как будто издалека увидят в них картины великих событий чудесного превратностями и славою времени. Еще более почту себя счастливым, когда, находя в книге верное описание нравов и обычаев народов, усердную, из глубины сердца излившуюся похвалу добродетели и безщадное порицание порока, отец велит читать ее своему сыну и мать не отнимет из рук у дочери. Но свыше всех мер награжден буду, если удостоверюсь, что книга моя не недостойна быть в руках будущего Историка нашего времени и потомства. Много погрешностей найдет строгий взор разборчивости в недозрелых трудах моих, и я заранее уже взываю к снисходительности читателей.

Да уважат обстоятельства, в которых я писал: они были слишком затруднительны для писателя{2}. Последняя часть «Писем русского офицера» оканчивается описанием столицы французской. Из Парижа, проезжая по направлению к Стразбургу, познакомился я короче с Франциею. С любопытством обозревал Лотарингию; провел несколько приятных часов в Нанси и с особенным удовольствием любовался прекрасными окрестностями Стразбурга, плодоносными полями Эльзаса и прелестными картинами природы на тихих берегах величественного Рейна. Несколько незабвенных дней провел я в прекрасном герцогстве Баденском, в стране, почитаемой «садом» Германии. Я жил в Бруксале и видел Карльс-руге, видел родину добродетельнейшей из государынь, видел я родину Елизаветы, вожделенное присутствие ее придавало новый блеск тем местам и новое счастие жителям оных...

Я видел Лейпциг и обозрел на веки прославленные знаменитою победою поля его. Проезжал я счастливое герцогство Дессауское, видел еще раз величавую Эльбу и гулял в одном из первейших садов Европы в Вирлице. В Берлине был свидетелем блистательнейших торжеств, устроенных народом, приветствовавшим героя и отца-монарха. Я видел государя, возвращенного к счастию Пруссии, видел его семейство, двор, знаменитейших генералов и осчастливлен был особенным воззрением великодушного монарха сего{3}. Я проехал потом земли между Одером и Вислою, видел области, древним немецким рыцарям принадлежавшие, и был в одном из лучших основанных ими городов — в Кенигсберге. Этот древний сосед морей обогащается плодами торговых сношений, цветя и богатея под покровом мудрого правительства своего. По всей дороге к Тильзиту не переставал я удивляться искусству, с каковым множество водяных сообщений в странах сих учреждено. На берегах Немана (в Тильзите) генералы русские устроили прощальный пир и, угощая им офицеров и солдат, благодарили их за великие опыты мужества в боях, твердости в трудах и усердие, всегда и повсюду оказанные в течение последней беспримерной войны. Тут простилось войско русское с странами чужеземными и, со множеством лавров и трофеев, вступило в отечество свое. Все, о чем я намекнул здесь только слегка, описано довольно пространно в походных записках моих и может прибавить еще два тома к вышедшим. Но я не успел еще привести в надлежащий порядок записок сих и, судя по обстоятельствам, в которых нахожусь теперь, не надеюсь сделать этого скоро.

Человек, не имеющий ни средств, ни способов, ни свободы располагать собою и временем своим, не может отвечать за свое будущее. Вразумленный опытом, перестал я верить золотым посулам слепого счастия и любимцев его, всегда превратных, как оно. Не имея ничего верного и не смея загадывать даже на завтрашний день, я предал себя всемогущей воле Строителя миров и святому покрову провидения его...