Целью операции было очистить правый нижний угол Свободной Оранжевой Республики от буров, и если это удастся и судьба будет к нам благосклонна, отрезать и захватить в плен часть их войск. Все пять колонн пришли в движение. Яну Гамильтону с 2000 конной пехоты было приказано провести демонстрацию напротив позиции у гидротехнических сооружений. Френч, которого поддерживал Пол-Карю, получил инструкцию двигаться на Леевкоп. Рандл, в соединении с Хартом и Брабантом с юга, должен был пробиться в Девецдорп и освободить Вепенер. Что случилось с колонной 20 и 21 апреля, уже было описано. Атака на бурские позиции перед Девецдорпом не начиналась до 20 апреля, [475] потому что Сэр Герберт Чермсайд заметил, что пехота утомлена переходом и лучше будет дождаться бригаду Кемпбелла, которую ожидали ближе к ночи.
22 апреля должно было начаться сражение. Тем временем Сэр Лезли Рандл телеграфировал лорду Робертсу, описав подковообразную позицию противника, его силы и объяснив, что с теми незначительными кавалерийскими силами, которые у него есть, любая предпринятая им атака разовьется в нечто похожее на лобовую, и это обойдется очень дорого. Когда телеграмма пришла в Блумфонтейн, ее, вероятно, не поняли. «Рандл завис», — сказали там. Последовал ответ, который был доставлен среди ночи, и атака, намечавшаяся на 22 апреля, была отменена. «Дождитесь соединения с Полом-Карю», или что-то в этом роде. Поэтому сильная армия, численностью почти равная той, с которой Сэр Джордж Уайт противостоял первому яростному напору буров, когда их силы в 25 000 человек под началом самого главнокомандующего ворвались в Наталь, была вынуждена в течение нескольких дней стоять без дела напротив позиции, которую удерживали всего 2500 человек.
23 апреля был день для военного времени довольно тихий. Бурские стрелки и артиллеристы деловито стреляли до заката, но не нанесли большого ущерба. Утром 24 апреля не было слышно ни одного выстрела. Рандл, установивший контакт с Полом-Карю, сдвинул свою дивизию влево и развернулся вокруг Чермсайда, которому он поручил защиту плато. Брабазон со своей конной бригадой образовывал крайний внешний фланг при этом развороте. Ему было приказано соединиться с Френчем, который двигался внутрь с севера, где-нибудь за Девецдорпом или за рекой Моддер. Итак, мы выступили, и с большой осторожностью, соблюдая все правила войны, обогнули левый фланг противника и в полной тишине двинулись на его фланг и в тыл.
Тем временем Чермсайд на плато был поражен полным отсутствием огня с бурских позиций напротив него. Он выслал разведчиков. Несколько человек взобрались на холм, заглянули в траншеи и никого не нашли. Буры поспешно отступили под покровом ночи. Они получали надежную информацию обо всех наших передвижениях и замыслах и задерживали нас демонстрацией силы до последнего момента. Ночью 22 апреля они отослали [476] свои вагоны к Табанчу. 23 апреля они предприняли попытку взять Вепенер и энергично атаковали гарнизон, 24 апреля, ночью, когда им не удалось взять Вепенер, они мастерски отступили. Те, кто атаковал Вепенер, двинулись на север через Ледибранд, а силы прикрытия в Девецдорпе пошли к Табанчу.
Поэтому, когда Брабазон, в соответствии с приказом, обошел левый фланг противника и вышел на реку Моддер — каменистую канаву с лужицами грязи, а Френч, двигаясь из Леевкопа вокруг и за их правым флангом, встретил его, они обнаружили, что голландцы уже ушли, и что в Девецдорпе опять развивается Юнион Джек.
О событиях, которые последовали за занятием Девецдорпа, достаточно рассказать вкратце. Френч занял город, а не стал преследовать отступающего врага, что, с точки зрения главнокомандующего, было ошибкой, и командующему кавалерией было приказано как можно быстрее последовать за бурами к Табанчу. Он выступил днем 25 апреля, а Рандл с восьмой дивизией последовал за ним после полудня. Чермсайд оставался в Девецдорпе с частью третьей дивизии, и ему было поручено восстановить порядок в районах, охваченных мятежом.
Барбазон прибыл в Вепенер и забрал гарнизон. Их оборону, которая продолжалась в течение семнадцати дней, под непрерывным ружейным и артиллерийским огнем, в наспех вырытых траншеях, которые они не могли оставить даже ночью, необходимо будет рассмотреть особо, когда опубликуют все отчеты. Гарнизоны несколько раз яростно атаковали, они понесли тяжелые потери и не были уверены, придут ли к ним когда-нибудь на помощь.
Приведя с собой защитников Вепенера и связавшись с Хартом и Брабантом, Брабазон вернулся в Девецдорп, а затем ему приказали двигаться оттуда на Табанчу. Пол-Карю и одиннадцатая дивизия вернулись в Блумфонтейн, чтобы принять участие в основном наступлении.
Буры отступили. Они увели с собой большое количество овец и волов и двадцать пять пленных из Вустерширского полка — те по ошибке забрели в их лагерь у Девецдорпа, вооруженные только кухонными кастрюлями, которые собирались доставить к своему полку на «холме Браба». Они сделали остановку в Ледибранде и к северу и востоку от Табанчу, пребывая в самом воинственном [477] настроении. У них не было причин быть не довольными результатами своего рейда на юг. Они захватили семь пушек и 1000 пленных. Они арестовали и увели с собой многих фермеров, которые сложили оружие и замирились с британским правительством. Они разграбили имущество всех, кто помогал британским войскам, собрали большое количество припасов и отправили его на север и, наконец, они задержали основное наступление более чем на пять недель.
Изо всех операций, которые планировалось провести против врага к востоку от железной дороги, наступление Гамильтона к позиции у гидротехнических сооружений, к самой северной точке, было делом наименее спешным. Приказ гласил: «Если вы найдете, что позиция у гидротехнических сооружений слабо защищена, что маловероятно, то можете попытаться занять ее. В случае успеха вызовите бригаду Смита-Дорриена для поддержки».
С этим генерал Ян Гамильтон, который командовал внушительной, но несколько разрозненной дивизией конной пехоты, выступил из Блумфонтейна 22 апреля с 2000 легкой конницы, австралийцами, конной пехотой и одной батареей конной артиллерии.
23 апреля он добрался до гидротехнических сооружений, провел рекогносцировку, убедился в том, что они защищены слабо или, по крайней мере, что он может взять их, атаковал, и до наступления темноты стал обладателем самих гидротехнических сооружений и переправы, которая вела к холмам за рекой — туда и отступил противник. Немедленно была вызвана бригада Смита-Дорриена, она прибыла с наступлением темноты, на следующее утро эти силы перешли реку в брод, и вся позиция была занята. Известие о захвате этой сильной и важной позиции, места, которое обеспечивает снабжение Блумфонтейна водой, вызвало большую радость.
У Девецдорпа стало ясно, что буры избежали идущих на перехват колонн и продолжают двигаться на север через Табанчу. Сэр Ян Гамильтон предложил, чтобы ему позволили двинуться туда самому и занять Табанчу. Разрешение, а вместе с ним и полевая [478] батарея, были даны, и 25 апреля колонна отправилась с позиции у гидротехнических сооружений по направлению к Табанчу.
Местность к востоку от Блумфонтейна поначалу ровная и открытая. Тому, кто не знаком с южноафриканским вельдом, эти великие равнины, покрытые коричневатой травой, кажутся местом, не представляющим особых препятствий для свободного движения кавалерии или артиллерии; но когда пытаешься проехать через них по прямой линии, на пути попадаются коварные и непредсказуемые овраги или труднопреодолимые проволочные изгороди. Но за рекой Моддер, где находятся гидротехнические сооружения, местность становится скалистой и холмистой, вся территория здесь представляет собой хребты, тянущиеся один за одним к величественным пикам Басутоланда.
Табанчу, город, имеющий некоторое коммерческое и немалое стратегическое значение в Свободной Оранжевой Республике, [479] стоит у подножья обрывистой скалы, носящей то же имя. От Блумфонтейна к нему идет длинная широкая и ровная долина, по сторонам которой, если смотреть на восток, все выше и выше поднимаются горы. Восточный конец этого широкого прохода закрывается цепью скалистых холмов, расположение которых столь удивительно и необычно, что они, кажется, специально созданы природой для того, чтобы препятствовать продвижению всякого, кто попытается сюда вторгнуться. Холмы, резко поднимающиеся от ровной, как гласис, поверхности, являются прочным барьером, и вся эта позиция, опирающаяся на защищенные горами фланги, создает внушительное препятствие, которое здесь называют Израильскими Воротами (Исраэль Поорте).
25 апреля Гамильтон двигался по этой долине со всеми своими войсками, при этом Ридли и конная пехота шли впереди, на значительном расстоянии от основных сил. В десять часов по левой стороне колонны с холмов был открыт сильный ружейный и артиллерийский огонь с дальней дистанции. Не обращая на это внимания, Ридли продолжал двигаться вперед, а Гамильтон следовал за ним, пока, вскоре после одиннадцати часов, они не были вынуждены остановиться перед позицией у Израильских Ворот, которую, как оказалось, занимал противник, численностью около 800 человек с несколькими пушками.
Лично проведя рекогносцировку и несмотря на крайне тревожное сообщение о том, что буры только что «получили подкрепление из двух тысяч человек в четыре линии», генерал решил атаковать. Его план был прост, но эффективен. Фронт маскировался и удерживался достаточным количеством пехоты и пушек. Остальные войска должны были растянуться направо и сделать поворот налево, пехота — вдоль левой стены долины, кавалерия — по другую сторону стены.
Соответственно, Канадский полк и Грэмстаунские волонтеры (Маршаллова конница) двинулись вперед растянутым строем, с интервалом в двадцать пять ярдов между всадниками, и подошли на 800 ярдов к вражеским позициям, и здесь, на пределе прицельного огня, они залегли и открыли непрерывный ружейный огонь. Немедленно вступили в бой обе батареи и стали энергично обстреливать линию гребня. Смит-Дорриен с оставшимися тремя батальонами своей бригады двинулся влево и начал обход [480] вдоль хребтов. Ридли, вырвавшись из долины на более открытую местность, стал двигаться к линии отступления неприятеля. Прошло четыре часа, и все это время буры надеялись, что лобовая атака будет отбита, пока не обнаружили, что их обошли справа и опасность угрожает их тылу. Немедленно, в страшной [481] спешке, свойственной недисциплинированным войскам, которые почувствовали, что противник готов перекрыть их коммуникации, они эвакуировали позицию, побежали к своим лошадям и ускакали. Тогда Канадцы и Грэмстаунские волонтеры поднялись и заняли линию холмов, таким образом дверь была открыта, а дорога на Табанчу расчищена.
Генерал Гамильтон поспешил в Табанчу, вошел в него той же ночью, и британский флаг вновь взвился над городом. 26 апреля Френч и его кавалерия, прикрывавшие продвижение дивизии Рандла (восьмой), тоже прибыли туда. Френч, будучи генерал-лейтенантом, временно принял командование от Гамильтона.
Я прибыл на север из Девецдорпа с кавалерийскими бригадами и наблюдал за операциями вокруг Табанчу, которые заняли 26 и 27 апреля. Гора Табанчу — это величественный и обрывистый хребет значительной протяженности, довольно бесформенный с южной стороны. С севера, однако, он делает широкий изгиб, на травянистых склонах которого, поднимающихся над более засушливой равниной, располагались, как говорили, бурские лагеря. Противник удерживал гребень горы, изогнутой полумесяцем, разместив там стрелков и пушки, а чтобы никто не зашел ему в тыл, он растянул правый фланг, поместив там несколько сотен надежных ребят, но они были слишком рассредоточены, а потому создавали весьма растянутый фронт сомнительной прочности.
Днем 26 апреля, с учетом дальнейших операций на следующий день, отряд конной пехоты, поддерживаемый упряжкой с пулеметом Максима и конной батареей, был послан для рекогносцировки, а по возможности — и для удержания холма, с тех пор называемого холмом Конницы Китчинера. Войска заняли холм без боя, хотя они видели нескольких буров, галопирующих вдоль гребня направо и налево, те периодически открывали огонь. Для удержания холма был выделен гарнизон, состоявший из конницы Китчинера, роты конной пехоты Линкольна и двух пулеметов Максима; но сразу после захода солнца офицер, командовавший этими силами, изменил приказ, и всем было велено вернуться в Табанчу. На индийской границе основополагающее правило — отступать только днем, а ночью сидеть смирно, заняв наиболее выгодную для обороны позицию, какую можно найти. [482]
В этой войне опыт показал, что лучше всего удерживать позицию, даже дорогой ценой, пока не стемнеет, а затем, если необходимо, отступить. Но наука обеих войн согласна в одном: сумерки — самое неудачное время для отступления.
Последствия этого несвоевременного изменения плана сказались немедленно. Буры заметили движение назад и храбро полезли вперед, конница Китчинера, которая оказалась втянута в бой, не могла двигаться. Дикий и жестокий бой завязался в сумерках. Буры подкрались очень близко к солдатам, одного свирепого седобородого бура застрелили в восьми шагах от британской линии огня, но лишь после того, как он убил одного человека. До города дошло сообщение, что конница Китчинера «отрезана» на холме в четырех милях от лагеря, и это заставило генерала Френча послать ей на помощь шотландцев Гордонского полка. Батальон выступил около десяти часов и вышел на северную дорогу. Но в темноте, на неровной местности, они сбились с пути, прошли пять миль на юг, заняли другой холм и не возвращались до следующего полудня. Их отсутствие, поскольку их никак не могли обнаружить, вызвало большую тревогу. Тем временем кавалерия Китчинера под командованием майора Фоула 21-го уланского полка доблестно защищалась, отбила атаку буров и около одиннадцати часов сумела без помех отойти назад.
Ранним утром на следующий день все войска вышли из города. Френч намеревался заставить противника отступить с позиции в тылу горы Табанчу и, если удастся, окружить часть их сил. Информация, которая была в распоряжении генерала Френча, не могла быть очень точной: в моей телеграмме от 26 апреля я писал, что «более 2000 буров» собрались к северу от Табанчу, а пресс-цензор вычеркнул это и поменял на «небольшие отряды».
План был ясный и энергичный. Кавалерийская бригада Гордонцев должна была двинуться направо, вокруг восточного склона горы Табанчу, и проложить себе дорогу на равнину за ней. Гамильтону предстояло оттеснить назад слабое правое крыло буров и открыть путь кавалерийской бригаде Диксона, чтобы та прошла и соединилась с Гордоном. Рандл, чья пехота устала после долгого марша из Девецдорпа, был занят демонстрацией против бурского центра и охранял город. [483]
Военные действия начались с повторного занятия холма Конницы Китчинера пехотной бригадой Смита-Дорриена, которая повела решительное наступление, и с обходного маневра конной пехоты Ридли. Оба эти маневра, направляемые Гамильтоном, прошли удачно. Правый фланг буров, очень тонкий, был сметен, и дорога для кавалерии открылась. В девять часов, но не раньше, на равнине стали появляться передовые эскадроны Френча, а к десяти вся бригада Диксона прошла через открывшийся просвет и благополучно развернулась на волнистых равнинах за горой.
Желая, наконец, увидеть, как кавалерия и конная артиллерия действуют в подходящей для них местности, я спустился со своего наблюдательного пункта на холме Конницы Китчинера и поскакал, то рысью, то галопом, пока не догнал эскадроны. Было очевидно, что на левом охватывающем крыле дела идут хорошо. Мы уже могли заглянуть в западину за горой Табанчу. Если у Гордона дела идут не хуже, мы скоро сомкнемся и получим хороший улов пленных. Бригада продолжала двигаться вперед с гребня на гребень, и вскоре буры стали проскакивать через фронт, пытаясь, как мы думали, избежать сети, которой мы их окружали. Они не убегали слишком далеко, а собрались неподалеку, около островерхого холма, который отсутствует на моем наброске, но читатель может представить его местоположение слева в тылу разворачивающейся кавалерии. Вскоре их там оказалось довольно много.
Наконец Диксон дошел до точки между горой Табанчу и островерхим холмом, так что буры больше не могли отступать по этой дороге, и мы увидели оставшихся — три или четыре сотни, которые ездили туда-сюда или кружили по западине, как только что пойманные крысы в клетке.
Все были очень возбуждены: «Сюда бы побольше людей, и мы захлопнем их в ловушке». Но где найти людей? Кто-то предложил спросить Гамильтона. Гелиограф мигнул: «Идите, помогите нам закрыть ловушку», правда, в несколько более формальных выражениях. И Гамильтон немедленно вышел, оставив весьма ценную позицию и взяв с собой всех, кто был под рукой. Он поспешил захватить северные отроги Табанчу и укрепиться на них, он был готов рискнуть и нанести сильный удар. [484]
Движение пехоты и пушек, которые его поддерживали, вдохновило Диксона продвинуться еще дальше вперед, и вся бригада выдвинулась еще почти на милю. Наконец мы перевалили через гладкий гребень и увидели, что стоим прямо над подковообразной западиной, вдающейся в гору. Отсюда мы должны были увидеть Гордона. «Вот он!» — раздались голоса, и, посмотрев в том направлении, куда указывали, я увидел величественную картину: мощный поток конницы катился из центра подковы в северо-западном направлении. Но был ли это Гордон? Перед нашим фронтом скакало не менее 4000 человек. Ни одна из бригад определенно не была столь многочисленна. Однако они двигались таким правильным строем, что невозможно было принять их за буров.
И все же это оказались буры; в конце колонны поднялись два больших клуба белого дыма, и два хорошо нацеленных снаряда разорвались около нашей конной батареи. В то же время патрули с левой стороны нашего тыла примчались с известием, что буры, которые уже вырвались из нашей воображаемой «ловушки», наступают на нас всеми силами, еще с двумя пушками, намереваясь отрезать нас от остальной армии.
Что касается Гордона, не осталось никаких сомнений относительно того, что с ним произошло. Далеко на востоке в стене подковы открывался проход, и по сторонам этих ворот поднимались маленькие клубы дыма, грязно-коричневые на фоне темнеющего неба, — все это говорило о том, что Гордон со своей артиллерией все еще стучится в дверь и не может прорваться на равнину за перевалом. К тому же приближался опасный час сумерек. Диксон решил отступать, пока позволяло время, и сделал это без лишних проволочек. Тем временем буры навалились на наш тыл и фланги, открыв ураганный огонь с дальней дистанции, и храбро рвались вперед, так что наша бригада и пушки, вместо того, чтобы поймать в ловушку врага, сами чуть не попались в ловушку.
Гамильтон, который пошел на риск, чтобы способствовать предполагаемому окружению противника, вынужден был теперь подумать о себе. Прежде всего нужно было остановить наступление буров, затем следовало отвести за линию пикетов Табанчу те силы, что оставили позицию на холме Конницы Китчинера в [485] надежде захватить буров. Генерал справился с обеими задачами. Благоразумно расставив несколько отрядов пехоты и пушки, он задал хорошего перцу наступающим бурам, так что, подойдя ярдов на 800, они повернули и поспешили укрыться за соседними холмами. Равновесие было восстановлено. Гамильтон оставался на позиции до темноты, а затем, со всеми войсками Ридли и Смита-Дорриена, благополучно вернулся в Табанчу.
Буры готовы были отступить от Табанчу, но предпочитали сделать это, когда им будет удобно, и было совершенно ясно, что мы никак не можем этому воспрепятствовать. Ясно было и то, что мы имеем дело отнюдь не с «небольшими отрядами — их было не меньше 6000, и лишь могли поздравить себя с тем, что, не зная этого, еще легко отделались.
Вечером этого поучительного, но неудачного дня Гамильтон получил приказ от лорда Робертса двигаться на север на Винбург, в соответствии с общим планом наступления армии. Френч еще несколько дней оставался в Табанчу, но уже не пытался продолжать серьезные операции против противника.
Ян Гамильтон получил приказ выступить на север из Табанчу в Винбург по дороге через Якобсруст. Ожидалось, что он доберется до места назначения к 7 мая. Колонна, с которуой он [486] вышел из Табанчу, состояла из 19-й пехотной бригады Смита-Дорриена, бригады конной пехоты Ридли и двух артиллерийских батарей; но в Якобсрусте он должен был получить сильное подкрепление, состоящее из 21-й пехотной бригады Брюса Гамильтона, кавалерийской бригады Бродвуда, двух батарей полевой артиллерии и одной конной батареи, а также двух 5-дюймовых пушек. Эти пополнения должны были увеличить численность его армии до 7500 человек пехоты, 4000 конницы и 32 пушек. Первой задачей было дойти до Якобсруста и соединиться с силами Брюса Гамильтона.
Колонна вышла из Табанчу на рассвете 30 апреля, и когда она была на расстоянии трех или четырех миль от Хутнек Поорт, противник неожиданно демаскировал полевые орудия и открыл из них огонь с дальней дистанции, с востока — по правому флангу наших войск. Полковник Банбридж с седьмым корпусом конной пехоты развернулся, чтобы сдержать эти вражеские силы, в это же время Де Лиль, известный игрок в поло, устремился вперед с шестым корпусом и новозеландцами и захватил господствующую позицию примерно в 2000 ярдах от перевала. Полковник Леддж, тем временем наступавший на левом крыле, заметил, что гору Тоба удерживают малочисленные силы буров, и приказал коннице Китчинера захватить ее, предвосхитив тем самым приказ, который собрался отдать ему генерал. Эта диспозиция позволила не торопясь обдумать ситуацию.
Проход Хутнек представляет собой два параллельных покрытых травой гребня, разделенных небольшой долиной немногим более мили, лишенной травяного покрытия. На востоке проход поднимается к островерхим скалистым холмам, укрепленным несколькими рядами каменных стен, уходящих к основным лагерям буров. И центр, и левый фланг противника не оставляют возможности для атаки. Правый фланг голландцев почти столь же неприступен. К западу от прохода поднимается великая гора Тоба — неровное место для боя, более подходящее для буров, чем для английских войск. Но при этом гора находится со стороны более безопасного фланга Гамильтона и господствует над вражескими позициями, ее могут захватить горные войска, сделав очень широкий обход, к тому же это — единственный путь, и генерал решил атаковать гору. [487]
В 9:30 стала подтягиваться пехота, и к десяти часам подходы к бурским позициям были заняты и укреплены. Увидев, что конница Китчинера ступила на гору Тоба, Гамильтон приказал генералу Смиту-Дорриену поддержать ее частью своей бригады, двумя ротами Шропширцев, горцами Гордона и четырьмя ротами канадцев, которые успешно поднялись на холм под огнем противника. Так были распределены практически все силы, которые вскоре вступили в бой по всей линии: конная пехота удерживала противника справа и на правом фланге с тыла, Корнуэлльцы охраняли обоз, половина бригады Смита-Дорриена удерживала фронт, а другая вместе с конницей Китчинера проводила фланговую атаку на гору Тоба.
Как только буры поняли замысел британцев захватить Тоба, они тут же сделали все возможное для того, чтобы отбить и удержать эту важную позицию. Около двух часов некоторые из 150 человек германского корпуса буров начали наступать в четыре линии с северной оконечности Тоба через плоскогорье, чтобы вытеснить британцев с холма. Они шли в таком правильном порядке, что только увидев их опущенные ружья, направленные в южную сторону, мы распознали в них врага и артиллерия открыла по ним огонь. Несмотря на прицельный огонь, они продолжали смело наступать к вершине холма, а тем временем капитан Тоузи, один из горцев Гордона, с двенадцатью солдатами своего полка и десятью из конницы Китчинера двинулся им навстречу под прикрытием небольшой возвышенности.
Два отряда, весьма неравные по силе, сближались, не видя друг друга. Столкновение было неизбежным. Отовсюду на этот спектакль были направлены бинокли, и даже у бывалых солдат перехватило дыхание. Наконец обе стороны вышли друг на друга на расстоянии пятидесяти ярдов. Германцы, которые уже взяли шестерых пленных, крикнули капитану Тоузи, чтобы он и его отряд сдавались. В ответ немедленно раздался грохот ружей, и меньше чем за минуту длинная цепь противника в смятении свернулась, а вершина холма была захвачена британцами.
Капитану Тоузи за его выдающуюся храбрость и за поразительные результаты, которые она принесла, был пожалован крест Виктории; однако в тот момент, когда его военная карьера была [488] обеспечена этим блестящим подвигом, ей был положен конец пулей, попавшей ему в голову и повредившей оба глаза.
День близился к концу, а британцы так и не могли закрепиться на горе Тоба, между тем буры на правом фланге вели себя все более угрожающе, и к четырем часам там собралось не менее 1500 человек с ружьями и малокалиберными пушками (пом-пом), которые обстреливали арьергард и транспорт. Но Гамильтон решил драться до конца. Он приказал, чтобы все войска выставили часовых перед фронтом и каждый залег там, где его застанет его ночь, и был готов к атаке на рассвете. Затем он телеграфировал генералу Френчу, прося поддержки, поскольку чувствовалась острая необходимость в большем количестве конных войск.
Майским утром, на рассвете, сражение возобновилось, и вскоре после шести отряды Гордона и канадцев сумели захватить две вершины горы Тоба. Кроме того, две роты Шропширцев под командованием знаменного сержанта Сконса смогли захватить перешеек между ними и, несмотря на жестокий перекрестный огонь, который им стоил потери десяти человек из сорока, упорно держались там в течение четырех часов. Таким образом, точки, господствующие над плоской вершиной горы, были захвачены.
Тем временем подкрепление, состоявшее из восьмого гусарского полка, составного уланского полка, Западного Йоркширского полка и полевой батареи, прибыли из Табанчу; также ощущалось приближение сил Брюса Гамильтона со стороны Кранц Крааля. Генерал Ян Гамильтон приказал полковнику Клоузу, командовавшему кавалерией, обойти справа гору Тоба и создать угрозу линии отступления буров, предварив тем самым основную пехотную атаку, которая теперь становилась неизбежной. Силы Клоуза были дополнены конной батареей.
Около восьми утра генерал Смит-Дорриен взошел на вершину горы Тоба, чтобы командовать лично, когда придет время. Незадолго до девяти, поскольку кавалерия действовала успешно, он решил повернуть дело таким образом, чтобы в случае удачи его плана армия смогла провести обоз через перевал до наступления темноты. Он выстроил пехоту в линию поперек плато, поставив две роты Шропширцев в центре и по полторы роты горцев Гордона на флангах. Был дан сигнал к наступлению. Войска с готовностью двинулись вперед. В течение нескольких минут огонь был сильный, но [489] буры знали, что преимущество не на их стороне, и когда солдаты закричали, готовясь к последнему рывку, буры бросились к своим лошадям и вся гора Тоба была захвачена. Остальные позиции стало невозможно удерживать и враг поспешно их эвакуировал, после чего буры быстро ускакали в сторону Якобсруста.
На следующий день колонны соединились, и силы Яна Гамильтона образовали, в общем плане наступления, армию правого фланга в следующем составе:
пехота:
19-я бригада, Смит-Дорриен
21-я бригада, Брюс Гамильтон
конная пехота:
1-я бригада конной пехоты, Ридли
кавалерия:
2-я кавалерийская бригада, Бродвуд
артиллерия: 3 батареи полевой артиллерии, Уалдрон
2 батареи гаубиц
2 пятидюймовых орудия. [490]
Эти силы поддерживала бригада шотландских горцев и два 4,7-дюймовых морских орудия под командованием генерала Колвиля, которому было приказано следовать за колонной на расстоянии десяти миль. Гамильтон предполагал выступить 2 мая, но приказ из генерального штаба вызвал задержку; только к полудню 3 мая армия дошла до Якобсруста, как его именуют местные жители, или Изабеллафонтейна, как он обозначен на наших картах.
4 мая вся армия опять двинулась вперед. Лорд Робертс прошел через Брэндфорт на Смалдеел, Гамильтон продолжал свой марш на Винбург. Едва войска покинули лагерь, как ружейные выстрелы дали знать генералу, что его кавалерия вступила в бой. Выехав вперед, он стал свидетелем весьма энергичных действий кавалерии. Путь армии преградили значительные вражеские силы, около 4000 человек и тринадцать пушек. Они заняли выгодную позицию вдоль гребня покрытых лесом обрывов, что обещало войскам задачу на весь остаток дня. И вдруг неожиданно по направлению от Брэндфорта появилась еще одна армия буров, которая, быстро двигаясь на соединение с бурами, стоявшими поперек дороги, напала на левый фланг колонны.
Положение стало серьезным, и надо было срочно принимать решение. Но между быстро сближающимися бурскими силами, в том углу, где они должны были встретиться, пролегал длинный гребень неизвестной протяженности. Генерал Бродвуд немедленно, не мешкая ни минуты, бросился вперед с двумя эскадронами кавалергардов и двумя эскадронами 10-го гусарского полка и захватил гребень. Буры уже карабкались по нижней части его склона. Завязалось жестокое сражение. Конница Китчинера, поспешив на помощь, заняла еще один участок гребня, и голландцы после решительных, но тщетных попыток очистить гребень отступили. Соединение двух бурских колонн было предотвращено.
Мы не ожидали, что такая сильная позиция, как обрывы за рекой Вет, будет уступлена без единого выстрела. Однако вышло именно так: когда утром 6 мая Гамильтон возобновил наступление, он обнаружил, что между ним и Винбургом нет никаких вражеских сил.
Поэтому после полудня он послал штабного офицера, капитана Балфура, парламентером с письмом к мэру города, приглашая [491] того немедленно сдать город со всеми припасами, при этом обещая всеми силами защищать частную собственность и заплатить за провизию в случае, если она потребуется армии. Послание, которое было должным образом оглашено под звуки трубы, заканчивалось предупреждением о том, что отсутствие ответа в течение двух часов будет расценено генералом как отказ от его предложения.
Наделенный такими полномочиями, капитан Балфур отправился в город и вскоре оказался в центре взволнованной толпы бюргеров и прочих, собравшихся на рыночной площади. Мэр, ланддрост и прочие влиятельные лица, да, собственно, и все горожане готовы были придти к соглашению, и условия были уже практически оговорены, когда в город неожиданно вошли появившиеся с северо-востока Филипп Бота и 500 человек командос, в основном немцы и голландцы, все очень агрессивные, поскольку еще ни разу не были биты.
Последовала неистовая и страстная сцена. Бота заявил, что он ни за что не сдаст Винбург без боя. Недовольный тем вниманием, которое уделил ему капитан Балфур, он обрушился на него с упреками. Несколько граждан Свободной Республики спросили, что с ними сделают, если они сложат оружие. Балфур ответил, что им позволено будет вернуться к своим фермам, если, конечно, они не попадутся с этим оружием на поле боя. Бота расценил это как нарушение законов войны и обвинил офицера в том, что он пытается подкупить его граждан. Какие он может привести аргументы в пользу того, что его не следует задерживать как пленного? «Я не прошу милости у голландцев», — ответил Балфур.
«Арестуйте его, — закричал разъяренный Бота. — Скоро я начну расстреливать». Когда были произнесены эти постыдные слова, началось страшное волнение. Женщины завизжали, мэр и ланддрост вышли вперед, надеясь предотвратить кровопролитие. Буры угрожающе подняли ружья, а безоружный британский офицер негодующе взмахнул белым флагом.
В течение нескольких минут казалось, что сейчас начнется драка и произойдет трагедия. Но возобладало влияние граждан, которые знали, что их свобода и имущество находятся в руках британского генерала и в настоящий момент большие осадные [492] пушки уже выводятся на позиции, и разгневанный Бота со своими людьми ускакал с площади на север.
Во второй половине дня генерал Ян Гамильтон вступил в город во главе своей армии. Под тенистым деревом у въезда в город мэр и ланддрост вручили ему два больших серебряных ключа в знак повиновения. На рыночной площади, под приветственные крики британской части населения, был поднят Юнион Джек, и каждый батальон, маршировавший по улицам, мог видеть эту знаменитую эмблему гордости и силы, освещенную лучами заходящего солнца.