Как оценивают крестьяне наши военные неудачи в боях на границе?
Большинство крестьян, с которыми нам приходилось сталкиваться в районах Западной Белоруссии, а также и в районах Минска и Могилева, наши неудачи на границе оценивают, прежде всего, с точки зрения внезапного нападения немцев на наши войска. Крестьяне так и заявляют, что немцам удалось добиться успехов только потому, что они неожиданно, ночью, напали на наши красноармейские части.
Вместе с этим, крестьяне также выражают удивление слишком большому и стремительному продвижению немцев на восток. Только одиночки объясняют наши неудачи в боях на границе предательством со стороны командования. [464]
Подобные настроения не имеют широкого распространения. Следует также отметить, что подавляющее большинство крестьян задают вопросы: «Где же наша авиация, почему она не помогает нашим войскам?» — крестьяне сильно удивлены отсутствием на поле боя нашей авиации.
Нам не приходилось слышать, чтобы крестьяне объясняли наши неудачи в боях на границе худшим вооружением частей Красной Армии, так как большинство из них еще в мирное время видели, что наши части имеют много артиллерии, а также изрядное количество танков и самолетов.
Вместе с тем, крестьяне спрашивали, почему многие красноармейцы, находясь в частях Красной Армии, не имели винтовок.
Подводя итоги, нужно сказать, что крестьяне в своем большинстве объясняют наши неудачи на границе, главным образом, внезапностью ночного нападения немцев.
В районах Западной Белоруссии отношение крестьян-белорусов к Красной Армии доброжелательное, и мы не раз были свидетелями выражения искреннего сочувствия Красной Армии и сожаления по случаю отхода Красной Армии из западных областей.
Наиболее ярким примером, характеризующим это отношение крестьян к Красной Армии и Советской власти, является заявление одной старой крестьянки, которая, увидев наших бойцов 23 июня в районе Лунно, сказала следующее: «Что же вы, родимые, покидаете нас? Побыли у нас, побаловали нас, а теперь уходите. Опять вернутся паны, и нам придется гнуть спины». Эта же старушка угощала наших красноармейцев молоком, хлебом, всем, чем она могла.
Нужно, однако, сказать, что не все крестьяне Западной [465] Белоруссии одинаково относились к Красной Армии и Советской власти. Такие доброжелательные отношения верны для большинства крестьян-белорусов, и почти не чувствовалось таких настроений среди крестьян-поляков.
Со стороны зажиточных верхушек польского крестьянства отмечались случаи враждебных отношений к частям Красной Армии, например, в районе села Са-поцкино были случаи стрельбы по нашим красноармейцам и командирам.
Еврейское население почти поголовно не только сожалело об отходе частей Красной Армии, но в большинстве своем направлялось на восток, не желая оставаться под волей немецких захватчиков.
Мы наблюдали такие случаи, когда крестьяне-белорусы и евреи со всем своим домашним скарбом и скотом двигались по дороге на восток, но это движение не получило сколько-нибудь массового характера.
В районах Минской и Могилевской областей симпатия крестьян к Красной Армии выражалась значительно ярче и распространеннее. Это сочувствие крестьян к Красной Армии выражалось в том, что крестьяне во многих деревнях делились последним куском хлеба, выражали свои сожаления, что Красная Армия отходит, страшно беспокоились за свою судьбу, когда придут немцы. Они задавали вопрос: «Когда вернется Красная Армия?» Это доброжелательное отношение крестьян выражалось также и в том, что крестьяне охотно сообщали войсковым частям и отдельным группам бойцов и командиров все известные им сведения о местах расположения немцев. Крестьяне предупреждали наших бойцов и наши части о грозящей опасности со стороны немцев, указывали наиболее секретные дороги в лесах и болотах. Наиболее смелые из них становились проводниками и проводили части Красной Армии и отдельные отряды в места безопасного направления.
Нам известны несколько случаев, когда даже женщины [466] в качестве проводников проводили наши отряды по глухим дорогам, указывали броды через реку и сами первыми переправлялись через брод. Это имело место в деревне Анатольевка и Подселах, где женщины сами проводили части Красной Армии, красноармейские отряды, несмотря на смертельную опасность, которая им угрожала со стороны немцев, если бы последние их узнали.
Нужно, однако, сказать, что проводниками идут не все крестьяне, так как боятся репрессий со стороны немцев, но тем не менее в каждой деревне можно найти достаточное количество людей, которые берут на себя обязанность проводника. В худшую сторону в этом отношении показала себя деревня Хомичи.
На всем пути движения к своим частям на восток мы беседовали с многими крестьянами, интересовались отношением крестьян к партизанскому движению. Мы спрашивали крестьян, запасаются ли они оружием и боеприпасами, собираются ли они организовывать партизанские отряды и начинать войну против немцев в тылу, и почти во всех случаях мы получали ответ такого порядка: «Оружие у нас имеется, есть винтовки, гранаты и даже ручные пулеметы закопаны в надежных местах, но сейчас мы не решаемся начать войну с немцами, так как Красная Армия отступает. Если мы сейчас будем убивать немцев, нападать на их мелкие части и обозы, то немцы спалят наши деревни, и мы останемся ни с чем». Крестьяне так и говорили, что «нам нужен толчок с фронта, мы ждем, когда Красная Армия даст отпор немцу и немец станет отступать — вот тогда мы начнем ловить немцев на дорогах, сжигать мосты с тем, чтобы немец оставил в лесах все, что имеет». Крестьяне вынуждены давать немцу продовольствие, и делают это они не потому, что питают симпатию к нему, а потому, что боятся расстрелов и пожаров.
Конечно, в каждой деревне можно набрать несколько одиночек, которые рады приходу немцев. Находятся и [467] такие, которые открыто выражают свое сочувствие немцам, но это редкое явление. Нужно сказать, что сочувственное отношение к немцам выражают люди преимущественно из числа единоличников и люди, подвергавшиеся ранее репрессиям.
Но я еще раз считаю нужным подвести итог, что такие сочувственные отношения к немцам проявляют исключительно одиночки, а подавляющее большинство крестьян — на стороне Советской власти.
Очень многие колхозники с сожалением говорят, что «теперь у нас развалятся колхозы, пропадут молочные фермы».
Многие колхозники прямо говорят, что они только теперь стали на ноги, как они выражаются, только за последние годы начали по-настоящему жить, и теперь все должно рухнуть.
Одна старая крестьянка в дер. Дубцы зашедшим к ней в хату красноармейцам говорила следующее: «Вы, родные, не падайте духом, немцам все равно не победить Россию, Россию еще никто никогда не побеждал. И ранее были войны, и ранее армии находили на Россию, и никому не удалось ее победить, и немцам не удастся победить Россию, так что знайте, что немец хоть идет на Россию войной, но ему все равно ее не победить».
Следует отметить, что наиболее яркие выражения сочувствия Красной Армии выражали старики и школьники. Люди средних (призывных) возрастов не всегда проявляли свою доброжелательность к Красной Армии. Это, видимо, потому, что эти люди, будучи обязанными явиться в военкомат по мобилизации, решили остаться дома в качестве дезертиров.
Подводя итог этому разделу, нужно сказать, что большинство крестьян сочувственно относятся к Красной Армии и настроены в пользу Советской власти. У меня нет никакого сомнения в том, что если мы пошлем в эти области способных агитаторов в партизанские отряды и хороших организаторов, то при первом [468]
же серьезном ударе по немцам на фронте, когда обозначится отход немецких войск, мы будем свидетелями вооруженных восстаний крестьян, которые будут громить в лесах, на дорогах немецкие обозы, уничтожать тыловые учреждения и даже мелкие части. Оружие у крестьян имеется, и настроение у большинства крестьян — в пользу Советской власти.
Нужно отметить, что крестьяне с большим недоверием относятся к красноармейцам и командирам, которые переоделись в гражданское платье, они считают их трусами и не раз обращались к нам с просьбой, чтобы мы их избавили от этих переодетых людей, которые бросили оружие, ходят по деревням и наводят страх на крестьян.
Отношение крестьян к вооруженным бойцам и командирам хорошее, и крестьяне оказывают им посильную возможную помощь.
Большинство крестьян относятся к немцам неприязненно и, я бы сказал, враждебно, но эти враждебные чувства вынуждены скрывать, в силу необходимости, но не в силу своих добрых чувств к немцам, снабжают их продовольствием, вернее, не сопротивляются немецким реквизициям.
Есть, конечно, и такие крестьяне, которые рады приходу немцев, но таких людей немного — это единицы. Есть и такие крестьяне, которые считают, что им безразлично, какая будет власть — немецкая или Советская, так как считают, что они ничего не потеряют, если будет и немецкая власть. Но в своем большинстве крестьяне не проявляют симпатии к немцам. Люди, побывавшие в годы первой империалистической войны в плену у немцев, обычно используются последними в качестве переводчиков, эти крестьяне [469] обычно близко стоят к немцам и вызывают недоверие со стороны крестьян.
Можно предполагать, что большинство людей этой группы, т. е. людей, побывавших в плену у немцев, являются агентами немцев и передают им сведения о продвижении отрядов Красной Армии, о настроениях крестьян и т. п. Обычно сами же крестьяне предупреждают о таких людях и называют их прямо «немецкими шпионами».
Нужно полагать, что немцы имеют своих осведомителей во многих населенных пунктах. Крестьяне считают, что все силы немецкой армии заключаются в большом количестве танков, мотоциклов, самолетов и автомашин, которыми они располагают. И до половины июля у крестьян сложилось представление о немецкой армии, как армии, созданной из танковых, мотоциклетных частей и авиации.
В первые дни войны крестьяне действительно наблюдали на всех дорогах только мотомеханизированные части, т.е. отборные войска немецкой армии, и естественно, что у них сложилось такое впечатление.
Начиная со второй половины июля, крестьяне стали нам рассказывать, что теперь уже пошли совсем другие немецкие войска, что идут уже старые солдаты, истощенные, унылые, обтрепанные, хуже вооруженные, имеющие только винтовки и почти вовсе не имеющие автоматов. Эти войска уже не передвигаются на автомашинах, а следуют походным порядком на велосипедах, награбленных у населения. Крестьяне прямо говорят, что «эти солдаты уже не вояки, что если бы на них налетел эскадрон казаков, то они все бы сдались в плен».
Крестьяне считают, что в первые дни войны прошли лучшие отборные войска, а сейчас идут плохие, малоустойчивые, собранные из разного сброда. В этих частях стали часто встречаться поляки, чехи и другие национальности. Крестьяне также считают, что немец [470] начинает выдыхаться, что у него очень плохо с горючим и что из-за этого реже стали летать самолеты.
За последнее время, примерно последние две недели, крестьяне стали рассматривать немцев не только как захватчиков, предательски напавших на Красную Армию, но и как банду грабителей и насильников. Это произошло потому, что немецкие солдаты и офицеры за последнее время, видимо, в связи с неудачными боями на Днепре и большими потерями, стали вымещать свою злобу на крестьянах.
Со стороны немецких войск, а следовательно и немецкого руководства, следует учитывать разницу в отношении к крестьянам в период примерно до первой половины июля и в последующий период.
С первых дней войны и до боев на Днепре немцы старались проводить в деревне такую политику, которая бы не озлобляла крестьян против немцев. Поэтому первый период, если это так можно назвать, характеризовался тем, что немцы не творили в деревнях грабежей и насилия. В этот период немцы говорили крестьянам, что «они также за социализм, но без коммунистов и жидов, что немцы и фашизм являются друзьями рабочих и крестьян, что колхозы нельзя разваливать, что колхозное добро и все колхозное стадо должно быть сохранено, а если кто будет растаскивать колхозный хлеб, то такие крестьяне будут расстреляны».
Следует отметить, что в этот период председатели колхозов, если, конечно, они не являлись коммунистами, не подвергались репрессиям и продолжали работать в качестве председателей колхозов. В этот же период немцы у крестьян брали только яйца, молоко, иногда брали и кур, но скот, находящийся в индивидуальном пользовании, не брали. В крестьянские сундуки не лазили и крестьян не грабили. [471]
Начиная примерно с начала второй половины июля, немцы стали менять очень резко свое отношение к крестьянам, солдаты стали грабить крестьян и забирать не только колхозный скот, но и скот, находящийся в индивидуальном пользовании, стали насиловать женщин, избивать крестьян и всячески издеваться, участился расстрел крестьян и поджоги крестьянских хат немцами.
Таким образом, за последнее время немцы изменили свое отношение к крестьянам, в занятых областях усилились репрессии, издевательства и широко развернулся грабеж. Из крестьянских сундуков солдаты забирали одежду, обувь, а все неподходящее, с точки зрения грабежа, уничтожали на месте — рвали, ломали и т.п. Немцы и сейчас запрещают колхозникам разваливать колхозы. Это делается потому, что немцам проще забирать хлеб из колхозных амбаров и скот из колхозных ферм, не затрагивая собственнических интересов крестьян. Крестьяне, отмечая перемену в отношении к себе немцев, заявляют, что «видимо, немец собирается отступать, так как начинает грабить и бесчинствовать».
За последние две недели крестьяне отмечают ухудшение настроения у немецких солдат, понижение их морального состояния. Некоторые их солдаты, по рассказам крестьян, изъявляют желание сдаться в плен Красной Армии. Крестьяне считают, что среди солдат наблюдаются уныние и обреченность и что это будто бы связано с тем, что Красная Армия дает сильный отпор на Днепре. Некоторые немецкие солдаты рассказывали крестьянам, что они получают нехорошие письма из Германии, что англичане очень сильно бомбят.
Один немецкий солдат так заявил крестьянину: «Скоро немцам капут, но и вам, крестьянам, тоже будет капут». Крестьяне это объясняют тем, что Красная [472] Армия начинает бить немцев, что немцы скоро начнут отступать и будут сжигать деревни. По отзывам всех крестьян, с которыми приходилось сталкиваться, немецкие солдаты и офицеры не только одиночками, но даже подразделениями боятся передвигаться по лесным дорогам, а если и ездят по лесным дорогам за продовольствием, то только днем, ночью немцы вообще не рискуют проезжать по лесным дорогам и, конечно, почти никогда не располагаются в лесах, а если и располагается немецкая часть, то только на опушке леса, в глубь леса они не заходят, в этом мы и сами убедились, даже по шоссейным дорогам движение совершается, главным образом, днем.
Ночью по шоссе, особенно проходящим через лесные массивы, движение войск, как правило, прекращается.
За последнее время немцы стали больше бояться показываться в деревнях, расположенных в лесах, и если когда заезжают в деревни немецкие солдаты за продовольствием, то обязательно предварительно около деревни постреляют из автомата по лесу, хотя они там и никого не видели, и только после этого заезжают в деревню.
Немцы издают очень много различных провокационных листовок и распускают различные провокационные слухи. Вся немецкая агитация сводится к тому, чтобы подорвать веру крестьян в силу и мощь Красной Армии и устойчивость Советского правительства, подорвать волю к сопротивлению и окончательно деморализовать. Распускаются немцами провокационные ложные слухи о мнимых захватах таких городов, как Ленинград, и боях под самой Москвой. Немцы используют не только листовки, но и радиовещание на русском языке. Немцы пускаются на такую демагогию, что они также за социализм, но за социализм настоящий, [473] без коммунистов и, как они говорят, без жидов. Советуют крестьянам выгнать всех евреев в Палестину и перебить всех коммунистов.
За месяц с лишним нам удалось найти только две листовки, изданные политуправлением Красной Армии на немецком языке. Ни одной листовки к своим войскам или к населению занятых немцами областей мы не встречали, ни одной советской газеты не было сброшено в районах, занятых немцами. Местные коммунисты или ушли на восток, или скрываются в лесах и почти не ведут никакой работы среди крестьян. В редких деревнях можно найти радиоприемник, а тяга у крестьян к слушанию советских передач огромная. Но нужно сказать, что наша политическая агитация среди крестьян поставлена очень плохо.
На этот вопрос нужно ответить прямо и определенно, что большинство крестьян — на стороне Советской власти и таят в себе вражеские чувства к немецким захватчикам, в этом не может быть никакого сомнения. Конечно, среди крестьян найдется небольшое количество людей, которые не прочь жить в дружбе с немцами, найдутся и такие, которые рады, что избавились от Советской власти, но эти не меняют общей картины и общего положительного отношения к Советской власти и Красной Армии со стороны большинства крестьян.
1. Необходимо подобрать крепких, отважных коммунистов и послать их в тыл немцев для политической работы среди населения и организации партизанских отрядов. [474]
2. Снабдить хотя бы часть партизанских отрядов небольшими радиостанциями для связи с нашими частями.
3. Необходимо хотя бы в наиболее крупные села забросить радиоприемники для слушания советских передач.
4. Нужно резко улучшить дело с выпуском политических листовок к местному населению занятых немцами областей, а также к немецким солдатам и солдатам других национальностей — чехам, полякам и т.д.
1 августа 1941 г.
Бирюков Н.