Это был тяжелый день. И Мата Хари, и капитан Бушардон, и, не в последнюю очередь, секретарь Бодуэн нуждались в отдыхе. Но в голове Бушардона уже начала складываться определенная линия, как он потом писал в своих мемуарах.
Донесения агентов Ладу об образе жизни Мата Хари в Виттеле не содержали никаких упоминаний ее шпионской деятельности. Она была там всего две недели. По всем сведениям, имевшимся на руках у Бушардона, большую часть этих дней она провела с Вадимом Масловым. Но, несмотря на все это, Бушардон пришел к следующему выводу о действительной деятельности его жертвы:
«В Виттеле, куда она поехала якобы ради лечения, она занималась тем же, чем всегда — с головой на подушке». «Тем же, чем всегда» означало, как пояснял Бушардон в предыдущем абзаце, что она спала с бесчисленными мужчинами в военной форме, у которых, очевидно, выведывала секреты, а потом передавала их немцам.
Прошли две недели, прежде чем Мата Хари вышла из тюрьмы «Сен-Лазар». В третий раз ее привезли в центр Парижа, где ее ждали Бушардон и его надежный писарь. Было 28 февраля. Мата Хари продолжила бесконечные рассказы о своих авантюрах, как будто с прошлого допроса прошло не четырнадцать дней, а четырнадцать минут. Бушардон слушал ее со стоическим спокойствием. Как всегда.
В Мадриде она зря ожидала известий от месье Казо. Никто не появился, никто не показал ей вторую половинку визитной карточки секретаря. Мата Хари воспользовалась своим пребыванием в испанской столице, чтобы написать длинное письмо капитану Ладу. Она сообщила о неудаче своей миссии и спросила, что ей теперь делать, если она не может добраться ни до Голландии, ни до Бельгии. Еще она написала Анне Линтьенс в Гаагу. Мата Хари просила Анну передать барону ван дер Капеллену, чтобы он не беспокоился. Через пять дней она послала телеграмму в Виго и спросила месье Казо, стоит ли ей еще ждать, потому что она собирается ехать в Париж. Ответ пришел по почте. Она получила сообщение, что «русские поехали в Швейцарию». Потом месье Казо попросил сообщить ему ее адрес в Париже.
Мата Хари не привыкла долго сидеть без дела и решила начать действовать прямо на месте. Под предлогом поиска имени одного господина, который работает в голландском посольстве, она попросила у портье в отеле ежегодник со списком всех аккредитованных в стране дипломатов. Она открыла страницу со списком сотрудников немецкого посольства. Там она нашла имя военного атташе, некоего капитана фон Калле. Бушардону она рассказала: — Лишь позже я узнала, что его за это время повысили до звания майора.
В тот же день она написала фон Калле и сообщила, что хотела бы нанести ему визит. Она попросила сообщить ей время возможного визита. На следующий день курьер доставил ей ответ фон Калле: «Мадам, я не имею честь знать вас, но я могу вас принять завтра, в субботу. в три часа дня».
В назначенное время она была на месте. Ее провели в комнату, где работал фон Калле.
— Мадам, — сказал он. — Я не знаю, почему вы именно мне оказали честь вашим визитом. Не в моей привычке принимать дам, которые, возможно, подосланы нашими врагами, но я установил, что о вас такого сказать нельзя.
— Ну и как же вы это выяснили? — спросила она с улыбкой.
— Да потому что я уже десять месяцев как майор, а агенты вражеских разведок это точно знают. Но когда вы мне писали, вы воспользовались старым ежегодником. Я вижу по вашей визитке, что вы голландка? Вы знаете немецкий язык?
— Отлично знаю. И французский тоже.
— Так о чем вы хотели поговорить со мной?
— Меня арестовали в Англии на четыре дня, потому что приняли меня за немку, которая путешествует с фальшивым голландским паспортом. Они настаивали на том, что я — некая Клара Бенедикс... Что все это значит?
— Вы прекрасно говорите по-немецки. Где вы научились?
— Я три года прожила в Берлине.
— Тогда вы, должно быть, знакомы с немецкими офицерами.
— С очень многими.
— Можете назвать мне некоторых?
Мата Хари назвала нескольких и рассказала, что ее любовником был Альфред Киперт. Фон Калле знал об этой связи. Он сказал, что как-то раз видел Мата Хари на обеде в отеле «Карлтон» и знает еще, что она однажды сопровождала Киперта на маневрах в Силезии.
— Тогда вы именно та женщина, которую он так ревновал, — добавил он. Потом заверил ее, что он ничего не знает об ее трудностях в Фалмуте и ничего не знает о Кларе Бенедикс. Этими делами, видимо, занимался барон фон Роланд в Барселоне.
«Беседа была очень приятной. Фон Калле предложил мне сигарету, и мы заговорили о высшем обществе Мадрида. Я старалась показать себя с самой лучшей стороны. Я играла ножками и делала все, что делает женщина, чтобы влюбить в себя мужчину. И я знала, что фон Калле заглотнул наживку. Когда он комфортно откинулся на спинку кресла, то вдруг сказал: — Я устал. Подготовка десанта немецких и турецких солдат с подводных лодок на марокканском побережье, во французских владениях, очень меня измучила. Я отдаю ей все мое время.
Вскоре после этого она вышла из бюро фон Калле. Вечером того же дня она в письме сообщала капитану Ладу эту сенсационную новость. Она рассказала ему о высадках с подводных лодок на марокканском побережье и о том, что барон фон Роланд является резидентом немецкой разведки в Барселоне. В заключение она написала: «Я жду ваших указаний; я могу делать с моим немцем все, что пожелаю».
На следующий вечер, в воскресенье, Мата Хари была приглашена на ужин одним из атташе голландского посольства, господином Г. де Витом. Они встретились в «Палас-Отеле», где он познакомил ее с еще одним господином, постарше, «с ленточкой ордена Почетного легиона в петлице и немного прихрамывающим». Это был полковник Данвинь, французский военный атташе.
Следующим вечером Мата Хари снова была приглашена господином де Витом по случаю гала-ужина в отеле «Ритц». После ужина она встретила в холле полковника Данвиня, сидевшего за другим столом. Он сделал ей комплимент из-за ее восхитительного платья. Согласно Мата Хари, которая продолжала объяснять с интересом слушавшему ее Бушардону все подробности своего впутывания в шпионские круги Мадрида, полковник Данвинь сказал: — Мадам, мои глаза никогда не видели ничего более гармоничного, чем вы, когда вчера вы вошли в «Палас-Отель».
«Потом он подсел ко мне и вел себя как настоящий влюбленный. Так, что мне это даже было неприятно. Я снова и снова танцевала с голландским атташе. Но когда я возвращалась, полковник упрямо продолжал беседу со мной. Однажды он спросил меня, откуда я, и я рассказала ему о трудностях, с которыми столкнулась во время путешествия. Потом он спросил, что я делаю в Мадриде. Я, улыбаясь, сказала: — Мой полковник, никакого повода для беспокойства... Я на вашей стороне.
Он пожал мне руку, и я продолжила: — Ели бы я познакомилась с вами всего днем раньше, то мне не пришлось бы мучиться, отправляя мои сведения в Париж. Я бы передала письмо лично вам. Оно тогда пришло бы раньше.
— А что за сведения?
Я рассказала ему все, что знала, и упомянула имя фон Калле, сказав, что нашла его слегка усталым, но мягким, как ягненок. Полковник ответил, что фон Калле и ему показался несколько бледным, когда он видел его в последний раз».
На следующий день полковник Данвинь ожидал ее в читальной комнате отеля «Ритц» и «практически разыграл сцену ревности». Он пожелал знать, с кем она сидела. Потом он сказал: — Я много раздумывал над нашей беседой вчера вечером. Не можете ли вы выяснить, где высадились на сушу эти офицеры и солдаты в Марокко?
Мата Хари заметила, что «нельзя так торопить события». Но полковник настаивал на новой информации.
«Потому я посетила фон Калле под предлогом, что, мол, забыла кое-что у него спросить. — Я хотела бы через Швейцарию и Германию вернуться в Голландию, — сказала я. — Я знаю, что на немецкой границе все очень точно и строго. Не могли бы вы мне помочь и немного облегчить эту часть моего путешествия?»
Фон Калле выразил сожаление. Он ничего не может тут сделать, сказал он. Потом он предложил ей сигарету.
«Я играла ту же игру, что и во время моего первого визита. Прошло немного времени, и я поняла, что фон Калле уже возбужден и его тянет на авантюры. Я выпустила дым ему в лицо и мягко спросила: — Ну — все еще устал? Все еще слабый? Все еще занят делами?
— Не говорите об этом, — ответил он. — Я смогу спокойно отдохнуть лишь после того, как все это дело закончится.
— Но это ведь очень большая операция, должно быть, — высадить людей с борта подводной лодки на берег Марокко. Где и как вы сможете справиться с такой задачей?
— Красивым женщинам не следует задавать слишком много вопросов, — ответил фон Калле».
Мата Хари знала, что она действует слишком прямо и быстро. Она перевела разговор на фотографии, которых много было в его бюро. А потом она ушла. Позже в тот же день пришел полковник Данвинь, чтобы получить ответ на свой вопрос. Она сказала ему, что то, что он потребовал от нее, было совершенно «по-детски», и что «если бы мне самой не хватило ума, то все дело уже было бы потеряно. В следующий раз позвольте мне действовать по моим собственным правилам».
«На следующий день полковник пришел один раз после обеда и еще один раз после ужина. Он продолжал демонстрировать на публике мне свою влюбленность. Еще через день он появился опять и сказал:- У меня очень много работы, и я должен сопровождать генерала Лиоте в Париж. Он попросил меня подарить ему на память мой маленький букетик фиалок и мой носовой платок и спросил, может ли он что-то сделать для меня в Париже.
— Много всего, — ответила Мата Хари . — Вы можете найти капитана Ладу и его шефа. Объясните им, с какого рода женщиной они имеют дело в моем лице, и что им следовало бы относиться ко мне более дружески и менее таинственно».
Полковник пообещал ей и сказал, что она может писать ему через посольство. Если нужно, она может встретиться с его адъютантом, маркизом де Паладином. Когда Мата Хари ответила, что сама собирается вскоре поехать в Париж, он попросил ее позвонить ему в «Отель д?Орсэ», чтобы они могли вместе пообедать.
Капитан Бушардон молча слушал. Затем он вытащил из папки перехваченное письмо, которое Мата Хари написала одному своему другу. В письме она описывала попытки флирта со стороны полковника Данвиня. «Полковник принес мне только один маленький букетик фиалок и попросил меня целый день носить его на груди. А вечером он придет, чтобы забрать его. Кроме того, он пожелал ленточку от моего корсета, которую он сам заберет в читальной комнате отеля, если мы будем там одни. Он играл в любовника, как молодой человек».
Письмо, которое Мата Хари писала, разумеется, не для того, чтобы его перехватили, вполне ясно позволило Бушардону представить перед своими глазами все юношеские фантазии военного атташе в Мадриде. Но встреча Мата Хари и французского офицера представлялась ему все-таки совсем другой. Она стала полной противоположностью той, что была на самом деле — просто потому что так она лучше вписывалась в окончательный образ шпионки, складывавшийся в голове у Бушардона.
В 1953 году Бушардон писал: «Мата Хари, дерзкая во всем, что она делала, успешно сблизилась с нашим военным атташе генералом Данвинем. Она заставила его поверить, что сама служит Франции и предоставила ему некие сведения, которые — как она утверждала — хитростью выманила у фон Калле в ходе нескольких визитов к нему. Не стоит и упоминать, что эти сведения были устаревшими и не имели никакой ценности. Но полковник, поддавшись на кокетство этой красивой дамы, не разгадал, кем она была. Он влюбился, как молодой лейтенант. Он не мог нахвалиться этой новой сотрудницей».
Дело Бушардона медленно начало принимать отчетливые формы.
«На следующий день после отъезда генерала Лиоте и полковника Данвиня, — продолжала Мата Хари , — фон Калле прислал мне в отель письмо. Он спрашивал, смогу ли я прийти к нему попить чаю в этот день в три часа пополудни. Я нашла его более холодным, чем обычно — как будто бы ему сообщили о нескольких моих встречах с полковником».
Вскоре она узнала, почему его поведение изменилось. Фон Калле рассказал ей, что французы посылают радиограммы, сообщающие о немецких десантах в Марокко.
— Эта информация могла поступить к ним от кого угодно, — сказала Мата Хари. — И, кроме того, откуда вы знаете?
— Мы знаем их код.
Мата Хари почувствовала, что проигрывает эту игру. Она удвоила свои кокетливые соблазны. Но она уже хорошо поняла, что фон Калле разгадал ее, как только тот сказал: — Красивым женщинам, вроде вас, нужно многое прощать... Но если в Берлине узнают, что эта информация просочилась через меня, то наступит настоящее светопреставление.
«Как только я заметила, что он снова стал ко мне более благосклонным, — сообщала дальше Мата Хари, — я решила несколько ускорить ход событий. Я хочу, чтобы это скорее закончилось, решила я про себя, — и дала ему то, чего он так сильно хотел. Когда он удовлетворился, то начал говорить о других вещах».
Мата Хари рассказала капитану, что фон Калле с ней много говорил о поведении некоторых людей в немецкой армии, которое он назвал жестоким. Мата Хари с успехом выдержала эту его проверку. Она нашла хорошие слова, похвалив мужество немцев. Французы, сказал фон Калле, тоже мужественны, особенно их летчики. Один из них высаживал шпионов в немецком тылу за линией фронта, а потом забирал их. Но вскоре, намекнул фон Калле, они будут знать все подробности, потому что у немцев во Франции есть самые информированные шпионы.
Мата Хари спросила его, как удается немецким шпионам пересылать в Германию информацию. Когда фон Калле ответил, что для этого есть много путей, она выразила сомнение. Она уже неоднократно сама переезжала границы. Обыски, контроль багажа и допросы таковы, что трудно припрятать даже булавку.
— В Англии, — сказала она, — они проверяли даже тесемки моего нижнего белья.
Фон Калле поправил ее. Немцы не используют женщин вроде нее, а только грязных мужчин, прячущих чернила для тайнописи под ногтями или в ушах.
В этот вечер Мата Хари написала полковнику Данвиню письмо на двенадцати листах. Она рассказала ему все о французском летчике, невидимых чернилах и том факте, что немцы взломали шифр французских радиограмм. А так как больше в Мадриде ей нечего было делать, она решила готовиться к путешествию в Париж.
Через два дня, 1 марта, Мата Хари и капитан Бушардон снова сидели напротив друг друга. В последующих описаниях ее странствий она добралась до эпизода, в котором речь шла о письме испанского сенатора Хуноя, которое ее так разозлило. Кто-то не только попытался разрушить их дружеские отношения, но и клеветал за ее спиной. Реакция сенатора, сказала Мата Хари, была типичной реакцией испанского дворянина — Хуной сам писал в своем письме: «И потому мы хотели бы тебя предупредить».
После решения выехать в Париж, которое было еще ускорено этим неожиданным поступком, вероятнее всего, одного из французских агентов, Мата Хари 2 января покинула Мадрид и 4 января прибыла в Париж. Как рассказывала она Бушардону, она была очень удивлена молчанием капитана Ладу, но так как полковник Данвинь был старше того по званию, она была уверена, что он сам урегулирует эту ее проблему.
Из своего номера в отеле «Плаза» на Авеню Монтень она позвонила полковнику Данвиню в «Отель д?Орсэ». Но там о нем никто не слышал. В военном министерстве, куда она тоже позвонила, он также был неизвестен.
«- Устав от поисков, я оделась и направилась на Бульвар Сен-Жермен, 282. Офицер, ростом даже выше меня, сказал, что полковник в этот же вечер уезжает в Мадрид».
Но так как Мата Хари обязательно хотела поговорить с ним, она в девять часов поехала на вокзал Д?Орсэ. Но там ей пришлось узнать, что никто не может заходить на перрон. Она написала короткую записку полковнику и попросила служащего в бюро по обслуживанию спальных вагонов передать эту записку Данвиню. В записке была просьба, что она обязательно должна его увидеть. На Аустерлицком вокзале, где стоял поезд до отправления из Парижа, он должен был бы хотя бы выглянуть из окна. Потом она купила билет, разрешающий пройти на перрон. Но полковника она нашла, лишь попросив проводника спального вагона позвать его. Он показался ей совсем другим человеком, не тем, кого она знала в Мадриде.
— Очень прелестно с вашей стороны, полковник, уехать, не сказав ни слова, — сказала Мата Хари. — А наше дело? Вы говорили с капитаном Ладу?
«Полковник отвечал очень тихим голосом, — рассказывала Мата Хари Бушардону. — Я говорил с ним, — ответил он. — Но больше с его начальником, полковником Антуаном Губе. Он сказал мне, что ваша информация очень интересная, и что вы умная женщина.
— Это все?
— Он еще спросил, знаю ли я что-то о ваших связях, а я ответил ему, что нет.
— Почему вы солгали?
Все, что смог ответить на это жалостливым голосом полковник, было: — Моя маленькая, моя маленькая…
Это было все, потому что поезд отъехал с вокзала. Я слегка опечаленная стояла на перроне.
На следующий день я пошла к капитану Ладу. Но листок с графиком посещений, куда я вписала свое имя, оказался с отметкой «отсутствует». После того, как на следующий день я прождала его около часа, я получила разрешение на посещение его следующим вечером.
В назначенное время я пришла. Было около шести часов. Я нашла капитана очень странным. Он не улыбался, как обычно. Казалось, что ему предстоит сделать что-то неприятное. Я спросила его, видел ли он Данвиня и рассказал ли ему полковник все, что пообещал мне рассказать. Он ответил, что говорил с полковником очень недолго и тот ему ничего не рассказывал. Но мне показалось, что он удивлен тем, что я пошла во французское посольство.
Я получила письмо, полное клеветы, — ответила ему Мата Хари. — И если что-то происходит, чего я не понимаю, то я колочу во все двери».
Потом она рассказала капитану Бушардону, как рассказала Ладу о содержании письма испанца, а он посоветовал ей не забывать, что она не знает его, и он ее тоже. — И еще Ладу сказал, что это точно не его бюро послало сенатору это компрометирующее письмо. Если какой-то подчиненный агент сделал бы это по собственной инициативе, то его послали бы за это на фронт.
— Это меня интересует в очень малой степени. Но я все-таки предполагаю, что у вас не было причин, мешать моей работе путем вмешательства какого-то агента. Если французский агент действительно видит что-то, что ему не нравится, то он должен идти со своей жалобой во французское посольство, а не к испанскому сенатору».
Мата Хари была в ярости.
«- И, кроме того, меня очень поразило, как вы меня приняли. Это что — благодарность за услуг, которые я вам оказала?
— Какие услуги? Информацию о бароне фон Роланде и о подлодках?
— Вы забыли о летчике, радиокоде и невидимых чернилах.
— Об этом я в первый раз слышу.
— Вы хотите сказать, что полковник вам об этом не рассказывал?
— Я же вам говорил, я его едва видел. Вы хотите сказать, что немцы знают код, которым шифруются наши радиограммы? Военный атташе наверное просто позволил вам подшутить над ним.
— Даже если возможность того, что моя информация правдива, составляет всего один процент, ее все равно стоит проверить.
— Конечно! Но я совершенно озадачен.
— Я тоже. Но у меня нет желания больше здесь оставаться. Я хочу домой. Кроме того, у меня нет больше денег, чтобы жить в Париже.
— Останьтесь еще на пару дней, — сказал капитан Ладу. — Я попрошу отчет из Мадрида».
Она вернулась в отель, взяла там письмо сенатора Хуноя и передала его в бюро Ладу. За это время она смогла убедиться, что за каждым ее шагом в отеле «Плаза» следят сыщики. Они опрашивали горничных и портье. Когда она звонила про телефону, они подслушивали за дверью. Однажды она получила письмо, которое уже было вскрыто.
«15 января я написала капитану Ладу длинное письмо. Я спросила его, что именно он от меня хочет. «Я сделаю все, что вы пожелаете, — писала я. — Я не хочу узнавать ваши тайны. Я не хочу знать ваших агентов. Я просто женщина мира. Не спрашивайте меня, как я буду работать, но позаботьтесь о том, чтобы моей работе не мешали. В том числе, ваши агенты, которые меня просто не понимают. Очевидно, что я хочу, чтобы мне заплатили. Я хотела бы уехать».
С этим письмом я пошла к мэтру Клюне. Он не стал критиковать содержание письма, но сказал, что его тон слишком резкий. Особенно слово «заплатили» шокировало его. Но я сказала ему, что если мне не стыдно брать деньги, то мне не стоит стыдиться, называя вещи своими именами. С Бульвара Осман я сама послала письмо.
Не получив ответа, я пошла в бюро месье Монури. Я попросила его получить для меня у капитана Ладу разрешение выехать домой через Швейцарию. Я намеревалась найти в Берне немецкого военного атташе и начать с ним такую же игру, как и с фон Калле, а полученную таким путем информацию передать во французское посольство. Месье Монури объяснил мне, что капитан Лалу на Ривьере и вернется лишь через три недели. Без его разрешения он не может дать мне выездную визу. В это же время я получила письмо от барона ван дер Капеллена. Барон писал, что он уже отослал мне деньги еще раз, но что он не может содержать дом в Гааге, если я вскоре не вернусь. Одновременно ко мне поступила письмо моей служанки. Она тоже советовала мне вернуться в Гаагу, потому что полковник очень по мне скучает. К этому моменту мне уже все порядком надоело. Я отправилась в бюро по делам иностранцев. Там я заявила, что хочу вернуться в Голландию через Швейцарию. Я не получала ответ 10 дней. 12 февраля я еще раз посетила это бюро. Мне сказали, что мои бумаги еще не вернулись. 13 февраля меня арестовали. Вот и все.
В заключение я хочу еще раз выразить протест. Я никогда не шпионила против Франции и никогда даже не пробовала это сделать. Я не написала ни одного письма, которого не следовало бы писать. Я никогда не просила моих друзей об информации, которая меня не касалась, и никогда не ходила туда, где мне нечего было делать. Моим первоначальным намерением было только побыть во Франции три месяца. При этом я думала лишь о своем любовнике. Я очень далека от мыслей о шпионаже. Только обстоятельства решили иначе».
Когда Мата Хари наконец закончила, пришла очередь капитана Бушардона. Все, что он хотел знать в этот день — откуда взялись пять тысяч франков переведенные ей через банк «Комптуар д?Эскомпт» и полученные ею в голландском консульстве.
— 5000 франков были от барона ван дер Капеллена, — сказала Мата Хари. — 15 января мне позвонил голландский консул и сказал: — Вам поступили деньги. Вы можете их забрать, когда вам будет удобно. 16 января я пошла в консульство. Месье Бюнге выдал мне пять тысячефранковых банкнот, не задавая никаких вопросов. Деньги были определенно от барона ван дер Капеллена. Я просила его о деньгах из Лондона и из Мадрида.
Потом последовал последний вопрос: — Как и где вы познакомились с голландским консулом Бюнге?
У Мата Хари ответ готов: — Я познакомилась с месье Бюнге во время моей первой поездки домой в Голландию, через Лиссабон.