Рассказ Мирзы Ахмеда об Якуб-Беке.

Якуб-Бек — сын Латифа шакосы {6}, сарта, жившего в селении Пскент ташкентского уезда. Лет восемьдесят тому назад Латиф был выслан из Пскента по повелению кокандского правителя{7} Алим-Бека и поселен в местности Капа андиджанского уезда. Ссылка последовала за кляузничество и сплетни Латифа, доведенные до сведения Алим Бека кереучинским беком, дядею последнего. Капа служила местом ссылки потому, что вследствие низменного положения и сырости в ней летом бывает столько мошек и комаров, что жить там чистое наказанье. Во время пребывания Латифа в ссылке, у него родился сын Якуб{8}.

По смерти Алим-Бека и затем брата его Омар-Хана, Латиф переселился в свой родной Пскент и вскоре умер. Малолетний Якуб остался на попечении своего дяди. Достигши юношеского возраста, Якуб начал посещать чай-хане, при чем обнаружил способность к пению; a [95] так как он имел красивую наружность, то его стали называть Якубом-бачею. Такое поведение Якуба не нравилось его дяде, который решил дать другое направление деятельности своего племянника, научив его какому нибудь ремеслу, для чего и отвез его в Ташкент, где определил к одному сарту, ткачу маты, проживавшему в беш-агачском квартале; но Якуб пробыл в ученье лишь несколько дней и бежал обратно в Пскент. Один из пскентских жителей, Абдухалык, находившийся в услужении у кереучинского бека Ирназар-Беглярбега, рекомендовал Якуба в служители к минбаши Гадай-Баю. Обязанности Якуба состояли только в том, что он грел кумган и подавал чилим своему хозяину. От Гадай-Бая Якуб перешел на службу к Мухаммед-Кериму Кашке, беку ходжентскому, и исполнял те же услуги.

Когда Мухаммед-Керим Кашка был вызван Мусульман-Кулом в Коканд и там зарезан, люди его частью разбежались, а частью поступили в войско ташкентского бека Азиза, назначенного на этот пост тем же временщиком, то и Якуб определился к Азиз-Беку джигитом в его войско. В то время в Ташкенте был казием Низам эд-Дин, зять Якуба, переведенный туда из Пскента. Низам эд-Дин устроил женитьбу кереучинского бека Нар-Мухаммеда на сестре жены своей и Якуба. Родственные связи с высокопоставленными лицами помогли Якубу возвыситься.

Когда власть Мусульман-Кула временно поколебалась, Азиз-Бек был удален из Ташкента, а его место занял Нар-Мухаммед в звании куш-беги. Прибыв в Ташкент Нар-Мухаммед сейчас же послал своего шурина Якуба правителем в Чиназ, а потом перевел его в Аулиэ-ата. В то время должность бека Ак-Мечети была самою доходною, так как через эту крепость шел караванный путь из Бухары в Оренбург, что доставляло большой таможенный сбор, и Якуб выпросил себе это место у Нар-Мухаммеда.

Полагают, что Якуб-Бек нажил там большое состояние, так как собирал произвольный зекят, взимал деньги со скота и барантовал{9}. Прошел даже слух, что он за деньги уступил русскому [96] правительству право пользования водою озера Сары-камыш. О последнем обстоятельстве караван баш Юлдаш-Бай донес Мусульман-Кулу, который поставил это на вид Нар-Мухаммеду куш-беги, вследствие чего тот потребовал объяснений от Якуб-Бека. Последний явился в Ташкент лично и заявил Нар-Мухаммеду, что донос на него сделан ложно и при этом представил тысячу тиллей, которых будто бы Нар-Мухаммед не принял; тем не менее Якуб-Бек удержался в Ак Мечети. Таким оборотом дела остался недоволен Худояр-Хан и прибыл с войском в Ташкент, чтобы лишить Нар-Мухаммеда занимаемой им должности. Дело уладилось мирно, так как куш-беги поднес хану богатые подарки и удержался на своем месте; а Якуб-Бека вызвал в Ташкент, где сделал своим помощником в звании батыр-баши. В Ак Мечеть был назначен беком Абдували, при котором эта крепость была взята русскими{10}.

В Ташкенте Якуб-Бек оставался до тех пор, пока там управлял Нар-Мухаммед, а когда последний был смещен и вызван в Коканд, туда же отправился и Якуб-Бек. Здесь он просил меня исходатайствовать ему какую либо службу при ханском дворе, что и удалось, так как я тогда был гала-батырем и любимцем хана. Якуб Бек был назначен смотрителем посольского дома, но оставался в этой должности один месяц и по моему ходатайству получил место ходжентского бека. Случилось это после смерти Нар-Мухаммеда, убитого кокандскими сартами через 6 месяцев по прибытии его в Коканд, — в то время сарты ополчились на узбеков кипчаков и всюду истребляли их. [97]

Управляя ходжентским бекством, Якуб-Бек уговаривал Рустам-Бека, уратюбинского бека, к которому приезжал по ночам, сделать доклад эмиру о неспособности Худояр-Хана править народом и просить его вмешательства в дела Коканда. Об этом сообщил Якуб-Бек и хатырчинскому беку Гадай-Баю. Худояр-Хан узнал об этом и послал людей захватить Якуб-Бека и доставить его в Коканд. Те действительно схватили Якуб-Бека, связали его и повезли к хану; но узник ночью зубами перегрыз веревки и бежал. Переплыв через Сыр-Дарью, он очутился на бухарской стороне и через Джизак прибыл в Бухару. Там он оставался 3 года и затем явился ко мне в Ташкент. Я стал ходатайствовать пред Худояр-Ханом за Якуб-Бека о прощении его, и хан уступил моим просьбам, повелев прислать к нему Якуб-Бека в Коканд. Три года Якуб-Бек оставался не у дел. Однажды хан пригласил меня на обед; я застал хана читающим Коран и ожидал когда он кончит чтение. В это время Якуб-Беку подали на грязной тарелке плов, который он наполовину съел, а другую половину отдал собаке. Это подействовало на меня удручающим образом. За ханским обедом я ел очень мало, что не укрылось от хана, который спросил меня, какая тому причина. Я отвечал, что у меня отбило аппетит положение несчастного Якуб-Бека. Тогда хан приказал позвать к обеду и Якуб-Бека. Тут же присутствовал бек Канаат. Пользуясь вниманием Худояр-Хана к Якуб-Беку, я просил о награждении последнего халатом, что и было исполнено, кроме того хан назначил Якуб-Бека понсатом (начальником над 500 воинов). Случилось это менее чем за год до взятия русскими города Ташкента, а месяц спустя бухарский эмир подступил к Коканду и отправил Худояра в Бухару, а на ханство возвел его племянника, Шамрат-Хана, сына Сарымсака, брата Худоярова. По удалении эмира кокандцы убили Шамрат-Хана и избрали ханом Султана Саида. При нем Якуб-Бек остался не у дел, хотя и продолжал жить при ханском дворце. Тяготясь таким положением, он обратился ко мне за советом, как бы ему устроить иную, лучшую жизнь? При этом Якуб заметил, что боится муллы Алим-Кула, который относится к нему недоверчиво. Я обещал Якуб-Беку помочь и вскоре мне представился к тому случай. По некоторым делам я отправился к Алим-Кулу и тот, между прочим, сообщил мне, что в виду русских завоеваний его занимает мысль о вознаграждении за причиненные потери, в другом месте, а именно в Кашгаре, где царит беспорядок. При этом Алим-Кул спросил меня: кого бы отправить в Кашгар, чтобы водворить там кокандское влияние? Я указал на Якуб-Бека. На это Алим-Кул [98] заметил, что намеченный мною кандидат — человек опороченный и не заслуживает доверия. Однако мои доводы подействовали на Алим-Кула, который согласился послать Якуб-Бека в Кашгар, но потребовал моего поручительства в том, что Якуб-Бек не изменит своему отечеству. Я и Хош-Дадха, ташкентский бек, дали такое поручительство и тогда Якуб-Бек был послан с Бузрюк (т. е. Бузюрк) — Ходжей, потомком Аппак-Ходжи, в Кашгар. Собственно говоря, больше прав на ханство в Кашгаре имел ходжа Мухаммед-Эмин, двоюродный брат Бузюрка, сын Мухаммед-Юсуфа тюри, уже правивший прежде этим ханством в течении трех лет и оставивший эту страну пред тем лет 12, не надеясь на успех в борьбе с китайцами. Ему предпочли Бузюрк-Ходжу на том основании, что это был человек глупый и слабый, не способный освободиться от кокандского влияния, тогда как ум и самостоятельность Мухаммед-Эмина сильно смущали кокандцев, которые много раз имели случай убедиться в этих его качествах, потому что Мухаммед-Эмин все это время заседал в совете хана, и ни одно серьезное дело не решалось без его участия. Оба ходжи проживали тогда в Коканде. Случилось это за полгода до падения Ташкента.

В то время Кашгарская область находилась под управлением дунганина Дауд-Ахуна, имевшего пребывание в Урумчи и не подчинявшегося Китаю. Покорив Кашгар, Дауд вернулся в Урумчи, но по дальности расстояния-три месяца езды — власть Дауда в Кашгаре была ничтожна. Якуб-Бек, по данной ему инструкции, должен был освободить Кашгарскую землю от дунганского владычества, но когда прибыл в Кашгар, то по недостаточной численности войска, ничего предпринять не мог. Дунгане же, узнав о появлении в Кашгаре хана, пошли против него. Якуб-Бек заперся в Кашгаре и оттуда писал мне, чтобы я спешил к нему на помощь.

Между тем Алим-Кул пал, и Ташкент перешел в руки русских. Войско кокандское удалилось в Коканд, где не было хана, так как Эмин потребовал Султана Саида в Бухару, и войско оставалось без дела, что и дало мне возможность отправиться в Кашгар. С другой стороны и Мухаммед-Эмин-Ходжа, прослышав о дурном поведении Бузюрк-Ходяш, решился поехать в Кашгар и просил меня сопутствовать ему. Я был в очень хороших отношениях с Мухаммед-Эмином и надеялся при его помощи устроить и свое положение в Кашгаре — это еще более побудило меня отправиться туда.

Что же касается Бузюрга-Ходжи, то он сейчас же по прибытии в Кашгар предался всем удовольствиям жизни. Во дворце его днем и [99] ночью был машраб, по ташкентскому — беем. Кашгарские мужчины и женщины большие мастера играть на дутаре (двух-струнный инструмент), на тамбуре (трех-струнный), гиджеке (скрипка), нае (духовой инструмент) и бубне. Под музыку девушки и женщины поют песни и танцуют. Вообще кашгарцы очень любят веселиться. В городе для этого существует особое здание, называемое Пайкабак, где музыканты ежедневно в полдень игрою с крыши этого здания возвещают горожанам о начале гулянья. Тогда туда стекаются женщины и девушки, танцовщицы и песенницы, собираются зрители, и начинаются танцы под музыку. Кто не имеет возможности идти в Пайкабак, те устраивают танцы под пайкабакскую музыку на крышах своих домов. В Пайкабак приносят мусалляс (кишмишевая водка), который пьют не только мужчины, но и женщины. Женщины в Кашгаре не закрывают своих лиц.

Разгульная жизнь Бузюрк-Ходжи возбудила против него неудовольствие в народе и в войске, а Якуб-Бек не предостерегал ходжу от последствий такого поведения.

Когда Мухаммед-Эмин прибыл в Кашгар, народ и войско просили его взять в свои руки управление областью. Тогда Бузюрк-Ходже ничего более не оставалось, как удалиться из Кашгара, что он и сделал, спустя неделю по водворении Мухаммед-Эмина в Кашгаре, под предлогом пилигримства в Мекку. До Мекки, однако, Бузюрк-Ходжа не добрался, а из Персии вернулся в Коканд, где осенью того же года умер.

Хотя Мухаимед-Эмин и занял место Бузюрк-Ходжи, но всеми делами по прежнему распоряжался Якуб-Бек. Он сейчас же отправил меня к городу Маралбаши, чтобы выгнать оттуда дунган. Я взял город и донес о том Якуб-Беку. В ответ на это извещение я получил уведомление, что Мухаммед-Эмин умер. В Кашгаре он пробыл всего 3 месяца. Подозревали, что он был отравлен. Мухаммед-Эмин иначе назывался Ишан-Ханом. Через два месяца после того последовала смерть Валихана тюри. Он не любил Якуб-Бека и тот с своей стороны считал для себя Валихана опасным. Говорят, что Якуб-Бек подослал к Валихану своих приближенных, которые рекомендовались тюре врачами и, будучи приняты им, отравили его.

По смерти Мухаммед-Эмина верховная власть должна была перейти к сыну его Хаким-Беку; но это не входило в планы Якуб-Бека, который поспешил удалить ходжу, назначив его беком в Маралбаши.

Успех действий под Маралбаши побудил и самого Якуб-Бека отправиться походом в Аксуйскую долину для присоединения ее к [100] Кашгару. Он пробыл в походе три года. Завоевав город Куня-Турфан, он посадил там беком Хаким-Хана; а сам отправился на Урумчи, подчинявшийся Дауд-Ахуну. В Урумчи был беком Суянчишай-Бек, изгнанный из Куня-Турфана. Дауд-Ахун выступил против Якуб-Бека с войском, простиравшимся до 90 тысяч человек. Якуб-Бек должен был отступить. Остановившись в Кургане Даки-Юнус, он послал меня с войском в Урумчи. Я сражался с урумчинцами, но убедившись, что взять город нет возможности, я, с согласия Якуб-Бека вступил в переговоры с Дауд-Ахуном о мире, который и был заключен, после чего Якуб-Бек направился в Куня-Турфан, а оттуда в Кашгар.

Резиденцией своей Якуб-Бек избрал город Курлю, отстоящий от Кашгара на 12 дней езды, в Кашгар же приезжал он только по особенным случаям и для торжественных приемов. Так в Кашгаре был принят английский посол Форсайт, но русский посланник Куропаткин ездил в Курлю.

Еще при жизни Мухаммед-Эмина Якуб-Бек усвоил себе титул Аталыка. Так назвал его Худай-Кул Ибрагимов (бельвакчи-хан), торговец поясами, самозванный хан омского кочевого населения. Худай-Кул был намерен придти со своим войском в Кашгар и просит на то разрешения у Якуб-Бека, которого титуловал в письме Аталыком. Сам же Якуб-Бек называл себя Бадаулетом.

Преследуя цель утвердить за собою власть в Кашгаре, Аталык обратился с письмом к английской королеве, прося у нее совета и указания, как управлять народом. Королева посоветовала ему обратиться за такими указаниями к турецкому султану. Тогда Бадаулет Якуб вошел в сношения с султаном, объявил его своим главою и просил разрешения помещать его имя на монетах. Султан посылал Якубу оружие и людей, знавших военное искусство. В числе таковых был Заман-Бек, сделавшийся впоследствии переводчиком канцелярии туркестанского генерал-губернатора.

Якуб-Аталык находился в хороших отношениях с каратегинским беком, своим соседом, сносился с кулабским правителем, раджей кашемирским, с английским правительством в Индии. Последнему он писал, что русские завоевали Среднюю Азию, и только Кашгар представляет стену, отделяющую русских от Индии: «если вода промоет эту стену, то пойдет дальше, поэтому надо поддержать и укрепить стену, чтобы не пропустить воды».

Английский посланник Форсайт жил в Кашгаре 6 месяцев. Он [101] говорил, что английское правительство желало бы учредить консульство в Кашгаре и просил Якуб-Бека послать в Лондон дипломатическое лицо для переговоров о там какие границы нужны Якуб-Беку и как их укрепить. Форсайт заверял, что если Якуб-Бек будет жить в мире с англичанами, они помогут ему расширить границы его ханства до Багдада, и дадут вспомогательное войско. Форсайт собирал сведения о торговле. Пребывание его надоело Якуб-Беку и насилу удалось выпроводить его.

После того приезжало русское посольство, состоявшее из Куропаткина и Сунаргулова. Куропаткин просил показать ему кашгарское войско, но получил отказ{11}.

В политических делах советником Аталыка был Ишан-Хан, сын Низам-эд-Дина, казия сначала пскентского, а потом ташкентского. Ишан-Хан человек бывалый: он путешествовал в Турцию и Индостан, был в Мекке. Незадолго до своей смерти Якуб-Бек отправил его к китайскому императору для переговоров, так как прошел слух о вооружениях китайцев против Кашгара. Ишан-Хан не возвратился уже в Кашгар и, по слухам, живет в Индии.

Когда Якуб-Бек отправлялся в поход, он оставлял в Кашгаре кого либо из уполномоченных им лиц, а когда прибыл из Коканда сын его, Бек-Кули-Бек, то управление поручалось ему. Однако все вершилось по инструкциям и указаниям Аталыка.

Кроме Бек-Кули-Бека к Якуб-Беку прибыли из Коканда и другие сыновья: Хайдар-Бек, Худай-Кул-Бек и Хакк-Кули-Бек. Хайдар-Бек долго оставался в Пскенте и явился к отцу только за два года до смерти Якуб-Бека, а потом опять вернулся в Пскент. Любимым сыном его был Хакк-Кули-Бек, которого Якуб-Бек называл настоящим сыном. Он считался лучшим стрелком, отличался силою и был на год моложе Бек-Кули-Бека. Между этими двумя братьями существовала непримиримая вражда, вследствие чего Якуб-Бек постоянно держал Хакк-Кули-Бека при себе. Этот юноша погиб рано, когда ему было с небольшим 20 лет.

Якуб-Бек умер при следующих обстоятельствах. Чустский житель мирза Комыль, служивший письмоводителем у Якуб-Бека, составил бумагу, содержание которой не понравилось Аталыку, и он приказал [102] переписать ее, но и вторым изложением он остался недоволен и снова потребовал переделки. Наконец, выведенный из терпения, схватил батик и начал бить мирзу. От злости с ним сделался припадок, у него потекла из носу кровь, и он умер от удара. Очевидцем смерти Якуб-Бека был Нияз-бек-Дадха, яркендский бек, состоявший при Аталыке заведующим финансами.

Хакк-Кули-Бек зашил в кожу труп отца и повез в Кашгар для погребения, Дорогою в Янги-абаде похоронную процессию встретили посланцы Бек-Кули-Бека и убили Хакк-Кули-Бека, которого бросили в колючки, а тело Якуб-Бека доставили в Кашгар. Здесь Бек-Кули-Бек потребовал от своих посланцев доказательств смерти его брата и те должны были вернуться на место убийства, там отыскали тело убитого, отрубили голову и представили ее Бек-Кули-Беку.

Якуб-Бек целый месяц оставался не похороненным.

Якуб-Бек был среднего роста, имел широкие плечи, густую бороду, немного рябоватое лицо, вообще отличался красивою наружностью и довольно значительною полнотою. Он не был грамотен. По внешней набожности Якуб-Бек считался ишаном, он восстановил в Кашгаре соборную мечеть, построил мечеть в своем дворце, наблюдал за исправным содержанием медресе и памятников на могилах святых, соорудил в Мекке от имени города Кашгара сарай для посетителей святаго места.

Народ не любил Якуб-Бека за то, что он налагал тяжелые подати. Так, он требовал 1/9 часть урожая не зерном, а его стоимостью, и брал, как деньги, так и зерно, вследствие чего выходила подать двойная. Он отбирал от общества земли, называл их казенными, и затем по нескольку раз продавал тем же обществам. Но не в этих только случаях, а и во всем он действовал произвольно.

Гарем Якуб-Бека состоял из 300 жен. Кроме того старухи-сводницы, получавшие от него содержание, собирали сведения о красивых девушках Кашгара, и из них ежедневно доставлялось ему до 20 девиц, из которых он оставлял одну. Ни одной девице не дозволялось выходить замуж без его разрешения.

Отличительною чертою Якуб-Бека была хитрость. Властвовал он в Кашгаре 12 лет, не оставив по себе доброй памяти.

Во время смерти Якуб-Бека я находился в Кашгаре под арестом по распоряжению самого Якуб-Бека, сделанному им за полгода до кончины. За что я был арестован, мне осталось неизвестным. После смерти Якуб-Бека я получил свободу и тотчас же уехал из Кашгара. [108] Меня сопровождали кокандцы в числе 1000 человек и потом они поселились в разных местах Туркестанского края.

Оставили Кашгар и кокандские солдаты. Хаким-Хан, аксуйский бек, покинул Куня-Турфан и через Нарын и Верный пришел в Ташкент, где был задержан русским начальством 6 месяцев, а затем поселился в Ферганской области в селении Шаари-хане, где живет и поныне, получая средства к существованию от народа, как уважаемый потомок ходжей.

Бек-Кули-Бек по смерти отца оставался в Кашгаре с полгода. Он отправил было посланца в Англию, дал ему 30,000 тиллей на закупку оружия, но потом посланного вернул, отобрал деньги и покинул Кашгар.

После я слышал, что китайцы, по взятии Кашгара, достали труп Якуб-Бека и сожгли его{12}.