Сквозь льды и тайгу
Иностранные интервенты, уходя из Сибири и с Дальнего Востока, не теряли надежды вернуться сюда вновь. И заранее прикидывали, на кого можно будет еще положиться, кроме Дитерихса, кого послать с мечом против Советской республики.
Выбор пал на бывшего командующего 1-й армией Колчака — Пепеляева, подполковника царской армии, ставшего за короткий срок генерал-лейтенантом. В свое время он клялся «верховному правителю» победителем войти в Москву. А пришлось ему бежать, и бежать далеко — в Маньчжурию. Но однажды к нему явилась делегация эмигрантов во главе с бывшим «якутским губернатором» эсером П. А. Куликовским.
— Ваше превосходительство, — торжественно произнес Куликовский, — Россия ждет освобождения! — И предложил Пелеляеву пост главнокомандующего «якутских повстанческих отрядов». По существу, это были недобитые кулацко-бёлогвардейские банды, укрывшиеся в тайге.
Пепеляев надел погоны и вновь стал генералом. На вербовку, формирование отряда, его вооружение понадобились деньги. Тут-то приоткрылось истинное лицо тех, кто жаждал нового похода против Советской России. Американская фирма «Олаф Свенсон и К°» немедленно предоставила кредит в 110 тыс. долларов, за что получила права да грабеж крайнего Северо-Востока России. Не осталась в стороне английская фирма «Гудзонбей» и другие. Куликовский вручил генералу 60 тыс. руб., генерал Дитерихс — 20 тыс. и большое количество оружия и боеприпасов.
Во Владивостоке в так называемую «добровольческую дружину» Пепеляева было завербовано 750 отборных белогвардейцев, злобных врагов Советской власти. Начальником штаба стал царский офицер, полковник Леонов, а его помощником — бывший начальник контрразведки во Владивостоке, уволенный Дитерихсом за взяточничество [113] и воровство, полковник Топорков, Полковник Суров получил свой чин за жестокости, проявленные в бытность его командиром карательного отряда в Томской губернии, а полковник Самойлов — за расстрелы бастовавших в 1919 г, уральских рабочих. Генерал-майор Ракитин также был произведен Колчаком в генералы за зверства и массовые расстрелы крестьян и партизан. Таковы «заслуги» пепеляевских офицеров и генералов.
6 сентября 1922 г. «дружина» Пепеляева высадилась в Аяне, а часть ее с генералом Ракитиным направилась в Охотск. Там за счет банд Бочкарева, Яныгина и других Пепеляев пополнил свою «дружину». С этим «войском» решил двинуться на Якутск, затем на Иркутск и на Москву.
Поход на Якутск проходил с массовыми грабежами и убийствами. Пепеляеву удалось дойти до селения Амга. У якутского местечка Сасыл-Сысын (по-якутски — лисья поляна) в кровопролитном 20-суточном бою небольшой отряд И. Я. Строда задержал пепеляевцев. Красноармейцы отбили множество атак и — выстояли. Им на помощь пришел командующий войсками Красной Армии Якутской республики К. К. Байкалов со своими частями. Пепеляеву оставался один выход — идти обратно в Аян, а Ракитину — в Охотск. Пепеляев стал понимать всю нереальность затеянной авантюры. Он послал письмо в Китай белогвардейскому адмиралу Старку с просьбой прислать в Аян с открытием навигации судно. Офицер, посланный с пакетом, был задержан бойцами отряда ОГПУ А. Н. Липского при попытке перейти на территорию Китая.
И. П. Уборевич в это время готовил план разгрома банд Пепеляева. В предварительном распоряжении командиру 17-го Приморского стрелкового корпуса 13 февраля 1923 г. начальник штаба армии И. В. Смородинов писал: «Командарм предлагает с открытием навигации отправить экспедиционный отряд... для занятия Охотска и Аяна с расчетом занять указанные пункты до прибытия коммерческих судов. Для принятия подготовленных мер прошу срочно сообщить, с какого пункта лучше отправить суда»{28}. Комкор Фельдман сообщил, что экспедиционный отряд целесообразно отправить из Владивостока. [114]
Вострецов вскоре после разгрома «рати» генерала Дитерихса был переведен в штаб на должность исполняющего особые поручения командующего армией И. П. Уборевича. С Иеронимом Петровичем Степану Сергеевичу часто доводилась встречаться в дни жарких боев. Восхищаясь его умением, искусством руководить крупными соединениями в сложных боевых условиях, Вострецов учился у командарма. Но все-таки ему не очень нравилась штабная работа. Уборевич чувствовал это. И 1 апреля 1923 г. он назначил Вострецова помощником командира 36-й Забайкальской дивизии.
— Но прежде, — сказал командарм, — тебе предстоит выполнить одно ^боевое задание. Пора кончать с Пепеляевым.
О Пепеляеве Вострецову не нужно было рассказывать. В его папке были все донесения о действиях «Сибирской добровольческой дружины», о ее связях с империалистами. И он уже продумывал операцию по ликвидации этой банды — последнего контрреволюционного гнезда на Дальнем Востоке.
— Да, медлить нельзя, — согласился Степан Сергеевич. — К этому генералу уже стекается всякий сброд, вроде якутских буржуазно-националистских банд. К тому же с началом навигации в Аян прибудут иностранные суда за пушниной и золотом. Ведь, как говорится, долг платежом красен. А Пепеляев награбил добра порядочно.
Детально обсудили план предстоящей операции. Главный упор делался на внезапность. Значит, подготовку к экспедиции, отправку отряда следовало провести тайно. Желая успеха Вострецову. назначенному командующим экспедиционным отрядом, Уборевич сказал:
— Ты большой мастер внезапно появляться там, где противник тебя совсем не ожидает. Вот поэтому мы и поручаем тебе это дело. Действуй!
Вострецов выехал во Владивосток и начал готовить Охотско-Аянскую экспедицию.
Предстояла непривычная операция, связанная с длительным плаванием в суровом Охотском море. В подчинение Вострецову поступили два парохода — «Ставрополь» и «Индигирка», вооруженные пушками. Командиром отряда судов был назначен военный моряк Н. Н. Азарьев, его помощником — И. И. Вологдин. В экспедиционный [115] отряд Вострецов отобрал 800 лучших бойцов и командиров 2-го Нерчинского полка 17-го Приморского корпуса, среди них — более 80 коммунистов.
Комиссаром отряда был назначен молодой энергичный коммунист П. М. Пшеничный{29}, его помощником — секретарь партийной организации 2-го Нерчинского полка И. А. Чупринин. Помощниками Вострецова стали опытные боевые командиры Б. А. Погребов и В. Н. Безродный, начальником штаба отряда — начальник штаба 2-го Нерчинского полка Н. Верещагин.
23 апреля был получен от командарма Уборевича приказ № 0105, в котором говорилось:
«1. В кратчайший срок ликвидировать белогвардейскую банду Пепеляева в Охотско-Аянском районе и отобрать захваченные ею золото и пушнину.2. ...занять в первую очередь Охотск, после чего при первой возможности занять Аян.
3. В очищенных от белобанд районах восстановить Советскую власть, руководствуясь положением о чрезвычайных мерах охраны революционного порядка.
Днем отплытия из Владивостока назначается 26 апреля»{30}.
В тот же день С. С. Вострецов издал приказ № 1 по экспедиционному отряду 5-й Краснознаменной армии. В нем были четко поставлены задачи по подготовке всех подразделений отряда.
Закончены последние приготовления. На пароходах взвились военные флаги. В ночь на 26 апреля Вострецов провел секретное совещание, на котором командиры впервые узнали о назначении и задачах экспедиционного отряда. Зачитанный на совещании приказ № 2 требовал: «Командирам и начальникам команд и политработникам проникнуться сознанием важности момента нахождения ваших подчиненных на судах в море, где каждый должен быть примером храбрости, выдержанности и дисциплинированности. Во время штормов и в других несчастных случаях не подавать виду, что судну грозит опасность, а, наоборот, удерживать малодушных от всякой паники... [116] Категорически запрещаю вмешиваться в работу морспецов во время плавания»{31}.
В 17 часов «Индигирка» снялась со швартовых и вышла из бухты Золотой Рог, а через час за ней в Японское море вышел «Ставрополь». В 21 час суда соединились и пошли по заданному курсу.
Степан Сергеевич поднялся на капитанский мостик к командиру отряда судов Н. Н. Азарьеву и вместе с ним стал следить за приборами, смотреть, как прокладывается путь движения корабля по карте. Он никогда не забывал данного самому себе слова коммуниста: все познавать, все уметь. И теперь, вникая в детали, он подробно расспрашивал Азарьева о компасе, о картах и вообще о кораблевождении. Вострецов умел отлично ориентироваться на суше и действовать соответственно обстановке. Под его командованием красные полки заходили в тыл врага. Не раз он личным примером поднимал бойцов в атаку. Но все это было на твердой земле — пусть то были степь или тайга, горы или укрепленные позиции, но все-таки под ногами была земля. Другое дело — море. Многодневный рейс, когда за бортом, куда ни глянь, вода сливается с горизонтом, не каждый выдержит. Молодой моряк к подобным рейсам привыкает рядом с бывалыми мореходами. А каково сухопутному человеку?
Мало кто из экспедиционного отряда прежде бывал в море. Впервые был в дальнем рейсе и Вострецов. Но до выхода в море он прочитал много специальной литературы, ознакомился с рядом книг известных мореплавателей. Теперь не стеснялся учиться и у Н. Н. Азарьева.
Чтобы бойцы привыкли к морю, личному составу отряда был дан день отдыха. А на следующий день вся жизнь на пароходах пошла по строгому распорядку.
Началась качка. Суда стали зачерпывать воду правым бортом. У некоторых бойцов началась морская болезнь. Но настроение было бодрое, всех объединяло желание как можно лучше выполнить возложенную задачу. Задушевные беседы С. С. Вострецова, П. М. Пшеничного, И. А. Чупринина и других коммунистов поднимали дух бойцов, попавших в непривычную обстановку, вселяли в них веру в победу. П. М. Пшеничный организовал выпуск боевых листков и рукописного журнала «Экспедиционный [117] вестник». Советы молодым воинам давали в журнале Вострецов и другие командиры.
Приближался пролив Лаперуза, разделяющий острова Сахалин и Хоккайдо. Вострецов распорядился сбавить ход и идти со скоростью не более 5 миль в час.
— Надо пройти пролив незамеченными. Погасить огни, — сказал Вострецов Азарьеву.
В 20 часов 29 апреля увидели далеко справа маяк на мысе Соя. Вскоре его затянул густой туман. В темноте прошли через пролив Лаперуза и вышли в Охотское море оба советских парохода. Теперь уже прямой путь до Охотского побережья.
1 Мая с подъемом флага пароходы передали друг другу поздравление с международным праздником трудящихся.
А небо хмурилось, и море становилось неспокойным. Через день пошел снег. Стали попадаться льдины. Впереди же, на горизонте, ими было покрыто все море.
Всматриваясь в даль, Азарьев, хмуря брови, говорил Вострецову:
— Льды — штука страшная. Особенно для наших ветхих посудин. А «Индигирка» вообще не приспособлена для плавания во льдах. Двадцать семь лет старушке. Чуть ее льдина тукнет — течь.
— Что же делать? — проговорил Степан Сергеевна и тут же прибавил, нажав» на первое слово: — Надо пройти.
Попробовали обогнуть ледяное поле, но из этого ничего не вышло. Видимость стала ограниченной. Пароходы вошли во льды.
8 мая с «Индигирки» просигналили, что от удара льдины в носовой части образовалась течь. Вострецов приказал спустить шлюпку и отправился осмотреть повреждение. Всю ночь работали матросы под его руководством. Утром пароходы продолжили движение. Азарьев только головой качал. Видел он лихих моряков, сам не из робкого десятка, но с таким настойчивым, волевым человеком встречался впервые. Может быть, это от незнания морской стихии, суровой, северной? И сказал Вострецову:
— А все-таки, товарищ командующий, мы рановато вышли в Охотское море. Не пройти нам через льды. Надо стопорить машины.
Степан Сергеевич помолчал, а потом спросил вместо [118]ответа:
— У нас на «Ставрополе» есть книга путешественника Слюнина? Человек этот избороздил Охотское море вдоль и поперек. И утверждает, что в мае корабль, идущий на север в Охотское море, не встречает серьезных ледяных препятствий. А теперь разве не май?
И пароходы шли. Почти ежедневно приходилось устранять течь то на одном судне, то на другом. Но остановок не было. И лишь 12 мая, когда сплошные льды намертво взяли в плен, пришлось застопорить машины. А до Охотского побережья оставалось совсем немного. Случилась и другая беда: несколькими днями раньше вышла из строя радиостанция. Связь с землей оборвалась.
Шла упорная борьба со стихией. Красноармейцы и моряки действовали единым коллективом, душой которого был Вострецов. Он внушал всем веру в благополучный исход экспедиции, поддерживал дисциплину и порядок на судах. Принимал все меры к продвижению вперед.
Н. Н. Азарьев коротко писал в судовом журнале:
«12 мая. Стоим во льду.13 мая. В 9 час. 05 мин. по настоянию начальника экспедиционного отряда т. Вострецова дали ход. В 10 час. ввиду невозможности двигаться дальше застопорили машины. Снег, пурга.
14 мая. Прошли около трех миль.
15 мая. В 8 час. обнаружили на «Ставрополе» течь. Откачали воду. Исправили повреждение.
16 мая. Стоим во льду.
17 мая. В 10 час. по приказанию Вострецова дали малый ход, пытаемся пробиться среди крупных полос льда. В 11 час. 30 мин. обнаружена на «Ставрополе» течь в трюме. В 14 час. исправили повреждение»{32}.
Почти весь май шла суровая борьба во льдах Охотского моря. Не случайно первопроходцы назвали его Студеным морем, кладбищем кораблей. На дне его погребено немало судов.
А в Охотске засуетились белогвардейцы. Они перехватили прежние радиопередачи, сумели кое-что расшифровать. Одного только не поняли: почему передачи прекратились. Но почувствовали, что красные идут с моря и со дня на день могут высадить десант. Генерал Ракитин, командовавший подразделениями в Охотске, решил немедленно [119] доложить об этом Пепеляеву, расположившемуся в Аяне с основными силами. Но сделать это было не так-то просто. По берегу до Аяна надо преодолеть около 450 верст бездорожья. Морем дорога ближе.
Ракитин попросил у одной из торговых фирм, зимовавших в Охотске, катер, сообщив ей о надвигавшейся опасности. Владельцы катера, поразмыслив, предоставили его генералу, но катер оказался неисправным. Срочно был найден механик. В Охотске это не представляло особой трудности. В небольшом поселке с единственным каменным зданием — казармой всех людей знали наперечет. В порт под конвоем привели машиниста Василия Бозова и обязали отремонтировать катер.
Бозов в первый же день узнал, зачем понадобился катер генералу Ракитину, да от него и не скрывали этого. Его торопили, подгоняли. Но он не торопился, а долгими вечерами думал, как сорвать план генерала. И придумал. При опробовании катера мотор его взорвался.
Механика со скрученными руками привели к генералу' Ракитин метался по кабинету. Теперь он уже не успеет сообщить Пепеляеву о подходе красных. Он подошел к механику. Глаза их встретились. Ракитин понял, что Бозов ничего не скажет. Выхватив наган, он несколько раз выстрелил и хрипло крикнул: — Уберите!
А радио молчало. Молчало день, другой, пятый... Где красные? Да и идут ли они вообще к Охотскому побережью?
В это время пароходы «Ставрополь» и «Индигирка» стояли, скованные льдами. Командующий экспедиционным отрядом вместе с комиссаром сосредоточили все внимание на поддержании боевого духа красноармейцев, которые заскучали по земле, по далекой Украине, Белоруссии, Подмосковью... С бойцами постоянно проводилась воспитательная и разъяснительная работа. Организовывались лыжные соревнования. Охотникам разрешили охотиться на нерпу. Больше времени стали отводить на занятия по ликвидации неграмотности. Вострецов с утра до вечера был с красноармейцами.
С утра 27 мая попробовали пробиться через льды, которые, казалось, стали слабее. Продвинулись немного, но тут же с «Индигирки» сообщили, что в борту ее — опять течь. Вспоминая об этом случае, генерал-полковник В. З. Романовский рассказывал: «Вострецов засучил рукава [120] и сам начал ставить заклепки. Моряки удивились. Ведь такое можно делать только в доке, но не на ходу, не в море, когда льды режут борта! Степан Сергеевич только усмехался:
— А на что мы, кузнецы? Сделаем!
И повреждение было исправлено».
Вечером Вострецов вызвал капитана «Ставрополя» П. Г. Миловзорова, капитана «Индигирки» В. Г. Скибина и вместе с Н. Н. Азарьевым провел короткое совещание. Моряки пытались доказать невозможность движения судов вперед и опасность катастрофы. Но Степан Сергеевич стоял на своем: пробиваться вперед, и только вперед, И было решено идти ближе к берегу, соблюдая предосторожность.
Н. Н. Азарьев уже давно понял, что с Вострецовым нет смысла спорить, и, подчиняясь его указаниям, вел пароходы. В сильном тумане выходили они изо льдов, перекликаясь гудками, чтобы не потеряться. И наконец вышли на свободную воду. Ледовый поход закончился.
В устье р. Мариканка пароходы бросили якоря. Отряду была отдана команда высаживаться на берег. Связистам наконец удалось исправить радиостанцию, наладить связь.
Вострецов провел много бессонных ночей, думая, как и где скрытно высадиться на берег. В очередном приказе он определил порядок высадки десанта и поставил задачу: произвести на Охотск внезапный налет, чтобы в Аяне не узнали о прибытии экспедиционного отряда.
Один за другим уходили к берегу кунгасы с красноармейцами, боеприпасами. Это было 4 июня 1923 г. Вострецов руководил высадкой отряда. И еще продолжали курсировать кунгасы, а ударная группа уже двинулась на Охотск.
Вострецов сам возглавил операцию. Он точно рассчитал время и подвел отряд к городу за два-три часа до рассвета. В пути был перехвачен связной генерала Ракитина, ехавший в одно из сел с особым поручением. Он был настолько ошеломлен неожиданным пленением, что сразу же рассказал все, что знал: в Охотске ждали экспедиционный отряд красных, но, так и не дождавшись, решили, что он погиб во льдах. Теперь же генерал уехал на охоту.
Выслушав показания связного, Степан Сергеевич отдал распоряжение ускорить марш. Около полутораста [121] бойцов ускоренным маршем, оторвавшись от основных сил отряда, вышли к Охотску еще до рассвета. Поселок спал. В центре его возвышались купола церкви, рядом — несколько купеческих особняков. Бревенчатые домики, короткие улицы.
Отряд быстро окружил поселок. Красноармейцы, не встречая патрулей, бесшумно занимали улицы. Ничто не нарушало предутренней тишины, когда Степан Сергеевич с группой бойцов подошел к малоприметному домику, где, по показаниям пленного связного, размещалась штаб-квартира генерала Ракитина.
Дверь была не заперта. Рванув ее на себя, Вострецов шагнул в темные сени, нащупал ручку другой двери и очутился в небольшой комнатушке.
За столом дремал дежурный.
— Обезоружить! — вполголоса приказал Степан Сергеевич шедшим за ним бойцам, а сам поспешил в другую комнату.
На столе горела лампа с прикрученным фитилем. В широкой постели спал человек. Он проснулся от неожиданного шума, и рука его привычно скользнула под подушку. В одно мгновение Вострецов оказался рядом и стиснул руку врага. Борьба была короткой. Высокий, с железными мускулами кузнеца, Степан Сергеевич обезоружил и скрутил противника.
— Ну, генерал Ракитин, здравствуй, — сказал он, глядя пленному в глаза, горевшие ненавистью.
— Генерал?! Я всего штабс-капитан! — зло крикнул тот. — А генерал еще поговорит с вами!
ЗНАЧИТ, связной не обманул: Ракитин действительно на охоте.
На улице защелкали выстрелы, застучал пулемет. Выскочив из дома, Вострецов понял: это караул у казарм открыл огонь по подходившим красным бойцам и поднял по тревоге белогвардейцев. Окна казарм ощетинились штыками. Упал, сраженный пулей, командир батальона С. П. Кузнецов.
Степан Сергеевич осмотрел подступы к казармам. Все они были под прицелом. Но сколько смогут белогвардейцы укрываться за каменными стенами? День? Два? Три? На что они могут рассчитывать, если Охотск уже взят? На приход Пепеляева? В далеком глухом Охотском крае и это могло случиться. «А нам помощи ждать пока неоткуда, — подумал Вострецов. — Бойцов беречь надо». И он [122] отдал распоряжение: взять окна и выходы из казарм под обстрел и без команды штурм не начинать.
Но было уже поздно. Слева поднял свой взвод в стремительную атаку С. А. Серов. Его бойцы, пригнувшись и стреляя на ходу, побежали через улицу. Белогвардейцы перенесли на атакующих весь огонь.
В одно мгновение Вострецов оценил создавшуюся обстановку и, крикнув «Вперед!», первым рванулся в атаку. Расчет был точен. Почти одновременные атаки на казармы с двух флангов внесли замешательство в ряды белых. Стрельба их стала беспорядочной. Красноармейцы ворвались в казармы. Белогвардейцы сдавались в плен. В этом бою был смертельно ранен С. А. Серов.
В тот же день Вострецов снарядил отряд на поимку генерала Ракитина. Его нашли в тайге. Окружили. Но живым взять не пришлось. Он застрелился.
Другой отряд, во главе с комиссаром П. М. Пшеничным, вышел для ликвидации банды, действовавшей в районе деления Ишо.
В судовом журнале «Ставрополя» было записано:
«6 июня. Стоим на рейде Охотска. Виднеются громадные ледяные поля. По словам жителей, лед только 5 — 6 дней тому назад разошелся, а был крепкий, нетронутый, так что они никак не ожидали нашего прихода. Старожилы говорят, что это первые корабли на их памяти, которые так рано пришли в Охотск.В 12 час. состоялись похороны героев, погибших при взятии Охотска.
7 июня. В 11 час. стали на якорь против р. Иния и отправили десант на берег.
9 июня. Тов. Пшеничный с отрядом вернулся на «Ставрополь». Снялись с якоря и пошли в Охотск»{33}.
В пути на, Охотск по радио был принят приказ командира корпуса Б. М. Фельдмана и комиссара И. С. Конева о немедленном возвращении «Ставрополя» во Владивосток не позднее 21 июня{34}.
Распоряжение было неожиданным. Вострецов рассчитывал, [123] что оба парохода будут у него до конца экспедиции. Возникло немало трудностей. Главная — на «Индигирке» была маломощная радиостанция, ею пользовались лишь при переговорах со «Ставрополем» во время туманов. Оставаться без связи было нельзя.
На помощь пришли охотские радисты. Еще в 1920 г. они увезли в тайгу и спрятали от белогвардейцев аппаратуру Охотской радиостанции, а антенну на железных мачтах взорвали. Вот и пригодилась радиоаппаратура. День и ночь монтировали ее радисты. Когда Вострецову доложили, что радиостанция на «Индигирке» установлена и вошла в связь с Владивостоком, он горячо благодарил связистов.
На «Ставрополь» перегружали с «Индигирки» больных и раненых, всех лошадей отряда, продовольствие и фураж, а также белогвардейцев, плененных в Охотске.
Перевести весь отряд на «Индигирку» было невозможно. Вострецов приказал своему помощнику Б. А. Погребову возглавить отряд в 160 человек и с ним отплыть на «Ставрополе» во Владивосток в распоряжение командира 17-го корпуса.
В Охотске Вострецов оставил гарнизон из 60 человек для охраны порядка и вылавливания одиночных бандитов. В поселке и на ближайших приисках была восстановлена Советская власть. Первым председателем Охотского уездного ревкома стал Е. С. Нагорнов.
Поздним вечером 11 июня суда, обменявшись прощальными гудками, вышли из Охотского порта. «Ставрополь» взял курс на Владивосток, «Индигирка» — вдоль берега на юг. Впереди — Аян, последнее гнездо белых. Шли в густом тумане, среди плавучих льдов. Наконец вышли на свободную воду, но туман не рассеивался. В его густом молоке «Индигирка» утром 13 июня вошла в бухту Алдома, примерно в 100 км севернее Аяна. Стали на якорь и начали высаживать десант. Три гребных кунгаса доставили на берег отряд в 476 человек. Каждый боец получил на пять суток продовольствия.
В поход двинулись по бездорожью, утопая в глубоком, рыхлом снегу. Тяжелым был этот поход. Приходилось преодолевать сопки, болота, густые заросли, горные ручьи и речки. У устья Нечаи внезапно столкнулись с отрядом подпоручика Рязанского. Завязался бой. Отстреливаясь, белые отходили к своим лодкам. Но по приказу Вострецова взвод красноармейцев стремительно вышел к лодкам [124] и захватил их. Белогвардейцы сдались. Но несколько бандитов скрылись в тайге. Они могли сообщить генералу Пепеляеву о приближении отряда красных.
Надо было действовать быстро. И Степан Сергеевич распорядился двигаться ускоренным шагом, без остановок, На помощь красноармейцам пришел местный житель — эвенк, отлично знавший эти места. Он повел их кратчайшей охотничьей тропой.
В пути было еще несколько встреч с белыми. Они сдавались, не оказывая сопротивления. Захваченный в плев штабс-капитан Занфиров рассказал Вострецову, что э отряде Пепеляева 516 штыков и что в Аяне никто еще не знает о высадке десанта.
Пепеляев ждал, что вот-вот подойдут японские или английские корабли и заберут его. В то же время он готовился не допустить высадки красного десанта. На сопках были установлены наблюдатели за морем; три роты должны были занять высоты в районе бухты. Генерал полагал, что красные должны высадиться у самого Аяна, и был уверен, что сможет легко сбросить их в море. Но Вострецов опрокинул планы белого генерала.
Поздним вечером 17 июня отряд вошел в Аян. Без единого выстрела были обезоружены караулы. Пленный офицер указал дом, где находился штаб Пепеляева. Вострецов написал генералу записку с требованием сдаться без сопротивления. Однако события развертывались с такой быстротой, что ни к чему было посылать этот ультиматум. Вострецов приказал окружить дом и сам пошел к генералу.
«Стучусь, — рассказывал впоследствии Степан Сергеевич. — Дверь приоткрыл полковник. Увидел меня и, торопливо захлопнув дверь, придавил мне руку.— Кто там? — послышался голос за дверью.
Отвечаю:
— С вами говорит командир красной дивизии. Я высадил десант в полторы тысячи штыков. Отпирайте немедленно дверь! Рядом со мной захваченный в Охотске Варгасов. Говорите! — приказываю ему.
— Я подполковник Варгасов, — говорит он пепеляевцам. — Вы меня знаете. Охотск взят красными. Обращение с пленными хорошее. Командир — честный человек, советую сдаться.
Минута проходит в молчании. Очевидно, совещаются [125] там, за дверью. Наконец дверь открывается. Я вхожу в комнату.
— Где генерал Пепеляев?
Большая комната, много кроватей, человек десять офицеров. У печки стоит генерал.
— Я Пепеляев...
— Генерал, пошлите предписание вашим частям сдаться немедленно!
Он выполняет мое требование и тут же пишет приказ о сдаче. Через час обезоруженный отряд белогвардейцев, окруженный красноармейцами, выстроился...»{35}.
Экспедиционный отряд Вострецова блестяще выполнил поставленную перед ним боевую задачу. Белогвардейские банды были ликвидированы, в Охотске и Аяне восстановлена Советская власть. В донесении командиру 17-го Приморского корпуса Б. М. Фельдману и комиссару И. С. Коневу Степан Сергеевич писал: «После стоверстного тяжелого похода по тундре в порту Аян в 22 ч 17 июня взят в плен отряд во главе с генералом Пепеляевым».
Успешным окончанием Охотско-Аянской экспедиции под командованием С. С. Вострецова фактически был завершен героический поход 5-й Краснознаменной армии от берегов Волги до побережья сурового Охотского моря. Вписана была еще одна славная страница в историю доблестных Советских Вооруженных Сил.
24 июня 1923 г. «Индигирка» с экспедиционным отрядом Вострецова и 357 пленными пепеляевцами отплыла во Владивосток. Провожать своих освободителей вышло все население Аяна.
Родина наградила многих участников этой операции. Орденом Красного Знамени было награждено 29 героев отряда. Посмертно награждены командир батальона С. П. Кузнецов и командир взвода С. А. Серов. С. С. Вострецов был награжден этим орденом в четвертый раз. В приказе РВС Республики № 158 от 18 октября 1923 г. говорилось: «Награждается четвертым орденом Красного Знамени бывший помощник командира 2-й Приамурской стрелковой дивизии Вострецов Степан Сергеевич за блестящее выполнение в июне 1923 г. в невероятно трудных и опасных условиях Охотско-Аянской экспедиции, закончившейся ликвидацией банды Пепеляева и пленением самого Пепеляева, чем было уничтожено последнее гнездо контрреволюции на Дальнем Востоке».