Против Колчака

В штабе бригады Н. И. Вахрамеева не было ясности, к чему готовятся белые, основательно укрепившиеся восточнее Бирска. И комбриг приказал организовать разведывательный поиск с боем, чтобы прощупать оборону врага, узнать его намерения.

Операция была поручена Степану Сергеевичу Вострецову. Долго сидел он над картой, изучая район действий. Выкурил не одну трубку. Затем вызвал командиров взводов и приказал отобрать людей, которые крепко сидят в седле.

Задолго до сумерек выехал небольшой конный отряд во главе с Вострецовым и направился в сторону от передовых линий.

План был прост, но дерзок. Сделав большой крюк, отряд вышел ночью на дорогу, ведущую из тыла белых в село, и двинулся по ней, К селу подошли уже на рассвете Высланные вперед разведчики бесшумно сняли часовых, взяв одного живым. Пленный указал дом, в котором расположился штаб 13-го Уфимского полка белых.

Вступать в бой в тылу врага, да еще с силами, во много раз превосходившими красноармейский отряд, было слишком рискованно и даже неразумно. И Вострецов принял другое решение. Без шума и выстрелов подъехали к штабу, ворвались в него, взяли пленных, документы, вскочили вновь на коней и поскакали назад. Уже за околицей услышали вспыхнувшую беспорядочную пальбу.

Красноармейцы только посмеивались: лови, мол, теперь ветра в поле! И впервые услышал Степан Сергеевич, как за спиною сказали о нем:

— С нашим командиром и не на такие дела ходить можно... Молодец!

За эту смело проведенную разведку Вострецов в приказе по полку получил первую благодарность.

Захваченные документы оказались исключительно ценными. [40] Они подтвердили другие разведывательные данные о сосредоточении свежих, хорошо вооруженных частей армии Колчака.

Войска были измотаны длительными напряженными боями в суровых климатических условиях и понесли большие потери в личном составе, поэтому решено было временно приостановить наступление, чтобы укрепить дивизию и реорганизовать ее части.

Бригада Вахрамеева вошла в состав 27-й дивизии, став 3-й бригадой. Командиром ее был назначен И. Ф. Блажевич, командовавший до этого Волжским полком. Полкам, которые вошли в состав 3-й бригады 27-й дивизии, присвоили общую армейскую нумерацию, сохранив их исторические названия: 241-й Крестьянский, 242-й Волжский, 243-й Петроградский. Полки значительно поредели. Так, в 243-м Петроградском насчитывалось не более 600 штыков и сабель. Правда, за январь — март части несколько пополнились за счет рабочих уфимских предприятий и крестьян-бедняков из освобожденных районов Башкирии, которые шли в армию добровольно, шли защищать Советскую власть.

Степан Сергеевич всегда был с красноармейцами. Пользуясь временной передышкой, наступившей на фронте, он учил их владеть оружием, показывал, как лучше уложить вещевой мешок, как подогнать снаряжение и еще многому другому, чему сам научился в окопах, боях и походах. А в минуты отдыха рассказывал о себе, о товарищах, которые раскрыли ему глаза на жизнь, помогли понять, что винтовку бросать еще рано.

Красноармейцы полюбили своего командира роты, любой его приказ стремились выполнить быстро и точно.

Как-то ранним морозным утром перед фронтом полка появились белогвардейские цепи. Враг надеялся внезапным ударом прорваться к Бирску. Петроградцы встретили его дружным огнем. Вострецов быстро собрал роту и повел ее в контратаку. Поднялись и другие роты 1-го батальона. Белогвардейцы не выдержали, откатились назад.

Приказом по полку № 14 от 25 января 1919 г. объявлялась благодарность командиру 1-го батальона и всем бойцам, участвовавшим в отражении белогвардейского натиска и в преследовании противника до дер. Богданове. Особо отличившийся в этом бою красноармеец Иван [41] Ильин до представлению Вострецова был выдвинут на должность командира взвода.

А в первых числах марта получил новое назначение и сам Вострецов — он стал командиром батальона. Это произошло накануне новых тяжелых tjpes. Разведка доносила, что к передовым линиям подтягиваются крупные силы адмирала Колчака.

«Верховный правитель России» сумел сколотить армию, насчитывавшую до 400 тыс. человек. На ее вооружение империалисты США, Англии, Франции и Японии передали более 700 тыс. винтовок, свыше 3 тыс. пулеметов, около 600 орудий, десятки аэропланов, огромное количество боеприпасов, военного снаряжения, обмундирования. За все это Колчак отдал 3232 пуда золота из захваченного белогвардейцами золотого запаса России. И это был только аванс, рассчитываться предстояло большим.

Иностранные империалисты готовили крупное наступление с целью задушить первое в мире социалистическое государство, уничтожить Советскую власть, восстановить в стране капиталистический строй и поживиться богатствами русской земли.

Стратеги и политики Антанты и США планировали начать наступление со всех границ России и направить «концентрически к самому сердцу большевизма — к Москве»{5}. На востоке — Колчак, на юге — Деникин, на западе — белополяки, под Петроградом — Юденич, на севере — Миллер совместно с отрядами английских, французских и американских интервентов.

Начался объединенный антисоветский поход одновременно на всех фронтах. Главный удар империалисты готовились нанести с востока. Армии Колчака ставилась задача выйти к Волге и в районе Саратова соединиться с армией Деникина для совместного наступления на Москву. В тылу у Колчака интервенты имели около 200 тыс. американских, английских, французских и китайских войск.

Едва успев познакомиться с бойцами принятого батальона, Вострецов был вызван в штаб полка на совещание. Роман Иванович Сокк доложил командирам обстановку. Нет связи с частями соседней 2-й армии. 28-я дивизия [42] этой армии отошла к Сарапулу, обнажив левый фланг 5-й армии.

— Так что твой батальон, Вострецов, — повернулся командир полка к Степану Сергеевичу, — теперь крайний. За ним — разрыв, и пока неизвестно, какой.

Вернувшись в батальон, Вострецов начал срочно укреплять занятые позиции, усиливая открытый левый фланг. Но времени оказалось слишком мало. В сумерки 4 марта корпус генерала Пепеляева Сибирской армии перешел по льду Каму и прорвался в стыке 2-й и 3-й советских армий. А спустя два дня на рассвете перешла в наступление Западная армия генерала Ханжина. Ее дивизии, насчитывавшие почти 50 тыс. штыков и сабель, обрушились на части 5-й советской армии, имевшей в своем составе не более 11 тыс. бойцов. Силы оказались слишком неравными. Войска 5-й армии не смогли сдержать натиск колчаковцев и начали отступать.

На рассвете 6 марта ударили пушки белых на участке, который оборонял батальон Вострецова. Предутренняя мгла озарилась вспышками разрывов снарядов. «Вот и у нас началось!» — подумал Степан Сергеевич. Грохот канонады доносился и справа. Лишь слева не стреляли. Все это Вострецов чутким ухом фронтовика уловил сразу же. И насторожился. Он знал, что левый фланг обнажен и враг может воспользоваться этим, бросить в тыл советских частей крупные силы.

«Надо срочно связаться с командиром полка», — решил Степан Сергеевич и тут же подумал, что еще важнее сейчас появиться на передовой линии, ободрить бойцов, влить в них веру в прочность обороны. И он поспешил в роты.

Колчаковцы уже шли в атаку, шли в рост, густыми цепями.

— Видели мы такие атаки, — сказал Вострецов пулеметчикам, около которых остановился. — Первая атака немцев на окопы нашего полка на германском фронте была вот такая же. А нынче эдак и барышень не напугаешь. Верно я говорю?

— Вот мы их сейчас сами пужнем! — весело отозвались пулеметчики.

Спокойствие, уверенность командира батальона передавались красноармейцам. Они переспрашивали по цепи друг у друга:

— Что он сказал, наш-то? [43]

— Да говорит, что такой атакой только барышень пугать!

И улыбки появлялись на обросших, усталых лицах красноармейцев.

— Это верно...

А вражеские цени накатывались. Вот уж и лица можно различить, уже видно, как тяжело дышат люди — по цельному снегу идти нелегко.

Вострецов поднял руку и рубанул ею воздух, скомандовав:

— Огонь!

И словно споткнулись передовые цепи белых, встретив хлесткий винтовочный залп, четкий стук пулеметов. Атака захлебнулась. Но не прошло и часу, как колчаковцы вновь пошли на приступ.

В батальон прибыл командир полка Сокк.

— Одного боюсь, — признался Степан Сергеевич, — как бы не обошли нас слева!

— Сам беспокоюсь об этом, — тихо ответил Роман Иванович, — вот и приехал. Но отходить сейчас, днем, никак нельзя! Это — гибель. Начнут преследовать, пустят в обход казачьи отряды, навяжут бой на открытом месте. Нет, дотемна во что бы то ни стало надо продержаться!

И до густых мартовских сумерек не покинул окопов Вострецов. Не раз ложился сам за пулемет, отбивая атаки белых. А их было несколько в тот день. В недолгие минуты затишья выслушивал доклады командиров рот и спешил туда, где создавалось самое трудное положение.

С наступлением темноты батальон бесшумно снялся с позиций и вместе с другими подразделениями полка стал поспешно отходить к Бирску. Люди устали, но угроза окружения тревожила командиров больше всего.

— Отдохнем в Бирске, товарищи, — говорили они красноармейцам.

Но оказалось, что город еще с вечера взят колчаковцами. И на рассвете белые встретили подходивший полк свинцовым дождем. Обессиленные бойцы, проведшие день в бою и бессонную ночь в походе, валились в снег, окапывались.

Случилось то, чего больше всего опасались.

Об отступлении не могло быть и речи. Это значило идти навстречу основным силам белых. Самым разумным, казалось, было обойти Бирск, оставив его в стороне, [44] и продолжать отступление на юго-запад. Но ведь в марте снег глубок и тяжел. Далеко ли уйдут по бездорожью измотанные люди, лошади? Колчаковцы быстро настигнут их.

И Вострецов предложил командиру полка дерзкий план, рискованный, но, пожалуй, единственно верный: развернуть на виду у противника полк в обхват города с двух сторон и одновременно подтянуть роты для лобовой атаки.

В эту атаку и повел свой батальон Степан Вострецов. Он знал, чувствовал, что колчаковцы, видя, как обходят город, обороняться будут с оглядкой. Значит, нужно не торопиться, а спокойно, уверенно подтягивать цепи короткими перебежками поближе к линии обороны белых, а там — стремительный бросок.

План удался. Вострецов, едва заметив, что колчаковцы начали оставлять окопы, поднял батальон в атаку и в первых цепях ворвался в Бирск.

Отдых в городе был короток. Разведчики донесли, что к Бирску подходят четыре полка белых. К тому же выбитые колчаковцы, закрепившись в Поповке, тоже готовились к удару.

И опять ночной переход, и опять встреча с противником. Крупный отряд белых преградил отступление за Чишмой. 243-й Петроградский полк с ходу вступил в бой и пробил себе дорогу. В районе Топорнино полк наконец соединился с частями своей 3-й бригады. Немного легче стало на душе, но только немного. Бригада давно уже не имела связи со штабом дивизии. Не давая 2-му Уфимскому корпусу белых обойти себя слева, она отходила с боями на юго-запад, к ст. Буздяк, примерно в 100 км западнее Уфы.

Трудное это было отступление.

В районе Уфы колчаковцы пытались окружить и уничтожить войска 5-й советской армии, бросив на ослабленные и уставшие красные полки свежие, превосходившие по численности белогвардейские части. Против 3-й бригады 27-й дивизии, насчитывавшей не более 3000 человек, действовал 2-й Уфимский корпус белых численностью 19 400 человек.

243-му Петроградскому полку, прикрывавшему отход бригады, почти ежедневно приходилось вести тяжелые бои, отбивать атаки пехоты, казачьи набеги. Командир полка Сокк и комиссар Петров были среди [45] красноармейцев — и всегда там, где горячее всего. Комиссар умел поговорить с людьми, поднять настроение. Бойцы любили и уважали его за храбрость. Он был отличным пулеметчиком, бил по врагу без промаха, и если случалось, что заедало пулемет, то только не у него.

Командир полка тоже не знал страха. Каждый бой он стремился завершить не просто отражением атаки, налета, но ответной контратакой, заходом во фланг колчаковцам или каким-то другим наступательным маневром. Он знал, что, ослабленный боями, его полк не в состоянии остановить наступление врага, во много раз превосходившего по численности. Но задерживать, Срывать планы противника, наносить ему чувствительные удары — мог. Мог и делал это.

На ст. Кандры в штабе полка Роман Иванович собрал командиров. Здесь были комиссар полка Петров, адъютант штаба Тузов, начальник связи Соколов, командиры батальонов Вострецов, Бахметьев, Кириллов и другие. Сокк объяснял обстановку, сложившуюся после удара, который полк наносил во взаимодействии с 242-м Волжским полком в районе ст. Будзяк. Там в самый решительный момент, когда на левом фланге должны были поддержать волжцы, появились белые. И если бы не находчивость Вострецова, которая помогла задержать колчаковцев, трудно сказать, каковы были бы потери в полку.

— Волжцы подвели, — взволнованно начал Сокк. — Но это нам урок. Это значит, что главное сейчас — поддерживать контакт с соседними частями, вести непрерывную разведку на флангах, чтобы не дать противнику возможности окружить нас. Начальнику связи во что бы то ни стало надо связаться со штабом бригады.

Командиры говорили о самом больном: устали бойцы, обносились, оборвались. Некоторые уже в лаптях. А на дворе — весна. Близится апрель с его распутицей. Рваная же обувь — это простуда, болезни, которые начнут, на радость врагу, без боя выбивать красноармейцев из строя.

— Да, положение тяжелое, — сказал комиссар полка, взяв слово. — И именно это обязывает нас, коммунистов и командиров, быть всегда вместе с красноармейцами, делить с ними все невзгоды, но оставаться бодрыми и примером своим поднимать в людях силы!

В штаб вошел молодой человек, худощавый, подтянутый. [46]

— Здравствуйте, товарищи, — сказал он просто, — Давайте знакомиться. Я — комиссар дивизии Кучкин. А кто из вас товарищ Сокк? Вот мои документы.

Роман Иванович поднялся из-за стола и как-то весь просветлел.

— Вот это здорово! — сказал он.

Удивленно смотрели командиры на А. П. Кучкина. Ведь с самого начала отступления была потеряна связь со штабом дивизии. Да и теперь знали только приблизительно, что штаб где-то в районе Белебея, километрах в пятидесяти южнее ст. Кандры.

— Кик же вы рискнули ехать к нам, товарищ комиссар? — спросил кто-то из командиров. — Кругом колчаковцы, казачьи разъезды.

— Волков бояться — в лес не ходить, — улыбнулся в ответ Андрей Павлович.

Кучкин был рабочим Белорецкого завода. В 1912 г. вступил в партию. Не раз его арестовывали за революционную деятельность. Принимал активное участие в установлении Советской власти в Уфе и был избран секретарем Уфимского губкома партии. Сумел он быстро завоевать авторитет среди бойцов и командиров и как комиссар дивизии{6}.

Познакомившись с командирами, Андрей Павлович попросил Сокка доложить о последних боях, о состоянии полка, о настроении бойцов.

Роман Иванович говорил горячо: как выдерживали красноармейцы яростные атаки белых; как, голодные и усталые, поднимались в контратаку, пробивая себе дорогу; как в неравных боях проявляли героизм, находчивость... Но пока вынуждены были отступать.

— И до каких же пор это будет? — спросил Сокк. — Куда смотрят, о чем думают в штабах? Все отступаем и отступаем.

— Знаю и вижу сам, что отступаем и что много сейчас неразберихи, — сказал Кучкин — Но, товарищи, ведь надо понимать, что армия Колчака оказалась в более выгодном положении и нанесла нам тяжелый удар под Уфой. Противник сумел расчленить полки, дивизии нашей 5-й армии. И мы действительно вынуждены отступать. [47] Но, друзья! Сейчас по призыву Ленина, партии большевиков мобилизуются все силы на помощь нашему фронту, на борьбу с Колчаком. И не за горами то время, когда мы крепко ударим по белогвардейцам! Сейчас же главная наша задача — задержать врага, остановить, не пропустить к Волге.

Комиссар дивизии побывал в ротах полка, побеседовал с красноармейцами и, уезжая, сказал Петрову:

— В дивизии правильно считают ваш полк одним из лучших. Молодцы, петроградцы! И командиры у вас боевые: Сокк, Вострецов, Бахметьев» С такими бойцами и командирами можно решать самые сложные боевые задачи.

Бойцы заметно приободрились. Слушая комиссара, они почувствовали, что не одиноки в сражениях с армией Колчака, что вся страна по призыву Ленина и партии идет им на помощь.

Враг продолжал наступать. Не считаясь с потерями, белые буквально навалились на 3-ю бригаду. Остановить это наступление решено было под Бугульмой. По плану, разработанному комбригом Блажевичем, 243-й Петроградский полк переходил в наступление в тесном взаимодействии с 242-м Волжским полком. Перед командирами батальонов Вострецовым и Бахметьевым была поставлена задача выбить белогвардейцев из дер. Кильды. Для поддержки полкам был придан бронепоезд.

Бой завязался жестокий. Вострецов повел батальон в наступление на Кильды, батальон Бахметьева пошел в обход, чтобы нанести неожиданный удар слева. И приказ был выполнен, деревня взята.

Колчаковцы подтянули свежие силы. Они решили разгромить полк ночью, надеясь на то, что усталые красноармейцы крепко спят. Но сторожевые заставы не дремали. Разгорелся страшный ночной бой. Дорого он обошелся белогвардейцам. Но и петроградцы потеряли немало своих товарищей. Был тяжело ранен командир полка Р. И. Сокк. Его отправили в госпиталь. В командование полком вступил Степан Сергеевич Вострецов.

В первой половине апреля наступление колчаковцев было остановлено. 27-я дивизия закрепилась на р. Шешма, где заняла прочную оборону. 243-й Петроградский полк остановился в районе ст. Нурлат. После тяжелых боев, больших переходов и многих бессонных ночей красноармейцы получили наконец возможность отдохнуть, привести себя в порядок. [48]

«Колчак побеждает — дни Советской власти сочтены», — кричала американская газета «Нью-Йорк таймс» 22 апреля 1919 г. Ей вторила буржуазная пресса Парижа и Лондона, неимоверно раздувая победы белого адмирала. Продажные писаки видели только то, что хотели видеть их хозяева: колчаковцы приближаются к Волге.

Командир полка Вострецов был в старой солдатской шапке, в стеганой фуфайке с прожженной полой, в лаптях. Таким ли, плохо одетым, слабо вооруженным, воевать против хорошо обмундированной и вооруженной белой армии?

Не могли понять империалисты главного. «Никогда не победят того народа, — говорил В. И. Ленин, — в котором рабочие и крестьяне в большинстве своем узнали, почувствовали и увидели, что они отстаивают свою, Советскую власть — власть трудящихся, что отстаивают то дело, победа которого им и их детям обеспечит возможность пользоваться всеми благами культуры, всеми созданиями человеческого труда»{7}.

Коммунистическая партия выдвинула лозунг «Все на борьбу с Колчаком!». По призыву партии на Восточный фронт пошли тысячи коммунистов и комсомольцев. Была проведена мобилизация членов профсоюзов. В поредевшие красные батальоны влились тысячи новых бойцов. Вооружение, обмундирование, продовольствие на Восточный фронт направлялись в срочном порядке.

Пришло пополнение и в 243-й полк. С новичками знакомились, направляли их в роты, обучали. Вострецов с комиссаром Петровым с раннего утра до поздней ночи были на ногах: слишком много предстояло сделать, чтобы в короткий срок подготовить полк к новым боям, к наступлению.

Бодрым, боевым настроением красноармейцев полка Вострецов был доволен. Волновало другое: как вести их в бой, когда многие почти совершенно раздеты? Одну за другой отправлял он заявки на обмундирование. Наконец не выдержал и сам отправился в Мелекесс, где находился член Реввоенсовета 5-й армии.

Часовой, стоявший у входа в штаб, недоверчиво покосился на стеганую фуфайку с прожженной полой, на лапти и загородил дорогу:

— Сюда нельзя. Проходи. [49]

Вострецова взорвало. С таким трудом он добирался от Нурлата до Мелекесса — и вдруг не пускают!

— Я не с парада, а с фронта, черт возьми! — вскипел он.

Настойчивые требования помогли. Степана Сергеевича пропустили к члену Реввоенсовета, который внимательно выслушал доклад о состоянии 243-го полка, а затем приказал выдать 600 пар сапог и ботинок и выделил для их перевозки паровоз с вагоном. Все это было доставлено в полк.

— Вот теперь и наступать можно! — полушутя, полусерьезно говорили красноармейцы.

— Смотри, комиссар, — сказал Вострецов, — как повеселели бойцы! Самое время теперь провести с ними беседы, еще раз сказать, что все сейчас идет для нашего фронта, для победы над Колчаком.

— Правильно мыслишь, Степан Сергеевич, — одобрил комиссар.

В те дни Вострецов часто встречался с новым командиром бригады Г. Д. Хаханьяном, сменившим заболевшего И. Ф. Блажевича. Хаханьяна быстро узнали и полюбили в бригаде. Бывший прапорщик, коммунист с 1917 г., учился в Московском университете. Он хорошо разбирался как в военных, так и в политических вопросах; охотно занимался с подчиненными ему командирами, такими, как Вострецов, не имевшими за плечами даже сельской школы, передавая им свои знания, боевой опыт, прививая любовь к науке, особенно военной.

В конце апреля 1919 г. войска Колчака, напрягая все свои силы, еще рвались к Волге. Ценою больших потерь продвигались они на отдельных участках вперед. Но это были уже последние их потуги. Войска Восточного фронта заканчивали подготовку к переходу в сокрушительное контрнаступление.

5-я армия вошла в Южную группу войск, командующим которой был назначен М. В. Фрунзе, а членом РВС — В. В. Куйбышев.

На рассвете 28 апреля правый фланг войск Южной группы перешел в контрнаступление. Началось осуществление плана разгрома Колчака.

243-й Петроградский полк 5 мая одним ударом сломил оборону белогвардейцев южнее ст. Нурлат и двинулся, занимая деревню за деревней, к ст. Шептала. Колчаковцы поспешно отступали, почти не оказывая сопротивления. [50]

8 мая полк уже пересек железную дорогу у ст. Шентала и получил приказ наступать в направлении севернее Бугульмы.

Вострецов понимал, что белые так быстро отходят для того, чтобы сохранить свои части, а на каком-то рубеже остановить советские войска, нанести ответный удар и вновь перейти в наступление.

— Правильно оцениваешь обстановку, дорогой друг, — сказал Хахальян, когда Вострецов однажды поделился с ним своими соображениями. — Не дураки же они, белые генералы, в академиях обучались. Потому я и твержу вам: учитесь, изучайте военную науку. Разгадаем вовремя намерения врага — побьем его. Не разгадаем — сами будем биты.

Пока главной задачей было не дать противнику передышки, возможности отдохнуть, навязывать бои, наступать, как говорится, на пятки. Вот и не сходил Вострецов с коня чуть ли не сутками. 13 мая полк овладел с. Акташ, почти в 100 км от ст. Шентала. Вскоре было взято с. Муслюмово на р. Ик, а 25 мая полк с боем форсировал р. Сюнь и вступил на территорию Башкирии.

У деревни Верх. Яркеево белогвардейцы вновь попытались остановить наступление полка, оседлав дорогу Мензелинск — Бирск. Но не выдержали первой же атаки красных бойцов, искусно подготовленной Вострецовым. Полк занял деревню и расположился на короткий отдых.

Опускался теплый весенний вечер. Степан Сергеевич вышел за околицу, к р. База. Вьется дорога за нею, убегает в перелески. А там, дальше, Дюртюли, р. Белая. И до родного села Казанцево совсем недалеко.

«Как-то живут сейчас дома родные?» — подумал Степан Сергеевич. Нахлынули воспоминания. Ведь совсем недавно это было. Осень. Падает хлопьями снег. Смеркается. По Белой идет шуга. Он стоит у парома. А потом шагает ночным лесом к красным... В памяти отчетливо всплыло лицо комиссара Васюнкина, нежное, совсем еще мальчишеское. Он все сдвигал брови, стараясь казаться взрослее...

— Товарищ командир! Товарищ Вострецов! Степан Сергеевич оглянулся. К нему спешил вестовой комбрига Хаханьяна:

— Вам пакет, срочный.

Короткая строка приказа — приостановить наступление. [51]

— Что случилось? — спросил он вестового, а сам подумал: не зря беляки стали цепляться за каждую деревушку, давать бои на переправах.

— Серьезное что-то, — ответил вестовой. — Но подробностей не знаю.

Через час в полк прибыл командир бригады. Он сдерживал себя, стараясь говорить спокойно, но Вострецов чувствовал, что комбриг кипит.

— Закрепляйся. Занимай оборону — и назад ни шагу. Сволочи, ножом в спину ударили!

И Хаханьян коротко объяснил случившееся. Две дивизии ударного корпуса генерала Гайды высадились с пароходов в устье Белой в районе дер. Поносово. Командир 320-го полка соседней бригады 35-й дивизии с кучкой бывших офицеров перешли к колчаковцам, подведя под удар белых полк и всю бригаду. Части 35-й и 27-й дивизий приостановили наступление, развернулись и двинулись на северо-запад. С востока, со стороны фронта, тыл их прикрыли полки 3-й бригады. В Байсарово новый командир 310-го полка коммунист Федор Зубов — человек молодой, энергичный и беззаветно преданный делу революции — задерживал отступавшие в беспорядке разрозненные подразделения и группы красноармейцев.

А колчаковцы наступали уверенно. Их командование получило от предателей точные данные о расположении советских войск, о численности штыков в бригадах. Опрокинув 310-й полк, они знали, что на их пути уже нет воинских подразделений, которые смогли бы оказать серьезное сопротивление.

И вдруг под самым Байсарово передовые белогвардейские части встретили сопротивление 310-го полка — того самого, который они считали разбитым. Его батальоны, собранные и приведенные в боевой порядок Зубовым, выдержали атаку и перешли в контрнаступление. Завязался бой.

Командование белых стало срочно подтягивать сюда ударные силы, но их пришлось повернуть против 1 и 2-й бригад 27-й дивизии, внезапно появившихся на левом фланге. Перешла в контрнаступление и 1-я бригада 35-й стрелковой дивизии.

Белогвардейцы, зашедшие в тыл красным войскам, сами оказались в полукольце и после двухдневного боя, потеряв около 3 тыс. солдат, отступили за р. Белая.

«В результате этой славной операции, — указывалось [52] в приказе РВС Республики № 156 от 31 июля 1919 г., — были частью уничтожены, частью взяты в плен шесть полков и один ударный батальон противника, что, в свою очередь, дало возможность преследовать противника по всему фронту армии и отбросить его за реку Белую».

Начальник 27-й стрелковой дивизии А. В. Павлов был награжден орденом Красного Знамени.

Горячо было в эти дни и на участке, который оборонял полк Вострецова. Колчаковцы штурмовали позиции, пытаясь во что бы то ни стало прорвать фронт, соединиться с зашедшей в тыл своей группировкой. Но крепкой оказалась оборона. Где не хватало штыков, прикрывали пулеметы. Главное же — в подразделениях разъяснили обстановку, и каждый боец понимал, что если он не устоит, пропустит врага, то под угрозой разгрома окажется вся дивизия.

И врага не пропустили. Напротив, уже 30 мая, едва получив сообщение, что заходившая в тыл дивизии группировка белых разбита, Вострецов поднял полк в наступление. Атака петроградцев одновременно на двух участках совершенно спутала все планы командования колчаковцев. Они стали поспешно отводить войска. Преследуя их, 243-й полк 3 июня вышел к Белой в районе Бирска.

Широка Белая и капризна, как почти все уральские реки. Она то быстро мчит свои воды, подмывая крутые обрывистые берега, то вдруг затихает, разлившись среди равнин на добрых полкилометра, и не так-то просто выбрать место для переправы.

Но Вострецову знакома была река, и он подобрал два места, где можно было скрытно от противника подготовиться к броску через водную преграду. А на третьем участке повели подготовку к форсированию реки так, чтобы белые заметили и подтянули сюда свои основные силы.

Вострецов в бинокль осматривал противоположный берег, когда к нему подошел комиссар полка Петров.

— Готовятся?

— Готовятся. Проволочные заграждения начали ставить.

Помолчали.

— Говоришь, по родным твоим местам идем? — спросил Петров.

— По родным, — не отрываясь от бинокля, ответил Вострецов. — За Белой, в стороне, село Казанцево. Дом [53] там. Отсюда верст двадцать пять будет. А ты что, комиссар, уж не думаешь ли предложить отпуск на день-другой?

— А что? Вот форсируем Белую — и, глядишь, удастся навестить родных.

— Нет, комиссар! — возразил Степан Сергеевич. — Много у нас в полку здешних. Какой же я им пример покажу? Нет, не время сейчас об этом говорить. Не время.

Вострецов успевал побывать всюду, сам наблюдал, как готовятся бойцы к переправе, и часто сам помогал чинить лодки, вязать плоты. А накануне боя остановился у походного кузнечного горна, легко спрыгнул с коня.

— Здравствуйте, товарищи, — улыбнулся он кузнецам. — Коня вот надо подковать. Что-то расхлябались подковы.

— А это мы сейчас, мигом, товарищ командир! — отозвались кузнецы, смуглые от солнца и огня.

— А если я сам? Разрешите-ка мне ваш фартук! — И, видя, что кузнецы недоумевают, Степан Сергеевич пояснил: — Кузнец ведь я по профессии. Как увижу пламя в горне, так ладони начинают чесаться. Честное слово! К тому же без практики и разучиться можно. А воевать-то мы не все время будем.

Красноармейцы окружили своего командира, с восхищением наблюдая, как ловко он владеет кузнечным инструментом. Подъехал командир батареи, приданной полку для форсирования Белой.

— Товарища Вострецова не видели? — спросил он.

Бойцы указали на Степана Сергеевича. Артиллерист досадливо отмахнулся:

— Да не кузнец, а командир полка мне нужен!

Вострецов отпустил ногу коня, распрямился, увидел незнакомое лицо, сбросил рукавицы, фартук и сказал:

— А чего удивляетесь? Я с малых лет кузнец. Помню, сам генерал похвалил, как я его коня подковал. И трешницу пожертвовал. А ныне мы не коней, а их самих «подковываем». И ничего. Тоже получается.

Красноармейцы смеялись.

С командиром батареи договорились быстро. Вместе наметили места для установки орудий. Вострецов указал цели, которые прежде всего следовало накрыть огнем. Условились о начале и длительности артподготовки, сверили часы.

В ночь на 8 июня в точно назначенный час полыхнули [54] варницами вспышки орудийного залпа и sarpoxof ало все вокруг. Запенилась Белая, покрывшись множеством лодок, плотов, бревен. Переправа началась. Бригада успешно преодолела водную преграду, и уже 9 июня 241-й Крестьянский полк во взаимодействии с частями 26-й дивизии занял Бирск.

Следом за ним вошел в город 243-й Петроградский полк.

Не удержавшись на Белой, колчаковцы поспешно начали отступать. Их попытки закрепиться, остановить продвижение красных полков не приводили к успеху.

«Вперед, и только вперед!» — было лозунгом красноармейцев, и они с ходу брали вражеские укрепления.

5-й армии, действовавшей в центре Восточного фронта, командование поставило задачу овладеть Златоустом — важнейшим стратегическим пунктом для развития дальнейших наступательных операций по освобождению Сибири.

План Златоустовской операции разработал командующий 5-й армией, молодой талантливый военачальник М. Н. Тухачевский. По этому плану наступление на Уфимском плоскогорье велось по хорошим дорогам. Но главный удар предстояло нанести полкам, скрытно шедшим по труднопроходимым тропам долиной р. Юрюзань.

27-я дивизия продвигалась по Бирскому тракту. Впереди шел 243-й Петроградский полк.

Колчак, встревоженный успешным наступлением красных, сам прибыл на узловую ст. Бердяуш, в 40 км западнее Златоуста, где располагался штаб его Западной армии. Колчаку доложили обстановку. Верховный главнокомандующий был мрачен, молчал. Генералы и полковники, вызванные им, стояли навытяжку.

— Прошу, господа, — сказал наконец Колчак, жестом приглашая к огромному столу, накрытому зеленым сукном.

Совещание длилось несколько часов. Бой красным частям, наступавшим с северо-запада, решено было дать западнее Златоуста.

— Любой ценой остановить большевиков! — приказал Колчак.

Навстречу 27-й дивизии двинулись свежие белогвардейские силы. 4 июля nd всему фронту завязались тяжелые бои. Красные полки заняли оборону. Петроградцев атаковал 25-й Екатеринбургский полк. Вострецов находился [55] в это время в штабе, ожидая Романа Ивановича Сокка, который должен был прибыть из госпиталя и вновь принять командование полком.

— Поеду на передовую, — сказал Степан Сергеевич начальнику штаба.

В цепи он прибыл, когда первая яростная атака колчаковцев была уже отбита. Дымилась земля под горячим июльским солнцем. Почти сливаясь с начавшей рыжеть травою, лежали убитые. Их было много на поле. А где-то справа, за перелеском, еще грохотал бой. И там было жарко. Это чувствовал Вострецов.

Обстановка начала проясняться, когда связные доложили, что действующий справа 241-й Крестьянский полк сдерживает натиск белых и что основной удар, видимо, наносится но 242-му Волжскому полку, действующему еще правее. Волжцы заняли дер. Леузы и уже дважды поднимались в штыковые контратаки, чтобы удержать ее.

«Если это так, — подумал Степан Сергеевич, — нужно белякам смешать все карты».

Колчаковцы рассчитывали сломить сопротивление волжцев, прорвать фронт и бросить в прорыв казачью бригаду, стоявшую наготове. Вострецов об этой бригаде ничего не знал. Но, размышляя над картой, он понял, что прорыв в районе Верх. Киг очень опасен для всей 27-й дивизии. Значит, нужно идти на помощь 242-му Волжскому полку. Связаться с комбригом, согласовать операцию было уже некогда: белые вновь начали атаковать петроградцев.

Волна за волной шли белогвардейские цепи. Нужно было иметь колоссальную выдержку, чтобы подпустить их совсем близко, встретить гранатами и перейти в контратаку. Вострецов развернул несколько подразделений и повел их ускоренным маршем на помощь волжцам.

Колчаковцы уже заняли Леузы. Командир 242-го Волжского полка Леонтий Петров, решив выправить положение, сам повел батальоны в штыковую контратаку.

Но белогвардейцев было больше. Петроградцы видели, как дрогнули в схватке красные бойцы и стали отступать, как упал Петров. Но он, должно быть, был только ранен. Набежавший белогвардеец занес над ним штык.

— Вперед! — прозвенел голос Вострецова. Петроградцы с ходу вступили в бой, ударив по наступавшим колчаковцам справа. Вострецов, пришпорив коня, [56] поспешил к волжцам. Он понимал, что если ему не удастся остановить их, то бой будет проигран. Минуты решали судьбу сотен красноармейцев.

— Куда? — осадив взмыленного коня перед бегущими бойцами, закричал Вострецов, — Оглянитесь, мы бьем беляков! За мной!

И он тронул коня, уверенный, что за ним пойдут. И за ним пошли. А рядом остановил красноармейцев комиссар полка Н. Н. Великосельцев. Собирали батальоны и комбаты Евстратенко, Шундрин.

Белогвардейцы, развернувшиеся для отражения атаки петроградцев, не ожидали удара с фронта: они считали, что 242-й полк разбит. Но вот он вновь пошел в наступление. Колчаковцы не выдержали удара, побежали. Но петроградцы отрезали им путь к отступлению. Бой закончился к вечеру полным разгромом колчаковцев. Было взято в плен более 300 человек, захвачено 6 пулеметов и другие трофеи. Степан Сергеевич собирался возвратиться в свой полк, когда к нему подъехал связной от комбрига Хаханьяна и вручил пакет. Это был приказ от 3 июля 1919 г. о назначении его командиром 242-го Волжского полка.

Грустно было расставаться с петроградцами. Степан Сергеевич крепко пожал руку командирам, просил передать горячий революционный привет всем товарищам. И тут же дал команду своему новому вестовому собрать на совещание командиров батальонов и рот 242-го Волжского полка. Надо было знакомиться с новыми людьми, продолжать наступление.

История рождения 242-го Волжского полка мало чем отличается от рождения других полков и дивизий Красной Армии в период гражданской войны. В ноябре 1917 г. в Петрограде был сформирован из красногвардейцев Выборгского района отдельный батальон, который должен был оборонять город со стороны финляндской границы. Многие бойцы батальона участвовали в штурме Зимнего дворца. Несколько позднее в Москве из рабочих-красногвардейцев Замоскворецкого района был создан 2-й Московский революционный полк, которому рабочие Замоскворечья перед отправкой на фронт вручили революционное Красное знамя. С этим знаменем полк сражался под Казанью, затем прибыл в Симбирск. Здесь, на родине В. И. Ленина, 49 октября 1918 г. отдельный батальон Выборгского района Петрограда и 2-й Московский [57] полк были объединены и пополнены волжанами. Так родился 1-й Волжский полк, получивший позднее общеармейский номер — 242. Революционное знамя рабочих Замоскворечья стало Боевым Знаменем 242-го Волжского полка.

Комбата Дмитрия Чеботова Вострецов знал по совместной службе в 71-м Сибирском полку. На Рижском фронте оба были унтер-офицерами. С другими командирами знакомился теперь. Ему докладывали о потерях в ротах, о боевом состоянии батальонов. Называли имена павших командиров взводов, рот, команд. На их место нужно было назначить людей. А кого? Если бы это было в 243-м Петроградском полку, Вострецов не задумался бы: там он хорошо знал бойцов. Здесь же пришлось полностью полагаться на рекомендации комбатов. Выдвинули многих отличившихся. Рядовой Павел Оланцев был назначен старшиной команды разведчиков, рядовой Михаил Маркович и командир отделения Алексей Орехов — командирами взводов.

Пока 27-я дивизия в районе Верх. Киг сдерживала натиск белых, 26-я дивизия под командованием Г. X. Эйхе, преодолев трудный путь по долине р. Юрюзань, выдержав тяжелый бой в районе Насибаш, вышла к Саткинскому заводу и устремилась на Златоуст. Начдив-27 A. B. Павлов наносил удар в направлении ст. Куса, чтобы выйти к Златоудту с севера.

8 июля дивизия перешла в наступление. Под ее натиском покатились назад хваленые белогвардейские полки «Иисуса Сладчайшего», «Святой богородицы», «Его превосходительства адмирала Колчака» и другие. Командование белых было вынуждено срочно направить под Кусинский завод свою лучшую — Ижевскую бригаду. Путь красным частям преградил бронепоезд, перекрывший орудийным и пулеметным огнем все подступы к ст. Куса.

Вострецов повел 242-й полк в обход. А тем временем подразделения 243-го Петроградского полка сумели зайти в тыл бронепоезду и атаковать его. Под огнем врага красноармейцы разобрали железнодорожное полотно, вывели из строя паровоз. И команда застывшего на месте бронепоезда вынуждена была сложить оружие.

242-й и 243-й полки после двухдневных боев в ночь на 12 июля заняли Кусу. В плен сдались 350 белогвардейских солдат. Захвачено было 2 вагона со снарядами и другие трофеи. Горными тропами двинулись полки 27-й [58] дивизии на Златоуст, сметая на своем пути колчаковские заслоны. Бойцы артиллерийских подразделений на руках поднимали орудия по крутым дорогам, на плечах спускали их вниз. Им помогали красноармейцы стрелковых рот.

Командование белых назначило на 13 июля в Златоусте смотр частей, направляемых на оборону города. Этот смотр должен был поднять боевой дух солдат, вселить уверенность в силу армии Колчака среди населения. На подступах к городу курсировали бронепоезда, оборону держали надежные подразделения. Выставлены были заслоны и в сторону Кусы.

В 17 часов начался смотр войск. И тут же со стороны вокзала вспыхнула и начала нарастать стрельба. Офицеры засуетились. Послали узнать, в чем дело. А стрельба уже слышалась и в противоположной стороне города, откуда двигались в город полки 26-й дивизии.

Замешательство офицеров передалось солдатам. Ряды белых смешались. 'Солдаты побежали, не слушая команд офицеров.

На площадь вышли красноармейцы 241-го Крестьянского полка под командованием Н. М. Уварова. Подходили рабочие Златоуста с Красными знаменами. Город был взят.

За успех в этой операции 26-я стрелковая дивизия получила наименование Златоустовской. Большую роль в освобождении города сыграл 242-й Волжский полк. Его командиру Степану Вострецову рабочие подарили топорик с золотой» инкрустацией и надписью «Освободителю Златоуста».

Перед частями 5-й советской армии была поставлена новая задача: овладеть Челябинском — ключом к Сибири.

— На Челябу! — бросили клич красноармейцы 26, 27 и 35-й стрелковых дивизий.

Преследуя отступавших колчаковцев, 27, 26-я Златоустовская и 35-я дивизии шли вперед. Бригада Хаханьяна была задержана в Златоусте для пополнения: ее полки выдержали наиболее тяжелые бои. Нужно было принять пополнение — рабочих-добровольцев из Златоуста и бойцов маршевых рот, распределить их по подразделениям так, чтобы еще больше укрепить боеспособность взводов, повысить наступательный порыв.

Вострецов развернул работу по повышению боевой готовности рот, батальонов. Он знакомился с новичками, [59] подсказывал командирам, чему и как надо учить в первую очередь. Комиссар полка Великосельцев организовал в ротах политбеседы, читку газет,

В одной из рот коммунист агитатор Миша Маркович читал бойцам передовую «Правды» от 8 июля 1919 г. Подошел и остановился около них Вострецов.

— «Борьба за Урал развернулась по всей линии, — читал Маркович. — Двигаясь на уфимском направлении, которое уже стало златоустовским, мы подходим к главному заводскому центру Южного Урала. Лозунг «Колчака за Урал!», брошенный два месяца тому назад, близится к осуществлению».

— Поздновато газета пришла, — весело заметил один из бойцов, — Колчак-то уже за Уралом!

Агитатор продолжал:

— «Колчак будет отброшен за Урал, Но достаточно ли этого? Нет, это только первая половина задачи. Вторая половина состоит в том, чтобы вовсе раздавить Колчака и восстановить советскую власть в Сибири... Спустившись с Урала в сибирские степи, приближаясь к тылу Колчака, мы пойдем прямо и быстро к окончательной победе».

Маркович отыскал глазами шустрого бойца и спросил:

— А что ты теперь скажешь? Сибирь-то еще под Колчаком!

Красноармейцы заговорили все разом: бить белогвардейщину надо! Вострецову нравилась горячность, с которой бойцы рвались в бой.

Но нет ничего опаснее стихийности. Идти напролом, когда вражескими полками командуют офицеры со специальным военным образованием, это идти на верную гибель. Замысел врага надо разгадать. И каждый командир « должен четко представлять себе обстановку, в которой действует его подразделение.

Выждав удобный момент, Степан Сергеевич вступил в разговор.

— Товарищи, — сказал он, — на днях мы с вами хоронили рабочих Златоуста, зверски замученных беляками. Мы видели их истерзанные тела, и гнев кипел в сердцах наших. А впереди — Сибирь, огромная. И она еще под Колчаком. И в городах и в селах ее еще творят свое гнусное дело белогвардейцы, зверски расправляясь с рабочими и крестьянами, с большевиками. Я рад, что вы рветесь в бой! — Вострецов обвел взглядом притихших [60] красноармейцев и продолжал: — Но плохо идти в бой, веди не знаешь, главные силы перед тобой или они остались в стороне и ударят потом с тыла. Плохо идти в бой, если не знаешь, поддержат тебя соседние полки или они еще не готовы к наступлению. А это значит, что в бой надо идти только на приказу командиров, которым известна общая обстановка на фронте, которые держат связь с соседними частями. Ну а в Челябинске мы будем, если не первыми, то и не последними. Работал я там когда-то. Большой город. Рабочих много. Помогут. Словом, клич «На Челябу!» не снимается.

Через день бригада Хаханьяна выступила из Златоуста.

242-й Волжский полк подошел к фронту в том районе, где колчаковцам удалось приостановить наступление 237-го Минского полка 1-й бригады.

Волжцы с ходу выбили противника из укреплений, заняли небольшую деревушку и взяли в плен более сотни белогвардейцев. Это была первая победа на подступах к Челябинску, и она вдохновила бойцов. Отбивая контратаки колчаковцев, полк упорно продвигался вперед. 23 июля 1919 г. он с боем ворвался в пос. Харлушевский, а на исходе того же дня вместе с 243-м Петроградским полком занял Кременкуль.

До Челябинска оставалось менее 20 км. Каждый полк стремился войти в город первым.

Генералы Колчака хотели под Челябинском окружить и уничтожить красные войска. Северо-западнее города, в районе оз. Урефты и ст. Долгодеревенское, сосредоточилась ударная группа генерала Войцеховского численностью до 16 тыс. штыков и сабель; для усиления ее из Омска были срочно переброшены еще две сибирские дивизии. Южнее Челябинска, в районе оз. Синеглазово, стояла на исходной позиции 10-тысячная группа генерала Каппеля. С востока от города занимал оборону белогвардейский отряд генерала Космина в 3 тыс. штыков и сабель. Так создавался мешок, в котором белогвардейцы намеревались захлопнуть и уничтожить основные силы 5-й армии — 26-ю и 27-ю дивизии. Взятие Челябинска должно было послужить сигналом к началу действий обеих ударных групп. Генерал Войцеховский, нацелив удар с севера, во фланг советским частям, рассчитывал быстро развить наступление и соединиться с группой Каппеля, которая одновременно наносила удар во фланг с юга. [61] Командование Колчака, создав значительный перевес в живой силе, не сомневалось в успехе.

Командующий 5-й армией М. Н. Тухачевский решил упредить противника. Начдиву-27 Павлову было приказано овладеть городом не позднее 25 июля. В то же время 35-я дивизия должна была атаковать ударную группу Войцеховского, а 26-я дивизия — группу Каппеля.

В ночь на 24 июля 27-я дивизия устремилась на Челябинск. С севера к городу шли полки бригады К. А. Неймана, с юго-запада — бригада Г. Д. Хаханьяна. Полк Вострецова наступал на правом фланге дивизии из дер. Шершни. Он должен был войти в город с юга и занять железнодорожную станцию.

Белогвардейцы рассчитывали, что силы красных подойдут к Челябинску лишь в последние дни июля или в первых числах августа, и не спешили с эвакуацией эшелонов. На станции скопилось много оружия, около 3 тыс. вагонов с различными грузами, десятки паровозов, боеприпасов и продовольствия. Когда же на подступах к городу завязались бои, разгрузить станцию или уничтожить эшелоны оказалось уже невозможно.

Станцию заняли советские войска. Появление их было настолько неожиданным, что «генерал, ужинавший в санитарном поезде в окружении сестер милосердия, — как пишет в своих воспоминаниях А. В. Павлов, — до последнего момента успокаивал всех. Здесь какое-то недоразумение, — говорил он, — красные не могут быть здесь. И только тогда убедился в этом, когда сам Вострецов и несколько красноармейцев ввалились в вагон»{8}.

Исключительно дерзкой и точно рассчитанной была эта боевая операция. Когда-то Вострецов работал в Челябинске. Память его сохранила те окраинный улочки и переулки, по которым можно было незаметно проникнуть к станции. Поэтому он решил сам возглавить передовые подразделения полка, появиться на станции прежде, чем завяжутся основные бои за город.

Сам необычайно храбрый, готовый идти в самое пекло боя, умереть за то, чтобы восторжествовали на земле идеи великой партии Ленина, он воодушевлял людей и умел повести их за собой. Спокойно, уверенно разъяснил он красноармейцам и командирам задачу. Сказал в заключение:

— Возьмем станцию — паника у беляков поднимется необыкновенная. А это нам на руку. Когда враг мелется, организованному бойцу он уже не страшен.

И Вострецов во главе нескольких подразделений первым ворвался на станцию. Основные силы полка подходили по магистрали. Белогвардейцы встретили их огнем из двух бронепоездов. Волжцам пришлось залечь. Передовые подразделения завязали бой. На станции среди эшелонов с грузами оказался и воинский. Колчаковцы, увидев красных бойцов, стали в панике прыгать из вагонов, стреляя куда попало.

Шальная пуля сразила пулеметчика рядом с Вострецовым. Степан Сергеевич не сразу понял, почему вдруг захлебнулся «максим».

— Заело, что ли? — спросил он, но ответа не услышал.

Склонившись над красноармейцем, повернул его к себе лицом — и крепко стиснул зубы. Не первый год воевал Степан Сергеевич, видел немало смертей, но не мог и не желал к ним привыкать. Гибель каждого товарища по оружию острой болью сжимала его большое, доброе человеческое сердце.

Осторожно отодвинув павшего чуть в сторону, Вострецов сам лег за «максим», и пулемет в сильных руках кузнеца застучал упруго, послушно. Командир волжцев стрелял всегда очень метко.

Большевики-подпольщики подняли на помощь красным частям боевые дружины из железнодорожников и рабочих завода «Столь и К°», они ударили по колчаковцам с тыла. Один из железнодорожников пустил белогвардейский бронепоезд в разрез стрелки, и тот, сойдя с рельсов, закрыл выход со станции на Сибирскую и Екатеринбургскую линии. У разъезда Шершни железнодорожники разобрали пути, чтобы белые не отправили свои эшелоны и бронепоезда на Троицк.

А на рассвете в город уже входили с боями полки 27-й дивизии — 243-й Петроградский, 235-й Невельский, 237-й Минский, вошел и 27-й кавалерийский дивизион. Поднятые по тревоге белогвардейские части челябинского гарнизона были разбиты наголову.

В тот же день Реввоенсовет 5-й армии телеграфировал В. И. Ленину: «Поставленная вами задача Пятой армии по освобождению Урала от Колчака выполнена. [63] Сегодня, 24 июля, в 6 часов, войсками Пятой армии, взят Челябинск»{9}.

Однако самые тяжелые бои были впереди. Генералы ударных групп Колчака немедленно развернули боевые действия, чтобы окружить и уничтожить в Челябинске основные силы 5-й армии.

На 242-й Волжский полк, вышедший восточное города, обрушился отряд генерала Космина. Волжцы отбили первую атаку белогвардейцев, но не успели окопаться и занять оборону, как пришлось уже отбивать вторую и третью атаки. Орудийный грохот, тяжелый стук «максимов» и ружейная стрельба не умолкали ни на минуту. В знойной синеве неба медленно плыли и таяли черные облака разрывов шрапнельных снарядов.

Особенно жарко было северо-западнее Челябинска, где перешла в наступление основная ударная группа колчаковского генерала Войцеховского. Здесь белогвардейцы, не считаясь ни с какими потерями, бросали в бой все новые и новые части. На атаки врага красноармейцы 27-й и 35-й дивизий отвечали контратаками, часто встречали белогвардейцев в штыки. Насколько упорными были бои, говорит хотя бы тот факт, что Долгодеревенское в иные дни по нескольку раз переходило из рук в руки.

Южнее Челябинска 26-я Златоустовская дивизия не дала развернуться южной ударной группе генерала Каппеля. Продолжая упорно теснить белогвардейцев, златоустовцы срывали все их планы. Один за другим освобождались от белых населенные пункты.

На помощь красным полкам шли рабочие города. Ревком, созданный большевиками, сразу же после освобождения Челябинска объявил призыв добровольцев в Красную Армию. На промышленных предприятиях и площадях города организовывались митинги. Комиссары полков призывали челябинцев идти на фронт, чтобы отстоять освобожденный от белогвардейцев родной город. И люди, испытавшие на себе гнет колчаковщины, тут же шли в ряды Красной Армии. Уже в первые дни призыва записалось 8500 человек.

27 июля колчаковцы с особой силой ударили по двум направлениям: с севера — через Першино на Челябинск, [64] с северо-запада — в стык 27-й и 35-й дивизий — и сумели прорвать оборону.

Белогвардейцы начали развивать наступление на Акбашева. Нависла угроза обхода полков 27-й дивизии.

В этот напряженный момент начдив А. В. Павлов принимает смелое решение. Он создает ударную группу войск из семи полков 1-й и 3-й бригад, за исключением 242-го Волжского, под командованием командира 1-й бригады 22-летнего коммуниста К. А. Неймана, проявившего себя в боях под Златоустом. Группе предстояло выдержать натиск белогвардейцев на Першино, а затем перейти в наступление, нанося удар по двум направлениям — на Прохорове и Долгодеревенское.

Особая задача возлагалась на 242-й Волжский полк. Начдив-27 приказал Вострецову сняться с занимаемых позиций, ускоренным маршем выйти к Акбашева и ударом с фланга разгромить прорвавшиеся белогвардейские части. Начдив-26 направил 233-й Краснознаменный полк для усиления группы Неймана, а 234-й полк — на позиции, оставляемые волжцами.

Вострецов волновался: бойцы устали. Беспрерывные бои, бессонные ночи измотали их вконец. Выдержат ли они теперь более чем 30-километровый ускоренный переход? И ведь после него — с ходу в бой!

А. В. Павлов не случайно поручил эту ответственную операцию Вострецову: он уже давно подметил его незаурядные командирские способности, был уверен в боевых качествах бойцов 242-го Волжского полка. И не ошибся в своем выборе. Вострецов сумел дать отдых красноармейцам даже во время марша: достал подводы и люди на марше спали в них по очереди, лишь дозорные бодрствовали.

Сам Степан Сергеевич держался в седле крепко, дымя неизменной своей трубкой, и со стороны казалось, что он совсем не устал. Он понимал: чем быстрее будет пройден путь и чем неожиданнее появится полк перед белогвардейцами, тем больше шансов на успех операции. И вел полк проселочными дорогами.

Справа, за перелесками, бухали пушки. Там группа Неймана сдерживала натиск колчаковцев. Потом пошел участок фронта, который занимали полки 2-й бригады. Здесь было несколько тише. Вскоре стал слышен гул боя впереди. Сверившись с картой, Степан Сергеевич определил: бой идет уже за Акбашева. [65]

Люди просыпались, спрыгивали с повозок, чтобы размяться, разогнать сон. В голову колонны проскакал Вострецов: срочно нужно было организовать красноармейцев для атаки.

Внезапное появление волжцев вызвало смятение в рядах белогвардейцев, их 13-я Сибирская дивизия поспешно откатилась назад.

Фронт был восстановлен. Волжцы прочно заняли оборону на стыке 27-й и 35-й дивизий. План колчаковских генералов разгромить основные силы 5-й армии провалился.

Группа Неймана, выдержав яростные атаки, перешла в наступление и сломила оборону врага. Быстро продвигались вперед красные полки, и никакие попытки колчаковцев не могли их остановить.

Воодушевленные победой, бойцы 5-й армии написали в те дни В. И. Ленину: «Дорогой товарищ и испытанный верный наш вождь! Ты приказал взять Урал к зиме. Мы исполнили твой боевой приказ. Урал наш. Мы идем теперь в Сибирь...»{10}.

А несколько позднее, когда части 5-й армии уже продвигались с боями по Зауралью, политработники читали в подразделениях бойцам опубликованное в армейской газете «Письмо к рабочим и крестьянам по поводу победы над Колчаком», написанное В. И. Лениным. В нем говорились об огромной радости трудящихся в связи с освобождением Урала от колчаковщины и вступлением Красной Армии в Сибирь.

За героические подвиги, проявленные бойцами и командирами 5-й армии при освобождении Урала, более ста человек были представлены к высшей награде — ордену Красного Знамени. Был представлен к ордену Краевого Знамени и командир 242-го Волжского полка С. С. Вострецов.

Дивизии Колчака отступали. Красные полки преследовали их по пятам, не давая возможности закрепиться на подготовленных заранее рубежах. Путь 242-го Волжского полка лежал через крупные населенные пункты Миасское, Чумляк, ст. Шумиха. 17 августа 1919 г. волжцы вышли к р. Тобол в районе Меньшикове, в 30 км южнее Кургана. [66]

Форсировать Тобол оказалось не просто. Противник, занявший оборону на противоположном берегу, простреливал подходы к реке. Это беспокоило Вострецова. Если пойти напролом, то, пожалуй, и треть полка не достигнет другого берега. Оставалось одно: форсировать Тобол под прикрытием ночной темноты Такое же решение приняли и в соседнем 241-м Крестьянском полку. В ночь на 19 августа бойцы Волжского, а за ним и Крестьянского полков перешли Тобол. Белогвардейцы были захвачены врасплох и не сумели оказать организованного сопротивления. Их артиллеристы бежали, не успев даже вывести из строя американскую пушку. Осматривая этот трофей, Степан Сергеевич довольно улыбнулся:

— Ну вот теперь и у нас в полку своя артиллерия будет!

Командование белых поспешило исправить положение — против Волжского и Крестьянского полков были брошены крупные силы, чтобы отбросить их назад. Но красноармейцы понимали, что отступление — это гибель: сзади река, нет никакого укрытия, всех перестреляют.

Против белых была повернута их же пушка. Нашлись и артиллеристы. В наступающие цепи полетели один за другим снаряды. Повеселели волжцы. И когда дрогнули белогвардейцы, они в едином порыве поднялись в контратаку. Подразделения белых были отброшены еще дальше.

Плацдарм на правом берегу Тобола расширялся. Уже через день 242-й Волжский и 241-й Крестьянский полки сами перешли в наступление и прорвали оборону противника. Волжцы преследовали белогвардейцев до дер. Ново-Митино, а затем круто повернули на север. Шли ускоренным маршем. К вечеру сделали километров пятнадцать. Передовые части противника оказались обойденными с востока.

Стемнело. Вострецов решил дать людям отдых. Расположились в небольшой лесистой балке. Костров не жгли. На рассвете опять двинулись вперед. Вскоре увидели деревню с ветряком на небольшом холме. Это была Медвежья. Казалась она мирной, тихой. Но высланных вперед разведчиков из деревни обстреляли.

Вострецов быстро развернул полк и стремительным ударом выбил колчаковцев из Медвежьей. Взятые в плен солдаты сообщили, что деревню занимал один батальон 46-го полка, другие батальоны этого полка находятся на позициях в 7 — 10 км западнее Медвежьей, что в деревне [67] до прихода красных стоял штаб 46-го полка и сам командир полка был там.

Волжцы были уже в тылу у белых. Вскоре они взяли в плен еще двух беляков, прискакавших с позиций. У одного из них нашли записку, в которой штабс-капитан Митин сообщал командованию, что он с батальоном выступил в Медвежью. Из записки стало ясно, что командир 46-го полка вызвал батальон штабс-капитана, не подозревая о близости красных.

Вострецов понял, что батальон белых вот-вот подойдет. Первой мыслью было — устроить засаду и разгромить его. Подумав же, Степан Сергеевич решил попытаться взять весь личный состав в плен. Полк, несколько раньше выступил из Медвежьей в направлении ст. Лебяжье. Возвращать его не было смысла Вострецов знал своих бойцов, верил им. И правильно решил, что для схватки с белыми вполне хватит резервного батальона.

Красноармейцы залегли у Медвежьей за плетнями, деревьями, домами и сараями по обе стороны дороги. Вострецов поднялся на ветряк. Дорога вдали пылила. Два всадника отделились от головной колонны и помчались к деревне. Вострецов быстро спустился с ветряка, кликнул Семена, своего ординарца:

— У тебя была где-то офицерская гимнастерка. Семен понимал командира полка с полуслова. Навстречу всадникам вышел «белый офицер» с двумя солдатами.

— Кто это там идет? — спросил он всадников, осадивших перед ним коней.

— Третий батальон сорок шестого, полка, — отрапортовал один из них, взяв руку под козырек. — Комбат выслал разведать. Мы слышали подозрительную стрельбу.

— Передайте штабс-капитану Митину, что командир полка ждет его, — сурово сказал Вострецов. — Стрельбу, видите ли, услышали! Испугались!

Один из всадников поскакал назад. Другого быстро разоружили.

Не раз Степан Сергеевич рисковал своей жизнью ради жизни сотен других людей. Рисковал, твердо веря, что поступает правильно. Пошел на риск и в этот раз. Все с теми же двумя бойцами он встретил целую конную группу офицеров, которые, намного опередив батальон, прискакали в деревню. Впереди ехал штабс-капитан Митин. Поймав его лошадь за узду, Вострецов властно [68] сказал:

— Я командир Волжского полка. С коней долой и сдавайте оружие!

Штабс-капитан соскочил с лошади, за ним — остальные. Без единого выстрела был взят в плен и подошедший батальон. За эту операцию С. С. Вострецов был награжден золотыми часами с надписью «Честному воину Рабоче-Крестьянской Красной Армии от Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета».

Под ст. Лебяжье 242-й Волжский полк появился настолько неожиданно для колчаковцев, что они бежали, почти не оказав сопротивления, побросав даже обозы и кухни. Наваристые щи, горячая гречневая каша пришлись очень кстати. Красноармейцы проголодались, сделав большой переход, и, обедали теперь с величайшим аппетитом. В. обозных повозках оказалось немало американских консервов и других продуктов. Попались и пачки с жевательным табаком. Степан Сергеевич набил им свою трубку, затянулся раз, другой и, сплюнув, выругался:

— Ни к черту не годится это курево!

Бойцы смеялись.

Дивизии 5-й армии продолжали наступать, а в ставке Колчака уже был окончательно разработан и одобрен самим «верховным правителем России» новый план контрнаступления, предусматривавший обход открытого правого фланга 5-й армии крупными соединениями и серию ударов в полосе железных дорог Петропавловск — Курган, Ишим — Тюмень. Белоказачьи части Сибирского корпуса подготавливались для захода в тыл войскам Красной Армии.

Бои начались в начале сентября мощными атаками колчаковцев почти по всему фронту. Против красных полков, прошедших с боями более 700 км, уставших, испытывавших острый недостаток в патронах и снарядах, шли значительно превосходившие по численности, хорошо обмундированные и вооруженные дивизии и казачьи корпуса белых.

М. Н. Тухачевский, оценивая создавшуюся в то время тяжелую обстановку, писал: «Силы Пятой армии, ослабленные отводом в резерв целого ряда частей, были и без того измотаны длительными непрерывными боями и наступлением. Армия же генерала Сахарова, наоборот, была пополнена и значительно превосходила нас численностью. Создалась серьезная угроза быть отброшенными к северу от железной дороги и отрезанными от Кургана»{11}. Чтобы избежать этого, части 5-й армии начали отходить, изматывая врага в упорных оборонительных боях.

На левом фланге 5-й армии всю тяжесть удара приняла на себя бригада Хаханьяна. На нее обрушились 4-я Уфимская и Сводная казачья дивизии белых. Разгорелись ожесточенные бои.

242-й Волжский полк подошел к с. Бутырино, расположенному в 90 км северо-восточнее Лебяжье, когда его внезапно атаковали белогвардейцы значительно превосходившими силами. Волжцы закрепились, отбили одну атаку, затем другую. Но колчаковцы, не считаясь с потерями, продолжали наступать.

Не позволяя противнику окружить себя, полк от Бутырино отошел к с. Могильное. Завязались ожесточенные бои. Командование белых вводило в действие все новые и новые подразделения. Солдатам за взятие Могильное обещали выдать по ведру спирта на отделение.

Нажим колчаковцев на этом участке не был случаев. Именно здесь был стык 5-й и 3-й советских армий. Прорыв через Могильное не только открывал белым путь на Курган, но Е давал им возможность разрезать Восточный фронт надвое.

Вострецов не покидал передовых линий, появляясь на самых трудных участках. Белогвардейцы не раз врывались в село, но волжцы тут же выбивали их.

11 сентября Вострецов, как он часто делал в критические моменты боя, поднял бойцов в контратаку. И вдруг красноармейцы увидели, как их командир упал. На какое-то мгновение в рядах произошло замешательство. Тогда Вострецов, с трудом поднявшись, крикнул: «Вперед!», рванулся, но опять упал. Страшным штыковым ударом отбросили красноармейцы врага и вынесли своего командира с поля боя.

Ранение оказалось не очень тяжелым, и уже 6 октября 1919 г. Степан Сергеевич вернулся из госпиталя в свой полк, который вновь стоял на левом берегу Тобола, южнее Кургана. Восторженно встретили его красноармейцы. Бывалые бойцы, знавшие комполка еще по боям под Бирском, рассказывали новичкам о его смелости, находчивости, умении бить врага. [70]

Обстановка на фронте к этому времени складывалась в пользу войск Красной Армии, которые, измотав и обескровив в оборонительных боях основные силы Колчака, сорвали планы его большого наступления.

Тобол стал рубежом. На правом берегу находились войска Колчака, на левом — принимали пополнение красные дивизии 5-й армии, готовясь к форсированию реки, к новым боям.

На рассвете 14 октября под прикрытием тумана, скрывшего оба берега, 27-я дивизия начала переправу через Тобол южнее г. Курган. Одновременно начали переправу и колчаковцы.

Первые схватки завязались на воде. Колчаковцы высаживались, на левом берегу, красноармейцы — на правом. Все смешалось. Вокруг — беспорядочная винтовочная стрельба и стук пулеметов.

Выдержали более стойкие, знавшие, за что идут в бой, — красноармейцы. Они вышли на правый берег Тобола и трое суток отражали беспрерывные атаки белых, пытавшихся восстановить потерянные позиции, а затем сами перешли в наступление, сломили сопротивление врага. В образовавшийся прорыв устремились испытанные в боях, прошедшие бок о бок сотни километров по военным дорогам 241-й Крестьянский, 242-й Волжский и 243-й Петроградский полки.

Волжцы вели наступление вдоль железной дороги Курган — Петропавловск. В районе ст. Камышаное колчаковцы предприняли попытку остановить наступление красных. Оборону на заранее подготовленных позициях заняла 8-я Камская дивизия. По численности штыков и сабель, по огневой мощи она значительно превосходила 242-й Волжский полк. Об этом разведчики донесли в штаб полка.

Оценив обстановку, Вострецов принял решение атаковать Камскую дивизию ночью, внезапно. Конечно, ночью вести бой тяжело, но наносить удар днем одним полком по дивизии, закрепившейся в обороне, — это заведомо огромные потери без гарантии успеха.

В нескольких километрах от передовых позиций красноармейцам дали короткий отдых. А с наступлением темноты батальоны полка, развернувшись в цепи, в полной тишине стали подходить к линии вражеской обороны. Каждому командиру батальона, роты, взвода была поставлена своя задача. По условному сигналу волжцы ринулись [71] в атаку. Ошеломленные колчаковцы или сдавались в плен, или бежали, лишь отдельные группы оказывали незначительное сопротивление.

На рассвете 29 октября 35-я дивизия ворвалась в Петропавловск. Следом, закрепляя успех, в город вошли полки 27-й дивизии. Белогвардейцы начали отходить к Омску.

В Петропавловске волжцам был предоставлен кратковременный отдых. Надвигалась сибирская зима с ее лютыми морозами и снежными буранами. Нужно было позаботиться о том, чтобы заменить красноармейцам разбитые ботинки, изношенные шинели. Вострецов с утра до вечера вместе с комиссаром полка и хозяйственниками добывал обмундирование, пополнял боеприпасы, оружие. Но не одни волжцы нуждались во всем этом, приходилось довольствоваться тем, что можно было достать. Полк выступил из Петропавловска несколько отдохнувшим, подтянутым. И все же у многих красноармейцев из дырявых валенок торчала солома.

В наступлении на Омск 27-я дивизия шла, несколько опережая своих соседей — 30-ю дивизию, шедшую слева, и 35-ю — справа.

В районе крупной станции Исиль-Куль, расположенной между Петропавловском и Омском, командование Колчака предприняло новую попытку остановить наступавших, И опять Вострецов решил сломить оборону белых в дерзкой ночной атаке. И опять это увенчалось успехом. В ночь на 9 ноября 242-й Волжский полк с боем занял Исиль-Куль.

3-я бригада, развивая успех Волжского полка, продолжала наступление, идя в авангарде 27-й дивизии. Теперь бригаду возглавлял Р. И. Сокк, вернувшийся из госпиталя после ранения. Хаханьян был переведен командиром 1-й бригады.

12 ноября 3-я бригада с боем овладела ст. Марьяновка, в 45 км от Омска. До столицы «верховного правителя России» было рукой подать. Но перед самым городом — широкий многоводный Иртыш и сильные оборонительные линии.

В бригаду пришел приказ начдива И. Ф. Блажевича (А. В. Павлов был переведен на Южный фронт командующим 10-й армией). Ставилась задача овладеть Омском. 3-й бригаде предписывалось повести решительное наступление на Атамановский хутор, действуя двумя полками [72] в обход с юго-запада и одним — прямо по железной дороге на город.

В с. Гуляево в рубленой избе собрались на совещание командиры 3-й бригады. При тусклом свете лучины изучали карту предместий Омска, обсуждали в деталях план предстоящих боевых действий.

— Товарищ Вострецов, — обратился комбриг Сокк к Степану Сергеевичу. — Ты у нас первый по ночным налетам, по заходу в тыл. А не попробовать ли и здесь — в тыл?

Вострецов раскурил трубку и, щурясь от табачного дыма, ответил:

— Если Иртыш станет, то можно будет. И не в тыл, а в Омск. Больше будет паники.

— Действуйте, товарищ Вострецов! — Сокк крепко пожал ему руку. — А мы поддержим, придем вовремя.

Подготовка к рейду велась весь день. В низкую дверь избы, занятой штабом полка, входили и выходили командиры. Красноармейцы отдыхали.

Крепчал к вечеру мороз. Еще засветло был поднят Волжский полк и развернут для атаки ст. Куломзино. Колчаковцы отошли почти без сопротивления. И уже совсем стемнело, когда волжцы вышли к Иртышу. Мост оказался взорванным. А ночь уже окутала землю. Не видно правого берега. Разведка нащупывала переход по льду.

Полк спускался к Иртышу крутым берегом южнее Омска по колено в снегу. Лед на реке еще не был достаточно плотным и звенел, трескаясь под ногами красноармейцев. Батальоны шли в ночи навстречу неизвестности.

На правый берег вышли тихо. Вострецов подозвал командира 1-го батальона и приказал ему занять район железнодорожного моста для прикрытия с тыла. Сам же с основными силами двинулся на станцию Омск.

Ночь выдалась темная и морозная. Это было на руку волжцам: легче пройти незамеченными. Но, как нарочно, начали встречаться ординарцы колчаковских частей. Их останавливали, без шума разоружали, отбирали пакеты. Степан Сергеевич имел уже около трех десятков пакетов с донесениями и распоряжениями.

Перед самой станцией Вострецов остановил полк. Командиры батальонов и рот подошли к нему, и он приказал:

— Занять все перекрестки. Ни в коем случае не открывать огня. Задерживать без стрельбы всех идущих на [73] станцию и со станции. Со мной пойдут... — И Вострецов назвал командира батальона Андерсона, двух командиров рот и двух бойцов.

Они направились к зданию вокзала. Охрана, стоявшая у входа, пропустила их, приняв за своих, без проверки документов.

На перроне суетились, бегали люди, давая на ходу какие-то указания. На первом пути стоял товарно-пассажирский поезд. От вагона к вагону ^пел кондуктор и записывал, подсвечивая фонарем, номера вагонов.

— Что это за эшелон? — спросил у него Вострецов. — Куда идет?

— Да воинский, — безразлично ответил кондуктор. — На Татарск, кажись.

Вострецов взял из его рук фонарь и легко поднялся в вагон. Командиры и бойцы поспешили за ним. За столом сидели шесть человек. Пожилой человек в чине статского советника недовольно спросил:

— Это еще что за визит?

— Я хотел бы узнать, куда идет эшелон, — невозмутимо проговорил Вострецов.

— Идите и справьтесь у коменданта! — повысил голос статский советник.

— Ого! — Вострецов выдержал паузу и тихо, но настойчиво произнес: — Я требую, чтобы вы ответили. Я красный командир.

— Вы дурака не валяйте и дураков не ищите! — крикнул старик, побагровев. — Красные в ста верстах отсюда.

— Ну вот что, уважаемые, — в Вострецов вынул из кобуры маузер. — Первый же, кто выйдет из вагона, будет пристрелен.

На перроне Степан Сергеевич приказал Андерсону ввести батальон на станцию, занять вокзал и оцепить пути без выстрелов. Каждого, кто попытается сопротивляться и применить оружие, бить штыком.

Через пятнадцать минут станция Омск была занята.

В одной из служебных вокзальных комнат Вострецов бегло допросил нескольких колчаковских офицеров, взятых в плен. Выяснилось, что в эшелонах на станции находится около 10 тыс. войск.

— Вот это штука! — сказал Вострецов комиссару полка Н. Н. Великосельцеву. — Ведь если вылезут все разом — сомнут! [74]

— А зачем их всех разом выпускать? Разоружить их надо поэшелонно, по очереди.

И началась разгрузка эшелонов. По 500 — 600 колчаковских солдат, отделив предварительно офицеров, выводили из вагонов на перрон. Комиссар коротко рассказывал им о Советской власти, а затем пленных с одним-двумя провожатыми отправляли в тыл.

К 8 часам 14 ноября было обезоружено и отправлено в тыл около 7 тыс. солдат Колчака.

Несколько часов назад Вострецов дал разведчикам команду обследовать все прилежащие к станции улицы и дома, задерживать всех встречающихся белогвардейцев и доставлять их на вокзал. И вот сейчас, утром, конная группа, вернувшись с разведки из города, сообщила командиру, что Омск занят белыми, что на Атамановской улице с ними поздоровался генерал, вышедший из ресторана «Европа». Город еще не знал, что железнодорожная станция занята красными.

В одиннадцатом часу в Омск с боем вошел 238-й Брянский, а за ним и другие полки 2-й бригады 27-й дивизии. С севера вступили в город полки 1-й бригады.

Омск был взят.

Пленные офицеры на допросах показали, что сам Колчак двумя днями раньше бежал из Омска. С ним ушли на восток пять литерных поездов с награбленным народным добром, в том числе с золотым запасом государственного банка. Еще больше вывез бы Колчак, если бы Вострецов не предпринял дерзкого налета на станцию, в результате которого были захвачены десятки паровозов, около 3 тыс. вагонов, эшелоны с интендантским, артиллерийским, инженерным и другим имуществом.

Среди военнопленных оказался начальник артиллерийских складов генерал-лейтенант Римский-Корсаков Его привезли к Вострецову, который, закончив к этому времени разоружение войск Колчака на станции, разговаривал с комиссаром Великосельцевым. Седовласый генерал не поверил, что этот человек с прокуренной трубкой в зубах, в простой солдатской форме — командир полка, а крепыш с рыжей бородкой — комиссар.

— Ну что ж, — усмехнулся Степан Сергеевич. — Отправьте генерала в штаб бригады.

Затем пленного препроводили в штаб армии. Ошеломляющее впечатление произвела на генерала молодость командарма. [75] Он никак не мог поверить, что с ним разговаривает командующий 5-й армией советских войск.

Михаилу Николаевичу Тухачевскому было в то время 26 лет.

В тот же день — 14 ноября 1919 г. телеграф принес в Москву радостную весть: Омск взят!

27-й дивизии, сыгравшей основную роль при взятии Омска, было присвоено почетное наименование Омской. Постановлением Центрального Исполнительного Комитета РСФСР от 15 ноября 1919 г. дивизия была награждена Красным знаменем. В грамоте о награждении указывалось: «...вручается от лица Центрального органа Советской Республики боевое знамя в знак тесной связи дивизии со всем рабочим классом в его борьбе за торжество коммунизма»{12}.

27-я Омская Краснознаменная дивизия продолжала преследовать войск Колчака, отходившие по железной дороге на Новониколаевск (Новосибирск). Против нее был брошен последний резерв Колчака — Образцовая егерская дивизия. Она заняла оборону на подступах к Барабинску, в узком проходе между р. Омь и оз. Большие Чаны. Позиции оказались очень удобными: их почти невозможно было обойти с флангов. И еще одно преимущество было на стороне белогвардейцев — егеря были тепло одеты, сыты и отлично вооружены. Их дивизия еще ни разу не попадала под удары красных.

3-я бригада, шедшая в авангарде омцев, первой завязала бой. У комбрига Р. И. Сокка, начальника штаба бригады Е. А. Гаусмана, у командиров полков было единое мнение: сломить сопротивление врага. В противном случае колчаковцы и их командование сумеют собрать поспешно отступавшие части, создать новые оборонительные рубежи. А это — новые тяжелые бои.

— Сейчас главное, — говорил Сокк, — не дать белякам закрепиться, не дать им передышки.

Вся огневая мощь бригады была подтянута к передовой линии. Егеря сопротивлялись отчаянно. Напряженный бой длился почти пять часов. В него включились 2-я бригада дивизии, подошедшая справа, и 1-я бригада — слева.

Образцовая егерская была разгромлена. Остатки ее бежали на восток, догоняя эшелоны, застрявшие на разъездах [76] и станциях, эшелоны с солдатами разных полков и дивизий, также битых в боях.

Вспыхнувшая в колчаковской армии эпидемия тифа перекинулась на гражданское население, а затем и в части Красной Армии. Степан Сергеевич 9 декабря еще участвовал во взятии Чулыма, расположенного в 130 км от Новониколаевска, а 10-го тиф свалил и его. Но 242-й Волжский полк продолжал идти вперед во главе бригады.

На рассвете 13 декабря волжцы одними из первых ворвались в Новониколаевск. У железнодорожного моста через Обь завязался бой. Заместителя командира полка Андерсона ранило. Но идти в госпиталь он отказался Потребовал, чтобы ему перевязали рану, и остался в рядах атакующих.

К 20 часам город был полностью освобожден. В плен сдалось более 30 тыс. белых солдат и офицеров, была захвачена вся тяжелая артиллерия колчаковской армии, авиационные мастерские, автобаза, огромные склады боеприпасов, снаряжения и обмундирования.

Бойцы Красной Армии обнаружили в городе несколько десятков трупов со страшными следами пыток. Отступая, белогвардейцы всегда расправлялись с коммунистами, попавшими в их застенки, и с теми, кого подозревали в сочувствии большевикам. Обвинительный акт обследования трупов на этот раз вынуждены были подписать и английские офицеры так называемой Британской железнодорожной миссии в России, попавшие в плен вместе с белогвардейцами.

Потрепанная армия Колчака таяла. Она уже не могла остановить быстрого продвижения красных полков. Тогда белогвардейцы попытались прикрыться штыками интервентов, щедро помогавших им во всем. У ст. Тайга в бои с 27-й Омской и 30-й советскими дивизиями вступила белопольская дивизия. Но и это не помогло. Красноармейцы наголову разгромили белополяков. Интервенты бежали, оставив на станции два бронепоезда и потеряв только пленными около 6 тыс. солдат и офицеров.

Разгром белопольской дивизии показал возросшую боевую мощь Красной Армии. Колчаковская армия, на которую империалисты возлагали все свои надежды, фактически перестала существовать.

27-я Омская Краснознаменная дивизия, заняв 28 декабря 1919 г. Мариинск, перешла в резерв армии. Дальнейшее [77] преследование остатков колчаковских войск было возложено на 30-ю дивизию.

Крепкий организм Вострецова довольно быстро победил тяжелую болезнь. 21 января 1920 г. он прибыл из госпиталя в свой полк и на следующий же день, несмотря на лютый мороз, провел строевой смотр 1-го батальона, который нес в Мариинске гарнизонную службу. Казалось, можно было бы дать бойцам небольшой отдых, освободив их на какое-то время от боевых учений, строевых занятий. Но Вострецов смотрел на это иначе.

— Мы призваны защищать Советскую власть, власть рабочих и крестьян, — говорил он красноармейцам. — А поэтому мы должны быть готовы к походам и боям в любую минуту.

Вглядываясь в знакомые лица бойцов с инеем на ресницах и бровях, видя их улыбки, Степан Сергеевич уже в который раз почувствовал: любят его волжцы. Сам же подумал: «С такими орлами хоть сейчас в бой!»

Во время болезни Вострецова в командование 27-й Омской дивизией вступил В. К. Путна. Весь Восточный фронт Путна прошел в рядах славной 26-й Златоустовской дивизии, был комиссаром, затем командиром 228-го Карельского полка, командиром 2-й бригады. Осенью Витовт Казимирович тяжело заболел. Но, несмотря на высокую температуру, передовых позиций он не покинул и руководил боевыми действиями лежа в повозке. Лишь когда сам командарм Тухачевский приказал ему отправиться на лечение в Челябинск, Путна поехал, но очень неохотно.

Вострецов давно уже знал Витовта Казимировича, и теперь при встрече они крепко обнялись.

— Поздравляю! Поздравляю с выздоровлением, — сказал начдив. — И еще — с орденом!

Мариинск стал особенно памятен Степану Сергеевичу. Здесь ему был вручен первый орден Красного Знамени, к которому он был представлен после боев за Челябинск. Но еще более радостным, знаменательным и памятным стал тот январский день 1920 года, когда на общем собрании полковой ячейки РКП (б) его приняли в партию, в великую партию Ленина.

Поздним вечером, уже лежа в постели, Степан Сергеевич долго не мог уснуть. Перед глазами плыли картины военных дорог, вспоминались бои за села, города.

Не раз комиссары задавали ему вопрос: [78]

— Почему, товарищ, командир, ты не в партии?

Тогда он мысленно спрашивал себя: «А достоин ли ты, вправе ли ты, Степан, быть в партии большевиков, в одном строю с людьми, до конца и беззаветно преданными идеям коммунизма? — И, поразмыслив, отвечал: — Нет, еще не вправе!»

За Советскую рабоче-крестьянскую власть, за партию он без малейших колебаний готов был отдать жизнь. Но ведь этого мало. Что он кроме своей жизни может отдать партии, чем служить ей? За спиной — богатая военная практика. И все. Знаний нет. Ни крепкой политической подготовки, ни общей грамотности.

Вострецов мечтал об учебе. Любил книги. Но не было времени ни учиться, ни читать. А если и приходилось склониться над серьезной политической книгой, то лишь урывками. «Надо серьезно заняться самообразованием, — решил Степан Сергеевич. — Звание коммуниста обязывает к этому».

В борьбе за Советскую власть, в тяжелых и упорных боях на фронтах гражданской войны растет политическое сознание, закаляется воля и вера в победу дела партии Ленина. Этот период для Вострецова — время его партийного становления.

Революционно настроенный с юношеских лет, с 1905 года, Степан Сергеевич всегда находился среди rex, кто боролся за светлое будущее трудового народа. И поэтому был так близок красным бойцам и командирам. Вострецов являлся преданным солдатом революции и стал твердым коммунистом, большевиком-ленинцем. Это в свою очередь способствовало его росту как командира нового типа.

В феврале 1920 г. 27-й дивизии и 242-му Волжскому полку были вручены знамена Сибревкома. В грамоте говорилось: «Сибирский Революционный комитет... в ознаменование героических подвигов, вошедших в историю Революции, доблестному 242-му Волжскому стрелковому полку, совершившему великий поход от берегов Волги до Енисея и ценой тяжких трудов и гибели лучших сынов Советской России освободившему рабочих и крестьян Сибири из-под ига капиталистов и помещиков, постановил: поднести Почетное Красное знамя».

В конце февраля 27-я Омская Краснознаменная дивизия выступила в район Минусинска, и там, в глухом уголке Сибири, закончили омцы свой поход.