В лимане и балтийских шхерах. К.-Г. Нассау-Зиген

Биография этого человека пестрит необычными событиями. То он отправляется в первое французское кругосветное путешествие, то участвует в боевых действиях на суше и на море, то организует торговлю или ведет дипломатические переговоры. Принца считали баловнем судьбы, но невозможно не видеть, что он старался сам создать свою судьбу. Для истории России особенно важно, что на его счету — самые блестящие успехи и самое тяжелое поражение отечественного гребного флота.

Искатель приключений

Родился Карл-Генрих-Николай-Оттон принц Нассау-Зиген 5 января 1745 года в родовом замке бабушки, француженки-католички, во Франции. Его отец, принц Максимилиан Нассау-Зиген, принадлежал к католической ветви нассауского дома, родоначальником которого являлся Отгон, граф Нассау, командовавший в 926 году армией германского императора Генриха Птицелова. Любопытно, что дед Карла-Генриха не знал, что у него родился сын, ибо бабка ненавидела мужа и имела основания скрывать от него ребенка. Рождение признали незаконным. Титулы и земли передали дяде. Незаконнорожденный принц Максимилиан рано женился на француженке и умер, оставив сыну титул принца, признанный парижским парламентом, и права на земли, не признанные в Священной Римской империи. Принц был принят французской аристократией и пользовался покровительством двора. Несмотря на то что 3 июня 1736 года парижский парламент утвердил права Максимилиана на титул и владения отца, как законного [80] наследника, мнение Вены не изменилось. Карл-Генрих так и не вернул владений своего рода, однако продолжал носить титул принца.

В молодости Нассау-Зиген был красив, пользовался успехом у женщин. Пятнадцатилетний юноша волонтером поступил на французскую военную службу и был взят маршалом Кастри в последнюю кампанию Семилетней войны; со временем он стал ротмистром драгун. Однако вскоре Нассау-Зиген получил разрешение короля стать участником первого французского кругосветного плавания и первого в истории плавания, предпринятого в научных целях, которое состоялось за два года до Кука. Возглавил его Л. А. Бугенвиль.

Жизнь Луи Антуана де Бугенвиля была весьма яркой и разнообразной. Родился он 13 ноября 1729 года в Париже, как и отец, был зачислен в адвокатское сословие, но увлекся наукой, опубликовал математический трактат, служил в армии, был адъютантом генерала Монкальма в годы англо-французской войны за Канаду, после потери колонии воевал в Германии. Видимо, там он и познакомился с Нассау-Зигеном.

Когда Семилетняя война завершилась, предприимчивый полковник предложил колонизовать Фолклендские (Мальвинские) острова. Доказав Морскому министерству выгоды организации базы у берегов Америки, он получил чин капитана 1-го ранга и с 1763 года начал осуществлять проект. Кроме колонистов, он перевез на острова немало скота и массу деревьев, чтобы засадить пустынные земли. Однако Англия и Испания предъявили свои права на Фолкленды. Французское правительство, чтобы не вступать в конфликт, согласилось передать колонию испанцам. Для ликвидации поселения отправили того же Бугенвиля, которому Морское министерство предложило на обратном пути искать новые земли. Так началось кругосветное плавание.

15 ноября 1766 года фрегат «Будэз» («Сердитый») вышел из устья Луары. Первый же шторм показал его непригодность к дальнему походу. Бугенвилю пришлось зайти в Брест для ремонта, после чего он направился к Монтевидео и прибыл туда 31 января 1767 года. Здесь уже ждали два испанских судна, предназначенные для перевозки поселенцев с Фолклендов. По пути моряк исследовал океанские течения, а в ходе переговоров о передаче островов составил описание Буэнос-Айреса.

К.-Г. Нассау-Зиген не входил в состав экипажей, но был участником событий. Когда Бугенвиль отправился в Буэнос-Айрес для урегулирования дел по передаче колонии испанцам, с ним поехал и принц. Обратный путь в Монтевидео из-за встречного ветра пришлось проделать по суше. Приходилось ехать верхом по бескрайним равнинам, питаться полусырым мясом, спать в шатрах из шкур, переправляться через бурные реки, слушать ночами рык ягуаров. Тяготы двухнедельного похода, [81] как и трудности плавания (нехватку провизии, воды, опасности), Нассау-Зиген переносил наравне с остальными участниками экспедиции.

28 февраля суда выступили из Монтевидео и, претерпев шторм, достигли Фолклендских островов. Передав 1 апреля острова испанской администрации, Бугенвиль остался ждать судно «Этуаль» («Звезда») с грузом провизии для дальнейшего плавания, не дождался и пошел к Рио-де-Жанейро, где была назначена встреча. Оттуда суда направились вновь к Монтевидео. Лишь 14 ноября удалось выступить в плавание к югу. Семь недель потребовалось, чтобы пройти Магеллановым проливом. Мореплаватели открыли несколько заливов, удобных для стоянки, и пережидали там бури. Принц помогал в сборе растений врачу и натуралисту экспедиции де Комерсону. Довелось Нассау-Зигену участвовать и в походе на шлюпках вдоль берегов, который предпринял Бугенвиль.

В Тихом океане суда экспедиции днем расходились на предел видимости, чтобы обследовать широкую полосу морской поверхности, а ночью для безопасности сближались. Из-за южных ветров не удалось посетить острова Хуан-Фернандес. Не удалось найти и остров Пасхи. Но 22–24 марта 1767 года моряки открыли несколько островков из архипелага Туамоту, в том числе обитаемый остров Де-Лансье, где мореплавателей встретили размахивавшие копьями обитатели. Уклонившись к югу, они 2 апреля увидели гору (названную пик Будэз) на острове Макатео, а через два дня подходили к Таити. 6 апреля суда окружила масса пирог, снабженных балансирами. С туземцами первоначально установились хорошие отношения. Когда же после нескольких убийств местных жителей французскими моряками таитяне бежали в горы, Нассау-Зиген с несколькими спутниками отправился в глубь острова. Дружелюбным отношением принцу удалось успокоить островитян, убедить их вернуться в деревню и в дальнейшем сохранить мирные отношения. Перед отплытием по приказу начальника экспедиции на острове оставили индюка с индюшкой и утку с селезнем, засадили участок семенами полезных растений, чтобы туземцы в дальнейшем разводили их. Продолжая плавание, Бугенвиль открыл еще несколько островков, которые вместе с Таити назвал архипелагом Бурбон (ныне острова Общества). В начале мая экспедиция подходила к островам архипелага Самоа; Бугенвиль именовал его островами Мореплавателей.

В конце мая моряки высаживались на один из островов Эспириту-Санто архипелага Новые Гебриды для пополнения запасов свежей провизии. Бугенвиль назвал архипелаг Большими Кикладами. Здесь опять отличился Нассау-Зиген. Когда при высадке 23 мая на острове Прокаженных туземцы не позволяли морякам выйти на берег, принц пошел к ним и убедил островитян в дружелюбии членов экспедиции. [82]

4 июня мореплаватели увидели длинную полосу бурунов — это было предвестием берегов Новой Голландии (Австралии), ныне — риф Бугенвиль. Капитан решил уклониться в сторону берега, тем более что иссякали запасы продовольствия. 10 июня суда приблизились к островам Луизиада, но не смогли пристать к плодородным берегам, окруженным рифами; лишь 26 июня удалось обогнуть архипелаг. Экспедиция видела Соломоновы острова, прошла проливом Бугенвиля между островами Бугенвиль и Шуазёль (названы так первооткрывателями); обойдя с севера остров Бука, суда прошли в Новогвинейское море, миновали берега Новой Ирландии, Новой Британии и Новой Гвинеи, открыв несколько небольших островков. Пройдя пролив Франс, экспедиция вышла к Моллукским островам, пополнила запасы провизии в голландской фактории на острове Буру. К этому времени весь экипаж был болен, а половина моряков не могла исполнять свои обязанности.

7 сентября Бугенвиль вышел с острова Буру и, исследуя по пути проливы Бутон и Салаяр, 26 сентября прибыл в Батавию (Джакарту) на острове Ява. Посетив на обратном пути остров Маврикий, мыс Доброй Надежды и остров Вознесения, 16 февраля 1769 года экспедиция прибыла в Сен-Мало. За два года и четыре месяца экспедиция потеряла всего 7 человек. Хотя географические открытия не были подкреплены точными картографическими съемками, тем не менее это путешествие было весьма важным, за время него Бугенвиль собрал многочисленные материалы о природе и населении стран, в которых побывал, и на их основе подготовил и опубликовал в 1771–1772 годах два тома книги «Плавания вокруг света в 1766–1769 гг.», сделавшей его знаменитым. Участник экспедиции Нассау-Зиген по иронии судьбы оказался через несколько лет первым моряком русского флота, обошедшим вокруг света.

Рассказы по возвращении о приключениях кругосветного плавания создали принцу в салонах Парижа и Версаля ореол лихого храбреца. Разумеется, при пересказах немало привирали. Из уст в уста переходили истории о том, как в молодого моряка влюбилась королева Таити или как он в единоборстве сразил африканского тигра. Богатый и бесшабашный принц имел успех у женщин и стал отцом задолго до женитьбы. В 1791 году Ф. В. Растопчин писал графу С. Р. Воронцову: «Принц Нассау предложил мне руку своей незаконнорожденной дочери только потому, что я, как единственный наследник покойного родителя, обладаю хорошим состоянием».

По возвращении из экспедиции Бугенвиля принц полковником вступил на французскую службу, был известен как бретер, но ни на одной дуэли не был ранен. В этот период он выдвигал ряд проектов, например [83] получил жалованную грамоту короля Людовика XVI на основание нового царства в Южной Африке, в 1779 году сделал безуспешную попытку с «насауским легионом» овладеть английским островом Джерси.

Разочарованный неудачами, весь в долгах, принц встретил в Спа богатую вдову польского князя Сангушко, урожденную Шарлотту Горзскую (Ходзко), дочь воеводы. Однако женитьба не отвадила его от жизни, полной приключении.

Вскоре мы видим его на службе испанскому королю. Во время войны Испании с Англией, при попытке франко-испанских войск овладеть Гибралтаром, он командовал только что изобретенными плавучими батареями. Атака завершилась неудачей, и Нассау-Зиген едва не погиб на море. Его плавучие батареи были подожжены английскими калеными ядрами, но принц хладнокровно командовал артиллерией, пока не пришло время броситься для спасения в волны. В награду за храбрость он получил от испанского короля титул гранда 1-го класса, во Франции — чин генерал-майора.

После Гибралтара Нассау-Зиген отправился в Вену хлопотать о своих правах на земли отца и деда. В столице Австрии принц вел широкую светскую жизнь. Однако, несмотря на высокие знакомства, процесс о наследстве длился долго, и решение было принято лишь в 1791 году, когда нассауские земли, захваченные принцем Оранским, были заняты войсками Французской республики.

Кроме Вены, принц подолгу бывал в Польше. Король Станислав-Август встретил его радушно как влиятельного германского князя. Польские магнаты, польщенные знакомством с принцем крови, предоставили ему права гражданина страны. Хорошие взаимоотношения позволили Нассау-Зигену начать дело, которое он считал выгодным и для себя, и для Польши. Он намеревался, используя водный путь по Днестру, наладить сбыт польских товаров в Европе. Принц составил карту реки, подготовил план гидрографических работ. Он писал в обоснование:

«Французы много закупают холста в Польше и отправляют его сухим путем в Лион, причем к стоимости пересылки присоединяется пошлина в 16 су за аршин; я же могу привозить беспошлинно во все порты Средиземного моря до 2000 центнеров всяческаго товара, не говоря уже о том, насколько морская транспортировка дешевле сухопутной. Чарторийский, проверив мои расчеты, пришел в восторг от будущих выгод этой торговли».

Получив разрешение пользоваться в этом предприятии флагами Франции, Испании и Австрии, Нассау-Зиген направился в Россию. Он знал, что фактического властителя Юга России Потемкина заинтересует развитие торговли по Днестру. [84]

Кроме дел коммерческих, принцу предстояло выполнить деликатную дипломатическую миссию. В 1786 году граф К. П. Браницкий, муж племянницы Потемкина, урожденной Энгельгардт, выступал в качестве; соперника короля Станислава-Августа. Нассау-Зиген взял на себя труд уладить дело. Принц поехал в Киев, затем последовал за светлейшим, когда тот направлялся в Крым, и нагнал его в Кременчуге. 4 декабря он сообщал жене:

«Лучший прием, чем оказанный мне кн. Потемкиным, невозможен: нельзя быть более вежливым, более внимательным... За столом мы говорили о войне, о турках, о плавучих батареях».

Светлейший, очарованный Нассау-Зигеном, обещал ему, что племянник будет держаться стороны короля. Екатерина II, которой, очевидно, Потемкин написал о встрече с гостем из Польши, в ответном письме от 18 декабря 1786 года удивлялась: «Странно, что тебе Князь Нассау понравился, тогда как повсюду имеет репутацию сумасброда, а притом известно, что он храбр. Твои с ним разговоры поправляют его в моей мысли».

Сдружившись с Нассау-Зигеном, Потемкин предложил ввиду приближающейся войны с Турцией принять принца на службу и поручить ему лучшие войска. Вместо быстрого возвращения в Польшу Нассау-Зиген отправился с князем в поездку по Днепру. Этапами стали Херсон, Крым, Бахчисарай, Симферополь, Севастополь, Судак. Потемкин подарил принцу ненаселенные земли по берегам Днепра и в Крыму, и тот был увлечен планами организовать на этих землях виноградники и развивать виноделие.

Сблизившись с Потемкиным, Нассау-Зиген участвовал в приготовлениях светлейшего к поездке Екатерины II в Крым летом 1787 года. 7 февраля Нассау-Зигена представили Императрице в Киеве, а 22 апреля он в ее свите отправился вниз по Днепру, хотя скорее принадлежал к свите Потемкина. 7 мая принц с князем Потемкиным и графом Браницким готовил обед для Екатерины II и Иосифа II. Очевидно, лихой мужественный и красивый офицер с биографией, полной ярких событий, заинтересовал и самодержицу. Потому, когда началась русско-турецкая война (1787–1791), Потемкин вспомнил о принце — именно такой человек требовался, чтобы командовать гребной флотилией.

Принц сам напомнил о себе. После начала войны, располагая обширными связями во Франции, он решил оказать услуги России и отправился в Париж. Точнее, подсказал ему сделать это граф Сегюр, французский посланник в Петербурге, сторонник союза России, Австрии, Франции и Испании. Екатерина II писала 16 октября 1787 года Потемкину о поездке как о слухе. Тот 23 октября отвечал Императрице: [85]

«Князь Нассау приехал ко мне с письмами из Парижа от Симолина, который свидетельствует о его ревности к интересам Вашего Императорского Величества. Желание его служить при армии Вашей. Но как в настоящее время идут здесь приуготовления еще, то я и уговорил его ехать в Петербург, где ему дав чувствовать, что он нужен и полезен нам будет пребыванием своим во Франции, а весною к армии возвратиться может, то он тотчас туда поедет. Я могу уверить Ваше Императорское Величество, что он в истину наполнен усердием показать свои услуги».

Нассау-Зиген сообщил Потемкину о расположении французского двора к России. 26 октября светлейший писал Екатерине II, чтобы она не показывала французскому послу, что знает позицию двора. Князь предложил послать принца в Париж и Мадрид, где тот, располагая большими связями, мог выяснить возможность союза южных держав. Екатерина II одобрила предложения. Когда Нассау-Зиген достиг Петербурга, она приняла принца радушно. Разговор позволил надеяться на установление дружеских связей с Францией, хотя уже возникали подводные камни в виде отношений с Англией или стремления французов считать короля Швеции «в своем кармане», чего Екатерина II не могла допустить.

Императрица рассчитывала, что «сорвиголова» поднимет дух больного Потемкина, который после того, как Черноморский флот летом 1787 года рассеяла буря, был готов отдать Крым туркам. Но сведения из Франции, поступившие к концу года, не давали надежд на дружбу с Парижем, о чем Нассау-Зиген сказал откровенно. Императрица засомневалась в Нассау-Зигене и предложила его остерегаться, но Потемкин был уверен, что принц «...высказал из сердца».

Задержанный «без толку» в Петербурге и Варшаве, принц прибыл в Елизаветград лишь 13 февраля 1788 года. Его дружески встретил Потемкин. 15 февраля князь писал Екатерине II о Нассау-Зигене: «Наполнен ревности к службе. Просит неотступно самой опаснейшей комиссии, какая может представиться».

Как и в предыдущей русско-турецкой войне, Императрица намеревалась действовать флотом со стороны Средиземного моря, отвлекая турецкие силы от моря Черного. Таким способом России удавалось временно ликвидировать неудобство разделения флотов. Но главный театр боевых действий лежал в Причерноморье, где следовало взять Очаков, чтобы обезопасить выход из Днепровско-Бугского лимана кораблей, сооружаемых в Херсоне. Брать Очаков предстояло войскам Потемкина во взаимодействии с флотом. Непосредственно для операций под крепостью создавали Лиманскую флотилию из парусных и гребных судов. Помня о том, что [86] принц имел опыт, хотя и неудачный, атаки Гибралтара с моря плавучими батареями, князь Потемкин 26 марта назначил его командовать Лиманской гребной эскадрой (флотилией) в чине контр-адмирала с подчинением А. В. Суворову. Скорее всего, князь решился на этот шаг после того, как Императрица в ответном письме выразила удовлетворение ревностью принца к службе. 4 марта он сообщал Екатерине II: «На гребные суда определяю армейских. Принц Нассау преисполнен усердия: он у меня будет другой Суворов».

Лиман и Очаков

Гребные суда готовили втайне. 2 марта 1788 года Потемкин сообщил Суворову о назначении Нассау: «Суда готовить приказал я гребные с крайней поспешностью. В Кременчуге у меня наподобие запорожских лодок будет 75, могущих носить и большие пушки. Как скоро Днепр пройдет, то и они пойдут... В крайней прошу содержать в тайне: гребными судами будет командовать князь Нассау под вашим начальством. Он с превеликою охотою идет под вашу команду». 17 марта он писал Екатерине II: «Нассау берется гребными судами предводить. Я сему весьма рад. Тем паче, что он любит Суворова и будет под ним. Для парусных же судов нетерпеливо ожидаю Пауль Жонса».

Суворов 9 марта отвечал на письмо от 2 марта: «...Я несказанно рад К. Нассау, толь испытанному мужественному товарищу, что ему частию ревную...» 17 марта он писал князю о личной рекогносцировке, в которой участвовал и принц.

26 марта, дав соответствующие ордера генерал-аншефу А. В. Суворову и контр-адмиралу Н. С. Мордвинову, Потемкин писал Нассау-Зигену:

«Милостивый Государь мой! Ваша светлость, руководствуемы будучи ревностным к службе Ея Императорского Величества, всемилостивейшей моей Государыни, усердием, восхотели быть употреблены при армии, высочайше мне вверенной. К толь похвальному в вас движению присоединяете вы искусство и дознанное всеми мужество. А сии отличные достоинства и побуждают меня поручить вашему превосходительству все гребные суда на Лимане, к которым я еще присовокуплю, что нужно будет для способствования в их действиях. Я дам предварительно о том знать г. контр-адмиралу Мордвинову и вскоре доставлю дальнейшее мое о сей экспедиции повеление, как и о командировании людей...»

Потемкин сообщил контр-адмиралу Н. С. Мордвинову, старшему члену Черноморского адмиралтейского правления, о назначении Нассау-Зигена командующим гребными судами и предписал снабдить суда Лимайской [87] флотилии людьми и всем необходимым от адмиралтейства. Корабли, фрегаты и прочие парусные суда флотилии он подчинил капитану бригадирского ранга Алексиано.

Весной флот находился в плохом состоянии, и Потемкин жаловался, что не скоро он будет готов и недостает специалистов, имеющих практику. Нассау был один из немногих, кто имел боевой опыт. Ежедневно он с утра до вечера занимался подготовкой матросов и уже вскоре отмечал, что «россияне легко понимают, что надобно делать для поражения неприятеля». Жене контр-адмирал писал:

«Русские генералы крайне раздражены, что волонтер получил такое важное командование. Князь Репнин наговорил мне много любезностей, но заметил, что желал бы видеть меня генерал-лейтенантом русской службы, и в таком случае он первый бы одобрил такой выбор; но ему кажется странным, что иностранный офицер будет командовать русскими, и это сделает мне много затруднений. Я уверил его, что сумею заставить исполнять мои приказания, и к тому же не сомневаюсь, князь Потемкин все предвидел. Другие генералы перешептывались и пожимали плечами. Особенно недоволен гетман Браницкий. Князь Потемкин говорил мне: этот все-таки откровеннее других — он прямо сердится и завидует, его утешает несколько, однако, что у вас есть познания, много достоинств и что он не мог бы служить в море. Потемкин прибавил, относительно опасений, высказанных князем Репниным, что объявит, что всякий офицер, на которого я пожалуюсь, будет разжалован в солдаты. Мне будет принадлежать честь перваго наступления в этой войне, так как русские до сих пор только обороняются».

Когда в середине апреля гребная флотилия выдвигалась к выходу из Лимана, Суворов выделил ей единственную пригодную стоянку у Кизляричей и направил туда Шлиссельбургский полк. 18 апреля генерал-аншеф писал Потемкину о плане совместных действий с флотилией. 30 апреля он в переписке с Нассау-Зигеном договаривался о сигналах и высказал свои мысли о содержании солдат в госпиталях, просил прислать морского офицера. В мае Нассау-Зиген писал Потемкину, что послал к Суворову дубель-шлюпку капитана Сакена и две вооруженные запорожские лодки, удобные для захвата неприятельских судов. 11 мая принц побывал на корабле «Святой Владимир», которым командовал Алексиано, фактически возглавлявший парусную часть Лиманской флотилии, разговаривал с ним о взаимодействии в бою.

Мореходное обучение команд шло с трудом. 19 мая Нассау-Зиген приказал шлюпкам маневрировать. Ни одна из них не смогла повернуть на другой галс без помощи весел. Но времени на подготовку не оставалось. 18 мая Суворов рапортовал Потемкину о появлении в виду [88] Кинбурна и постов на Тендровской косе неприятельских судов, 19 мая была слышна пальба в море. После того как 20 мая в море прогремели четыре выстрела (вероятно, сигнал гарнизону Очакова), Нассау-Зиген отозвал к себе стоявшие у Кинбурна дубель-шлюпку и две запорожские лодки, которые Суворов заменил лодками казацкими. В тот же день турецкий флот под флагом капудан-паши Гассана появился в водах у Очакова. Генерал-аншеф Суворов рапортовал об этом Потемкину, а Нассау-Зигену Суворов сообщал:

«Когда я окончил письмо, бусурманский флот явился величественно в количестве 52 судов; из них многие уже стоят на якоре под Очаковом; там их 4 галеры, 2 бомбарды и 4 линейных корабля.

В. Св.{8} необходимо выслать ко мне опытного морского офицера, чтобы давать вам сведения во всякое время, так как Сакен уходит отсюда. Я предполагаю, если только старый капитан-паша находится на флоте, то не пройдет суток, как он нападет на нас.

Это было написано в 8 часов утра, а в 9 часов мы увидели еще 22 парусных судна: 10 линейных кораблей, 10 фрегатов, 16 других, всего 36 судов бросили якорь у Ферлаского кута, в 30-ти верстах отсюда; галеры, бомбарды, шебеки, шлюпки числом 34 судна стали вдоль берега Очакова у крепости; пока обнимаю вас, принц, да увенчает вас Господь лаврами».

21 мая Суворов вновь рапортовал Потемкину со схемой о числе и расположении турецких судов и о капитане Сакене, который 20 мая взорвал свою дубель-шлюпку, окруженную турецкими судами. В письме жене, рассказывая о подвиге Сакена, Нассау-Зиген утверждал: «Все, находящиеся под моим начальством, воодушевлены мужеством. Я очень ими доволен».

Потемкину принц писал 21 мая 1788 года с корабля «Владимир»:

«Я нахожусь у г. Алексиано, по мнению котораго, соображая силу неприятеля, мы ничего не можем сделать один без другаго. Ветер постоянно противный, мои батареи не могли тронуться с места, так же как и две бомбарды. Галеры, шлюпки и дубель-шлюпки придут чрез четыре часа. Многие из них не имеют провианта. Я хотел идти вслед за судами на конце, но боюсь, что ветер мне не позволит; люди уверены в г. Алексиано и во мне, а мы вам обещаем сильно атаковать, без этого не обойдется. Прошу В. Св. отдать приказание, чтобы адмиралтейство велело снарядить бомбы, которые я оставляю на Глубокой и которые мне будут нужны для атаки Очакова. Я очень сожалею о Сакене, он был хороший, храбрый офицер; мы думаем, что с ним погибло два турецких [89] судна. Если бы я мог предвидеть прибытие флота, то отозвал бы его раньше; так как генерал просил авангард, я не мог ему дать меньше как дубель-шлюпку и послал сначала Винтера, а потом Сакена. К генералу как не моряку необходимо было послать опытных офицеров, к которым он мог иметь доверие. Я думаю, что г. Сакен, судно которого имело тихой ход и поворотливость, взорвался, видя, что он не в силах защищаться. Третьего дня на маневрах со шлюпками и дубель-шлюпками, все оне несколько раз не могли сделать поворот, это меня очень беспокоит и заставляет быть крайне осторожным; но В. Св. будьте спокойны: полное согласие между г. Алексиано и мною составляет нашу силу и ручается В. Св. за желаемый успех. Жду с нетерпением приказаний».

26 мая принц рапортовал, что намеревается отправиться к устью Бута и поджидать суда Алексиано, без которых было рискованно сражаться. Он докладывал Потемкину, что имеет мало сил и спасает его только то, что ветер противный для турок. Нассау-Зиген жаловался, что плавучие батареи не могут маневрировать, ибо вместо матросов на них из Херсона прислали рекрутов.

27 мая вступил в командование парусной флотилией известный американский корсар Пол Джонс, принятый на службу контр-адмиралом. В тот же день принц сообщал Потемкину:

«Сего вечера в 8 часов флотилия, моему начальству вверенная, легла на якори противу устья реки Бута. Г. контр-адмирал Пол Джонс присовокупил ко мне два фрегата и одно судно о двух мачтах, кои закрывают у меня левый фланг.

Мы теперь в состоянии принять капитан-пашу, котораго суда видны были при захождении солнца под Очаковом, их находится там около 40 судов и флаг адмиральский поднят на одном кирлангиче, о чем имею В. Св. донести».

Тем временем выступившие в мае два корпуса Екатеринославской армии князя Потемкина начали движение на запад. Полки вышли к Днестру, построили понтонный мост, переправились и были готовы наступать к Очакову. Но пока под крепостью стоял неприятельский флот, осада его была бы малоэффективной. Требовался успех на море.

Нассау-Зиген не торопился вступать в бой — еще не подошли все строившиеся для флотилии суда. В открытом море у турок было и численное, и качественное преимущество. Высокобортные корабли с тяжелыми пушками были гораздо сильнее вооруженных шлюпок и других легких судов гребной флотилии; немногочисленные парусники также уступали противнику. Нассау ожидал, что турки в конце концов сами перейдут в наступление, чтобы истребить суда, угрожающие Очакову. [90]

Если бы крупные корабли вошли в Лиман, преимущество переходило к мелкосидящим, подвижным гребным судам. Кроме того, Суворов на оконечности Кинбурнской косы скрытно сооружал батарею из тринадцати пушек с ядрокалильными печами. Принц больше всего опасался, что турки уйдут, но опасения были напрасными. 29 мая турки провели разведку, о чем принц сообщал Потемкину. В этот день против устья стояли яхта Нассау-Зигена, 7 галер, 6 батарей, 4 баркасные батарей, 7 дубель-шлюпок, суда «Александр», «Пчела», «Потемкин», «Бористен» и флашхоут. За Станиславовой косой расположились корабль «Владимир», фрегаты «Александр», «Скорый», «Херсон», «Николай», судно «Таганрог», 5 транспортов, тогда как на западе у Очакова было видно 30 турецких судов.

В письме Алексиано Нассау-Зиген сокрушался, что не имеет сведений о действиях армии:

«Зная об успехах, делаемых ею, зная время, когда она прибудет под Очаков, я мог бы расположить мою атаку таким образом, чтобы отвлечь часть неприятельских сухопутных войск. Для армии сегодня очень хорошо соображать свои движения, а для этого нужно главным образом, чтобы отдельные части ея морского корпуса знали, что в ней делается. Я ждал сегодня Пола Джонса; надеюсь, что он завтра ко мне придет, и мы тотчас же отправимся. Суворов видит, что я прибыл как мог, не компрометируя себя, чтобы сражаться с его <Пола Джонса> эскадрой; если бы я знал, что у вас делается, может быть, мое мнение было бы ждать здесь, где мы служим защитою Кинбурну, пока вы прибудете, но, не зная того, мы выступим в поход и сразимся с капитан-пашой, если он нас будет ждать».

30 мая от устья Бута принц рапортовал Потемкину, что погода хорошая, что неприятель не приближается и что прибыли полторы тысячи верных казаков на 21 лодке, десять из которых должны вести брандеры. Парусная эскадра снялась было с якорей, но осталась на месте. Он писал: «Мне это очень досадно, ибо погода весьма благоприятная идти к Очакову».

Пока длилось затишье, ночами, когда все спали, Нассау-Зиген, оставаясь настороже, писал многочисленные письма супруге, красочно рассказывающие о событиях. К примеру, 5 июня он сообщал:

«Очаровательная погода. Турки воспользовались этим и выстроились в линию. Я ездил полюбоваться ими довольно близко. Их корабли хорошо вызолочены — жаль будет жечь их, лучше бы взять их в плен. Так продолжаться долго не может. Дней через восемь или десять мы ядрами, бомбами и брандскугелями вежливо попросим их удалиться. Это будет так красиво, что хотелось бы, чтобы моя принцесса присутствовала в Кинбурне». [91]

Следующей ночью принц вновь пишет:

«Мне хотелось узнать, не возвели ли турки батарей на берегу, мимо которого должны проходить наши суда. Я отправился на рекогносцировку с самыми легкими судами. Турки приветствовали меня пушечными салютами и около часа стреляли в меня. Все их снаряды перелетали выше наших судов и ни одно ядро не попало в цель. Я же не сделал в них ни одного выстрела и, увидев все, что мне нужно было, возвратился к своей эскадре, стоящей на якоре в пяти верстах от эскадры капитан-паши и в сем и от Очакова. Никогда еще не было видано двух морских сил в таком близком соседстве. Как жаль, что моя принцесса не в Кинбурне — она могла бы насладиться восхитительным зрелищем...»

Это был последний мирный день. 7 июня Нассау-Зиген, командуя на Днепровском лимане гребной флотилией из 28 судов, участвовал в сражении с турецким флотом из 57 судов, напавших на Лиманскую эскадру, и нанес им поражение.

Турецкий капудан-паша решил атаковать малочисленную русскую флотилию. Заметив движение турок в Лимане, Нассау и Пол Джонс приказали привести свои силы в готовность. 7 июня в 4.00 турки двинулись вдоль берега на правый фланг русских. Приближение около 7.00 36 турецких судов не застало наш флот врасплох. Решительно атаковавший неприятель сначала потеснил гребную флотилию Нассау. Джонс с несколькими судами поспешил на помощь, но и капудан-паша прибыл с 7 судами. Однако огонь русской артиллерии оказался эффективнее, и под обстрелом на корабле капудан-паши произошло замешательство. Вскоре ему пришлось стрелять по своим отступающим судам, чтобы остановить их бегство, но добиться этого не удалось. Благодаря точным и решительным распоряжениям Нассау-Зигена флотилия почти без потерь одержала победу, а турки беспорядочно бежали к берегу, где стояли их главные силы. Неблагоприятная погода заставила отказаться от преследования. У неприятеля 2 судна были взорваны, 1 сгорело и 19 получили повреждения. Лишь противный ветер помешал русским, потерявшим, в отличие от турок, только несколько человек убитыми и ранеными, перейти в преследование.

8 июня Нассау-Зиген рапортовал:

«Мы разбили флотилию, которой командовал капитан-паша. Отправившись сегодня утром, с контр-адмиралом, осматривать нашу линию, мы прибыли на правый фланг в то время, как турецкая флотилия приближалась чтоб напасть на нашу; тогда контр-адмирал меня оставил, чтобы отдать приказания своей эскадре и прислать мне суда, которые [92] я ему дал. На линии сражение сделалось очень оживленным; но прибытие остальной части моей флотилии, которую привел контр-адмирал, заставило турок отступить, мы взорвали у них три судна и преследовали их до самой их эскадры; к несчастию, ветер был противный и наши корабли не могли ее атаковать, и так мы вынуждены были возвратиться занять свое положение возле парусной эскадры».

Об этом сражении Потемкин писал Екатерине II 15 июня из лагеря на Буге, рассказывая об эффективности действия разрывных снарядов из гаубиц и единорогов:

«7 июня в один миг три судна турецкие полетели, иные на воздух, иные в воду, и ежели б капитан-паша простоял еще час, то бы много сгорело.

Матушка всемилостивейшая Государыня, все сие дело произведено от флотилии Принца Нассау, и он неутомим и ревностен. Не оставьте его отличить, чрез сие повернете головы у всех французов, да и справедливость требует».

Сам Нассау извещал супругу 8 июня:

«Мы сражались с 7 ч. утра до полудня и одержали полную победу. Не могу выразить вам, принцесса, то удовольствие, которое я испытывал, когда, окончив преследование неприятеля, я проходил пред всеми судами своей эскадры. Приветствия, крики «ура» со всех сторон до того потрясли меня, что слезы радости готовы были брызнуть из глаз. Нет большего удовольствия, как содействовать успеху сражения. Но с русскими я часто буду иметь это удовольствие. Офицеры, бывшие под моею командою, солдаты, матросы, все оказались героями. Нет никого храбрее русского. Но прелестнее всего, после победы, не иметь потери в людях. Капитан-паша имел против меня пятьдесят семь судов, хорошо построенных, хорошо снабженных, вооруженных пушками большого калибра и экипажем. Огонь был очень силен, и все же я лишился лишь двух офицеров ранеными, четырех солдат убитыми и тринадцать ранеными. Но зато на трех судах, которыя потеряли турки, должны погибнуть по крайней мере триста человек, и мы должно быть перебили много людей, так как наши выстрелы были очень метки. После этого, надеюсь, принцесса не будет беспокоиться. Капитан-паша спустил флаг тотчас же после битвы, а мы отслужили благодарственный молебен при громе пушек. Генерал Суворов, видевший из Кинбурна нашу победу, также служил молебен. Посылаю вам реляцию 7-го июня, лучшего дня в моей жизни».

Потемкин представил Нассау-Зигена к награждению орденом Святого Георгия II степени; представления к наградам моряков за бой 7 июня были удовлетворены Императрицей. [93]

Письмо Потемкина еще не достигло столицы, а Нассау-Зиген вновь отличился: 17-го и 18 июня нанес поражение превосходящим турецким силам.

16 июня Гази Хасан-паша, командующий турецким флотом, ввел свои корабли в Лиман. В тот же день на борту корабля «Святой Владимир» был собран военный совет, который решил атаковать противника. Атаку отложили до утра из-за неблагоприятного ветра. Левым крылом командовал Нассау-Зиген, правым — Алексиано. К началу сражения из Кременчуга пришли 22 шлюпки с 18-фунтовыми пушками.

Сражение началось в 4.00 17 июня и длилось до сумерек. Гребная флотилия под командованием Нассау и Алексиано, пользуясь тем, что турецкие корабли сели на мель, решительными атаками уничтожила два линейных корабля, в том числе капудан-паши. Турецкий флагман спасся на шлюпке. На отходе турки попали под огонь батареи, скрытно установленной Суворовым на оконечности Кинбурнской косы. В течение ночи артиллерийским огнем были уничтожены корабль, 2 фрегата, 2 шебеки и транспорт. Подоспевшая утром по приказу Суворова гребная флотилия довершила разгром: 5 кораблей были сожжены и один 54-пушечный взяли целым. За два дня турецкий флот лишился 15 судов, более 570 пушек, 6 тысяч убитыми и ранеными, 1800 пленными. Русские потери не превышали 190 человек. В одном из донесений А. В. Суворов писал:

«Вашей светлости отсюда проспект, я только зритель; жаль, что не был на абордаже; принцу Нассау мне остается только ревновать...»

Потемкин писал Нассау-Зигену после его успехов:

«Видел я, как вы собственным примером побуждаете на предприятия, видел устройство и единодушное рвение всех; неприятель дознал вашу неустрашимость; вы при всем усиливании их огня достигли предположенной цели — истребить их суда и обратить большую часть города в пепел».

В те дни Нассау-Зиген по-прежнему ежедневно писал жене:

«17 июня. Под пушками Очакова. Корабль капитан-паши взят с адмиральским флагом, равно как и другой корабль двухпалубный. Это полная победа, и она одержана эскадрою, мною предводимою. Отправляю графа Дама с адмиральским флагом к Потемкину, доставившему мне возможность одержать две победы. Потеря в людях у меня весьма не велика».

«18 июня. Сегодня у нас была третья битва, где мы доконали капитан-пашу. Сражалась одна только моя эскадра. Мы взорвали шесть кораблей и два взяли в плен. Капитан-паша скрылся».

«19 июня. Подробности двух битв, которые труднее описать, чем выиграть, мешают мне сказать вам многое. Наконец-то я доволен собою. [94] Три битвы, в которых я взял или разрушил ядрами четыре корабля 64-пушечных, пять больших фрегатов 40– и 36-пушечных, шебеку 30–, бригантину 14-пушечную и три малых судна, под командою капитан-паши, располагавшего втрое большими силами, чем мои; — это, принцесса, действительно удовольствие! Я должен был победить: я действовал вопреки мнению командира парусного флота, который бездействовал. Джонс доказал нам, что большая разница командовать корсаром или эскадрою. Однако его незаслуженная слава уничтожила бы меня, если бы я не победил».

Поздравляя Екатерину II с победой, Потемкин писал 19 июня:

«Капитан-паша, хотевши нас проглотить, пришед с страшными силами, ушел с трудом. Бог видимо помогает. Мы лодками разбили в щепы их флот и истребили лутчее, а осталась дрянь, с которою он уходит в Варну. Матушка, будьте щедры к Нассау, сколько его трудов и усердия, и Алексиану, который его сотрудником... Принцу Нассау за первое дело я просил о втором классе, но за сие нужно щедро его наградить имением и тем привязать навсегда. Сколько он сделал и сколько подвергался смерти».

В письме от 25 июня Екатерина II сообщила Потемкину о награждении Нассау-Зигена орденом Святого Георгия II степени и особым рескриптом разрешила ему поднимать вице-адмиральский флаг при необходимости объединить всех контр-адмиралов под общим командованием, ибо он «ишпанский генерал-поручик». 26 июня она отправила Потемкину новый рескрипт:

«Вслед за донесением вашим о подробностях дела, бывшего в 7-й день сего июня, получили Мы новое о славной победе, одержанной гребною Нашею флотилиею под командою принца Нассау-Зигена над флотом неприятельским, самим капитан-пашою предводимым. Обыкши воздавать подвигам отличным щедротою Нашею, пожаловали Мы принцу Нассау-Зигену в вечное и потомственное владение три тысячи двадцать душ Могилевской губернии, в Могилевской экономии».

После третьего сражения капудан-паша отправился в открытое море, где стоял его резерв. Некоторая активность турецких судов сохранялась и позднее — 20 июня капудан-паша пробовал с основными силами деблокировать корабли в Лимане, однако был отогнан батареями с Кинбурна. В это время русский корабельный флот располагался в стороне, не помогая силам в Лимане. Только к концу месяца Севастопольская эскадра настолько приблизилась к Очакову, что капудан-паше пришлось направиться в море и сразиться с ней при острове Фидониси.

29 июня Суворов рапортовал, что накануне турецкий флот, стоявший в море, пошел к югу, а из Очакова заметна эвакуация по суше. 30 июня [95] он сообщил о прибытии из Херсона 8 орудий, которые позволили усилить блокпост на Кинбурнской косе. 1 июля он писал Потемкину:

«В два часа пополуночи ушло из Лимана в море турецких малых: бомбардир-бот, брандер, семь канонерских судов, по темноте и облегчении. В прочем все обстоит благополучно, о чем вашей светлости доношу».

Беспокойство турок объяснялось движением Екатеринославской армии, которая 18 июня направилась к Очакову несколькими колоннами. 29 июня князь Потемкин с легкой конницей произвел рекогносцировку окрестностей крепости. Заметив, что под ее стенами еще остались вражеские суда, которые могут помешать осаде, князь приказал Нассау-Зигену атаковать их. 1 июля, несмотря на стрельбу очаковских батарей, русские моряки в ходе восьмичасового боя разорили и взяли 14 судов. По официальной ведомости, за день истреблено неприятельских два фрегата, бригантина, бомбарда, кирлангич и пять галер, всего десять судов, на которых было 94 пушки. После боя принц писал жене:

«Нет более турецких военных судов на Лимане. Все, которые я атаковал сегодня, в присутствии армии, под стенами Очакова, дали мне еще одну победу. В то же время я сжег и часть города. Во время самого боя князь Потемкин, отвлекая турок, выдвинул свои войска и пушки до самих ретраншементов. Князь Потемкин не знал, как меня благодарить. Он сказал, что наши победы более блестящи, чем знаменитый чесменский бой — там брандеры сожгли турецкий флот, мы же уничтожили капитан-пашу в открытом бою. Четвертый победный молебен в 23 дня — я нахожу это прекрасным, принцесса».

Трофейные флаги и знамена, в том числе флаг капудан-паши, взятый еще 17 июня, Потемкин отправил в столицу, а трофейные корабли — на ремонт и переделку. Императрица была довольна. 14 июля она предложила наградить Нассау-Зигена богатой шпагой с надписью. Для моряков, участвовавших в сражении, были присланы 4973 серебряные медали с надписью «За храбрость на водах очаковских июня 1788 г.». С 1 июля по 15 августа суда Нассау-Зигена бомбардировали Очаковскую крепость. А 3 июля вся армия пришла к Очакову. После окружения крепости Потемкин представил в столицу свой план ее взятия, в котором заметная роль отводилась флотилии:

«Наша осадная артиллерия станет разбивать ретраншементы неприятельские. Принц Нассау вытянется со стороны лимана. Когда батареи в ретраншементе будут сбиты и ретраншементы будут разорены, он вытянется со стороны Березани, с которой стороны доступ легок, равно и со стороны лимана, где находится только старая каменная стена, кою можно разрушить часов в шесть. Мы овладеем Гассан-пашинскою батареею, [96] которая владычествует над стороною к Березани и которой не должно существовать. После чего приблизимся мы к городу почти на 70 сажен самородными траншеями между садов и не быв усмотрены».

Осада продолжалась. Но и неприятель не бездействовал. Суворов сообщал в рапортах, что 43 турецких вымпела видели 6 июля у Севастополя, а 10 июля 4 транспортных судна — у Очакова. 29 июля большой турецкий флот появился под Очаковом. Капудан-паша прорвал блокаду, доставил осажденным припасы и подкрепления.

Вновь возросло значение гребной флотилии. 6 августа Потемкин отдал ордер Н. С. Мордвинову снабдить суда Нассау-Зигена всем необходимым. 16 августа Суворов рапортовал о передаче Нассау-Зигену 3 капралов и 109 канонир для гребной флотилии.

В августе Екатеринославская армия получила значительное подкрепление. 18 августа вылазка 2 тысяч турок была отбита; неприятель лишился 500 человек. Через двенадцать дней — обстрел города с моря и суши, вызвавший пожары. Сгорели хлебные склады между городом и его цитаделью — Гассан-пашинской крепостью. В ночь на 5 сентября была отбита с большим уроном вылазка неприятеля.

В сентябре Потемкин приказал поставить на фрегаты 36-фунтовые пушки, чем мощь их увеличил до мощи линейных кораблей. 6 сентября он на весельной шлюпке с принцами Нассау, Де Линем и Ангальтом отправился для личной рекогносцировки цитадели Очакова, попал под обстрел и спасся лишь благодаря поддержке огня береговых батарей. В тот же день Нассау-Зиген дал генеральный приказ по Лиманской гребной флотилии, в котором подробно писал о порядке действия судов при обстреле Очакова.

В рапорте от 13 сентября Суворов сообщал о появлении 11 сентября 5 трехмачтовых судов в виду у Старооскольского редута. 17 сентября турки пытались высадиться на двух лодках на берег, но были отбиты. 22 сентября турецкая эскадра под Очаковом усилилась до 13 единиц, потом к ней подошли еще суда. Посему 25 сентября Потемкин дал Нассау-Зигену приказ высылать дозоры на казачьих лодках, а суда гребные и парусные построить двумя линиями в шахматном порядке и не позволять туркам ни проводить подкрепления, ни увести стоящие под крепостью суда.

В свою очередь Нассау-Зиген 10 октября предложил Потемкину свой план нападения на Очаков с моря. Он намеревался огнем тяжелых орудий подавить приморские батареи, турецкие суда и пробить бреши в стенах со стороны моря. Но светлейший, видимо, начал ревновать к славе принца. Чиновник для особых поручений при Потемкине B. C. Попов вспоминал, что во время одного из военных советов «...сказал [97] принц Нассау, что, если подкрепят его надлежащим образом, он надеется в крепости произвесть такой пролом, в который целый полк войти может. Потемкин досадовал, что чужестранец снимает на себя дела русского... почему, уповая на свой разум и мужество... вопросил у принца с едкостью: много ли он таких проломов сделал в Гибралтаре? Нетрудно угадать, что вопрос неожидаемый остался без ответа. Нассау писал к Императрице просьбу об отъезде его в Петербург и получил дозволение приехать». Очевидно, столкнулись амбиции Потемкина и Нассау. Светлейший не терпел соперников, и принцу пришлось оставить Черное море. 14 октября князь вызвал Мордвинова к Очакову для принятия командования гребной и парусной эскадрами, а капитану Ахматову приказал принять после отбытия принца Нассау флотилию гребных судов.

Турки исправили канонерские лодки, поврежденные в предыдущем сражении. Потемкин приказал их взять или уничтожить Нассау-Зигену. Тот дважды пробовал, но неудачно. 17 октября князь писал: «И он, отведав трудность, под предтекстом болезни уехал в Варшаву. Сии суда чрез два дни после того ушли из Очакова к своему флоту мимо флотилии и спящего адмирала Пауля Жонса, который пред тем пропустил в день под носом у себя три судна турецких в Очаков, из коих самое большое село на мель. Я ему приказал его сжечь, но он два раза пытался и все ворочался назад, боялся турецких пушек. Дал я ему ордер, чтобы сие предприятие оставить, а приказал запорожцам. Полковник Головатый с 50 казаками тотчас сжег, несмотря на канонаду, и подорвал судно порохом, в нем находившимся».

21 октября капудан-паша вновь подвез в Очаков продовольствие и полторы тысячи человек подкрепления, но 4 ноября ушел на зимовку к югу. Пользуясь этим, казаки при поддержке фрегатов и канонерских лодок 7 ноября овладели Березанью и взяли многочисленные трофеи. 8 ноября вновь турецкие суда были замечены между Тендрой и Старооскольским редутом. Несколько дней они оставались на месте. К зиме турецкий флот удалился в свои порты, а 6 декабря после штурма пал Очаков.

Нассау-Зиген о падении крепости узнал в Гродно, по пути в Санкт-Петербург. 22 декабря 1788 года героя Лимана радушно приняла Екатерина II. Об этом принц писал жене:

«Не могу выразить вам, принцесса, что испытывал я, представляясь, в воскресение, ея величеству. Она была в тронной зале. Меня ввел обер-камергер, тотчас же удалившийся. Невозможно передать в письме всех милостивых выражений, которыми осыпала меня Императрица, ни тех преувеличенных похвал, вполне, по ее словам, мною заслуженных. Князя [98] Потемкина ожидают со дня на день. Императрица читала мне его письма к ней, где он говорит о моем «геройстве», и сама, где только могла, называла меня «героем».

Из Санкт-Петербурга принца направили тайным агентом во Францию и Испанию, чтобы вести разговор о заключении договора с этими двумя странами и Австрией. Нассау-Зиген не собирался задерживаться за границей, ибо Императрица намекнула ему, что если он успеет вернуться, то его ожидают дела вроде тех, что происходили летом. Моряк рассчитывал на командование галерным флотом с десятитысячным корпусом. И надежды оправдались. Принц вернулся в Россию, где ему предстояло в войне со Швецией испытать счастье победы и горечь поражения.

Победа на водах финских

К началу русско-шведской войны 1788–1790 годов Российский галерный флот переживал период преобразования. Гребную флотилию в кампании 1788 года представлял на Балтике лишь небольшой отряд. К весне 1789 года спешно сооружали суда разных классов и типов. Высочайшим указом Адмиралтейств-коллегии от 6 мая 1789 года Императрица назначила главным начальником гребной флотилии против шведов Нассау-Зигена:

«После одержанных в прошлом году морским нашим ополчением в Лимане над неприятельским многочисленным корабельным и гребным флотом побед, командовавшему гребною нашею эскадрою принцу Нассау-Зигену, в разсуждение оказанного им усердия к службе нашей и отличнаго мужества, позволили Мы поднять флаг вице-адмиральский. Вследствие сего повелеваем нашей Адмиралтейств-коллегии помянутого принца Нассау-Зигена считать вице-адмиралом галерного флота нашего со дня присвоения ему флага по тому чину, т. е. с 24 июня 1788 года и по оному производить жалованье. Сему вице-адмиралу препоручаем в командование гребной флот наш против неприятеля нашего короля шведского вооруженный, с тем, чтоб он вступил тотчас в сие начальство и чтоб приготовление и вооружение гребного флота производимо было под его наблюдением и попечением, а Адмиралтейств-коллегия долженствует ему всемерно в том пособствовать. По военным действиям имеет он состоять под ведением предводительствующего армиею нашею в Финляндии генерала графа Мусина-Пушкина. На стол с 1 числа сего месяца, покуда он при сем начальстве останется, производить ему по 300 руб. в месяц из суммы на чрезвычайные расходы по гребному флоту назначаемой, а на [99] снаряжение себя потребным к походу пожаловали Мы ему 5000 руб. из кабинета».

Принц имел разрешение сноситься с самой Екатериной П. В помощь принцу по службе назначили капитана генерал-майорского ранга графа Литта; мальтиец был хорошо знаком с гребным флотом.

17 мая стало известно из донесения В. П. Мусина-Пушкина о том, что шведские суда появились у границы. Встревоженная Императрица в тот же день писала вице-президенту Адмиралтейств-коллегии графу И. Г. Чернышеву:

«Граф Иван Григорьевич! Ради бога поспешите вооружение галер и гребной флотилии, понеже уже шведские суда, в числе сорока, находятся в море и приходят к границам».

18 мая высочайший указ предписывал графу В. П. Мусину-Пушкину выделить войска для флотилии. На судах, отправляемых из Петербурга, команды укомплектовали войсками гвардии и столичного гарнизона, а находившиеся в Выборге суда Слизова — солдатами финляндской армий. Рескрипт 19 мая определял численность выделенных в распоряжение принца сил и задачу готовиться к боевым действиям.

Гавань у Петербургских верфей очистилась ото льда только 17 мая, и на следующий день начали спускать на воду гребные суда. Строили их нередко по неиспытанным образцам, из сырого леса. Команды набирали из людей, мало знакомых с морем; иные из так называемых «водоходцев» никогда не бывали ни на каких судах. Когда происходили неувязки и путаницы в управлении, по просьбе Нассау-Зигена Императрице приходилось вмешиваться. Например, часть флотилии под командованием графа Литта главный командир Кронштадтского порта П. И. Пущин намеревался отправить в море без ведома командующего. Императрица по этому случаю возмущенно писала 31 мая И. Г. Чернышеву:

«Я удивляюсь, что графу Литту пропозиция сделана: идти вперед без ведома вице-адмирала принца Нассау, которому от меня поручена команда над гребным флотом. Ему же от меня приказано не идти, не имея всего того, в чем его флотилия нужду имеет, и не оставить ни единого судна, которое в его роспись назначено; ему от меня рескрипт и команда не для бобов даны».

31 мая Нассау-Зиген собрал флотилию у Кронштадта и готовился к выходу в море. Ему помогали П. И. Пущин и И. П. Балле. Для примирения присутствовал секретарь Императрицы генерал-майор П. И. Турчанинов. Позднее он принял участие во всех основных действиях гребной флотилии. Принц засыпал Императрицу жалобами на нехватку материалов, людей, оружия. Та обычно удовлетворяла все его претензии. 4 июня она писала: [100]

«Господин вице-адмирал принц Нассау-Зиген! Я получила вчера письмо ваше, с Кронштадтского рейда от 3-го июня, которым вы извещаете меня о сделанном вами осмотре судов, состоящих под вашим начальством, о сделанных вами переменах в командирах галер, о введенном вами на эскадре порядке и о заботах ваших по скорейшему окончанию полнаго вооружения различных судов. Всем этим я вполне довольна. Мусин-Пушкин содействует вам во всем, и я выразила ему за это свое удовольствие. Желаю, чтоб ветер и великое счастие содействовали усердию, которое вы опять столь убедительно доказываете мне. Прощайте, желаю вам доброго пути и успеха».

8 июня гребная флотилия выступила и, преодолевая неблагоприятные ветры, к началу июля достигла Выборгского залива, где Нассау-Зиген встретился с командовавшим войсками в Финляндии В. П. Мусиным-Пушкиным. Тот неоднократно писал о том, что не может действовать без галерного флота, хотя и не был в восторге от его возможностей и медлительности. Еще 23 июня он сообщал Императрице, что вынужден приказать Нассау-Зигену высадить войска для прикрытия Выборга. 26 июня принц жаловался Императрице:

«Успевши только сегодня дойти до Питкопаса, я вынужден был исполнить приказание графа Пушкина о высадке 6-тысячного корпуса... Умоляю В. И. В. подумать о том огорчении, которое пришлось мне чувствовать, когда я должен был обезоружить 22 галеры и стать в оборонительное положение».

Вскоре поступил контрприказ, и войска были срочно возвращены на суда; принц был огорчен лишь тем, как он писал Императрице, что не смог отметить день ее восшествия на престол (28 июня) победой.

Тем временем шведская гребная флотилия под командованием обер-адмирала Эренсверда выслала 15 мая первое отделение, которое вскоре пересекло границы России и сосредоточилось недалеко от устья реки Кюмени. Суда поддерживали боевые действия сухопутных войск, пока не подошла русская флотилия. Тогда отделение собралось у острова Котка.

3 июля флотилия прибыла, наконец, к входу в Фридрихсгамскую бухту. Принц, лично осмотрев расположение противника, оценил важность и силу позиции, которую занимали шведы, и отказался от надежды на быструю победу. Он писал 5 июля Мусину-Пушкину в обширной записке, что пробрался на лодке к островку Петкари, внимательно рассмотрел положение шведской флотилии и считает, что возможно атаковать противника либо с островов, разместив на них войска и батареи, либо заградив северный проход на Роченсальмский рейд и атакуя с юга. В первом случае он опасался разделить силы, во втором операцию затрудняли [101] недостаток сил и слабая подготовка команд; кроме того, если бы подул сильный ветер с моря, суда оказались бы в опасном положении. Так как на подготовку к двум первым вариантам требовалось время, Нассау-Зиген запрашивал Мусина-Пушкина, примет он один из них либо прикажет высадить на берег шеститысячный отряд и с остальными судами прикрывать берега. Рассмотрев и обсудив положение, Нассау-Зиген подготовил и 7 июля послал в столицу выработанный им план атаки неприятеля на рейде Роченсальма. Он писал Императрице:

«Мадам! Смею уверить Ваше Величество, что мы можем захватить всю шведскую гребную флотилию, если бы эскадра вице-адм. Круза или несколько фрегатов из нашего флота, к которым могут присоединиться и мои шебеки, могли быть поставлены между островами Муссало и Лехма. Как только будет занята эта позиция, то я сейчас начну бомбардирование с своей эскадры (по неприятелю). Я поставил уже 8 пудовых мортир на канонерские лодки, с которых снял пушки. Можно было бы также прислать две имеющиеся там бомбарды. Имея у себя все это, мы в состоянии будем принудить неприятеля оставить охраняемый им проход (т. е. Руоченсальми). Если он обратится на вице-адмирала Круза, то я последую за ним по пятам, а если он обратится на меня, то вице-адмирал будет его преследовать и ни одно его судно от нас не спасется».

В послании Нассау-Зиген писал также, что, пока идут приготовления, его шеститысячный отряд может нанести удар противнику на суше и вернуться на суда. Видимо, это был реверанс в сторону Мусина-Пушкина.

Уже 8 июля это донесение прибыло в столицу. Совет составил новые обширные инструкции для командующего резервной эскадрой А. И. Круза. Вице-адмиралу предстояло, оставив часть сил для охраны Поркалаутского поста и для наблюдения за неприятельскими судами, самому с фрегатами «Симеон» и «Патрикий» идти к островам Аспэ, где собирались и остальные суда резервной эскадры с целью занять позицию между островами Муссало и Лехма для содействия Нассау-Зигену. Крузу следовало сноситься и действовать согласованно с Нассау-Зигеном, подчиняться адмиралу Чичагову, но выполнять все требования командовавшего войсками в Финляндии Мусина-Пушкина.

Силы резервной эскадры собирались медленно из-за неготовности судов и противного ветра. 20 июля Круз, стоявший с кораблями западнее Гогланда, получил предположения Нассау-Зигена о предстоящих действиях. Непогода задержала выход; только 28 июля установился благоприятный ветер, позволивший эскадре сняться с якоря, присоединив два бомбардирских корабля, фрегат «Симеон» и пакетбот «Поспешный [102] «. В тот же день вице-адмирал, получив повеление совместно с Нассау-Зигеном атаковать шведский гребной флот между островами Кутсало-Мулим и Муссало, отправил донесение, в котором излагал намерение присоединить выделенные ему отряды гребных судов Винтера и Штенгеля, остановить эскадру в миле от намеченного места, послать Турчанинова к Нассау-Зигену как сигнал для атаки. Сам он предполагал при приближении гребных судов перейти в наступление легкими судами, не вводя корабли и фрегаты в шхеры.

Осуществить замысел удалось не сразу из-за задержки судов, шедших на подкрепление, их слабой готовности и неблагоприятной погоды. Тем временем нетерпеливый принц бомбардировал столицу донесениями, в которых порицал медлительность Круза. Он лишь 13 июля отправил отряд Винтера к островам Аспэ, однако уже 12 июля писал Императрице: «Я ожидаю только вице-адмирала Круза для того, чтобы действовать, и смею уверить В. И. В., что мы со славою совершим эту кампанию». Отправив восемь судов Винтера, он доносил Безбородко: «Кажется, что с сим числом, с двумя фрегатами, может А. И. Круз вступить в повеленое дело, не ожидая ничего». 19 июля он вновь пишет Безбородко: «Отправляюсь сегодня к Аспэ для решительного условия (с Крузом) во всем предписанном ему, и как здесь все уже готово, то и постараюсь убедить его, чтобы, не ожидая ни под каким видом ничего из Кронштадта, а соединясь с Винтером, шел он исполнять монаршую волю». 20 июля принц вновь сетует: «Мы теряем драгоценное время. Если медлительность г-на Круза происходит от нежелания его находиться в подчинении у другого генерала, то я готов ему совершенно подчиниться и передать всю славу блистательного дела».

В ночь на 4 августа шведы, обеспокоенные появлением в тылу эскадры Круза, безуспешно попытались атаковать 70 судов Нассау-Зигена. Для принца атака была совершенно неожиданна, ибо он предполагал, что шведы покинут готовившуюся им ловушку. Неприятельские корабли внезапно появились на рассвете из утреннего тумана. Только когда шведы приблизились на пушечный выстрел, правый фланг, не получая приказа, около 4.00 открыл огонь. Шведы хотели выманить русскую флотилию и вели перестрелку на предельной дальности. Нассау-Зиген, рассмотрев шведский отряд, состоявший из 20 канонерских лодок при поддержке нескольких более крупных судов, которые скрытно обошли островки Коргесари и атаковали правый фланг, решил нанести контрудар и послал графа Литта собирать легкие суда, которые были включены им в дивизии разнородных сил. Суда эти (каики, канонерские лодки) выдвинулись на фланги линии в седьмом часу. Шведы, продолжая стрельбу, начали отходить в направлении прохода Королевские [103] ворота, преследуемые русскими. В 9.00 неприятельские канонерки начали вступать в проход, и около 11.00 стрельба прекратилась. Русские суда произвели около двух тысяч выстрелов. В перестрелке, 23 шведских и 35 русских судов на большой дистанции потери и повреждения оказались невелики.

Бой послужил наукой Нассау-Зигену. Он расположил свои силы ближе к проходу, изменил их построение. Вице-адмирал считал, что при быстром сборе легких сил мог успеть отрезать пути отхода неприятеля. В тот же день он писал Турчанинову, что прекратил бой лишь из опасения, что противник спасется бегством, пока эскадра Круза не преграждает ему путь. Но эскадра эта уже прибыла в Аспенские шхеры, и 4 августа принц получил уведомление Круза. В письме вице-адмиралу от 4 августа принц выразил надежду на успех, рассчитывая, что Круз оставит Винтера командиром присланных с ним судов гребного флота, сообщал об отправке в помощь трех канонерских лодок и шести лоцманов и приложил к письму план с распределением своих кораблей.

Нассау-Зиген рассчитывал, что крупные корабли эскадры Круза отвлекут неприятельские силы к югу и позволят его гребным судам без особых трудностей форсировать Королевские ворота. Однако как Круз, так и подчиненные ему опытные моряки полагали, что первоначальный удар следовало нанести более подвижными гребными судами, ибо крупным кораблям было трудно маневрировать между островами и камнями; кроме того, они зависели от направления ветра. В частности, только 6 августа ветер позволил эскадре Круза продвинуться в шхеры, сделав промеры. Так как шведы демонстрировали готовность атаковать, 8 августа Круз собрал совет, на котором было решено не вводить эскадру далеко на Роченсальмский плес за камни, а оставить на позиции между островами Лехма и Вийкар, где неприятель не мог ее атаковать развернутым фронтом, тогда как Нассау-Зигену следовало нападать с тыла. Постановление совета повез к Нассау-Зигену П. И. Турчанинов.

Принц был возмущен. Он отправил в столицу решение совета с комментариями, а сам написал Крузу оскорбительное для того письмо, в котором были такие фразы: «Вы становитесь в ответственность пред Ея Величеством за невыполнение начертанного ею плана... В том месте, где вы предполагаете остановиться, будет все равно, что вы были бы во время сражения у острова Аспэ... Если вы решились нейдти далее, то прошу вас, по крайней мере, возвратить мне суда моей эскадры». Круз ответил также в резких выражениях и продолжил выполнение намеченного плана, который не противоречил инструкциям Императрицы. Однако обстоятельства (встречный ветер, постановка фрегата «Патрикий» на камни) позволили Крузу лишь 12 августа приготовиться к бою. [104]

Уже с авангарда был дан сигнал, что виден неприятель. Однако в то же время на флагман прибыл генерал-майор И. П. Балле с высочайшим указом принять командование. Екатерина II, получая одно за другим тревожные донесения своего любимца Нассау-Зигена, поверила ему и согласилась заменить вице-адмирала генерал-майором Балле, а Круза возвратить в столицу.

Вечером 12 августа Нассау уверял Балле:

«Полагая, что ваше пр-во могли атаковать сегодня неприятеля, я подвинул вперед все те суда, которые должны были действовать с его фланга. Оне останутся в ночь в их настоящей позиции на разстоянии 2/3 пушечнаго выстрела от шведов. Сегодня же ночью я подвину вперед 5 моих больших судов, так как я надеюсь, что ваше пр-во в состоянии будете открыть нападение на самом разсвете. Вы понимаете необходимость не терять ни одной минуты времени для того, чтобы сильнее атаковать и тем скорее одержать победу».

Принц лукавил, ибо его суда оставались в прежнем положении и не могли быстро прийти на помощь Балле, если бы тот перешел в наступление. Так как он старался не показывать неприятелю приготовлений со своей стороны, очевидно, вице-адмирал намеревался связать противника боем с резервной эскадрой и потом пожинать лавры победы быстрым ударом свежих сил через Королевские ворота. О том, что проход может быть загражден, он не подумал.

Тем временем адмирал Эренсверд, преградив проход Королевские ворота тремя затопленными судами и прикрыв огнем четырех бомбардирских кораблей и других судов, основные силы сосредоточил со стороны Балле — против его залпа весом 100 пудов шведы имели 140 пудов. Сверх того, их маневры на рейде не были так связаны, как движение крупных кораблей между камнями.

Сражение при Роченсальме 13 августа 1789 года началось на рассвете атакой отряда Балле (20 судов с 404 орудиями) с юга шведской флотилии (62 боевых судна, 783 орудия). Главные силы (66 судов, 879 орудий) должны были атаковать с севера, через проход Королевские ворота.

В 6.30 корабли Балле снимались с якоря, чтобы завозами, при промерах глубины, перейти в наступление. В десятом часу последовал сигнал атаковать неприятеля. Около 10.00 пакетбот «Поспешный» сделал первый выстрел бомбой по шведским канонеркам, но произошел недолет. Шведы открыли ответный безопасный огонь. Но к полудню русские суда стояли на шпринге, причем передовые подвергались сильному обстрелу, а часть из-за дыма встала слишком далеко.

Тем временем Нассау-Зиген, который мог наблюдать движение Балле, лишь в начале одиннадцатого часа отдал сигнал «идти в атаку», что [105] означало движение в соответствии с диспозицией. Левый фланг под командованием Слизова составляли 3 бомбарды, 4 мортирных плота и 10–12 легких судов. С последних предстояло высадить 400 человек десанта и прикрывать батарею из 3 единорогов, которую следовало построить на Санданеми, а также отбуксировать плоты и поставить их восточнее мыса. Артиллерия судов и батареи должны были с фланга обстреливать шведские суда, защищавшие Королевские ворота. За ними следовали 2 катера, 7 галер и 8 канонерских лодок левого фланга, а далее — 8 галер кордебаталии гвардии секунд-майора И. И. Кошелева.

В центре плотной линией шли 5 крупных парусных судов капитана 2-го ранга Хрущева, на правом фланге — 7 галер и 6 канонерских лодок Литта должны были с фронта и фланга обстреливать те же вражеские суда, а 8 канонерских лодок майора Хвостова — отыскивать проход на малый рейд.

Флотилия по сигналу двинулась, но к полудню лишь Слизов был близко от цели. Его суда начали высадку десанта, бомбарды потопили одну из неприятельских канонерских лодок, но дым, который окутал отряд, позволил шведам незаметно стянуть силы к проходу. Галеры вступили в бой на исходе тринадцатого часа, а крупные суда без буксира практически не продвигались, и к ним Нассау-Зиген направлял каики от Слизова. Только в конце пятнадцатого часа удалось подтянуть к проходу тяжелые суда, а Литта смог обстреливать шведские бомбарды. Однако шведы уже отвели свои суда в глубь рейда, обстреливая лишь Королевские ворота.

Хвостову из-за твердого каменистого грунта не удалось пройти на рейд, его шлюпка была разбита, и спасшийся моряк отвел свои суда к отряду Литта. Под обстрелом шведских бомбард на воздух взлетела галера «Цывильск», пострадала соседняя галера «Храбрая».

Тем временем Балле вел упорный бой с превосходящим противником. К 15.00 он ввел в бой все суда. Шебека «Летучая» вышла из строя, пакетбот «Поспешный» был сильно поврежден, потерял командира, половину экипажа убитыми, судно несло ветром на неприятельскую линию, и шведы взяли потерявший боеспособность корабль. К 16.00 большинство судов подняли сигналы о том, что терпят бедствие. Были подбиты орудия, кончались боеприпасы. Лишь фрегат «Симеон» успешно вел огонь.

Нассау-Зиген только после 16.00 убедился, что для него закрыты все проходы к шведам. В центре моряки и гвардейские солдаты под неприятельским огнем ломами и топорами крушили затопленные шведские транспорты. Литта с канонерскими лодками проложил путь между островами Койромсари и Тиутине и около 17.00 прошел на рейд; за ним [106] следовали галеры. Русские суда окружили и взяли стоявшую на мели туруму «Селлан-Верре» и посланную на помощь удему «Оден».

В резервной эскадре около 17.00 шведы, кроме «Поспешного», захватили бомбардирский корабль «Перун»; из шести каиков три были повреждены, тогда как гребные суда были необходимы, чтобы отбуксировывать шебеки. Балле не имел известий от Нассау-Зигена, а дым не позволял видеть, что же происходит у Королевских ворот. Эскадра лишилась двух судов, лучших офицеров, значительной части команд: Потому в девятнадцатом часу Балле решил перейти к обороне и развернуть в линию свои суда между островами Вийкар и Лехма левыми, неповрежденными бортами. Шведы перешли в наступление и уже оказались на расстоянии пушечного выстрела, когда наконец появились суда Нассау-Зигена, а неприятель стал отходить. Через расчишенный проход в Королевских воротах смогли пройти галеры. Это сразу изменило соотношение сил. Суда от прохода наступали на главные силы Эренсверда, которые немало пострадали от огня кораблей Балле. Эренсверд приказал отступать к Ловизе. Но прорвавшиеся на рейд гребные суда преследовали их и решительно атаковали. В первую очередь были освобождены «Перун» и «Поспешный», позднее были взяты шведский фрегат «Аф-Тролле», турумы «Рогвальд» и «Бъерн-Иернсида», несколько меньших судов. Преследование продолжалось всю ночь и на рассвете. Шведы сожгли 28 транспортных судов и бежали через юго-западный проход к Ловизе; в сражении они потеряли много человек убитыми, 37 офицеров и 1100 солдат пленными, тогда как русские потери среди офицеров составили 15 убитых, 39 раненых, 2 пленных и 368 убитых, 589 раненых и 22 пленных нижних чина. Очевидно, если бы было принято предложение совета эскадры Круза, потери атакующих были бы меньше.

Принц на гребной яхте «Ласточка» делал сигналы, отдавал приказания, а во время сражения в полном парадном мундире разъезжал на катере. Екатерина II писала ему 16 августа:

«Господин вице-адмирал принц Нассау-Зиген! Я намерена этими строками поздравить вас с славою, которою вы покрыли себя, одержав блистательную победу над шведским флотом 13-го сего месяца. Разбив моих врагов и врагов России на юге и на севере, вы не сомневаетесь, я надеюсь, в Моем уважении, в Моей благодарности и в чувстве, которое Мне внушает ваша истинно геройская храбрость. Радуюсь, что вы в добром здравии. Вы наполнили город большою радостию».

19 августа 1789 года вице-адмирал был награжден орденом Святого Андрея Первозванного. Награды получили и другие участники сражения. [107]

Нассау-Зиген, ободренный успехом, уже с 14 августа побуждал Мусина-Пушкина перейти в наступление. Он считал, что сухопутным войскам следует атаковать королевский лагерь у Хегфорса, а сам предполагал высадить крупные силы в тылу шведов, на пути отступления к Аборфорсу. 15 августа он писал Императрице:

«Сведения, собранные мною, подали мне мысль составить план, подробности которого Ваше Императорское Величество увидите из письма моего к графу Пушкину. Король находится еще в Хегфорсе. Я думаю, ему понадобится лучшая из его лошадей, чтобы спасти его особу».

Принц рассчитывал на победу. Но Мусин-Пушкин не торопился. Пока он. готовился послать часть войск в наступление, король узнал о намеченном, и когда флотилия 21 августа выступила к месту высадки, она была встречена огнем новых батарей, а под их прикрытием шведы отступили за границу, уничтожив мосты через Кюмень. Высаженные флотилией войска могли лишь преследовать отступающих. Медлительность действий сухопутного командования не позволила развить успех, и потребовалось продолжать войну в следующем году.

Упущенная победа

Еще 20 сентября 1789 года высочайший рескрипт предписал Нассау-Зигену готовить гребную флотилию к следующей кампании и возглавить ее действия. В частности, указ гласил:

«Упорство нашего неприятеля, короля шведскаго, продолжать войну, самым несправедливым образом подъятую, убеждает нас, вопреки миролюбию нашему, приступить к приуготовлениям на будущую кампанию, дабы, поставя себя в решительное пред ним преимущество, действиями сил наших, при помощи Божией, понудить врага нашего искать мира и тем прекратить пролитие крови и другие бедствия, с войной неразрывно сопряженные. В сем намерении предположили Мы флот наш галерный, которым вы в прошедшую кампанию начальствовали, составить сильнее прежняго, как в числе и роде судов, так и в образе вооружения, наипаче же по приобретенным практическим познаниям неприятельскаго ополчения».

На зимовку (кроме Петербурга и Кронштадта) от гребной флотилии были оставлены отряды капитана бригадирского ранга П. Б. Слизова во Фридрихсгаме и вице-адмирала Т. Г. Козлянинова в Выборге.

Предстояло переоборудовать суда, недостатки которых обнаружились в прошлом году, построить восемь гребных фрегатов, новые канонерские лодки, морскую артиллерию снабдить тройным запасом зарядов, [108] нанять до двух тысяч охотников-гребцов и т. п. На флотилию следовало выделить три батальона морских солдат, четыре полка пехоты и два батальона Эстляндского корпуса, которые предстояло сосредоточить у Выборга и Фридрихсгама. Для помощи в решении вопросов при Нассау-Зигене был оставлен Турчанинов.

Нассау-Зиген с осени взялся за приведение в порядок судов. Но если эту проблему можно было разрешить, почти невыполнимой явилась задача укомплектовать флотилию моряками. Принц старался удерживать на судах прежние команды, но это мало удавалось, и на замену поступали либо рекруты, либо солдаты, либо водоходцы и другие люди, в массе не знавшие морского дела. Морской историк В. Ф. Головачев писал:

«Точное направление выстрелов из орудий, верная постановка судов на позициях и поспешные перестроения на маневрах — все это зависело тогда от хорошо обученных для гребли команд. А команды, на наших шхерных судах, становились в тупик от каждой случайности, и часто, в самый критический момент, сбившись с такта на целые полчаса, махали порознь веслами и не могли дать хода судну, находившемуся иногда под самыми разрушительными выстрелами».

30 апреля 1790 года Нассау-Зиген получил указ, окончательно определивший его задачи и возможности:

«Галерный флот Мы вверяем предводительству вашему с тем, что оный состоять будет под собственным нашим ведением и, вследствие того, вы прямо к нам посылать донесения и от нас получать указы будете. Но, тем не менее, в случае общаго действия с сухопутною армиею и высадки войска на финские берега, обязаны вы исполнять предписания генерала графа Салтыкова и вообще, что до сухопутных войск на галерном флоте определяемых, оныя составляют части армии генерала графа Салтыкова, относительно генерального произвождения и прочих дел по службе, ему представлять и от него получать решения должны, но не инако, как посредством вашим».

Кампания 1790 года, которую русское командование планировало провести как триумфальный поход в Швецию, оказалась неожиданно трудной. Шведы, оправившись от поражений, в марте совершили набег на Балтийский порт. 2 мая они атаковали русскую эскадру на рейде Ревеля. Король намеревался, разбив по частям русский флот, удержать в своих руках всю шхерную линию сообщений и потому, подготовив большой гребной флот, двинул его к границам России, как только позволила погода. Если бы не удалось наступление на суше за Кюмень, Густав III предполагал посадить войска на суда и при поддержке флота идти к Санкт-Петербургу, в Лифляндию, либо овладеть Выборгом. Но шведские корабли были отражены в Ревельском сражении [109] моряками под командованием адмирала В. Я. Чичагова. Оказала сопротивление и гребная флотилия.

Шведская гребная флотилия показалась вблизи отряда Слизова уже 3 мая, на что русское командование не рассчитывало.

На судах Слизова не хватало боеприпасов, часть канонерских лодок не была достроена, наличествовала лишь половина команд. Тем не менее капитан, имея 60 гребных судов, решил прикрыть от атак неприятеля два прама и трофейную туруму, стоявшие у входа в залив, и подступы к Фридрихсгаму. Густав III располагал 154 судами и 1600 орудиями против 408 русских. Вес залпа шведов, 310 пудов, почти вчетверо превышал вес залпа судов Слизова, 82 пуда; вчетверо больше у шведов оказалось и людей. Потому в неравном сражении 4 мая Слизов, оставшийся к концу боя почти без боеприпасов, потерял 26 судов. Своим упорным сопротивлением в течение трех с половиной часов превосходящей силе противника Слизов озадачил Густава III и задержал его наступление. Более того, он заградил затопленными судами вход в залив, поставил свои суда к Фридрихсгаму для усиления его обороны. Пока король медлил с высадкой, ограничившись обстрелом, в Фридрихсгам прибыли подкрепления и взять крепость оказалось невозможно. Король начал уже с 6 мая высадки десантов на берега. Однако задержка его с ремонтом после боя под Фридрихсгамом позволила русскому командованию выдвинуть к побережью значительные силы, которые и отбили неприятеля. Густав III пытался вновь 9 мая уничтожить флотилию Слизова, обстреливал Фридрихсгам, но цели не добился. Тем не менее берега восточнее оставались беззащитными, и Салтыков писал Безбородко:

«Высылайте Нассау: истинно стыдно, что неприятель своей флотилиею разъезжает; уже другой рапорт имею, что он в 70 судах был у Питконеми; а сегодня уже в 20 верстах к Выборгу стоят, хотя и трудно им зайдти, но тревоги много в земле и здесь сделают, когда покажутся. Теперь хоть укрепляют устье здешней бухты, но показаться им никто не помешает без нашаго гребнаго флота; наш корабельный им не угрожает, а идет своим фарватером».

Король Густав III привел гребную флотилию под Выборг и создал угрозу столице России. Он еще 7 мая писал своему брату герцогу Зюдерманландскому, крейсировавшему при Ревеле:

«Ты можешь легко, любезный брат, в то время, когда я буду подвигаться с флотилиею к Выборгу, а ты со флотом к Сескарю, отправить свои легкие суда на рекогносцировку к стороне Кронштадта и петергофскаго берега и угрожать последнему, что сильно поддержит наши требования и скоро окончит наше дело; особенно если мне удастся [110] разбить флотилию Нассау-Зигена. Теперь остановимся на этом плане, покуда русский флот находится на том месте, где мы его видим, и прежде нежели он тронется в путь. Сам же ты можешь соединиться со мною у Сескаря, в то время, когда я подвинусь до Выборга; а когда моя операция будет выполнена, то я подвинусь за Бьорке, т. е. буду находиться на полусуточном переходе от Петербурга».

Король собирался, демонстрируя легкими парусными судами вблизи Красной Горки, под прикрытием корабельного флота привести к Выборгу все готовые гребные суда, уничтожить местную флотилию и при удаче идти фарватером севернее Котлина на столицу России. Успехи на море ставили под угрозу положение русских войск в Финляндии. Однако шведский корабельный флот потерпел поражение у Красной Горки 23–24 мая и был заблокирован в Выборгской бухте соединившимися русскими эскадрами. Подтянулись с запада суда Слизова. Чичагов все больше сжимал кольцо блокады, ожидая прибытия гребной флотилии Нассау-Зигена для решительной атаки. Стоявшим в Выборге гребным судам Т. Г. Козлянинова Чичагов поручил в случае начала боя со шведами стараться по возможности способствовать атаке русских кораблей и стремиться с ними соединиться.

В середине мая Козлянинов вывел Выборгскую эскадру на рейд и 16 мая поднял свой флаг на фрегате «Автроил»; суда на Транзундском рейде стояли под прикрытием батарей. 26 мая вице-адмирал ездил на остров Урансари и наблюдал, как шведские корабли входят в залив; он сразу же приказал выдвинуть к входу в Транзунд прам и бомбардирский корабль. 30 мая после прибытия Нассау-Зигена все галеры и канонерские лодки были направлены за Унионсари к Рогелю; когда же принц покинул эскадру, гребные суда вернулись на стоянку. Возможно, это была репетиция выхода, ибо шведы не атаковали. Когда 3 июня 4 шведских фрегата и 60 гребных судов сосредоточились между Рогелем, Киперортом и Транзундом, в трех верстах от последнего, Козлянинов расположил галеры и прам для отражения возможной атаки неприятеля. В ночь на 4 июня по приказу Козлянинова бомбардирский корабль выпустил 4 бомбы по шведской флотилии. Шведы не решились атаковать Выборг со стороны моря, а попытки высадить десант отразили русские сухопутные войска. Чичагов все больше сжимал кольцо блокады.

А что же принц Нассау-Зиген? В соответствии с высочайшим указом от 4 июня в Кронштадте готовили главные силы гребной флотилии, к которой должны были присоединиться три корабля и фрегат контр-адмирала Е. С. Одинцова. Еще в конце мая гребные суда были разбросаны в Фридрихсгаме, Ревеле, Выборге, Кронштадте и Петербурге; [111] Густав III, который никак не мог ее обнаружить, писал, что флотилия Нассау-Зигена сохраняет инкогнито.

5 июня последовал приказ собирать основные силы западнее Толбухина маяка. К 10 июня сбор завершился. В этот день прибыл с 30 каиками и канонерскими лодками Слизов. В распоряжении Нассау-Зигена были 3 корабля, 8 гребных фрегатов, 5 бомбард, 1 прам, 2 полупрама, 3 плавучие батареи, 6 шебек, 2 катера, 19 шхун, 47 канонерских лодок, 2 брандера, всего 89 судов; достраивавшиеся в Санкт-Петербурге 70 канонерских лодок вице-адмирал решил не дожидаться. 13 июня эскадра направилась к западу, но из-за неблагоприятных ветров двигалась медленно и лишь 17 июня начала огибать мыс Стирсудден.

8 июня Турчанинов писал Безбородко, что Нассау-Зиген, осмотрев положение в Биорке, поедет к Чичагову договариваться об атаке; опасаясь, что Биорке-зунд (Березовый пролив) будет загражден затопленными судами и батареями, принц намеревался ограничиться там демонстрацией, а главные силы по согласованию с адмиралом ввести в бой совместно с флотом или от острова Ронд, или на флангах флота корабельного. Используя батарею на острове Ронд и три плавучие батареи с 30-фунтовыми орудиями, он намеревался оттеснить противника или заставить вступить в бой во взаимодействии с корабельным флотом, а Козлянинову следовало нанести удар в тыл. Замысел принца был вполне созвучен мыслям, которые проводил в жизнь Чичагов. К сожалению, Нассау-Зиген не выполнил свое намерение. Не раз переносили сроки выхода флотилии. Только 18 июня стало известно, что Нассау-Зиген в 12 верстах от Березовых островов и поедет советоваться с Чичаговым о дальнейших действиях. Но и в этот день противный крепкий ветер мешал входу флотилии в Березовый пролив, так что вице-адмирал ограничился рекогносцировкой.

Шведы, чувствуя гибельность своего положения, попробовали прорвать блокаду. 17 июня Чичагов получил сведения, что шведские суда идут шхерами. Несмотря на то что фарватер преграждали два отряда кораблей с 20 канонерскими лодками, адмирал послал еще 2 фрегата и 2 катера под командованием капитана 2-го ранга Р. Кроу на, который 19-го и 20 июня отразил попытки неприятеля пройти к Выборгскому заливу.

На следующий день к выходу из Березового пролива подошел гребной флот Нассау-Зигена. Из-за безветрия часть пути суда прошли на веслах, и вице-адмирал намеревался наступать 21 июня, дав отдых командам. Он доносил Императрице 20 июня:

«Ветер противный. Но так как он не силен, то и мог я ночью продвинуть вперед канонерские лодки, оставшиеся назади; и если ветер [112] немного успокоится, то мы войдем в пролив. Я думаю идти до Равицы, если не удастся дойти до церкви Койвисто. А так как шведы имеют тут отделение гребной флотилии, то мне придется прогнать их; но пост этот необходим для меня, чтобы утвердиться с моею эскадрою в проливе. Я произведу это нападение и потом отправлюсь к г. адмиралу Чичагову, для принятия общих мер на великий день...

Что касается до г. вице-адмир. Козлянинова, я думаю, что могу поручиться Вашему Императорскому Величеству, что он будет действовать сильно и разумно; но для того, чтобы выйдти, ему придется ожидать, когда начнется сражение, иначе он будет иметь против себя всю шведскую флотилию, в то время когда мы не будем в состоянии придти к нему на помощь. При общей же атаке на неприятеля он сделает большую ему диверсию».

Когда начался бой, Нассау-Зиген совсем забыл про обещание встретиться с Чичаговым и скоординировать действия; возможно, принц не хотел ни с кем делить честь победы.

21 июня сохранялся штиль, и только вечером повеял легкий ветерок. Утром эскадра Нассау-Зигена продвигалась на веслах к Березовому проливу, имея впереди плавучие батареи и шхуны; за ними следовали фрегаты, шебеки, потом канонерские лодки, к которым за день присоединилось еще 10. Далее буксировали бомбардирские и линейные корабли. К 22.00 смерклось, но в тени под берегом была видна сомкнутая линия шведских гребных судов. Нассау-Зиген, идя на сближение, выстраивал свои силы.

По диспозиции, правое крыло составляли шхуны под командованием Слизова, центр — прамы, шебеки и корабли, левое крыло — гребные фрегаты и плавучие батареи. Четыре гребные бомбарды следовали за ними, а канонерские лодки находились при крупных парусниках по две и на флангах. Всего в строю находилось 84 судна с примерно 800 орудиями, не считая фальконетов.

Пока русские строились, шведы в 23.30 открыли сильный огонь по шхунам; русские ответили, и завязалось сражение в дыму и темноте.

Одна из шхун отряда Слизова была взорвана, однако остальные суда шли вперед, заставив шведов отойти восточным проливом за остров Равица. Шведы попытались атаковать узким западным проходом левый фланг Нассау-Зигена, но канонерские лодки отразили огнем гребные фрегаты Ф. Денисона. Выстроившиеся за Равицей в длинную линию шведские гребные суда пробовали поставить атакующих под перекрестный огонь, но теперь уже русские канонерские лодки по западному проходу двинулись в обход шведов. Бой длился пять часов и около 3.30 затих. Шведы, постепенно прекращая огонь, уходили за остров Пейсари. [113] За время боя с русской стороны погибла шхуна с экипажем, было убито и ранено всего около 150 человек. У шведов взяли брандер и канонерскую лодку; потери их остались неизвестны. В шестом часу утра принц прекратил преследование, чтобы дать отдых усталым людям, экипажам канонерских лодок, сутки уже не евшим.

Чичагов терялся в догадках о причинах стрельбы на восточном фарватере, пока не загремели орудия на его фронте: король, воспользовавшись установившимся попутным ветром, решил идти на прорыв. С большими потерями парусный флот вырвался. Шведские корабли уходили на юго-запад. За ними тянулась масса гребных судов. Строившиеся в боевую линию корабли Чичагова проходили вблизи шведской гребной флотилии, которая оказалась в полной власти русского флота. Чичагов приказал атаковать фрегатом и катером со стороны флота, а тремя фрегатами и двумя катерами отряда капитана Кроуна — от Питкопаса. Одни шведские суда при этом были потоплены и сожжены, а экипажи с них сняты; другие спускали флаги и сдавались. Их было так много, что оказалось невозможно все занять русскими командами. Когда со стороны Березового пролива появились гребные фрегаты Нассау-Зигена, адмирал решил, что российская гребная флотилия займется десятками сдававшихся судов; должна была выйти в море и флотилия Козлянинова. Их сил было вполне достаточно, чтобы полностью ликвидировать королевский армейский флот. Уверенный, что Нассау-Зиген не упустит возможности взять массу трофеев, В. Я. Чичагов отдал приказ гнаться за шведским флотом, оставив гребные суда их участи.

Козлянинов привел флотилию в боевую готовность после первых выстрелов и начал выходить около 8.00 из узостей Транзунда на Тейкасарский плес. Так как он, по мнению Головачева, не понял, что происходит, то не торопился преследовать уходящие в море парусники.

Не установивший вовремя связь с Чичаговым Нассау-Зиген также был удивлен происходящим, ибо рассчитывал участвовать в общей атаке. Теперь же ему оставалось преследовать арьергард шведской гребной флотилии. К 11.00 флотилия эта растянулась на десяток миль и была практически беззащитна. После того как Чичагов продолжил преследование парусников, ободренные его уходом шведы начали поднимать флаги и уходить к шхерам, сосредотачиваясь к Роченсальму.

Принц не оправдал надежд адмирала Чичагова, ибо не смог догнать шведов, бывших значительно впереди. Разыгравшаяся к вечеру непогода расстроила и разбросала его флотилию. Вечером принц писал Императрице, что назначает встречу судам у Аспэ. Там, в частности, удалось укрыться с легкими судами Слизову; поблизости собралось до 30 шведских судов, на которых, как позднее стало известно, находился сам Густав [114] III. Слизов потребовал от шведов сдачи, но король, называвший себя подполковником Седерманом, отказался и грозил, что сам атакует. Бурное море исключало сражение, а когда стало стихать, Густав III предпочел увести свои суда в шхеры.

Оба отряда русского гребного флота упустили возможность довершить разгром шведской флотилии, и очень скоро, 28 июня, Нассау-Зигену и Козлянинову пришлось об этом пожалеть.

24 июня Слизов перевел свои суда к Фридрихсгаму на ремонт. Нассау-Зиген, с крупными судами отогнанный ветром за Гогланд, только 26 июня прибыл к Аспэ. Козлянинов с 45 судами, получив 23 июня предписание Нассау-Зигена следовать туда же, 24 июня был уже в виду Фридрихсгама, присоединив по пути рассеянные в шхерах суда, и привел их к сборному пункту ранее принца.

В письме 28 июня Потемкину Екатерина II на основании донесений считала, что принц направился за гребными судами. Она даже не могла подумать о том, что Нассау-Зиген сделает столь чудовищную ошибку, которая дорого обойдется гребному флоту.

27 июня принц получил высочайший рескрипт:

«По благополучном успехе над шведскими морскими силами одержанном, надлежит всемерно стараться пользоваться плодами сея победы и, распространяя военные действия, не дать отнюдь неприятелю ни времени, ни способов к его отдохновению. Мысли ваши в реляции вашей (от 25 июня) совершенно сходны с сими, и потому мы их с особым удовольствием приемлем. Уверены мы, что вы теперь первое и главное внимание ваше к тому устремите, чтобы нанести решительные и крайние удары гребному шведскому флоту, а тем и вятше облегчить средства к поискам, одним или другим образом учреждаемым. По доверенности, которую вам усердие к нам и отличные заслуги ваши приобрели, не скроем, что всего полезнейшим, и для прочного на будущее время сохранения покоя, надежнейшим, почитаем совершенное морских неприятельских сил истребление. Доброе уже положено тому начало. К совершению того потребны еще усиленные действия, не только обоих наших флотов, но и сухопутной армии. И так, если представляется вам удобность по разбитии гребным флотом, вами предводимым, шведского такового же, простерти действия ваши к стороне Свеаборга, вспомошествуемые армиею нашею, к Гельсингфорсу, в то самое время, когда корабельный наш флот будет иметь в виду, чтобы не выпустить неприятельские корабли в сей порт зашедшие, ища способов к их истреблению, то мы сие почитаем делом самой верховной важности и для нас выгодным. Предваряя вас о том, мы будем ожидать ваших разсуждений о разных распоряжениях для исполнения онаго потребных». [115]

Рескрипт оказал возбуждающее воздействие на принца, который и так верил в свое воинское счастье и способности. Он только в полночь на 28 июня собрал свои суда к юго-восточному входу на Роченсальмский плес, где стоял весь шведский армейский флот, но уже вечером 27 июня писал Императрице:

«Я не успел еще узнать, какия имеются у шведов суда при Руоченсаольми. Но это ничего для меня не значит. Если они будут меня ожидать, то я иду их атаковать и разбить».

Разгром

Казалось, силы Густава III окончательно подорваны и война завершается. Однако 28 июня Нассау-Зиген предпринял неподготовленное наступление на шведский гребной флот у Роченсальма и, естественно, потерпел поражение.

Принц намеревался занять позицию между островами Муссало и Лехма, построить батарею на острове Кутсало; 5 фрегатов, 5 шебек, 9 больших шхун, 2 полупрама, бомбардирский корабль он хотел расположить так, чтобы линия парусников стала равномерно сильной, галеры намеревался поставить во вторую линию, а канонерские лодки — на фланги. Командовать парусными судами был назначен Козлянинов.

Русская гребная флотилия насчитывала 31 крупное (преимущественно парусное) судно и 121 гребное с тысячей орудий и до 14 тысяч человек команды, тогда как шведы, занимая хорошую позицию, располагали 295 судами также с тысячей орудий и 18 тысячами человек. Если король при господстве русского флота на море не мог увести свои суда в другое место, то и русской гребной флотилии оказалось сложно разбить неприятеля.

Шведы расположили суда подобно тому, как было в прошлую кампанию. Между островами Кукуари и Варисари они развернули линию крупных судов; в интервалах между ними стояли галеры и канонерские лодки с орудиями на носу. За островками на флангах расположились бомбарды, а на самих островках — батареи. Длинные линии гребных судов (иол и канонерских лодок) протянулись от Кукуари до Муссало и от мели у Варисари до острова Лехма. Северный проход был загражден. Транспортные суда под прикрытием 20 военных стояли в тылу, на малом рейде.

У нашей армии была возможность установить батареи на островах, закрыть выходы крупными кораблями и постепенно действовать. Но [116] Нассау-Зиген решил быстро добиться успеха, одним ударом, тем более что хотел отметить неминуемой, по его мнению, победой день восшествия на престол Екатерины II.

В ночь на 28 июня установился тихий попутный ветер, но зыбь предвещала изменение погоды. Тем не менее принц отдал около 3.00 ордер на сражение. Он рассчитывал на высокий порыв офицеров, стремившихся к решительному успеху.

По ордеру, 40 канонерских лодок и каиков под командованием Слизова строились между Вийкаром и Киркумом и должны были атаковать правый фланг шведов; для поддержки за ними шли 3 бомбарды и 3 плавучие батареи, вооруженные тяжелыми орудиями. За первой линией следовал правый фланг генерал-майора Буксгевдена (37 канонерских лодок). 23 галеры (граф Литта) образовывали на походе третью линию и должны были занять положение в центре. Четвертую линию составили парусники вице-адмирала Козлянинова (7 гребных фрегатов, 8 шебек, 2 полупрама, 1 бомбарда, 8 шхун, ибо прочие отстали). Построение боевой линии с судами в шахматном порядке было завершено к 4.00. Однако к этому времени ветер и зыбь усилились.

Около 8.00 канонерские лодки левого фланга с плавучими батареями на буксире и бомбардами за ними направились в атаку на шведский правый фланг. За ними, в шахматном расположении, к центру шведской линии направились галеры. Но когда масса судов показалась севернее острова Вийкар, волнение с запада затруднило греблю. Тем не менее строй продвигался вперед. В 9.30 суда Слизова открыли огонь, через полчаса подошли и были установлены под обстрелом на шпринг плавучие батареи. Поддержавшие их галеры также вступили в бой. Около полудня зашедший с юго-запада ветер способствовал тому, что парусные суда двинулись в интервалы между передовыми гребными судами. Однако к этому времени качка и утомление повлияли на гребцов канонерок, и несколько из них, врезавшись в строй галер, вызвали замешательство. Галеры, в свою очередь, смешались и помешали парусникам. Канонерки пытались встать на якорь, но волнением их тащило и било о галеры.

Нассау-Зигену и всем начальникам пришлось спешно наводить порядок, и около четырнадцатого часа удалось продолжить атаку. Все это время три плавучие батареи продолжали вести артиллерийский огонь; у левофланговой батареи был перебит шпринг, и она отошла. Свежеющий ветер не позволял парусникам разворачиваться; в это же время был смертельно ранен командир авангарда парусников Денисон. Качка мешала прицелу. Шведы, отдохнувшие за двое суток, расположившие свои суда за островами, стреляли на выбор. В пятнадцатом [117] часу их канонерские лодки, укрываясь островом Лехма, начали наступление в тыл русской флотилии. Кто-то из флаг-офицеров Нассау-Зигена дал команду канонерским лодкам контратаковать обходящую группу, и экипажи с удовольствием выполнили приказ, выводящий их из не предвещавшего успеха боя.

В шестнадцатом часу от повреждений начали тонуть галеры; часть их ветром выбрасывало на камни. В девятнадцатом часу гребные суда пытались спастись из-под неприятельских выстрелов. Козлянинов старался выстроить парусные суда, но ветер и волнение мешали, а шведские пушки с судов и островов крушили рангоут.

Когда в двадцатом часу Нассау-Зиген решил, что продолжать сражение бесполезно, уже не оставалось возможности для отступления, и приходилось сжигать те суда, которые не удавалось спасти. К 21.00 из шести бомбард пять были разбиты на камнях и одна взята шведами. Гребной фрегат «Николай» затонул, «Мария» — был захвачен противником. Одна плавбатарея пошла ко дну, 11 галер и 5 канонерских лодок попали на камни. Люди с них старались вплавь спастись на острова. Остальные еще пытались отстреливаться до ночи; лишь около 23.00 пальба прекратилась, но до 4.00 продолжали гибнуть суда — некоторые тонули, другие сжигали сами команды.

Русская флотилия потеряла 5 гребных фрегатов, 5 шебек, 2 полупрама, 2 плавучие батареи, 7 шхун, 6 бомбард, 16 галер, 5 канонерских лодок, 3 больших и 4 малых бомбардирских катера. Потери в людях составили 7369 человек, в том числе 269 офицеров.

В письме Безбородко Турчанинов объяснял:

«Я, по чистой совести, присяге и верной службе, доношу, что главнейшия причины дела сего суть:

1. Безпредельное рвение принца Нассау найти и разбить неприятеля. Опрометчивость его — в равном градусе с помянутым рвением. Все сие не допустило его изследовать подробно отысканного неприятеля в его силах и положении; а потом и приготовить канонерские лодки с такою благонадежностью, потому что оне только что пришли с господами Козляниновым и Слизовым.

2-я причина — составляет неповиновение и устройство тех лодок. Но как не обучив людей и не приуготовя — не можно, кажется, с такою строгостью и взыскивать с них.

3-я причина: сильный W ветер — не только навлек на камни все галеры, но и не позволял парусным кораблям выйдти из опасного места, куда оныя зашли, ибо тут уже все усилия деланные были тщетны».

Турчанинов считал, что, если бы русские продолжили атаку еще два часа, их бы ждала победа. Однако необученные экипажи гребных судов [118] из сухопутных войск потеряли управление, ветер не позволил вывести прижатые к берегу парусники.

Атака канонерских лодок не удалась из-за неорганизованности и внезапно начавшегося ветра. Команды лодок, пришедших с Козляниновым и Слизовым, не были подготовлены к бою; они расстреляли снаряды с значительного расстояния и оказались безоружными, а сильный западный ветер загнал галеры на камни и не позволил парусникам уйти с опасного места.

Принц в донесении от 4 июля писал:

«...Парусники были окружены огнем неприятельским: они сражались с величайшим мужеством, но имели дело с неприятельскими фрегатами и шлюпками, со всех сторон их окружившими, и не могли долго им противустоять».

Первые сведения о большом поражении Екатерина II получила в ночь на 1 июля от Турчанинова и была огорчена известиями, что флотилия разбита, а Нассау-Зиген погиб.

Принц после поражения писал Императрице:

«Не имею силы дать отчет вашему Величеству в подробностях уничтожения Вашей флотилии. Я нахожусь в отчаянии. После такого поражения я решился оставить ремесло, которое делало меня счастливым, когда я надеялся служить для пользы Вашего Величества. Но затруднения, которые я встречаю со всех сторон, заставляют меня чувствовать, что я могу быть только вреден для службы В. И. Величества. Г. вице-адмирал Козлянинов не будет иметь одинаковых со мной затруднений, и я умоляю В. И. Величество позволить мне передать ему командование».

Нассау-Зиген отослал Императрице все награды. Он просил судить его военным судом. Однако Екатерина II, обрадованная хотя бы тем, что принц остался жив, посчитала, что заслуги его перевешивают. Она писала принцу, что он уже судим в ее уме, ибо она помнит, в скольких битвах он побеждал врагов, и что нет генерала, с которым бы не случалось на войне несчастья. Считая, что нет ничего вреднее уныния, Екатерина II предписала Нассау-Зигену собрать все, что возможно, прислать подробное описание, и отмечала, что принц смог все привести в такой порядок, что за месяц запер бы шведский гребной флот и способствовал заключению мира.

Вице-адмирал сохранил боевой дух. Вместе с донесением он направил Императрице 4 июля письмо, в котором писал:

«С нетерпением ожидаю от В. И. В. повеления об отправлении вице-адмирала Козлянинова. Я приемлю все средства, дабы быть в состоянии отомстить, и коль скоро запру проход к отступлению, немедленно учиню [119] нападение, а между тем нужно, чтоб вице-адмирал Козлянинов занял пост ему предписанный, я же буду иметь тогда время обучать канонерские лодки, которые должны будут решить судьбу».

Замысел разгрома шведского армейского флота состоял в том, чтобы кораблями «Иоанн Богослов», «Америка», «Сисой Великий» с шебеками, фрегатами и канонерскими лодками под флагом Козлянинова преградить путь отхода шведам между островами Муссало и Кунисари; этой эскадре следовало выдержать атаку шведов на месте и переходить в наступление лишь при условии, что противник будет отступать. Основную роль в сражении принц, как и ранее, предоставлял канонерским лодкам. Турчанинов писал 3 июля об этом, просил прислать фрегаты, в том числе «Венус», и сообщал, что Козлянинов берется провести корабли шхерами от Гогланда, пользуясь картой, которую составил А. И. Нагаев.

В высочайшем рескрипте от 9 июля Нассау-Зигену сообщалось, что для заграждения пути к Ловизе, кроме 2 кораблей вице-адмирала Одинцова, из Кронштадта пойдут 1 линейный и 1 бомбардирский корабли, 2 фрегата, 2 катера, к которым следовало добавить часть гребных фрегатов, шебек, канонерских лодок под командованием штаб-офицера; адмирал В. Я. Чичагов должен был прислать катер, бомбардирский корабль и фрегат; общее командование было поручено вице-адмиралу И. А. Повалишину, а в случае его болезни — Т. Г. Козлянинову; последнего указ рекомендовал назначить командовать парусными судами гребной флотилии.

14 июля Нассау-Зиген сообщил участникам военного совета, что эскадра должна преградить путь шведам у островов Муссало и Кунисари. Кораблям В. Я. Чичагова предстояло отвлечь неприятеля диверсиями у Поркалаута и Барезунда, а войскам Салтыкова — с суши, тогда как принц намеревался идти прошлогодним путем. Совет постановил провести диверсию с суши и высадить десант на Кутсало-Мулим, чтобы обеспечить действия флотилии. Последней, по предложению принца, следовало атаковать канонерскими лодками, которые наступали в первой линии при поддержке плавучих батарей. Вторую линию составляли галеры. Парусникам следовало демонстрировать готовность перейти в наступление. После того как русские канонерские лодки вступят в бой, галерам следовало на буксируемых плотах доставить десант с артиллерией на остров Кутсало. Устроенные на острове батареи должны были быть в состоянии отразить неприятеля в его нападении калеными ядрами, тогда как часть гребных и парусных судов должна была перейти в наступление по всем проливам, а остальные парусники — поддерживать их. Военный совет постановил иметь сигналы для связи с армией. [120]

Пока завершались приготовления, войну 3 августа прекратил Верельский договор. Императрица в честь мира наградила Нассау-Зигена золотой шпагой с бриллиантами и серебряным сервизом. Однако принц продолжал настаивать на отставке, и Императрица, ободряя его, писала 9 августа:

«Господин вице-адмирал, принц Нассау-Зиген. Выраженное вами участие относительно восстановления мира, есть для меня новое доказательство известной мне искренней преданности вашей ко Мне и службе Моей».

16 декабря 1791 года Императрица произвела Нассау-Зигена в адмиралы с назначением главным начальником над гребным флотом. На время его отсутствия в 1791 году оставался старшим по гребной флотилии и заседал в Адмиралтейств-коллегии Т. Г. Козлянинов. 11 мая 1792 года Нассау-Зиген был уволен в заграничный отпуск с выплатой жалованья и столовых, причем для отъезда ему предоставили гребной фрегат. По возвращении, 7 ноября 1793 года принц вновь вступил в командование гребным флотом. Но служба его продолжалась недолго. 30 октября 1794 года, по вторичному прошению, адмирал был уволен от службы с полным содержанием. Нассау-Зиген поселился во Франции. Там он и скончался в 1808 году.

* * *

Биография К.-Г. Нассау-Зигена показывает, что решительность и храбрость при отсутствии необходимой осторожности приводит в важных предприятиях к несчастью. После первых побед, находясь на вершине славы, принц потерял чувство реального. Твердо сознавая неподготовленность атаки, он все же решился на нее лишь для того, чтобы приурочить победу к памятной дате. В итоге второе Роченсальмское сражение явилось одним из немногих поражений Российского флота за всю его историю и до Цусимы — наиболее кровопролитным. [121]