Герой Чесмы и Гогланда. С. К. Грейг

Самуил Карлович Грейг, флотоводец и новатор, немало сделал для развития Российского флота. Наиболее выдающимися его деяниями, за которые моряка удостоили высших наград, явились победы при Чесме и Гогланде.

Английский лейтенант становится русским капитаном

Самуил Грейг (или Самуэль Грейк, как он сам подписывался) родился 30 ноября 1735 года (по новому стилю) в шотландском городе Инверкитинг. Отец Грейга Чарлз, капитан торгового судна, и его мать Джейн не были дворянами, что затруднило карьеру будущего флотоводца. Позднее семья жила в Эдинбурге и в Бен-Исланде. И родной город, и Эдинбург расположены недалеко от залива Фёрт-оф-Форт, поэтому с первых лет жизни мальчик видел приходящие с моря суда. Немудрено, что пятнадцатилетний Самуил пошел по стопам отца. С 1750 года Грейг состоял волонтером в английском флоте. Службу он начинал на пакетботе, в 1750–1754 годах побывал в Средиземном, Балтийском, Северном морях. У берегов Норвегии судно затонуло, но моряки подняли его и после ремонта весной 1754 года вернулись в Англию. В том же году штурманом на купеческом судне Самуил ходил с грузом в Лисабон, оттуда в Берген, а обратно вернулся уже мичманом, командиром судна, на котором плавал в Гибралтар, к берегам Африки, вновь в Лисабон, затем из Англии на Сицилию, в Анкону, Фиуме, Мессину, Гибралтар, Кадикс и вновь возвратился в Англию. Этот первый опыт командования судном немало дал Грейгу и как моряку, и как руководителю. [19]

Семилетняя война 1756–1763 годов, в которую оказались втянуты ведущие страны Европы, широко развернулась на просторах морей и океанов. Молодой моряк, уже постоявший на мостике, вступил в королевский флот мичманом (этот чин в Англии считали унтер-офицерским). В 1756 году Грейг служил на английском фрегате, крейсировавшем у берегов Франции, в следующем году его послали на бомбардирское судно «Фанрурен», которое с эскадрой направлялось к западному побережью Африки. После жестокого сражения англичане овладели крепостью на Гори, небольшом островке архипелага Зеленый Мыс.

В 1758 году мичмана определили командиром одного из трофейных судов, на котором он доставил к острову Сенегал и продал там захваченные вещи, после чего вернулся в Англию и получил назначение на 100-пушечный корабль «Ройял Джордж» под флагом адмирала Хоука, заблокировавшего эскадрой из 23 кораблей порт Брест. Когда же в ноябре 1759 года появился французский флот из 21 корабля, Грейг участвовал в Киберонском сражении. В бою был взят в плен контр-адмиральский линейный корабль, 2 потоплены, 3, стоявшие на мели, сожжены, 7 спаслись бегством в устье реки Виллен, а 8 — в Ла-Рошель. Для Грейга это был первый наглядный пример того, как можно добиться победы с помощью решительности и умения. После сражения Хоук предоставил Грейгу лейтенантскую должность на 50-пушечном корабле «Параплаттен», откуда позже моряка определили командиром катера «Диспач», наблюдавшего на реке Виллен за французскими кораблями.

Весной 1760 года Грейг на 74-пушечном корабле «Тандер» отправился на Средиземное море, в эскадре адмирала Мадерса крейсировал до конца года у Тулона и вернулся в Англию. В начале 1761 года на фрегате «Алдбемарл» Грейг в составе флота под флагом адмирала Лейнгла ходил к острову Святой Елены. Мичман участвовал в осаде и взятии крепости, а затем в крейсерстве у берегов французских владений и захвате нескольких призов. В начале следующего года он возвратился в Англию, сдавал экзамен при Адмиралтействе и 4 февраля 1762 года был произведен в лейтенанты.

После объявления войны с Испанией новоиспеченный офицер отправился на том же фрегате в эскадре адмирала Лойона к берегам Кубы, в должности морского инженера участвовал в осаде и взятии Гаваны. Он был назначен командиром одного из 12 взятых в Гаване испанских кораблей, 64-пушечного «Конквестадора», и крейсировал на нем в 1762–1763 годах в водах Вест-Индии. Когда же мир завершил Семилетнюю войну, в 1764 году Грейг возвратился на родину. [20]

Не видя перспектив роста в английском флоте мирного времени, где шотландцев не жаловали, Грейг решил перейти на иностранную службу. В то время Екатерина II, вступив на престол, готовилась осуществлять грандиозные политические планы. Ей был необходим боеспособный флот. В строю недоставало опытных моряков, их приглашали из-за границы. По поручению Императрицы посол в Англии С. Р. Воронцов подбирал офицеров-мореходов. Грейг принял приглашение и обратился с ходатайством в британское Адмиралтейство. Уже 7 мая 1764 года он получил разрешение поступить на русскую службу. Вскоре Грейг выехал в Россию. 18 июня появился указ о приеме на службу группы офицеров (трое из них были шотландцы). Грейга сразу, через два чина, произвели в капитаны 1-го ранга, но в кампанию 1764 года ему, как и другим иностранцам, для «скорейшего познания обрядов нашей службы», предстояло служить волонтером на эскадре адмирала А. И. Полянского. На подлиннике указа об этом Екатерина II собственноручно приписала: «Старшинством считать капитана Грейга с 20 марта... 1764 года».

В 1764 году дублером командира единственного российского 100-пушечного корабля «Святой Дмитрий Ростовский» в эскадре адмирала А. И. Полянского, следующим летом командиром фрегата «Святой Сергий» в эскадре адмирала С. И. Мордвинова Грейг ходил по Балтике. Именно с этого времени он начал вносить свой вклад в совершенствование Российского флота.

Моряк представил Адмиралтейств-коллегии новый способ вооружения военных судов, испытанный им на своем фрегате. Точнее сказать, Грейг не столько придумал нечто новое, сколько предложил ввести на корабли Российского флота то, что уже использовали в практике британского флота.

29 июля 1765 года Грейг докладывал коллегии о сделанных им на фрегате нововведениях. Шканцы удлинили от бизань-мачты к грот-мачте для лучшего расположения людей во время работы на судне. Снасти распределяли так, чтобы «одна от другой лежали свободно, дабы избежать замешательства, ежели случится, что все матросы сбегутся на один палуб, и снасти ходячие не лежали бы одна чрез другую и во время баталии для лучшего употребления мелкаго ружья».

Шпиль сделали двойной, чтобы вращать его можно было с верхней и нижней палуб одновременно; это позволяло поднимать якорь в непогоду, увеличить скорость подъема за счет большего числа моряков, работающих на шпиле. Кроме того, матросы на верхней палубе были готовы работать с парусами, как только якорь оторвется от грунта. Грейг сделал на фрегате мачты короче и реи тоньше, что облегчало [21] работы при постановке парусов, повышало остойчивость судна, и увеличил количество парусов на мачтах.

Для штормовых условий он же предложил уменьшенные паруса: грот, фок и марсели, а для плавания в тихую погоду — увеличенные стаксели, брамсели, грот и фор-марсели. Моряк отмечал, что лично он придумал делать верх фор-марселя, грот-марселя и брамселей с выемкой сверху дугой, чтобы паруса не полоскали; снасти он рекомендовал упростить, уменьшив число блоков.

22 августа 1765 года Адмиралтейств-коллегия приняла решение достраивать один из кораблей с изменениями, предложенными Грейгом. 3 апреля 1766 года Грейга определили командиром на строящийся 66-пушечный корабль, который при спуске назвали «Трех Иерархов». С разрешения Екатерины II моряк оснастил его по-новому, превратив в образец для кораблей и фрегатов. Он сократил высоту мачт, увеличил парусность за счет кливеров, стакселей, ввел четвертый ряд парусов на фок — и грот-мачтах, что повысило остойчивость и скорость, кроме того, увеличена была площадь стакселей и брамселей, изменен покрой парусов для сохранения лучшей формы на ходу, а также расширены были марсы, тоньше и легче сделаны реи, упрощена проводка бегучего такелажа, снято много лишних блоков. К списку усовершенствований моряк добавил следующий комментарий:

«Искусство состоит в опыте или примечании морской практики, отчего всякий корабль может лучше иметь ход, понеже в Англии всякий капитан власть имеет на своем корабле к лучшему ходу во всем перемену делать, и для того де, с самого лучшего в ходу в английском флоте 66-пушечного корабля, по великости онаго, взял он ту препорцию, чему приложил роспись как у нас по штату положено и какую он сделал отмену и прибавку».

В России такая вольность была новинкой, да и англичанам, как оказалось, не все было дозволено делать. Вице-адмирал Г. А. Спиридов, признав полезными нововведения Грейга, отметил, что в Англии, если скорость судна в результате усовершенствования не возрастет, убыток от переделок возлагается на капитана.

26 августа 1767 года Адмиралтейств-коллегия слушала предложение Грейга для предотвращения гниения обмазывать корпуса военных и купеческих судов не чистой смолой, а смешанной с серой (по образцу английского флота) и приказала выполнить сие при килевании его корабля.

В январе 1768 года «Трех Иерархов» подвергли испытаниям. Г. А. Спиридов отметил, что корабль движется несколько быстрее других и Грейг заслуживает похвал, но дальнейшие решения оставил на [22] усмотрение Адмиралтейств-коллегии. Екатерина II, заинтересованная в совершенствовании флота, 27 ноября запросила, какая оснастка кораблей лучше: прежняя либо предложенная Грейгом. Коллегия в журнале за 22 декабря отметила:

«...Баршу{1} порученный корабль был вооружен по здешнему положению, а Грейгов по его разсужденню и испробованы на море все время кампании 1767 года под командою вице-адмирала Спиридова, который представлял, что... пред прочими бывшими в эскадре кораблями имея одинокие паруса, ходили несколько скорее; между же собою в ходу, начиная от брамселей, когда можно было нести, под равными парусами были почти одинаковы... А когда ветр и время дозволяли на оном корабле «Трех Иерархов» кроме настоящих, какие и на других, излишние у него паруса еще поставить, тогда ходил скорее корабля «Три Святителя»; егда же случались ветры легкие брамселъные что на оном корабле «Трех Иерархов» можно было нести не точию три брамсели, но и бовен-брамсели, стаксели и все верхние и нижние паруса от бейдевинда и ниже доколе во все паруса ветр дул, то по излишеству парусов не точию против прочих, но и перед кораблем «Три Святителя» ход имел по силе ветра многим скорее... Почему коллегия определила: позволяя перемену в парусах, в блоках и в оснастке, исходя из Грейгова представления способным несколько прибавочных парусов, ибо не можно на сие сделать всеобщего положения, как то зависит от состояния корабля по его образу построения, а по оному и отдать то должно искусству капитанов, предписывая однакож им предел такой, что ежели что полезное и к лучшему ходу изобретено будет, за то похвалу получить они должны, а напротиву того напрасно употребленные и не к пользе издержки возвращаемы с них будут, как то на других флотах дозволяется. Впрочем, коллегия остается на прежних штатах, ибо перемены, учиненные Грейгом, не могут служить всеобщими правилами, так как он и сам изъясняется, что сие взял с примеру и не почитает, чтоб для всех кораблей общественно такия перемены, в разсуждении разности, полезны были».

10 февраля 1769 года коллегия после обсуждения вновь остановилась на решении позволить изменения в конструкции кораблей на страх и риск капитанов. Предложенные Грейгом нововведения еще долго не вошли в широкую практику.

4 мая 1769 года в коллежском присутствии рассматривали вопрос о вентиляторах «для вытягивания дурного воздуха» и заливных трубах, установленных на корабле «Трех Иерархов», и решили сделать по их [23] образцу устройства для кораблей, фрегатов и других судов мирного времени.

В 1768 году моряк встретил Сейру Кук, дочь купца-шотландца Александра Кука, который поставлял канаты для русского флота. Любопытно, что Сейра была двоюродной сестрой Джеймса Кука, знаменитого мореплавателя. 21 августа 1768 года Сейра и Самуил обвенчались в Санкт-Петербурге, в английской церкви. Сейре (в русском обществе ее именовали Саррой) тогда было около шестнадцати лет, Самуилу — тридцать три. Они любили друг друга, и в 1774 году Сарра даже сопровождала моряка, когда он отправился с эскадрой на Средиземное море.

20 января 1768 года Адмиралтейств-коллегия приняла решение о назначении Грейга вновь на «Трех Иерархов». Эту кампанию он провел в Балтийском море, а следующим летом моряк отправился в прославившую его Архипелагскую экспедицию.

У берегов морей

11 июля 1768 года рейс-эфенди (министр иностранных дел Турции) потребовал отвести русские войска из Подолии и от турецкой границы. Осенью, не получив положительного ответа, правительство султана (диван) объявило войну России. Поводом для нее послужило разорение казаками — русскими подданными приграничных турецких городков Балта и Дубоссары.

В начале 1769 года крымские татары совершили набег на земли Украины, а турецкие войска направились к Днестру, чтобы двигаться далее на Киев и Смоленск. Турки готовили наступление и через Азовское море на Астрахань. Они считали обеспеченным свое положение на Черном и Средиземном морях, где русские суда появлялись редко, однако просчитались.

В России 4 ноября 1768 года на первом заседании Государственного совета, созданного с началом войны, граф Г. Г. Орлов предложил послать отряд судов на Средиземное море, чтобы провести диверсию в тыл Турции. Со временем идея, которую первоначально посчитали нереальной, была принята и осуществлена. К славянским народам Балканского полуострова и грекам направили эмиссаров, чтобы поднять эти народы против господствовавшей над ними Оттоманской империи. Поддержать их действия должны были войска, отправленные на эскадре Балтийского флота, а возглавить — граф А. Г. Орлов, который еще летом 1768 года выехал за границу будто бы на лечение, а фактически, [24] чтобы подготовить почву для антитурецкого восстания и организации каперских флотилий из местных моряков — греков и далматинцев. Орлов писал в столицу о том, что есть немало одноверцев, готовых выступить против турок, и предлагал поручить ему экспедицию.

29 января 1769 года Екатерина II решила доверить графу Алексею Григорьевичу Орлову, известному решительностью, руководство действиями на Балканах с целью организовать диверсию против турок со стороны Греции и островов Архипелага. А 11 августа Императрица направила ему рескрипт в Ливорно, поручая командование и морской экспедицией.

Подготовка экспедиции началась в конце 1768 года. Начальником первой эскадры назначили опытного обстрелянного моряка, адмирала Г. А. Спиридова. 18 июля 1769 года он вывел корабли к Красной Горке. На эскадру прибыла сама Императрица, для ободрения наградила адмирала орденом Святого Александра Невского и вручила ему образ Иоанна-воина. С. К. Грейга произвели в капитаны бригадирского ранга. 25 июля эскадра направилась на запад, в первый дальний поход русского флота. В ее составе шел и корабль «Трех Иерархов».

Переход из России до Англии длился два месяца; а уже через месяц после выхода в столице стало известно о начале организованного Орловым восстания греков под руководством Стефана Мавро Михайли (Мавромихали) в Морее, и Императрица беспокоилась, что помощь может запоздать. Так как часть кораблей после трудного перехода требовала ремонта, пришлось оставить пострадавшие суда в Англии под командованием Грейга. Спиридов пошел дальше. 18 ноября «Святой Евстафий» первым достиг цели — Порт-Магона на острове Минорка.

Отряд Грейга выступил позднее. 26 октября корабли «Трех Иерархов», «Три Святителя», «Святой Ианнуарий», «Европа», пакетбот «Почталион» и пинк «Сатурн» отправились из Гулля. Но в пути корабль «Европа» отстал из-за повреждений и вернулся в Портсмут. 6 ноября отстал на пути к Гибралтару и «Сатурн». 11 ноября в Гибралтаре встретили фрегат «Надежда благополучия» и транспорт «Соломбала». 14 ноября пришел пинк «Венера». 19 ноября суда Грейга продолжили плавание. В пути моряки проводили артиллерийские и ружейные учения. Со 2-го по 11 декабря все суда прибыли в Порт-Магон, кроме «Венеры», задержавшейся на Корфу. Собралось только 4 линейных корабля (среди них «Трех Иерархов»), фрегат «Надежда благополучия» и 4 вспомогательных судна; это было все, что удалось привести на Средиземное море в 1769 году из 18 судов, оставивших Кронштадт. К весне подошли бомбардирский корабль и вспомогательные суда. [25]

Относительно успешный поход стал возможен благодаря поддержке Англии. Русские корабли на Средиземном море являлись противовесом флоту французскому, извечному сопернику флота британского. Посему Лондон оказывал помощь в ремонте и приобретении кораблей для Архипелагской эскадры, не препятствовал поступлению англичан на русскую службу, а дипломатия взяла под защиту русские корабли.

9 января 1770 года Спиридов отправил в Ливорно отряд из корабля «Трех Иерархов», фрегата «Надежда благополучия» и пакетбота «Почталион» под командованием С. К. Грейга. В Ливорно ждал граф А. Г. Орлов. Однако ветры разбросали суда. Лишь 3 февраля «Трех Иерархов» прибыл в Ливорно. 21 марта граф А. Г. Орлов приехал на борт корабля. 1 апреля эскадра направилась к берегам Греции. При первой встрече Грейг понравился графу Орлову, и тот сделал его своим советником по морской части.

Тем временем в столице Императрица 1 марта 1770 года подписала указ о пожаловании Самуила Грейга в контр-адмиралы. Рескрипт достиг Средиземного моря нескоро, и в первых боях моряк участвовал еще капитаном бригадирского ранга.

Пока Грейг находился в Ливорно, Спиридов приступил к боевым действиям. Высаженные на берег русские войска поддержали вспыхнувшее восстание местного населения, стали ядром легионов из греков, албанцев и славян, которые начали захват турецких крепостей. Но их было очень мало.

2 марта главные силы русской эскадры (корабли «Святой Евстафий», «Святой Ианнуарий», «Три Святителя», фрегат и пакетбот) под командованием адмирала Г. А. Спиридова приблизились с востока к крепости Корон; после высадки 600 человек десанта корабли легли в дрейф и открыли огонь, продолжавшийся до захода солнца и возобновленный на следующий день с близкого расстояния. Турки упорно отбивались. Осада затянулась, и Спиридов решил попытать счастья в другом месте. 29 марта к Наваринской бухте подошли корабли «Три Святителя», «Святой Ианнуарий», фрегат «Святой Николай». 30 марта началась артиллерийская перестрелка с крепостью. 31 марта был высажен десант с осадной артиллерией под командованием И. А. Ганнибала. 4 апреля началась бомбардировка, и 10 апреля крепость капитулировала.

14 апреля граф А. Г. Орлов прибыл к эскадре Спиридова с отрядом Грейга и убедился в неудаче осады Корона. Узнав о взятии Наварина, стоявшего у хорошей бухты, граф Орлов решил перевести туда флот с десантными войсками. 18 апреля в Наваринской бухте собрались 5 66-пушечных кораблей, два фрегата и другие суда. Чтобы укрепить положение Наварина, граф Орлов решил овладеть расположенной [26] недалеко крепостью Модон и 19 апреля направил к ней отряд русских войск генерал-майора Ю. В. Долгорукова. 26 апреля главнокомандующий с кораблем «Трех Иерархов», фрегатами «Надежда благополучия» и «Святой Николай» выступил для бомбардировки Модона. Обстрел продолжался с 26 апреля по 6 мая. Участвовал в нем и Грейг на том же корабле «Трех Иерархов», имея в своей команде фрегат «Святой Николай». Осада не удалась, так как прибывшие с гор янычары внезапно атаковали отряд Долгорукова и заставили его отступить к своим кораблям, прорываясь сквозь кольцо неприятеля, ибо ополченцы по обыкновению разбежались.

Из-за ненадежности греческих ополченцев малочисленные русские войска не смогли добиться успеха. Граф Орлов решил основать базу в Наварине, отказаться от действий на суше и силами флота прервать подвоз продовольствия в Константинополь.

Тем временем прибыло подкрепление. 9 октября 1769 года из Кронштадта выступила эскадра в составе 3 линейных кораблей, 2 фрегатов и 3 вооруженных транспортов контр-адмирала Джона Эльфинстона. Весной 1770 года она пришла на Средиземное море. Узнав о появлении в море турецкого флота, предназначенного для атаки Наварина, контр-адмирал пошел навстречу туркам, 16 мая вступил в сражение с превосходящим противником и заставил его укрыться под пушками крепости Наполи-ди-Романья; 17 мая он атаковал и заблокировал турок в заливе, направив донесение графу А. Г. Орлову. Главнокомандующий послал навстречу корабли Спиридова, которые 15 мая вышли и 22 мая соединились с Эльфинстоном у острова Цериго.

При Наварине остались под командованием Грейга «Трех Иерархов», «Надежда благополучия», бомбардирский корабль «Гром», 3 пинка и пакетбот «Почталион».

Неудачи на суше, сведения о приближении неприятельских войск и появлении крупного турецкого флота, угрожающего заблокировать Наварин с моря, побудили русское командование оставить крепость. 26 мая граф А. Г. Орлов покинул взорванный Наварин, 11 июня принял командование соединенной эскадрой, подняв кейзер-флаг, и продолжил поиск неприятеля. Узнав от шкипера греческого судна, что турецкий флот находится в проливе между островом Хиос и малоазиатским берегом, граф послал С. К. Грейга на корабле «Ростислав» с двумя небольшими фрегатами в разведку. 23 июня в 16.00 отряд Грейга обнаружил турок и около 17.00 подал сигнал флоту. По возвращении капитан бригадирского ранга доложил, что в Хиосском проливе стоит турецкий флот из 17 вымпелов. Не успев подойти к проливу засветло, граф Орлов отложил сражение до утра. [27]

При Хиосе и Чесме

Турецкая эскадра состояла из 16 линейных кораблей, 6 фрегатов, 60 меньших и вспомогательных судов, которые алжирский моряк Гассан Гази-бей построил в Хиосском проливе двумя линиями, примкнув левый фланг к островку, а правый — к отмели у порта Чесмы. Русские располагали только 9 линейными и 1 бомбардирским кораблями, не считая более мелких судов. Против 300 русских пушек одного борта турки имели 700. Несмотря на превосходство противника, граф А. Г. Орлов решил атаковать. Он собрал на флагманском корабле Г. А. Спиридова, Д. Эльфинстона и С. К. Грейга от моряков и Ю. В. Долгорукова с Ф. Г. Орловым от гвардии. Приказ Орлова от 23 июня 1770 года был прост:

«1. В случае может, что мы должны будем атаковать неприятельский флот, стоящий на якоре, чему и мы себя должны приуготовить, чего-для приказать на всех кораблях и прочих судах с обеих сторон приготовить по одному якорю, привязав за рым кабельтовы, для спрынгу с обеих сторон; и ежели дойдет, что класть якорь, то бросать с той стороны, которая от неприятеля; по неизвестным же распоряжениям неприятельскаго флота, каким образом оной атаковать, диспозиция не предписывается, а по усмотрению впредь дана быть имеет...»

Приказ Орлова был, скорее всего, подготовлен при помогли Грейга, ибо по его началу видно, что писал человек, знакомый с морским делом. К приказу была приложена диспозиция (расположение судов в боевом строю). Совет флагманов традиционно разделил эскадру на авангард (корабли «Европа», «Святой Евстафий», «Три Святителя» и фрегат «Святой Николай»), кордебаталию (корабли «Святой Ианнуарий», «Трех Иерархов», «Ростислав», бомбардирский корабль «Гром» и пакетботы «Почталион» и «Орлов») и арьергард (корабли «Не тронь меня», «Святослав», «Саратов», фрегаты «Панин», «Надежда благополучия» и «Африка»). Авангардом командовал Г. А. Спиридов, центром — граф А. Г. Орлов, при котором советником состоял С. К. Грейг, арьергардом — Д. Эльфинстон; флагманы располагались на средних кораблях своих отрядов. Легким судам следовало укрываться за строем линейных кораблей. Кроме того, был приложен «Ордер вхождения под паруса, когда ветр и другие обстоятельства дозволят» в виде схемы. Такую схему мог нарисовать лишь моряк. Наиболее вероятно, и ее готовил Грейг.

Утром 24 июня, при легком ветре, эскадра выстроилась в боевую линию и пошла на противника. В 11.30 передовой корабль «Европа» приблизился на три кабельтова к неприятелю, турки открыли огонь из всех орудий. Русские не отвечали, исполняя приказ подойти на пистолетный выстрел; только с расстояния 80 саженей (около 170 метров) [28] они дали один за другим три залпа, заставившие передовые турецкие корабли ослабить огонь.

По диспозиции требовалось встать на шпринг, убрав паруса. Но поврежденная «Европа» отвернула с курса, «Святой Евстафий» из-за маловетрия не смог повернуть оверштаг и свалился на турецкий флот. Корабль «Три Святителя», пройдя под огнем, также не смог встать на якорь, прорезал неприятельскую линию, пострадал от турецких выстрелов и вышел на наветренную сторону. Первым кораблем, занявшим свое место по диспозиции, стал «Трех Иерархов». Корабль Грейга расположился вблизи неприятеля и открыл огонь по 100-пушечному кораблю капудан-паши из пушек, ружей и даже пистолетов. Под сокрушительным огнем турки в панике обрубили якорный канат, но забыли шпринг, и Грейг четверть часа расстреливал продольным огнем развернувшийся кормой турецкий корабль.

«Святой Евстафий» сражался с 3 кораблями и шебекой. В жестоком бою капитан А. И. Круз зажег и взял на абордаж неприятельский флагман «Реал-Мустафа», но пламя перекинулось на «Святой Евстафий», и он взорвался от головни, попавшей в крюйт-камеру; за ним взлетел на воздух и «Реал-Мустафа». Горящие обломки осыпали соседние корабли. От Грейга потребовались немалые усилия, чтобы уберечь флагманский корабль от пламени. Посланные с «Трех Иерархов» шлюпки поднимали из воды моряков, уцелевших при гибели «Святого Евстафия».

Вскоре после двух взрывов, около 14.00, под русским огнем турецкие корабли устремились в Чесменскую бухту. Посланный на разведку бомбардирский корабль «Гром» обнаружил, что они беспорядочно сгрудились в глубине бухты, и лишь 4 составляют линию у ее входа. «Гром» до сумерек обстреливал противника, после чего вернулся к эскадре. В то же время Грейг с корабля «Трех Иерархов» обстреливал батарею на южном берегу Чесменской бухты, а пакетбот «Почталион» держался под парусами у днищ взорванных кораблей, не допуская турок поднимать с них орудия.

В семнадцатом часу на борту «Трех Иерархов» граф А. Г. Орлов собрал военный совет флагманов и командиров. Бегство вражеского флота еще не стало полной победой. Турки сохранили большую часть сил и могли получить подкрепления из Дарданелл, а до подхода подмоги располагали кораблями и батареями на берегу, чтобы упорно сопротивляться нападению. В этих условиях русское командование решило истребить турецкий флот. В приказе от 25 июня 1770 года командующий писал:

«Всем видимо расположение Турецкого флота, который, по вчерашнему сражению, пришел здесь с Анатолии к своему городу Ефесу или, по голландской карте, именуемому Сисьме, и стоит у онаго в бухте от [29] нас на SO, в тесном и непорядочном стоянии; что некоторые носами к нам, к NW, а четыре корабля носами к NO, а к нам бортами, несколько их в тесноте стоят за своими к берегу, так, как в куче; всех же мы их ныне считаем: кораблей линейных четырнадцать, фрегатов два, шебек шесть; наше ж дело должно быть решительное, чтобы оной флот победить и разорить, не продолжая времени, без чего здесь, в Архипелаге, не можем мы к дальным победам иметь свободные руки; и для того, с общего совету, положено и определяется: к наступающей ныне ночи приуготовиться, а после полуночи вступить в точное исполнение; а именно: приуготовленные четыре брандерские судна, на которых командиры господа: Дугдаль, Ильин, Макензи, князь Гагарин, да корабли «Европа», «Ростислав», «Не тронь меня», «Саратов», фрегаты «Надежда» и «Африка», на которых кто командиры всем известно, и вся сия эскадра и бомбандирский корабль «Гром» вручаются господину бригадиру и флота капитану Грейгу, у которого и быть всем означенным кораблям, фрегатам и бомбандирскому и брандерным судам, для нижеписанного исполнения, в команде; и на котором корабле разсудит поднять он, господин Грейг, брейд-вымпел, то остается в его соизволении, а исполнять надлежит нижеследующее».

Средством уничтожения противника избрали брандеры. Во второй половине XVIII века использование этого оружия считали уже варварством и анахронизмом: слишком оно зависело от ветра. Но против мусульман, да еще стеснившихся в глубине бухты, брандеры могли оказаться действенным оружием, особенно в сочетании с артиллерийским огнем. Приказ предписывал:

«1) Господину Грейгу расположиться и в настоящее время изгототовиться, как ветер и его благосмотрение будет, под парусами, а для усыпления неприятеля, лучше бы на завозах, только б время не потерять, и все конечно ко всему точному исполнению около полуночи подойти к Турецкому флоту, и в таком разстоянии, чтоб не только нижнего дека, но и верхние пушки могли быть действенными; стать на якорь на шпрынге и разсуждается, как ныне Турецкий флот стоит, подойти бы...

2) Брандерным судам места назначаются только на первое время, чтоб они до настоящего дела были от неприятеля далее и безвредны; а дело оных состоит, ежели ж если Господь Бог поможет в том, дабы они, пришед в неприятельский флот, оной зажгли; и для того вы, господин Грейг, не должны оных в неприятельский флот послать до того времени, когда усмотрите, что оные точно свое дело исполнить могут; и сие разсуждаете таким образом, буде теперешний ветер не отменится, то лучше от Остовой части к берегу подошед, с неприятелем сцепиться; буде ветер отменится с другой стороны, то лучше к Вестовой части и назначить брандерных [30] командиров еще сегодня, засветло, с которыми кому сцепиться и зажечь, и как наилучше усмотреть, не мешая один другому, дабы вместо больших кораблей не сцепиться и не зажечь шебеки или подобнаго тому судна, которое не может быть так полезно, как сожжены будут большие корабли, в чем наша и победа быть может.

3) Извольте приказать брандерам в неприятельский флот идти, учредив им сигнал, а именно: с бомбандирского корабля выпалить из обеих гоубиц, не помешкав единою за другою, и также и из обеих мортир бомбами, не помешкав же; а пред тем самому пустить с корабля, где вы будете, три ракеты, которые, хотя и с излишеством, взять с корабля «Святослава»; ибо излишество в ракетах вам может служить и для других, учреждаемых от вас сигналов.

4) На все четыре брандера командирами определены от вас назначенные, а к тому сие дополняется: излишнее число людей на брандерах не только не нужно, но и не надлежит иметь, и для того весьма довольно иметь, с проводными людьми, по одной десяти-весельной шлюпке, которая всю составляет при командире команду; да по одному надежному, определенному от господина цейхмейстера Ганнибала, артиллеристу, который бы, по приказанию брандерного командира, сцепясь с неприятельским кораблем, зажег брандер и в таком действии, чтобы оной загорелся, и неприятельский корабль, не отцепясь от него точно жжег; а командиру и артиллеристу и людям на шлюпке уехать к нам. Когда флот неприятельский сожгут, обещается брандерным командирам и их командам Ея Императорскаго Величества Высочайшая милость к перемене чинов и в награждении деньгами.

5) Господину Грейгу сделать расположение, когда брандеры, для сожжения неприятельского флота, подойдут, чтоб оных охранять и от определенной со эскадры и бомбандирского пальбою их не побить, и им в зажжении помешательства не сделать; а когда зажгут, то жестокою пальбою и протчей неприятельский флот привести в его беспорядке к тому, дабы один от другого загорался, и напоследок принуждены бы были стать на мель и раззориться.

6) Шлюпки на брандеры определяются с кораблей: к Дугдалю — с «Трех Иерархов», к Макензи — с «Святослава», а на другие два — с «Ианнуария» и «Трех Святителей», куда которая от господина Грейга назначается».

Приказ подписал граф Алексей Орлов, но очевидно, что готовил его специалист, хорошо знавший морское дело, скорее всего, именно тот, которому и предстояло его осуществить, то есть Грейг.

Фельдцейхмейстер И. А. Ганнибал получил приказ переоборудовать в брандеры четыре греческих торговых судна. Пока готовили брандеры, [31] граф Орлов послал Грейга на бомбардирском корабле «Гром» обстреливать неприятельские корабли. Моряку следовало брандерами вызвать пожары на турецких кораблях и довершить их разгром артиллерией. Замысел основывали на внезапности. Однако события пошли не по плану.

Грейг поднял брейд-вымпел на корабле «Ростислав». В ночь на 26 июня лунный свет позволял наблюдать за теснившимися в бухте судами. В 23.00 зажженный фонарь на мачте «Ростислава» запросил командиров кораблей о готовности; после утвердительных сигналов флагман приказал идти на неприятеля.

По диспозиции Грейга первым следовало выступить фрегату «Надежда благополучия», но он задержался, и около 23.30 адмирал Спиридов приказал начать сражение командиру «Европы» Ф. А. Клокачеву. Тот повиновался приказу начальника авангарда. В первом часу «Европа» приблизилась к противнику и вступила в перестрелку с флотом и береговыми батареями. Через полчаса к «Европе» присоединились «Ростислав», «Не тронь меня», 2 фрегата, во втором часу подтянулись остальные. Вскоре русский снаряд поджег один из турецких кораблей; от него стали загораться соседние. Появилась возможность, раз уж бой пошел не по плану, отказаться от опасной атаки брандеров и бранд-скугелями истребить противника. Не могло и речи быть о внезапности. Однако именно после первого пожара на турецком корабле Грейг приказал брандерам идти в атаку на вражеский флот. Сигнал был дан тремя ракетами с «Ростислава». Видимо, флагман намеревался все же полностью выполнить принятый план; кроме того, не исключено, что он хотел уменьшить таким образом расход снарядов, запас которых можно было пополнять лишь из далекой России.

Атака брандеров началась успешно, ибо турки решили, что идущие к ним русские сдаются, и прекратили огонь. Вскоре они опомнились и выслали гребные суда, которые атаковали брандер Дугдаля и заставили его экипаж спасаться вплавь. Брандер Макензи сцепился с уже горевшим кораблем. Лишь лейтенанту Дмитрию Ильину удалось создать новый очаг пожара. Гагарину с его брандером целей в огненной бухте не нашлось.

Только в исходе четвертого часа, когда стрельба прекратилась, а турецкие корабли один за другим взрывались, разбрасывая горящие головни, русские корабли отошли от Чесмы, чтобы самим не загореться. Грейг, отправив свой отряд к Орлову, сам с «Ростислава» наблюдал за результатами сражения. В журнале он записал: «Это одна из самых решительных побед, которые только можно найти в морских летописях всех наций, древних и новейших».

Из пламени удалось вывести лишь корабль «Родос» и 5 галер. С остальными к утру было покончено. Из 15 тысяч турок спаслось [32] не более 4 тысяч, отступление которых вызвало на берегу панику и бегство жителей. До 6 часов утра на рейде гремели взрывы. Ю. В. Долгоруков, с Грейгом и Орловыми{2} на шлюпке ходивший по бухте, отмечал, что путь преграждала масса плававших в воде трупов. Сам Грейг записал в журнале:

«Легче вообразить, чем описать ужас, остолбенение и замешательство, овладевшие неприятелем. Турки прекратили всякое сопротивление, даже на тех судах, которые еще не загорелись... Целые команды, в страхе и отчаянии, кидались в воду, поверхность бухты была покрыта великим множеством несчастных, спасавшихся и топивших один другого... Страх турок был до того велик, что они не только оставляли суда... и прибрежные батареи, но даже бежали из замка и города Чесмы, оставленных уж гарнизоном и жителями».

Еще в первом донесении Императрице граф Орлов отмечал «искусного и неутомимого Грейга». 28 июня 1770 года во всеподданнейшем донесении генерал сообщал о достоинствах, заслугах капитана бригадирского ранга и предлагал передать ему командование эскадрой Эльфинстона.

Екатерина II высоко оценила успех. Грейга за участие в истреблении турецкого флота при Чесме Императрица по указу от 22 сентября 1770 года наградила орденом Святого Георгия II степени. Грейг стал первым моряком, удостоенным столь высокой награды. В 1770 году ему было пожаловано российское потомственное дворянство и подвиг отражен в гербе: на голубом щите три раскрытые ладони, над щитом — рыцарский шлем с дворянской короной, а над ними поднятая рука в латах, держащая меч. Изображение окружала лента с девизом «Рази верно».

Архипелаг

Одержав победу, следовало избрать для флота базу, из которой корабли могли выходить для боевых действий. Эльфинстон получил задачу крейсировать у Тенедоса и блокировать Дарданеллы. 28 июня он с 3 линейными кораблями, 2 фрегатами и вспомогательным судном вышел из Чесмы, чтобы контролировать линию полуостров Галлиполи — остров Имброс — остров Тенедос — побережье Малой Азии. Под прикрытием Эльфинстона главные силы графа А. Г. Орлова (3 линейных, бомбардирский корабли, 3 фрегата и несколько вспомогательных судов) должны были овладеть островом Лемнос и сделать его главным опорным [33] пунктом. Эскадра Орлова 5 июля выступила и 15 июля прибыла в порт Мудро (Мудрое). Лемнос изобиловал провиантом и располагался недалеко от Дарданелл. На следующий день эскадру посетила делегация турок во главе с комендантом крепости, но переговоры окончились безуспешно. Оставив в Мудро несколько малых судов, Орлов направился к крепости Пелари и 18 июля прибыл к цели. 19 июля к нему присоединился Спиридов с тремя кораблями и фрегатом. 20 июля «Гром» начал обстрел Пелари. 21 июля свезли десант (650 албанцев, 1200 славян) и, для демонстрации численности, часть матросов с эскадры. Из выгруженной осадной и корабельной артиллерии против крепости устроили четыре батареи. 22 июля «Ростислав» открыл огонь вместе с береговыми батареями, 23 июля присоединился «Святой Ианнуарий». Неприятель вел с крепости сильный ответный огонь. Началась осада. В ней участвовал и контр-адмирал Грейг. 31 августа он поднял флаг на корабле «Трех Иерархов» в заливе Святого Антония.

Гарнизон Пелари уже склонялся к капитуляции, когда 25 сентября появились значительные турецкие войска, высадившиеся на острове, и русским пришлось эвакуироваться. Причиной прорыва турок из Дарданелл явились действия Эльфинстона. Контр-адмирал отправился к графу Орлову для объяснений (видимо, о возможности взять Дарданеллы) на корабле «Святослав», который по пути налетел на скалы. Для его спасения с блокадной линии потребовалось снять еще несколько крейсеров, что и позволило туркам провести 22 транспортных судна под прикрытием галер и доставить крупные подкрепления (до 5 тысяч человек) на Лемнос.

Так как овладеть Лемносом не удалось, пришлось избрать более удаленный от Дарданелл остров Парос. 15 октября эскадра прибыла в порт Ауза. После занятия Пароса корабли распределили по портам Ауза и Трио, часть отправили на ремонт в Италию. С 4 декабря 1770 года порт Ауза стал главной базой флота, в которой были устроены укрепления, адмиралтейство, склады, лагерь для сухопутных войск, размещены запасы леса, привезенные Спиридовым с острова Тассо (Тасос). 25 декабря сюда же прибыла эскадра адмирала Арфа, доставившая из России подкрепления.

13 ноября Орлов отправился на корабле «Трех Иерархов» в Ливорно лечиться, оставив командовать адмирала Г. А. Спиридова. С ним в Ливорно отправился и Грейг. Цели они достигли 26 ноября. Орлов 4 марта 1771 года прибыл в Санкт-Петербург, где отстоял свой план операций в Архипелаге на 1771 год. Видимо, Грейг ждал его в Ливорно, выполняя особые поручения и поддерживая связь со Спиридовым. В частности, 19 августа 1771 года Адмиралтейств-коллегия [34] слушала рапорт Грейга от 31 мая 1771 года о принятых Орловым на службу английских офицерах. Скорее всего, именно Грейг занимался набором моряков.

Кампания 1771 года на Средиземном море начиналась благоприятно. В январе жители более двадцати пяти островов Архипелага Объявили о вступлении в подданство России и стали поддержкой эскадры. Внимание турецкого правительства отвлекло восстание Али-бея в Египте. Первоначально русские моряки ограничивались тем, что эскадра, стоявшая южнее Имброса, осуществляла блокаду Дарданелл, высылая ближе к проливу отряды фрегатов. Когда появился слух о выходе турок из пролива, им навстречу выступила эскадра Спиридова.

28 июня граф А. Г. Орлов и С. К. Грейг на корабле «Трех Иерархов» прибыли в порт Трио. С их возвращением боевые действия активизировались. 1 августа главные силы Орлова (семь линейных, один бомбардирский корабли, шесть фрегатов, несколько вспомогательных судов) направились к Негропонту (остров Эвбея). На выходе из порта Трио отделилась эскадра Спиридова. Орлов 16 августа высадил десант на Негропонте в районе Ксилохорион; пока русские грузили продовольствие на корабли, отряд кораблей Базбаля («Всеволод», «Северный Орел» и бомбардирское судно) высадил десант при деревне Лимни и отправился для отвлечения внимания турок обстреливать крепость Халкиду (Негропонт); туда же после присоединения Спиридова отправились и главные силы. При бомбардировке Негропонта участвовал и Грейг. Обстрел Халкиды и угроза высадки заставили турок стянуть к крепости все силы, что способствовало безопасности при уничтожении складов и погрузке провизии на суда.

28 августа эскадры графа А. Г. Орлова и Спиридова соединились в заливе Волос и 2 сентября пришли к острову Тассо. Через несколько дней пришли из Аузы восемь фрегатов и транспорты с войсками. Решив разрушить большие склады провизии у Орифанто на Румелийском берегу Турции, Орлов с главными силами прибыл к городу Кавалло. Два дня корабли обстреливали крепость, заставив турок укрыться за ее стенами и ослабить оборону других пунктов. 8 сентября главнокомандующий отправил отряд контр-адмирала Грейга для захвата турецких складов. В донесении от 19 сентября 1771 года он сообщал:

«...8 же сего месяца, переменя сию атаку, в другую экспедицию отправил я корабль «Саратов» с бомбардирским судном и одним фрегатом под командою контр-адмирала Грейга, который весьма счастливо выполнил порученную ему комиссию, ибо по прибытии своем в залив называемый Контеса сделал он у самых магазинов десант... и выгнав находившихся тамо до 300 турков овладел местом совершенно, так что во всю [35] ночь и на другой день свободно производилась перевозка пшеницы и муки в виду неприятеля, который хотя и в великом числе конницы и пехоты час от часу умножаясь покушался вступить в сражение с десантом, однако ж храбрым отпором из мелкаго ружья також пушечною из корабля и фрегата пальбою, с немалым уроном будучи отбит и прогнан, не мог никакого сделать препятствия, пока наконец помянутый контрадмирал Грейг, взяв до 8000 килов разнаго хлеба, приказал при снятии десанта сжечь магазины с остатками, а потом 15 числа сего месяца благополучно возвратился в Тассо, не потеряв ни одного человека, да и никто не ранен в сей экспедиции».

Позднее Грейг ходил для разведки крепостей к Дарданеллам, Тенедосу и Метелино. Во всеподданнейшем донесении от 7 ноября 1771 года граф А. Г. Орлов сообщал, что после 4 октября он направил Грейга с кораблем и двумя фрегатами в Метелинский пролив для осмотра и снятия планов. Сам граф, задержанный ветрами, три недели оставался у острова Имбро. 22 октября он выступил и через два дня встал на якорь у острова Москониси, где вечером 25 октября присоединился отряд Грейга. Контрадмирал представил снятые планы крепости и порта Метелино. Узнав, что на верфи Метелино строятся два корабля и большая шебека, Орлов 28 октября направился к городу. Утром 2 ноября был высажен десант. 3 ноября при поддержке корабельной артиллерии турок выбили из форштадта (пригорода) в крепость, а затем русские войска овладели адмиралтейством, форштадтом и башней, защищавшей гавань, после чего не было помех в обследовании адмиралтейства, где на стапелях стояли два корабля и галера. Грейг, осмотревший склады и адмиралтейство, приказал часть корабельных припасов перевезти на суда, а в ночь на 4 ноября все оставшиеся запасы, недостроенные корабли и постройки форштадта зажгли и ушли под прикрытием огня фрегатов.

После набега на Метелино, имея флаг на корабле главнокомандующего графа А. Г. Орлова, Грейг прибыл в Ливорно. 25 января 1772 года из Пизы граф А. Г. Орлов писал Императрице, что после постановки в ремонт «Трех Иерархов» контр-адмирал остался не у дел, и он отправляет его с рапортом ко двору. Орлов считал, что если бы на Балтике снаряжали новую эскадру, то ее мог бы привести вместо иностранных командиров Грейг. 2 марта 1772 года в протоколах Адмиралтейств-коллегии появилась запись о прибытии Грейга. Вернулся он в Ливорно по суше, ибо на эскадру, подготовленную для Средиземного моря, уже был определен В. Я. Чичагов.

19 мая 1772 года между Россией и Турцией было установлено перемирие. 18 июня известие достигло Г. А. Спиридова, и тот 20 июля подписал на Паросе перемирие до 1 ноября 1772 года с турецким морским [36] командованием. Пока шли переговоры, русские силы на Средиземном море выросли: 16 июня 1772 года эскадра В. Я. Чичагова пришла в Порт-Магон. 8 июня «Ростислав» отправился из Архипелага в Ливорно, принял на борт Орлова и Грейга и отправился в обратный путь. 14 августа над «Ростиславом» был поднят кейзер-флаг главнокомандующего, и корабль пришел в порт Мария.

28 августа турецкие послы оставили Фокшаны. Фактически на этом прекращалось перемирие. 19 сентября 1772 года об этом стало известно в Архипелаге. Однако турки, маскируя сбор сил для разгрома русских баз, предложили продолжить переговоры. Орлов был уверен, что неприятель готовится к боевым действиям, и не ошибся. Турки, собрав значительные силы своих и союзных судов, готовились напасть на Парос и уничтожить русскую эскадру. Однако прибывшие из России корабли под командованием капитана 1-го ранга Коняева при поддержке легких сил И. Войновича 26–28 октября при Патрасе нанесли сокрушительное поражение эскадре дульциниотов — союзников Турции — ранее, чем собрались все вражеские силы.

После Патрасского сражения граф А. Г. Орлов приказал Грейгу с состоящею под его командованием эскадрою выдвинуться к устью Дарданелл, где капудан-паша с турецким флотом и алжирской эскадрой готовился войти в Архипелаг, и сам собирался идти с «Ростиславом» на помощь, усилив разосланные им отряды и фрегаты. С 18 октября эскадра Грейга патрулировала устье Дарданелл, имея базами острова Тассо и Тенедос. Контр-адмирал не ограничивался крейсерством. В октябре он доносил Орлову о высадке у Чесмы, в которой лично участвовал на одном из судов. Турки пробовали отвечать на русские выстрелы из восьми орудий, но вскоре были подавлены. Десант утром 24 октября высадился, овладел форштадтом и магазинами. Лейтенант Ханыков, командовавший десантными судами, вывел из-под берега две фелюги, баркас и две лодки. После разрушения складов войска вернулись на суда, и Грейг с фрегатами отошел на рейд. В Хиосском проливе были захвачены шесть турецких судов; несколько малых судов истребили при Чесме.

Надолго эскадра Грейга осталась при устье Дарданелл. 21 декабря Орлов в донесении жаловался, что турки не прислали посла для заключения четырехмесячного перемирия и приходится из предосторожности держать при Дарданеллах четыре корабля и несколько фрегатов Грейга в ожидании решений конгресса. Конгресс завершился 9 декабря 1772 года. Но крейсерство Грейга продолжалось и зимой, и весной. 5 марта 1773 года Орлов с борта корабля «Чесма» от Наксии писал:

«Для удержания неприятельских покушений эскадра от флота В. И. В., состоящая из 5 линейных кораблей и нескольких фрегатов, под командою [37] контр-адмирала Грейга, разъезжает при устье Дарданельского канала...»

31 марта Грейг соединился с эскадрой Орлова в порту Мария; на корабле «Чесма» был поднят кейзер-флаг. Но он развевался недолго, ибо 18 апреля главнокомандующий оставил эскадру. Он вышел с Грейгом на корабле «Победа» в Ливорно. Оттуда контр-адмирал отправился в Россию. Объясняя его отъезд, 26 июля 1773 года Орлов писал из Пизы, что корабли в Архипелаге ветшают, требуются подкрепления, и он посылает в столицу Грейга, чтобы тот привел новую эскадру. Орлов аргументировал это тем, что

«...искусство в мореплавании, знание здешних мест и отличное сего контр-адмирала усердие и ревность к высочайшей В. И. В. службе по доказанным уже опытам весьма сильную подают мне надежду, что такая эскадра с желаемым успехом и благовременно в здешние моря доведена быть может».

На сей раз предложение Орлова было принято, и Грейгу довелось вести последнюю, пятую архипелагскую эскадру.

Во главе пятой Архипелагской

24 августа 1773 года Адмиралтейств-коллегии был направлен Высочайший указ подготовить эскадру для отправления в Архипелаг. К тексту Императрица лично приписала: «Команду же отправляемой эскадры поручаем контр-адмиралу Грейгу».

6 сентября коллегия рапортовала, что два корабля в Кронштадте и три в Ревеле подготовляются. 21 сентября на рейд Кронштадта вышли корабли «Исидор» и «Дмитрий Донской», 26 сентября — оба фрегата; на флагманском «Исидоре» развевался брейд-вымпел. Если учесть, что обычно флот на Балтике к началу осени разоружали и вводили в гавани, то осенний поход был необычным явлением. Но для Средиземного моря срочно требовались корабли. 9 октября Императрица указом окончательно утвердила Грейга командиром эскадры. В соответствии с рескриптом коллегия в тот же день приказала дать Грейгу указ выходить как можно скорее при подходящем ветре, встретиться с ревельскими кораблями и направиться в повеленный путь.

В эскадре Грейга состояли корабли «Исидор», «Дмитрий Донской», фрегаты «Святой Павел» и «Святая Наталия». 12 октября контр-адмирал прибыл на эскадру и флаг его взвился на мачте «Исидора». 21 октября эскадра вышла из Кронштадта, 27 октября присоединила корабли «Святой Александр Невский» и «Жен-Мироносиц» из Ревеля. 19 ноября Грейг рапортовал Адмиралтейств-коллегии, что уже 16-го числа благополучно [38] прибыл к датскому острову Драге, но трижды безуспешно пытался пройти через Зунд в Копенгаген; сначала не допустила пасмурность, а 19 ноября противный ветер задержал уже в проливе; он сообщал, что в походе часть судов отделялась. Тем не менее 18 ноября у датского острова Амагер собралась почти вся эскадра, а 20 ноября, когда суда уже прошли на рейд Копенгагена, присоединились отставший «Дмитрий Донской» и все шесть транспортов, нагруженные припасами, материалами и провизией. Простояв день на Эльсинорском рейде, эскадра направилась далее, 27 ноября миновала мыс Скаген, 1 декабря вступила в Английский канал (пролив Ла-Манш) и 6 декабря пришла в Портсмут, где 16 декабря к ним присоединилась «Святая Наталия». До конца года суда эскадры стояли в Портсмуте на ремонте. Грейг торопился: оставив фрегат «Наталия», чтобы завершить ремонт и забрать больных моряков, сам контр-адмирал 14 января вышел из Портсмута. Из-за противного ветра пришлось задержаться у острова Уайт. 18 января эскадра вступила в Ла-Манш, 30 января прошла Гибралтар и 11 февраля прибыла в Ливорно.

Весну эскадра Грейга простояла в Ливорно без особенных задач, посылая фрегаты для связи. В это время шли мирные переговоры, которые завершились 10 июля 1774 года Кючук-Кайнарджийским миром. 25 июля известие об окончании войны достигло Архипелага. 10 августа эскадра Грейга направилась к Паросу и 6 сентября пришла на Аузский рейд. Здесь суда Грейга приняли гвардейскую команду и 15 ноября вернулись в Ливорно. Во всеподданнейшем донесении 26 декабря 1774 года граф Орлов сообщал из Пизы, что эскадра Грейга из пяти кораблей и нескольких фрегатов прибыла на Ливорнский рейд, выдержала карантинное время и ремонтируется. Пятый корабль «Всеволод» присоединился к эскадре, скорее всего, в Архипелаге.

Несмотря на то что эскадра не успела участвовать в боевых действиях, в 1774 году Грейга наградили орденом Святой Анны I степени.

В этот период моряку довелось оказать Императрице услугу особого рода. По Европе разъезжала молодая особа, которая называла себя Елизаветой, дочерью Императрицы Елизаветы Петровны. В литературе ее часто именуют княжной Таракановой, хотя этот титул и фамилию ей приписали значительно позднее. Самозванка находила людей, которые поддерживали ее деньгами, позволяя жить на широкую ногу. Но все меньше оставалось добровольных спонсоров, и авантюристка в 1774 году обратилась к графу Алексею Орлову с предложением помочь ей, как наследнице престола, овладеть властью. Основной расчет был на флот, находившийся в распоряжении графа. Орлов доложил о подобных притязаниях Императрице и получил приказ захватить претендентку, [39] даже если придется стрелять из пушек. Используя свою агентуру, Орлов уверил Елизавету, что он влюблен в нее. Когда же «княжна» прибыла на эскадру, ее арестовали 12 февраля 1775 года. Так как Орлов намеревался доставить пленницу в столицу живой и здоровой, то изобразил дело так, что и он арестован, но надеется помочь своей любимой.

Неприятные обязанности по аресту и доставке авантюристки в Россию легли на Грейга. Во-первых, среди тех, с кем Орлов ее познакомил у английского консула в Ливорно, была мадам Грейг. Вероятно, это входило в ловушку. «Великая княжна» со спутниками оказалась на палубе «Святого Исидора», куда ее пригласил граф Орлов. Пока она наблюдала учения, «возлюбленный» исчез, а гвардии капитан Литвинов со стражей объявил об аресте ее со спутниками именем Императрицы и по приказу господина контр-адмирала и кавалера Грейга. Граф Орлов в письме после ареста доказывал «великой княжне», что Грейг своевременно поможет ей. 14 февраля 1775 года граф Орлов докладывал Императрице о выполнении деликатного поручения:

«Я же ее привез сам на корабли на своей шлюпке и с ее кавалерами и препоручил над нею смотрение контр-адмиралу Грейгу с тем повелением, чтоб он все возможное попечение имел о ее здоровье и приставлен один лекарь, берегся бы, чтоб она при стоянии в Портах не ушла бы... Контр-адмиралу же Грейгу приказано от меня и при приезде его в Кронштадт никому оной женщины не вручать без особливого Имянного Указа Вашего Императорского Величества».

14 февраля эскадра из пяти кораблей и фрегата снялась с якоря, 4 марта миновала Гибралтар, 4–10 апреля простояли в Диле. До Англии пленница вела себя спокойно, но, поняв обман, предалась такому отчаянию, что привлекла внимание публики, и Грейгу пришлось поторопиться отправиться в Россию. Контр-адмирал жаловался графу Орлову, что он не имел в жизни более трудной комиссии. 11 мая эскадра достигла Красной Горки. Ожидая указаний Екатерины II, что делать с претенденткой, Грейг не торопился возвращаться в базу. Получив донесение о прибытии эскадры, Императрица приказала ее разоружить и 16 мая 1775 года из села Коломенского, что под Москвой, послала Грейгу благодарственный рескрипт:

«Господин контр-адмирал Грейг! С благополучным вашим прибытием с эскадрою в наши порты, о чем я сего числа уведомилась, вас поздравляю и весьма вестию сей обрадовалась. Что же касается до известной женщины и до ея свиты, то об них повеление от меня послано г-ну фельдмаршалу кн. Голицыну в С.П.бург, и он сих вояжиров [40] у вас с рук снимет. О протчем будьте уверены, что службы ваши во всегдашней моей памяти и не оставлю вам дать знаки моего к вам доброжелательства.

Екатерина II».

24 мая Грейг, получив указания, как быть с пленницей, привел эскадру на Кронштадтский рейд, а 26 мая все арестованные (госпожа, при ней двое господ, служанка, шесть служителей и скороход) были помещены на адмиралтейскую яхту. Яхта пошла к столице, а эскадра 29 мая втянулась в гавань.

В указе от 23 мая Императрица по просьбе графа А. Г. Орлова пожаловала контр-адмиралу по триста рублей на стол за каждый месяц его пребывания с последней отправленной в Архипелагскую экспедицию эскадрой. 10 июля 1775 года, в день празднования годовщины Кючук-Кайнарджийского мира, Грейга произвели в вице-адмиралы. 10 августа он был назначен на должность главного командира Кронштадтского порта.

Этим не ограничилась благосклонность Императрицы. Сарра ждала ребенка, и Екатерина II обещала, что дочь будет фрейлиной, а сына произведут в мичманы. 6 сентября 1775 года родился Алексей. При крещении его от купели восприяли Императрица и граф А. Г. Орлов. Через месяц последовал рескрипт:

«Ея И. В. всемилостивейше пожаловать изволила новорожденного сына вице-адмирала Грейга во флот мичманом. О сем благоволит Адмиралтейская коллегия объявить его отцу».

Участие в Чесменском сражении, награды, благоволение Императрицы дали Грейгу необходимый авторитет, который позволил ему, как главному командиру Кронштадтского порта, внести ряд усовершенствований, полезных Российскому флоту.

Главный командир Кронштадтского порта

7 июля 1776 года, после возвращения всех эскадр со Средиземного моря, Екатерина II устроила у Красной Горки смотр Балтийского флота. По указу Императрицы командовал флотом вице-адмирал Грейг. Екатерину II встретили члены Адмиралтейств-коллегии, четыре флагмана (С. К. Грейг, А. Н. Сенявин, И. Я. Барш, И. А. Борисов) и портовые власти; их шлюпки сопровождали самодержицу до борта «Ростислава». Команды, посланные по вантам и реям, приветствовали ее одиннадцатикратными криками «ура»; звучали музыка оркестров и барабанный бой. На «Ростиславе» Императрица приняла рапорты. Под гром пушек [41] и крики «ура» на мачте развернулся императорский штандарт. По приказу Екатерины II были собраны флагманы и командиры кораблей. Вице-президент Адмиралтейств-коллегии зачитал указ о награждении чинов флота. Императрица по указу от 7 июля 1776 года щедро одарила моряков призовыми деньгами и орденами, лично возложила на Грейга орден Святого Александра Невского «за его труды и усердную службу». Нижним чинам раздали медали в честь победы в турецкой войне. После обеда Императрица, обойдя на шлюпке оставшуюся часть судов, наблюдала маневры флота.

Когда праздник завершился, Грейг перешел на корабль «Исидор». На нем моряк возглавил учебное плавание у Красной Горки с 9-го по 31 июля, в ходе которого корабли проводили различные экзерсиции. 3 августа 1776 года последовал указ о разоружении эскадры, прибывшей к порту 1 августа. 8 августа вице-адмирал спустил флаг, а эскадра вошла в гавань.

После этого плавания Грейг надолго расстался с морем, ибо в должности главного командира Кронштадтского порта он был занят преимущественно делами административными. Этот период ознаменован внедрением на флоте многочисленных улучшений.

В России традиционно сохранялись штаты парусного вооружения кораблей, принятые еще при Петре I. Основой для проектирования служил спущенный в 1715 году корабль «Ингерманланд». Однако за границей конструкцию корабля усовершенствовали, и Грейг внес соответствующие предложения. Нам уже известно, что до Архипелагской экспедиции нововведения капитан смог использовать лишь на тех кораблях, которыми командовал. Однако у лично известного Императрице главного командира Кронштадтского порта возможностей оказалось больше.

В 70-х годах Грейг добился разрешения Екатерины II ввести новшества на корабли «Исидор» и «Ингерманланд». 5 августа 1776 года коллегия всем составом и все флагманы решили провести депутатский смотр вернувшихся из Архипелага кораблей и окончательно решить вопрос о преимуществе усовершенствований Грейга. 8 августа коллегия, рассмотрев рапорт Грейга и результаты депутатского смотра, «...нашла в оном <вооружении> против прежняго немалое в удобности преимущество, а сверх того паруса так в своей пропорции расположены, что не токмо один от другого паруса не отнимает ветра, но и от ударения в оные ветра нималого препятствия задний переднему не делает; пропорции мачт и стеньги не более прежних, следовательно, и опасности никакой нет. А потому коллегия сие и утверждает; что же принадлежит до прочих частей вооружения, то оное не инако узнать можно, как по самой практике, но понеже флагманы все уже по оной испытали и [42] генерально удобность и пользу нынешнего вооружения предпочитают прежнему, на чем коллегия и основывается. А по всем сим обстоятельствам приказали: впредь корабли вооружать так, как вышеописанные корабли «Исидор» и «Ингерманланд» вооружены были». Грейгу предписали создать комиссию, снять точные размеры парусов, рангоута, такелажа и «оное росписать со штатным положением». 1 марта 1777 года коллегия рассмотрела представленные штаты и постановила корабли вооружить по представленным Грейгом пропорциям. Коллегия приказала «положение о такелаже и прочих принадлежащих тому вещах» издать в шестистах экземплярах и разослать. Штат был распространен в виде опыта на другие классы судов. В марте 1778 года по утвержденному штату парусов, рангоута и такелажа для кораблей, «для точнейшего положения на самой практике и узнания способностей», было решено вооружить фрегат, бомбардирский корабль, прам, и полупрам. 25 июня Адмиралтейств-коллегия предложила Грейгу подобрать для экспериментальных судов командиров, способных после плавания представить свои замечания и отчеты.

Штаты 1777 года существовали до конца столетия, когда были заменены новыми (1799-го и 1806 годов).

Грейг предложил для более удобного управления парусами удлинить на кораблях и фрегатах шканцы фальшпалубой до грот-мачты, а ют выдвинуть на два-три фута за бизань-мачту. Он предложил понизить на четыре-пять футов резные украшения кормы, мешающие управлению кораблем (уваливающие его под ветер), делать ростры не выше шести футов (полутора метров) над палубой, ибо они мешали управлять гротом и замедляли ход в бейдевинд, убрал излишние переборки на палубе.

22 ноября 1776 года Адмиралтейств-коллегия рассматривала, какие суда лучше строить для посыльной службы, шебеки или шхуны. Грейг с флагманами и капитанами, обсуждавшими этот вопрос в Кронштадте, пришел к мнению, что шхуны хороши на мелководье и на реках, а шебеки в открытом море. Посему коллегия решила, что нужны и те и другие, тем более что шебеки были удобны в шхерах и при перевозке войск.

7 марта 1777 года Адмиралтейств-коллегия рассмотрела записку Грейга, который предлагал: 1) с помощью достраиваемой «огневой машины» вычистить дно трех-четырех кораблей, выконопатить их и вновь обмазать за две недели; 2) построить из имеющегося материала, кроме линейного корабля, еще и фрегат; 3) использовать старые однорогие якоря, установив их на рейде; 4) вывести из адмиралтейства для безопасности от пожара секретный дом; 5) использовать машину для очистки гавани. Коллегия в основном одобрила предложения и 8 марта поручила Грейгу постройку корабля и шебеки в Кронштадте. [43]

7 марта 1777 года коллегия в связи с увольнением адмирала С. И. Мордвинова постановила флот поделить на две дивизии и командовать ими В. Я. Чичагову и С. К. Грейгу до назначения главнокомандующего. Таким образом, вице-адмиралу предстояло заниматься не только делами порта, но и базирующихся в нем кораблей, составляющих половину флота. Однако судьба еще долго не позволила ему выводить эскадру в плавание.

28 мая 1777 года Адмиралтейств-коллегия готовила благодарственные грамоты, которыми следовало объявить Орлову-Чесменскому, Спиридову и Грейгу о награждении их деньгами за победы на Средиземном море. Полагая, что мужество и военные знания Грейга привели к истреблению турецкого флота в Чесменской бухте, Адмиралтейств-коллегия определила выдать ему из пожалованной на флагманов суммы «против прочих преимущественно», то есть больше в 1,5 раза. Высочайшим указом 23 июня 1777 года он был уволен в отпуск в Шотландию на четыре месяца с сохранением жалованья, причем для переезда дан кетбот или малый фрегат. Фактически Грейг отплыл на бомбардирском корабле «Страшный». 12 июля вице-адмирал был на борту, корабль вышел в море и 10 августа прибыл в Эдинбург.

29 сентября, по возвращении Грейга на борт, «Страшный» сразу же пошел обратным маршрутом, 12 октября миновал Копенгаген и 16 октября прибыл на Кронштадтский рейд. По прибытии Адмиралтейств-коллегия вновь поручила ему 2-ю флотскую дивизию и главное командование Кронштадтским портом.

18 января 1778 года Адмиралтейств-коллегия поручила командование дивизиями вместо Чичагова и Грейга А. Н. Сенявину и А. В. Елманову. Но и забот по руководству Кронштадтским портом, по внедрению усовершенствований в кораблестроение было немало. К примеру, в 1778 году принято предложение Грейга оборудовать крюйт-камеры фонарями новой конструкции.

В период «вооруженного нейтралитета», когда Англия продолжала действовать на основании своего Навигационного акта 1651 года, произошел инцидент, о котором в обществе говорили как о попытке англичан сжечь русские корабли. 11 мая 1780 года, когда флот стоял в Кронштадте, на корабле «Благополучие» появился дым. Следствие установило, что загорелся кулек с пенькой, углями и смолой. Виновных не нашли. Но 20 марта 1781 года подобный случай произошел на фрегате «Мария», где загорелась завернутая в парусиновую койку сажа, пропитанная маслом. В обществе появились слухи об измене Грейга.

Екатерина II в рескрипте 22 апреля 1781 года писала:

«Г. вице-адмирал Грейг! По случаю произшествия (пожара) на фрегате «Мария», Мы повелеваем вам объявить всем на оном находящимся, [44] чтоб они конечно открыли виновнаго тому произшествию, ибо если они не найдут его в течение времени от вас им на то определенного, то неминуемо подвергнут себя наказанию; да и действительно воля наша непременная есть, чтоб вы их в таком случае отдали под суд за оплошность и не наблюдение должности в деле таковой важности. О всем, что по сему происходить будет, вы должны уведомить Нас особо, кроме доношений о том и коллегии».

24 апреля в другом послании Грейгу Императрица человеколюбиво рекомендовала лучше освободить десять виновных, чем осудить одного невинного. Сама Екатерина II вспомнила, что похожий случай произошел на береговом складе с пенькой. Назначенная комиссия, в которую входил Грейг, провела восемь опытов и установила, что при определенном сочетании сажи с маслом она через некоторое время самовозгорается. Рескриптом от 28 апреля Императрица поздравила Грейга:

«Господин вице-адмирал Грейг. Поздравляя вас с открытием причины произшествию на фрегате «Мария», желаем, чтоб люди невинные из экипажа того судна, содержащиеся под стражею по сему делу, освобождены были. Впрочем, уверены Мы, что вы не оставите принять всякие осторожности впредь от подобных случаев».

Вице-адмирал И. Л. Голенишев-Кутузов, член комиссии, в тот же день писал И. Г. Чернышеву о значении открытия:

«Может быть, не только для нас, но и всей Европе оказали мы услугу! Сколько невинных людей, может быть, пострадало! Признаюсь вам, что я такой причине пожар на корабле «Благополучие» приписываю».

Со временем в практику всех флотов вошло правило не хранить вместе сажу и масло.

По должности главного командира Кронштадтского порта Грейгу пришлось заниматься разными вопросами. Осенью 1773 года адмирал Ч. Ноульс, осмотрев Кронштадт, Ревель и Ригу, предложил Екатерине II, вместо использовавшихся ветряков или лошадей, для откачки воды установить в Кронштадте паровую машину. Заказ дали Карронской компании (Шотландия), которая разработала «Проект осушения кронштадтских доков паровыми машинами». Первую машину отправили в конце 1774 года, и с лета 1775 года ее монтаж под наблюдением Грейга вели иностранные специалисты. В июне 1777 года машина была успешно испытана. Главный командир заказал той же компании вторую машину; но она поступила уже после смерти Грейга и не была пущена в ход.

В 1781 году Императрица поручила строительство каменной гавани в Кронштадте инженер-генералу Ф. Б. Боуру, тогда руководившему фортификационными и гидротехническими работами в большинстве приморских крепостей России. Грейгу следовало помогать Боуру, а после [45] смерти последнего появился высочайший указ от 21 февраля 1783 года, которым постройка гавани была поручена Грейгу. Доки, каналы и молы сохранились поныне.

С 1781 года Грейг наблюдал за строительством и реконструкцией Кронштадта. Неоднократно Императрица давала ему поручения и выражала благодарность за быстрое их выполнение. 28 июня 1782 года Грейга пожаловали в адмиралы. Он получил орден Святого Владимира. Был признан и вклад моряка в развитие науки. 14 марта 1782 года С. К. Грейга за заслуги в области кораблестроения, инженерной практики и военно-морского дела избрало своим членом Лондонское Королевское общество. 18 августа 1783 года на конференции Петербургской академии наук по предложению Е. Р. Дашковой Грейга единогласно избрали почетным академиком. Авторитет адмирала возрастал, как и задачи, которые ему приходилось решать.

В полдень 13 мая 1783 года в Петербурге запылало адмиралтейство. Пожар долго не удавалось погасить. С трудом спасли запасы леса и строящиеся суда. Императрица решила перенести постройку кораблей в Кронштадт. Уже 28 мая по ее повелению Адмиралтейств-коллегия издала указ о начале работ по подготовке перевода адмиралтейства. 29 мая коллегия рассматривала вопросы переноса адмиралтейства, в том числе о здании Морского кадетского корпуса в Кронштадте, и решила для обсуждения пригласить Грейга; уже тогда было определено, что адмиралтейство в столице следует отремонтировать лишь на время. Шла разработка проекта постройки капитальных сооружений в Кронштадте. 18 июня члены коллегии адмирал А. Н. Сенявин, вице-адмиралы Борисов, Рябинин и Пущин обсуждали с Грейгом размещение зданий в будущем адмиралтействе и за основу взяли расположение прядильного завода, указанного в плане Грейга. 19 июня коллегия по рапорту Грейга решила не строить временный прядильный завод, а сразу каменный. 20 июня в том же составе продолжили обсуждение проекта адмиралтейства — размещение сухарного завода, жилищ моряков и т. п.

Еще не успели утвердить проект, как на Кронштадт обрушилась напасть: 14 января 1784 года вспыхнул и за ночь выгорел каменный госпиталь. Всех больных удалось спасти, однако встала проблема их размещения. Коллегия, получив рапорт Грейга, постановила до возведения нового госпиталя, вошедшего в проект, соорудить временные деревянные постройки.

Высочайшим указом 1 февраля 1784 года Императрица выделила двести тысяч рублей на перенос адмиралтейства. 25 марта 1784 года адмирал Грейг подписал план его устройства. 26 мая Адмиралтейств-коллегия всеподданным докладом сообщала, что все распоряжения по переносу [46] адмиралтейства сделаны в соответствии с предложениями главного командира Кронштадтского порта. Однако возникли и разногласия. Чтобы защитить адмиралтейство от огня и злоумышленников, адмирал предложил максимально рассредоточить магазины и важнейшие из них поместить внутри пространства, окруженного рвом с водой. Внешнюю сторону рва следовало огородить высокой решеткой, расставить вдоль нее фонари и часовых, а вдоль всего периметра за палисадником проложить широкую улицу. Ров Грейг предлагал сделать шириной восемь саженей для прохода судов с грузами и по углам выполнить бассейны-расширения для удобства поворота этих судов. С внутренней стороны двухэтажные склады с кирпичной стеной между ними создавали сплошную преграду. Железные двери в складах-магазинах следовало открывать лишь на время погрузки-выгрузки, так же как боны и решетки, преграждавшие входы в канал. Адмирал писал, что готов внести необходимые изменения в представленный им план адмиралтейства, если «генеральное основание плана будет опробовано». У членов коллегии были иные мнения. Обсуждение проекта длилось долго. Наконец, 28 января 1785 года вышел Высочайший указ адмиралу Грейгу с поручением ему руководить переносом адмиралтейства в Кронштадт; за основу были приняты его предложения. Рескрипт, кроме задач по обеспечению пожарной безопасности (ограждение железным палисадом, каналом или рвом между магазинами и каменной стеной), предусматривал очистку и углубление Военной, Средней и Купеческой гаваней, постройку карантинного госпиталя на острове Сескар. В тот же день указ Императрицы предписал Адмиралтейств-коллегии оказывать Грейгу помощь в этом деле.

Так как уже становился ясен размах работ, еще 2 сентября 1784 года Адмиралтейств-коллегия поручила адмиралу В. Я. Чичагову заседать в коллегии и командовать 2-й флотской дивизией. Грейг оставался только главным командиром Кронштадтского порта и числился в той же дивизии. Однако, кроме переноса адмиралтейства, адмирал имел и другие важные задачи. Ежегодно он руководил подготовкой эскадр к плаванию. Не раз Адмиралтейств-коллегия поручала ему провести депутатский смотр уходящих в море или вернувшихся кораблей. Так можно было использовать большой опыт моряка, который из-за перегруженности административными заботами не мог сам водить эскадры в море.

Успешно шли работы по реконструкции канала Петра Великого, которые были начаты еще по проектам 1763-го и 1767 годов. По высочайшему указу 6 октября 1778 года на основе предложения С. К. Грейга и обер-интенданта Рябинина канал для удобства ремонта в нем кораблей стали облицовывать вместо дерева камнем. 18 января 1785 года Адмиралтейств-коллегия слушала предложение графа И. Г. Чернышева о передаче [47] постройки канала Петра Великого, которой он заведовал с 1777 года, Грейгу, который и так по должности ею ведал, и постановила: «кронштадтский канал и при нем команду поручить адмиралу Грейгу, а по коллегии иметь экспедиции вице-президенту». Осенью 1786 года Грейг рапортовал о том, что корабли «Елена», «Ярослав», «Владислав» и «Всеслав» введены в канал для ремонта.

К 1787 году план реконструкции Кронштадта уже осуществляли полным ходом. 17 марта Адмиралтейств-коллегия слушала сообщение, что построенные по приказу Грейга каменные офицерские и служительские корпуса со службами и другими пристройками, канатная фабрика с пеньковым магазином и разные мастерские приняты в адмиралтейское ведомство.

Большое внимание, как и прежде, адмирал уделял кораблестроению. В частности, 22 декабря 1781 года Адмиралтейств-коллегия рассмотрела недостатки построенных в Архангельске 66-пушечных кораблей и поручила строить их по чертежам Грейга. 19 сентября 1782 года был заложен в Архангельске и 16 мая 1784 года спущен корабль «Изяслав», сооруженный по проекту адмирала корабельным мастером М. Д. Портновым. 18 февраля 1786 года Адмиралтейств-коллегия рассмотрела запрос интендантской экспедиции о том, какие корабли закладывать в Архангельске; было дано указание 66-пушечные корабли строить по образцу «Изяслава», чертеж которого «...представлен был коллегии в 1781 году от адмирала С. К. Грейга...». Коллегия отметила, что контрадмирал М. П. Фондезин одобрил маневренность и ходкость корабля. Корабль этот прослужил до 1808 года, участвовал во многих походах и в сражениях при Гогланде, Эланде, Ревеле и Выборге. Очевидно, конструкция оказалась удачной, ибо в Гогландском сражении корабль получил 180 пробоин, но не потерял боеспособность. В 1788–1797 годах в Архангельске по этому проекту корабельные мастера Портнов и Игнатьев построили корабли «Пармен», «Никанор», «Пимен», «Иона», «Филипп», «Граф Орлов», «Азия» и «Победа».

По совету Грейга в Англии были куплены легкие суда — катера и бриги, в том числе знаменитый ходок «Меркурий»; они послужили образцами для постройки легких судов.

7 октября 1783 года под наблюдением Грейга впервые в России была обшита медными листами подводная часть корабля, что являлось новинкой и в Европе.

Пришлось адмиралу заняться вплотную и артиллерией — главным оружием боевых кораблей. Русские пушки нередко разрывало. Екатерина II еще в 60-х годах поручала искать в Европе хороших пушечных мастеров. Со временем орудий требовалось все больше, а специалистов [48] не хватало. Грейг в 1777 году, когда ездил на родину, познакомился с президентом Карронской компании Чарльзом Гаскоином, который в 1771 году изобрел так называемую карронаду. Это относительно легкое орудие обладало на короткой дистанции большой разрушительной мощью. 19 мая 1780 года Гаскоин в письме Грейгу представил описание орудия. Адмирал вопреки сопротивлению британского правительства договорился с изобретателем, и до приезда Ч. Гаскоина в Россию его компания поставляла пушки для русского флота.

С возросшим выпуском некачественных орудий на Олонецких заводах было решено по предложению Грейга пригласить для отливки карронад в России Ч. Гаскоина, а также закупить необходимое оборудование. 11 декабря 1785 года Императрица подписала рескрипт Грейгу о постройке нового завода на месте Петровского (Петрозаводск). Строителем завода назначили инженер-полковника Матвея Лемана, а руководителем, по совместительству, — Грейга, которому удалось после продолжительной переписки уговорить Гаскоина переехать в Россию. 12 мая 1786 года Грейг получил высочайший указ о назначении Гаскоина «для смотрения за производством на заводе».

15 июня коллегия в соответствии с этим указом и рапортом Грейга о перевозке из Каррона оборудования весом до тысячи тонн решила предоставить три судна с малой осадкой, необходимых моряков и карты рек Нева, Свирь, Ладожского и Онежского озер, по которым грузы должны были следовать в Петрозаводск. По требованиям адмирала Императрица выделила необходимые для строительства завода средства.

В середине 1786 года Гаскоин с 12 английскими специалистами — гидротехниками, металлургами — прибыл в Россию. Он перестроил плотину Петровского завода, сооруженную на реке Лососинка прежним начальником А. С. Ярцевым. Осенью Адмиралтейств-коллегия рассматривала запрос Грейга, какова потребность флота в пушках и боеприпасах, чтобы определить производственную программу завода.

Новый Александровский завод был предназначен для снабжения морской и сухопутной артиллерии орудиями и снарядами всех калибров, другими чугунными и металлическими изделиями. Сооруженный в излучине реки Лососинка при впадении ее в Онежское озеро, завод стал значительно совершеннее прежнего. Главной движущей силой механизмов служила вода. Две плотины на реке позволяли поднимать воду на 14 футов (около 4,3 метра). Падающая вода вращала 8 водяных колес, связанных с молотами, сверлильными машинами и другими устройствами. Если прежний Петровский завод был рассчитан на производство 40 тысяч пудов орудий и до 60 тысяч пудов боеприпасов, то после реконструкции, в период управления Гаскоина (1790–1806) [49] выплавка чугуна из руды возросла до 200–270 тысяч пудов при уменьшении расхода угля.

Завод обслуживал не только Балтийский флот. Высочайший указ вице-адмиралу П. И. Пущину от 30 июля 1787 года требовал отправки пушек для десяти кораблей Черноморского флота по запросу Потемкина. Пущину следовало изъясниться с Грейгом, «сколько можно уделить орудий для помянутого флота из отливаемых в Олонецкой губернии под смотрением шотландского мастера Гаскоина или же для выиграния времени не лучше ли выписать пушек из Англии...».

Старания Грейга позволили ввести карронады на российские корабли одновременно с флотом Великобритании и ранее, чем на других флотах, и 25 августа 1790 года в журнале Адмиралтейств-коллегии отмечено, что к этому времени Александровский завод отлил 1166 пушек; из них на пробе разорвало 133 и в сражении в 1790 году треснуло дуло у 17. Из 527 карронских пушек, приобретенных с 1784 года, разорвало только две и потом из 503 — еще четыре. Следовательно, хотя качество литья Александровского завода еще не достигло английского, но уже выгодно отличалось от прежнего.

Адмирал понимал, что для снабжения всего флота одного артиллерийского завода мало, и внес свои предложения. 6 февраля 1786 года Императрица подписала следующий рескрипт:

«Представлении ваши о сооружении пушечнаго завода в Сестрорецке. Мы приемлем за благо, и вследствие того желаем, чтобы вы согласилися с нашим генералом артиллерии Меллером о мерах к действительному исполнению всего того, что вы тут нужным почитаете. Впрочем, помянутый генерал Меллер имеет от Нас повеление делать вам в сем случае всякое пособие со стороны его и ему подчиненных».

В 1786 году предложение устанавливать на фрегаты вместо 16-фунтовых пушек 18-фунтовые карронады Адмиралтейств-коллегия отвергла, ибо возникли опасения за прочность корпусов фрегатов. Карронады начали ставить лишь на новые корабли.

По приказу Грейга на кораблях Балтийского флота, которые готовились в дальнее плавание на Средиземное море, запальные фитили заменили пушечными замками. Адмирал разработал новый тип картечи (жестяная трубка с плоскими или полусферическими дробинами в верхнем ряду) для морских 4-фунтовых пушек. Выпуск ее начали с 1789 года.

Много внимания флотоводец уделял санитарии на судах. В те времена дальние плавания, как правило, сопровождали многочисленные заболевания моряков из-за недоброкачественной пищи, портящейся воды, трудных условий, а также от антисанитарии. Когда эскадра Грейга в 1775 году зашла в Дувр за водой и провизией, английские газеты отмечали: [50]

«Чистоплотность на борту кораблей является ясным доказательством того, как много жизней моряков она сохраняет, так как адмирал заявил, что в течение восьми месяцев ни один человек не умер из 3000 человек экипажей эскадры».

В 1781 году Грейг начал вводить вместо каменных камбузов более прочные чугунные. Весной 1786 года была опробована выписанная из Англии и успешно испытанная на корабле «Чесма» чугунная кухня с опреснительной установкой.

3 декабря 1782 года в ответ на запрос вице-президента Адмиралтейств-коллегии графа И. Г. Чернышева по поводу предложений врача А. Г. Бахерахта о содержании больных на борту корабля Грейг высказал мнение, вытекавшее из личного опыта: адмирал советовал избегать свиного мяса и рекомендовал в пищу треску, поддержал предложение врача об аптеках и лазаретах на кораблях, уходящих в плавание, рекомендовал на корабле поддерживать чистоту и окуривать дымом березовых дров помещения и койки, чтобы просушивать их и истреблять насекомых. Он одобрил список необходимых запасов для лазарета, подготовленный Бахерахтом, но предложил добавить к списку сахарный песок, корицу, анис и другие продукты, а также известные ему медикаменты. Адмирал понимал необходимость специалистов и отмечал:

«Впрочем, B. C.{3} довольно известно, сколь мы недостаточны в искусных людях для пользования больных; и правду сказать, на наше жалованье весьма будет трудно таковых найти».

Разумеется, адмирал не мог обойти стороной вопросы воспитания и обучения моряков. Получив поручение выработать общие правила для расчета численности команд на судах различных классов и разработать штаты, Грейг 17 февраля 1776 года подал Цесаревичу Павлу Петровичу рапорт с мнением о штатах на кораблях и высказал ряд мыслей, рожденных в результате размышлений над своим опытом. Он писал:

«Во всяком воинском предприятии ничто столь не нужно к получению желаемого успеха, как общее согласие и преданность между офицерами и людьми, находящимися под командой их; также чтоб и командующим иметь довольные сведения о разных качествах и искусствах своих офицеров и матросов. И тако нижайшее мое мнение то, чтоб все команды (как офицеры, так и матросы) столь мало разлучаемы были, как то род и потребность службы дозволяют; польза, происходящая от привязанности служителей, таким образом, к одному особому кораблю, весьма явная, ибо не токмо, что чрез то привыкнут к роду и качествам корабля на море, но такожде все старания, [51] труды и попечения, прилагаемые ими к приведению корабля до желаемой степени исправности и совершенства, послужат к собственной чести и пользе...»

По его мнению, связь с кораблем должны были сохранять и корабельные специалисты (артиллеристы, штурманы), которых на зиму отправляли в отдельные команды. Особый подход к командному составу Грейг высказал в следующих строках:

«...ведаю я, что обыкновенно, весьма несправедливо защищая себя, кладут порок на негодность служителей во всем, что неисправно в чистоте, порядке или правлении корабля найдется, которую отговорку я генерально почитаю за знак худых командиров, а всякого офицера без побуждения и честолюбия считаю недостойным и неспособным к службе быть».

Одним из важнейших дел адмирал считал подготовку моряков. Даже в годы войны он находил время для обучения команд эволюциям, пушечным и ружейным экзерсициям. Грейг имел свое мнение и об обучении специалистов. 22 февраля 1782 года Адмиралтейств-коллегия рассмотрела письмо Грейга о совершенствовании подготовки штурманов в штурманской роте и постановила «...все сие что до учреждения училища и приведения в порядок штурманской роты принадлежит, то коллегия возлагает на главного в Кронштадте командира вице-адмирала Грейга, как и употребление отпускаемой суммы, надеясь, что он вследствие сего не преминет приложить к тому всевозможного старания».

На тех же основаниях, что и в Кронштадте, следовало организовать штурманские училища в Херсоне, Таганроге и Астрахани.

Грейг боролся с пьянством, решительно пресекая увлечение алкоголем. Для развлечения офицеров он в 1786 году организовал в Кронштадте первое в России Морское благородное собрание в виде клуба; закрыто оно было в 1788 году по случаю войны со Швецией.

Скорее всего, свой вклад Грейг внес и в подготовку первой кругосветной экспедиции, которую российские моряки должны были начать в 1788 году под командованием капитана Г. И. Муловского. Экспедицию отменили после начала войны со Швецией, в которой Грейгу опять предстояло отличиться.

Снова во главе Архипелагской эскадры

1787 год принес России очередное столкновение с Турцией. Война потребовала сосредоточения на юге значительных сил и средств. Екатерина II могла рассчитывать, что под общим руководством Г. А. Потемкина генералам и фельдмаршалам удастся не только защитить пределы [52] Новороссии, но и нанести туркам решительный удар. Как и в предыдущей войне, предполагалось устроить поход Балтийского флота на Средиземное море, возбудить там восстание подвластных туркам христианских народов и освободить их от мусульманского правления.

Уже в конце 1787 года началась подготовка Средиземноморской эскадры С. К. Грейга. 20 октября 1787 года высочайший указ предписал вооружить 3 100-пушечных, 7 74-пушечных и 5 66-пушечных кораблей, 2 бомбардирских и 8 фрегатов, придав им 8 посыльных и необходимое число транспортных судов, снабдив их современной артиллерией и всем необходимым. С этого момента Архипелагская экспедиция стала основным предметом в переписке Императрицы и адмирала.

20 октября был издан и указ о вооружении эскадры В. Я. Чичагова для охраны Балтики. Так как правительство России не рассчитывало вести войну одновременно на севере и юге, лучшие корабли и людей направляли Грейгу, а на Балтийском море оставалось мало сил, которые предстояло удвоить прибывавшим из Архангельска новопостроенным кораблям.

28 октября Адмиралтейств-коллегия вызвала Грейга, чтобы обсудить высочайший указ и принять решение о подготовке судов для экспедиции. Было решено выделить корабли «Трех Иерархов», «Чесма», «Саратов» (100-пушечные), «Ярослав», «Владислав», «Елена», «Мстислав», «Всеслав», «Святой Петр», «Кир-Иоанн» (74-пушечные), «Вышеслав», «Родислав», «Болеслав», «Мечеслав», «Изяслав» (66-пушечные), фрегаты «Возмислав», «Подражислав», «Премислав», «Брячислав», «Надежда благополучия», «Слава», бомбардирские корабли «Перун» и «Гром». В числе восьми катеров отправляли пакетбот «Поспешный» и три строящиеся, а остальные следовало приобрести в Англии или «где способнее». Предстояло выписать к весне 1787 года из Англии 330 30-фунтовых пушек и 100 24-фунтовых карронад для вооружения в первую очередь 100-пушечных кораблей. В соответствии с императорским указом от 20 октября были приняты также решения о снабжении эскадры, о транспортных судах и т. п.

Так как для доставки на Средиземное море войск и необходимых грузов казенных транспортов недоставало, было решено нанять коммерческие. Императрица предпочитала в таком важном деле обойтись без иностранцев. Об этом свидетельствует высочайший указ Грейгу в октябре о том, чтобы нанять отечественные суда с командами из отечественных же водоходцев, принятых добровольным наймом. 29 октября последовал указ о передаче судов и имущества, подготовленных для кругосветного плавания, в распоряжение Архипелагской экспедиции. [53]

19 декабря 1787 года Императрица подписала указ Грейгу о приобретении пушек Карронской компании для 4 100-пушечных кораблей. Корабли эти готовили также в Архипелагскую экспедицию. Грейг использовал весь свой опыт — он не только улучшал артиллерию на новых кораблях, но и постарался применить на них замки вместо фитилей; для предохранения от обрастания подводную часть всех отправляемых на Средиземное море кораблей обшивали медью.

8 января 1788 года Императрица сообщила Грейгу о выделении войск для Архипелагской экспедиции. Соответствующий указ в тот же день был отдан Военной коллегии; в нем Грейга именовали главным начальником морских и сухопутных сил, на Средиземное море отряженных. 12 февраля Грейга известили высочайшим указом, что для командования сухопутными силами на Средиземном море назначен генерал-поручик Заборовский.

На кораблях не хватало моряков, и 15 января 1788 года Грейгу по его представлению было разрешено назначенных для строения каменной гавани рекрутов по мере завершения работ переводить в матросы. 17 марта младшими флагманами определили вице-адмирала В. П. Фондезина, контр-адмиралов Т. Г. Козлянинова и А. Г. Спиридова{4}, а других командиров следовало назначать по согласованию с Грейгом. Императрица выделила необходимые средства и торопила флагмана, ибо от Архипелагской экспедиции зависел исход войны с Турцией. 13 мая высочайшим указом она предписала адмиралу:

«Из назначенного для отправления на Средиземное море флота три 100-пушечныя корабля, как скоро готовы и на рейду выведены будут, прикажите тотчас по снабдению их всем потребным не теряя ни малого времени послать их вперед под командою вице-адмирала Фондезина, дабы они до прибытия вашего с прочими в Копенгаген могли успеть потребную для перехода чрез Зунд разгрузку сделать, и прошед оный вас в Копенгагене дожидаться. О дне отправления их Нас уведомите».

Уже на следующий день, 14 мая, Грейг донес коллегии, что приказал Фондезину вывести на рейд корабли «Саратов», «Трех Иерархов», «Чесма» и транспорты, назначенные для разгрузки кораблей в Зунде, и обещал приложить все старания к скорейшему их отправлению.

Еще не раз Екатерина II торопила адмирала. Она долгое время отмахивалась от сообщений дипломатов о подготовке шведского короля Густава III к войне с Россией и не собиралась отказываться от хорошо [54] подготовленного похода, который сулил успех и славу. Однако 27 мая она, видимо, ощутила первую тревогу из-за приготовлений беспокойного северного соседа и указала Грейгу отправить 3 легких судна к Карлскроне, Свеаборгу и входу в Ботнический залив для наблюдения за приготовлениями шведов. 2 июня Грейг дал командирам трех фрегатов («Мстиславец», «Ярославец» и «Гектор») инструкции крейсировать у шведских берегов и портов. При встрече со шведами в море следовало собирать о них сведения и посылать уведомления; если же флот остался в Карлскроне (Карлскруне), предстояло крейсировать у порта до прибытия эскадр Грейга или Чичагрва.

Укрепления Кронштадта и фарватеров у острова Котлин не обеспечивали безопасность подступов к столице с моря. Очевидно, Грейг внес свои предложения, ибо 27 мая Императрица в ответ писала ему:

«Предполагая, что не можно теперь сделать прочного укрепления вами прожектированнаго между Лисьяго носа и Кронштадта, Мы желаем, буде найдете вы удобность, сделать временное и, снабдя пушками, стараться привесть в оборонительное состояние людей, могущих тут действовать».

Грейг, получив этот указ, немедленно обратился к И. Г. Чернышеву с предложением вместо укрепления вооружить и поставить на якорь большой прам, способный нести 24-фунтовую артиллерию. 28 мая последовал высочайший указ «построить немедленно три плавущия батареи». Скорее всего, этот указ вытекал из предложения Грейга.

Таким образом, не отказываясь от экспедиции, Екатерина II беспокоилась и об обороне от шведов. А беспокойство было нелишним. После ухода основных сил Балтийского флота столица оставалась почти беззащитной перед флотом Швеции. Главные русские силы были связаны на юге. Воспользовавшись удачным стечением обстоятельств, шведский король Густав III решил вернуть земли, потерянные Швецией в первой половине XVIII века. Англия и Пруссия предлагали королю политическое и финансовое содействие с условием, что шведы отвлекут часть армии России от южного театра войны и не позволят русскому флоту оставить Балтику. Потому Густаву III предстояла непростая задача: осуществить свой проект в условиях, когда против него оставался весь Балтийский флот. Однако самонадеянный король был невысокого мнения о противнике.

Императрица не верила в серьезность угроз со стороны Швеции и торопила Грейга. Правда, она дала указы Адмиралтейств-коллегии 28 мая и В. Я. Чичагову 30 мая о снаряжении и выходе эскадры последнего в море. Однако времени на достаточную подготовку кораблей и экипажей не было. [55]

2 июня Грейг дал вице-адмиралу В. П. Фондезину инструкцию, как ему себя вести на переходе и в Дании. Последние строки предписывали в случае встречи со шведским флотом «...поступать по трактатам, но со всякою при том надлежащею осторожностию». 5 июня три крупнейших корабля и четыре транспорта авангарда Средиземноморской эскадры пошли в Данию. Лишь по случайности при встрече эскадры Фондезина со шведским флотом все обошлось благополучно. Командовавший шведами герцог Карл Зюдерманландский, генерал-адмирал и брат короля, потребовал от русских моряков салютовать шведскому флагу. Фондезин пытался возразить, ссылаясь на Абоский договор 1743 года, которым салютация не была предусмотрена. Однако шведы заняли угрожающее положение, и Фондезин 13 выстрелами приветствовал особу герцога, после чего продолжил плавание. Генерал-адмирал не получил предлог для нападения, а атаковать сам он не решился без прямого указания короля.

Еще 28 мая Екатерина II говорила: «Я шведа не атакую, он же выйдет смешон». Она рассчитывала на благоразумие своего молодого родственника{5}. Тем временем тучи все больше сгущались. 12 июня в письме А. А. Безбородко Грейг сообщал:

«Прибывшие с моря шкипера английских судов мне объявили, что 8 числа видели они шведский флот лавирующим по восточную сторону Готланда, состоящий в числе 18 военных судов, из которых, как казалось им, было 15 линейных кораблей, из которых один был под адмиральским, 2 под вице-адмиральскими и 2 под контр-адмиральскими флагами. Завтра намерен я поручить главную команду в Кронштадтском порте вице-адмиралу Пущину и поднять свой флаг на флоте».

16 июня последовал высочайший указ Грейгу о разрешении вольнонаемным транспортным судам, участвующим в экспедиции под командованием морских офицеров, использовать военные российские флаги, гюйсы и вымпелы. Это еще относилось к экспедиции Архипелагской. Но уже 17 июня высочайший рескрипт предписал адмиралу:

«По изготовлении флота, вами предводимого, и по снабдении его всем потребным, соизволяем, чтоб вы отправились с оным к Ревелю и противу сего места ожидали дальнейших наших повелений, учредя крейсерование от сего флота по водам нашим, для примечания за движениями шведских эскадр и обороняя эстляндские и другие берега наши от покушения шведскаго учинить на оные высадку войск или другого рода поиск, чему вы не только всемерно воспрепятствовать должны, но в [56] таком случае исполнить предписанное вам в данном от Нас наказе относительно Швеции и ея флота, буде бы она покусилась начать неприязненные против Нас действия.

Вслед за вами отправится и адмирал Чичагов с эскадрою ему вверенною, который, пособствуя вам в ограждении берегов наших от покушений шведских, будет в готовности подкрепить вас во всяком случае, где польза службы нашей и слава востребует; а и при самом отправлении вашем в дальнейший путь препроводит вас как далеко в Балтийском море удобно; между тем неумедлим доставить вам наши повеления».

Указ уже больше внимания уделил Швеции, хотя и оставлял надежду, что Архипелагская экспедиция состоится. В тот же день последовала записка о приведении Кронштадта в оборонительное состояние. Были приняты меры для усиления войск на границе с Финляндией, где Густав III сосредоточил лучшие силы своей армии. Но 19 июля Грейг всеподданнейше доносил, что капитан Сукин 13–16 июня наблюдал шведский флот (десять линейных кораблей, семь фрегатов) в шести немецких милях севернее Дагерорда, после чего «Мстиславец» вернулся в Кронштадт. Английские шкиперы сообщали, что видели этот флот на якорях у Свеаборга. Императрица приняла решительные меры и, чтобы не было розни между адмиралами, подчинила Грейгу эскадру Чичагова.

23 июня Императрица предупредила в указах Грейгу и вице-президенту Адмиралтейств-коллегии И. Г. Чернышеву о необходимости подготовиться к возможному столкновению со шведами. Адмиралу она предлагала отделить сколько возможно фрегатов и других легких судов для обороны финляндских берегов России. Следовало оставить на борту судов сухопутные войска, чтобы после разгрома шведов сделать десант в неприятельские земли. Заключала Екатерина II следующими строками:

«Подтверждаем притом не начинать неприязненных действий до получения от Нас повеления, разве бы со стороны шведов первый выстрел или какое-либо оскорбление флагу нашему учинено было, в каковом случае поступать по данному вам наставлению».

В тот же день Грейг с эскадрой вышел к Красной Горке, ожидая неготовые транспорты.

Тем временем Густав III, хотя Россия не давала предлога для войны, пошел на прямую агрессию. Он перевез войска в Финляндию, осадил крепость Нейшлот; его флот захватил два российских фрегата, совершавшие плавание с кадетами в Финском заливе. Из Финляндии король послал ультиматум, сделавший войну неминуемой. [57]

Гогланд

Грейг понимал, что война фактически уже началась. Исповедуя дух решительных действий, он попробовал этот дух внушить Императрице через графа Безбородко, которому 23 июня писал:

«Я думаю, что ежели шведский король все свои морские и сухопутные силы собрал в Финляндии, то лучшее дело перенести войну в сердце Швеции к самой ее столице, где вероятно еще много есть республиканских партий. А как надо думать, что наши три 100 пуш. корабля прошли Зунд, и как на них вместе с транспортами посажено до 500 человек регулярных войск, да по уведомлению к ним пришли купленные в Англии два больших катера, обшитые медью, то сии силы, не теряя времени, обратить можно против главной их торговли порта Готенбурга, особенно если датский двор окажет хоть малую помощь; и катера употребить крейсерами при входе в Балтийское море против Дарнеуса.

Сегодня пошел я с рейда с военными кораблями и спустился до Красной Горки, где в ожидании не совсем еще готовых транспортных судов займусь обучением команд, у которых, как B. C. известно, почти половина рекрутов. Завтра, я надеюсь, эскадра контр-адмирала Фондезина со мною соединится».

24 июня Грейг рапортовал, что по указу от 23 июня отправил фрегаты «Святой Марк», «Проворный» и «Мстиславец» для обороны берегов, и обещал наблюдать, чтобы не были перерезаны сообщения его с Кронштадтом. Он затребовал у Адмиралтейств-коллегии два судна для переделки в брандеры.

Тем временем столицы достигло сообщение о нападении шведов на Нейшлот. Это означало войну, и Екатерина II в указе от 26 июня предписала Грейгу решительные действия:

«По дошедшему к Нам донесению, что король шведский вероломно и без всякаго объявления войны начал уже производить неприязненные противу Нас действия не только захвачением близь Нейшлота таможенной нашей заставы с ея служителями и одного судна с провиантом и другими вещами, но и войска свои ввел в границы наши, даже в самое предместье Нейшлота, где и замок уже осадил, находим нужным, чтоб вы, за таковым нападением на Нас, по получении сего тотчас, обезпеча транспортные суда ваши и отослав назад те, кои вам не надобны и которые во время морского действия вам в тягость и помешательство обратиться могут, с Божиею помощию следовали вперед искать флота неприятельскаго и оный атаковать, да и вообще пользоваться случаями к нанесению ему вреда и поражения, в чем мы ссылаемся на сказанное в наказе нашем вам данном». [58]

27 июня шведский флот показался в виду Ревеля. Грейг 1 июля доносил, что 26-го числа отправил все транспортные суда в Кронштадт, а сам с эскадрами своей и Фондезина снялся с якоря, но из-за противных ветров еще не ушел далее Березовых островов. Он пользовался всякой возможностью для усиленного обучения команд, состоящих в значительной мере из рекрутов и портовых матросов, и вел разведку противника. В ожидании сражения флотоводец перешел на 100-пушечный «Ростислав», сильнейший корабль эскадры. Адмирал искал противника, чтобы с ним сразиться. Легкий ветер позволил эскадре продвинуться к восточной, оконечности Гогланда. Вечером 5 июля эскадра обогнула остров, и Грейг получил известие о близости шведов. В 6.00 6 июля шедший впереди фрегат «Надежда благополучия» дал сигнал, что видит на северо-западе 13 судов; вскоре с фрегата уточнили, что впереди — неприятель. В 7.30 Грейг дал сигнал флоту приготовиться к бою, в 8.00 — построиться в линию баталии перпендикулярно курсу и идти в строю фронта. Маловетрие позволяло медленно сближаться с неприятелем.

Эскадра С. К. Грейга состояла из 17 линейных кораблей с 1220 орудиями; кроме того, на 8 фрегатах, 3 катерах, 2 бомбардирских кораблях и 3 вспомогательных судах насчитывалось 272 пушки. Шведский, флот под флагом генерал-адмирала герцога Зюдерманландского насчитывал 16 кораблей, 7 больших фрегатов с 900 крупными и 436 меньшими пушками (всего 1336 орудий); вес бортового залпа шведов составлял 720 пудов против 460 у русских. Кроме того, у шведов было 5 малых фрегатов и 3 пакетбота.

К 11.00 по приказу адмирала западнее Гогланда выстроилась боевая линия: авангард составили корабли МП. Фондезина, арьергард — — корабли Т. Г. Козлянинова, протянувшиеся с юго-запада на северо-восток; при дистанции между кораблями в два кабельтова линия растянулась более чем на семь верст. Эскадру Козлянинова Грейг поставил в арьергард специально, как более надежную. Перед боем команды в 11.30 получили обед; сигнал был обедать с поспешностью. К полудню появились корабли противника, направлявшиеся в линии баталии на юг курсом, уводившим от русской эскадры, которая шла на запад и огибала Родшхер с севера. Но Грейг, как известно, намеревался вступить в бой и ранее не раз требовал от командиров кораблей решительно атаковать неприятеля и привести его в замешательство; основное внимание адмирал обратил на артиллерийскую подготовку экипажей. После обнаружения шведов русская эскадра прибавила парусов и изменила курс на запад, в сторону противника; авангард и арьергард поменялись местами, причем корабли М. П. Фондезина стали отставать, особенно корабль «Дерис» капитана Коковцева. [59]

До 15.00 шведы старались удалиться от русского флота, и только когда возможно стало определить соотношение сил, пошли на сближение строем фронта; в центре шел корабль генерал-адмирала, на правом фланге — вице-адмирала, на левом — контр-адмирала. Русская эскадра также шла в строю фронта. В 15.30 Грейг поднял сигнал атаковать неприятеля — каждому кораблю противолежащий. Это был пример той самой линейной тактики, которую в английском флоте признавали единственно возможной. Сам адмирал направлялся на корабль шведского генерал-адмирала. Он неоднократно поднимал сигналы своим капитанам прибавить парусов и сомкнуть линию. На правом фланге был Фондезин, которому Грейг дал сигнал «спуститься на неприятеля». Остальным кораблям он сигнализировал позднее; однако по ошибке первый корабль Козлянинова «Болеслав», последующий «Мечеслав» и последний в кордебаталии «Владислав» двинулись вместе с арьергардом и оказались вне линии, ближе к неприятелю, тогда как второй корабль авангарда «Иоанн Богослов» капитана Вальронта пошел по ветру, повернул оверштаг и оказался за линией.

В 16.00 находившийся под ветром шведский флот повернул и двигался навстречу русской эскадре; Грейг приказал идти на неприятеля, но корабли «Дерис», «Память Евстафия» и «Иоанн Богослов» при повороте отстали от боевой линии. Флагманский корабль Грейга «Ростислав» шел под всеми парусами впереди линии; он сигналами требовал от арьергарда вступить на свое место.

Когда в 17.00 русский авангард приблизился к шведскому на два кабельтова и неприятель открыл огонь, контр-адмирал Козлянинов начал пальбу, не дожидаясь сигнала адмирала. Скоро сражение вспыхнуло по всей линии. Так как кордебаталия и арьергард не подошли еще близко к неприятелю, адмирал продолжал спускаться с частью кораблей кордебаталии. Некоторые корабли отстали, а «Иоанн Богослов» оказался между линиями и пересек русский строй, направляясь к востоку.

Располагая тремя кораблями, флагман вступил в бой с авангардом шведов; четыре корабля кордебаталии после первых выстрелов также открыли огонь, причем «Ростислав» оказался на дистанции картечного выстрела от генерал-адмиральского корабля. К этому времени флоты были между островом Стеншхер и мелью Калбодегрунд, на полпути от Гогланда до Свеаборга.

Команды 7 кораблей, воодушевленные примером Грейга и Козлянинова, вели бой против 12 шведских и вскоре нанесли им значительные повреждения. «Ростислав» бился с генерал-адмиральским «Густавом III», следующий за ним «Изяслав» — с тринадцатым в линии [60] шведским кораблем и фрегатом. Грейг старался сокрушить противника, используя картечь. Против шведского арьергарда впереди сражались «Болеслав», «Мечеслав», «Владислав»; последний потерял большую часть рангоута и стал мишенью пяти концевых вражеских кораблей, тогда как шесть отставших русских кораблей издали стреляли по шведскому арьергарду. Оба флота, окутанные облаками дыма, медленно двигались на юго-запад.

К 18.30 на передовых шведских кораблях было заметно замешательство. «Густав III» на буксире увели за боевую линию, вышли из линии два передовых корабля и третий, между «Изяславом» и «Ростиславом»; прочие также спустились под ветер, смыкая линию; отступление противника вызвало восторженные крики и наступательный дух даже на отставших российских кораблях.

В ходе боя «Ростислав», воспользовавшись лучше сохранившимися парусами, обошел два своих корабля, стал пятым в линии и снова вступил в сражение, тогда как оказавшийся в конце линии «Владислав» слишком приблизился к неприятелю.

К 19.00 установилось самое тихое маловетрие. Авангард, имея по одному противнику на корабль, энергично атаковал, за ним следовала кордебаталия, и даже арьергард старался не отставать. Но ветер стихал. Около 21.00 шведский флот медленно стал поворачивать; русские также повернули и снова сблизились, причем оказались к врагу левым, неповрежденным бортом. «Ростислав» вступил в жестокий бой со шведским вице-адмиральским кораблем. В наступивший штиль дым окутал поле боя. На закате стрелять можно было только с близкой дистанции. Шведы, пользуясь темнотой, удалялись, уклоняясь от боя. В центре «Родислав» Д. Тревенена, «Святой Петр» Денисона и «Болеслав» Денисова продолжали бой; «Ростислав» картечью и ядрами заставил к 22.00 спустить флаг и сдаться вице-адмиральский корабль «Принц Густав», затем перенес огонь на другие корабли, а посланный с флагмана офицер овладел трофеем. В 22.00 Грейг сделал сигнал прекратить стрельбу из-за ночной тьмы, густого дыма и удаленности отступающего противника.

В 22.30 на «Ростислав» доставили пленного вице-адмирала графа Вахмейстера, представили его флаг и шпагу, которую Грейг, в уважение стойкого сопротивления противника, вернул графу. О себе Вахмейстер сообщил, что он генерал-адъютант короля и командовал авангардом флота и что стеньговый флаг не спустил, пока не пришли русские шлюпки, ибо тот был прибит к фор-брам-стеньге гвоздями. Трофейный флаг был отправлен в Санкт-Петербург и помещен в Петропавловский собор. [61]

Победу омрачила неприятная весть. В начале двадцать четвертого часа унтер-офицер на шлюпке с корабля «Владислав» доставил сообщение командира, что корабль серьезно пострадал и может подвергнуться нападению. Грейг решил двинуться на неприятеля, но в дыму и ночной тьме его сигнал не увидели. Адмирал послал шлюпки с приказом на соседние корабли. Однако их командиры сообщили о необходимости ремонта такелажа и рангоута, а легко пострадавший арьергард был далеко. Грейгу пришлось отказаться от попытки вернуть корабль, который уже был взят неприятелем. На следующий день командующий узнал, что командир «Владислава» обратился за помощью к командиру корабля «Дерис», но последний лишь послал шлюпку; она вывезла трех мичманов и трех гардемарин, которые сообщили, что флаг уже спущен.

На русских кораблях рангоут и гребные суда были избиты, команды устали, арьергард совсем отстал. В сражении с русской стороны было убито 580, ранено 720, на «Владиславе» взято 470 человек. Шведы указали свои потери в 150 убитых и 340 раненых. Но на одном корабле «Принц Густав» оказалось 150 человек убитыми и 539 пленными, что позволяет поставить под сомнение сведения шведской стороны.

В донесении от 14 июля Грейг уточнял:

«Рескрипт В. И. В. от 10 июля я получил. Неприятельский флот 7 числа состоял из 16 линейных кораблей, хотя я и доносил только о 15-ти, потому что многие корабли их были без ютов и один из них был принят мною за большой фрегат. Большие их фрегаты, числом 7, имели артиллерию одинаковую с нашими 60-пушечными кораблями и 12 ф. орудия, и помещены были в линию баталии, которая таким образом состояла из 23 судов, имела над нами немалое преимущество в числе и калибре орудий и в числе старослужащих матросов».

Адмирал отмечал в первую очередь храбрость командующего авангардом и командиров его кораблей:

«Из офицеров отличившихся — командовавшего авангардиею контрадмирала Козлянинова я, конечно, должен именовать перваго. Корабли же его дивизии: «Всеслав», «Вышеслав», «Болеслав» и «Мечеслав», все наступили на неприятеля и дрались со всякою храбростию и много терпели в сражении. Но из них два первые: «Всеслав» и «Вечеслав» под командою Макарова и Эльфинстона, несравненно более нежели два последние. В кордебаталии все капитаны оказали храбрость, но наносили больше вреда неприятелю «Мстислав», «Святой Петр», «Владислав», также и «Ростислав», в разсуждении его величины. Но надобно отдать справедливость и кораблям «Родиславу», «Святой Елене» и «Изяславу». Из ариергарии контр-адмирала Фондезина, он со своим кораблем [62] «Кир-Иоанн» пошел в атаку, но весьма слабо был подкреплен прочими и сражение производилось в дальнейшем разстоянии от неприятеля нежели следовало.

Прилагаю начертание движения разных кораблей нашего флота во время сражения, по которому может быть несколько понятнее мое описание оного, хотя весьма трудно подать ясную идею о морском сражении, где каждый корабль обоих флотов в безпристанном движении. Неприят. флот через час по начале сражения был в большем расстройстве сравнительно с нашим. Маловетрие и штиль, притом и густота дыма препятствовали приведению кораблей в какой-либо порядок. Но по отправленным в Кронштадт кораблям, как своим, так и неприятельскому, можно довольно ясно судить, какое было наше действие».

Всю ночь русские моряки ремонтировали повреждения рангоута и такелажа. Тем временем шведские корабли в темноте были уведены на буксире, а 7 июля легкий юго-восточный ветер позволил шведам уйти в Свеаборг.

Поражение флота у Гогланда разрушило планы шведского короля. Морем овладеть не удалось. Известие о результатах сражения вызвало выступление оппозиционно настроенных офицеров в Финляндии и снятие осады крепости Фридрихсгам. Вступление в войну Дании заставило Густава III обратить внимание на запад и вывести войска из пределов России.

За победу при Гогланде Грейг был награжден орденом Святого Андрея Первозванного. По рапорту его от 14 июля 18 июля 1788 года Адмиралтейств-коллегия направила ему похвальный лист. Сам адмирал считал, что не заслужил награды, и отказывался надеть орден Святого Андрея Первозванного до полной победы. Он корил себя за потерю «Владислава» и 15 июля потребовал разбора Адмиралтейств-коллегией дел капитанов кораблей, оказавшихся вне боя (Баранова, Вальронта и Коковцева). Все трое были осуждены военным судом. Однако флагман не считал виновным командующего арьергардом М. П. Фондезина и даже выдал ему в том аттестат.

У Свеаборга и Гангута

Эскадра Грейга после Гогландского сражения продолжала держаться в море. Корабли «Всеслав», «Мечеслав», «Болеслав», «Изяслав» и трофейный «Принц Густав» адмирал отправил в Кронштадт на ремонт. 11 июля он писал графу И. Г. Чернышеву: [63]

«По причине случившагося сегодня большаго от W ветра, я подошел с флотом к острову Сескар, где ожидать буду соединения со мною кораблей из Кронштадта и присылки всего того, что от меня требовано; и правду сказать, многие корабли по худости мачт, рей, стеньг и прочего не могут терпеть моря, но я всячески стараюсь исправиться здесь в море, не ходя в порт; я оставил два фрегата в Аспо и два катера в Фридрихсгаме, также послал один к Выборгу для проведывания о шведском вооружении и их движениях; я боюсь, чтоб они не высадили из Швибурга <Свеаборга. — Н. С.> десант в Ревель, и не покусились его атаковать, и для того я покорно прошу B. C. о скорейшем подкреплении меня из Кронштадта».

Императрица уже беспокоилась об усилении эскадры. 10 июля она дала указ Чернышеву:

«Подтверждаю вам вчерашнее мое повеление, чтоб корабли «Победослав» и «Пантелеймон» не теряя ни минуты к адмиралу Грейгу посланы были, а за тем также ни мало не отлагая и другие два «Святослав» и «Константин» в самой скорости как возможно отправилися. Починка поврежденных в сражении кораблей долженствует также производима быть с поспешностию, дабы адмирал Грейг нашелся в превосходстве сил перед неприятелем и мог вновь пуститься искать его».

14 июля Императрица предписала Чернышеву доставить Грейгу затребованные им замки к пушкам. Вице-президент коллегии оказался в затруднении, ибо адмирал забрал все наличные замки на эскадру, и он запрашивал, не остался ли экземпляр замка у Пущина в Кронштадте. Очевидно, Грейг пришел к выводу, что замки удобны в бою и необходимо поставить их на корабли, ранее ими не оснащенные (эскадра Фондезина).

Тем временем адмирал рассылал крейсеры, наблюдавшие за противником. 13 июля он писал Чернышеву о событиях вокруг Фридрихсгама. 14 июля Грейг сообщал о том, что дожидается лишь «Святослава» и «Константина», чтобы идти к Свеаборгу, и предупреждал:

«Считаю долгом сообщить B. C., что шведы получают самые точные сведения о том, что у нас происходит. Граф Вахтмейстер исчислил мне решительно все, что делалось в Кронштадте перед отправлением нашего флота, он знал и число рекрутов, поступивших на корабли, и имена всех капитанов и многие другие вещи, даже знал о том, что у меня был небольшой припадок подагры при самом моем отправлении».

18 июля Грейг всеподданнейше рапортовал от Сескара:

«Два корабля, остававшиеся при мне после сражения, благодаря поспешности присылки всего нужного от графа Чернышева, почти исправлены; «Победоносец» и «Пантелеймон» прибыли и каждоминутно [64] ожидаю «Константина» и «Святослава». Как только они прибудут, иду искать неприятельскаго флота, покуда впечатление последнего сражения не прошло ни у нас ни у неприятеля.

Не посвященный в тайны дипломатических сношений, не могу понять, каким образом король шведский решился начать войну, которой последствия скорее всего могут быть ему гибельны.

Я опасаюсь только, чтобы, завязавши наше внимание со стороны Финляндии, он не решился сделать внезапную высадку в Ревеле, чтобы оружие свое перенести в Ливонию. Тогда он должен будет отважиться на второе морское сражение, без котораго нельзя ему надеяться на продолжительную безопасность его сухопутных войск. Я нетерпеливо ожидаю возможности идти к Ревелю и следить за его движениями. Команды наши горят желанием сразиться с ним снова. Надеюсь что наши капитаны будут искать случая отличиться. В эту минуту все они собрались ко мне на корабль, и я только что сказал им коротенькую речь, отдавши им последние мои приказания перед вступлением нашим под паруса».

Грейг во всеподданнейшем донесении 23 июля сообщал, что 18 июля, как только прибыли «Константин» и «Святослав», не дожидаясь, пока они станут на якоря, он приказал флоту сниматься и направился к западу. Непогода и пасмурность задержали эскадру. 20 июля удалось дойти лишь до острова Нерва. Так как некоторые суда разлучились с эскадрой, адмирал решил вернуться к Сескару и обнаружил «Константин», севший на мель у юго-западной оконечности острова, и катер «Летучий», лишившийся мачт. Катер он отправил в Кронштадт, а гребные суда с кораблей эскадры направил для спасения «Константина». 22 июля корабль был снят с мели без особых повреждений. Адмирал выражал свое нетерпение:

«Погода ныне несколько делается похожей на осеннюю, и крепкой вестовой ветер по сю пору продолжается, а если корабль «Константин» будет готов до перемены ветра, то оный с нами пойдет; в случае же благополучного нам ветра, я не намерен его ожидать, ибо получил известие от разных мимо идущих купеческих судов, что шведский флот крейсерует между Ревеля и Свеаборга в 22 или 23-х военных судах».

Тем временем шведский флот уже рисковал выходить из базы. 26 июля русская эскадра подошла к Свеаборгу и обнаружила на якоре вне рейда четыре шведских корабля, которые поторопились сняться с якоря; один из них в спешке так ударился о камень, что мачта переломилась и упала за борт. Подошедший корабль Козлянинова заставил его несколькими выстрелами сдаться. Трофей оказался новым 66-пушечным кораблем «Густав Адольф» (в нижнем деке 36-фунтовые, [65] в верхнем — 24-фунтовые пушки); именно его командир капитан 1-го ранга Аф Христиернин завладел «Владиславом» в Гогландском сражении. Так как корабль было невозможно спасти, Грейг приказал его уничтожить, сняв экипаж, который насчитывал 530 человек с несколькими офицерами и 27 июля был эвакуирован, после чего «Густав Адольф» подожгли.

В тот же день Грейг направил письмо герцогу Зюдерманландскому по поводу употребления шведами зажигательных снарядов-брандскугелей, что считали неприемлемым между флотами христианских держав:

«Полковник Христиернин (пленный) говорил мне, что Ваше Имп. Высоч. писали мне об употреблении кораблями нашими «каркасов» на последнем сражении.

Я думаю, напротив, что таковыя распоряжения последовали со стороны Вашего Корол. Выс. потому, что верхний парус бизань-мачты на моем корабле зажжен был горючими веществами; другой каркас, снятый с корабля контр-адмирала Фондезина, отправлен для показания В. К. В., и Фондезин сознает, что по погашении этого каркаса приказал он несколько каркасов бросить на флот В. К. В., всего числом 15.

Ваше Королевское Высочество ведаете, что флот наш был вооружен против турок, что и может оправдать запас сделанный такого жестокого оружия, которого не думали употреблять против какой-либо благоустроенной нации. Того же нельзя сказать про запасы, сделанные вашими кораблями.

Во всяком случае, благоволите меня обнадежить, что впредь не будет употреблено такого истребительнаго оружия шведским флотом, и даю мое честное слово, что оно не будет употреблено и подначальным мне русским флотом».

30 июля Грейг собрал основные силы флота у Наргена, тогда как отряженные им восемь кораблей и четыре фрегата крейсировали у Свеаборга под командованием Козлянинова; несмотря на явное превосходство, шведы не выходили. 1 августа флот Грейга снялся и 3 августа соединился с эскадрой Козлянинова севернее Наргена. Возможно, и Козлянинов служил родом приманки. 5 августа флот вернулся в Ревель; на посту оставались патрульные фрегаты. Герцог Зюдерманландский, не рискуя выводить флот, решил воспользоваться первой возможностью для разведки. 1 августа Грейг всеподданнейше писал:

«Герцог Зюдерманландский прислал ко мне судно под белым флагом с одним унтер-офицером, на котором было 7 человек российских крестьян и несколько женщин для обмена нескольких шведских крестьян, коим я дал свободу в Свеаборге; офицерам приехавшаго сюда судна поручено было от герцога вручить мне для стола разных прохладительных [66] яств, в коих я в продолжении моего близь Свеаборга мог иметь нужду. Я приказал им принести Е. В. мою благодарность и донести ему, что, находясь столь близко от ревельского порта, не имею я нужды пользоваться его учтивостями. Они разсказывали, что флот их на будущую неделю готов будет к выходу, что их войска удалились от Фридрихсгама и что их корабли будут укомплектованы сухопутными войсками; я им ответствовал, что мне весьма будет приятно иметь дело с храбрыми людьми, что я не упущу дать им случай отличиться в войне.

Я получил много писем из Англии, в коих мне предлагают вооружить на собственном иждивении корсеров противу шведов; нужно их только вооружить в Остендском порте и снабдить патентами, тогда шведская коммерция неминуемо разрушится. Они имеют множество купеческих кораблей в Средиземном море, и я не сомневаюсь, чтобы наши арматоры, сведав об объявлении войны, оными не воспользовались. Мне кажется нужкным иметь несколько военных кораблей и фрегатов в Копенгагене или Христианзанде в зимнее время, дабы овладеть их кораблями из Восточной Индии приходящими.

Я купил для всего флота разных прохладительных яств, а теперь хочу сняться с якоря, дабы присоединиться к эскадре Козляинова, который уже вблизи на парусах; время весьма хорошее, и я хочу флот заставить делать морския эволюции».

Из этого рапорта видно, что Грейг не только докладывал, что он сделал, но и вносил свои предложения, высказывал идеи, в частности о крейсерстве на путях шведских коммерческих судов. Со временем его мысли были осуществлены.

Не оставляли Грейга и мысли об экспедиции на Средиземное море. Вскоре после прихода в Ревель адмирал писал Безбородко (очевидно, чтобы оценить общеполитическую обстановку):

«Я еще не знаю желаний Ея Имп. В-ва относительно нашей экспедиции в Архипелаг; должна ли она еще состояться после того как время для благоприятных действий прошло в Балтийском море; или найдут неосторожным отправить такую большую часть морских сил империи в отдаленные моря, пока шведский флот несколько не уменьшится. Двенадцать линейных кораблей, в том числе три стопушечных, находящиеся уже в Копенгагене, пять кораблей, идущих из Архангельска, и еще четырех, обшитых медью, из тех, которые я имею здесь, будет достаточно для Архипелага. И ранее будущей весны можно иметь флот в Кронштадте, состоящий из четырех стопушечных кораблей (один я строю теперь и три готовы к спуску в море) и 12-ти или 14-ти других судов 74-х и 66-пушечных, которых будет достаточно, чтобы держать в страхе шведский флот. В случае экспедиции в Архипелаг будет отмена, необходимо позаботиться [67] о транспортных судах до конца осени; они должны быть препровождены сюда до начала зимы и не обременять нас более того срока, какой мы обязаны их держать, согласно контракту, т. е. верных шести месяцев. Мы можем, между прочим, употребить их в дело, пока они находятся на нашем жалованье. Восемь или десять из них могли бы отправиться в Копенгаген, чтобы перевезти провиант, сложенный там для Архипелагской экспедиции, ежели последняя не состоится. Самые большия суда можно употребить с громадною пользою против шведов на это время навигации, сажая на них солдат с плоскодонными лодками для производства десантов на финляндских берегах, в тылу шведской армии, для захвата складов и провиантских обозов. Я упоминаю об этом, как о своих идеях, направленных на приобретение выгоды для нас против новаго неприятеля, которого надо стараться извести по возможности до конца навигации. Если Господь будет покровительствовать флоту Ея И. в-ва, вверенному моей команде, и нам удастся уничтожить немного их силы на море, тогда их предприятия на суше не будут важны».

Адмирал пытался разбудить активность вице-адмирала В. П. Фондезина, которому следовало послужить примером для датчан. Ободряя Фондезина, Грейг писал:

«Шведский флот так разбит и поврежден в сражении, что хотя они во время дня и ночи работают, однако некоторые их корабли еще не в состоянии выйти из порта, в том числе и корабль «Густав III», на коем сам шведский принц находился».

Очевидно, вид готовых к бою русских кораблей и твердое намерение Грейга сразиться с неприятелем не прибавили шведам энтузиазма. Кроме того, часть команд была ненадежна. Чернышев 28 июля писал, что 2 финских полка разошлись, 200 офицеров потребовали отставки, а масса вербованных солдат на кораблях может взбунтоваться, ибо нанимались для службы на суше, а на флот их заманили обманом.

В течение августа шведский флот, завершавший ремонт, возобновил активность. Однако, не решаясь вступить в сражение с флотом русским, шведы постарались использовать гребные суда, чтобы шхерными фарватерами организовать снабжение войск в Финляндии и вывозить часть сил на запад, где появилась угроза территории самой Швеции со стороны Дании.

Нелегким плавание оказалось и для русского флота. На кораблях оказалось много непривычных к морской службе рекрутов, и постоянно нарастало число больных. Чтобы высадить на берег две тысячи заболевших, Грейг зашел 5 августа в Ревель.

В столице еще беспокоились о ее безопасности. 25 июля Чернышев докладывал Императрице о подготовке к обороне Котлина. Для защиты [68] подступов к столице была создана эскадра вице-адмирала А. И. Круза, которому 26 июля была выдана секретная инструкция. Катастрофически не хватало легких судов, способных действовать на мелководье, и за ними обращались, как известно, даже в действующую эскадру. Однако в августе угрозу Кронштадту не видели. Теперь уже Чернышев писал 9 августа, чтобы Круз для организации блокады Свеаборга (со стороны шхер) выслал Грейгу фрегат «Святой Марк», «Проворный» и катер «Волхов».

10 августа Грейг вновь вышел с эскадрой. Зная от дозорных кораблей, что флот в Свеаборге стоит на месте, он направился к Гангуту и наблюдал шведскую гребную флотилию, идущую шхерами из Свеаборга на запад. Единственный крейсировавший здесь корабль был фрегат «Слава», второй фрегат — «Возмислав» — погиб на камнях. 13 августа адмирал оставил на посту у мыса корабль «Родислав» капитана 2-го ранга Д. Тревенена, фрегаты «Премислав» и «Святой Марк». Тревенену предстояло с кораблем и тремя фрегатами преградить путь шведам в шхерах. 15 августа Грейг послал к Гангуту еще и корабль «Память Евстафия». Затем он продолжил крейсерство и вернулся в Ревель 19 августа. Во всеподданнейшем донесении от 19 августа флагман сообщал, что шведская гребная флотилия усиленно передвигается, скорее всего вывозя шведские войска из Финляндии. Он писал:

«Не знаю, хорошо ли я сделал, занявши пост при Гангуте двумя кораблями и тремя фрегатами, которых, кажется, для этого будет достаточно. Не знаю точно, хорошо ли сделал я, преградивши путь бегущему неприятелю, который останется таким образом на руках наших в Финляндии, где в шхерах трудно будет сразиться с ним. Но мы можем выпустить всегда, когда нам занадобиться».

Считая, что шведский флот вряд ли вступит в бой, а скорее попытается прорваться в Карлскрону осенью, Грейг предложил план захвата Свеаборга десантом с моря. Замысел состоял в том, что после ухода королевских войск из Финляндии следовало посадить шесть — восемь тысяч регулярного войска на транспорты, уже подготовленные в Кронштадте (для Средиземноморской экспедиции), и высадить при поддержке флота десант с артиллерией на остров Бокгольм, который командовал другими островами при Свеаборге, но не был даже укреплен. Используя артиллерию кораблей и батареи, которые следовало установить на острове, можно было при небольших потерях истребить шведский флот. Грейг утверждал:

«Предприятие, сознаюсь, очень смело, потому что в момент высадки наших войск, с распространением тревоги, на нас будут обращены все орудия с фортов и кораблей, но если мы продержимся одну только [69] ночь, то покончим и с флотом и с портом. Нет надобности говорить В. И. В., что дело требует соблюдения великой тайны и возможнаго удостоверения их, что экспедиция направляется на Стокгольм, Карлскрону или Готенбург. Если ж В. И. В. найдете, что войска не могут так скоро быть посажены на суда, чтоб не застала их глубокая осень, то можно будет обдумать подобную экспедицию в течение зимы на санях».

По иронии судьбы, в тот же день Екатерина II подписала Высочайший указ Грейгу, в котором предложила разорить или заблокировать затопленными судами Свеаборг. В ответ на донесение Грейга от 19 августа Императрица 23 августа одобрила его план, но сообщала, что не может выделить часть войск, необходимых для поддержки революции в Финляндии. Она считала, что уничтожение шведского флота не позволит его восстановить и за сто лет, и писала:

«Если вам удастся захватить короля, то все будет окончено, а если вы его не захватите, то скоро не останется у нас других врагов кроме него одного».

Захватить короля не удалось: он вернулся в Стокгольм. Однако ни доставить в Швецию верные Густаву III полки, ни обеспечить всем необходимым остающиеся в Финляндии войска и флот скрытно было невозможно.

Корабельный отряд расположился у Гангута таким образом, чтобы исключить прорыв шведов так, как русские галеры прорывались при Петре I. Суда были расположены у мыса в шахматном порядке, от последнего фрегата к берегу проложили бон, ночью между судами ходили вооруженные шлюпки, а в море служили крейсеры. Высадившиеся моряки установили батарею.

Шведы во второй половине августа постарались сами расчистить путь в шхерах. Подполковник Стедингк с гребными судами и десантным отрядом пытался овладеть русской позицией при Гангуте, но безуспешно, ибо вновь вмешался русский флот.

22 августа Грейг, узнав о выходе шведских кораблей, приказал рубить якорные канаты и спешно направился к Свеаборгу. Оказалось, что вышли два корабля и два фрегата, которые шхерами направлялись к западу. Флагман предположил, что они были предназначены для атаки Гангутского поста, и усилил Тревенена кораблем «Святой Пантелеймон» и фрегатом «Надежда благополучия», после чего возвратился к Ревелю. В донесении от 25 августа он писал:

«...статься может, что неприятельский весь флот принужден будет выйти из Свеаборга и отважиться на морское сражение единственно для овладения сим постом, который пресекает всю коммуникацию мелких судов между Финляндии и Стокгольма». [70]

25 августа крейсеры захватили датское судно с провизией для эскадры Врангеля в Свеаборге. Грейг во всеподданнейшем донесении 26 августа высказал мысль о трудности положения шведских армии и флота в Финляндии, тогда как русский флот снабжался за счет трофеев, отпуская нейтральные суда.

Высочайший указ Грейгу от 29 августа предписывал сохранять пост Тревенена и продолжать блокаду Свеаборга, чтобы не дать шведскому флоту ускользнуть. И адмирал делал все от него возможное. Уже 30 августа он вновь по сигналу фрегатов от Свеаборга вышел в море и наблюдал, как четыре шведских корабля из Свеаборга пытались идти к западу, но после появления русских ретировались. 1 сентября эскадра вернулась к Ревелю.

К этому времени шведские два корабля и фрегат, вышедшие ранее, продолжали стоять в шхерах у Поркалаута{6}. Шведам пришлось, удерживая отряд при Тверминне и выставив фрегаты у Юссари, Барезунда и Поркалаута, обеспечить хотя бы частичную перевозку шхерами, транспортируя грузы мимо Гангута по суше.

2 сентября, когда поступило известие дозорного фрегата о выходе шведских кораблей из Свеаборга, Грейг послал шесть кораблей Т. Г. Козлянинова; 4 сентября выступил весь флот и 6 сентября соединился с Козляниновым. Последний сообщил, что вышли 4 корабля, в том числе адмиральский, и фрегат с целью соединиться с 2 кораблями и фрегатом, стоявшими в Поркалауте; попытка перехватить их оказалась безуспешна. При ближайшем рассмотрении оказалось, что шведы вывели 4 фрегата, а 13 линейных кораблей остались в Свеаборге — они не могли идти шхерами.

Прибывший с подкреплениями к Тверминне полковник Анкерсверд 6 сентября атаковал фрегат и шебеку (скорее всего, фрегат «Святой Марк»), стоявшие у Гангутского маяка. После перестрелки суда отошли к своему кораблю. Этим ограничились боевые действия в шхерах. Поздней осенью шведская гребная эскадра ушла на зимовку в Стокгольм, финская — в Свеаборг. Шведский корабельный флот стоял в Свеаборге, пока обстоятельства не позволили ему прорвать блокаду.

Итак, шведский корабельный флот и часть армейского были блокированы в Свеаборге флотом русским. Однако главнокомандующий В. П. Мусин-Пушкин не соглашался с предложением очистить от неприятеля всю Финляндию, пока шведы заняты войной против Дании и внутренними неурядицами. Флот не мог один, без поддержки армии, успешно завершить войну. Грейг просил у Императрицы те [71] шесть тысяч войск, которые предназначались для Архипелагской экспедиции, но Военный Совет посчитал невозможным ослабить армию в Финляндии, численность которой возросла до 23 тысяч человек, даже при условии, что король стремился как можно быстрее вернуть свои лучшие войска в метрополию.

4 сентября Грейг в письме вице-адмиралу Фондезину писал о необходимости тесно блокировать русско-датскими силами Карлскрону и не допускать в нее суда. На случай, если бы шведский флот все же вышел бы из Свеаборга, адмирал успокаивал Фондезина тем, что сразу же направится за ним и не оставит копенгагенскую эскадру в одиночестве. Он рекомендовал посылать крейсеры к Данцигу и портам Померании, где было немало шведских судов, и поймать три шведских фрегата, для чего определить корабль, два фрегата и катер Кроуна, усилив этот отряд, возможно, датскими судами.

5 сентября в письме А. А. Безбородко Грейг развивал идею зимнего нападения на Карлскрону и Свеаборг и брался сам овладеть им. Он сообщал, что прибывший датский офицер усиленно интересовался состоянием шведского флота. Адмирал предоставил ему возможность посмотреть неприятельские корабли, блокированные на рейде Свеаборга.

Когда в 1788 году встал вопрос о высадке десантов с кораблей и транспортных судов, Грейг, как командующий эскадрой, произвел расчеты и пришел к выводу, что на небольшой переход флот может поднять значительные силы. Он полагал, что для короткого плавания можно посадить по одному человеку на тонну водоизмещения корабля, с запасом провизии и воды на два — два с половиной месяца.

За сентябрь эскадра не раз выходила в море по тревожным сообщениям дозорных фрегатов. 8 сентября моряки удостоверились, что у Поркалаута стоят четыре фрегата, а корабли остаются в Свеаборге. 9 сентября фрегат «Слава» доставил донесение Тревенена; тот писал, что шведы намеревались везти войска в Стокгольм на малых судах, а он не мог воспрепятствовать, ибо шхерных судов не имел. Вскоре стало ясно, что это были шведские войска, оставившие Гегфорс, последний пункт территории России, который они занимали до середины сентября; об этом 19 сентября Чернышев сообщал Грейгу.

Постоянные крейсерства не мешали адмиралу думать о продолжении активных действий. 21 сентября он писал во всеподданнейшем донесении:

«Главная причина, почему желаю я, чтобы война со Швецией была ведена энергическим образом, состоит в том, что лето здесь коротко, а я опасаюсь, чтобы другия державы не вмешались в дела наши до того [72] времени, когда В. В. получите от шведского короля удовлетворение равное нанесенному Вам оскорблению.

Флот В. И. В.{7} не оставался, конечно, в бездействии со времени последнего сражения, но мне прискорбно думать, что последствия этого сражения не соответствовали вовсе моим ожиданиям. Болезненное состояние наших команд, недостаток сухопутных войск и гребнаго флота, недостаток лоцманов для узнания путей в этом лабиринте каменьев — вот что помешало совершить начатое нами дело. Теперь слава Богу болезни уменьшаются, команды веселее и привычнее к морю. Я буду очень счастлив, если успею блокировать шведский флот в Свеаборге до самой зимы и не выпущу из залива Финского ни одного корабля его, — по крайней мере под национальным флагом. Морской пост при Поркалауте сделался для нас почти на столько же необходим, как и при Гангуте. Если мы успеем занять этот пост, их флотилия будет заперта окончательно. Атаковать было бы опасно, потому что нам совершенно неизвестна эта местность. Я сделал, однако же, все распоряжения, чтобы окружить его со всех сторон и захватить со всеми возможными предосторожностями... и ожидаю только благоприятнаго ветра, чтобы сделать испытание».

К этому времени большая часть шведского гребного флота и пять фрегатов стояли у Тверминне, готовясь напасть на Гангутский пост или обойти его в штиль на веслах.

Итак, чтобы еще более стеснить движение неприятельских шхерных судов и обезопасить пост у Гангута, Грейг решил выбить шведов из поста у Поркалаута. Адмирал подготовил инструкцию, чтобы безопасно двигаться в незнакомых шхерах. Моряк писал:

«Для атаки шведских кораблей или фрегатов при Поркалауте, с W стороны, определяется вперед фрегат «Подражислав», за ним корабль «Дерис» и потом корабль «Победоносец». С О стороны: фрегат «Слава», за ним корабль «Виктор», а за ним «Святослав». Перед фрегатами должно послать три коттера рядом, в разстоянии один от другаго в 1 кабельтов, и на каждом коттере иметь по три широких флюгера на шестах, то есть: белый, синий и красный, и если они найдут подводную мель, или камень, то, немедленно остановясь, должны поднять шест с красным флюгером и стрелять из ружей, а потом пробовать направо и налево, пока дойдут все три коттера до глубокой воды, и тогда поднять шест с белым флюгером, если фрегату идти в правую сторону, а с синим флюгером — если в левую. На каждом коттере иметь по 4 малой руки бочки закупоренные, которые оставлять на балластинах там, где окажутся мели. Фрегату идти за средним коттером [73] в разстоянии 1 1/2 или 2 кабельтовой, и как только увидит сигнал об опасности — красный флюгер, поворачивать или уменьшать ход, покуда не увидит следующий сигнал о направлении, которое ему принять следует. Корабли следуют в кильватере фрегату, который если станет на мель, то поднимает на корме английский флаг и палит из пушки. Причем корабли становятся на якорь и подают ему помощь. Таким образом приближаться к неприятелю на возможно ближайшее разстояние для вступления в бой. Если неприятель побежит, то следовать ему прямо в кильватер. Между тем бомбандирским кораблям быть готовым к действию, куда способнее будет, и для того ожидать повеления от адмирала. При бросании же якоря для боя должно иметь при оном готовый шпринг с обеих сторон, прикрепленным к якорному рыму».

Грейг не успел осуществить этот план, как и замысел овладеть Свеаборгом. Он опасно заболел и к началу октября лишился возможности управлять событиями. Принявший командование Т. Г. Козлянинов доносил 9 сентября, что будет выполнять все намеченное адмиралом, но поиск на Поркалаут посчитал невозможным за поздним временем и непрестанными бурями.

Шведы еще раз попробовали 3 октября, в безветрие, провести суда шхерами с запада мимо Гангута. Для обеспечения продвижения из Тверминне вышли восемь галер и канонерских лодок. Однако, когда гребной фрегат «Святой Марк» направился к транспортам, а другой снимался с якоря, шведские суда укрылись за камни. 5 октября шведы атаковали «Святой Марк» и завязали бой, под прикрытием которого хотели провести транспорты. Но шведскому отряду пришлось отступить, а вооруженные баркасы, обойдя неприятельские транспорты, заставили их бежать к берегу и четырнадцать из них уничтожили, сняв часть груза (провизия и рогатый скот).

Тем временем в столице решили, что пора отправлять суда на зимовку. 11 октября был послан соответствующий указ Грейгу, исполнять который было предписано Козлянинову. По иронии судьбы, этот последний указ не только завершал службу адмирала, но и разрушал тот план военных действий, который он проводил в жизнь. Козлянинов 10 октября, получив указ о вводе кораблей в гавани, сообщил, что вызывает Тревенена с поста, а сам будет крейсировать перед Ревелем. К Фондезину в Копенгаген он отправил судно с предупреждением, что балтийские суда идут в гавань. Этого вполне хватило вице-адмиралу, чтобы поторопиться увести суда на зимовку.

Болезнь Грейга огорчила Екатерину II. 4 октября она направила к адмиралу своего лейб-медика Дж. Рожерсона и предписала ввести в [74] Ревельский порт «для лучшего спокойствия больнаго» флагманский корабль. 5 октября Чернышев всеподданнейше доносил, что обер-экипажмейстер Балле в Ревеле посетил Грейга на корабле, прибыл с ним на рейд и сообщает, что адмирал «очень болен, бредит и людей не узнает, горячкой с желчью».

Лечение личного врача Императрицы Дж. Рожерсона не помогало. 15 октября Козлянинов писал графу Безбородко:

«Об адмирале Грейге я ничего не могу донести B. C. за отделением моим от порта, кроме того что в ночи на 14 число имел честь видеть его в постели; но столь он слаб, что едва может с великим усиливанием произнесть одно слово. Рожерсон при нем безотлучно и попечительностью своею подает нам надежду не отчаиваться в его выздоровлении».

Однако надежды не оправдались. Грейг скончался от желчной горячки, и контр-адмирал писал 16 октября Безбородко:

«С. К. Грейг умер в ревельском порте на корабле «Ростислав» 15 октября пополудни в 9 часу. Всепокорнейше прошу B. C. снабдить меня повелением, куда препроводить тело покойнаго».

Еще не зная о смерти адмирала, 15 октября Чернышев писал главному командиру Ревельского порта генерал-майору Воронову о повелении Императрицы подготовить достойные похороны. Узнав о смерти флотоводца, Императрица сказала: «Великая потеря — государственная потеря». Она повелела похоронить Грейга с пышностью, выделила восемь с половиной тысяч рублей из кабинета. Специально приехал, чтобы отдать последние почести покойному, адмирал В. Я. Чичагов. Он рассказал о ритуале сыну — П. В. Чичагову, ставшему впоследствии министром морских сил России, который сохранил описание для потомков.

Пока продолжалась подготовка похорон, тело адмирала оставалось на борту корабля. 25 октября его доставили в оборудованный зал казенного здания, где уже ждала семья. Похороны проходили 31 октября. Гроб расположили для прощания в зале, обитом черным сукном, на катафалке под балдахином. В ногах стояла серебряная чаша, покрытая черной тканью, обвитая венком и с надписью «родился 30-го ноября 1735 году, преставился 15-го октября 1788 года». В головах стоял герб. Адмирал был одет в парадный мундир с венком на голове. Черный гроб украшал золотой галун, а на крышке были прибиты шпага, шарф и шляпа. По сторонам балдахина стояли табуреты с белыми атласными подушками, на которых лежали адмиральская булава и пять орденов. На ордене Святого Георгия остался след от пули, попавшей в него в одном из боев на Средиземном море. В зале и на улице попарно стояли офицеры и часовые. На погребение собрались важные особы. Барон фон дер Пален сказал [75] речь о добродетелях и заслугах покойного. Затем шествие направилось к церкви при ежеминутной пальбе с кораблей и крепости. По обеим сторонам дороги стояли войска гарнизона. В начале шествия двигались члены местного рыцарского братства со штандартами и музыкой под предводительством магистра Иллиха. За ними шла рота со знаменами лейб-гренадерского полка, городская школа с учителями, православное и лютеранское духовенство. Далее следовал церемониймейстер генерал-майор Леман с двумя маршалами; 18 офицеров несли попарно подушки с регалиями, 3 морских офицера — флаги. За флагами несли серебряную чашу. Далее следовала колесница. Шестерку лошадей вели бомбардиры, а по бокам катафалка шли 12 морских офицеров и лакей адмирала в черном. За колесницей шествовали губернатор генерал-майор Врангель, адмирал Чичагов, генералитет, городские власти, дворянство и мещанство. Замыкали шествие два маршала с жезлами и рота гарнизона. После проповеди обер-пастора Люкера адмирала Грейга погребли под колокольный звон и пальбу. Для участвовавших в печальной церемонии памятью стали золотые кольца с именем покойного и годом смерти.

Грейга похоронили в Вышгородской лютеранской, самой древней церкви Ревеля. По приказу Екатерины II скульптор И. П. Мартос изготовил мраморное надгробие с надписью на латинском языке:

«Самуилу Грейгу, шотландцу, главнокомандующему Русского флота, родился 1735, умер 1788. Его славят немолчной песнью Архипелаг, Балтийское море и берега, охраняемые от вражеского огня. Его славят его доблести и непреходящая скорбь великодушной Екатерины II».

* * *

Контр-адмирал Козлянинов, сменивший Грейга, старался насколько возможно продлить установленное крейсерство, чтобы не выпустить шведов. 17 октября он рапортовал, что отправил три корабля на подкрепление Фондезину, с остальными готовится ко входу в гавань и ожидает фрегат, остававшийся в крейсерстве у Свеаборга. Тем временем Джемс Тревенен 14 октября оставил пост и 16 октября прибыл в Ревель. Указом от 22 октября за оборону Гангута он был произведен в капитаны 1-го ранга. На следующий день Козлянинов приступил к вводу эскадры в гавань, не разоружая корабли, а фрегаты оставил крейсировать в море. 27 октября десять кораблей были в гавани, а четыре фрегата вице-адмирал по два высылал в крейсерство. Узнав, что все шведские корабли вооружены и с эскадрой находится сам герцог Зюдерманландский, Козлянинов вывел на рейд два корабля для защиты гавани. [76]

Но шведы не думали о нападении. Они ждали только ухода русского флота, чтобы бежать в Карлскрону. 8 ноября Козлянинов всеподданнейше доносил, что шведский флот еще в Свеаборге, а уже 9 ноября тот вышел из базы. Убедившись в том, что шведы прошли мимо Ревеля, Козлянинов разоружил на зиму эскадру. Он направил послание Фондезину, чтобы вице-адмирал перехватил шведов по пути к Карлскроне. Однако Фондезин не оправдал возложенных на него надежд. Он ушел на зимовку еще раньше Козлянинова, хотя море, в котором ему предстояло крейсировать, замерзало позднее. Планы Грейга так и не выполнили. Война продолжалась еще два года.

После смерти адмирала Сарра Грейг, оставшись с пятью детьми, посвятила свою жизнь их воспитанию; умерла она 13 августа 1793 года и похоронена на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге.

Императрица взяла под покровительство семью Грейга. Узнав о смерти моряка, 18 октября она предписала вице-адмиралу Пущину посетить вдову и заверить, что никогда не забудет услуг покойного адмирала. 4 декабря сын адмирала А. С. Грейг был произведен в капитан-лейтенанты, а младшие сыновья, Карл и Самуил, пожалованы в мичманы. Все сыновья флотоводца по указу Императрицы были зачислены во флот и плавали волонтерами на английских кораблях по десять — двенадцать лет, а старший стал адмиралом Российского флота.

8 сентября 1790 года Императрица повелела «...в память трудов и службы покойного адмирала Грейга в двух войнах выбить медаль...», и коллегия постановила сделать выписку о службе флотоводца и передать в Монетный департамент, чтобы там смогли подготовить соответствующий рисунок медали. В том же году была выбита большая бронзовая памятная медаль; на лицевой ее стороне находился портрет адмирала, на обратной — отмечены все его заслуги. Медаль изготовил мастер К. Леберехт, ее подготавливали для массового выпуска.

* * *

По мнению современников, С. К. Грейг был человеком спокойным, уравновешенным, энергичным и смелым, но без бравады, честным, верным долгу и присяге. Английский биограф адмирала Гросс писал: «Грейг утверждал себя не только как храбрый и способный человек, но и как верный и умеющий молчать». Это подтверждает тот факт, что моряку поручали ответственные дела, требовавшие не только способностей и храбрости, но и умения держать язык за зубами.

Морской историк Ф. Ф. Веселаго, говоря о русских моряках екатерининского времени, полагал: [77]

«По важности и разнообразию своих заслуг первое между ними занимает... Самуил Карлович Грейг, имевший как отличный специалист и высокообразованный энергичный деятель первенствующее значение в нашем флоте и пользовавшийся вполне заслуженным доверием у всех. Ему, кроме славных побед над турками и шведами, русский флот обязан введением полезнейших усовершенствований в морском и боевом вооружении и управлении судов, в улучшении портовой и адмиралтейской деятельности и образовании многих превосходных офицеров. По отзыву его подчиненных офицеров и нижних чинов, это был более отец, нежели начальник».

Английский морской офицер на русской службе упоминавшийся Д. Тревенен дал следующее описание Грейга:

«Его фигура была несколько крупной и чрезмерно неуклюжей. Ноги были очень длинными, грудь и живот слегка впалыми, плечи покатыми, а голова наклонена вперед. В его зимней одежде в Кронштадте никто не мог выглядеть более похожим на старую шотландскую женщину, хорошо укутавшуюся в холодную погоду. Его одежда, когда он был не в форме, была простой. Он отличался почти показной любовью к простоте, хотя я полагаю... в этом не было ни малейшего притворства. Черты его лица были крупные и заметные, но что касается характера, то в нем не было ничего броского, но много серьезности, мысли и глубины. Когда он не говорил, то выглядел унылым, почти скучным, подчеркнуто замкнутым, но выражение его очень оживлялось в беседе.

Он был вообще очень молчаливым, но иногда в частных компаниях он умел стать интересным, рассказывая с большим добродушием и притягательностью кое-что из неисчерпаемого запаса знаний и новостей, которые он приобрел постоянными занятиями в более поздние годы его жизни, потому что в более ранние периоды его образование было в запущенном состоянии.

Его замечания всегда были благоразумными, так как он был способен замечать и рассуждать так же хорошо, как исполнять идеи, поданные другими. Учитывая все это, он был, конечно, медлительным и «тяжеловесным» от природы... Тем не менее в активных делах флота он отбрасывал это свойство его характера и был деятельным, энергичным и решительным».

Морской офицер В. Войт вспоминал:

«Команды не питали к нему особой любви, так как он, плохо зная русский язык, не имел возможности затрагивать жизненные стороны той среды, с которой он не был знаком, хотя и уважал прирожденные русскому человеку удаль и сметливость. Но этого важного по осанке, высокого, седого старика со светлым взором и приветливою улыбкою, [78] в свою очередь, все уважали; знали, что он сжег турецкий флот в Чесменской бухте; знали, что его советы слушал граф Орлов, видели, с кою заботливостью он неутомимо обучал команды действовать орудиями и, словно на исповеди, держал по часам капитанов кораблей, внушая им правила одоления врагов. Его подчиненные знали, что адмирал мало говорит, но много делает, и были уверены, что где адмирал Грейг, там и победа».

Некоторые английские авторы считали Грейга предтечей Нельсона. Однако с этим трудно согласиться. Конечно, его натиск в Гогландском сражении позволил сосредоточить превосходящие силы против передовых неприятельских кораблей. Но никоим образом Грейг не намеревался отступить от линейной тактики. Правда, с другой стороны, его решительные действия так и не позволили шведам в 1788 году использовать те нововведения в тактике, которыми они располагали. Грейг принудил их драться в линии, пока сила сопротивления не была сломлена.

Решителен адмирал был и в планах. Предложенный им проект овладеть Дарданеллами и прорваться к Константинополю был весьма смел, как и замыслы взять Свеаборг и Карлскрону. При этом моряк не был шапкозакидателем. Известно, как он намеревался взять Поркалаутский пост, используя осторожную тактику. Можно полагать, что, проживи он подольше, русско-шведская война могла завершиться гораздо скорее.

Записки Грейга до наших дней служат одним из важнейших источников сведений о Хиосском и Чесменском сражениях, об участии моряков в первой Архипелагской экспедиции.

Род Грейгов продолжался до наших дней в России и Англии. Последний прямой потомок адмирала, его прапраправнучка Лидия Неезе, умерла в августе 1985 года в Лейпциге и завещала портреты адмиралов Грейгов советским музеям.

Память об С. К. Грейге и его сыне осталась в ряде географических названий. Именем Грейга названы построенный в 1868 году броненосный фрегат и заложенный перед Первой мировой войной крейсер (перестроенный после революции в танкер «Азнефть»), бухта в Беринговом море и мыс на острове Хонсю в Японском море. [79]