Часть четвертая.

Командующий фронтом

1

Утренний туман не рассеялся. Автомобиль ЗИС-101 мчался по безлюдным улицам Москвы. Машина остановилась у подъезда Наркомата обороны. Черняховский направился в кабинет заместителя начальника Генерального штаба, генерала армии Алексея Иннокентьевича Антонова.

— Иван Данилович, по инициативе Василевского и с согласия Жукова мы рекомендовали вас на должность командующего фронтом и пригласили для представления товарищу Сталину, — сообщил Антонов.

— Благодарю за доверие.

— До десяти вечера можете быть с семьей, потом за вами приедет машина.

Сколько радости было у детей, Анастасии Григорьевны, когда они встретили Ивана Даниловича! Он тоже не мог насмотреться на родные лица. За два года разлуки Пилочка повзрослела, да и Алик заметно вытянулся. Неонила отрапортовала, что учится на «отлично». Алик рассказал о том, как готовится в первый класс.

До вечера время пролетело незаметно. Анастасия Григорьевна проводила мужа до машины.

Через Боровицкие ворота проехали в Кремль.

В приемной Черняховского встретил А. Н. Поскребышев и сразу же проводил в кабинет Сталина. Высокий зал с портретами Маркса и Ленина, Суворова и Кутузова на стенах показался Ивану Даниловичу строгим и величественным.

Навстречу вдоль длинного стола, покрытого зеленым сукном, неторопливо шел Сталин.

— Вот вы какой! — сказал он, пристально глядя на Черняховского. — Василевский и Рокоссовский докладывали [182] мне о ваших операциях под Воронежем и на Украине... Политбюро решило предложить вам пост командующего фронтом. Как вы на это смотрите, справитесь?

— Войну знаю, если доверите — постараюсь справиться.

Сталин сообщил, что со стороны командования Западного фронта имеются упущения в руководстве боевыми действиями. Для того чтобы приблизить управление к войскам и сделать его более мобильным, решили за счет одной армии Белорусского и двух армий Западного фронтов создать 2-й Белорусский и впредь их именовать 1, 2 и 3-м Белорусскими фронтами. Черняховскому предлагается принять бывший Западный — 3-й Белорусский.

Командовать Черняховскому предстояло высшим оперативным соединением — четырьмя общевойсковыми, воздушной, танковой армиями и несколькими отдельными корпусами. А это почти полмиллиона людей, огромное количество боевой техники!

В Ставке 3-му Белорусскому фронту придавали важное значение. Западным Особым военным округом в тридцатые годы командовал легендарный полководец гражданской войны И. П. Уборевич. В начале войны округ был переименован в Западный фронт. В сорок втором году под командованием генерала армии Жукова Западный фронт сыграл решающую роль в разгроме немецко-фашистских войск под Москвой. Армейские объединения и штаб 3-го Белорусского фронта возглавляли прославленные военачальники. В разное время у некоторых из них Иван Данилович находился в подчинении. Генерал Голиков, докладывая Верховному, высказал мнение, что назначение Черняховского командующим войсками фронта будет воспринято некоторыми генералами болезненно. Но Верховный Главнокомандующий не согласился с доводами Голикова и дал понять, что в большом деле не должно быть места для честолюбия.

В беседе Сталин заметил Черняховскому, что можно сформировать штаб фронта заново, а старый состав штаба передать 2-му Белорусскому — генералу Петрову. Но Черняховский возразил — у генерала Петрова опыта побольше, поэтому лучше бы штаб Западного фронта передать 3-му Белорусскому. Только вместо члена Военного совета Мехлиса просил бы назначить другого, так [183] как он часто прибегает к крайностям, может снять с поста любого командира без особых на то причин...

Сталин на это ответил, что напрасно Черняховский полагает, будто Мехлис остался таким же, каким был на Крымфронте. За попытку свалить вину на других он был снят с должности заместителя наркома обороны и понижен в воинском звании. После этого вряд ли Мехлис станет вести себя по-старому. Возможно, Ставка и направит его к товарищу Петрову.

В заключение беседы Верховный Главнокомандующий сообщил, что при разделении Западного фронта будет присутствовать генерал Штеменко, затем поздравил с назначением, поинтересовался, как семья, и разрешил звонить ему по ВЧ в любое время.

И снова Ивановская площадь, соборы, стены Кремля... Иван Данилович еще находился под впечатлением встречи с человеком, который для него и для всех значил так много. Радушный тон Сталина ободрил, вселил уверенность. Теперь быстрее за дело.

14 апреля вместе со своими товарищами по академии генерал-полковником Штеменко и полковником Мерновым Черняховский приехал в местечко Красное на Смоленщине на командный пункт фронта. Генерал армии Соколовский принял Ивана Даниловича дружелюбно. Вместе они обсудили все вопросы передачи дел.

Началась упорная подготовка Белорусской наступательной операции. Данные разведки подтвердили: германское верховное командование в летнюю кампанию 1944 года ожидает удары советских войск на юге, с выходом на Балканы и на Львовском направлении, а возможное наступление в Белоруссии считает второстепенным, имеющим лишь ограниченную цель — сковать группу армий «Центр». Исходя из такой оценки обстановки, основную массу своих танковых дивизий (около восьмидесяти процентов) враг сосредоточил к югу от Полесья.

Ставка Верховного Главнокомандования, учитывая серьезный просчет гитлеровских генералов, разработала план Белорусской стратегической наступательной операции, в последующем получившей кодовое название «Багратион». Замысел операции на первоначальном этапе заключался в разгроме вражеских войск на флангах Белорусского выступа. А в последующем — в нанесении мощных [184] рассекающих ударов по сходящимся направлениям в сторону Минска, окружении и уничтожении основных сил группы армий «Центр». В дальнейшем предполагалось развить наступление по всему фронту от Западной Двины до Припяти, с выходом к границам Восточной Пруссии и на берега Вислы.

Войска 1-го Прибалтийского фронта под командованием генерала армии И. X. Баграмяна во взаимодействия с соединениями 3-го Белорусского фронта должны были нанести удар на северном фланге Белорусского выступа, окружить и уничтожить витебскую группировку врага и выйти в район Чашники — Лепель.

Предполагалось, что одновременно войска 3-то Белорусского фронта под командованием генерал-полковника Черняховского разгромят богушевско-оршанскую группировку противника, нанося главный удар в направлении Орша — Борисов — Минск.

Соединения 2-го Белорусского фронта (командующий генерал-полковник М. В. Захаров), наступая на Могилевском направлении, должны были сковывать основные силы 4-й немецкой армии и не давать ей возможности отойти за Минск до полного окружения ее войсками 3-го и 1-го Белорусских фронтов.

Войска 1-го Белорусского фронта под командованием генерала армии К. К. Рокоссовского окружали и уничтожали бобруйскую группировку врага и в последующем наступали на Минск с юго-востока во взаимодействии с войсками Черняховского.

При этом 3-му Белорусскому фронту отводилась весьма важная роль. Честь стать одним из тех полководцев, кто должен был воплотить в жизнь замысел одной из самых крупных операций второй мировой войны, выпала на долю Ивана Даниловича Черняховского — самого молодого командующего фронтом, выросшего в сражениях Великой Отечественной войны.

Черняховский начал работу с тщательного изучения высшего и старшего командного состава фронта. В первую очередь познакомился с бывшим начальником политуправления, недавно выдвинутым на должность члена Военного совета фронта, генерал-лейтенантом Василием Емельяновичем Макаровым. Тот рассказал о том, как ведется партийно-политическая работа, кратко охарактеризовал начальника политуправления генерал-майора С. Б. Казбинцева и работников штаба фронта. [185]

— Штаб у нас работоспособный, но в настоящий момент, надо признать, не готов к решению поставленных перед ним задач.

— В чем дело? — обеспокоился Черняховский. — Штаб — это мозг армии! Прошу подробнее.

— Видимо, сказались предшествующие неудачные наступательные операции с осени сорок третьего и до весны сорок четвертого года. Выяснением причин занималась комиссия Государственного Комитета Обороны. Выводы, конечно, неутешительные. Штабисты считают себя в какой-то степени виновными и волнуются, ожидая встречи с вами. Некоторые боятся, что вслед за вами прибудут работники штаба 60-й армии.

— Надеюсь, в штабе фронта дела пойдут на лад. До конца предстоящей операции, разумеется, никаких перемещений не предвидится.

Черняховский задумался. «Придется бороться не только с расслабленностью, но и с легкомыслием и стремлением уйти от ответственности. А сколько сил еще предстоит вложить, чтобы добиться слаженности во всех звеньях — от солдата до генерала!»

— Иван Данилович, вид у вас усталый, с дороги не мешало отдохнуть, — нарушил молчание Макаров.

— Ничего, успею.

— Тогда, может быть, пообедаем вместе?

— Спасибо, жду начальника управления кадров.

— Давненько, Николай Иванович, мы с вами не виделись! — радостно встретил генерал-майора Алексеева Черняховский.

— Четыре года, товарищ командующий.

В тридцать девятом и в сороковом годах оба служили в Западном Особом военном округе. Подполковник Черняховский был командиром танкового полка в Гомеле, а полковник Алексеев — начальником отдела кадров округа. Николай Иванович с особой симпатией относился к Черняховскому, отмечая его незаурядные способности, высокую командирскую культуру. Алексеев не заметил в нем особых изменений: на него смотрели те же ясные карие глаза, в них светились внимание и дружелюбие. Он сообщил командующему, что начальником оперативного управления штаба фронта назначен генерал-майор Иголкин. Это обрадовало Ивана Даниловича. Петра Ивановича Иголкина он знал по академии и Северо-Западному фронту. [186]

— Как ваше здоровье? — с участием спросил Черняховский. — Что-то тяжело дышите... Достается?

— Дел хватает. — Алексеев выжидающе смотрел на командующего.

— Хотелось бы получить от вас подробную информацию о командирах дивизий. Если не возражаете, начнем с правого фланга.

— Командир 251-й стрелковой дивизии генерал-майор Вольхин в свое время за неудачные бои в районе Рославля был отстранен от командования дивизией, понижен в воинском звании до майора и направлен на наш фронт. Вначале мы его назначили командиром полка, затем, после успешно проведенных им боевых действий, — командиром дивизии. Потом добились и восстановления ему генеральского звания.

— А как он теперь?

— Душевная травма, конечно, не прошла бесследно, сказалась на его характере и нервах. Но держит себя в руках. Воля у него крепкая. Боевой, думающий комдив. Однако накануне вашего приезда генерал армии Соколовский потребовал проект приказа о наложении взыскания на Вольхина.

— Что же произошло?

— Нагрубил работнику штаба фронта, да и из штаба дивизий была жалоба на его грубость.

— Требовательность или грубость?

— Вообще он очень требователен, но порой срывается.

— Мнение командира корпуса?

— Положительное, отстаивает Вольхина.

— Приказ о наложении взыскания подписан?

— Нет. Генерал Соколовский сказал, что подпишет новый командующий.

Черняховский вздохнул.

— Николай Иванович, не с таких приказов хотелось бы мне начинать службу на новом месте. Прошу вас завтра же поехать к Вольхину и передать следующее: пусть он не думает, что ему одному дорога Родина. И пусть с людьми обращается, не унижая их достоинства.

Черняховский интересовался буквально всем: военными знаниями, боевым опытом, морально-боевыми качествами подчиненных. Внимательно выслушав Алексеева, распорядился:

— В ближайшие дни подсчитайте и проанализируйте некомплект офицерских кадров, уточните, какое пополнение [187] ожидаем. К середине июня все дивизии фронта должны быть полностью укомплектованы.

— Дело привычное, укомплектуем, товарищ командующий.

— Неплохо бы иметь такие же подробные данные о командном составе противника, хотя бы до руководства дивизиями включительно, — пошутил на прощание Черняховский.

Черняховский в своей работе прежде всего рассчитывал на помощь начальника штаба фронта генерал-лейтенанта Покровского. Александр Петрович окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе и Академию Генерального штаба. Еще в начале войны, когда Черняховский командовал дивизией, он уже возглавлял штаб войск Юго-Западного направления у Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко. Черняховскому нравились в Покровском и его высокая культура, и ровный, спокойный характер.

Чувство большого удовлетворения доставило командующему знакомство с начальником Политического управления генерал-майором Сергеем Богдановичем Казбинцевым, начальником тыла генерал-лейтенантом Владиславом Петровичем Виноградовым, начальником инженерных войск генерал-лейтенантом Николаем Парфентьевичем Барановым.

Встретился Иван Данилович и со своим старым сослуживцем, командующим артиллерией фронта генерал-лейтенантом М. М. Барсуковым. Давнишняя дружба связывала их. Когда Черняховский учился в Киевской артиллерийской школе, Барсуков командовал там батареей За время войны, будучи командующим артиллерией армии и командиром артиллерийского корпуса, Барсуков накопил богатый опыт и по праву считался одним из лучших организаторов артиллерийского наступления.

С командующим бронетанковыми войсками генерал-лейтенантом Алексеем Григорьевичем Родиным Черняховский встречался еще на Центральном фронте. Родии тогда командовал 2-й танковой армией.

Все больше и больше убеждался Черняховский, что командование, штаб и Политическое управление фронта укомплектованы опытными, хорошо подготовленными офицерами и генералами. Хорошее мнение сложилось у него о командующих армиями. Одной из сильнейших армий фронта, 5-й, командовал герой Севастополя и Сталинграда генерал-лейтенант Н. И. Крылов. Иван Данилович ценил в Николае Ивановиче его глубокие военные знания, опыт, инициативность в сочетании с железной выдержкой.

Черняховский особенно уважал людей мужественных, уверенно и настойчиво осуществляющих свои замыслы. К таким он относил и командарма-39 генерал-лейтенанта Николая Эрастовича Берзарина. Всего два года прошло с тех пор, как Черняховский командовал 241-й стрелковой дивизией, входившей в армию Берзарина. Многое изменилось за это время и в ходе Великой Отечественной войны, и в жизни каждого из них.

До вступления в командование вверенными ему войсками Черняховский еще не в полной мере представлял масштабы и размах фронтового объединения. Если в корпусе и даже в армии многие вопросы удавалось держать под непосредственным личным контролем, то здесь, как он уже понимал, это едва ли будет возможно. Основное внимание следует сосредоточить на главном, больше полагаться на заместителей и штаб. Иван Данилович считал, что чем лучше удастся ему сплотить различные звенья командования и штаба фронта, нацелить их на дружную и инициативную работу, тем успешнее будет осуществляться управление войсками в предстоящей операции. Выполняя новый круг обязанностей, он обратил особое внимание на работу с коллективом. Большую часть времени Черняховский проводил в войсках, изучая группировку противника и возможности своих войск.

Осмотрев оборонительные позиции дивизий первого эшелона армии Берзарина, он похвалил:

— Хороши ваши позиции, Николай Эрастович. Пожалуй, получше тех, что были у нас под Новгородом?

— Будем усиливать их дотами, наращивать оборону в глубину.

— По этому поводу я и приехал. Обстановка меняется. Директива о переходе к жесткой обороне должна дезориентировать противника. Пусть он считает, что раз мы укрепляем оборону, то, значит, наступать не собираемся. Но труд наш не пропадет, инженерные сооружения послужат исходными позициями для наступления. Или укрытиями на случай, если противник, упреждая наше наступление, проведет артиллерийскую контрподготовку. Будем наступать. Но пока об этом никто не должен знать, [189] кроме вас, члена Военного совета и начальника штаба армии.

— Армия в феврале пыталась наступать на Витебск, — напомнил Берзарин. — Однако дивизии генерала Гольвитцера хорошо использовали пересеченную местность и вынудили нас перейти к обороне. Витебск брать в лоб нецелесообразно. Войска понесли тогда слишком большие потери.

— Наша задача — отыскать слабые места в системе обороны противника, умело сосредоточить силы на главном направлении. А что касается Гольвитцера, то мы его избаловали — мало били.

— Не так-то просто его бить...

По тону, каким были сказаны эти слова, Иван Данилович понял, что Берзарина тревожат сомнения, связанные с прошлыми неудачами. В этом откровенном разговоре Черняховский все же почувствовал некоторую скованность Берзарина, и это беспокоило его. Он хорошо помнил их прежние встречи, то доверие и поддержку, которые так щедро оказывал ему Берзарин в трудную пору первых лет войны.

Ставка и Генеральный штаб придавали важное значение Белорусской операции не только потому, что группа армий «Центр» угрожала войскам правого крыла 1-го Украинского фронта, — от успеха в Белоруссии зависел успех всей летней кампании в целом.

Командование и штаб 3-го Белорусского фронта предпринимали все меры для успешной подготовки операции. Черняховский с группой генералов и офицеров совершал инспекционную поездку, проверяя боевую готовность войск. Поздно вечером должен был вернуться, его ждали начальник штаба, командующие родами войск и начальники управлений, чтобы согласовать основные вопросы планирования предстоящей операции.

По Витебскому шоссе, уже скрытому тьмой, мчались пять легковых машин. В первой — Черняховский и неразлучный с ним порученец Комаров, теперь уже подполковник. Иван Данилович молчал, о чем-то сосредоточенно думал. Лишь гул мотора приближающегося самолета отвлек его.

— Встречным курсом самолет! — доложил Комаров.

— На всякий случай сверните! — приказал Черняховский водителю.

Едва машина успела съехать с шоссе, как правее, метрах в пятидесяти, раздался оглушительный взрыв. Машину Черняховского отбросило в одну сторону, машину Макарова — в другую. Следовавшие позади автомобили не пострадали. Все выскочили из них, залегли по сторонам шоссе. Макаров увидел, что автомобиль Черняховского опрокинут вверх колесами,

— К машине!

Снова послышался рокот; ночной бомбардировщик делал второй заход.

— В укрытие! — крикнул кто-то.

Но Макаров и несколько человек с ним, не обращая внимания на нарастающий гул бомбардировщика, поставили машину на колеса, открыли заклинившуюся дверцу. В этот момент неподалеку взорвалась вторая бомба, на мгновение осветив все вокруг. Макаров увидел на лице командующего кровь: было повреждено веко правого глаза. Быстро забинтовали Черняховскому голову. Тем временем расчету счетверенных пулеметов на бронетранспортере удалось отогнать фашистский бомбардировщик.

— В ближайший медсанбат! — приказал Макаров водителю, усадив командующего в свою машину.

— Василий Емельянович, нас ждут на КП. Может, доедем? — попробовал возразить Черняховский.

Но Макаров настоял на своем.

В медсанбате хирург извлек из рассеченного века маленький осколок, наложил на глаз повязку. Затем он аккуратно завернул осколочек металла в бумажку и протянул Черняховскому.

— А это зачем?

— На память, товарищ командующий! Вы под счастливой звездой родились. Если бы осколок попал не плашмя, а ребром, то было бы худо.

На КП фронта прибыли лишь в пять утра. Генерал Покровский, увидев командующего с забинтованной головой, обеспокоился:

— Что с вами, Иван Данилович?

— Пустяки! Докладывайте неотложные вопросы.

— Согласно вашим указаниям командующие родами войск совместно со штабами разработали планы маскировки, противовоздушной и противотанковой обороны, разведки... [191]

— Хорошо, Александр Петрович. Планы остается осуществить на деле. Гитлеровцы пока ведут себя относительно спокойно. Но если заметят перегруппировку, приложат все силы, чтобы раскрыть наш замысел. Предусмотрите все меры для дезинформации противника. Прошу вас также распорядиться о сокращении телефонных переговоров. Работу радиостанций на передачу прекратить полностью.

По возвращении Черняховский заглянул к ординарцу Плюснину, который накануне заболел гриппом.

— Как здоровье, отец?

— Спасибо, товарищ генерал, поправляюсь. — Солдату нравилось, когда командующий называл его отцом, хотя он и был старше генерала всего лишь на двенадцать лет.

На фронте установилось затишье. Группировка, предназначенная для наступления, постепенно сосредоточивалась на исходных позициях. В штабе фронта шла напряженная работа. Интенсивно велась разведка. Черняховский уже имел довольно ясное представление о системе обороны 3-й танковой армии генерала Рейнгардта и 4-й армии генерала Курта фон Типпельскирха.

Пытался предвосхитить решения командующего группой армий «Центр» фельдмаршала фон Буша, искал наиболее уязвимые места в обороне противника, чтобы определить направление главного удара.

По ту сторону линии фронта враг тоже не менее напряженно готовился к отражению нашего наступления. Фон Бушу стало известно, что на Оршанском и Витебском направлениях генерала армии Соколовского заменил новый командующий.

Волею судьбы фон Бушу суждено было в третий раз встретиться с Черняховским, но теперь условия были иными.

В первой мировой войне Эрнст Буш в чине капитана командовал батальоном, а тридцатилетний капитан Черняховский стал командовать батальоном лишь в 1937 году. К тому времени пятидесятидвухлетний Буш был уже генерал-лейтенантом и командовал корпусом. А в 1939 году принял командование 16-й армией. Когда летом 1940 года Гитлер напал на Францию, Буш руководил операцией по обходу линии Мажино и вторжению в Бельгию. [192]

Подполковник Черняховский в это время командовал танковым полком.

В феврале 1943 года фон Буш был произведен в генерал-фельдмаршалы. В то время он считался в Германии одним из лучших полководцев, мастером жесткой обороны. Такое мнение сложилось о нем после оборонительных действий руководимых им войск под Ленинградом. В октябре его назначили командующим группой армий «Центр». За последнее время фон Буш сильно изменился, постарел, осунулся, хотя по-прежнему держался самоуверенно. ^ В штабе группы «Центр» и в штабах 3-й танковой и 4-й немецких армий днем и ночью разыгрывались варианты нанесения контрударов по советским войскам. Фон Буш и командующий 4-й армией допускали возможность вклинивания войск Черняховского в районе города Борисова. Здесь они подготовили мощный контрудар силами 5-й танковой и нескольких пехотных дивизий, с тем чтобы окружить и разгромить прорвавшиеся соединения.

Таким образом, еще задолго до начала операции «Багратион» штабы обеих сторон начали разыгрывать сражения на топокартах, и от их результативности во многом зависела победа или поражение в предстоящей битве.

Стояли жаркие дни. Солнце палило с раннего утра. Вездеход командующего двигался по лесной дороге. Иван Данилович думал о том, что через несколько недель эти ароматы полевых трав и цветов отступят перед войной, запахами пороховой гари, выхлопных газов, дыма пожарищ...

В условленном месте на лесной опушке машина остановилась. Подошел командир левофланговой дивизии 31-й армии, Черняховский поздоровался-

— Садитесь ко мне в машину, генерал. Все ближе раздавались взрывы вражеских снарядов, пулеметная дробь.

— Товарищ командующий, — забеспокоился комдив, — дальше ехать нельзя!

— Сколько до позиции полковых резервов?

— Километра четыре.

- — Пока местность закрытая, будем добираться в машине, а там посмотрим... — Черняховский не успел договорить, как впереди, метрах в трехстах, разорвался снаряд. Дорогу окутало дымом, взметнулся еще один взрыв. — Вправо! — приказал Черняховский. [193]

Вездеход послушно рванулся на проселочную дорогу. Еще несколько снарядов разорвалось левее перекрестка, откуда только что вывернула машина.

— Немцы просматривают дорогу, — заметил Комаров.

— Верно. Корректируют... Вовремя мы успели свернуть.

Вездеход, выскочив из-под огня, остановился в лесу рядом с огневыми позициями артиллерии. Подбежал майор, командир дивизиона, отдал рапорт командующему. Черняховский спросил о рубежах заградительного огня, по каким участкам подготовлен сосредоточенный огонь, где расположены запасные огневые позиции.

— Товарищ генерал-полковник, — замялся офицер, — нам должны были уточнить...

— Что же вы будете делать, если враг перейдет в наступление? Немедленно согласуйте все со штабом артиллерии!

Машина командующего и за ним все остальные направились к позициям полков первого эшелона. Впереди лежала слегка всхолмленная равнина с редкими деревьями, она хорошо просматривалась противником. Комдив предложил идти пешком, но командующий торопился. Доехали до второй позиции, затем прошли по ходу сообщения к наблюдательному пункту дивизии. Идти было трудно: ход сообщения осыпался, был очень мелким. Комдив волновался: вдруг гитлеровцы заметят? Метров триста пришлось передвигаться, низко пригнувшись. Благополучно добрались до траншей полного профиля. Черняховский недовольно обернулся к комдиву:

— Столько времени находитесь в обороне и не могли отрыть хода сообщения в полный рост?

На переднем крае Черняховский обнаружил участки, которые не прикрывались огнем артиллерии. Заметил и много других недостатков в организации обороны. Закончив осмотр, указал, как быстрее устранить недочеты, и вечером вместе с комдивом поехал на командный пункт армии. В присутствии командарма генерал-лейтенанта В. В. Глаголева подробно разобрал недостатки в оборудовании исходных позиций для наступления. Глаголев, чувствуя неловкость, пытался было объяснить, почему в дивизии так много упущений, но высказаться ему не пришлось, Иван Данилович сел в машину и, прощаясь, [194] заметил:

— Мало бываете в войсках, товарищ генерал. На устранение недостатков даю пять суток.

Копать траншеи и ходы сообщения ради дезинформации противника — дело неприятное. Однако для наших войск это имело решающее значение. Некоторые недопонимали важности этого мероприятия. Но те офицеры и генералы, которые участвовали в сражениях на Курской дуге и в других крупных операциях, знали, что инженерное оборудование исходных позиций необходимо и для наступления.

Готовясь к решительной операции по освобождению Белоруссии, штабы всех степеней приступили к подготовке данных для выработки решений, к тщательной оценке местности, сил и средств противостоящего противника, возможностей своих войск.

В соответствии с предварительным решением командующего фронтом разрабатывались планы материально-технического обеспечения войск. Для успешного наступления требовалось огромное количество вооружения, боеприпасов, горюче-смазочных материалов, сотня эшелонов продовольствия, различных видов снаряжения... Все это необходимо было своевременно рассчитать и доставить войскам.

Особое внимание уделялось изучению противостоящей группировки противника. В этих целях предусматривалось провести глубокую разведывательную вылазку в тыл врага в полосе армии Людникова. Выбор пал на одного из лучших войсковых разведчиков, старшего лейтенанта В. В. Карпова.

Командование и штаб фронта крайне интересовала глубина обороны противника в районе Витебска. От уточняющих разведывательных данных, которые должен был доставить Карпов, во многом зависело построение оперативного порядка фронта. Черняховский понимал, что от правильности этого построения зависит жизнь десятков тысяч солдат и офицеров.

Перед самым началом вылазки Черняховский пригласил начальника разведки фронта генерала Алешина и Карпова к себе. Бывалый разведчик сразу уловил вопросительный взгляд командующего: «...справится ли, не подведет?»

— В Витебске вас ждут. Там наши товарищи подготовили фотопленки со снимками вражеской обороны. Но передать нам не могут. После неудачного покушения на коменданта [195] города генерала Гельмута немцы следят за каждым советским гражданином. От переднего края до города километров восемнадцать. Это тактическая зона, она насыщена войсками. Прыжок с парашютом исключается. Группой пробраться трудно, поэтому пойдете один. В пути и в городе придется преодолеть не одну опасность. Заранее будьте готовы к любому повороту событий, к любой неожиданности. Помните: каждую минуту мы будем следить за вами, чтобы оказать любую возможную помощь, если она потребуется. К выполнению задания приступайте сегодня же. Время не ждет.

— Ясно, товарищ командующий! Карпов хотел было встать.

— Сидите, сидите! Вы, товарищ генерал, со своей стороны, все предусмотрели? Пропуск, шифры?..

— Так точно, товарищ командующий.

Иван Данилович по-братски обнял разведчика.

— Нелегкое тебе предстоит дело. Будь осторожен! Помни, что разведчик должен обладать горячим сердцем и холодной головой...

Переодетый в гражданское Карпов ночью благополучно миновал немецкие позиции и добрался до Витебска. Ему удалось разыскать нужных людей и получить от них все, что требовалось. В городе его заподозрили патрульные. Попытались задержать, но ему удалось уйти. Возвращаясь, на следующую ночь он вблизи передовых позиций врага в первой траншее наткнулся на немецкого часового, успел стукнуть его рукояткой пистолета по голове раньше, чем тот поднял тревогу. Когда Карпов уже выскочил из траншеи, гитлеровец, придя в себя, закричал. Открыли огонь вражеские пулеметы. Разведчик упал, пополз. Наша артиллерия обрушилась на врага. Карпов дополз до проволочного заграждения, и тут вражеская пуля настигла его. Теряя сознание, он собрал последние силы и, преодолев колючую проволоку, пополз дальше... Очнулся в блиндаже у своих.

Позже он узнал, что в полосе обороны корпуса его ожидали разведгруппы и вся артиллерия готова была прикрыть его переход массированным огнем.

Командование высоко оценило разведданные, доставленные старшим лейтенантом Карповым. Они помогли правильно решить оперативное построение фронта на его правом крыле. [196]

В Белорусской операции неплохо работала разведка. Было точно известно, что тактическая зона обороны противника включает две полосы. Первая имеет две-три позиции, в каждой из которых по две-три сплошные траншеи. Вторая полоса подготовлена слабее. Кроме того, имелись оборонительные рубежи в оперативной глубине, особенно по берегам рек Березины и Щары. Одной из уязвимых сторон обороны противника было недостаточное эшелонирование оперативного построения группы армий «Центр». Пехота в основном располагалась на первом оборонительном рубеже.

Черняховский считал, что наибольшую трудность для наших наступающих войск представит преодоление первой полосы обороны противника глубиной до шести километров, и на учениях от штабов требовал довести до сознания каждого командира мысль о том, насколько важно организовать стремительный прорыв. Учебные полигоны 3-го Белорусского фронта, расположенные в тылу, были превращены в настоящее поле боя. На них были созданы позиции, подобные вражеским. Стрелковые роты и батальоны учились штурмовать их, наступать в высоком темпе, не отставать от огневого вала более чем на двести пятьдесят метров. С началом атаки пехота вела огонь всеми средствами и училась подавать сигналы переноса огня. Стрельба боевыми снарядами и патронами дисциплинировала людей, повышала ответственность, новички из пополнения привыкали к разрывам снарядов и пулеметному огню.

В результате энергичной деятельности Военного совета и партийно-политического аппарата фронта в ротах и батареях были укреплены партийные и комсомольские организации. В каждой из общевойсковых армий насчитывалось более пятнадцати тысяч коммунистов и около пятидесяти тысяч комсомольцев. Основная деятельность политических органов, партийных и комсомольских организаций фронта была направлена на развитие у солдат и офицеров стойкости, мужества, на укрепление их морально-боевого духа. С особым энтузиазмом проводилась эта работа в гвардейских частях и соединениях. С солдатами молодого пополнения проводились беседы о славных боевых традициях советской гвардии, все вновь прибывшие бойцы и командиры давали гвардейскую клятву, каждому из них в торжественной обстановке вручался гвардейский значок. [197]

В дни напряженной подготовки к наступлению бойцы и командиры видели Черняховского на учебных полигонах, на переднем крае, на огневых позициях артиллерийских батарей, у саперов, строивших сборные мосты для переправы через водные преграды. Черняховский учил подчиненных и сам учился у них.

«Мне пришлось быть начальником штаба фронта при нескольких командующих, — спустя четверть века рассказал генерал-полковник А. П Покровский. — Каждый из них умел принимать решения и доводить их до штаба фронта и штабов армий, но до солдата их идеи не всегда доходили. Черняховский же требовал доводить задачу до солдата в таком масштабе, чтобы гот, следуя суворовскому правилу, понимал «свой маневр». Идеи, сформулированные в решениях командующего, овладевали всеми воинами, находили у них признание и поддержку Мне часто приходилось слышать из уст солдат и командиров: «С таким командующим не страшно в огонь и в воду»

От нового командующего мы, работники штаба фронта, ожидали упреков за неудачи в недавних наступательных операциях. Однако, ко всеобщему удовлетворению, услышать их никому не пришлось. Иван Данилович был очень вежливым, выдержанным, общительным. Хорошо понимал, когда нужно применять слово «я», и никогда этим не злоупотреблял Он был человеком большого такта, в совершенстве владел собой, никогда не прибегал к унижающим достоинство воина разносам. С его приходом в штабе установилась спокойная, деловая обстановка».

Принимая решение о разгроме крупной витебско-оршанской группировки врага, Черняховский переживал один из ответственнейших моментов в своей жизни. От того, насколько правильным будет его решение, зависела судьба подчиненных ему почти полумиллионных войск. Чтобы принять правильное решение, он должен был разгадать намерения врага, решить задачу со многими неизвестными. Наполеон был прав, когда говорил: «Многие вопросы, стоящие перед полководцем, являются математической задачей, достойной усилий Ньютона и Эйлера».

На первом этапе операции «Багратион» 3-й Белорусский фронт имел задачу во взаимодействии с войсками 1-го Прибалтийского и 2-го Белорусского фронтов разгромить витебско-оршанскую группировку врага. Для этого Черняховский имел в своем распоряжении на правом крыле 39-ю армию генерал-лейтенанта И. И. Людникова, южнее — 5-ю армию генерал-лейтенанта Н. И. Крылова, вновь прибывшую 11-ю гвардейскую армию генерал-лейтенанта К. Н. Галицкого и на левом крыле 31-ю армию генерал-лейтенанта В. В. Глаголева — в общей сложности тридцать три стрелковые дивизии. Кроме того, фронт усиливался 2-м гвардейским Тацинским танковым корпусом генерал-майора А. С. Бурдейного, 3-м гвардейским Сталинградским механизированным корпусом генерал-лейтенанта В. Т. Обухова, 3-м гвардейским кавалерийским корпусом генерал-лейтенанта Н. С. Осликовского (два последних объединялись в конно-механизированную группу под командованием Осликовского), 5-м артиллерийским корпусом прорыва, двадцатью отдельными танковыми бригадами и самоходно-артиллерийскими полками. С воздуха войска поддерживались и прикрывались 1-й воздушной армией генерал-полковника Т. Т. Хрюкина, значительно усиленной на время операции.

Черняховскому предстояло определить направления главного и вспомогательных ударов, разработать задачи армиям, подвижной группе и резервам фронта. В этой сложнейшей работе у него возникало немало сомнений. Направление главного удара Орша — Минск, рекомендованное Ставкой, не устраивало его по той причине, что враг здесь построил самые мощные оборонительные рубежи.

Нашим войскам предстояло лобовой атакой сбить противника с одного рубежа на другой. Возможное второе направление Лиозно — Богушевск проходило на стыке флангов 3-й танковой и 4-й армий противника, где оборона его была слабее, и для Черняховского представляло наибольший интерес. Однако на этом участке прорыва имелись свои минусы: болотистая местность затрудняла использование нашей главной ударной силы — танков.

Дальнейший анализ обстановки убедил его, что наверняка успеха можно достичь, нанося удар одновременно в двух направлениях. Черняховский стал готовиться к тому, чтобы основательно аргументировать свое решение и в связи с этим просить Ставку дополнительно усилить фронт танковой армией.

В эти дни Черняховский частенько бывал на переднем крае. При подходе к одному из подразделений 77-го гвардейского стрелкового полка из-за поворота траншеи командующий [199] и его порученец услыхали голоса бойцов и пошли к ним навстречу. С противоположной стороны появился старшина:

— Вы что тут собрались? А ну разойдись! Рядовой Смирнов! Должны знать, что скапливаться в траншеях не положено, в момент накроет!

Бойцы стали расходиться.

— А вы кто такой? — Старшина обратил внимание на неизвестного солдата в новом обмундировании. — Ваши документы!

— Правильно, старшина! — улыбнулся тот. — А теперь давайте знакомиться. Генерал-полковник Черняховский, командующий фронтом. Вот мое удостоверение.

Старшина вытянулся, вскинув руку к пилотке.

Иван Данилович, улыбаясь, взял его за плечо.

— Садитесь, садитесь, противник наблюдает.

— Ну и маскировка у вас, товарищ командующий! — удивился старшина.

— Чтобы на вас огонь не вызвать. Скажите, старшина. Вы, по годам вижу, наверное, еще в гражданскую служили?

— Служил и в гражданскую. Но тогда не было такой техники. Сейчас другое дело. Оборона у нас хорошая, только вот перед наступлением нас бы на денек-два оттянуть в тыл, чтобы вместе с артиллеристами и танкистами потренироваться.

— Тренировку проведем, — охотно согласился Иван Данилович, — коли наступать собираетесь!

Черняховский, прощаясь, пожал руки старшине и солдатам, что стояли поближе. В том числе и молоденькому рядовому Смирнову, который чем-то привлек его внимание. Запомнились умные, внимательные глаза юноши, его открытое, одухотворенное лицо. «Хороший боец», — подумал Иван Данилович.

Командующий фронтом поздно вернулся в штаб фронта.

Было уже за полночь. Порученец Комаров давно с беспокойством поглядывал на командующего, который много часов не вставал из-за стола, заваленного картами. Наконец не выдержал:

— Иван Данилович, вы исчеркали четвертую карту. Вам мало двадцати четырех часов в сутки, хотите все сами решить за всех: и за артиллеристов, и за танкистов, за авиаторов?.. [200]

— А ты знаешь, что сказал Кутузов на военном совете в Филях? «Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки». Видишь, как глубоко Кутузов чувствовал свою ответственность за судьбу армии. А в наше время ответственность командующего еще больше. Только одной техники сколько у нас! Поэтому и приходится работать над четвертой картой.

— Понимаю, Иван Данилович. Но без сна тоже нельзя. Отдохните, а потом выслушаете предложения своих помощников.

— Но прежде чем слушать помощников и оценивать то, что они будут докладывать, необходимо сначала самому разобраться. А потом учти: каждый кулик свое болото хвалит. А мне нужно усилиями всех родов войск решить задачу в масштабе фронта. К тому же все нужные справки я от них получил. — Черняховский продолжал: — Мне ведь не только за себя мыслить надо, но и за командующего «Центром». Фельдмаршал фон Буш по ту сторону не сидит сложа руки. Наверное, все разработал, сколько и когда должна выпустить снарядов каждая пушка, когда и как будут введены в бой резервы, не забыл назначить команды по приему русских пленных. Сверх того Буш собирается обескровить наши войска на заранее подготовленных оборонительных рубежах и затем перейти в контрнаступление. Авантюра, конечно, но нам надо подумать и об этом.

Черняховский подозвал Комарова к расстеленной на столе огромной карте:

— Чтобы сокрушить оборону противника, артиллерист делает свои расчеты, авиатор — свои. Кто должен объединить и согласовать их усилия? Командующий со своим штабом. Или взять проблему борьбы с вражескими танками? В этом деле будут участвовать все войска, в том числе инженерные. Необходимо согласовать их действия, направить на решение единой задачи. Ведь если что-то не предусмотрено, наступление захлебнется, мы понесем потери. За все, Алеша, с нас спросят и современники и потомки, — в раздумье сказал Черняховский. — Историкам-то полегче. Возьмут точные данные о противнике, о наших войсках, сопоставят и не торопясь примутся рассуждать: «Причины поражения войск Черняховского заключаются в том-то и том-то». Разложат по полочкам все наши ошибки, подведут итоги. А мы решаем задачу со многими неизвестными... [201]

— И все-таки надо бы вам отдохнуть, — стоял на своем Комаров.

Не все порученцы могли позволить себе так говорить с командующим. Но у Черняховского с Комаровым сложились особые отношения. Еще в сорок первом году, когда они под вражеским огнем переправлялись через Западную Двину, Комаров спас Ивану Даниловичу жизнь.

Наутро Черняховский собирался обсудить замысел предстоящей операции с командующими родами войск, заслушать их доклады и предложения, чтобы внести необходимые коррективы. Но заболел. Не успел выздороветь, как его и члена Военного совета генерала Макарова вызвали в Москву.

По дороге в Москву Иван Данилович не мог сдержать волнения. Пытался отвлечься, отдохнуть, но мысли вновь в вновь обращались к докладу.

И вот Москва, Генеральный штаб. Черняховский с Макаровым приехали 25 мая, но еще накануне в Ставке под председательством Верховного Главнокомандующего, с участием К. Г. Жукова, А. М. Василевского, и К. К. Рокоссовского началось обсуждение плана операции «Багратион».

Василевский и Жуков приветливо встретили Черняховского. Подробно рассмотрели предложенный им план.

Опытные военачальники прекрасно понимали, что происходит сейчас в душе Черняховского, и ободрили его. Иван Данилович мысленно поблагодарил их за такую нужную ему поддержку.

План 3-го Белорусского фронта в принципе был одобрен. В тот же день Черняховского и Макарова пригласили в Ставку, в Кремль.

За длинным столом в зале заседаний — члены Государственного Комитета Обороны, члены правительства. Многих из этих людей Черняховский знал раньше только по портретам. На какой-то момент его охватило волнение, но он сразу взял себя в руки, когда Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин предоставил ему слово.

Полнейшая тишина и внимание присутствующих помогли Черняховскому излагать свои соображения спокойно, свободно оперируя цифрами и фактами, не заглядывая в записную книжку. Когда он начал обосновывать необходимость нанесения двух мощных ударов, Сталин подошел [202] к карте с обозначенным на ней планом операции 3-го Белорусского фронта.

— Что же вы нам докладываете о двух ударах, когда у вас на карте один?

— В плане операции расчет приведен, исходя из имеющихся возможностей. Если фронт получит дополнительные силы и средства, сделаем перерасчет для второго направления.

Сталин ничего не возразил на это. Иван Данилович уже готов был принять его молчание за согласие, как вдруг Верховный Главнокомандующий спросил:

— Скажите, а как вы понимаете замысел операции «Багратион» в целом?

— По единому замыслу, силами четырех фронтов наносятся мощные удары по вражеской группе армий «Центр». При этом 1-й Прибалтийский и 3-й Белорусский разрезают оборону противника в общем направлении на Каунас, охватывая борисовско-минскую группировку немецких войск своими соединениями левого крыла. 1-й Белорусский фронт развивает успех на Барановичи, охватывая минскую группировку врага с юга и юго-запада. 2-й Белорусский наступает на Минск, имея основную задачу сковать войска противника с фронта.

Сталин слушал внимательно, не спеша раскурил трубку и стал разглаживать усы. Черняховскому рассказывали: это признак того, что Верховный доволен.

— Цель операции — окружение и уничтожение основных сил группы армий «Центр», — продолжал он уже более уверенно, — с последующим развитием наступления к границе Восточной Пруссии и на Варшавско-Берлинском стратегическом направлении.

— Правильно понимаете, — одобрил Верховный Главнокомандующий. — Если операция проводится по единому замыслу, четырех ударов вполне достаточно, то есть каждый фронт наносит один сокрушительный удар. А вот товарищ Рокоссовский просит разрешить 1-му Белорусскому фронту нанести два удара, значит, у него получается два главных направления. Мы считаем это излишним распылением сил. Вашему фронту тоже предлагается основные силы сосредоточить на одном участке прорыва. Как вы на это смотрите?

— Мне трудно сказать, чем вызвана необходимость двух ударов на участке 1-го Белорусского фронта, но успех наступательной операции 3-го Белорусского на первоначальном [203] этапе зависит от одновременного уничтожения вражеских группировок в городах Витебске и Орше. Не предусмотрев этого, невозможно воспрепятствовать противнику маневрировать своими силами вдоль фронта.

— Но в таком случае вы будете наносить два ослабленных удара и можете не достигнуть результата ни на одном из выбранных направлений.

— Мы должны создать две мощные группировки. Для этого фронт необходимо усилить еще одной танковой армией и артиллерийской дивизией прорыва Резерва Верховного Главнокомандования-

— Товарищ Черняховский, разгромить противника, имея значительное превосходство в силах, невелика заслуга.

— Для успешной операции на такую глубину, имея перед собой сильного противника с заранее подготовленной обороной, недостаточно внутренних резервов фронта. Чтобы нанести врагу сокрушительный удар и воспрепятствовать его маневру за счет снятия подвижных соединений с других участков, 3-му Белорусскому фронту необходима мощная танковая группировка. Только при этом условии удар достигнет цели и будет развит стратегический успех. Противник не успеет перебросить свои резервы, как мы овладеем Минском и разовьем стремительное наступление на запад.

— Товарищ Черняховский, вы умеете не только просить, но и аргументировать. Думаю, что члены Государственного Комитета Обороны учтут пожелания командующего фронтом.

Вопрос был, в сущности, решен. Ставка подчинила 3-му Белорусскому фронту 5-ю гвардейскую танковую армию маршала П. А. Ротмистрова и артиллерийскую дивизию прорыва Резерва Главного командования (РГК).

После окончания заседания в Ставке Черняховский и ожидавшие его Мернов и Макаров сразу приступили к доработке решения на предстоящую операцию с учетом возможностей танковой армии и артиллерийской дивизии прорыва РГК. Работали над картой всю ночь.

— Теперь эта красная стрела, — любовался Черняховский, — войдет в оборону противника и обратно уже не выйдет.

— А если фон Буш успеет выставить бронированный заслон? — заметил Мернов.

— Для того мы и отстаивали принцип двух ударов [204] двумя мощными танковыми таранами, чтобы лишить противника возможности затыкать бреши.

В пронизывающих оборону врага стрелах Иван Данилович разглядел мечи, рассекающие группировку противника в Белоруссии на части. Он видел в них танки и пехоту, прикрытые с воздуха авиационной эскадрой, двинувшиеся по его приказу на штурм врага.

Черняховский предвидел, что войска фронта могут быть контратакованы резервами фельдмаршала фон Буша и танковыми дивизиями, которые в последующем могут подойти из стратегического резерва Гитлера. Поэтому он предусмотрел не только маневр на окружение противника в Витебске, но и меры противодействия его ударам извне.

Рано утром, когда все было готово, он, Макаров и Штеменко приехали на «Дальнюю дачу» Сталина на Дмитровском шоссе.

— Решение и замысел фронтовой операции доработали в соответствии с вашими указаниями и с учетом дополнительно приданных нам средств и сил, — Черняховский привычным движением развернул на столе карту.

— Товарищ Штеменко, вы видели? Они все-таки не хотят пройти мимо Минска, — всматриваясь в карту, прищурился Сталин. — Что ж, пожалуй, так даже и лучше. Еще неизвестно, кто из них, Рокоссовский или Черняховский, первым выйдет к столице Белоруссии.

План проведения Витебско-Оршанской операции Верховный Главнокомандующий утвердил без замечаний, однако переспросил:

— Танковая армия Ротмистрова наступает вдоль Минского шоссе?

Черняховский подтвердил, что она вводится в прорыв в полосе наступления армии Галицкого, то есть там, где и было запланировано Ставкой.

31 мая Черняховский и Макаров прилетели на свой командный пункт. Казалось, все было решено. Однако в памяти Черняховского возникали слова Сталина: «В таком случае вы будете наносить два ослабленных удара и можете не достигнуть результата ни на одном из направлений...»

Начать операцию «Багратион» решено было 19-20 июня. Верховный Главнокомандующий обратил особое внимание на использование главной ударной силы — 5-й гвардейской танковой армии. Генштаб рекомендовал [205] ввести в сражение танки Ротмистрова на третий день операции в направлении Орша — Борисов — Минск. Естественно, что это направление для 3-го Белорусского фронта становилось главным.

Для обеспечения ввода танковой армии необходимо было сосредоточить здесь значительные силы, развернуть большую часть артиллерии. Сюда же требовалось бросить инженерные войска, чтобы подготовить колонные пути танкам.

Черняховский, однако, сомневался, что удастся своевременно ввести в прорыв танки Ротмистрова на этом направлении и завершить окружение группировки противника восточнее Минска. Командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Буш не зря па Минском шоссе расположил лучшую свою дивизию во главе с генералом Траутом, укрепив долговременными огневыми точками и опоясав минными полями и инженерными заграждениями.

Оставался еще нерешенным вопрос о Богушевском направлении. При всем желании Черняховский не мог пока использовать танковую армию на Богушевском направлении — в Генштабе сложилось твердое мнение, что этому препятствует заболоченная и лесистая местность, труднопроходимая для танков. Поэтому и не могло быть речи о применении здесь крупных танковых сил. Однако Черняховский как бывший танкист продолжал думать об использовании подвижной группы фронта на этом направлении и даже принимал некоторые организационные меры.

В напряженном труде прошли два дня. Командующие родами войск, начальники служб собрались в штабе в ожидании командующего фронтом. Он бодрым шагом прошел к столу, поздоровался с генералами и офицерами. Его уверенность и собранность невольно передались окружающим.

Первое слово Черняховский предоставил Макарову: — Центральный Комитет партии, командование Красной Армии и весь советский народ возложили на наш и соседние фронты ответственную задачу — освободить от немецко-фашистских захватчиков Белоруссию. Благодаря героическим усилиям народа мы смогли получить более тысячи восьмисот самолетов, семь тысяч орудий и минометов, около двух тысяч танков и самоходных орудий и много другой боевой техники. Ко всему этому требуется [206] не менее важное — умение генералов, офицеров и всего личного состава фронта применить эту грозную силу для разгрома врага. Немецкие войска получили приказ оборонять рубежи Белоруссии как рубежи самой Германии. Города Витебск, Орша и Минск превращены в крепости. Гарнизонам этих городов приказано защищаться до последнего солдата, даже если они будут окружены советскими войсками...

Затем начальник, разведки фронта генерал-майор Алешин охарактеризовал группировку противника:

— Перед фронтом 3-го Белорусского на Витебском и Богушевском направлениях обороняются 53-й и 6-й армейские корпуса 3-й танковой и на Оршанском — 27-й армейский корпус 4-й полевой немецких армий. Организационно обе эти армии входят в состав группы армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала фон Буша. В общей сложности под его началом насчитывается около миллиона солдат и офицеров, девять тысяч пятьсот орудий и минометов, девятьсот танков и штурмовых орудий, тысяча триста боевых самолетов. К тому же немецко-фашистское командование в состоянии подтянуть в ходе операции стратегические резервы и усилить группу армий «Центр» дополнительно до пятидесяти процентов артиллерией, танками, самолетами и людьми. Половина из них может оказаться против 3-го Белорусского фронта.

— Товарищ генерал, исходя из оценки противника, па каком направлении целесообразнее использовать 5-ю гвардейскую танковую армию? — спросил командующий.

— Танковую армию целесообразно ввести в прорыв вдоль шоссе Орша — Минск. Это откроет ворота для освобождения не только Минска, но и Варшавы.

Группировку наших войск кратко оценил заместитель начальника штаба фронта. Из доклада следовало, что танковые и механизированные соединения придаются армиям первого эшелона и образуют подвижную группу. Из четырех общевойсковых армий, как обычно, три предполагалось иметь в первом и одну во втором эшелоне. Соответственно распределялись и остальные силы и средства.

— Такое оперативное построение пригодно на все случаи жизни, — заметил Черняховский. Иронический смысл этих слов уловили не все. — Где предполагаете ввести недвижную группу фронта?

— 5-ю гвардейскую танковую армию необходимо ввести по кратчайшему направлению Орша — Минск, в полосе [207] армии генерала Галицкого, которая укомплектована лучше остальных-

— Допустим, что в результате упорного сопротивления врага наступление армии Галицкого захлебнулось и, наоборот, армия Крылова первая прорывает тактическую зону обороны противника. Что предусмотрено на этот случай?

— Сосредоточивая основные усилия фронта в полосе наступления войск Галицкого, мы твердо рассчитываем прорвать оборону противника и обеспечить ввод в сражение подвижной группы фронта именно здесь.

— Хорошо, послушаем начальника инженерных войск фронта.

— В предлагаемом варианте, — доложил генерал Баранов, — нам придется преодолевать Днепр, противоположный берег которого в инженерном отношении укреплен основательно. Кроме того, шоссе Орша — Минск и поля вдоль него плотно минированы. Потому, на мой взгляд, более предпочтительным является направление на Богушевск.

В выступлениях подчиненных не было полного единства взглядов. Все ждали, что скажет командующий.

— Исходя из оценки обстановки и учитывая уроки предшествующих операций, — начал Иван Данилович, — считаю:

во-первых, оборону противника следует прорывать в двух направлениях: Лиозно — Богушевск и Орша — Борисов. Это лишит противника возможности маневрировать силами и средствами на участке Орша — Витебск, как ему удавалось при отражении наступательных операций Западного фронта.

Во-вторых, оперативное построение фронта иметь в два эшелона. Причем в первом эшелоне расположить все четыре общевойсковые армии. Это диктуется тем, что противник основные свои силы растянул на главном оборонительном рубеже глубиной в шесть-восемь километров и лишь незначительные резервы расположены в оперативной зоне. Враг считает свои укрепления по «Восточному валу» неприступными.

39-я армия во взаимодействии с 43-й армией 1-го Прибалтийского фронта, нанося сходящиеся удары по витебской группировке противника, окружает и уничтожает ее, открывая тем самым ворота в глубь Белоруссии, 5-я армия стремительным ударом прорывает вражескую оборону в [208] направлении Лиозно — Богушевск — Сенно и обеспечивает ввод в прорыв конно-механизированной группы (КМГ) на второй день операции, а на третий день — танковой армии Ротмистрова.

11-я гвардейская армия во взаимодействии с армией генерала Глаголева наступает на направлении Толочин — Борисов в готовности на третий день операции обеспечить ввод в сражение танковой армии Ротмистрова.

31-я армия наносит главный удар своим правым крылом в направлении Орша — Выдрица.

Для развития оперативного успеха второй эшелон фронта составят подвижные войска: 5-я гвардейская танковая армия и конно-механизированная группа.

Танковая армия маршала Ротмистрова готовится для ввода в сражение на направлениях Орша — Борисов и Лиозно — Богушевск. КМГ генерала Осликовского с выходом пехоты на рубеж реки Лучесы вводится в прорыв в направлении Лиозно — Богушевск.

В целях обеспечения успеха на участках прорыва создается превосходство над противником: в людях — в 2,2 раза, артиллерии — в 2,3 раза, танках и самоходно-артиллерийских установках — в 10 раз, самолетах — в 7,7 раза.

В-третьих, — продолжал Черняховский, — особенность данной операции заключается в весьма высокой концентрации танков на главных направлениях. Даже 39-я армия, имеющая задачу частью сил во взаимодействии с войсками 1-го Прибалтийского фронта окружить противника в Витебске, танкового или механизированного корпуса для создания своей подвижной группы не получит...

Многих поразила замечательная память Черняховского. Он называл десятки населенных пунктов, не глядя на схему, перечислял наименования частей и соединений, сопоставлял цифровые данные, не пользуясь никакими записями. Его решения основывались на глубоком знании обстановки и были, пожалуй, единственно правильными, хотя, как почувствовали все, и чрезвычайно рискованными.

Замысел Витебско-Оршанской операции, разработанной Черняховским, был пронизан новизной и в равной мере впитал в себя все ценное, что было достигнуто в предшествующих операциях, весь обретенный в них боевой опыт. [209]

Черняховский предусмотрел ввод в сражение танковой армии после прорыва не только тактического, но и армейского рубежа обороны противника. Ударная сила подвижной группы фронта сохранялась для успешных действий в глубине обороны группы армий «Центр».

Ярким свидетельством полководческого искусства Черняховского явилось и его решение о выделении во второй эшелон фронта лишь подвижных войск вместо общевойсковой армии, как это было во многих предыдущих операциях. Все имеющиеся в наличии общевойсковые армии предполагалось использовать только по своему прямому назначению, то есть для прорыва укреплений противника, в первом эшелоне оперативного построения фронта. Успех действий в оперативной глубине вражеской обороны обеспечивался бронетанковыми и механизированными войсками, максимально сохраненными для этой цели. Их своевременный ввод в сражение обеспечивался, в свою очередь, общевойсковыми армиями.

— Какие будут вопросы? — спросил Черняховский.

— Товарищ командующий, — поднялся один из генералов танковых войск, — танкистам в оставшийся срок не успеть оборудовать маршруты и исходные позиции на Лиозно-Богушевском направлении.

— Поможем, — пообещал Черняховский.

— И не совсем ясно, как на Богушевском направлении противник намерен распорядиться своими оперативными резервами...

— Чтобы узнать это, нужно немного: взять в плен командующего группой армий «Центр», — пошутил Иван Данилович. — Никто другой, кроме фон Буша, вам на этот вопрос не ответит. Так, может быть, отложим наступление до тех пор, пока не заберем в плен фельдмаршала? Если нет возражений, то наступление начнем своевременно. Что касается оперативных резервов врага, мы знаем, где они расположены. О том, в каком направлении они будут выдвигаться, нас немедленно проинформирует воздушная разведка.

— Товарищ командующий, разведданные о противнике в штаб танковой армии поступают с опозданием.

— А вы, товарищ генерал, не ждите, что вам все преподнесут в готовом виде. Сами должны предвидеть и разгадывать замыслы противника. Что же касается решения, то оно уже утверждено Ставкой, и, следовательно, быть посему. Мы рассматриваем лишь способы его [210] выполнения. Итак, маршалу Ротмистрову надлежит подготовить второе направление: на Лиозно — Богушевск, Действия танков отработать с каждым танкистом.

Штаб фронта в соответствии с решением командующего разрабатывал план предстоящей операции, согласовывая действия армий и подвижных соединений. Отдавались десятки глубоко продуманных приказов и распоряжений, которые доводились до войск через штабы всех уровней. Черняховский никогда не забывал, что самое гениальное решение остается неосуществленной идеей без титанической работы штабов.

4 июня в штаб фронта приехал представитель Ставки — начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза А. М. Василевский. Черняховский доложил о проделанной работе и вечером того же дня ознакомил Василевского и сопровождающих его генерал-полковника артиллерии М. Н. Чистякова и генерал-полковника авиации Ф. Я. Фалалеева с отработанным планом наступления. На следующий день на Военном совете заслушали решения командармов. Окончательное их утверждение должно было состояться на местности, непосредственно на участках прорыва.

— Каково ваше впечатление о командующем? — обратился Василевский к Чистякову после совещания.

— Что ж, первый свой экзамен Черняховский сдал успешно. Правда, к такому деликатному обращению да войне не привыкли.

— На Военном совете присутствовали генералы Крылов, Людников. Галицкий, Глаголев, Родин, Покровский... Имена их известны не только у нас в войсках, но и хорошо знакомы противнику. В обращении с ними нужен особый такт.

— Подлинный авторитет только укрепляется от того, что военачальник терпеливо выслушивает предложения подчиненных и следует дельным советам.

Утром 6 июня Черняховский и Василевский посетили участок прорыва армии генерала Крылова. Подробно рассмотрели решение командарма и предложения начальников родов войск. Особое внимание уделили вопросам взаимодействия пехоты, танков, артиллерии и авиации. Покинули армию уверенными, что она находится в твердых и умелых руках. 9 июня работали в 11-й гвардейской армии Галицкого. Здесь подготовительные работы, особенно по использованию артиллерии, несколько отставали [211] по сравнению с тем, что успели проделать соседи. Это было связано с перегруппировкой: 11-ю гвардейскую армию передали 3-му Белорусскому фронту из состава 1-го Прибалтийского. Ознакомившись с решениями командарма и командиров корпусов, Черняховский и Василевский провели короткую штабную игру, обратив особое внимание на то, насколько глубоко изучена командованием и штабами система обороны и группировка противника, насколько офицеры, генералы хорошо знают местность в полосе своего наступления. Задав несколько вводных с различными вариантами контратак противника в глубине операции, потребовали от комкоров и командарма принятия дополнительных решений. Удовлетворенные ответами командиров, представитель Ставки и командующий фронтом внесли в план операции свои последние коррективы и дали соответствующие указания. Черняховский был предельно собран и сосредоточен. Он понимал: представитель Ставки экзаменует не только войска, но и его самого.

На КП вернулись в час ночи. Василевский доложил по ВЧ Сталину о проделанной за день работе и о своих впечатлениях о Черняховском: «работает много, умело и уверенно...» Затем высказал беспокойство по поводу срыва графика прибытия войск, боевой техники, боеприпасов, горючего.

Уже через сутки начальник тыла фронта почувствовал результаты этих переговоров. Эшелоны начали прибывать один за другим. Все же закончить подготовку в сроки не удавалось. По предложению представителей Ставки начало операции было перенесено на 23 июня.

17 июня Василевский был срочно вызван в Москву, а на следующий день на совещании при Верховном Главнокомандующем еще раз согласовал ввод в сражение танковой армии Ротмистрова на Оршанско-Борисовском направлении, как на кратчайшем и наиболее выгодном по условиям местности для маневра.

Перед отъездом Василевского из Москвы маршал Жуков обратился к Верховному Главнокомандующему с просьбой окончательно решить вопрос о перенесении срока наступления для войск 1-го Белорусского фронта на 24 июня, то есть на день позже. Сталин попросил Василевского высказать свое мнение, предварительно выяснив точку зрения командующих фронтами. [212]

Василевский пригласил к аппарату ВЧ Черняховского.

— Как вы относитесь к тому, что Жуков просит начать наступление 1-го Белорусского фронта на сутки позже вас?

— А какими соображениями он руководствуется?

— Во-первых, это позволит поочередно использовать авиацию. Во-вторых, затруднит противнику разгадать общий замысел — окружение его основной группировки. — Маршал помедлил. — Ну и нам с вами это предоставит определенное преимущество...

— Какое, если не секрет?

— При таком варианте мы будем иметь времени на сутки больше, чем Рокоссовский, для освобождения столицы Белоруссии — Минска. Придется согласиться, Иван Данилович. Вероятно, это к лучшему. Как идет подготовка к наступлению?

— Полным ходом, железнодорожники подтягиваются.

20 июня Василевский вернулся в штаб 3-го Белорусского фронта и вместе с Черняховским рассмотрел вопросы авиационного обеспечения предстоящей операции.

Во второй половине июня была завершена перегруппировка. Войска заняли исходные позиции для наступления. В ночь на 22 июня Черняховский, Макаров, Родин, Баранов, Иголкин во главе оперативной группы штаба фронта заняли передовой командно-наблюдательный пункт на высоте 108,5 севернее Минского шоссе, примерно в трех километрах от переднего края. Штаб фронта во главе с генералом Покровским продолжал осуществлять управление войсками с командного пункта, находящегося в лесу южнее Гусина.

Высота, на которой располагался КНП, ничем не отличалась от других высоток, во множестве разбросанных на этом рубеже. Однако здесь было оборудовано столько укрытий, что, если не знать схему их расположения, легко можно было запутаться. В центре подземного городка размещался блиндаж командующего и члена Военного совета, рядом — представителя Ставки Маршала Советского Союза А. М. Василевского, справа и слева — блиндажи командующих родами войск. Все укрытия соединялись между собой ходами сообщения и были тщательно замаскированы. Небо над этой высотой патрулировалось истребителями. Место расположения КНП трижды фотографировалось [213] с воздуха для проверки надежности маскировки.

Накануне операции Черняховский переговорил по телефону с командармами, убедился в готовности войск. В сотый раз, склонившись над картой, перебрал все возможные варианты контрударов противника. Несмотря на позднюю ночь, вызвал начальника оперативного управления генерал-майора Иголкина.

— Держите постоянную связь с соседними фронтами. Очень важно знать, как противник будет реагировать на атаку на их участках.

Иголкин впервые заметил волнение в голосе Черняховского.

— Иван Данилович, с соседями поддерживается надежная связь. Всю необходимую информацию получаем вовремя.

Командующий фронтом и начальник оперативного управления, обсудив все первоочередные вопросы, расстались, пожелав друг другу спокойной ночи. И им без слов было понятно, как важно теперь хорошо отдохнуть. Но Иван Данилович никак не мог успокоиться. Он пришел в блиндаж на западных скатах высоты, где у стереотрубы дежурил наблюдатель. Только вспышки ракет время от времени разрывали темноту. Враг не проявлял активности.

Ивану Даниловичу предстояло провести первую фронтовую операцию, в которой участвовало огромное количество войск и боевой техники. Это и радовало его и тревожило.

22 июня вслед за ударами артиллерии и авиации танки и пехота 3-го Белорусского фронта начали атаку на ряде участков. По ту сторону фронта, в штабе командующего группой армий «Центр» зазвонили все телефоны. Разбудили Буша. Он выслушал сообщение, буркнул: «Опять помогают своим партизанам», — и бросил трубку.

Белорусские партизаны за последние три дня разрушили много железнодорожных коммуникаций противника, ведя так называемую «рельсовую войну». Войска группы армий «Центр» лишились регулярного снабжения вооружением, боеприпасами, горючим, и фельдмаршал фон Буш вынужден был из своего резерва направлять дивизию за дивизией на охрану коммуникаций.

Телефон зазвонил опять. [214]

— Господин фельдмаршал, у аппарата командующий 4-й армией.

— Докладывайте!

— Русские крупными силами атаковали наши позиции в направлении Орши.

Генерал не имел точных данных и, переоценив силы русских, допустил непоправимую ошибку. Командующий 3-й танковой армией доложил, что на Витебском направлении успешно отбил атаку русских...

Фельдмаршал фон Буш продолжал считать главным направление Орша — Минск. Он исключал возможность наступления крупных сил русских на Богушевском направлении, в условиях болотистой местности и множества озер, и основное внимание сосредоточил на Минском шоссе. Командующему 4-й армией он приказал ввести в бой резервы дивизий и остановить продвижение русских на Оршу. «Сегодня, 22 июня, три года назад мы начали «дранг нах остен». Не исключено, что в этот памятный для русских день они решили преподнести нам серьезный сюрприз».

Буш еще не догадывался, что командующий 3-м Белорусским фронтом ввел его в заблуждение, выдав разведку боем за начало общего наступления, чтобы раскрыть систему огня немецкой обороны.

До решающих событий оставалось менее суток. Заканчивалось выдвижение частей на исходные позиции. Тем временем наша авиация наносила мощные удары по резервам и аэродромам противника в районах Орши, Борисова и Минска.

Один за другим возвращались из соединений представители штаба фронта с докладами о результатах боя передовых батальонов. В штабах согласовывали последние детали начинающейся операции.

Все дни стояла сухая, жаркая погода, но в ночь на 23 июня прошел сильный дождь. Ему были рады все, кроме саперов и связистов: первые беспокоились, не развезет ли грунтовые дороги, вторые — не скажется ли влажность на слышимости телефонных переговоров.

Грунтовые дороги не успели размокнуть, но телефонная связь действительно ухудшилась.

На фронте нередко случалось, что связь выходила из строя именно тогда, когда в ней была наибольшая необходимость. На рассвете Черняховский приказал Комарову [215] связать его с командиром одной из дивизий, но с телефонного узла ответили, что связи нет.

Черняховский тотчас же отдал строжайший приказ начальнику связи генералу Бурову обеспечить непрерывную телефонную связь. От предложения переговорить по радио командующий фронтом отказался: радиостанции до начала наступления должны были молчать. Приказ о радиомаскировке соблюдался строго, даже слишком строго. Позже обер-фельдфебель, взятый в плен под Витебском, показал: «Мы привыкли к обычному режиму работы ваших радиостанций. И вдруг все они замолчали».

Генералу Бурову пришлось срочно перестроиться: часть новых средств, предназначенных для связи в оперативной глубине, использовать на исходных позициях. В ночь накануне наступления старый провод между дивизиями заменили на новый. В пять часов утра Буров доложил Черняховскому: «Проводная связь до дивизии включительно работает бесперебойно».

Перед началом Белорусской операции в тылу у противника активизировала боевые действия трехсоттысячная армия белорусских партизан. Народные мстители день ото дня усиливали удары по врагу. Под ногами гитлеровцев горела земля. Советские люди и воины Красной Армии были едины и полны решимости разгромить оккупантов и очистить белорусскую землю. Еще задолго до начала операции «Багратион» воины-белорусы действующей армии обратились с призывом к своим землякам.

«К тебе, народ наш, народ-богатырь, обращаются сыны твои, — писали бойцы. — Каждый день и час носим в сердце образ любимой Родины. Каждым вздохом своим, каждой мыслью своею с вами мы, дорогие, с вами, любимые... Наши сердца жжет великая бессмертная ненависть к врагу... Эта ненависть ведет нас в грозные атаки, она зовет нас бить врага, бить его люто, нещадно, насмерть...

Мы слышим стоны родной земли, видим муки ее, видим зарево пожарищ на ее опустевших просторах... Но не сломила вас вражья неволя. Не склонили вы колен перед оккупантами. Захвачена Беларусь, но не покорен народ ее, не сломлена воля ее к борьбе и победе... Мы слышим вас ежедневно, наши братья, белорусские партизаны. Мы гордимся первыми героями партизанской борьбы Бумажковым и Павловским...

Вместе с братьями своими, русскими и украинцами, вместе с воинами всех народов Советского Союза мы принесем освобождение родной земле, возвратим свободу и радость родному и многострадальному нашему белорусскому народу...» [216]

2

Наступило утро 23 июня. По сигналу красных ракет залпы «катюш» оповестили о начале артиллерийской подготовки. Земля застонала от грома сотен батарей. Позиции противника (по фронту более тридцати и в глубину до семи километров) сплошь покрыл дым разрывов. Приняв проведенную накануне разведку боем за общее наступление, противник выдвинул резервы в тактическую зону обороны, подставив этим свои войска под удар нашей артиллерии и авиации.

Артиллерийская канонада, рев авиационных моторов слились в один общий гул. Волна за волной шли на вражеские позиции наши самолеты. Отбомбившиеся эскадрильи тут же сменялись другими. Черняховский сознавал, какие огромные силы пришли в движение по его приказу, и испытывал радостное возбуждение. Артиллерийская подготовка подходила к концу, командующего фронтом интересовало, насколько эффективно подавлена оборона врага? Как нужны были сейчас Черняховскому мнения командармов, наблюдавших за противником на своих участках прорыва! Но он не беспокоил пока ни одного из них, понимая, как они заняты. Эти минуты стоили ему напряжения всех сил. Выдержку Черняховского по достоинству оценили подчиненные, которым не раз приходилось испытывать на себе излишнюю нервозность вышестоящих начальников: она передавалась сверху вниз и зачастую вредила делу.

В первый час артподготовки командующий получал информацию по линии штабов, и этих данных было достаточно, чтобы оценить обстановку и отдать соответствующие распоряжения. Он приказал командующему воздушной армией усилить удары вдоль Минского шоссе и нацелить часть штурмовой и бомбардировочной авиации на подавление вновь обнаруженной артиллерии противника. Наконец потребовал от командармов доклада о результатах артподготовки. Выяснилось, что огонь в полосах армий Глаголева и Галицкого оказался менее эффективным, чем на участках Крылова и Людникова.

Черняховский, не отрываясь от стереотрубы, приказал командармам Глаголеву и Галицкому вместо вышедших [217] из строя орудий прямой наводки выдвинуть танки непосредственной поддержки пехоты.

Несколько необычно развернулись события в полосе наступления армии генерала Людникова. Артподготовка там должна была длиться еще час. Наблюдая за противником, командир первого батальона 61-го гвардейского полка майор Б. Ф. Федоров установил, что немцы, не выдержав артиллерийского огня, оставили первую траншею. Нужно было немедленно решать: ждать конца артподготовки или атаковать противника? Если ждать, фашисты успеют укрепиться во второй траншее, инициатива будет упущена. Федоров не сомневался, что командование поймет правильно его решение и своевременно перенесет огонь в глубину. Если примеру его батальона последуют соседи, то оборона врага будет прорвана и при этом сохранено большое количество снарядов для дальнейшего наступления.

Майор нажал на спусковой крючок ракетницы. Ракета взвилась, указывая путь на запад. Солдаты ринулись вперед. Быстро миновали первую траншею, ворвались во вторую. Пошли в ход ручные гранаты, в траншеях завязался штыковой бой. Мощное «ура» усиливалось, гремело справа и слева: за батальоном Федорова поднялись в атаку соседи. Лихорадочно заработала связь: «Прекратить огонь артиллерии в квадратах...»

Штабные офицеры не сразу поняли, что произошло. Начальник штаба артиллерии фронта поспешил доложить:

— Товарищ командующий, пехота Людникова поднялась в атаку, не дожидаясь переноса артиллерийского огня.

Известие насторожило Черняховского, но он невозмутимо приказал:

— Передайте командирам артиллерийских групп: на участке 39-й армии, а также на стыках с ней перенести огонь в глубину.

Огонь был своевременно перенесен. Батальон Федорова успешно продвигался вперед, за ним — другие. В результате обозначившегося успеха на направлении главного удара генерал Людников досрочно ввел в сражение основные силы. Стремительным броском они преодолели первую и вторую траншеи противника на широком фронте. Пехотинцы, артиллеристы, танкисты действовали четко и слаженно. [218]

Батальон майора Федорова по-прежнему был впереди. В первых его рядах шли коммунисты и комсомольцы. Войскам всего фронта стало известно имя комсорга батальона лейтенанта М. И. Дружинина: под огнем врага он первым ворвался на мост через реку Лучесу и перерезал провода, идущие к фугасам, не дав возможности немцам подорвать мост. Батальон без задержки форсировал реку.

К тринадцати часам первого дня наступления дивизии Людникова перерезали железную дорогу Витебск — Орша в районе станции Замосточье. Гитлеровцы, пытаясь оказать сопротивление, сосредоточили у станции свой корпусной резерв — 280-й пехотный полк.

Более успешно развернулись события в полосе наступления армии генерала Крылова. Еще накануне в шестнадцать часов на всю глубину позиции врага обрушился шквал огня. Двадцать пять минут громыхали разрывы снарядов и авиабомб по ту сторону переднего края армии. После мощного залпа «катюш» передовые батальоны дружно атаковали врага. Один из батальонов дивизии генерала Н. М. Ласкина захватил господствующую высоту, на которой противник расположил крупнокалиберные пулеметы. Соседние батальоны с ходу форсировали речку Суходровку и закрепились на ее крутом противоположном берегу. Противник опомнился, начался тяжелый, кровопролитный бой. Фашисты с трех сторон контратаковали смельчаков, их силы превосходили наши в три-четыре раза. Отважных пехотинцев в этом неравном бою поддержала дивизионная и корпусная артиллерия. Но, несмотря на огромные потери, немцы продолжали контратаковать. Уже не было уверенности, что небольшой плацдарм удастся отстоять. Однако удары артиллерии сделали свое дело. К концу дня вражеские атаки начали ослабевать и наконец захлебнулись. Наступила ночь. Под ее покровом на ту сторону реки были переправлены главные силы дивизии.

Командарм Крылов, успешно проведя разведку боем, задумался, как наилучшим образом использовать ее результаты. И нашел удачное решение: в первый день наступления артиллерийскую подготовку начал в отличие от других армий не за два часа до атаки, а гораздо позже, заручившись на это согласием Черняховского. [219]

Восемьдесят пять минут бушевал огонь в полосе наступления армий Галицкого и Глаголева, а на участке армии Крылова велась лишь редкая орудийная стрельба. Создалась картина пассивных действий, какие обычно ведутся на второстепенных направлениях. Командир немецкого 6-го армейского корпуса доложил в штаб 3-й танковой армии, что на его участке сравнительное затишье. Командующий армией быстро отреагировал на это сообщение: пока продолжалась артиллерийская подготовка, снял резервы с участка 6-го армейского корпуса.

Лишь за тридцать пять минут до начала атаки генерал Крылов приказал открыть ураганный огонь по врагу. Заключительным аккордом артиллерийской и авиационной подготовки был мощный удар по передовым траншеям противника. Не успели смолкнуть орудия, как стрелковые части, вплотную прижимаясь к огневому валу, поддерживаемые танками и авиацией, стремительно атаковали врага. В середине первого дня наступления войска генерала Крылова овладели шестью линиями траншей и вечером вышли к реке Лучесе, прорвав оборону 6-го армейского корпуса немцев на глубину двенадцать километров.

Из опыта ожесточенных боев в Севастополе и в Сталинграде Крылов знал, что врагу не надо давать передышки. За ночь командованием и штабом армии была проделана большая подготовительная работа с целью развития успеха операции. Уточнены задачи соединениям первого эшелона и артиллерии. Более тысячи орудий и минометов сменили огневые позиции, придвинувшись ближе к Лучесе, и с рассветом обрушили огонь на передовые части 6-го армейского корпуса немцев. Одновременно по его резервам и тылам был нанесен сокрушительный удар с воздуха силами бомбардировочной и штурмовой авиации фронта.

Соединения Крылова, поддержанные мощным огнем артиллерии, авиации и танками, утром 24 июня вновь атаковали врага. Сам Крылов находился в боевых порядках первого эшелона, внимательно следя за ходом сражения.

Вскоре противник на Богушевском направлении бросил в бой свежую пехотную дивизию, но, несмотря на это, к тринадцати часам сопротивление его было сломлено.

Стрелковые соединения 5-й армии в полдень подошли [220] к Богушевску. Здесь произошла заминка. Крылов обратился к Черняховскому:

— Прошу нанести удар авиацией по лесу восточное Богушевска.

— Перенацеливаю на ваш участок штурмовиков. Будет сделано шестьдесят самолето-вылетов. Не сбавляйте темпа наступления. Обходите врага с флангов, — потребовал командующий фронтом.

Войска Крылова, умело маневрируя и взаимодействуя с фронтовой авиацией, продолжали наращивать темп наступления. Богушевск представлял собой мощный узел обороны, где подступы к его опорным пунктам были прикрыты проволочными и минными заграждениями и тремя линиями траншей. На окраине города завязались ожесточенные бои. Богушевск являлся той ключевой позицией, при потере которой рушилась вся система обороны противника на этом участке.

— Товарищ генерал, вас просит к аппарату командующий фронтом, — доложил Крылову адъютант.

— Потребует срочно взять Богушевск, а у нас артиллерия отстала, — с досадой сказал Крылов, подходя к аппарату ВЧ.

— Николай Иванович, — прозвучал в трубке спокойный голос Черняховского, — получены разведданные от наших партизан. Богушевск — орешек! Придется подтянуть резервы и как следует подготовиться, чтобы взять его с наименьшими потерями.

У Крылова отлегло от сердца. Черняховский понял его тревогу и сумел объективно оценить обстановку,

— Товарищ командующий, командирам стрелковых корпусов приказал подтянуть артиллерию и части, действующие на главных направлениях, усилить танками. На этом же направлении сосредоточиваю армейскую артиллерию. Прошу еще раз помочь авиацией.

— По противнику в Богушевске бомбовые удары наносит 3-я гвардейская бомбардировочная авиационная дивизия генерал-майора Андреева. Сопровождать пехоту а танки будут летчики 3-го штурмового авиакорпуса. Командиры этих соединений уже выехали на ваш командно-наблюдательный пункт, — сообщил Черняховский. Операция была разработана настолько четко, что взаимодействие родов войск было расписано по часам.

К вечеру подготовительные работы были закончены. После мощного артиллерийского и авиационного налетов [221] дивизии Казаряна и Донца, усиленные танковыми бригадами, двинулись на штурм Богушевска. Бой длился всю ночь. В результате одновременного удара с фронта и флангов к трем часам утра город был освобожден от противника.

Иначе развивались боевые действия в направлении Орши. С утра 23 июня ударная группировка, состоящая из основных сил 11-й гвардейской и 31-й армий, встретила ожесточенное сопротивление врага, занимающего глубоко эшелонированную оборону с долговременными сооружениями. За день боя соединения Галицкого продвинулись на два километра и лишь на стыке с 5-й армией — до восьми километров. Армия Глаголева отражала контратаки 78-й штурмовой и 25-й моторизованной дивизий противника и смогла преодолеть вражескую оборону только лишь на глубину около двух километров.

Маршал Василевский выехал к Галицкому, чтобы разобраться в обстановке на месте. Возвратившись на КПП фронта, сказал Черняховскому:

— Галицкому нужно помочь. Завтра Рокоссовский южнее нанесет сокрушительный удар. Ввод в сражение танков Ротмистрова в полосе наступления армии Галицкого считаю достаточно обоснованным. Так и буду докладывать Верховному.

— Галицкому окажем максимальную помощь. На Оршанское направление перенацеливаю основную массу штурмовой и бомбардировочной авиации, — ответил Черняховский. — Будем рассчитывать, что с утра Кузьма Никитович завершит прорыв тактической зоны.

Черняховский вызвал по ВЧ командарма-11.

— Кузьма Никитович! Ваша гвардия усилена лучшим танковым корпусом и артиллерийской дивизией прорыва, чем еще вам помочь?

— Товарищ командующий, приходится преодолевать заболоченные и торфяные поля, лесные завалы, заминированные и опутанные колючей проволокой, перекрытые фланкирующим огнем из дзотов. Гитлеровцы здесь создали непреодолимую полосу обороны. С захватом узкоколейки, может быть, танки Ротмистрова помогут нам допрорывать вражескую оборону?

— Подвижная группа фронта имеет строгое предназначение и будет введена в сражение только в чистый прорыв. [222]

— С овладением рокадной дорогой Орша — Витебск оборона противника начнет рушиться, и тогда Траут не удержится. Но пока нам мешают вражеская артиллерия с закрытых огневых позиций и доты, прикрывающие шоссе огнем.

— Хорошо, штурмовую авиацию нацеливаю на контрбатарейную борьбу и на подавление дотов! Кто у вас ближе всех к шоссе Орша — Витебск?

— Дивизия генерала Щербины.

Черняховский, отдав соответствующие распоряжения командующему артиллерией фронта и командующему воздушной армией на подавление противника, вызвал генерала Щербину.

— «Тигр» слушает, — отозвался комдив, назвав позывной своего наблюдательного пункта.

— Какой же вы «тигр», раз топчетесь на месте? — сказал Черняховский.

— Мои гвардейцы вырвались вперед, гитлеровцы прижимают нас фланговым огнем!

— Отстали от соединений Крылова, поэтому противник и фланкирует! За фланги не беспокойтесь. К утру во что бы то ни стало оседлать шоссе Орша — Витебск! Задача ясна?

— Ясна!

Щербина не предполагал, что обстановка может измениться так резко. Начальник штаба дивизии уже докладывал ему, что противник вновь перешел в контратаку и пытается отрезать вырвавшиеся вперед батальоны 95-го гвардейского стрелкового полка и что гитлеровцам удалось вернуть поселок Центральный.

Возникла угроза провала наступления не только на участке 31-й гвардейской стрелковой дивизии, но и на всем правом крыле армии Галицкого. Комдив-31 понимал всю сложность ситуации, в его ушах все еще звучал приказ Черняховского: «Во что бы то ни стало оседлать шоссе Орша — Витебск!» Спасение положения он видел в дерзких действиях бронированных самоходно-артиллерийских установок.

— Самоходки выдвигай вперед! — решительно сказал он своему адъютанту лейтенанту Кузьменко. — Ну, Петро, давай!

— Товарищ генерал, я мигом! — Кузьменко под разрывами снарядов побежал к машине командира самоходок. [223]

Вскоре самоходки, ведя огонь с коротких остановок, вступили в бой с вражескими танками.

Контратака гитлеровцев захлебнулась. Батальоны 95-го полка при поддержке самоходок вновь перешли в наступление.

Лейтенанта немецкие артиллеристы заметили, когда он уже возвращался обратно на НП дивизии. Совсем рядом в торфяной жиже разорвался вражеский снаряд, Кузьменко залепило буро-зеленой грязью. Он едва успел отпрыгнуть в воронку от снаряда, как снова взрыв, комья земли посыпались на него сверху.

... — Петро, жив? — обрадовался Щербина, когда адъютант свалился в траншею.

— Все в порядке, товарищ генерал, — доложил Кузьменко.

Щербина собрался было доложить Черняховскому, что приказ его выполнен, но в это время раздался звонок.

— Товарищ одиннадцатый, гитлеровцы вновь контратаковали, дальнейшее наступление приостановлено! — сообщал командир 95-го стрелкового полка — так быстро менялась обстановка на фронте.

— Выдвигайте артиллерию на прямую наводку, я иду к вам! — громко сказал в телефонную трубку Щербина.

— Товарищ генерал! Под таким огнем вам не пройти, разрешите, я поползу, все равно потом отмываться, — предложил Кузьменко.

Щербине не хотелось заставлять Кузьменко второй раз испытывать судьбу, но выполнение приказа командующего фронтом находилось под срывом. Щербина обнял своего адъютанта.

— Иди, друг, подними в атаку людей 2-го батальона.

Кузьменко — где ползком, где перебежками — добрался до 5-й стрелковой роты, прижатой вражеским огнем к земле.

— Товарищи, приказ командующего фронтом — оседлать шоссе.

— Ура! За Родину! — 18-летний младший сержант Шавалиев поднял свое отделение в атаку.

Но тут ударил вражеский пулемет. Солдаты, обливаясь кровью, падали один за другим, сраженные огнем из вражеского дзота. Сам Шавалиев упал в мокрый торфяной мох рядом с командиром взвода гвардии младшим лейтенантом Ильченко. Атака захлебнулась. [224]

— Щербина, — спрашивал по телефону генерал Галицкий, — оседлали шоссе?

— Нет, товарищ генерал!

— Черняховский передал, что штурмовики в воздухе, и еще раз потребовал ускорить атаку шоссе Орша — Витебск!

— Петро, — надрывался Щербина, вызывая по телефону лейтенанта. — Петро, где ты? Сообщи свои координаты!

— У пятого поселка.

— Ускорьте продвижение!

— ...Приказ генерала — атаковать! — властно потребовал адъютант комдива.

— Надо — значит надо. — Ильченко взглянул на сержанта Шавалиева: — Только ты, Барий, можешь с тыла уничтожить вражеский дот, и тогда рота овладеет дорогой жизни!

Шавалиев полз в обход дзота. Ильченко не выдержал, двинулся вперед. Слишком уж ответственна была задача, от выполнения которой зависел успех всего корпуса. Коммунист Ильченко повторил бессмертный подвиг Александра Матросова, закрыв своим телом амбразуру. Вскоре фашисты вновь открыли губительный огонь. И тогда поднялся младший сержант Шавалиев. Одним броском он подбежал к дзоту и упал на амбразуру. Вражеский пулемет умолк. Ценой своей жизни отважные воины обеспечили выполнение ротой боевой задачи.

Дивизия генерала Щербины на второстепенном участке прорыва достигла больших успехов, чем на направлении главного удара армии. Она расширила прорыв по фронту до трех и в глубину до восьми километров. В полосе наступления войск генерала Галицкого обозначился успех.

Василевский распорядился: «В ночь на 24 июня маршалу Ротмистрову вывести танковые корпуса из выжидательного района в исходный и приблизить их к боевым порядкам соединений армии генерала Галицкого. Командующему фронтом Черняховскому обеспечить прикрытие танков с воздуха».

С наступлением темноты, точно в указанное время, лавина танков 5-й гвардейской армии двинулась по Минскому шоссе. К рассвету танки начали выходить в полосу действий стрелковых соединений армии генерала Галицкого/ [225]

Выдвижение танковой армии встревожило немецкое командование. Оно незамедлительно стало усиливать Оршанское направление. В полосу Минской автострады выдвинуло на прямую наводку целую зенитно-артиллерийскую дивизию для борьбы с нашими танками.

С утра 24 июня под Оршей развернулись ожесточенные бои. В первые три часа сражения соединения армии Галицкого хотя и не достигли желаемого результата, но гвардейцы, проявляя героизм и мужество, сумели преодолеть болота и втянулись в тяжелые бои на тыловом оборонительном рубеже, прикрывающем рокадное шоссе Витебск — Орша.

К этому времени начальник направления по 3-му Белорусскому фронту полковник Мернов успел обозначить на картах Генерального штаба выдвижение 5-й гвардейской танковой армии маршала Ротмистрова вдоль Минского шоссе. О выполнении графика выдвижения уже не раз докладывалось Верховному Главнокомандующему. Тот интересовался, как ведет себя противник, где находятся войска генерала Галицкого.

11-я гвардейская армия с тяжелыми боями медленно продвигалась вперед. Командование фронта согласовало все вопросы, связанные с обеспечением ввода в прорыв подвижной группы. Минское шоссе было заблаговременно освобождено для танков. Два танковых корпуса ждали приказа ринуться в бой.

Черняховский продолжал кропотливо анализировать боевые действия, развернувшиеся на фронте в сто сорок километров. Иван Данилович своевременно сделал вывод, что противник продолжает считать второстепенным для наших войск направление на Богушевск, а также убедился, что к утру 25 июня армия Галицкого не сможет завершить прорыв немецкой обороны. Следовательно, нецелесообразно вводить здесь танки Ротмистрова, предназначенные для действий в глубине: им пришлось бы встретиться с противотанковой артиллерией и танками, противника, расположенными на заранее подготовленных позициях, в хорошо замаскированных танковых окопах. Большие потери неизбежны.

В то время как на левом крыле фронта войска Глаголева и Галицкого медленно продвигались, в полосе наступления армии генерала Крылова обозначился успех на Богушевском направлении. На второй день наступления здесь по приказу Черняховского была введена в прорыв [226] конно-механизированная группа генерал-лейтенанта Осликовского. Танки 3-го гвардейского механизированного корпуса, наступающие в составе этой группы, успешно преодолевали лесисто-болотистую местность. В такой обстановке ввод танковой армии в прорыв у Богушевска представлялся весьма заманчивым. Если перебросить ее туда ночью, можно обеспечить решающую внезапность.

В то же время в директиве Ставки главенствующая роль отводилась Оршанскому направлению. Там, в полосе наступления армии Галицкого, все было заранее предусмотрено до мельчайших деталей: прикрытие танков артиллерийским огнем, пропуск их через минные поля. Требовалось пропустить сквозь поток своих стрелковых и артиллерийских частей более пятисот танков и самоходно-артиллерийских установок Ротмистрова и еще массу другой сопровождающей их боевой техники. А в полосе наступления армии Крылова предстояло решать все эти вопросы заново, в ходе боевых действий.

Черняховский мог, выполняя директиву Ставки, ввести танковую армию там, где все было подготовлено, — вдоль Минского шоссе. Но его беспокоила невероятная стойкость противника на Оршанском направлении. Трудности не пугали Ивана Даниловича. Напротив, они мобилизовывали всю его волю, разум, знания, опыт.

В Белорусской операции участвовало четыре фронта, для развития оперативного успеха предназначалась танковая армия. Естественно, за ее использованием следил Генеральный штаб, сам Верховный Главнокомандующий. И требовалась большая смелость, чтобы принять решение вопреки утвержденному ранее плану.

Генеральный штаб, зная, что на Богушевском направлении лесисто-болотистая местность, считал, что для такого количества танков не хватит емкости коммуникаций. По тесным дорогам в сторону фронта двигалась масса автомашин тыловых подразделений армии Крылова, конно-механизированной группы. Вся эта махина могла создать долговременные заторы.

В ночь на 23 июня Ставка отдала распоряжение ввести танковую армию на Оршанском направлении и передвинула ее на двадцать пять километров ближе к боевым порядкам соединений армии Галицкого. На следующий день она продвинулась к линии фронта еще на двадцать пять километров и продолжала оставаться в резерве [227] Ставки. До ввода в сражение танковой армады и решающего удара оставались считанные часы.

Гитлеровцы на подступах к Орше продолжали оказывать ожесточенное сопротивление, войска генерала Галицкого медленно взламывали вражескую оборону. Черняховский вынашивал свой вариант применения танковой армии, и наконец он пришел к окончательному заключению, что его дерзкий маневр принесет успех. Мысленно он уже видел, как танки Ротмистрова, преодолев заболоченную местность, стремительно вырываются на автомагистраль Борисов — Минск, в район Толочина, оставив позади себя вражеские укрепления в Орше, и выходят на оперативный простор.

Прежде чем доложить о своем решении Василевскому, Иван Данилович посоветовался с Макаровым. Член Военного совета целиком и полностью согласился с ним. Еще несколько часов назад директива Ставки казалась незыблемой. Но в двадцать часов 24 июня, когда танковая армия из Резерва Верховного Главнокомандования поступила в подчинение 3-го Белорусского фронта, Черняховский внес решающие изменения в ранее разработанный план операции. И тут же вызвал к себе командующих бронетанковыми войсками, артиллерией, авиацией, начальника инженерных войск, начальников оперативного управления и разведотдела.

— Войска фронта в основном наступают успешно. Но на левом крыле соединения Галицкого и Глаголева топчутся на месте. В чем-то мы допустили просчеты, особенно с вводом в сражение 5-й гвардейской армии. Обстановка требует немедленной перегруппировки сил. У кого есть какие соображения?

— Порядок использования танковой армии строго регламентирован, и вводить ее предписано на направлении главного удара, вдоль Минского шоссе, — нарушил паузу заместитель начальника оперативного управления полковник Соколов. — Целесообразнее было бы следовать ранее выработанному плану. Возможно, армии Галицкого еще удастся развить прорыв...

— Николай Парфентьевич, — обратился командующий к начальнику инженерных войск, — как вы думаете, сумеем мы перебросить танковую армию, не застрянет она в лесу?

— На Богушевском направлении танки пройдут, — заверил Баранов. [228]

Черняховский попросил командующего бронетанковыми войсками фронта генерала Родина высказать свои соображения.

— Выдвигая танковую армию на исходный рубеж в полосу наступления армии Галицкого, — начал Родин, — мы израсходовали тысячи моточасов и сотни тонн горючего. Вдвое больше израсходуем на выдвижение танков в район сосредоточения и затем к исходному рубежу на участке прорыва 5-й армии, поскольку рокадных дорог там фактически нет.

— Алексей Григорьевич, моторесурсы и горючее нам очень дороги, но из-за них мы не можем жертвовать победой. Ввод в сражение танковой армии в полосе войск Крылова дает нам большие преимущества. Во-первых, внезапность. Во-вторых, мы вобьем клин между 3-й танковой и 4-й армиями противника. В-третьих, выйдем на свое главное направление — Минское шоссе, — обойдя мощные укрепления врага в районе Орши. То есть выполним задачу с наименьшими потерями...

Черняховский, выслушав доклады командующих родами войск и начальников управлений, доложил о своем окончательном решении Маршалу Советского Союза Василевскому.

— Решил 5-ю гвардейскую танковую армию ночью отвести в выжидательный район, перегруппировать в полосу наступления армии Крылова и на рассвете 26 июня ввести в прорыв на Богушевском направлении. Прошу вашей санкции.

— Вы командующий фронтом. Вот и командуйте своими армиями.

Маршал Василевский, будучи представителем Ставки, никогда не подменял командующих фронтами.

— Есть! — радостно воскликнул Черняховский. Но какое значение имело это всего лишь одно слово в судьбе всей Белорусской операции!

Черняховский, сосредоточивая усилия фронта на правом крыле, отнюдь не собирался ослаблять внимание к Оршанскому направлению. 24 июня он приказал генералу Галицкому обойти Оршу с севера и закрыть пути отхода врагу на запад. Предупредил командарма:

— Имейте в виду, генерал Траут у немцев считается мастером обороны. Даже таблички висят перед траншеями с надписью: «Где стоит Траут, русские не пройдут». Так что нам предстоит серьезно потрудиться. От [229] командира 2-го гвардейского танкового корпуса потребуйте решительных действий, используйте артиллерию на всю мощь, на Траута нацелю и авиацию.

Армия генерала Крылова продолжала успешно развивать наступление. Черняховский приказал Галицкому на правом фланге использовать ее успехи. Сам тут же выехал в выжидательный район танковой армии Ротмистрова. Одновременно туда начали прибывать ее передовые подразделения.

Радист командующего, настраиваясь на волну штаба фронта, вдруг услышал:

— Приказ Верховного Главнокомандующего.

Генерал-полковнику Черняховскому.

Войска 3-го Белорусского фронта... — пытаясь увеличить громкость, радист от волнения повернул ручку в обратную сторону и, пока снова настраивался, что-то пропустил: — ...прорвали сильно укрепленную и развитую в глубину. оборону Витебского укрепленного района немцев, южнее города Витебска, на участке протяжением тридцать километров продвинулись в глубину за два дня наступательных боев до двадцати пяти километров и расширили прорыв до восьмидесяти километров по фронту, освободив более трехсот населенных пунктов...

Начались помехи... Потом прозвучали слова:

— ...Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Белорусского фронта... двадцатью артиллерийскими залпами...

— Товарищ подполковник! — радист схватил за руку задремавшего Комарова. — Сейчас передавали о нашем фронте...

Комаров тут же разбудил Черняховского. Иван Данилович спокойно заметил:

— Радоваться еще рановато...

— Как же не радоваться? — удивился Комаров. — Ведь сообщили на весь мир!

По дороге на Богушевск машина командующего обогнала автоколонну с боеприпасами для армии Крылова. Когда подъезжали к командно-наблюдательному пункту, мимо пронеслись всадники. Земля гудела от топота копыт.

Черняховский вышел из машины.

Кто-то уже скакал навстречу на красивом вороном коне, за спиной всадника распласталась черная бурка. Осадив коня в нескольких метрах от машины, всадник спрыгнул на землю. Это был генерал Осликовский. [230]

— Товарищ генерал-полковник! Соединения конно-механизированной группы расширяют прорыв. Ввожу в бой второй эшелон кавалерийского корпуса!

— Что ж, желаю успеха, — улыбнулся Иван Данилович.

Лихие конники стремительно проносились мимо. Вот уже промчались арьергардные эскадроны. В ушах еще долго звучал конский топот...

Маршал Василевский, подведя итоги операции 3-го Белорусского фронта за первые три дня, доложил Верховному Главнокомандующему, что войска продвигаются успешно.

— Поздравляю. Какое мнение складывается о Чернове{5}, товарищ Владимиров{6}? — спросил Сталин.

— Отличное. Обстановку анализирует быстро, владеет предвидением развития боевых ситуаций. Принятое им решение ввести танковую армию ближе к левому крылу Батурина{7} — смелое и в своем роде оригинальное, в успехе уверены.

— Выходит, мы не ошиблись, назначив его командующим фронтом?

— Не ошиблись. Прошу генералу Чернову присвоить очередное звание.

Сталин некоторое время молчал. Александра Михайловича это смутило: «Выходит, поторопился с просьбой?»

Но Сталин медленно и спокойно проговорил:

— Ну что ж, направьте официальное представление.

В тот же день полетела телеграмма в Москву Семенову{8}: «За отличное руководство войсками прошу присвоить звание генерала армии командующему 3-м Белорусским фронтом генерал-полковнику Черняховскому Ивану Даниловичу. Владимиров».

На следующий день Василевский поздравил Ивана Даниловича Черняховского с присвоением ему воинского звания генерала армии{9}. [231]

Конно-механизированная группа, введенная в прорыв, к 25 июня опередила дивизии Крылова на двадцать-тридцать километров. Механизированный корпус Обухова и кавалерийский корпус Осликовского в трудных условиях лесисто-болотистой местности успешно преследовали остатки разбитых частей 299-й и 14-й пехотных дивизий противника. Под прикрытием истребительной и штурмовой авиации, осуществляя смелые обходные маневры, конники миновали важные опорные пункты врага в районах Волосова и Вершовки, достигли Березины и приступили к ее форсированию. На переправе в районе Осипова образовался затор. Здесь скопились полки кавдивизии генерал-майора Брикеля, батальоны танковой бригады мехкорпуса, автомашины частей армии Крылова, полки кавдивизии генерала Калюжного. Противник обнаружил скопление войск у переправы и обрушил на них огонь.

Авиационная разведка фронта тут же засекла вспышки выстрелов вражеской артиллерии. По приказу Черняховского в воздух была поднята эскадрилья штурмовиков, и батареи противника были подавлены.

Кавалерийские дивизии Брикеля и Калюжного благополучно форсировали Березину юго-восточнее Осипова и к полудню уже вели бои с противником за расширение плацдарма. К этому времени наметился успех и в армии генерала Галицкого. С большим опозданием в прорыв была введена подвижная группа армии — 2-й гвардейский танковый корпус Бурдейного. Гвардейцы-танкисты, преодолев ночью Осиновское болото, с утра втянулись в напряженные бои.

В разгар операции член Военного совета фронта генерал Макаров получил известие, что погиб младший брат [232] командующего, подполковник Александр Данилович Черняховский. Посоветовавшись с маршалом Василевским, решил пока не сообщать Ивану Даниловичу печальное известие.

С утра 26 июня командующий стал вновь наращивать силы на Богушевском направлении и ввел в прорыв 5-ю гвардейскую танковую армию.

Вводу в прорыв танковой армии придавалось особое значение, этому предшествовала большая подготовительная работа. Прежде всего требовалось обеспечить фланги танковой армии. Правый фланг прикрывался конно-механизированной группой, действовавшей западнее Сенна, левый — 2-м гвардейским танковым корпусом, наступавшим в направлении Староселье — Чернявка. Надежно охраняемая с воздуха авиацией, танковая армия в шесть часов утра вошла в соприкосновение с противником.

Представитель Ставки и член Военного совета фронта, посоветовавшись, решили наконец сообщить Черняховскому о гибели брата.

Макаров, волнуясь, начал издалека:

— Иван Данилович, как в жизни бывает: за радостью приходит горе... Сильный способен все пережить и продолжать самоотверженно выполнять свой долг, таким мы вас знаем!

— Вы о чем, Василий Емельянович? Что-то я вас не понимаю, — насторожился Черняховский.

— Иван Данилович, — решился наконец Макаров, — я должен сообщить вам печальную весть. Случилось несчастье... — Он помедлил, подыскивая необходимые слова: — Ваш брат Александр погиб двадцать четвертого под Алексиничами.

Черняховский тяжело опустился на стул. Он был строг к брату, не баловал его и не прятал в тылы. Наоборот, направил заместителем командира танковой бригады на главное направление, туда, где решалась судьба операции...

Тягостное молчание прервал сам Иван Данилович:

— Последний раз он не застал меня... Не увиделись тогда, а теперь уже не увидимся. Все было некогда. И сейчас не смогу поехать в Алексиничи. Прости, Саша!

Войска фронта продолжали успешно наступать. Передовой отряд танковой армии Ротмистрова, применив широкий маневр, обошел сопротивлявшиеся группы врага и [233] к тринадцати тридцати вышел в район восточнее Толочина. Попытка с ходу сбить оборонявшиеся части охранной дивизии не удалась. Главные силы 3-го Котельнического гвардейского танкового корпуса танковой армии Ротмистрова, наступавшего вслед за передовым отрядом, находились в двадцати километрах. Командир корпуса генерал-майор И. А. Вовченко последовал директиве командующего фронтом, предписывающей подвижным войскам вводить вторые эшелоны и резервы, не давая противнику времени на перегруппировку и подтягивание своих резервов. В результате ему удалось на подступах к Толочину быстро развернуть главные силы корпуса. На автомагистрали Москва — Минск шел жестокий бой. В тылу под Оршей продолжались ожесточенные схватки. В Толочине же немцы чувствовали себя более-менее спокойно. На станцию прибывали поезда, телеграф выстукивал согласие па прием новых эшелонов. Даже когда наши ганки ворвались па привокзальную площадь, немцы не сразу разобрались, в чем дело, и продолжали нести службу на станции.

Генералу Вовченко удалось совершить маневр силами одной танковой бригады в обход Толочина с севера, другой с юга, отрезать фашистам путь на запад и не допустить отхода оршанской группировки врага на Толочин. В результате этого маневра Толочин был взят. Войска фронта перерезали шоссейную и железную дороги Орша — Борисов на протяжении тридцати километров, захватили большое количество трофеев.

Если 3-й гвардейский танковый корпус генерала Вовченко наступал успешно, то 29-й корпус продвигался медленно, с большими потерями.

Штабу фронта была хорошо известна слава 5-й гвардейской танковой. Большие потери и медленный темп наступления являлись следствием каких-то тактических ошибок. Для выяснения обстоятельств на месте была направлена специальная комиссия.

...В одном из районов боевых действий, на подступах к Березине, чернели остовы трех сожженных танков, мрачно выделяясь на фоне зеленой рощи. Каждый из них был поражен снарядом в левую сторону башни. Комиссии не составило труда определить, откуда стрелял противник. На краю поля, за густым кустарником, был обнаружен след немецкого танка, а вскоре и место, где он прятался в засаде. [234]

Неподалеку в лощине стояло еще шесть наших подбитых машин. По пробоинам было видно, что противник стрелял из рощи, находившейся метрах в четырехстах. На опушке рощи также были обнаружены места засад трех замаскированных вражеских танков. Следы их гусениц вели на запад: немецкие танки ушли безнаказанными.

Генерал Людников, участник расследования обстоятельств одного из таких боев, сделал следующий вывод: «Немцы на некоторых участках применили против пас нашу тактику, в свое время успешно использованную Катуковым, тогда еще полковником, в боях против танков Гудериана на дальних подступах к Москве: бить из засад...»

Несмотря на все трудности, внезапный ввод в сражение танковой армии явно качнул чашу весов в нашу сторону. Танкисты генерала Вовченко, освободив город Толочин, одновременно отрезали путь отхода оршанской группировке врага, облегчили этим задачу войскам, наступающим с фронта. Всю ночь на 27 июня на улицах Орши шли упорные бои. Сопротивление вражеского гарнизона было сломлено. К утру Орша полностью перешла в наши руки.

Вечером 27 июня Москва вновь салютовала в честь победы войск Черняховского. Наиболее отличившимся соединениям приказом Верховного Главнокомандующего были присвоены почетные наименования Оршанских.

Благоприятно развернулись события в войсках генерала Людникова. Здесь особо отличились стрелковые дивизии генерал-майоров А. П. Квашнина, А. А. Вольхина, которые на третий день наступления соединились в районе Гнездиловичей с 43-й армией генерал-лейтенанта А. П. Белобородова. Таким образом, было завершено окружение пяти вражеских дивизий, действовавших в районе Витебска.

Окружение немцев под Витебском вошло в историю Великан Отечественной войны как одна из классических операций. Она характерна тем, что еще в ходе наступления вражеская группировка была рассечена надвое. Это позволило добивать ее по частям — в районе Островно и юго-западное Витебска.

Фашистские войска, не ожидавшие стремительного наступления, [235] были ошеломлены. Командир 197-й пехотной дивизии полковник Прой, взятый в плен, показал: «Полки таяли буквально на глазах. Солдаты бросали оружие, транспортные средства, боеприпасы, военное имущество, личное оружие и, как безумные, разбегались...»

26 июня войска освободили Витебск, и в шесть часов утра над городом взвилось красное знамя. Было захвачено большое количество пленных и боевой техники.

В этот же день вечером Московское радио передало приказ Верховного Главнокомандующего, адресованный командующим 3-го Белорусского и 1-го прибалтийского фронтов и вверенным им войскам. .В столице гремел салют в честь победы. Отличившимся при взятии Витебска соединениям приказом Верховного Главнокомандующего были присвоены почетные наименования Витебских.

Черняховский приказал генералу Людникову во взаимодействии с войсками Белобородова к концу 27 июня рассечь и уничтожить окруженного под Витебском противника и основными силами продолжать наступление на запад, чтобы как можно быстрее создать внешний фронт окружения витебской группировки.

Между тем упорство противника не ослабевало. Немецко-фашистское командование еще не потеряло надежды вывести войска из окружения. 26 июня гитлеровцы двадцать раз ходили в контратаки, но успеха не добились. Один из наших стрелковых батальонов в течение дня отразил восемь вражеских контратак. Командир батальона подполковник Сметанин геройски погиб. Но батальон не дрогнул, отстоял свои рубежи. Противник на этом участке не прошел.

В районе Замошенье, в двадцати километрах юго-западнее Витебска, до пяти тысяч гитлеровцев во главе с командиром 206-й пехотной дивизии генералом Хиттером сумели вырваться из окружения. Вторая, более крупная группировка врага в составе 4-й авиаполевой, 197-й и 246-й пехотных дивизий, намереваясь прорваться на Лепель, ударила в направлении узкого перешейка между озерами Сарро и Боровко. Враг, пробиваясь на юго-запад, стал угрожать тылам соединений армии Крылова, далеко вырвавшимся вперед.

В создавшейся обстановке поблизости не оказалось резервов не только у Людникова, но и в распоряжении командования фронта. Черняховский принял неожиданное [236] решение: двумя дивизиями Крылова совершить восьмидесятикилометровый марш в полосу наступления армии Людникова и разгромить вырвавшуюся из окружения группировку врага.

Генерал по особым поручениям при представителе Ставки генерал-лейтенант М. М. Потапов доложил маршалу Василевскому, что группировке противника под Витебском удалось частично вырваться из окружения. Маршал Василевский тотчас же вызвал к телефону ВЧ Черняховского.

— Что делается под Витебском?

— Гитлеровцы пытаются вырваться из окружения!

— Пытаются или вырвались?

— Пытаются, товарищ маршал!

— Что вами предпринято?

— Готовлю контрудар!

— Не давайте своему старому знакомому Гольвитцеру опомниться, коли вы его не добили в свое время под Воронежем. Требую за сутки завершить ликвидацию окруженной группировки противника под Витебском!

— Есть! — ответил Черняховский.

Крылов быстро и точно выполнил приказ. Он бросил стрелковую дивизию генерала Ласкина в район Ходцы, в двадцати девяти километрах юго-западнее Витебска. Командир дивизии решил одним полком прикрыть трехкилометровый промежуток между озерами Сарро и Боровко, а главными силами во взаимодействии с дивизией генерала Вольхина атаковать прорывавшуюся на юго-запад группировку противника в районе Замошенье. Одновременно по распоряжению командарма на рубеже Ляпино — Песочка навязала врагу бои 184-я стрелковая дивизия генерала Городовикова. Вскоре Городовиков своими главными силами совместно с частями генерала Ласкина нанес встречный удар по 206-й пехотной дивизии, вырвавшейся из окружения. В результате гитлеровцы вынуждены были сдаться в плен вместе с командиром дивизии генералом Хиттером.

В девять часов 27 июня соединения Людникова при поддержке реактивных минометов атаковали основную группировку противника, окруженную под Витебском. Фашисты не выдержали натиска советских войск и в двенадцать часов подняли белый флаг. К пятнадцати часам витебская группировка врага была полностью ликвидирована, в плен сдалось свыше десяти тысяч гитлеровцев. [237] Среди них оказался и командир 53-го армейского корпуса генерал-полковник Гольвитцер.

Войска группы армий «Центр», которые в сорок первом году дошли до окрестностей Москвы, теперь беспорядочно отступали на запад. Фашисты, оставляя пределы Белоруссии, жестоко мстили белорусскому народу: жгли села, тысячами истребляли ни в чем не повинных людей. Гитлеровцы уничтожали каждого четвертого за то, что они не покорились им и ни на один час не прекращали борьбу за свое освобождение. Враг в бессилии сдержать наступление советских войск зверствовал, уничтожал военнопленных перед своим отступлением.

В боях под Оршей 24 июня гвардии рядовой 77-го гвардейского стрелкового полка Юрий Смирнов, участвуя в грозном ночном танковом рейде, тяжело раненный, упал с танка. Гитлеровцы схватили его в самый критический для себя час, рассчитывая узнать данные о прорвавшихся советских танках. Стали его допрашивать, подвергая нечеловеческим пыткам. Но мужественный солдат свято сохранил верность присяге, проявил стойкость и геройство.

Отважный воин предпочел принять смерть от рук палачей, но не выдал военной тайны и остался верен Отчизне до последнего вздоха.

— Товарищ командующий, в населенном пункте Малашино, — докладывал Черняховскому генерал Галицкий, — в одном из немецких штабных блиндажей обнаружили распятое на кресте тело рядового Юрия Смирнова. На полу валялись брошенные фашистами штабные документы, солдатская книжка и комсомольский билет Юрия Васильевича Смирнова.

— Значит, герой не дал им никаких показаний и фашисты распяли его на кресте? — Ивану Даниловичу фамилия солдата показалась знакомой. — Смирнов из 26-й гвардейской стрелковой дивизии? — спросил он.

— Так точно. Руки и ноги изверги прибили ржавыми гвоздями, в лоб вбили два железных костыля. На груди штыковые и ножевые раны.

— Фашистские звери! — не выдержал Черняховский. — При каких обстоятельствах он попал к ним в плен?

— С моего ведома на командный пункт известного вам генерала Траута был брошен танковый десант в составе стрелковой роты старшего лейтенанта Зеленюка, [238] в которой и был солдат Юрий Смирнов. Будучи раненным, он попал в плен.

— С воинскими почестями похоронить геройски погибшего гвардейца!

— Товарищ командующий, Военный совет армии на комсомольца рядового Смирнова направил представление на присвоение ему звания Героя Советского Союза посмертно.

— Военный совет фронта поддержит ваше представление.

Весть о зверской расправе над Смирновым быстро облетела войска фронта и вызвала новую волну ненависти к врагу. Боевые товарищи на могиле Юрия поклялись отомстить за него.

Президиум Верховного Совета СССР присвоил гвардии рядовому Юрию Васильевичу Смирнову звание Героя Советского Союза посмертно.

Генерал-фельдмаршал фон Буш, командующий группой армий «Центр», по мере продвижения советских войск к Минску все больше терял самообладание. К исходу дня он доложил по телефону Гитлеру, что русские на Минском направлении создали превосходство в танках, авиации и сдержать их наступление невозможно. В целях спасения живой силы и боевой техники Буш просил отвести соединения группы армий «Центр» за реку Березину. Фюрер категорически запретил отводить войска и приказал пресечь панику, расстреливать паникеров и остановить наступление русских любой ценой. Командующий группы армий «Центр» дополнительно просил две-три танковые дивизии для организации контрудара, но фюрер и в этом отказал ему.

Буш понимал, что всему есть предел. Тысячами березовых крестов на могилах немецких солдат был отмечен путь его войск, начиная с Прибалтики. И Гитлер не хуже своего фельдмаршала знал, сколько Германия потеряла солдат и боевой техники в снегах под Москвой, у стен Сталинграда, на Курской дуге и в степях Украины.

Буш пришел к выводу, что наступил момент, когда 4-ю армию необходимо отвести, спасти от неминуемого окружения...

Но Гитлер не изменил своего решения. Он еще не представлял себе или не хотел представить всю остроту положения 4-й армии и в целом всей группы «Центр».

После этого разговора фон Буш потерял равновесие [239] духа окончательно. Еще недавно фюрер осыпал его милостями за победы во Франции и в начале войны с Советским Союзом в Прибалтике. Ныне он отступал, открывая русским путь на Варшаву и Берлин.

И Буш все-таки попытался выполнить приказ Гитлера. Для этого на чашу весов он бросил последний оперативный резерв — 5-ю танковую и 286-ю охранную дивизии, надеясь этими силами приостановить наступление 5-й гвардейской танковой армии, а затем и нанести контрудар.

Советская разведка своевременно доложила о выдвижении резервов противника. Сталин приказал вызвать к телефону ВЧ Василевского или Черняховского. Поскребышев, заранее позвонив из Москвы, предупредил, что Верховный будет на проводе через полчаса. Василевский в это время находился в пути к командно-наблюдательному пункту фронта. Черняховскому предстояло второй раз с начала операции вести переговоры с Верховным Главнокомандующим. В оставшиеся минуты он успел посоветоваться с ближайшими соратниками, попросил их быть рядом.

Ровно через тридцать минут зазвонил телефон. Присутствующие молча склонились над картами, командующий фронтом взял трубку.

— Генерал Чернов слушает.

— У аппарата Семенов. Здравствуйте! До нас дошли сведения, что противник из оперативного резерва выдвигает танковую дивизию в вашу полосу, так?

— Не совсем точно. К исходу двадцать седьмого июня 5-я танковая и 286-я охранная дивизии группы армий «Центр» заняли исходные позиции на рубеже Игрушки — Крупки в готовности нанести контрудар по передовым частям 5-й гвардейской танковой армии.

— Представляет ли серьезную угрозу контрудар Буша?

— Представляет, если не принять эффективные контрмеры. Ротмистров понес значительные потери, а в 5-й танковой дивизии противника наши разведчики насчитали около двухсот бронеединиц.

— Можете ли уверенно сказать, что вы приняли все необходимые меры для отражения контрудара?

— Товарищ Семенов, мы рассчитываем завтра с утра [240] разгромить 5-ю танковую и 286-ю охранную дивизии противника и продолжим развивать успех.

— Как вы расцениваете действия германского командования в этой операции?

— Его педантизм и шаблонность в оперативном искусстве поставили группу армий «Центр» на грань катастрофы. Вместо быстрого отхода на тыловые позиции Буш втянул свои войска в затяжные фронтальные сражения. Это облегчает наши действия.

— Какие у вас прогнозы в отношении дальнейших намерений германского командования? — спросил Сталин и, не дожидаясь ответа, добавил: — Этот вопрос всех нас очень интересует.

— Гитлеровскому командованию до выдвижения крупных резервов остается лишь затыкать опасные направления, ничего другого предпринять оно пока не в состоянии.

— Хорошо. Жду вашего сообщения о том, как будут развертываться события на рубеже Игрушки — Крупки. Желаю успеха. До свидания.

1-й воздушной армии Черняховский поставил задачу в момент развертывания в боевой порядок резерва группы армий «Центр» (в составе 5-й танковой и одной пехотной дивизии) — нанести массированные удары, а танковой армии Ротмистрова, взаимодействуя с авиацией и артиллерией, разгромить эти дивизии и, продолжая развивать наступление, захватить переправы через Березину, овладеть городом Борисовом. Но, к сожалению, соединения 5-й гвардейской танковой армии до вечера были связаны боями в районе Крупки — Бобры, в сорока километрах восточнее Борисова.

Медленными и нерешительными действиями танковой армии Ротмистрова Ставка была недовольна, и Верховный Главнокомандующий потребовал от 5-й гвардейской танковой армии стремительных и решительных действий.

Штаб фронта принял указания Ставки к строжайшему исполнению. Делалось все для того, чтобы ускорить темп наступления не только танковой, но и общевойсковых армий и конно-механизированной группы Осликовского, чтобы главные силы фронта совместно с партизанами Белоруссии с ходу форсировали Березину и помешали противнику занять оборону на ее противоположном берегу. От быстрейшего захвата и расширения плацдарма на Березине во многом зависел успех всей операции. [241]

Усилия командования, штаба фронта и штаба 1-й воздушной армии дали свои результаты. Конно-механизированная группа Осликовского к исходу 28 июня захватила переправы на Березине всего лишь в четырнадцати километрах северо-западнее Борисова. Василевский и Черняховский наутро встретились на Березине. Командующий фронтом доложил, что расширяется плацдарм на западном берегу Березины.

Василевский был доволен, что оборона врага прорвана на важнейшем Варшавско-Берлинском стратегическом направлении. Операция «Багратион» развивалась именно так, как было намечено Ставкой.

В штаб-квартире командующего группой армий «Центр» в Минске генералы и офицеры были ошеломлены донесениями с линии фронта. Над 4-й армией нависла опасность окружения. Надежды фон Буша на контрудар не оправдались. Подошедшие из глубины обороны резервы были встречены танками маршала Ротмистрова и генерала Бурдейного, а гитлеровская пехота попала под клинки казаков генерала Осликовского.

«Наступление русских оказалось настолько организованным и массированным, что мы не знали, как восстановить фронт обороны, — показывал на допросе один из пленных фашистских генералов. — Вначале была нарушена связь между батальонами и полками, а затем и между высшими инстанциями. Многие соединения не могли связаться со штабом армии и не получали приказаний. Не было возможности вызвать авиацию. Куда мы ни бежали, всюду были танки и казаки на быстрых конях».

В ночь на 28 июня Буш не мог заснуть: одни тревожные вести сменялись другими. Войска 3-го Белорусского фронта продолжали расширять прорыв и развивать наступление в направлении Минска. Положение войск группы армий «Центр» становилось катастрофическим.

28 июня Гитлер снял фельдмаршала фон Буша с поста командующего и отозвал в Берлин. Крах терпела не только немецкая группировка в Белоруссии, но и военная теория и военно-политическая доктрина фашистской Германии. Многие генералы из группы армий «Центр» сдавались в плен, некоторые покидали фронт под разными предлогами. Так, известный военный теоретик, генерал пехоты Курт фон Типпельскирх, командовавший 4-й армией, срочно отправился лечиться. [242]

Войска группы армий «Центр» возглавил по совместительству командующий группой армий «Северная Украина» фельдмаршал Модель. Он развернул энергичную деятельность по восстановлению стратегического фронта обороны в Белоруссии. Начал с того, что перебросил сюда несколько танковых дивизий из своей группы, не предполагая, что командование Красной Армии одновременно с такой крупной операцией в Белоруссии готовит и другую — Львовско-Сандомирскую операцию.

Черняховский, выбрав момент, предложил представителям Ставки маршалу Василевскому и генерал-полковнику авиации Фалалееву принять участие в допросе пленных немецких генералов.

Василевский жестом указал генерал-полковнику Гольвитцеру, чтобы тот сел на скамейку с другой стороны стола.

— Вы лично верили в победу немецких войск в войне с Советским Союзом? — задал вопрос член Военного совета фронта Макаров.

— Верил.

— Ив настоящее время продолжаете верить?

— Нет, Гитлер допустил крупные просчеты.

— Гитлер был прав или ошибался, когда приказывал вам оборонять Витебск до последнего солдата? — спросил Черняховский.

— Да, в данном случае он был прав. Состояние укреплений Витебска позволяло обеспечить неприступную оборону.

— Если оборона Витебска действительно была неприступной, как же случилось, что вы сдались в плен советским войскам?

— Дивизии вверенного мне корпуса удерживают Витебск, я же попал в плен случайно, в результате неосторожности при посещении пунктов управления подчиненных частей. — Гольвитцер обратил внимание на улыбки советских военачальников. — Впрочем, я прошу проинформировать меня об истинном положении дел в районе Витебска.

— Товарищ командующий, выходит, он не знает обстановки и со своими генералами в плену не встречался? — обратился Василевский к Черняховскому.

— Да, они содержатся изолированно. [243]

— Прикажите привести подчиненных ему генералов, пусть у них узнает подробности.

Появление генерала Хиттера, командира 206-й пехотной дивизии, повергло Гольвитцера в уныние.

— Генерал Хиттер, подтвердите, что отныне 53-го пехотного корпуса немецкой армии не существует, что он разгромлен и пленен войсками 3-го Белорусского фронта, — потребовал Черняховский.

— О да, корпус разгромлен! Вместе со мной в плену начальник штаба корпуса, — с готовностью отвечал Хиттер. — Мы были изумлены силой, наличием боевой техники, а также военным искусством русских под Витебском.

От прежнего высокомерия Гольвитцера не осталось и следа. У него стал вздрагивать подбородок.

— Генерал Гольвитцер, надеюсь, теперь вы согласитесь, что поражение немецких войск зависело не только от Гитлера? — спросил Василевский.

— Я над этим подумаю, — выдавил Гольвитцер.

— Молитесь богу, что остались живы. В плену вам больше и нечего делать, как только думать.

Да, гитлеровским генералам было о чем поразмышлять.

— Генерал Хиттер, скажите, как вы оцениваете события, происходящие на побережье Франции? — спросил Фал а леев.

— Англо-американский десант, высадившийся там, не беспокоит немецкий народ и его армию. Мы с большей тревогой наблюдаем за событиями на советско-германском фронте, в частности на Минском направлении.

Действительно, немецко-фашистское командование особенно было обеспокоено продвижением соединений 3-го Белорусского фронта на центральном направлении Минск — Варшава. На этот участок оно подбросило семь свежих дивизий, в том числе 253-ю пехотную и 5-ю танковую из района Ковеля, 391-ю и 286-ю охранные, 95-ю и 14-ю пехотные — из оперативного резерва группы армий «Центр», 260-ю пехотную — от соседа слева. Если учесть, что немецкие дивизии по своему составу были в два-три раза многочисленнее наших, то это была внушительная сила. Но и переброска войск, произведенная Моделем, не исправила положения. Армии Черняховского перемалывали по частям прибывающие подкрепления противника и продолжали успешно преследовать разгромленные [244] соединения группы «Центр». Темп наступления нарастал.

Операция «Багратион» в целом развивалась успешно.

Маршал Василевский своевременно координировал действия не только войск 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского фронтов, но и согласовывал вопросы взаимодействия на флангах между 2-м и 3-м Белорусскими фронтами. В этих целях он по ВЧ попросил маршала Жукова обязать генерала Захарова надежно прикрыть левое крыло войск Черняховского, вырвавшихся далеко вперед на запад. Затем он выслушал доклад Баграмяна и обрадовался тому, что события на правом крыле развертывались благоприятно. Дела торопили маршала, стрелки его часов показывали двадцать три ноль-ноль, когда он позвонил в Ставку и подсказал Антонову, чтобы в Генштабе не медлили с директивой и нацелили штабы фронтов на новые задачи.

Главные силы войск 3-го Белорусского фронта вышли на дальние подступы к Борисову, когда в три часа 29 июня офицер связи Генерального штаба доставил пакет. Комаров разбудил командующего. Через минуту тот уже был на ногах. Вскрыв пакет, достал плотный лист бумаги с новой директивой на дальнейшее развитие операции «Багратион».

«Лично. Командующему 3-м Белорусским фронтом тов. Черняховскому. Члену Военного совета фронта тов. Макарову. Товарищу Владимирову.

Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. Войскам 3-го Белорусского фронта с ходу форсировать р. Березину, обходя встречающиеся опорные пункты противника, и развивать стремительное наступление на Минск и правым крылом на Молодечно.

Не позже 7-8. 7. 44 овладеть во взаимодействии с войсками 2-го Белорусского фронта городом Минск и правым крылом занять Молодечно...

2. Ставка требует от 5-й гв. танковой армии стремительных и решительных действий, отвечающих сложившейся на фронте обстановке.

3. От пехоты потребовать необходимого напряжения сил с тем, чтобы она по возможности не отставала от действующих впереди танковых и кавалерийских соединений.

4. Об отданных распоряжениях донести.

Сталин, Антонов». [245]

Черняховский был в хорошем настроении: ранее отданные им распоряжения соответствовали полученной директиве. Проект решения у него созрел, когда еще танки Ротмистрова взяли Толочин. Но и тут он не изменил своему правилу: перед тем как окончательно принять важное решение, непременно выслушать мнение своих ближайших помощников. Не допив чая, попросил пригласить Макарова и Покровского.

Внимательно выслушав их, Черняховский объявил свое решение:

— Противник, используя вновь подошедшие оперативные резервы и остатки разгромленных соединений 3-й танковой армии, пытается задержать наступление частей Красной Армии на Березине. В то время как наша конно-механизированная группа форсировала Березину и успешно развивает наступление, 5-я гвардейская танковая армия и главные силы фронта ведут бои на дальних подступах к Борисову...

Изложив обстановку, перешел к приказной части:

— Подвижным войскам и авиации фронта в оперативном взаимодействии с 1-м Белорусским фронтом стремительно развивать наступление на Минск и отрезать пути отступления на запад крупной вражеской группировке. Конно-механизированной группе Осликовского наступать с задачей овладеть Молодечно. Танковой армии Ротмистрова, форсировав Березину, овладеть районом Борисова, в дальнейшем развивать наступление в полосе автострады и к исходу дня второго июля овладеть Минском...

— Иван Данилович, в директиве Ставки сказано, что мы взаимодействуем со 2-м Белорусским фронтом, и ни словом не упомянуто в отношении 1-го Белорусского, — заметил Макаров.

— Указывая на взаимодействие со 2-м Белорусским фронтом, Ставка имеет в виду, что генерал Захаров обеспечит наше левое крыло и тылы, поскольку мы вырвались далеко вперед. С 1-м Белорусским фронтом соприкосновения мы не имеем, взаимодействуем пока с ним оперативно.

— 2-й Белорусский фронт сильно отстал, — заметил Покровский. — Видимо, следует обратить внимание на опасность на нашем левом крыле.

— Совершенно правильно, Александр Петрович! В соответствии с принятым нами решением отдайте распоряжения войскам, укажите, какими силами обеспечить стык [246] слева. Сосед справа тоже отстает. Крылова и Людникова обяжите прикрыть правое крыло фронта.

— Товарищ командующий, в своей директиве армиям мы намного опережаем сроки, указанные Ставкой.

— Если мы будем придерживаться сроков, то 4-я немецкая армия выскочит восточнее Минска из подготавливаемого нами окружения.

— Согласен. Но и штабу маловато времени, чтобы разработать план операции, довести его до войск.

— Александр Петрович, для составления подробных планов у нас просто нет времени. Поэтому разрешаю все расписать на топокарте с короткими распоряжениями. Пригласите к себе командующих родами войск и их начальников штабов, пусть ознакомятся с директивой и моим решением и работают параллельно с вами. Успех операции во многом зависит от того, как вы доведете решение до войск.

На улице запели петухи. Иван Данилович открыл окно.

На правом крыле фронта конно-механизированная группа, форсировав Березину, продолжала наступать на Плещеницы. Главные силы фронта 30 июня вышли к Березине. Танки Ротмистрова и передовые отряды генералов Галицкого и Глаголева подошли к Борисову. Черняховский целый день находился в соединениях Галицкого и 5-й гвардейской танковой армии.

Войска фронта успешно форсировали Березину и, не ввязываясь в затяжные бои, обходя узлы сопротивления на промежуточных рубежах, продвигались вперед. Главные силы Рокоссовского продолжали развивать наступление в направлении на Барановичи.

В результате стремительно проведенной операции с глубоким обходным маневром с флангов соединения Черняховского в ночь на 3 июля сломили сопротивление противника на подступах к Минску. На рассвете первыми ворвались в столицу Белоруссии гвардейские танковые бригады — 4-я под командованием полковника О. А. Лосика и 18-я подполковника В. И. Есипенко.

Четырьмя часами позже в город вступили танковые соединения 1-го Белорусского фронта.

Наши войска в тот же день полностью очистили Минск от врага. [247] Праздничное настроение царило на командном пункте Черняховского. Вот в эфире послышались позывные Москвы, приказ войскам 3-го Белорусского фронта... Затем долго гремел салют. Когда смолкли звуки гимна, все стали поздравлять командующего фронтом.

В громе артиллерийских салютов в честь освобождения Витебска и Минска снова пронеслась боевая слава выдающегося полководца И. Д. Черняховского. Его имя звучало по радио в очередных сводках Совинформбюро. По эфиру как бы передавалось эхо победного шага ведомых им войск.

В ходе десятидневного наступления войск Баграмяна, Черняховского, Захарова и Рокоссовского в обороне противника образовалась огромная брешь шириной свыше четырехсот километров, прикрыть которую немецко-фашистское командование было не в силах. Обходными и фланговыми маневрами 1-го и 3-го Белорусских фронтов в сочетании с наступательными действиями 2-го Белорусского фронта советские войска окружили восточнее Минска 4-ю и часть 9-й армии противника общей численностью более ста тысяч человек. Окружение крупной группировки в результате параллельного преследования войсками двух фронтов на такой большой глубине (двести — двести пятьдесят километров) явилось важным вкладом в развитие советского военного искусства.

Решающее значение в этой операции имел высокий темп наступления войск 3-го Белорусского фронта, в результате которого соединения Черняховского вырвались к Минску с опережением на трое-четверо суток против запланированного Ставкой срока и этим способствовали окружению крупной группировки противника в лесах восточнее Минска.

Войска 3-го Белорусского фронта внесли огромный вклад в разгром группы армий «Центр», а их командующий по праву снискал славу одного из талантливейших советских полководцев. Сам Иван Данилович успех операции, в том числе и войск своего фронта, объяснял хорошо организованным взаимодействием четырех мощных фронтовых объединений, тем, что командиры всех степеней овладели искусством вождения войск, что политработники сумели вдохновить воинов на массовый героизм. Особенно Черняховский был доволен своими ближайшими соратниками — членом Военного совета, начальником штаба, командующими родами войск. Он хорошо понимал, [248] что без их инициативы и помощи невозможно было бы добиться такого твердого и непрерывного управления войсками.

Во время торжеств по случаю освобождения столицы Белоруссии Черняховскому передали, что главная группировка 4-й армии гитлеровцев прорвала фронт окружения и устремилась вдоль магистрали к Минску. Основные силы 3-го Белорусского фронта к этому времени продвинулись далеко на запад и втянулись в тяжелые бои. Над освобожденным городом вновь нависла опасность.

В действие вступила авиация. Сотни бомб обрушились на врага. Начался окончательный разгром 4-й немецкой армии.

Летчикам генерала Хрюкина была поставлена задача задержать продвижение колонн противника, создавая на дороге пробки, а затем нанести массированные удары по его скоплениям. Деморализованную немецкую армию били с воздуха летчики, с фронта — стрелковые соединения, с флангов — бронетанковые войска, с тыла — белорусские партизаны. Противник потерял управление, его колонны разбегались.

В целях прикрытия левого крыла фронта и завершения разгрома окруженной группировки Ставка Верховного Главнокомандования переподчинила 3-му Белорусскому фронту 33-ю армию под командованием генерал-лейтенанта В. Д. Крюченкина. Со своей стороны, немецко-фашистское командование стало лихорадочно перебрасывать в Белоруссию крупные резервы с запада. Оно стремилось любой ценой остановить продвижение наших войск. К этому времени тылы 3-го Белорусского фронта отставали. Некоторые армии растянулись, их следовало привести в порядок. Черняховский в этих условиях большие надежды возлагал на конников. И незамедлительно приказал Осликовскому, продолжая стремительно преследовать врага, перерезать железную дорогу Минск — Вильнюс и не допустить подхода резервов к окруженной группировке.

Обходя узлы сопротивления, конно-механизированная группа в последующие два дня продвинулась еще на сто километров. 2 июля овладела городом Вилейкой и перерезала железную дорогу. Немецко-фашистскому командованию удалось подбросить сюда из района Нарвы 170-ю пехотную дивизию. 3-й мехкорпус, израсходовав горючее, был вынужден спешиться и принять бой. Кавкорпус Осликовского [249] сохранял свою подвижность. Учитывая это, командующий фронтом решил отдать приказ обоим соединениям действовать самостоятельно.

Осликовский вырвался вперед настолько, что его радиостанции не могли поддерживать связь с КП фронта. Не будучи уверен, что приказ будет принят, Черняховский решил отправить к Осликовскому офицера связи.

— Пошлите меня, Иван Данилович! — вызвался Комаров.

Через несколько минут он был уже на полевом аэродроме, где его ожидал самолет командующего.

Долетели удачно. Выйдя из самолета, Комаров услышал частую ружейно-пулеметную перестрелку, потом мощное «ура». Конники атакуют!

Генерал Осликовский, как всегда бодрый, подтянутый, несмотря на жару, в своей неизменной черной бурке, встретил его на КП.

— Рассказывайте, товарищ подполковник, чем командующий недоволен?

— Напротив, очень доволен! — успокоил его Комаров. — Но приказал: конно-механизированную группу упразднить, корпусам действовать самостоятельно. Рубеж Вилейки передать мехкорпусу, а вам наступать на Лиду.

— Так. Что еще?

— Отличившихся в последней операции представить к правительственным наградам. А вас, товарищ генерал... — Комаров сделал вид, что выдает секрет, — Военный совет фронта представляет на присвоение Героя Советского Союза, вашего же начальника штаба — на звание генерал-майора...

Во второй половине того же дня бои на участке Осликовского приняли ожесточенный характер. Враг подтягивал все новые и новые части. Спешенные кавалеристы, взаимодействуя с танкистами, в упорных боях удерживали рубеж по реке Вилейке в течение трех дней, пока не подошли передовые соединения общевойсковых армий.

Ставка Верховного Главнокомандования 4 июля передала фронту новую директиву:

«Лично. Командующему 3-м Белорусским фронтом тов. Черняховскому.

Тов. Владимирову.

Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. 3-му Белорусскому фронту развивать наступление, нанося главный удар в общем направлении на Молодечно, Вильнюс.

2. Не позже 10-12 июля овладеть Вильнюсом и Лидой. В дальнейшем выйти на р. Неман и захватить плацдармы на западном его берегу.

3. Об отданных распоряжениях донести,

Сталин, Антонов».

Аналогичными директивами были поставлены задачи другим фронтам: 1-му Прибалтийскому — развивать наступление, нанося главный удар на Свенцяны, Каунас и частью сил — на Шяуляй; 2-му Белорусскому фронту — не позднее 12-15 июля овладеть районом Новогрудок, выйти на реки Неман и Молчадь.

На этот раз штаб фронта план операции разработал на топокарте.

Василевский, опершись о стол левой рукой, внимательно рассматривал оперативное построение фронта и задачи армиям. Правой рукой он приглаживал черные, чуть тронутые сединой волосы. Взгляд его приковали мощные красные стрелы, тянувшиеся к Вильнюсу: армия Крылова наступала с востока, мехкорпус Обухова и танковая армия Ротмистрова — с юго-востока.

— Иван Данилович, не маловато ли оставили сил в резерве? В окружении, в тылу наших войск, более двадцати соединений противника. Окружить — это не значит победить. Надо ожидать яростного сопротивления и попыток вырваться из окружения, смотрите, чтобы не обрубили тылы.

— Товарищ маршал, используем воздушную армию.

— Когда гитлеровцы поймут, что им не вырваться, то начнут просачиваться небольшими группами. Вот и будем за ними гоняться на бомбардировщиках и штурмовиках.

— Главное — взять Вильнюс и успеть совершить прыжок через Неман до подхода оперативных резервов противника.

— Ради прыжка через Неман можно и рискнуть. Но следует иметь в виду, что такую значительную водную преграду противник заставит нас форсировать по всем правилам...

3-му Белорусскому фронту в середине июля предстояло очистить от врага не только западную часть Белоруссии, но и значительную часть территории Литвы. Войска [251] не прекращали наступления ни днем, ни ночью. Дивизия генерала Щербины совместно с конниками Осликовского и танкистами Ротмистрова 5 июля освободила крупный железнодорожный узел и важный опорный пункт обороны противника на Вильнюсском направлении — город Молодечно. Механизированный корпус генерала Обухова в тот же день, сломив сопротивление авиаполевой и пехотной дивизий противника, освободил железнодорожную станцию Сморгонь. К семи часам вечера 9 июля кавалеристы Осликовского атакой с флангов и тыла взяли город Лиду.

Стремительное преследование разгромленных соединений группы армий «Центр» продолжалось на всех направлениях. Исполняющий обязанности командующего 4-й армией, окруженной под Минском, генерал-лейтенант Мюллер признал дальнейшее сопротивление бесполезным и сдался в плен.

17 июля все 57 600 пленных, захваченных нашими войсками в операции «Багратион», под конвоем советских солдат шли по улицам Москвы. Во главе колонны шествовали 19 гитлеровских генералов, мечтавших пройти по Москве победным маршем, но вынужденных теперь идти по ней с поникшими головами побежденных.

В те памятные дни, когда немецко-фашистские войска откатывались к границам Германии, Центральный Комитет Коммунистической партии Белоруссии и правительство Белорусской ССР пригласили командующего и члена Военного совета 3-го Белорусского фронта на парад партизан в Минске. Столица Белоруссии ликовала.

3

Машина Черняховского мчалась по шоссе Минск — Вильнюс. С каждой минутой все явственнее слышался гул отдаленного сражения. Между тем передовые соединения Крылова должны были сейчас вести бои километрах в семидесяти отсюда, на восточной окраине Вильнюса. Близость артиллерийской канонады насторожила командующего, он приказал Комарову связаться со штабом. [252]

— Немцы напали на командный пункт фронта, стремятся прорваться на шоссе Минск — Вильнюс... — доложил Комаров.

— Установить связь с частями, прикрывающими Минское шоссе!

— «Самара», Гаврилов у аппарата! — доложил заместитель командира мотоциклетного полка.

Радист передал переговорную трубку командующему.

— Где командир?

— Тяжело ранен.

— Товарищ капитан Гаврилов, назначаю вас командиром полка с присвоением звания майора.

— Служу Советскому Союзу! — послышался взволнованный голос офицера.

— Приказываю: прочно удерживать КП фронта и не допустить прорыва гитлеровцев на шоссе Минск — Вильнюс. Подчиняю вам все имеющиеся в этом районе силы и средства...

Немецко-фашистское командование, пытаясь спасти остатки окруженной группировки, отдало приказ частями выходить из окружения самостоятельно. Кое-где из окружения прорвались группы до пяти тысяч человек. Одна из таких групп и вышла к командному пункту фронта.

Мотоциклетный полк выполнил приказ. Командующий с членом Военного совета фронта благополучно добрались до штаба.

Войска 3-го Белорусского фронта после освобождения Минска и Молодечно, выполняя директиву Ставки от 4 июля, свои основные усилия сосредоточили на Вильнюсском направлении. Задача по освобождению столицы Литвы была почетная, но нелегкая.

Немецко-фашистское командование придавало особое значение обороне Вильнюса как важному узлу коммуникаций, прикрывающему подступы к Восточной Пруссии. С осени 1943 года гитлеровцы строили здесь оборонительную линию, называемую «Остваль». В этих целях они использовали бетонные сооружения укрепленных районов, созданных еще во времена панской Польши.

Обстановка складывалась такая, что Вильнюс нельзя было брать фронтальным ударом, и не только в целях, сохранения от разрушений столицы Литовской республики, но и потому, что войска могли понести большие потери. Им предстояло совместно с партизанскими [253] отрядами Литвы совершать сложные маневры по окружению и в последующем взламыванию вражеской обороны.

Войска 3-го Белорусского сражались за Вильнюс, а штаб уже готовился к форсированию Немана. Начальник инженерных войск генерал Баранов представил Военному совету план инженерного обеспечения этой операции. Река шириной до двухсот и глубиной до четырех метров, с быстрым течением была серьезной преградой на пути наступающих войск. В целом план был одобрен.

В разгар сражения за Вильнюс на КП фронта приехал начальник Главного разведывательного управления Красной Армии генерал-полковник Ф. Ф. Кузнецов. Черняховский тепло встретил своего сослуживца.

— Федор Федотович, чем могу быть полезен? Рассказывайте, если не секрет.

— Секрета особого нет. Два часа назад к вам прибыл глава военной миссии США генерал Дин. Мы с ним по поручению наших правительств должны разработать мероприятия большой важности.

— В чем будет заключаться моя обязанность как командующего фронтом?

— Во-первых, не снижать темпа наступления, чтобы союзники воочию убедились в могуществе советских войск. Во-вторых, принять представителя союзных войск по русскому обычаю, чтобы он чувствовал себя как дома.

— Не беспокойтесь, все будет хорошо! А если он начнет интересоваться нашими планами, укомплектованностью войск?

— Союзники есть союзники. Надо продемонстрировать нашу боевую технику и технику США, получаемую по ленд-лизу. Ничего, если он поймет, что наше оружие превосходит американское...

Друзья вспомнили совместную службу в 60-й армии, боевых товарищей, отдавших жизнь за победу. Иван Данилович от души посмеялся, вспомнив о медведе, при штабе сибирской дивизии.

— Где-то теперь наш мохнатый друг?

— Последний раз видел его, когда 303-ю забрали от нас и бросили на Харьков. Косолапый замыкал обоз штабной колонны. Вперевалку трусил за повозкой. Спустя месяц, может быть, два я получил письмо от замполита этой дивизии. Сибиряки храбро сражались под Харьковом. Ваш любимец медведь отличился в этих боях: отвлек [254] внимание гитлеровцев и помог группе офицеров штаба выйти из окружения.

— Каких только чудес не бывает на войне! — улыбнулся Черняховский. — В составе 3-го Белорусского много сибирских дивизий. Хорошие бойцы! Когда встречаюсь с ними, всегда вспоминаю бойцов 303-й дивизии и их косолапого друга...

Подошло время приема американских гостей. Начальник штаба организовал церемониал по всем правилам: почетный караул, оркестр, государственные гимны... На обеде присутствовали маршал Василевский, генерал-полковник Кузнецов, генералы и офицеры штаба.

Завязалась непринужденная беседа. Дин заговорил о значении Белорусской операции, осведомился, какую роль сыграла помощь США по ленд-лизу. Генерал Иголкин привел данные о количестве американских танков и самолетов, принимавших участие в операции. Цифра оказалась довольно скромной.

Дин сочувственно заговорил о потерях Красной Армии за три года войны. Его заверили, что на рубеж Эльбы советские войска выйдут отнюдь не ослабленными...

Наедине Дин обратился к маршалу Василевскому от имени начальника штаба армии США с той же просьбой, с которой он уже обращался неоднократно.

— Господин Василевский, генерал Маршалл поручил мне просить вас ускорить сроки вступления СССР в войну против Японии.

— Господин генерал, мы ценим вас как крупного военного деятеля, как специалиста, глубоко понимающего закономерности современной войны, сознающего важность сосредоточения сил на решающем направлении... — начал Василевский.

— Разумеется, мы не собираемся отвергать законы войны, — вежливо подтвердил Дин.

— И вы не можете не согласиться, — продолжал Александр Михайлович, — что преждевременное вступление СССР в войну на Дальнем Востоке приведет к нежелательному распылению наших усилий, отвлечет советские войска с главного, решающего фронта второй мировой войны. Любая затяжка в борьбе против фашистской Германии отодвинет сроки окончания войны, усугубит ее тяготы для человечества… [255]

Дин проснулся поздно. Позавтракав, нанес визит командующему фронтом. Получил разрешение посетить пленных немецких генералов и побывать в армии, наступающей на направлении главного удара.

Сопровождал генерала Дина заместитель начальника оперативного управления фронта полковник Б. А. Соколов.

Первым желанием Дина было узнать, как действует техника, поставляемая по ленд-лизу. Полковник Соколов пообещал генералу на пути к Вильнюсу показать место боя, в котором участвовали американские танки М-3.

Ехать пришлось недолго. Вскоре открылась панорама недавнего танкового сражения. Повсюду виднелись подбитые, сожженные машины. Соколов обратил внимание Дина на три подбитые тридцатьчетверки, перед которыми чернели одиннадцать сожженных немецких танков. Проехали еще немного, снова увидели обгоревшие остовы однотипных танков. Автомобиль приблизился к одному из них — танк был пробит в нескольких местах. Лицо Дина вытянулось: он узнал свою отечественную машину.

— Американские рабочие построили танк, а русские погибли, сражаясь на нем за свободу народов СССР и США, — нарушил паузу Соколов.

— Войны не бывает без потерь...

— Да, да, к сожалению, они распределяются не поровну...

Дин промолчал и больше не напоминал об американской технической помощи.

Вечер провели в штабе 5-й армии. Генерал Крылов дал ужин в честь американского гостя.

В системе обороны противника Вильнюс был важным укрепленным узлом на подступах к Восточной Пруссии: он обеспечивал правый фланг группировки немецко-фашистских войск в Прибалтике. За последние недели гарнизон города значительно увеличился. Сюда срочно перебрасывалиеь из Германии части 2-й авиадесантной и 6-й танковой дивизий. У города Лиды выгружалась прибывшая из Станислава 7-я танковая дивизия. В районе Ошмяны — Гольшаны выходили из боя остатки 707-й охранной и 5-й танковой дивизий. 7 июля

в Вильнюс прилетел генерал-лейтенант Штаэль, которому было приказано во что бы то ни стало удержать город.

Войска Черняховского должны были окружить и разгромить вражескую группировку в Вильнюсе ударами в обход города с юга и северо-востока. Армия Крылова совместно с механизированным корпусом Обухова обошла Вильнюс с севера и перерезала железную дорогу на Каунас у населенного пункта Вевис. Танковая армия Ротмистрова на восточной окраине города сковала группировку противника с фронта. Армия Галицкого обошла Вильнюс с юга и, захватив Тракай, установила локтевую связь с частями армии Крылова. Войска Глаголева освободили Вороново.

Таким образом, пятнадцатитысячная группировка противника оказалась окруженной в Вильнюсе. Черняховский решил, оставив часть сил для уничтожения окруженной группировки, продолжать наступление: главными силами армии Крылова — на Каунас, соединениями Галицкого и Глаголева — на Сувалки, к исходу 13 июля форсировать Неман на участке Алитус — Друскининкай и южнее.

9 июля войска 3-го Белорусского фронта ворвались на окраину Вильнюса и вели ожесточенные бои с окруженным противником. Советские воины дрались плечом к плечу с партизанами отряда «Вильнюс». Черняховский был уверен, что дни вражеского гарнизона сочтены. Его больше беспокоил прыжок через Неман.

10 июля на командном пункте 11-й гвардейской армии он заслушал решение генерала Галицкого по захвату плацдарма на левом берегу Немана. Армия нуждалась в усилении. Черняховский подчинил Галицкому артиллерийскую бригаду и понтонный батальон из резерва фронта и потребовал форсировать Неман с ходу на широком участке. Для оказания помощи штабу армии по организации управления войсками оставил здесь генерала Покровского, а сам отбыл на КП танковой армии Ротмистрова.

Важные события развернулись 13 июля. Главные силы 11-й гвардейской армии вышли к Неману. Командир 16-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майор С. С. Гурьев докладывал командарму Галицкому: «Противник мощным огнем препятствует правофланговой дивизии форсировать Неман. Разбивает плоты еще до посадки [257] на них войск... Прошу разрешения приостановить форсирование».

Командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Модель, получив приказ Гитлера любой ценой удержать рубеж реки Немана, стал усиливать своими резервами алитусско-каунасскую группировку. Фронтовая разведка установила эту переброску. Черняховский отложил срок захвата плацдарма до наступления темноты. Одновременно распорядился усилить корпус Гурьева бригадой противотанковой артиллерии.

Сложная обстановка складывалась и на правом крыле фронта.

Генерал Крылов доложил:

— Противник силами до пехотной дивизии и до ста танков контратаковал нас во фланг в направлении Майшегала — Вильнюс. Главные силы армии наступают на Каунас. Прошу помощи.

— Откуда взялись вражеские танки в тылу нашей армии? — спросил Черняховский. — Людников давно взял Укмерге.

— Противник воспользовался тем, что главные силы 5-й армии далеко вырвались вперед.

— Развивайте наступление на Каунас, тылы ваши прикроем!

Стремясь помочь осажденному гарнизону, немцы действительно создали сильную группировку из мотопехоты и танков и нанесли контрудар по войскам Крылова. Черняховский сумел опередить врага, своевременно выдвинув на этот участок фронтовые резервы и нацелив штурмовую авиацию на удар по вражеской группировке, занявшей исходное положение. Для гитлеровцев создалась угроза нового окружения — в районе Майшагалы, и они были вынуждены перейти к обороне. Попытки вильнюсской группировки вырваться из окружения оказались безуспешными. 13 июля соединения 5-й армии освободили, столицу Советской Литвы. Тысячи немецких солдат и офицеров сдались в плен, а командующий группировкой генерал-лейтенант Штаэль, убегая из города, во время переправы утонул в реке Вилии.

В ночь на 14 июля гвардейцы Гурьева на левом берегу Немана захватили плацдарм до двадцати пяти километров по фронту и до четырех в глубину. Появление нашей крупной группировки под Алитусом было [258] неожиданностью для командующего группой армий «Центр».

На следующий день противник контратаковал корпус, Гурьева. На плацдарме развернулись тяжелые бои. Дивизия полковника Толстикова отбила восемнадцать контратак.

Рубеж на реке Немане немецко-фашистское командование назвало «линией катастрофы». И действительно, за Неманом открывался путь к логову фашистского зверя. Ставка Гитлера, находившаяся в Восточной Пруссии, в Растенбурге, начала подготовку к эвакуации в глубь Германии. Фельдмаршал Модель по приказу Гитлера на рубеж по реке Неману стягивал более десяти новых пехотных и танковых дивизий и несколько отдельных бригад: танковую дивизию СС «Мертвая голова» — из района Яссы, 19-ю танковую из Голландии, 260, 57 и 299-ю пехотные дивизии — из тыла после пополнения.,.

Враг предпринимал отчаянную попытку удержаться на этом последнем перед Восточной Пруссией водном рубеже. А соотношение сил начинало складываться не в пользу войск 3-го Белорусского фронта. Это объяснялось тем, что в ходе сражений менялись роли и задачи фронтов.

В ночь еще на 12 июля Василевский предложил Сталину нанести удар войсками Баграмяна в направлении Шяуляй — Рига, прорваться к Рижскому заливу и тем самым разрезать оперативное построение войск противника и изолировать группу армий «Север» от группы «Центр». С этой целью он попросил переподчинить 1-му Прибалтийскому фронту из состава 3-го Белорусского 5-ю гвардейскую танковую армию и 3-й гвардейский механизированный корпус, а 3-й гвардейский кавалерийский корпус передать 2-му Белорусскому фронту для развития наступления на Гродно.

Верховный Главнокомандующий рассудил, что ослабление войск Черняховского может привести к пассивности на Кенигсбергском направлении, в результате чего немецко-фашистское командование получит возможность маневрировать дивизиями группы армий «Центр» и локализовать наступление войск Баграмяна. Поэтому танковую армию Ротмистрова он решил пока оставить в распоряжении Черняховского и предписать ему наступать к [259] границам Восточной Пруссии, прикрывая левое крыло 1-го Прибалтийского фронта.

Обстановка на неманском плацдарме с каждым часом все более и более накалялась и требовала усиления группировки наших войск для нанесения удара по более уязвимым участкам обороны противника. В этих целях Черняховский приказал Крылову в ночь на 18 июля форсировать реку в районе Дорсунишкиса дивизиями генералов Городовикоза и Калинина. Вскоре обстановка на алитусском плацдарме настолько осложнилась, что Черняховский попросил командарма-5 ускорить форсирование.

Крылов вызвал к телефону Городовикова:

— Басан Бальминович, командующий фронтом просит ускорить переправу войск на левый берег Немана. — Он так и сказал — просит. И почувствовал, что на Городовикова это слово подействовало сильнее, чем самый строжайший приказ. — К утру необходимо овладеть плацдармом для наступления на Каунас и быть готовым к отражению контратак крупной танковой группировки противника.

— Немедленно сворачиваю КП и вместе со штабом выдвигаюсь в Дорсунишкис!

Крылов понимал, насколько это важно — занять новый плацдарм и тем самым лишить противника возможности маневрировать силами на таком крупном водном рубеже.

При форсировании Немана отличились не только соединения генералов Галицкого, Крылова, но и летчики французского авиационного полка «Нормандия». Черняховский писал командиру полка майору Дельфино: «Военный совет фронта от всей души поздравляет вас и весь личный состав вверенной вам части с присвоением вашему полку наименования «Неманский».

Вместе с вами и со всем личным составом гордимся, что в вашем полку в героических боях с врагом выросли такие офицеры, как Альберт Марсель и де ля Пуап Роллан, удостоенные высшей награды Страны Советов — звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». Советский народ никогда не забудет героических подвигов их и всей вашей части в общей борьбе против немецко-фашистских захватчиков. Мы приветствуем в лице вашей части и всего личного состава великий свободный французский народ [260] и его армию, героически борющуюся за окончательный разгром гитлеровской Германии. Желаю вам новых боевых успехов в великом, благородном деле — освобождении человечества от фашистской тирании».

Войска Черняховского «перепрыгнули» Неман. Последний крупный водный рубеж на подступах к Восточной Пруссии был преодолен. До границы с фашистской Германией оставалось всего около восьмидесяти километров. Но какие это были километры! Тяжелые бои развернулись за город Алитус. Начальник разведки генерал Алешин доложил командующему о том, что фашисты не успели эвакуировать советских граждан из алитусского лагеря заключенных. Черняховский приказал не открывать огня по району лагеря, город взять фланговыми ударами.

В фашистском застенке томились более тысячи советских людей. Каждый из них с замиранием сердца прислушивался к приближавшейся артиллерийской канонаде. Охрана, заперев ворота, заняла позиции в траншеях, направив пулеметы на окна бараков. Узники уже видели облака разрывов, приближающиеся к лагерю. Этот огонь угрожал их жизни, но был и единственной надеждой на освобождение.

Стена разрывов остановилась, не дойдя до лагеря. Снаряды стали рваться левее и правее.

— Фашисты удирают! — пронеслось по баракам.

— Только бы вырваться! Только бы оружие в руки!

Но неожиданно на плацу появились грузовики. Охранники стали выталкивать узников из бараков, загонять в машины. Тех, кто сопротивлялся, расстреливали на месте. На пяти битком набитых грузовиках гитлеровцы успели вывезти часть заключенных. Более ста человек расстреляли, оставшихся в живых наши воины успели спасти.

Войска 3-го Белорусского фронта освобождали все новые и новые города и села Литвы. В разгар сражения на неманском плацдарме офицер связи Генерального штаба доставил новую директиву следующего содержания:

«Лично. Командующему 3-м Белорусским фронтом тов. Черняховскому.

Тов. Владимирову.

Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. Ударом 39-й и 5-й армий с севера и юга овладеть Каунасом не позже 1-2 августа 1944 г.

2. Не позднее 10 августа овладеть рубежом Россиены, Юрбург, Эйдкуннен, Сувалки, где прочно закрепиться для подготовки к вторжению в Восточную Пруссию: в общем направлении Гумбиннен, Инстербург, Прейсиш-Эйлау.

3. Об отданных распоряжениях донести.

Сталин, Антонов».

Задача, поставленная в директиве Ставки, была не из легких. Каунас, опоясанный мощными фортами, прикрывал кратчайшие пути к Восточной Пруссии. Немецко-фашистское командование, потеряв Вильнюс, все свои резервы бросило на усиление обороны города и крепости Каунас, надеясь предотвратить угрозу перенесения военных действий на территорию Германии.

Соединения 3-го Белорусского фронта устали от непрерывных и длительных наступательных боев и нуждались в пополнении людьми и вооружением. Однако во исполнение директивы Ставки Черняховский в тот же день принял решение и поставил задачи командармам. Чтобы ускорить подготовку операции (до ее начала оставалось менее суток), выехал на КП 5-й армии, которой предстояло сыграть главную роль в окружении и разгроме каунасской группировки противника. Вечером, обсудив с Крыловым план, вызвал по ВЧ Людникова, обратил его внимание на то, насколько важно 28 июля взять местечко Ионава и надежно обеспечить правый фланг соединений Крылова.

Штурму Каунаса предшествовала мощная сорокаминутная артиллерийская и авиационная подготовка. При этом командующий строго указал на необходимость сохранения городских построек и сооружений. Дивизии Ласкина и Казаряна, наступающие с северо-востока, встретили упорное сопротивление противника в междуречье Немана и Вилии. Дивизия Донца, наступающая с юга, завязала бои на окраине города. Дивизии Городовикова и Калинина, успешно опрокинув заслоны противника, вели боевые действия юго-западнее города, на подступах к населенному пункту Гарлява.

Обстановка на фронте менялась с чрезвычайной быстротой. Командующий своевременно улавливал ее изменения, принимал наиболее целесообразные решения, используя каждую оплошность противника. Если необходимость [262] требовала, приказывал переходить к обороне и на выгодных позициях изматывать врага. А затем искал слабое место в его боевых порядках и, подтянув резервы, возобновлял наступление.

В ночь на 30 июля Черняховский перебросил танковый корпус генерала Бурдейного из 11-й гвардейской армии, наступавшей на главном направлении, в полосу 33-й армии, которой с 9 июля стал командовать генерал-лейтенант С. И. Морозов. Второстепенное направление неожиданно для врага стало главным. Общевойсковые соединения Морозова и танкисты Бурдейного за день прорвали оборону противника на глубину до сорока километров. 2-й гвардейский танковый корпус, выйдя в район Казлу — Руда — Пильвишкис, отрезал пути отхода каунасской группировке.

3-му Белорусскому фронту Ставка уделяла особое внимание в связи с возможностью скорейшего переноса боевых действий на территорию Германии.

Однажды вечером Черняховского предупредили из Москвы о том, что по ВЧ с ним будет разговаривать Верховный Главнокомандующий. Ровно в полночь раздался долгожданный звонок.

— Здравствуйте! — услышал Черняховский голос Сталина. — Советское правительство наградило вас второй медалью «Золотая Звезда». Поздравляю и желаю дальнейших успехов.

— Служу Советскому Союзу!

— Что надумали в отношении Каунаса?

— С утра первого августа готовим штурм, к концу дня надеемся доложить вам о взятии крепости Каунас.

Маневр танкового корпуса генерала Бурдейного создал перелом в ходе операции. 31 июля армия генерала Морозова, используя успех танкистов, освободила Мариамполь, армия Крылова завязала уличные бои в Каунасе. А 1 августа Москва передавала приказ Верховного Главнокомандующего генералу армии Черняховскому и в сто лице гремел салют в честь взятия войсками 3-го Белорусского фронта крепости Каунас — важного узла коммуникаций и мощного опорного пункта обороны противника, прикрывавшего подступы к Восточной Пруссии.

Наиболее отличившимся соединениям и частям фронта было присвоено наименование Ковенских. [263]

Войска 3-го Белорусского заканчивали освобождение Литовской республики. Командование всеми мерами стремилось оказать посильную помощь в восстановлении разрушенного захватчиками народного хозяйства Белоруссии и Литвы. По инициативе Черняховского Военный совет принял решение: из захваченных войсками трофеев все, что не может быть использовано в военных целях, передать Белорусской и Литовской республикам.

На имя командующего поступило большое количество писем. Однажды Комаров передал Ивану Даниловичу письмо из детского дома под Минском: «Гитлеровцы убили наших родителей и сожгли дома. Живем мы в холодном помещении, одно одеяло на троих. Воду издалека возим на себе, лошадей нет...»

Эти строки напомнили Ивану Даниловичу его собственное нелегкое детство и тех добрых людей, которые помогли ему утвердиться в жизни.

— Скорее бы разгромить фашистов, — словно издалека донесся до него голос Комарова. — Вернем всем ребятам детство!

— А кто вернет им отцов? Люди гибнут, как ни стараемся мы воевать с наименьшими потерями... Комаров ждал, что решит генерал.

— Передай начальнику тыла: выделить две автомашины. На одну погрузить пару лошадей, на другую — ящик стекла, одежду, одеяла, ящиков десять лучших продуктов.

Войска Черняховского готовились перенести военные действия в логово врага — Восточную Пруссию. Соединениям Крылова оставалось пройти до нее каких-нибудь пятьдесят километров. А дивизии генерала Морозова вырвались вперед и уже находились всего в восемнадцати километрах от границы.

События на левом крыле фронта развернулись так, что противник был вынужден бросить туда главные силы, ослабив свою оборону в полосе 5-й армии. Генерал Крылов воспользовался этим и 2 августа нанес удар в направлении Науместиса. Вперед вырвались полки генералов Городовикова и Калинина.

В начале августа войска 3-го Белорусского фронта освободили города и железнодорожные станции Расейняй, Мариамполь, Калвария и сотни других населенных пунктов Советской Литвы. [264]

Фашисты, отступая, неистовствовали. Каждый свой шаг отмечали огнем и смертью. В местечке Бельверишкис спалили все дома и расстреляли мирных жителей за то, что те не согласились покинуть родные места по их приказу. Войска Черняховского от границы Восточной Пруссии отделяло всего двадцать километров. Враг непрерывными контратаками пытался остановить их наступление.

Немецко-фашистское командование в район Вилкавишкиса бросило в бой из своего резерва танковую дивизию и части двух новых пехотных дивизий. 10 августа противнику удалось прорвать фронт наших войск. Под натиском превосходящих сил 222-я стрелковая дивизия вынуждена была оставить шоссе Мариамполь — Вилкавишкис. Город Вилкавишкис неоднократно переходил из рук в руки. Черняховский в решающий момент бросил в бой из резерва свой 2-й гвардейский танковый корпус. Не выдержав стремительного натиска, враг отступил, оставив на поле боя восемьдесят подбитых танков.

Последние десятки километров перед границей были особенно трудными. Танкам приходилось преодолевать минные поля, противотанковые рвы, пехоте — по три ряда колючей проволоки, по четыре линии траншей на каждой оборонительной позиции.

В штабах дивизий и армий расстояние, оставшееся до границы, офицеры давно измеряли на картах миллиметрами.

К четырнадцати часам передовые части генерала Городовикова ударили противнику во фланг и продвинулись еще на четыре километра. Наступательный порыв воинов нарастал с каждым часом. Не было у них большего желания, чем быстрее вырваться к границе 1941 года — реке Шервинте. Одна из многих соединений фронта, 184-я стрелковая дивизия, с начала Белорусской операции прошла с боями более шестисот километров. Три года назад в Прибалтике она одной из первых приняла бой с гитлеровскими полчищами. Стояла насмерть у стен Сталинграда. И вот вернулась...

Передовой батальон этой дивизии, которым командовал капитан Губкин, шаг за шагом приближался к пограничной реке Шервинте. Позади остались Барздай, Пильвишкяй. Продвижение батальона приостановилось на подступах к Жвиргждайчяю. Соседи слева вели напряженные [265] бои, пытаясь прорваться в направлении пограничного города Кибартай.

Передовыми частями дивизии Городовикова часто интересовался не только командарм генерал Крылов, но и командующий фронтом.

— Петр Иванович, — попросил Черняховский генерала Иголкина, — запросите, кто сейчас ближе всех к цели? Какая им требуется помощь?

Ответ последовал быстро:

— Ближе всех к границе армия генерала Крылова, дивизия генерала Городовикова, племянника известного героя гражданской войны Оки Ивановича Городовикова. Передовой полк полковника Водовозова. Впереди всех 2-й батальон капитана Губкина. Только что генерал Крылов просил поддержки штурмовой авиацией: Губкина контратакуют танки. Но штурмовики в воздухе, на пути к позициям Галицкого...

Черняховский немедленно связался с командующим воздушной армией генерал-полковником Хрюкиным:

— Сможете полк штурмовиков перенацелить на поддержку передового батальона дивизии Городовикова?

Бойцы батальона Губкина уже приготовились пропустить через свои окопы вражеские танки, чтобы отсечь наступающую за ними пехоту, когда в воздухе появились штурмовики «Ильюшины».

— Ур-ра! — прокатилось по цепи.

Прошло несколько минут. Штурмовики улетели, а на поле осталось семь горящих машин, вражеская атака была отбита.

Бойцы батальона Губкина с нетерпением ожидали утра 16 августа. Никто из них еще не знал, что именно они будут одними из первых, кто ступит на землю врага.

С передовых позиций батальона можно было разглядеть вдали очертания островерхих черепичных крыш, шпили кирх. Это был чужой, незнакомый город Ширвиндт, первый немецкий город, который увидели советские воины. Последний километр...

На востоке еще рдела заря, подернутая дымом пожарищ, когда заговорила наша артиллерия. От огневого шквала на вражеской стороне заполыхала земля. Не успел утихнуть гром канонады — в воздухе появились краснозвездные самолеты... [266]

Впереди всех наступали воины капитана Губкина и другие подразделения Городовикова, Калинина, Гладышева. Гитлеровцы стремились любой ценой отбросить их, то и дело переходили в контратаки. С окраины Ширвиндта вражеские пушки стреляли прямой наводкой.

Замполит второго стрелкового батальона Костин поднялся в атаку с возгласом:

— Вперед, за Родину! До границы триста метров! Стоголосое «ура» прокатилось по клеверному полю. Чаще застучали пулеметы и автоматы.

— Вот она, Германия, ребята! — закричал Виктор Закаблук.

До пограничной реки Шешупе оставалось двести метров. На пути наступавших — трупы гитлеровцев, опрокинутые пушки, машины, брошенные каски, автоматы, разбитое и разбросанное снаряжение. Равняясь на батальон Губкина, приближались к границе подразделения капитана Юргина.

В семь часов утра 17 августа 4-ю роту старшего лейтенанта Зайцева от берега Шешупе отделяло всего сто метров. Левее продвигалась рота Евдокимова. Бойцы схватывались с фашистами врукопашную, били их прикладами, кололи штыками, забрасывали гранатами. Раненный осколком вражеской мины сержант Али Рзаев крикнул бежавшему рядом другу:

— Волощук! Возьми флаг!

В семь тридцать отделение комсомольца сержанта Закаблука первым достигло государственной границы Советского Союза. Раздался салют из автоматов. Сильные руки старшего лейтенанта Зайцева держали алый флаг, трепещущий на ветру. Городовиков доложил Крылову о выполнении приказа командующего фронтом и что 184-я Краснознаменная Духовщинская стрелковая дивизия, три года назад на этом рубеже принявшая первый удар захватчиков, вышла к границе и водрузила на ней государственный флаг Союза Советских Социалистических Республик.

Черняховский сердечно поздравил генерала Городовикова и весь личный состав с исторической победой. Приказал всех солдат, сержантов и офицеров, которые первыми вышли к границе, представить к правительственным наградам, а особенно отличившихся — к званию Героя Советского Союза.

К званию Героя комдив представил командира передового [267] батальона капитана Губкина, его заместителя по политической части старшего лейтенанта Костина и командира роты старшего лейтенанта Зайцева.

4

В результате почти двухмесячного непрерывного наступления войска 3-го Белорусского с боями прошли более шестисот километров и вышли к границе 1941 года Советского Союза с фашистской Германией на широком участке от Кибартая до Сувалок. Грандиозная Белорусская операция, развернувшаяся на тысячекилометровом фронте, закончилась разгромом одной из мощнейших группировок немецко-фашистских войск. «Положение группы армий «Центр» после июня 1944 года, — признавал впоследствии генерал Гудериан, — было просто катастрофическим, худшего ничего и не придумаешь».

Враг потерял почти треть своих сил на Восточном фронте. Для сохранения линий фронта гитлеровскому командованию потребовалось вновь ввести в действие около пятидесяти дивизий, в том числе восемнадцать из стран Западной Европы.

Белорусские фронты освободили территорию, по площади равную Англии. Это была одна из самых выдающихся операций в ходе Великой Отечественной войны. Она создала условия для перехода наших войск в наступление на Варшавско-Берлинском и других важнейших стратегических направлениях.

Беспрецедентная операция, само название которой — «Багратион» — стало выражением преемственности немеркнущей славы русского оружия, навсегда вошла в золотой фонд русской военной науки — науки побеждать, основы которой заложил великий Суворов и славу которой доблестно пронесли сквозь огонь кровопролитных сражений советские воины.

На Варшавско-Берлинском направлении немецко-фашистское командование сил и средств имело меньше, чем на своем северном фланге в составе групп армий «Север» и «Центр». Это объяснялось тем, что гитлеровцы, оставляя крупные силы в Прибалтике и в Восточной [268] Пруссии, вынашивали авантюристические планы нанесения контрудара в тыл Красной Армии, наступающей на Варшаву.

Ставка Верховного Главнокомандования Советских Вооруженных Сил в целях ликвидации опасности флангового контрудара запланировала 3-му Белорусскому фронту совершить вторжение в Восточную Пруссию и разгромить тильзитско-инстербургскую группировку противника, а трем Прибалтийским и Ленинградскому фронтам разгромить группу армий «Север» и полностью освободить Прибалтику. При этом войска Черняховского должны были первыми прорвать укрепрайон, подготовленный немцами задолго до войны и состоящий из мощных долговременных и полевых укреплений.

В штаб-квартире командующего фронтом раздался телефонный звонок.

— Верховный Главнокомандующий, — прозвучал в трубке знакомый голос Антонова, — приказал вам провести операцию по разгрому тильзитско-инстербургской группировки противника. Восьмого октября вы лично должны доложить ему свой план.

— Алексей Иннокентьевич! Вам-то хорошо известно, что 3-й Белорусский фронт, встретив упорное сопротивление противника, вынужден был перейти к обороне. О новом наступлении можно говорить только после получения подкреплений.

— О дополнительном выделении танков и артиллерии из РГК пока и речи быть не может.

— В таком случае оперативное командование вермахта свои резервы с неатакованных участков Баграмяна и Рокоссовского бросит в полосу нашего прорыва. Прошу доложить Верховному Главнокомандующему: для того чтобы сковать войска противника на моих флангах, необходимо отдать директиву Баграмяну и Рокоссовскому начать наступление хотя бы частью сил.

— Изменить решение Верховного невозможно. Соседи готовятся к другим, не менее важным операциям!

Черняховский в тяжелом раздумье положил трубку. Озабоченность командующего была понятна. На этот раз предстояло сражаться с войсками группы армий «Центр» в одиночку, в то время как в Белорусской операции на группу армий «Центр» наступало четыре фронта. Общая стратегическая обстановка не благоприятствовала проведению Тильзитско-Инстербургской операции. [269] Армии 3-го Белорусского, уставшие после длительного наступления, безусловно, нуждались в доукомплектовании, в усилении танковыми соединениями и артиллерией Резерва Верховного Главнокомандования. В предстоящей операции войска фронта должны были оттянуть на себя как можно больше сил противника с главного стратегического Варшавско-Берлинского направления и в последующем помочь Прибалтийским фронтам.

Командующий и штаб фронта за три дня разработали общий план операции. Затем началась сложнейшая работа по организации взаимодействия общевойсковых, танковых, артиллерийских, авиационных соединений.

Военные советы фронта и армий развернули большую партийно-политическую работу по подготовке к предстоящим наступательным боям. Начальник политуправления фронта генерал Казбинцев с группой офицеров выехал в войска. В 184-й стрелковой дивизии генерала Городовикова на совещании политработников и агитаторов он рассказал о стратегическом значении операции.

Отдав войскам предварительные распоряжения, Черняховский вместе с членом Военного совета Макаровым вылетел в Москву, в Ставку Верховного Главнокомандования.

В Народном Комиссариате Обороны Черняховский встретился с Антоновым. Затем поехал в Кремль.

Поздоровавшись со всеми, Сталин пристально посмотрел на Черняховского:

— Докладывайте.

— 3-му Белорусскому фронту, — начал Иван Данилович, — предстоит прорвать мощную, глубоко эшелонированную систему полевых и долговременных укреплений противника глубиной в сто пятьдесят — двести километров, где насчитывается сто двенадцать долговременных железобетонных оборонительных сооружений различного типа. Для выполнения такой задачи тяжелой артиллерии, танков и авиации у нас недостаточно...

Сталин поднялся со своего председательского места.

— Товарищ Черняховский, — прервал вдруг его, — не запугивайте себя противником! Следует продумать, как обойти укрепления немцев.

Взгляд его скользнул по лицу Черняховского. Глаза их на мгновение встретились. «Начало доклада не понравилось Верховному», — подумал Иван Данилович.

— Товарищ Сталин, может быть, значение железобетонных [270] сооружений противника и преувеличено, — голос Черняховского дрогнул, — но в расчетах мы не ошиблись. Чтобы в кратчайшие сроки разгромить восточнопрусскую группировку, нужны дополнительно танки и тяжелая, артиллерия. Успешно выполнив свою задачу, 3-й Белорусский фронт прикроет тылы и правый фланг войск, наступающих на Берлинском направлении.

— Вы позаботьтесь об успехе в масштабе фронтовой операции, — опять прервал его Верховный, — а Ставка позаботится о действиях на главном стратегическом направлении. Наступление в Восточной Пруссии оттянет часть войск противника, действующих против 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Важно на данном этапе сконцентрировать силы для удара на центральных направлениях, ведущих к сердцу Германии — Берлину. Если из этих сил что-то передать вам, массированного удара у Жукова и Конева не получится. — Сталин постучал погасшей трубкой о край пепельницы,

— Все ясно, товарищ Сталин.

Черняховский пожалел, что не успел сказать о главном — о способах ведения операции по прорыву укрепленного района, разработанных им совместно со штабом фронта. В какой-то степени растерялся.

Между тем Верховный продолжил:

— Что касается опасности флангового удара восточнопрусской группировки по нашим войскам, которые форсировали реку Вислу, в этом вы правы. Но мы уже усилили ваш фронт 28-й армией генерал-лейтенанта Лучинского. Большего дать не можем.

Черняховский понимал сложную обстановку, которая создалась к этому времени на советско-германском фронте. Каким огромным военным потенциалом ни обладал бы Советский Союз, но боевой техники не хватало, чтобы обеспечить все фронты одновременно. Надо было все распределять с учетом интересов главного стратегического направления, каким являлось Берлинское. Не только Черняховский обосновывал необходимость усиления своего фронта танками и тяжелой артиллерией, но и другие командующие фронтами делали это не менее искусно. Сталин настолько привык к таким обоснованиям, что уже заранее знал, сколько примерно танков будет просить тот или иной командующий фронтом. Отказывая 3-му Белорусскому фронту в большом количестве танков и тяжелой артиллерии, он по-своему был прав, так как [271] считал необходимым в первую очередь обеспечить и ускорить массированное наступление наших войск на Варшавско-Берлинском направлении.

29 сентября Черняховский выехал к себе на КП. Всю дорогу он не мог успокоиться, из головы не выходил последний разговор в Ставке. Но, когда приехал в штаб фронта, был, как всегда, собранным и деловитым.

На направлении главного удара фронта сосредоточивалось 27 дивизий, плотность артиллерии составляла 220 орудий и минометов, 25 танков и САУ на один километр фронта.

На правом крыле наступала армия Людникова, имея задачу: нанести удар в направлении на Лазденен и отрезать пути отхода противнику на запад. Левее ударной группировки на второй день операции переходила в наступление армия Глаголева с целью расширения прорыва и развития успеха в направлении на Филипув. С утра второго же дня операции в полосах наступлений армий Галицкого и Крылова вводился в сражение 2-й гвардейский танковый корпус.

Решение командующего фронтом было доведено до командармов устно и 3 октября вручено офицерами связи письменно. Последние строки этой директивы, написанные рукой Черняховского, звали воинов на ратные подвиги:

«...Солдаты, сержанты, офицеры и генералы 3-го Белорусского фронта, нам выпала честь первыми ворваться в логово фашистского зверя. Помните, с этих мест началось фашистское нашествие. Сколько бедствий оно принесло миру! Сколько разрушенных городов и сел, сколько измученных и истерзанных людей сгорели в крематориях, земля облилась кровью и покрылась могильными холмами... Нам выпала честь, мы первыми подняли меч над головой фашистского зверя в его берлоге. Будем же достойны нашей грандиозной, славной боевой задачи, выполним свой долг, и пусть весь мир облегченно вздохнет!»

В ночь на 15 октября командармы доложили о готовности вверенных им войск к предстоящему сражению.

Штурму предшествовала двухчасовая артиллерийско-авиационная подготовка. Артиллерия уничтожала гитлеровцев в траншеях. Бомбардировщики наносили удары с воздуха по штабам и узлам связи. Штурмовики поражали артиллерийские и минометные батареи врага. [272]

Артиллеристы перенесли огонь в глубину обороны. Вслед за огневым валом в атаку поднялась пехота в сопровождении танков и артиллерии. Но враг оказывал ожесточенное сопротивление, темп наступления замедлился: сказался недостаток в тяжелой артиллерии и танках.

Командующий 5-й армией генерал Крылов с 17 октября находился в госпитале: открылись старые раны, полученные еще под Севастополем. Обязанности командарма исполнял генерал-лейтенант П. Г. Шафранов. Вечером, когда в сражение был введен второй эшелон армии, Черняховский с Макаровым прибыли на КНП.

— Товарищ командующий, противник обороняется упорно, наносит контрудары всюду, где намечается наш успех, — доложил Шафранов.

— Выходит, что наступает противник, а не вы? — заметил Черняховский. — Надо смелее концентрировать огневые средства на направлении главного удара. Это ваш серьезный промах!

Член Военного совета Макаров отлично понимал, что ввод корпуса второго эшелона 5-й армии не принес ожидаемого успеха по вине генерала Шафранова и что командующий имеет все основания принять соответствующие меры. Но не в правилах Черняховского было устраивать разносы подчиненным. Он приказал Шафранову в течение ночи перегруппировать артиллерию и доложить об исполнении.

К концу дня Черняховский и Макаров вернулись на КП фронта. Подошло время доклада в Ставку. Как и предполагали, разговор состоялся резкий. Черняховский взял на себя всю ответственность за задержку наступления. Вскоре Шафранов исправил ошибку и добился успеха. Прошло немного времени, и по представлению Черняховского он был назначен командующим 31-й армией.

На главном направлении наступление развивалось медленно, враг оказывал упорное сопротивление. Рано утром Черняховский прибыл в боевые порядки одной из дивизий 5-й армии, чтобы на месте оценить обстановку.

— Товарищ командующий, взгляните. — Комдив указал на высотку метрах в восьмистах впереди. — Казалось бы, безобидный бугорок, а правее, видите, еще один. Доты! Стоит бойцам подняться в атаку, как они оживают.

— Что делает артиллерия? [273]

— Разрешите? — И, получив согласие, комдив приказал: — Открыть огонь!

Один за другим снаряды попадали в пристрелянный бугорок. Когда дым рассеялся, стало видно, что дот невредим, лишь нарушилась маскировка, оголился железобетон. Черняховский с досадой оторвался от стереотрубы.

— Товарищ командующий, нужны тяжелые танки и самоходки!

— Хорошо, позабочусь. А пока выдвигайте приданную корпусную артиллерию на прямую наводку, стреляйте по амбразурам.

— Есть, товарищ командующий!

— И учтите, что, после того как получите все необходимое, я строго взыщу с вас не только в случае невыполнения в срок задания, но и за неоправданные потери.

Поздно вечером, оценив обстановку, создавшуюся в полосе наступления 5-й армии, Черняховский принял решение перенести главный удар в направлении Гросс — Тракенен — Неммерсдорф, где наметился успех 11-й гвардейской армии генерала Галицкого. Для подкрепления в ночь на 19 октября сюда был переброшен 2-й гвардейский танковый корпус генерала Бурдейного. Одновременно на оборону противника на этом участке обрушились мощные удары фронтовой авиации.

Танкисты Бурдейного во взаимодействии с корпусом генерала Гурьева 20 октября прорвали вторую полосу вражеской обороны и вышли на рубеж реки Роминте. Для наращивания удара с утра следующего дня на стыке 5-й и 11-й гвардейской армий был введен в бой второй эшелон фронта — 28-я армия генерала Лучинского. Однако противнику также удалось подтянуть резервы на этот участок. Темп наступления армии Лучинского замедлился. Анализ обстановки показал, что сопротивление противника ослабло в полосе наступления армии Галицкого. Черняховский вновь срочно совершает маневр артиллерией и авиацией. Основную массу бомбардировщиков и штурмовиков он бросил на поддержку танкового корпуса Бурдейного, действующего в обход Гумбиннена с юга, и соединений генерала Гурьева, наступающих к реке Ангерапп, и таким образом вбил глубокий клин в оборону противника. Однако, оторвавшись в ходе наступления от главных сил фронта, они оголили свои фланги. [274]

Воспользовавшись этим, противник силами более двухсот танков, поддерживаемых четырьмя бригадами штурмовых орудий и отдельной бригадой шестиствольных минометов, нанес контрудар с севера и юга по сходящимся направлениям под основание нашего клина в районе Вальтеркемена. Чтобы вывести из-под удара танков противника 2-й гвардейский танковый корпус и 31-ю гвардейскую стрелковую дивизию, Черняховский отвел их назад, на восточный берег реки Роминте, и прикрыл их фланги.

Вскоре войска Черняховского, отбив многочисленные контратаки врага, вновь перешли в наступление. В ответ на это немецко-фашистское командование продолжало подтягивать крупные силы со своих еще не атакованных участков. Недостаточность сил и средств у наступающих позволяла противнику маневрировать резервами.

Несмотря на отсутствие активных действий со стороны соседей и нехватку тяжелых танков и самоходно-артиллерийских установок, войска 3-го Белорусского фронта все же сокрушили мощные долговременные укрепления противника на границе Восточной Пруссии и продвинулись до тридцати километров в глубь вражеской территории, расширив прорыв до ста сорока километров по фронту. На подступах к Кенигсбергу были прорваны три оборонительные полосы из девяти, которые немецко-фашистское командование считало неприступными. В ходе сражения было уничтожено около сорока тысяч солдат и офицеров, более шестисот танков, около двухсот самолетов противника, захвачено значительное количество боевой техники, взято в плен много солдат и офицеров. Родина по достоинству оценила ратные подвиги воинов 3-го Белорусского фронта. Радио оповестило:

«Войска 3-го Белорусского фронта, перейдя в наступление, при поддержке массированных ударов артиллерии и авиации прорвали долговременную, глубоко эшелонированную оборону немцев, прикрывавшую границы Восточной Пруссии, вторглись в пределы Восточной Пруссии на 30 километров в глубину и 140 километров по фронту.

В ходе наступления войска фронта овладели мощными опорными пунктами обороны противника — Ширвиндт, Наумиестис [275] (Владиславов), Виллюнен, Вирбалис (Вержболово), Кибартай (Кибарты), Эйдткунен, Шталлупенен... и с боями заняли около 900 других населенных пунктов, из которых более 400 населенных пунктов на территории Восточной Пруссии.

В боях при прорыве обороны немцев отличились войска генерал-полковника Галицкого, генерал-полковника Глаголева, генерал-лейтенанта Шафранова, генерал-полковника Крылова, генерал-лейтенанта Людникова... артиллеристы генерал-полковника артиллерии Барсукова... летчики генерал-полковника авиации Хрюкина... [полковника] Пуяда... саперы генерал-лейтенанта инженерных войск Баранова, связисты генерал-майора войск связи Бурова...

Сегодня, 23 октября, в 23 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Белорусского фронта, прорвавшим оборону немцев и вторгшимся в пределы Восточной Пруссии, двадцатью артиллерийскими залпами, из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны немцев и вторжении в Восточную Пруссию.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза И. Сталин».

23 октября 1944 года (№ 203)

Дальнейшее наступление войск 3-го Белорусского фронта в Восточной Пруссии сопровождалось значительными потерями в результате изменения соотношения сил не в нашу пользу. Немецко-фашистское командование успело перебросить крупные силы с неатакованных участков и соседних фронтов. Черняховский вынужден был 27 октября отдать приказ закрепиться на рубеже Сударги — Шиллен — Августов.

Директива Ставки на проведение Тильзитско-Истербургской наступательной операции полностью не была выполнена, но цель, намеченная Верховным Главнокомандованием, была достигнута. Наступательные действия Красной Армии в Венгрии на Будапештском направлении и в Восточной Пруссии для командования вермахта оказались чувствительными. Оно было вынуждено с западного, центрального участка (Варшавско-Берлинского направления) снять танковые дивизии и бросить их для затыкания брешей на своих южных и на северных флангах.

Операция 3-го Белорусского фронта на этом этапе играла вспомогательную роль и проводилась с целью отвлечения сил противника на центральном участке и оказания помощи 1-му Белорусскому и Прибалтийским фронтам в проведении наступательных операций с более глобальными задачами. Ставка и Генштаб в таких случаях не раскрывали замысел стратегической операции до выполнения войсками фронта поставленных им второстепенных задач. Так поступали, чтобы не расхолаживать войска.

Верховное Главнокомандование на 1945 год предусматривало нанесение мощных ударов одновременно на четырех стратегических направлениях: Приморском, Берлинском, Пражском и Венском. Немецко-фашистское командование, в свою очередь, обращало особое внимание на свои северные и южные фланги. Сосредоточив мощную группировку против правого крыла Красной Армии, оно рассчитывало остановить ее наступление на Восточную Пруссию. Враг надеялся, что чем дальше наши войска будут продвигаться от Варшавы к границам Германии, тем уязвимее станут их фланги. В ноябре и декабре на севере Восточной Пруссии немцы сосредоточили двадцать шесть дивизий, в том числе семь танковых, а на юге под Будапештом пятьдесят пять дивизий, из них девять танковых. В итоге на западном, главном направлении у Гитлера оказалось сил меньше, чем на северном и южном флангах.

Большие надежды враг возлагал на мощные оборонительные сооружения в Восточной Пруссии, создававшиеся здесь в течение многих лет. Наиболее сильными из них являлись хельсбергский, летценский укрепрайоны, располагавшиеся в полосе наступления войск 3-го Белорусского фронта. Необходимо было тщательно разработать план их штурма.

Накануне двадцать седьмой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции командующего и члена Военного совета фронта вызвали в Генеральный штаб по поводу предстоящей Восточно-Прусской операции.

В Генеральном штабе Черняховского принял Антонов.

— Генштаб учитывает, что фронту предстоит решать весьма сложную задачу: перед вами крупная группировка противника. [277]

— Какое оперативно-стратегическое обеспечение предусматривается для нас?

— По группе армий «Центр» в Восточной Пруссии предполагается нанести два мощных охватывающих удара. Войска вашего фронта должны в течение десяти дней разгромить тильзитско-инстербургскую группировку и в дальнейшем развивать наступление на Кенигсберг вдоль реки Прегель. 1-й Прибалтийский помогает вам силами 43-й армии, 2-й Белорусский уничтожает пшасныш-комлавскую группировку противника, затем развивает успех в направлении Мариенбурга и выходит к заливу Фришес-Хафф.

— Какие силы выделяются 3-му Белорусскому фронту?

— Из состава 1-го Прибалтийского вам переподчиняется 2-я гвардейская армия генерала Чанчибадзе.

— Ну порадовали вы меня перед праздником!

— Скажите, Иван Данилович, в чем суть вашего замысла?

— Раздробить группировку противника, а затем разгромить каждую ее часть в отдельности.

— Что предусматривается в тактическом плане?

— Создаем штурмовые группы и отряды, усиленные артиллерией, танками, саперами. Запланировано сопровождать их штурмовой авиацией.

— Разумно, — одобрил Антонов. — Ознакомьтесь с директивой Ставки. Если возникнут вопросы, рассмотрим совместно. И, как говорили в старину, с богом...

Вернувшись в штаб фронта, Черняховский весь ушел в работу по подготовке Восточно-Прусской наступательной операции в соответствии с ее основным замыслом, предусматривающим не только разобщить усилия вражеских армий в самом начале операции, но и обойти с севера мощные узлы сопротивления в Гумбиннене, в Инстербурге, а в случае успеха расколоть надвое инстербургскую группировку.

Характерным для стиля работы Ставки Верховного Главнокомандования являлось то, что задачи и замысел любой предстоящей операции подвергались тщательному анализу в Генеральном штабе и в штабе фронта. Подготовительные работы в войсках начинались по предварительным распоряжениям. И только тогда, когда все становилось предельно ясным, Ставка отдавала войскам директиву. Так было и на этот раз. [278]

«Лично. Командующему 3-м Белорусским фронтом тов. Черняховскому.

Члену Военного совета фронта тов. Макарову. Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. Разгромить тильзитско-инстербургскую группировку противника и не позднее 10-12-го дня операции овладеть рубежом Немонин, Жаргиллен, Гольдап.

2. В дальнейшем, прочно обеспечивая главную группировку фронта с юга, развивать наступление на Кенигсберг по обоим берегам р. Прегель, имея главные силы на южном берегу р. Прегель.

3. Боевые приказы, все распоряжения армиям на операцию представить в Генштаб.

Сталин, Антонов».

В соответствии с директивой Ставки начало операции предполагалось на конец января. Штабы и войска упорно готовились, особое внимание уделялось организации взаимодействия родов войск и материально-техническому обеспечению. В начале января ход событий резко изменился. Немцы перешли в контрнаступление на западном фронте, и в Арденнах у союзников создалась тяжелая обстановка. Премьер-министр Англии Уинстон Черчилль вынужден был просить Сталина ускорить наступательные операции на советско-германском фронте. Верховное Главнокомандование, верное союзническим обязательствам, несмотря на все трудности, бросило в наступление от Балтики до Карпат более ста пятидесяти дивизий.

3-му Белорусскому фронту в этой связи было приказано начать операцию на шесть дней раньше запланированного срока. Черняховский решил разгромить противостоящие силы врага последовательно. Сначала уничтожить тильзитскую, а затем инстербургскую группировки и в последующем развивать наступление, нанося главный удар в направлении Велау — Кенигсберг. Для этого оперативное построение фронта предусматривалось в два эшелона.

В первом эшелоне на правом крыле наступала армия генерала Людникова, нанося главный удар в направлении Пилькаллен — Тильзит; левее — армия генерал-полковника Крылова (вернувшегося после выздоровления из армейского госпиталя). Севернее шоссе Шталлупенен — Гумбиннен прорывала вражескую оборону армия генерала Лучинского с задачей овладеть районом Гумбиннен. Подвижную группу фронта составлял танковый корпус генерала Бурдейного, который должен был войти в прорыв в полосе армии Крылова с утра второго дня операции [279] и стремительным ударом к исходу четвертого дня овладеть Гросс-Скайсгирреном.

Второй эшелон фронта составляла армия генерала Галицкого, она продвигалась за первым эшелоном в готовности с утра пятого дня операции во взаимодействии с танковым корпусом генерала Буткова войти в сражение на рубеже реки Инстер, нанося главный удар на Велау, и частью сил совместно с армией Лучинского овладеть Инстербургом. Вновь прибывшая в состав фронта 2-я гвардейская армия генерал-лейтенанта Чанчибадзе и 31-я армия генерал-лейтенанта Шафранова занимали оборону на левом крыле фронта. Соединениям армии Чанчибадзе лишь с утра третьего дня операции предстояло перейти в наступление своими войсками правого крыла.

Накануне наступления, 12 января вечером, пошел снег. В связи с этим Черняховский приказал перенести начало атаки с девяти часов утра на одиннадцать. Командармам по ВЧ была передана команда: «Артиллерийскую подготовку не начинать до особого распоряжения».

Однако в плане операции еще ранее был предусмотрен дублирующий сигнал начала артподготовки — залп реактивными снарядами. Вышло так, что один из дивизионов РС не был оповещен о переносе срока артнаступления.

Ровно в девять часов 13 января на участке предстоящего прорыва прогремел единственный залп РС. И тотчас же, как бы по цепной реакции, заговорила вся артиллерия...

Черняховский вызвал к телефону командующего армией Людникова:

— Кто разрешил начать артподготовку?

— Но мы ее начали по сигналу — залп «катюш».

— Напутали! Что думаете делать дальше?

— Продолжать артподготовку и действовать по намеченному плану.

Прерывать артнаступление не было смысла. Черняховский подтвердил командармам первоначально назначенный час атаки.

Капризный ветер Балтики нагнал туман. Местами видимость не превышала пятидесяти-ста метров. Было ясно, что действия авиации исключены, на ее помощь пехоте рассчитывать не приходилось. Оставалась надежда на артиллерию. Однако и ее возможности были ограниченны. [280]

«Сильный туман мешал вести наблюдение за результатами артиллерийской подготовки, — вспоминает бывший начальник Политического управления 3-го Белорусского фронта генерал-майор Казбинцев. — Мы с Иваном Даниловичем пытались наблюдать с крыши четырехэтажного дома, но бесполезно. Спустились на первый этаж. Как раз напротив окна, метрах в пятидесяти-шестидесяти от дома, стояло дерево. Оно то скрывалось в тумане, то вновь появлялось. Туман не рассеивался. Черняховский ходил по комнате, то приближаясь к окну, то снова отходя от него. Ни один мускул на лице не выдавал его внутреннего состояния.

Туман продолжал скрывать окрестности. На сто метров ничего не было видно. Неизвестны результаты артиллерийской подготовки, а следовательно, нет никакой уверенности в успехе штурма. Уже выпущены по противнику сотни вагонов боеприпасов! Вдруг... такая операция сорвется? Эта мысль волновала нас всех, она не давала покоя, но Иван Данилович продолжал спокойно отдавать распоряжения, а в перерывах — непринужденно разговаривать с нами.

Тогда мы еще раз убедились, каким необыкновенным самообладанием и огромной волей обладает этот человек».

Противник всюду оказывал упорное сопротивление. Как только началась наша артподготовка, немцы спрятались в укрытиях. Затем, пользуясь густым туманом, они близко подпускали наши танки и пехоту и обстреливали их из засад.

В первый день наступления ни одна армия не выполнила поставленной задачи. Встал вопрос, целесообразно ли продолжать наступление. Многие в штабе склонялись к тому, что обстановка требует приостановить операцию.

— Дело не только в плохой погоде, — пояснил Черняховский Макарову. — В боевых порядках стрелковых рот мало артиллерии сопровождения, минные поля саперы не успевают своевременно обезвреживать, управление войсками не отвечает условиям прорыва укрепленного района.

— Что и говорить, погода не благоприятствует наступлению, — вздохнул Макаров. — Но решающее слово за вами, Иван Данилович.

— Надо продолжать наступление, — решил [281] Черняховский. — Пусть мы даже не продвинемся вперед, но поможем войскам, наступающим на Танненберг и Варшаву. Да и союзники на западе получат облегчение. Их там, в Арденнах, немцы основательно прижали.

Командующий распорядился усилить стрелковые роты артиллерией, наблюдательные пункты батарей и дивизионов приблизить к командирам рот и батальонов, обеспечить тесное взаимодействие пехоты, танков и артиллерии в звене полк — батальон. Командирам частей и соединений приказал переместить свои наблюдательные пункты к переднему краю, сам с оперативной группой выехал в боевые порядки полков первого эшелона.

Командующий 5-й армией генерал-полковник Крылов свой наблюдательный пункт вынес в боевые порядки батальона первого эшелона и находился от переднего края всего в восьмистах метрах. Так же поступили и другие генералы и офицеры.

Однако крайне неблагоприятные погодные условия оказывали влияние на ход наступления. К шестнадцати часам стало очевидно, что ударная группировка фронта не сумеет выполнить до конца задачу, поставленную на первый день операции, и главная полоса обороны противника не будет прорвана. Как и предполагал Черняховский, особо напряженные боевые действия развернулись на направлении к городу Гумбиннену. Еще накануне наступления он интересовался решением генерала П. Ф. Батицкого, командира 128-го стрелкового корпуса, которому предписывалось взять Гумбиннен. В первом эшелоне наступала 130-я стрелковая дивизия генерал-майора К. В. Сычева, остальные силы корпуса составили второй эшелон и резерв. Такой боевой порядок позволил генералу Батицкому сосредоточить артиллерию всех трех дивизий для подавления и уничтожения огневых точек противника на узком участке. Ход боевых действий подтвердил правильность этого решения. Однако и противник неустанно наращивал свои усилия.

К концу дня командующий фронтом приехал на КНП 128-го стрелкового корпуса на западной окраине господского двора Керрин. Генерал Батицкий встретил Черняховского, готовый к неприятным объяснениям. Но нужды в этом не оказалось. Командующий сказал, что обстановка ему известна, и потребовал доклада о принятом решении на второй день операции.

— Решил: ночными действиями продолжать выполнять [282] задачу дня и с утра 14 января ввести в бой второй эшелон корпуса — 61-ю стрелковую дивизию — в полосе соседа справа, в обход лесисто-болотистой местности Пакладимменер — Моор с севера, в направлении на Тублаукен. К исходу дня выйти в полосу своего корпуса и овладеть населенным пунктом Нойбудупенен. (?)

— Не совсем понял. Вы хотите ввести второй эшелон на участке соседа справа, то есть помогаете генералу Александрову, — улыбнулся Черняховский. — Но 3-й гвардейский корпус, кажется, и так не отстает, даже вперед вырвался!

— Вот я и хочу воспользоваться успехом Александрова и выполнить свою задачу.

— Не перемешаются ли боевые порядки? Между вами есть разграничительная линия?

— Разграничительная линия не китайская стена.

— Да, но при четкой организации управления войсками.

— За свой штаб я ручаюсь!

— Коли так, передайте генералу Лучинскому: решение утверждаю. И все-таки какие мероприятия вы предусматриваете для ускорения темпа наступления?

«Без разноса, но свое потребовал», — подумал Батицкий.

— Все орудия, включая гаубицы, выставляю на прямую наводку, чтобы эффективнее подавить огневые точки противника.

— Для прорыва укрепрайона этого недостаточно.

— От командиров штурмовых отрядов потребую более решительных действий, умелых маневров с целью обхода дотов и опорных пунктов противника.

— Именно более решительных! И умелых! Иначе наступление может захлебнуться. Сами понимаете, во что это обойдется.

И, еще раз улыбнувшись остроумному решению ком-кора, попрощался.

С начала операции Черняховский успел побывать и у Крылова и у Людникова. Всюду требовал искать слабые места в обороне противника, навязывать ему свои условия.

На второй день развернулись еще более ожесточенные бои. Командующий группой армий «Центр» генерал-полковник Рейнгардт, установив направление главного [283] удара советских войск, с утра 14 января бросил две пехотные, одну танковую дивизии и бригаду штурмовых орудий на ликвидацию прорыва на участках армий Крылова и Лучинского. Для управления ударной группировкой он прибыл в населенный пункт Маллвишкен, на командный пункт 26-го армейского корпуса, находившийся в десяти километрах от Шталлупенена, где размещался КПП командующего 3-м Белорусским фронтом.

Около трехсот вражеских танков, включая «королевские тигры», ударили в стык 5-й и 28-й армий.

Операция, которой придавала особое значение Ставка, затухала. Труднее всего приходилось на участках дивизий Вольхина и Сычева. Им пришлось испытать па себе основную тяжесть контрудара противника. Но они с честью выстояли. Наши войска, измотав ударную группировку противника огнем с места, главными силами продолжали наступление. Некоторый успех наметился в полосе 5-й армии. Для завершения прорыва тактической зоны противника и развития успеха на этом участке Черняховский ввел в сражение в середине дня 16 января 2-й гвардейский Тацинский танковый корпус. Затем приказал перейти в наступление 2-й гвардейской армии на левом крыле фронта. Воспользовавшись улучшением погоды, отдал распоряжение командующему 1-й воздушной армией генерал-полковнику Хрюкину нанести массированный удар по укреплениям врага. Бомбардировочная и штурмовая авиация произвела более тысячи самолетовылетов.

Ожесточенное сражение продолжалось. Танковый корпус генерала Бурдейного был встречен контратаками танков и штурмовых орудий противника. Ожидаемого перелома в ходе операции достигнуто не было. Наступил момент, когда, казалось, противные стороны бросили на чашу весов все. Решающим фактором в этих условиях становилась способность военачальника быстро принимать решения и совершать дерзкие маневры, одним словом, талант полководца.

Черняховский хорошо знал своего противника генерала Рейнгардта по Белорусской операции. Иван Данилович предвидел, что он, опираясь на такой мощный узел обороны, как Гумбиннен, окажет сильное противодействие в полосе наступления 5-й армии. Поэтому потребовал от Людникова непрерывно наращивать силы на участке прорыва 39-й армии. Людников построил боевой [284] порядок стрелкового корпуса, наносившего главный удар, в три эшелона и последовательно вводил в боевые действия одну дивизию за другой. В то же время Крылов на смежном с его армией фланге вводил в бой дивизию второго эшелона корпуса, чтобы мощными ударами сломить сопротивление врага.

Утром пятого дня соединения Людникова завершили прорыв тактической обороны противника и развили успех на северо-западном направлении. Враг, не выдержав натиска, стал отходить.

В какой-нибудь другой операции эти двадцать километров, пройденные войсками фронта за пять дней, означали бы полный прорыв тактической зоны и выход на оперативный простор. Здесь же впереди оставалась еще не одна полоса сопротивления: сильно укрепленные оборонительные рубежи простирались до самого Кенигсберга. И казалось, что прорыв возможен только путем постепенного «прогрызания» оборонительных полос врага. Но именно этого и старался избежать Черняховский. Надо было лишить немцев возможности последовательно отходить на заранее подготовленные рубежи, иначе пришлось бы продвигаться вперед с непрерывными ожесточенными боями, то и дело останавливаясь и начиная все сначала.

Для достижения своей цели Черняховский совершил смелый маневр: ввел 1-й танковый корпус генерала Буткова и армию второго эшелона не в полосе наступления войск Крылова, как было предусмотрено планом, а на участке армии Людникова, там, где намечался успех. Одновременно были поставлены новые задачи 39, 5 и 28-й армиям и приданным им танковым корпусам.

Полководческое искусство Черняховского в том и заключалось, что он не боялся вносить решающие изменения в замысел операции в ходе ее осуществления. Ломать заранее разработанный план всегда рискованно: противник может разгадать маневр большого количества войск и принять контрмеры. Однако решение Черняховского основывалось не только на расчетах. Он знал возможности своих войск, высоко оценивал способности подчиненных генералов. Отказавшись от ранее принятого плана, командующий перестроил оперативный порядок войск фронта в форме веера и основные силы с центрального участка перебросил на правый фланг ударной группировки, где обозначился успех. [285]

Противник не ожидал такого быстрого изменения на направлении главного удара и был застигнут врасплох. Утром на шестой день наступления танковый корпус Буткова пошел в прорыв и, ломая сопротивление противника, продвинулся в глубь его обороны на сорок километров. Это коренным образом изменило ход событий.

Войска генерала Людникова, используя успех танкистов, вышли к реке Инстер. Немецко-фашистское командование начало перебрасывать остатки своих резервов на это направление. Генерал-полковник Крылов тем временем, хотя и медленно, но продолжал наступать, и враг не мог снять какие-либо силы с участка 5-й армии.

В ночь на седьмой день операции Черняховский переориентировал танковый корпус Бурдейного в направлении населенного пункта Ауловенен, игравшего важную роль в системе гитлеровской обороны. Танковые корпуса фронта продолжали развивать наступление и продвинулись за день еще на двадцать километров.

«В ходе войны, — пишет генерал-полковник Людников в военно-историческом журнале спустя четверть века, вглядываясь в прошлое с расстояния пройденных лет, — некоторые командующие стремились во что бы то ни стало добиваться осуществления своего раз принятого решения, хотя его выполнение из-за изменившейся обстановки нередко было связано с большими трудностями и потерями в людях, материальных средствах, а также во времени.

Генерал армии И. Д. Черняховский смело изменил задачи войскам фронта при преодолении тактической зоны, и они добились блестящих успехов в разгроме восточнопрусской группировки противника».

Черняховский придавал огромное значение вопросам взаимодействия с войсками соседних фронтов. В то время как ударная группировка маршала Рокоссовского развивала наступление на северо-запад, к заливу Фришес-Хафф и Висле, войска 3-го Белорусского фронта навязывали врагу сражения на Кенигсбергском направлении. Так же успешно организовывалось взаимодействие и с соединениями 1-го Прибалтийского фронта, которым командовал генерал армии И. X. Баграмян.

Боевое содружество и взаимодействие крупных объединений особенно наглядно проявились в действиях 43-й и 39-й армий при взятии города Тильзита. Черняховский [286] лично координировал их удары на смежных флангах, умело используя каждый успех.

Черняховский позвонил Людникову, когда судьба города была решена.

— Как дела? В Москве артиллеристы уже держатся за шнуры, чтобы произвести салют.

— Пусть подержатся, товарищ командующий. Город взять потруднее, чем дернуть за шнур.

— Шутки шутками, а сколько времени вам еще понадобится?

— Часа полтора, не меньше!

Через полтора часа Людников сообщил:

— Товарищ командующий, соединения 39-й и 43-й армии штурмом овладели Тильзитом! Можете передать артиллеристам в Москву — огонь!

— Слушай, Иван Ильич, и подключи Белобородова! — в радостном волнении сказал Черняховский.

И в самом деле в телефонных трубках раздались звуки салюта. В боях за Тильзит армия генерала Белобородова указанием Ставки была переподчинена 3-му Белорусскому фронту.

В ночь на 20 января был введен в сражение второй эшелон фронта — армия Галицкого. За два дня боев она продвинулась на глубину до сорока пяти километров. На пути к Кенигсбергу серьезным препятствием явился город Инстербург с его внутренним и внешним укрепленными обводами. К тому же немцы, потеряв надежду устоять в своих инженерных сооружениях под ударами наших войск, взорвали плотину и затопили поймы рек Инстер и Ангерапп.

Вода разлилась поверх льда и снега. Единственное, что спасло бы солдат, — резиновые сапоги. Но достать их было невозможно, интенданты не могли предусмотреть всего заранее. Несмотря на мороз и пронизывающий до мозга костей ветер, бойцы преодолели вброд полукилометровую водную преграду. В ночь на 22 января они ворвались в горящий Инстербург. На окраине города валялись покалеченные тяжелые пушки. Вдоль дороги из-за молодых дубков торчали обгоревшие остовы немецких танков и автомашин.

К шести часам утра обходом с севера-востока и юго-запада наши войска полностью овладели Инстербургом. В приказе Верховного Главнокомандующего отмечалось, что город являлся «важным узлом коммуникаций и [287] мощным укрепленным районом обороны немцев на пути к Кенигсбергу».

В тот же день соединения маршала Рокоссовского овладели Алленштейном и устремились к Эльбингу. Перерезав основные узлы дорог, наши войска сковали маневр вражеских сил. Стальные тиски сжимались, охватывая всю восточнопрусокую группировку противника.

Успешно развивали наступление войска армии генерала Лучинского. 21 января его соединения овладели крупным узлом вражеской обороны — Гумбинненом, форсировали реку Ангерапп и захватили плацдарм на ее левом берегу.

Черняховский принимал все необходимые меры, чтобы совместно с войсками Рокоссовского прорвать укрепленный район врага и разгромить его кенигсбергскую группировку. Войска фронта нанесли несколько рассекающих ударов и соединениями правого крыла с 23 по 25 января с ходу форсировали реки Дайме, Прегель и Алле. До Кенигсберга оставалось менее пятидесяти километров.

В создавшейся обстановке генерал армии Черняховский решил отрезать от моря и окружить группировку противника в Восточной Пруссии, рассечь ее на части и уничтожить каждую в отдельности. Перед войсками 3-го Белорусского фронта продолжала простираться не обычная полевая оборона, а укрепленный район, что неимоверно усложняло задачу. Но решение, принятое Черняховским, являлось единственно правильным и позволяло исключить маневрирование противником крупными резервами.

Оперативное командование вермахта металось в поисках правильного решения. 26 января Гитлер отстранил от командования группой армий «Центр» генерал-полковника Рейнгардта и назначил на его место генерал-полковника фон Рендулича. Группа армий «Центр» получила новое название — «Север».

За семь месяцев немецко-фашистское командование сместило трех командующих войсками группы армий «Центр». Замена командующих в вермахте, как правило, вызывалась какими-либо оперативно-стратегическими соображениями. Естественно, начальник разведки Красной Армии незамедлительно доложил Верховному [288] Главнокомандующему о реорганизации группы армий «Центр». В полночь 28 января на КП командующего 3-м Белорусским фронтом раздался звонок ВЧ.

— Здравствуйте, товарищ Чернов! — прозвучал голос Сталина в телефонной трубке.

— Здравствуйте, товарищ Семенов! — отозвался Черняховский.

— Разведчики мне доложили, что Рейнгардт смещен и командование группой армий принял генерал-полковник Рендулич. Так ли это?

— Так точно, товарищ Семенов!

— Как это восприняли вы лично?

— У Гитлера командующие приходят и уходят, а мы наступаем. Нас смущают только железобетонные долговременные сооружения врага, которыми насыщена его оборона.

— Вы опять насчет тяжелых танков?

— Они нам крайне необходимы!

— В таком случае... — Верховный замолчал, потом стало слышно, что он говорит с кем-то по другому телефону. Наконец снова раздался его голос: — Товарищ Чернов, в ваше распоряжение не сегодня — завтра прибудут самые тяжелые самоходные орудия, испытайте их в бою и доложите мне лично!

— Есть испытать и результаты доложить!

— Еще раз напоминаю: не количеством, а умом надо побеждать противника! Подумайте о более совершенных методах управления войсками при прорыве укрепрайона.

— Совершенствованием управления войсками занимаемся постоянно.

— Еще раз подумайте со своим штабом, и мы тоже подумаем. Желаю успеха, до свидания!

Новый командующий теперь уже группы армий «Север» фон Рендулич не смог изменить положение на фронте. К концу января его основные силы оказались расчлененными на три группы: земландскую (свыше четырех дивизий), кенигсбергскую (свыше пяти дивизий) и хейльсбергскую (двадцать усиленных дивизий).

В результате напряженных сражений войска Черняховского во взаимодействии с соединениями 2-го Белорусского и 1-го Прибалтийского фронтов окружили главные [289] силы группы армий «Север» и прижали их к заливу Фришес-Хафф. Уже девять десятых всей территории Восточной Пруссии было очищено от немецко-фашистских войск. Соединениям группы «Север» был нанесен серьезный урон: только в плен было взято более пятидесяти тысяч солдат и офицеров. Но войска 3-го Белорусского фронта тоже понесли значительные потери и нуждались в пополнении перед прорывом хейльсбергского укрепленного района, не уступающего по своей мощности западногерманской линии Зигфрида. Укрепрайон, включающий в себя около девятисот железобетонных сооружений, обороняла трехсоттысячная армия.

К началу февраля темп наступления замедлился. Командование и штаб фронта выискивали слабые места в обороне противника, создавали ударные группировки. Однако во многих стрелковых дивизиях насчитывалось не более чем по три с половиной тысячи человек, полки по численности равнялись батальону. Член Военного совета генерал-лейтенант Макаров принимал все меры, чтобы улучшить положение. На прифронтовых железных дорогах эшелонам с пополнением для 3-го Белорусского фронта была открыта зеленая улица.

1 февраля, готовясь к очередной наступательной операции, Черняховский пригласил к себе Макарова.

— Василий Емельянович, крайне нужны тысячи четыре солдат! Хотя бы для пополнения частей на главном направлении.

— Маловато просите, — загадочно усмехнулся Макаров.

— Шутите?

— Нисколько. Прибыло пополнение — семь тысяч человек. В основном с Западной Украины и из Молдавии.

— Вот это кстати! — обрадовался Черняховский. — В первую очередь надо пополнить дивизии Галицкого. Довести численность каждой хотя бы до четырех тысяч: им штурмовать Кенигсберг! Остальных направим к Людникову. Поедемте посмотрим на пополнение...

Проехали мост через Прегель. По обеим сторонам дороги сожженные «тигры», изуродованные пушки, машины. Безлюдье, тишина...

Черняховский любил быструю езду. Водитель старшина Виноградов старался ему угодить, но гололед не позволял развить хорошую скорость. Въехали в лес.

Поднявшийся ветер разогнал облака, сквозь серую мглу пробилось солнце.

Вездеход остановился на лесной поляне. Деревья, покрытые инеем, в лучах солнца сверкали серебром, в их окружении красовался замок с островерхой черепичной крышей, с высокими белыми колоннами.

«Красотища! — Черняховский вышел из машины. — Как будто и войны вовсе нет».

К ним уже спешил начальник тыла фронта генерал Виноградов. Невдалеке строились прибывшие воины. Черняховский обратился к солдатам нового пополнения с речью:

— Дорогие товарищи! Сейчас вы вольетесь в полки, которые бьют врага там, где когда-то били его наши предки. Мы стоим на той самой земле, которая еще пятьсот лет назад была омыта кровью дольских, литовских и русских солдат. Спустя триста лет предки немецких фашистов вновь напали на нас, и опять здесь вспыхнули костры биваков русских воинов. В результате Семилетней войны русские овладели Восточной Пруссией и ключами от Берлина. А теперь нам с вами суждено уничтожить врага в этом логове агрессивной военщины, взрастившей бесчеловечный фашизм! На штурм Кенигсберга, друзья!

По лесу прокатилось мощное «ура». Проникновенные слова прославленного полководца растрогали солдатские души.

Накануне нового наступления генерал Макаров побывал у воинов 11-й гвардейской армии. Рассказал о новостях на других фронтах, о прибывшем пополнении, о том, что им, гвардейцам, предстоит первыми штурмовать Кенигсберг. Наутро партийно-политические работники и агитаторы поспешили с этими вестями на передний край.

Штаб фронта, исходя из данных воздушной, агентурной и войсковой разведок, определил слабые места в обороне противника, произвел перегруппировку и усилил армии, наступающие на главном направлении. К годовщине Красной Армии было намерение овладеть крепостью Кенигсберг и тем самым приблизить час неминуемого разгрома восточнопрусской группировки немецко-фашистских войск.

Однако в Генеральном штабе все представлялось несколько иначе. 2-му Белорусскому фронту, усиленному [291] доукомплектованной до штатного состава 19-й армией, ставилась новая задача: разгромить восточнопомеранскую группировку противника и выйти к устью реки Одера с целью помочь войскам, наступающим на Берлинском направлении. Понесшие потери в предыдущих операциях 50, 3, 48-я общевойсковые и 5-я гвардейская танковая армии, а также 8-й гвардейский танковый корпус, действовавшие на линии Хейльсберг, Вормдитт, Фрауэнбург, передавались 3-му Белорусскому фронту. Ликвидация группировок противника в Восточной Пруссии возлагалась на войска 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского фронтов. Черняховскому предписывалось передать Баграмяну армии Белобородова, Людникова и Галицкого. В свою очередь, армии, ранее входившие в состав 1-го Прибалтийского фронта, передавались 2-му Прибалтийскому.

Директива Ставки конкретизировала задачи действующим в Восточной Пруссии фронтам: 3-му Белорусскому сосредоточить основные силы на разгроме самой мощной хейльсбергской группировки противника, 1-му Прибалтийскому ликвидировать земландскую группировку врага, одновременно обеспечивая оборону рубежей вокруг Кенигсберга.

В соответствии с директивой Генштаба Черняховскому предписывалось передать соседнему фронту армии, которые он успел нацелить и подготовить к прорыву укрепленного района. Трудно было ему расставаться с такими командармами, как Людников, Белобородов, Галицкий. Предстояло принять новые армии, сработаться с их командованием, организовать управление и взаимодействие. Времени для этого было явно недостаточно.

Во исполнение директивы Ставки Черняховский решил встречными ударами 5-й общевойсковой и 5-й гвардейской танковой армий отрезать хельсбергскую группировку противника от моря и тем самым лишить его возможности получить помощь извне. Это была чрезвычайно трудная задача, так как 5-я гвардейская танковая армия в тот момент по количеству боевых машин равнялась лишь танковой дивизии немцев, а численный состав дивизий армии Крылова в среднем не превышал трех тысяч человек. Немецко-фашистское командование в составе хейльсбергской группировки имело одну моторизованную и две танковые дивизии, в каждой по сто и более танков. С учетом штурмовых орудий у противника [292] было в общей сложности более шестисот бронеединиц и четырнадцать пехотных дивизий численностью более десяти тысяч солдат и офицеров каждая. Кроме того, гитлеровцы мобилизовали в фольксштурм всех мужчин, способных держать оружие.

10 февраля войска фронта в новом составе продолжали штурм хейльсбергского укрепленного района. В этих сложных условиях Черняховский не только сам постоянно выезжал на передний край, но и командный пункт фронта переместил ближе к наступающим войскам. Танковая армия генерала Вольского и 5-я армия генерала Крылова упорно продвигались навстречу друг другу. Противник, сосредоточив крупные силы на небольшом участке, успевал своевременно закрывать бреши в его обороне. Немецко-фашистское командование, воспользовавшись тем, что наши соединения под Кенигсбергом ослабили активность, перебросило всю авиацию и даже часть дальнобойной артиллерии против войск 3-го Белорусского фронта.

16 февраля Черняховский вернулся в штаб фронта, чтобы уточнить план операции и отдать необходимые распоряжения по подготовке резервов для решающего удара. На командном пункте его ожидала жена, приехавшая из Москвы. После длительного пребывания в поле в февральскую пронизывающую стужу Ивану Даниловичу было особенно радостно войти в теплый дом, встретиться с женой.

Дела не ждали, надо было снова ехать в войска.

— Ваня, хватит тебе мерзнуть в шинели! Надень, пожалуйста, бекешу и теплый свитер, — забеспокоилась Анастасия Григорьевна.

— Надену, Тасенька. Не волнуйся! Все будет в порядке. Завтра постарайся, чтобы к моему возвращению подготовили баню с веничком.

— Пожалуйста, будь поосмотрительней!

— Буду, Тасенька!

От взгляда Анастасии Григорьевны не ускользнуло, что муж чем-то угнетен. А Иван Данилович переживал, что войска его несут потери. Сил для наступления явно не хватало. Но он сознавал, что сейчас обстановка требует сосредоточения основных усилий на Берлинском направлении.

Молча надел бекешу, принял из рук жены папаху.

Вошел Комаров. [293]

— Машина подана!

Порученец заметил, что Анастасия Григорьевна встревожена, но, как всегда, старается не показать этого. Сколько уже раз провожала она так мужа, ненадолго приезжавшего с переднего края, и каждый раз отправляла вместе с ним частицу своего сердца.

У Черняховского с приездом жены тоже прибавилось беспокойства. Район командного пункта часто подвергался бомбежкам. После каждого налета Иван Данилович звонил с передовой.

Проводив мужа, Анастасия Григорьевна написала письмо дочери и сыну. Потом прилегла. Со стороны переднего края доносились раскаты артиллерийской канонады, изредка земля сотрясалась от взрывов тяжелых бомб.

В ночь на 18 февраля долго не могла заснуть и дочь полководца Неонила. Вечером она услышала по радио:

«ПРИКАЗ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ

3-ГО БЕЛОРУССКОГО ФРОНТА

генералу армии ЧЕРНЯХОВСКОМУ,

НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА ФРОНТА

генерал-полковнику ПОКРОВСКОМУ

Войска 3-го Белорусского фронта, продолжая сжимать кольцо окружения восточнопрусской группировки противника, штурмом овладели городами Вормдитт и Мельзак — важными узлами коммуникаций и сильными опорными пунктами обороны немцев...

Сегодня, 17 февраля, в 21 час столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Белорусского фронта, овладевшим названными городами, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за овладение городами Вормдитт и Мельзак.

Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!»

Весь этот день Черняховский провел в войсках. Продрог, устал, но и не помышлял об отдыхе. Любимой его поговоркой было: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Наступил ответственный момент: вверенные ему войска полностью окружили город и крепость Кенигсберг. Среди солдат ходила молва, что в день Красной Армии и Военно-Морского Флота генерал [294] армии Черняховский проведет там парад своих войск. Но погода резко ухудшилась, выпал мокрый снег, дороги развезло. Наши войска в этих тяжелых условиях вели упорные бои.

Уже глубокой ночью Черняховский прибыл на командный пункт генерала Крылова. Его здесь ждали. Адъютант командарма хлопотал, подавая ужин.

После ужина обсуждали, как действовать подразделениям при наступлении в сильно укрепленных районах.

— Отыскали ключ к дотам противника? — спросил Черняховский.

— В лоб перестали действовать, не голыми руками берем. Создали в батальонах штурмовые группы: взвод автоматчиков, отделение саперов, противотанковые орудия, пара самоходок или танков, станковый пулемет. Придаем даже тяжелые орудия, бьем по дотам прямой наводкой. Под прикрытием артогня автоматчики и саперы со взрывчаткой ползут к доту, забрасывают амбразуры, подрывают...

— Противник контратакует штурмовые группы?

— Довольно часто. Но местность перед дотами обычно открытая, встречаем гитлеровцев огнем.

— Николай Иванович, когда возможно, лучше, чтобы штурмовые группы не задерживались на дотах, а просачивались между ними, заходили с тыла, окружали.

— Так и поступаем, когда возможно...

Казалось, победа уже совсем близка. Но чем меньше оставалось у фашистов надежд, тем яростнее они сопротивлялись. Каждый день требовал от наших войск все более высоких темпов наступления.

Утром 18 февраля Черняховский снова выехал в боевые порядки соединений 3-й армии генерала Горбатова.

Комаров позвонил командиру корпуса, в который они собирались ехать, чтобы тот выслал навстречу офицера связи.

На восточной окраине города Мельзак их встретил молодой майор. По району командного пункта корпуса противник вел методический артогонь. Машина Черняховского следовала за машиной майора из штаба корпуса. Кажется, тот не очень уверенно ориентировался в обстановке. [295]

Не успели проехать и двух километров, как позади машины Черняховского разорвался снаряд. Один из осколков, пробив заднюю стенку машины и сиденья, в спину ранил командующего, повредил правую руку водителя и застрял в приборном щитке. Старшина Виноградов, превозмогая боль, остановил вездеход.

Пороховой дым рассеялся, гитлеровцы больше не стреляли, наступило затишье.

— Алеша, я ранен! — услышал порученец сквозь звон в ушах. — В левую лопатку.

— Товарищ командующий, сейчас...

Через минуту он уже бинтовал рану Черняховского.

Скрипя зубами, полузакрыв глаза, генерал смотрел в хмурое зимнее небо. Как знать, о чем он думал в эти секунды? Скорее всего о том, что вот теперь, когда он так нужен, фронт останется без командующего...

— Душа Алеша, я умираю...

Рана была большая. Комаров наложил несколько бинтов, стараясь остановить кровь. Радист тем временем связался со штабом фронта. Генерал-полковника Покровского известие потрясло. Он тут же позвонил по ВЧ командарму-3. Генерал Горбатов выехал на место происшествия и в пути встретил машину с командующим. Черняховского доставили в ближайший медсанбат. Врачи очистили рану, перевязали, сделали переливание крови, уколы...

Иван Данилович был еще в сознании. Густые брови его сдвинулись к переносице — так бывало всегда, когда он принимал важное решение. Попытался что-то сказать, но голос прервался.

Черняховский обессиленно закрыл глаза. Его положили в санитарную машину.

Весть о ранении командующего быстро облетела войска фронта. Пропуская санитарную машину с ним, останавливались колонны войск, направлявшихся к переднему краю.

Но рана оказалась смертельной. На пути в госпиталь Черняховский скончался. Фашистский снаряд оборвал его яркую, еще полностью не раскрывшуюся жизнь.

«Не хочу умереть в постели, предпочитаю погибнуть в жарком бою», — сказал он как-то. И умер именно так. [296]

Санитарная машина с телом командующего шла уже не в госпиталь, а к командному пункту фронта. Там ее встретил воинский эскорт. К полудню стали прибывать многочисленные делегации от войск, чтобы отдать последний долг выдающемуся полководцу.

В зал заседаний Военного совета фронта вносят боевые знамена стрелковых, танковых, артиллерийских и авиационных частей, среди них алые полотнища с гвардейскими лентами.

Почетный караул сменяется каждые пять минут. Только пожилой солдат с буденновскими усами и покрасневшими глазами бессменно стоит у гроба. Это Плюснин, ординарец командующего. Отцом называл этого заботливого солдата Черняховский.

Мимо проходят бойцы гвардейских соединений. Их лица суровы и скорбны.

Три часа длилось прощание. После траурного митинга воины пошли в бой, чтобы отомстить за своего любимого командующего.

Специальный поезд с гробом Черняховского направляется в Вильнюс. Столица Литвы одета в траур, приспущены флаги на улицах города.

Траурная процессия направляется по запруженным народом улицам к площади Ожешкенес. Впереди множество венков. Вслед за венками генералы 3-го Белорусского фронта несут на шелковых подушечках две Золотые Звезды Героя Советского Союза, орден Ленина, четыре ордена Красного Знамени, два ордена Суворова I степени, орден Кутузова I степени, орден Богдана Хмельницкого I степени, многочисленные медали. Затем проносят венки от Центрального Комитета Коммунистической партии, от Совнаркома СССР, от Генерального штаба Красной Армии.

В центре площади на постаменте устанавливается гроб. Начинается траурный митинг. Слово — члену Центрального Комитета ВКП(б) М. А. Суслову.

— С глубоким прискорбием и большой болью, — говорит товарищ Суслов, — мы прощаемся сегодня с верным сыном большевистской партии, пламенным патриотом нашей великой Родины, доблестным полководцем Красной Армии — генералом армии Иваном Даниловичем Черняховским, погибшим на поле боя с немецко-фашистскими захватчиками. Наше государство и наш [297] народ потеряли в лице Черняховского талантливого молодого полководца, завоевавшего всеобщую любовь своей беззаветной преданностью Родине, своим полководческим искусством, выдающейся воинской доблестью и героизмом. Товарищ Черняховский принадлежал к прославленной плеяде боевых руководителей Красной Армии, рожденных и выдвинутых советским строем...

Имя Черняховского известно всему миру и с уважением произносится всем прогрессивным человечеством. Друзья, близкие, знакомые — все, кто имел счастье общаться с товарищем Черняховским, потеряли в его лице человека большой душевной силы и красоты, подлинной человеческой теплоты и сердечности... Партии, народу, Родине отдавал Черняховский все свои силы, им он отдал и свою жизнь.

Память о Черняховском будет вечно жить в сердце народном!..

На огромной площади, где собралось около ста тысяч человек, воцарилась тишина. Низко склонились боевые знамена. Раздались гулкие залпы прощального артиллерийского салюта...

Весь мир облетела весть о гибели И. Д. Черняховского. Газеты многих стран наутро вышли с траурными сообщениями.

Это была тяжелая утрата для Красной Армии.

Командующим войсками 3-го Белорусского фронта был назначен Маршал Советского Союза А. М. Василевский.

Главные силы 3-го Белорусского фронта во второй половине марта разгромили хайлъсбергскую группировку противника и 6 апреля начали штурм города и крепости Кенигсберга.

На третий день штурма первым пал форт «Король Фридрих-Вильгельм», и за ним сдался и форт «Шарлотта».

На пятый день операции сопротивление гарнизона Кенигсберга было подавлено. Столица Восточной Пруссии — оплот немецко-фашистского милитаризма, принесшего неисчислимые бедствия человечеству, и прежде всего советскому народу, — взята штурмом. Пришла долгожданная победа, за которую отдали жизнь многие [298] тысячи советских воинов, и среди них Иван Данилович Черняховский.

Советский народ свято чтит память замечательного полководца. Решением партии и правительства ему воздвигнуты памятники в городах Вильнюсе и Виннице, город Инстербург переименован в Черняховск, колхоз в деревне Вербово Томашпольского района Винницкой области, где прошло детство полководца, назван его именем. На его родине, в селе Оксанине Уманского района Черкасской области УССР, воздвигнут бронзовый бюст дважды Героя Советского Союза Ивана Даниловича Черняховского.