Часть третья.

Признание

...Как бы ни были совершенны приборы и аппаратура на автоматических станциях, все же ничто не может заменить разум пытливого исследователя. В настоящее время уже имеются условия и средства, необходимые для того, чтобы советский исследователь мог совершить космический полет. Осуществление полета человека в космос откроет новые невиданные перспективы развития науки. За первыми полетами туда последует создание на орбите около Земли постоянной орбитальной обитаемой станции, где научные сотрудники будут систематически вести равносторонние наблюдения, проводить опыты... Ракеты, предназначенные для связи, будут совершать регулярные рейсы с Земли на станцию и обратно. Появятся искусственные спутники Земли для различных народнохозяйственных целей...

Нет сомнения в том, что не за горами и то время, когда могучие космические корабли весом во много десятков тонн, оснащенные всевозможной научной аппаратурой, с многочисленным экипажем, покинут Землю и, подобно древним аргонавтам, отправятся в далекий путь. Они отправятся в заоблачное путешествие, в многолетний космический рейс к Марсу, Венере и другим далеким мирам. Можно надеяться, что в этом благородном исполинском деле будет все более расширяться международное сотрудничество ученых, проникнутых желанием трудиться на благо всего человечества, во имя мира и прогресса.

1958. Королев руководил запуском третьего спутника Земли — первой в мире автоматической научной станции; закончил работы по созданию первой советской баллистической ракеты дальнего действия, хранимой и транспортируемой в заправленном состоянии; осуществил модернизацию ракеты-носителя «Спутник», создав трехступенчатую ракету «Восток»; выступил с докладом «О программе исследования Луны».

1959. Подготовил проект докладной записки в правительство «О развитии научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ по освоению космического пространства»; руководил запуском первых в мире автоматических межпланетных станций типа «Луна», перекинувших мост «Земля — Луна» и сфотографировавших впервые обратную сторону вечной спутницы Земли; возглавил разработку и строительство первого космического корабля.

1960. Написал письмо в министерство «Об ускорении работ над автоматическими лунными станциями»; подготовил записку в Академию наук СССР «О мирном использовании космического пространства», изложил точку зрения на правовые проблемы по международному сотрудничеству в исследовании космоса.

1961. Руководил запуском в космос автоматической межпланетной станции «Венера-1» четырехступенчатой ракетой «Молния»;

осуществил запуски на орбиту вокруг Земли первых в мире пилотируемых кораблей «Восток» и «Восток-2» с космонавтами на борту — Юрием Гагариным и Германом Титовым.

Глава первая.

Не прикован к своей планете

Пламенный энтузиаст науки. Первый великий шаг. Полигон стал космодромом. Подвиг и его фальсификаторы.

Калуга ждала гостей. Принарядилась. 15 сентября 1957 года в городе должны были начаться торжества: отмечалось 100-летие со дня рождения К. Э. Циолковского.

Королев вместе с Ниной Ивановной приехал в город рано утром. Сергей Павлович попросил шофера ехать не спеша. С удовольствием осматривал город. Целые улицы новых красивых домов соседствовали с памятниками старины, с каменными «купецкими рядами». Вчерашнее и сегодняшнее дополняло друг друга. Вот и знакомая улица, что круто спускается к Оке. В конце ее стоит деревянный дом с двумя побеленными кирпичными трубами. Над одной из них вился сизый дымок, уносимый ветром к реке. Этот дом Циолковские приобрели в 1904 году. Но вскоре он оказался тесен для многочисленной семьи. Через несколько лет к нему пристроили большую мансарду с застекленной верандой. Там, наверху, Константин Эдуардович устроил себе рабочий кабинет и оборудовал мастерскую. В этом доме семья Циолковских жила до 1932 года, когда Константину Эдуардовичу подарили новый, более просторный дом, на этой улице, названной его именем. Новоселье отмечали в дни празднования 75-летия со дня рождения ученого.

Оставив машину в начале спуска, Сергей Павлович и Нина Ивановна пошли к Дому-музею. Там их встретили научный сотрудник Софья Матвеевна Зотова и внук Циолковского Алексей Вениаминович Костин.

— Сергей Павлович, — представился Королев. — Моя жена. Хотелось бы начать осмотр музея с кабинета ученого.

— Хорошо. Тогда прошу наверх по этой лестнице, — показал Костин.

Не знали еще «экскурсоводы», что их гость — Главный конструктор. Не знала и мать Алексея Костина — Мария Константиновна, дочь Циолковского, — что в их старый домик пришел человек, который продолжает великое дело ее отца, а сейчас, как и в 1932 году, еще и член организационного комитета по проведению юбилейных торжеств.

Все четверо по крутой лестнице поднялись на второй этаж и очутились в рабочем кабинете К. Э. Циолковского. Небольшая комната со столом, кроватью, креслами, книжными полками: настолько просто, скромно. Не верилось, что в ней жил, работал человек столь высокой и дерзостной мысли!

— В эту комнату Константин Эдуардович перешел в 1908 году, — сообщила Зотова. — Он любил по вечерам подолгу засиживаться, а по утрам вставать рано. Тут ему было удобнее — не беспокоил семью.

Сергей Павлович подошел к большому двухтумбовому письменному столу, занимавшему весь простенок между двумя окнами. К нему примыкали два мягких кресла на точеных ножках и с высокими, закругленными сверху спинками.

— Константин Эдуардович, когда работал за столом, брал вот этот венский стул, — объясняла Зотова. — Но обычно он сидел в кресле, чуть согнувшись, что-то писал на листках бумаги, положенных на небольшую фанерку, которую он держал на коленях. Вечерами зажигал керосиновую лампу. Электричество в доме появилось только в 1931 году. Константин Эдуардович подвигал лампу ближе к креслу, позади нее ставил вот это зеркало.

— Рефлектор! Разумно. Увеличивает освещенность.

— Но под потолком висячая лампа, — подсказала Нина Ивановна.

— По проволоке, протянутой от одной стены до другой, Константин Эдуардович передвигал лампу туда, где ему нужнее, например, возле полок с книгами.

Сергей Павлович повернулся в сторону библиотеки. Полки были явно самодельными, но выполнены с хорошим знанием столярного дела. На первом плане стояли книги ракетчиков — Ф. А. Цандера, Ю. В. Кондратюка, М. К. Тихонравова и других. На многих из них дарственные надписи. Но напрасно Королев искал свою работу — «Ракетный полет в стратосфере», подаренную Константину Эдуардовичу еще в 1934 году.

— А что, здесь, на полках, не все книги, принадлежавшие Константину Эдуардовичу?

— К сожалению! Много дет вот ищем книгу Королева. Константин Эдуардович часто обращался к ней, хвалил... — откликнулся Костин.

— Мы не познакомились сразу. Извините. Я и есть Королев.

— Очень, очень рады знакомству, — радостно ответил Костин. — Извините, я на секунду вас покину. — И он вышел из комнаты.

Несколько огорченный, что не нашел своей книги, Сергей Павлович вновь вернулся к столу Циолковского, здесь все постарались восстановить так, как было при жизни Константина Эдуардовича. В каком-то необъяснимом порядке на столешнице лежали научно-технические журналы, линейка, папка с бумагами, фотоаппарат, стоял маленький глобус. Сергей Павлович долго молча разглядывал его, словно искал на нем космодром, с которого через несколько дней поднимется космический первенец. Он пальцем мысленно обвел вокруг него, как бы намечая орбиту искусственному спутнику Земли. Ему так хотелось взять глобус в руки, но он удержался.

«Тот глобус, что подарил мне Валентин Петрович Глушко в день пятидесятилетия, немного больше, — мелькнуло в голове, — и на нем Байконур не указан. Пока... А когда-нибудь он будет на всех картах и глобусах. Наш первый космодром. Хорошую надпись придумал Глушко: «Шлю тебе этот «шарик», Сергей, с глубокой надеждой, что нам с тобой доведется своими глазами увидеть живую Землю такой же величины». Да мы-то вряд ли. А вот другие обязательно, обязательно. А жалко, что не я. Ведь ради этого, по сути, жил. Эх! Кабы помоложе был да сердце поновее. Опять «барахлит мотор». Нина ругает меня — «не бережешь себя». Берегу. Надо голову беречь, а не сердце», — усмехнулся Сергей Павлович.

Вернулся Костин. Он держал небольшую книгу.

— Вот, Сергей Павлович, книга. В ней собраны основные материалы, связанные с семидесятипятилетием моего деда. Здесь и ваша телеграмма.

— Хорошо, что она сохранилась, — взял в руки книгу, полистал ее. — Гирдовцы горячо любили Константина Эдуардовича, — заметил Королев. — Его труды — путеводная звезда на многие годы. — Возвращая сборник Костину, спросил: — Можно, мне посмотреть журналы на полках, да и книги Константина Эдуардовича хотелось бы подержать.

— Разумеется. Вам можно.

Сергей Павлович бережно брал один том за другим, листал. Почти все он читал. Некоторые из них почти тридцать лет назад он получил из рук Константина Эдуардовича.

— Надо подумать об издании Полного собрания всех трудов Циолковского. Пора, самая пора. Он жил впереди своего века...

Королев отошел от книжной полки, окинул взглядом кровать, стоящую у стены и накрытую простеньким покрывалом, потом взял со стола «слухач» — приложил к уху.

« — В музее трогать экспонаты руками не разрешается, — почти одними губами сказала Нина Ивановна.

Но «слухач» воспринял шепот жены так сильно, что Королев, чуть вздрогнув, рассмеялся.

— Великолепная слышимость!

— Константин Эдуардович предупреждал собеседника, — напомнила Софья Зотова. — «Говорите как обычно. Не напрягайте голоса, я вас слышу хорошо».

Взгляд Королева задержался на другом столе, где стояли физические приборы, вплотную подошел к скульптурному портрету Циолковского, вылепленному И. П. Архиповым.

— Я помню эту работу, видел ее в Москве на первой выставке материалов по космонавтике, — сказал Сергей Павлович жене. — Это было в 1927 году. Портретом Константина Эдуардовича открывалась экспозиция, посвященная его идеям.

— А вот эту подзорную трубу на самодельной треноге Константин Эдуардович выносил на крышу дровяного склада — он примыкает к веранде — и наблюдал звездное небо, — пояснял Костин.

Алексей Костин предложил гостям зайти «на веранду». Сергей Павлович и Нина Ивановна осмотрели столярный верстак, тиски, токарный станок с ножным приводом, набор различных слесарных и столярных инструментов, напольные ножницы для резки железа, небольшое приспособление для гофрирования жести, которую Циолковский использовал для создания модели дирижабля.

Очень внимательно Королев осматривал и новую экспозицию, посвященную современной ракетной технике как воплощению идей Циолковского. Ее подготовило ОКБ Королева по указанию и пожеланиям самого Главного конструктора.

Пришла пора прощаться.

— Спасибо большое. Я рад, что посетил Дом-музей Константина Эдуардовича. — Его я считаю главным своим учителем. Побыл бы еще, но время торопит. Надо ехать в школу, где преподавал Константин Эдуардович, — заторопился Сергей Павлович.

— Приезжайте еще, — пригласила С. М. Зотова. В железнодорожной школе № 9 в этот день открывался музей К. Э. Циолковского. Право открыть его предоставили академику А. А. Благонравову. Потом выступил Королев.

— Мои юные друзья! — обратился Сергей Павлович к школьникам. — Мы с большим волнением входим в вашу школу, сознаем, что здесь долгие годы преподавал Циолковский, и, возможно, в эти годы у него рождались те великие идеи, над воплощением которых мы сейчас работаем. Переступая порог школы, — улыбнулся Королев, — мы тщательно отряхивали пыль земную. А ведь пройдет немного времени, и здесь космонавты будут отряхивать пыль космическую...

В середине дня на калужской площади состоялась закладка памятника К. Э. Циолковскому. Королев невнимательно слушал речи выступающих. Уловил лишь слова: «Наш древний город — город Циолковского. Он должен стать городом-памятником ему».

«Вот это правильно», — подумал Королев и снова мысленно перенесся на Байконур, где шла подготовка к запуску первого искусственного спутника Земли. «Вернувшись», Сергей Павлович негромко сказал стоящим рядом с ним А. А. Благонравову и В. П. Глушко:

— Бронза, гранит... Но лучшим памятником гению будет наш спутник. Макет его надо подарить калужанам.

— Знаю все про вас, Сергей Павлович, у вас на очереди три спутника да кое-что еще в запасе... Все сюда! Это уже целая экспозиция. Пожалуй, время думать о крупном музее космонавтики, как вы смотрите? — спросил А. А. Благонравов.

— На том и порешим, Анатолий Аркадьевич, — согласился В. П. Глушко. — Вы член президиума Академии наук. Кому, как не вам, и карты в руки. А мы обеими руками «за».

Возвращался в Москву Сергей Павлович в хорошем настроении. Машина мчалась по шоссе Калуга — Москва. Дорога шла среди леса, то спускалась в ложбины, то круто поднималась вверх. Яркий осенний пейзаж резко менялся.

— Красиво! Но знаешь, Нина, я с юности люблю море. Одесса... Я тебе не рассказывал? Во время планерных состязаний в Коктебеле пошли с ребятами в Феодосийский музей. Там неожиданно встретились с великолепным летчиком, одним из руководителей состязаний Константином Константиновичем Арцеуловым. Мы тогда не знали, что он внук великого Айвазовского. Он о каждой картине так много нам рассказывал, словно сам ее писал. «Водный океан и воздушный океан, — говорил он, — две великие стихии, и обе они для нас, людей». А теперь еще космос. Совсем недавно взял я почитать книжку о Чкалове и на титульном листе увидел: «Художник К. К. Арцеулов».

— Он жив?

— Здравствует. Как-то ДОСААФ отмечал очередную годовщину планерного спорта. Мы и встретились. Все такой же подтянутый, строгий. Он не забыл крымских встреч. Многие из выходцев «Коктебельского гнезда» стали замечательными летчиками, авиационными конструкторами.

Королев умолк. Откинулся на спинку сиденья в надежде задремать, но сон не приходил. Невольно стал вспоминать события минувшего дня: возложение цветов на могилу Константина Эдуардовича, заседание в местном театре. «И все-таки самое волнующее, — подумал Сергей Павлович, — дом, где жил Циолковский».

Мысленно Королев еще раз прошелся по музею Циолковского, вспомнил большой письменный стол.

Неожиданно для Нины Ивановны, решившей, что муж задремал, Сергей Павлович громко хмыкнул, а потом рассмеялся.

— Что с тобой, сладкий сон?

— Да я не спал. Вспомнил одну историю. Недавно ко мне пришел один из специалистов и говорит: «Товарищ Королев, кабинет у меня тесен, даже некуда поставить диван».

— Любопытно, что ты ему ответил?

— Вы видите, у меня тоже нет дивана, — сказал я просителю. — А знаете, почему? Чтобы ко сну не тянуло. Но не возражаю. Если большую склонность к отдыху имеете, поставим к вам диван. Ну а письменный стол вынесем, согласны?

— А потом его уволили?

— Нет. Специалист он был неглупый, нужный. Больше года меня избегал. Все это я вспомнил, когда осматривал кабинет Циолковского. Как мудр наш народ «Не место красит человека, — говорит он, — а человек место». — Не без удовольствия добавил: — У меня рабочий кабинет в КБ не больше, чем у Константина Эдуардовича дома.

— Ой, хвастунишка же ты, Сергей. О чем ты не успел подумать?

— Дел столько, Нина. Сегодня гранки статьи для «Правды» обещали прислать. Завтра хотелось бы побывать на открытии памятника Циолковскому.

— А почему выбрали место у академии Жуковского?

— Когда-то, в середине двадцатых годов, Циолковский выступил там с лекцией о полетах на планеты. Там же слушатели создали и первое в мире общество изучения межпланетных сообщений.

— Слышала. И еще у тебя доклад, — напомнила жена.

— И еще доклад.

Сергей Павлович достал записную книжку. «Сколько лет собираюсь вести дневник, все некогда», — подумав он, рассматривая записи — перепись дел на ближайшие дни. «Напомнить С., проконтролировать М., сообщить П., поздравить Н.», — подумал и дописал: «Газета «Правда». Убрал книжку во внутренний карман пиджака и, продолжая разговор, обратился к жене:

— С полигоном целые сутки не связывался. Да, Нина, ты обещала перевести две статьи из американских журналов.

— Ты невнимателен, Сергей. Первую два дня назад я положила на стол.

— Извини, не заметил. Спасибо.

Машина въехала в Москву. Через полчаса езды по нешумным улицам она остановилась недалеко от площади Коммуны, на Самотечной улице, возле дома 17, где, недавно переехав из Подлипок, жили Королевы. Едва раздевшись, Сергей Павлович подошел к телефону, снял трубку.

— Королев. Соедините меня с КБ.

...17 сентября Колонный зал Дома союзов сверкал огнями. Шло торжественное заседание, посвященное 100-летию со дня рождения К. Э. Циолковского. Это был своеобразный отчет ракетчиков перед общественностью, отчет о том, что сделано страной по воплощению идей великого ученого. Высоко над столом президиума — портрет К. Э. Циолковского.

Неожиданно в зале зазвучал голос Циолковского, записанный на пленку еще в мае 1935 года: «Теперь, товарищи, я точно уверен в том, что и моя другая мечта — межпланетные путешествия — мною теоретически обоснованная, претворится в действительность».

Выступить с докладами на столь знаменательном юбилейном вечере Академия наук СССР поручила двум выдающимся ракетчикам В. П. Глушко и С. П. Королеву.

— Самое замечательное, смелое и оригинальное создание творческого ума Циолковского, — говорил Королев, вслед за выступлением Глушко, — это его идеи и работы в области ракетной техники. Здесь он не имеет предшественников и намного опережает ученых всех стран и современную ему эпоху. Трудно переоценить все значение предложения Константина Эдуардовича о составных многоступенчатых ракетах и ракетных поездах. По существу, это предложение открыло дорогу человеку в космическое пространство. Он изобретатель, утвердивший приоритет нашей Родины рядом выдающихся изобретений и технических предложений... Он ученый и исследователь, смело прокладывающий пути в новое, еще неизведанное в науке, и тут же как истинный ученый, блестяще научно обосновавший свои открытия. И, наконец, -он горячий патриот Советской Родины, неутомимый труженик и пламенный энтузиаст науки, которой он целиком посвятил и отдал всю свою жизнь...

Зал разразился горячими аплодисментами. Королев мельком взглянул в первые ряды зала. Там сидели Мария Николаевна и Нина Ивановна. Они слушали его с гордостью, радовались его успехам. Матери казалось сказочным сном, что ее Сергей удостоен звания Героя Социалистического Труда. «Как он был прав, когда с юных лет выбрал себе путь в жизни», — подумала она, слушая доклад сына. Нине Ивановне казалось, что муж говорит сухо: читает текст, а не беседует с аудиторией. Ведь не так, наверное, бывало на его лекциях в МВТУ. Дома он внимательно готовился к ним, тщательно подбирал слова, чтобы убедить студентов: ракетная техника — навсегда, что нужны кадры специалистов, много специалистов. После лекций приходил домой довольный, радовался тому, что молодежь растет талантливая, готовая посвятить себя космонавтике...

...А с трибуны Колонного зала Королев продолжал говорить уверенно, все более и более воодушевляясь, вкладывая в каждое слово свое глубокое уважение и преклонение перед гениальной прозорливостью Константина Эдуардовича, бесконечно верившего не только в осуществлении полета человека в космос, но и завоевание всего околосолнечного пространства.

Сергею Павловичу очень хотелось сказать аудитории, что в ракетную технику он пришел после калужской встречи с Константином Эдуардовичем в 1929 году, но сдержался: «Неуместно, — посчитал он, — говорить об этом в официальном докладе, да и нескромно ставить себя рядом с великим ученым».

Тем более что в самом начале доклада он развернул перед собравшимися панораму предстоящих грандиозных дел, которые еще только предстояло осуществить.

— В ближайшее время с научными целями в СССР и США будут произведены первые пробные пуски искусственных спутников Земли. Советские ученые работают над многими новыми проблемами ракетной техники, например, над проблемой посылки ракеты на Луну и облета Луны, над проблемой полета человека на ракете, над вопросами глубокого проникновения и исследования космического пространства...

Зал на это не отреагировал. Большинство посчитали сказанное далеким будущим, если не фантазией.

На пути домой Мария Николаевна и Сергей Павлович сели рядом, а Нина Ивановна с шофером.

Вначале ехали молча. Москва сверкала огнями, сотни мадпин, мчащихся по обеим сторонам улицы, создавали впечатление двух текущих навстречу друг другу многоцветных рек.

Первой заговорила Мария Николаевна. Расчувствовавшись, она взяла руку Сергея Павловича.

— Я счастлива, что дожила до твоего возвышения...

— Что бы я мог достичь без тебя, без твоей помощи в трудные дни... Спасибо тебе за все... И тебе, и Григорию Михайловичу.

— Поедемте к нам, Мария Николаевна, посидим, поговорим, — предложила Нина Ивановна.

— Спасибо, Нина. Время позднее. Да и устала я. Мне ведь скоро семьдесят. Время как летит!

Попросив шофера завернуть на Октябрьскую, где по-прежнему жили мать и отчим, Сергей Павлович спросил:

— Как тебе мой доклад, мама?

— Не обижайся. Я, грешным делом, слушала тебя невнимательно. Ты говорил, а я мысленно перечитала книгу твоей жизни от рождения до появления на этой трибуне, — печально улыбнулась. — Сколько пережито.

— Вот тебе и раз, не слушала. Жаль, — огорчился Королев. — Ну, что же делать, — и достал из папки, где лежал доклад, газету «Правда». — Тут помещена моя статья о Циолковском. Сокращенный вариант доклада. Почитай на досуге...

Ночью 19 сентября CL П. Королев и другие главные конструкторы отбыли на полигон. Все звали: в интересах экономил времени полеты на Байконур совершались ночью. «День — для работы, ночь — для сна», — обычно шутил Главный.

Перед тем как подняться в самолет, Короле» позвонил в ОКБ Д. И. Козлову, ведущему конструктору по Р-7,и напомнил:

— Дмитрий Ильич! Днюй и ночуй на заводе. Следующая машина нам нужна строго по плану — день в день.

Едва С. П. Королев ступил на землю полигона, как сразу включился в работу. В сопровождении, группы специалистов Конструкторского бюро и руководителей полигона отправился в монтажно-испытательный корпус. Предъявив вахтеру пропуск, вошел в помещение. Двухступенчатая межконтинентальная баллистическая ракета Р-7, превращенная в первый в истории космический ракетоноситель, покоилась на ложементах транспортно-установочного агрегата. Сергей Павлович один обошел ракету, остановился возле того места, где вскоре должен быть присоединен ПС-1. Сергей Павлович надеялся встретить тут знакомого инженера, но его не оказалось. Новый специалист, не зная Главного в лицо, увидев подошедшего, да еще без халата, заметил:

— Не люблю, когда смотрят под руку. Вам что?

— Да так! — опешил Королев.

— Тогда, извините, на экскурсию потом, — и, повернувшись спиной, продолжал работу.

Сергей Павлович вернулся к ожидавшим его специалистам, спросил у руководителя стартовой команды А. И. Носова:

— А почему нет, Александр Иванович, на месте прежнего инженера? Болен?

— Уехал! — и, заметив в глазах Королева недоумение, пояснил: — Отслужил свой срок и уехал.

— Какой срок? — вскипел Главный. — При чем тут срок? Мы еще только все начинаем.

Носов объяснил, что инженер-капитан вышел в отставку и уехал на новое место жительства.

— Бросил такую работу? — непонимающе развел руками ученый. — Ну что за люди пошли?! — и неожиданно попросил: — Возьмите мой самолет, пошлите умного человека к нему и скажите: «Королев очень просит вас вернуться». Так и скажите: «очень просит».

Вспомнил о неприятной встрече с незнакомым специалистом, проворчал:

— А кто это такой у вас тут, новенький? Откуда? Как работает? — И, не дождавшись ответа, сам же и дал ему оценку: — Строгий, кажется, деловой.

Подготовка к подъему первой ракетно-космической системы шла строго по графику. Последние дни перед выпуском спутника Королев словно летал по главным объектам полигона. Его можно было видеть повсюду:

проверял, советовал, горячился, а случалось, и ругался.

Пилюгин застал Королева возле его домика, на скамейке, которую называл «раздумной». От королевского жилья до монтажно-испытательного корпуса, где проводились комплексные испытания спутника, всего с полкилометра, и Николай Алексеевич предложил Сергею Павловичу пойти пешком. Где-то на полпути к МИКу Королев внезапно остановился, будто дорогу ему перебежала черная кошка.

— Взгляни-ка, Николай, на этот грузовичок, — иронически проронил Главный и тут же помрачнел. — Не к добру.

Пилюгин посмотрел на машину. С портрета на лобовом стекле на них смотрел многозначительно, как живой, сам Берия.

— Из тех! Сколько он специально выпустил на волю. Чтут «дорогого» покойничка, — пробурчал Пилюгин.

— Невероятны повороты судьбы, — с горькой усмешкой ответил Королев. — Разве могло взбрести мне в голову! Я, бывший «зек», буду сидеть лицом к лицу с этим палачом, да еще в его кабинете?

Николай Алексеевич промолчал. Он на всю жизнь запомнил вызов на совещание к Берии, который по заданию Сталина курировал атомное и ракетное дело. В тот день всемогущий член Политбюро в начале беседы являл собой саму учтивость, но в середине ее не выдержал и уже не говорил, а рычал, требуя от специалистов сдать ракету на вооружение армии ранее возможных сроков.

— Любил Берия поучать нас, грешных, — вспоминал Королев сороковые годы. — Лаврентий пытался учить уму-разуму даже Курчатова. Великого ученого с мировым именем. Наглец!

— Признаюсь, мы тогда поразились твоей смелости. Не каждый бы решился, как ты, отстаивать срок в три года. Я — побоялся.

— Некуда было деться, Николай, — печально улыбнулся Королев. — Представь себе, что мы согласились с требованием Берии, а потом сорвали бы сроки? И шагать-шагать бы нам с тобой босичком по шпалам до самой Колымы.

— Что верно, то верно. Спасибо маршалу Жукову, он крепко поддержал нас в те годы.

Предъявив пропуска солдату, накинув на плечи белые халаты, ученые вошли в МИК и разошлись каждый по своим делам.

...На бархатном ложе, поблескивая зеркальной поверхностью, лежал шар диаметром 58 сантиметров с четырьмя антеннами длиной в 2,4 и 2,9 метра.

...В последний день перед стыковкой спутника к ракете решили еще раз проверить его систему питания. Техник подключил вольтметр, стрелка недвижима. Еще раз. Стрелка недвижима. К технику кинулся Олег Генрихович Ивановский, заместитель ведущего конструктора по спутнику. Сам подключил вольтметр. Напряжение — нуль! Что же произошло? Аккумуляторная батарея — устройство невесть какое сложное. Где-где, а уж здесь никак не ожидали недоразумений. Лицо инженера вспыхнуло.

Королев шагнул вперед и сразу оценил ситуацию.

— Вскройте, — еле сдерживаясь, не разжимая зубов, выдавил из себя Королев.

Монтажники быстро вскрыли спутник. Развернули блестящие полированные «полуоболочки», достали батарею. Все увидели несколько проводов, оторвавшихся из-за плохой пайки.

— Откуда такая небрежность? Я вас спрашиваю? — обрушился Королев на всех. — Вот из-за этакой расхлябанности наш спутник в космосе остался бы нем как рыба. Десятки людей думали, как сделать, чтобы голос спутника услышал весь мир. А вы??! Уволить! Домой, по шпалам, пешком! — почти кричал Королев. Потом немного успокоился. — Такое дело делаем, а вы? Работнички! — и быстрым шагом вышел из помещения.

Провода тут же заменили, все надежно припаяли и батарею водрузили на место. Подана команда, и спутник заговорил: бип, бип, бил. Вскоре его перевезли в монтажный вал к ракете-носителю, пристыковали и закрыли специальным обтекателем, чтобы не повредить рукотворное «небесное тело» во время прохождения плотных слоев атмосферы.

...З октября утром у монтажно-испытательного корпуса собрались ученые, конструкторы, члены Государственной комиссии во главе с В. М. Рябиковым, все, кто в этот день связан со стартом... Ждали вывоза двухступенчатой ракетно-космической системы «Спутник» на стартовую площадку.

Открылись металлические ворота. Тепловоз как бы вытолкнул размещенную на специальной платформе ракету. С. П. Королев, устанавливая новую традицию, снял шляпу. Его примеру высокой уважительности к труду, создавшему это чудо техники, згоспедовааст и другие. Королев несколько шагов прошел за ракетой, остановился и по старому русскому обычаю пожелал: «Ну, с богом!»

Последние часы перед пуском вечером нового дня оказались самыми трудными. С одной стороны, всем хотелось быстрее, а с другой понимали — не тот случай, чтобы торопиться С. П. Королев в эти часы предельно собран. Его фигура в лучах прожекторов, которыми в ту ночь освещалось стартовая площадка и сама ракета, казавшаяся каким-то фантастическим сооружением, появлялась то тут, то там. Около девятнадцати он уже в который раз зашел на командный пункт и молча посмотрел да присутствовавших там специалистов.

— .Все идет до графику, — успокаивая Главного, доложил А. И. Носов, — не волнуйтесь.

— Лучше, чем ожидал, — добавил Л. А. Воскресенский.

До начала космической эры остались считанные часы. Что ожидало Королева и его соратников? Будет ли 4 октября тем победным днем, о котором мечтал он многие годы? Небо в ту ночь, усеянное звездами, казалось, стало ближе к Земле. И все, кто присутствовал на стартовой площадке, невольно заглядывали в него. Что думал Сергей Павлович, глядя в темное небо, мерцающее мириадами близких и далеких звезд? Может, вспомнились слова Константина Эдуардовича Циолковского: «Первый великий шаг человечества состоит в том, чтобы вылететь за атмосферу и сделаться спутником Земли», а может, его тревожила другая, неприятная мысль: «А если неудача, если в счет не взяты какие-то непредвиденные обстоятельства, может, и пустяковые, как недавно с сигналами спутника?»

За полтора часа до запуска ракеты-носителя С. П. Королев заметил на площадке ведущего конструктора по спутнику М. С. Хомякова, подошел к нему:

— Прошу вас, Михаил Степанович, подняться, — он рукой показал на ракету. — Проверьте в переходном отсеке систему разделения. Как бы не подвела. И еще раз проконтролируйте люки. Доложите мне по шлемофонной связи.

У Королева выработалось твердое правило: «Лучше десять раз проверить, чем один раз забыть».

Тут Сергей Павлович увидел инженера, за которым посылал самолет. Специалист вернулся на полигон тем же рейсом. Королев подошел к нему.

— Уже работаете? Ну вот и хорошо. Спасибо, что вернулись. Не люблю менять людей, к которым привык и которым доверяю. Извините, что сорвал вас с новой работы.

— Вам спасибо, Сергей Павлович. Счастлив, что вернулся к любимому делу. Через неделю приедет семья.

— Как с квартирой, зарплатой? Это я проверю сам. Еще раз спасибо вам, — и, пожав руку инженеру, направился к группе главных конструкторов, стоявших в стороне и ожидавших его. Все вместе пошли на заключительное заседание Государственной комиссии. До начала эксперимента оставался час с небольшим.

Слово предоставили С. П. Королеву. Все ждали подробного доклада.

Главный поднялся из-за стола медленнее обычного. Осмотрелся вокруг. И, словно желая получить поддержку, взглянул на Пилюгина, тот молча, одними глазами сказал: «Давай», потом на Глушко, задержал взгляд на маршале Неделине, который не отвел глаз, смотрел по-доброму, открыто, ожидая, что скажет Королев.

— Ракета-носитель и спутник прошли предстартовые испытания. Предлагаю осуществить запуск ракетно-космического комплекса в назначенное время, сегодня, в 22 часа 28 минут по московскому времени, — и сел.

Столь краткое выступление было неожиданно даже для председателя Государственной комиссии. Но он понял: Сергей Павлович хочет избежать ненужных словопрений, уверен в успехе эксперимента.

— Будем голосовать. Кто за предложение товарища Королева? — и первым поднял руку.

Заседание закончилось. Одни специалисты уехали на узел связи, другие — на смотровые площадки. Вскоре на стартовой площадке появился горнист. Ловко вскинув к губам блеснувшую в лучах прожекторов трубу, он заиграл знаменитое армейское: «Слушайте все! Слушайте все!» Звонкое, ликующее «тата-та-та-та» разорвало ночное безмолвие казахстанской степи.

Стартовая площадка опустела. Ракета словно живая «дышала» белым паром. С. П. Королев и Н. А. Пилюгин вошли в пультовую, размещенную в небольшом продолговатом помещении подземного командного бункера. Тут два перископа, хронометры.

Вдоль стен — пульты с тумблерами, рукоятками, кнопками, транспарантами. Возле них — дежурные операторы. Королев и Пилюгин сели за столик, места у перископов заняли Л. А. Воскресенский и руководитель стартовой команды А. И. Носов. Оба они отвечали за пуск ракетно-космической системы.

С. П. Королев снял трубку.

— Королев... Москву... Через полчаса начинаем. Время прежнее. Да, сигнал спутника активный... Лучше всякой музыки... Желательно... Вначале короткое сообщение на радио... Спасибо... К черту, к черту...

Вполголоса, словно боясь нарушить торжественность наступающего момента, говорили между собой присутствующие. Когда до выдачи команды на пуск ракеты оставались считанные минуты, Воскресенский повернулся к Сергею Павловичу. Тот молча кивнул головой.

Замерли у пультов операторы. Наступила полная тишина. Весь внимание оператор пуска старший лейтенант Борис Чекунов.

Одна за другой с короткими интервалами идут команды стреляющего полковника Е. И. Осташева. И наконец завершающая:

— Пуск!

Борис Чекунов нажал кнопку «Пуск».

— Двадцать два часа двадцать восемь минут, — резюмирует Николай Алексеевич Пилюгин. — Точно по графику.

Королев встал, сделал шаг, другой, остановился. В подземелье донесся нарастающий ровный гул двигателей ракеты-носителя.

— Отлично идет! — кричит Воскресенский, не отрывая глаз от перископа. — Выброс струй из сопел ровный, мощный.

Набирая скорость, ракета уверенно мчалась ввысь.

— Спасибо, товарищи, — поблагодарил Королев пускающих, операторов. — Ну что же, пора, — и стал подниматься по крутой каменной лестнице вверх, к выходу из бункера. За ним последовали остальные.

Когда Королев вышел из подземелья, в небе еще висел след от мчавшейся ракеты, напоминавший Млечный Путь. Дорожка, проложенная ракетой, казалось, разрезала на две равные части ночной купол неба. На стартовой площадке собрались все, кто нес вахту на командном пункте, в других укрытиях. Нервное возбуждение не ослабевало. Надо ждать, пока ракета не вынесет спутник на орбиту и тот не споет свое «бип». Прохладный ветерок мчался над степью, где-то на горизонте уже появилась узкая полоса зари, отделившая день от ночи. По местному казахстанскому времени — уже 5 октября.

Глава вторая.

Луна и планеты

Вопрос вопросов. Космолет или корабль? Да разве такое возможно? Окрыленный партией.

В конце октября 1957 года С. П. Королев выехал на космодром. Начался завершающий этап подготовки к запуску второго искусственного спутника Земли. Он весил ровно в шесть раз больше космического первенца. На его борту разместилась кабина для путешествия в ней собаки по кличке Лайка. Предшественницы ее уже совершали «прыжки» в космос на высоту 200 километров и оказали большую услугу ученым и исследователям космоса. Но не было данных о том, как поведут себя живые существа в длительной невесомости. Это был вопрос вопросов. От решения его зависело — быть в ближайшие годы пилотируемому полету в космическое пространство или нет. Поиском ответа по просьбе Королева несколько лет занималась группа ученых, представлявших различные направления формировавшейся космической биологии и медицины: О. Г. Газенко (физиология), А. М. Генин (гигиена), Е. М. Юганов (вестибулярный аппарат), А. Р. Котовская (перегрузки), А. А. Гюрджиян (радиация) и другие.

Лайка должна помочь выбрать правильный путь. Сергей Павлович не раз заходил в институт, где готовили к полету собаку. Снова и снова требовал от специалистов проверки всех систем жизнеобеспечения животного и каждый раз спрашивал:

— Надежны ли средства радиотелеметрии? Мы должны знать все о состоянии Лайки на всех этапах полета и особенно в условиях невесомости. Достаточно ли хорошо она подготовлена?

— Не волнуйтесь, Сергей Павлович, — убеждал Королева О. Г. Газенко, руководивший подготовкой первой путешественницы в космос. — Она наилучший экземпляр из всех, что мы имеем. Думается, она оправдает наши надежды.

Утром 3 ноября 1957 года состоялся старт второго спутника. Наблюдения за Лайкой продолжались полные семь суток.

После завершения полета физиолог доложил В. П. Королеву о его итогах.

— Перегрузки на долю Лайки выпали значительные. Сердце сокращалось 260 раз в минуту. Анализ электрокардиограммы не показал существенных изменений в сердечной мышце, хотя частота сокращений превышала исходные данные в четыре и более раз. Полет от старта до выхода на орбиту животное' перенесло, скажем, неплохо.

— Значит, «неплохо», — повторил Королев. — А как собачка отнеслась к невесомости, Олег Георгиевич?

— Сейчас трудно сделать окончательный вывод. Тем не менее на протяжении всего полета в организме животного не наблюдалось стойких патологических изменений.

II пульс, и частота дыхания пришли вскоре в норму. Лайка вела себя спокойно. Ела, пила, все как на Земле. Это пока главный итог: животное жило, дышало, билось его сердце, функционировал мозг.

— Вы сказали «пока»? Как надо понимать это «пока»? — уточнил Королев.

— Чтобы сделать серьезный научный вывод, одного такого эксперимента недостаточно. Нужна серия. И, кроме того, желательно возвратить животное на Землю. Мы получили данные о полете на высоте 1600 километров. Только тщательное обследование и последующие наблюдения за животными дадут нужный ответ.

— Да, это так. Жаль собачонку, такая была ласковая и доверчивая, — пожалел Королев. — Надо бы ей установить памятник, как это сделал Иван Петрович Павлов в Колтугаах.

— Справедливо, Сергей Павлович. Благодаря Лайке мы располагаем сейчас весьма ценными данными о Бездействии длительной невесомости на живей организм, — оценил полет собаки Владимир Иванович Яздсвский. — Вполне можно считать эксперимент с Лайкой днем рождения космической медицины и биологии, — резюмировал он.

— Да, Владимир Иванович, а какова судьба Зиба? — посмеиваясь, вспомнил Королев случай с бегством подопытной собаки. — Она вас тогда крепко выручила.

— Зиба взял себе академик Благонравов. Не нарадуется: собака умна, послушна.

— Повезло Анатолию Аркадьевичу, какую собаку заполучил. Ни у кого в мире такого оса нет. Космический. — И, пожав руку ученым, Королев ушел, явно довольный итогами закончившегося эксперимента.

30 декабря 1957 года — памятная дата в жизни С. П. Королева, многих его сотрудников и соратников. В этот день, накануне Нового года, ученым, конструкторам, рабочим в Свердловском зале Кремля вручили ордена и медали за создание и успешный запуск искусственных спутников Земли. Сергей Павлович в числе других получил Ленинскую премию.

— Позвольте мне принести глубокую благодарность Родине, Коммунистической партии и правительству за высокую награду, — волнуясь, начал свое выступление Сергей Павлович. — Дерзновенная мечта человечества о проникновении в космическое пространство осуществлена. В это крупнейшее достижение современности вложен созидательный труд многих поколений советских людей, создавших нужную промышленность, энергетику, развивших науку и культуру в нашей стране. Нам выпало великое счастье трудиться в одной из самых увлекательных и новых областей современной науки и техники. Вместе с тем на всех нас лежит огромная ответственность перед нашей Родиной за успешное развитие и продолжение начатых работ. Мы будем стараться решать дальнейшие задачи исследования околоземного пространства, окружающей нас Вселенной, стремиться создать ракеты, способные донести автоматы и человека до ближайших к нам планет.

Этот день Сергей Павлович вспоминал часто — день своего жизненного триумфа: «Нет, не напрасно все эти годы жил, боролся, терпел, ошибался, но не согнулся и остался честен перед самим собой. Хорошо, что летал на планерах и самолетах, запускал первые ракеты... Все не зря. И это главное. Спутники летают. И ракеты, каких еще не было. Его так непросто родившуюся «пятерку» на параде в Октябрьские праздники показали. Видел лица иностранных военных атташе. Удивили мы их. А что бы они сказали о «семерке»? Ай да мы! И уж в обиду себя не дадим! Весь мир только об этом и говорит. А наш самый тяжелый третий спутник — первая в мире подлинно научная станция... Одна ее исследовательская аппаратура весит почти» тонну. Месяцев через пять мы ее поднимем...»

Спутники Земли, открывшие космическую эру человечества, — лишь пролог на пути в освоении космоса. И путь этот бесконечен, как сама Вселенная. Академия наук СССР приняла долгосрочную программу изучения и освоения космоса, предложенную С. П. Королевым и М. К. Тихонравовым, другими учеными и одобренную М. В. Келдышем. В этой программе два основных направлении исследование межпланетного пространства, Луны, Венеры и Марса при помощи автоматических аппаратов и исследование и освоение околоземного пространства как автоматическими спутниками Земли, так и экипажами космических кораблей.

— Надо собирать специалистов из смежных с космонавтикой областей, — посоветовал Королев Келдышу. — Без них мы мало что сумеем. Только общими усилиями сможем выработать конкретные решения намеченной программы, сделать успешными и полезными наши предстоящие эксперименты за пределами Земли.

Ученые собрались в назначенный день. Открывая совещание, Сергей Павлович как-то очень буднично, как будто речь шла о чем-то совсем обычном, сказал:

— У нас такие задачи: послать на Луну автоматическую станцию, затем другая совершит ее облет, при этом желательно, чтобы она сделала несколько снимков обратной стороны лунной поверхности. Венцом всему должна стать мягкая посадка летательного аппарата на лунную твердь и фотографирование ее пейзажа...

Сказанное Королевым ошеломило ученых, они встретили его слова с некоторым недоверием, забросали вопросами, порой и ехидными:

— Смело, смело!

— Фантастика! Сфотографировать невидимую сторону Луны?!

— Да где у нас ракеты... нужна вторая космическая скорость?

— А вообще все это очень заманчиво. Нужна мощнейшая и точнейшая фототехника.

— Взглянуть на небесные тела без помех земной атмосферы? Чудо.

Сергей Павлович смотрел на маститых ученых, авторов многих трудов по исследованию Луны и планет, и внутренне улыбался. Выслушав все вопросы, Королев хотел было кратко ответить на них, но его опередил директор Крымской астрофизической лаборатории Андрей Борисович Северный.

— Дорогие коллеги! Мне кажется, если Королев пригласил нас к себе, значит, у него есть возможность достичь Лупы. Вопрос в другом. Нам, специалистам в своей области, следует подсказать, какие приборы целесообразнее послать, что исследовать, скажем, на Луне.

— Вот именно, — поддержал Северного директор Бюраканской астрофизической обсерватории астрофизик В. А. Амбарцумян. — Представьте, что удастся со временем установить на Луне мощный телескоп или послать в глубины Вселенной научную станцию! Мы сможем приблизиться тогда к пониманию законов образования и строения звезд, физики газовых и пылевых туманностей. — И, обратившись к Королеву, спросил: — Сергей Павлович, имеется ли возможность оснастить станцию научной аппаратурой, способной произвести нужные исследования и передать полученные сведения на Землю?

— Такая возможность есть, Виктор Амазаспович. Все зависит от вас. Конструируйте приборы, а место для них на борту межпланетных станций мы найдем.

Уверенность, с какой Королев говорил о возможностях ракетно-космической техники, покорила ученых. Начался деловой разговор, ради которого и замышлялась эта встреча.

Выступали астрофизики, геохимики, медики, представители других наук. Все они обещали Главному всевозможную поддержку.

— Дайте нам, Сергей Павлович, хотя бы щепотку лунной породы, — попросил известный геохимик, руководитель Института геохимии и аналитической химии А. П. Виноградов, — и мы «перевернем» всю Вселенную...

— Всем большое спасибо за внимание, — сказал, завершая встречу Королев. — Как говорил один из моих учителей — Фридрих Цандер, — «будем сообща трудиться на пользу всему человечеству».

Состоялась еще не одна встреча с учеными, прежде чем программа изучения Луны и планет обрела конкретные очертания.

В ОКБ Королева, под его личным руководством, в то время на базе носителя «Спутник» создавалась трехступенчатая ракета-носитель «Восток», которая могла бы развивать вторую космическую скорость — 11 тысяч метров в секунду, — необходимую для достижения Луны, или же выносить на околоземную орбиту полезные массы свыше четырех с половиной тонн.

Поэтому одновременно с лунной программой в ОКБ Королева уже велась интенсивная работа в другом направлении — организации первого пилотируемого полета. Пожалуй, практически все началось 15 февраля 1958 года. Как всегда, в этот день Главный конструктор появился в ОКБ в восемь тридцать утра. Поздоровавшись с секретаршей, которая приходила на десять минут раньше, Сергей Павлович предупредил:

— Придет Михаил Клавдиевич. Мы часок с ним поработаем.

Секретарь знала: в этом случае ни с кем Сергея Павловича по телефону не соединять, посетителей просить зайти через час.

В девять появился Тихонравов. Войдя в приемную, раскланялся, снял зимнее пальто и шапку и повесил их в углу на круглую вешалку.

— Вас ждут, Михаил Клавдиевич.

Пройдя зал заседаний, Тихонравов открыл Дверь и оказался в знакомом ему маленьком рабочем кабинете. Сергей Павлович вышел навстречу и пригласил профессора сесть. Наблюдательный Тихонравов, знающий Сергея Павловича более четверти века, удивился: в таком прекрасном расположении духа он давно его не видел.

— Как здоровье Ольги Константиновны? — спросил Главный.

— Спасибо, забот хватает.

— Мне кто-то говорил, что ваша коллекция насекомых уже не любительская, а научная.

— Пожалуй, что так. Дочь ею увлеклась.

— Михаил Клавдиевич! — перешел к цели встречи Главный. — Мы часто говорим «космос», «полет». А что такое космическое пространство? Какой полет следует считать космическим? Точного определения нет. Каковы его характерные особенности? В чем принципиальное отличие внеземного полета от всех известных видов?

— Сергей Павлович! — Тихонравов удивленно развел руками. — Это чисто формальная, я бы даже сказал юридическая сторона, я как-то не занимался вплотную. Вы меня застали врасплох.

Королев достал из стола несколько листков бумаги, в них даны были определении, что такое космический полет, сделанные по просьбе Королева рядом сотрудников КБ.

— ^Вы обошли меня, — с обидой сказал Тихонравов, полистав странички.

— Нет, приберег вас для окончательного решения. Я всегда ценил и ценю ваши теоретические размышления. Решил и себя попробовать в этом плане. — Достав еще несколько листов бумаги, передал их собеседнику.

—  «Что такое космический полет?» — прочитал Тихонравов заголовок заметок Королева. — Любопытно!

«Под космическим пространством, — читал Тихонравов, — понимается пространство, окружающее Землю, начиная с тех высот, где даже при очень больших скоростях движения остатки атмосферы не могут использоваться для поддержания полета».

— Согласен, — сказал сам себе Тихонравов и с нескрываемым интересом стал читать дальше. «Одним из признаков, определяющих космический полет, является движение летательного аппарата в пространстве выше плотных слоев -атмосферы, вне земного влияния ее. Напротив, всякий полет в плотных слоях атмосферы является приземным полетом. Космический полет переходит в приземный, например, при возвращении летательного аппарата».

— Но всякий ли выход в космос есть полет?

— Справедливый вопрос, Михаил Клавдиевич. На мой взгляд, только такой, который совершается вокруг Земли, в течение не менее одного оборота.

— А если вертикальный полет? Сергей Павлович задумался. Тихонравов стал читать заметки дальше. Дочитал до конца.

— А где же окончание?

— Пока в уме. Оттачиваю формулировки. Наверное, это будет так: космическим полетом называется полет летательного аппарата со скоростью движения не меньше первой космической, выше плотных слоев атмосферы в течение достаточно длительного времени. При этом происходит потеря состояния естественной земной весомости.

— В целом приемлемо. Но я бы добавил, что полет предусматривает посадку на Землю.

— Только на Землю? — не согласился Королев. — А Луна, планеты? — собрав все написанное в стопку, отложил в сторону. — Этот разговор я затеял вот ради чего. Вы помните тот мартовский день 1934 года, когда мы неожиданно размечтались с вами и повели разговор о пилотируемом космическом аппарате, его системах?

— Помню, Сергей Павлович, конечно же, помню, — с волнением в голосе ответил Тихонравов, почувствовав всем сердцем в разумом, к чему клонит Главный.

— Пора! Подбирайте людей, думайте. Нужен пилотируемый спутник. Советский человек должен первым подняться в космос и пройти в нем никем еще не хоженные пути-дороги. Может, сделаем так: будем создавать две группы — одна пусть проработает полет баллистический, другая — орбитальный. Пожалуй, так. Знаете, раньше я поддерживал ваш проект полета человека на одноступенчатой высотной ракете. Но теперь при наличии «семерки» можно обойтись без «прыжка» в космос. Обдумываю два этапа: баллистический и орбитальный. И знаете, Михаил Клавдиевич, давайте попробуем хотя бы в общих чертах обговорить основные положения для проектирования пилотируемого аппарата...

Тихонравов вышел от Главного конструктора вдохновленный доверием. Шел к себе в отдел и думал: «Итак, надо построить небывалый в истории пилотируемый спутник, которому плавать в безмерном «океане», где нет берегов и сопротивления среды, нет там и буйных ветров, опасных отмелей, подводных рифов. Но в недавно открытом внеземном океане экипажи подстерегают иные опасности: глубокий вакуум, непривычная для земных организмов невесомость, не ослабленная земной атмосферой солнечная и космическая радиация. Аппарат должен иметь энергетику для движения, системы управления, капитанский пульт, каюты для экипажа, надежнейшие системы жизнеобеспечения. То есть сходство между океанским и космическим аппаратами налицо.

Но есть одно важнейшее различие. Первые спутники для космоплавания не могут перемещаться по воле капитана. Из гавани — со стартовой площадки — их выведет в космос мощная ракета-носитель. Разогнав до космической скорости и задав им направление полета, сама ракета прекратит существование. Спутник, не испытывая сопротивления атмосферы, уже по инерции продолжит свое движение вокруг планеты по заданному курсу в соответствии с законами небесной механики со скоростью восемь километров в секунду. Находясь во власти земного притяжения, он начнет описывать замкнутую траекторию вокруг Земли, сопровождая нашу обитель в ее извечном движении вокруг Солнца, становясь искусственным небесным телом. «Таким образом, космический рейс можно разделить на три главных этапа, « — рассуждал про себя Тихонравов, — выведение объекта на орбиту, полет по орбите в течение заданного времени, возвращение на Землю».

По дороге в свой кабинет М. К. Тихонравов встретил инженера Константина Феоктистова, которого считал одним из самых талантливых учеников и сотрудников.

— Константин Петрович, я только что от Главного! Нашему отделу наконец поручена разработка пилотируемых спутников. Вам бы, Константин Петрович, я хотел поручить проектирование спутника для орбитального полета. Николай Потапович Белов, думаю, не откажется заняться другим — для эксперимента по баллистической траектории...

Неделю спустя Сергей Павлович пригласил к себе М. К. Тихонравова, сотрудников его отдела и своего заместителя по космическим аппаратам К. Д. Бушуева. Беседу начал с того, что назвал пилотируемый спутник кораблем. Это было слишком приземленное и показалось... присутствующим не соответствующим своему космическому назначению. Проектировщики уже придумали ему название «Космолет», «Звездолет». Королев, заметив на лицах специалистов недоумение и даже разочарование, объяснил:

— А почему не корабль? Циолковский называл космические полеты космоплаванием. Плаванием. Корабли плавают по просторам рек, морей, океанов, опираясь на водную массу. Воздушные корабли плавают над землей, опираясь на атмосферу. Нашему кораблю предстоит плавать в безопорном пространстве. Кстати, именно это условие накладывает свой отпечаток на то, каким ему быть. С чем можно сравнить будущий космический корабль? — Королев взглянул на собравшихся.

После долгого молчания раздался неуверенный голос.

— Может, с подводной лодкой?

— Верно, верно, — подхватил Королев. — Вдумайтесь. Есть много общего между пилотируемым кораблем и подводным кораблем. Прежде всего — это деятельность людей в замкнутом пространстве, в искусственно созданных условиях жизни.

Королев не случайно начал этот разговор, так сказать, издалека. В него включились многие присутствующие — соглашались и не соглашались с Главным. В конце концов все сошлись на том, что название «корабль» — самое подходящее. Сергей Павлович обратил внимание еще на одну деталь: земные корабли — водные и воздушные — имеют возможность широкого маневра, космический в общем будет привязан к заданной орбите — и потому уточнил:

— Будем называть наш корабль — корабль-спутник. Так точнее, — выдержав паузу, Королев вернулся к самой сути обсуждаемого вопроса. — Мы с Михаилом Клавдиевичем примерно оговорили основные положения для разработки пилотируемого корабля-спутника.

Во-первых, надежность управления спутником с Земли. Пока нет твердой уверенности, как поведет себя человек в невесомости. А если он не сможет выполнять обязанности пилота?

Во-вторых, четкая ориентация спутника в космическом пространстве, определение средств для торможения в момент схода его с орбиты на траекторию спуска к Земле.

И, наконец, третье положение: обеспечение безопасности для корабля и человека в нем при возвращении на Землю. Данные говорят о том, что во время прохождения кораблем плотных слоев атмосферы на него будут воздействовать весьма высокие температуры.

Подробно охарактеризовав названные положения для конструирования первого в мире космического корабля, Сергей Павлович особо выделил:

— Есть одно непреложное требование — уникальный пилотируемый летательный аппарат должен впитать в себя все достижения современной науки и техники. И, пожалуйста, не изобретайте «колес», внимательно перечитайте труды Юрия Васильевича Кондратюка и Фридриха Артуровича Цандера. В них каждая строка полезна нам.

Бушуев, Тихонравов и Феоктистов недоуменно переглянулись. Они уже подготовили перечень НИИ и других организаций, которые могли бы быть полезны им при разработке проекта космического корабля, но не успели показать его Королеву.

— Так вот, друзья! Посмотрите, где что можно взять для нашего корабля-спутника из опыта авиации, подводного кораблестроения. Надо побывать у тех, кто занимается проблемами жизнеобеспечения: скафандры, другие системы... Одним словом, подумайте. «Колеса», конечно, понадобятся, — рассмеялся в конце беседы Королев. — Но только там, где без них не обойтись. Таким «колесом», если правду сказать, я считаю саму компоновку корабля...

После совещания, усталый, Сергей Павлович поехал домой. Заботливая Нина Ивановна ждала его с горячим ужином.

— Устал, Сережа?

— Не волнуйся, как обычно. Сегодня был важный и интересный день. Толковые люди работают у меня. Сразу все схватывают, понимают. Вот сегодня дал задание, а уж скоро, уверен, получу готовые решения.

— Сережа, мы давно с тобой нигде не были.

— Как, а Кисловодск в прошлом декабре? — улыбнулся Сергей Павлович.

— Ты все шутишь, а я права. Сколько новых интересных спектаклей, а мы ничего не видели.

— Обязательно сходим, не обижайся. Но сейчас, поверь, очень некогда. Я пойду поработаю. — И Сергей Павлович ушел в кабинет, украдкой выпив сердечные капли. То, что сердце все чаще давало о себе знать, он не признавался даже самому себе. Уже из-за рабочего стола он крикнул жене:

— Сходи в театр с сестрами, хорошо? — Сергей Павлович решил пока не говорить, что скоро очередная командировка на Байконур.

Вся жизнь его сейчас напоминала вихрь, который захватывал, крутил и не отпускал. Запуски ракет, подготовка к завоеванию Луны и конструирование космического корабля. Все одновременно, обо всем успеть подумать, принять решение, проверить. Но Сергей Павлович был рад такому жизненному ритму. В атом ритме жил и весь коллектив ОКБ и завода. Сотрудники хорошо знали и любили свое дело.

В мае 1958 года Бушуев, Тихонравов и Феоктистов представили проект небывалого летательного аппарата, который состоял из двух отсеков — кабины космонавта и приборно-агрегатного.

Проблемы возникали одна за другой. Главной стала разработка способа возвращения корабля из космоса на Землю. Это, по словам Королева, «вопрос вопросов». Проектируемый спуск корабля на Землю из орбитального полета не имел аналогов и представлял собой уникальную проблему. Часто думали вслух, сообща.

— Надо выбрать способ вывести корабль с орбиты полета и направить его движение в сторону Земли, чтобы затратить на это минимум энергии. Необходима тормозная установка.

— Верно. Думайте, предлагайте, — ответил Королев, записывая мысли выступающих на листок бумаги.

— Допустим, что эту техническую задачу решили, — раздался чей-то голос. — Есть еще вторая, не менее важная: корабль войдет в плотные спои атмосферы с гигантской скоростью — в двадцать пять раз больше звуковой. Вокруг нашего суденышка по законам газовой динамики образуется плазма температурой в пять-десять тысяч градусов. Корабль сгорит как пушинка в костре.

— Понадобится жаростойкое покрытие, назовем его «шуба», — подсказал Главный конструктор и добавил: — Еще какие соображения?

— Последняя проблема — какими средствами посадить корабль после торможения в атмосфере на Землю, желательно в расчетный район.

— Может быть, при помощи несущего винта, как у вертолета?

— Трудная проблема, — не согласился другой участник заседания. — Сергей Павлович, вы как-то советовали не изобретать «колес». Есть же довольно мощные парашютные системы. Десантники BOB с неба тяжеленные танки сбрасывают. Да и у нас есть достаточный опыт возвращения на парашютах контейнеров с научным оборудованием и собаками при запусках геофизических ракет.

— Не забывайте, товарищи, пока мы имеем ракету-носитель, которая может поднять в космос и придать нужное ускорение объекту массой не свыше четырех с половиной тонн. Это немалый вес, но при этом каждый килограмм на учете.

На одном из заседаний у кого-то родилась мысль, показавшаяся многим вначале просто нелепой.

— А надо ли возвращать весь корабль на Землю?

— Ну-ну, — заинтересовался Королев, — разворачивайте вашу мысль.

— После того как приборно-агрегатный отсек с его тормозной установкой выполнит свои «обязанности», вскоре перед входом корабля-спутника в атмосферу, его за ненадобностью взять да и отстыковать. Останется только спускаемая часть корабля. Ее масса почти вполовину меньше всего летательного аппарата. Потребуется меньшая по весу парашютная система.

— Идея интересная, разумная, — подхватил Королев, — все еще раз просчитайте. Впредь кабину космонавта прошу именовать «спускаемый аппарат».

Ни у кого не возникло сомнения, что кабина корабля, где будет жить и работать пилот, обязана быть герметичной, а как агрегатно-приборный отсек?

Конец спорам положил Главный.

— Герметизация обязательна, — и тут же пояснил: — У нас нет приборов, способных работать в условиях глубокого вакуума. Делать их нет опыта и времени. А каждый прибор герметизировать отдельно сложно и ненадежно. Да, пора окончательно решить вопрос о форме корабля и прежде всего спускаемого отсека. Послушаем Феоктистова.

— Размеры и общую массу корабля мы, проектанты, стремимся свести к минимуму, — сказал Константин Петрович, развешивая на стене кабинета эскизные наброски. — На одном листе ватмана спускаемая часть корабля предстала в виде цилиндра, на другом — конуса, а на третьем — шара. — Я предлагаю сферу.

— Шар — это знакомое дело, — подбодрил Главный конструктор. — Ваши аргументы?

— При одинаковом внутреннем объеме шар, как известно, обладает наименьшей поверхностью по сравнению с телами иной формы. Следовательно, он будет не так сильно подвержен воздействию тепловых потоков при возвращении на Землю. Минимальная поверхность сферы потребует и меньшей площади теплозащиты. Кроме того, на всех скоростях полета не сложно обеспечить устойчивость шара, а также рассчитать точность посадки возвращаемого отсека с работающим в нем космонавтом на Землю...

Дискуссии, споры, взаимоисключающие суждения, идеи, фантастические проекты, непонимание — все это нес Королев на своих плечах, сводил воедино, отбирая оптимальный вариант. Вряд ли это пришлось бы по силам кому-нибудь еще. Только напористость и убежденность Сергея Павловича, его несгибаемая душа могли выдержать все это и добиться результатов в столь короткий срок.

Вскоре наступил второй этап работы по кораблю — конкретная разработка его «начинки»: проектирование систем жизнеобеспечения, кресла пилота, приборной доски, систем управления полетом, средств радиосвязи, телеметрии и многого другого. Все это должно точно соответствовать своему назначению и укладываться в строго определенную массу и размер. Инженеры при этом помнили указание Королева «не изобретать колес». Старались брать готовые агрегаты и приборы, выпускаемые радиоэлектронной промышленностью, хотя они далеко не устраивали проектантов своими весом и габаритами, но и без этого приходилось создавать многие новые системы и все это объединять в корабле так, чтобы разнообразная техника стала «живым» комплексом, работающим надежно. Исходя из этого, конструировалась система жизнеобеспечения. С. П. Королев настолько тонко чувствовал взаимосвязь между многочисленными проблемами создания корабля, что, подчиняя все его элементы единому техническому замыслу, не подавлял творческой инженерной индивидуальности участников разработки, стремился добиться самостоятельности и инициативы от каждого руководителя и от каждого исполнителя. Сергей Павлович не уставал повторять: «Не топчитесь на месте, поторапливайтесь. Не замыкайтесь в собственном кругу. Не стесняйтесь обращаться к светилам науки, консультироваться. Накапливайте опыт и знания».

В ОКБ Королева знали: американцы и работающий на них немецкий ракетчик Вернер фон Браун тоже ведут интенсивные работы по созданию пилотируемого космического аппарата — корабля «Меркурий». Пережив шок от Спутника, президент США выдвинул национальную задачу — опередить советских ракетчиков в посылке человека в космос. Разработчики СССР и США шли каждый своим путем. Соединенные Штаты обладали пока меньшими ракетными возможностями для космических полетов, чем СССР. Между советскими и американскими конструкторами шло необъявленное соревнование.

Соперник был серьезным, поэтому у Королева и его соратников времени, как всегда, оставалось в обрез.

Сергей Павлович верил в успех. «Надо трудиться с умом, — очень часто повторял он, — и тогда удача обеспечена. И русский первым будет в космосе». И делал для этого все возможное.

На следующей неделе Главный созвал совещание по тормозной установке. Сообщив о необходимых доделках системы жизнеобеспечения космического корабля, Королев перешел к основной цели совещания.

Глава третья.

В наш век тлеть нельзя

Мнения разошлись. Снова к Луне. Забота о людях. Вы выбрали нелегкий путь.

Окончательное решение вопроса о том, каким быть первому в мире полету в космос — баллистическим или орбитальным, как предлагает Королев, — Совет главных конструкторов предоставил Межведомственному Комитету, собравшемуся в Академии наук СССР. С обоснованием своего смелого и для многих неожиданного предложения выступил Королев. Затем объявили перерыв. В небольшом холле академик В. П. Глушко, кого-то убеждая, взволнованно объяснял:

— Если говорить по существу, то проникновение в космос и первые шаги по изучению его уже сегодня оказывают, а завтра будут оказывать все возрастающее воздействие на умы людей, на весь ход мирового научно-технического прогресса.

— Валентин Петрович! — вмешался в разговор академик Н. М. Сисакян. — Мы ведь не враги новым идеям, не враги прогресса, — почти шепотом начал он. Но перегрузки, перегрузки при старте ракеты и особенно при возвращении на Землю. Вынесет ли их человек? А невесомость? Этот главный наш противник, причем не разгаданный до конца. Кто знает — может, полчаса — и все?.. Мы не ретрограды. Нет. Но представьте, что эксперимент не удался или, не дай бог, закончился трагически. Как мы будем смотреть в глаза ученому миру, да и всему человечеству?

— Полет животных убедил .нас в обратном, Норайр Мартиросович, — возразил академик АМН СССР В. В. Парин.

— Меня не полностью, Василий Васильевич. Нет!

Выводы — очень, очень, как бы это сказать... — подобрав, как казалось, слово помягче, Сисакян продолжал: — Гипотетические. Они требуют перепроверки, теоретических обоснований. Я полагаю, что в космических условиях, когда кровь потеряет свой вес, возможно резкое ослабление деятельности сердечно-сосудистой системы. Хотя, конечно, я не отрицаю значения проведенных профессором Яздовским экспериментов с живыми организмами. Они многообещающи. Но нужен набор статистики, повторяю, теоретические обобщения.

— Вот и дайте их нам. Помогите! А то советы, одни советы, — вспылил В. И. Яздовский. — Ждем! Спасибо скажем!

— Я не хотел обидеть вас, Владимир Иванович, — не ожидая такой реакции, смутился Сисакян. — Верится, что со временем человек сможет жить, наверное, и там. Но можем ли мы сегодня уже уверенно сказать, как скажется невесомость, например, на водно-солевом обмене? Столько проблем, столько проблем. Только не забывайте — речь идет о человеке. А радиация? Средств защиты от нее нет.

Сисакян пошел было в сторону, не желая продолжать разговор, но его догнала реплика все время молчавшего Н. А. Пилюгина:

— Легко живется осторожным. Они слегка «за» и слегка «против». И во всех случаях оказываются правы.

— Николай Алексеевич! — остановился Сисакян и спокойно, словно не заметив едкой иронии в его адрес, продолжил: — Повторяю, речь идет о жизни человека, — и быстро ушел в зал заседаний.

Из своего кабинета вышел вице-президент Академии наук СССР М. В. Келдыш. Попыхивая папироской, он прошел было в соседний холл, но. услышав спор, остановился и вступил в беседу.

— Преклоняюсь перед талантом абстрактного мышления, но, грешен, люблю понять глубины истины через эксперимент. То, что мы начали, — свидетельство торжества человеческого разума, его безграничных и удивительнейших возможностей. Это признали все передовые умы. — И, взглянув на часы, добавил: — Товарищи, пятнадцать минут истекли. Продолжим работу.

После перерыва С. П. Королев ответил на вопросы, поступившие из зала, а потом выступили ученые, представители министерств и ведомств. Первым взял слово А. С. Томилин, один из руководителей главка, курирующего конструкторское бюро Королева. Начал он, как всегда, с подковырки:

— Было бы глупо отрицать известную ценность полученных из космоса научных сведений. Но, честное слово, человечество не покатилось бы назад к первобытности, если бы спутник и не летал к Луне. А сколько мы на это денежек ухлопали?! Не египетские ли пирамиды строим? Могу согласиться: есть ракеты. Можно их использовать для науки. Но опять же разумно. После войны пятнадцати лет не прошло. Толком поесть людям нечего, да и одеться не во что. Ну, коли так приспичило с космосом-то, надо выбирать из всех зол меньшее. Лезть туда, наверх дешевле, когда ракета без человека. Шажок за шажком...

— Дело говорит, — раздался голос.

— Не понадобится ставить на карту жизнь человека, — поддержал выступающего другой голос.

— Да и ракеты-то ваши частенько пошаливают. Что конь без узды...

— Позвольте мне, — громко раздалось в зале.

С предпоследнего ряда резко встал высокий подтянутый человек. Все повернулись в его сторону. Это был генерал А. Г. Мрыкин. Его знали многие как крупного инженера-ракетчика. В зале поутихли.

— По долгу службы я присутствовал при испытаниях многих ракет. Они надежны, — серые усталые глаза Мрыкина смотрели спокойно, не выдавая охвативших его чувств. — Не буду утомлять присутствующих. Сочту за честь, если моему сыну — он просил меня об атом — предоставится возможность стать первым пилотом космического корабля...

Мрыкин не закончил, как зал на секунду оцепенел от неожиданности и тут же разразился аплодисментами.

— Александр Григорьевич! — сказал Тихонравов. — Я крепко жму вашу руку. Спасибо за поддержку. Без полета человека в космос науке не прожить. Тут я полностью согласен с Сергеем Павловичем. Но может, следуя элементарной логике, вначале все-таки надо организовать полет по баллистической траектории по маршруту «Земля — Земля». Тем более что в этом направлении тоже немало сделано. Тут вам — и отработка ракетной и космической техники, и перегрузки, и невесомость. Опробуем систему возвращения человека на Землю.

— Куда мы спешим? — вставил Н. М. Сисакян. — Большая наука не терпит торопливости. Я сторонник Михаила Клавдиевича. С таким предложением нам и выйти бы в ЦК партии и Совет Министров...

К пожеланиям ученых присоединился и академик А. А. Благонравов, председатель комиссии АН СССР по исследованию верхних слоев атмосферы.

— Перешагивать полезные этапы, прежде чем послать человека за атмосферу, может, и не следует. Наука требует многочисленных экспериментов.

Королев начал нервничать: за то недолгое время, когда он решил отказаться от баллистического подъема человека на ранете, как в свое время отказался от дальнейшей разработки ракеты Р-8 для ускорения создания «семерки», Королев уже свыкся с мыслью об орбитальном полете. На подготовку этого эксперимента работала значительная часть коллектива ОКБ, да и он все свои усилия направлял на осуществление этой цели. «И на тебе, чуть ли не все против, — раздраженно размышлял про себя Королев. — И кто начал? Тихонравов! Мог бы здесь-то и помолчать. Осторожность сверх меры граничит с трусостью. Нет, так работать нельзя! А может, действительно баллистический?! — Секунду посомневался Королев, но тут же решительно отбросил эту мысль. — Нет! Не дай бог что-нибудь получится не так... Все пойдет прахом. В него сразу перестанут верить. У «победы» всегда есть родители, — вспомнил Королев чей-то афоризм, — а «поражение» всегда сирота. Нет, нужен только орбитальный полет. Но все как можно тщательнее. Все под контроль. Никому никакого спуску».

— Сейчас, как никогда раньше, имеется возможность осуществить полет человека в космос, — возразил противникам В. П. Глушко. — Мне трудно понять возражения некоторых товарищей. Опыт жизни, история научных открытий убеждают в том, что эпохальные достижения в науке не обходятся без крутой ломки старых, отживших понятий, принципов. Подлинная наука не боится риска, я за то, чтобы начать пилотируемые полеты с орбитального.

Из зала послышалась реплика Томилина;

— Американцы не глупее нас. И техника у них, согласитесь, не хуже, если не лучше нашей. Они не спешат. В их программе — первый полет баллистический. Вот так.

М. В. Келдыш предложил на этом прения закончить и предоставил слово для заключения С. П. Королеву.

— На совете конструкторов мы много думали, прежде чем вынести вопрос о полете человека в космос на ваше обсуждение, — медленно вставая из-за стола, сказал Королев. — Мнения присутствующих разошлись. Вероятно, каждый по-своему прав. Попытаюсь подвести итоги. Итак, одна труппа ученых решительно предлагает вначале осуществить «прыжок в космос», то есть вертикальный полег. В этом есть свой резон. Вторая группа товарищей идет дальше. Они считают нужным провести, как планируют американцы, поначалу баллистический полет по маршруту «Земля — Земля» s без длительного «заезда» в космическое пространство. И в этом предложении тоже есть свой резон — можно отработать и определить технические возможности космической ракеты и корабля, опробовать системы возвращения пилота на Землю. Что касается американской программы, то у них свои возможности, у нас свои. Но, товарищи, баллистический полет займет всего пятнадцать минут. Невесомость коснется человека лишь пять минут. Эксперимент этот потребует почти таких же больших средств и не меньшего риска, чем орбитальный. А результаты эксперимента? Они окажутся малы. Во время такого полета мы не получим сколько-нибудь полных данных о влиянии на летчика космических факторов. Без знаний их космическая программа зайдет в тупик. Не напоминаем ли мы человека, о котором говорил, кажется, Иммануил Кант. На вопрос философа, почему он не хочет купаться в речке, тот неизменно отвечал — не пойду в воду, пока не научусь плавать. Полета человека вокруг Земли — вот чего требует наука. Не шажка, а шага — решительного и, может быть, даже дерзкого.

Прежде чем закрыть заседание, М. В. Келдыш обратился к залу:

— Позвольте спросить: разве извечную жажду познания окружающего мира можно чем-то ограничить, разве развитие производительных сил имеет предел? Я думаю, что мы готовы к новому большому шагу. Мы живем в век подлинно научно-технического прогресса. И никогда еще человек не был так окрылен, воодушевлен своими открытиями. Поверьте, космос обогатит нашу науку, наши познания о Вселенной, позволит глубже понять прошлое, настоящее Земли. И самое важное — мы будем знать завтрашнее нашей планеты. О будущем человечества должны заботиться мы сами. Да, сами — и никто, кроме пас. И потому я считаю возможным сказать: человек должен, обязан побывать в космосе...

Королев уходил с совещания последним. Заметив сидящего в стороне ученого секретаря комиссии кандидата физико-математических наук Г. А. Скуридина, заканчивающего запись выступлений, подошел к нему:

— Всю «драчку» записали?.. — пошутил Сергей Павлович и уже серьезно: — Пригодится... Многим потом стыдиться придется своих слов. — И попросил: — Пожалуйста, Геннадий Александрович, один экземпляр протокола, а еще лучше записи — мне.

Советское правительство поддержало передовую научную идею — выведение на околоземную орбиту корабля с человеком на борту. Вскоре была создана Государственная комиссия во главе с заместителем Председателя Совета Министров СССР К. Н. Рудневым. Академик С. П. Королев стал заместителем председателя и техническим руководителем полета. На плечи его легла огромная ответственность. Сергей Павлович принял ее и сделал все, чтобы оправдать высокое доверие.

Один из важнейших вопросов, который предстояло решить, — кого послать в космос, людям какой профессии отдать предпочтение — инженеру, подводнику, летчику, парашютисту? Представители разных областей знании высказали свои точки зрения. Но все сходились в одном — человек должен быть, как говорят, здоров на все сто процентов, обладать нужными для полета знаниями и чувством высокой ответственности.

На одном из совещаний Сергей Павлович подытожил все пожелания.

— Для такого дела лучше всего подготовлены летчики. И в первую очередь летчики реактивной истребительной авиации. Летчик-истребитель — это универсал. Он летает в стратосфере на одноместном скоростном самолете. Он пилот и штурман, связист и бортинженер. Немаловажно и то, что он кадровый военный, а значит, обладает такими необходимыми для будущего космонавта качествами, как собранность, дисциплинированность и непреклонное стремление к достижению поставленной цели.

Королев потребовал, чтобы возраст космонавтов не превышал тридцати лет. Главный смотрел в будущее, он думал о дне, когда ступит человек на поверхность Луны и планет, о том, чтобы космонавты могли не раз в жизни побывать на орбите, набраться опыта... Но, кроме того, их рост пока строго ограничивался — от 170 до 175 сантиметров, а вес не должен превышать 70–72 килограмма.

В войсковых частях к работе приступили представители специальной отборочной комиссии, утвержденной Главнокомандующим ВВС К. В. Вершининым.

Казалось, Сергей Павлович может передохнуть, ведь такое ответственное дело наконец решилось. Теперь уже скоро человек будет в космосе. Но Королев по-прежнему мало бывал дома, редко удавалось выкроить выходной. Не давал покоя новый «Лунник».

Совет главных конструкторов, проанализировав итоги первого старта «Лунника», выявил причины пролета мимо Луны, определил технические меры их устранения. На это потребовалось около восьми месяцев. На запуск «Луны-2» на космодром, как обычно, приехал и сам Главный конструктор. Прямо с аэродрома Королев направился в монтажно-испытательный корпус, где заканчивались последние испытания станции. Технически она ' практически такая же, как и предшественница, так как основная задача второго «Лунника» оставалась прежней — достижение поверхности Селены.

— Это исключительно важная цель, — говорил своим сотрудникам Королев. — Научимся попадать в Луну, перейдем ко второй задаче, будем учиться мягко высаживать на лунную поверхность научные лаборатории. Возможность этого доказал еще К. Э. Циолковский, а в конце двадцатых годов подтвердил Юрий Васильевич Кондратюк. Фридрих Артурович Цандер первым предложил послать к Луне автоматическую ракету с телевизионной камерой для рассматривания ее поверхности с близкого расстояния. Все они предложили идею о выведении летательных аппаратов вначале на окололунную орбиту, а уж с нее опускать на Луну научные приборы. Задача хотя и нелегкая, но разрешимая. И мы ее разрешим.

Старт «Луны-2» состоялся 12 сентября 1959 года.

Прямо с космодрома Королев вылетел на один из временных пунктов системы дальней космической связи, развернутой в Крыму. Первый вопрос...

— Как?

— Полет, Сергей Павлович, идет по расчетной.

Должны попасть.

— Телеметрия не барахлит, данные точны? — обратился Главный к радиотехнику. — Сбоев существенных не было?

— Все в порядке, Сергей Павлович.

— А что вы скажете? — спросил Королев оператора.

— Пока все в норме, — уклончиво ответил тот. Сергей Павлович не терпел это «пока», недовольно поморщился и пошел в «командную» рубку: начинался очередной сеанс связи. Он хотел убедиться во всем сам...

День 14 сентября 1959 года принес радостное известие. В 0 часов 2 минуты 24 секунды второй советский «Лунник» доставил на поверхность Луны в район Моря Ясности вымпел с Гербом Советского Союза.

Все поздравляли друг друга с удачей. Сергей Павлович, как всегда, поблагодарил коллектив:

— Я не сомневался в вас, не сомневался в успехе. Все сделано великолепно. А ведь вы знаете, что, опоздай мы со стартом всего на 10 секунд, и точка встречи ракеты с Луной сместится на 200 километров. А ошибка в скорости разгона только на один метр в секунду привела бы к смещению места встречи на 250 километров.

Уже на следующий день все газеты мира сообщили о новом успехе советской науки.

«Русских можно сравнить, — писал в те дни Гейнп Каминский, директор Бохумской обсерватории в ФРГ, — со снайпером, попадающим из малокалиберной винтовки на расстоянии десяти километров в глаз мухи...»

Сергей Павлович был счастлив. По его просьбе изготовили несколько десятков памятных сувениров: в небольшой из орехового дерева футляр на ложе из голубого бархата поместили титановые, слегка вогнутые пятигранники — точные копии элементов шарового вымпела, доставленного на Луну. На них — рельефное изображение Герба Советского Союза и дата «Сентябрь 1959». На внутренней стороне крышки футляра карта Луны, на которой красным флажком отмечено место прилунения «Луны-2».

«Мост» «Луна — Земля» начал действовать, служить науке, людям.

Для того чтобы этот «мост» принес как можно больше пользы, Сергей Павлович отправил заместителю председателя Астрономического совета АН СССР А. Г. Масевичу письмо с предложением немедленно начать астрономические наблюдения со спутника.

«Непонятно, — спрашивал Королев в письме, — почему так много упущено времени, а по сути дела, нет даже проекта задания на разработку первой автоматической системы для проведения астрономических наблюдений со спутника». Высказав пожелание, чтобы Астрономический совет возглавил эти работы, С. П. Королев посчитал, «что было бы правильным разработать достаточно широкий общий план действий с учетом перспективных задач в этой области. Видимо, в ближайшие два-четыре года можно ожидать, что вес тяжелых спутников возрастет в несколько раз, а полезный груз космических ракет может составить тоже порядка нескольких тонн... Видимо, возможно создать автоматическую станцию и на поверхности Луны. Хотелось бы, чтобы дело сдвинулось с застойной точки, — заключает Королев письмо в Астрономический совет, — и не хотелось бы оказаться в отстающих. Может быть, будет полезным какое-то обсуждение в этой области, мы просим Вас проявить инициативу».

Настоятельная, научно обоснованная просьба Королева возымела действие. В разное время, правда, гораздо позднее, чем предполагал Сергей Павлович, было осуществлено несколько астрономических проектов: рентгеновский и гамма-телескопы устанавливались на борту пилотируемых кораблей и искусственных спутников Земли. Появился летающий космический телескоп «Орион» — исследовавший спектры звезд и другие приборы для изучения Луны, планет, космического пространства.

Отправив письмо в Астрономический совет, Королев улетел на Байконур и руководил там пуском ракеты-носителя «Восток» с автоматической станцией «Луна-3». В сообщении ТАСС говорилось, что 4 октября, во вторую годовщину запуска Спутника — космического первенца, — в сторону Луны отправился очередной «Лунник». Немногие знали, сколь сложная техническая цель стояла перед ним — сфотографировать невидимую с Земли обратную сторону Луны и передать ее изображение на Землю. Далеко не все ученые верили в возможность осуществления этого фантастического проекта.

Руководство полетом «Луны-3» велось с временного центра дальней космической связи, размещенного на горе Кошка в Крыму.

7 октября в 6 часов 30 минут московского времени станция «Луна-3», пролетая над вечной спутницей Земли, с расстояния в 60–70 тысяч километров начала фотографирование Луны, которое продолжалось свыше сорока минут.

Рассказывали, что Королев сгорал от нетерпения скорее увидеть снимок с загадочной обратной стороны Луны. Академики М. В. Келдыш и А. Ю. Ишлинский по-дружески подтрунивали над Сергеем Павловичем, утверждая, что некая «лунная» красавица, царствующая на обратной стороне Луны, давно уже поймала «Луну-3» и ищет по всему свету «виновника», нарушившего ее покой, чтобы наказать.

Эта шутка «дорого» обошлась ее авторам. Когда Королеву сообщили, что дешифровка лунного изображения, переданного станцией, закончена и что оно хорошего качества, он попросил дать ему снимок, сделанный фотосистемой «Лунника» во время наземных испытаний.

Выйдя из лаборатории с нарочито расстроенным лицом и нарочито крикнув вдогонку кому-то: «Безобразие, так работать нельзя», — передал Ишлинскому снимок.

Поспешно надев очки и взяв в руки фотографию, тот начал ее внимательно рассматривать.

— Темна, как ночь, — проворчал Александр Юльевич и передал Мстиславу Всеволодовичу.

Келдыш быстро взглянул на снимок, ничего не сказал, бросил его на стол и еще больше нахмурился.

Королев стоял молча, наблюдая задуманную им сцену. И, насладившись «местью», положил на стол подлинный космический снимок.

— А «красавицей-то вашей я, видать, понравился, — со смехом сказал Королев, — какой она мне чудесный подарок преподнесла. Полюбуйтесь, ну как?

«Подарок» вновь взбудоражил научный мир. Снимок невидимой части Луны стал достоянием ряда зарубежных радиообсерваторий, он появился на экранах телевизионных компаний и страницах крупнейших газет и журналов мира. Один из французских виноделов, увидев снимок, потерял покой: незадолго до полета «Луны-3» он похвастался в кругу друзей, что поставит тысячу бутылок лучшего вина тем, кто первым заглянет на обратную сторону вечной спутницы Земли. Деваться виноделу было некуда, слово есть слово, и он послал вино в адрес Академии наук СССР.

Расшифровка фотоснимков дала возможность выявить 107 различных объектов — кратеров, морей, талассоидов. Специалисты пришли к выводу: на обратной стороне вечного спутника Земли значительно больше горных образований, чем равнин. Полет «Луны-3» позволил начать работы по созданию лунного глобуса. Перед селенографией открылись широчайшие перспективы.

Совет главных конструкторов начал готовиться к новому важнейшему этапу освоения Луны — мягкой посадке на ее поверхность автоматических научных станций. Но для этого следовало знать, какова поверхность Луны. Одни специалисты считали, что лунная поверхность жесткая, другие — что она покрыта многометровым слоем пыли. «Лунник» может утонуть в нем. Обсудить этот вопрос собрались авторитетные астрономы.

Мнения разошлись. В результате длительных споров придти к единой точке зрения не удалось. И тут встал С. П. Королев.

— Раз единого мнения нет, в этом случае решение буду принимать я, — и, чуть помолчав, добавил как о давно решенном: — Итак, глубокой пыли на Луне нет.

— Но где же гарантии того, что это так, как вы утверждаете? — раздался недоуменный голос.

Сергей Павлович улыбнулся, чувство юмора не изменило ему и тут. Он оторвал кусочек газеты, подвернувшейся под руку, и четко написал на нем: «Луна твердая. Королев» — и передал председательствующему.

— Это вам моя гарантия.

Председательствующий прочитал записку Королева вслух. В кабинете раздался шумок — не то одобрения, не то осуждения.

— Прошу два слова для разъяснения, — попросил Королев. — Не считал, но, наверное, не ошибусь, если скажу, что число ученых, получивших ученую степень «за» лунную пыль и «против», одинаково. Но это лишь их умозаключения. Мое же утверждение основано на факте. Последняя ступень ракеты-носителя второго «Лунника» и контейнер с аппаратурой достигли Луны. Их встреча с лунной поверхностью не вызвала проявления сколько-нибудь значительного пылевого образования. Если бы оно возникло, его обязательно заметили астрономы мира...

Все молчали, но не признать правоту Сергея Павловича было невозможно.

Решение разного рода научных, технических, чисто организационных проблем, бесспорно, поглощало у Королева большую часть времени. Но даже будучи очень занятым, он любил бывать на своем опытном и серийных заводах. И не только ради того, чтобы проверить, как идет строительство ракет и космических аппаратов, но и встретиться с теми, кто в этом участвует, или, как часто говорил Сергей Павлович, «подышать одним воздухом с рабочим классом».

Как-то в очередное посещение заводских цехов к Сергею Павловичу подошел слесарь-лекальщик Павлов, давний знакомый Главного, которого он очень высоко ценил. Недавно Павлову присвоили звание Героя Социалистического Труда.

— Что хмурый такой, Сергей Степанович? — спросил Королев. — Дома что-нибудь?

— Да нет, Сергей Павлович, общественные дела.

— Рассказывайте. У меня десяток минут есть в запасе.

— Народ жалуется да заводское питание. Наша .фабрика-кухня реконструируется медленно. Толком доесть нечего.

— А где наши общественные организации?

— Стучались они и к вашему заму, да толку никакого.

— Так, — протянул Королев. — Значит, толку никакого. — Увидев висевший на стене телефон, набрал номер и, услышав знакомый голос зама, спросил:

— Вам говорили о плохой работе фабрики-кухни? — спросил Королев. — Отвечайте: «да», «нет». Вы где питаетесь? Теперь ясно все. Отложите другие дела, займитесь рабочим питанием. Пробу в столовой буду снимать сам. — Повесив трубку, попросил: — Позвоните, Сергей Степанович, через пару недель мне лично, если ничего не изменится.

— Извините, что задержал вас, Сергей Павлович.

— Кто хорошо работает, тот должен хорошо есть, — рассмеялся Королев и пошел к станочникам.

Войдя в цех, остановился у Доски почета. Портрет немолодой женщины — единственной среди мужчин. Не заходя к цеховому начальству, здороваясь на ходу с рабочими, отыскал ее глазами. Подошел, стоял не мешая, пока она не сняла со станка очередную деталь, поздоровался:

— Добрый день, Марина Борисовна! Женщина от неожиданности вздрогнула и, повернувшись, увидела Главного конструктора, но не смутилась.

— Здравствуйте, Сергей Павлович. Главный взял в -руки деталь и начал рассматривать ее со всех сторон.

— Может, что не так? Все по чертежу...

— Да вы не волнуйтесь, пожалуйста. Отличная работа, Марина Борисовна. Благодарю.

Подошедший мастер, не знавший цели прихода Королева в цех, поторопился сказать:.

— Она у нас ударница. Работает всегда без брака.

— А разве у вас в цехе есть бракоделы? — удивленно взглянул на мастера Королев. — И вы их держите? Разберитесь, доложите кто. Марина Борисовна может работать вот так отлично, а другие нет. Почему? У нее вдобавок к производственным наверняка немало житейских забот, — и, склонившись к станочнице, спросил:

— Дети у вас есть?

— Двое, Сергей Павлович. Муж после войны недолго жил. Вот и пошла на завод. Спасибо, товарищи помогли, научили профессии... Десять лет как у станка.

— Ну, работаете вы отлично, а дома все в порядке? Наверное, забот много?

— Да все хорошо. Детьми довольна, помогают мне. Вот только... — замялась Марина Борисовна.

— Что только?

— Комната маленькая у меня в бараке, а дети подрастают. Крыша течет все время, да и прогреть тяжело комнату-то, печка старая, давно не перекладывали, дымит.

Королев нахмурился. К нему в тот момент подошел начальник цеха. Сергей Павлович строго спросил:

— Вы знаете, в каких условиях живет Марина Борисовна?

— Скоро барак снесут, Марина Борисовна получит, конечно, комнату, — попытался оправдаться начальник цеха.

—  «Снесут», «получит комнату», — вскипел Королев. — На днях будет принят новый жилой дом. И не комнату, а квартиру из двух комнат выделить Марине Борисовне из резервного фонда. Вы меня поняли? — И, пожав руку станочнице, поблагодарил ее за добросовестный труд.

Через месяц, встретив Марину Борисовну в заводской столовой, Королев поинтересовался:

— Как новоселье? Детям квартира нравится? — И увидел на липе женщины смущенную улыбку. — Ну-ка, выкладывайте все начистоту. Что случилось?

Указание Главного не выполнили. Работнице дали одну комнату, а предназначенную ей квартиру передали другому человеку. Возмущению Королева не было предела. Через два дня Марина Борисовна переехала в новую двухкомнатную квартиру, а начальника цеха понизили в должности. На первом же партийно-хозяйственном активе Королев крепко пробрал «треугольник» цеха за невнимание к кадровым рабочим, передовикам производства.

— Мы, думая о проблемах всего человечества, кажется, стали невнимательны к тому, что у нас делается в собственном доме. Это непростительно. И я не снимаю вины и с себя. В ближайшее время мы обратимся к нашему начальству со специальным письмом. Поэтому просьба к начальникам цехов, общественным организациям — подготовьте обстоятельные доклады о всех нуждах. А что касается ветеранов производства — надо подумать особо, может, для них построить специальный дом. Знаю, проблем у нас много, предприятие быстро разрастается, людей становится больше, а жить им негде. Корпуса, лаборатории, цехи строим быстро, а на жилье, детские сады, клуб постоянно денег не хватает.

— Да мы ничего, не жалуемся, — крикнули из зала.

— Вот и плохо, что не жалуетесь. Хорошо работающему человеку и отдыхать надо прекрасно. Он тогда еще лучше работать будет. А сейчас что мы имеем? Сто бараков, специалисты живут на частных квартирах. Вопрос этот, я считаю, первоочередной. Его надо срочно решать.

Вскоре ОКБ получило разрешение на строительство жилого массива. Возведение его было поручено опытным московским строителям во главе с Сергеем Васильевичем Епиховым.

При первой встрече заместитель Королева по строительству предупредил строителей:

— Начальник КБ просил строить быстро и хорошо. Королев — человек очень требовательный. Спуску никому не дает, не удивляйтесь, что он и проект посмотрит, и на стройке не раз побывает.

Действительно, Сергей Павлович познакомился с проектом строительства городка.

— Ну что же, в основном хороший план. Первыми построим жилые дома, магазины, ясли, школу, проложим дороги, асфальтируем их, разобьем парк. А это что? Клуб?! Я протестую, — сказал Главный. — Нам нужен Дворец культуры, с современным зрительным залом, хорошей сценой. Мы будем приглашать к себе столичные театры, лучших артистов, писателей... Обязательно предусмотрите библиотеку. Здание должно быть большим: художественную, научную и техническую литературу предстоит разместить. А где сможет заниматься наша художественная самодеятельность? Не обойтись нам и без кинотеатра с современной аппаратурой. Проект доработайте.

Все пожелания С. П. Королева учли. Строители без раскачки взялись за дело. Сергей Павлович часто появлялся на объекте номер один, как назвал он будущий городок. Беседовал с рабочими, бригадирами, заходил в контору к С. В. Епихову. Как-то раз спросил:

— Может быть, вам в чем-то надо помочь? Не стесняйтесь! Хотелось бы к Октябрьскому празднику десятка два семей, особенно многодетных, из бараков переселить.

— Больших обид нет, но кто же от помощи откажется, если ее предлагают? — рассмеялся Епихов. — Не всегда смежники аккуратны. То сантехнику задержат, а то недоброкачественные блоки поставят.

— Вот что, составьте, товарищ Епихов, короткую докладную. Укажите все, вплоть до мелочей, что надо для ускорения строительства. Негоже, чтобы люди, строящие ракеты, удивляющие мир спутниками, жили в бараках. Буду в Москве, куда надо. зайду.

Вскоре строительный конвейер наладился. На недавнем пустыре один за другим стали появляться добротные дома. Не проходило месяца, чтобы Королев не появлялся на стройке. Как-то он увидел, что работница мастерком неумело ведет затирку заштукатуренной стены. Не выдержал, взял из ее рук немудреный инструмент и легким круговым движением показал, как надо делать.

Девушка молча взглянула на пришедших. Королев заметил, что она похожа на его дочь, — такая же чернобровая, темноглазая и, пожалуй, тех же лет, что и Наташа.

'Взглянув с сожалением на покрасневшие от холода руки девушки, участливо спросил:

— Вы не здешняя?

— Из Омска.

— Из самого города? Я работал в нем.

— Нет, из колхоза, доярка.

— А как же сюда?

— Сказали, надо... лимит какой-то.

— Вам не нравится здесь? Только скажите правду.

— Я выросла в деревне. Там отец, мать, брат и сестра...

Не зная, как утешить девушку, Королев сказал ей несколько ободряющих слов и попрощался. Шел и думал:

по чьей воле эта девушка и сотни других таких же, как она, оставив родных, меняя профессии, приехали сюда, за тысячи километров от дома? В это же время даже с его предприятия несколько человек отправились в Омск, так как сказали, что они там нужны. Всегда ли необходима эта болезненная перетряска человеческих судеб? Романтика поневоле. А если всемогущие слова «надо», «лимит» применялись бы к его Наташе, только что закончившей медицинский институт?

Размышляя, Главный подошел к строящемуся Дворцу культуры. Критическим взглядом окинул входную дверь.

— Сергея Васильевич, вам не кажется... что дверь как-то, ну, скажем, простовата для такого здания, для всего архитектурного облика? — обратился он к встретившему его Епихову.

Замечание было справедливо, Епихов с удивлением взглянул на Королева: откуда, мол, такие познания? На безмолвный вопрос строителя Сергей Павлович как бы между прочим сказал:

— Строительное дело нам в стройпрофшколе читал известный инженер, кажется, болгарин по национальности — Тодоров.

— Вы строитель? — изумился Епихов.

— По юношеской профессии и кровельщик, и черепичник.

Заводской городок ОКБ Королева становился украшением подмосковного Калининграда.

Сергей Павлович часто бывал в горсовете, горкоме партии, обсуждал общегородские проблемы, помогал чем мог, советовал, что делать.

Его волновало все: и как идет в городе торговля, и положение в пионерском лагере, и водоснабжение, и возможность получения его рабочими технического образования. По его настоянию при ОКБ открыли филиал МВТУ, индустриальный техникум, вечерние школы.

Королев любил город, где работал, гордился коллективом ученых, конструкторов, инженеров и рабочих, которыми руководил. Всегда старался быть вместе со всеми...

Знали, что Сергея Павловича приглашали в праздничные дни присутствовать в Москве на Красной площади, но он любил пройти в колонне своего коллектива по главной площади городка, потом подняться на трибуну и приветствовать знакомых ему рабочих, инженеров, ученых.

Однажды Сергей Павлович подошел к заводской колонне, поздоровался и направился ж оркестру, возглавлявшему демонстрантов.

— Здравствуйте, соловьи!

— Здравствуйте, — хором ответили полсотни музыкантов.

— А что если мы, — предложил Королев, — мимо трибун с песней пойдем? Марш «Все выше» вы же знаете?

— Знаем, — дружно ответили оркестранты.

— А сможем? — высказал тайное опасение.

— Сможем, сможем, — не согласился Королев. — Работать можем, сможем и спеть.

Так, с песней, с высоко поднятым знаменем, к которому был прикреплен орден Ленина, колонна ОКБ Королева прошла мимо городской трибуны.

«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», — пел со всеми Сергей Павлович.

Специальная комиссия для отбора кандидатов в первый отряд советских космонавтов вскоре сформировала его. Юрий Гагарин, Герман Титов, Андриян Николаев, Павел Попович, Валерий Быковский, Владимир Комаров, Павел Беляев, Алексей Леонов, Борис Волынов, Евгений Хрунов, Виктор Горбатко, Георгий Шонин и другие летчики-истребители высокого класса. Некоторые успели побывать в аварийных ситуациях, сделать вынужденные посадки. Беляев и Комаров уже закончили военно-воздущные академии. Попович освоил сверхзвуковой самолет МИГ-19.

Для приобретения молодыми офицерами невиданной профессии космонавта руководство ВВС приступило к созданию Специального Центра подготовки, отобрав для пего живописное место в Щелковском районе, недалеко от железнодорожной площадки Чкаловская. Теперь это всемирно известный Звездный городок. Руководителем Центра назначили полковника Евгения Анатольевича Карпова, военного врача по профессии, всю жизнь посвятившего авиации. Общее руководство новым делом возглавил генерал Н. П. Каманин.

В начале 1960 года программу обучения летчиков представили Совету главных конструкторов и академику С. П. Королеву.

— Кого намерены привлечь к чтению лекций, Евгений Анатольевич? — спросил Главный конструктор Е. А. Карпова, еще раз просматривая программу.

— Список преподавателей и методистов уточняем, — ответил Е. А. Карпов. — Пока вот предварительный.

— Очень хочу, чтобы в числе преподавателей были и вы, Михаил Клавдиевич, — обратился академик к профессору Тихонравову. — Понимаю, человек вы очень занятой, но надо. При первой же возможности готов и сам встретиться с летчиками.

Продолжая знакомиться со списком, академик посоветовал Карпову:

— Привлеките к участию в работе профессора Бориса Викторовича Раушенбаха. — И, подумав, спросил: — Кто будет читать лекции по медико-биологическим проблемам? Тут вам виднее, вы специалист. Мне хотелось, чтобы у летчиков побывали Норайр Мартиросович Сисакян и Василий Васильевич Парин. Да, а кто возьмет на себя самый тяжелый груз в медицинской области — практическую сторону дела?

— По-моему, лучше Владимира Ивановича Яздовского никого нет. Знающий, увлечен, энергичен.

— Вы предвосхитили меня, — согласился С. П. Королев. — Попытаюсь уговорить приехать к летчикам и Мстислава Всеволодовича Келдыша.

— А вот список преподавателей, рекомендованных для чтения лекций по конструкции ракеты-носителя, и прежде всего — корабля, отдельным его системам, пилотированию, — сказал Карпов, протягивая Сергею Павловичу еще один документ.

Взгляд академика на секунду задержался на фамилии «Феоктистов К. П.».

— Феоктистов?! Отличный, думающий конструктор. Однако только побаиваюсь, не пройдет и года, как Костя сам захочет...

— Что захочет? — не понял Карпов.

— Захочет сесть в корабль. Да-да, лететь в космос! Королев вновь стал читать список учителей космонавтов.

— Макаров, Севастьянов, Елисеев, — академик весело взглянул на Карпова. — Моих инженеров тут немало... Придет время, и они полетят. Да-да. Самое верное — самим свои разработки проверить там, в космосе.

В число преподавателей, организаторов учебного процесса вошли такие известные летчики, как мастер парашютного спорта Н. К. Никитин, летчик-испытатель М. Л. Галлай, и другие специалисты.

14 марта 1960 года в одном из зданий Центрального аэродрома Москвы — временном пристанище учебного центра — начались теоретические дисциплины. Впервые в мире предстояло подготовить людей к полету в неведомое, наблюдать за их состоянием во время небывалого рейса, вернуть космических путешественников на Землю и сделать выводы о возможности дальнейших полетов человека за пределы Земли, о реальности освоения на первых порах околоземного космоса.

— Не скрою, товарищи, вам предстоит в сжатые до предела сроки очень многое изучить, понять и освоить, — напомнил Е. А. Карпов перед первым занятием будущим космонавтам. — В изучении конструкции корабля вам во многом пригодятся авиационные знания и навыки. Нужно освоить принципиально новую логику управления реактивным движением летательного аппарата, а затем и отработать ее до автоматизма на тренажере. Будем считать это одной из первых задач. Конечно, вы обязаны иметь полное представление об особенностях физиологических и психологических процессов в организме человека вообще и в космическом полете тем более. Это также первоочередная задача.

Летчики с вниманием слушали начальника Центра подготовки. Широко образованный человек, психолог по складу ума, одаренный от природы талантом воспитателя, Е. А. Карпов пользовался у С. П. Королева и у своих подопечных исключительным уважением и доверием.

— Мы, авиационные врачи, — признался Е. А. Карпов, — тоже идем малоизведанными путями. Надо уметь многое предвидеть. Просчет в этом сложном деле может стать непоправимым. Таким образом, и для обучаемых и для учителей поставлена задача со многими неизвестными. Успех космических полетов человека в равной мере зависит от создания необходимых условий жизнеобеспечения в кабине летательного аппарата и от всесторонней подготовки самого космонавта. Предусматривается широкий цикл тренировок и испытаний, включая полеты на учебных и специально приспособленных самолетах, — например, для знакомства с кратковременной невесомостью. В учебную программу войдут исследования нервно-психологической устойчивости летчика при длительном пребывании в сурдокамере, тренировки в макете кабины космического корабля и пилотажном тренажере, испытания и тренировки в термо — и барокамерах, на центрифуге, специальная физическая и вестибулярная тренировки, прыжки с парашютом и многое другое. Ну а теперь дело, — Карпов подбадривающе улыбнулся.

Приступили к работе и специалисты — медики, биологи, психологи, инженеры-испытатели, все те, кому пред стояло детально разработать методику подготовки летчиков к полетам в космических условиях. Создавались многочисленные и разнообразные аппаратура и приборы.

Конструкторы хотели знать все о человеческих возможностях при старте, полете и возвращении на Земли» Медики требовали гарантии полной безопасности пребывания человека в условиях полета. Ставились все новые и новые опыты, обобщались разрозненные научные данные...

Особенно интересовала специалистов невесомость. Вынесет ли человек ее? Как долго он может существовать в таком состоянии? Чтобы проверить это хотя бы приблизительно, специально оборудовали самолет Ту-104. После долгих примерок, да высоте 8000 метров удалось создать в его салоне краткую минутную невесомость. Первыми прошли через нее испытатели, которых называли «земные космонавты». Испытывать себя на невесомость на борту Ту-104 стали затем все, кто собирался за пределы Земли.

«Земные космонавты» первыми проверяли на себе и специально сконструированные центрифуги для выяснения возможности человека при стартовых перегрузках и особенно при возвращении на Землю. Многие опыты показали, что человека следует располагать в кресле в лежачем положении под определенным углом. Выяснилось, что тренированный человек может выдержать кратковременное увеличение своего веса в 26 раз.

Нелегко решались задачи, связанные с возвращением космонавта на Землю. Система катапультирования, которую предполагалось использовать в космическом корабле для возвращения на Землю космонавта, подвергалась самым разнообразным опробованиям. Катапульта «выстреливала» испытателя из корабля на разных высотах при различных скоростях, пока не был найден оптимальный вариант.

«Земные космонавты» поднимались в барокамерах на высокие «горы», выдерживали в термокамерах 60-градусную жару, просиживали в камерах «молчания» дни и месяцы, голодали, изнывали от жары, демонстрируя возможности человека на выносливость. Они прокладывали путь в космос.

Но вот наступил день, когда Сергей Павлович Королев решил, что пора познакомиться с будущими космонавтами и показать им первые варианты космического корабля.

В условленный день в просторный светлый зад заседаний ОКБ вошла группа молодых людей — летчиков — во главе с начальником Центра подготовки космонавтов Е. А. Карповым.

Открылась дверь соседнего кабинета, в Королев в сопровождении нескольких сотрудников вышел к летчикам. Академик был в темно-сером костюме в синей шерстяной рубашке. Слегка наклонив голову набок, он оценивающе взглянул на молодых летчиков. Довольный первым впечатлением, С. П. Королев, улыбнувшись, негромко сказал:

— Рад видеть вас здесь, у нас в ОКБ. Считаю этот день весьма знаменательным. Вы прибыли сюда, чтобы ознакомиться с новой техникой, которую вам предстоит освоить. Для вас же, конструкторов, представляется возможность узнать ее непосредственных испытателей. Но раньше всего давайте все-таки познакомимся.

Сергей Павлович подошел к летчикам и, подавая руку, представлялся каждому из них;

— Королев, Сергей Павлович.

Выслушав в ответ имя, фамилию летчика, он, как правило, задавал собеседнику несколько вопросов. Евгений Анатольевич незадолго до встречи кратко охарактеризовал всю группу и каждого в отдельности. Цепкая память ученого запомнила фамилию «Гагарин».

— Из каких краев?

— Смоленщина. Гжатск.

— Средняя школа?

— Ремесленное. Литейщик по профессии.

— Значит, мы с вами, Юрий Алексеевич, птицы одного полета, — улыбнулся конструктор. — Я вот тоже в двадцатых годах строительную профессиональную школу окончил — строитель-черепичник. А потом МВТУ.

— А я — индустриальный техникум, — добавил Гагарин в тон Королеву.

— Молодец, — похвалил ученый. — А как же сложился путь в небо?

— В Саратове, аэроклуб.

Дойдя до Владимира Комарова и побеседовав с ним, узнав, что он уже окончил академию Жуковского, неожиданно для всех сказал:

— Ну а вам, инженер-капитан, быть со временем командиром многоместного корабля.

Познакомившись с молодыми летчиками, Сергей Павлович пригласил всех сесть за длинный стол, стоящий в середине зала, сам сел в его торце. Внимательно взглянул на собравшихся.

— Хороших «ореликов» нашли. С такими любое дело по плечу. «Орелики», — повторил он вполголоса, как бы самому себе, задумался на секунду и уже громко: — Ну что же, теперь несколько слов о самой сути нашего дела.

Королев встал из-за стола. Под высоким лбом необыч —

Глава четвертая.

Дела хватит всем

Космосу нужны специалисты. Нет, ждать нельзя. Мост «Земля — Венера». Каждый из вас будет первым.

Королев любил приходить в сборочный цех своего опытного завода. Главный конструктор хорошо понимал, что именно здесь проверяются, получают путевку в жизнь все научные идеи, конструкторские разработки, технические решения.

Сборочный был детищем Королева. В нем все было сделано» так, как того хотел Сергей Павлович. Структура цеха, размещение оборудования и даже рабочих мест — этим академик Королев занимался лично, так же как и подбором кадров.

Случалось, Королев приходил в цех по два раза в сутки. Рабочие улыбались: Главный влюблен в цех общей сборки. Он мог подолгу стоять у какого-либо агрегата, что-то прикидывая, обдумывая. В эти минуты ему никто не мешал.

Конечно, Сергей Павлович бывал и в других цехах, участках, встречался с коллективами технологов, разработчиков. Но делами в сборочном интересовался постоянно.

Часто вечерами, дома после ужина, набирая знакомый номер, спрашивал: «Ну, как дела? Все в порядке?»

Нина Иваловна пыталась сначала журить Сергея Павловича. Она стремилась, чтобы дома он как можно больше отдыхал, пыталась развлечь его. Но «вытаскивать» его из дома становилось все сложнее. «Мне надо немного поработать». «Я посижу подумаю», — такие ответы все чаще слышала Нина Ивановна от мужа на предложение сходить в театр, на концерт.

А сегодня они обещали друзьям прийти в гости. Сергей Павлович приехал домой пораньше — в шесть, задержал машину. Нина Ивановна уже надела новое красивое платье, как раздался телефонный звонок.

— Сергей Павлович, беда. Помяли блок ракеты, — доложил мастер цеха.

Королев бросил трубку. Этой ракете он придавал важное, только ему известное значение, потому просил докладывать о ходе ее изготовления.

— Прости, Нина, я не могу сейчас пойти с тобой. —

только и успел сказать он, накидывая на плечи пальто. Я приеду позже.

Вскоре он уже входил в сборочный. Кто-то подал ему белый халат. Главный увидел висевший на кране блок с большой вмятиной. Тут же стоял обескураженный промахом молодой рабочий.

— Уволить. В нашем деле так работать нельзя, — громко выговаривал Королев. — Это же больших денег стоит. Народных, ты можешь это понять? Да и ракета нам нужна позарез, в срок. Понимаешь? Нет? Уволить! Сколько дней понадобится на исправление? — немного молча постояв, спросил Королев у мастера, показывая на злосчастный блок.

— Сами понимаете, Сергей Павлович. Трое суток, не меньше.

— Как твоя фамилия? — снова обратился Королев к виновнику происшедшего.

— Королев, — еще больше смутился молодой рабочий.

— Королев?! — удивился Сергей Павлович и, не найдя, что сказать, чисто по-отечески пробурчал: — Как тебе не стыдно позорить нашу фамилию?!

— Да первый раз со мной такое. Как могло случиться, сам не пойму. Всегда хорошо работал. Вы спросите, вам кто хотите скажет.

— Что спрашивать, по глазам вижу, не врешь. Ладно, работай, но фамилию нашу не позорь. Теперь я за тебя в ответе, — серьезно сказал Главный и, повернувшись к начальнику цеха, добавил:

— Надо подумать об оградительных средствах. Подобное может повториться. А товарища Королева не наказывать. Да и Королев все-таки, — и, по-доброму улыбнувшись, еще раз взглянул на: виновника происшествия.

— Вы не огорчайтесь, Сергей Павлович, дело поправимое, — вступил в разговор бригадир. — Мы сегодня с ребятами задержимся на ночку, а завтра все и закончим.

— Вот это по-хозяйски, спасибо, товарищи. А я вам в помощь еще кого-нибудь подключу.

Назавтра утром Королев снова появился в цехе. Рабочие не подвели. Вмятины будто не бывало.

— Бригаде выдать премию, — сказал Главный стоящему рядом начальнику цеха. — Об этом объявить всему коллективу.

Взглянув на часы, Королев понял, что уходить с завода уже нет смысла. Скоро приедет член-корреспондент АН СССР Сисакян. Позвонил в секретариат КБ и попросил провести гостя сразу же в соседний цех, где он будет его ждать, а сам решил еще походить по заводу. Прошел мимо стапеля, на котором покоились отдельные блоки корпуса ракеты. На площадках возле них суетились сварщики. Всполохи электросварки, будто небольшие прожектора в праздничный день, освещали цех.

Показывая на рабочего, примостившегося сбоку корпуса ракеты, Королев спросил у мастера:

— Кто шов варит?

— Василий Соколов.

— А, соколик. Ювелир, Василий Иванович!! — почти прокричал Главный. — Не слышит.

— Где там. Этот и услышит, не повернется, пока шва не пройдет. Не любит, когда ему мешают.

— Верно делает. Сам не терплю, когда мешают, а любители мешать делу, к сожалению, еще не перевелись.

Академик направился к ракете и остановился недалеко от Соколова. Тот как раз кончил варить шов и увидел Королева.

— Здравствуйте, Сергей Павлович, что-то вы у нас давненько не были, — улыбнулся Соколов.

— Ты не шути, а дай-ка лучше шов посмотрю, — и Главный легко взобрался наверх к Соколову по металлической стремянке. — Хорош шов. Молодец. Какое у тебя образование?

Соколов молчал, а Королев спустился вниз. К нему подошли рабочие, здоровались с ним. Многих Сергей Павлович знал по имени и отчеству.

— Не слышу ответа, — переспросил ученый.

— Ремесленное училище, потом техникум, а что?

— А как насчет института?

— А что, без института держать не будете?

— Вот всегда так, — вмешался мастер. — Ну что ты задираешься, Вася?

— При чем тут «задираешься»? Вчера вот парторг на эту тему говорил, сегодня Сергей Павлович. Инженеры, бесспорно, нужны. Вот вы говорите — институт. А если я, Петр, Давид, Иван, ну все ребята разом уйдем в институт? А кто будет сваривать баки ракет? Из меня, может, инженер так себе будет. Я тут на месте. Я люблю это дело. А без любви и таланта так, пустяк. Есть у меня один знакомый. Не стоит называть его имени. В медицинский не попал. Срезался. Теперь имеет диплом инженера по холодной обработке металла... Так он и работает с холодной душой. А врачом, может, классным стал бы.

— Пожалуй, кое в чем ты прав, — заметил Королев. — Но не во всем. А может, в тебе второй академик Патон, специалист по сварке сидит? Это я серьезно. Подумай. Ну вот что. Сколько суток, соколик, надо, чтобы быстрее закончить сварку?

— Примерно трое. Сделаем на совесть.

— А как можно иначе, не на совесть? Государству — только на совесть.

— Вы не так поняли меня, Сергей Павлович. Добротно, значит, так, что сам готов летать на этом изделии верхом. Как барон Мюнхгаузен.

— Не убедил. Ну а куда бы ты захотел полететь? — поинтересовался Королев.

— Для начала вокруг Земли. Чкалов-то не успел облететь вокруг шарика.

— Извините, Сергей Павлович, — обратился к Королеву подошедший инженер Е. А. Фролов. — К Вам гость, профессор Сисакян.

— А, Норайр Мартиросович. Рад вас видеть, — и, обратившись к рабочим, представил ученого. — Знакомьтесь, это известный биохимик, Сисакян, наш друг. Мы ведем тут беседу, Норайр Мартиросович, о пользе образования и полете вокруг Земли. Все хотят лететь на нашей ракете.

— А почему нет? Мы вот однажды с ребятами разговорились. Каждый готов, — ответил за всех Соколов.

— Верно, — поддержал белобровый паренек с озорными глазами.

— Барсегянца командиром — он бывший летчик. Ивана за штурмана, он вечерами в авиационный техникум ходит, — стал распределять должности Соколов. — А я за астронома.

— Ну а я, так и быть, за агронома, — предложил белобровый. — Быстрорастущие растения разводить буду и пирожки из них стряпать.

— А откуда о быстрорастущих узнали? — Сисакян удивленно сдвинул брови.

— Как откуда? У Циолковского написано. Читали «Вне-Земли»? Очень интересно.

— Шутки шутками, а нам думается, что в космосе найдут работу люди всех специальностей, — перешел на деловой тон Соколов. — Так что как время только подойдет, орбитальные станции начнем там строить. Идя еще что покрупнее. Готовы всей бригадой. Между прочим, сваривать в космосе конструкции будем по методу Циолковского, используя энергию Солнца.

— А это-то откуда взяли, Василий Иванович?

— Вот те раз! Вы же на лекции, Сергей Павлович, нам говорили. Так не забудьте, мы первые.

— Не забуду, барон Мюнхгаузен, не забуду, — рассмеялся Королев и, обращаясь к Норайру Мартиросовичу, с удовольствием заметил: — Слышали, дорогой коллега? А кое-кто утверждает, что идеи космонавтики еще не овладели массами. Нет-нет, ждать нельзя! — повернувшись к рабочим, Сергей Павлович продолжал: — Только должен огорчить вас. Все это не завтра. Трудно, очень трудно. Искусственный спутник Земли — это одно дело. А послать корабль с человеком на борту в тысячу раз сложнее. Не просто создать надежный корабль. Ведь человек в нем должен жить, работать. Да и человек... Его трудно подготовить. Ему предстоит перенести огромные перегрузки при старте корабля. Мы не знаем, что такое невесомость в полной мере. А потом — человека надо возвратить на Землю.

— Все так, но не опоздать бы только, — не без ехидства вставил тот, кто решил стать первым космическим агрономом, — американское радио передало — ученые США тоже что-то такое придумывают.

— Да, хотелось бы не опоздать, — согласился Королев.

— А вы думаете, я для красного словца сказал о полете? — вдруг загорячился Соколов. — Вы не знаете моего друга Юру? Нет? Мы с ним вместе ремесленное окончили. Теперь на реактивных летает. Недавно заходил в гости. «Вася, — говорит он мне, — сделай для меня корабль, чтобы в космос слетать». И давай мне про Циолковского рассказывать.

— А вы ему?

— У меня от него секретов нет. Он знает, что я ракеты «шью». Хорошо, говорю, сделаю. А ты пока тренируйся. А он мне в ответ: «Я уже тренируюсь».

— Фамилия вашего друга?

— ,Да он наш, смоленский, — замялся Соколов. А Королев тем временем обратился к Е. А. Фролову с просьбой проводить Н. М. Сисакяна в испытательную лабораторию.

— Покажите систему жизнеобеспечения в действии, — подсказал он Евгению Александровичу. — А вас прошу, очень прошу, Норайр Мартиросович, быть к нам построже. Одним словом, ждем ваших советов.

Инженер и ученый ушли. Разговор Королева с рабочими продолжался.

Откуда-то из-за плеч товарищей вперед протолкался черноголовый, смуглый лицом рабочий лет сорока пяти.

— Здравствуйте, Сергей Павлович, — певуче сказал он. — Космос, конечно, это хорошо. Только и у себя в доме надо порядок навести.

— Что-что? — не расслышав, переспросил Главный.

— Не обращайте на него внимания. Он вечно чем-то недоволен, — пытался замять неприятный разговор Соколов.

— Ладно ты, — отмахнулся рабочий. — О деле хочу сказать, понимаешь? Я тут постарше всех. Когда ты ходил под стол пешком, я Москву защищал.

— Чем же вы недовольны, товарищ?

— График ломаем, как соломинку. То этого нет, то другого мы не получили. Что у нас снабженцы делают? Вышли из строя манипуляторы. Не вручную же варить баки? Рабочему классу без дела сидеть несподручно.

— Среднюю же за простой получаете? — попытался успокоить рабочего мастер.

— А на что мне ваша средняя? Подумаешь, средняя. По мне хоть самая высокая, как Эльбрус. Мне, дорогой, работа нужна. Я без нее как больной.

— Как ваше имя, отчество? — спросил Королев.

— Давид Вартанович.

— Очень умные слова вы сказали, Давид Вартанович. «Я без работы как больной», — ученый достал из кармана блокнот и записал что-то. — Я вот тоже такой. Мне без дела — смерть. Слышали? Вот она, философия советского рабочего.

— Это не только философия, это смысл нашей жизни.

Королев потер рукой подбородок, глаза стали жесткими.

— Бригадир, в чем дело? — уже не слушая рабочего, вскипел Королев.

— Снабженцы...

— Вот что, — обратился Королев к подошедшему к группе беседующих заместителю главного технолога, — вы поедете лично и привезете недостающие части манипуляторов для сварочных аппаратов. Если еще раз я узнаю о том, что вот такие пустяки мешают делу... Вы меня поняли?

Сергей Павлович попрощался с рабочими и пошел навстречу возвращающемуся Н. М. Сисакяну.

— Слушаю вас. По выражению лица вижу, что есть недостатки. Правильно?

— Честно говоря, да, — ответил Норайр Мартиросович. — Систему жизнеобеспечения, думается, надо доработать. Воздушная среда должна быть близкой к земной. Кислород без компонентов не годится, он опасен. Подумайте.

— Полностью разделяю вашу точку зрения. А наши местные медики не хотят со мной согласиться.

— Система регенерации воздуха оригинальна, но надежна ли? — продолжал Сисакян. — Условимся так: свои предложения мы подготовим совместно с Владимиром Ивановичем Яздовским и другими специалистами и, конечно, привлечем к этому делу Василия Васильевича Парина. Вы не будете возражать? А потом встретимся еще раз.

— Хорошо. Только не задержите. Время, время! — попросил академик Королев.

В первых числах мая 1960 года на космодром доставили один из кораблей — прототипов «Востока». Он предназначался для летных испытаний тормозной двигательной установки (ТДУ). Руководить этим важным экспериментом приехали С. П. Королев и конструктор ТДУ А. М. Исаев.

15 мая этот корабль-спутник вышел на орбиту пока без теплозащиты — «шубы» и, естественно, без космонавта. Эксперимент проходил успешно, аппаратура работала без сбоев. На 65 витке 19 мая решили возвратить корабль на Землю.

— Ну что же, будем держать экзамен! — обратился Исаев к Королеву. — Такое чувство, будто... Давно так не волновался.

— Легко живешь, Алексей Михайлович, — покачал головой Королев. — У меня так не получается. — Главный взглянул на часы. — Надо ждать.

Прошло томительных полтора часа, прежде чем из Центра управления полетом поступило сообщение: «Тормозная установка сработала». Но не успел С. П. Королев пожать руку Исаеву, как стало известно: «Тормозная установка не погасила скорость полета, а выполнила роль ускорителя, и корабль ушел на другую орбиту».

— Все! Мы его не дождемся, — огорченно воскликнул Исаев.

Королев немедленно созвал техническое совещание. Выяснилось: подвела система ориентации корабля в пространстве, корабль не развернулся тормозной установкой против своего движения. Двигатель же, сработав в точно назначенное время, увеличил скорость корабля.

— К вам, Алексей Михайлович, никаких претензий. Спасибо! — утешал Королев раздосадованного Исаева. И, повернувшись к специалистам по системе ориентации, предупредил: — Надеюсь, это случайность? И надеюсь — последняя! — И без перехода добавил: — Мы встретились, не желая того, с первым случаем маневрирования аппарата на орбите. Это нам еще понадобится. Сажать корабль в заданную точку мы обязательно научимся. Обязательно.

Старт второго, усовершенствованного, корабля-спутника состоялся спустя три месяца. На борту его на этот раз находились собаки Белка и Стрелка, мыши, крысы, насекомые. Отправились в космос и растения, зерна злаков, некоторые микробы. И старт, и возвращение на Землю второго корабля-спутника прошли строго по программе.

Приближался праздник — 43-я годовщина Октября. Сергей Павлович решил, что в эти торжественные дни людям необходимо сообщить об успехах советской космонавтики. И он принимается за статью для «Правды». Напечатана она 10 ноября.

Главный назвал статью «Творчество, воодушевленное Октябрем». Впервые советский народ и мировая общественность могли прочитать: «...В настоящее время уже имеются условия, необходимые для того, чтобы советский исследователь мог совершить космический полет... Осуществление полета человека в космос откроет новые, невиданные перспективы развития науки. За первыми полетами туда последует создание на орбите около Земли постоянной орбитальной обитаемой станции, где научные сотрудники будут систематически вести разносторонние наблюдения, проводить опыты на высоте сотен километров над Землей».

— Статья, подписанная псевдонимом «Профессор К. Сергеев», широко обсуждалась и комментировалась на страницах мировой печати.

А к полету уже готовился третий корабль-спутник. Старт и полет проходили успешно. На этот раз путешествие в космос совершали собаки Пчелка и Мушка. Но, снижаясь по очень крутой траектории, спускаемый аппарат сгорел при входе в плотные слои атмосферы.

Сергей Павлович очень расстроился. Приближалось время полета человека, а из трех кораблей только один полностью выполнил намеченную программу. Узнав о неудаче третьего корабля и понимая состояние Сергея Павловича, будущие космонавты решили навестить его в ОКБ. Главный встретил их настороженно, выжидающе, молчал. Разрядил обстановку Юрий Гагарин:

— Не огорчайтесь, Сергей Павлович! Бывают ЧП даже с хорошо освоенными самолетами. А тут всего третий корабль! И будь на его борту человек — такого бы не случилось.

Лицо Королева посветлело. Он взглянул на уверенные, веселые лица летчиков, и на душе отлегло.

— Откажут автоматы, — продолжал Гагарин, — перейдем на ручное управление.

— Не сомневайтесь, Сергей Павлович, — поддержал Гагарина Андриян Николаев.

— Спасибо вам, — взволнованно ответил Королев, шагнул навстречу летчикам, словно хотел обнять всех, но сдержался. — Не столько за моральную поддержку, сколько за преданность нашему общему делу, за веру в успех. — Помолчал, потом добавил: — Проведем еще несколько контрольных полетов. И когда окончательно, твердо убедимся в полной надежности корабля, сделаем решающий шаг, к которому мы с вами стремимся.

К экспериментальному пуску готовился четвертый корабль-спутник, уже почти ничем не отличавшийся от будущего пилотируемого. Сергей Павлович снова улетел на Байконур, на этот раз с другой, но, как всегда, дерзновенной целью. На старте стояла готовая к подъему новая мощная четырехступенчатая ракета-носитель «Молния». Первый ее пуск оказался неудачным: четвертая ступень не включилась и осталась на орбите как самый тяжелый искусственный спутник. Но вскоре мир снова ахнул, узнав, что 12 февраля 1961 года советские ученые вывели в космос автоматическую межпланетную станцию «Венера-1». Попытка перекинуть мост «Земля — Венера» показалась в то время невероятно смелой и фантастически дерзновенной. Но и она, как и все, что делал Королев, покоилась на твердой научной основе. Перед стартом «Венеры-1» Сергей Павлович выступил перед ее создателями:

— Наш великий соотечественник Михаил Васильевич Ломоносов много сил отдал наблюдениям за «Утренней звездой». Ему принадлежит честь первому открыть, что планету окружает атмосфера более плотная, чем у Земли. Нам же выпала честь подтвердить его открытие и познать суть ее. Надеемся приподнять таинственную завесу, скрывающую лицо планеты. Ведь «Венера», наверное, «сестра» нашей Земле. Знать мы ее должны как свою собственную планету.

Пока станция, преодолевая миллионы километров, спешила к «сестре» Земли, Главный конструктор осуществил старт четвертого экспериментального корабля. Это произошло 9 марта того же года. Сделав один оборот вокруг Земли, корабль благополучно приземлился в заданном районе. Вместо человека в кресле пилота «летал» манекен. На 25 марта 1961 года Королев назначил пятый, последний контрольный пуск корабля с собакой Звездочкой на борту. К тому времени закончилась предпоследняя подготовка авангардной шестерки. Летчики досконально знали корабль, отработали управление им, морально и физически подготовились к встрече с неизведанным космосом. Но пока космонавты еще не видели настоящей стартующей ракеты. И Главный пригласил их на космодром.

Этот день на всю жизнь запомнился будущим исследователям космоса. Они впервые своими глазами увидели старт ракеты. Знали: следующая поднимет в космос кого-то из них. Но кого?

— Ну, как запуск? — спросил Сергеи Павлович и, заметив на лицах летчиков нескрываемое изумление, с удовлетворением ответил на свой вопрос сам: — Первый сорт! «

Главный слово «первый» в шутку произносил протяжно, с мягким знаком после «р».

Окончания полета ждали с большим волнением не только летчики, но и конструкторы, биологи, медики. Корабль приземлился в точное время в расчетном районе, благополучно доставив на Землю Звездочку. Это было многообещающее достижение.

Полет корабля проходил точно по траектории и, по существу, явился генеральной репетицией. Все радовались успеху.

Сергей Павлович, повернувшись к шестерке летчиков, а скоро уже и космонавтам, сказал:

— Совсем скоро, друзья, мы проводим в космос одного из вас, — и, взглянув на летчиков, словно поняв их настроение, добавил твердо: — Не беспокойтесь, дела хватит всем. Полеты только начинаются, и все вы будете первыми, каждый в чем-то принципиально новом, своем.

До полета Юрия Гагарина оставалось всего восемнадцать дней. Человечество не знало об этом. А если бы ему и сказали, вряд ли поверило.

Глава пятая.

Настал и ваш день

Первым летит Гагарин. Напутствие перед стартом. Ночь Главного конструктора. Настроение обычное, приподнятое.

Апрель — прекрасная пора в окрестностях Байконура. Греет весеннее солнце. Еще нет испепеляющей жары, как в июне, и ветры не сильные. Степь от края до края окутана зеленоватым маревом: появляются первые островки зелени. То тут, то там полыхают робкие головки разноцветных тюльпанов.

В пятый день апреля на космодром двумя самолетами прибыли космонавты. Несмотря на занятость, Королев с группой ученых и руководителей космодрома поехал их встречать.

Самолеты совершили посадку на окраине местного аэродрома.

И вот уже небольшой группой летчики идут к встречающим. Внимательно, по-королевски, всматривался Главный в их молодые лица — он любил их как сыновей и за год знакомства с ними узнал многое о каждом. Недаром он завел книжечку, в которую записывал все «успехи» и «неуспехи» своих «ореликов». Впереди шагал неторопливый Андриян Николаев, рядом с ним самый молодой — Валерий Быковский. Чуть поотстал от них Павел Попович. О чем-то горячо спорили Юрий Гагарин и Герман Титов. Они одного роста, почти одного возраста. В последнее время они очень подружились.

«Кто из них двоих?» — думал Королев. Титов более начитан, хорошо усвоил программу подготовки к полету.

Он несколько экспансивнее Гагарина, подвижнее, легко переходит от грустного настроения к веселому. Гагарин более выдержан, собраннее, умеет сдерживать свои чувства. А может, Павел Беляев? Он старше всех в отряде. Ему 37. Успел повоевать, окончить военно-воздушную академию. Когда проходил дружеский опрос летчиков отряда «кому лететь первым», Гагарин отдал свой голос «бате», так любя называли Беляева космонавты. Кстати, тогда же единодушно отряд назвал первым для полета Юрия Гагарина.

Вместе с будущими космонавтами прилетели Е. А. Карпов и Н. П. Каманин — представитель командования Военно-Воздушных Сил.

Генерал Каманин подошел к Королеву, вскинул руку к козырьку, словно академик был военным, доложил:

— Летчики для выполнения специального задания прибыли.

— Спасибо, — поблагодарил Главный. — Ну вот, орелики, настал и ваш день, — обратился Королев к летчикам. — Если все пойдет ладом, через недельку старт.

И, отойдя в сторону, пропуская летчиков в автобус, Королев задержал на минуту Е. А. Карпова.

— Режим жизни для всех прежний, — посоветовал Главный. — Томить ребят неизвестностью не будем. Буквально на днях решим, кто первый. Тут чисто психологическая сторона. Слишком рано сказать нельзя — долго ждать, большая нагрузка на психику. Поздно сказать — тоже психика, не успеют подготовить себя. Вы не возражаете, Евгений Анатольевич?

— Нет, Сергей Павлович, согласен, — ответил Карпов. На космодроме работы шли в напряженном темпе, как всегда в предстартовые дни. Люди, кажется, не видели ни дневной красоты, ни вечерней суровости этого края. Они не замечали границ дня и ночи. Порой специалисты вообще не уходили с объекта. Отдохнув час-другой на раскладушках, продолжали работу. Это было веление сердца, зов разума. Готовился полет человека вокруг Земли, в космос. Их соотечественника. Для этого не жалко ни сил, ни знаний, стоило пожертвовать и отдыхом. Каждый понимал всю грандиозность предстоящего, гордился своей сопричастностью к этому научному и техническому подвигу. Коммунисты и комсомольцы объявили космическую трудовую вахту. Призыв «Все — старту!» знал в Байконуре каждый.

На собрании стартовой команды, несущей всю полноту ответственности за подготовку и пуск ракетно-космической системы, выступил ее руководитель Анатолий Семенович Кириллов, участник минувшей войны, инженер с академическим образованием.

— Наш коллектив запускал первый искусственный спутник Земли. Это был шар, похожий на нашу планету — Землю, и он стал первой рукотворной звездой. Сейчас нам доверено поднять в космос человека. Это ни с чем не сравнимое поручение. Он сын родной планеты. Он олицетворяет собой все человечество, его мечты и грезы о Вселенной. Он — гражданин Советского Союза. И потому: «Все — старту!»

Дослушав до конца выступление руководителя стартовой команды, Королев обратился к собравшимся:

— Анатолий Семенович сказал все, что надо. Я уверен, что вы не подведете. Сообщу лишь, что докладывать о готовности ракеты-носителя и корабля к полету будете вы непосредственно, — выдержав паузу, сказал четко, чтобы слышали все, — самому космонавту. Вы как бы передадите корабль из своих рук в его собственные. Это вы сделаете на встрече с космонавтом, после того, как закончите предстартовые работы.

Королева — технического руководителя всего эксперимента — стартовики слушали затаив дыхание. Все знали — у него ни минуты отдыха, а вот нашел время встретиться с ними. Главного постоянно видели то и монтажно-испытательном корпусе, то на стартовой площадке, в других службах космодрома. Он не вмешивался в мелочи, но оставался внимательным ко всему, никому не давал спуска.

2 апреля Сергей Павлович доложил Государственной комиссии: «Все работы идут строго по графику».

Вскоре члены Госкомиссии получили небольшие справки-характеристики на кандидатов в первый полет. Предстояло решить, кто из двух — Гагарин или Титов — полетит первым.

О Гагарине было написано: «Настроение обычно немного приподнятое, вероятно, потому, что у него юмором, смехом до краев полна голова. Вместе с тем трезв и рассудителен. Наделен беспредельным самообладанием. Тренировки переносит легко, работает результативно. Развит весьма гармонично. Чистосердечен. Чист душой и телом. Вежлив, тактичен, аккуратен до пунктуальности. Любит повторять: «Как учили». Скромен. Смущается, когда переборщит в своих шутках. Интеллектуальное развитие у Юры высокое. Прекрасная память. Выделяется среди товарищей широким объемом активного внимания, сообразительностью, быстротой реакции. Усидчив. Тщательно готовится к занятиям и тренировкам. Уверенно манипулирует формулами небесной механики и высшей математики. Не стесняется отстаивать точку зрения, которую считает правильной. Похоже, что знает жизнь больше, нежели некоторые его друзья».

8 апреля 1961 года. Заседание Государственной комиссии по организации первого полета человека в космическое пространство открывает ее председатель, заместитель Председателя Совета Министров СССР Константин Николаевич Руднев. Первое слово техническому руководителю полетом — академику Королеву.

Сергей Павлович встал, секунду помешкал, оглядывая присутствующих, и ровным, спокойным голосом доложил:

— Подготовка многоступенчатой ракеты-носителя и корабля-спутника «Восток» заканчивается. — Главный помолчал и добавил с какой-то будничной деловитостью: — Вся подготовка к полету показывает, что мы можем сегодня решить вопрос об осуществлении первого космического полета человека на корабле-спутнике. Предлагаю 12 апреля.

— Хорошо, согласен.

— Если вы уверены...

— Конечно, медлить не надо, — раздалось из зала.

— Значит, решено, 12 апреля, — подытожил Главный. — Тем более и Госкомиссия не возражает. Думаю, не подведем. Ну а теперь решим — кто?

Встал генерал Каманин.

— Трудно из всех выделить одного, — признался генерал. Он взглянул на сидящих за столом летчиков, на напряженные, выжидательные лица. Николай Петрович не сомневался: каждый из сидящих готов к полету. — Но такое решение надо принять. Предлагаю доверить совершить первый космический полет старшему лейтенанту Гагарину Юрию Алексеевичу. Запасным пилотом назначить Титова Германа Степановича.

Пока Н. П. Каманин говорил, Сергей Павлович не отрывал взгляда от летчиков: в глазах Гагарина блеснула нескрываемая радость, он встал. Титов чуть опустил голову, и Королеву даже стало жалко его. Главный снова взглянул на Гагарина — тот молчал. Кажется, впервые Юрий Гагарин не нашелся сразу что сказать. Наконец он собрался с духом:

— Разрешите мне, товарищи, заверить Советское правительство, нашу Коммунистическую партию и весь советский народ в том, — начал он негромко, — что выполню доверенное мне задание — проложу первую дорогу в космос. А если на пути встретятся какие-либо трудности, то преодолею их, как подобает коммунисту.

Стихли аплодисменты, и к космонавтам вновь обратился Главный конструктор:

— Дорогие товарищи — Юрий Алексеевич и Герман Степанович! Я хочу вас поздравить с великой честью совершить первый полет в космос...

Поздравил Гагарина и Титова К. С. Москаленко, главнокомандующий ракетными войсками стратегического назначения, сменивший на этом посту М. И. Неделина, недавно трагически погибшего во время испытания новой межконтинентальной ракеты ОКБ М. К. Янгеля. Заседание закончилось, и тут же собравшиеся окружили «виновников» торжества. В. П. Глушко, Н. А. Пилюгин, К. Д. Бушуев, А. М. Исаев, В. И. Кузнецов и другие, чей труд и талант, вложенные в создание космического корабля «Восток», сделали возможным полет человека в космос, пожимали руки Гагарину и Титову, обнимали их.

В тот же день Королев еще раз встретился с Юрием Гагариным и Германом Титовым. Сергей Павлович решил напомнить им о главных целях, о самой сути полета.

— Вы не только испытатели новой техники, — обратился к ним Главный. — Она уже в известной мере испытана и неплохо зарекомендовала себя. Вы прежде всего исследователи. Ученых и конструкторов интересует буквально все, но раньше всего — как перенесет космонавт условия полета, различные перегрузки, как воспримет невесомость и многое другое. По возможности все надо приметить, запомнить и доложить по возвращении. Не пренебрегайте мелочами.

— Буду действовать, как учили, — ответил Юрий.

— Верю, — и добавил так, словно обращался к сыну: — Не забывайте о том, что мы всегда с вами. Все силы нашего разума и способности всех, кто останется на Земле, принадлежат только полету.

— Вы не волнуйтесь, Сергей Павлович, все будет хорошо! — Гагарин произнес это так уверенно, что академик, собиравшийся сказать космонавту еще несколько ободряющих слов, невольво рассмеялся:

— Ну вот и поговорили, — и, довольный, повернулся к Е. А. Карпову, молча слушавшему разговор Главного с летчиками. — Хотел я его подбодрить. А вышло наоборот — он меня.

Когда космонавты ушли, Сергей Павлович снова заговорил с удовольствием о Гагарине:

— Молодец! Все понимает, все до конца. Предстоит не прогулка по степи... А как держится! Позавидуешь! А я вот волнуюсь. Да и вы, Евгений Анатольевич, по-моему, тоже.

К утру 11 апреля в монтажно-испытательном корпусе закончили горизонтальные испытания ракеты и корабля. Главному доложили о готовности комплекса к вывозу на стартовую площадку.

Королев подошел к ракете, поднялся по металлической лестнице и исчез за конструкцией. Через несколько минут он вынырнул откуда-то снизу из-под ракеты.

— Молодцы. Все сделано, кругом никого. Даже шумнуть не на кого, — рассмеялся Сергей Павлович, подошел к ожидавшим его Рудневу и Воскресенскому. — Пойдемте за ворота, — предложил он им, показывая в сторону локомотива, где машинист, высунувшись из окна, ждал команды.

Громадная металлическая дверь корпуса бесшумно открылась, и необычайный поезд осторожно двинулся в путь к пусковой площадке. И, как всегда, ближе всех к ракете стоял Главный конструктор, обнажив голову.

Ракета-носитель вертикально установлена на старте. На фоне неяркого апрельского дня она казалась стрелообразным обелиском.

Королев смотрел на нее словно в первый раз, возможно, мысленно перебирая в памяти поразительные параметры своего детища. Высота носителя 38 метров, а общий полетный вес без корабля 282 тонны. Тяжелее этой летающей машины на свете нет. Как нет аппарата, который в полете делился бы, сбрасывая на землю отработанные части. А ракета «Восток» именно такова. На старте и первом этапе синхронно работают двигатели двух первых ступеней, состоящих из пяти блоков, снабженных собственной энергетикой. Выработав свой производственный ресурс, четыре боковых блока, составляющих первую ступень ракеты-носителя, отбрасываются и падают на землю. Оставшийся центральный блок — вторая ступень — продолжает борьбу с силами земного тяготения, поднимая ракету все выше и выше. Но всегда самое томительное — ожидание момента включения последней, третьей ступени. Она венчает работу предыдущих, так как доводить ускорение корабля до нужной величины. Корабль выходит на орбиту, становясь спутником Земли. Это уже триумф.

Сергей Павлович еще раз взглянул на вершину ракеты, где под обтекателем, напоминающим шлем русского витязя, покоился корабль. «Да, суденышко пока не велико, — размышлял про себя Главный конструктор, — около пяти тонн, а какая силища нужна, чтобы сделать его спутником Земли... Если перевести суммарную тягу всех двигателей ракеты — 400 тонн в привычные лошадиные силы, то получается примерно 20 миллионов... Не сразу удалось нам запрячь этих лошадок, а еще труднее управлять ими...

— Любуетесь, Сергей Павлович? — встав рядом с Главным, поинтересовался его заместитель по системам автоматического управления ракетами Б. Е. Черток.

— А что, скажете, не красиво, Борис Евсеевич?

— Да нет, — усмехнулся тот. — Красиво. Только вспомните, сколько предшественница этой «красавицы» крови и нервов нам попортила.

— Дитя, рожденное в муках, всегда дороже. Да, то заседание в Совете Министров ой как помню. Одни были начисто против, другие воздержались... Отвечает-де за все Главный.

— Были и «за»! Но сами подумайте, пять лет разрабатывали ракету — и вдруг ваше заявление: «Ракета бесперспективна». Надо все начинать чуть ли не сначала.

— Да, в общем, товарищи были по-своему правы, — признался Королев. — Задержать сдачу ракеты на полтора-два года — дело не шуточное. Время и деньги. Спасибо маршалу Жукову. Он первый понял, почему мы хотим перескочить через ступень, и поверил в то, что сможем это сделать.

— Да, положение было сложным, — согласился Черток.

— Никто от ошибок не застрахован, — вздохнул Королев. — История с той ракетой не проста. То, что столько времени потеряли на Р-3, — это не ошибка коллектива КБ. Это моя творческая ошибка как Главного конструктора. Признаваться в ней мне было, согласитесь, нелегко. Но надо! Этого требовала моя гражданская совесть. В Центральном Комитете партии поддержали.

Но говорили со мной круто. И тоже правильно. Центральный Комитет партии всему голова.

— Но время сказало свое слово в нашу пользу, Сергей Павлович! Не сумей вы тогда настоять, неизвестно, когда родился бы наш «Восток». Таких машин современное ракетостроение еще не знает.

— Надо отдать все же должное и Вячеславу Александровичу. Государственный ум его взял верх над эмоциями. В рабочем порядке, разобравшись позднее во всех деталях предложения ОКБ, Малышев посоветовал несколько пересмотреть техническое задание Р-7. Прибавил нам работы, но зато мы увеличили массу полезного груза с трех до пяти тысяч килограммов. Потому и вспоминаю его добрым словом.

В конце дня С. П. Королев вместе с Гагариным снова пришли на стартовую площадку, подошли к ракете.

— Юрий Алексеевич, поднимитесь к кораблю. Посидите в нем, осмотритесь, — посоветовал Главный. — В нашем деле нет лишнего глаза.

Через несколько минут летчик был уже на площадке у корабля. Гагарин снял летную куртку, фуражку. О. Г. Ивановский открыл крышку люка, и космонавт с его помощью, как на тренажере в Звездном, скользнул в корабль. В катапультируемом кресле, сделанном по фигуре космонавта, лежать довольно удобно. Летчик оглянулся, задержал взгляд на приборной доске, на ее кнопках, тумблерах. Не дотрагиваясь до них, повторил для себя их назначение. Потом мысленно проиграл несколько этапов полета, вспомнил вчерашний экзамен. Его полетную «грамотность» дотошно, больше двух часов проверяли К. П. Феоктистов и Б. В. Раушенбах. Взглянул на часы и удивился. Он уже целый час сидит тут. Открыв люк, увидел на площадке ожидавшего его Королева.

— Нехорошо получилось, — повинился Гагарин. — Не заметил, как прошло время.

— Столько да еще полстолько вам, Юрий Алексеевич, завтра лететь на корабле.

Долго стояли молча, погрузившись в свои мысли. Бескрайние просторы степи были пустынны, только словно люди-гиганты шагали по ней в разных направлениях мачты, высоковольтных линий. Где-то на горизонте степь сливалась с удивительно голубым небом. А что там, за ним? По небу медленно плыли белые облака. Каждому из стоящих у вершины космической ракеты даже эта бесплодная степь представала удивительно живописной.

Подсвеченная заходящим солнцем, она казалась с высоты гигантским мозаичным панно, выложенным то серыми, то коричневыми, то огненно-красными плитами причудливых очертаний.

Молчание прервал Сергей Павлович:

— Наверное, с высоты Земля наша очень красива, — и, повернувшись к Гагарину, пристально посмотрел ему в глаза, улыбнулся. — Счастливец! Первым ее увидите с такой высоты. — Улыбка, скользнувшая было по его лицу, исчезла, и в глазах появился тот удивительный блеск, который в мгновение изменил их выражение. Гагарин увидел нескрываемое душевное волнение этого волевого и решительного человека. Разговор сразу стал иным.

— И старт, и полет не будут легкими. Вам, Юра, предстоит испытать и перегрузки, и невесомость, и, возможно, что-то еще нам не известное. Вы знаете. Об этом мы много раз говорили, и тем не менее я хочу еще раз напомнить, что в завтрашнем полете есть, конечно, большой риск. И это для вас тоже не новость. — Ученый положил руки на плечи Гагарину и как-то необычно, перейдя на «ты», тепло, по-отцовски, сказал: — Все может быть, Юра. Но помни, повторю вновь — все силы нашего разума будут отданы немедленно тебе, и не забывай, мы коммунисты, и этим сказано все.

Сергей Павлович помолчал, потом неожиданно широко улыбнулся и твердо сказал:

— Все будет хорошо! Я абсолютно уверен в успехе!

— И я тоже, Сергей Павлович! Я сделаю все, чтобы выполнить доверенное задание, — повторил Гагарин слова, сказанные им недавно при назначении его командиром корабля «Восток».

12 апреля 1961 года уже наступило. Никто на Земле не знал еще, что сегодняшний день станет важнейшим событием в жизни человечества, вызовет его восторг и восхищение подвигом одного из своих смелых сынов, войдет в историю цивилизации как знаменательная и этапная дата в ее последующем развитии.

Сергей Павлович внешне казался спокойным, может быть, чуть больше, чем обычно; сосредоточенным: брови вытянулись в одну линию и почти сошлись на переносице, образовав глубокую складку: губы плотно сжаты, в глазах — настороженность. По ним-то и судили о состоянии Главного те, кто близко знал его. Внутренне Королев был напряжен как до предела натянутая струна.

Чуткое ухо Королева улавливало все команды, что шли по открытой связи, и Главный мгновенно оценивал, как идет подготовка ракеты-носителя к старту. Он почти ни во что не вмешивался, полностью доверяя своему заму по летным делам Л. А. Воскресенскому. А тот ни с какими вопросами к нему не обращался, и это успокаивало Сергея Павловича: значит, все идет своим чередом. Изредка Главный доставал из кармана книжечку, где была расписана последовательность работ, начало и время их исполнения.

Наконец где-то около двух ночи Королев решил час-другой отдохнуть. Да в Воскресенский уже дважды деликатно отправлял его со стартовой площадки.

— Леонид Александрович, чуть что, звони, — сдался Королев.

— Обязательно позвоню, — заверил заместитель. Сергей Павлович пришел в свой маленький белостенный дом, который так любил. Едва он переступил порог и снял пальто, как неслышно появилась Елена Михайловна — «хозяйка» домика, опекавшая своего единственного «постояльца».

— Будем пить чай, Сергей Павлович? — спросила она, зная неприхотливые потребности Главного конструктора.

— Да, пожалуй, и покрепче. Что-то неважно себя чувствую. И несколько сушек.

— И это все? Звонила Нина Ивановна. Беспокоилась, хорошо ли вы питаетесь. Я заверила, что все в порядке, а вы...

— Не хочется, Елена Михайловна, не до того.

Елена Михайловна ушла на кухню. Сергей Павлович, вымыв руки и лицо, прошел в гостиную — небольшую комнату с круглым столом и диваном, застланным ковром тонкой работы.

Раздался местный телефонный звонок. Он узнал голос одной из сотрудниц. Она взволнованно говорила о том, что в расчете баллистиков нашла ошибку.

— Спасибо, и извините меня. Ошибка исправлена, а у вас непонятно каким образом оказался прежний документ. За звонок еще раз спасибо. Один глаз хорошо, а два лучше.

Повесив трубку, Королев живо представил себе разгоряченное лицо женщины — высокой, светловолосой, чем-то похожей на его Нину Ивановну. Сергей Павлович ценил ее математический ум, доверял ей многие расчеты. Она выполняла их всегда в срок и со всей тщательностью. Вспомнил один случай. Кажется, через год после ее прихода в ОКБ, когда она успела уже зарекомендовать себя с лучшей стороны, Королев увидел ее «всю» в золоте — на груди золотой кулон, на руках два золотых кольца. Сам того не желая, Сергей Павлович почувствовал к ней неприязнь. Это сразу же заметила сотрудница.

Как-то после совещания она задержалась в кабинете Главного и, когда он остался один, решительно спросила:

— Сергей Павлович, может, мне лучше подать заявление об уходе?

Королев вспыхнул от неловкости, но ничего не ответил, сразу поняв несправедливость своего отношения к этой женщине.

— Я не прав, извините меня. Да садитесь же, я просто ненавижу золото, — сказал он. — Хотите, расскажу почему? — И, не дождавшись ответа, заговорил: — Много лет назад, когда несправедливая судьба забросила меня на Колыму, на золотой прииск, я почти год по восемь, а то и более часов в сутки возил из карьера золотоносный песок. Песок, песок, песок... Ради горстки золотых крупинок... Стоит ли золото такого тяжкого, изнуряющего, безумного труда?! Пусть бы лежало вечно в земле, неведомое людям. Для меня оно ломаного медного гроша не стоит. Так, невольно, я перестал уважать и тех, кого... про себя называю их «золотоносцами».

— Только и всего? — облегченно вздохнула сотрудница. — А я бог весть о чем подумала.

Не успел Королев ответить, как она сдернула кольца с пальцев и бросила их в сумочку.

— Обидно только, Сергей Павлович, что за «золотишком» вы не заметили человека, — и, не попрощавшись, вышла из кабинета.

Воспоминания отвлекли Королева от сегодняшних забот.

— Когда пойдете из дому? — спросила Елена Михайловна, расставляя на столе чайный прибор.

— Часа два отдохну. Закажите мне машину и ступайте отдыхать. Я тут сам управлюсь.

Сергей Павлович с удовольствием выпил стакан чая, потом достал валидол. Вытряхнув одну таблетку, положил под язык. Пошел в спальню, на ходу снимая пиджак и расстегивая ворот шерстяной рубашки. Снял ботинки, тряхнул рукой подушку. Потушив лампу, что стояла на прикроватной тумбочке рядом с небольшим телефонным коммутатором, прилег. Но заснуть не мог. «Завтра, нет, уже сегодня свершится то, ради чего я жил и работал свыше тридцати лет. Полжизни. Неровный был путь. Да, ухабов и рытвин хватало. Не все друзья, с которыми начинал в ГИРДе, поддерживали меня. А иных уже нет... Известны и те, кто писал клеветнические письма. Сколько раз сам себя спрашивал, что же дало тогда силы выстоять! И ответить не могу. Но, наверное, все же убежденность и вера в справедливость и необходимость таких полетов. Иначе для чего жить! Для «золотишка»? А что я еще мог сделать для людей? А сделать обязан, иначе зачем же я родился? Не для карьеры же жить! Для пользы. Для пользы человека и науки. Нет, все правильно, жил как надо, как хотел. И вот дождался. Тьфу, тьфу, тьфу, не сглазить бы».

Королев зажег свет, посмотрел на часы. Еще рано вставать. И снова навязчивые мысли, словно вгоняемые чьей-то недоброй волей, лезли в голову Королева: «Надо ли лететь человеку в космос или не надо? А вынесет ли человек перегрузки при старте, не сразит ли его невесомость в первые же десять минут полета? В космосе побывали животные, но достаточно ли этой проверки? А радиация?»

Сергей Павлович повернулся на бок, лег поудобнее.

В комнате стояла тишина, но не спалось. Вспомнилась недавняя дискуссия в Академии наук.

«Невесомость — смерть человеку», — упорствовали одни.

«Нет, она не страшна. Опыты с животными убедили нас в этом», — возражали другие.

«Не забывайте, полет человека — не полет собачек». Может случиться — ракета окажется непослушной и унесет смельчака».

«Ракетные системы отработаны, — отвечали специалисты. — Но, конечно, все может быть».

«Надежны ли системы спасения?»

«Не откажет ли при спуске тормозная двигательная установка?»

«А если произойдет разгерметизация кабины?»

«А солнечная и галактическая радиация?» И снова «если», «если», «если»...

Сергей Павлович привстал с кровати, потрогал рукой повлажневший лоб, словно пытаясь освободиться от навязчивых воспоминаний. Взглянул в окно. Звезды почти слились с небом, и только белесая луна еще маячила над тополями.

Он, Королев, мог отложить полет, с его мнением посчиталась бы Государственная комиссия. Мог, если бы в чем-то сомневался. Но у него сомнения не было...

«Нет, сделано все, что в человеческих силах, — решительно сказал он сам себе. — И даже больше. Ведь сотни людей вложили в подготовку полета свой ум, талант, энергию, нервы*.

Сергей Павлович встал и, не надевая ботинок, в одних носках пошел в рабочий кабинет взять что-либо почитать, иначе не уснуть. Любил читать перед сном. Луна освещала стол с лампой под зеленым абажуром, телефон, флаконы с чернилами.

Открыл дверь кабинета, зажег свет. Шагнул к книжному шкафу. Каждый раз, приезжая на космодром, Королев привозил с собой книгу или журнал и оставлял их тут.

На верхней полке стояли ленинские работы, и среди них — «Материализм и эмпириокритицизм». Этот философский труд Ленина Сергей Павлович любил больше всего, часто перечитывал, экземпляр имелся и в домашней библиотеке конструктора. Ленинские слова, посвященные новейшим открытиям физики, защите диалектического и исторического материализма, не переставали восхищать Королева, в них он черпал уверенность в правильности выбранного пути. Сергей Павлович учился у Ленина стойкости, воспитанию в себе бойцовских качеств. Главный любил повторять слова Ленина: «Ум человеческий открыл много диковинного в природе и откроет еще больше, увеличивая тем свою власть над ней». На следующей полке томики Шолохова, Достоевского, Аксакова, Лермонтова...

Сергей Павлович протянул руку к томику Сергея Есенина. Наугад раскрыл его и с наслаждением прочитал не раз читанные строки:

Но и тогда,
Когда во всей планете
Пройдет вражда племен,
Исчезнет ложь и грусть, —
Я буду воспевать всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким «Русь».

...Телефонный звонок отвлек его.

— Да, Королев, — устало ответил он. — Просил, просил, — и, энергично пододвинув к себе стул, стал говорить: — Разбудил, Нина? Нет? Ну вот и хорошо. Как самочувствие? У меня превосходное. Да нет, спал... Не буду обманывать — три-четыре часа обязательно. Потом отосплюсь, — заканчивая разговор, попросил: — Пожелай нам ни пуха ни пера!..

Отодвинул штору. В соседнем домике тоже светилось окно. «Нет, видимо, не уснуть», — подумал Королев. Вернулся в спальню, обулся, надел пиджак, набрал номер председателя Государственной комиссии.

— Не спишь, Константин Николаевич? Я так и думал. Какой уж там сон... Скоро пять... С удовольствием.

Сергей Павлович вышел из дома и сел на скамейку, поджидая К. Н. Руднева. Ночь медленно отступала, освобождая место утру. Но еще ярко горел среди звезд Сириус, четко выделялись на небе ковши Большой и Малой Медведиц, таял след Млечного Пути. Ближе к горизонту уже появилась утренняя красавица — Венера. Сергей Павлович смотрел на звездный мир, не в силах оторвать взгляда.

«Вот также миллионы лет назад над землей светились звезды, — подумал Королев. — И наши далекие предки никогда не жили только одной мыслью, чем накормить себя, а и робкой, с веками усиливающейся жаждой познания окружающего мира, им близкого и непонятного. Самые разумные размышляли, глядя на небо. Наверное, думали: почему солнце питает их светом и теплом, откуда появляется Луна, приходящая на смену дневному светилу, куда исчезают мерцающие в ночи звезды и созвездия, чем-то напоминающие очертания животных, рыб и человека. Нет, звездное небо всегда интересовало и тревожило человека младенческого периода, часто пугало. Рождались легенды и мифы, светлые и мрачные, — плод первых раздумий. А Лукиан Самосатский, его фантастические рассказы про полеты на Луну. Восемнадцать веков назад великий грек замахнулся на Луну. Не чудо ли? Дерзновенная мечта людей познать, что там, в небе, послала к Солнцу легендарного Икара. Потом пылали костры инквизиции, сжигая передовую мысль».

...В небе мелькнула падающая звезда, оставляя белесый след, и отвлекла Королева от мыслей. Руднев еще не появился, и Сергей Павлович пошел по тропинке мимо молодых тополей, но остановился, снова будто привороженный засмотрелся на небо. Начал было «путешествовать» по нему, опять задумался. «Есть ли логическая связь между геоцентрическим мировоззрением и сегодняшним? Между мифами Древней Греции и идеями Галилея, Джордано Бруно и Николая Коперника, Иоганна Кеплера и Исаака Ньютона, Михаила Ломоносова? Конечно, есть. Как есть незримая нить, протянувшаяся от них к Константину Циолковскому, Альберту Эйнштейну. Да, далекое и близкое человечества неразрывно накрепко связано с настоящим, сегодняшним и завтрашним днем». Показался Руднев.

— Ночь-то какая!

— Да. Прекрасная. Я вот пока ждал вас, любовался звездами.

— Как-то недавно читал воспоминания Надежды Константиновны Крупской о Ленине. Не знал, что Ильич любил смотреть на звезды.

Помолчали, вспомнили свою совместную работу в НИИ, не сговариваясь, взглянули на третий домик, что стоял недалеко. В нем по желанию С. П. Королева космонавты проводили предполетную ночь.

— Не спят, — обронил председатель.

— Не могут.

— Пойдемте к ним.

Сергей Павлович и Константин Николаевич обогнули цветочную клумбу, остановились возле домика.

На крыльце С. П. Королева и К. Н. Руднева встретили Е. А. Карпов и Н. П. Каманин.

— Спали хорошо, все параметры в норме, — доложил Евгений Анатольевич. — Через полчаса — сейчас без пятнадцати минут пять — будем поднимать. Потом спортивная гимнастика, завтрак, кое-какие процедуры и выезд на одевание.

— Спасибо. Не будем вам мешать, — ответил Королев. — Встретимся в монтажном, в «гардеробной».

— Пора и нам, Сергей Павлович, — напомнил Руднев. — В шесть заседание Государственной комиссии.

Королев и Руднев пошли в МИК.

В домике продолжали безмятежно спать Гагарин и Титов. Неяркий свет освещал круглый стол, раскрытый томик стихов Пушкина, газеты, цветы.

Карпов взглянул на часы. Стрелка приближалась к половине шестого.

— Пора?

— Да, — ответил генерал Каманин.

Евгений Анатольевич вместе с врачом вошли в комнату.

— Пора вставать, — негромко сказал Карпов. Гагарин поднялся так быстро, словно и не спал.

— Как спалось?

— Как учили, — рассмеялся летчик. Так же быстро поднялся с кровати и Герман Титов. После тщательного медицинского осмотра, проведенного группой медиков во главе с профессором В. И. Яздовским, Юрий Гагарин и Герман Титов по-космически позавтракали из специально изготовленных туб с пищей. И вот они уже в особом помещении — «космической гардеробной».

Тут их ждал конструктор «одежды» Г. И. Северин. ...Стерильная чистота, кругом только белый цвет. Космонавты проверили укрепленные на них телеметрические датчики, предназначенные для передачи на Землю данных о физиологическом состоянии. Потом началось надевание скафандров. Облачение в «космические доспехи» шло неторопливо. Все тщательно подгонялось. Поверх глубокого герметического скафандра — оранжевый комбинезон. Затем ботинки, перчатки. И наконец, гермошлем с прозрачным забралом, которое можно открывать и закрывать вручную и автоматически.

Появились Королев, Келдыш, Исаев. Главный окинул всех быстрым взглядом. Улыбнулся ободряюще.

— Через несколько минут, точно по графику, закончим одевание, — доложил ему Яздовский.

— Не забудьте подключить к скафандру вентиляцию, — напомнил Сергей Павлович, и, обратившись к Гагарину, спросил: — Как настроение, Юрий Алексеевич?

— Отличное, Сергей Павлович. Да вы не беспокойтесь, все будет хорошо!

С. П. Королев ничего не ответил, а отведя в сторону Е. А. Карпова и В. И. Яздовского, посмотрел им в глаза.

— Все нормально, Сергей Павлович, — почти шепотом ответил Карпов, — настроение — лучше не надо.

...Скафандры надеты. В дверях «гардеробной» появились веселые лица друзей летчиков. Кто-то крикнул:

— Автобус подан. Прошу к старту!