Все равно уйду на фронт!
Опасная обстановка сложилась для молодой Советской Республики осенью 1918 года на Южном фронте. Ударная сила контрреволюционеров — Донская белоказачья армия атамана Краснова упорно пыталась прорваться в центральные районы России. Белоказакам сначала помогала кайзеровская Германия, а затем Антанта. Жестокие бои кипели на рубежах Богучар — Поворино, Балашов — Камышин, под Царицыном. В связи с обострением положения на Южном фронте по призыву ЦК партии Московский комитет РКП (б) провел в октябре 1918 года мобилизацию коммунистов — ответственных партийных работников на Южный фронт. Среди мобилизованных был рабочий Мастерских тяжелой и осадной артиллерии (Мастяжарт), участник октябрьских боев в Москве в 1917 году, член Московского комитета партии и исполкома Моссовета Никита Сергеевич Туляков.
В Козлове, где находился штаб Южного фронта, всю группу посланцев советской столицы принял член Реввоенсовета Константин [6] Александрович Мехоношин. Он ознакомил прибывших с положением на фронте. И всем стало понятно, что в сложившейся обстановке нет задачи важней, чем сплотить бойцов, укрепить их дух, обеспечить создание крепких частей, добиться высокой боеспособности всех формирований.
— Мы высоко ценим, — отметил Мехоношин, — что Москва произвела, пожалуй, самую большую из бывших до сих пор мобилизацию членов партии, ее ответственных работников именно на наш фронт. Это позволяет нам направить вас, товарищи москвичи, комиссарами и политруками во многие воинские соединения, части и отдельные отряды.
Когда началось конкретное распределение людей по частям, Константин Александрович сказал Тулякову:
— Нам известно, что вы проявили себя как организатор, говорят, даже как очень способный организатор. Поэтому на вас возлагается работа именно такого рода — будете военно-политическим инспектором по организации военно-заградительных отрядов Южного фронта. Задачи этих отрядов: оказывать сопротивление белоказачьим налетам на города и села в тылу Красной Армии и бороться с дезертирством, подавлять кулацкие выступления, организовывать Советскую власть в освобожденных районах. Вам ясно?
— Вполне ясно, — ответил Туляков. — А как с кадрами? Дадите?
— Основное ядро сколотим из красноармейцев, оформим это приказом Реввоенсовета. [7]
Начальников отрядов и политруков выделим из вашей группы москвичей и из группы петроградских товарищей, которые тоже прибывают к нам. А вот остальных бойцов надо будет вербовать на местах формирования отрядов, в первую очередь из рабочих и беднейших крестьян — членов партии.
— А беспартийных можно брать?
— Можно, но по рекомендации местных партийных организаций или двух коммунистов...
В самые сжатые сроки Туляков организовал штаб военно-заградительных отрядов фронта. Разместился он в Козлове (ныне Мичуринск) в здании бывшего кафе «Чашка чаю». Затем занялся распределением сил, отправил людей в места формирования отрядов.
В один из ненастных дней конца осени вместе со своим заместителем Шибаловым, начальником штаба Потемкиным и комендантом штаба Простокишиным Никита Сергеевич обсуждал обстановку на фронте. Самым трудным участком в то время было борисоглебское направление, где значительно усилились атаки белоказачьих войск, стремившихся захватить железнодорожный узел Поворино, откуда шли линии на Царицын (ныне Волгоград), Липецк, Балашов, Лиски (ныне Георгиу-Деж) и город Борисоглебск. Заградотряды этого направления вели тяжелые бои в районе селения Нижние Корочаны.
— Нужны подкрепления, — заметил Шибалов. — Сюда надо отправить отряд, который мы формируем нынче. [8]
— Дались казакам эти Нижние Корочаны! Все лезут и лезут, — сокрушался Простокишин.
— Ну, это понятно, — ответил Потемкин. — Они потому так рвутся, что оттуда по Борисоглебску ударить сподручно. Позиции там для этого хороши!
— Верно! — поддержал своего начальника штаба Туляков. — И новые отряды надо готовить быстрее — фронт ждать не может...
В этот момент в комнате штаба открылась дверь и на пороге появился ясноглазый вихрастый парень в черной кожаной тужурке. Молодой рабочий с завода Гужона, он начал воевать с красновцами в рядах Московской особой сводной советской бригады, прибывшей на фронт летом 1918 года. Отличился в бою и получил в награду за храбрость кожаное обмундирование. Затем был ранен, вернулся в строй и теперь помогал Тулякову формировать отряды.
— Чего тебе, Федор? — спросил Туляков.
— Да вот, просится к вам доброволец... Девка, и такая чудная — во все мужское одета. Спрашиваю, кто такая, — молчит. Чуть не ревет, да твердит: веди, мол, к комиссару, и все!
— Пусть войдет.
Федор посторонился и пропустил из коридора крепкого на вид подростка в потертой тужурке железнодорожника, туго перепоясанной широким ремнем, в путейской заношенной фуражке и в больших растоптанных сапогах. Он сделал два шага по комнате, остановился и снял фуражку.
Наступило молчание. Чуть наклонив коротко [9] остриженную темно-русую голову, девушка-подросток с надеждой смотрела на Туликова, и только ее пальцы, теребившие козырек, выдавали сильное волнение.
— Тебя кто обидел, дочка? — сочувственно спросил Никита Сергеевич. — Ну, не молчи же, раз пришла.
Она глубоко вздохнула и решительно заявила:
— Запишите в Красную Армию!
— Погоди, погоди, успокойся. Скажи нам: как тебя звать, сколько лет, откуда ты?
— Звать — Новикова Аня... Анна Ивановна то есть, лет — шестнадцать, сама из деревни Гостеевка Изосимовской волости Козловского уезда Тамбовской губернии...
— В армию хочешь?.. А отец твой что скажет?
— Нет у меня больше отца, — дрогнул голос девушки. — Был в Гостеевке батраком, после на станцию Кочетовка перебрался, рабочим на железную дорогу. Ну а потом вернулся в Гостеевку, активистом комитета бедноты стал. За это, за комбед, его кулачье убило... Как звери дикие...
Аня проглотила комок в горле и хрипловатым, но твердым голосом продолжила:
— Вот я косы обрезала, сапоги его да одежду надела — и к вам. Запишите в Красную Армию!
— Ну а мать как посмотрит? Мать-то у тебя есть?
— Мать согласна...
— А про РКСМ слыхала? Может, тебе лучше пока в союз молодежи вступить, там поработать? [10]
— Я в Гостеевке первой в союз записалась, — с достоинством ответила Аня, — теперь ячейка мое решение одобрила. Зачислите красноармейцем!
Тулякову понравилась настойчивость девушки, но брать ее в армию он не решался — молода больно. (Кстати сказать, не знал тогда Никита Сергеевич, что Аня еще и прибавила себе целый год — она родилась 25 ноября 1903 года{1}, так что как раз в те дни ей исполнилось только 15 лет.) Правда, во время октябрьских боев 1917 года в Москве повидал он много храбрых подростков, которые сражались с юнкерами не хуже взрослых рабочих. Вот когда он с Простокишиным и другими товарищами своими штурмовал одну из главных крепостей московских белогвардейцев — Алекссевское военное училище, рядом дрались отряды Благуше-Лефортовского, Басманного и Рогожско-Симоновского союзов рабочей молодежи. Там полно было таких орлят! И все-таки — совсем еще подросток, а дело военное, чего доброго, убьют... Да и главное — девушка ведь. Попадет в руки к белякам — страшно подумать, что они с ней сделают!
И Туляков стал отговаривать Аню, рассказывал, что творят белобандиты с захваченными в плен красноармейцами. Даже ему, много повидавшему тяжелого, нелегко было описывать эти зверства, но девушка твердо стояла на своем.
— Раз мать разрешила, все равно уйду на фронт, никто не удержит!
Тогда Туляков как будто сдался.
— Ладно, — сказал он деловито. — Есть [11] общее правило. Принесешь две рекомендации от членов партии, тогда и продолжим разговор. А теперь иди.
— Принесу, — лаконично пообещала Новикова и быстро направилась к двери.
Когда она вышла, все переглянулись: вот упорная!
— Жаль, что девка, — вздохнул Шибалов. — А то добрый боец мог бы получиться!
— А вы не скажите, — вмешался Федор. — Из ихней сестры тоже такие рубаки бывают... Вот на нашем фронте под станцией Панфилово был красногвардейский отряд из местных жителей. Командовал им Доценко — балтийский матрос, Зимний брал, а заместителем у него — тоже Доценко, его жена. Василисой прозвали, в честь партизанки 1812 года. Так она и стрелок хоть куда, и в седле как влитая, и рубила с потягом. А храбрая! Белоказаки, ей-богу, боялись с ней в бою встречаться, говорили: «С Василисой драться нельзя, разрубит до пупа...» Этот отряд в дивизию Киквидзе вошел.
— Хватит, Федор, агитировать. Видать, понравилась тебе девушка, — усмехнулся Туляков. — А нам надо решать дела поважнее. Так что будем делать под Нижними Корочанами?..
Туляков надеялся, что Аня из Гостеевки не достанет необходимых рекомендаций от членов партии. Но не прошло и двух дней, как она явилась снова — и не только с бумагами от партийцев, она принесла решение сельской ячейки комсомола о направлении ее на фронт и заявление матери о согласии на вступление Ани в Красную Армию. [12]
— Хватит вам этого, чтобы я стала красноармейцем? — с надеждой сказала девушка, выкладывая в штабе бумаги на стол.
Туляков снова попытался отговорить ее — молода еще, трудно придется, физически тяжело...
Но эти доводы не произвели на девушку никакого впечатления — она и слушать ничего не хотела! Спокойно и обстоятельно она объясняла, что с малых лет приучена к тяжелой работе — и пахать, и косить, и дрова рубить. Умеет с лошадьми управляться, верхом ездит не хуже ребят... А что касается возраста, то это и вовсе не беда: придет время — постареет!
И Туляков сдался:
— Ну и упорная же ты. Нам нужны такие.
Аня улыбнулась счастливая. И на щеках ее показались две ямочки.
Новикову зачислили в заградительный отряд. Но для себя военно-политический инспектор решил: все-таки держать ее подальше от самого пекла, может быть, приспособить по санитарной части.
Аня об этих мыслях не знала (а если и знала бы, это все равно ничего не изменило) и с первого дня пребывания в отряде старательно принялась изучать оружие. Вездесущий Федор притащил ей откуда-то кавалерийский карабин — покороче и полегче обыкновенной винтовки — и сам же взялся объяснять его устройство. Новенькая так быстро все постигла, что Федор даже удивился.
— Я, вообще, к технике способная, — заметила [13] Аня. — Так мне отец говорил. Он, когда работал в Кочетовке, мне все растолковывал: и про паровозы, и про вагоны, и как стрелки переводят...
Особый интерес вызвал у девушки станковый пулемет «максим».
— Могучая машинка, — заметил по этому поводу Федор. — 300, а то и все 500 пуль в минуту выпускает! Столько, сколько сразу целых полсотни стрелков из винтовки. Но это, брат, не винтовка. Если хочешь, чтобы тебе все хорошенько растолковали, пойду попрошу это сделать Толокнова.
Командир пулеметного расчета, бывалый солдат Толокнов, охотно согласился помочь. С его помощью девушка выяснила, как первый номер пулеметного расчета ведет огонь, второй — подает ленту, третий — набивает ее патронами. Ане даже разрешили самой немного пострелять из «максима».
— Ну что, записалась к нам в «Чашку чаю», теперь учишься ставить «самовар»? — как всегда, балагурил Федор. Нередко в армии это грозное оружие любовно называли «максимкой», иногда «максимычем», но Федор предпочитал говорить «самовар» или «самоварчик», шутливо объясняя, что делали его в Туле, а в кожух заливают воду:
— И дуй, пока не закипит!
— Ах, елки-палки, — вставила свое любимое присловие Аня. — И вправду, «самоварчик»!
Ей понравилось это сравнение. И если сказать откровенно, молодому добровольцу, вообще, все нравилось в бывалом бойце Федоре: [14] и как он ловко обращался с оружием, и как за словом в карман не лез, и даже как лихо носил набекрень фуражку на вихрастой своей голове.
Прошло дней десять. Однажды утром бойцов подняли по тревоге. Под Борисоглебском белоказакам удалось потеснить красные части, занять три больших села — Макарово, Троицкое и Красненькое. В штабе фронта Тулякову приказали срочно выступить на подмогу с вновь сформированным отрядом.
Бойцы быстро снарядились и отправились на погрузку в железнодорожный эшелон. Увидев Аню с ее карабином на ремне, Туляков коротко приказал:
— Останешься при штабе!
Занятый отправкой, Никита Сергеевич не видел, как боец Новикова нарушила приказ и проскользнула вместе с другими в теплушку.