Содержание
«Военная Литература»
Биографии

Вокруг света на «Витязе»

«В море — значит дома».
С. О. Макаров

Практическая эскадра Балтийского моря бороздила свинцовые волны Балтики, разыгрывая «бои» с воображаемым противником.

В этой летней учебной кампании 1885 года участвовал капитан первого ранга С. О. Макаров, командовавший броненосным фрегатом «Князь Пожарский»{52}. Боевой командир, организатор и участник лихих минных атак на Черном море, Макаров лучше других понимал значение четких, предельно быстрых, слаженных и инициативных действий экипажа корабля в боевой обстановке. Одним из первых Макаров начал проводить в жизнь тактические принципы, разработанные для броненосного флота адмиралом Г. И. Бутаковым.

К концу кампании экипаж фрегата представлял собой дружный, хорошо слаженный коллектив, готовый ко всяким неожиданностям боевой обстановки. Корабль изготавливался к бою молниеносно.

Макаров был твердым и требовательным, но вместе с тем внимательным к нуждам личного состава, гуманным командиром. Он быстро завоевал уважение и любовь всей команды корабля.

Короткий период командования крупным боевым кораблем не прошел бесследно не только для команды, но и для самого Макарова, а также и для всего флота. По окончании учебной кампании Макаров составил обширную докладную записку, в которой, суммируя опыт, приобретенный на «Пожарском», предлагал детальный и обстоятельный план приведения военного корабля в боевую готовность в минимальный срок. Многое из этой записки попало впоследствии в инструкции и уставные положения.

В ту пору, когда практическая эскадра, а вместе с нею и фрегат «Князь Пожарский» находились еще в море, на стапелях одной из петербургских верфей уже строился корвет «Витязь», предназначавшийся для кругосветного плавания. 17 сентября 1885 года командиром этого корабля был назначен С. О. Макаров.

Начавшиеся в первом десятилетии XIX века кругосветные плавания русских военных кораблей явились лучшей школой для военных моряков.

Длительное плавание в незнакомых океанских просторах, борьба со штормами, ураганами и другими многочисленными опасностями, подстерегавшими парусный корабль на каждом шагу, воспитывали в экипаже то спокойное мужество, сплоченность и высокое профессиональное воинское мастерство, которое отличало русских моряков — героев Наварина, Синопа и Севастополя.

Главной целью кругосветных экспедиций была доставка грузов Российско-американской компании, то есть обеспечение всем необходимым русских портов и поселений на Дальнем Востоке, Камчатке и Аляске.

Исследовательских задач перед кругосветными плаваниями, как правило, не ставилось и в связи с этим денег на закупку специального оборудования для научных работ не отпускалось. Зачастую близорукое царское правительство даже препятствовало инициативе многих командиров кораблей, пытавшихся целесообразно использовать дальние плавания в научных целях. Характерным примером в этом отношении является история открытия в 1849 году замечательным русским моряком-патриотом Г. И. Невельским прохода между островом Сахалин и побережьем материка. Это открытие опровергло ошибочное мнение иностранных авторитетов во главе с Лаперузом, утверждавшим, что Сахалин является полуостровом.

Несмотря на международное значение сделанного Невельским географического открытия, он едва не был разжалован в солдаты за то, что нарушил инструкцию штаба флота, предписывавшую ему прекратить поиски устья Амура.

В таких условиях поистине счастьем для науки оказалось то, что командирами русских военных кораблей, отправлявшихся в кругосветные и дальние плавания, в большинстве случаев были образованные, инициативные, талантливые и смелые офицеры.

Уже первые русские кругосветные мореплаватели — командиры парусных военных кораблей «Нева» и «Надежда» капитан-лейтенант И. Ф. Крузенштерн и Ю. Ф. Лисянский — обогатили географическую науку открытием, главным образом в Тихом океане, множества неизвестных островов, произвели обширные этнографические, океанографические и метеорологические исследования и наблюдения.

Следом за «Невой и «Надеждой» в дальние плавания отправились другие русские корабли. В период с 1803 по 1849 год русскими военными моряками было совершено более двадцати пяти кругосветных плаваний. Почти все они замечательны тем, что внесли как в географию, так и в науку о море — океанографию и гидрографию — ценные вклады. Об открытиях русских моряков заговорили во всем мире. По описаниям морей, островов, материковых берегов и условий плавания, составленным русскими, были исправлены или заново написаны лоции{53} во всех морских странах.

В 1815 году отправился в кругосветное плавание на небольшом парусном корабле «Рюрик» лейтенант О. Е. Коцебу{54}. Корабль побывал и у берегов Северной Америки и в южных районах Тихого океана. Это путешествие закончилось в 1818 году и по своим научным результатам оказалось одним из самых замечательных русских кругосветных плаваний.

Коцебу открыл и обследовал в Тихом океане триста девяносто девять островов. В результате плавания были даны точные описания многих берегов, в том числе берегов Берингова моря.

Программа научных работ, выполненных экипажем «Рюрика», затрагивала все важнейшие вопросы метеорологии, гидрологии и гидрографии.

Высокая же штурманская подготовка русских офицеров позволила им в ряде случаев дать более точные астрономические определения координат островов, открытых английскими мореплавателями, в частности Джемсом Куком.

Пример «Рюрика» и последующее плавание Коцебу на шлюпе «Предприятие» послужили впоследствии для Макарова образцом научной и исследовательской работы.

Макаров, изучавший кругосветные плавания русских моряков, очень высоко оценил результаты экспедиции Коцебу на «Рюрике» в 1815 -1818 гг.

«...Хотя современный крейсер{55} и превосходит в 60 раз во всех отношениях корабль бессмертного Коцебу, — писал Макаров в своем труде «Витязь» и Тихий океан», — мы не можем рассчитывать, чтобы он во столько же раз больше привез научных исследований». «Сила не в силе, — сила в любви к делу», и нет прибора, которым можно было бы измерить эту силу, так как она неизмерима.

Будущим морякам предстоит плавать не с теми кораблями и не с теми средствами, но можно пожелать, чтобы в них была та же любовь к изучению природы. Любовь эта поможет им быть достойными исследователями знаменитых капитанов начала нынешнего столетия»{56}.

Особенно высоко оценивал Макаров деятельность русского академика Э. X. Ленца{57}, сопровождавшего Коцебу во втором его плавании на шлюпе «Предприятие». «Наблюдения Ленца, — отмечает Макаров, — не только первые в хронологическом отношении, но первые и в качественном, и я ставлю их выше своих наблюдений и наблюдений «Челленджера»{58}.

Всегда интересовавшийся исследованиями полярных стран, Макаров высоко оценил результаты блестяще выполненной русскими моряками Ф. Ф. Беллинсгаузеном и М. П. Лазаревым экспедиции в Антарктику, завершившейся открытием Антарктиды, шестой части света, материка, превосходящего по своим размерам Европу.

По продолжительности пребывания в высокоширотных районах эта русская экспедиция не имеет себе равных. Плавание продолжалось в общей сложности 751 день, из них ходовых дней было 527. Подсчитано, что всего шлюпы прошли 86 475 верст, т. е. расстояние, в 2¼ раза превышающее длину экватора. Научные результаты экспедиции ставят ее наравне с самыми выдающимися плаваниями, известными в истории.

Внимание Макарова привлекли также результаты наблюдений ученого моряка, одного из основателей Русского географического общества — Ф. П. Врангеля, который в 1825–1827 гг. на транспорте «Кроткий» совершил свое второе кругосветное плавание. «...Врангель — известный своими знаменитыми путешествиями по льду в Северном Ледовитом океане, — писал Макаров, — есть первый из командиров, который ввел у себя на корабле правильные наблюдения над температурой моря; он наблюдал температуру воды в полдень и в полночь». Отмечая, что Врангель вел научную работу на корабле по собственному почину, Макаров пишет: «В каждом деле великую заслугу составляет лишь первый почин».

Смелость и инициатива замечательных русских моряков больше всего привлекали Макарова, были ему по душе. Их действия Макаров рассматривал как образец того, как ему самому следует вести наблюдения. Недаром, готовясь к выходу в кругосветное плавание на «Витязе», Макаров внимательно изучал результаты плаваний своих предшественников и восхищался ими: «Имена Крузенштерна{59}, Лисянского{60}, Сарычева{61}, Головнина{62}, Коцебу, Беллинсгаузена{63}, Врангеля и Литке{64}, — писал он, — перейдут в грядущие поколения. На утлых кораблях совершали наши ученые моряки свои смелые путешествия и, пересекая океаны по разным направлениям, отыскивали и изучали новые, еще неизвестные страны. Описи, съемки, которые они сделали, и по сие время служат для руководства мореплавателям, и наставления их цитируются лоциями всех наций».

Вполне вероятно, что мысль заняться научной работой и исследованиями на «Витязе» возникла у Макарова еще до выхода в плавание и что он заблаговременно, и исподволь готовился к своей будущей деятельности.

Можно также предполагать, что в ряду других причин перспектива разрешить ряд океанографических и гидрологических вопросов, занимавших Макарова еще со времени командования «Таманью» на Босфоре, была одним из мотивов, по которым Макаров охотно отправился в длительное и тяжелое плавание.

Восьмидесятые годы XIX столетия представляли собой время разнузданной реакции. Научные исследования, в особенности в области естественных наук, царское правительство расценивало чуть ли не как крамолу, а с представителями передовой науки вело открытую борьбу. Особенно худую славу стяжали в эту мрачную пору министры Д. А. Толстой и И. Д. Делянов.

Реакция коснулась императорского военного флота. В морском министерстве легко одержало победу мнение, что изучение моря отрывает моряков от их прямых обязанностей держать военный корабль в боевой исправности.

Под этими словами скрывалось опасение, что экипажи кораблей, занимающиеся научными исследованиями, представляют благоприятную почву для развития революционных настроений, ибо царское правительство уже не раз убеждалось в том, что передовая наука всегда шла рука об руку с революционным движением.

Макаров, возражая против такого нелепого мнения, приводил в пример фрегат «Аврору», плававший в 1853–1856 гг. на Дальнем Востоке под командой капитан-лейтенанта Изыльметьева. Метеорологические наблюдения велись здесь с исключительной добросовестностью, и это отнюдь не помешало экипажу «Авроры» проявить замечательное мужество в 1854 году, во время военных действий при обороне Петропавловска-на-Камчатке. В эти дни в метеорологический журнал была внесена следующая красноречивая запись: «С 20 августа по 1 сентября метеорологических наблюдений не производилось по случаю военных действий».

«Для человека любознательного и одаренного, — повторял Макаров, — все интересно и все достойно его познания. Изучение же окружающей моряка стихии не только не вредит военному назначению судов, но, напротив, пробуждая мысль, отрывает людей от рутины судовой жизни».

Макарову вовсе не был присущ формализм тех наблюдателей, для которых важнее всего заполнение во что бы то ни стало графы наблюдения цифрой, хотя бы и приблизительной. «Главное правило, которого следует держаться, — писал он в своем труде «Витязь» и Тихий океан», — заключается в правдивости записей. Необходимо совершенно отказаться от всяких предвзятых мыслей и вносить в журнал только действительные цифры показаний инструментов. Если наблюдения не сделаны, то следует оставить пустое место, но ни в коем случае не вносить предполагаемой величины. Пропуски в наблюдениях не составляют важного недостатка, но непростительно заполнять пустые места воображаемыми величинами. В одном журнале я встретил запись, замечательную по своей поучительности и принадлежащую давно уже, к сожалению, вышедшему в отставку штурманскому офицеру Вудрину, который отметил: «Пишем, что наблюдаем, а чего не наблюдаем, того не пишем». Слова эти стоят, чтобы их вывесить на поучение молодежи в каждой штурманской рубке. Командиры не должны ставить наблюдателям в вину случайные пропуски. Всякое наблюдение, как бы тщательно оно ни было сделано, имеет только известную степень точности, а потому во всех случаях, когда можно вывести величины возможных неправильностей в показаниях инструментов, полезно их указать. Указания на возможную неточность наблюдений не только не уменьшают доверия к цифрам, но, напротив, увеличат его, ибо наименее достоверные наблюдения те, о точности которых совершенно нельзя судить».

Все же «Витязю» министерством была поставлена только одна задача: усовершенствовать морскую подготовку личного состава корабля. Средств на научную работу казной отпущено не было. Макаров, стараясь помочь делу, горячо пропагандировал необходимость и пользу научных наблюдений на корабле и нашел горячих сторонников. Весь офицерский состав «Витязя» и несколько унтер-офицеров с увлечением помогали ему в продолжение всего плаваний, длившегося 993 дня. Сам Макаров не упускал ни самого случая собрать материал или исследовать интересное физико-географическое явление.

Подобно многим своим предшественникам, Макаров по собственной инициативе, на свой риск и страх проделал огромную исследовательскую работу, которой и знаменито плавание «Витязя». Измерительные приборы приходилось изобретать и мастерить из подручных материалов, а иногда и покупать на собственные средства.

Время перед выходом в плавание было, как и всегда, заполнено у Макарова множеством дел.

Он читал лекции по гидрологии в Кронштадтском морском собрании и в Географическом обществе в Петербурге, измерял течение Невы на различных глубинах{65}. В это же время он закончил две работы: «Подогревание воды в котлах миноносок и паровых катеров и о скором разведении пара» и «В защиту старых броненосцев», разработал эжектор{66} новой конструкции, сконструировал шлюпбалку для подъема паровых катеров, вел переписку с пароходными компаниями, заинтересовавшимися изобретенным им пластырем для заделки пробоин на судах, и т. д.

Но главным делом Макарова был, конечно, корвет «Витязь» и подготовка его к плаванию. Он часто посещал Франко-русский завод, где строился корабль, вникал во все детали постройки и подолгу беседовал с его строителем, замечательным русским самоучкой инженером П. А. Титовым. Ответственность и трудность работы Титова усугублялась тем обстоятельством, что «Витязь» был первым русским кораблем, построенным не из железа, а из судостроительной стали. Титову пришлось самому изыскивать технические приемы, связанные с ее обработкой, в особенности горячей. И тем не менее Титов, не окончивший даже сельской школы, вполне успешно справился с задачей и выстроил превосходный корабль. Во время кругосветного плавания на «Витязе» Макаров не раз убеждался в высоких качествах корабля и в поразительной верности глаза Титова. Академик А. Н. Крылов, в молодости хорошо знавший Титова, в статье, посвященной ему, замечает: «Назначая размеры отдельных частей якорного или буксирного устройства, или шлюпбалок, или подкреплений под орудия, Титов никогда не заглядывал ни в какие справочники, стоявшие на полке в его кабинете, и, само собой разумеется, не делал, да и не умел делать, никаких расчетов. Расчеты Титов назначал на глаз»{67}. Помимо корветов «Витязь» и «Рында», Титову была поручена постройка мощных эскадренных броненосцев «Наварин» и «Император Николай I».

Командуя «Витязем», Макаров ввел ряд собственных оригинальных усовершенствований на корабле.

Перед уходом в плавание Степан Осипович навестил жену и детей{68}, гостивших у родственников в имении близ города Ливны Орловской губернии. Возвратившись в Петербург, он сделал в дневнике следующую запись: «Как ни грустно расставаться, тем не менее как для меня, так и для жены это необходимо. Во-первых, этого требуют финансы, крайне расхлябавшиеся, во-вторых, я не умею разделяться на две части. Приехал домой — пусто».

Однако вряд ли только «расхлябавшиеся» финансы или необходимость пройти стажировку в качестве командира корабля первого ранга для получения чина контр-адмирала могли заставить Макарова отправиться в плавание. «Я не умею разделяться на две части» — вот подлинная причина принятого Макаровым решения, ибо настоящей его жизнью, его истинным призванием было море, а не дом.

Несомненно, Макаров отправился в трехлетнее плавание потому, что это было прежде всего интересное плавание, от которого не отказался бы ни один настоящий моряк. Тем более доволен был Степан Осипович своим новым назначением, что оно предоставляло ему широкие возможности для научной работы, которой лучше и свободнее было заниматься в море, а не в условиях «дома» — России восьмидесятых годов.

Письмо Макарова к жене, посланное им незадолго до возвращения «Витязя» на родину, яркое свидетельство того, как чувствовал себя Макаров на берегу, в сутолоке петербургской неспокойной жизни. «Я этого приезда в Петербург, — писал он, — боюсь, как чего-то очень тяжелого. Страшно подумать о том, что вновь начнется бесконечная вереница визитов, обязательств и пр. и пр.!»

31 августа 1886 года «Витязь» вышел из Кронштадта в дальнее плавание в Тихий океан вокруг Америки через Магелланов пролив. Обратно возвращался он через Суэцкий канал.

«Витязь» следовал по следующему маршруту: Кронштадт, Киль, Гетеборг, Портсмут, Брест, Эль-Ферроль (Испания), Лиссабон, остров Мадейра и Портопрайз на островах Зеленого Мыса. 20 ноября корабль вошел в гавань Рио-де-Жанейро. Благополучно пройдя Магелланов пролив, «Витязь» 6 января 1887 года был в Вальпараисо, а затем пересек Тихий океан в направлении на Иокогаму.

По пути русские моряки посетили Маркизовы и Сандвичевы острова.

В Японии корабль пробыл несколько месяцев. Здесь «Витязь» вошел в состав Тихоокеанской эскадры вице-адмирала Шмидта, плававшей у берегов Японии. 8 июня 1887 года экипаж вступил на русскую землю — корабль пришел во Владивосток. В середине ноября «Витязь» отделился от эскадры, находившейся во Владивостоке, и, получив срочное задание, ушел в продолжительное и опасное в это время года плавание. Необходимо было, на случаи «разрыва с морской державой», осмотреть малопосещаемые дальневосточные порты и выяснить возможность использования их в качестве стоянок для кораблей Тихоокеанского флота. На выполнение этой задачи у Макарова ушло полгода Обстоятельные отчеты, представленные им в морское министерство, легли в основу планов многих строительных работ военного характера, предпринятых впоследствии на Дальнем Востоке.

Попутно Макаров произвел морскую съемку нескольких бухт. Выполнив еще ряд ответственных поручений, посетив Петропавловск, острова Беринга и остров Медный, Макаров 28 августа отправился в русские северные порты с грузом продовольствия. Два сильнейших шторма пришлось выдержать кораблю в Охотском море. Во время одного из них волной, перекатившейся через корабль, сорвало и унесло катер. Целый месяц стоял «Витязь» во Владивостоке и столько же в Иокогаме, исправляя повреждения.

В Россию корвет отправился другим путем: через Индийский океан, Красное море, Суэцкий канал и Средиземное море. По пути заходили в Гонконг, Пан-Ранг, Сайгон, Сингапур, на Суматру, в Коломбо, Аден, Суэц, Пирей, Мальту, Алжир, Гибралтар, Кадикс, Шербур и Копенгаген.

20 мая 1889 года корвет отдал якорь на Большом Кронштадтском рейде. Поход «Витязя» продолжался 993 дня, из них собственно на плавание ушло 526 дней и на стоянки 467 дней.

Сколько стран и морей, сколько разных климатических поясов и районов были объектом наблюдений и изучения командира «Витязя» и его помощников! И ни одно из этих наблюдений не пропало, все они были тщательно проанализированы и составили содержание капитального труда «Витязь» и Тихий океан».

На протяжении своего почти трехлетнего плавания на «Витязе» русские моряки побывали в десятках портов, познакомились с иноземными обычаями и природой, дважды пересекли экватор, испытали тропическую жару в Атлантическом и Тихом океанах и холод осенних ночей в Охотском море, боролись со штормами и ураганами, наблюдали интересные и необычайные явления природы. Обо всем этом можно было бы написать живую, увлекательную книгу.

В течение всего длительного пребывания в море Макаров проявляет особенный интерес к конструкции корабля и в самых различных условиях тщательно изучает его мореходные качества. При этом он приходит к выводу, что если ход «Витязя», как парового корабля, не совсем оправдал ожидания, то как парусный корабль он оказался превосходным.

«...В тех обстоятельствах, в которых корвет испытывался, — читаем мы в рапорте Макарова от 4 сентября 1886 года, — он обнаружил бесподобные парусные качества, и можно надеяться, что он в состоянии будет отлично делать парусные переходы»{69}.

Еще почти в самом начале плавания, на пути из Бреста в Лиссабон, «Витязь» получил серьезное штормовое крещение. Западный ветер, отходя то к югу, то к северу, утром 13 октября достиг силы урагана. Даже при весьма малом ходе корвет начал черпать воду носом и бортами. «Анемометр, — доносит Макаров, — установленный на клотике бизань-мачты, показывал на порывах скорость 46 метров в секунду, что соответствует 12 баллам. Высота волны 33 фута»{70}.

В первом испанском порту, куда прибыл «Витязь» после перенесенного жестокого шторма, Макаров тотчас же вместе с исправлением повреждений вводит на корабле ряд новшеств и улучшений. Чтобы на верхней палубе не задерживалось много воды, Макаров своими средствами изготовляет приспособления для герметического задраивания люков и, кроме того, изыскивает меры, чтобы можно было, несмотря ни на какую погоду, иметь машинный люк открытым.

Посвящая свой труд «Витязь» и Тихий океан» в основном только научным работам, Макаров, вероятно, предполагал в следующей книге рассказать о жизни и быте моряков во время плавания, описать страны, города, порты и острова, которые посетил «Витязь». Известно, что Макаров вел в плавании подробный дневник, в который заносил, помимо результатов научной работы, все то, что привлекало его внимание. Делал такие записи Макаров хорошо, точно и интересно. Однако этот дневник погиб, как предполагают, вместе с Макаровым на «Петропавловске».

Кое-что из наблюдений Макарова сохранилось лишь в его рапортах и донесениях, отправленных в Петербург с пути следования «Витязя». Правда, эти донесения, сообщающие больше о датах прихода и отхода корабля, о количестве сожженного угля, о том, сколько пройдено миль под парусами и сколько под парами, и т. д., лаконичны и сухи. Иногда, когда у Макарова оказывалось, по-видимому, больше свободного времени, он говорил и о своих наблюдениях. Например: из пункта Ачен (порт и город на острове Суматра), население которого вело постоянную борьбу с голландскими поработителями, Макаров пишет: «Как известно, остров Суматра далеко не умиротворен, и владения голландцев по преимуществу ограничиваются некоторыми прибрежными пунктами»{71}.

Далее Макаров говорит о том, что никто из европейцев не выходит за пределы оборонительной линии, то есть за пределы сплошного деревянного забора, протянувшегося на огромное расстояние. Для борьбы с повстанцами здесь находится до 4,5 тысяч голландских и туземных (с острова Ява) солдат. Временами, количество правительственных войск еще более увеличивается. Ачен — уже с давних пор наиболее опасный в Индонезии противник голландской колонизаторской политики. Начиная с середины XIX столетия, свободолюбивые аченцы, упорно сопротивляясь, ведут непримиримую борьбу с захватчиками, и голландское правительство не в силах сломить их дух.

Дошедшие до нас сведения о плавании «Витязя» отрывочны и случайны, но все же и они дают некоторое представление о тех впечатлениях, которые вынесли из путешествия русские люди. Об этом мы узнаем, в частности, из писем Макарова к жене.

Например, с острова Нукагива — самого большого из группы Маркизских островов{72}, Макаров писал жене: «Мы пришли сюда 22 февраля... Здесь мы наделали большого шуму. Я устроил народное гулянье, на которое пригласил весь народ. «Благородных», т. е. таких, которые ходят в галстуках, угощали на стульях, а остальных — на разостланном парусе. Все это в тени пальмового сада... Гулянье вышло прекрасное. Наши матросы отличались в танцах, каначки тоже танцевали. Вчера была охота, причем все жители подносили мне подарки, куски какой-то материи... Сегодня на корвете танцы, после чего мы уходим в море. Теперь в кают-компании завтракает король, и он, кажется, так уже напился, что пора отвести его на берег. Я нарочно не пошел туда завтракать, чтобы не стеснять его своим присутствием...

Таким образом, мы все четыре дня хорошо провели время с береговыми жителями и имели возможность ознакомиться с жизнью на островах»{73}.

Дружелюбное отношение русских моряков к туземному населению отмечали и сами жители островов. Они охотно и радостно встречали русских, быстро знакомились и завязывали дружбу с матросами.

Из Гонолулу, столицы Сандвичевых островов, Макаров пишет жене: «Тут все в садах, и все дома состоят из ряда веранд на все четыре стороны. Лица тут очень приятны. Я со своими офицерами представился королю Калякуэ. Вчера вечером тут была церемония поднесения флага стрелкам волонтерам, и мы присутствовали. Общество тут более американское, но и масса немцев... С этим письмом я посылаю тебе небольшую группу{74}, где канак и каначка показывают нашим матросам, как добывать огонь трением одного куска дерева о другой».

В Фу-Чоу моряки побывали в гостях у русских колонистов, которые занимались здесь заготовкой кирпичного чая. Трудно описать, говорит Макаров, радость встречи с земляками, заброшенными судьбой в далекий Китай.

С исключительным вниманием были встречены русские путешественники и в Сайгоне{75}.

Имели место во время плавания и курьезные происшествия. Морское министерство дало Макарову указание закупить в Сайгоне для смазки судовых механизмов касторовое масло, так как министерство располагало сведениями, что в Индо-Китае касторовое масло стоит очень дешево.

Когда «Витязь» пришел в Сайгон, было закуплено несколько десятков бочек касторки и смазаны машины. Первое время, пока было жарко, все механизмы на малых скоростях работали прекрасно. Но лишь стало прохладнее, масло настолько загустело, что на «Витязе» почти целые сутки не могли заставить вращаться винт. Пришлось перейти по-прежнему на обыкновенное машинное масло.

Во время плавания в дальневосточных водах «Витязь» зашел в Императорскую гавань{76}. Здесь в 1853 году был затоплен фрегат «Паллада», увековеченный знаменитым русским писателем И. А. Гончаровым. Опросив местных жителей-орочей, Макаров приступил к поискам «Паллады». Моряки со шлюпок протралили предполагаемое место затопления и нащупали корабль. Спустили водолаза, который установил, что фрегат лежит на твердом грунте носом к берегу на глубине 15 метров, в 675 метрах от берега.

Макаров начертил план, на котором точно обозначил местоположение корабля между Константиновским постом и мысом Сигнальный, соорудил на берегу створы, окрашенные в белый цвет, и составил подробную справку о том, как была найдена «Паллада»{77}.

Свободный от хлопот и волнений петербургской жизни, Макаров в плавании отдыхал душой, неустанно изучая родную стихию — море. Но мысли о доме, о семье не оставляли его никогда.

Из всех портов, куда заходил «Витязь», Макаров шлет домой письма. Всего больше его интересовали его девочки, для них он покупал всюду, где возможно, разные подарки и игрушки. «Ты, пожалуйста, не сердись, — пишет он 13 июня 1887 года жене из Нагасаки, — что я посылаю разные вещицы, но это большое удовольствие порадовать вас всех маленькими безделушками, которые, наверно, доставят вам большое удовольствие».

Макаров хочет знать, что делают дети, к чему их приучает мать. В письме из Нагасаки он, между прочим, пишет: «Приучай детей к труду и не говори им ничего такого, что бы могло сделать из них пустых франтих». И дальше: «Пожалуйста, не наряжай очень Олю. Я не хочу, чтобы из нее вышла франтиха, которая будет жертвовать мужем для того, чтобы на балах блистать своей талией. Я надеюсь, что тебе удастся сделать из нее разумную женщину». «Слава богу, долги наши к июлю будут уплачены... — с нескрываемой радостью пишет Макаров оттуда же. — Я со своей стороны тоже буду откладывать сколько можно, и, бог даст, по возвращении жизнь наша так сложится, что мне не придется высунув язык бегать по городу искать 25 рублей»{78}.

Научные наблюдения отнимали у Макарова не мало времени, но вовсе не мешали, как это предполагали в министерстве, основной цели плавания. Когда позволяли условия, наблюдения на «Витязе» производились каждые четыре часа, а на границах течений, в проливах и т. д. — через каждые пять-десять минут. Глубоководных исследований было сделано более двухсот шестидесяти. Для ловли рыб и добычи растений с различных глубин была изготовлена специальная сетка.

Макаров неоднократно говорил, что степень усердия личного состава корабля зависит от осмысленности самой работы. А так как в научную работу, которую он вел, был посвящен почти весь экипаж корабля, то у Макарова не было недостатка в деятельных помощниках. «Я с великим удовольствием, — пишет Макаров, — упоминаю фамилии молодых наблюдателей по старшинству: мичман Мечников, Митьков, Максутов, Кербер, Шульц, Шаховский, Пузанов и Небольсин. Особенно же много потрудился младший штурман подпоручик Игумнов».

Результат этой коллективной работы экипажа «Витязя», организованной и направляемой командиром корабля, нашел полное отражение в большом упомянутом выше труде, написанном Макаровым по возвращении из плавания.

Труд С. О. Макарова был в 1894 году издан Академией наук в двух томах с таблицами для обработки удельных весов, рисунками, картами и чертежами. Макаров назвал его так: «Витязь» и Тихий океан. Гидрологические наблюдения, произведенные офицерами корвета «Витязь» во время кругосветного плавания 1886–1889 годов, и свод наблюдений над температурою и удельным весом воды Северного Тихого океана».

Первая часть произведения Макарова содержит систематизированный рассказ об инструментах и способах обработки наблюдений, в ней дается подробный обзор гидрологического журнала «Витязя», обобщаются результаты измерений, наблюдений, проб.

Во второй части приводится обширная сводка температур морских вод по отчетам всех плававших в Тихом океане экспедиций. В этой же части Макаров, подготавливая выводы о значении изучения моря для океанографической науки и в частности для военного флота, анализирует и обобщает материалы своих предшественников начиная с 1804 года — первого года плавания Крузенштерна в Тихом океане.

Особое значение придавал Макаров точности наблюдений и измерений. В главе «Цель производства гидрологических наблюдений» он наглядно показывает, с какой тщательностью и старанием в продолжение трехгодичного плавания на «Витязе» определялся удельный вес воды в различных морях, отмечалась температура, изучалась соленость.

Макаров считал, что целью его исследований был не только теоретический интерес, как полагали многие. «Чем шире поставлена научная задача, — замечает он, — чем глубже удается проникнуть в связь явлений, тем обильнее жатва практических применений, тем полнее делается владычество человека над силами природы.

Гидрологические явления находятся в самой тесной зависимости от явлений метеорологических, оказывающих огромное влияние на всю жизнь людей. Вот пример: юго-западные ветры, так называемые муссоны, обычно дуют регулярно и приносят к берегам Индии большое количество влаги, выпадающей на землю в виде дождя. В 1891 году, вопреки обыкновению, муссоны запоздали, были слабы и не принесли достаточного количества осадков. Результатом этого был неурожай и голод в Индии. Нарушение привычных атмосферных условий в каком-либо из участков земного шара, как правило, отражается и на других, значительно более отдаленных районах. В том же 1891 году в России неурожай постиг районы Поволжья. Двадцать миллионов человек остались без хлеба. Указав на эти примеры, Макаров смутно предвосхитил созданную лишь в наше время новую отрасль метеорологии — учение о «мировой погоде», основанное на том неоспоримом, хорошо понятом Макаровым факте, что погода в каком-либо районе есть только местное проявление причин, кроющихся в общей циркуляции атмосферы.

«Трудно надеяться, — заключает Макаров, — чтобы человек когда-нибудь настолько поборол природу, что мог бы изменять по своему произволу весь муссон Индийского океана, но будет уже и то большим шагом вперед, если, по совокупности наблюдаемых явлений метеорологических и гидрологических, можно будет предсказывать засухи, чтобы своевременно уменьшить порождаемое ими зло».

Изучение гидрологических явлений, говорит Макаров, может иногда принести большую пользу и при решении более узких задач технического порядка. С постройкой Сибирской железной дороги конечный пункт ее — Владивосток — приобрел первостепенное значение, а потому изучение температурного режима здешних вод стало совершенно необходимо для правильного разрешения вопроса: как поддерживать в зимнее время связь портов Тихого океана с замерзающим Владивостокским портом.

Измерение температуры и определение удельного веса воды в море может оказать большую помощь, например, при проверке различных предположений.

Так, во времена Макарова существовало в научных кругах мнение, что туманы в северной части Японского моря и Татарского пролива образуются вследствие проникновения в Японское море с севера масс холодных вод из Амура и Охотского моря. Из этого делался такой вывод: достаточно засыпать пролив между мысом Лазарева и Сахалином, чтобы доступ холодной воды в Японское море был прекращен. Однако произведенные Макаровым исследования на Амуре с полной очевидностью показали, что засыпка пролива никакого метеорологического эффекта не даст, так как вода Амура в летнее время теплее воды прилегающей части Татарского пролива. Причину надо было искать в другом.

Рассматривая особенности мелководных Татарского и Корейского проливов в связи с характером и направлениями местных течений, Макаров говорит, что, углубив эти проливы, можно было бы улучшить климат дальневосточных районов. Но, добавляет он, «вероятно надо, чтобы прошло еще много веков, пока человек вступит на подобный путь улучшения климата и такие работы, как углубление больших проливов, окажутся осуществимыми». Макаров ошибся в определении срока наступления такой эпохи. Прошли не века, а всего лишь полвека с небольшим, и наступила эпоха социалистического преобразования природы. Советские люди, во всеоружии научных и технических знаний, смело приступили к улучшению климата на огромных пространствах своей земли.

Огромное значение имеют гидрологические работы и для мореплавания, особенно дальневосточного. Здешние туманы — истинный бич для моряков, источник многих бед и аварий. Ясная погода, открытый горизонт в летнее время — только счастливая случайность. Как ориентироваться в тумане, нередко вблизи скалистых берегов или предательских мелей? Казалось бы, измерение глубин лучше всего может помочь морякам. Но и это средство ненадежно. На больших глубинах лот не достигает дна. В этом случае нельзя определить местонахождение корабля по глубинам, а опасность нередко подстерегает мореплавателя как раз в непосредственной близости от глубокого места. Более надежными ориентирами являются температура и удельные веса воды. «Я не хочу сказать, — замечает Макаров, — что с термометром в руках можно в туман ходить так же смело, как в ясную погоду, но термометр, а особенно ареометр{79}, могут очень часто дать командиру весьма веские указания. В Лаперузовом проливе, прощупывая в тумане дорогу, термометр и ареометр помогут определить, когда корабль пройдет полосу холодной воды и можно поворачивать на северо-запад к Корсаковскому посту{80}. Особенно полезным в таких случаях оказывается самопишущий термометр для поверхностей воды и приспособление для подачи сигнала о перемене температуры».

Проблеме изучения явлений тумана Макаров уделял большое внимание. Из наблюдения, что сквозь туман, как правило, видны и солнце и звезды, Макаров делает правильный вывод, что толщина туманного слоя незначительна. Он ставит вопрос: как добиться измерения высот светил во время тумана и тем самым определить свое положение в море? Макаров предвидел появление в будущем таких маяков, которые, подобно рентгеновским лучам, пронизывающим ткани человеческого тела, будут проникать сквозь любой туман. Он советовал физикам заняться разработкой этого вопроса, важного как для навигации вообще, так и в особенности для военных кораблей, «ибо с введением маяков, пронизывающих мглу, они днем в туман будут иметь те же тактические выгоды, какие они имеют теперь ночью без тумана».

Макаров предвосхищает здесь современное радиопеленгование и радиолокацию.

Примеры, приводимые Макаровым, свидетельствуют о том, насколько важны и необходимы исследования гидрологического режима Тихого океана. «Тот факт, — замечает он, — что о температурах воды одного Тихого океана мне приходится писать толстую книгу, показывает, что предмет этот недостаточно изучен, ибо когда все изучат, тогда результат можно будет дать в очень сжатом виде».

Круг исследований Макарова не ограничивался измерением температуры и удельных весов воды.

Помимо гидрологических и метеорологических наблюдений, Макаров производил измерение глубин, брал пробы воды и грунта. Очень интересны высказанные Макаровым соображения об отклоняющем действии вращения Земли на все морские течения.

В труде «Витязь» и Тихий океан» один из параграфов озаглавлен: «Влияние вращения Земли на направление течений». «Я полагаю, — пишет Макаров, — что отклоняющее действие Земли на все морские потоки играет первостепенную роль». Уже с давних пор почти во всех морях наблюдается система течений, идущих против часовой стрелки, так называемая циклоническая. По-видимому, это одинаковое направление течений не случайно, а обусловлено какой-то общей закономерной причиной. Ветер вряд ли может влиять на образование морских течений, ведь ветры и циклоны — явления изменчивые, непостоянные. Всего вероятнее, причиной следует считать отклоняющую силу вращения Земли. Поступающие в море с материка водные массы, подвергаясь действию силы вращения Земли, в восточном полушарии отклоняются вправо и создают, таким образом, водный круговорот против часовой стрелки.

Высказанная Макаровым мысль о роли отклоняющей силы вращения Земли на образование общей системы течений в океанах и морях в то время не встретила общего признания. Степан Осипович не был математиком-специалистом, и потому не смог аналитически обосновать свою мысль. Однако в ее правильности он был совершенно убежден и указывал на необходимость при различных океанографических исследованиях учитывать подмеченное им явление{81}.

Полное подтверждение мысль Макарова получила только в 1905 году, то есть после его смерти. Известный норвежский ученый и полярный исследователь Фритьоф Нансен, подробно изучив во время дрейфа «Фрама» движение льдов в Ледовитом океане, пришел к выводам, сходным с выводами, сделанными Макаровым. Взяться за разработку подробной теории течений он не смог по той же причине, что и Макаров: из-за недостаточного специального математического образования. Он высказал свои соображения молодому шведскому инженеру Вальфриду Экману, который и разработал физико-математическую теорию морских течений, полностью подтвердив высказанную впервые Макаровым идею. Без макаровской теории течений были бы невозможны теперь никакие теоретические исследования в области динамики океана. «В этом, — замечает советский океанограф А. Д. Добровольский, — огромная заслуга Макарова, и из этого видно, что он стоял в самом первом ряду ученых мира и намечал пути, по которым должна была развиваться наука в будущем»{82}.

Подробная обработка наблюдений и вычисление удельных весов, конечно, не могли быть произведены во время плавания, и Макаров занялся этой работой, вернувшись из плавания в Петербург.

В июне 1889 года он поселился на даче в Лесном и с головой ушел в работу. Обширная рабочая комната была заставлена сотнями бутылок с водой, добытой почти из всех океанов и морей земного шара с разных глубин, здесь же лежали образчики грунта, гидрологические инструменты и груды таблиц. На стенах висели диаграммы и карты. Чертежник и вычислитель, нанятые Макаровым, занимались технической стороной дела. Сам Макаров группировал и обобщал наблюдения, вычисляя поправки.

Это вычисление поправок оказалось самой сложной и кропотливой работой, занявшей целый год. Степан Осипович хотел добиться идеальной точности получаемых данных. Однако это было нелегко. Например, добытая батометром вода, при прохождении через более холодные или теплые верхние слои воды, изменяет свою температуру. Вторично вода изменяет температуру, когда ее переливают (как бы быстро это ни делали) из батометра{83} в кружку и несут к месту наблюдения. Поправки на эти изменения и должны быть выяснены при окончательном определении истинной температуры воды, взятой с соответствующей глубины.

Для этой цели имелись таблицы. Но Макаров, принявшись за обработку своих исследований, убедился, что таблицы эти недостаточно точны. Тогда он решил для точного определения величины поправок произвести опыты.

Опыты были поставлены в Кронштадтском морском госпитале. Они производились в двух резервуарах, вмещавших примерно по тонне воды каждый. В одном из них вода охлаждалась льдом, в другом — нагревалась паром. Батометр погружали в первый резервуар с холодной водой и, после того как он принимал температуру этой воды, выливали из него воду в кружку и измеряли в ней температуру. Поправку выводили из разности между температурой воды в резервуаре и температурой воды в кружке.

При окончательной обработке всех собранных им материалов Макаров убедился в недостаточной точности таблиц для обработки удельных весов. Пришлось составить новые таблицы и для этой цели. После выхода в свет труда Макарова прежними таблицами пользоваться перестали.

Закончив эту часть работы, Макаров приступил к широкой систематизации и обобщению собранных гидрологических данных и наблюдений. «Пока не начнется систематического собирания сведений, до тех пор можно сказать, что большие сокровища, заключавшиеся в морских журналах, можно признать лежащими без пользы для дела», — заявляет Макаров в одном из своих сообщений. Он собирает и обрабатывает все наблюдения, когда-либо произведенные в северной части Тихого океана, как на поверхности, так и на глубинах. Сюда входят и неизданные наблюдения русских мореплавателей с начала XIX столетия, и все наблюдения, произведенные на иностранных судах, а также и свои собственные.

Стремясь во всем к максимальной точности, он часто не верил вполне и собственным выводам, как бы тщательно ни была обоснована методическая сторона проделанной работы. Приступая к изучению огромного количества чужих наблюдений и материалов, Степан Осипович должен был, по его словам, отличить хорошее от плохого. Можно ли доверять всем этим показаниям, истинность которых проверить невозможно? «По наружному виду судить трудно, — заключает Макаров, — но тем не менее можно сказать, что особое доверие чувствуешь к засаленным, грязным тетрадям, на которых, кроме следов чернил, встречаются следы капель воды, падающей с фуражки промокшего мичмана, вносящего правдивую цифру в эту летопись. Менее доверия внушают чисто переписанные беловые тетради, в которых однообразие температур поселяет сомнение в их достоверности. Судить, однако ж, приходится не по наружному, а по внутреннему содержанию журнала».

Обработка Макаровым столь обширного материала позволила ему нарисовать гидрологическую картину северной части Тихого океана, в которой детально были освещены такие малоисследованные районы, как проливы Лаперуза, Формозский, Корейский и Японское море. Макаров впервые составил таблицы и карты распределения океанографических элементов в северной части Тихого океана. Особенный интерес и ценность представляет карта распределения температур на глубине 400 метров. Карта эта совершенно явственно показывает наличие более теплой области в районе от 20° до 30° северной широты и более холодной — в экваториальной полосе. «Ценность собственных наблюдений, собранных в труде «Витязь» и Тихий океан», уже сама по себе велика, а присоединение к ним обширной обработки всей суммы данных, имевшихся для этой части океана, сделало труд Степана Осиповича замечательною работою, которая за истекшие с тех пор двадцать лет еще ничем новым не замещена», — так писал в 1914 году известный океанограф академик Ю М. Шокальский, хорошо знавший Макарова.

Труд Макарова, признанный классическим, получил высокую оценку в научных кругах всего мира. Российская Академия наук в 1893 году присудила ему полную Макарьевскую премию, Географическое общество — золотую медаль{84}.

Уже своими работами на Босфоре Макаров обратил на себя внимание ученого мира. Научные исследования на «Витязе» окончательно закрепили за ним репутацию талантливейшего и неутомимейшего исследователя моря. Макаров, как гидролог и исследователь морей и океанов, приобрел с этой поры мировую известность. Со всех концов земного шара к нему стали обращаться ученые различных специальностей за справками, разъяснениями, советами.

Как и всякий крупный оригинальный труд, опередивший свое время, труд Макарова «Витязь» и Тихий океан» наметил немало вопросов, требовавших дальнейшей разработки. «Море по-прежнему ждет исследователя», — говорил Макаров{85}.

Значение труда Макарова для русской науки трудно переоценить. В нем дано не только описание крупнейшего района океана, но и сводка основных теоретических знаний. Очень важно отметить то обстоятельство, что работа эта основана преимущественно на русском материале, собранном русскими мореплавателями и учеными. Это и хотел подчеркнуть Макаров своим посвящением: «Памяти русских ученых моряков начала настоящего столетия посвящаю я этот труд».

Зимою 1890 года Макаров выступил на Всероссийском съезде естествоиспытателей и врачей с докладом «О разности уровней морей, омывающих берега Европы». Ученые, в частности известный русский геодезист А. А. Тилло{86}, доказывали, что средние уровни морей, омывающих берега Европы, почти не отличаются один от другого, что возможна разница всего лишь в несколько сантиметров. Макаров считал такое утверждение неправильным и в доказательство значительной разницы уровней морей приводил ряд весьма убедительных доводов. «Поверхность морей и океанов, — говорит он, — была бы везде нормальна к направлению силы тяжести и, следовательно, точки океанов лежали бы на одном уровне, если бы ветры, приливно-отливные волны и разность плотностей воды не выводили бы воды из этого положения. Имея в виду, что эти причины действуют с неодинаковой силою в разных точках земного шара, средний уровень разных точек может быть одинаков только в виде исключения, когда упомянутые причины случайно взаимно уравновешиваются». В подтверждение своего мнения Макаров на основании разностей плотности воды дает таблицу уровней европейских морей.

Таковы были научные результаты плавания на корвете «Витязь».

Однако научные изыскания нисколько не мешали выполнению основной задачи, поставленной перед Макаровым. Официально «Витязь» отправился в плавание для того, чтобы вступить в строй боевых кораблей и принять участие в учениях плававшей тогда в дальневосточных водах эскадры контр-адмирала А. А. Корнилова.

Ввиду болезни последнего Макаров по прибытии на Дальний Восток был временно назначен командующим эскадрой и тотчас развернул кипучую деятельность, заставив работать всех. Главной задачей дальневосточной эскадры была в то время не только подготовка кораблей и личного состава «на всякий случай к встрече с врагом», но и изучение природных условий мест возможных боев с противником.

До прибытия на Дальний Восток «Витязя» изучение это шло вяло, по-казенному, без страсти и энергии. «Бог даст — пронесет, может, ничего и не будет. Стоит ли особенно стараться», — думали многие во главе с командующим эскадрой.

Но Макаров понимал, что рано или поздно столкновение с врагом неизбежно. Став во главе эскадры, он немедленно принялся за подготовку кораблей и их экипажей к бою. Прежде всего он создал комиссию командиров и поручил ей разработать план действий. Новый способ обучения, введенный Макаровым, заключался в следующем. Почти ежедневно, если позволяла погода, суда поочередно уходили в Амурский или Уссурийский залив, выбирали себе укрытое место и, потушив огни, ожидали прихода «неприятеля», который появлялся лишь с наступлением темноты.

Ночные занятия внесли оживление в однообразную до этого жизнь эскадры. Особенно нравились они молодежи. Как к настоящему сражению, готовились офицеры к ночному походу. Самые ценные на море качества — находчивость в отыскании лучших способов атаки, ловкость, сообразительность, точный глазомер — все получало здесь блестящее развитие. Ночные учения, введенные Макаровым, проводились с учетом опыта его минных атак на Черном море.

Чтобы занять свободных от вахты моряков в дневные часы, Макаров ввел новое весьма интересное и полезное занятие: парусные гонки кораблей. В них обычно участвовали три корабля: «Витязь» с Макаровым на борту в качестве арбитра, «Рында» и клипер «Вестник». Макаров был горячим сторонником соревнований на флоте. Он считал соревнование могущественной силой и всячески использовал эту силу. Любил Макаров и шлюпочные гонки и всячески поощрял и награждал любителей парусного спорта. Вообще он был сторонником развития спорта на флоте, сам прекрасно управлял шлюпкой под парусами, занимался гимнастикой и отлично плавал.

В своих методах боевой подготовки личного состава флота Макаров развивал лучшие традиции, созданные еще адмиралом Ф. Ф. Ушаковым. Пропаганда состязаний и соревнований на флоте сближает Макарова с другим его предшественником — адмиралом М. П. Лазаревым.

Пройдя в самом начале своей службы хорошую парусную школу, Макаров на всю жизнь сохранил к ней самое горячее расположение. «Воистину говоря, это была чудная школа! — восклицает он в своей книге «Без парусов». — Природа на каждом шагу ставит вам препятствия, и тот, который много плавал, привыкает верить, что нет работы без препятствия, и что всякое препятствие надо тотчас же устранять. В бою тоже на каждом шагу будут препятствия. Если человек привык их устранять, то он и в бою их устранит. Парусное дело было тоже хорошей школой и для матросов. Они видели и чувствовали, какое огромное значение имеет быстрота, а потому все, что они делали, они привыкли делать быстро. Эта быстрота движений, столь необходимая в работе с парусами, целиком переходила и на работу с артиллерией». Но парусное дело не только воспитывало ловкость и умение приспосабливаться к различной обстановке. Макаров видел в нем еще одно ценное качество: именно здесь происходил отбор людей, пригодных к морской службе, то есть выявление смелых и расторопных. «Морская жизнь полна случайностей, — говорит Макаров, — и тот, кто умеет быстро найтись при различных обстоятельствах и устранить затруднение, тот всегда готов к этим случайностям».

Обнаружив прекрасные парусные качества «Витязя», Макаров неоднократно любовался кораблем, когда он в свежую погоду под зарифленными парусами несся птицей, рассекая волны.

Но при всей своей любви к овеянным романтикой парусным кораблям Макаров хорошо понимал, что эпоха парусного флота навсегда миновала, что пришедший на смену парусу винтовой двигатель вскоре совершенно вытеснит его.

Книгу «Без парусов» постаралась не заметить как специальная морская, так и вообще официальная печать. Не понравился главным образом новаторский тон автора. По мнению Макарова, каждый моряк должен был пройти суровую школу морской практики. Настаивая на коренной ломке всего военно-морского воспитания и образования, он требовал также, чтобы офицер, кроме своего основного дела, знал все, что должен знать нижний чин. Только в таком случае, считал Макаров, офицер может предъявлять к матросу должные требования и взыскивать с него. И книга «Без парусов» при жизни автора так и не получила признания.

Макаров тщательно изучал стратегическую обстановку дальневосточного края, его берега, природные особенности. Будучи председателем комиссии по обсуждению вопросов о зимовке судов русской эскадры на Дальнем Востоке, он обратил внимание на то, что Владивосток не оборудован как военно-морская база. Макаров доказывал морскому министерству, что при разработке плана войны следует обратить самое серьезное внимание на отсутствие такой базы на Востоке. «Комиссия осмеливается думать, — писал Макаров в одном из протоколов, отправленных в Петербург, — что если бы в Главном морском штабе был учрежден отдел, не связанный с текущими делами и специально ведущий военно-стратегическую часть, то организация войны много бы выиграла».

Капитан 1 ранга Макаров единственный из русских моряков правильно понял в ту пору дальневосточную обстановку и еще за шестнадцать лет до войны с Японией указал на необходимость осуществления на Востоке ряда мероприятий. Смысл протокола Макарова таков: да проснитесь же, наконец, бросьте заниматься пустяками, когда беда на носу!

Действия Макарова были восприняты в Главном морском штабе как дерзость, его предложения остались без последствий и лишь прибавили ему врагов, которых и без того у Макарова было достаточно.

Беспокойство Макарова при виде беззащитности русских дальневосточных берегов и неподготовленности флота и баз к назревавшей войне вызывалось присущим ему чувством глубокого патриотизма. Но горькие истины о положении дел на Дальнем Востоке были поняты царским командованием лишь в позорные дни русско-японской войны, когда самого Макарова уже не было в живых.

Стремление Макарова обеспечить русский флот хорошей базой на Востоке было настолько сильно, что он задумался над вопросом, нельзя ли искусственным путем воспрепятствовать замерзанию бухты Золотой Рог.

Макаров предпринял даже попытку разрешить этот вопрос практически. Изучив условия замерзания Владивостокского порта и исследовав температуру воды и постепенное увеличение толщины ледяного покрова, Макаров считал необходимым производить искусственное поднятие воды нижних, более соленых и замерзающих при более низкой температуре слоев на поверхность. Циркуляции воды, по мысли Макарова, можно было добиться двумя способами. Простейший из них состоит в том, чтобы с помощью водолазного насоса нагнетать струю воздуха в нижний слой воды. Воздух из шланга устремится в виде пузырьков кверху и погонит вместе с собой нижние слои воды. Второй способ, предложенный Макаровым, предусматривал применение винта парового катера и особой трубы, установленной под винтом и другим концом опущенной на глубину. «Приводя в движение машину катера, мы образуем всасывание из трубы, через которую и направится кверху нижняя вода»{87}.

Проект осуществлен не был, так как в следующем же, 1897 году Россия получила от Китая в аренду на двадцать пять лет незамерзающую порт-артурскую гавань, в проект Макарова под этим предлогом был похоронен в министерских папках.

Макаров прекрасно понимал, что к войне следует готовиться заранее, систематически и основательно, он хорошо знал, что готовить флот в тот момент, когда он потребуется для решительных боевых действий, будет поздно. К тому же русский флот, по мысли Макарова, требовал коренной реорганизации. Подготовка и обучение личного состава, так же как и постройка боевых кораблей должны производиться исподволь. Он полностью хотел осуществить девиз Суворова: «Тяжело в ученье — легко в бою». «Помни войну», — настойчиво твердил Макаров. Говоря о войне вообще, Макаров имел в виду прежде всего неизбежную войну с Японией, к которой и рекомендовал тщательно готовиться.

По окончании трехлетнего плавания на «Витязе» Макаров представил в морское министерство подробный отчет. Как обычно у Макарова, отчет представлял собой не сухой перечень событий дня, подобно вахтенному журналу, а описание событий с подытоживанием результатов, замечаниями и выводами по всем отраслям судовой службы. К отчету были приложены сделанные Макаровым многочисленные фотоснимки. На некоторых из них показана работа матросов на реях в момент постановки и уборки парусов.

Поражает обилие конкретных предложений, высказанных Макаровым в отчете: о системе нумерации всех предметов на корабле, о высадке корабельного десанта, о постановке якорных мин с корабля, о подготовке корабля к бою, о работе машин, о пригонке различных частей машин, о двойном и тройном расширении пара, о быстром подъеме пара, об устройстве боевых угольных ям, о непотопляемости, о водяном балласте, о парусиновом охладителе, об опреснении воды, о паровом судовом катере, о ванной для кочегаров, о приготовлении вкусных щей и выпечке хлеба и т. д. Вся практика военно-морской службы собрана здесь!

Все это были темы, конечно, практического порядка. Но в каждую из них, включая инструкцию о двойном и тройном расширении пара, Макаров вносил что-нибудь свое, оригинальное.

Во время длительного перехода Индийским океаном некоторые продукты стали портиться. Обстоятельство это заставило Макарова задуматься над вопросом, каким образом, не имея на корабле ни льда, ни рефрижератора, понизить температуру в продуктовой камере. После некоторых размышлений Макаров предложил следующий остроумный проект. Парусиновый мешок в виде усеченного конуса, высотою в 2,5 метра, был подвешен на небольшую стрелу, установленную на полубаке, и соединен с цистерной, в которую поступала опресненная вода. Просачиваясь через парусину, вода, конечно, смачивала ее. Под действием ветра смоченная поверхность мешка охлаждалась, охлаждая, в свою очередь, находившуюся в конусе воду. Охлажденная таким образом вода через вделанный в мешок кран выпускалась в особый чан, а оттуда по системе пресноводных трубок поступала в особые водяные цистерны, установленные в камере хранения продуктов. В результате этих хитроумных приспособлений температура в камере становилась ниже температуры наружного воздуха.

Главные принципы всех макаровских изобретений и предложений: упрощение, механизация и извлечение максимальной пользы. Приготовить, взвесить и продумать все заранее, чтобы в нужный момент действовать вполне уверенно, без малейших колебаний и замешательства, — вот к чему стремился, чему учил и что осуществлял на практике Макаров. Его корабль во время учений, маневров и тревог превращался в идеально четкий, безотказно действующий по расписанию механизм. Все было занумеровано: на орудиях, котлах, трубах, кранах, цистернах, шпангоутах, отсеках на видном месте были написаны их номера. На корабле у Макарова никогда не бывало ни путаницы, ни бестолковщины, ни суетливой беготни.

На редком военном корабле можно было встретить такую дисциплину и порядок, как на тех кораблях, которыми командовал Макаров.

Но если Макаров много требовал от матросов, то и заботился он о них по-настоящему. Особое внимание он уделял вопросам питания. Макаров никогда не садился за стол, не отведав сначала матросской пищи, он зорко следил, чтобы еда была не только обильна и питательна, но и вкусна. Макаров справедливо утверждал, что вкусная пища влияет на хорошее настроение команды. Кто виноват, если матросы получают невкусный обед? Разумеется, кок, — отвечал Макаров. «От уменья кока зависит как вкус, так и питательность приготовляемой для команды пищи», — говорит он.

Для кока «Витязя» Макаров сам написал специальную инструкцию, в которой объяснялось, как надо готовить щи, поджаривать мясо, поддерживать огонь в камбузной плите. Но Макаров понимал, что полностью винить в плохой или невкусной пище кока было бы несправедливо, так как очень часто на кораблях значительная часть продуктов разворовывалась хозяйственниками корабля. Макаров беспощадно боролся с хищениями, и на тех судах, которыми он командовал, воровства не было.

В те времена редкое кругосветное плавание обходилось вполне благополучно. Случались посадки на мель, всевозможные аварии, кончавшиеся смертью или увечьем матросов. На «Витязе» таких случаев не было. В черном списке плавания за три года значатся лишь три смерти от болезней, да во время сильнейшего шторма в Охотском море были потеряны катер и шлюпка.

«Щегольской вид судна и команды, быстрота и отчетливость всех маневров, производившихся на корвете «Витязь» после его возвращения из плавания, служили наглядным доказательством, что научные наблюдения не были помехой для строевой службы, а лишь расширили кругозор офицеров, внося новый, облагораживающий интерес в их службу», — писал о возвратившемся в Петербург «Витязе» Ф. Ф. Врангель.

За плавание на «Витязе» Макаров получил чин контр-адмирала. Раннее производство увеличило число завистников и недоброжелателей Степана Осиповича. В высших морских кругах все чаще и чаще Макарова стали называть «выскочкой», «мужиком», но передовые люди флота с восторгом произносили его имя, и оно приобретало все большую популярность на родине и за рубежом.

21 апреля 1891 года, в день пятой годовщины подъема флага на «Витязе», у Макарова состоялся товарищеский обед, на котором сослуживцы по плаванию поднесли своему бывшему командиру жетон и решили ежегодно отмечать этот памятный день. Отправляясь в плавание на «Витязе», Макаров сделал такую запись в своем дневнике: «Дело командира составить имя своему судну и заставить всех офицеров полюбить его и считать несравненно выше других судов». Слова эти оправдались полностью.

Дальше