25 июля
Утром Гай послал Иванова по отрядам известить командиров о том, что по приходе в Кармалинское в пять часов дня в штабе будет совещание. Лившицу он сказал, чтобы юридическо-следственная комиссия присутствовала на совещании в полном составе. [68]
— Я на вас надеюсь как на самого себя, — сказал он, требовательно глядя на Лившица. — После того как реорганизуем отряды в батальоны и полки, вам придется комиссарить в новых частях. Нужно разворачивать агитационную работу, сейчас, сами знаете, с этим плохо. Поговори в комиссии, чтобы готовились к совещанию, всем, наверное, придется выступать. Почти все командиры против реорганизации. Надо их переубедить во что бы то ни стало.
— Командиров уговорить можно, а вот отряды...
— Ну, постепенно и отряды надо переубедить. А начинать нужно с головы. Если сами командиры будут за реорганизацию, то и бойцов легче сагитировать, они нам помогут. Сам-то ты целиком за это?
— Я твой союзник, можешь на меня рассчитывать, — улыбнулся Лившиц.
Гай позавтракал, оседлал коня, сказал связному, чтобы он искал его в колонне, и поехал к уже выступившему авангарду. Солнце только поднялось над горизонтом, но на улице были не только бойцы отрядов, а и жители села. Они стояли у заборов, молча глядя на проходящие мимо отряды, и было на их лицах выражение угрюмой озабоченности происходящим. Вчера были белые, сегодня красные, и вот они снова уходят, что сулит завтрашний день? Гай ощущал вину перед этими озабоченными людьми, словно он обманул в чем-то их ожидания, оставил всех на произвол белогвардейцев. Скоро ли придет время, когда они будут освобождать от белых эти села? Это зависит не только от того, что они соединятся с главными силами, но и от общей ситуации на фронте, которая ему неизвестна. Где сейчас штаб Первой армии? Где проходит линия фронта? Неужели он не встретит на ближайшей к ним станции Майна части Красной Армии? Неизвестность, везде и во всем гнетущая неизвестность, которая хуже горькой правды. Может, белые отогнали наших далеко на запад, к Инзе? Или еще дальше? Знать хотя бы, сколько дней еще идти. А может, возле Майны, куда они решили идти, сосредоточены большие [69] силы белых? Тогда нужно поворачивать на юго-запад и идти вдоль железной дороги к Инзе. Если бы не обоз, они могли бы двигаться свободно в любом направлении. А с обозом нужны дороги, нужны села, чтобы сменить лошадей и подводы. Но без обоза не обойтись. После стычек у Суровки опять появились раненые, надо их везти с собой. Один раз уже оставили в Тушне...
Устинова он нашел в самой голове отряда.
— Надо идти быстрее, — сказал Гай, — чтобы к обеду быть в Кармалинском. Пусть весь эскадрон Тоникса идет в Кармалинское и дальше километра на три, посмотрит, где белые.
— Ладно, я скажу Тониксу.
— После обеда соберемся на совещание. Будем организовывать регулярные части. Я на тебя все-таки рассчитываю, Устинов. Подумай еще раз над тем, о чем мы с тобой говорили.
Устинов молча кивнул головой.
Гай поехал навстречу движению колонны, мимо десятков глаз, внимательно глядящих на командира. Гай старался выглядеть спокойно и уверенно. Настроение командира быстро передается бойцам, это он уже давно приметил. Пусть самого томит неизвестность, пусть висит над душой ожидание внезапного удара — выглядеть он обязан спокойным и уверенным.
С подвод соскочили два ездовых, подбежали к Гаю.
— Когда отпустите домой, товарищ командир?
Этих ездовых с лошадьми брали еще в Суровке, обещали в Воецком отпустить. Но когда стали обходить дворы в Воецком, выяснилось, что лошадей почти нет. Отговаривались тем, что послали лошадей то за сеном, то за зерном, но крестьяне из комбеда сказали, что богатеи, прослышав о временной реквизиции лошадей, угнали их в лес. Пришлось задержать тех, что брали в Суровке. Что сказать этим двум мужикам, с надеждой глядящим на него? [70]
— Придем в Кармалинское, возьмем новых лошадей, тогда и отпустим. А если не наберем — придется дальше идти. Вы на Красную Армию работаете. Чем скорее разобьем белых, тем вам легче будет, понятно?
— Да оно понятно, но далеко от дома уже ушли. И бросили хозяйство посеред уборки...
— Не одни вы бросили — вон сколько нас идет. Что делать — нам не дают буржуи жить мирно... Пусть пока бабы потрудятся за нас.
— Так-то оно так, но домой вертаться надобно...
— Потерпите до Кармалинского, там решится, — твердо бросил Гай и пришпорил коня.
На возвышенности остановился, огляделся. Голова колонны скрылась в лощине, остальная часть была на виду, длинно змеилась почти к горизонту. Далеко в стороне маячили боковые дозоры, дальше было чистое поле с далекими зубцами леса за хвостом колонны.
От колонны отделился высокий мужчина в военной форме с маузером на боку. Это был Жданкин, командир Симбирского коммунистического отряда.
— Был от тебя Иванов, — заговорил он еще за несколько шагов, — сказал про совещание в Кармалинском. Что, нету там белых?
— Скоро узнаем. Тоникс пошел туда с эскадроном.
— АО чем будем говорить в Кармалинском?
— О чем уже говорили: надо создавать регулярные части вместо партизанских отрядов.
— Назови хоть горшком... Лишь бы воевали хорошо.
— А ты считаешь, что мы хорошо воюем?
— Что можем — делаем, — уверенно сказал Жданкин.
— Что можем... Мало мы пока можем! Если бы не так, не бегали бы теперь, как зайцы, а наступали на Самару. Вместо этого Симбирск и Сенгилей сдали.
— Сила у них большая.
— Не силы — порядка у них больше. Отрядными наскоками белых не одолеешь, тут нужен сильный кулак. [71]
А мы до сих пор растопыренной пятерней в них тычем. Не отряды сейчас нужны — полки и дивизии с крепкой организацией и дисциплиной.
— В полках те же бойцы будут воевать, что в отрядах воюют.
— Те, да не те — порядки другие будут. Помнишь, под Новодевичьим твои заартачились — не одолеем, мол, беляков сами, нужна подмога. Два часа разговоры разговаривали. А потом ударили — и куда белые делись. Ну а если бы белые не ждали два часа, а трахнули по нас, пока мы митинговали, что было бы? А было бы то, что мы бы драпанули, потому что время упустили. И таких случаев в каждом отряде полно.
— Это есть — иной раз много разговариваем.
— Армия не базар, тут говорить должны только командиры.
— Ну это ты загнул — одни командиры! Теперь армия не та, что при царе была, бойцы голос должны иметь.
— В том, что касается военных действий, разговоров не должно быть. Тут слово командира — закон! И воевать мы будем плохо до той поры, пока это твердо не поймем.
— По-моему, главное — сознательность, чтоб бойцы знали, за что воюют. И хуже то, что у нас комиссаров и агитаторов не хватает. Вот соединимся со своими, надо просить у начальства, чтоб прислали знающих партийцев. Они боеспособность быстрее поднимут, чем мы.
— Да кто против этого спорит — сознательность нужна. Комиссары нам вот как нужны, — Гай провел ребром ладони по горлу. — Но одной сознательностью тут не обойдешься.
— Да я не спорю, — вяло сказал Жданкин. — Пусть командиров назначают сверху, я только против того, чтобы уничтожали отряды. Сейчас люди друг друга знают, из одного города все, воюют поэтому дружней. А смешай их с чужаками — хуже будет.
— Не должно быть хуже! Все мы воюем за революцию, тут чужаков нет. [72]
— Бойцы привыкли друг к другу, доверяют каждому, а ты про свою организацию заладил.
— Да куда они денутся, твои бойцы, в том же одном полку и будут воевать. Был отряд, станет батальон.
— Не знаю, не знаю... То в одной гуще все живут, а то по разным ротам да взводам. Одно дело — артельно, другое — каждый сам по себе.
— Солдат не сам по себе воюет, а вместе с другими. Тут люди разные есть. Одни с охотой в бой идут, другие от боя рады отмотаться.
— У нас в отряде все добровольцы, никто их воевать не заставлял.
— Ты вперед смотри, а не назад, — с силой сказал Гай. — На одних добровольцах далеко не уедешь. Теперь мобилизация дает главные силы. Вот выйдем из окружения, будем пополняться бойцами по мобилизации. А это тебе не добровольцы, их надо научить воевать, тут дисциплина, ответственность нужна.
— Вот из них и нужно новые части делать. А наши отряды пусть так и воюют, как раньше.
— Один порядок для всех должен быть!
— Я тебе свое мнение сказал, — упрямо проговорил Жданкин.
— Советую тебе подумать до совещания.
Жданкин промолчал. Гай вскочил в седло и поехал дальше. Он был недоволен собой — старался, а не сумел переубедить Жданкина. А это авторитетный командир, к его голосу прислушиваются. Почему упрямится Жданкин? Какие еще ему нужны доводы? Почему Павловский, с которым Гай говорил о мобилизации еще в Сингелее, сразу поддержал его? В чем тут дело? Наверное, в том, что у Павловского под началом несколько мелких отрядов, и он уже убедился, как ими трудно управлять. А может, потому, что Павловский в царской армии был, как и он, Гай, офицером, а Жданкин унтер-офицером? Будь бы он, Гай, в старой армии солдатом, наверное, как и Жданкин, считал бы рядового заглавной [73] фигурой. Дело еще и в том, у кого какой военный опыт. Устинов, кстати, тоже был солдатом, потом унтер-офицером. Вот и ему трудно отказаться от выборности. Сейчас каждый день на вес золота. Нужно срочно создавать регулярные части со штабами и службами, только в этом случае можно остановить, а затем и победить белых. Для него это ясно как дважды два, но как убедить остальных командиров? Кто его поддержит? Павловский, Воробьев, Лившиц со своей комиссией, пожалуй, Петухов — он по одному отряду Прохорова понял, что нужна военная организация и дисциплина. Вот и все союзники, остальные — против или колеблются. Как их уговорить? Объявить новый порядок приказом? А если бойцы встанут против — какой толк в таком приказании, которое повиснет в воздухе, как проткнутый надувной шарик. Ведь дело не в одних командирах — отряды, все бойцы стоят за выборность, за то, чтобы воевать, как воевали. Им не прикажешь...
Так или иначе, нужно добиваться реорганизации. На совещании помогут Лившиц, Павловский, члены следственной комиссии. Не получится в этот раз, получится в следующий, должно получиться, иначе поражение. А революция сейчас зависит от победы на Восточном фронте. Здесь решается ее судьба — быть царству свободы и справедливости или снова подпасть под пяту капитала. Победа должна быть добыта любой ценой, даже ценой нашей жизни.
Гай хотел еще раз поговорить с Анфимовым и Андроновым, но от Устинова пришло донесение, что Тоникс побывал в Кармалинском, белых там сейчас нет, но накануне побывал какой-то отряд, который ушел в сторону Кутеповки. Гай помрачнел: несомненно, это был один из отрядов Каппеля, действующих в этом районе. Кутеповка находится рядом с Майной — это соседние станции на железной дороге Инза — Симбирск. Вероятнее всего, белые двинутся в сторону Инзы и завтра будут в Майне. Что делать, куда двигаться из Кармалинского? Судя по всему, возле Майны и далее по линии к Инзе белых сейчас нет. Для того [74] чтобы спокойно отходить вдоль железной дороги на Инзу, нужно дать отпор отряду Каппеля, тогда он не станет их преследовать. Стало быть, нужно идти прежним курсом на Майну, выбить оттуда белых и на следующий день идти к Инзе, оставив до полудня надежный заслон в Майне.
Гай повернул назад — к голове колонны — и пустил лошадь резвой рысью по обочине.
Атаковать Майну нужно поручить отрядам Павловского и Петухова, вводя подкрепления по мере надобности.
— Товарищ Гай! — окликнули его из колонны. — У нас тут разговор про революцию зашел, разъяснили бы нам, кто прав.
Это бойцы из отряда Андронова, или, как он официально именуется, Боевая дружина коммунистов Самары. Народ здесь башковитый, и рассудить их будет нелегко.
— Як вам заеду, как только освобожусь, — сказал он громко, чтобы слышали в отряде. — Сейчас мне некогда, ждут в голове колонны.
Как не хватает знающих комиссаров. То и дело вспыхивают споры — как будем жить при социализме, какие будут порядки. Лившиц с Самсоновым нарасхват, осипли оба от бесконечных выступлений.
Да, так о чем он думал до того, как окликнули? О том, кто будет атаковать Майну. Почему выбрал эти два отряда? С Павловским и Петуховым не придется спорить — хватит ли сил захватить Майну. Самим Павловскому и Петухову уговоров не избежать — командиры мелких отрядов будут спорить. Гай представил нагловатую физиономию Прохорова и усмехнулся — Петухову предстоит нелегкий разговор...
Устинова он нагнал у небольшой рощицы вдоль ручья. Бойцы лежали на земле, возницы поили лошадей.
— Где Тоникс? — спросил Гай подошедшего Устинова.
— Я ему приказал пройти верст пять за Кармалинское — в сторону Майны, поглядеть, что там. [75]
— Правильно. Давно был связной?
— Да уж с час не было, скоро должен быть.
— Ну ты тут долго не задерживайся. В Кармалинском сразу посылай боевое охранение вперед и по сторонам, версты на две от села. На ночь поставь самых надежных, чтобы не спали, черти, как было в Суровке.
— Сам буду проверять, не заснут, — обиженно сказал Устинов.
— Что говорил связной от Тоникса? Белых много?
— Нет, скорей всего, то была разведка. Ушли они в сторону Кутеповки, где, по слухам, большой отряд.
— Откуда слухи?
— Были на днях там крестьяне из Кармалинского.
— Пушки видели?
— Про это не говорили.
— Ну ладно, двигай дальше.
Гай поднялся на пригорок возле дороги и стал смотреть, как проходят отряды. После отрядов потянулся обоз, потом подошел отряд Андронова. Гай разыскал глазами бойцов, которые выходили к нему час назад, подошел к колонне.
— Ну что тут у вас за вопросы? — спросил он худощавого кареглазого бойца с пушистыми темными усами.
— Да вот спорили тут, какая жизнь при социализме будет, — сказал тот, идя рядом с Гаем. — Некоторые говорят, что жалованья не будет, а будет общий котел — бери сколько еды съешь и вещей сносишь. А другие говорят, что норма будет.
— Сперва по норме жить будем, покуда хозяйство не наладится. А дальше, когда коммунизм построим, все будет общее — бери, сколько кому надо.
— А когда это будет, товарищ командир?
— Ну этого я тебе точно сказать не могу. Сначала нужно мировую революцию сделать, а там уж видно будет когда что.
— Где нам полное учение Карла Маркса прочитать? Или комиссара нам пришлите, когда со своими сойдемся, — пусть [76] нам расскажет про Маркса и мировую революцию.
— Про это вам Лившиц расскажет, я ему скажу, чтоб он к вам пришел. Еще что хотели спросить?
— Говорят, что теперь армия регулярная будет, — сказал боец, шедший слева от Гая, с пулеметными лентами вперехлест. — И приходить туда будут не по добровольности, как мы, а по мобилизации. Командира тебе пришлют сверху, как в царской армии. Нравится или не нравится, воюй с им до гроба.
— У белых армия набирается по мобилизации. Значит, и нам нужно большую армию создавать, а тут без мобилизации не обойтись, надо призывать народ воевать.
— А что же раньше говорили, что везде власть будет выборная — что в селе или городе, что на заводе, что в армии? А теперь, выходит, на попятную пошли, — сказал боец с пулеметными лентами.
— На гражданке власть выборная, а в армии это не годится. В некоторых отрядах получат приказ и начинают его обсуждать — надо ли его исполнять или повременить можно. С такими порядками воевать нельзя, будешь сто раз битый.
— Выборный командир или назначенный — все равно приказ обсудить надо. А может, нам задание не по силам дадено, тогда как? На верную гибель идти?
— Мы с буржуями насмерть деремся — или мы их, или они нас. И никакой командир без потерь воевать не может, В атаку он идет вместе с вами, значит, и своей жизнью отвечает за отданный приказ, — Гай оглядел бойцов, проверяя, как они воспринимают сказанное.
— Были бы все командиры, как ты, тогда и разговору никакого не было бы, — сказал боец с пушистыми усами. — Пусть бы и назначали таких сверху, какая разница.
— Вот, вот, я тебе об этом и говорю — все дело в том, какой командир. А его со стороны лучше видно — как он командует. Я вашего командира, к примеру, не хуже вас вижу. Хороший он или плохой — все как на ладошке. [77]
И если провинится — сразу его сниму. Вот так и должно быть, я за это и агитирую.
— Ну это еще подумать надо, — сказал невысокий, но кряжистый боец, до сих пор молча слушавший разговор. — Такие важные дела решать с бухты-барахты не след.
— Да покуда ты думать будешь, белые тебя так причешут, что родная мать не узнает. Тут дело ясное, решать немедля надо.
— Вам сверху видней, — нехотя сказал кряжистый боец, но было заметно, что он остался при своем мнении.
— Ну ладно, мы тут с вами хорошо помитинговали, пора кончать, — сказал Гай, в общем довольный разговором. Есть бойцы, которые поймут, что пора кончать с партизанщиной, на таких можно опереться в дальнейшем. Но большинство все-таки стоит за выборность, это факт. И трудно будет их переубедить. Надо Лившицу сказать, чтобы политбеседы в ближайшее время проводили в основном на эту тему.
Еще не доезжая до санитарных повозок, услышал стоны — дорога давала себя знать. Гай подъехал к первой повозке, где лежал раненный в грудь пулеметчик из отряда Петухова. Лежал он без рубашки, туго обмотанный бинтами, на губах темнела кровь, которую вытирала платком сидящая рядом медсестра.
— Ну как он? — спросил Гай у медсестры.
— Мучается очень, — она посмотрела на Гая, в ее больших синих глазах были боль и сострадание.
— В сознание приходит?
— Да.
— Скажешь ему, что немного осталось, через час будем в Кармалинском, отдохнет.
Раненый открыл глаза, с усилием перевел взгляд на Гая и тихо сказал:
— Скорей бы, мочи нет. [78]
Гай помнил этого пулеметчика по бою у Новодевичьего, там он, почти окруженный, отбивался от каппелевцев, выручил его атакой Тоникс — налетел на неприкрытый фланг и пошел рубать, пока белые не кинулись бежать.
На другой повозке лежал боец без ноги — началась гангрена. Гай подошел к изголовью, положив руку на боковину, пошел рядом.
— Терпишь? — он взглянул в обрезавшиеся глаза бойца, тот, скользнув взглядом по лицу Гая, молча уставился в небо.
— Очень переживает, что ноги лишился, — тихо сказал подошедший Дворкин.
— Сколько всего у вас раненых?
— Восемнадцать лежачих да еще шестеро легких.
— Нужно чего вам?
— Да как будто все есть. Если бы спирта литра два-три.
— Где его тут достанешь! Может, где крепкого самогона найдем, дадим вам. Только на дело пускать надо, а не баловаться самим.
Гай тихонько пожал руку раненому бойцу, тоже сказал: «Потерпи немного, через час будем в селе» — и пошел дальше вдоль повозок, говоря что-нибудь ободрительное раненым.
На последней подводе санитарной части сидел мрачный Николаев и мазал чем-то разутую ногу.
— Что, поранило?
— Да вот ногу растер, отвык ходить долго.
— Не нога виновата, портянка. Не умеете наматывать.
— Меня учить не надо, я сам могу научить. Сдуру сапоги новые надел, а старые выбросил.
— Ну как, надумали в начальники идти?
— Дайте еще три дня сроку, подумаю. -
— Что вас пугает, что вы так долго думаете?
— Нужно особый характер иметь — для командования. У меня, должно быть, такого характера нет. И вообще армия не для меня. [79]
— Почему?
— Один француз сказал, что, пока существует армия, пассивное подчинение должно быть в чести, но само существование армии — явление прискорбное.
— Не очень понятно сказано. Почему — прискорбное?
— Ну хотя бы из-за пассивного подчинения.
— Такой вы свободолюб?
— Я хочу сам распоряжаться своей жизнью.
— Вам что, все равно при каком режиме жить?
— Нет, отчего же. Я противник эксплуатации.
— Ну раз так, в чем же дело?
— Я все-таки подумаю еще денек-другой.
— Ну как угодно, — холодно сказал Гай, обернулся, поманил Иванова с лошадьми. — Едем в Кармалинское. Нужно найти подходящий дом для совещания.
Через полчаса они были в селе, поехали по главной улице, высматривая дом побольше. Как всегда, это был поповский дом возле церкви. Гай велел Иванову найти коменданта штаба Сушко, чтобы тот договорился с попом о постое, сам поехал к западной окраине села, откуда завтра отряды пойдут к Майне. На окраине он остановил коня и долго смотрел на уходящую вдаль проселочную дорогу. Что ожидает завтра в конце пути? Скорее всего, бой с белыми за Майну. И сколько ни думай, исход этого боя яснее не станет, ибо о белых неизвестно ничего — сколько их, есть ли бронепоезд, артиллерия, кавалерия. Завтра Тоникс пусть идет всем эскадроном до самой Майны и только с окраины пошлет в Майну разведку.
Подъехал Сушко, доложил, глядя в сторону, что в поповском доме сняты для постоя две комнаты — большой зал и спальня. Поехали к дому; Гай велел Иванову послать связных в отряды, сообщить о месте совещания, а самому после обеда быть на улице и встречать прибывающих командиров. Вскоре Сушко позвал обедать — попадья накрыла стол возле летней кухни под большой липой. Гай подивился ее щедрости — чего только не было на этом столе! [80]
За столом уже сидели Воробьев и Иванов, с аппетитом уплетая закуски.
— Графинчик бы спросить у попадьи, — засмеялся Воробьев.
— Вот уговоришь командиров на совещании — я тебе сам поставлю, — серьезно сказал Гай, усаживаясь за стол.
— После обеда только немцы пьют, нам бы до, — все так же весело говорил Воробьев.
— Ладно тебе смеяться, — сердито сказал Гай. — Я на тебя очень рассчитываю сегодня. Ты должен убедить всех, что без штабов воевать нельзя.
— Они будут против, каждый сам себе голова. Штабы для них — от царской армии остаток.
После обеда Сушко принес в зал стулья, расставил вдоль стен. Через некоторое время в комнату стали заходить командиры. Полным составом пришли члены следственной комиссии — Лившиц, Самсонов, Панов, Андрианов, Зейфен, сели рядком, косясь на иконы с зажженной лампадкой. К пяти часам собрались все, расселись, закурили, лампадка поплыла в волнах сизого дыма. Гай с Воробьевым сидели за столом посредине комнаты.
— Сегодня надо обсудить вот что, — Гай встал, одернул китель, оперся руками на стол, обвел взглядом сидящих вдоль стен командиров и членов следственной комиссии. — До сих пор мы воевали по-партизански. Каждый отряд действовал сам по себе, сам решал, кто им будет командовать, когда и как ему драться. Нередко получалось — кто в лес, кто по дрова. Отряды должны быть собраны в кулак, чтобы вместо плохо связанных друг с другом отрядов были четко организованные армейские части. Нужно, чтобы командиры частей назначались вышестоящим начальником и никто не имел права его смещать. И самое главное — сегодня договориться о безусловном выполнении всех приказов, без всяких обсуждений и митингов. Если мы не покончим сегодня с партизанщиной, то нам не избежать поражений от белых. Единственный выход — свести отряды [81] в полки, разбиться на батальоны, роты, взводы. Кроме того, в полках должны быть созданы штабы. Сейчас у нас не хватает людей для штабов. Выйдем из окружения — попросим штабников у Первой армии. Полки, артиллерия и кавалерия составят сводный отряд, который в дальнейшем, по выходе из окружения и пополнении новыми частями, организуется в регулярную дивизию. Прошу высказываться по существу вопроса.
В комнате воцарилась напряженная тишина. Гай подождал некоторое время, взглянул на Лившица. Тот решительно встал:
— Товарищ Гай говорит дело! Давно пора нам кончать с партизанщиной, от которой один вред и никакой пользы. По любому поводу у нас митингуют, как будто это не армия, а цыганский табор. У белых в армии больше порядка, хотя классово это разнородный материал. А мы, являясь пролетарской армией, не можем организоваться, чтобы стать грозной боевой силой. Митинг — это средство выражения классовых интересов, но не место для обсуждения боевых приказов. Это нужно помнить каждому бойцу, я не говорю уже о командирах. А у нас сами командиры созывают подчас митинг, чтобы обсудить приказ. С этой практикой надо решительно и безжалостно кончать! Все мы должны помнить призывы товарища Ленина к укреплению дисциплины и созданию крепкой революционной армии. Пролетарский боец должен проявлять полную сознательность в этом вопросе, не быть анархистом. Без этого нам не одолеть классового врага.
— Легко тут бросаются словами — «партизанщина», «анархия». И к каким порядкам нас зовут? — Прохоров пересунул по поясу на живот маузер, обеими руками оперся на него. — А зовут нас к тем порядкам, против которых мы революцию делали! Товарищ Гай скучает по царской армии, где он был офицером. Революция дала нам право сообща решать важные вопросы. А товарищ Гай с подпевалой Лившицем хотят похерить то, что мы завоевали в революции. [82]
Сознательный пролетарках всегда выбирал себе достойных вожаков. Сам Гай был выбран командиром Самарской дружины эсеров, А теперь, когда он стал командиром Сенгилеевской группы отрядов, ему не по душе революционные порядки, ему подавай все то, что было в проклятой царской армии: слепое выполнение приказов, полки, батальоны, штабы, назначение командиров. Я уверен, что настоящие революционные командиры не пойдут на лишение права голоса. Товарищ Гай хочет, чтобы бойцы снова стали бессловесными солдатами, которыми можно помыкать как хочешь. Это у вас не выйдет!
— Правильно говоришь! — поддержал Прохорова Устинов. — В отрядах командиров должны выбирать, бойцы лучше знают, кто хороший командир, а кто плохой.
— Разговор не только про это идет, — встал из угла Андронов. — Выборность — это наше право. Но нужно организовывать полки, а потом дивизию, товарищ Гай правильно говорит. И еще одно — про выполнение приказов. Приказ нужно выполнять любой ценой, это первое требование для революционного бойца. Если этого не будем делать — это и есть партизанщина, Прохоров, против этого не пойдешь.
— Еще один подпевала вылез! — насмешливо сказал Прохоров. — Заведет Гай свои полки и дивизии — от революционных порядков рожки да ножки останутся, ты хоть это сообрази, — Прохоров повернулся к Андронову, постучал себя согнутыми пальцами по лбу.
— Я соображаю, что не Гаю, а тебе власти хочется, — жестко сказал Андронов. — Воюешь ты в основном с бабами да самогонщиками, вот тебе с этим расстаться не хочется. Тебя не только военная, любая дисциплина пугает. Как где петухи да куры кричат, точно знай — это отряд матросов в бой вступил.
В зале засмеялись, кто-то сказал: «Точно говорит, едри его в корень!»
— Когда надо, матросы себя покажут! — вскинулся [83] Прохоров. — Если из ваших рук только кормиться, то давно бы с голоду околели.
— Ты эти самостоятельные заготовки брось, — сказал твердо Воробьев, — а то мы начнем к стенке ставить таких заготовителей.
— Ты нас не пугай. Мы классово себя ведем, отбираем только у кулаков излишки и, где надо, готовы ответ держать.
— Вот ты Лившицу и будешь давать объяснения! — сказал Воробьев.
— А вы не понимаете, что для Гая военная часть — машина, а он ее хозяин, — твердил свое Прохоров.
— Я считаю, что полки и штабы организовывать нужно, — вступил в разговор Жданкин. — Этого от нас и Советская власть требует. Должно быть единое командование и полный порядок. Чтоб из полка шло снабжение продуктами и боеприпасами — вообще всем, что нужно. И пополнения давали взамен раненых и убитых из полка.
— Жданкин правильно говорит, — сказал Гай. — Раз полк организуется, должны быть такие службы, чтоб все это делалось. А полк должен получать все из дивизии.
— Красиво говоришь, да как на деле будет, — сказал Прохоров.
— А так и будет, как говорю, — твердо сказал Гай. — Кто еще хочет сказать?
— Я за полки и дивизию, если все будет так, как Гай говорит, — встал Анфимов. — И за то я, чтобы приказы выполнялись без разговоров. Но отряды должны остаться в полках, уже привыкли воевать сами. Командиров полков пусть начальство назначает, а в отрядах командиры выбираться должны, чтобы с командира спрос иметь. И жить он должен, как живет боец, из одного котелка хлебать. И в атаку вместе ходить — тогда он людей будет беречь, сдуру никого никуда не пошлет.
— Верно Анфимов говорит! — выкрикнул Устинов. [84]
— Не-е, с командира тоже спрос нужен, — стоял на своем Анфимов. — Чтобы не только он с бойцов спрашивал, но и бойцы с него. Это будет пролетарская власть.
— Не везде бойцы настолько сознательны, чтобы правильно себя вели, — сказал Лившиц. — Вон Прохоров сидит, пусть честно скажет, кто кем командует — он отрядом или отряд им? У него в отряде полная анархия, делают, что им нравится. А командир выбранный. Это как по-твоему, порядок?
— Ты тень на плетень не наводи, — вскинулся Прохоров. — У нас в отряде полный революционный порядок! Матросы лишнего не берут и приказу подчиняются, если он правильный.
— А как вы определяете, правильный он или нет, на митинге? — Гай подался к Прохорову.
— Нужно будет, и на митинге спросим, как действовать. Всегда права масса, а не единица, хоть у ней семь пядей во лбу.
— Пока ты будешь обсуждать, боевая обстановка может десять раз измениться, — горячо сказал Гай. — На войне часто минуты решают дело. А вы митинговать будете до той поры, пока вас белые не прихлопнут. Выборный или не выборный командир, приказ нужно сразу выполнять, без обсуждений. Это ты кур можешь голосованием делить, а на войне одно в силе — приказ командира.
— Прохоров загнул насчет приказов, — пробасил Анфимов. — Зачем тогда командира выбирать, если его приказов не выполнять.
— Полки и дивизию нужно создавать немедленно, — убежденно сказал Павловский. — Пора кончать с кустарщиной, пора выполнять декреты Советской власти. Все важно, о чем говорили, — и выполнение приказов, и снабжение, и пополнение. Но важнее всего четкая организация дела. Для успеха важно собрать в одном месте большие силы и быстро действовать. С отрядной организацией это невозможно. [85]
— Почему невозможно? — удивленно спросил Тоникс. — Получил команду — и действуй. Другое дело, что некоторые начинают обсуждать приказы, стоит ли их выполнять.
— Одно с другим связано, — возразил Гай. — Раз армейская организация, раз командиров назначают, значит, и дисциплина армейская, когда приказы не обсуждают.
— А я говорю, что Гаю большой власти хочется. — Прохоров опять встал, опираясь руками на маузер. — Пока отряды есть, он еще на них оглядывается, а когда появятся полки, он на нас чихать будет. Неужели вы не чуете, почему он против выборности? Он не командиров боится, он массы боится, которая всегда правду-матку режет. Удивляюсь я тут некоторым, вроде Павловского, который руки подымает, сдается Гаю без боя. Помяните мое слово — он вас в бараний рог скрутит, когда его порядки настанут.
— Ну ты ври, да не завирайся! — выкрикнул Панов. — А то мы без тебя Гая не знаем, кто он такой да чего хочет.
— Мое дело вас предупредить, чтобы вы ушами не хлопали, — сказал Прохоров. — Сейчас продадите, потом снова не купите.
— А ты не бойсь, мы своего не уступим, — бросил Анфимов. — И Гаем нас не пугай, мы не из робких.
— Я пару слов еще насчет дисциплины скажу, — поднялся Самсонов. — Здесь Гай верно говорил, что без дисциплины армии нет. Надо собрать всех бойцов и предупредить, что невыполнение приказа будет теперь считаться следственной комиссией как измена пролетарскому делу, как предательство мировой революции. А за такое дело полагается расстрел.
Самсонов сел, в комнате застыла тишина.
— Нет больше желающих говорить? — спросил Гай. — Значит, большинство стоит за организацию полков и дивизии, за то, чтобы приказы выполнялись немедленно и беспрекословно. Я поддерживаю предложение следственной комиссии насчет мер при невыполнении приказов, пора [86] нам военную дисциплину установить. Хватит одними уговорами заниматься, пора и власть употребить. Здесь говорилось о моих якобы личных целях. Организация боеспособной армии — не моя прихоть, а указание партии и Советской власти. Сейчас по всей стране идет формирование частей Красной Армии, наша задача — выполнить установки Советской власти. Нужно в ближайшие два дня одеть всех в военную форму — обмундирования у нас достаточно. Можете получить его у начальника вещевого склада.
Значит, договорились: за неисполнение приказа будем направлять виновного в следственную кбмиссию. Объявите всем, что революционную дисциплину не имеет права нарушать никто.
Гай помолчал, все смотрели на него внимательно.
— Завтра выступаем в шесть часов. Порядок движения такой: впереди пойдут Павловский, Петухов и Тоникс, старший в авангарде Павловский. Следом за авангардом идет батарея Кожмякова. Прикрывать отход будут отряды Андронова и Устинова, старшим назначаю Устинова. При выходе на железную дорогу отряду Павловского выслать разведку в обе стороны километров на пять. О результатах немедленно высылать донесение мне.
— Привал на обед когда будет? — спросил Петухов.
— Сделаем часовую остановку перед выходом на железную дорогу, если не обнаружим противника. Ну а если завяжется бой, обедать не придется, будем с ходу атаковать Майну. Если вопросов нет, на этом кончим. Воробьев и следственная комиссия остаются, остальные свободны.
Когда командиры отрядов вышли, Гай сказал:
— Надо нам активнее агитировать за создание батальонов и рот, убеждать командиров и бойцов, что это необходимо. Попросим у командования Первой армии военспецов из бывших офицеров и создадим штабы, иначе управлять частями не сможем.
— Штабы, безусловно, нужны, — сказал Лившиц, — но еще нужнее опытные партийцы, чтоб вели у нас политическую [87] работу. Тем более что придет новое пополнение, многие необстрелянные. Надо объяснять бойцам, с кем и за что воюем, а то многие не понимают, почему нам приходится воевать с белочехами.
— Да, это верно. Следственной комиссии со всеми делами одной не управиться. Но вы молодцы — такую агитацию ведете! Из вас готовые комиссары будут. Вон Самсонов пойдет комиссаром полка, Панов тоже.
— А кто же будет у нас работать? — ревниво сказал Лившиц.
— Тебе тоже комиссарить придется, — засмеялся Гай. — А следственную комиссию превратим в революционный трибунал.
— Неужто на железной дороге не встретим своих? — сказал Воробьев, заворачивая цигарку. — Вряд ли они отошли далеко от Симбирска.
— Я сам об этом думаю, — ответил Гай. — Если не встретим, повернем на юго-запад, пойдем вдоль дороги в сторону Инзы. Нам бы найти исправный телеграф, чтобы связаться с частями Первой армии, уже легче будет. Хуже всего плавать вот так, в неизвестности. Но бойцам о своих тревогах ничего не говорите. Выйдем скоро — и весь ответ. Есть же где-то Советская власть и войска?