Пополнение

Майор Семенко пристальным взглядом из-под густых бровей окинул только что прибывшее пополнение, в котором было несколько девушек. Галя Козубек четко доложила: — Товарищ майор! Снайперы-инструкторы прибыли для прохождения дальнейшей службы.

Подошел начальник штаба и Семенко приказал ему:

— Немедленно вызовите старшину Петрову, пусть она их проинструктирует, объяснит обстановку.

Большинство новеньких разместили в землянке около штаба, и только несколько человек Нина Павловна увела с собой в батальон.

По дороге она им рассказывала о переднем крае:

— Здесь надо смотреть в оба, постоянно быть начеку, а иначе... сами понимаете.

В траншее, где они остановились и присели на корточки, было сыро. По отвесным стенам, укрепленным от оползней щитами из хвороста, капля за каплей сбегала вода на дно, устланное колышками и хвойными ветками.

Нина Павловна показала новичкам ниши в стенах траншей, где и спать удобно, и на случай обстрела или бомбежки можно укрыться.

...Еще было совсем темно, когда Петрова на другой же день вывела новеньких на исходный рубеж. Она ловко перепрыгнула через небольшую канаву, наполовину заполненную мутной водой. За ней след в след прыгнули Галя Козубек и Аня Смолина. [111]

— Тише, девчата! — предупредила Нина Павловна. Они легли в жидкую, липкую и холодную жижу.

— Ползите за мной! Промокнуть не бойтесь. Не кашлять и не чихать! Улавливайте каждый шорох, каждое движение веток!

Неожиданно над нейтральной полосой повисла осветительная ракета. Стало светло как днем. Они замерли. Над головами просвистело несколько трассирующих пуль. Вскоре «фонарь» угас, и темнота стала еще гуще. Петрова помедлила несколько минут и снова поползла к облюбованному накануне месту. При свете «фонаря» она успела хорошо рассмотреть небольшой сарай с развороченной крышей и тропинку к нему. Сарай походил на русскую баньку с одним оконцем. Около него Нина Павловна и решила оборудовать позицию для Смолиной и Козубек. Оставив там девчат, Петрова вернулась за второй парой.

Когда все три пары заняли свои места, старшина с облегчением вздохнула, смахнула с лица пот, фуфайка и ватные брюки — все было в грязи и промокло насквозь.

Утро, как назло, наступало медленно, а небольшой морозец уже крепко схватил обмундирование, и оно от этого горбатилось, похрустывало.

— Скоро высохнет, Аня, не волнуйся, привыкай, — успокаивала Галя свою подругу. — Вот она какая, настоящая передовая!

Лежа на прогнившем полу сарая, Аня как будто между прочим спросила:

— Галя, тебе не страшно?

— Немножко.

— Мне тоже.

За стенами сарая послышались чьи-то шаги. Ann вздрогнула, решив, что STO, может быть, фашистский снайпер подыскивает удобную позицию. Она крепко сжала в правой руке снайперскую винтовку и предупредила подругу, что надо быть наготове. Но тут заскрипела на старых ржавых навесах дверь и в ее проеме появилась Нина Павловна. Она увидела настороженных девушек и негромко сказала:

— Молодцы, девчата! К бою надо быть готовым всегда. А позиции свои оборудовали?

Галя и Аня переглянулись.

— Простите, еще нет! Не успели.

— Слушайте меня! — приказала старшина. — Козубек, остаетесь здесь и быстро готовите себе позицию.

Галя подошла к окну и хотела прикладом выбить нижнюю четвертушку стекла. [112]

— Так нельзя! — успела остановить ее Петрова и объяснила, а вернее показала, как это надо сделать.

Аню Смолину Нина Павловна отвела от сарая на десяток шагов и сказала:

— Здесь ваша позиция! Оборудуйте ее, как можно лучше маскируйтесь, ведь местность открытая...

Козубек, оставшись одна, быстро устроила свое снайперское гнездо. Дымка постепенно рассеялась, и перед ее глазами все явственнее просматривались очертания переднего края противника. Она увидела проволочные заграждения и бруствер первой траншеи. Было тихо. С каждой минутой становилось все светлей и светлей. Галя не спускала глаз с вражеских окопов.

В сарай, вся в грязи, с прилипшей к ватнику прошлогодней травой, приползла Петрова. Тяжело дыша, шепотом спросила:

— Как дела? Не появились еще гады? Смотри, Галинка, не забывай, где находишься, ошибки враг не простит.

Козубек вытащила из-за пазухи фляжку и подала старшине:

— Погрейтесь, чай еще не остыл.

Нина Павловна отпила несколько глотков и почувствовала, как тепло приятно разлилось по всему озябшему телу.

— Спасибо, доченька! Жди терпеливо, уж такая наша работа. Стрелять не торопись, надо чтоб наверняка было, а то только распугаешь эту нечисть.

Налетевший внезапно ветер зашуршал по полу остатками старой соломы, покатал кем-то оставленные консервные банки, ненадолго прогнал устоявшийся запах гнили и плесени и затих в дальнем углу.

— Ладно, Галочка, оставайся, а я поползу к Ане и к другим парам. Надо проведать всех.

Аня Смолина лежала и изредка вздрагивала то ли от озноба, то ли от ожидания встречи с фашистами, которые в любую минуту могли здесь появиться,

— Анечка, ты помнишь, что сегодня твоя главная задача охранять Козубек?

Аня хотя и понимала, что приказ есть приказ, но поначалу ей такое решение старшины показалось обидным. Она ничего не ответила, только в знак согласия небрежно кивнула головой. Петрова заметила обиду девушки и поспешила успокоить:

— Глупенькая! Вы потом поменяетесь местами... [113]

...Приближалось время обеда. Солнце уже светило и припекало вовсю, а фашисты так и не показывались, как будто все вымерли. От долгого лежали без движения и от тепла клонило ко сиу, и мокрая одежда теперь казалась не такой уж неприятной, вот только ноги затекали, наливались свинцовым грузом. Так хотелось размяться! Аня, чтобы не уснуть, до боли кусала язык, щипала пухлый подбородок.

Козубек снова и снова напрягала зрение. Над бруствером фашистского окопа на какие-то доли секунды сверкнула солдатская каска. Но выстрелить она не успела, да и к лучшему, потому что через несколько минут гуськом легкой рысцой бежали с котелками трое гитлеровцев. Их головы то поднимались над бруствером, то исчезали. Настал тот момент, когда надо было сосредоточиться на выстреле. Галя нажала на спусковой крючок, и фашист, что шел впереди, остановился и упал, широко раскинув руки в стороны. Пока его друзья разбирались, в чем дело, Козубек уничтожила того, который шел последним.

В окопах противника начался переполох. Дружно ударили минометы, потом открыла беглый огонь и артиллерия. Мины и снаряды ложились вокруг сарая. Деревянные стены ходуном заходили, того и гляди, развалятся и придавят. С потолка, в образовавшиеся щели, посыпались черепичные осколки.

Аня увидела в оптический прицел гитлеровца. Но выстрелить не успела. Открыла огонь наша артиллерия, и весь передний край заволокло черным густым дымом. Стрельба с обеих сторон кончилась как-то сразу, будто по чьей-то единой команде.

После того как улеглась пороховая дымка, Аня заметила сразу нескольких фашистов, стаскивающих убитых и раненых в укрытия. Стрелять Смолина умела отлично, и она успела уложить двоих.

Когда совсем стемнело, к ним подползла Нина Павловна:

— Живы ли, доченьки?

— Живы, товарищ старшина! И счет открыли: по два фашиста отправили на тот свет...

Возвращаясь в батальон, Петрова заметила:

— Двум другим парам не посчастливилось, они вернулись, не открыв личного счета мести, но это не беда, время еще есть, есть и живые фашисты.

В батальоне их поджидали, и все, кто встречался им на пути, да и сам майор Сидоров, от души поздравляли девушек с первой победой. [114]