IV.
Дважды, хотя на самые короткие сроки, он был призван к административной деятельности в Средней Азии. Здесь как и всегда он выказал ясность и широту взгляда, глубокий здравый смысл и истинное проникновение духа, покоренного им народа.
Враг канцелярщины и бюрократизма, он работал на этом поприще в полном смысле слова не покладая рук, с истинной бережливостью соблюдая интересы государственной казны.
Назначенный военным губернатором Туркестанской области 16-го Февраля 1865 г., он был уже отчислен с занимаемой им должности 4-го Августа, того же года. Конечно в течении этого, можно сказать, мимолетного управления, он не успел много сделать для гражданского устроения, но тем не менее им был ясно намечен тот путь, по которому для пользы России, для блага и процветания страны следовало идти его заместителям.
Считаясь с нравами, местными условиями, обычаями и нуждами туземного населения он [41] сохранил самоуправление{10} упрочив этою мерой естественное развитие и рост этого богатейшего края.
Только что замирившимся миллионным его населением он управлял при помощи всего шести чиновников и четырех переводчиков, причем все расходы по его управлению не превысили пятидесяти тысяч рублей. Несмотря на это за кратковременное свое управление он успел собрать все подати, устроить пути сообщения между Верным и Ташкентом, учредить постоянное почтовое сообщение и настолько установить полную безопасность, что все ездили без конвоя, что немыслимо в настоящее время на Кавказе.
Основой столь быстрого умиротворения края и полной внутренней безопасности было именно управление согласное характеру и духу азиата, понимание его нужд и практическое их удовлетворение.
При таком положении дела двух с половиною батальонов и 8 1/2 сотен казаков было достаточно для охранения спокойствия необъятной степи от Оренбурга до Сыр-Дарьи. Для внешней же безопасности и охраны 20 т. всадников были всегда на готове дать отпор неприятельскому нападению.
Такая система и применение ее на практике, создала Михаилу Григорьевичу среди туземного населения ту популярность, которая росла не по дням, а по часам.
Сын Алим-Кула, убитого в сражении под Ташкентом, предводителя азиатских скопищ поднес Михаилу Григорьевичу шашку отца своего.
Старейшины и жители Ташкента поднесли ему старинный щит при адресе, в котором называют его «не покорителем, а истинным избавителем от азиатских деспотов. Вы кротким отеческим управлением говорили они далее, «дали нам понять, что ежели и есть на этом свете счастие, то счастие это заключается в том, чтобы быть подданными Великого Русского Царя и иметь над собою такого [42] начальника, как Вы, достойнейший Михаил Григорьевич. Сказанное нами не лесть, а святая правда, которую говорят Вам 100 т. Ташкентцев, испытывающих ныне истинное благополучие под вашим мудрым правлением. В такое короткое время Вы успели внести значительные улучшения в нашем быту. К Вам каждый из нас имеет доступ во всякое время и Вы всегда с кротостью и терпением выслушиваете наши жалобы, по которым каждый из нас без задержки получает удовлетворение{11}. Не будучи Ташкентцем нельзя понять и оценить того бескорыстного к Вам уважения и любви, какой Вы пользуетесь между нами».
Сам покоритель Ташкента не оставался в этом отношении в долгу у населения, чувствуя самую искреннюю симпатию и к наивному обитателю степей Киргизу и к умному, почтенному политичному Сарту.
«Легендарная, по мнению туземцев, отвага ген. Черняева», писал в Свете «Туркестанец», человеческое его отношение к ним и, нужно прибавить искреннее, не напускное, почему он и оставался верным своим принципам до конца, — сразу упрочило за Михаилом Григорьевичем ту популярность, то светлое имя, которое вот прошло уже 17 лет не померкло среди благодарных обитателей Средней Азии, а вместе с ним закрепило там русское имя».
«17 лет тому назад, если не ошибаюсь, 10 марта, тянулась нескончаемая вереница пестрых халатов на Чемкентскую дорогу. Уныло опущенные на грудь седобородые головы, в белых, зеленых и красных чалмах живо свидетельствовали, что не для веселой тризны собрались эти хорошие люди. В гробовом молчании остановились они у построенной арки, где между другими надписями виднелось: выехал 10 марта 1866 года, возвратился — оставлено место». [43]
«В некотором отдалении собралась кучка ветеранов-солдат, которые на вопрос о сроке службы, обыкновенно отвечали «Черняевский», утирая корявым кулаком скатывающуюся слезу, они хмуро смотрели на дорогу, ведущую от города. Подъехала коляска. Офицерство бросилось к ней, вынуло с блестевшими слезами на глазах любимого своего друга, генерала, делившего с ними труды боевой степной жизни и нередко скудную свою хлеб-соль и в томительной тишине, понесли его на руках к столу, где приготовлена была прощальная чарка».
«Что то щемящее сдавливало грудь горло. На Михаила Григорьевича было жутко смотреть. В № 117 «Свете» по поводу назначения в настоящее время (1882 г.) генерала Черняева было сказано следующее: генерал Черняев много видал и много знает. Мы прибавим: и много перечувствовал».
«Наконец после жгуче тоскливого часа, поднялся старейший из всех туземцев, седой как лунь Кази-Калян и глухим, надорванным голосом, обращаясь к Михаилу Григорьевичу сказал: «Генерал, мы пришли с тобою проститься, а жен и детей своих оставили дома и приказали им молиться, чтобы Бог возвратил тебя к нам».
В 1883 году он снова возвратился в край, найдя громадные перемены. При учреждении генерал-губернаторства стоимость гражданской администрации дошла до миллиона рублей, количество войска было настолько увеличено, что стало в матерьяльном отношении обременительным для края. Население было принято считать за tabula rasa и все плоды европейской цивилизации и просвещения до классической гимназии включительно стали вводиться среди азиатских народов.
Естественный рост края остановился и эта богатейшая окраина наша вместо доходов, стала приносить государству ущерб.
Назначенный в 1882 году [45] генерал-губернатором Туркестанского края Михаил Григорьевич с искренним рвением принялся за исполнение державной воли Государя Александра III, высказавшего ему перед отъездом свое желание, чтобы «эта окраина была бы не бременем для России, а служила ей на пользу».
Тяжелое наследие досталось Михаилу Григорьевичу, особенно затрудненное продолжительной болезнью своего предшественника.
Приходилось упрощать громадную и сложную бюрократическую машину, и для сокращения штатов, скрепя сердце, увольнять лишних людей. Все это, конечно, породило много недовольства и тем более было тяжело Михаилу Григорьевичу, что он по сердечности своей натуры всегда был готов помочь ближнему в беде.
Однако и на этот раз не смотря на свое кратковременное пребывание (от 25 мая 1882 г. — 21 февраля 1884 г.) в крае, посвятив значительную часть времени на объезд его, он успел сократить расходы государственного казначейства на сумму более чем на полмиллиона рублей. Достиг он этого, упразднив ненужную Аральскую флотилию, сократив часть войска соответственным, его преобразованием и изменением системы его продовольствия.
Вблизи города Ходжента он прорыл канал из Сыр-Дарьи на протяжении 15 верст, оросив этою мерою 35.000 десятин земли. Другой канал был проведен им возле Перовска, на протяжении 25 верст, способный оросить 100.000 десятин. Такие ирригационные работы в степях Средней Азии имеют громадное значение, обращая безводные пустыни в плодородные пространства, поднимая производительность края и следовательно его доходность.
Для того чтобы остановить рост цены за вьючную перевозку товаров из Средней Азии в Россию и обратно, стесняющую торговлю Михаил Григорьевич, так сказать, открыл новый, кратчайший путь и удостоился за это Высочайшей [46] благодарности. Во время этой его поездки по новому пути им была также доказана на опыте судоходность залива Мертвый Култук дотоле, упорно отрицаемая учеными топографами.
Им был намечен целый ряд преобразований в управлении и устройстве наших Средне-Азиатских владений и одновременно он собирался уже было приступить к осуществлению грандиозного и давно занимавшего его проекта поворотить Аму-Дарью в Каспийское море. Наконец он имел в виду так поставить наше положение в Средней Азии, чтобы держать постоянно дамоклов меч над английскими владениями в Индии.
Англичане конечно тотчас же почуяли эту неблагоприятную для них атмосферу и сделали все возможное, чтобы удалить такою человека, каким быль Михаил Григорьевич.
Они ловко подвели мину при помощи своего буфера, Авганцев, рассчитав опасением возможности столкновения с Англией загипнотизировать нашу военную бюрократию и на этой почве приобрели себе в ней невольного союзника для удаления Михаила Григорьевича.
Англичане возбудили Авганцев на неприязненные действия против наших Бухарцев, которым Михаил Григорьевич считал необходимым оказать поддержку. Из за этого возникло у него разногласие с военным министром, однако настойчивость Михаила Григорьевича победила и им было получено разрешение выдать Бухарцам несколько сот ружей и двинуть демонстративно русский отряд на афганскую границу.
Тем не менее в конце концов все таки взяла верх наша военная бюрократия, сыграв этим в руку Англии, расчет которой оказался верен. Михаил Григорьевич был выброшен за борт и на этот раз уже окончательно{12}. [47]