«Севастопольская страда»
Через месяц после начала войны против Советского Союза на совещании в ставке Гитлер объявил, что Крым станет неотъемлемой частью «третьей империи». «Крым должен быть освобожден от всех чужаков и заселен немцами»{5}, — заявил он.
Фашисты вышли к Крыму. Войска нашей 51-й армии оказались разбросанными (для отражения воздушных и морских десантов) по всему полуострову и были слабо оснащены техникой. Ошибка армейского командования [46] состояла в том, что наиболее опасное направление — Перекопский перешеек — занимала одна лишь 156-я стрелковая дивизия. Другие по-прежнему ориентировались на противодесантную оборону.
Гитлеровцы, пользуясь превосходством в силах, прорвали перекопские укрепления и 20 октября захватили Ишунь. Через два дня, стремясь остановить наступление врага, с ходу, без отставшей артиллерии вступили в бой первые части Приморской армии. Но противник уже вырвался на степные просторы, где остановить его было некому. Нашим войскам пришлось отходить в глубь Крыма.
22 октября Ставка Верховного Главнокомандования назначила командующим войсками Крыма вице-адмирала Г. И. Левченко. Он вступил в должность в тяжелое время. Враг быстро продвигался, наши войска отступали. Находившийся в Симферополе Г. И. Левченко вызвал в свой штаб Ф. С. Октябрьского, Н. М. Кулакова и вновь назначенного члена Военного совета флота И. И. Азарова. На совещании присутствовал замнаркома И. В. Рогов. Обсуждался вопрос о положении в Крыму.
Левченко настаивал на переброске на север полуострова 7-й бригады морской пехоты. Октябрьский и Кулаков считали необходимым в связи с угрозой выхода противника на оперативный простор и тем, что других крупных частей в главной базе флота нет, оставить бригаду под Севастополем. Когда Левченко, поддержанный Роговым, приказал отправить бригаду, Кулаков попросил не брать хотя бы артиллерийский дивизион. Предложение не было принято. Севастополь оказался без прикрытия войск с суши.
Командующий флотом направился на Кавказ — определить резервные места базирования кораблей, так как угроза Севастополю и кораблям с воздуха возрастала. Когда пришло сообщение о прорыве немецких войск в Крым, Елисеев и Кулаков вызвали на ФКП начальника отдела кадров флота Коновалова.
— Враг с часу на час может обрушиться на Севастополь. [47]
А у нас сил очень мало. Где Приморская армия, где 7-я бригада, мы не знаем. Связи с ними нет. Наш оборонительный рубеж оголен. Военный совет ставит перед нами задачу: срочно формировать новые части и подразделения, вооружать и отправлять их на передний край. Откуда брать людей, как расставлять их — решайте сами, — говорил начальнику отдела кадров начальник штаба флота И. Д. Елисеев.
Дивизионный комиссар Кулаков встал и твердо, без сомнения распорядился:
— Военный совет разрешает брать краснофлотцев, старшин, комсостав отовсюду, где они не связаны непосредственно с боевыми действиями. Разрешаем брать людей с надводных кораблей, подводных лодок, из штабов. Главное — преградить путь врагу. Сколачивайте как можно больше батальонов, рот и отправляйте их на фронт.
29 октября Севастополь был объявлен на осадном положении. Противник быстро продвигался, обходя Приморскую армию с запада. Обе наши армии отступали: 51-я — к Керчи, Приморская — к Севастополю.
В те строгие, решающие дни частыми были встречи Николая Михайловича с комендантом береговой обороны главной базы Петром Алексеевичем Моргуновым. Опытный артиллерист, спокойный, немногословный человек, он командовал сухопутными войсками до прибытия И. Е. Петрова, внес неоценимый вклад в оборону города. 30 октября Моргунов находился в кабинете Кулакова, докладывал о ходе подготовки Севастополя к боям. Вдруг послышались глухие отдаленные залпы, почти сразу зазвонил телефон. Командир 1-го отдельного артдивизиона подполковник К. В. Радовский доложил, что 54-я батарея лейтенанта Заики открыла огонь по колонне противника. Моргунов посмотрел на часы. Было 16 часов 35 минут. Так начиналась героическая оборона Севастополя.
Позже Николай Михайлович поинтересовался, кто первым скомандовал: «Залп!» и принял на себя вражеский удар. [48]
Лейтенант И. И. Заика — отличный артиллерист, любитель истории, часто рассказывал матросам об обороне Севастополя 1854–1855 годов. На вопрос батарейцев: «Не родственник ли вы Федору Заике — герою первой обороны?» — ответил: «Не знаю, но горжусь им и светлого имени его не посрамлю».
Слова командира не разошлись с делом. Когда было замечено движение колонны танков и машин, последовала его команда: «Залп!» Это был поистине мастерский огневой налет. Остановились танки. Взрывались следовавшие в колонне бензовозы, горели автомашины.
Разгромив врага, батарея прекратила огонь и даже не была обнаружена. Заика собрал личный состав, предупредил, что у них нет пехотного прикрытия. Краснофлотцы, не занятые непосредственно у орудий, вышли в окопы впереди батареи. На следующее утро враг снова двинулся к Севастополю. Трое суток шла неравная борьба. Лишь когда все орудия оказались разбитыми, многие воины погибли, Заика дал последнюю радиограмму и уничтожил рацию. Оставшаяся группа бойцов отважно билась в окружении, а затем сумела прорваться к своим.
1200 выпущенных снарядов, мужество и боевое мастерство моряков батареи были первым заслоном на прямом пути к главной базе. За трое суток батарея уничтожила 16 танков и 7 автомашин с пехотой. За стойкость и мужество в тех боях командир батареи И. И. Заика и ее военком С. П. Муляр были награждены орденом Красного Знамени.
31 октября Елисеев, Кулаков, Азаров собрали руководителей соединений, сообщили о тяжелой обстановке, потребовали обеспечить стойкость всех бойцов в обороне. Было принято решение вывести все крупные корабли на Кавказ.
Утром 1 ноября на главную базу флота приехал И. В. Рогов. После беседы они вместе с Кулаковым вышли с ФКП на берег Южной бухты. Начался налет вражеской авиации. [49]
Многие самолеты пикировали и бросали бомбы на маскировочную сетку — в то место, где еще вчера стоял линкор «Парижская коммуна». Николай Михайлович засмеялся. Сказались, должно быть, нервное перенапряжение, бессонные ночи. Рогов, не видя вокруг ничего смешного, с недоумением смотрел на члена Военного совета.
— Вот если бы мы на месте оставили линкор, — пояснил Кулаков, — было бы не до смеха.
На подступах к городу шли ожесточенные бои. 2 ноября с Кавказа возвратился Октябрьский. Совместно с Кулаковым он одобрил подготовленное работниками политуправления обращение Военного совета флота к защитникам Севастополя. На другой день оно было опубликовано в газете «Красный черноморец». Напомнив о славных революционных и боевых традициях флота, обращение призывало: «Ни шагу назад. Каждый боец, командир и политработник должен драться с врагом до последней капли крови, до последнего дыхания...» На митингах и собраниях моряки поклялись до конца отстаивать город русской морской славы Севастополь.
Первого ноября впервые по скоплению войск противника ударила дальнобойная крупнокалиберная батарея № 30. Мастерство артиллеристов, корректировщиков помогло попасть в цель уже первым снарядом. Запылали бензоцистерны, подрывались машины с боезапасом, гибли вражеские солдаты. В тот день батарея вела огонь по врагу еще четыре раза, а на другой день — уже двенадцать! Во время одного из боев у орудий присутствовали И. В. Рогов и Н. М. Кулаков. Они высоко оценили его результаты. Рогов, находясь в самый критический момент среди севастопольцев, всеми силами помогал Военному совету, политработникам. Отбыв затем вместе с другим членом Военного совета И. И. Азаровым в Новороссийск, он значительно ускорил отправку в главную базу столь необходимой для ее защиты 8-й отдельной бригады морской пехоты.
Эта бригада под командованием полковника В. Л. Вильшанского [50] стала одним из основных соединений при обороне Севастополя до подхода Приморской армии. Нанеся врагу ощутимый контрудар, она помогла сорвать попытку противника взять город с ходу. В своих мемуарах немецкий командующий Манштейн, объясняя, почему не удалось овладеть Севастополем в ноябре, написал: «...Противник счел себя даже достаточно сильным для того, чтобы... начать наступление с побережья севернее Севастополя против правого фланга 54-го корпуса. Потребовалось перебросить сюда для поддержки 22-ю пехотную дивизию из состава 30-го армейского корпуса. В этих условиях командование армии должно было отказаться от своего плана взять Севастополь внезапным ударом с востока и юго-востока...»
Враг был остановлен. Следовало совершенствовать оборону, готовиться к зиме, а хозяйственникам 8-й бригады никак не удавалось получить шанцевый инструмент, сапоги, теплое белье, походные кухни. Комиссар бригады Л. Н. Ефименко обратился к члену Военного совета флота. На ФКП Николай Михайлович обнял бывшего однокашника по академии:
— Наслышан о твоих молодцах. Дали фашистам по мозгам. Спасибо от Военного совета морякам бригады.
— Передам. Знаем, отступать в Севастополе некуда. На нашем участке враг не пройдет.
— Понимаю, прибыли налегке. Какие нужды? Первоочередные! Сам понимаешь, не в Питере в Гостином дворе.
— Ломы, лопаты — оборудовать укрепления. Походные кухни — питаться. Сапоги и теплое белье — одеться. Уходили сюда в спешке, — отвечал Ефименко.
Кулаков позвонил командующему береговой обороной: инструмент будет. Начальник вещевого снабжения пока смог удовлетворить потребности лишь частично.
Через горком ВКП(б) на территории судоремонтного завода удалось найти для бригады старые полевые кухни. Их быстро отремонтировали. [51]
...К Севастополю отходила измученная боями, усталая, тяжело переживавшая отступление по Крыму, поредевшая Приморская армия. Ее руководители — командующий генерал-майор И. Е. Петров и член Военного совета бригадный комиссар М. Г. Кузнецов 3 ноября прибыли в город. На ФКП флота они прежде всего зашли к хорошо знакомому им по Одессе Кулакову.
Петров взял лист бумаги и стал записывать номера полков и количество оставшихся в них людей. Картина получалась невеселая. Но, как было известно, ожидался подход отставших, пробивающихся через заслоны врага, пробирающихся по горным тропам частей и подразделений. Кулаков, напомнив об этом, сказал, что флот поможет пополнением. Он тут же позвонил начальнику одного из отделов штаба флота, чтобы срочно изучили возможность пополнения. Высказал предположение, что к приморцам перейдут флотские части, уже находящиеся на оборонительных рубежах.
Настроение у Петрова и Кузнецова поднялось. Они вместе с членом Военного совета направились к Октябрьскому. Командующий флотом подтвердил высказанные Кулаковым соображения о пополнении армии. Подойдя к карте, рассказал об оборонительных рубежах под Севастополем, посоветовал Петрову побыстрее выдвигать войска на позиции у города.
6 ноября в кабинете командующего флотом Октябрьский и Кулаков слушали выступление И. В. Сталина на торжественном заседании, посвященном 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Трудно передать, как много значило уже то, что оно, как обычно, состоялось накануне праздника. Засиделись допоздна, обсуждая доклад, обстановку в стране и на фронте. Редактор флотской газеты «Красный черноморец», выходившей во время всей осады, П. И. Мусьяков сообщил по телефону, что текст доклада принят и газета с ним вовремя будет доставлена на боевые позиции, корабли. Решили отпечатать [52] дополнительно несколько тысяч экземпляров для заброски в оккупированные врагом районы Крыма.
На рассвете 7 ноября Октябрьский разбудил Кулакова. Поступила, как можно было понять по времени, поставленному на ней, телеграмма, подписанная после торжественного заседания. В директиве Ставки руководство обороной Севастополя возлагалось на командование Черноморского флота. Командующий флотом стал и командующим Севастопольским оборонительным районом, а его заместителем по сухопутной обороне — командующий Приморской армией И. Е. Петров. (С 19 ноября должность командующего войсками Крыма была упразднена.)
Штаб флота во главе с И. Д. Елисеевым, политуправление вместе с членом Военного совета И. И. Азаровым перебазировались в Туапсе, откуда и руководили деятельностью флота на Кавказе и Азовской флотилией. В главной базе оставались оперативная группа штаба и часть работников политуправления.
Военный совет СОР не создавался, поскольку действиями этого объединения руководило командование и Военный совет флота. Но практически двоих из четверых членов Военного совета — секретаря Крымского обкома В. С. Булатова и И. И. Азарова — не было в Севастополе. Документы подписывали (а главное — решали, брали на себя всю полноту ответственности) Октябрьский и Кулаков.
На заседания Военного совета приглашались те, кто готовил вопрос или должен был выступать «задающим генератором» при проведении какого-то решения в жизнь. Говорили коротко, четко, сразу о главном. Поздно вечером обычно проводились совещания, заслушивался руководящий состав, решались кадровые вопросы.
Тон такому деловому стилю в работе задавал командующий флотом Ф. С. Октябрьский. Его высокую требовательность, любовь и стремление к порядку всемерно поддерживал Н. М. Кулаков. По натуре своей — комиссар, [53] душевный человек, не склонный к бюрократизму, он считал, что иначе нельзя...
Защитники Севастополя отмечали праздник славными боевыми делами. Именно 7 ноября совершили бессмертный подвиг черноморцы — политрук Н. Д. Фильченков, краснофлотцы В. Г. Цибулько, И. М. Красносельский, Ю. К. Паршин, Д. С. Одинцов. В этот день батальон морской пехоты сдерживал натиск врага на одном из направлений в 30 километрах от города.
Захватив гранаты и бутылки с горючей смесью, пятерка моряков во главе с Фильченковым выдвинулась вперед и укрылась за насыпью дороги. К нашим позициям двинулись 7 фашистских танков. Стреляя из пулемета по смотровым щелям, Цибулько остановил первый танк. Красносельский гранатами — второй. Другие бойцы подбили еще две машины. Фашисты повернули обратно. В следующую атаку пошло до полутора десятков танков, за ними — автоматчики. Цибулько бил из пулемета, пока не кончились патроны. Затем раненный в руку моряк с гранатами пополз навстречу врагу. Здоровой рукой он сумел бросить гранату и остановил танк.
Две грозных машины подбил Красносельский. Герой погиб. Боеприпасы у моряков кончились, а танки могли пройти к главной базе, и смельчаки решили действовать наверняка. Привязав к поясам оставшиеся гранаты, Фильченков, Паршин и Одинцов поползли к танкам. Первым Фильченков, за ним два других моряка бросились под гусеницы. Остановились еще три машины. Остальные повернули назад. Поспешили за танками и автоматчики, преследуемые огнем группы моряков батальона, спускавшейся с высоты на помощь товарищам. Они нашли тяжело раненного, истекавшего кровью Цибулько. Он успел рассказать о героизме погибших боевых друзей.
Кулаков узнал о подвиге отважных моряков не сразу, Сначала газета «Красный черноморец» сообщила о пяти неизвестных героях. Николаю Михайловичу позвонил [54] военком госпиталя и доложил, что раненые морские пехотинцы говорят о таком же выдающемся подвиге. Член Военного совета поручил работникам политуправления установить детали боя, фамилии героев. Те разыскали всех, кому было что-то известно о подвиге. Их Кулаков собрал в своем кабинете. Здесь и выяснились обстоятельства боя. Пятеро морских пехотинцев были представлены к присвоению звания Героя Советского Союза.
И многих других только одно могло заставить покинуть позиции — смерть. Одна из батарей вела огонь по наступающему противнику. Быстро, сноровисто работали расчеты, отбивая атаки. Противник бросил на батарею самолеты. Бомбы засыпали, казалось, все вокруг. Замковый комендор комсомолец И. А. Щербак был контужен, потерял зрение. Однако отлично натренированный воин продолжал четко действовать на боевом посту. Лишь когда отбили атаку, он встал с места. По его движениям товарищи поняли, что краснофлотец не видит. Но он попросил оставить его на батарее, разрешить сражаться с врагом. Лишь с трудом удалось отправить его на лечение...
Не только с берега, но и с моря наносились сокрушительные удары по врагу. 11 ноября крейсера «Червона Украина» и «Красный Крым» вели огонь по наступающим гитлеровцам своим главным калибром. Стреляли эсминцы и другие корабли.
На стороне фашистской авиации было значительное превосходство в воздухе. Все налеты отражать не удавалось. Вражеская авиация прямо у причала потопила крейсер «Червона Украина». К Кулакову пришел военком корабля батальонный комиссар В. А. Мартынов и передал просьбу личного состава остаться на защите Севастополя. По решению Военного совета из экипажа крейсера создали четыре батареи, причем орудия подняли с затонувшего корабля. Так и встали в строй испытанные бойцы со своим оружием и героически сражались до конца обороны.
Враг продолжал наседать, расширил фронт наступления, [55] проявлял высокую активность то в одном, то в другом месте. Стойко держались черноморцы и подходившие приморцы. Наткнувшись на сильную оборону, которую никак не удавалось преодолеть, фашистское командование пришло к выводу, что нужно значительно усилить войска и лишь потом продолжать наступление. Но время уже работало на защитников Севастополя. Приморская армия, пополненная личным составом флота и призывниками, мужественно отражала атаки врага на подступах к городу.
13 ноября враг предпринял новую попытку наступления. Десятки танков двинулись вдоль Ялтинского шоссе. Усилился артиллерийский обстрел наших позиций. Противнику удалось продвинуться вперед, но уже 14 ноября неожиданной контратакой удалось в основном вернуть занимаемые накануне рубежи. Ожесточенные бои шли здесь и в последующие дни. В дивизиях П. Г. Новикова и И. А. Ласкина, находившихся на острие атак, часто бывали Н. М. Кулаков и И. Е. Петров.
21 ноября враг снова попытался прорвать нашу оборону. Бои переходили в яростные рукопашные схватки. Противник занял один из оборонительных рубежей в полосе дивизии И. А. Ласкина. Кулаков и Жуков приехали в дивизию. Жуков не сдержался:
— Бежали, мертвых и раненых, наверно, фашистам бросили, фланги соседям открываете. Не стыдно людям в глаза смотреть?
— Раненых уносили, — стараясь быть спокойным, ответил Ласкин, — фашисты занимали окопы, в которых живых не было.
— Полностью восстановить положение. Все вернуть до метра!
— Есть!
С комиссаром Кулаков говорил отдельно:
— Политработники где были? Не отсиживались ли в блиндажах? В роты идите, в отделения! Не вернете позиции — рядовым в атаки ходить будете. [56]
Комиссар дивизии не оправдывался, хотя был он не на КП, а в отходившем батальоне. Не хватило там сил остановить прорвавшихся фашистов.
— Все вернем, что отдали. К утру, — сказал члену Военного совета Солонцов. — Я снова в батальоны пойду.
— Вернете, не сомневаюсь. Верю, комиссар, в тебя и твоих бойцов.
Ночью утраченные позиции были возвращены. Контратаку возглавлял военком О. А. Караев...
Находясь на передовой, Кулаков наблюдал бой двух наших истребителей с шестью «мессершмиттами». Хотя враг имел тройное превосходство, наши самолеты умело, стремительно маневрировали, мастерски уклонялись от атак, сами при первой возможности наносили удары. Пара сбила один «мессер», другие вышли из боя.
Вечером на заседании Военного совета флота дивизионный комиссар спросил у командующего авиацией генерал-майора Н. А. Острякова, как он оценивает столь рискованный бой летчиков. Выяснилось, что сам командующий и вел этот победный бой, что он часто летает на боевые задания. По предложению Николая Михайловича было решено каждый вылет Острякову производить только с согласия Военного совета флота. Но генерал продолжал летать, когда считал нужным, ссылаясь на сложность обстановки. Зная об этом, Кулаков встретился с ним после полета:
— Вы все же должны дать слово, Николай Алексеевич, что впредь будете себя беречь, — просил дивизионный комиссар.
— Этого слова, Николай Михайлович, дать не могу.
Погиб талантливый командующий и отважный летчик не в воздушном бою, а на земле, во время бомбежки. Аэродромы в Севастополе были так близко от переднего края, что враги могли наблюдать за ними, неожиданно бомбить и обстреливать из орудий...
22 ноября настало затишье. Наступление врага провалилось. Его 11-я армия увязла под Севастополем. У города [57] рвались снаряды, вели бои мелкие подразделения, не молчало стрелковое оружие. Но появилась возможность совершенствовать укрепления, организовать планомерную боевую учебу и даже прогуляться по городу.
Еще 26 октября по решению ЦК ВКП(б) в Севастополе был образован городской комитет обороны. Его председателем назначили секретаря горкома партии Б. А. Борисова. В комитет вошли председатель горсовета В. П. Ефремов, начальник горотдела НКВД К. П. Нефедов и другие.
Руководство городского комитета обороны было тесно связано с командованием и Военным советом ЧФ, что давало ему возможность оперативно поднимать население на решение неотложных задач для отпора врагу. Работа партийных, советских, комсомольских организаций, предприятий и учреждений подчинялась главному — обороне города. В городе регулярно проводились собрания партийного актива. Б. А. Борисов вспоминал, что каждое мероприятие, связанное с помощью фронту, приводило в движение всю городскую партийную организацию.
Кулаков и Борисов часто вместе думали о том, как наладить производство, выполнять планы выпуска военной продукции, лучше вести воспитательную работу. В морском кителе без нашивок, высокий, худощавый человек, не отличавшийся особым здоровьем еще со времени ранения в бою с бандитами Антонова, Борис Алексеевич обладал завидной работоспособностью, умением повести за собой людей, найти с ними общий язык.
И все же были вопросы острые и сложные, которые Николай Михайлович ставил перед Булатовым или Борисовым лишь после серьезных раздумий. Работники штаба и политуправления докладывали, что городские предприятия допускают сбои в снабжении минами, гранатами. Слишком много простоев из-за частых воздушных тревог.
Кулаков сказал секретарю Крымского обкома ВКП(б) Владимиру Семеновичу Булатову: [58]
— Еще не все резервы использованы. Формально все делается правильно, а по существу можно лучше.
— Сами рабочие говорят, что не надо везде останавливать станки, если над городом самолет-разведчик. Думали об этом в обкоме и горкоме. Получается так, что пропагандисты, газеты всех хвалят, а производство снижается. Слова не подтверждаются делами.
— Рад, Владимир Семенович, что мыслим одинаково с обкомом и горкомом. Надо всем нам активнее взяться за узкое место.
Было решено, что отныне воздушные тревоги будут объявлять при массированных налетах, люди уходят в укрытие лишь при непосредственной угрозе.
Надо заметить, что эти меры способствовали значительной активизации работы предприятий. Одновременно произвели дублирование электросетей и водопроводов, ускорили размещение предприятий в подземных укрытиях.
Позже городскую промышленность решили объединить в два спецкомбината. В штольнях Троицкой балки разместили станки и оборудование Морского завода и прибывшего из Симферополя завода «Химчистка». На комбинате производили минометы, мины и противотанковые гранаты.
Спецкомбинат № 2, созданный на базе швейной фабрики и артелей промкооперации, переехал в хранилище шампанских вин, укрытое в горах в Инкермане. Предприятие шило обмундирование, обувь. Большинство работающих — женщины. Оборудовали общежитие, детский садик.
В конце ноября в Севастополе было относительно тихо. У Кулакова появилась возможность больше бывать в частях. Надолго запомнилось посещение батареи № 10, располагавшейся южнее речки Качи. Николай Михайлович приехал вручить награды отличившимся в боях батарейцам.
— Это наша последняя позиция, — говорили краснофлотцы. — Пока мы живы, враг не пройдет! Просим считать нас всех коммунистами.
— Всех? — улыбнулся дивизионный комиссар. [59]
— Всех! — хором ответили моряки.
Велико было желание людей биться с врагом, находясь в рядах ленинской партии. Но принимали в ВКП(б) индивидуально даже отличившихся в боях воинов. Несмотря на тяжелые потери, уже во второй половине ноября во входившей в Севастопольский оборонительный район Приморской армии стало почти столько же коммунистов — членов и кандидатов партии, сколько было при эвакуации из Одессы, а число парторганизаций даже выросло...
Политрук И. М. Фрейдлин получил от Кулакова задание «принести, и побыстрее» книгу, написанную Л. Н. Толстым о Севастополе. Она оказалась старой, довольно потрепанной — чувствовалось, что побывала в сотнях, а может быть, в тысячах рук. В Севастополе Льва Николаевича любили и читали, считая своим знаменитым земляком. Кулаков с удовольствием узнавал знакомый текст из рассказа «Севастополь в декабре месяце»:
«Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникли в душу ваши чувства какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах...»
— У тебя обращается? — спросил Кулаков Фрейдлина.
— Так точно!
— Ну тогда посмотрим на Севастополь, чтобы обращалась еще быстрее.
Они вышли с ФКП, поднялись по крутому склону, свернули к Ленинской улице и направились в сторону Графской пристани. На площади гордо высился памятник В. И. Ленину — ни взрывы бомб, ни осколки не причинили ему вреда.
На Приморском бульваре кучками вперемешку с темными листьями белел снег: зима в сорок первом пришла необычайно рано. Николай Михайлович обратил внимание на то, что, несмотря на холод, заметно больше людей стало на улицах. Во дворах рыли щели — укрытия. Открылись многие магазины, правда, у их окон лежали мешки с песком. Заработала местная макаронная фабрика. Рыбаки [60] под прикрытием истребителей выходят ловить рыбу. Начались прерванные занятия в восьми школах. По улице Карла Маркса снова пошел трамвай. И это при том, что вражеские залпы часто не давали людям спокойно спать.
В начале декабря Генеральный штаб запросил мнение Октябрьского о плане высадки морского десанта. Не привлекая никого из специалистов, Октябрьский и Кулаков разработали план операции, предложили осуществить высадку с Азовского моря на Керченский полуостров, с Таманского полуострова в Керчь и Феодосию. План был принят Ставкой Верховного Главнокомандования. 9 декабря командующий флотом вместе с Кулаковым собрали руководящий состав СОР.
— Завтра я ухожу в Новороссийск, — объявил Филипп Сергеевич.
— За меня остается контр-адмирал Жуков. Не буду скрывать от вас цели, с которой отправляюсь туда. Но учтите, что это дело абсолютно секретное, большой оперативной важности, поэтому вести разговоры на данную тему запрещено.
Собравшиеся с интересом слушали командующего.
— Ставка решила готовить высадку крупного десанта на Керченский полуостров, — сообщил он. — Будут десантироваться две армии Закавказского фронта: пятьдесят первая и сорок четвертая. Азовская флотилия обеспечит высадку на северный берег полуострова, Черноморский флот — на восточный и южный. Керченская группировка немцев будет отрезана от севастопольской и разгромлена, удар будет развиваться в сторону Севастополя, а мы с плацдарма ударим навстречу. С блокадой главной базы будет покончено!
— На какое число назначена операция? — спросил кто-то из присутствовавших.
— Ориентировочно на двадцать первое декабря, — ответил Октябрьский. — Что касается деталей операции, то обсуждать [61] их здесь я неправомочен. Еще раз повторяю: все, что вы сейчас узнали, — строжайшая военная тайна...
По приказанию Ставки командующий флотом в тот же день на крейсере «Красный Кавказ» направился в Новороссийск для участия в непосредственной подготовке к операции.
12 декабря радио принесло радостную весть о нашей первой крупной победе — разгроме немцев под Москвой и успешном контрнаступлении войск на главном стратегическом направлении. До начала предполагаемой высадки, включения войск юга в общее наступление на советско-германском фронте оставалось девять дней.