Заключение

Экспедицию Николая Ашинова, как и другие его авантюрные начинания, постигла полная неудача. Экспансионистские шовинистические круги в верхах русского общества, желавшие использовать предприятие «вольного казака» для колониальной агрессии, не смогли взять верх над осторожной линией Министерства иностранных дел. Причиной этого являлась не только разобщенность сторонников экспансии, действовавших каждый на свой страх и риск. Решающей оказалась позиция Александра III, трезво оценившего ситуацию и перспективы ее развития. Несмотря на все усилия, Ашинову и его высоким покровителям так и не удалось убедить царя взять авантюру под опеку государства. При всей реакционности внутренней политики самодержавия, в области международных отношений Александр III в целом проводил довольно реалистичную и отвечавшую интересам России линию. Сыграла свою роль, очевидно, и традиционная континентальная направленность русской колонизации. Мысль о приобретении заморских колоний выглядела в общественном сознании страны довольно фантастично. Лишь при следующем императоре, более слабовольном Николае II, сторонникам колониальных захватов удалось добиться вовлечения России в гонку с другими великими державами на этом поприще. Но тогда речь шла уже не о «Русской Африке», а о «Желтой России» — Манчжурии и Корее. Позорный исход Русско-японской войны показал, насколько ничтожными были возможности России в этой гонке, и еще раз подтвердил правоту Александра III, устранившегося от борьбы за раздел Африки.

Экспедиция Ашинова, несмотря на свою неудачу, имела большое значение для развития российско-эфиопских отношений. События, связанные с ней, пробудили в русском обществе и правительстве интерес к установлению связей с далекой африканской страной. Сразу после событий в Сагалло в Абиссинию отправился в одиночку еще один русский — поручик В. Ф. Машков. В отличие от Ашинова, ему действительно удалось достигнуть абиссинской столицы и побывать у нового негуса Менелика. Поскольку Машков не ставил перед собой никаких колониальных целей, а его путешествие было вполне бескорыстным, он действовал с санкции царя. Поручик получил на [121] время поездки отпуск со службы, ему было выплачено жалованье за год вперед. По возвращении в январе 1890 г. Машков был принят Александром III и передал ему письма и подарки от Менелика. В 1891 г. Машков предпринял новое путешествие в Абиссинию, и на этот раз получив государственную помощь. Эта экспедиция фактически установила между двумя государствами официальные отношения. В 1895 г. в Абиссинии побывала новая группа под предводительством капитана А. Ф. Елисеева и впервые в истории привезла оттуда эфиопское посольство. Оно было принято с большим почетом и возвратилось обратно, получив от царя значительное количество оружия и боеприпасов для абиссинской армии. В следующем, 1896 г. в Абиссинию отправился медицинский отряд, а в 1897 г. в ее столице обосновалась русская дипломатическая миссия. Впрочем, некоторые русские пошли по стопам Ашинова. Среди авантюристов, подвизавшихся в Абиссинии, самое видное место занял капитан Генерального штаба в отставке Н. С. Леонтьев, ставший в конце 1890-х гг. ближайшим советником негуса Менелика и дослужившийся при его дворе до титула графа и должности наместника одной из южных провинций страны.

Феномен Ашинова показал, что значительная часть русского общества была чрезвычайно восприимчива к появлению подобных ему самозванцев. В стране царило общественное затишье, вызванное политической реакцией правительства Александра III. На фоне бытового мелкотемья русской прессы мифические «вольные казаки» и их героические деяния стали настоящей сенсацией. Комментируя причины успеха Ашинова, фельетонист «Петербургской газеты» писал: «Это герой усталой современности, которой ни до чего нет дела. Вместо Ашинова мог явиться говорящий паук, осел — это решительно все равно. Здесь важна не личность, а общественный интерес к ней»{245}. Вместе с тем едва ли не главным ключом к успеху таких авантюристов являлась апелляция к патриотическим чувствам публики, а особенно — их простонародное происхождение. Какие бы ультранационалистические идеи ни выдвигал выходец из интеллигентной среды, он оставался одиночкой. Так было, например, с известным в начале XX века «корнетом Савиным» (он же граф де Тулуз-Лотрек), предлагавшим свою кандидатуру на болгарский престол, а также выдвигавшим план захвата [122] Кореи частным войском из сибирских каторжников. С другой стороны, именно использование открытых Ашиновым приемов — подчеркнутое бескультурье, переходящее в откровенное хамство, бравирование своей неграмотностью и «народным» языком — во многом обеспечило успех самого выдающегося авантюриста России начала XX века — Григория Распутина.

Деятельность Ашинова спровоцировала крупный международный скандал, изломала судьбы многих людей (поселенцы на Кавказе), привела к гибели шести человек. Лишь в одном деле она может оцениваться положительно. «Атаман» умудрился оставить след и в науке. Между двумя экспедициями в Абиссинию, в 1888 г., он издал в Петербурге в типографии своего почитателя В. В. Комарова «Абиссинскую азбуку и начальный абиссинско-русский словарь». Книга эта невелика по объему — 24 страницы и по тиражу — 200 экземпляров. В ней представлены эфиопские буквы и цифры, летоисчисление, наименование месяцев и дней. Как отмечалось в специальной литературе, для практического изучения амхарского языка ашиновская «Азбука» малопригодна ввиду своей неполноты, ошибок и неточностей. Но она широко используется лингвистами как вспомогательный материал при изучении истории амхарского языка, а также как источник для сравнения амхарской фонетики с русской{246}. Авантюрист мог быть доволен на закате своих дней. Его имя действительно осталось в истории.