«Казаки» в Африке
Следующая страница жизни Николая Ашинова носит прямо-таки детективный характер. Явившись в Москве к И. С. Аксакову, он огорошил того известием, что «вольными казаками» заинтересовались англичане. С ним будто бы уже виделся их секретный агент и за солидное вознаграждение предлагал изменить России и поступить на службу британской короне. «Атаман», по его словам, не дал пока англичанину никакого ответа, благо деньги и инструкции должны были ему дать только в английском посольстве в Константинополе. Продаваться он, конечно, не собирался, но хотел посоветоваться с Аксаковым, как бы сделать так, чтобы английские деньги послужили на благо России. Взволнованный публицист вспомнил, что у него есть хороший знакомый в Министерстве иностранных дел — генеральный консул России в Каире М. А. Хитрово, с которым когда-то Аксаков учился в С.-Петербургском училище правоведения. Узнав о коварном замысле самых опасных в то время противников России, Хитрово немедленно приехал к Аксакову из Петербурга{52}.
На совещании Ашинов предложил самый логичный с точки зрения не скованного нормами морали «вольного казака» выход: деньги взять, но поручение англичан, каким бы оно ни было, не выполнять. Средства, вырученные таким образом, пошли бы на нужды «казаков» и их обустройство на Кавказе. Связь Ашинова с российским посольством в Константинополе взял на себя донской казачий полковник И. А. Дукмасов, один из верных почитателей Аксакова. Чтобы не возбуждать у англичан подозрений, Дукмасов должен был ехать в Константинополь отдельно от Ашинова.
До столицы Османской империи Ашинов добирался вместе с английским военным атташе. По приезде в Константинополь они сразу же отправились в британское посольство, где «атамана» принял сам посланник сэр Генри Друммонд Вольф. После недолгой беседы дальнейшее ведение переговоров перешло в руки специального агента, некоего капитана кавалерии. Англичане хотели, чтобы Ашинов со своими «вольными казаками» отправился в недавно присоединенную к России Закаспийскую область и произвел там диверсии на железной дороге, [31] а также занял ряд городов в туркестанских оазисах, прежде всего Мерв. Проникновение России вглубь Средней Азии не на шутку беспокоило Британскую империю, опасавшуюся за свои индийские владения. Совсем недавно, в марте 1885 г., две великие державы находились на волосок от войны: русские войска тогда с боем заняли район Кушки, считавшийся англичанами сферой их колониальных интересов. «Вольные казаки» могли в случае военного конфликта ударить в тыл русским войскам и помочь англичанам.
Ашинов согласился с этими мыслями и дал обещание выставить в самое ближайшее время пять тысяч своих «молодцов», за что получил от англичан задаток в 10 тысяч фунтов золотыми монетами. Затем он встретился с прибывшим в Константинополь И. А. Дукмасовым и, переодевшись монахом, чтобы случайно не узнали англичане, отправился вместе с ним в российское посольство. Здесь его уже ждали М. А. Хитрово и предупрежденный им посланник А. И. Нелидов. Ашинов рассказал дипломатам об условиях договора с британцами и представил в качестве доказательства кучу золотых соверенов и записку английского военного атташе с его адресом. Подчеркивая свою преданность России, «атаман» с театральным пафосом заявил слушателям: «Казака не купишь!» Потрясенный посланник обещал немедленно сообщить обо всем в Петербург. Затем Дукмасов отправился домой, а еще через несколько дней сэр Вольф отбыл в Египет, пригласив в Каир и Ашинова «для получения еще золотца». В двадцатых числах октября «вольный казак» отправился туда с неизвестно откуда взявшимися своими друзьями.
Так выглядела эта история, рассказанная Ашиновым И. С. Аксакову в письме из Константинополя{53}. В 1889 г. на следствии он рассказывал об этих событиях несколько иначе. Количество «вольных казаков», которых он обещал поставить под ружье англичанам, уменьшилось до двух тысяч, а плата за них, напротив, поднялась до 12 тысяч фунтов. В Египет же Ашинов будто бы направился на следующий день после получения денег в сопровождении пятнадцати «вольных казаков» с оружием и боеприпасами. Целью похода с самого начала являлась не Средняя Азия, а далекая африканская Абиссиния{54}. В. А. Панаев в своих мемуарах сообщил еще одну подробность этой захватывающей шпионской истории: Ашинов, оказывается, выехал из [32] Константинополя в Одессу, чтобы показать англичанам, что начинает выполнять условия контракта, но в море пересел на пароход, следовавший в Александрию{55}.
Историки, изучавшие ашиновщину, отнеслись к этому детективному сюжету с полным доверием. Между тем здесь, как и в вопросе о реальности «вольных казаков», нельзя забывать о почти патологической страсти авантюриста к мистификациям. Даже веривший в правдивость «атамана» В. А. Панаев, излагая приведенные выше данные, счел нужным оговориться, что о них он знает только со слов самого Ашинова и И. А. Дукмасова. Настоящих же доказательств сношений «атамана» с британскими эмиссарами практически нет. В самом деле, о переговорах «вольного казака» с англичанами участники событий узнавали только от него. Деньги, якобы полученные от британцев, тот мог добыть где угодно, у кого-то из своих богатых поклонников, например, в России. Записка с фамилией английского военного атташе и адресом его гостиницы могла оказаться простой визитной карточкой и, следовательно, ничего не значить. Даже И. А. Дукмасов мог подтвердить только то, что просто видел у Ашинова много денег. Наконец, нет прямых свидетельств и посещения «атаманом» английского посольства хотя бы однажды. Если вспомнить, чем занимался Ашинов в последнее время перед своим отъездом из Петербурга, станет ясно: авантюрист лихорадочно искал возможность подхлестнуть постепенно угасающий интерес публики к своей персоне и пресловутым «вольным казакам». Фантастическое по своей наивности предложение многоопытных в разведывательной деятельности англичан пришлось как нельзя кстати. Скорее всего, оно, как и переговоры в Константинополе, было лишь плодом фантазии Николая Ашинова.
Куда же направился «атаман вольных казаков» из Константинополя? Перед отъездом он имел долгий разговор с М. А. Хитрово, расспрашивал его, как знающего человека, об обстановке вокруг Абиссинии. Сам генеральный консул сообщил об этом в Петербург своему непосредственному начальству, добавив, что всячески отговаривал Ашинова от этой поездки{56}. Наконец, «атаман» прямо писал И. С. Аксакову: «Теперь с Божьей помощью собираемся в Египет, если нужно будет, надо поддержать Махди (предводителя суданских [33] повстанцев. — А. Л. )... а оттуда надо побывать у нашего дружка Царя Абиссинского»{57}.
Почему Ашинов направился именно в Абиссинию, а не в какую-нибудь другую страну на любом континенте? Отвечая на этот вопрос, надо иметь в виду, что к этому африканскому государству в России издавна существовало особое отношение. Эфиопия — страна древней христианской религии, сумевшая на протяжении многих веков отстоять себя в окружении враждебных, прежде всего мусульманских, соседей. К концу XIX века она осталась практически единственным в Африке государством, сохранившим независимость. В положении бедного, но гордого народа, героически отстаивавшего свою национальную и духовную независимость, русские националистически настроенные мыслители видели прямые параллели с историей своей страны. Симпатии к далекой стране и ее народу усиливались устойчивым представлением в русском общественном сознании (на самом деле довольно далеким от истины) о чрезвычайной схожести православной и эфиопской монофизитской церквей. Порой публицисты, и даже весьма образованные, прямо называли абиссинцев православными. Так, например, считал довольно известный клерикальный писатель П. Успенский, бывший в 1848–1854 гг. главой Русской духовной миссии в Иерусалиме{58}. Поездка на помощь «братьям по вере» в условиях борьбы Абиссинии с Италией приобретала черты крестового похода против католичества, что всегда было популярно в русских националистических кругах. Отправляясь в эту страну, еще мало знакомую русскому обществу, Ашинов рассчитывал, что в случае успеха его авторитет резко поднимется. Благо проверить, что именно он делал там, было чрезвычайно затруднительно: в Абиссинии еще не было не только русского, но и других иностранных дипломатических представительств. Европейцев, бывавших в далекой стране на Африканском Роге, можно было пересчитать по пальцам. Суданского же предводителя Махди, к тому времени уже умершего, Ашинов упомянул по очень простой причине. Махди возглавлял восстание населения Судана против египетского и английского владычества, а значит, помощь ему в борьбе с британцами должна была встретить благосклонное отношение в русском обществе. То, что махдисты-мусульмане были, в свою очередь, сами злейшими врагами абиссинцев-христиан, не имело для «атамана» никакого значения. [34]
Абиссиния в середине 1880-х гг. переживала не самые лучшие времена. Страна враждовала практически со всеми соседями — с Египтом из-за северных областей, с махдистами из-за западных районов, наконец, с итальянцами, занявшими прибрежные районы Красного моря (Эритрею). Государство формально оставалось единым, но власть его главы, хотя и носившего пышный титул «Негус Негести» (Царь Царей), в значительной степени зависела от расов — наместников основных областей — Тигре, Амхара и Шоа. Могущественный союзник среди европейских великих держав был жизненно необходим Абиссинии и самому негусу. Гости из далекой России вполне могли рассчитывать здесь на радушный прием.
Ашинов и из Африки продолжал мистифицировать своих московских благодетелей. Из Александрии он писал И. С. Аксакову, что несколько его «молодцов» отправились «вниз по Нилу, против наших дружков», то есть англичан в Судане, что он «сделался дружком» с коптским патриархом, в чьем ведении находилась абиссинская церковь{59}. Адресат даже не заметил, что Ашинов перепутал направление путешествия своих «казаков» — Судан находится не ниже, а выше Египта по течению Нила. Следующее письмо Ашинов отправил Аксакову 7 декабря 1885 г. из захваченного Италией порта Массауа на побережье Красного моря. По его словам, экспедиция «вольных казаков» была небольшой: «Мы взяли с собою только есаулов, да немного молодцов на англиканские деньги приехали». Теперь они не отправлялись дальше, ожидая «для пущей важности», пока негус не пришлет за ними почетный конвой. Бахвалясь, «атаман» небрежно упомянул о подарках, которые он везет «царю Ивану», — дорогом оружии, шашках, отделанных драгоценными камнями. Итальянцы якобы устроили Ашинову торжественную встречу, его, как важную персону, принял губернатор Массауа. Заискивали перед «вольными казаками» и французы: к Ашинову будто бы приходил их консул и просил, «чтобы мы шли рука в руку в этой стране против англичан». Нагнетая страсти, «атаман» закончил свое послание выспренним обращением: «Передайте царю, если умрем, то за него, а не за кого другого»{60}.
В январе 1886 г. в столичной газете «Новое время» появилась сенсационная корреспонденция из Абиссинии, перепечатанная [35] затем многими другими изданиями. В ней с невероятными преувеличениями рассказывалось о торжественной встрече, устроенной там делегации «вольных казаков» во главе с атаманом Николаем Ивановичем. Статья эта настолько показательна для ашиновской эпопеи, что на ней стоит остановиться подробнее. Анонимный автор, оказавшись «случайно» в абиссинском городе Асмаре, был поражен множеством собравшегося здесь войска, вооруженного ружьями, саблями и копьями со щитами. Он подумал было, что находится накануне очередной битвы с махдистами, но вскоре узнал, что это — почетный конвой «вице-царя Рас-Аллулы», готовящегося к встрече «московского брата», приехавшего в Абиссинию по приглашению «царя Ивана». Изложение дальнейших событий предоставим самому неведомому корреспонденту: «Тут же через пять минут показался из-за горы и сам атаман в роскошной белой черкеске, отделанной золотыми галунами, в белой шелковистой пушистой папахе, в оружии, отделанном золотом и драгоценными камнями, в дамасской шашке. Он сидел на белом жеребце арабской породы, которому любой наездник позавидовал бы, подседланном серебряным черкесским седлом. Впереди ехал молодой казак, на вороной лошади, неся русскую хоругвь, с правой стороны другой казак вез образ Спасителя в роскошно отделанной золотом с камнями ризе. Остальные казаки верхом на добрых лошадях окружали своего атамана. У всех на лицах был изображен воинственный восторг и самодовольствие. Все гордо и осанисто сидели, подбоченясь, на лошадях. Сам атаман молодцевато сидел на арабском коне и братски раскланивался с отдающими ему честь абиссинцами». Далее очевидец с упоением расписывал, как за «казаками» двинулся конвой из пяти тысяч человек, как вся эта процессия пришла к дому «Рас-Аллулы», где и произошла трогательная встреча двух военачальников под грохот салюта из пяти тысяч ружей. На видном месте был поставлен привезенный образ Спасителя, рядом с ним — портрет императора Александра III. После встречи началась церемония демонстрации подарков. Чего тут только не было: «образа в золотых ризах с камнями и без риз хорошей живописи, парчевая с серебром и золотом одежда, дорогое оружие, отделанное золотом. Кроме того, масса разных образов и множество картин, чему были рады до восторга вице-царь Рас-Аллула, вся [36] его свита и весь народ». В честь дорогих гостей был устроен пир горой, в ходе которого в Абиссинии в первый раз слышен был «русский народный гимн и казачьи воинственные песни». На следующий день «атаман» подарил привезенный образ Христа Спасителя местной церкви. Торжества на этом не закончились, абиссинцы продолжали чествовать «казаков». Везде, куда бы они ни ехали, их сопровождал почетный конвой из не менее чем четырех тысяч человек. Вскоре, заканчивал корреспонденцию автор, посланцы России выезжают в гости к «царю Иоанну», который их уже с нетерпением ждет{61}.
Никаких корреспондентов на африканском континенте, естественно, в ту пору даже у вездесущего «Нового времени» не было. Газетная статья, судя по стилю, несомненно, принадлежала самому «атаману» и была, возможно, написана им еще до отъезда в Абиссинию. Невозможно представить, что с начала декабря (когда Ашинов писал И. С. Аксакову из порта Массауа) он смог проделать неблизкий путь в Асмару, а корреспонденция успела вернуться обратно тем же путем в Петербург всего за месяц. Зная привычку «атамана» к беспардонной лжи, можно было бы считать все его путешествие чистой воды блефом. Но он действительно добрался до Абиссинии. Как свидетельствовал позже русским дипломатам в Каире доктор Паризис, проведший несколько лет при дворе абиссинского негуса, Ашинов был на самом деле принят расом Алулой, наместником провинции Тигре. Он обошелся с «атаманом» приветливо, как с подданным дружественной державы, но никаких особенных почестей ему не оказывал. Ашинов просил у негуса аудиенции, выдавая себя за полномочного представителя российского правительства, но не смог представить ни одного официального документа или рекомендательного письма. Узнав об этом, негус приказал расу Алуле выдворить «атамана» из страны, не пуская его далее города Адуа. Наместник в точности исполнил приказание{62}.
Русские газеты «патриотического» направления наперебой принялись восхвалять Ашинова, о котором читатель уже успел позабыть. Если его поездка в Абиссинию имела цель подогреть падавший интерес публики к своей персоне, то это было с успехом сделано. О «вольных казаках» снова заговорили, и намного больше, чем год назад. Под досужим пером газетчиков истории самого Ашинова приобретали еще более преувеличенные [37] размеры. Редакция «Современных известий», сопровождая перепечатку статьи из «Нового времени» передовой статьей, пропела буквально гимн вольному казачеству: «Ермак и Кольцо триста лет тому назад поклонились царю Сибирью, ныне вольные казаки, те же и такие же, кланяются Русскому Царю Абиссиниею... Продолжают они славить русское имя, являть русское мужество и на верховьях Нила, и в пустынях Судана, и в пажитях Месопотамии. И где их нет? Они рассыпаны по Ирану, и в Месопотамии до ста тысяч насчитывает их другой русский пионер, торговец ходебщик из Павлова под Москвой, исходивший с русским товаром весь Балканский полуостров и всю Малую Азию»{63}. Имени этого героического коробейника, однако, автор статьи не указал.
Журналисты усердствовали в изобретении все новых и новых подробностей о «вольных казаках», соревнуясь друг с другом. Пальму первенства держало здесь «Новое время». Устами одного из своих главных сотрудников, А. Н. Молчанова, газета сообщала, что в горах Курдистана существуют постоянные «секретные станицы», где проживает до 10 тысяч человек в каждой и даже проводятся ярмарки{64}. Известный путешественник доктор А. В. Елисеев авторитетно свидетельствовал: «Еще в 1882 г., в бытность мою в Египте, я слышал о наших казаках, пробирающихся в Абиссинию и кое-где живущих среди бедуинов Суакимской пустыни. С 1883 г. начинается более постоянное движение вольного казачества на Восток через Анатолию, Палестину и Суэцкий перешеек... В мою последнюю поездку в Северную Африку в 1884 г. я слышал еще о русском Искандере, который будто бы отличается в войсках Махди»{65}. Общее число «казаков», живших только в окрестностях озера Ван в Турции, он, ничтоже сумняшеся, определял в 200 тысяч человек.
Как мы уже знаем, Ашинов не добрался до негуса. Однако он продолжал слать из Африки письма с описанием все новых и новых подвигов. Читатели «Нового времени» узнавали о том, что «вольные казаки» уже вовсю помогают абиссинцам, участвуя в стычках с итальянцами. Журналисты ставили в пример русским офицерам неведомого есаула Коршуна, якобы командовавшего штабом абиссинских войск в одном из недавних сражений с итальянцами — он-де «в Академии Генерального штаба не учился, а побеждать умеет»{66}. Наконец, вскоре в печати появилось нечто и [38] совсем новенькое: оказывалось, что «казаки» не просто приезжали к негусу с дружеским визитом, а просили у него землю, чтобы обосноваться в Африке. Абиссинский негус якобы отвел переселенцам из малоазийских гор и болот Месопотамии обширные незаселенные места в своей стране. В одном из таких диких уголков на побережье Индийского океана «казаки» во главе с Ашиновым и основали первое поселение, названное ими в честь древней русской столицы «станица Москва»{67}.
Сообщения о «казачьей станице» в Африке были, разумеется, плодом фантазии самого «атамана». Об этом позже поведал доктор С. И. Кантемир, любитель Востока, уже около 10 лет живший к тому времени в Турции и Египте. Именно он был спутником Ашинова в его поездке в Абиссинию. Не в силах более выносить россказни «вольного казака», С. И. Кантемир летом 1888 г. направил письмо одесскому градоначальнику, где заявил, что все сообщаемые Ашиновым сведения о «станице Москве» на самом деле — «вымысел, сочиненный с целью побудить московское купечество доставить ему денежные средства». В качестве интересной детали доктор признался также, что Ашинов, будучи в Константинополе, выдавал себя за наказного атамана Кубанского казачьего войска, будто бы получившего какие-то тайные особые полномочия от самого государя императора{68}.
Вернувшись из Абиссинии в Египет, Н. Ашинов направил все усилия, чтобы привлечь на свою сторону генерального консула в Каире М. А. Хитрово. Тот сам являлся большим сторонником активизации действий России на африканском и ближневосточном направлении и сближения с Абиссинией. Поэтому его легко удалось убедить в успешности вояжа «атамана». Не лишним в этом оказались и обед, устроенный Ашиновым в честь русского дипломата в одной из самых лучших гостиниц Каира, и подарки — антикварные вещи, по дешевке приобретенные в Абиссинии. Очарованный «вольным казаком», М. А. Хитрово отправил в Министерство иностранных дел донесение, где уверял начальство, что Ашинов везет русскому царю подарки лично от абиссинского негуса, а также имеет сообщить ему какие-то важные конфиденциальные сведения. Какие именно, «атаман» не раскрывал, но намекал, что речь идет о стремлении негуса если не заключить с Россией стратегический союз, то по крайней мере вступить с ней в самые тесные и дружеские отношения{69}. [39]
В апреле 1886 г. Ашинов прибыл на пароходе из Константинополя в Одессу. Здесь его ждало печальное известие: горя-чий поклонник «атамана» И. С. Аксаков умер еще 27 января, в самый разгар газетной шумихи вокруг «казаков в Абиссинии». Ашинов лишился в лице Аксакова очень влиятельного покровителя, чьи рекомендации помогали открывать двери в самые высокие кабинеты. А тем временем помощь какого-нибудь именитого заступника была ему теперь просто необходима. Обвинение в растрате казенных сумм, выданных переселенцам в Абхазии, продолжало висеть над авантюристом. Ашинову грозил арест по постановлению прокурора Кутаисского окружного суда, но путешествие в Абиссинию и газетная кампания вокруг него сделали фигуру «атамана» слишком известной. Одесские власти не решились на резкие действия по отношению к человеку, едущему к царю с поручением от главы иностранного государства. К тому же Ашинов не был голословен. В подтверждение своих слов он предъявлял публике экзотическую птицу — живого страуса. Негус, по его словам, отправил в подарок «Белому Царю» целый зверинец во главе с царем зверей — львом, но все животные, кроме страуса, погибли в дороге{70}. Были у «атамана» и другие загадочные дары, запакованные в ящики, о которых он ничего не говорил. Кроме того, вместе с Ашиновым в Россию приехали двое чернокожих подростков — мальчик Аварк и девочка Марья. Последняя являлась, по уверениям «атамана», родной племянницей самого негуса Иоанна II. Одесские чиновники вошли в переписку со столичным Министерством Императорского двора, в разные инстанции и ведомства пошли запросы о благонадежности просителя. В результате арест Ашинова был отложен.
Выиграв время, Ашинов обратился еще к одному своему благодетелю — М. Н. Каткову. Тот откликнулся на мольбу «вольного казака» о помощи и направил письма с ходатайством за него военному министру и министру внутренних дел. П. С. Ванновский никак не отреагировал на заступничество московского журналиста, давая понять, что свое отношение к авантюристу он высказал Каткову еще год назад. Однако Д. А. Толстой, будучи давним хорошим знакомым М. Н. Каткова, внял его просьбе. Министр внутренних дел обратился к министру юстиции, предложив закрыть дело, если Ашинов внесет всю сумму, в хищении которой его обвиняли. Такое решение показалось обеим [40] сторонам самым лучшим выходом из сложившейся ситуации. Ашинов внес требуемые 1750 рублей, и дело было закрыто{71}. «Атаман» стал полностью свободным человеком, чистым перед законом. Но ему этого было мало: «вольный казак» добивался приема у царя.
Помогая своему подопечному, М. Н. Катков отправил письмо И. А. Зиновьеву, директору Азиатского департамента Министерства иностранных дел. Маститый публицист просил дипломата употребить все свое влияние, чтобы подготовить представление Ашинова императору. Тому удалось добиться, чтобы министр иностранных дел Н. К. Гирс включил вопрос об «атамане» в свой традиционный доклад государю. Однако Александр III никак не отреагировал на слова министра{72}. Причина крылась не только в нежелании царя ввязываться в какие-либо внешнеполитические авантюры. Министр Н. К. Гирс сам не был сторонником действий, которые могли вызвать осложнения в отношениях с великими державами. А Абиссиния давно уже находилась в сфере колониальных интересов и Англии, и Франции, и Италии. Начало секретных переговоров с негусом неминуемо вызвало бы протест этих стран, ревниво не допускавших к дележу африканского пирога новых конкурентов. Ашинову было разрешено лишь отдать привезенные вещи в ведомство Министерства Императорского двора, но он не удостоился не только высочайшего приема, но даже благодарности за подарки.
Император не захотел иметь дело с очевидным авантюристом. Но Ашинов не опустил руки — это вообще было не в его характере. Из Одессы он вместе со страусом и прочими подарками отправился в Петербург, чтобы воплотить в жизнь свою новую идею, перед которой бледнел план создания Черноморского казачьего войска. [41]