{1}Здесь и дальше автор цитирует записки самого Лоуренса.

{2}Около 7 р. 50 к. золотом по довоенному курсу. — Ред.

{3}Около 950 руб. золотом по довоенному курсу. — Ред.

{4}Фунт стерлингов по довоенному курсу — около 9 р. 50 к. золотом. — ред.

{5}На заседании 2 ноября военная комиссия склонилась перед непреклонным упорством Робертсона, но не разделила его легкомысленного взгляда на то, что возможность захвата турками Рабуга никогда не имела большого значения. Адмиралу Вэмиссу была посланы директивы оказать Рабугу всяческую поддержку морскими силами вплоть до высадки, если это потребуется, десанта моряков, Сирдару было предложено отправить все военные части, которые он смог бы выделить из Судана. Французскому правительству была послана просьба отправить любые находящиеся поблизости военные силы. Телеграмма Вингейта была новым импульсом к проведению в жизнь этих неясных указаний — импульсом, который приобрел дополнительную силу благодаря новому шагу со стороны французов. Бремон прибавил свой голос к требованию посылки бригады, но наряду с этим высказал свое нежелание разрешить своим артиллерийским и пулеметным частям отправиться из Суэца, не будучи уверенными в получении ими в Рабуге соответствующего подкрепления пехотными частями. Его поддержало французское правительство, указавшее английскому министерству иностранных дел на возможность переброски одной бригады с синайского фронта ввиду наличия там сравнительно слабых сил турок. Оно также предложило послать во временное распоряжение Мюррея два сингалезских батальона, чтобы облегчить отозвание одной из его английских бригад.

Это французское вмешательство было тем более чувствительно для Робертсона, что оно отражалось на его стратегическом плане.

{6}Год спустя дорогой ценой для Англии и ценой собственного поражения он занял точно такую же позицию в отношении наступления у Пашендейля, когда настаивал на отказе в посылке помощи Хейгу, несмотря на свои собственные сомнения, и написал ужасное признание: «Я признаюсь, что упорствовал... скорее потому, что меня заставлял упорствовать мой инстинкт, а не какой-либо стоящий аргумент, которым я мог бы оправдать свое упорство». Стратегия, побуждаемая не разумным расчетом, а животным инстинктом, которая к тому же не может быть оправдана доводами аргумента, выносит сама себе обвинительный приговор даже до того, как этот приговор подтвердятся горьким опытом. В своем отношении к арабской кампании он избег подобного же обвинительного приговора истории потому, что из среды военных не по профессии появился стратег, который был в состоянии на основании здравого смысла развернуть стратегию, соответствовавшую реальной обстановке.

{7}В своем докладе Робертсон указывал, что войска не могут быть сняты ни с какого другого театра войны и что, если их брать с синайского фронта от Мюррея, ему придется прервать то наступление на Эль-Ариш, которое было начато по приказанию военной комиссии (в связи с этим заявлением интересно отметить, что в Синае турки имели лишь две слабые дивизии общей численностью около 13000 штыков против английских сил, превосходивших их более чем в три раза). С другой стороны, если бы это наступление было осуществлено, оно спасло бы Мекку от гораздо большей опасности, чем любая высадка в Рабуг «в целях угрозы неприятельским путям сообщения с Геджасом». «Кроме того, было невероятным, чтобы производилась попытка наступления на Рабуг и Мекку со стороны Медины. Трудности, которые при этом пришлось бы преодолеть, были бы громадны даже для турок, (которые привыкли к военным действиям в условиях пустыни». Исходя из всех этих соображений, «он почтительно указал в заключении», что экспедицию посылать не следует.

Доклад, несомненно, являлся доказательством того, что оценка генерального штаба была более похожа на обращение защитника к судье в пользу своего клиента, чем на беспристрастный вывод. В особенности забавен довод, что окончательное наступление на Эль-Ариш, расположенный на берегу Средиземного моря, 6 недель спустя сможет оказать немедленный эффект на положение у Мекки и создать действительную угрозу Геджасской железной дороге, находящейся в расстоянии 190 км через Мертвое море и пустыню. Это, конечно, превосходит все те любительские расчеты Ллойд-Джорджа, над которыми так любил издеваться Робертсон. Весь юмор этого самоуверенного заявления почувствуется еще сильнее, если вспомнить, что английское наступление было приостановлено в нескольких милях от Эль-Ариша и войска оставались там до следующей осени.

{8}Мера жидкости в Англии, равная 4,54 л. — Ред.

{9}По славам Лоуренса, удивление офицеров лишь показывало, «...что они знали больше об обычаях Египта, чем Аравии. Раб вел себя передо мной так же, как в присутствии своего хозяина. Арабские гранды обычно играют со своими рабами. Я был рад, что меня принимают за своего.

{10}Интересующихся источниками военных идей Лоуренса, с которыми он ознакомился до войны, мы отсылаем к моей книге «Дух Наполеона», опубликованной в 1933 г., где этот вопрос освещен полнее. — Л. Гарт.

{11}Не лишено интереса мнение, которое в этом отношения было высказано мне Лоуренсом: «Я всегда смотрел на вещи реально и на деле был оппортунистом. Единство арабов — фантазия сумасшедшего, по крайней мере, для данного столетия, пожалуй, и для следующего.

В этом отношении можно провести хорошую параллель для сравнения — единство народов, говорящих на английском языке. Мне никогда не приходило в голову объединять даже Геджас и Сирию. Я мыслил себе лишь возможность создания ряда государств». — Л. Гарт.

{12}В то время северная «арабская армия» состояла из: а) арабской регулярной армии под командованием Джафар-паши; пехотной бригады, батальона пехоты на мулах, батальона на верблюдах и примерно восьми орудий;

б) британских частей под командованием подполковника Джойса: геджасской автоброневой батареи (три машины Роллс-Ройс с пулеметами и две десятифунтовые пушки на грузовиках Тальбот), роты египетского корпуса на верблюдах, отряда из четырех самолотов транспортных частей и рабочих батальонов;

в) французского отряда с таким вооружением: два горных орудия, четыре пулемета и десять автоматических винтовок;

г) бедуинов и иррегулярных частей крестьян-арабов, привлеченных в различном числе к операциям на их собственных территориях, под командованием майора Т. Е. Лоуренса.

{13}О применявшихся тогда способах связи Лоуренс рассказал следующее:

«Каждое утро перед завтраком Алленби получал сводку всех турецких сообщений за предыдущие сутки. Мы читали все их телеграммы, и я полагаю, что они читали все наши. Для того чтобы держать наши передвижения в секрете, мы пользовались либо воздушной почтой, либо устной передачей. Желая нарушить связь турок, мне пришлось позаботиться о там, чтобы раздать у них в тылу ножницы для резки проводов и перерезать их телеграф хотя бы один раз в день».

{14}В этом отношении пояснение, сделанное Лоуренсом, показывает ту его заботу, которую он проявлял к получению информации как основы для расчета.

«Прежде чем разработать план наступления на Дераа, я побеспокоился о том, чтобы ознакомиться с местностью, и, перед тем как туда отправиться в августе и сентябре, я изучил пастбища и места нахождения воды. Таким образом (возражая Юнгу) я знал:

а) те части страны, где имеются пастбища для прокорма 2000 верблюдов, а потому и те дороги, по которым лам нужно было идти;

б) те места, где находились водохранилища (между Азраком и Музейрибом колодезной воды нет, а только водохранилища); последние заполнялись водой весной при разливе реки в долине, и наши места стоянки целиком обусловливались этими водохранилищами; если бы водохранилище в Умтайе весной не заполнялось водой, мы, конечно, не должны были бы идти этим путем.

Что касается отступления, то в случае неудачи для нас была открыта вся область Вади-Сирхан, а за ней Акаба, В сентябре в Сирхане изобилие овец, муки и фиников. Кроме того, мы имели 2000 верблюдов, из которых каждый давал мясной паек для 200 человек.

Я знал свое арабское воинство, как свои пять пальцев, и мог с уверенностью заявить, что оно довольствовалось гораздо меньшим и накормить его было легче, чем англичан. Юнг смотрел на отряд арабов как на армию, я же хотел, чтобы он рассматривал их просто как крестьян в военной форме, каковыми они по сути дела и были».

{15}В автомобиле. — Ред.

{16}Лоуренс дал в отношении этого инцидента следующие пояснения: «В пустыне я брился регулярно. Мое красное от загара лицо, чисто выбритое и поражавшее своими голубыми главами на фоне белого головного покрывала и одеяния, стало известно в пустыне. Кочевые арабы и крестьяне, которые раньше никогда меня не видели, сразу же узнавали меня по описанию. Таким образом моя арабская маскировка фактически была рекламой. Она предавала меня мгновенно по всей пустыне, а быть моментально узнанным означало безопасность в 99 случаях из 100.

Сотый случай всегда был случайностью, которой нужно было бояться. Когда я видел, что он наступает, я надевал военную фуражку, рубашку и трусики и уходил или накрывал мое головное покрывало поверх лица, как маску, и отделывался наглостью.

Ни один араб с Востока не привял бы меня ни на один момент за араба. Допустить это могли только бенгальские уланы и подобные им наивные иностранные военные здесь, а Дераа, в Египте и в штабе Алленби. Они стали распространять рассказы о моей маскировке, значение которой было равно нулю».

{17}Раздел этот, показавшийся мне весьма затрагивающим личность Лоуренса, был мною ему зачитан; в связи с этим Лоуренс заметил, что, пожалуй, он больше похож на ловкого пешехода, который увертывается от автомобилей, движущихся по главной улице. — Л. Гарт.