Новые встречи

Остается, по старому доброму правилу, рассказать о дальнейшей судьбе героев.

Прежде всего о Старчаке. Ему не довелось увидеть освобожденный Юхнов, зато он был среди тех, кто испещрил своими подписями стены рейхстага в Берлине.

Может быть, он и доныне служил бы в армии, если бы не автомобильная катастрофа, случившаяся в пятьдесят втором году. Крепко пострадали и без того израненные ноги Старчака. Пришлось уволиться в отставку. Но, как и прежде, у него каждая минута на счету. Обучение молодых парашютистов, выполнение множества партийных поручений, работа в различных комиссиях. Да мало ли дел у человека, который привык трудиться! Несколько слов о других героях повести.

Уже было сказано, что многие не отозвались на перекличке, которую провел Старчак.

Погиб на Северо-Западном фронте, преодолевая со своей ротой водный рубеж, старший лейтенант Анатолий Левенец. Старчак разыскал его мать и рассказал ей все, что знал о сыне. Взорвал себя, уничтожая мост в тылу врага, неподалеку от Мозыря, бесстрашный Мальшин, тот самый, который всегда дружески подшучивал над Улмджи Эрдеевым, заставляя его чистить свой автомат.

Не стало мужественного и великодушного Бориса Петрова. Его мать Евфалия Михайловна переслала мне из Вурнаров письмо парашютистки-разведчицы Людмилы Беляевой, рассказавшей,, при каких обстоятельствах он погиб. В августе сорок третьего года самолёт, на котором Петров возвращался после выброски десанта во вражеском [130] тылу, был подбит и загорелся. Борис пропустил вперед, к дверям, товарищей, а когда хотел выпрыгнуть сам, самолет уже был объят пламенем...

Казнен в сорок четвертом году в центральной тюрьме гестапо в Риге отважный парашютист-разведчик Анатолий Авдеенко. К сожалению, в этих записках его имя почти не встречается, но, быть может, удастся рассказать о нем особо.

Авдеенко оставил жену, разведчицу-радистку Аню, и маленькую дочь Светлану. Совсем недавно я разыскал их, и Светлана, ставшая уже студенткой торгового техникума, тотчас же поехала к Старчаку. Он, сразу же узнав дочь товарища, рассказал ей об отце.

Комиссара Николая Щербину, своего верного друга, Старчак потерял из виду: изменчивая военная судьба раскидала их в разные стороны. Доходили стороной вести о том, что Щербина отличился в боях, был тяжело ранен. Однажды — это было уже после войны — кто-то из общих знакомых передал Старчаку привет от Щербины, сказал, что тот уже подполковник. Адрес у Щербины в то время должен был измениться, поэтому писать пока было некуда.

Щербина уехал в какие-то дальние края, потом уезжал Старчак. И так они, потеряв друг друга из виду, не смогли ни встретиться, ни завязать переписку.

Несколько лет спустя Старчак стал наводить справки о Щербине, Он обращался в Управление воздушно-десантных войск, в Политическое управление и во многие другие организации. И наконец ему сообщили, что Щербина умер в сорок девятом гаду от ран, полученных на войне.

Не довелось Старчаку встретиться и с бесстрашным парашютистом Петром Балашовым. Он перешел в пятьсот шестьдесят девятый штурмовой авиационный полк, стал командиром эскадрильи. Петр Балашов участвовал во многих воздушных боях, храбро сражался и погиб. Но имя его помнят и спортсмены, и военные парашютисты, и летчики полка тяжелых бомбардировщиков, и летчики пятьсот шестьдесят девятого штурмового полка, которых он водил в бой. Балашов прожил чуть больше тридцати лет...

Александр Буров теперь главный металлург большого завода.

Остался в живых и земляк Бурова Руф Демин. Простая русская семья Гущевых спрятала и выходила его. Как только деревня была освобождена, Дёмина увезли в госпиталь. [131]

Там он пролежал почти полгода, перенес семь операций и вернулся в Кольчугино на протезах.

Я встретился с ним совершенно случайно на смотре любительских духовых оркестров. Демин приехал в Москву вместе с музыкантами из Кольчугинского Дворца культуры, где он руководит оркестром.

Встретившись с Деминым после стольких лет разлуки, Старчак сказал:

— А ты, Руф, все такой же крепкий. Помнишь, как в Юхнове мы с тобой боролись?

— Нет, не помню, — рассмеялся Демин, — А вот того, что вы отослать меня назад в Кольчугино собирались, никогда вам не прощу!..

Многие бойцы отряда Старчака погибли. Из двенадцати кольчугинцев вернулись с фронта лишь трое — Буров, Демин и третий их товарищ, Константин Власов. Дорогой ценой завоевана победа...

Не знает Старчак, что с Кузьминой, не известна ему судьба Гриши Туляка и многих других боевых товарищей. Может быть, прочитав эти строки, они или их близкие отзовутся?.. Ведь многие из тех, чья судьба оставалась неизвестной Старчаку, откликнулись, и вновь возрождается фронтовое товарищество.

К своему командиру часто приезжают из Раменского работающие и живущие там друзья — Андрей Гришин и Сергей Шкарупо. Навещают Старчака Александр Буров и Афанасий Вдовин, ныне бригадир в орловском колхозе. Приезжает Георгий Кириллович Авдулов, начавший войну рядовым бойцом н ставший подполковником. Шлет письма из Свердловска подполковник Андрей Прохорович Кабачевский.

Часто бывает у своего командира Иван Андреевич Бедрин. Он летал на самолете-штурмовике, участвовал в copок третьем году в знаменитом сражении на Курской дуге, был тяжело ранен в воздушном бою...

Раз в год, в ясный летний денек, Старчак и его товарищи по оружию собираются в Москве и отправляются по Варшавскому шоссе в Юхнов.

Однажды автобус, в котором ехали Старчак и его товарищи, обогнали трехосные бронированные грузовики с эмблемой воздушно-десантных войск — белыми крыльями самолета и раскрытым куполом парашюта. Молодые десантники, сидя плечо к плечу в кузовах машин, что-то [132] пели... Ветер относил их песню, но чувствовалось, что песня эта, бодрая, задорная, зовущая вперед.

— Наша смена, — сказал полковник Старчак. — Надежная смена.

За окнами мелькали перелески, поля, отстроенные после войны села — все, что так дорого сердцу.

Полковник и его спутники знают: рано успокаиваться, рано складывать оружие. Они слышат угрозы, которые выкрикивают наши недруги.

Старчак сидит у окна, и встречный ветер треплет страницы книжки, которую он читает. На черной обложке два самолета выбрасывают из своих чрев десант. «Внимание, парашютисты!» — вытиснено на картоне...

Автор книги Алькмар фон Гове. Он пытается внушить читателю, что немцы потерпели поражение потому, что фюрер недооценивал парашютные войска.

Недобитый гитлеровец взывает к будущим завоевателям: «Не повторяйте роковой ошибки! Вперед по воздушным мостам!..»

А чтобы они, будущие завоеватели, чувствовали себя уверенней, подбадривает их: «Страна, где невелика плотность населения, может быть названа «пространством без народа». Не будет никакого риска, если вы прогуляетесь туда, где мирно зреют хлеба и виднеются редкие крестьянские домики, на своих вертолетах, самолетах-вагонах, конвертопланах!..»

Старчак читает полные спеси и скрытой обиды строки, и ему вспоминаются первые гитлеровские парашютисты, которых он видел тогда, в июне сорок первого года, на шоссе близ Минска. И ярче других встает в памяти один из них, тот самый, молодой, светловолосый, лежавший навзничь, раскинув ноги, обутые в высокие шнурованные ботинки. Вспоминаются его сухие голубые глаза, уже не видя, смотревшие на солнце...

Что привело его на чужую землю, ставшую для него могилой?

Какими словами прельстили его гитлеровские пропагандисты?

Что думал он в свой последний миг?

Новый фашистский вещатель Алькмар фон Гове вербует новых авантюристов, обещая им удачу в чужом небе и на чужой земле. [133]

Автобус, в котором едет Старчак с товарищами, то опускаясь в ложбины, то поднимаясь на взгорья; мчится по узкой ленте шоссе.

А справа и слева мелькают рощи, пробегают деревни, тянутся золотые поля...

«Здесь, на этих полях, — советует Алькмар фон Гове, — могут пройти танки высаженных с воздуха дивизий, сосредоточиваясь для нанесения сокрушительного удара по жизненно важному району страны... С неба будут «падать» целые воздушно-десантные дивизии, чтобы тут же развернуть боевые действия, или «воздушно-десантные роты и взводы, имеющие диверсионные и другие специальные задания, выполнив которые они снова будут взяты на самолет и исчезнут, как мираж...»

«Гладко было на бумаге, да забыли про овраги а по ним шагать», — думает Старчак, закрывая книгу.

— Ну что ж, — говорит он, отвечая своим мыслям, — в Музее Советской Армии, где сложены знамена поверженного гитлеровского, воинства, найдется место и для знамен, под которыми рискнули бы пойти на нашу землю будущие завоеватели.