XXXVIII . Последний год

Деникин с волнением следил за ростом коммунистического влияния на всем огромном пространстве Европы и Азии. Он опасался, что американская демобилизация и разоружение создадут условия, при которых правительство Сталина поставит Соединенные Штаты и Англию перед необходимостью вместо дипломатических протестов начать вооруженную борьбу.

Подобное столкновение грозило бы русскому народу неисчислимыми бедствиями. Предотвратить столкновение казалось ему почти невозможным. И потому он решил высказать власть имущим в демократических странах те меры, которые в случае войны оградили бы страну его — Россию — о т раздела и чужеземного ига. И он решился на посылку записки-меморандума правительствам Англии и Соединенных Штатов.

В этом решении было что-то патетически нереальное. Казалось бы, чего мог добиться человек, имя которого в Соединенных Штатах (если и не окончательно позабытое) ошибочно связывалось в глазах американской читающей публики с понятием злостной реакции и обскурантизма?

И в то же время в решении Деникина было желание "служить России, бороться все за ту же "великую, единую, неделимую...". Он считал нужным довести до сведения Вашингтона и Лондона мнение тех, кто, с его точки зрения, представлял интересы не СССР, а подлинной России.

Записка генерала Деникина, озаглавленная "Русский вопрос", была отправлена 11 июня 1946 года. Разбирая в ней внутреннее положение Советского Союза, Антон Иванович говорил, что в данное время третья мировая война Советскому правительству не желательна, но что мировая революция остается конечной целью коммунизма, а потому правительство Сталина будет стремиться "взорвать мир изнутри" или по крайней мере ослабить его в такой степени, чтобы он стал легкой добычей. Деникин указывал, что Франция и Италия после морального потрясения последних лет и Испания, только что пережившая гражданскую войну, могут легко поддаться соблазну коммунизма.

И тут Антон Иванович сосредоточился на главной теме своего меморандума.

«Если западные демократии, — писал он, — спровоцированные большевизмом, вынуждены были бы дать ему отпор, недопустимо, чтобы противобольшевистская коалиция повторила капитальнейшую ошибку Гитлера, повлекшую разгром Германии. Война должна вестись не против России, а исключительно для свержения большевизма. Нельзя смешивать СССР с Россией, советскую власть с русским народом, палача с жертвой. Если война начнется против России, для ее раздела и балканизации (Украина, Кавказ) или для отторжения русских земель, то русский народ воспримет такую войну опять как войну Отечественную.

Если война будет вестись не против России и ее суверенности, если будет признана неприкосновенность исторических рубежей России и прав ее, обеспечивающих жизненные интересы империи, то вполне возможно падение большевизма при помощи народного восстания или внутреннего переворота».

Личная жизнь Антона Ивановича постепенно входила в привычные рамки. Людей, которых он знал по своей прошлой деятельности, в Нью-Йорке было мало, всего человек пять-шесть. Из них самым близким человеком была графиня Софья Владимировна Панина, одна из выдающихся русских женщин. Она была известна на всю Россию своей культурно-общественной деятельностью и созданием Народного дома в Петербурге.

В 1901 году, когда Лев Николаевич Толстой перенес тяжелую болезнь, графиня Панина предоставила ему в полное распоряжение свое имение на Южном берегу Крыма около Гаспры. "Живу я здесь в роскошном палаццо, — писал Толстой в своем дневнике, — в каких никогда не жил: фонтаны, разные поливаемые газоны в парке, мраморные лестницы и т. д. И кроме того, удивительная красота моря и гор".

Графиня Панина смотрела на свое очень большое состояние, как на средство удовлетворять духовные потребности тех, чьи материальные возможности этого не позволяли. Щедро, умно, тактично и с невероятной личной скромностью шла она навстречу культурным начинаниям своей страны.

Панина была выбрана Антоном Ивановичем одним из двух "душеприказчиков" в его завещании. Другим был полковник А. А. Колчинский, близкий родственник генерала Корнилова. Завещание это от 29 сентября 1942 года было составлено генералом во время немецкой оккупации "на случай ареста и гибели" его и жены.

Через графиню Панину и других своих старых друзей Антон Иванович быстро расширил круг знакомств с американцами русского происхождения. Их привлекали в Деникине окружавший его ореол первых легендарных походов, твердость, честность и гражданское мужество. Новым знакомым генерала запомнились глаза из-под густо нависших бровей, глаза большие, умные, с твердым, пронизывающим взглядом и в то же время с оттенком глубокой печали. Глаза человека, много пережившего.

Новые знакомые Антона Ивановича старались так или иначе помочь и наладить материальное положение генерала. Скупой на разговоры о себе, он только итожил: "У меня нет здесь экономической базы". В переводе на простой язык это означало, что у него не было ни копейки за душой.

Расширить "экономическую базу" мог его литературный труд; и с этой целью привлечен был Николай Романович Вреден, занимавший ответственную должность в одном из больших книгоиздательских предприятий в Нью-Йорке. В юности Вреден тоже участвовал в белом движении. Он относился с большим уважением к генералу и ценил его писательский талант. Вреден сразу же заинтересовался книгой, над которой работал тогда Деникин (автобиография), и предложил Антону Ивановичу содействие в его литературных трудах и в переводе их на английский язык.

«Понемногу начинаем приспособляться к американской жизни, — писал Антон Иванович в августе 1946 года одному из своих бывших офицеров в Польше. — Обзавелись добрыми знакомыми, среди них много сохранивших традиции добровольцев, несколько первопроходников. "Бойцы вспоминают минувшие дни"... Сейчас мы в деревне, на даче, но к сентябрю, невзирая на сильнейший квартирный кризис, нам удалось найти маленькую квартирку в окрестностях Нью-Йорка. Таким образом, приобрели некоторую оседлость.

По предложению солидного издательства пишу книгу. Вернее, работаю одновременно над двумя книгами — о прошлом и о настоящем.

И я и жена похварываем. У меня — расширение аорты, начавшееся в приснопамятные парижские дни — огорчений и разочарований».

С началом весны 1946 года Деникин целые дни проводил в нью-йоркской публичной библиотеке на 42-й улице. Углубившись в чтение, с карандашом и бумагой, чтобы делать нужные пометки, сидел он за одним из больших столов в славянском отделе на втором этаже. Скромный сандвич в маленьком пакете, приготовленном дома, был единственным получасовым перерывом в усидчивой и кропотливой работе по сбору и проверке материала, касающегося военных действий на русском фронте в первую мировую войну. Это требовалось для книги, которая после смерти его вышла незаконченной под заглавием "Путь русского офицера".

Собирал он также материал для другой книги — "Вторая мировая война, Россия и зарубежье", над которой работал одновременно со своей автобиографией и которая тоже осталась незаконченной и необработанной. Материал этот, частью использованный в данной книге, никогда не был напечатан и хранится в виде рукописи в Русском архиве Колумбийского университета.

В 1953 году, через шесть лет после смерти А. И. Деникина, его незаконченная автобиография была издана на русском языке издательством имени Чехова в Нью-Йорке, Созданное на средства "Форд Фаундэшон", это издательство за краткий срок своего существования обогатило русскую мемуарную литературу многими ценными произведениями.

Свободное время Антон Иванович посвятил пересмотру и редактированию дневников своей жены, с мыслью (когда представится возможность) частично их опубликовать.

Закончил он в Америке свой ответ на труд генерала Н. Н. Головина "Российская контрреволюция" и озаглавил его "Навет на белое движение". Эта неопубликованная рукопись представляет большой интерес для всех, занимающихся изучением гражданской войны на Юге России. Она дает ответы бывшего Главнокомандующего на критику его политических и стратегических решений.

Вообще трудоспособность, энергия и творческая деятельность не покидали А. И. Деникина до самой его смерти.

Время от времени, а под конец все чаще и чаще, давала знать-болезнь сердца.

По настоянию знакомых Антон Иванович обратился в начале 1947 года за медицинским советом кроме своего русского врача в Нью-Йорке к одному доктору "из немцев".

Жизнь подходила к концу. Медленной поступью приближался он к горизонту, за которым лежала великая и неразгаданная тайна. Как верующий христианин, Антон Иванович не боялся смерти. На. последнем суде он готов был с чистой совестью дать отчет во всех своих поступках, в прегрешениях вольных и невольных. Одного боялся Деникин, что не доживет до "воскресения" России, не увидит разрушения того зла, борьбе с которым он посвятил все свои силы.

К середине 1947 года грудная жаба стала для Антона Ивановича почти невыносимым мучением, и "беспричинные" схватки не давали ему покоя.

Тем не менее, чтобы избежать летней жары в Нью-Йорке, Деникины решили воспользоваться приглашением одного из своих знакомых провести у него на ферме летние месяцы в штате Мичиган.

Там 20 июля случился с Антоном Ивановичем сильнейший сердечный припадок. Его сразу перевезли в ближайший город Анарбор и поместили в больницу при Мичиганском университете. Через два-три дня он почувствовал себя немного лучше и попросил жену принести ему рукопись, чтобы продолжать работу над автобиографией. Попутно, для собственного развлечения, составлял он крестословицы.

Но дни были сочтены. Вскоре повторный сердечный приступ оборвал эту жизнь, полную борьбы и веры. И несмотря на все удары судьбы, на всю, казалось бы, безнадежность политической обстановки, генерал Деникин, как это ни странно, до последней почти минуты верил в какое-то чудо, ибо последние его слова жене были: "Вот не увижу, как Россия спасется!"

Скончался Антон Иванович 7 августа 1947 года на семьдесят пятом году жизни и после отпевания в Успенской церкви города Детройта временно был погребен с воинскими почестями американской армии на кладбище в Детройте. Воинские почести были оказаны ему, как бывшему Главнокомандующему одной из союзных армий первой мировой войны.

Прах его сейчас покоится на русском кладбище Святого Владимира в местечке Джаксон штата Нью-Джерси. Но последним его желанием было, чтобы гроб с его останками со временем, когда обстановка в России изменится, был перевезен на родину.