Разбег
Павел Осипович Сухой родился 10 июля 1895 года в селе Глубоком Виленской губернии. Теперь Глубокое — районный центр Витебской области Белорусской ССР.
Семья Сухих была бедной крестьянской семьей. Дед пахал землю, растил хлеб и лен, с утра до вечера гнул спину на помещика. А жили все равно впроголодь. Его сын — Осип — с малых лет помогал пастухам пасти общинный скот: летом целые дни проводил на пастбище, а зимой ходил в школу. Односельчане, заметив незаурядные способности и прилежание подростка, на мирские средства отправили Осипа учиться в город. Окончив учительскую семинарию, он вернулся в родное село и стал здесь учительствовать в начальной школе...
Женился Осип Андреевич на своей землячке. Навсегда пленила его Елизавета Яковлевна добрым нравом, [8] хозяйственной сметкой и... темными косами, что лежали у нее на голове высокой короной. У Осипа Андреевича и Елизаветы Яковлевны было шестеро детей — пять девочек и один мальчик — Павел.
В 1900 году Осипу Андреевичу предложили заведовать школой для детей железнодорожников в Гомеле. И вся большая семья перебралась в город. Неподалеку от школы сняли квартиру. Но мечтали о собственном домике. Купить или построить дом средств не хватало. Хорошо, помог сосед — инженер-железнодорожник. Он привязался к многодетной семье и дал денег взаймы без процентов, в рассрочку на несколько лет, помог достать необходимые материалы.
Дом построили возле железной дороги, рядом с полем. Получился он добротным: четыре комнаты, кухня, большая веранда. Вокруг дома посадили яблони, сливы, крыжовник, малину. И под овощи разбили несколько грядок. Завели кур, корову.
В семье все любили музыку, часто из дома слышались звуки скрипки и пение. В школе Осип Андреевич организовал хоровой кружок для учеников и сам руководил им. Доброжелательных и приветливых Осипа Андреевича и Елизавету Яковлевну уважали ученики и их родители. Не любил Сухих только священник — сами редко ходили в церковь и детей не заставляли.
Осип Андреевич собрал дома хорошую библиотеку. Одной книгой он особенно гордился — томик стихов Якуба Коласа подарил ему сам автор.
Павел очень любил читать и перечитывал все книги из отцовской библиотеки. Он не расставался с книгами даже в праздники, когда все дети веселились у нарядной елки.
Обычно по вечерам дружная семья Сухих собиралась в большой комнате за общим столом. Здесь вслух читали странички из любимых книг, декламировали стихи, сообща составляли очередной выпуск семейного журнала «Молодая поросль» — каждый мог сюда записать все, что хотел, — школьное сочинение, впечатление о прочитанной книге, свои стихи или нарисовать какой-нибудь замысловатый рисунок, дружеский шарж...
Все вместе обсуждали и городские новости — открытие в Гомеле первого кинотеатра — по-тогдашнему иллюзиона, появление на улицах первого автомобиля, приобретение соседом граммофона. Понятно, что не оставила [9] без внимания семья Сухих и сенсацию века — первые полеты аэропланов. И мы отметим для себя, что юность Павла Сухого совпала по времени с «юностью» авиации.
В России тогда мало кто знал и помнил о первом в мире самолете, построенном еще в конце прошлого века Александром Федоровичем Можайским, исследователем и изобретателем в области создания летательных аппаратов тяжелее воздуха. Ничего не слышали не только в России, но и в Европе тоже, об американцах братьях Райт, которые начали летать еще в 1903 году, — предприимчивые янки держали свое изобретение в строгом секрете, надеясь довести его до совершенства и потом продать подороже.
В Россию первое известие о полете человека на аппарате тяжелее воздуха пришло в 1906 году из Франции. Сантсс Дюмон на аэроплане своей конструкции поднялся в воздух и пролетел 220 метров.
Об этом полете рассказали газетчики, и пример Сантоса Дюмона воодушевил и подстегнул всех, кто экспериментировал с летательными аппаратами. Состоятельные поклонники авиации поспешили объявить: тому, кто сумеет перекрыть достижение Саитоса Дюмона, они готовы выплатить большой денежный приз. В соревнование включаются французы — братья Фарманы, Вуазен, Блерио и другие. Они открывают мастерские по изготовлению аэропланов, летают сами и учат летать всех желающих, а вернее, тех, кто захочет купить у них летательный аппарат. И таких охотников до острых ощущений находится немало.
Весной 1907 года Анри Фарман получает первый большой приз — за то, что продержался в воздухе на своем аэроплане, который смастерил из деревянных реек, проволоки и крыльев, обтянутых перкалем, 15 минут. Второй приз ему вручили за полет по прямой на расстояние 770 метров.
А в 1908 году в Европу наконец приезжают братья Райт и «сводят с ума» европейцев — они бьют один за другим все их рекорды и завоевывают множество призов: на своем самолете они держатся в воздухе 2 часа 20 минут, совершают полеты на дальность до 50 километров и поднимаются в высоту на 110 метров! Все это было зафиксировано как первые мировые рекорды. [10]
Райты летают с пассажирами, обучают европейцев полетам на своем аппарате и в конце концов продают его французскому правительству за полмиллиона франков — об этом поспешили сообщить французские газеты. И «авиационная лихорадка» охватывает весь мир...
Один из учеников Райтов — Шарль де Ламбер — 18 октября 1908 года поднимается над Парижем и на глазах у изумленных прохожих облетает Эйфелеву башню... Блерио на своем самолете 25 июля 1909 года перелетает Ла-Манш... Это мировая сенсация! Авиаторы становятся кумирами толпы. Француженки с восторгом демонстрируют на своих платьях жирные пятна от масла, капавшего с пролетавших по воздуху аэропланов.
В России еще не строят аэропланов, нет своих летчиков, но уже есть Всероссийское общество любителей воздухоплавания, есть авиационные клубы в Петербурге, Москве, Киеве, Одессе...
Известный одесский велогонщик и автомобилист Михаил Ефимов отправляется в Париж учиться летать. Деньгами его снабдил одесский банкир Анатра, почуявший, что на авиации он может неплохо заработать... «Летуном», как тогда называли летчиков, становится и Николай Попов — он работал механиком в фирме «Ариель» в Париже, где шеф-пилотом был сам Шарль де Ламбер.
Русские оказываются способными учениками, и скоро их имена становятся известными «всей Европе» — газеты взахлеб пишут о русских смельчаках, часто выходивших победителями многих авиационных митингов (так тогда называли авиационные конкурсы и соревнования), устанавливающих выдающиеся по тому времени мировые рекорды.
Из России в Париж учиться на «летунов» едут десятки русских, и среди них известный автомотовелогонщик Сергей Уточкин, знаменитый борец Иван Заикин, адвокат Александр Васильев, инженер Василий Лебедев, поэт Василий Каменский и многие, многие другие.
Вернувшийся из Парижа в Одессу Михаил Ефимов совершает 8 марта 1910 года первый публичный полет в России.
Десятки самодеятельных русских умельцев создают свои собственные конструкции летательных аппаратов. В Петрограде строит свои прекрасные самолеты, которые [11] были ничуть не хуже французских, Яков Модестович Гаккель, в Москве этим же занят Борис Сергеевич Докучаев, а Борис Николаевич Юрьев первым в мире строит винтокрылую машину — вертолет. Много талантливых конструкторов в Киеве — Игорь Иванович Сикорский, Александр Сергеевич Кудашев, Дмитрий Павлович Григорович. В Харькове увлекается строительством аэропланов Степан Васильевич Гризодубов — отец будущей знаменитой советской летчицы Валентины Гризодубовой. В Одессе летает на своем самолете Василий Николаевич Хиони, в Тифлисе — Александр Владимирович Шиуков, мастерят аэропланы и в Риге, и в Варшаве, и в Ревеле (Таллине), Томске.
В Петербурге на деньги купца С. С. Щетинина создается «Первое товарищество воздухоплавания» и строится завод, который приступает к «серийному» выпуску аэропланов. В 1910 году на этом заводе построили 10 самолетов, на следующий год уже 20, а еще через год — 34. В Москве начинает выпуск самолетов велосипедный завод «Дукс». Здесь строят самолеты главным образом по моделям французских конструкторов так же, как и на Русско-Балтийском вагонном заводе и других предприятиях. Царское правительство неохотно признает своих «доморощенных» изобретателей. Великий князь Александр Михайлович, ставший «шефом русской авиации», на открытии «Комитета воздушного флота» сказал: «Пуще всего не следует увлекаться мыслью создания воздушного флота по планам наших изобретателей. Комитет нисколько не обязан тратить бешеные деньги на всякие фантазии только потому, что эти фантазии родились в России. Трудами братьев Райт, Сантаса Дюмона, Блерио, Фармана, Вуазена и других аэропланы доведены в настоящее время до возможного при нынешнем состоянии техники совершенства. И остается воспользоваться этими готовыми результатами».
И тем не менее русская авиация развивалась довольно быстро. Закупаются самолеты во Франции, увеличивается выпуск самолетов на русских предприятиях, и не только по зарубежным образцам. На всемирных авиационных выставках русские конструкции самолетов Гаккеля и вертолетов Юрьева были отмечены золотыми и серебряными медалями.
В Петербурге проходит широко разрекламированный праздник воздухоплавания, на котором свое мастерство [12] демонстрировали уже широко известные в России «летуны» — Михаил Ефимов, Сергей Уточкин, Александр Васильев, Лев Мациевич и другие. Организуются состязания авиаторов и перелеты из города в город. Много шуму наделал «скоростной» перелет-состязание по маршруту Петербург — Москва, в котором приняли участие многие авиаторы на самолетах иностранных и русских фирм.
Открываются в России и авиационные школы — в Царском Селе и Гатчине под Петербургом, в Москве — на Ходынском поле, в Симферополе, Одессе.
Полеты русских авиаторов широко освещаются в газетах и в массовых и специализированных журналах — «Огонек», «Вокруг света», «Воздухоплаватель», «Аэро и автомобильная жизнь», «Тяжелее воздуха», «К спорту!»...
Имена русских авиаторов становятся известными широкому кругу общественности и пользуются популярностью ничуть не меньшей, а порой даже и большей, чем имена автогонщиков и велосипедистов, оперных певцов и певиц, знаменитых балерин.
Летание становится делом не только мужчин, но и женщин. Первой из русских женщин поднялась в воздух Лидия Виссарионовна Зверева — на самолете, построенном ее мужем Владимиром Викторовичем Слюсаренко.
Ну а как относится к этому «авиабуму» Павел Сухой? Он с интересом читает статьи об авиации и летчиках, рассматривает фотографии и рисунки летательных аппаратов. Но... Справедливости ради надо сказать, что авиация пока еще не становится его страстью, потребностью жизни. События, связанные с авиацией, происходят где-то вдали от провинциального Гомеля и не воспринимаются им близко к сердцу. Может быть, это еще и потому, что за общим столом, где собирается семейство Сухих, Павел оказывается в одиночестве — мать и сестры, да и отец, Осип Андреевич, больше интересуются новинками литературы и искусства, чем техники.
Много лет спустя, рассказывая дочери Ирине о своем детстве, Павел Осипович отметит, что самым сильным впечатлением детских лет, определившим его судьбу, была непосредственная встреча с авиацией: он наблюдал за полетом Сергея Уточкина, гастролировавшего тогда по разным городам России. [13]
«Я шел с ребятами из гимназии, и вдруг над нашими головами пролетел аэроплан. Это было так неожиданно и удивительно, что дух захватывало. Не птица, а человек летит над нами!»
В тот же день, придя домой, Павел уединился на чердаке и принялся мастерить модель самолета. Но первая его модель не полетела. Тогда он стал более внимательно присматриваться к фотографиям аэропланов, читать и перечитывать попадавшие ему в руки журналы, которые писали о самолетах и авиаторах. Стал специально разыскивать газеты, журналы и книги, где мог хоть что-то почерпнуть нового, интересного об авиации и воздухоплавании.
Как-то в его руки попала статья Николая Егоровича Жуковского — «отца русской авиации», как впоследствии назовет его Владимир Ильич Ленин, — вот она-то окончательно и определила дальнейший путь Павла Сухого. Он «заболевает» авиацией и хочет сам конструировать и строить самолеты.
Павел знает: профессор Николай Егорович Жуковский живет в Москве, преподает в Императорском техническом училище, и решает поехать к нему, поступить в училище и слушать лекции знаменитого ученого.
Павел тогда еще не знал, что при училище уже в 1909 году Николай Егорович организовал студенческий кружок любителей воздухоплавания и стал читать специальный курс лекций по аэродинамике и авиации, что в этом кружке студенты занимались постройкой моделей самолетов и даже учились летать на планерах, один из которых был подарен профессору самим Отто Лилиенталем, изобретателем и создателем первого планера. Первым совершил полет на планере, построенном в кружке, Андрей Туполев — самый способный и многообещающий ученик Николая Егоровича, будущий авиаконструктор, о котором будет говорить с восторгом весь мир.
Не знал Павел Сухой и того, что в начале 1911 года Андрей Туполев был изгнан из училища за свою революционную деятельность и вынужден был уехать на родину, в Тверскую губернию...
Обо всем этом Павел узнает только через несколько лет, а пока... Во время летних каникул 1911 года общество гомельских учителей решило организовать для хорошо успевающих гимназистов экскурсию в Туркестан. Поездка произвела на ребят незабываемое впечатление: [14] Бухара, Самарканд, все здесь удивительно: и диковинная восточная архитектура, и природа, и обычаи людей. А фрукты! В жизни никогда они таких не ели! Эти фрукты и сыграли над Павлом злую шутку. Он заболел дизентерией, которая дала тяжелые осложнения, напоминавшие о себе всю его жизнь. Пришлось Павлу вырабатывать «железный» режим питания. Он понимал: без строгой диеты не сможет быть по-настоящему работоспособным. Проявляя волю, отказывая себе во многом, Сухой и в дальнейшем вел очень строгий образ жизни.
В краеведческом музее Гомеля, в экспозиции, посвященной П. О. Сухому, хранится аттестат зрелости об окончании им Гомельской гимназии.
«Аттестат зрелостиДан сыну начального учителя из крестьян Павлу Осиповичу Сухому в том, что, вступив в Гомельскую гимназию 16 августа 1905 года, обучался в ней по 8.VI.1914 года. Во внимание к постоянно отличному поведению и прилежанию и к отличным успехам в науках, в особенности же в математике и физике, педагогический совет постановил наградить Павла Сухого серебряной медалью».
Здание бывшей мужской гимназии, где учился П. О. Сухой, сохранилось. В настоящее время здесь размещается Белорусский институт инженеров железнодорожного транспорта...
Когда Павел окончил гимназию, вопрос, где продолжать образование, для него даже не возникал. Было ясно — он поедет учиться в Москву, в Техническое училище — ныне оно носит имя Н. Э. Баумана.
Документы Павла Осип Андреевич отослал родственнику с просьбой передать их в училище. Родственник боясь, как бы бумаги не потерялись, сдал в приемную комиссию их копии. Комиссия, рассматривая дела абитуриентов, отказала Сухому в приеме из-за отсутствия подлинных документов. Непредвиденная, не на шутку огорчившая Павла осечка...
...А в августе 1914 года началась война. В этой первой мировой войне во весь голос заявил о себе новый род войск — военная авиация.
Воздушный флот России по количеству боевых самолетов перед началом войны был наиболее многочисленным. [15]
Он насчитывал 250 самолетов, обеспеченных достаточным числом опытных пилотов и авиатехников.
Но каких-либо существенных преимуществ русской армии это не принесло. Большинство самолетов было устаревших конструкций и «иностранного происхождения», без достаточного обеспечения запасными частями. На русских авиационных заводах — «Руссо-Балт», «Дукс», Щетинина, Лебедева, Анатры строились в основном самолеты по французским моделям — «фарманы» и «вуазены», «ньюпоры» и «спады», «мораны» и «депердюссены». Было немного американских самолетов конструкции братьев Райт и Кертнс, итальянские «ансальдо», немецкие «альбатросы», «таубе», голландские «фоккеры».
Только 20 процентов воздушного флота России составляли отечественные самолеты. И среди них выделялся знаменитый бомбардировщик, самый большой в мире самолет «Илья Муромец» киевского конструктора Игоря Сикорского. Неплохо зарекомендовали себя самолеты-разведчики «Лебедь», строившиеся на заводе Василия Лебедева, гидросамолеты Дмитрия Григоровича и некоторые другие.
В 1914 году Павла Сухого на фронт не взяли — не достиг призывного возраста. Несмотря на отказ приемной комиссии Технического училища, он все же едет в Москву. Чтобы не терять зря времени, подает документы в Московский университет, и его принимают на первый курс математического факультета. Но все его мысли обращены к Техническому училищу, и уже на следующий год он предпринимает новую попытку. На этот раз удачную: так осуществляется мечта — Павел слушает лекции своего любимого профессора Николая Егоровича Жуковского, занимается в его кружке воздухоплавания, строит планеры и модели самолетов, принимает участие в проектировании аэродинамической трубы для исследований летных качеств моделей летательных аппаратов.
Тон в кружке задают старшие: вернувшийся в Москву и снова получивший возможность продолжить свое образование Андрей Туполев, братья Архангельские, братья Погосские, Владимир Петляков, Борис Стечкин.
Всего год прозанимался Павел в кружке Жуковского, а затем его призвали на военную службу и послали [16] в школу прапорщиков. После ее окончания он попадает на фронт, в действующую армию.
Служил Павел Осипович в артиллерии. И именно здесь, на фронте, он понял и осознал, какую огромную роль в сражениях может играть военная авиация.
Он видел, как «Илья Муромец» бомбил немецкие позиции и подавил несколько вражеских батарей. Он наблюдал за ожесточенным воздушным боем русского летчика на французском «моране» с немцем на «альбатросе». Он знал, что командование его артиллерийской части часто использует данные воздушной разведки, и не раз сам рассматривал фотографии укреплений врага, выполненные с самолета-разведчика.
Он видел слабости русской авиации. Старенькие, больше похожие на этажерки самолеты не могли достойно противостоять более современным немецким воздушным машинам, и он мечтал построить такой самолет, который бы мог дать бой — равный бой! — любому врагу. Его желание посвятить свою жизнь самолетостроению, прежде всего военному самолетостроению, становится главной целью его жизни. Заманчивой и желанной целью...
И можно сказать, что в этот момент он вышел на старт своего будущего «полета». Именно так начался «разбег перед взлетом» будущего авиаконструктора.
Военная же карьера мало прельщала новоявленного артиллерийского офицера. И когда после Великой Октябрьской социалистической революции старая царская армия развалилась и началась стихийная ее демобилизация, прапорщик Павел Сухой без сожаления покидает свою часть и возвращается в Москву — в Техническое училище. Но училище закрыто, занятия в нем не проводятся, и неизвестно, когда начнутся. Поэтому Павел решает вернуться в родной Гомель.
Недолго пробыл он в доме, где жили его родители и сестры. Ему предложили работу учителя математики в городе Лунинец, что неподалеку от Бреста, и Павел уезжает туда.
Софья Феликсовна, жена Сухого, вспоминала: «Как-то вечером я возвращалась из школы. Меня обогнал незнакомый человек в военной шинели, перекрашенной в черный цвет, на голове его красовалась маленькая шапочка — «керенка». Я тогда обратила внимание на большие, [17] очень выразительные глаза незнакомца и смешную «кавалерийскую» походку. Через два дня этот человек появился у нас в школе и стал преподавать математику. Я в этой школе давала уроки французского языка...»
В 1919 году в Белоруссию вторглись белополяки. Они быстро приближались к Лунинцу, и многие учителя решили покинуть город. Павел Осипович, Софья Феликсовна и еще несколько человек поехали в Гомель. Здесь они стали учительствовать в школе, которой заведовал отец Сухого — Осип Андреевич.
Павел Осипович блестяще знал математику. Но на уроках в школе излагал ученикам ее основы довольно сухо, говорил сжато: он не любил лишних слов, цветистых выражений. Ученики не привыкли к такой лаконичной форме изложения и были недовольны своим новым учителем. И скажем прямо: карьера школьного учителя давалась будущему конструктору нелегко.
Время было трудное, жили впроголодь... Для учителей железнодорожной школы сохранялся бесплатный проезд по железным дорогам. Павел воспользовался этим и отправился в деревню за продуктами для семьи. Но ему не повезло — в дороге он заболел сыпным тифом. Едва живой добрался до Гомеля и попал в больницу. Только поправился — его свалила скарлатина. Она дала осложнение на горло, после чего у Павла пропал голос.
В юности у него был музыкальный слух и приятный тенор. Он хорошо пел. Когда у Сухих собирались компании, Павел иногда даже солировал... Но теперь болезнь лишила его не только возможности петь, ему и говорить-то стало трудно, голос сделался приглушенным, а в конце жизни — хрипловатым. Может быть, поэтому он мало говорил и слыл «молчуном».
В 1920 году вышло постановление Совета Народных Комиссаров о возвращении студентов в высшие учебные заведения, и Павел уехал в Москву продолжать учебу...
Октябрьская революция положила начало новому этапу в развитии отечественной авиационной науки и техники. Еще в январе 1918 года Владимир Ильич Ленин подписал декрет о создании Красной Армии, в состав которой входила и авиация. Небогатое наследство досталось революционной армии: по «переписи», на всех фронтах имелось около пятисот исправных аэропланов, [18] в основном устаревших иностранных конструкций. Небольшую их часть составляли отечественные машины, среди которых было всего 15 бомбардировщиков «Илья Муромец».
Но и эти самолеты сберечь удалось далеко не все. Когда началась иностранная интервенция против не окрепшей еще Республики Советов, большинство боевых машин было утрачено или уничтожено. Авиационные заводы, как правило, не работали — их хозяева бежали за границу, многие авиаконструкторы покинули свою родину. Уехал в Америку и Сикорский. Стране не хватало сырья, материалов, энергии. Мало, очень мало было квалифицированных специалистов-самолетостроителей.
В марте 1918 года по инициативе Николая Егоровивича Жуковского создается «Летучая лаборатория» — первое советское научно-исследовательское авиационное учреждение. Сотрудники этой лаборатории во главе с соратником Жуковского В. П. Ветчинкиным выезжали на фронт, на авиационные предприятия и на месте проводили летные испытания самолетов, как новых, так и отремонтированных, делали необходимые расчеты прочности конструкций, разрабатывали новые профили авиационных винтов, самолетных крыльев.
28 июня 1918 года был издан декрет о национализации авиационных предприятий. Ценою гигантских усилий удалось наладить производство самолетов — главным образом из имевшихся на заводах старых заделов самолетных деталей. Над новыми конструкциями гидросамолетов и учебных машин в ту пору работали русские конструкторы Д. П. Григорович, А. А. Пороховщиков, П. А. Попов.
Вскоре создается первое учебное заведение — Авиатехникум и организуется Центральный аэрогидродинамический институт, во главе которого встали профессор Н. Е. Жуковский и его ученик А. Н. Туполев. Коллектив этого института составили молодые и талантливые инженеры, многие из которых только что закончили Техническое училище. Выполняли поначалу заказы военного ведомства — осуществляли постройку глиссеров, торпедных катеров, аэросаней, но мечтали и готовились к созданию новых конструкций самолетов.
11 сентября 1920 года в Москве торжественно отмечали 50-летие научной деятельности профессора Николая [19] Егоровича Жуковского. По решению Советского правительства его именем был назван только что организованный Институт инженеров Красного Воздушного Флота. А 3 декабря 1920 года Николай Егорович был избран ректором этого института. И тут на него обрушилась жестокая болезнь — тиф... Затем последовали два кровоизлияния в мозг, и 17 марта 1921 года титан русской науки, «отец русской авиации» ушел из жизни...
Павел Осипович Сухой не смог попрощаться со своим учителем. Он вернулся в Москву осенью 1921 года. И снова аудитории МВТУ, нетопленые, но такие притягательные. Из них впоследствии выйдут будущие авиаконструкторы, ученые, создатели отечественной авиационной техники.
А пока студенты, одетые в пальто, полушубки, согревая своим дыханием озябшие руки, с жадностью слушают лекции учеников Николая Егоровича Жуковского, выполняют лабораторные работы, занимаются в авиационном кружке. После занятий, организовав свою артель грузчиков, студенты разгружают железнодорожные вагоны или баржи на Москве-реке, зарабатывая себе средства на пропитание.
Павел Сухой поселился в студенческом общежитии. Помещение было маленькое, а студентов, не имеющих в городе «крыши над головой», много. Даже кроватей на всех не хватало. Некоторым приходилось спать прямо на полу, застелив его соломой.
В 1923 году Павел Осипович женился на Софье Феликсовне. Она после отъезда Павла из Гомеля осталась в городе и работала в школе, а потом тоже отправилась в Москву помогать овдовевшей сестре, оставшейся с малыми детьми. В Москве Софья Феликсовна поступила на работу в только что созданный Институт физкультуры — преподавателем иностранного языка. Совершенно случайно они встретились на улице, встретились и больше не расставались уже всю жизнь.
Поначалу жили в маленькой комнатке Софьи Феликсовны. Здесь родилась у них дочь Ирина.
Павел Осипович очень любил детей — дочь Ирину и сына Дмитрия, своих племянников, а потом и внучек. Он постоянно заботился о детях старшей сестры, оставшихся после гражданской войны сиротами. Несмотря на [20] его внешнюю суровость, дети отвечали ему взаимностью.
Уже тогда Павел Осипович выработал для себя строгий, «железный» режим дня. Вставал рано. Не обращая внимания на тесноту в комнате, обязательно занимался гимнастикой. После учебы и работы шел домой пешком. Занятия физкультурой и прогулки на свежем воздухе для него стали обязательными на всю жизнь. Благодаря такому режиму он, наверное, и не сдавался своим недугам долгие годы...
Работать Павел Осипович любил и нагружал себя работой до предела. Он продолжал учиться в Техническом училище, не забывал о делах студенческого кружка, а по вечерам еще подрабатывал в конструкторском бюро Николая Васильевича Фомина, занимавшегося проектированием дирижаблей.
Летом, когда начинались студенческие каникулы, его чуть ли не силой заставляли брать отпуск. Обычно проводил он этот отпуск на родине — в Гомеле вместе с Софьей Феликсовной и детьми, помогая своим родителям и сестрам.
Отец, Осип Андреевич, по-прежнему учительствовал. Ему первому из гомельских учителей было присвоено звание «Народный учитель Белоруссии».
Студентов МВТУ и молодых конструкторов, всех, кто мечтал о самолетостроении, особенно привлекал Центральный аэрогидродинамический институт (ЦАГИ). Здесь закладывались основы авиационной науки, создавалась новая авиационная техника, испытывались новые авиационные материалы и отрабатывалась прогрессивная технология. Здесь знали все о достижениях мировой авиации.
ЦАГИ и ОКБ Туполева были в то время единым целым и олицетворяли подлинное содружество ученых, инженеров, рабочих, живую связь науки и техники.
В начале 1924 года, еще не закончив Техническое училище, Павел Осипович устраивается чертежником в Экспериментальный аэродинамический отдел ЦАГИ. В том же году он приступает к работе над дипломным проектом. Его руководителем назначают Андрея Николаевича Туполева.
Защита диплома прошла успешно. В свидетельстве П. О. Сухого об окончании МВТУ записано:
«В марте 1925 года П. О. Сухой подвергся испытаниям [21] в Государственной квалификационной комиссии и защитил работу на тему: «Одноместный истребитель с мотором 300 л. с. П. О. Сухому присваивается квалификация инженера-механика».
Андрей Николаевич высоко оценил способности своего дипломника и пригласил его на работу в конструкторский отдел ЦАГИ — АГОС (авиация, гидроавиация, опытное строительство).
Так сбылась мечта Павла Осиповича — он начал работать в бригаде соратника А. Н. Туполева — А. Н. Путилова в качестве инженера-конструктора. Разбег, предшествующий взлету, начался успешно...
КБ Туполева размещалось тогда еще в старом здании — двухэтажном особняке меховщика Михайлова. Ныне здесь создан научно-мемориальный музей Н. Е. Жуковского. Комнаты второго этажа занимали проектировщики, внизу находились мастерские, где строились опытные самолеты.
Андрей Николаевич сидел в маленькой комнатке над входом в особняк. Рядом была комната побольше, где трудились конструкторы.
Рабочий день для работников умственного труда по новому советскому законодательству устанавливался в шесть часов. Но в «особняке» забывали о времени и трудились по десять-двенадцать часов. Шло становление советской авиации. Специалистов по самолетостроению не хватало. Приходила молодежь, не имеющая опыта, но с большой жаждой знаний, с огромным запасом энтузиазма. Под вечер, когда усталость все-таки брала свое, Андрей Николаевич собирал в своей комнате сотрудников, одержимых, как и он, авиацией, и организовывал чай с бутербродами — «а ля фуршет». Усталость снималась, и работу продолжали до поздней ночи...
А неподалеку от «особняка» уже развертывалось строительство новых корпусов для ЦАГИ и конструкторского бюро — АГОС. Строительную комиссию возглавлял Сергей Алексеевич Чаплыгин, ставший после смерти Н. Е. Жуковского председателем коллегии ЦАГИ. В состав комиссии входили А. Н. Туполев, Н. И. Ворогушин, Б. Н. Юрьев, Н. И. Сидорин, архитектор А. В. Кузнецов и другие.
Одновременно со строительством шло формирование лабораторий. Винтомоторную возглавил Б. С. Стечкин, [22] лабораторию испытаний авиационных материалов — II. И. Сидорин. Под руководством Б. Н. Юрьева Г. М. Мусинянц, К. А. Ушаков, К. К. Баулин, А. М. Черемухин и другие сотрудники аэродинамической лаборатории проектировали новые аэродинамические трубы. В этих трубах можно было уже испытывать не только модели самолетов, но и отдельные их элементы в натуральную величину: диаметр рабочей части самой большой трубы достигал 13 метров.
Авиационный отдел ЦАГИ сразу выступил с новаторских позиций в отечественном самолетостроении — его сотрудники первыми в нашей стране высказались за создание цельнометаллических самолетов. Под руководством А. Н. Туполева была создана специальная комиссия по металлическому самолетостроению, которая разработала технические условия и технические требования на алюминиевые профили и трубы, без которых невозможно было строить новые самолеты.
Однако до революции в России специально авиационный алюминий не производился. В начале 20-х годов на Кольчугинском заводе во Владимирской области под руководством В. А. Буталова было налажено производство первого отечественного авиационного алюминия, который по своим качествам не уступал зарубежному дюралюминию. Этот сплав назвали по имени завода — кольчугалюминий.
Вот из этого-то сплава и начали строить в ЦАГИ первые самолеты. Сначала АНТ-1 смешанной конструкции, а потом АНТ-2 — цельнометаллический. Этот первый цельнометаллический самолет из кольчугалюминия был спроектирован в ЦАГИ бригадой в составе А. И. Путилова, В. М. Петлякова, братьев Погосских, Н. С. Некрасова, Б. М. Кондорского, А. И. Зимина под общим руководством А. Н. Туполева. АНТ-2 сыграл важную роль в нашем авиастроении, открыл путь применению металла в этой развивающейся отрасли.
Дальнейшую разработку идей, заложенных в АНТ-2, Туполев поручил бригаде молодого инженера-конструктора Павла Осиповича Сухого. Андрей Николаевич поставил перед ним непростую задачу — создать первый цельнометаллический истребитель для серийного производства, который бы по своим данным не только не [23] уступал, но и превосходил лучшие зарубежные самолеты подобного типа.
Туполев неспроста поставил П. О. Сухого во главе этой бригады. Еще раньше Андрей Николаевич подметил у своего дипломника такие черты, как смелость, желание идти непроторенными путями, стремление к поиску оригинальных конструктивных решений.
И вот первый производственный экзамен. Приступив в конце 1925 года к созданию нового самолета И-4 (АИТ-5), бригада Сухого этот экзамен сдала успешно. Общие черты конструкции АНТ-2 хотя и сохранились в этом новом самолете, но бригадой была создана оригинальная аэродинамическая схема самолета: уже не моноплан, как АНТ-2, и не традиционный в то время биплан, а подкосный полутораплан с малым свободнонесущим нижним крылом. Под мощный звездообразный мотор воздушного охлаждения Гном-Рон-Юпитер IV (замененный в серии отечественным мотором М-22) поставили раму необычной конструкции, спроектированную лично Павлом Осиповичем. Комиссия, принимавшая в 1927 году самолет, отметила легкость, изящность и, что было очень важно, простоту изготовления этой рамы: ее можно было штамповать.
Первые полеты, которые проводили летчики-испытатели М. Громов, А. Юмашев и И. Козлов, показали, что по максимальной скорости, потолку, скороподъемности И-4 опережает многие зарубежные истребители. А по маневренности ему нет равных.
«Мне довелось испытывать истребитель И-4, — вспоминает Михаил Михайлович Громов. — Уже в первом полете он показал себя великолепно, я проделал на нем многие фигуры высшего пилотажа. Хорошая была машина, маневренная и очень легкая в управлении».
В декабре 1927 года решился вопрос о запуске самолета в серию на авиазаводе, который возглавлял тогда Н. П. Горбунов. Павел Осипович Сухой в качестве ответственного технического представителя КБ Туполева направился на этот завод руководить серийной постройкой самолета.
Скоростной, маневренный, отличавшийся современными формами и изяществом, И-4 получил право на долгую жизнь. Он состоял на вооружении Красной Армии с 1928 по 1933 год.
Таким был первый вклад Павла Осиповича Сухого [24] и его товарищей по бригаде в отечественное самолетостроение.
И-4 впоследствии выпускался во многих модификациях. Об одной из них хочется рассказать более подробно...
В 1931 году авиаконструктор и инженер Владимир Сергеевич Вахмистров, занимаясь, как и многие другие конструкторы, проблемой увеличения дальности полета истребителей, пошел по совершенно новому, неизведанному пути. Он предложил использовать тяжелый бомбардировщик в качестве «авиаматки», несущей на себе несколько истребителей.
По идее Вахмистрова, «авиаматка» доставляет на «своем горбу» истребители в район их применения, а там они, отделившись от нее, выполняют свою задачу и самостоятельно возвращаются на аэродром. Таким образом, радиус действия истребителей увеличивался почти в два раза.
Для претворения своей идеи в жизнь Вахмистров выбрал серийные машины — тяжелый бомбардировщик ТБ-1 (АНТ-4) и истребитель И-4 (АНТ-5).
По специально сооруженным накатам два истребителя взгромоздили на крылья бомбардировщика и закрепили там замками бомбодержателей. Получилась сложная конструкция — «звено», которую впоследствии испытатели в шутку назвали «цирком Вахмистрова».
Первые испытания «звена», хотя и не без приключений, прошли все же достаточно успешно. Вся система хорошо держалась в воздухе, истребители одновременно отделялись от своего носителя и после выполнения задания возвращались на свой аэродром.
Правда, пришлось несколько изменить конструкцию истребителя: нижние, хотя и короткие крылья находились в опасной близости от винтов бомбардировщика, и их убрали. Летные качества истребителя при этом несколько ухудшились, но они компенсировались увеличившимся радиусом действия.
В испытаниях «звена» принимали участие тогда молодые летчики-испытатели — П. Стефановский (на бомбардировщике), В. Чкалов, В. Коккинаки, С. Супрун, В. Степанчонок, Т. Сузи и другие (на истребителях).
Испытания «звена» проводились в течение десяти лет. Развивая свою идею, Вахмистров ухитрялся помещать на бомбардировщик и три, и четыре, и даже [25] пять истребителей: два на крыльях, два под крыльями и еще один на фюзеляже или под фюзеляжем на особой подцепке, которая производилась уже в полете.
По ходу испытаний ТБ-1 заменили более мощным ТБ-3, а истребитель И-4 — более современными И-5 и И-16 конструкции Н. Н. Поликарпова и опытным «Зет» Д. Григоровича. Широкого применения в Великой Отечественной войне «звено», однако, не получило, но провело несколько весьма удачных операций. Например, еще летом 1941 года с помощью «звена» был разрушен мост через Дунай, по которому шли на фронт румынские и немецко-фашистские войска. Попытки выполнить эту задачу бомбардировщиками Ил-4 оказались неудачными из-за мощной противовоздушной обороны противника. Тогда к мосту было послано «звено». ТБ-3, пройдя незаметно над морем, доставил истребители близко к цели. Оснащенные 250-килограммовыми бомбами «ястребки» отделились от своего носителя и неожиданно на большой скорости появились над целью. ПВО противника не могло рассчитывать на появление здесь таких истребителей — радиус их действия не позволял им летать так далеко. Но они буквально свалились с неба! С крутого пикирования сбросили бомбы точно на цель, а затем быстро ушли «домой». На обратный путь горючего им вполне хватило....
Однако вернемся к началу 30-х годов. Павел Осипович Сухой полностью поглощен заботами по налаживанию серийного выпуска истребителей И-4 и созданию различных модификаций этого самолета. Вечером хочется только одного: лечь и заснуть до утра. Но и ночи порой проходили в работе: Павел Осипович вместе с товарищами проектирует новый истребитель, не значащийся в официальных планах.
Это была не прихоть и не хобби, как сказали бы сейчас. Коллектив ЦАГИ взял обязательство в неурочное время спроектировать и построить легкий маневренный самолет-истребитель. Каждый сотрудник обещал отработать на этом проекте добровольно и безвозмездно по 70 часов.
Павел Осипович осуществлял все техническое руководство по проектированию истребителя, который получил название «Жокей» (АНТ-13). Проектировщики трудились [26] с увлечением, и постройка опытного самолета была закончена точно в срок. Первый полет на «Жокее» совершил Михаил Михайлович Громов. Во время испытаний была достигнута рекордная для СССР скорость — 303 километра в час.
Однако в серию «Жокей» не пошел, так как импортный двигатель «Кертис-Конвектор», который был установлен на самолете, решили тогда больше не приобретать, поскольку в стране налаживался выпуск своих отличных авиационных моторов.
Сухой был чрезвычайно расстроен этим решением...
Из невеселого состояния Павла Осиповича вывел И. П. Толстых, занимавшийся системой специального оборудования в АГОСе. Он сагитировал П. О. Сухого, Н. П. Поленова и нескольких других инженеров записаться в кружок планеристов и начать учиться полетам на планерах.
Учебные полеты на планерах проводились тогда вблизи станции Красково Казанской железной дороги. Каждое воскресенье П. О. Сухой вместе со всей группой уезжал ранним, поездом из Москвы и участвовал в подготовке к полетам. За день удавалось полетать раза два, не больше, а остальное время, дожидаясь своей очереди, натягивать амортизаторы при старте планера. Но они были согласны и на это — такова притягательная сила неба...
Однажды, когда очередь дошла до Сухого, он сел в кабину и подал сигнал о готовности к полету. Однако вскоре после взлета планер вдруг потерял устойчивость и резко пошел к земле. Удар о землю носовой частью был таким сильным, что ручка управления сломалась и осталась в руках незадачливого планериста.
Решив, что спортсмена-летчика из него не получится, Павел Осипович оставил планерный кружок. Вспоминая этот случай, он впоследствии признавался, что конструктору, конечно, необходимо уметь управлять самолетом, но учиться этому надо своевременно, в молодом возрасте. Такой вывод сделал он из своего неудавшегося полета. Извлек он и другие уроки. Та неудача в его «летной карьере» повлияла на отношение конструктора к компоновке кабины: Павел Осипович всегда обращал особое внимание на то, удобно ли летчику «работать» во время полета, исключены ли травмы в случае грубой посадки. «Человеку надо время от времени [27] падать» — в этой нехитрой поговорке Сухой внезапно увидел глубокий смысл.
К началу 30-х годов в КБ ЦАГИ (АГОС) определилось несколько направлений работы. Здесь конструировались пассажирские самолеты, гидросамолеты и глиссеры, дальние самолеты, специальные — легкие и тяжелые самолеты. Подразделения по темам возглавили ведущие конструкторы: Александр Александрович Архангельский, Иван Иванович Погосский, Михаил Николаевич Петров, Владимир Михайлович Мясищев, Владимир Михайлович Петляков, Александр Иванович Путилов.
Ответственным руководителем большого и талантливого коллектива по-прежнему оставался Андрей Николаевич Туполев.
Павел Осипович Сухой возглавлял бригаду легких самолетов. Что отличало его в те годы? Он смело вовлекал в работу молодых конструкторов и инженеров. Зная, кому можно доверить ту или иную задачу, учил молодых досконально разбираться в тонкостях проектирования.
Владимир Петрович Балуев начал работать с Павлом Осиповичем еще в 1929 году. Он рассказывает:
«Нас, зеленую молодежь, подкупали вежливость, спокойствие, работоспособность Павла Осиповича, его четкие ответы на все задаваемые вопросы, внимание и благожелательность к начинающим конструкторам. Он учил конструированию и занимался сам непосредственно с каждым исполнителем. Молодые конструкторы рвались в бригаду Сухого, там было особенно интересно.
Работая под руководством Павла Осиповича, мы узнали и другие черты его характера: он не терпел безответственного отношения к порученному делу, пустопорожних разговоров, подхалимства, недисциплинированности, очковтирательства.
Сам Павел Осипович был отличным конструктором-новатором, всегда поощрял ценную инициативу любого сотрудника своего коллектива. Он умел не только ознакомить конструкторов с темой работы и сроками, но и вызвать интерес к теме, заставить мыслить, искать новые пути к решению поставленных задач».
В то время было проведено несколько серьезных реорганизаций в системе советских конструкторских учреждений. В результате одной из них конструкторский [28] отдел ЦАГИ — АГОС был реорганизован в КОСОС — Конструкторский отдел опытного самолетостроения — с Андреем Николаевичем Туполевым во главе. В КОСОС поначалу вошли и некоторые другие главные конструкторы из разукрупненного Центрального конструкторского бюро (ЦКБ). Так уже получилось, что в бригаду № 3 (легкие самолеты), которой руководил Павел Осипович Сухой, был назначен заместителем руководителя бригады известный конструктор самолетов-истребителей Николай Николаевич Поликарпов.
Павла Осиповича смущало такое распределение обязанностей. Он считал, что более опытный Николай Николаевич должен быть не заместителем, а начальником бригады. Однако волнения Павла Осиповича скоро сами собой улетучились. Несоответствие в «рангах» оказалось временным. Николай Николаевич и ряд конструкторов из бывшего ЦКБ — С. В. Ильюшин, С. А. Кочеригин, Г. М. Бериев и другие — вскоре выделились в самостоятельные КБ. А бригада Сухого получила задание на проектирование нового одноместного металлического истребителя И-14 (АНТ-31). В конструкцию самолета Павел Осипович предложил ввести сразу целый арсенал технических новшеств: убирающееся в полете шасси, масляно-пневматическую амортизацию, тормозную систему колес, фонарь, закрывающий кабину летчика, гладкую обшивку фюзеляжа.
Андрей Николаевич Туполев одобрил эти идеи.
Мысль сделать шасси убирающимся не сразу нашла сторонников: слишком сложным казался процесс уборки. А вдруг шасси не выпустится при посадке — тогда неприятности неизбежны... Первые опыты с убирающимся шасси проводились в Англии и Германии. В Советском Союзе конструктор Роберт Бартини (итальянец, коммунист-интернационалист, работавший в СССР с 1923 года) предложил установить одноколесное убирающееся шасси на своем самолете «Сталь-6». Эта машина на испытаниях показала рекордную для СССР скорость — 420 километров в час. Но о работах Бартини в то время мало кто знал. Не было известно и о работах харьковских конструкторов под руководством Иосифа Григорьевича Немана, установивших убирающееся в фюзеляж шасси на пассажирском самолете ХАИ-1.
Павлу Осиповичу приходилось начинать практически с нуля. Он берет всю ответственность за последствия [29] принятого решения на себя и идет на риск: ведь убирающееся в полете шасси — это немалый выигрыш в скорости. Во имя ее, скорости, Сухой отказывается от привозного дюралевого гофра и переходит к гладкой обшивке фюзеляжа.
Май 1933 года. На Центральном аэродроме — А. Н. Туполев, начальник ЦАГИ Н. М. Харламов, директор завода опытных конструкций А. А. Осипов, П. О. Сухой, конструкторы, принимавшие участие в проектировании И-14, — Г. И. Бертош, М. И. Зуев, Н. П. Поленов. Летчик В. Л. Бухгольц поднимает в воздух новый истребитель. В первый раз!
Летные данные этого самолета оказались выдающимися. Правда, летчик отметил некоторую излишнюю строгость в управлении машиной — в полете для различных эволюции требовались самые малые отклонения рулей.
После разбора результатов первого вылета Н. М. Харламов предложил отметить это событие в небольшом ресторанчике на стадионе «Динамо». Довольный результатами Туполев упрекает Николая Михайловича в скупости и предлагает отправиться в солидный «Националь». Пока шли споры и сборы, исчез П. О. Сухой. Выехав за территорию аэродрома, увидели его, шагающего к остановке трамвая. Андрей Николаевич остановил машину, чуть не силой усадил в нее Павла Осиповича и доставил в «Националь».
Венедикт Леонтьевич Бухгольц за обедом поздравил Павла Осиповича как главного виновника торжества и предложил тост за его успехи. И несмотря на то что Павел Осипович не терпел спиртного, ему пришлось осушить бокал вина.
Государственные испытания И-14 проводил летчик-испытатель Александр Иванович Филин на машине с более мощным мотором. И они также прошли успешно. Истребитель рекомендовали для серийного производства, и на одном из новых заводов заложили малую серию.
В производстве находилось 55 машин. Однако выпустили всего 18. В стране все еще ощущался острый дефицит на «крылатый металл» — не хватало алюминия. Параллельно конструкторское бюро Н. Н. Поликарпова закончило работы над своим новым истребителем И-16 смешанной конструкции, требовавшей меньше листового [30] металла, и, когда этот истребитель показал на испытаниях хорошие качества, в большую серию пустили его. И-16 выпускался нашей промышленностью семь лет, вплоть до первых дней Великой Отечественной войны. Успешно применялся в боях в Испании, в Китае, на Халхин-Голе и в войне с белофиннами. Даже в самом начале войны с Германией наши летчики-асы не раз выходили на И-16 победителями в борьбе с немецкими «мессершмиттами».
Свою боеспособность И-16 доказывал не один раз. И Павел Осипович вместе со всеми радовался за эту машину. Но за этой радостью стояла и несбывшаяся мечта конструктора — ведь вместе с поликарповскпм И-16 с не меньшим успехом мог противостоять врагу и его — суховский — цельнометаллический И-14.
Но вскоре жизнь П. О. Сухого встряхнуло новое большое задание: ему поручают принять участие в создании самолета РД — «Рекорд дальности», само название которого говорит о многом — самолет нацеливался на рекорд, первый мировой рекорд в истории молодой советской авиации.
Но об этой его работе мы расскажем в следующей главе. [31]