Наукоград ВДВ

4 декабря 1968 года командующий Воздушно-десантными войсками В. Ф. Маргелов защитил диссертацию и получил степень кандидата военных наук. На заседании Ученого совета Военной ордена Ленина Краснознаменной ордена Суворова академии имени М. В. Фрунзе (ныне Военный университет МО РФ) была высказана мысль о том, что глубина освещения концепции перспектив развития ВДВ и применения войск в глобальных стратегических операциях, новизна подходов вполне соответствует докторской диссертации.

На «остепененных» офицеров и генералов командование всегда смотрело косо. Но командующий ВДВ не особенно этим и гордился. «Знаешь что, — вежливо прерывал В. Ф. Маргелов теоретизировавших докладчиков, — я в теории не силен, ты разъясни мне просто, по-солдатски, как это сделать практически». В этом высказывании сокрыт глубокий смысл. Маргелов не терпел заумных, оторванных от реалий жизни речей, туманных, неконкретных докладов. В этом духе он и воспитывал офицеров штаба ВДВ. Но представлять их некими «штабными крысами» и сидельцами в уютных кабинетах было бы совершенно неверно. Кроме плановых выездов в соединения и части на итоговые проверки боевой и политической подготовки, контроль и помощь постоянно осуществлялись и в повседневной учебе. Василий Филиппович презирал тех, кто, словно в игре в испорченный телефон, доверял слухам, домыслам, а не увиденному собственными глазами. Такие офицеры в штабе долго не задерживались. Генеральная мысль командующего была такова — части и соединения ВДВ не должны замыкаться в себе. Все новое, совершенное должно становиться достоянием всех войск. И в этом деле штабу отводилась главенствующая роль.

Долгие годы начальником штаба ВДВ являлся генерал П. Ф. Павленко, предоставивший нам обстоятельные воспоминания:

« ..Когда штаб докладывал командующему расчет времена подготовку к операции, важнейшим элементом он считал заботу о том, чтобы дивизии и полки имели достаточное время на подготовку к десантированию. Ведь нередко бывает так — старшие инстанции «съедают» львиную долю времени...

Посоветовавшись в штабе, мы предложили командующему иную, отличную от академической методику расчета времени, а именно — начинать с готовности войск к выполнению задачи и идти «назад», оставляя для командиров и штабов самый минимум на принятие решений и постановку задачи. Командующий внимательно разобрался и одобрил. С тех пор такой метод расчета практикуется во всех частях и вполне себя оправдывает.

Хочу отметить, что Василий Филиппович никогда не осуждал за промашки свой штаб перед Генштабом, наоборот, он всегда защищал нас...»

Среди управлений, служб, отделов штаба ВДВ особое место занимало организационно-мобилизационное управление, которое вело отсчет своего существования с 1941 года. С тех пор много воды утекло, и Воздушно-десантные войска, обретя в середине шестидесятых годов прошлого столетия стройную, отнюдь не закостенелую организацию, вошли в разряд частей и соединений постоянной боевой готовности. Это означало, что по сигналу «Тревога!» любой из полков или вся дивизия тотчас покидают места постоянной дислокации и выходят в районы сосредоточения или ожидания, где, как правило, получают боевую задачу и готовятся к десантированию. Одновременно осуществлялся переход на штаты и нормы снабжения военного времени, и потому задача в кратчайший срок поставить «под ружье» прибывающее пополнение была отнюдь не столь простая, как это может показаться на первый взгляд. Командующий ВДВ, побывав «в шкуре» НО-2 в начале военной карьеры, строго спрашивал с офицеров, которым было поручено заниматься комплектованием войск людьми и техникой. Взаимодействие с военными комиссариатами Маргелов считал не менее важным, чем с авиаторами. К тому же военные городки, казармы, имущество, оставленные десантниками при выходе на учения или боевые выходы, нуждались в обеспечении порядка и охране.

Но штаб — это не только начальники управлений, служб, отделов, это еще и добрая сотня технических работников, специалистов, на чьих плечах лежат, казалось бы, незначительные обязанности. Однако Маргелов необычайно ценил труд машинисток, чертежниц, телефонисток и питал особо уважение к тем, кто относился к документу не как к обычной бумаге, которая все стерпит, а как к средоточию мысли. И у П. Ф. Павленко мы находим этому подтверждение:

«за многолетнюю практику не было случая, чтобы командующий отнесся к документу свысока, пренебрежительно или как поступали некоторые командующие, порвал или отбросил его. У Маргелова было какое-то благоговейное отношение к исполненному плану, графику, приказу или даже телеграмме. И если он с чем-то не соглашался, делал на полях пометку простым карандашом...»

Офицеры штаба были, как говорится, на виду у командующего и, пройдя его школу, направлялись в войска. К примеру, до командиров соединений выросли И. В. Кобзарь, А. И. Яценко.

Именно соединение в годы командования Воздушно-десантными войсками Василия Филипповича Маргелова стало той боевой единицей, на которую опирался штаб ВДВ, и все разработки по боевому применению дивизий Генеральный штаб Вооруженных Сил СССР получал уже в готовом виде, утверждая их с небольшими коррективами. Так были окончательно сформулированы цели и задачи воздушно-десантной операции. На языке документа она сводилась к следующему: «Это — согласованные и взаимосвязанные единым замыслом и планом действия соединений воздушно-десантных войск, авиации и других видов вооруженных сил по переброске, высадке и решению боевых задач в тылу противника для достижения оперативных или оперативно-стратегических целей. Характер и содержание воздушно-десантной операции зависят от ее целей, состава воздушного десанта, дальности и глубины десантирования войск, продолжительности их действий в тылу противника».

Лаконичные формулировки, взятые из Советской военной энциклопедии, можно дополнить. Воздушно-десантные войска наравне с Ракетными войсками стратегического назначения высшее советское руководство рассматривало как важный военно-политический фактор. Об этом свидетельствует и география размещения воздушно-десантных дивизий. 7-я гвардейская воздушно-десантная дивизия — Каунас, Литва; 76-я гвардейская воздушно-десантная дивизия — Псков; 98-я гвардейская воздушно-десантная дивизия (Приамурская, с 1969 года — Болградская) — Молдавия, 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия — Витебск, Беларусь; 104-я гвардейская воздушно-десантная дивизия — Кировабад, Азербайджан; 105-я гвардейская воздушно-десантная дивизия — Фергана, Узбекистан; 106-я гвардейская воздушно-десантная дивизия — Тула.

«Никаких копирок и шаблонов!» — требовал В. Ф. Маргелов от командиров дивизий, предоставляя им самостоятельность в выработке вариантов боевых распоряжений. Ведь специфика того или иного театра военных действий обязывала принимать неординарные и дерзкие решения, порой пренебрегая даже самыми правильными расчетами и выкладками. И здесь на первый план выходило взаимодействие с силами, осуществляющими поддержку десанта. Командующий добивался, чтобы командиры полков ВВС твердо знали не только свои задачи, но и тесно увязывали их по целям, времени и месту с командирами воздушно-десантных дивизий. Ведь любая ошибка, допущенная в боевой обстановке, может привести к неоправданным потерям, а то и к полному истреблению десанта. Вот почему Маргелов делал упор на инициативу солдат и офицеров, а уж если кто и допускал промашку, то не было ничего страшнее услышать из его уст упрек: «Ведь ты же десантник!» Звучал он как осуждение за проявленное малодушие или безынициативность.

«Какой бы сложной и совершенной ни была бы боевая техника, ее создает и управляет ею на поле боя человек. Поэтому воспитанию воинов — формированию у них коммунистического мировоззрения, идейной стойкости, советского патриотизма и интернационализма, высоких морально-боевых и психологических качеств в Воздушно-десантных войсках уделяется исключительно большое внимание... Цементирующей силой частей и подразделений, как и в суровые годы войны, являются коммунисты...» Возможно, этим высказыванием командующий ВДВ не делал большого открытия. Но ведь издревле известно, что победа на поле брани обусловливается состоянием духа войск, и потому к научным разработкам в области педагогики и психологии работы с личным составом Воздушно-десантных войск были привлечены лучшие научные силы Рязанского высшего воздушно-десантного училища, Военно-политической академии имени В. И. Ленина.

Формула «Армия — вне политики и идеологических догм» всегда имела немало приверженцев, а в последнее время она и вовсе доминирует в военном строительстве. Но ведь достаточно только вспомнить октябрь 1917 года, чтобы уяснить, сколь целенаправленно и убежденно большевики, используя Исторический опыт, вели борьбу за армию, а затем, придя к власти, всемерно укрепляли свое влияние среди красноармейской массы. Без мощного политического воздействия на умы и сердца бойцов не мыслилось укрепление боеспособности армейских рядов ни в годы Гражданской войны, ни в сражениях Великой Отечественной.

Мирная послевоенная жизнь предъявляла свои требования к политорганам Советской Армии, и, казалось бы, Воздушно-десантные войска, ее авангард и ударная сила, должны были находиться под пристальным вниманием Главного политического управления. В 1947 году, когда в ВДВ были образованы Военный совет и политуправление на организационных принципах отдельной армии, так оно и было. В качестве полноправного члена в состав Военного совета наравне с командующим и начальником штаба вошел генерал-лейтенант Г. П. Громов.

Долгое время политуправление пребывало как бы в тени, поскольку статус и принципы подчиненности ВДВ не однажды претерпевали радикальные изменения. Все окончательно утряслось только к началу 1967 года, после выхода 21 января постановления ЦК КПСС «О мерах по улучшению партийно-политической работы в Советской Армии и Военно-морском флоте...», которое вновь восстанавливало институт заместителей командиров подразделений по политической части. 8 сентября 1967 года распоряжением Главпура в Воздушно-десантных войсках был создан политотдел, возглавлял который генерал В. П. Лысенко. На многие годы он стал помощником В. Ф. Маргелова в решении задач воспитания воинов-десантников.

Кстати, Инструкция для армейских партийных организаций, утвержденная Президиумом ЦК КПСС в апреле 1957 года, просуществовала вплоть до 11 февраля 1973 года, пока не вышла в свет ее новая редакция. На первый план выступала непреложная мысль о том, что «враги социализма стремятся растлить армию, расшатать убежденность, посеять сомнения в умах и душах советских воинов». Известный советский поэт В. Федоров воспринимал это следующим образом:

Лирика лирикой, а та же Инструкция гласила: «Основой партийно-политической работы в войсках является пропаганда идей марксизма-ленинизма». Кто и в каком объеме будет осуществлять эту работу? Вопрос этот для командующего ВДВ, человека по природе вдумчивого и исполнительного, был отнюдь не риторическим. Укомплектовать роты, батареи заместителями командиров по политической части в короткий срок было задачей трудновыполнимой. Выход подсказала жизнь.

Выпускники Рязанского высшего воздушно-десантного училища, командиры взводов, члены КПСС — вот тот контингент, которому по плечу решение задач «на идеологическом фронте». Лейтенанты, имевшие за плечами практический опыт работы с личным составом и не понаслышке знакомые со службой ВДВ, должны были стать надежными помощниками командиров. Немаловажная деталь: один лишний офицер в роте мог бы снизить нагрузку, которая ложилась на плечи взводных в повседневной жизни. А если учесть, что в полнокровных парашютно-десантных ротах имеется заместитель, то такому трио становится по силам проводить жесткую линию по укреплению воинской дисциплины. Именно так рассуждал командующий.

Инициативу В. Ф. Маргелова в Главпуре поддержали. Так в Рязани при училище были созданы шестимесячные курсы, где получали знания будущие комиссары. Командующий, посоветовавшись с генералом В. П. Лысенко и заместителем начальника училища по политической части полковником Н. Н. Логуновым, пошел еще дальше. Известное дело, служба десантника — не фунт изюма, а в военно-политических училищах, которые начали плодиться словно грибы, познать ее «прелести» будущему политработнику попросту невозможно. Иное дело, когда подготовка замполитов осуществляется в стенах десантного училища, имеющего прекрасную базу и тесно связанного с войсками. Причем переориентация курсантов с командного на политический профиль должна быть избирательной и проводиться после трех лет учебы. Эти обоснованные предложения в конечном итоге попали в круговерть аппаратных согласований и увязок, пока совсем не были похерены. А жаль! Командиры частей хлебнули немало горя с теми, кто пришел с курсантской скамьи, имея багаж знаний, зачастую оторванных от жизни.

Мы помним, какое неутешительное открытие сделал генерал-майор В. Ф. Маргелов, когда после окончания Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова получил назначение в Воздушно-десантные войска, — одна-две тоненьких книжонки для тех, кто желает стать парашютистом Полевой устав, не блиставший глубиной взглядов по приме нению ВДВ и памятка времен войны по борьбе с вражескими десантами. Методические пособия по воздушно-десантной подготовке, по тактике действий подразделений ВДВ рождались мучительно, и, по сути, до прихода В. Ф. Маргелова каждый командир действовал на свой страх и риск.

Командующий ВДВ пресек эту печальную традицию, создав мозговой центр, который получил принципиально новую задачу. Смысл ее был таков: обобщить весь практический опыт, создать наглядные пособия, наставления учебники, методические разработки с едиными подходами в обучении и воспитании воинов-десантников. Перечислить всю литературу, изданную в бытность Маргелова, стоит большого труда, однако, назвав некоторые книги, мы можем судить о том, сколь скрупулезно, без ссылок на трудности и целенаправленно велась работа по созданию десантной библиотеки. В нее в разные годы вошли: «Учебник сержанта ВДВ», «Руководство по воздушно-десантной подготовке», «Прыжки с парашютом с военно-транспортных самолетов», «Пособие командиру отделения и бойцу ВДВ» и многие другие. Василий Филиппович умел строить свой рабочий день так, чтобы оставить время для прочтения рукописей, подготовленных к печати. И даже в тех изданиях, где его фамилия не значится, чувствуется рука и стиль командующего. Доходчивость, ясность изложения — его неизменные требования ко всем авторам, чьи труды укрепляли познания десантников разных поколений.

Перу самого В. Ф. Маргелова принадлежит единственная книга. Вышла она в издательстве ДОСААФ в 1977 году и называется «Воздушно-десантные войска». Предназначалась книга для юношей, «обдумывающих житье», а потому и язык изложения, избранный командующим ВДВ, подкупает сердечностью, открытостью, простотой. Да и нельзя было вести разговор с теми, кого не сегодня завтра ждала воинская служба в рядах Советской Армии, вычурно и заумно.

Принципиально важной стороной дела считал Маргелов сохранение и сбережение славного прошлого Воздушно-десантных войск. Скептики утверждали, что, мол, у войск, всегда выполнявших специфические и непонятные для многих задачи, собственной истории нет и быть не может. Командующий опроверг это нелестное мнение, засадив за исследовательскую работу дивизионных бытописателей. Исторические материалы, которые раньше пополнялись от случая к случаю, обогатились новыми фактами, документальными свидетельствами, именами героев, наиболее яркие подвиги которых были отражены в красочных репродукциях. За этим шагом последовал следующий — написание истории Воздушно-десантных войск, в которой давался обширный исторический экскурс с именами первопроходцев.

Далеко не безболезненные для Воздушно-десантных войск сокращения Вооруженных Сил в 1959 и 1961 годах осложнили кадровую проблему. В ротах катастрофически не хватало командиров взводов, командиров полков, имеющих высшее военное образование, можно было пересчитать по пальцам. Отсюда и бережливое отношение командующего к офицерам, хотя он и прекрасно сознавал, что рамки Воздушно-десантных войск для многих из них узки. Но силой никого не удерживал. В Генеральном штабе, в Сухопутных войсках, в центральном аппарате Министерства обороны служили офицеры и генералы, прошедшие отменную выучку в ВДВ. Можно напомнить лишь некоторые имена: С. М. Золотов, В. С. Краев, О. Ф. Кулишев, Л. Н. Пономарев, М. Т. Танкаев, А. С. Сухоруков, Л. И. Щербаков...

Прогресс в любой сфере человеческой деятельности определяется пытливостью лучших умов и напряженным трудом многих людей. Не исключением является и военная отрасль, развитие которой не мыслится без совершенствования способов боевых действий, создания новой могучей техники и вооружения. Но нередко многое определяет один человек, к которому, словно нити, сходятся результаты сложнейших научных и технических исследований, практических испытаний. На него ложится вся тяжесть ответственности, за ним решающее слово.

В войсках ходило грубовато-шутливое маргеловское высказывание: «Что такое командир? Это — шея и ж... Что такое начштаба? Это — голова и сердце. Шея вертится, куда скажет голова, а по ж... всегда первого бьют командира». Совершив свой первый парашютный прыжок с маузером, Василий Филиппович часто наблюдал, скольких трудов стоило гвардейцам приладить перед прыжком карабин. Сущие муки испытывали пулеметчики — зачехленный ствол ручного пулемета торчал над головой, и, чтобы не зацепиться им во время отделения, требовалось согнуться в три погибели. Подобным же способом десантировались и гранатометчики: РПГ-2 и боекомплект превращали десантника в ходячую вешалку.

На повестку дня со всей остротой встал вопрос — вооружение Воздушно-десантных войск должно быть легким и удобным при десантировании. Конструкторские бюро по трудились на совесть, и к 1960 году в ВДВ стали постулате автоматы АКМС со складывающимся прикладом. Ручной пулемет Калашникова с большей скорострельностью и дальностью сменил ленточный РПД, ручной противотанковый гранатомет РПГ-9 стал разборным. В разведывательные подразделения поступила снайперская винтовка Драгунова (СВД).

Стремясь обеспечить десант современным оружием В. Ф. Маргелов наседал на своего заместителя по вооружению генерала С. Е. Горшкова. А тот уже, в свою очередь, теребил разработчиков, которые в 1974 году порадовали десантников автоматами Калашникова калибра 5,45 мм (АКС-74 и АКСУ-74), пулеметами РПКС-74 (7,62 мм), «Печенегом», подствольным гранатометом ГП-30 (30 мм), противотанковым гранатометом на сошках РПГ-70. Такого универсального стрелкового вооружения в то время не имело ни одно подразделение воздушно-десантных войск НАТО.

События 1956 года в Венгрии наглядно продемонстрировали, сколь эффективным в городских условиях являются безоткатные орудия Б-10, в которых конструкторская мысль соединила возможности поражать танки противника и вести огонь с закрытых позиций. Однако такое сочетание шло явно в ущерб дальности огня и пробиваемости брони. Облегчило задачу десантников в борьбе с танками появление станкового противотанкового гранатомета СПГ-9, который позволял уничтожать цели на расстоянии 500 и более метров. Командующий ВДВ в связи с этим изменил и штатную структуру батальонов: в их состав органично вошла батарея СПГ, а в каждую парашютно-десантную роту — отдельный взвод.

Полковую артиллерию составляли отдельные минометные взводы в батальонах (82 мм минометы) и батареи: ПТУР (противотанковых управляемых ракет), АСУ-57 (авиадесантных самоходных установок), 120 мм минометов. Прикрытие от нападений с воздуха осуществлял взвод СЗУ-23 (спаренная зенитная установка). «Маловато, конечно!» — размышлял В. Ф. Маргелов, и едва появились «Стрелы» — переносные зенитно-ракетные комплексы, как каждая рота получила их на вооружение.

Артиллерийские полки, входившие в состав воздушно-десантных дивизий, были вооружены СУ-85, 122 мм гаубицами, 76 мм противотанковыми пушками СД-44, десантировать с воздуха которые не представлялось возможным. Например, самоходная установка СУ-85, оснащенная 80 мм пушкой, весила более 15 тонн, и только с принятием на вооружение транспортного самолета Ан-22 («Антея») стало возможным производить полноценную высадку артиллерийского полка посадочным способом.

Командующий ВДВ, в котором с военных лет жил азарт разведчика, считал разведку «глазами и ушами» командира, уделяя подготовке штатных и нештатных разведывательных подразделений особое внимание. Длительные разведывательные выходы, стрельба из всех видов оружия на взаимозаменяемость, умение ориентироваться на незнакомой местности и знание противника — вот минимум требований, предъявляемых Маргеловым к тем, без кого выполнение боевой задачи было немыслимо.

Подарком судьбы посчитал Василий Филиппович встречу с однокашником по военной школе имени ЦИК БССР Иваном Ивановичем Лисовым. Полковник Лисов был старожилом в ВДВ. Свой первый парашютный прыжок он совершил еще в 1934 году. Воевал на Карельском фронте. В 1951 году закончил Высшую военную академию Генерального штаба имени К. Е. Ворошилова. Сам И. И. Лисов вспоминал: «...Побывал я на различных штабных должностях: начальником редакционно-издательского и военно-научного отделов, «главным оператором» (начальником оперативного отдела. — Б. К.) и заместителем начальника штаба ВДВ и, наконец, в 1958 году возглавил воздушно-десантную службу в качестве заместителя командующего».

Поэт В. Верстаков воплотил в поэтической форме одно из сакраментальных высказываний В. Ф. Маргелова:

Именно такой подход породил уникальный творческий тандем, в котором и ведущий, и ведомый стремились опередить само время. И в какой-то степени им это удалось. Под стать командующему ВДВ и его заместителю было и «небесное трио» братьев Дорониных. Николай, Владимир и Анатолий стали инженерами-десантниками еще до Великой Отечественной войны. Мастера парашютного спорта СССР, они вместе отдали службе в армии более ста лет и совершили три тысячи прыжков, в основном испытательных.

Что и говорить, всем был хорош четырехгранник со срезанными углами — парашют ГТД-47 с площадью купола 71,8 квадратного метра и весом 16 килограммов (к этой Форме спортивных парашютов вновь вернулись в конце девяностых годов). Но вот при приземлении люди получали ушибы, серьезные травмы, а то и просто из-за неполадок спутанные по рукам и ногам, кулями летели до самой земли. Травматизм и гибель гвардейцев на прыжках не давали покоя Василию Филипповичу. В начале 1955 года на одном из текстильных предприятий Иванова была выработана первая парашютная ткань — перкаль «Б». Получив ее, братья Доронины, словно профессиональные швеи-мотористки выдали в том же году образец парашюта Д-1. Весил он 16 5 килограмма и имел круглую форму с отверстиями на вершине купола. Первые испытания, проведенные на глазах командующего ВДВ, в пух и прах разбили бытовавшее мнение о якобы плохой устойчивости парашюта в воздухе. В 1959 году братья Доронины представили на суд государственной комиссии новый образец людского парашюта Д-1–8 с прибором автоматического раскрытия КАП-3м. Повертев коробочку в руках, Михаил Кузьмич Янгель, выдающийся конструктор в области ракетно-космической техники, заметил:

— На первый взгляд вроде ничего особенного нет. Винтики, шестеренки, пружины. А ведь никто в мире додуматься до этой штуки до сих пор не сумел.

После обретения таких безопасных средств десантирования людской травматизм, а тем более гибель людей в ВДВ резко сократились. Д-1–8 отслужил верой и правдой целому поколению десантников, пока на смену ему не пришли парашюты Д-3, а затем Д-5 и Д-6, которые были гораздо проще в укладке и легче своего прародителя при оптимальной скорости снижения десантника не более 5 м/сек.

Советский военно-промышленный комплекс. Аббревиатура «ВПК» для сведущих означала настоящее государство в государстве, со своими городами, к названиям которых, словно к воинским частям, прибавлялись цифры, понятные только их жителям, со своими заводами и фабриками, с конвейеров которых сходила продукция, восхищавшая особым родом эстетики — военной, с конструкторскими бюро и научно-исследовательскими институтами, где рождались идеи и технологические разработки, которые, при всех достижениях западных специалистов, часто так и оставались непревзойденными.

Командующему ВДВ В. Ф. Маргелову пришлось основательно проштудировать опыт применения десантов в крупных операциях, в том числе и союзнических, периода Второй мировой войны. И без подсказки со стороны была очевидна уязвимость воздушно-десантных частей в материально-техническом отношении. Например, к исходу боевых действий в тылу врага части советского 4-го воздушно-десантного корпуса были почти наполовину вооружены трофейными автоматами и пулеметами и передвигались на закаченной немецкой технике.

Доставка грузов по воздуху и их десантирование в районы боевых действий была в чем-то сродни размашистым жестам сеятеля. Только вместо семян на землю летели грузовые платформы, контейнеры и мешки с боеприпасами, медикаментами, продовольствием. Собрать такой «урожай», тем более в ночных условиях, стоило превеликого труда.

Трамплин — составная часть любого воздушно-десантного комплекса или городка. Самая высокая ступень — на высоте два метра. Приблизительно такой удар испытывает десантник при приземлении. Трамплин, как один из важных элементов предпрыжковой подготовки, служил укреплению мышц голени и голеностопных суставов. Ни гусеничная АСУ-57, ни самоходная колесная пушка СД-44, а тем более автомашина такого уникального природного аппарата, как ноги, не имеют. При приземлении их защищают специальные платформы с надежными амортизирующими устройствами, разработанные и созданные в КБ воздушно-десантной техники.

Мы уже говорили о том, что принятие на вооружение самолета Ан-12 позволяло взять на борт до 17 тонн груза. Но одно дело, когда десантирование осуществляется посадочным способом, а другое — когда боевой технике, артиллерийским установкам, различным грузам предстоит совершить путь с неба на землю автономным способом. Эту задачу выполняет воздушно-десантное оборудование, смонтированное в самолете. Оно обеспечивает устойчивость платформ в полете и автоматическую конвейерную выброску. Этой операцией руководит борттехник, имеющий специальную подготовку.

Самолетный парк военно-транспортной авиации в семидесятые годы рос и обновлялся небывалыми темпами, и развитие средств десантирования боевой техники и грузов также не стояло на месте. Особо надо сказать о грузовых парашютах. Выброска техники и грузов на многокупольных парашютных системах — зрелище необыкновенное, завораживающее и сравнимое с нашествием на землю гигантских морских медуз, ведущих между собой перекличку шелестом Шелка и капрона. Однако такой способ выброски дорогостоящ, ведь на каждую десантируемую единицу приходится по три-четыре основных купола, площадью около 800 квадратных метров. Укладка такой сложной системы, в которую уходят поддерживающий, стабилизирующий и тормозные парашюты, — процесс необычайно трудоемкий и продолжи тельный, на который отводится несколько часов.

Швартовка — термин, заимствованный десантниками на флоте, имеет мало общего с причаливанием, однако и это действие требует прочных знаний, навыков и умения. На швартовку техники на грузовые платформы, то есть подготовку ее к десантированию, по нормативам ВДВ также требовалось значительное время. Людские парашюты в частях и соединениях Воздушно-десантных войск в любое время года, дня и ночи всегда были уложены для прыжков. В таком же состоянии находились парашюты, предназначенные для выброски небольших грузов в парашютно-десантных мягких мешках (ПДМ-47) и на платформах грузовместимостью до 500 килограммов (ПГС-500). Но содержать зашвартованной всю боевую технику, артиллерию, автотранспорт, средства связи и прочее в состоянии готовности к загрузке в самолеты означало срыв повседневных планов и задач боевой подготовки частей и соединений.

Понятно, что на такое пойти командующий ВДВ не мог. В. Ф. Маргелов упрашивал, умолял конструкторов сделать проще швартовку, не отвергая безопасность, настаивал на снижении веса парашютных платформ, доказывал необходимость разработки приборов, обеспечивающих надежную работу системы в воздухе и автоотцепку огромных куполов, способных, словно щепку, таскать за собой тяжелый груз по площадке приземления. Появление первой парашютно-реактивной системы (ПРС) сняло многие из этих вопросов и дало виток новому направлению в выброске техники и грузов.

Боевая готовность частей и соединений ВДВ складывается из многих факторов, одним из которых является выход частей и соединений из районов ожидания к аэродромам. Безвозвратно ушли в прошлое транспортные «Илы», Ми-2, планеры, способные взлетать с любых аэродромов. Большегрузному самолету, каким являлся, например, Ан-12, требовались добротные рулежные дорожки и прочная взлетная полоса. Но где же их взять? За редким исключением, все части Воздушно-десантных войск на случай войны были «приписаны» к существовавшим аэродромам, на которых базировалась либо фронтовая авиация ВВС, либо авиация ПВО. В мирной обстановке такое сотрудничество было эпизодическим и далее командно-штабных учений не шло. Но уже примеры Венгрии и Чехословакии показали, сколь медлителен процесс выхода частей в районы ожидания, расположенные близ аэродромов. До каждого из них полку с зашвартованной техникой, с арсеналом боеприпасов, громоздким тылом предстояло совершить марши в сто и более километров. Ни о какой скрытности, сохранении тайны в таком случае не могло быть и речи. Командующий ВДВ это прекрасно сознавал.

Человек, наделенный даром творчества, доподлинно знает насколько долог путь от зарождения идеи до ее воплощения в жизнь. А в армейских условиях проявление инициативу даже если она исходит из высшего командного эшелона, далеко не безопасно. Одному Богу известно, каких трудов стоило Маргелову доказать в Министерстве обороны и Генеральном штабе право на существование идеи — каждому десантному гарнизону собственный аэродром. «Бред!» — раздавались в ответ раздраженные голоса в коридорах военного ведомства. «Разорение!» — возмущались тыловики, предвидя существенную прореху в финансах. А Маргелов настойчиво отстаивал свой принцип: «При минимуме затрат — максимум результатов». И ведь добился-таки своего!

Любой начинающий дачник, получив от государства заветные шесть соток, при первом взгляде на доставшийся участок с пнями, кочками и рытвинами сначала приходит в уныние, а затем, стиснув зубы, вступает в схватку за клочок драгоценной земли. Аэродром — не приусадебный участок, а огромное пространство в несколько сотен гектаров, которые с наскоку не одолеешь. Конечно, знал Василий Филиппович одну из присказок, утверждавших, что «отделение десантников заменяет экскаватор». Однако строительство аэродромов основывал он не только на мускульной силе, а на точном инженерном расчете и на природной сметке. За считанные годы части Воздушно-десантных войск обрели четыре собственных аэродрома с наземными комплексами обеспечения взлета и посадки самолетов Ан-12, а позднее — Ил-76 и даже «Антеев». Теперь от получения боевой задачи до взлета частей ВДВ с полной боевой выкладкой проходило всего несколько часов. Какая из армий вероятного противника могла этим похвастаться?

В начале нового учебного 1966/67 года курсанты Рязанского высшего воздушно-десантного училища накануне занятий по тактической подготовке получили для изучения Методическое пособие «Действия парашютно-десантного взвода (роты) на боевых машинах десанта в наступлении». Недоумение выразилось в шутливом высказывании: «Опять пешим по конному!» Однако на полевые занятия один из взводов отправился на трех (вместо одной) машинах ГАЗ-66. Старший преподаватель тактики участник Великой Отечественной войны подполковник П. П. Ливотов обратился к будущим офицерам: «Вообразите легкую гусеничную машину со скорострельной пушкой, пулеметом, способную стремительно атаковать противника». Увы, воображение отказывалось работать, и ни в этом, ни в следующем году курсанте так и не увидели «живую» БМД, которую, как и прежде изображали либо ГАЗ-66, либо БРДМ. А между тем командующий на встречах с курсантами повторял: «Дайте только срок». В его собственных записях под грифом «Для служебного пользования» было выделено главное: «Для выполнения задачи в современных операциях надо, чтобы наши соединения и части были высокоманевренными, укрыты броней, обладали достаточной огневой эффективностью, хорошо управляемы, способны десантироваться в любое время суток и быстро переходить к активным боевым действиям после приземления».

При этом Маргелов, часто повторяя этот тезис наизусть, добавлял: «Это — тот идеал, к которому необходимо стремиться».

И все же, когда Василий Филиппович, прощупывая почву, заводил в высоких кругах разговор о боевой машине десантников, многие его доводы долгое время встречали либо резкую отповедь, либо насмешку. Военные чиновники, наслышанные о «чудачествах» командующего ВДВ, вовсе не представляли себе, что имеют дело не с простоватым служакой, а с человеком, положившим в основу своих трудов глубокое видение перспективы, желание превратить Воздушно-десантные войска из «потешных» в элиту Вооруженных Сил. Но для этого требовалось сломать стереотипы и инерцию, завоевать доверие людей деятельных, энергичных, вовлечь их в совместную деятельность, размах которой охватывал несколько смежных оборонных отраслей, десятки научно-исследовательских организаций, тысячи исполнителей — рабочих, инженеров и техников. Безо всякого преувеличения можно сказать, что коренной поворот в развитии ВДВ, оснащении войск современной боевой техникой, десантируемой с новейших типов транспортных самолетов, стал целью жизни Маргелова.

Следует отметить, что в то время на ВДВ работали:

— НИИ парашютостроения, который занимался разработкой почти всех многокупольных систем, бесплатформенных комплексов десантирования;

— Ивановский швейный завод № 3, в чьем ведении находилось бесперебойное обеспечение ВДВ и спецназа надежными людскими парашютами;

— Солнечногорский механический завод, в названии которого на первый взгляд трудно усмотреть связь с ВДВ. Однако это не так. На предприятии изготавливались МКС, способные выдержать двадцатитонные грузы;

— Щелковская шелкоткацкая фабрика, где создавались материалы и ткани для парашютов необыкновенной легкости и прочности;

— Второй Московский приборостроительный завод обеспечивал войска надежными приборами автоматического раскрытия, гарантируя безопасное снижение на парашютах людей и техники;

— Завод «Универсал» и КБ занимались разработкой и производством механизированных средств и платформ для десантирования грузов.

С 1957 по 1960 год Сухопутными войсками командовал генерал армии А. А. Гречко, который являлся также первым заместителем министра обороны СССР. Фронтовые пути В. Ф. Маргелова и А. А. Гречко не пересекались. Командуя 18-й армией, будущий маршал имел у себя в качестве начальника политотдела полковника Л. И. Брежнева, будущего Генерального секретаря ЦК КПСС. И все же в боевой биографии Василия Филипповича имелся примечательный факт — 3-я гвардейская дивизия, где он был заместителем комдива, в боях на «Миус-фронте» освободила от фашистов деревню Голодаевка Таганрогского округа Донбасской области{42}, родину А. А. Гречко. Такое не забывается.

Мнение об А. А. Гречко времен войны находим в воспоминаниях Л. М. Кагановича, который в письме И. В. Сталину сообщал:

«Зная, как Вы цените способных молодых работников, я хочу обратить Ваше внимание на т. Гречко. Это очень способный и выдающийся работник».

Совершенно противоположную оценку давал ему персональный пенсионер союзного значения Н. С. Хрущев:

«Сталинисты лакируют Сталина как гениального вождя, открыл это движение в середине 60-х маршал Захаров, по его пути идет маршал Конев, а за ним плетется в хвосте Гречко. Гречко — это КВД, то есть куда ветер дует».

А. А. Гречко, при всех симпатиях к Маргелову, был рационалистом и с головокружительными идеями «наверх» не Лез, а потому и предложил командующему ВДВ свой беспроигрышный вариант, по которому, как ему казалось, и волки будут сыты, и овцы целы. То есть и десантники будут довольны, и финансовые расходы сведутся до минимума

В 1966 году советская промышленность приступила к серийному выпуску боевой машины пехоты (БМП-1). «Царица полей» наконец-то обрела боевую технику для совершения стремительных маневров и атак, обладавшую надежной броневой защитой и достаточной огневой мощью. Вес БМП-1 составлял 12,6 тонны, и если учесть, что к тому времени в военно-транспортную авиацию стал поступать на вооружение самолет Ан-12Б, способный взять на борт до двадцати тонн груза, то в принципе выброска одной единицы техники была возможной. Таков был ход мыслей маршала. Однако Маргелов противопоставил ему свои доводы, сомневаясь, а не слишком ли большая роскошь: на одно отделение — один самолет? А. А. Гречко на сей счет крыть было нечем, и на предложении командующего ВДВ о создании боевой машины десанта появилась резолюция «Согласен».

Подпись первого заместителя министра обороны привела Василия Филипповича в Совет Министров СССР, при котором еще с военных лет существовала Комиссия по военно-промышленным вопросам. Юрий Петрович Костенко, входивший в ее состав и отвечавший за одно из важных направлений, вспоминал: «...Я имел возможность убедиться, что это была не показная словесная бравада — это был исходный пункт жизненной философии... За ней стояла легендарная личность командующего ВДВ Героя Советского Союза генерала армии Маргелова Василия Филипповича».

В древнегреческой мифологии известному мореплавателю Одиссею предстояло провести свой корабль между Сциллой и Харибдой, морскими чудовищами, подстерегавшими свои жертвы в скальных пещерах. Без сомнения, представлять работников советских министерств и ведомств, выполнявших оборонные заказы, некими монстрами, стоящими на пути здравого смысла, неэтично. Но над всеми отраслями народного хозяйства довлел «его величество План», и вписаться в него, если учесть, что плановые перспективы определялись пятилетками, стоило больших усилий. В. Ф. Маргелов и его помощники представили основательные расчеты и выкладки, и дело сдвинулось с мертвой точки.

В 1965 году за разработку боевой машины десанта. (БМД-1) взялось конструкторское бюро Волгоградского тракторного завода. По существующему правилу, с начало опытно-конструкторской работы изделие получало свой шифр. Боевой машине десанта было присвоено технологическое название «Объект-915». Возглавил работу главный конструктор КБ И. В. Гавалов, которого на этом посту сменил А. В. Шабалин.

Не было у Василия Филипповича родни во властных кабинетах. Зато он всегда ощущал свою кровную связь с восемью воздушно-десантными дивизиями, десятками тысяч солдатских и офицерских душ, за каждую из которых он был в ответе перед собственной совестью, перед родными и близкими, доверившими ему жизни сыновей, братьев, мужей. Сознание этого и было основой того упорства и бескомпромиссности, с которыми Маргелов добивался реализации самых сокровенных и смелых помыслов, направленных на то, чтобы облегчить ратный труд, на усиление боевой мощи Воздушно-десантных войск при неизменном правиле — безопасность людей прежде всего.

Такой подход в сочетании с уважительным отношением к таланту и профессиональному мастерству конструкторов, инженеров, техников, рабочих породили коллектив единомышленников, в котором между заказчиком и исполнителями царили взаимное понимание и лад.

Вот только один живой пример. Не мудрствуя лукаво на одном из совместных совещаний было решено оставить на «Объекте-915» боевое отделение таким же, каким оно было на БМП-1. Дело оставалось за малым — получить чертежи и парочку образцов боевых отделений с Челябинского тракторного завода, где производились БМП-1. С челябинцами удалось быстро договориться, а вот отправка контейнеров по железной дороге оказалась проблематичной. На согласование по перевозке груза с грифом «секретно» ушло бы драгоценное время, и притом немалое. Узнав об этом, Маргелов делегировал на Челябинский тракторный завод «группу захвата», которая «десантировалась» на военном аэродроме с Ан-12. Все детали отправки боевых отделений, оплата, сопровождение и тому подобное были утрясены в несколько Дней, и волгоградцы получили столь необходимые для сборки опытных образцов боевые отделения в полном комплекте с документацией.

Да, Маргелов, несомненно, был генератором и движителем идеи создания боевой машины десанта, но не настолько, чтобы она поглощала его всего без остатка, — ведь жизнь в войсках не стояла на месте, и ожидание БМД ничем не напоминало ожидание заветной манны небесной. В планах боевой подготовки все большее место стали занимать приемы действий десантников на боевых машинах, важные изменения коснулись и тактики воздушных десантов. Параллельно шла работа по модернизации десантно-транспортного оборудования самолетов Ан-12 и Ил-76. в эти направления контролировал Научно-технический комитет, на плечи которого легла задача скорейшего создании новой боевой машины.

И вот, наконец, она в окружении своих создателей стоит во дворе, новенькая, поблескивая краской. При конструировании все предусмотреть невозможно. Для этого необходима «доводка» опытного образца до приемлемого варианта Ходовые испытания проводились в подмосковной Кубинке на базе Научно-исследовательского испытательного института бронетанковой техники.

«Бээмдэшка», ведомая механиком-водителем старшим лейтенантом В. П. Гниленко, преодолевала рвы, горки, водные преграды, бездорожье. Затем экипаж — командир и оператор-наводчик — опробовали боевые свойства машины ведя огонь из штатного вооружения. Из морозной Кубинки опытный образец БМД-1 попал в знойный Узбекистан. Неимоверная жара за бортом, в машине — 50 градусов выше нуля. Шесть часов без остановки! Техника была достойной своих создателей и тех, кому она предназначалась.

Производство «изделия» было поставлено на поток в конце 1968 года, а 14 апреля 1969 года Совет Министров СССР принял постановление «О принятии на вооружение Советской Армии гусеничной боевой машины Воздушно-десантных войск». Василий Филиппович не скрывал своей радости. Об этом дне он мечтал несколько лет, с завидным упорством преодолевая бюрократические проволочки, нестыковки в министерствах и ведомствах.

Но конструкторская мысль на этом не останавливалась. Создание боевой машины десанта породило проблему управления боем, который по характеру стал скоротечным, непредсказуемым и разворачивался на значительном пространстве. Командующий еще в ходе испытаний задался отнюдь не прозаическим вопросом: «Каково будет командиру в такой круговерти событий?» Выходом из сложного положения стало создание целого семейства бронетанковой техники десантников: командно-штабной машины (КШМ) и машины управления огнем артиллерии, бронетранспортер БТР-Д. Причем последний мог вместить двенадцать человек членов экипажа (БМД-1 — семь).

Новая техника порождала и новые проблемы в подготовке десантников — ведь в одночасье «крылатого пехотинца» в механика-водителя или в наводчика-оператора пушки и противотанковых ракет не переделаешь. Прототип «бээмдэшки» — боевая машина пехоты при кажущемся сходстве в обучения экипажа явно не подходила. Требовалось искать собственный путь создания учебно-материальной базы, которую Минобороны выделяло ничтожное количество средств. Командующий решил не распылять их, сосредоточив вначале в учебной 44-й дивизии, Рязанском высшем воздушно-десантном училище и 7-й гвардейской Каунасской дивизии.

Рассказывая о вехах освоения десантом новой техники, нельзя обойти стороной одну из самых трагических страниц истории 7-й гвардейской дивизии. С утра 23 июня 1968 года все шло по плану, согласно которому из Каунаса в Рязань должны были вылететь три самолета Ан-12. В двух самолетах находились боевые машины десанта, в третьем — рота 108-го парашютно-десантного полка и управление батальона. Летели без парашютов, да и зачем они были надобны, коль предстояло участвовать в показных учениях с боевой стрельбой, на которых должен был присутствовать министр обороны СССР маршал А. А. Гречко. Василий Филиппович в гвардейцах не сомневался. За считанные месяцы с тех пор, как первые БМД-1 появились в полку, машины были досконально изучены. К тому времени была готова и взлетная полоса в Селецких лагерях, где и намечалось провести учения. И вдруг — фатальная, нелепая случайность. Катастрофа произошла на высоте 4000 метров: в воздухе столкнулись самолет гражданской авиации Ил-14 и военно-транспортный Ан-12, на борту которого находился 91 человек — экипаж и десантники. Земля возле деревни Выползово, что в тридцати пяти километрах от Калуги, стала для них последним пристанищем.

Эту трагедию Маргелов переносил тяжело. К тому же подобные катастрофы тогда замалчивались, в результате чего слухи и домыслы плодились в невероятном количестве. Не было у командующего еще такой горестной обязанности — в мирное время ставить подписи на стопке похоронок. Он первым передал свой взнос на достойные похороны и помощь семьям. В сборе средств участвовал весь личный состав ВДВ. Бескорыстие и жертвенность проявили и советские органы Калужской и Рязанской областей. В результате совместных усилий на месте трагедии вырос памятник, к которому была проложена тринадцатикилометровая дорога. На лицевой стороне монумента жертвам авиационной катастрофы надпись: «Вечная память героям десантникам и летчикам», а рядом — девяносто шесть мраморных плит с именами и фамилиями.

Открытие памятника, состоявшееся ровно через год после катастрофы, проходило при полном молчании прессы. Обошла своим вниманием это горестное событие и армейская печать. Трудно далась траурная речь Василию Филипповичу.

Много сил и времени командующего ушло на решение узловой проблемы — безопасного десантирования экипажей боевых машин. Любое новое, но необдуманное решение могло повлечь за собой непомерную цену — солдатскую жизнь.

На учениях многое простительно, и командующий, прямо скажем, не боялся обвинений в показухе, когда подстраховывал части и соединения, участвовавшие заведомо в «юбилейных» учениях или «смотринах» боевой техники, — смотрите и удивляйтесь! Для этого привлекались соседние парашютно-десантные полки, помогавшие поскорее расшвартовать на площадке боевые машины и грузы. При этом все помнили, что настоящий бой — не учения, подстраховку обеспечить попросту невозможно и, чтобы собрать десант в боевой кулак, требуется изрядное время.

В ходе десантирования БМД-1 был испробован следующий способ: из грузового люка выходят одна за другой боевые машины, а вслед за ними самолет покидают экипажи, которые, спускаясь на парашютах, имеют возможность наблюдать, где приземлились «родные» «бээмдэшки». Казалось бы, вопрос решен. Но не тут-то было! Скорости снижения груза весом около десяти тонн и человека настолько разнятся, что, как ни «рули», а приземлиться в непосредственной близости от боевой машины — задача почти невыполнимая. В лучшем случае экипаж оказывался разбросанным в радиусе одного, а то и нескольких километров от своей машины.

Василий Филиппович не раз возвращался к собственной мысли, высказанной после окончания учений «Двина», которые, как мы знаем, состоялись в марте 1970 года. Тогда, объявив благодарность гвардейцам за проявленные мужество и воинское мастерство, командующий как бы невзначай спросил: «А вот если бы пришлось прыгать, находясь внутри машины?» — и, выдержав паузу, добавил: «...в бою».

Вскоре В. Ф. Маргелов вновь повторил эту мысль: «Понимаю, что это сложно, но никто, кроме нас (выделено мной. — Б. К.), этого не сделает». Слова: «Никто, кроме нас!» — впоследствии стали девизом Воздушно-десантных войск.

Как военачальник Маргелов обладал редкими качествами тонкого психолога. Знание психологии, понимание настроений и состояния души солдат и подчиненных шло из самой глубины армейской жизни. Неизменный юмор Василия Филипповича, соединенный с собственным видением ситуации, во многих случаях воспринимался не иначе как «руководство к действию». В довольно-таки щепетильной области взаимоотношений начальника и подчиненного и по сей день не исчезла актуальность полушутливых маргеловских высказываний: «Не мозоль глаза начальству», «Любая кривая — короче прямой, ведущей к начальнику», «Мало свершить великое дело, нужно о нем толково доложить». Последнее высказывание стало «классическим» достоянием особой, маргеловской «науки».

Слова В. Ф. Маргелова редко расходились с делом, но идея о десантировании всего экипажа в боевой машине — случай особого рода. Пойди Василий Филиппович, как говорится, напролом, без всякого сомнения получил бы от ворот поворот. Эксперименты на людях в Минобороны не приветствовались. Немаловажным было и то обстоятельство, что популярность командующего ВДВ в войсках в высшем эшелоне руководства Вооруженными Силами считалась незаслуженно раздутой и неестественной. Поговаривали даже, что Маргелов готов послать родного сына к черту в пекло, лишь бы возвеличить собственное «я».

За славой Маргелов не гнался. А в остальном... основания для таких разговоров были.

Тот, кто хоть однажды находился в шкуре десантника, доподлинно знает, что БМД-1 — не «Жигули» и даже не газик. Едва боевая машина сошла с конвейера, как некто, явно не лишенный черного юмора, окрестил ее «Братской могилой десанта». Знал ли об этом прозвище командующий? Безусловно. Потому-то и доверил осуществление сложного эксперимента далеко не безразличным ему людям — сыну Александру Васильевичу Маргелову, офицеру Научно-технического комитета ВДВ, и Леониду Гавриловичу Зуеву.

В армейской судьбе Леонида Зуева Маргелов-старший сыграл едва ли не решающее значение. Василий Филиппович был его кумиром, а парашютный спорт — многолетним увлечением, порой граничащим с серьезным риском. Акробатика в воздухе в начале шестидесятых годов лишь только набирала обороты, а спортсмены все усложняли и усложняли трюки. Один из них — полет за самолетом на тросе на высоте 100 метров — и продемонстрировал Л. Г. Зуев в 1968 году на глазах заместителя министра обороны СССР С. Л. Соколова. Маргелов знал, что в определенный момент Зуев должен был «расстаться» с прицепкой, но ничего не сказал об этом Соколову, и когда самолет, набрав скорость, пошел на очередной круг, Зуев отцепился от буксира и дернул кольцо. Командующий заметил, как непосвященные в трюк невольно вздрогнули, кто-то из слабонервных даже ахнул, а спасительный купол уже доставлял воздушного акробата на землю целым и невредимым. Замминистра, расчувствовавшись, тут же наградил Леонида Гавриловича именными позолоченными часами и добавил: «За ваше мужество». Награда такого рода для заслуженного мастера спорта была далеко не последней.

Итак, сложный эксперимент с БМД Леониду Зуеву предстояло провести в паре с Александром Маргеловым. Государственный научно-исследовательский институт ВВС имени В. П. Чкалова категорически отказался дать разрешение на десантирование людей в боевой машине, поскольку экипаж не имел индивидуальных средств спасения. Отрицать этого и не требовалось. Но имей даже десантники за плечами парашют, вряд ли им можно было воспользоваться.

— Но почему все-таки сын? — спросил командующего ВДВ маршал А. А. Гречко, когда В. Ф. Маргелов доложил министру о подготовке к эксперименту.

— Мне пришлось видеть немало слез жен и матерей, оплакивавших погибших мужей и сыновей. Вместе с моим сыном будет прыгать мастер парашютного спорта майор Зуев. Он мне тоже как сын.

Кроме этической стороны дела имелась и канцелярская, кадровая. Маргелов-младший, взвесив все серьезно и основательно, написал рапорт о включении в состав группы по проведению десантирования в боевой машине десанта. Обратимся к интервью, которое он дал газете «Гвардия России» в 2004 году:

« — Рассказывают, что рапорт о включении в состав экспериментаторов вы написали еще до того, как отец предложил вам принять участие в эксперименте.

— Дело в том, что офицеры НТК постоянно привлекались к подготовке техники и личного состава к десантированию. Я видел, как важен для гвардейцев-десантников, особенно «перворазников» или начинающих, личный пример опытных парашютистов. А уж в таком новом и важном деле, как десантирование экипажей внутри боевых машин, такой пример должен был убедить все Воздушно-десантные войска в правильности идеи командующего.

И если в эксперименте будет участвовать его сын, офицер-десантник, инженер, сам работающий в этой области, то доверие к новому средству десантирования будет наиболее полным.

Но, если даже отбросить все вышесказанное, я бы написал рапорт только из уважения и любви к отцу и веры в задуманное им во имя наших Воздушно-десантных войск дело.

— Александр Васильевич, в Воздушно-десантных войсках вы стали своего рода первопроходцем — участником первых экспериментов по десантированию в «броне», а затем и автором соответствующих инструкций. Как вам, образно говоря, удалось оседлать «Кентавра» и «Реактавра» — комплексы, аналогов которым в мире нет до сих пор?

Командующий ВДВ дал указание специалистам готовить к десантированию боевую машину с двумя членами экипажа внутри нее на парашютно-платформенных средствах. Десантники хорошо понимали, что командующий шел на определенный риск: не сработай парашютная система — и люди могли погибнуть. Но он рисковал разумно, принимая все меры к тому, чтобы раскрытие многокупольной системы прошло нормально.

Многие люди, знавшие о подготовке к эксперименту, тем более готовившие его, понимали, что, подходя к этому чисто по-человечески, несомненно, далеко не каждый военачальник пошел бы на то, чтобы посадить в эту машину своего сына, подвергая опасности его жизнь. Такое решение командующего вызвало неоднозначную реакцию. Некоторые недоумевали, другие осуждали, но абсолютное большинство офицеров-десантников и летчиков военно-транспортной авиации восхищались решительностью командующего.

Такой эксперимент планировалось провести впервые не только в истории отечественных Воздушно-десантных войск, но и в мире. Подготовка к первому в мировой и отечественной практике десантированию людей внутри боевой техники проводилась Научно-техническим комитетом ВДВ в тесном контакте с конструкторским бюро Московского агрегатного завода «Универсал», многолетним головным разработчиком средств десантирования техники ВДВ, руководимым главным конструктором Алексеем Ивановичем Приваловым, Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской и Государственной премий СССР. Одновременно в ГНИЙ авиационной и космической медицины (ГНИИАКМ) проводились физиологические испытания (копровые сбросы) по переносимости ударных перегрузок, Действующих на человека при такого рода десантировании. Начальник института генерал-майор медицинской службы Николай Михайлович Рудный лично контролировал эту работу.

Внутри машины были установлены космические кресла типа «Казбек» разработки главного конструктора завода «Звезда» Героя Социалистического Труда Гая Ильича Северина.

Первые копровые сбросы в кресле «Казбек» пришлось опробовать на себе. Все «мелочи» докладывались руководству, а зачастую — напрямую командующему, имя которого открывало вне очереди двери кабинетов любых начальников для быстрейшего согласования многочисленных важных документов. А командующий требовал: быстрее, быстрее!

Большую помощь оказывал генерал И. И. Лисов. При необходимости он выезжал вместе со мной, молодым сотрудником НТК, на завод, на проведение копровых сбросов, в общем, куда требовалось. А позже в Москву был вызван Леонид Зуев, и работа пошла веселее.

Совместная интенсивная работа всех участников подготовки к эксперименту обеспечила возможность его проведения уже к концу 1971 года. Дальше, по всем правилам, комплекс «парашютная система — машина — человек», получивший кодовое название «Кентавр», должен был пройти государственные испытания в ГКНИИ ВВС имени Чкалова. «Кентавр» — потому, что механик-водитель БМД при движении машины «по-походному» высовывается из нее по пояс — отсюда аналогия, кстати, мгновенно понятая командующим ВДВ и потому им утвержденная.

И вот, наконец, после переноса эксперимента из-за запрета министра обороны...

В канун нового 1973 года окончательное «добро» министра было все же получено. Гречко наконец не выдержал — согласился... под ответственность командующего ВДВ! Утром 2 января командующему домой позвонил Г. И. Северин: «Василий Филиппович, а чего мы ждем? Разрешение имеется, нужно ехать в Тулу готовить эксперимент. И природа за нас — вон сколько снегу намело». Отец согласился и тут же через оперативного дежурного объявил дату проведения эксперимента — 5 января.

К обеду 3 января мы с Зуевым, дублерами и несколькими офицерами НТК прибыли на парашютодром Тульской дивизии «Слободка». Там уже ждали офицеры воздушно-десантной службы и... особого отдела дивизии. Наметили план работы, а также меры по соблюдению секретности запланированного эксперимента.

Все испытатели были размещены в одной казарме, в столовую также ходили вместе. В нашем основном экипаже Зуев был назначен командиром и одновременно механиком-водителем, я должен был выполнять обязанности наводчика-оператора. Командующим была поставлена задача: после приземления расшвартовать машину и начать движение не более чем через 2 минуты, в ходе которого провести машину по намеченному маршруту со стрельбой по мишеням из орудия и спаренного пулемета. Экипаж должен был доказать, что не только отлично перенес все этапы десантирования, в том числе ударные перегрузки при приземлении, но и сохранил физические и умственные способности, может успешно вести боевые действия. На это и были направлены многочасовые ежедневные тренировки.

И вот наступил день «X» — 5 января. Около четырнадцати часов самолет Ан-12Б вылетел для проведения экспериментального десантирования.

Вытяжной парашют по команде штурмана вывалился, расправился, набрался сил и, как бы нехотя, стал потихоньку вытаскивать «Кентавра». Как гигантский маятник с центром качания вокруг вытяжного парашюта, машина-»утюг» сначала завалилась на 135 градусов от горизонтали, затем стала раскачиваться с постепенно уменьшающейся амплитудой колебаний. И вот раскрылись тормозные, а затем и основные парашюты. Перевернувшись в первый момент вниз головой, мы в доли секунды испытали состояние, близкое к невесомости. Все свои ощущения спокойно, как нам казалось, мы передавали на землю. Только вот с земли после выхода машины из самолета ничего не слышали — пришлось ориентироваться о работе системы по личным ощущениям да по показаниям приборов.

И тут последовал резкий, перекатывающий удар. Головы в шлемофонах мгновенно «выбили морзянку» из заголовников, и все замерло. Навалилась неожиданная тишина. Но это продолжалось мгновение — мы, не сговариваясь, стали освобождаться от привязных систем.

Выскочили из БМД. Освободив ее от парашютной системы и платформы, заняли свои места внутри — Леонид за рычагами, я — в башне. Пока механик заводил двигатель, наводчик-оператор выискивал, поворачивая башню, цели Для обстрела. Есть! И вот сразу с началом движения бухнуло орудие «Гром». Конечно же, это была имитация, и последующая стрельба из пулемета велась холостыми, но в первом эксперименте это было не главное. Главное, что на всех этапах десантирования, приземления, движения, проведения стрельб мы сохраняли полную боеготовность и доказали, что в случае необходимости десантники могут воевать с наибольшим боевым эффектом, поражать противника, не выходя из машины, обеспечивая другим членам экипажа возможность с наименьшими потерями присоединиться к ним для совместного выполнения боевой задачи.

Леонид Зуев лихо, на большой скорости, подъехал к трибуне, по пути разнес вдребезги автомобиль начальника штаба дивизии (которого, кстати, предупреждали о такой вероятности), остановился точно напротив командующего и четко доложил об успешном выполнении боевой задачи. Командующий обнял и расцеловал нас поочередно, поблагодарил от лица службы и, быстро вытерев глаза, в дружеском тоне стал расспрашивать об ощущениях в ходе проведения эксперимента. К нему присоединились и другие участники испытаний.

— А далее вы уже готовили штатные экипажи?

После первого удачного эксперимента командующий отдал приказ провести аналогичные экспериментальные десантирования во всех дивизиях ВДВ, в каждый период обучения. Да, не боялся командующий Маргелов брать на себя ответственность и при этом верил в людей. И как не верить, ведь сам их учил и воспитывал, в первую очередь — личным примером. А чтобы никто не обвинил его в отсутствии отцовских чувств, приведу факт, который стал позже известен от его порученца: командующий держал в кармане шинели заряженный пистолет... успев за последние двадцать минут до момента нашего приземления выкурить целую пачку папирос.

— Я, уже будучи капитаном, был назначен ответственным за подготовку штатных экипажей. Руководителями испытаний были генерал-лейтенант И. И. Лисов, позже — его преемник на посту заместителя командующего генерал Н. Н. Гуськов и, наконец, председатель НТК ВДВ полковник (позже — генерал-майор) Л. З. Козленко».

Рамки интервью и необычайная скромность не позволили его герою рассказать о многом. Ведь Маргелову-старшему впору было бы с гордостью отрапортовать министру обороны о том, что эксперимент удался на славу, что не подвели ни талантливые конструкторы, ни уникальная техника десантирования, ни летчики, и, конечно, главные участники эксперимента. Однако еще на площадке приземления В. Ф. Маргелов строго-настрого запретил кому-либо сообщать «наверх» о каких-либо результатах. «Я сделаю это сам, коли что случится», — добавил при этом командующий.

Рассказывают, будто бы Василий Филиппович подошел перед посадкой в самолет к Зуеву и сыну и, похлопав того и другого по плечам, промолвил: «Не дай Бог, разобьетесь, машину погубите. А мне потом выговор влепят».

Анна Александровна Маргелова, мать Александра, знавшая об эксперименте, просила сына больше не огорчать ее участием в подобных мероприятиях. Пыталась об этом упросить Александра и супруга Лидия Константиновна. Да разве образумишь человека, имеющего маргеловский характер. Клятвы близким и дорогим ему женщинам он не давал, а обещание все-таки нарушил. Маргелов-младший добровольно вызвался стать во главе группы при испытаниях комплекса совместного десантирования и «Реактавра».

Победителей, как известно, не судят. Но и поощряют не всегда. Кроме дежурной благодарности к 23 февраля, то есть к очередной годовщине Вооруженных Сил СССР, командующий ВДВ ничего не получил. В некоторых кругах сплетничали, что В. Ф. Маргелов тотчас же после успеха эксперимента раструбит о нем на всю вселенную, делая упор на свою главенствующую роль. Злословившие были посрамлены.

Гордость сына — чувство особого рода. Александр не отсиживался в тени славы отца и, выбрав в жизни собственный путь, не бил себя в грудь кулаком и не выказывал высокомерия, присущего многим генеральским сынкам. В том, что Зуев и Маргелов-младший заслуживают самых высоких наград, не сомневался никто. Поговаривали даже, что речь идет о Звезде Героя. А между тем с наградными листами на Александра Маргелова и Леонида Зуева творилось что-то невообразимое. Вроде бы и не военное время, и от управления ВДВ до Главного управления кадров Министерства обороны СССР, которое ведало наградами, как говорится, рукой подать, а вот награда «искала» героев почти год. А когда коробочки с орденами и орденскими книжками на офицеров были доставлены командующему, Василий Филиппович расстроился. «Десантеры» были представлены им к ордену боевого Красного Знамени, а пришли на отважных первопроходцев «звездочки», то есть ордена Красной Звезды.

Многокупольные парашютные системы, исправно отслужив более десятка лет, уступили место парашютно-реактивным системам, и командующий, взвесив все «за» и «против», дал «добро» на проведение эксперимента, который вошел в историю Воздушно-десантных войск как «Реактавр».

Парашютно-реактивные системы в начале своего пути отличались нестабильностью и сложностью. Но это был именно тот вариант, который обеспечивал скоростную доставку боевой техники без применения тяжеловесных платформ. Вместо четырех-пяти куполов площадью в 760 квадратных метров на системе работал один купол площади 540 квадратных метров и блок из трех двигателей мягкой посадки. Обеспечивали амортизацию два пенопластовых бруса.

До «пасти», грузового люка самолета Ан-12Б, а затем Ил-76 боевая машина десанта добиралась своим ходом и без помощи сложнейших приспособлений: тросов, лебедок, как это было на МКС, самостоятельно занимала место в грузовой кабине.

Скорость снижения «Реактавра» равнялась двадцати — двадцати пяти метрам в секунду. А затем в нескольких метрах над землей срабатывали тормозные двигатели, «гася» скорость до нуля. Вроде бы все несложно и объяснимо. Но экипаж, помещенный внутри БМД-1, должен был не только совершить десантирование, но и, перенеся значительную нагрузку, вступить с ходу в бой. И здесь слово было за испытателями. Перед людьми в небо отправились собаки. Смышленый пес Буран имел за своими плечами несколько десантирований, а вот очередное оказалось печальным и для него, и для всего комплекса. Случилось невероятное. БМД вышла из самолета, а единственный купол, призванный стабилизировать падение боевой машины, вдруг ни с того ни с сего лопнул, как мыльный пузырь. Так без руля и без ветрил «бээмдэшка» и «просвистела» до самой земли. И это накануне основного эксперимента — десантирования людей!

Генерал-лейтенант К. Я. Курочкин на правах заместителя командующего ВДВ сказал как отрезал:

— Курсанты пусть науку грызут, а «Реактавр» в парке отдыхает.

Полковник В. К. Парийский и капитан А. В. Маргелов были ошарашены таким распоряжением. Единичный случай — не система, убежденно доказывали они Курочкину. Да и жалко несколько месяцев трудов бросать псу под хвост!

От выпускников училища курсантов В. И. Алымова и Н. Г. Шевелева, проходивших подготовку к десантированию, скрывать катастрофу не стали. Одному Богу были известны доводы, которые пустили в ход все участники эксперимента, но генерал Курочкин уступил.

Позиция Государственного научно-исследовательского института ВВС им. В. П. Чкалова относительно безопасности десантирования людей в БМД на любых системах оставалась по-прежнему жесткой. С мнением ведущих специалистов этого института с мировым именем считались как при разработке космических, так и летно-испытательных программ. Не отвергал выводов НИИ и командующий ВДВ, для которого жизнь десантника никогда не являлась разменной монетой.

В предложениях, высказанных В. Ф. Маргеловым на одом из совещаний Научно-технического комитета ВДВ, была заложена, казалось бы, неисполнимая задача: доставка экипажа боевой машины, артиллерийского орудия на землю десантирование с платформы в случае отказа какого-либо элемента многокупольной или реактивной парашютной системы. Так зародилась программа совместного десантирования людей и техники, на языке разработчиков НИИ автоматических устройств — КСД.

Что это означало? Два члена БМД-1 — командир и наводчик-оператор размещаются в самой машине, а четыре человека — в небольшой кабинке, расположенной на платформе. Нетрудно рассмотреть в таком решении некоторую половинчатость. Во-первых, экипаж БМД-1 — семь человек, двое же его главных специалистов остаются, как и прежде, без спасательных средств. К тому же комплекс совместного десантирования с точки зрения производства оказался сложноисполнимым и дорогостоящим. Однако проект был профинансирован, и требовалось провести его испытания. Понадобились добровольцы. Первым стал парашютист-испытатель Валерий Галайда. Следом за ним в мае 1975 года совершили десантирование совместно с боевой техникой солдаты срочной службы А. В. Кармолитов и В. В. Ермолин. Готовил их к опасному эксперименту Александр Маргелов. Но командующий усложнил задачу: в парашютной системе — сбой, и один из участников эксперимента, который проводился 26 августа 1975 года, должен был покинуть платформу. Маргелов-младший на сей раз исполнял обязанности командира БМД-1, механиком-водителем был назначен майор Леонид Щербаков, а майору Александру Петриченко, инженеру-испытателю, предстояло совершить прыжок на парашюте со снижающейся платформы. Что он и выполнил блестяще.

И все же оценка, данная ими комплексу, в целом была отрицательной. Но поскольку лучшего средства для десантирования артиллерийских орудий, расчет которых составлял четыре-пять человек, в то время в ВДВ не имелось, то комплекс еще некоторое время состоял на вооружении. С переходом всего артиллерийского парка ВДВ на гусеничную базу потребность в таком комплексе и вовсе отпала. На повестку дня вновь был поставлен вопрос об испытаниях «Реактавра». Командующий желал окончательно убедиться, что экипаж БМД-1 в полном составе, спустившись с небес на землю, будет боеспособен, а следовательно, такой способ десантирования — самый оптимальный в боевых условиях.

На сей раз испытательным полигоном была избрана площадка приземления 76-й гвардейской Псковской дивизии При подготовке к эксперименту все было оговорено: майор Александр Маргелов — командир боевой машины, механик водитель подполковник Леонид Щербаков, дублеры — гвардейцы срочной службы.

Прирожденному танкисту Л. И. Щербакову даже и во сне не могло привидеться, что он вдруг изменит своему роду войск и переметнется в «десантуру». В его офицерской жизни, которая началась после окончания Киевского танко-технического училища, все шло своим чередом: служба в танковых частях, Военная академия бронетанковых войск и назначение в подмосковную Кубинку, где проходили обкатку и доводку многие образцы бронированных боевых машин. Сюда же была направлена на испытания и БМД-1, с которой Л. И. Щербаков словно сроднился. И немудрено. На первой «бээмдэшке» он проколесил тысячи верст, а В. Ф. Маргелов приметил бесконечно влюбленного в свое дело офицера и упросил А. X. Бабаджаняна, маршала бронетанковых войск, которому подчинялся НИИ в Кубинке, дать согласие на перевод майора Щербакова в его воздушно-десантное ведомство. Десантная биография майора поначалу чем-то напоминала страницы из жизни командующего ВДВ: первый парашютный прыжок — удар, перелом, гипс с автографами соседей по Ан-2...

Так в январе 1973 года Л. И. Щербаков стал старшим инженером Научно-технического комитета ВДВ и немало сделал для того, чтобы о боевой машине десанта говорили не с черным армейским юмором, а как о серьезном средстве, способном облегчить гвардейцам выполнение задач в тылу противника. Щербаков, как мы уже убедились, проявил немало мужества, согласившись стать добровольцем в эксперименте по выброске комплекса совместного десантирования. На очереди был не менее сложный эксперимент — прыжок на парашютно-реактивной системе, без платформы, с пенопластовым амортизатором.

К 23 января 1976 года «Реактавр» был готов к проведению эксперимента. Оказалось, что экипаж самолета Ан-12Б, прилетевшего на аэродром, был тот же, что и при десантировании «Кентавра», и это обстоятельство сулило удачу. И вот взлет! Слово Александру Маргелову:

«Долго лететь не пришлось... После объявления двухминутной готовности экипаж перешел на прямую связь с землей... она оказалась односторонней... «Реактавры» слышали «землю», а их не слышали. Полковник Б. Г. Жуков, отвечавший за связь, сообщил: «Вытяжной парашют извлек комплекс из самолета». Опять «маятник». Снова голос Жукова: «Парашютная система работает нормально». Снижение на стабилизирующем парашюте, раскрылся основной купол, вышли на предусмотренную длину два телескопических щупа. В момент их касания с землей сработали двигатели мягкой посадки — взрыв, газы, дым! Рядом приземлился прыгнувший вслед за комплексом Парийский».

А дальше состоялось то, для чего и проводился эксперимент. «Десантавры» моментально пришли в себя и, сориентировавшись на местности, принялись ее утюжить и поливать свинцом. Вздымая снежную пыль, машина остановила свой бег возле трибуны, где собрались «зрители»: командующий ВДВ В. Ф. Маргелов, руководитель проекта А. И. Привалов, Г. И. Северин, Н. М. Рудный, партийные и советские руководители Псковской области. Маргелов-младший доложил о выполнении задания Маргелову-старшему. «Десантаврам» пожимали руки, их обнимали и называли героями. Кто-то из партийцев даже попытался связаться с Генеральным секретарем ЦК КПСС Л. И. Брежневым и отрапортовать об успехе. Но командующий ВДВ возразил: эмоции вскоре улягутся, а министр обороны не примет никакого решения, пока не получит обстоятельные отзывы об испытаниях.

Как бы ни был налажен конвейер Волгоградского завода по производству боевых машин десанта, вооружить в короткий срок современной техникой все части и соединения Воздушно-десантных войск было невозможно, и «бээмдэшки» поступали в полки небольшими партиями. Другое дело — 44-я учебная дивизия, в которой курсанты осваивали специальности механика-водителя, наводчика, оператора, командира. Но у командующего была своя задумка. Василий Филиппович избрал 7-ю гвардейскую Каунасскую дивизию базовой для проведения сборов руководящего состава ВДВ и Для создания образцовой материально-технической базы, с тем чтобы внедрить подобное и в других соединениях. Отрицать тот факт, что В. С. Краеву, который в 1975 году после окончания Академии Генштаба был назначен командиром «семерки», помогали многие соединения, было бессмысленно. Но также были безосновательны упреки в адресу Маргелова по поводу очередного витка «показухи» и «очковтирательства», которые якобы превратили боевые батальоны в стройбаты.

В то время как дивизия полным ходом вела подготовку упомянутым сборам, на которые командующий намечал привлечь руководителей предприятий ВПК, конструкторов и ученых, в Комитете партийного контроля, который возглавлял А. Я. Пельше, разбирали анонимку на комдива 7-й воздушно-десантной дивизии Краева.

— Аж на двенадцати страницах! — возмущался командующий, сообщив Краеву об анонимке. — Я-то доподлинно знаю, что все это ложь: и что дивизия не боеготовая, и что оценка ей за 1976 год завышена, и что я тебе покровительствую, превратив соединение в строительную команду Я позвонил министру обороны и попросил направить в дивизию независимую комиссию. Он согласился. Так что через неделю жди гостей.

Целых десять дней группа офицеров Главного управления кадров, Генерального штаба и Главного политического управления провела в частях Каунасской дивизии. На подведении итогов председатель комиссии заключил:

— То, что мы увидели в дивизии, нас потрясло. То, что делается в дивизии, достойно не осуждения, а восхищения. Так об этом и доложу министру обороны.

Реакция Д. Ф. Устинова на столь оптимистический доклад была несколько иной: провести по завершению зимнего периода обучения комплексную проверку соединения. На этот раз единственный офицер в звании полковника среди проверяющих оказался «белой вороной». В «хозяйство» В. С. Краева пожаловало двадцать девять генералов во главе с генерал-полковником Н. Н. Алексеевым, которому, как председателю комиссии, и предстояло вынести окончательный вердикт по анонимке: имеют ли сообщенные факты под собой какие-либо основания либо это чистый наговор. Понадобилось несколько дней, чтобы справедливость восторжествовала. В чем, собственно, командующий ВДВ, сопровождавший проверяющих, но казавшийся как бы сторонним наблюдателем, и не сомневался.

— Не нервничай, — поддерживал он Краева. — Покажи все, что сделано, а главное, во имя чего.

Высокие чины, уезжая из Каунаса, сошлись в едином мнении: «Личный состав дивизии творит чудеса». Начальник Генерального штаба маршал Н. В. Огарков и его заместитель С. Ф. Ахромеев, которые вскоре побывали У В. С. Краева в гостях, с мнением предыдущей комиссии согласились целиком и полностью. Более того, по праву члена Комитета по Государственным премиям Союза ССР в области науки и техники Огарков предложил командующему подготовить документы на офицеров и генералов, которые непременно будут включены в число соискателей самой высокой государственной награды. Получив список на кандидатов от воздушно-десантных войск, он собственноручно добавил в него фамилию «Маргелов». Постановлением Центрального Комитета КПСС и Совета Министров Союза ССР от 5 ноября 1975 года Василию Филипповичу Маргелову в числе десяти наиболее отличившихся создателей уникального учебного комплекса была присуждена Государственная премия СССР «За работу в области машиностроения». Подписал документ председатель Комитета по Ленинским и Государственным премиям СССР в области науки и техники, академик М. Келдыш.

Можно представить, каково было безвестному пасквилянту, когда на банкете по случаю вручения символов мудрости, доблести и заслуг перед государством лилось шампанское и звучали тосты в честь тех, кого он попытался испачкать грязью.