Содержание
«Военная Литература»
Биографии

Ленинградская застольная

21 июля 1941 года Маргелов сдал гарнизон в Муравьевских казармах и на следующий день поутру вместе с Гусевым прибыл в Ленинград. На Московском вокзале царило столпотворение и неимоверный гвалт — отправляли в эвакуацию детей. От вокзала до Смольного, где располагался штаб фронта, прошлись пешком. На Суворовском проспекте их дважды останавливал патруль и тщательно проверял документы, ссылаясь на то, что в город засланы немецкие лазутчики. Дежурный долго не мог связаться с начальником штаба фронта полковником Н. В. Городецким, но наконец в трубке раздался его голос: «Жду тебя, майор, ровно в 18 часов».

В распоряжении офицеров был почти целый день! В мирное время о таком подарке приходилось только мечтать. Теперь же Ленинград стал прифронтовым городом, и даже яркое июльское солнце казалось блеклым, а вода в Неве свинцовой. Невский изменился до неузнаваемости. Дворцы и памятники скрывали холщовые полотнища, маскировочные сети и нелепые пейзажи. На площадях торчали устремленные ввысь жерла зенитных орудий. Хотя в городе вот уже несколько дней действовала карточная система, офицеры смогли без проблем «отовариться» продуктами в Елисеевском магазине по «коммерческим» ценам. Они примостились перекусить на скамейке в Летнем саду, на аллеях которого шла поразившая их работа: группа людей, по внешнему виду мало напоминавшая саперов, рыла траншеи, в которые бережно укладывались скульптуры. Они молчаливо и сосредоточенно занимались своим делом даже после того, как надрывно завыли сирены и по соседству, с Марсова поля, заухали зенитки.

Разговор в Смольном был краток. Предписание гласило: «Майору Маргелову немедля прибыть в райком ВКП(б) Невского района и приступить к формированию полка 1-й гвардейской дивизии народного ополчения». От себя начштаба добавил: «Решение назрело и будет принято не сегодня-завтра. Остатки дисбата использовать по твоему усмотрению. Даю двое суток на передислокацию».

Гусев отправился на Волхов, а Маргелов, скоротав ночь у Бастина, наутро без труда отыскал новое место службы.

...Ополченцы. Слово это появилось на устах ленинградцев в конце июля 1941 года. Вновь ожил в нем великий патриотический смысл, поднимавший на защиту родной земли от вражеских нашествий народные ополчения Минина и Пожарского, фельдмаршала Кутузова... Война с фашистскими захватчиками едва ли не с первых дней стала народной.

Еще 27 июня 1941 года Военный совет фронта и городской комитет ВКП(б) приняли решение о формировании ленинградской «Армии народного ополчения» численностью в 200 тысяч человек. Каждый район Ленинграда, а их к началу 1941 года насчитывалось 15, обязан был отправить на фронт одну дивизию. Командующим этой армией был назначен генерал-майор А. И. Субботин. О составе дивизии вспоминает ленинградец В. Щеглов:

«...Многие из них (ополченцев. — Б. К.) впервые возьмут винтовку, впервые увидят миномет, первое время плохо будут бросать гранату, плохо переползать — все это так! Все знают это! И знают, что крови прольется много, но другого выхода нет».

Через две недели работы по комплектованию соединений из добровольцев стало ясно — районный принцип негоден. Дивизии получались куцые, без артиллерии, боевой техники. Вместо запланированных 15 формирований к середине июля удалось отправить на фронт всего лишь 4 дивизии народного ополчения.

Тем временем обстановка на Ленинградском фронте катастрофически ухудшалась. 14 июля командующий Северо-Западным направлением маршал К. Е. Ворошилов отдал приказ: «Товарищи красноармейцы, командиры и политработники. Над городом Ленина — колыбелью пролетарской революции — нависла прямая опасность вторжения врага... Требую отстоять Ленинград во что бы то ни стало... Наша земля должна стать могилой гитлеровскому фашизму».

25 июля Военный совет Северо-Западного направления и бюро Ленинградского горкома партии решили создать еще четыре гвардейские дивизии народного ополчения. Как известно, почетное звание гвардейских частей и соединений было официально установлено позднее, в сентябре 1941 года после боев под Ельней. Применительно к ополчению это решение утвердил секретарь Ленинградского горкома ВКП(б) А. А. Кузнецов, объяснив свое решение многочисленными просьбами ополченцев, связавших судьбу города с событиями 1918 года, когда отряды Красной гвардии оставили немцев на подступах к Петрограду.

В «Очерках истории Ленинграда» упоминается, что «в относительно лучшем положении находилась 1-я гвардейская дивизия, куда влилось несколько кадровых подразделений». Добавим, что в их числе были остатки 15-го дисциплинарного батальона ЛенВО. Впрочем, в полку Маргелова насчитывалось всего лишь три кадровых офицера. После трех суток, отпущенных на формирование, 27 июля дивизия{31} выступила к Красному Селу. Здесь бывшие дисбатовцы основательно взялись за обучение новобранцев, но... Майор с горечью смотрел на вооружение своих подчиненных: винтовок — одна на двоих, гранаты и бутылки с зажигательной смесью — наперечет, несколько пулеметов. И это против до зубов вооруженного врага!

В автобиографии Василий Филиппович Маргелов о своем участии в героической обороне Ленинграда сообщает скупо: «Июль 1941 по октябрь 1941 г. Командир 3-го гвардейского полка, 1-й гвардейской дивизии Ленфронта. Действовал в районе Луги, Волосово, Ропши, Ораниенбаума. Два раза был в тылу противника с полком по приказу вышестоящего командования».

Уже только по одним названиям городов можно судить, что ополченцы дрались с фашистами на самом болевом участке фронта, от Нарвы до Кингисеппа, протяженностью семьдесят километров. В корреспонденциях многотиражной газеты народного ополчения «На защиту Ленинграда» говорилось, что «при отбитии у врага поселка N отличились воины Энского полка под командованием майора М.». По этим прошедшим строжайшую цензуру строчкам трудно понять и оценить весь драматизм ситуации. Что мог в такой обстановке и с такими силами сделать командир полка, который был обязан выстоять любой ценой? Выстояли. Командование фронта по достоинству оценило стойкость и мужество гвардейцев-ополченцев, приняв решение о переформировании дивизий в кадровые. 1 сентября 1941 года Дивизия, в которой сражался Маргелов, стала 80-й, а его полк получил порядковый номер 218-й стрелковый.

6 сентября фашисты, получив приказ Гитлера покончить с Ленинградом «во что бы то ни стало», начали наступление по всему фронту. К периоду ожесточенных оборонительных боев относится служебная характеристика Маргелова:

«Бойцы и командиры 218 с.п. 80-й с.д. с основания полка, организатором которого является тов. Маргелов, по праву гордятся званием маргеловцев.

На всем протяжении боевых действий полка личный состав любил его как принципиального, отважного командира, зажигательного агитатора и как честнейшего товарища.

В период боев у станции Молосковицы тов. Маргелов вместе с небольшой группой бойцов уничтожил 7 танков противника... В течение 7 дней т. Маргелов сковал и продержал с группой бойцов превосходящего по силе противника у поселка Ропши. Дважды попав в окружение, он вывел оставшихся с ним бойцов.

Под его руководством полк организовал и оснастил неприступную для противника линию обороны...

Дважды раненный... тов. Маргелов уходил с поля боя тогда, когда получал строжайшее указание вышестоящего командования».

Всю неделю на позиции, которые занимала 80-я дивизия, обрушивался шквал атак, прижавших оборонявшихся к Стрельне и Петергофу.

Как известно, в эти критические для города дни по приказу Ставки командование Ленинградским фронтом принял Г. К. Жуков. Принятые им жесткие меры по укреплению организованности и порядка обороняющихся, мобилизации всех ресурсов породили уверенность в успехе и возымели свое действие. В двадцатых числах сентября наступательный порыв фашистов иссяк. Немецкие войска перешли к позиционной осаде Ленинграда.

Понимая, что преодолеть оборонительные рубежи с ходу уже не по силам, Гитлер подписал 22 сентября директиву «О будущем города Петербурга». Суть ее отчетливо выражена в следующих строках: «Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли. После поражения Советской России нет никакого интереса для дальнейшего существования такого населенного пункта. Предложено жестко блокировать город и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей...»

В истории Великой Отечественной войны немало примеров, когда целые части, проделав кратковременный боевой путь, запечатленный лишь в памяти тех, кому удалось дожить до светлого победного дня, исчезали бесследно из каких-либо официальных упоминаний. Нечто подобное произошло и с 1-м особым стрелковым полком, сформированным из моряков Краснознаменного Балтийского флота и получившим почетное название «Полк имени Ленсовета». А ведь события, связанные с историей этой части, в какой-то мере повлияли на судьбу целого поколения десантников. Речь идет об одной из главных составляющих воинской формы ВДВ, без чего не мыслит себя ни один современный десантник, — тельняшке с голубыми полосами. Первыми их одели части и соединения Воздушно-десантных войск, принимавшие в 1968 году участие в событиях в Чехословакии. Предыстория появления тельняшек у десантников такова. На одном из совещаний в Министерстве обороны СССР при утверждении новых образцов воинской формы адмирал флота СССР А. А. Горшков недовольно пробурчал:

— Мыслимое ли дело, товарищ министр (маршал А. А. Гречко. — Б. К.), десантники — в тельняшках. Анахронизм какой-то!

Командующий ВДВ резко возразил:

— Я воевал в морской пехоте и знаю, что заслуживают десантники, а что — нет!

И ведь Маргелов в действительности знал, чего стоят «братишки», сошедшие с кораблей на берег и сеявшие панику среди фашистов. Не случайно прозвали враги морских пехотинцев «черной смертью».

...Начальник штаба Краснознаменного Балтийского флота Ю. А. Пантелеев в начале ноября 1941 года сделал в дневнике такую запись: «Для ледового фронта... мы сформировали лыжный отряд и две пулеметные роты». Поставить матросов на лыжи для выполнения особых задач — проблема не из легких. К тому же на кораблях оказалось их не слишком много. На призыв откликнулись добровольцы из частей береговой обороны, вспомогательных служб. Н. Шувалов в книге «Мы становимся солдатами» (Л., 1973) так описывает представление командира полка: «Как известно, моряки народ своеобразный. Влюбленные в морскую стихию, они не особенно жалуют сухопутных собратьев. Когда Маргелова назначили командиром морских пехотинцев, некоторые поговаривали, что он там не приживется, «братишки» не примут. Однако это пророчество не сбылось.

...Когда полк моряков был построен для представления новому командиру, Маргелов после команды «Смирно!». Увидев много хмурых лиц, смотревших на него не особенно дружелюбно, вместо обычных, положенных в таких случаях слов приветствия «Здравствуйте, товарищи!» крикнул: «Здорово, клешники!» Мгновенье — и в строю ни одного хмурого лица».

А между тем новоиспеченный комполка едва сдерживал смех. И было от чего. Один из краснофлотцев, П. Ф. Орлов свой внешний вид впоследствии описал так: «На мне поверх ватных брюк были натянуты флотские клеши, напуском свисавшие из-за голенищ сапог. Из-под расстегнутого бушлата на фоне тельняшки торчал наган и свисали ленточки от спрятанной бескозырки. Поверх маскхалата — ремень и торчащие из-под него гранаты, а за голенищами сапог — финский нож».

Приказ командования Ленинградского фронта об операции по деблокаде города, намеченной на 20 октября, был расписан до малейших деталей. Но попытка эта, как известно, была сведена на нет взятием немцами Тихвина. Об очередном намерении отбросить немцев с южного берега Ладоги и выбить их из Шлиссельбурга можно судить лишь по косвенным документам и воспоминаниям участников этого героического десанта.

К концу ноября 1941 года лед на Ладоге устоялся и позволил начать строительство ледовой трассы, получившей название «Дорога жизни». Вдоль нее в ночь с 27 на 28 ноября и отправились в свой поход лыжники Маргелова, не имея ни малейшего представления о противнике. Ориентиром для наступавших служил Бугровский маяк, к слову, давно уже бездействовавший. Надо отдать должное немцам — они не сидели сложа руки и узкую полосу местности, отделявшую Ленинград от Большой земли фашисты превратили в мощный оборонительный плацдарм. Закрытые артиллерийские позиции, системы дотов, проволочные заграждения и минное поле — вот что ожидало отважных моряков.

Они шли в бой без поддержки артиллерии, в надежде на то, что пехотинцы ударят с востока и немцам придется отбиваться с двух сторон. Увы, ожидания эти не сбылись. При явной несогласованности в действиях «братишкам» все же удалось изрядно насолить немцам. Но какой ценой! От полка осталась лишь горстка бойцов, которые уходили по льду туда, откуда они вышли в ночной рейд. Двое балтийцев тащили на себе волокушу, на которой лежал израненный комполка, поскрипывая зубами от невыносимой боли.

На острове Зеленец Маргелов стал подавать признаки жизни. Горечь подкатывала к горлу. С такими орлами, которыми он командовал, горы можно было воротить. А тут полный конфуз. Вины за собой комполка не чувствовал, однако людей было бесконечно жаль. Пали они героями.

Совершенно неожиданным в госпитальной палате, где Маргелов залечивал раны, стало появление военного дознавателя из окружного трибунала. «Сам товарищ Жданов, — сообщил офицер, — кровно заинтересован в наказании виновных». Скрывать что-либо Маргелову было нечего. А через некоторое время его доставили на заседание военного трибунала. Он поставил радом с собой костыли и вгляделся в лица тех, кто так и не пришел к нему на помощь. Приговор был суров — командир и комиссар дивизии за проявленную трусость были приговорены к расстрелу. Такие же суровые наказания ожидали и других начальников, сорвавших штурм.

После вынесения приговора комдив и комиссар попросили у Маргелова прощения.

Пожелтевшие листы центральных советских газет начального периода Великой Отечественной войны свидетельствуют о том, что, невзирая на откровенные неудачи, на тяжелые поражения Красной Армии, высшее руководство страны отнюдь не преуменьшало героизма и самоотверженности бойцов и командиров. Указы Президиума Верховного Совета СССР со списками награжденных публиковались почти ежедневно. Только вот фамилию «Маргелов» отыскать в них невозможно. Парадоксально, но факт: имея за плечами две войны, командуя боевыми частями, выполнявшими невероятно трудные задачи, Маргелов был обойден боевыми наградами. Да и в воинском звании «майор» отважный командир, по меркам военного времени, явно засиделся. Справедливость восторжествовала в июне 1942 года, когда приказом народного комиссара обороны Маргелову было присвоено звание подполковник. Бесценной реликвией считал Василий Филиппович медаль «За оборону Ленинграда». Вручили ему награду уже под Сталинградом в декабре 1942 года.

Любил Маргелов песни военных лет. В его домашнем репертуаре имелась и «Песня лыжного батальона», написанная на мотив «Раскинулось море широко». Но с особым вдохновением пел Василий Филиппович «Ленинградскую застольную», ведь каждая ее строфа напоминала об огненных верстах, холоде окопов, завывании ладожской пурги и о том отчаянии, с которым бойцы, ведомые им, шли в атаку на позиции фашистов.

А между тем у этой песни была сложная судьба. Написанная на стихи М. Косенко и А. Тарковского Исааком Рубаном, вначале она называлась «Наш тост». Были там и такие слова:

Выпьем за русскую удаль кипучую,
За богатырский народ,
Выпьем за армию нашу могучую,
Выпьем за доблестный флот.
Выпьем, товарищи, выпьем за гвардию,
Равных им в мужестве нет.
Тост наш за Сталина, тост наш за партию,
Тост наш за знамя побед!

Корреспондент газеты «Фронтовая правда» Павел Шубин, известный ленинградский поэт, который участвовал в боях в тех же местах, где сражался Маргелов, внес в текст свои изменения. Произошло это в 1943 году. Песня прозвучала уже как «Волховская застольная», а после 1953 года она еще раз изменила свое название, став «Ленинградской застольной». Вот ее текст:

Редко, друзья, нам встречаться приходится,
Но уж когда довелось,
Вспомним, что было, и выпьем, как водится,
Как на Руси повелось.
Выпьем за тех, кто неделями долгими
В мерзлых лежал блиндажах,
Бился на Ладоге, бился на Волхове.
Не отступал ни на шаг.
Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробирался болотами,
Горло ломая врагу!
Будут навеки в преданьях прославлены
Под пулеметной пургой
Наши штыки на высотах Синявина,
Наши полки подо Мгой!
Пусть вместе с нами семья ленинградская
Рядом сидит у стола.
Вспомним, как русская сила солдатская
Немца за Тихвин гнала!
Встанем и чокнемся кружками стоя мы —
Братство друзей боевых.
Выпьем за мужество павших героями,
Выпьем за встречу живых!

Участники боев под Ленинградом, соединив два приведенных текста, предложили широкой публике народный вариант, который неизменно заканчивался так: «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем!» Осталась неизвестной причина, по которой П. Шубин не включил «Волховскую застольную» ни в один из своих поэтических сборников, и только однажды, во «Фронтовой правде», она была напечатана под его именем.

А между тем «Ленинградская застольная» стала семейной песней Маргеловых.

Военврач Анна Александровна Куракина по праву могла считать себя ленинградкой, хотя родилась и выросла вдалеке от города на Неве. В Ленинграде она с отличием закончила медицинский институт, а в начале 1941 года — курсы врачей-хирургов при Военно-медицинской академии. Медаль «За оборону Ленинграда» и знак «40-летие снятия блокады Ленинграда» с надписью «Защитникам В. Ф. и А. А. Маргеловым» — свидетельства признательности земляков, ленинградцев за спасенные жизни бойцов и командира. Неизвестно, как бы сложилась фронтовая судьба Маргелова, если бы не заботливые руки Анны Александровны, которую раненые называли не иначе как «матушка».

Они встретились на Ленинградском фронте и больше никогда не расставались, опровергнув превратное представление о скоротечности фронтовых романов.

Дальше