«Почерк» сохранился

Главным критерием оценки искусства командира подводной лодки в годы Великой Отечественной войны было число одержанных им побед. Но для оценки командира «Л-3» Петра Денисовича Грищенко этого мало. Писатели, познакомившиеся с ним в годы Великой Отечественной войны, увидели в действиях командира «Л-3» проявление особого «почерка». Умный расчет, неторопливость, умение пойти на оправданный риск, органичный сплав дерзости и осторожности — вот слагаемые командирского стиля Грищенко.

Первым заметил и оценим командирские качества Петра Денисовича Александр Фадеев.

Из множества публикаций, где рассказывается об «Л-3» и ее командире, следует, пожалуй, выделить впечатляющий рассказ советского писателя-мариниста Александра Зонина — очевидца и участника длительного опасного боевого похода подводной лодки. Книга так и называется: «Походный дневник. Боевое плавание «Л-3» в августе — сентябре 1942 года».

Известный советский драматург Александр Петрович Штейн попытается ответить на вопрос, почему Грищенко всегда из похода приходит с победой. А причина, по его мнению, кроется в качествах, присущих командиру «Л-3»: «Это — воин, лишенный наигранной романтики, это — командир концентрированной воли». Штейн напишет, что Грищенко не только глубоко изучает теорию подводной войны, но и своими действиями сам обогащает ее.

Писатель-драматург, не подводник, сумел рассмотреть в «почерке» командира подводной лодки теснейшее сочетание черт воина — стратега и тактика, мастера подводных атак — и подлинного романтика, по-настоящему увлеченного морем и флотом, мечтой и реальностью.

В 1914 году А. Зонин подметил эту же характерную черту Грищенко: «Петро одно время мечтал об астрономии. [117] Циолковского читал с увлечением... Хорошая черта — уметь жить с перспективой, глядеть через промежуток времени. Это не все умеют».

Никто из писателей не говорил о командире «Л-3» вне связи его с экипажем, только обо всех имеете. Изучая летопись боевых дел «Л-3», постоянно ощущаешь: экипаж был уверен в своем командире, знал, что его решение — единственно верное, то, которое нужно, что эти люди (Грищенко и экипаж), как сообщала газета «Красный Флот» в 1942 году: «...любят Родину высокой и светлой любовью».

Высочайшую оценку мастерства Грищенко дали писатели-маринисты. Например, Зонин отмечал, что каждый свой замысел Грищенко мог отстоять перед любым экспертом. А это значит, что он обосновывал, вырабатывал его как исследователь. Но принять решение — это полдела. Важно реализовать его. И здесь у командира «Л-3» был свой подход.

Петр Денисович обладал особой манерой отдавать распоряжения. Говорил спокойно и веско, но так, что умел добиться порядка, подчинения, уважения. У Грищенко — это одновременно и дар от природы, и приобретенное качество. Пожалуй, здесь многое от широты и глубины знаний, образованности, вообще от того, что отличает воина по призванию, про которого говорят «военная косточка».

Все эти особенности, все своеобразие стиля наиболее ярко проявились в период командования Грищенко «Л-3».

Кому доводилось слышать о Грищенко, воспринимали его не иначе как командира «Л-3» в годы войны. Это потому, что основным в жизни Грищенко оказался период командования кораблем — поистине его звездные годы. Именно будучи командиром подводной лодки, Грищенко сделал самое главное за свою долгую службу в Военно-Морском Флоте. Хотя и после «Л-3» вся его жизнь была насыщена интересными событиями, отличалась творчеством и целеустремленностью.

В 1943 году по решению командующего Балтийским флотом Петру Денисовичу пришлось перейти с «Л-3» в штаб флота. Не очень обрадовался он этому перемещению. Но приказ есть приказ, и он его выполнил. Единственное, о чем просил Грищенко, так это при первой же возможности вернуть его на подводные лодки.

Командующий флотом дал слово и впоследствии сдержал его. Вернулся Грищенко в подводники — командиром [118] дивизиона «малюток», но уже после окончания боевых действий в 1945 году. Казалось, все складывалось наилучшим образом. Снова лодки! И в то же время служба на «малютках», по своим возможностям значительно уступавших кораблям, которыми в прошлом командовал Грищенко, не обещала желаемых перспектив. А перспективу Петр Денисович связывал с наукой. Но судьба снова ему улыбнулась.

В 1947 году на одной из встреч с адмиралом флота И. С. Исаковым Грищенко высказал несколько предложений о совершенствовании использования подводных лодок. Но эти мысли имели весьма отдаленное отношение к «малюткам», которыми теперь командовал Петр Денисович. Исакова как флотоводца порадовала широта взглядов комдива, а как ученого заинтересовали высказанные им идеи. Однако никакой реакции, по крайней мере внешней, не последовало.

И вдруг... приказ: откомандировать Грищенко в Военно-морскую академию на кафедру к профессору Томашевичу А. В. И началась работа исследователя.

Анализ, гипотезы, поиск оригинальных решений — это была стихия Петра Денисовича. Появилась возможность изучить боевой опыт действий подводных лодок в годы войны, сделать выводы. Днем и ночью бывший командир «Л-3» подбирал, анализировал, обобщал собранные материалы, уточнял я сопоставлял факты. В ходе исследования возникали сомнения, спорные вопросы, рождались совершенно новые идеи. И было радостно, когда удавалось решить какую-нибудь из задач. Да еще сил прибавляли новые сведения о победах «Л-3» в годы Великой Отечественной войны. Ушел Грищенко с лодки, когда на его счету было одиннадцать побед, а со временем благодаря тщательному изучению архивных документов их стало восемнадцать — это окончательный «личный счет» Грищенко.

Успешно было закопчено первое крупное исследование, которое Петр Денисович оформил в монографию и опубликовал ее под названием «Анализ использования подводных лодок в Великой Отечественной войне». Признавая академическим коллективом, работа позволила ему блестяще защитить кандидатскую диссертацию. Так боевой командир подводной лодки становится ученым. Это определило и новую ступень — П. Д. Грищенко был назначен начальником кафедры в Высшее военно-морское училище подводного плавания имени Ленинского [119] комсомола. Появилась возможность продолжить научную работу на более высоком уровне и осуществить свою давнишнюю мечту, которая не покидала его ни в боевых походах, ни на берегу. Доцент, кандидат военно-морских наук Грищенко, собрав обширный материал по оперативно-тактическому использованию подводных лодок Краснознаменного Балтийского флота, создал крупную научную работу — вторую свою монографию. На ее основе был издан учебник.

Но... нелепый «случай» вынудил уйти его с кафедры. Правда, с повышением. А дело было так.

Один из адмиралов-подводников после Великой Отечественной войны занимался вопросами оснащения подводных лодок крупнокалиберной артиллерией. Написал на эту тему диссертацию и прислал ее на отзыв к Грищенко. К тому времени Петр Денисович уже имел ученую степень кандидата военно-морских наук. В диссертации проводилась идея широкого использования артиллерии подводными лодками.

— Не знал я, — вспоминает Петр Денисович, — что эту, с позволения сказать, «новинку» поддерживали некоторые морские начальники. Но даже если бы знал... Сам я считал это нелепостью. Ну, и «раздраконил» соискателя в пух и прах. Стоило мне это впоследствии научной карьеры. И вот почему,

Спустя некоторое время — надо же такому было случиться — начальником училища, где я возглавлял кафедру, назначили именно этого контр-адмирала — соискателя. Он должен был заменить уходящего начальника. Тот-то мне и рассказал о передаче дел. Вновь прибывший, узнав, что одну из кафедр возглавляет Грищенко, немедленно заявил: «Этого я быстро выпру отсюда!»

— Думаю, что это не удастся, — парировал бывший начальник училища.

— Почему? — удивился контр-адмирал.

— Потому что кафедра Грищенко одна из самых лучших в училище.

— Ну, это не довод! Пустяки! Сделать будет очень просто! Вылетит Грищенко, как пробка из бутылки шампанского.

И вскоре Петр Денисович был выдвинут на должность заместителя начальника училища. Но... в другой город. Вот уж поистине: не мытьем, так катаньем... Пришлось расстаться с научной работой и перейти к административной, к которой у Грищенко никогда не лежала душа. [120]

Однако вскоре училище, где проходил службу Петр Денисович, попало под сокращение. Опять новое назначение — Высшее военно-морское училище радиоэлектроники имени Л. С. Попова, начальником одного из факультетов.

Продолжаются поиски материалов в архивах, мысли постоянно заняты проблемами использования подводных лодок. У Грищенко опубликованы уже десятки статей, книг. Он один из авторов капитального трехтомного труда «Борьба за Советскую Прибалтику». Часто выступает Петр Денисович перед молодежью, на флотах, делится с ними боевым, служебным и житейским опытом. Но все чаще и чаще он вспоминает слова Фадеева, не раз повторявшего, что ценность опыта — только в напечатанном: «Можно выступать и болтать, сколько угодно, можно даже кувыркаться на ораторской трибуне, но главное в литературе то, что написано пером и напечатано...»

В это время готовится роман «Дом и корабль» — первое крупное художественное произведение о подводниках. Автор романа Александр Крон, хорошо знавший Грищенко, отдает ему как специалисту-подводнику рукопись на рецензию. Сколько знакомых лиц — многих героев романа не отличишь от людей с «Л-3». С раннего утра до глубокой ночи работает Петр Денисович над рукописью. Вспоминая об этом, он рассказывает, что будто бы снова побывал на родной «Л-3». А. Крон с благодарностью отнесся ко всем замечаниям и пожеланиям Грищенко.

В 1965 году на читательской конференции в Высшем военно-морском училище радиоэлектроники имени А. С. Попова А. А. Крон признался: «В романе «Дом и корабль» рассказывается о жизни и боевых делах балтийских подводников в годы войны. Основные события происходят в период блокады Ленинграда. В центре повествования командир подводной лодки капитан-лейтенант Горбунов, смелый, волевой офицер. Прототипами героев романа являются люди с прославленной подводной лодки «Л-3» и ее командир П. Д. Грищенко».

Конечно, литературный герой — не конкретная личность, но ядром его всегда является тот или иной реальный человек. Уже потом он как литературный персонаж «обрастает» разными чертами, характером, внешностью. Литературный герой — всегда обобщение наиболее типичного в современнике. Это, как говорится, «знакомый незнакомец».

Есть еще художественное произведение, в котором образ [121] одного из главных героев «лепился» с Грищенко. Это «Океан» Штейна. Автор рассказывал: «...Такие Платоновы есть, но не так уж их много, не будем преувеличивать.

Я долго искал этого человека... Нет, Платонов был и немножко Грищенко, немножко Головко... и немножко народный артист СССР Кирилл Лавров — бывший матрос Тихоокеанского флота».

Чем же притягателен Грищенко для писателей? Прежде всего врожденным, органическим неприятием приспособленчества. Он отвергал всегда и отвергает ныне принцип жизни: «посытнее есть и помягче спать». Что думал, то и говорил. Мог быть резким, прямолинейным. А отсюда и темпераментные «нет», и спокойное, но твердое «да». Представлялось, что у него нет полутонов. И все же это не совсем так. Правду, прямоту в суждении Грищенко ставил на первое место, но он умел также порассуждать, пофилософствовать, чтобы добраться до истины.

Однажды в разговоре о характере человека я рассказал Петру Денисовичу, что Лев Толстой аисал о том, как каждое утро начинал борьбу со своими недостатками. Их было три: лень, раздражительность и честолюбие. Продолжая эту тему, я спросил, каково отношение Петра Денисовича к этим порокам.

— Я, конечно, не Лев Толстой, но с ленью тоже борюсь, — с улыбкой ответил Грищенко. — Посерьезнев, продолжал: — Насчет раздражительности можно поспорить: лень, и своя, и чужая, например, меня всегда раздражала. Для борьбы с нею «лекарство» простое: каждый день стараюсь писать — хотя бы четвертушку, восьмушку бумаги. О прошедшем дне, каком-то важном событии. А это непросто, приходится извилины напрягать. Поэтому лень сама собой исчезает, — засмеялся Петр Денисович. И добавил: — Перенял я этот способ от замечательного советского писателя-мариниста Леонида Соболева, когда он стажировался на «Д-5», где я был командиром.

— Петр Денисович! Ну, что лень — недостаток характера, это, наверное, все понимают, а вот что вы о честолюбии скажете?

Грищенко ненадолго задумался:

— Раз Лев Толстой считал честолюбие недостатком, не стану спорить с гением, — попытался отшутиться он.

— А все-таки? — продолжал я настаивать.

Грищенко внимательно посмотрел на меня и уже вполне серьезно сказал, что не считает честолюбие большим грехом. Я был несколько удивлен. Он это почувствовал и [122] начал рассуждать о чести морского офицера, о его долге перед Родиной. Одним словом, казалось, ушел от конкретной темы нашего разговора. Но это было не так.

— Думаю, что тщеславие гораздо больший грех, чем честолюбие. Хотя некоторым кажется, что они стоят где-то рядом. Вдумайтесь в изначальный смысл этих слов: «тщетная слава» и «любовь чести». Тщеславный человек — это человек, жадно ищущий славы, стремящийся к похвале. В этой связи и честолюбец как искатель лишь почета — притом исключительно своему «я» — заслуживает осуждения. Но если в характере человека нет стремления бороться за свое мнение, за свою честь, а это, безусловно, в какой-то мере честолюбивая черточка личности, то многого в жизни не сделаешь.

А вообще-то, думается, если есть в характере человека честолюбивая черта в хорошем смысле слона, а не в эгоистическом, это совсем неплохо. Можно назвать такое честолюбие и по-другому — тягой к самоутверждению, или, что почти одно и то же, проявлением личности. Разве это плохо? Вот так! — заулыбался Петр Денисович. И продолжил:

— Ну, а что касается сравнительных оценок себя и других, то от этого не уйти. Все сравнивают. Только вопрос: для чего? Мне, например, когда появлялись новые данные о гибели вражеских судов на минах «Л-3», было очень приятно сравнивать успехи «Фрунзевца» с другими кораблями. Значит, не хуже других воевал. Много уже прожито, поэтому волей-неволей думаешь, сравниваешь себя с окружающими, с бывшими однокашниками, со своими учениками. Мне кажется — это каждый делает. Со мной учились многие товарищи, которые благодаря своему трудолюбию, способностям выдвинулись и заняли большие посты в Военно-Морском Флоте. Искренне скажу, я отношусь к ним с большим уважением. Испытывал за их успехи какое-то внутреннее удовлетворение, даже радость. Ведь это люди моего поколения!

Горжусь я и своими учениками или, если хотите, бывшими подчиненными. Много среди них имен известных, что, конечно, приятно. Герои Советского Союза, адмиралы... — Неожиданно Петр Денисович, как будто спохватившись, что не то сказал, оборвал фразу. Даже покраснел и заметил извинительным тоном:

— Нехорошо, нескромный рассказ получился. Все я, да я: «Я горжусь», «Мне приятно»...

Эта беседа с Грищенко, его мнение о сравнительных [123] оценках действий подводных лодок, их командиров запомнилась мне еще и потому, что сама тема имела продолжение.

Как-то в одном из научно-исследовательских институтов мне посчастливилось встретиться и поговорить с бывшим командующим Краснознаменным Балтийским флотом доктором исторических наук Владимиром Филипповичем Трибуцем.

Беседа получилась интересной. Говоря о многих проблемах военно-морского искусства, Трибуц особо выделил боевые действия подводных лодок на Балтике в Великую Отечественную войну. У меня было немало вопросов к адмиралу. И среди них такие, которые непосредственно относились к Грищенко.

Первый: почему два самых результативных командира подводных лодок А. И. Маринеско{4} и П. Д. Грищенко не удостоены звания Героя Советского Союза?

Второй: почему в книге «Подводники Балтики атакуют» ничего не написано о некоторых Героях Советского Союза? Например, о помощнике Грищенко. Семь месяцев под командованием Владимира Константиновича Коновалова вела боевые действия «Л-3», доведя счет побед до двадцати восьми! Из них десять приходится на период командования Коновалова. Ему Грищенко помог стать настоящим подводником. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1945 года В. К. Коновалову присвоено звание Героя Советского Союза.

Выслушав меня, адмирал заметил:

— Вы не оригинальны, это «дежурные» вопросы, которые задает мне при первой встрече каждый, знающий о боевых действиях на Балтике. Отвечу на ваши вопросы как историк, — продолжал Трибуц. — В ходе боевых действий и сразу по окончании Великой Отечественной войны не все победы подводных лодок были достоверно известны. Это потом уже нашлись источники, которые подтвердили боевые дела Маринеско и Грищенко. Я уже писал, что только через двадцать лет выяснилось: «Л-3» по объему потопленного за время войны тоннажа опередила на флоте всех, кроме лодок, которыми командовал А. И. Маринеско — имеются в виду «М-96» и «С-13». Хотя надо заметить: по тоннажу, но не по количеству кораблей — тут пальма первенства принадлежит «Л-3». [124]

Мне стало ясно, откуда появилась эта «градация»: подводники № 1 и 2. Я нетерпеливо полюбопытствовал:

— Ну, а со званием Героя Советского Союза? Адмирал Трибуц помедлил. Чувствовалось, ему не хочется об этом говорить. Но все же ответил:

— В случае с Маринеско отрицательное влияние оказало его неблаговидное поведение на берегу, а Грищенко, как ни странно, никто из его прямых начальников и не представлял к этому званию. Что касается упоминаний в моей книге фамилий подводников, то они все, бесспорно, заслуживают этого. А вот раскрыть командирские качества я считал необходимым только у тех, кто был наиболее ярким представителем «школы балтийцев». Тех, у кого учились другие командиры перед походом, кто отличался своим «почерком». Походы этих командиров заслуживают не только анализа...

В таких походах каждые сутки — особый урок. Вот об этом я и писал в своих книгах, когда выделял тот или иной поход, ту или иную фамилию. Поэтому в моей книге «Подводники Балтики атакуют» командиру «Л-3» Петру Денисовичу Грищенко я уделил больше внимания, чем другим командирам. У него было и есть чему поучиться любому подводнику, в том числе и Коновалову.

Пожалуй, высокая оценка Петра Денисовича Грищенко бывшим командующим флотом В. Ф. Трибуцем во многом объясняет, почему спустя 45 лет и более после войны по-прежнему на флотах, в литературе анализируют «почерк» Грищенко.

3 октября 1972 года газета «Страж Балтики» писала: «В. Коновалов настойчиво учился искусству быстрого и точного маневра, мастерству меткого торпедного залпа у командира лодки П. Грищенко».

В 1975 году писатель-маринист Анатолий Елкин отметил в очерке (журнал «Москва»): «...биография его, П. Д. Грищенко, стала столько же историей флота, сколько и историей советской литературы».

И действительно, служба на «Пантере», на первенцах советского подводного кораблестроения — «декабристах», героические походы в годы войны, получившие высокую оценку командования и широко освещавшиеся советскими писателями, собственные научные труды Грищенко, его книги о друзьях-подводниках — все это вошло в историю флота и нашу литературу.

В 80-х годах писатели А. Крон, М. Корсунский вновь обращаются к мастерству командира «Л-3» Грищенко. [125]

После того, один из самых уважаемых коллективов — совет ветеранов дважды Краснознаменного Балтийского флота счел необходимым в связи с 40-летием Победы над фашистской Германией представить Петра Денисовича к званию Героя Советского Союза. К сожалению, это представление не было реализовано. А ведь наступила пора внимания к мнению коллектива. Тем более что еще в 1968 году Грищенко представлялся к званию Героя Советского Союза одним из научно-исследовательских институтов города Ленинграда, где Петр Денисович проработал, будучи на пенсии, более 15 лет. Институт получил отрицательный ответ кадрового органа со ссылкой на решение Военного совета Военно-Морского Флота, хотя совет и не рассматривал этот вопрос.

Несмотря на такие коллективные признания заслуг Грищенко, этот незаурядный человек в период, который сейчас мы именуем застойным, был обойден и обыкновенной житейской заботой: за всю жизнь Петр Денисович практически не имел отдельной квартиры — тридцать лет в коммуналке! Разве только года три, когда был заместителем начальника училища. Во время одной из моих встреч с Грищенко в его московской комнате, видя бытовое неустройство, я ему горячо посоветовал: «Петр Денисович, что же Вы не потребуете?»

Грищенко только махнул рукой:

— Не надо бередить душу. Что толку? Не дают мне пока отдельную квартиру...

Поделился Петр Денисович обидой, которая, чувствовалось, накопилась у него на сердце.

— Так уж сложилась личная жизнь, что пришлось мне переехать из Ленинграда в Москву, — начал Грищенко. — Поселился у жены, коренной москвички, в коммунальной квартире. Одну комнату перегородили на две. Все-таки два кандидата наук, и каждый пишет свое, — полушутя уточнил Петр Денисович. — В этой же квартире проживает еще пять семей. Набрался храбрости и решил просить отдельную квартиру. По первости приняли меня прилично, но заявили, что так как я проживаю в Москве менее десяти лет, то надо обратиться в райком партии, туда необходимо принести характеристику и справки. «В райкоме должны знать — кто Вы», — пояснили мне необходимость представления этих документов.

Ушел я грустный после такого приема. Может, потому и поступил неправильно. А точнее — не совсем [126] этично. Вместо справок, кто я и что вот уже член КПСС более полувека, взял с собой в райком несколько книг, где написано о боевых делах «Л-3».

Посмотрели книги и вроде с неподдельным восхищением заявили: «Да, вы настоящий герой». Обрадованный таким приемом, я отшутился: «Не совсем настоящий». Одним словом, все было хорошо и закончили разговор обещанием вызвать к секретарю райкома... И что вы думаете? Вызвали! Но когда началась беседа, все свелось к одному — мне надо прожить в этой коммунальной квартире не менее десяти лет, вот тогда меня поставят на очередь. Я попытался возразить, что в жизни уже несколько раз по десять лет прожил в различных комнатушках. Но в ответ твердое — десять лет.

Не знаю, что стряслось со мной, но я оборвал секретаря: «А сколько же лет вы мне отпускаете на оставшуюся жизнь? Вы хоть думаете, что говорите?» Встал и ушел, не попрощавшись. Через несколько дней пришел официальный отказ на мою просьбу об отдельной квартире. Вот и вся история, — закончил Грищенко.

В следующую встречу безо всякого повода Петр Денисович сам заговорил о квартире. Однако это было неловкое оправдание. Он пытался осуждать себя, что не стерпел и вспылил в кабинете секретаря. Сначала он волновался, подбирая слова, но затем, успокоившись, даже с облегчением закончил:

— Бог с ней, с этой квартирой. Это не так уж и драматично. Жить можно, но вот работать, писать в коммунальной квартире становится для меня все труднее. Когда-то дизель под ухом грохотал, а мысль работала четко. А сейчас, к сожалению, всю ночь грохочут ящиками — из машины выгружают хлеб в булочную, которая находится под нами, на первом этаже. Днем соседи мешают. Только соберешься — хлоп дверью или шум за стеной, гам в коридоре. Да еще такой щекотливый момент: очереди — в ванную, в туалет, на кухню. Вот это тяготит!

После разговора мне стало не по себе. Как же так? Заслуженный подводник, один из самых результативных командиров, ветеран партии! Ну, строптив характером, подчас доставлял много хлопот окружающим. Но не настолько же, чтобы и сегодня ело помнить об этом. Ему верили, и он никогда никого же подвел. Работал всю жизнь, никогда не жалел ни себя, ни времени. Богатства не нажил, кроме богатства души, умения на совесть работать. А сейчас его главная работа, любовь и забота — писать [127] книги. С последним Грищенко соглашается, но в то же время возражает:

— Мне очень трудно писать, все же я не профессионал-литератор, подводник я!

Писать действительно трудно. Но Грищенко и сейчас работает, как одержимый: по двенадцать — четырнадцать часов в сутки. И наконец-то — в отдельной квартире. Справедливость все-таки восторжествовала: дали Петру Денисовичу квартиру. Но... через три года после злополучной беседы с секретарем райкома. Велик ли этот срок? Оценить его можно по-разному. Однако, когда на исходе восьмой десяток, приходится спешить и в жизни, и в труде...

Таких людей иногда называют фанатиками. Но это олово произносят те, кто сам никогда не утруждает себя и кому недоступно упоение трудом. А вот командир «Л-3» в труде видит весь смысл жизни и этот свой «почерк» сохранил до сегодняшнего дня.

Говорят, что корабль не оставляет следа. За кормой волны снова смыкаются в гладкую поверхность моря. Но «Л-3» и ее командир Грищенко оставили след. Не на воде. Во времени. В годы Великой Отечественной войны — это блистательные победы, сегодня — это книги прославленного подводника Петра Денисовича Грищенко.

* * *

Вот и закончен рассказ о балтийце Грищенко, ярком человеке с независимым и гордым характером. Вероятно, поэтому и стал он первым по числу потопленных фашистских судов и одним из непризнанных героев-подводников.

Трижды писалось на Петра Денисовича представление к Герою Советского Союза! В четвертый раз Военный совет ВМФ представил его к награде к 45-летию Победы. Но в Указе Президента страны от 5 мая 1990 года его фамилии нет.

Звание Героя Советского Союза присвоено наконец капитану 3 ранга А. И. Маринеско. Двадцать семь лет после его смерти пришлось доказывать героизм и значимость совершенного им для Родины. Ненормально, что только драматизм судьбы героев, вошедших в историю Отечества, заставляет признать их подвиг. Неужели так произойдет и с Грищенко? Он тяжело болен. Низкий поклон ему и уважение.