На железной дороге

Как и обещал Гвоздев, Леньку через несколько дней направили на задание. Группа уходила на железную дорогу за станцию Чихачево рвать вражеские эшелоны. Вышли, как всегда, с вечера и к утру были на месте. Весь день пролежали в реденьких кустиках на опушке леса. Подползти ближе не удавалось: вражеские патрули непрестанно ходили по шпалам. Движение здесь было немалое. Примерно каждый час проходил один, а то и два поезда. Шли они главным образом днем. Вдоль полотна гитлеровцы вырубили весь кустарник. По обе стороны дороги тянулась открытая голая полоса шириной метров в сто.

Рвать колею решили в том месте, где линия поворачивала немного вправо и патрули не могли далеко просматривать дорогу. Степана беспокоило только одно: поставить мину, предположим, удалось бы легко, но ждать поезда час, а может, два среди вырубленных кустов — наверняка провалить дело. Минеров обнаружит первый же вражеский патруль. Отойти дальше — не хватит бечевки, а надставить ее нечем.

Партизаны лежали, прижавшись к земле, и раздумывали, как быть.

— А если из бинтов свить? — предложил один. — Индивидуальные пакеты у всех есть.

— Что ж, можно попробовать. — Степан достал свой пакет, раскрыл его, скрутил бинт жгутом, попробовал разорвать. Бинт не поддался.

— Пойдет! — сказал Степан. — Так и сделаем. Давайте бинты.

Бинты разрезали вдоль на три части — получились длинные тонкие ленты. Все их связали вместе. Самодельным шнуром нарастили бечевку, сделанную из парашютных строп. Степан рассчитал время. Он несколько раз проверял по часам, через какие промежутки времени появляются патрули. За эти несколько минут надо было подползти к насыпи, поставить мину, подвязать шнур, замаскировать все и отползти назад. И все это делать под угрозой того, что следующий патруль может появиться на какую-то минуту раньше.

— На всякий случай шнур будем сразу протягивать, — распорядился Степан. — Глядите, чтоб не запутался.

Два немецких солдата только что прошли вдоль полотна. Их удаляющиеся силуэты неясно вырисовывались на фоне ночного неба.

— Пошли!

Степан с помощником поползли к железной дороге и словно растаяли в темноте. И все же товарищи знали, чувствовали, что происходит там, впереди. Шнур молочной струйкой полз следом за подрывниками. Разматываясь, он отмечал совершенно точно движения минеров. Вот он разматывается медленно-медленно — значит, минеры ползут осторожно, вглядываясь в темноту ночи, опасаются, как бы патрули не оглянулись назад. Стропы потекли быстрее, еще быстрей. Ленька едва успевает поправлять их, чтобы не захлестнулись петлей.

— К насыпи побежали, — прошептал Ленька. — Сейчас ставить будут.

Парашютные стропы кончились. Ленька почувствовал под рукой мягкий жгут марлевых бинтов. Наконец шершавое течение шнура остановилось. Бечевы хватило в обрез. В запасе оставался кусок не больше двух метров.

Справа на линии опять появились силуэты вражеских солдат — подходил следующий патруль. А минеров все не было. Вдали загудел паровоз, вероятно, со станции отправился поезд. Эхо гудка покатилось далеко за лес и вернулось обратно. Наконец партизаны появились из темноты.

— Готово, — прошептал Степан. — Никак эшелон идет?

— Дай я рвану, Степан. Ладно? — Ленька упрашивал Степана и пытался разглядеть выражение его лица.

— Ладно. Как дам команду, сразу рви что есть силы. Надо, чтобы мина под паровозом взорвалась.

В ночи нарастал металлический грохот идущего состава. Паровоз шел с потушенными фарами. Вот уже виден силуэт поезда. На фоне посветлевшего неба он казался вырезанным из черной бумаги. Эшелон приближался. Теперь хорошо были видны резко очерченные контуры паровоза, вагонов. Впереди паровоза катились две платформы, груженные камнем. Гитлеровцы всегда пускали их впереди поездов. Проверяли, не подложили ли партизаны мины нажимного действия.

Ленька держал шнур, ожидая команды. Степан привстал, поднял руку и ястребом глядел на громыхающий поезд.

— Давай! — крикнул он и резко опустил руку. Ленька потянул на себя шнур. Он подался легко, словно резиновый, но взрыва не было.

— Давай, черт бы тебя взял! — прокричал над его ухом Степан. Он сам ухватился за шнур, дернул его. Шнур вытянулся еще больше, и снова не было взрыва.

Паровоз прогрохотал мимо того места, где лежала взрывчатка. Потом над миной прошли вагоны. Еще через минуту паровоз, дымя, исчез за поворотом.

Степан стукнул себя кулаком по лбу и схватился за голову:

— Ах дурак я, дурак! Резинку бы еще к шнуру подвязал! Бинт растянулся и не сработал. Теперь опять карауль...

Партизаны залегли, замаскировались и опять стали ждать. На исходе была третья бессонная ночь. Клонило ко сну. То один, то другой клевал носом и, вздрогнув, поднимал голову. Иногда казалось, что приближается поезд, все прислушивались, но это только казалось.

Наступал рассвет.

— Еще полчасика подождем, и уходить надо. Днем здесь нас переловят, — сказал Степан, глядя на розовевшие облака.

Подождали еще. Где-то далеко-далеко загудел паровоз. Прислушались... Нет, опять показалось.

— Больше ждать нельзя, — мрачно произнес Степан. — Мину оставим, а шнур срежем, чтобы не заметили. Поползу, пока не развиднелось.

Степан ждал, когда пойдет патруль, чтобы ползти к насыпи. Но в это время совершенно явственно послышался гул паровоза. Степан приложил ухо к земле.

— Идет, — сказал он. — В случае если погонятся, расходись в разные стороны. Мы с тобой, Ленька, вправо, а вы влево. Сойдемся там, где ночевали в тот раз.

Было уже почти светло, когда появился поезд. Партизаны увидели платформы, груженные пушками, походными кухнями, танкетками под чехлами. Платформы перемежались с вагонами. На площадках виднелись часовые. Паровоз деловито пыхтел, взад и вперед ходили дышла. Ленька глядел на эшелон и уже не надеялся, что Степан позволит ему попробовать еще раз. А Степан вдруг сказал:

— Бери шнур. Как скажу — беги что есть духу. Бинт до отказа тяни и рви. Намотай конец на руку. Готов?

Паровоз не дошел до мины нескольких метров.

— Давай! — крикнул Степан.

Ленька вскочил и побежал. Шнур вытягивался, но с каждым шагом становился все более упругим. Ленька дернул и ничком повалился на землю. Глухой взрыв потряс воздух. Оглянувшись, Ленька увидел, как под паровозом взметнулся столб огня, как состав сошел с рельсов, круша, выворачивая шпалы. Паровоз накренился и встал. А сзади на него громоздились вагоны, платформы. Следом за взрывом мины раздался скрежет, лязг, треск ломающегося дерева и опять взрыв, но еще более сильный.

— Бежим! — крикнул Степан, и партизаны побежали в разные стороны.

Отбежав немного, Ленька оглянулся еще раз. Эшелон горел. От состава разбегались прыгавшие из вагонов солдаты. Потом стали рваться боеприпасы...

Партизаны с бега перешли на быстрый шаг. Второпях Ленька и не заметил, что в руке он все еще держит конец шнура. Шнур волочился за ним длинной змейкой. Ленька смотал его: пригодится.

От железной дороги партизаны отошли уже с километр. Степан остановился, прислушался. Сквозь беспорядочную трескучую дробь рвущихся патронов слышались винтовочные выстрелы и приглушенные очереди автоматов.

— Погоню начали, — сказал Степан. — Теперь уноси ноги!

Они побежали снова. До перелеска оставалось совсем немного. Оба уже считали себя в безопасности, и вдруг невесть откуда засвистели пули. Степан и Ленька, как по команде, повалились в траву. Осмотрелись. На проселочной дороге, которую они только что пересекли, видна была группа солдат — они и стреляли. Еще четверо бежали наперерез партизанам.

— Ползком не поспеем, — прикинув расстояние, сказал Степан. — Была не была — бежим!

Пригнувшись, они побежали к лесу. Сзади продолжали стрелять. Ленька бежал впереди. Всего несколько шагов оставалось до спасительных деревьев. Вдруг Степан ойкнул и стал припадать на левую ногу. Он доковылял до опушки и сел на траву.

— Подбили, дьяволы! Теперь не уйти... Беги один.

— Уйдем, Степан! — торопливо заговорил Ленька. — Теперь-то уйдем. Обопрись на меня. Нам бы только в чащу забраться...

Степан подавил стон, поднялся и сделал несколько шагов, покачиваясь как пьяный. Но идти сам он не мог и вынужден был опереться на Ленькино плечо. Так прошли они сотню-другую шагов. Степан, видимо, очень страдал. Он побледнел, лицо его покрылось потом.

Выстрелы стихли. Фашисты не решались забираться далеко в лес. Постреляв наугад, они прекратили погоню.

— Пошли, пошли! — торопил Ленька.

С трудом прошел Степан еще с полкилометра. Он часто останавливался, почти валился на Леньку.

— Нет, больше не могу, — признался он наконец и бессильно опустился на землю.

Ленька стянул с него сапог, разрезал ножом штанину, мокрую от крови, и осмотрел рану. Пуля, видно, застряла в ноге: выходного отверстия не было. Ленька отрезал кусок скрученного бинта, которым рвали мину, наложил повыше раны и туго его затянул.

— Ты прямо как доктор, — попробовал улыбнуться Степан.

— А что! Мы еще в школе учились, в отряде. Кружок первой помощи был. Сперва надо всегда кровь остановить. Теперь бы йоду достать, чтоб заражения не было.

Ленька забинтовал рану. Она была небольшая, казалось несерьезной, а Степан не мог пошевелить ногой.

— Давай полежим часок, — предложил раненый. — Иначе не вытянем. А может, знаешь что? Иди один! Найдешь ребят и приходи за мной.

Отдохнуть часок Ленька согласился, но оставлять Степана не захотел.

Степан в забытьи лег на траву. Ленька сел рядом и глубоко задумался. Что же теперь делать? Идти Степан не может, придется его тащить. А тащить не под силу — его на плечах не удержишь. Значит, надо сделать волокушу из веток.

Ленька, не теряя времени, срезал две березки поровнее. Возился долго, набил мозоли, но все же одолел неподатливые деревца. Куском парашютной стропы он связал березки комлями накрест, растянул на них Степанову плащ-палатку. Волокуша получилась отличная.

А Степан все лежал на земле и что-то бормотал в бреду. Ленька растолкал его, заставил лечь на волокушу. Идти решил сейчас же, немедленно. За ночь пройдет несколько километров — все ближе к лагерю. Ленька впрягся в лямки из строп, перекинутые через плечо. Стропы врезались в тело, но волокуша сдвинулась.

Шаг... еще шаг... Сколько еще? Скоро Ленька совсем выбился из сил. Все тело его ныло. Он осунулся и был такой же бледный, как раненый Степан. Он остановился отдохнуть и вдруг услышал в стороне тихий говор. Кто-то шел лесом и разговаривал. Не свои ли? А может, враги?.. Ленька сложил ладони, поднес их ко рту и трижды гукнул по-совиному. Ему ответили тем же условным сигналом. Свои! Вскоре вся группа собралась вместе.

У остальных все вышло удачнее. От погони ушли быстро, но бежать им пришлось в противоположную сторону...

Ленька рассказал о своих злоключениях. Решили ночью никуда не ходить, отдохнуть, а утром достать подводу. Если же не удастся, то поочередно тащить волокушу или приладить для раненого носилки.

На другой день группа подрывников вернулась в отряд. Степана привезли на подводе, которую раздобыли в деревне. В ту же ночь раненого отправили в госпиталь, а оттуда самолетом в советский тыл. Ленька больше никогда не видел Степана, которому спас жизнь.

Утром командир Гвоздев собрал отряд и перед строем объявил Леньке благодарность. Он еще сказал, что партизан-разведчик Леонид Голиков за спасение раненого товарища будет представлен к правительственной награде.

День у ребят был свободен. Они убежали на поляну, улеглись на траву; Ленька подробно, по порядку начал рассказывать Митяю все, что произошло с ним за это время. Митяйка слушал не перебивая. Под конец он только сказал:

— А что, я бы тоже так сделал. Ни в жизнь бы раненого не бросил!

— Ясное дело, как же иначе! — согласился Ленька. — Вот бы рассказать нашим ребятам, как я состав рвал! Они небось сразу бы и не поверили...

Митяйка подробно был посвящен в прежнюю Ленькину жизнь. Он хорошо знал о его детских похождениях, о всех интересных событиях. Сейчас он возразил Леньке:

— Ну да! Были бы ваши ребята здесь, тоже поверили бы. Что ж, командир отряда врать, что ли, будет?.. А тебе охота своих ребят повидать?

— Еще бы!.. Знаешь они какие!.. — И Ленька снова начал рассказывать про Лукине, про товарищей, которых он любил и помнил.

Служу Советскому Союзу

На полях цвела рожь. Она стояла высокая, густая, а цветом была как луговые кузнечики — нежно-зеленая. Партизаны с самого утра лежали, притаившись во ржи. Ждали, когда начнет смеркаться. Было их человек двадцать — вся разведка гвоздевского отряда. Прикомандировали к ним только радиста — перевели из бригады. Это был щуплый на вид, но выносливый юноша. В походе он никому не доверял свою рацию, тащил ее на плечах, а на привалах поднимал антенну и начинал «колдовать» около аппарата.

Разведчики шли уже десятые сутки. Надеялись, что скоро прибудут на место, но куда идут партизаны, знали только Мухарев да дядя Василий, которого Василий Григорьевич назначил своим заместителем. Впрочем, кое-что знали и остальные. Они догадывались, почему десять суток подряд приходится им пробираться ночами все в одну сторону — на северо-запад.

Разведчики не только шли. Они узнавали в пути, где стоят гарнизоны, как миновать их, где незаметно могут просочиться сотни людей. Об этом, настроив аппарат, и сообщал радист в то время, когда разведчики отдыхали.

Группа Мухарева прокладывала дорогу бригаде. Разведчики пробирались в Струго-Красненский район к глухому болотистому Родиловскому озеру между Псковом и Лугой. Ленька с Митяем тоже шли в группе. Немало пришлось им побродить, полазить в псковских селах и деревнях! Ребята так вошли в свою роль, что, отправляясь в разведку, говорили обычно:

— Ну, мы пошли побираться. Какие задания будут? На этот раз Василий Григорьевич сказал:

— Надо проверить, есть ли в селе гарнизон. Ребята ушли. Пригнувшись, они пробрались на межу, поросшую засохшей травой, вышли на дорогу и пошли к селу, которое виднелось на пригорке. Такие походы стали обычными для Митяя и Леньки. Теперь ребята не волновались так, как прежде. Им уже не казалось, что все на них подозрительно смотрят.

Село было небольшое — дворов на сотню. Избы стояли добротные, срубленные из толстых бревен, с высокими тесовыми крышами. В селе гитлеровцев не было. Появлялись они здесь только наездами, но в нескольких избах стояли полицаи. От ребят разведчики узнали, что гитлеровцы назначили здесь старостой бывшего кулака, неведомо откуда воротившегося после прихода немцев. Через него и собирают они всякие поборы с жителей.

— А где он живет? — спросил Ленька.

— Эвона! — показал один из ребят на дом, стоявший на окраине села против колодца. — За двором еще пчельник у них. Его отсюда видно.

— Пойдем сходим? Может, подадут чего, — предложил Митяйка и незаметно подмигнул Леньке.

— Не ходите! — загалдели ребята. — Они скопидомы, собаками еще затравят. У них зимой снега не выпросишь.

Но разведчики пошли. Надо же было узнать, где живет староста! К тому же они по опыту знали, что в таких местах иной раз можно разведать что-нибудь важное.

Подошли к избе с крашеными наличниками и жалобно затянули:

— Пода-а-айте сиротам на пропита-а-ание!..

Во дворе свирепо залаяла собака. Из окна выглянула старуха презлющего вида.

— Идите, идите, — закричала она. — Много вас тут шастает!.. Не прогневайтесь, на всех не напасешься.

— Хоть хлебца корочку, — не отставали ребята.

— Вам иль нет сказано — уходите! — Старуха сердито захлопнула окно.

Ребята отошли. За изгородью виднелись яблони с зелеными яблоками на ветвях. В глубине сада в несколько рядов стояли ульи.

— И правда, злыдни, — проворчал Ленька. — Надо бы им чего-нибудь такое...

На улице их встретили те же ребята.

— Ну что, подали? Говорили вам, не ходите. Они с фрицами только и водятся.

В руках одного мальчугана Ленька увидел старый противогаз. Держал он его за шланг, а коробку волочил по земле. Идея родилась у Леньки мгновенно.

— Эй, ты! Дал бы мне противогаз! — попросил Ленька.

— Как же! Только тебя и дожидался.

— Ну сменяй. Я тебе... — Ленька порылся в карманах. — Я тебе патрон дам.

— Правдашний?

— А то какой же!

Противогаз давно надоел мальчонке, а настоящий патрон — стоящая вещь. Обмен состоялся.

Когда разведчики отошли, Митяйка спросил:

— Зачем он тебе?

— Полезем за медом. Меду достанем и кулаку насолим.

— Рисково! Пчелы зажалят, и собака там...

— Ты слушай меня. Ты будешь сторожить, а я противогаз натяну — и туда. Ни одна пчела не укусит. Мы живо: раз — и готово. Пошли?

Митяйка не устоял против соблазна отведать меда.

Они обошли село, подобрались с тыла к пчельнику старосты. Ленька выломал в заборе доску и заглянул в сад. Крайний улей стоял совсем рядом. В воздухе гудели пчелы. На солнце они казались золотистыми искорками. Кругом было тихо. «Ну, была не была», — подумал Ленька и полез в щель.

В несколько прыжков он подскочил к улью, еще раз оглянулся, натянул на голову противогаз и поднял крышку улья. Пчелы сердито загудели, столбом поднялись над своим жилищем и ринулись на врага. Но противогаз плотно прикрывал Ленькино лицо. Он ухватил первую попавшуюся раму с сотами. Руки стали липкими от меда. Но тут, к своему ужасу, Ленька почувствовал, что задыхается. Шланг противогаза был чем-то забит, не хватало воздуха. Ленька еще раз попытался вздохнуть — ничего не получилось. В горло полезла какая-то едкая пыль. Он ощутил ее во рту: на языке, на зубах. Ленька закашлялся, бросил соты, сорвал противогаз и, втянув голову в плечи, стрелой помчался к спасительной щели. А пчелы всем ульем ринулись за ним. Они облепили его лицо, шею, руки, нещадно жалили, впивались в тело, точно раскаленные иголки.

Досталось от них и Митяйке, но меньше. Отмахиваясь от разъярившихся пчел, ребята позорно бежали. Остановились они далеко от пасеки, когда пчелы кончили наконец их преследовать. Ленькино лицо стало пухнуть, побагровело, а когда подошли к ржаному полю, совсем затекло. На месте глаз виднелись только узкие щелочки.

— Что это? — воскликнул Василий Григорьевич. — Что с вами?

— Пчелы напали... — нехотя ответил Ленька.

— Какие пчелы?..

Волей-неволей пришлось рассказать все как было. Рассердился Мухарев не на шутку.

— Вас зачем посылали в разведку? Чтоб мед воровать? — отчитывал он сконфуженных ребят. — Так вы храните партизанскую честь? Колхозники от нас защиты ждут, а вы сами грабите? Ты, Голиков, заявление в комсомол подал, а сам вон что!.. И ты, Андреев... Вот смотрите, придем на место, сядете под арест. Это ваш даром не пройдет!

— Да ведь мы у старосты. Предатель он...

Ребятам наконец удалось объяснить Василию Григорьевичу, что на пасеку они забрались не только за медом, но и для того, чтобы насолить предателю. Они доложили о результатах разведки, сообщили, что немцев в селе нет.

— Ладно, — сказал Мухарев. — За разведку спасибо, но все равно нужно подумать, не рано ли вам в комсомол вступать. Хороши будете — в таком виде на собранье явитесь!

Этот разговор сильно расстроил Леньку. Что, если и вправду не примут? Из-за какого-то старосты, из-за его пчел все может рухнуть! Конечно, получилось не совсем ладно. Надо же было им встретить ребят с этим злосчастным противогазом! Обращаться с имуществом не умеют — набили пылью! Если б не противогаз, ничего бы и не было. С голой мордой не полезешь на пасеку...

Ленька лежал во ржи и предавался горестным мыслям.

— Как думаешь, могут и не принять теперь в комсомол? — спросил он Митяйку.

— Не знаю. Говорил я тебе...

— Чего ты мне говорил?.. А к пчелам я теперь и близко не подойду.

Через несколько дней партизаны пришли к Родиловскому озеру. Радист сообщил об этом в бригаду. Отряды уже шли по следам разведчиков. Спустя неделю они тоже были около озера.

К тому времени, когда в отряде созвали комсомольское собрание, лицо Леньки успело приобрести нормальный вид.

Комсомольцев в отряде было немного. Отряд в большинстве своем состоял из пожилых людей, а из молодых только Митяй и Ленька не были комсомольцами. Собрались под соснами на песчаном пригорке, заросшем густым шелковистым мхом. Первым вопросом был прием в комсомол, а по второму вопросу собирался выступить Мухарев. В повестку дня записали: «О партизанской борьбе в новых условиях».

Ленька не помнил, когда еще он так волновался. Вступать в комсомол надо без единого пятнышка, а тут как нарочно эта глупая история с пчельником! Опять же его могут обвинить в горячности или начнут спрашивать по политграмоте. Сам себе Ленька дал слово, что больше никогда не станет горячиться, будет вести себя, как подобает настоящему партизану. Но поверят ли ему комсомольцы?.. Многое будет зависеть от учителя. А что, если он скажет: принимать еще рано. Да при всех расскажет, как лазил Ленька на пасеку за медом. Тут со стыда сгореть можно!

Так терзался Ленька сомнениями, ожидая минуты, когда наконец решится его судьба.

— К нам в комсомольскую организацию подал заявление Голиков, — сказал председатель собрания. — Просит принять его в комсомол...

Ленька составлял заявление два дня. Все казалось не так, а председатель в полминуты его прочитал. Оно было коротким:

«В комсомольскую организацию партизанского отряда командира Гвоздева.

Прошу принять меня в ряды Ленинского комсомола. Хочу комсомольцем сражаться с врагом, гнать его с нашей земли. Если потребуется, готов честно отдать жизнь за нашу Родину.

Партизан Леонид Голиков».

Обсуждали заявление недолго.

— Кто хочет высказаться? — спросил председатель. Комсомольцы молчали. Раздалось несколько голосов: «Знаем его!», «Чего тут говорить?»

— Тогда разрешите мне самому сказать? Председатель хорошо говорил о Леньке. Сказал, что

Голиков достоин стать комсомольцем. Он припомнил случай, когда Ленька не бросил раненого товарища, и предложил принять Голикова в комсомол.

Выступил еще один комсомолец, тоже поддержал, но Ленька сидел как на иголках — ждал, не выступит ли Василий Григорьевич. И вот Мухарев попросил слова.

Он похвалил Леньку за смелость, находчивость, говорил о его преданности Родине, под конец сказал:

— Я думаю, товарищи, Голикова надо принять в комсомол. — У Леньки отлегло от сердца. — Но он должен дать нам слово, что больше не будет совершать опрометчивых поступков, — продолжал Мухарев. — А такие случаи у него бывали.

«Вот сейчас скажет про пасеку», — подумал Ленька. Он густо покраснел и заерзал на месте. Но Василий Григорьевич ни словом не обмолвился об этой истории. Он стал говорить о комсомоле, который во всем помогает партии, о том, как коммунисты и комсомольцы дерутся с врагом, показывают пример в тылу и на фронте.

— Быть комсомольцем — большая честь. Береги ее, Голиков! — закончил учитель.

Стали голосовать. Приняли Леньку единогласно.

Собрание продолжалось. Комсомольцы не заметили, как из кустарника позади них вышел связной штаба бригады, глазами отыскал Мухарева, подошел и отдал ему записку.

— Следующее заявление Андреева Дмитрия, — объявил председатель. — Тоже о приеме в комсомол.

— Одну минуту, товарищи, — прервал его Мухарев. — Придется нам собрание отложить. Из Валдая прилетел представитель фронта. Он будет награждать партизан нашей бригады. Командир Гвоздев прислал записку — приказал построить отряд. Он скоро придет из штаба с представителем фронта. Так что приведите себя немного в порядок и стройтесь.

Но привести себя в порядок партизанам было не так просто. В походах, в разведках, в схватках с врагом они сильно пообтрепались. Многие ходили босиком — разбитые стоптанные сапоги сваливались с ног, а достать другие было негде. Единственное, что содержалось всегда в порядке, — это оружие.

Не прошло и получаса, как на тропинке со стороны штаба появилась группа людей во главе с командиром бригады. Среди них был и представитель фронта. Ленька издали отличил его — невысокого роста, в форме майора. В руке он держал туго набитый портфель.

Глебов поздоровался с партизанами и предоставил слово майору.

Ленька давно не видел советских офицеров. Он не отрываясь глядел на майора, на его фуражку с малиновым околышем, на гимнастерку, на ордена. Было от чего прийти в восхищение. В глубоком вражеском тылу появился советский офицер в полной форме, с пистолетом на ремне, подтянутый и спокойный.

Представитель фронта раскрыл портфель, достал какую-то бумагу. Он посмотрел, куда бы ему положить портфель — партизаны не успели даже сколотить на поляне стол, — и поставил его прямо на землю, прислонив к сапогу, чтоб не упал.

— Товарищи партизаны, — сказал он, — разрешите ознакомить вас с приказом командующего Северо-Западным фронтом о награждении товарищей, отличившихся в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

Майор откашлялся и начал читать:

— «За образцовое выполнение заданий командования в тылу врага и проявленное при этом мужество... От имени и по поручению Президиума Верховного Совета награждаются:

Гвоздев Иван Иванович! Награждается орденом Красного Знамени...»

Гвоздев подошел и остановился перед майором. Представитель фронта достал из портфеля картонную коробочку. На крышке ее было что-то написано.

Майор вынул из коробочки орден и прикрепил его к ватнику командира. Одновременно держать приказ и привинчивать орден было неудобно. Майор сунул бумагу под мышку и, придерживая ее локтем, поправил орден.

— Поздравляю вас с высокой наградой, — сказал он, пожимая руку командира.

— Служу Советскому Союзу! — громко ответил Гвоздев.

— Мухарев Василий Григорьевич! Награждается орденом Красной Звезды.

Ленькин учитель вышел из строя. Улыбаясь, он повернулся к товарищам. Ленька тоже весь засиял, увидя на груди своего учителя красную звезду.

Майор вызвал дядю Василия. Потом назвал фамилию Степана. Гвоздев что-то сказал, и майор положил коробочку с орденом обратно в портфель. Он называл имена других партизан, и вдруг Ленька услышал:

— Голиков Леонид Александрович! Награждается медалью «За боевые заслуги».

Каждый раз, когда выкликали Ленькину фамилию и ему надо было выходить из строя, Ленька очень волновался. Ноги переставали слушаться. А сейчас он совсем растерялся.

Майор прикрепил медаль к Ленькиному пиджаку, поздравил маленького партизана и пожал ему руку. Ленька ответил, как Гвоздев, как его учитель: — Служу Советскому Союзу!

Конец Рихарда Виртца

Генерал Рихард Виртц ехал в просторной легковой машине, откинув голову на подушку. Ночь он провел в Пскове, а на рассвете выехал в Лугу, в корпус, где его ждали неотложные дела.

Виртц уехал бы ночью, но знакомый бригаденфюрер, работавший в полиции, отсоветовал ему: последние две-три недели в этих районах не так уж спокойно. Лучше не испытывать судьбу и ехать днем.

Генерал рассеянно глядел в окно на довольно однообразную дорогу: болотца, лес, открытое поле, редкие селения, снова лес...

Управлял машиной адъютант Виртца — Штольберг. Генерал привык к нему, как привыкают к вещам или домашним животным.

На коленях у Виртца лежал портфель из красной кожи. Генерал ни на минуту не выпускал его из рук. Он взглянул на портфель и задумался о своей поездке в Восточную Пруссию. Это было его третье посещение ставки фюрера. Хотя на этот раз Гитлер и не принял генерала Виртца, но в инженерном управлении все его поздравляли с приятной новостью: секретная мина его изобретения пущена в производство. И патент выдан на его имя. В ближайшее время Виртц получит первые деньги от фирмы Круппа — она взялась выполнять этот военный заказ. А все схемы, чертежи и расчеты лежат в этом портфеле. Хорошо все же, что Виртц послушался бригаденфюрера и не поехал ночью! Не хватало бы с такими документами попасть к партизанам! Да и пакет из инженерного управления тоже мог бы очень их заинтересовать: в нем карта оборонительных сооружений всего участка. Виртц усмехнулся: «Если бы они знали!..»

— Штольберг, — обратился он к адъютанту, — к десяти мы приедем в Лугу?

— Яволь, — не оборачиваясь, ответил Штольберг. Он посмотрел на спидометр. Дорогу нельзя назвать первоклассной, но в среднем удается держать скорость в семьдесят километров. Только у мостов приходится убирать газ. Вот и сейчас впереди показался мостик с деревянными перилами. Штольберг слегка притормозил. Но что это? Генерал и его адъютант увидели, что из-за кучи щебня высунулась рука, и в машину полетел какой-то предмет. Раздался взрыв. Машину подбросило, тряхнуло, и только по инерции она прокатилась еще с десяток метров.

Генерал Виртц хотел что-то крикнуть Штольбергу, но увидел, что его уже нет в машине. Верный адъютант выскочил первым, забыв про своего генерала. Страх охватил Виртца, но мысль работала четко: прежде всего — портфель. Портфель! Спасти его во что бы то ни стало!

Виртц схватил с сиденья пистолет-автомат, выскочил из кабины и бросился в сторону от дороги. Он не видел, как из-за груды щебня выскочил человек и в два прыжка очутился у машины. Если бы Виртц знал русский язык, он понял бы яростный возглас:

— Нет, гад, не уйдешь!..

Генерал услыхал дробный звук выстрелов и противный свист пуль. Потом стрельба прекратилась. Виртц оглянулся... Что такое? Он увидел, что за ним во всю прыть гонится какой-то мальчишка. За ним, генералом Рихардом Виртцем! Ошибки быть не могло, их разделяло всего метров тридцать. Генерал даже разглядел лицо мальчишки — круглое, злое...

Это был Ленька.

Генерал вскинул автомат и сделал несколько выстрелов. Ленька упал и отполз в сторону. Гитлеровец потерял его из виду и побежал снова. Ленька вскочил, выстрелил с ходу — опять мимо. Фашист тоже ответил выстрелом. Пришлось залечь. Расстояние между ними увеличивалось. Оба экономили патроны. Ленька расстрелял уже почти весь диск, а гитлеровец в белом кителе с красным портфелем в руке уходил все дальше и дальше. Вот он опять побежал, стаскивая на ходу китель.

«Хитрит, маскируется, чтобы труднее было попасть», — подумал Ленька.

Офицер сбросил китель и остался в темной сорочке. Действительно, целиться стало гораздо труднее. Фигура его сливалась с зеленью.

Уже больше километра гнался Ленька за убегавшим врагом. Он больше всего опасался, как бы фашист не ушел в лес. Тогда все пропало. Ленька отставал. А бежать быстрее он не мог: мешали тяжелые кирзовые сапоги.

«В сапогах не догнать. Уйдет», — подумал Ленька. Он на секунду присел, стянул сапоги и побежал босиком.

Теперь преимущество было на его стороне. Бежать стало легче, и расстояние быстро сокращалось.

«Только бы хватило патронов! Только бы хватило!..» — думал Ленька и бежал, бежал, нагоняя фашистского офицера. С ходу он больше не стрелял. Останавливался на секунду, давал одиночный выстрел и снова бежал. Но гитлеровец был словно заколдован от пуль. Ленька расстреливал последние патроны. С неимоверной быстротой приближался лес.

«Спокойней надо, спокойней, — уговаривал себя Ленька. — Главное — не горячиться! Спокойнее!»

Он пробежал еще немного и решил: «Если сейчас не попаду, буду гнаться до конца, дам в упор последнюю пулю. Тогда уж — или он, или я». Он остановился, встал на колено, затаив дыхание прицелился и выстрелил.

Попал! Убегавший враг пошатнулся, сделал несколько неверных шагов и грохнулся на землю. Ленька снова бросился вперед. Последнее, что увидел Рихард Виртц, — лицо мальчишки, потное, злое, с закушенной нижней губой.

Ленька взял портфель, автомат и, тяжело дыша, пошел назад. Нашел свои сапоги, обулся. По дороге поднял белый китель и только тогда разглядел на нем генеральские витые погоны.

— Эге!.. А птица-то важная! — сказал он вслух.

Ленька напялил на себя генеральский китель, застегнул его на все пуговицы, засучил рукава, которые свисали ниже колен, и подошел к брошенной машине. Кругом никого не было. Ленька хотел скинуть генеральский китель, но передумал: нагонит товарищей — пусть посмеются. Он заглянул в кабину автомобиля. На сиденье лежала фуражка с золотым позументом. Ленька нахлобучил ее поверх пилотки.

Пора было уходить: со стороны Луги шла грузовая машина. С другой стороны тоже приближались автомобили. Ленька перебежал шоссе и скрылся в лесных зарослях. «Хорошо, что генерал сюда не добежал, — подумал он. — Тут бы я за ним не угнался...»

В отряд Ленька пришел поздно. Как-никак шагать надо было километров пятнадцать. Василий Григорьевич в который уж раз расспрашивал разведчиков, что же могло случиться с Ленькой. Из их рассказов сложилась такая картина.

Накануне вечером разведчики ушли на задание на шоссейную дорогу Псков — Луга. Нужно было выяснить, велико ли движение на дороге, ходят ли машины ночью.

Партизаны до рассвета пролежали на краю дороги. Машины не ходили. Дорога будто вымерла. Только после рассвета прошли два грузовика. Командир группы дал сигнал отходить.

Ленька с молодым партизаном Никитой лежал за кучей щебня. В ответ на сигнал он гукнул несколько раз по-совиному: «слышу, иду». Но в это время на дороге показалась легковая машина. Она быстро приближалась.

— Погоди, Никита! — остановил Ленька товарища, уже поднявшегося было из укрытия. — Шарахнем гранатой — и в лес. Наши далеко не уйдут...

Машина подошла к мостику, скрипнули тормоза. Ленька, размахнувшись, бросил гранату. Грохнул взрыв. Из машины выскочили двое — сначала один, потом другой. Первый сразу упал, срезанный выстрелом Никиты, а другой побежал в сторону.

— Сейчас догоню! — крикнул Ленька Никите и бросился за врагом.

Никита остался на месте. Выстрелы с той стороны, куда скрылся Ленька, утихли. Долго ждать на дороге показалось страшно: Никита был еще неопытен, не обстрелян. Он постоял немного и пошел от шоссе. «Сказал, догонит, — подумал он. — А может, Ленька уже давно впереди. Он шустрый!» Никита пришел в отряд после всех и расстроился, когда узнал, что Леньки еще нет.

Василий Григорьевич уже собирался снаряжать группу на поиски Леньки, когда он сам появился около костра — в белом генеральском кителе, в генеральской фуражке, с двумя автоматами, висевшими на шее, — своим и немецким — и с красным портфелем под мышкой. Вид у него был так уморительно-смешон, что грянул громкий хохот. А Ленька, сделав серьезную мину, подошел к Василию Григорьевичу и отрапортовал:

— Разведчик-партизан Леонид Голиков с задания прибыл!

— Не балагурь, Ленька. Где ты был?

Леньку так и подмывало сказать что-нибудь смешное, повеселить партизан. Он уже раскрыл рот, но Мухарев перебил его:

— А это у тебя что? — указал он на портфель из красной кожи.

— Портфель с документами. Взял у генерала.

— Покажи-ка... — Василий Григорьевич взял портфель, раскрыл его, перелистал несколько бумаг. Немецкий язык он знал плохо, но, обнаружив карту с расположением огневых точек, заторопился:

— Сейчас же идем в штаб бригады. Документы, кажется, важные. Дядя Василий, возьми двух людей для охраны. Пошли!

Ленька как был в белом генеральском кителе с засученными рукавами, так и предстал перед начальником штаба Трофимом Петровым.

— Ты чего это так вырядился? — засмеялся тот. Василий Григорьевич доложил. Начальник штаба стал серьезным. Пока вызывали переводчика, он расспрашивал Леньку, где добыты документы, при каких обстоятельствах, смотрел карту...

Леньку попросили подождать, а Петров с переводчиком и Василием Григорьевичем заперлись в блиндаже.

Вскоре в штабе поднялась какая-то суматоха. Срочно вызвали радиста. Он зашел в штабную землянку и сейчас же побежал к радиостанции. Вышел из блиндажа и Василий Григорьевич.

— Ну, Леонид, молодец! — сказал он. — Такие документы и опытный разведчик раз в сто лет добывает. Про них сейчас в Москву сообщать будут. Вот какие твои документы!..