Первая разведка

С наступлением весны отряд Гвоздева перешел дальше на запад, к берегам Шелони, на границу партизанского края. Место здесь было посуше, болота остались позади. Штаб бригады тоже был рядом — где-то в районе Паревичей — небольшого села, раскинувшегося около леса. Вокруг Паревичей — одни ближе, другие дальше — обосновались и остальные отряды партизанской бригады. Это глухое село называли партизанской ставкой. Около Паревичей оборудовали полевой аэродром, на котором принимали самолеты из советского тыла, а в деревне Ржаные Роги, стоявшей на краю болот, километрах в пятнадцати от границы партизанского края, открыли госпиталь. Гитлеровцы и не предполагали, что у них под носом расположилась целая партизанская бригада со своими тылами, с госпиталем, с полевым аэродромом. Противник вел себя здесь осторожно, особенно после того, как в конце зимы в деревне Тюриково партизаны разгромили большой отряд карателей. Было это давно, но в партизанских отрядах до сих пор шли разговоры об этом бое.

Как-то раз свежим весенним вечером, когда партизаны сидели у костров, в отряд верхом прискакал связной и передал командиру записку из штаба. Ожидая ответа, он подсел к огню. Закурили, разговорились, и выяснилось, что связной сам был участником боя в деревне Тюриково.

Когда Ленька с Митяем подошли к костру, связной рассказывал, как было дело.

— ...Как тут быть? — говорил партизан. — Сил, знаем, много. Карателей сотни четыре будет. Выгрузились они на станции и тронулись пешим порядком на Дедовичи. Каратели только со станции вышли, а мы уж знаем. Верховые прискакали; так и так, сообщают, отряд идет. Ну, поднялись мы по тревоге ночью. Мороз был, ветер. Вышли наперерез, и удалось нам «языков» захватить.

Шли фрицы в разведку, да на нас и напоролись. Доставили их к нам в штаб, стали выспрашивать, как да что, а один и сболтни: «Пароль, — говорит, — у нас «Пан Шпицкий». Сказал еще, что у всех карателей на рукавах белые повязки нашиты, чтоб, значит, ночью в случае чего не перепутать. Нас тут и осенило!.. Мигом запрягли десяток подвод, на каждую подводу по четыре человека сели — и прямым ходом в Тюриково. На первой подводе переводчик сидел, по-ихнему болтает как бог, а я как раз ездовым был. Въехали мы рысцой в деревню. Смотрим: часовой на дороге. Пароль спрашивает. Ну, мы ему отвечаем как положено: «Пан Шпицкий». А Шпицкий у них командиром был. Часовой пропустил: видит, белые повязки у всех и пароль знают — все чин по чину. Ему и невдомек, что это партизаны пожаловали. Едем дальше, посреди села еще часовой. Опять «пан Шпицкий» выручил. Переводчик наш спрашивает: «Где штаб?» — «Тут», — отвечают. А нам того и надо! Гранаты в окна — и пошло!.. Что тут делалось!.. Другие отряды к нам подоспели. Из карателей мало кто ушел. И трофеев захватили порядком. Одних подвод с лошадьми восемьдесят, да оружие, да продовольствие. А у нас четверо убитых да шесть раненых. Их сразу в Ржаные Роги отправили. Вот тебе и «пан Шпицкий»!.. Партизан вскоре уехал, а около костров долго еще шли разговоры про партизанскую хитрость.

— Вот это да! — сказал Ленька. — Нам бы так!..

— А что, не смогли бы?.. Хоть бы разок в разведку сходить! — Митяй так и не побывал в разведке, когда Ленька ходил с партизанским обозом.

— Давай попросимся? Может, пустят. Можно бы знаешь как? Зайдем в деревню — и к ребятам. У них все можно выспросить.

Не откладывая дела в долгий ящик, отправились искать учителя. Между собой они так его и звали: учитель.

Мухарев и Гвоздев сидели под сосной у костра и о чем-то тихо беседовали. Мальчики подошли к ним, и Ленька, прокашлявшись, выпалил:

— Товарищ командир, разрешите нам на задание сходить. Пустите нас с Митяем, товарищ командир!

Гвоздев задумался. Они с Мухаревым только что совещались о том, как бы похитрее провести налет на немецкий гарнизон. Следовало разведать блиндажи, но пускать ребят одних было страшновато.

— Пусть учитель решает. Он командир разведки, я в его дела не могу вмешиваться. — Гвоздев повернулся к Мухареву: — Как, Василий Григорьевич, не рано их на самостоятельную работу пускать?

— По-моему, пора, — ответил учитель. А ребятам сказал: — Я зайду к вам, вместе подумаем, как блиндажи разведать. Завтра пойдете.

* * *

...Митяй и Ленька шли ранним утром к деревне, где враги построили блиндажи и огневые точки.

— Знаешь что, Митяй, — сказал Ленька, когда они прошли большую часть пути и приближались к деревне. — Будь другом, дай мне твой автомат. Нужен он мне во как!

— Ишь ты какой! А мне не нужен?

— Себе самозарядку возьми. Бьет что надо, немного длинновата только, за кусты цепляется. Ты мне только на засаду дай. Знаешь, что мы сделаем?..

Ленька выложил свой план. Вместе обсудили его; и Митяй, хоть и без большой охоты, отдал Леньке автомат, а себе взял самозарядную винтовку.

Маленькие разведчики обошли стороной деревню, вышли к дороге, осторожно выглянули из-за кустов и сразу увидели три блиндажа.

— Ты примечай лучше, — прошептал Ленька, — придется план рисовать. Вон откуда к блиндажам лучше всего подобраться.

Дорога, что вела от деревни к блиндажам, оставалась безлюдной, и ребята свободно могли наблюдать. Они заметили еще две огневые точки с торчащими из амбразур стволами пулеметов. Но не только ради блиндажей просился Ленька в разведку. Он решил во что бы то ни стало встретиться с фашистами. Место для засады было не совсем подходящим: кустарник здесь рос слишком жидкий, с дороги разведчиков могли заметить солдаты. Перешли ближе к блиндажам. Здесь дорога круто поворачивала в сторону, а кусты подходили к самой бровке.

Ребята ползком перебрались на новое место, нашли неглубокую канавку и залегли. Ждать пришлось долго... Ближе к полудню от блиндажей к деревне прошел солдат с целой сыязкой пустых котелков. Он прошел почти рядом. Ленька видел даже гвозди на его кованых сапогах. Но одного солдата решили не трогать.

— Значит, у них здесь человек двадцать, не меньше, — шепнул Ленька, когда солдат прошел. — Видал, сколько он котелков понес?

— Надо бы его снять. Других разве дождешься?

— Молчи! Слышишь?..

Со стороны деревни донеслись голоса и смех. Скоро послышался топот ног. Ленька чуть приподнял голову, посмотрел вдоль дороги. Беспечно болтая, к ним приближались немецкие солдаты. Видно, не раз они хаживали по этой дороге и чувствовали себя здесь в полной безопасности. Руки их были заняты котелками, а на рукавах черных мундиров виднелись отличительные знаки эсэсовцев — череп и две скрещенные кости. Точно таких же карателей видел Ленька в своей деревне.

Ребята затаили дыхание. Прошло несколько секунд. Ленька не мигая следил за врагами. Слышнее стали голоса солдат, нарастал гулкий топот их ног.

Еще несколько шагов сделали солдаты. Теперь пора!.. Нет, пусть подойдут ближе — вон к тому валуну, торчащему у дороги... Пора!.. Ленька дал длинную-предлинную очередь. Лежа, закусив нижнюю губу, он водил автоматом, поливая огнем ненавистных врагов. В глуховатый треск автомата вплелись резкие винтовочные выстрелы, Митяйка почти в упор бил из Ленькиной самозарядки.

Бывают события, которые измеряются долями секунды. Солдаты один за другим замертво падали на землю. Гремели покатившиеся по дороге котелки, кто-то испуганно вскрикнул и замер. Ленька мгновенно выскочил на дорогу, схватил черный автомат и прыгнул обратно в кустарник.

— Айда! Жми что есть духу! — крикнул он Митяю.

Ветви хлестали по лицу, ноги цеплялись за тонкие корневища, оружие оттягивало руки... Так бежали, пока совсем не выбились из сил. Оба повалились на землю, по-весеннему влажную, глянули друг на друга. Глаза у Леньки сияли.

— Вот, гады, будут теперь знать!.. Взволнованные, ворвались мальчишки в партизанский лагерь.

— Товарищ командир разведки!.. Василий Григорьевич!.. Разрешите доложить... Разведчики Голиков и Андреев с задания прибыли!

Ленька с Митяем наперебой докладывали о разведке, о том, что видели, как обнаружили огневые точки.

— А этот автомат, Василий Григорьевич, вам в подарок. У них там небось во какой переполох идет!..

— Подождите, подождите! — Мухарев ничего не мог понять. — Какой автомат? Откуда?

— Да мы ж на них засаду сделали!

— Э, да вас, кажется, ругать надо, — нахмурился Василий Григорьевич. — Вас куда посылали? В разведку?

— В разведку...

— А про засаду вам кто говорил? Ребята молчали.

— Значит, сами? А знаете, что вы нам все дело испортили? Переполошили немцев. Они теперь ни днем, ни ночью близко нас к себе не подпустят. Налет на гарнизон придется откладывать. В разведке разве так делают? Тихо надо, без шума. Выходит, вы мой приказ нарушили! — Мухарев строго взглянул на ребят. — Ну ладно, автомат вы принесли, а еще что?

— А чего же еще?

— Ну а документы взяли?

— Нет...

— Вот тебе и разведчики! Раз уж засаду сделали, до конца надо доводить. Ну, «языка» вам притащить не под силу, а документы почему не взять? Сейчас бы мы все знали: какая часть, откуда прибыла, может быть, приказ бы какой нашли, письмо... Ну ладно, идите отдыхать. Но смотрите, чтобы первый и последний раз это было! Теперь вам в разведку частенько придется ходить.

Ленька и Митяй стояли грустные. Учитель посмотрел на них и улыбнулся.

— А все-таки вы молодцы! — неожиданно для ребят сказал он.

Ребята, опустившие было носы, просияли.

— Как же это мы не сообразили? — говорил потом Ленька. — Документы бы раз-раз — и готово. Поспешили мы, вот что! Ладно, в другой раз умнее будем.

С этого дня Ленька и Митяй стали полноправными разведчиками в отряде Гвоздева.

Партизанские будни

Судя по всему, гитлеровцы затевали что-то серьезное. В немецкие гарнизоны, расположенные вдоль границ партизанского края, шло пополнение, прибывали регулярные войска с артиллерией и даже танками. Положение в лесной республике становилось все более напряженным. Но и партизанские силы крепли, отряды пополнялись все новыми людьми. Новичков в отряды сразу не допускали. После проверки их зачисляли в отдельные группы — опасались предательства. Из штаба бригады сообщили, что участились случаи, когда под видом добровольцев в партизанские отряды приходят засланные гитлеровцами шпионы.

В то утро дядя Василий, Степан и Ленька с Митя-ем возвращались с задания. Они подходили к лагерю, когда навстречу им из кустарника вышел оборванный человек в вылинявшей красноармейской рубахе. Был он без оружия, но партизаны на всякий случай приготовили автоматы.

— Ты чего здесь болтаешься? — спросил его дядя Василий. — Подходи ближе!

Незнакомец боязливо подошел к партизанам, обросший, худой.

— Из плена бежал, — не дожидаясь вопросов, заговорил он. — Две недели скитаюсь. Хочу фронт перейти или к партизанам податься. Может, пособите?

— Это уж ты с начальством разговаривай, — ответил дядя Василий. — А наше дело тебя куда следует доставить, для порядка. В лесу бродить нечего.

Человек не вызывал подозрений. Людей обездоленных, не желавших смириться, бежавших из плена или от гитлеровских карателей было немало.

По дороге незнакомец рассказал, как окружили их часть, как попал он в плен, как мучился в лагере под Старой Руссой. Говорил он сбивчиво, стараясь побыстрее выложить все, что у него накопилось. Назвал он себя Григорием Шилкиным.

Перед лагерем, возле первого поста, дядя Василий остановился.

— Дальше не пойдем, — сказал он. — Беги, Митяй, за учителем. Скажи: человека задержали, в отряд просится.

— Не задержали, а сам пришел, — поправил Шилкин.

— Пока не проверен — задержанный. Люди бывают разные. Ты по добру пришел, а иной норовит какую-нибудь пакость сделать.

Сели на траву, ожидая, пока прибежит Митяйка с командиром разведки.

— Пока суд да дело, перекусить надо. — Дядя Василий развязал мешок, достал кусок мяса и несколько картофелин. — Поправляйся, — предложил он Шилки-ну. — Хлебца вот только нет.

— А у меня свой есть. — Шилкин вытащил из-за пазухи начатую буханку, завернутую в тряпицу, и протянул дяде Василию.

Дядя Василий отрезал ломоть, стал медленно жевать. Говорили о том о сем, но Ленька заметил, что дядя Василий не спускает глаз с рук незнакомца и время от времени косится на свой автомат.

Вскоре подошел Василий Григорьевич. Дядя Василий поднялся навстречу, шепнул ему несколько слов, и они подошли к Шилкину.

— Так в отряд, стало быть, хочешь? — раздумывая, сказал Мухарев. — А скажи, пожалуйста, откуда у тебя, парень, немецкий хлеб взялся?

Василий Григорьевич спросил об этом как бы между прочим, лицо его было совершенно спокойно, только под широкими скулами двигались желваки. Но незнакомца вопрос застал врасплох. Глаза его беспокойно забегали, он весь сжался, побледнел.

— Какой немецкий?.. Да это... это наш... Мне в деревне дали. А может, и правда немецкий. Я и не глянул. Когда жрать охота, не разбираешь. — Шилкин хихикнул, пытаясь обернуть все в шутку.

— Степан, обыщи гражданина, — распорядился учитель.

В карманах Шилкина ничего подозрительного не нашли.

— Скидай сапоги! — приказал Степан.

— Да что вы, ребята? За кого вы меня принимаете? Обидно даже... — Шилкин нехотя стянул сапоги.

Сапоги были крепкие. Только в одном месте подкладка голенища была подпорота. Степан сунул туда пальцы и нащупал что-то жесткое. Разведчик надорвал подкладку дальше и вытащил несколько плотно свернутых бумажек. Лицо Шилкина исказилось страхом, он упал на колени:

— Товарищи, простите меня! Я бы сам все рассказал! Выходу никакого у меня не было. Товарищи!

На предателя было противно смотреть.

— Не здесь товарищей ищешь, — нахмурился Степан.

— Связать и доставить в штаб, — приказал Муха-рев.

Предателю скрутили руки, и дядя Василий со Степаном повели его в штаб.

— Стало быть, не разбираешь, чей хлеб жуешь, когда жрать охота? — зло сказал дядя Василий. — Вот и подавился. Чужой хлеб, он всегда поперек горла встает!

На другой день предателя расстреляли. А на допросе Шилкин показал: завербовал его немецкий майор. Фамилии майора Шилкин не знал, а звали его Виктором Николаевичем. Майор хорошо говорил по-русски.

* * *

Прошло несколько дней. Ленька с Митяем, пригревшись на солнцепеке, рассказывали друг другу о своей жизни до войны. Здесь их и обнаружил Василий Григорьевич.

— Ну, орлы, поднимайтесь, работа для вас есть. В разведку пойдете.

Ребята придумали свой способ разведки. Несколько раз ходили они в отдаленные деревни, иной раз уходили километров за пятнадцать, и все кончалось благополучно. На этот раз тоже решили действовать проверенным способом.

Ленька разулся, скинул свой пиджачок и остался в полосатой старой рубахе. Потом он вытащил из мешка нищенскую холщовую суму, которую сшил ему дядя Василий, и перекинул ее через плечо. В таком же виде предстал и Митяйка. Свои вещи ребята уложили в мешки и вместе с оружием отдали дяде Василию. Но ему сегодня нездоровилось. У него был жар, и по всему было видно, что ходит он через силу.

— Все-то я не донесу, половину Степану отдайте, — сказал он.

Степан взял часть имущества. Дядя Василий внимательно осмотрел мальчиков. Так делал он каждый раз перед тем, как они уходили в разведку.

— А куски где? Какие же вы без кусков нищие?!

— Мы по дороге насобираем.

— Соберете, нет ли, а куски в суме должны быть. Да разных берите. Не как в прошлый раз — нарезали от одного каравая...

Василий Григорьевич достал из планшета карту, подозвал к себе ребят.

— Сейчас мы находимся вот здесь, — показал он. — А немецкий гарнизон должен быть в этом селе. Дорогу видите? Вот по ней и ступайте. Отсюда километров двенадцать. Разузнайте все: кто стоит, сколько солдат, какое оружие. Нас тут, может, и не застанете. Приходите тогда на старое место. Да глядите, поосторожнее...

Мухарева позвал командир отряда. Ребята, набросав в сумы хлебных корок, были готовы в путь.

— Ну вот, теперь вы заправские побирушки, — удовлетворившись осмотром, сказал дядя Василий.

Ленька взъерошил волосы, протянул руку и плаксиво заголосил:

— Пода-а-айте сиротам на пропита-а-анье!..

Лицо он состроил жалостное, но в глазах горели задорные, веселые искорки. Митяйка подтягивал тоже, и вдруг, — будто сговорившись, они разом запели партизанскую частушку:

Ребята пели и приплясывали, потом сорвались с места и помчались вдоль улицы, сверкая голыми пятками. Партизаны засмеялись.

— Вот пострелы!.. — сказал дядя Василий. — Ничего их не берет!

В самом прекрасном настроении ребята шли по дороге. Разговаривали снова о прошлой жизни, о школе, о рыбной ловле.

— Теперь бы где перемет достать или бредень! — мечтательно произнес Ленька.

— А я на блесну люблю ловить...

— Кончится война, пойду в плотовщики: на реке здорово! А потом учиться буду по этому же делу. Есть, наверно, такой техникум, который настоящих мастеров готовит. А ты кем будешь?

— Не знаю, — ответил Митяй. — Охота мне токарем стать, на заводе работать...

Ребята вошли в село и для начала стали ходить по избам. Они останавливались под окнами и на разные голоса тянули:

— Пода-а-айте милостыньку на пропитание!.. Навстречу им шел немецкий офицер. Ребята к нему:

— Пан, дай броду, пан!

Офицер даже не поглядел на ребят.

— Вот жадоба! И не смотрит! — прошептал Митяй. Ребята вышли на середину села. Здесь было более людно.

— Гляди, — Ленька подтолкнул Митяя локтем, — только что прибыли!

Под распустившимися ветлами в тени изб стояли грузовые машины, военные повозки на железном ходу, рыжие короткошеие лошади и даже танкетки. Солдаты разгружали машины, носили в избы какие-то сундуки, ранцы, ящики. Несколько человек мылось около колодца; они плескались холодной водой и гоготали.

Разведчики подошли к дымившей полевой кухне.

— Пан, дай броду, — как можно жалостнее попросили они у повара в белой куртке.

Повар сунул в котел длинную вилку, наколол кусок мяса и протянул ребятам — один на двоих. Довольные, что теперь они могут, не вызывая подозрений, «законно» посидеть здесь, Ленька с Митяем уселись на завалинке и стали медленно жевать мясо.

За это время они узнали много интересного. Подсчитали, что на этой улице стоит четырнадцать автомашин-транспортеров, а в каждой помещается человек по двадцать солдат. Мимо прошли два полицая с немецкими винтовками. Один сказал:

— Придется завтра не спать ночь. За Шелонью будут... — Полицаи удалились, и ребята не расслышали конец фразы. Но и то, что они услыхали, было очень важно.

Потом осторожно расспросили местных ребят, много ли в селе гитлеровцев, где лучше собирать милостыню. Ребята сказали, что чуть дальше, в бывшем правлении колхоза, есть офицерская столовая. Там иногда можно кое-чем поживиться.

Главное, что требовалось выяснить, разведчики уже узнали, но все же пошли к офицерской столовой: может, удастся услышать еще что-нибудь важное. Встав у двери столовой, мальчики начали попрошайничать. Это быстро им надоело, а главное, не давало никаких результатов. Гитлеровцы проходили мимо, не глядя на ребят. Мальчики собрались уже уходить, когда к столовой подошли трое в военной форме и один в штатском — в косоворотке и пиджаке. Косоворотка была подпоясана белым витым пояском, и шелковые кисти болтались из-под пиджака.

— Пода-а-айте сиротам на пропитание!.. — тонкими голосами затянули ребята.

Человек в штатском посмотрел на Леньку и сказал, наклонившись к соседу:

— Вот кого надо воспитывать в немецком духе! Они должны быть у нас опорой великой Германии.

Сказал он это по-русски. Офицер что-то ответил по-немецки, и группа остановилась подле ребят.

— Сколько тебе лет, мальчик? — спросил один.

— Тринадцать, — соврал Ленька.

Задававший вопрос, видимо, был переводчиком. Он что-то сказал по-немецки и снова спросил:

— Тебе нравятся немецкие солдаты?

— Ничего... Только есть хочется, — пробурчал Ленька и опять затянул плаксиво: — Пода-а-айте бедным сиротам на пропитание!

Офицеры засмеялись, а человек в штатском похлопал Леньку по плечу и громко сказал:

— Теперь вам надо учиться немецкой культуре. Мы все должны служить фюреру!

Ленька брезгливо поежился.

К вечеру, сделав за день километров двадцать, ребята вернулись в село, покинутое утром. Жители отсюда ушли, и на улицах было пусто. Разведчики встретили только партизан из другого отряда, которые тоже покидали село. Хаты стояли с распахнутыми дверями, все говорило о поспешном бегстве. Но жители все же успели забрать с собой почти весь домашний скарб, скот, птицу. На улицах не осталось ни единого живого существа — ни собак, ни кошек. Только около школы одиноко бродили две забытые курицы — белая и огненно-рыжая. Ребята заметили их еще издали.

— Поймаем? — предложил Митяй. — Теперь они все равно ничьи.

— Давай! Как раз дяде Василию притащим. Куриного бульончика ему хорошо попить — сразу поправится!

Но в это время возле школы, откуда ни возьмись, появился незнакомый партизан с автоматом за плечами. Он ловко подманил к себе кур, загнал их в раскрытую дверь школы и, заглянув туда, не выскочат ли они в окно, плотно закрыл дверь и уселся на ступеньках, видно, кого-то поджидая. На другой стороне улицы были привязаны оседланные лошади.

— Ловко он наших кур заграбастал! — огорченно сказал Митяй. — Немного мы опоздали.

— А знаешь что, — предложил Ленька, — давай как он, так и мы. Я ему буду зубы заговаривать, а ты с заднего хода — за курами. А встретимся около речки. Ладно?

Митяю не надо было повторять дважды. Он воротился назад, перемахнул через плетень и с другой стороны незаметно подобрался к школе.

— Здравствуйте, — громко сказал Ленька, не зная еще, с чего начать разговор с партизаном.

— Здравствуй! Чего тебе?

— Так просто... Спросить хочу. Ты партизан?

— Ну, партизан, а что?

— А у вас ребят в партизаны берут?

— Каких ребят?

— Ну как я.

— А на что ты годен? У нас что, детский сад?

За дверью беспокойно закудахтали куры. Партизан прислушался, отодвинулся от двери, собираясь взглянуть, чем встревожены его пленницы. У Леньки аж сердце замерло: откроет он дверь — и все пропало!

— Дядь, а дядь! — чуть не крикнул он. — Это не твои лошади? Глянь-ка, отвязалась одна. Уйдет ведь!

— Где? — Партизан испуганно вскочил. — Где отвязалась? На месте стоит.

— Разве на месте?.. И правда. А мне показалось... Вон та, гнедая...

Ленька отвлек внимание партизана, и тот не стал открывать дверь. Да и шум прекратился, за дверью наступила полная тишина.

Прошла минута-другая, и со стороны реки послышался условный свист: Митяй был уже далеко.

— Ну ладно... — неопределенно сказал Ленька и рысцой побежал под гору к речке.

Митяй поджидал его. За это время он успел свернуть головы обеим курицам и держал их за ноги. Одну он передал Леньке, а другую понес сам.

— Чего ты там расшумелся?! Разведчик тоже! — сердито бросил Ленька, когда ребята переправились через Шелонь и шли полем к видневшемуся впереди лесу.

— Это куры расшумелись, а не я. Они же не разведчики. Я их в самый дальний класс загнал, поймал, сам в окошко — и к реке.

Размахивая добытыми трофеями, мальчики весело шли открытым полем. Настроение было хорошее. В этот день удача с самого утра сопутствовала ребятам. Но вдруг позади себя они услышали конский топот и, оглянувшись, увидели двух всадников. Всадники быстро приближались. В одном из них ребята узнали партизана, который загонял кур. Другой был в защитной фуражке, в кожаной куртке, перетянутой ремнем, а на ремне в деревянной кобуре болтался маузер. Его лицо густо заросло смоляной бородой. Ленька узнал его: в прошлом году, когда возили партизанам сено, он видел его в лесу.

— Товарищ Глебов, они это и есть, — услыхали ребята. — Вы что же это, кур воровать?!

Глебов осадил коня.

— Так это они тебя объегорили? Вы откуда, ребята?

— Разведчики мы, партизаны, — решил признаться Ленька.

— Вы разведчики? — удивился Глебов.

— Да, из гвоздевского отряда.

— Ну, значит, плохие разведчики, если рассказываете все первому встречному.

— А я вас знаю, товарищ Глебов. В прошлом году под Лукине вам сено возил.

— А ведь правильно! Помню. Тогда другое дело. А что это у вас? — кивнул он на нищенские сумки. — Почему в таком виде?

— К немцам в тыл ходили. Вроде как побираемся...

— Э, да вы хитрецы! Недаром моего Гридина обманули. Ну и что же вы в разведке узнали?

Глебов соскочил с коня. Он достал карту и внимательно посмотрел маршрут, по которому шли разведчики.

— Так... Хорошо... Так... — повторял Глебов, слушая ребят. Но дела были далеко не блестящие.

— Значит, здесь вы сами видели шесть танкеток?

— Да. И четырнадцать машин с пехотой. А полицаи что-то говорили про сегодняшнюю ночь.

— Хорошо работаете! Все это очень важно. А как зовут тебя?

— Ленькой.

— А фамилия?

— Голиков. А его Андреев Дмитрий.

— Так вот что, Голиков, — командир бригады перешел на официальный тон. — Сейчас я напишу записку, немедленно доставь ее Гвоздеву. Немедленно, повторяю, А тебе, Гридин, — обратился он к своему ординарцу, — придется в другой отряд сгонять. Я здесь один доеду.

Глебов положил кожаный планшет на круп лошади и принялся писать. Ординарец подошел к ребятам и тихо, чтобы не слышал командир, сказал:

— Вот что, щеглы, давайте по-мирному: вам и мне — по одной курице. Семену Михайловичу надо сварить. Не ест ничего...

— На, бери! — Ленька протянул ему белую курицу. — Нам тоже не самим есть: у нас дядя Василий заболел.

Гридин сунул курицу под пиджак. Тем временем Глебов приготовил записки. Одну он передал Леньке, другую ординарцу.

— Так имейте в виду, что дело очень важное, — предупредил он еще раз. — Доставьте немедленно.

Он вскочил на коня и поехал по дороге, а ординарец свернул влево и невспаханным полем поскакал к перелеску.

Часа через полтора Ленька и Митяй были в отряде.

Они передали Гвоздеву записку комбрига, а еще через час, хотя не успела сгуститься темнота, отряд Гвоздева снялся и пошел на запад. Шли всю ночь. К рассвету остановились на дневку в глухом лесу.

Встреча с «предателем»

Партизаны разгадали план карателей. Из партизанского края вышла не только бригада Глебова, но и другие. На реке Шелони оборону держали лишь небольшие партизанские силы. Гитлеровцы считали, что ловушка захлопнулась, и нанесли удар — по пустому месту. Тем временем партизанские бригады перешли дальше на запад. Отряд Гвоздева появился сначала в Пожеревицком районе, потом в Ашевском, через некоторое время снова вернулся в партизанский край и опять, путая расчеты фашистов, повернул на Выбор, на Новоржев, на Пушкинские горы.

Работы у разведчиков теперь стало еще больше. Ленька похудел, осунулся, но был по-прежнему весел. Разведчики уходили из отряда на несколько дней, узнавали о расположении вражеских гарнизонов, разведывали подходы к железной дороге, сопровождали минеров, сами рвали мосты и, усталые, возвращались на то место, где стоял отряд. А отряда часто на месте уже не было. Разведчики находили только потухшие костры да брошенные шалаши. Тогда по условным знакам, известным только партизанам, разведчики разыскивали ушедший отряд.

Была середина июня, когда отряд Гвоздева получил задание разгромить соседний гарнизон, расположенный в деревушке неподалеку от Ашева.

Вместе с Митяйкой, своим неразлучным спутником, Ленька дважды побывал в той деревне, на которую партизаны готовились совершить налет. Кроме немцев, стоял здесь отряд полицаев, завербованных среди предателей.

Деревню днем и ночью усиленно охраняли. В последний раз ребятам удалось добыть важные сведения. Правда, получилось это случайно, но, если бы не пошли они в деревню, не подвернулся бы такой случай. Оборванные и грязные, шли мальчики с нищенскими сумками по деревенской улице, поросшей травой. Они прошли половину деревни, стучались под многими окнами, но интересного ничего пока не узнали.

— Пойдем на ту сторону, — предложил Ленька. — Может, опять к казарме подойдем.

Вражеская казарма находилась в двухэтажном кирпичном доме за поворотом улицы.

Митяйка шел немного впереди. Вдруг он за что-то зацепился ногой.

— Гляди-ка, веревку нашел! — нагнувшись, воскликнул он.

Бечевка была тонкая, витая — такая на что угодно сгодится. В густой траве ее почти не было видно. Митяйка поднял ее, потянул. Она не подалась. Видно, концом была за что-то привязана.

— Эх ты, слабосильный! Дергай сильней, — сказал Ленька.

Митяй рванул. Веревка тянулась к кирпичному дому. Там зазвенел колокольчик.

— Брось! Сигнал это! — испуганно прошептал Ленька. — Пошли скорее!

Ребята перебежали улицу и зашли в первый попавшийся двор. Мимо к околице спешили гитлеровские солдаты и несколько полицаев. В деревне поднялась тревога.

Немного переждав, ребята снова вышли на улицу. Прошли к кирпичному дому. Конец бечевки был привязан к колокольцу, подвешенному на крыльце.

— Ишь как хитро придумали! Один конец на околицу к патрулю, другой сюда. Чуть что — подмогу зовут. Пойдем с другой стороны глянем.

Ребята прошли на другой край деревни. У последней избы расхаживал часовой. Около него была такая же сигнальная веревка. Ребята свернули на огороды, прошли мимо бань и спустились в овражек. Делать в деревне было больше нечего.

Для партизан открытие ребят имело большое значение. Перед налетом двое разведчиков проползли вдоль плетней в деревню и перерезали сигнальные веревки. Группа других партизан обрывистым берегом ручья прокралась к баням, бесшумно сняла часовых и ворвалась в деревню. Партизаны окружили кирпичный дом, но гитлеровцев захватить врасплох не удалось. Окна нижнего этажа были забиты досками — гранатами не закидаешь. Толкнулись к двери — заперта. Осторожно постучали. В ответ из верхнего окна ударили автоматы. Партизаны прижались к стене, перебежали за угол. Таиться больше не было смысла. Степан бросил под дверь гранату. Она с грохотом взорвалась, но плотная, обшитая железом дверь не подалась.

— Тут противотанковой рвать надо, — сказал Степан.

Хотели попробовать отодрать доски на окнах, но гитлеровцы и полицаи стреляли из автоматов и не подпускали близко.

— Да что ж это, долго мы будем с ними в бирюльки играть? — обозлился Степан. — Эй вы, полицаи! — крикнул он громко. — Сдавайтесь, не то весь дом взорвем, взлетите вверх тормашками. Выходи, кому жизнь дорога!

Осажденные не отвечали.

— Тащи жердь! — распорядился Степан.

Ленька с Митяем побежали на огороды, вывернули из городьбы длинную жердь и притащили к дому. Степан подвязал на ее конце несколько пачек тола, приладил взрыватель, заложил шнур. Шест прислонили к стене так, что заряд оказался в простенке между окнами. Подожгли шнур. Укрывшись за домом, ждали взрыва. Притихли и гитлеровцы, недоумевая, почему партизаны прекратили атаку. Прошло три, пять минут — шнур сгорел, а взрыва не получилось.

— Ленька, ищи вожжи, да живо! Поставим упрощенный взрыватель.

В отряде Степан считался специалистом-подрывником.

Ленька толкнулся в одну, в другую хату. Ему не открыли. Люди не спали, но открывать боялись. Около третьей избы стояла лошадь, запряженная в телегу. Ленька собрался стучать, но заметил, что дверь не закрыта. Вошел в сени. В избе слышался топот ног, сдержанный говор. Ленька приготовил винтовку и заглянул в дверь. Он не поверил своим глазам — посреди избы стоял дядя Василий и торопил суетившихся женщин. Старуха одевала сонного мальчика, а молодая увязывала в одеяло собранные наспех вещи.

— Да собирайтесь вы скорее, бабы! — говорил дядя Василий. — Барахло это еще десять раз наживете. Ну, куда тебе рогачи нужны? — обрушился он на старуху, которая, одев мальчика, начала полотенцем связывать рогачи. — На кой леший они тебе в лесу? Пошли!

— Дядя Василий, — окликнул Ленька, — здесь у вас вожжи есть?

— А ты чего здесь? — уставился на него дядя Василий.

— Вожжи ищу. Для взрывателя. Фашистов будем глушить, как чухмарем. Есть вожжи-то?

Но он и сам уже приметил вожжи, висевшие на деревянном гвозде.

— Возьми, — сказала старуха, — да принеси смотри!

— Куда это он тебе принесет? — теряя терпение, спросил дядя Василий. — Аль вожжи здесь ждать будем?

— Это уж я так, по привычке, — ответила хозяйка. — Бери, бери, милый. Куда они нам, вожжи-то?

Ленька схватил пеньковые вожжи и выбежал из избы. «Чего это дядя Василий мудрит? Кого это он увозит?» — подумал он, но размышлять не было времени.

Степан уж, наверное, ругается, что Ленька замешкался.

К упрощенному взрывателю привязали вожжи. Степан снял предохранительную чеку, и шест с зарядом тола снова поставили в простенок.

— Отходи! — предупредил всех Степан.

Но гитлеровцы почуяли неладное. Из верхнего окна одна за другой полетели гранаты.

— Ложись! — крикнул кто-то.

Все бросились на землю. Упал и Ленька; рядом с собой он увидел деревянную рукоятку, торчавшую одним концом в колее дороги. «Не граната ли?» — успел подумать он. В этот момент земля рядом с ним вспыхнула желтым огнем. Взрыва он не услышал, да и вообще больше ничего не чувствовал. Не помнил он, как его оттащили за угол, не видел, как взорвался снаряд, разворотив простенок в верхнем этаже.

Очнулся Ленька в телеге от резких толчков. Боли он не чувствовал. Хотел встать — и не смог. В ногах, руках, во всем теле ощущалась невероятная слабость. Ленька повернул голову и увидел дядю Василия. Он шел рядом с подводой, а на телеге сидели мальчик и две женщины, которых Ленька видел ночью. Наступил рассвет, но все вокруг продолжало оставаться серым. Глаза затянуло дымчатой пеленой, а в ушах стоял звон. Звуков Ленька почти не слышал, казалось, что уши его плотно заткнуты ватой. Он снова закрыл глаза.

На другой день Ленька попробовал выбраться из шалаша, в котором жили они с Митяем и дядей Василием. Слабость почти прошла, возвратился слух, но он удивился, что на улице был снова рассвет. Сероватый призрачный свет чуть-чуть брезжил. Неужели он так долго проспал!.. С крынкой молока подошел дядя Василий.

— Ну, голубь, под счастливой звездой ты родился! Ожил, говоришь? Вот лезешь все куда не надо. На-ка молочка попей. От контузии это лучшее средство.

Ленька с удовольствием прильнул к крынке. Передохнув, он спросил:

— А чего ты так рано встал, дядя Василий?

— Как это рано? Вечереть скоро начнет, а ты — рано... Я уж в деревню за молоком сходить успел.

— А я думал, только светает. Все серо кругом.

— Это у тебя в глазах темно. От контузии. День-другой — и оправишься. Степан говорил: колея спасла. Иначе быть тебе на том свете. Граната около головы рванула...

Дядя Василий уложил Леньку в шалаше и ни в коем случае не велел вставать. Он походил сейчас на заботливую няньку: поправил постель, сделанную из веток, принес травы и разостлал ее ковром в шалаше.

— Так дышать легче, — объяснил он. — А ты лежи. Скоро Митяй с разведки придет, повеселей тебе будет.

На другой день Ленька чувствовал себя лучше, а еще через день ему казалось, что он совершенно здоров. Молодой организм быстро преодолевал недуг.

За эти два дня у Леньки в шалаше перебывали почти все. Был и Василий Григорьевич, и Гвоздев, и Степан, и другие партизаны. Дяде Василию даже пришлось ограничить доступ к больному.

— Видал? — говорил он. — Здорово, значит, все тебя любят...

В разведку Леньку еще не пускали, и он томился от безделья. Он сидел в тени берез и от нечего делать мастерил свисток. Свистки и дудки Ленька умел делать разные — для игры, для свиста, для приманки птиц. Казалось, Ленька так увлекся работой, что для него сейчас ничего, кроме свистка, не существовало. Но обострившийся в разведках слух не пропускал ни малейшего шороха. Вдруг Ленька насторожился: кто-то пробирался сквозь кусты. На полянку вышел человек в пиджаке и косоворотке. Ленька замер. Потянулся за винтовкой, но ее при нем не было. А человек спокойно прошел мимо, похлестывая по сапогам срезанным прутиком. Бежать за винтовкой — значит упустить предателя. Ищи его потом! Нет, лучше выследить.

Ленька пошел следом.

Он крался в некотором отдалении, прятался за кустами, в высокой траве, а незнакомец уверенно шел прямо к штабному блиндажу. Сквозь зелень кустов Ленька увидел, как человек подошел к блиндажу, поздоровался с Гвоздевым. Из землянки вышел Василий Григорьевич. Втроем они начали о чем-то разговаривать. Ленька недоумевал. Что такое? Неужели предатель втерся в доверие? Действовать он решил немедленно. Жаль только, самозарядки нет! Единственное оружие — финский нож.

Ленька спрятал нож в рукав и вышел из своего укрытия. Он подошел к Гвоздеву, стоявшему ближе других, отозвал его в сторону.

— Товарищ командир, — зашептал он ему на ухо, — с вами предатель стоит! Мы его с немцами видели, с офицерами...

Гвоздев выслушал взволнованные слова Леньки и вдруг расхохотался.

— Володя, — позвал он, — иди-ка сюда! Познакомься с нашим разведчиком — Леонид Голиков, бывший ученик Мухарева.

Ленька в недоумении заморгал глазами. Левая его бровь поднималась все выше. А человек, которого командир назвал Володей, подошел и взглянул на Леньку.

— Здравствуй... Вроде видел я тебя где-то? Или ошибаюсь?

— У немецкой столовой... с офицерами... немецкими... Но как же так? — повернулся Ленька к Гвоздеву.

— А вот так! Разведка, брат, дело хитрое! А это у тебя что?

— Финка, — смущенно ответил Ленька, засовывая нож за голенище.

— А ведь это он тебя, Володя, хотел... ножом-то, — рассмеялся Гвоздев. — Вот как у нас встречают! Нет, Ленька, это наш человек. Будь спокоен. Здоровье-то как? А то скоро опять в разведку!

Ленька пошел назад. Уже из-за кустов он услышал, как Гвоздев говорил:

— Насчет семьи не тревожься, Володя. Она теперь в безопасности. Первым же самолетом и отправим. Все будет в порядке.

Ленька все же так ничего толком и не понял. Только вечером ему кое-что рассказал дядя Василий.

— Этот Володя такой разведчик, каких мало! Полгода, считай, к фашистам в доверие втирался. Раньше капитаном в армии был. Ему поручили шпионов к нам засылать. А он заслал последнюю партию да со списками и сам следом. Ты болел, а за это время во всех отрядах шпиков дюжины две взяли. Вот он какой! А в ту ночь, когда подшибло тебя, я его семью вызволял. Оставить ее никак невозможно было. Всех бы убили, не посмотрели...

— Ловко! — воскликнул Ленька. Это слово выражало у него высшую похвалу.