Харизма
Бир-Хакейм
В феврале 1942 года по заданию редакции я отправился в Северную Африку, к Роммелю. Штаб-квартира командующего Африканским корпусом располагалась тогда у укрепрайона Тмими. Я застал генерала в канун подготовки наступления на Тобрук. Во время многочисленных поездок к линии фронта мне довелось ближе узнать этого удивительного человека. Его человеческие качества и полководческий талант, чувство пустыни и почти сверхчеловеческая работоспособность, простота и неприхотливость произвели на меня неизгладимое впечатление. Пожалуй, характеристика, которую Алан Мурхед дал английскому оппоненту немецкого полководца, генералу Очинлеку, вполне подошла бы и Эрвину Роммелю:
— Очинлек был аскетом. У него не было того, что принято называть личной жизнью. Он был очень серьезным человеком, несмотря на врожденную любезность и развитое чувство юмора. Всепоглощающей страстью его жизни была армия. Его не интересовало ничего, кроме войны. Он не курил. Генерал и на минуту не мог позволить себе расслабиться.
Мне довелось видеть Роммеля — мыслителя, застывшего в раздумьях над штабной картой, и Роммеля — бойца, безудержно устремляющегося в самую гущу сражения. По долгу службы у меня было много фронтовых журналистских встреч — от командира роты до командира дивизии и выше; была возможность сравнить Роммеля с другими военачальниками вермахта. Никогда — ни раньше, ни позже — я не [86] встречал человека такой глубины, масштабности и личного обаяния. Такие люди всегда лидеры, всегда «во главе» — да он и был кумиром Африканского корпуса.
Хорошо помню то восхищение и преклонение перед личностью Роммеля, которые испытывали все мы — наши друзья и противники — после взятия форта Бир-Хакейм. 11 июня 1942 года я отправил в редакцию репортаж с фронта:
— Захват форта Бир-Хакейм — это заслуга, принадлежащая исключительно Роммелю. После двух выигранных «мешков», когда противник значительно превосходил нас в танках и артиллерии, Роммель почувствовал усилившееся давление на юге. Командующий танковой армией «Африка» молниеносно перегруппировал свои силы на левом фланге у Бир-Хакейма, подтянул к форту с юга, востока и запада танко-разведывательные подразделения, а сам ударил с севера, замыкая кольцо вокруг голлистских{16} дивизий.
Час от часу оно сжималось все плотнее, окончательно перекрыв для неприятеля и так почти иссякший ручеек снабжения. Роммель был настроен самым решительным образом, но послал парламентера на позиции «французских добровольцев», чтобы избежать ненужного кровопролития. Французы отказались капитулировать и выбрали бессмысленный и безнадежный бой. Помощи им было ждать неоткуда — все попытки британцев деблокировать форт ударами с востока и юга закончились безрезультатно. Роммель спешил, чтобы не позволить противнику перейти к более активным действиям и сэкономить силы для будущих операций. В этот момент он сам возглавил штурмовую группу, выкуривающую противника из укреплений на северных подступах к форту. В эти решающие дни он не уходил с передовой. Роммель разъезжал по позициям в легком бронетранспортере, который в лучшем случае мог защитить от осколков и пуль, выпущенных из стрелкового [87] оружия. Он исколесил весь передний край под артиллерийским огнем, бомбежкой и охотившимися за одиночными машинами штурмовиками британских ВВС. Он сам находил слабые места в обороне противника, намечал стрелковые и артиллерийские позиции, указывал саперам танкоопасные направления, перебрасывал осадную артиллерию. Нам, сопровождавшим его журналистам, казалось, что он все время в пути. Его НП был оборудован на переднем крае — генерал не испытывал ни малейшего неудобства в своем командирском танке, занимавшем артпозицию за первой же линией немецкой обороны. Не выпуская из рук бинокля, он пристально осматривал вражеский передний край и, непреклонно следуя своему плану, бросал в атаку одну штурмовую группу за другой. Вместе с немецкими пехотинцами в бой шли два батальона итальянской дивизии «Триест». Он подбадривал итальянцев их боевым кличем «Avant!»{17} — и силы бойцов удваивались, потому что в бой их вел победитель многих сражений в пустыне. Когда через две недели жестоких боев уже не осталось никаких сил, а нужно было идти и идти вперед под сводящим с ума солнцем, по простреливаемой со всех сторон пустыне, Роммель личным примером увлекал солдат за собой. Когда на рассвете саперы проложили первый проход в минных полях, то уже через несколько минут там был бронетранспортер генерала, возглавившего прорыв пехоты. Он дождался подхода полевой и зенитной артиллерии, сам наметил позиции и указал цели...
...Над фортом Бир-Хакейм развевается наше знамя. В результате этой победы мы вплотную продвинулись к южному флангу стокилометрового «оборонительного вала» британцев от Эль-Газали до Бир-Хакейма. Десятки пустынных фортов, минные поля и укрепления превращают этот район в мощный узел обороны. Если до сих пор война в пустыне чем-то напоминала морское сражение, то теперь она будет развиваться по строгим классическим канонам. Система «преодоления вражеского предполья и ликвидация сопротивления противника в предмостном или полевом укреплении» прекрасно известна Роммелю как бывшему опытному преподавателю тактики в военных училищах [88] Германии. У него есть все шансы разыграть и выиграть классическое «ретро» — сражение...
При взятии Тобрука Роммель еще чаще оказывался в первых рядах атакующих, чем при штурме Бир-Хакейма. Победная волна успеха вознесла его на самую вершину военного руководства «Третьего рейха» и сделала самым молодым генерал-фельдмаршалом вермахта.
Портрет на фоне Тобрука
Наверное, ни один немецкий или итальянский солдат, из тех, кто 20 июня 1942 года принимал участие в штурме Тобрука, не скажет нам сегодня, где конкретно был генерал во время атаки. Роммель был везде! Он как молния перемещался по всему полю боя, требовал действовать быстро и еще быстрее и тщательно контролировал неукоснительное, поэтапное выполнение разработанного еще в 1941 году плана штурма крепости, сорванного тогда неожиданным наступлением Очинлека. Сразу же после боя я отправил в редакцию репортаж, в котором по горячим следам описал взятие крепости и рассказал читателям о выдающемся вкладе в победу немецкого оружия генерала Роммеля:
— Ночь на 20 июня была наполнена старым, как мир грозным гулом идущей навстречу врагу армии. Сотни колес шуршали по брусчатке покрытого пылью веков старинного торгового тракта. Восточнее по Виа-Бальбио шли танковые дивизии. В призрачном свете луны скрывалась за барханами главная тайна сегодняшней ночи: скрытное выдвижение на позиции штурмовых соединений Африканского корпуса. Еще [89] днем казалось, что непосредственная угроза пограничному бастиону миновала, и «томми»{18} с облегчением переводили дух, утирая кровавый пот с лица.
Роммель только имитировал отступление, а англичане с удовольствием проглотили наживку. Это была одна из самых молниеносных операций немецкого полководца: по непредусмотренному врагом плану, в самое последнее мгновение он взметнул бронированные кулаки над самой сильной крепостью Африки. Автоколонны постепенно сосредоточились во внутреннем кольце между рокадной дорогой и первой, внешней линией обороны Тобрука. Тысячи машин развернулись под покровом ночи на запад, к египетской границе и ждали только пробуждения нового дня, чтобы безудержной лавиной обрушиться на врага. Даже жаворонки не успели подняться над чахлыми побегами верблюжьей колючки и вознести величальную песню пробуждающемуся на востоке светилу, а наши саперы и пехотинцы уже заняли позиции перед заграждениями из колючей проволоки, опоясывающими расположенные в шахматном порядке бастионы противника. Гармонию нарождающегося дня нарушил угрожающий рев двигателей полусотни «Штукас», пронзительным аккордом взорвавших предрассветную тишину. Сотни тяжелых бомб зажгли адский огонь уничтожения, над первой линией обороны противника выросли свинцовые грибы разрывов. От залпа тысячи орудий содрогнулась земля — под непроницаемой завесой из стали и огня саперы и пехотинцы пошли вперед. Уже в наших руках первая линия полевых укреплений англичан, уже, шатаясь от потрясения и контузии, бредут в тыл первые колонны военнопленных, уже саперы расширили проходы в минных полях для неудержимым потоком хлынувших в пробитые бреши штурмовых батальонов Роммеля.
...Удивительное ощущение — оказаться в глубине оборонительных порядков англичан. Ширина участка вклинивания не достигала и пяти километров, но ни один британский солдат не оказывал нам здесь сопротивления. Мы остановились у глубокого противотанкового рва, который по замыслу «томми» должен был преградить путь тяжелой бронетехнике. Но это была не самая сложная задача для наших [90] инженерно-саперных рот. Через препятствие перебросили разборные настилы, и немецкие саперы быстро установили опоры и укрепили их песком и камнем. Меньше чем через час загорелись сигнальные огни — работа завершена — и тяжелые танки в яростном броске еще глубже вгрызлись в кровоточащую рану британской обороны.
Когда Роммель, не раз возглавлявший штурмовые колонны своей армии, оказался во внутреннем кольце обороны крепости, атакующий порыв немцев стал неудержим. Даже на закоренелых скептиков положительно действовала его непоколебимая уверенность в окончательной победе над врагом — еще в 11 утра он во всеуслышание заявил: «Солдаты, сегодня мы увенчаем наш ратный труд захватом крепости Тобрук».
Мимо наших машин потянулись в глубокий тыл колонны из сотен военнопленных. Британцев потрясло неожиданное появление противника в считавшейся неприступной крепости. Да мы и сами окончательно поверили в то, что нам удалось сделать, только через два часа, когда выбили противника со второй линии обороны и впервые увидели внизу под нашими ногами город и гавань Тобрука. Тяжелая артиллерия открыла огонь по портовым сооружениям крепости, а наши танки вели дуэль с зенитными батареями противника — англичане вяло огрызались в западной части крепости, севернее порта, но уже очень скоро были подавлены и последние очаги сопротивления.
Мы добрались до колоссальных крепостных складов с продовольствием. Открываем банки с ананасовым соком и на ходу утоляем жажду. Консервированное молоко, говяжья тушенка, мясные консервы, сигареты — все, что душе угодно! Склады такие огромные, что наши интендантские службы потратят не одну неделю, чтобы вывезти захваченные трофеи. «Томми» настолько не сомневались в неприступности Тобрука, что в расчете на будущие операции накопили здесь припасов на целую армию.
Восточная часть крепости была в наших руках, а на западе — в районе аэродрома, форта Пиластрино и в направлении Рас-Мадауара — отчаянное сопротивление наступавшим немецким подразделениям оказывали южноафриканцы и индусы. Мы взяли штурмом все ключевые позиции в крепости и в порту, а все остальное смешают с песком наши орудия. [91]
Очень важно, что нам удалось захватить все запасы пресной воды — без нее не выстоит в пустыне ни одно даже самое совершенное фортификационное сооружение с телефонами и радио.
...Смеркается, но светло как днем от охвативших город пожарищ. Наши механики придирчиво копаются в двигателях сотен брошенных противником машин — и вот уже они присоединяются к бесконечному обозу немецкой армии, и без того причудливо расцвеченному трофейной техникой, захваченной нами за четыре недели наступления. Самые удачливые «защитники» Тобрука бегут без оглядки на восток. Остальных собирают на развилке дорог за Эль-Адемом — их тысячи и тысячи. Отблеск далеких пожарищ играет на их изможденных лицах, и они растворяются в безмолвии ночи. Бой закончился, Тобрук взят. Роммель знал силу и слабость крепости лучше, чем ее защитники. Он нашел ахиллесову пяту обороны англичан и нанес внезапный удар, противостоять которому они не смогли, несмотря на всю мощь и неприступность фортификационных сооружений... Эта ночь застала Роммеля на перекрестке безымянных африканских дорог. Здесь и остановились на ночлег несколько штабных автомобилей и его мобильный КП. Вместе со своим исполняющим обязанности начальника штаба полковником Байерляйном генерал сидит за столом в штабном фургоне. Меню этого импровизированного ужина при свечах получилось праздничным благодаря богатым запасам продовольственных складов генерала Ричи: консервированные омары, ананасы из Австралии и старое доброе пиво «Черная лошадь», проделавшее долгий путь из канадского Монреаля в Африку. Причудливая игра света и тени постоянно меняет выражение его скульптурной лепки лица. Человек, о котором завтра заговорит весь мир, спокоен. Только сверкающие глаза выдают всю невысказанную радость свершения: «Такие победы одерживает не полководец, а его армия. Причем такая армия, которая не боится взвалить на свои плечи тяготы, лишения и смерть. Я восхищен моими солдатами и благодарю их за все».
...Ночью и в первой половине дня в воскресенье 21 июня были подавлены последние локальные очаги сопротивления британцев. Над акваторией гавани, над городом и его окрестностями непрерывно кружили наши самолеты. Ни одного [92] выстрела не было произведено со стороны все еще удерживаемых британцами позиций в западной части крепости. Их гарнизоны приступили к обсуждению условий почетной капитуляции — события прошедшей ночи убедили британцев в том, что дальнейшее сопротивление бесполезно и все попытки продолжить борьбу повлекут страшные потери для обороняющейся стороны.
Считавшаяся неприступной крепость Тобрук пала после семи дней жестоких и кровопролитных боев. Роммель и его чудо-солдаты одержали свою самую большую победу в Африке. Но вся борьба была еще впереди, и некогда было почивать на лаврах. В этот же день немецкие дивизии отправились на «зачистку» территорий справа и слева от участка вклинивания. Роммель готовился к новому удару в направлении ливийско-египетской границы... Столбы черного дыма возносились над горящими бензохранилищами англичан и растворялись в бездонном небе. Так без следа исчезало возложенное на погребальный костер былое военное могущество Британской империи...
Обычно хладнокровные британцы испытали настоящий шок. Об охватившей все Содружество панике и об историческом значении победы Роммеля в песках Африки поведал своим читателям английский журналист Алан Мурхед:
— Только теперь нам открылась вся глубина разверзшейся пропасти. Когда стали поступать первые тревожные известия из Тобрука, Черчилль встречался с Рузвельтом в Вашингтоне. Падение Тобрука ставило под угрозу полного коллапса всю ближневосточную группировку англичан. Это была самая крупная неудача союзников после падения Франции. Три года подряд Британская империя отправляла на Ближний Восток все «лишние» войска, пушки и танки. Только здесь они открыли настоящий фронт против врага. Падение Египта могло повлечь за собой череду катастрофических последствий. Англия как бы заново пережила самые «черные дни своей истории» после поражения в воздушных битвах 1940 года. Падение Египта неизбежно повлечет за собой и потерю Мальты — так рухнет взлелеянное империей господство в Средиземноморье... [93]
Победа Роммеля под Тобруком была сродни гениальному озарению, но по суровым законам войны в пустыне она же несла в себе зловещее семя грядущего поражения любое значительное продвижение вперед каралось растягиванием коммуникационных линий, а отход от операционных баз делал невозможным своевременную замену выдохшихся дивизий и изношенной техники