Талант
1
16 апреля 1945 года 5-я армия заняла прибрежный город Поленек. Полностью очищать Земландский полуостров довелось 11-й гвардейской армии Галицкого. 5-я отводилась на отдых, но вскоре был получен приказ: «Погрузиться в эшелоны и следовать на восток!»
Как известно, на Ялтинской конференции на встрече Сталина, Рузвельта и Черчилля было оговорено, что после окончания боев на германском фронте советские войска помогут ускорить разгром японских милитаристов.
В годы войны японское командование не раз рассматривало возможность нападения на Советский Союз. Военные действия на советско-германском фронте не создали предпосылок для вторжения, поэтому все эти годы японское командование в регионе расположения Квантунской армии возводило мощные укрепления, понимая, что в случае падения гитлеровского режима у Советского Союза будет немало веских оснований для вступления против Японии в войну.
Эшелоны продвигались быстро. Первая остановка была в Кубинке. Крылов сразу же направился в Генеральный штаб. Там ему было объявлено, что армия передислоцируется на Дальний Восток. В эти же дни Михаил Иванович Калинин вручил ему орден Ленина и Золотую Звезду Героя Советского Союза.
И опять в путь.
В Свердловске догнало долгожданное известие о том, что в Карлхорсте, пригороде Берлина, подписан акт о безоговорочной капитуляции вооруженных сил фашистской Германии.
Во второй половине мая войска 5-й армии прибыли на Дальний Восток в назначенный пункт дислокации.
Вся подготовка к наступлению велась в строжайшей тайне. Даже командующий Приморской группы Маршал [275] Советского Союза К. А. Мерецков встретил Крылова в форме генерал-полковника.
Кирилл Афанасьевич, уловив некоторую иронию у Крылова, заметил:
— Так надо до поры до времени... Тебя, Николай Иванович, заботит, конечно, что японцы заметят прибытие новых контингентов войск в Приморье. Тут себя мы не утешаем. С одной стороны — это вполне естественно. Войска высвобождаются с германского фронта. В свое время мы отсюда перебросили немало дивизий. Заполняется некий вакуум. Но в японском генеральном штабе не могут же не оценивать общую обстановку, не могут не принимать во внимание, что мы союзники США и Англии. И все же надо делать максимум возможного, чтобы они не разгадали наших намерений. Известно, что иной раз союзнический долг ограничивается всего лишь демонстрацией передвижения войск...
2
Нет, не верил Крылов, что наступление советских войск, несмотря на все принимаемые меры, будет внезапным для японского командования.
...Началась привычная работа. Ее можно назвать предварительной рекогносцировкой. Вместе с начальниками родов войск Федоровым, Семенюком, Лейманом, Приходаем и группой офицеров штаба Крылов объезжал участок советско-маньчжурской границы, на котором должна была действовать 5-я армия. Николай Иванович, укрывшись в блиндажах, окопах, а то и просто за холмиком земли или поваленным деревом, внимательно всматривался в занятую противником территорию. Он старался до мельчайших подробностей запомнить то, что видел в мощную оптику стереотруб или бинокля, о чем рассказывали ему командиры пограничных застав или офицеры дислоцировавшихся около границы воинских частей. Многое, не надеясь на память, записывал, зарисовывал в свой рабочий блокнот.
В эти дни сказывалась перемена климата, вновь разболелись раны. Николай Иванович плохо спал ночами, по утрам просыпался с головной болью, но тем не менее не давал себе ни дня отдыха. Несмотря на двадцатипятиградусную жару, которая усугублялась большой влажностью (она была такая, что кожаные вещи — чемоданы, сапоги, ремни — за несколько часов покрывались [276] плесенью), постоянные грозовые ливневые дожди, Крылов с рассвета и до темна пропадал на переднем крае.
Но постепенно организм приспособился к новым для него условиям. Наладился сон, исчезли боли. К середине июня 5-я армия закончила сосредоточение в отведенном ей районе в ста двадцати километрах от государственной границы. Настала пора ее комплектования и обучения.
Несколько беспокоило пополнение из призыва 1927 года. Мальчишки военного времени. Горькой была их юность, выпали на них тяжелые испытания, и вот теперь и они в строю. В их патриотических чувствах Крылов нисколько не сомневался, но в восемнадцать лет человек обычно горяч, тороплив и нерасчетлив, а задача перед армией стояла одна из труднейших. 5-й армии поручался прорыв Пограничненского укрепрайона, наиболее мощного во всей обороне Квантунской армии.
Однажды Крылов приехал на так называемый натурный полигон — участок местности, на котором по его приказу были оборудованы доты, дзоты, вырыты окопы, поставлены различные заграждения. Все это с достаточной степенью приближенности имитировало реальные укрепления и оборонительные узлы, которые располагались по ту сторону границы. Здесь войска учились вести наступательный бой с прорывом сильно укрепленных полос, а также маневрировать — обходить отдельные укрепления и опорные пункты, выходить противнику во фланг и тыл, преследовать его, если он начнет отходить.
К приезду Крылова «наступающим» подразделениям удалось «прорвать» передний край обороны «противника» и завязать «бой» в глубине. Здесь им мешал продвинуться вперед мощный узел сопротивления, состоящий из соединенных траншеями артиллерийских и пулеметных дотов.
Командующий, наблюдавший за учебным боем в бинокль, понял, в какое трудное положение попали новички, — а это были, как доложили Крылову, в основном молодые солдаты, которыми командовали сержанты-фронтовики. Но он своим опытным взглядом увидел и другое. Вплотную к оборонительному узлу условного противника приближалась неглубокая лощина. По ней можно проползти к дотам и, сбив охранение, забросать их гранатами. Но найдет ли это решение командир — [277] фронтовик-сержант? А если найдет, смогут ли новички сделать это незаметно для обороняющихся (в окопах и дотах сидели солдаты, многие из которых прошли школу войны)?
Командующий армией увидел, как одна группа наступающих залегла на гребне небольшой сопки и открыла огонь холостыми патронами по амбразурам сооружений «противника», а вторая, значительно больше первой, броском выдвинулась в лощину. Там солдаты легли в рыжую глину (в бинокль Крылов видел, как увязли в этом месиве их тела) и осторожно поползли в глубь обороны «противника». Вот они поравнялись с выстроившимися в цепочку «долговременными огневыми точками» и одновременно бросились к ним. В амбразуры, из которых вместо стволов торчали бревна, полетели гранаты. Этот учебный бой понравился Крылову. Новобранцы выглядели молодцами...
В конце июля вернулся из Москвы Кирилл Афанасьевич Мерецков. Он участвовал в работе сессии Верховного Совета СССР, в Параде Победы. Но, конечно, большую часть времени он провел в Генеральном штабе над разработкой операции по разгрому Квантунской армии. В штаб Приморской группы он вернулся опять под псевдонимом Максимов.
Теперь он мог обрисовать Крылову задачу 5-й армии. В общем плане операции ей предназначалось прорвать Волынский узел сопротивления Пограничненского укрепрайона, возведенного на горных хребтах.
— Задача не из легких, — сказал Мерецков. — Точнее — труднейшая задача. Весь расчет на опыт 5-й армии! К нам вы попали не случайно! Прорыв 5-й армии в Восточной Пруссии замечен давно в Генеральном штабе. Ты дальневосточник, Николай Иванович, до войны сам занимался здесь сооружением Благовещенского укрепрайона. Ты имеешь представление, что такое здешние сопки и как их можно использовать для обороны... Думай!
...Много, очень много сопок, безымянных и нареченных самыми разнообразными, порой причудливыми именами, разбросано по дальневосточной земле. Но две из них запомнятся Николаю Ивановичу Крылову на всю жизнь. Это сопки Верблюд и Острая. Сколько времени он провел над картой, всматриваясь в сходящиеся к центру параллели, около которых стояли эти два названия?! Сколько раз, переодевшись в солдатскую форму, пробирался на нейтральную полосу, чтобы тщательно прощупать [278] взглядом каждый квадратный метр этих высот с помощью самых мощных биноклей?!
Обе они, и Верблюд, и Острая, явились мощнейшими опорными пунктами и составляли так называемый Волынский узел сопротивления, который, в свою очередь, входил в Пограничненский укрепрайон. Каждая из этих высот представляла собой железобетонный бастион с опоясывающими его эскарпами, с глубокими противотанковыми рвами и шестью рядами проволочных заграждений на металлических кольях. В каменистом грунте двугорбого Верблюда и похожей на остроконечную шапку Острой были расположены десятки огневых точек — здесь стояли пулеметы, пушки и даже орудия крупного калибра. Толщина железобетонных стен укреплений достигала полутора метров. Доты и дзоты соединены между собой траншеями и, как сообщали хорошо знающие противника пограничники, в некоторых из них имелись подземные тоннели с узкоколейками — это позволяло маневрировать огневыми средствами и вести огонь поочередно из нескольких амбразур. Глубоко под землей упрятаны и склады с боеприпасами, горючим и продовольствием.
Вот такую оборону надо было прорывать. Но как это сделать, размышлял Крылов, если о противнике имеются лишь самые общие сведения. Войскам Приморской группы противостоят 3-я и 5-я японские армии, части усиления и пограничные войска общей численностью до 200 тысяч человек, они занимают три оборонительных рубежа, последний из которых находится в 150–180 километрах от переднего края. Что касается полосы наступления 5-й армии, то здесь удалось обнаружить и нанести на карту лишь несколько огневых точек противника, а их никак не меньше нескольких десятков. Добыть недостающие сведения только наблюдением невозможно. Между тем это пока единственный способ получения разведданных — воздушная разведка категорически запрещена, а о войсковой разведке до начала боевых действий и говорить не приходится. Рассчитывать на предварительное разрушение дотов и дзотов с помощью артиллерии нельзя. В то же время преждевременная стрельба за сутки до начала наступления неизбежно встревожит японцев и сделает невозможным достижение как оперативной, так и тактической внезапности.
По той же причине неэффективной и даже вредной окажется и длительная артиллерийская подготовка. [279]
Значит, от предварительного разрушения долговременных сооружений противника за сутки до начала наступления надо отказаться совсем, а артиллерийскую да и авиационную подготовку сократить до минимума. Или, что еще лучше, вообще обойтись без предварительного огневого поражения противника, а ударить по нему без подготовки, ночью. Это позволит застать его врасплох, ошеломить и тем самым обеспечит успех первоначального удара.
— Все это хорошо, — сказал, разминая уставшие плечи, Прихидько. — Но не слишком ли смело? Согласится ли с нашими доводами Кирилл Афанасьевич?
— Непременно согласится, — убедительно ответил Крылов. — Нам только надо сделать так, чтобы эти доводы были убедительными. А для этого ко всему тому, о чем мы с вами сейчас говорили, необходимо «привязать» общий замысел операции. Прошу продумать все как следует и через два дня доложить мне свои соображения.
В указанное командармом время все вновь собрались в землянке Крылова. На этот раз сюда были вызваны также начальники родов войск и служб. У Крылова уже полностью сложился замысел операции. Николай Иванович решил ведущую роль при прорыве Пограничненского укрепрайона отвести 72-му стрелковому корпусу генерала Александра Игнатьевича Казарцева. Он ценил этого немногословного, обладавшего незаурядным полководческим даром и сильной волей человека, верил в него. Кроме того, в корпусе» служили наиболее подготовленные, знакомые Крылову по Белоруссии, Литве и Восточной Пруссии генералы и офицеры, в первую очередь командиры дивизий Андронник Абрамович Казарян, Степан Трофимович Гладышев и Басан Бадьминович Городовиков, которому незадолго до переброски армии на Дальний Восток было присвоено звание Героя Советского Союза.
Вместе с 72-м стрелковым корпусом, но на менее важном направлении должны были действовать 65-й и 17-й корпуса. 35-й корпус составлял второй эшелон армии.
Боевые порядки корпусов и дивизий строились в два эшелона (лишь 190-я стрелковая дивизия, действовавшая на второстепенном направлении, должна была наступать в один эшелон). Корпусам и дивизиям придавалось большое количество артиллерии — ее плотность была доведена [280] до 200 орудий и минометов на километр фронта. Мощным был бронированный кулак армии — до 30 танков и самоходно-артиллерийских установок на километр.
— Но это еще не все, — Крылов обвел взглядом внимательно слушающих его генералов и офицеров. — Так как начало наступления планируется на ночь, необходимо, чтобы каждый полк первого эшелона дивизий, в свою очередь, строил боевой порядок в два эшелона. Таким образом мы сможем использовать тактику передовых батальонов, которая хорошо зарекомендовала себя в операции «Багратион». На передовые батальоны ляжет обязанность прокладывать дорогу основным силам дивизии. В случае если у них выйдет заминка, им помогут остальные два батальона полка и разовьют успех...
Таким был замысел операции. В ходе обсуждения он расширялся большим количеством новых деталей, касающихся в основном вопросов организации взаимодействия и боевого обеспечения, но суть его оставалась без изменения — отказавшись от предварительного разрушения долговременных сооружений противника и огневой подготовки, внезапным ночным ударом обрушиться на врага и, используя его замешательство, прорвать передний край обороны. В таком виде и доложил Крылов свое решение Мерецкову.
— Что вы, Николай Иванович, — удивился командующий Приморской группой. — Брать укрепрайоны ночной атакой нам еще не приходилось. Да еще без огневой подготовки.
— Знаю, товарищ маршал, не приходилось. И все ню прошу разрешить это сделать 5-й армии, — настаивал Крылов.
Но Мерецков продолжал сомневаться в реальности успеха ночного боя. Тогда Николай Иванович подробно изложил, как и почему он пришел к такому решению, сослался на примеры из Восточно-Прусской операции.
— Ну что ж, — наконец согласился Мерецков, — если уж вы так настаиваете, готовьте ночной вариант. Впрочем, — продолжал Мерецков, подходя к карте, на которой была нанесена оперативная обстановка, — а почему бы вам не атаковать ночью после небольшой, но мощной артподготовки, с освещением местности прожекторами, как это сделал маршал Жуков на Одере? Ведь вот здесь, вот здесь и вот здесь, — Мерецков показал на участки местности между высотами «Верблюд» и «Острая [281] «, — и на флангах японцы поставили многорядные заграждения. В темноте вы наткнетесь на них. Кроме того, яркий свет прожекторов окажет на противника большое психологическое воздействие.
Крылов немного подумал, прикинул в уме, можно ли использовать такой вариант действий, и отрицательно покачал головой:
— Нет, товарищ маршал, даже самая мощная артподготовка вслепую, по невыявленным целям, успеха не принесет. А без подавления системы огня противника неэффективными окажутся и прожекторы. Поэтому разрешите атаковать внезапно. Если не достигнем желаемого, тогда начнем с артподготовки.
— Ладно, пусть будет так, — окончательно согласился Мерецков.
Есть на войне особое мужество полководца — учесть реальную обстановку, отказаться от намеченного ранее плана, быстро и скрытно произвести перегруппировку войск, нанести удар внезапный, неотразимый там, где враг его не ждет.
Решение командарма было разумно, логично, он твердо верил в него. Но как вселить эту веру в подчиненных, в непосредственных исполнителей смелого замысла? Люди привыкли к тому, что наступлению предшествует мощный огневой удар по вражеской обороне, а теперь они должны были начать его не то что без мощного, а вообще без всякого удара. Причем наступление не обычное, не на привычную немецкую оборону, а на сильно укрепленный район, который обороняет не изученный еще в боях новый противник. Четверть века спустя Н. И. Крылов не мог без улыбки вспоминать о тех днях.
— Провожу совещание с командирами корпусов и дивизий, — рассказывал он, — уже, кажется, все ясно, все согласны с моим планом. А кончается совещание, и подойдет один, другой: «Товарищ командующий, разрешите нам все-таки хоть немного, но ударить по обороне». И опять приходилось все сначала разъяснять, убеждать, доказывать, что ключ к успеху во внезапности.
Последняя неделя перед наступлением была для Крылова, да и для всего командования 5-й армии, пожалуй, самой трудной. С командирами корпусов и дивизий предстояло провести штабные игры на картах, занятия на макете местности, активизировать «оборонительные» работы во всей армейской полосе. Как и перед началом Белорусской наступательной операции, в армии имитировалась [282] бурная деятельность по «совершенствованию обороны». Специально выделенные для этого части, в том числе и инженерные, устанавливали проволочные заграждения, рыли траншей, прокладывали дороги. Все это преследовало цель ввести противника в заблуждение, заставить его поверить в то, что советские войска не собираются, во всяком случае, в ближайшее время наступать. Большую работу командарму, штабу армии, командирам соединений и политорганам пришлось провести в полках первого эшелона, из числа которых выделялись передовые батальоны. Крылов сам беседовал с офицерами, сержантами и солдатами, отбирал наиболее опытных из них. Ведь передовым батальонам предстояло в кромешной темноте, ориентируясь по компасу, бесшумно преодолеть заболоченную центральную зону, проникнуть между опорными пунктами в глубь вражеской обороны, захватить ряд долговременных сооружений и тем самым нарушить систему огня противника. Для этого нужны были не только отважные, но имеющие фронтовой опыт люди. Такие, конечно, нашлись. К началу августа 1945 года все передовые батальоны были полностью укомплектованы. В них, кроме стрелковых подразделений, вошли штурмовые группы. Каждая из таких групп имела в своем составе саперов-штурмовиков, ранцевые огнеметы, стрелковые и пулеметные отделения, отделение противотанковых ружей, два 45-миллиметровых орудия, минометы и даже две самоходно-артиллерийские установки. Словом, это было мощное, хорошо вооруженное подразделение.
3
...Вечером 8 августа, соблюдая все меры предосторожности, командарм с оперативной группой штарма перешел на наблюдательный пункт на высоте «Ястребово» — отсюда как на ладони была видна двугорбая сопка Верблюд — основной опорный пункт Волынского узла сопротивления. Едва стемнело, Крылову доложили, что войска первого эшелона армии начали выдвигаться на исходное положение для наступления.
Наступила ночь. Незадолго до полуночи пошел сильный дождь. Изредка с севера доносились глухие раскаты грома.
Крылов, нервничая, то и дело выходил из землянки. Постояв секунду на поверхности, он быстро спускался [283] вниз — тишина тревожила и успокаивала. Раз японцы не стреляют, значит, не обнаружили пока передовые батальоны.
Сидя на своем НП, Крылов мысленно был там с офицерами и солдатами передовых батальонов. Он сам не раз хронометрировал их действия во время учений и поэтому с достаточной степенью точности мог предсказать, где в ту или иную минуту находятся передовые отряды. В час ночи вперед двинулись разведчики. Их проводник — верный азимут. За ними по телефонному кабелю, который тянется от разведчиков, идут направляющие взвода. Далее, взявшись за руки, чтобы не растерять друг друга в темноте, осторожно пробираются солдаты других подразделений.
Для того чтобы добраться до высоты «Верблюд», передовым отрядам — это выверено на тренировках — потребуется два часа. К этому времени саперы уже должны проделать проходы в заграждениях. Разумеется, в заранее обговоренных и известных командирам передовых батальонов местах. По ним и должны пройти взводы. В это время и должен начаться бой. Если, конечно, противник не обнаружит передовые батальоны раньше и не откроет по ним огонь...
Крылов посмотрел на часы. Было час тридцать ночи.
Зазвонил телефон в соседней комнатушке, где расположился со своим коммутатором связист. Командарм встал и прошел туда.
— Вас, товарищ генерал-полковник, — вскочил, увидев Крылова, связист.
— Сиди, — махнул он рукой и взял трубку.
Докладывал генерал Казарцев. Его короткое: «Продвигаются» — не внесло успокоения. Как продвигаются? Насколько продвинулись? Но Крылов понимал, что сейчас требовать подробных докладов бессмысленно. Да и не нужно. Там, в темноте ночи, разведчику, который тащит на себе технику с телефонным кабелем и аппарат, не до долгих разговоров и точных определений, где же он находится. «Все нормально. Противник молчит», — вот и весь его доклад.
Крылов опять вышел из землянки. В лицо ударили потоки дождя. Зябко передернув плечами, подумал: а каково тем, кто сейчас пробирается к японским дотам?.. Но в то же время вряд ли можно найти лучшее средство маскировки, чем такой проливной дождь.
На этот раз Крылов стоял наверху долго. Он напряженно [284] вслушивался в ночную тишину, но никаких звуков, кроме шелеста дождя, уловить не мог. Почувствовав, что наброшенная на плечи накидка стала промокать, Крылов вернулся в землянку.
В два часа ночи командиры корпусов доложили, что пока все идет по плану. В два тридцать, в три часа те же отрывистые:
— Продвигаемся. Противник не обнаружил.
И наконец в половине четвертого радостный доклад Казарцева:
— Третий батальон семьсот седьмого стрелкового полка двести пятнадцатой стрелковой дивизии под командованием Героя Советского Союза капитана Москалева окружил опорные пункты врага и начал бой. Рота капитана Щербакова подавила один дот гранатами, сейчас расправляется со вторым.
А еще через час Александр Игнатьевич сообщил:
— Батальон капитана Москалева полностью овладел опорным пунктом на высоте «Верблюд» и продолжает движение вперед.
Вскоре последовали доклады и от других командиров корпусов. На всем участке прорыва передовые батальоны действовали успешно. Они пробили бреши в обороне противника. В 8 часов 30 минут по приказу Крылова в них вошли основные силы армии.
Необычное решение командующего 5-й армией полностью оправдало себя. Больше того, успех превзошел даже самые смелые ожидания. Тот же передовой батальон капитана Москалева в полдень 9 августа внезапной атакой разгромил гарнизон в военном городке, расположенном на западных скатах высоты «Верблюд», и вышел к Дуннискому шоссе в пяти километрах западнее государственной границы. Тем самым он нарушил систему обороны противника и обеспечил ввод в бой главных сил дивизии.
Насколько внезапной для противника была атака наших передовых батальонов, позволяют судить и высказывания самих японских генералов. «Наступление советских войск, — заявил впоследствии начальник штаба 3-й японской армии, — было настолько неожиданным, что штаб армии в течение всей ночи на 9 августа и до 12 часов 9 августа не знал и не мог добиться никаких сведений о том, что творится на границе и каково положение частей». [285]
Почти двенадцать часов целая японская армия находилась без управления.
Передовые отряды дивизий, каждый из которых имел в своем составе танковую бригаду, самоходно-артиллерийский полк и от батальона до полка пехоты, используя царившее среди японских войск замешательство, стремительно продвигались вперед. Они отбрасывали противника с перевалов, с узлов дорог, выбивая его из лощин и ущелий. Темп наступления был столь высок, что 5-я армия, продвинувшись на глубину до 30 километров, уже 9 августа выполнила задачу третьего дня операции, а 11 августа передовые отряды дивизий вышли к реке Мулинхэ, которая протекает в 60–80 километрах от государственной границы, и форсировали ее. Так через три дня после начала наступления 5-я армия достигла рубежа, к которому по плану должна была выйти лишь на восьмой день...
Сорвали советские войска и планы японцев на нанесение мощных контрударов. Решающую роль в этом сыграли высокоманевренные передовые отряды дивизий первого эшелона. Отрываясь порой на многие километры от боевых порядков своих соединений, они сбивали заслоны противника, обходили крупные узлы его сопротивления и перерезали все коммуникации, не давая командованию Квантунской армии воспользоваться ими для отвода войск и концентрации их на нужных рубежах.
Здесь союзником противника стало почти полное бездорожье. Там, где на старых топографических картах были помечены полевые дороги, на деле оказывались лишь узкие, непроходимые для боевой техники и колесных машин с боеприпасами тропы. Это затрудняло действия передовых отрядов, существенно сказывалось на темпах наступления основных сил армии. От Крылова потребовалось решение, которое обеспечивало бы выход из столь неожиданно возникшей «дорожной» проблемы в самые короткие сроки. И он нашел его. Вызвав начальника инженерных войск полковника Леймана, Крылов приказал ему бросить вперед все без исключения инженерно-саперные части. Так саперы оказались в боевых порядках дивизий первого эшелона, а там, где позволяла обстановка, и впереди них.
Но такая вынужденная мера сыграла свою роль: инженерно-саперные части и подразделения, прокладывая там, где это требовалось, дороги и колонные пути, обеспечили высокие темпы наступления армии. Она, вырвавшись [286] на оперативный простор вслед за передовыми отрядами и по расчищенным путям, неудержимо продвигалась вперед, в глубь обороны врага.
4
Вечером 11 августа Крылову по ВЧ позвонил командующий Мерецков. Выслушав доклад командарма о том, что дивизии первого эшелона армии вышли к реке Мулинхэ и начали переправу на захваченные передовыми отрядами плацдармы, он потребовал:
— И тем не менее ускорьте продвижение на Муданьцзян.
Выполнить этот приказ было нелегко. 5-я армия, преследуя отходящего противника с темпом 20–25 километров в сутки, растянулась почти до самой государственной границы. И если без отставших тылов еще можно было обойтись (Крылову доложили, что тыл пока достаточно хорошо справляется со своей главной задачей — снабжением наступающих войск боеприпасами), то, не собрав в кулак все силы хотя бы первого эшелона, нельзя было и думать об успешном продвижении вперед. Командарм был уверен, что японское командование, подтянув резервы, постарается остановить армию на заранее подготовленном рубеже. Бросать же на противника полки и дивизии по мере подхода значило создать идеальные условия для обороны.
Но приказ надо было выполнять. И Крылов решает создать сильный подвижной отряд, который немедленно, в ночь на 12 августа, двинется к Муданьцзяну. В случае если отряд натолкнется на организованную оборону врага, он должен будет вступить в бой, заставить противника вскрыть свою группировку и систему огня и с подходом соединений первого эшелона армии прорвать оборонительный рубеж.
В эту ночь Крылов практически не сомкнул глаз. Приказав командиру 65-го стрелкового корпуса, из состава которого был выделен подвижной отряд — 76-я танковая бригада, 478-й тяжелый самоходно-артиллерийский полк и два стрелковых батальона, — через каждый час докладывать о его продвижении, он так и просидел до рассвета у телефона.
Сначала доклады Перекрестова радовали Крылова своей однообразностью: «Противник не обнаружен!» Но [287] вот рано утром, когда сумерки уже почти рассеялись, Перекрестов с тревогой в голосе доложил:
— На подходах к хребту Ляоэлин отряд столкнулся с организованной обороной противника. Японцы контратакуют. По предварительным данным, здесь сосредоточено до пехотной дивизии врага.
— Что вы предпринимаете? — спросил командарм, одновременно взглядом отыскивая названный комкором хребет на разложенной на столе крупномасштабной карте.
— Срочно подтягиваю переправившиеся через Мулинхэ полки и артиллерию. Буду готовить атаку.
Крылов, в эти несколько мгновений успевший оценить обстановку, требовательно произнес:
— Прорыв хорошо подготовьте, но не затягивайте, но теряйте времени. Организацию боя возьмите на себя. Выезжайте к командиру отряда и на месте разберитесь во всем. А через час-полтора к вам приеду я сам.
В местечко неподалеку от населенного пункта Мулинчжань, где располагался командный пункт 65-го стрелкового корпуса, Крылов ехал с тревогой. Оправдывались его худшие предположения. Теперь не оставалось сомнений в том, что японское командование попытается закрыть важное и для советских войск муданьцзянское направление. Оно уже успело «посадить» в оборону одну дивизию, а сколько их, таких дивизий, еще на подходе? Две? Три? А может быть, пять? Да и сейчас вполне возможно, что подвижной отряд встретился не с одной дивизией, а с несколькими. Ведь это лишь по предварительным данным там одна дивизия, а по уточненным? И если японцам на самом деле удалось подтянуть значительные силы, то задача 5-й армии может оказаться трудно выполнимой. Поэтому надо спешить и как можно быстрее преодолеть хребты Кэнтэй-Алин, которые, как понял Крылов, изучая карту, японцы постараются сделать неприступными рубежами на пути к Муданьцзяну. За этими хребтами у них больше не будет столь выгодных для обороны рубежей...
Генерал Перекрестов, встретивший командующего около своего КП, немного ослабил тревогу:
— Товарищ генерал-полковник, — доложил он. — Я только что вернулся от командира семьдесят шестой танковой бригады. Там разговаривал с захваченными пленными. Перед нами пока одна дивизия противника — сто двадцать четвертая пехотная. [288]
— Хорошо, — кивнул Крылов. — Но и с этой дивизией нам нельзя долго вести бой. Могут подойти другие. Так что доложите, что вы уже сделали, а также ваше решение на бой.
Командарм внимательно слушал командира корпуса, который докладывал о том, что к позициям подвижного отряда уже подошли два стрелковых полка. И что туда же стянута вся дивизионная и корпусная артиллерия. Перекрестов коротко изложил и замысел боя: после мощной получасовой артиллерийской подготовки имеющимися силами прорвать оборону противника на четырехкилометровом фронте, затем, по мере подхода соединений первого эшелона, расширить прорыв и преодолеть хребет Ляоэлин.
— А вы уверены, что вам удастся двумя полками и танковой бригадой прорвать оборону дивизии? — несколько удивившись смелому решению Перекрестова, спросил Крылов.
— Уверен, товарищ командующий, — убежденно ответил тот. — На участке прорыва мы обеспечим необходимое превосходство в людях и технике. А артиллерию противника подавим во время артподготовки. Нас могут задержать два бронепоезда, но я хочу просить вас уничтожить их авиацией.
Несмотря на некоторые сомнения, Крылов все же утвердил решение командира 65-го стрелкового корпуса. В случае успеха оно позволяло в короткие сроки разгромить противника и выйти к Муданьцзяну. А в случае неуспеха... Впрочем, чтобы его не было, командующий 5-й армией приказал приехавшему с ним генералу Федорову привлечь к разгрому противника всю переправившуюся через Мулинхэ армейскую артиллерию, а представителю фронтовой авиации нанести бомбовые удары по бронепоездам врага и по его резервам, которые уже, несомненно, спешат на выручку своим войскам.
Тридцать минут грохотала вся стянутая к участку прорыва артиллерия.
Вскоре к месту боя подошли остальные части передового эшелона 65-го стрелкового корпуса. Они завершили разгром 124-й японской дивизии. Так командование Квантунской армии лишилось последнего выгодного рубежа, на котором оно надеялось задержать продвижение 5-й армии. Но штаб Квантунской армии еще не распрощался с мыслью ударами с двух сторон закрыть «коридор», по которому шли к Муданьцзяну. Он направлял [289] своим войскам все новые и новые приказы, и, подчиняясь им, японцы практически беспрерывно контратаковавали.
Не добившись успеха с помощью контратак, японское командование решило поставить по всей ширине «коридора» огненный заслон. Подтянув к участку прорыва около двадцати артиллерийских и минометных батарей, противник обрушил на 5-ю армию сотни мин и снарядов. Но и это не помогло. Армия, упорно преодолевая все возрастающее сопротивление врага, продолжала расширять фронт прорыва и продвигаться вперед. 13 августа ее главные силы вышли в долину реки Муданьцзян — один из главных узлов обороны Квантунской армии: именно здесь находился штаб ее 1-го фронта.
Весь день 14 августа Крылов провел в войсках. Он побывал на командных пунктах корпусов и дивизий, в штабах полков. Везде интересовался состоянием частей и соединений, их потерями, обеспеченностью боеприпасами. На наблюдательный пункт, который уже успели оборудовать саперы Леймана, он вернулся возбужденным, в приподнятом настроении. Да, сражение предстояло трудное и жестокое. Но исход его уже был предрешен.
К Муданьцзяну, кроме 5-й армии, вышли соединения 1-й Краснознаменной армии генерала Белобородова. Это позволяло создать не только значительный перевес в силах по всему фронту, но и ударить по вражеской группировке с нескольких сторон одновременно. Если Белобородов будет наступать с севера и северо-востока — именно на это направление вышли его стрелковый корпус и две танковые бригады со средствами усиления, — то 5-й армии остается восток. Но наносить удар на таком довольно узком участке фронта силами всей армии вряд ли целесообразно. И Крылов приказывает командиру 65-го стрелкового корпуса генералу Перекрестову атаковать противника, закрепившегося на восточном берегу, захватить по возможности переправы, форсировать водную преграду и, обойдя город с тыла, ударить по защищающей его вражеской группировке.
16 августа в 7 часов утра начались ожесточенные бои на подступах к Муданьцзяну, и уже через два часа стрелковые дивизии 5-й армии прорвали оборону противника и подошли к окраинам города.
Чтобы помешать продвижению советских войск, японское командование приказало взорвать два железнодорожных и шоссейный мосты через реку Муданьцзян, но [290] еще за двое суток до этого Крылов предусмотрел эту возможность и потому приказал генералу Перекрестову захватить переправы. Командир 65-го стрелкового корпуса выполнил эту задачу. По отбитой у противника переправе уже направлялись через реку Муданьцзян пехота и танки. А неподалеку на подручных средствах форсировали водную преграду 22-я и 300-я стрелковые дивизии. К полудню они сосредоточились на западном берегу и неожиданно для противника ударили с юга и юго-востока, К 13 часам части 65-го стрелкового корпуса ворвались в юго-восточную часть Муданьцзяна.
Четыре часа длились уличные бои в самом городе. Противник цеплялся за каждый дом, за каждую улицу или перекресток. Но кольцо 26-го и 65-го корпусов 5-й и 1-й Краснознаменной армии сжималось вокруг него все туже и туже. К 17 часам Муданьцзян был полностью освобожден от врага.
Наступал решающий день, все, от солдата до генерала, чувствовали, что достаточно удержать взятый темп наступления хотя бы на сутки, и сопротивление врага будет сломлено. Он полностью деморализован. Причем не только в полосе наступления 5-й армии, но и на всех направлениях. Квантунская армия терпела одно поражение за другим и, пятясь, сдавала частям 1-го и 2-го Дальневосточных, а также Забайкальского фронтов все новые и новые участки захваченной ею китайской территории.
Стремительность продвижения советских войск наконец вынудила японское командование признать бессмысленность сопротивления. Вечером 17 августа, то есть всего на 9-й день наступления, командующий Квантунской армией генерал Ямада обратился к главкому советских войск на Дальнем Востоке маршалу Василевскому с предложением прекратить боевые действия. 18 августа, после обмена телеграммами, японское командование отдало приказ о капитуляции.
19 августа в штабе 5-й армии была получена директива фронта о прекращении боевых действий.
Через три месяца и десять дней после Дня Победы закончилась Великая Отечественная война и для генерала-полковника Николая Ивановича Крылова. И хотя до подписания акта о безоговорочной капитуляции Японии оставалось еще почти две недели, долгожданный мир, к которому советский народ шел долгих четыре с лишним года, был уже установлен.
Через много лет после описываемых событий Маршал [291] Советского Союза А. М. Василевский вспоминал: «Как представитель Ставки на различных фронтах, как командующий 3-м Белорусским фронтом в последние месяцы войны с гитлеровской Германией, а затем главнокомандующий советских войск на Дальнем Востоке, я могу засвидетельствовать, что 5-я армия генерала Крылова внесла весомый вклад в дело разгрома врага как на западе, так и на востоке». [292]