Соколиное племя
«Дорогие мои! Здравствуйте, здравствуйте!» — четко вывел Сафонов на блокнотном листке и невольно задумался. Давненько не посылал он весточку матери с отчимом, все было недосуг. И теперь о многом хотелось написать, а вот когда сел за письмо, не сразу смог собраться с мыслями. Но первые слова, вышедшие из-под пера, выражали не столько мысли, сколько чувства, которыми он жил многие военные месяцы. С первых дней войны его не покидала тревога за сынишку, мать и Сергея Васильевича. Горько было, когда враг ступил на тульскую землю. Матери с отчимом и Игорьком пришлось тогда вместе со многими беженцами уйти сначала в Плавск, затем в Тулу, где находились они весь период осады города бронированными войсками Гудериана Только в начале сорок второго им удалось эвакуироваться в Куйбышев.
Сафонов передал сердечные приветы от Евгении Валентиновны и сообщил, что она тоже неплохо воюет, отлично работает во флотском госпитале и, конечно, очень тревожится за Игорька и всех близких. Борис просил своих «стариков» беречь себя и внука, писал о неминуемом крах фашистской Германии и предстоящей радостной встречи после победы над заклятым врагом.
Дописать письмо в тот день Сафонову не пришлось — начался очередной налет противника на Мурманск. Борис Феоктистович по тревоге поднялся с группой истребителей в воздух.
Воздушные бои в мурманском небе снова усилились в середине мая — как только немного улучшилась погода.
В результате многочисленных налетов вражеской авиации к городе сгорели от зажигательных бомб многие деревянные здания, жилые дома.
Но добиться главной своей цели — парализовать морской порт и судоремонтный завод — гитлеровцам по-прежнему не удавалось. Атаки фашистских самолетов в течение суток повторялись многократно и днем и ночью. Причем авиация противника все так же избегала массированных налетов и действовала главным образом небольшими группами бомбардировщиков и истребителей. Но и этот тактический ход не приносил гитлеровцам успеха. Каждый раз вражеские самолеты встречали решительный отпор летчиков-истребителей и артиллеристов-зенитчиков.
Боевая деятельность сафоновцев приняла еще более напряженный характер. Экипажи стали все чаще летать и на прикрытие союзных конвоев в операционной зоне Северного флота. Гитлеровцы, сосредоточив к этому времени в Северной и Западной Норвегии большое количество надводных, подводных и воздушных сил, начали наносить по судам, следовавшим в советские порты, комбинированные удары крупными кораблями, подводными лодками и авиацией. Поэтому советское командование для обеспечения безопасности союзных конвоев стало привлекать в своей операционной зоне большие силы, в том числе авиацию Северного флота, Карельского фронта и Архангельского военного округа, а также дивизию бомбардировщиков дальней авиации.
20 мая из Рейкьявика вышел крупный конвой PQ-16, который имел в своем составе 34 транспорта, в том числе 5 советских кораблей. Ближнее охранение судов осуществляли 5 эскадренных миноносцев, 9 других надводных кораблей и 2 подводные лодки.
Союзное командование планировало завершить проводку конвоя 2 июня. Военно-воздушные силы Северного флота и приданные ему авиационные соединения и части должны были в этот период вести воздушную разведку, наносить удары по аэродромам и кораблям противника на базах и в море, прикрывать PQ-16 с воздуха.
Переходу судов благоприятствовала вновь установившаяся нелетная погода. Но постепенно она стала улучшаться. Налеты немецких самолетов на конвой начались 25 мая, когда он находился на полпути между островами Ян-Майен и Медвежий. Шесть суток подряд подвергался конвой многочисленным ударам авиации и подводных лодок. До подхода к операционной зоне Северного флота фашистские летчики потопили 4 транспорта, корабль ПВО и повредили 4 судна. Один транспорт погиб от торпед немецкой подводной лодки, другой затонул от тяжелых повреждений, причиненных «юнкерсами».
С 29 мая, когда конвой достиг зоны, отстоявшей от, советских аэродромов на 200 миль, над ним стали постоянно барражировать истребители дальнего действия, а затем в ближней зоне — самолеты сафоновского полка.
Под утро следующего дня основная часть конвоя — 21 транспорт — вышла к Кольскому заливу, чтобы следовать в Мурманск, а другая группа из шести судов направилась в Архангельск.
Когда транспорты начали перестраиваться в колонну, чтобы войти в залив по протраленному фарватеру Кильдинского плеса, появились фашистские торпедоносцы. Но их атаку мужественно и умело отбили североморцы во главе с комэском майором С. С. Кирьяновым. Однако вскоре последовал новый налет, более массированный, а затем третий, четвертый... Советские истребители надежно защищали конвой, сбивая «юнкерсы» с курса. В упорных воздушных боях на подступах к транспортам они сбили четыре Ю-88.
Утром 30 мая 2-й гвардейский полк получил приказ сменить истребители дальнего действия. Сафонов сам решил повести к конвою группу «киттихауков». Перед вылетом на своем КП он вспомнил о неоконченном письме, достал его из летной сумки и дописал:
«Дорогая мама! Как здоровье Игоря? Береги себя и его... Целую, твой Боря. Май 1942 г.».
У стоянки самолетов к Сафонову подошел инженер полка В. Н. Булыгин. Пожелав успеха, он выразил сожаление по поводу невысокого качества моторов американских «киттихауков».
— Что поделаешь, — отозвался Сафонов. — Приходится воевать и на таких самолетах.
Ранним утром группа командира полка взмыла в воздух. В нее вошли майор А. Н. Кухаренко, капитан П. И. Орлов и старший лейтенант В. П. Покровский. Но у Кухаренко, шедшего ведомым у Сафонова, на «киттихауке» в самом начале полета появились неполадки — начал давать перебои мотор. И командир полка приказал майору возвратиться на аэродром.
Кто знает, о чем думал в том последнем своем полете Сафонов... Известно только, что обычно перед полетом и в воздухе Сафонов старался не думать об опасностях, постоянно подстерегающих летчика на войне. Но не всегда это удавалось. Своему другу Александру Коваленко он как-то признавался, что иногда перед боем невольно вспоминает родных, все, что стало дорогим в детстве и юности, во всей прожитой жизни. Быть может, и в том полете проплыли перед его глазами дорогие лица... И доподлинно известно — - по радиограммам на КП, — что командир полка ни на минуту не потерял хладнокровия...
Вскоре внизу севернее острова Кильдин показался конвой, а через несколько минут Сафонов и его товарищи заметили вражеские бомбардировщики. Сафоновская тройка ринулась к передней группе из шести «юнкерсов», когда они на высоте 300–400 метров выходили из пикирования. По их лихому полету наши летчики догадались, что перед ними самолеты 30-й эскадры пикировщиков, пилоты которой специально готовились для борьбы на морских коммуникациях. Однако это не смутило североморцев.
«Юнкерсы», заметив советские самолеты, стали быстро удаляться от конвоя в юго-западном направлении. Два из них, преследуемые Покровским и Орловым, вдруг отвернули вправо и перешли на бреющий полет. Но оторваться от истребителей им не удавалось.
А перед Сафоновым остались четыре бомбардировщика. О том, как протекал этот последний бой североморского героя, можно судить по его радиограммам на командный пункт полка...
Когда Покровский и Орлов бросились в погоню за отвернувшими от группы бомбардировщиками, Сафонов настиг крайнего «юнкерса» и сразил его короткой очередью.
— Одного сбил, — сообщил он на К П. Несколько минут спустя здесь снова услышали его голос:
— Двух рубанул! И тут же:
— Прикройте с хвоста!..
По всей вероятности, Борис Феоктистович в этот момент вел бой уже со всей перехваченной им группой, и, видимо, один из «юнкерсов» нападал на него сзади. На командном пункте облегченно вздохнули, когда в полной тишине из эфира послышалось:
— Подбил третьего.
Но уже через секунду-другую Сафонов дал тревожный сигнал:
— Мотор!..
Это означало, что Борис Феоктистович пошел на вынужденную посадку.
Орлов и Покровский, уничтожив по «юнкерсу», стали искать Сафонова, но встретили лишь два истребителя из эскадрильи Кирьянова, которые вылетели на поиск командира полка.
...Истребитель Сафонова, теряя высоту и скорость, шел по направлению к конвою. Не дотянув примерно две мили до эскадренного миноносца «Валериан Куйбышев», он упал в море и тут же исчез в волнах.
Эти последние минуты полета наблюдали моряки с советских кораблей.
Командующий флотом вице-адмирал Головко, получив доклад о случившемся, приказал эсминцу осмотреть район гибели самолета.
В поиск включилась шестерка истребителей гвардии старшего лейтенанта Синева, летевшая на смену сафоновской группе.
Моряки и летчики напряженно обследовали огромную площадь в районе, где затонул истребитель, но все было тщетно: ни самого Сафонова, ни каких-либо предметов с его машины на воде не оказалось.
Причина гибели героя так и осталась тайной. Быть может, истребитель подбили гитлеровцы. Возможно, что в моторе возникла серьезная неисправность. Большинство специалистов морской авиации и исследователей ее боевой деятельности считают, что трагедия произошла в результате отказа двигателя. Моторы «киттихауков» часто не выдерживали форсированного режима работы — в такой ситуации обычно заклинивался коленчатый вал.
Вряд ли можно согласиться с содержащимся в некоторых послевоенных публикациях мнением, будто самолет был атакован и сбит вынырнувшим со стороны моря «мессершмиттом», — немецких истребителей в этом районе не было. Против этой версии убедительно говорит и последний сигнал Сафонова о вынужденной посадке.
Небезынтересно сообщение, содержащееся в третьем номере западногерманского военно-морского журнала «Марине рундшау» за 1962 год. В хронике военных действий немецко-фашистского флота «Через 20 лет», подготовленной на основе архивных данных, указывается, что немецкая авиация в период с 25 по 30 мая 1942 года произвела 30 налетов на конвой PQ-16 и все они потерпели неудачу. В хронике, в частности, говорится:
«30 мая. Вновь безрезультатные атаки 30-й эскадры, несшей потери от зенитного огня и действий советских истребителей. В воздушном бою погиб лучший летчик советского Северного флота подполковник Сафонов».
Обстоятельства гибели Б. Ф. Сафонова в журнале не приводятся. Если бы он действительно был сбит в воздушном бою, то имя летчика, сумевшего сделать это, было бы непременно указано. Так что все аргументы сводятся к наиболее вероятному предположению: Сафонова подвел двигатель, остановившись в разгар блистательного боя североморского аса с многократно превосходящим противником.
Безмерна была скорбь гвардейцев-сафоновцев. Они дрались с еще большей яростью, успешно отбивая все атаки гитлеровцев. Только в день гибели командира полка они уничтожили над конвоем еще три фашистских самолета. Всего 30 мая, защищая PQ-16, советские летчики сбили 9 бомбардировщиков и истребителей врага.
1 июня все суда и боевые корабли благополучно достигли портов разгрузки в Кольском заливе и Белом море. Если до вступления в операционную зону Северного флота конвой не досчитался семи судов, то в ее пределах он потерь не имел.
Сообщение об очередном боевом успехе гвардейского полка на этот раз восторгов не вызвало — слишком дорогой ценой достался он. Но никому не хотелось поверить, что произошло непоправимое, и все еще ждали возвращения своего командира. Гвардейцев ни на минуту не покидала надежда на это. Сначала жили предположением, что командира подобрали корабли охранения конвоя. Но они один за другим входили в порты и базы, а Сафонова на их борту не оказалось. Безрезультатно закончился и трехдневный поиск, осуществлявшийся эсминцем «Валериан Куйбышев». Потом появились слухи, будто командира полка спасли подводники флота. Через несколько дней, с возвращением подводных лодок, отпало и это предположение. Но сафоновцы, а вместе с ними все летчики флота, все североморцы по-прежнему продолжали верить в возвращение своего любимца, хотя понимали, что надежд на чудо немного.
Но они верили и ждали. И никто не хотел признать, боевой вылет Бориса Феоктистовича 30 мая оказался роковым...
Тогда никому и в голову не приходило подвести итоги сделанного Борисом Сафоновым за одиннадцать месяцев войны. Если бы кто-то и попытался тогда обобщить их, это показалось бы всем кощунственным, противоестественным.
Но об этих итогах заговорили через две недели. И заговорили по совершенно иному поводу: 14 июня Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о награждении Бориса Феоктистовича Сафонова второй медалью «Золотая Звезда». Произошло исключительное событие: впервые в ходе Великой Отечественной войны было дважды присвоено звание Героя Советского Союза. За столь высоким отличием стоял и исключительный подвиг: североморский воздушный ас совершил 224 боевых вылета, уничтожил 30 фашистских самолетов лично и 3 — в группе. Такого боевого счета тогда не имел ни один советский летчик. Вновь к этому высокому званию Сафонов был представлен не посмертно, а при жизни, 27 мая 1942 года — за три дня до гибели...
На митингах, прошедших в частях и соединениях военно-воздушных сил флота, выступавшие отмечали, что заслуги выдающегося летчика и командира выразились не только в сбитых вражеских самолетах. Все говорили о замечательной сафоновской школе боевого и летного мастерства, о большом отряде прошедших ее летчиков — отличных воздушных бойцов.
— Он навсегда останется среди нас, — сказал тогда Александр Коваленко. — Мы всегда будем чувствовать его помощь и поддержку, ибо на нашем вооружении — победоносная сафоновская тактика и славные сафоновские традиции. А это — грозное оружие, с которым мы будем продолжать жестокую, но победную борьбу с фашистами до полного их разгрома.
«Бить врага по-сафоновски!» — к этому сводились прозвучавшие на митингах резолюции. Боевой девиз гвардейцев-сафоновцев приняли все североморские летчики.
«Горько сознавать эту гибель, — записал в своем дневнике командующий флотом А. Г. Головко. — Северный флот потерял выдающегося летчика, изумительно талантливого офицера. Отважный сын русского народа, верный Советской Родине и Коммунистической партии, Сафонов был образцом воздушного бойца и командира-воспитателя».
«Скорбью отозвалась в сердцах фронтовиков весть о гибели прославленного североморского летчика Героя Советского Союза Б. Ф. Сафонова, боевыми делами которого гордился весь флот, — писал в своей книге воспоминаний прославленный разведчик Герой Советского Союза И. П. Барченко-Емельянов. — Нам часто приходилось встречать в газетах имя Сафонова, так как ни одна боевая операция на суше или на море не обходилась без авиационного прикрытия, которое обеспечивал его полк. Во многих вылетах он непосредственно участвовал и сам. Я особо близко воспринял весть о гибели Сафонова еще и оттого, что в его полку воевал мой брат Михаил... Он отзывался о своем комполка как о человеке большой души, уважаемом всеми командире, непревзойденном мастере летного дела и бесстрашном воздушном бойце...»
16 июня, через два дня после митинга по случаю присвоения Сафонову звания дважды Героя Советского Союза, военкому Пронякову позвонил член Военного совета флота Николаев:
— Филипп Петрович, есть повод еще раз накоротке собрать полк.
— Догадываюсь относительно повода, Александр Андреевич. Неужели так быстро?
— Да, просьба ваших гвардейцев и ходатайство Военного совета удовлетворены. Сегодня нарком подписал приказ о присвоении полку имени Сафонова.
— Вот уважили. Спасибо от всех сафоновцев! Полк будет с честью носить имя своего прославленного командира.
А еще через несколько дней, 22 июня, гвардейцы подводили итоги своей боевой деятельности за год. Результаты эти были внушительными: свыше 160 воздушных боев, в которых враг потерял 194 самолета, что составляло две трети бомбардировщиков и истребителей, уничтоженных всей авиацией Северного флота. Кроме того, на счету полка были 2 тысячи гитлеровцев, 3 транспорта, 3 береговых батареи, свыше 30 вражеских самолетов, уничтоженных на аэродромах. И снова в этот день авиаторы флота воздавали должное Сафонову. На совещании командиров и политработников полка командующий ВВС флота генерал А. А. Кузнецов сказал:
— Неоценимы боевые заслуги Бориса Феоктистовича не только в уничтоженных им фашистских самолетах и живой силе врага, они сегодня и в том, что с его помощью, под влиянием его школы у нас в авиации выросли десятки и сотни мастеров воздушного боя, подлинных советских асов. Воздействие Сафонова в той или иной мере испытали все наши летчики. У него учились технике пилотирования, творческому подходу к выполнению каждого боевого задания и истребители, и бомбардировщики, и штурмовики, и разведчики. Мы можем с полным правом утверждать, что рядом с ним расправило свои могучие крылья большое соколиное племя, плеяда замечательных героев войны, таких, как Сгибнев и Сыромятников, Покровский и Курзенков, Бокий и Баштырков, Адонкин и Орлов. Таких, как Александр Андреевич Коваленко, который неделю назад вторым в нашей авиации после Сафонова удостоен высокого звания Героя Советского Союза.
Ко дню выхода Указа на счету Коваленко было 207 боевых вылетов, 38 воздушных схваток с противником, в которых он лично сбил 13 фашистских самолетов и 6 — в группе. Все более внушительным становился и список побед возглавляемой им 1-й эскадрильи — лишь за первые полтора весенних месяца сорок второго она уничтожила 20 вражеских бомбардировщиков и истребителей, а в июле — 21 самолет.
Представление своему боевому другу Саше Коваленко на звание Героя Советского Союза Сафонов писал сам. Он отмечал незаурядные командирские качества и большое летное мастерство своего соратника, его разумную отвагу и дерзость, тактическую сметку. Много примеров боевой доблести Коваленко мог привести командир полка, но он отметил лишь самые яркие. Если бы принято было писать в официальных представлениях о таких свойствах человека, как жизнерадостность, веселый характер, чувство юмора, что делало короткий досуг людей в эскадрилье благотворным, дающим заряд бодрости, снимающим огромное психологическое напряжение, повышающим настроение, то Борис Феоктистович, наверное, написал бы об этом немало...
...Пройдет время, и жизнь подтвердит, что Б. Ф. Сафонов ни на йоту не ошибся в своем доверии к ближайшему другу и первому помощнику. Коваленко всю войну и до тех пор, пока оставался в рядах военных летчиков, был одним из самых ярких представителей сафоновской школы.
Звания Героя Советского Союза удостоился и другой ученик Сафонова — командир звена гвардии младший лейтенант Павел Дмитриевич Климов: к маю сорок третьего он произвел 306 боевых вылетов, провел 33 воздушных боя и сбил 8 вражеских самолетов.
Добрая слава на флоте шла также о Захаре Артемовиче Сорокине и о многих других воспитанниках и последователях Б. Ф. Сафонова.
Захар Сорокин вернулся в родной полк в начале сорок третьего: 14 месяцев продолжалось лечение. Летчик после операции остался без обеих ступней и был признан негодным к летной работе. Но слова Сафонова, сказанные им в октябре сорок первого: «Я верю в Захара, он еще будет летать и бить фашистов», сбылись. Врачи уступили настойчивости североморца, и он получил назначение в родной полк. Командира своего уже не застал, но очень многое в части постоянно напоминало о выдающемся североморском летчике.
23 марта 1943 года после упорных тренировок на истребителе, оборудованном специальным управлением, Сорокин продолжил счет своих побед: сбил шестой вражеский самолет. До окончания боевых действий в Заполярье он довел его до 13 уничтоженных бомбардировщиков и истребителей врага.
В декабре сорок третьего З. А. Сорокин был назначен штурманом сафоновского полка. Его участие в обороне Советского Заполярья отмечено тремя орденами Красного Знамени и званием Героя Советского Союза, присвоенным 19 августа 1944 года.
Велика роль сафоновцев в завоевании господства в заполярном небе. Они видели в этом одно из самых важных проявлений памяти о своем легендарном командире.
Но какими бы крупными ни были потери фашистов, напряжение борьбы в воздухе не ослабевало ни на один день. На долю воспитанников Сафонова, его товарищей выпали немалые испытания.
Одна из героических страниц в истории полка имени Б. Ф. Сафонова — единоборство с отрядом отборных фашистских асов.
Весной 1943 года гитлеровское командование, не смирившись с потерей превосходства в воздушной войне на Севере, перебросило сюда новые силы авиации. 20 марта в Заполярье прибыл 6-й отряд 5-й истребительной эскадры, пользовавшийся в рейхе особой славой: за ним утвердилось громкое название «Гордость Германии». Его летчики получили солидный боевой опыт в небе многих европейских стран, каждый из них имел уже немало побед. Обер-фельдфебель Рудольф Мюллер был награжден высшим в фашистской Германии орденом — рыцарским крестом с дубовыми листьями.
Отряд прибыл на новых высотных и скоростных истребителях, оснащенных мощным вооружением. Мюллер же, как любимец шефа немецкой авиации Геринга, получил специально построенный для него «мессершмитт» со сверхмощным мотором, высокой скоростью, хорошей маневренностью и скороподъемностью.
Базировался отряд в районе Луостари. С его помощью гитлеровское командование решило блокировать аэродромы Северного флота. При выполнении этой задачи летчики 6-го отряда, пользовавшиеся в «люфтваффе» репутацией «непобедимых», стремились избегать открытого боя, они прятались за облаками у советских авиабаз и неожиданно нападали на самолеты — на взлете или при заходе на посадку.
Такие повадки фашистских летчиков для гвардейцев-сафоновцев не были новостью. И раньше «мессершмитты» устраивали засады у армейских и флотских авиабаз. Этот коварный прием был разгадан быстро, не принеся врагу каких-нибудь успехов. Первым проучил гитлеровцев, придерживавшихся этой тактики, Б. Ф. Сафонов. Случилось это осенью сорок первого. Тогда нападениям воздушных пиратов подверглись несколько самолетов полка. Особенно часто обнаруживали «мессера», которого на аэродроме прозвали «рыжим». На фюзеляже фашистского самолета был нарисован большой рыжий пес с краснозвездным истребителем в зубах. Летчик самолета держался крайне нагло, но открытого боя старался избегать. Когда же это не удавалось, гитлеровец улучал момент и удачным маневром отрывался от преследователей.
Сафонов досадовал, что ему не доводилось встретить в воздухе распоясавшегося наглеца. Но наконец такой случай представился. При возвращении с задания Сафонов заметил «рыжего» и навязал ему бой. По первым же маневрам противника стало ясно: помериться силами придется с очень опытным воздушным волком. Гитлеровец, выбирая выгодные для атаки позиции, выполнял сложные пилотажные фигуры. Но через минуту-другую ему самому пришлось туго: Сафонов все сильнее и сильнее наседал на него. «Ястребок» наконец зашел «мессеру» в хвост, однако тот тут же вывернулся и почти вертикально ушел вверх. За ним устремился «ястребок». Фашист явно пытался оторваться, но это ему не удавалось. Сафонов плотно шел следом и ждал момента для точного удара.
И этот момент наступил: когда фашистский ас, пытаясь снова зайти истребителю Сафонова в хвост, начал делать переворот, прогремели меткие очереди. «Мессер» загорелся и камнем сорвался в отвесное пике, оставляя черный дымный шлейф.
Воздушный пират успел оставить пылающую машину и, раскрыв парашют, приземлился на позиции советских зенитчиков. Пленный оказался матерым фашистским асом Вилли Френгером. На его счету было 900 боевых полетов и 36 сбитых над Ла-Маншем самолетов. При задержании он сорвал с груди свои награды — два Железных креста и один в золотой оправе...
В апреле сорок второго и Коваленко удалось в тяжелой схватке над линией фронта сбить Ме-110 с псом на фюзеляже, на этот раз изображенным коричневой эмалью. «Мессер» упал в болотистой местности. По заданию Сафонова капитан Кухаренко и воентехник I ранга Соболевский на У-2 приземлились рядом и сняли с вражеского самолета вооружение и бронеспинку. На организованных Сафоновым стрельбах по бронеспинке удалось найти ракурсы, позволявшие пробивать ее.
И вот снова противоборство с фашистскими асами. Тяжелый бой с летчиками отряда «Гордость Германии» произошел 19 апреля 1943 года. В полдень радиолокационная станция обнаружила три группы вражеских самолетов. На большой высоте они приближались к Кольскому заливу. На помощь шести патрулировавшим в воздухе истребителям устремились еще шесть самолетов сафоновского полка. Одну из групп вел гвардии младший лейтенант Николай Бокий в паре с ведомым гвардии старшим сержантом Анатолием Титовым. В составе шестерки были гвардии капитан Захар Сорокин и его ведомый гвардии старшина Василий Горишный.
Девять ФВ-190 под прикрытием двенадцати Me-109 шли на Мурманск. Группа из четырех «мессеров» и двух ФВ-190 направлялась к главному аэродрому флота. Эта шестерка вражеских самолетов явно намеревалась сковать советские истребители на аэродроме, не пропустить их к Мурманску.
Звено Бокия обнаружило вражескую группу на большой высоте. Когда сафоновцы перестраивались для атаки, два «мессера» отделились от своей группы и стали заходить сверху в хвост нашим истребителям. Заметив это, Бокий бросился на выручку однополчанам. Вместе с Титовым он настиг гитлеровцев сзади и дал длинную очередь по головной машине. «Мессеры» прекратили атаку — один пытался скрыться в стороне солнца, а другой спиралью ринулся вниз. Бокий второй меткой очередью срезал у него левый элерон и повредил мотор. «Мессершмитт», резко теряя высоту, совершил вынужденную посадку на советской территории в районе озера Мальярви. Летчик пытался на лыжах скрыться, но был задержан в 12 километрах от линии фронта специально посланной оперативной группой. Им оказался Рудольф Мюллер. Его ведомого настиг и расстрелял в упор Анатолий Титов, открывший этой победой свой боевой счет.
Тем временем Сорокин со своим ведомым вел бой с четырьмя вражескими самолетами. Искусно маневрируя, Захар сбил один из них.
В том бою уничтожил два фашистских самолета и новый командир полка Петр Георгиевич Сгибнев.
Из всей вражеской группы, прорывавшейся к авиабазе, уйти удалось лишь одному «мессершмитту».
Столь сокрушительный отпор и тяжелые потери обескуражили фашистских асов. В течение десяти дней они пребывали в оцепенении. Уцелевшие от всего отряда пять самолетов снова появились в воздухе лишь 29 апреля. Они опять пытались «поохотиться» у главного флотского аэродрома, но и на этот раз были обнаружены и перехвачены. Сафоновцы сумели насесть на них сверху и заставить вести бой на малой высоте. В быстротечной схватке одержал свою восьмую победу Николай Бокий. По одному «мессершмитту» сбили гвардейцы старший лейтенант Н. И. Игнатьев, старшины Н. Г. Голодников и Д. В. Будник. Пятый вражеский истребитель был подбит и тоже не ушел — упал в районе аэродрома.
Хваленый фашистский отряд отборных воздушных пиратов перестал существовать. Длительное время безнаказанно разбойничавший в небе Европы, он в двух боях на советском Крайнем Севере был наголову разбит летчиками авиаполка имени Бориса Сафонова.
Получив столь тяжелый удар, гитлеровцы стали реже совершать налеты на аэродромы и главную базу флота, благодаря чему североморская истребительная авиация смогла полностью включиться в действия на морских коммуникациях. Это заметно повысило эффективность борьбы с перевозками противника: в течение 1943 года он потерял от ударов летчиков флота 61 транспортное судно и 7 боевых кораблей, а в следующем году — 93 транспорта и 80 боевых кораблей. В этом была немалая заслуга и сафоновцев: только за 10 месяцев 1944 года они совершили 2,5 тысячи самолето-вылетов и в 48 воздушных боях уничтожили 56 фашистских самолетов.
Активное участие приняли гвардейцы в Петсамо-Киркенесской наступательной операции, завершившейся окончательным разгромом немецко-фашистских захватчиков в Заполярье. Особенно отличившись в боях по прорыву вражеской обороны и при освобождении Петсамо (Печенги), сафоновский полк ко многим своим титулам прибавил почетное наименование Печенгского.
В 1944 году кроме Захара Артемовича Сорокина Героями Советского Союза стали гвардии старший лейтенант Николай Матвеевич Диденко, гвардии капитан Петр Леонтьевич Коломиец. Всего же в годы войны этого высокого звания удостоились 7 летчиков полка и десятки других учеников и последователей Сафонова, воевавших в составе различных авиационных частей и соединений Северного флота.
Трудно переоценить роль Бориса Феоктистовича Сафонова в становлении и развитии авиации не только Северного флота, но и Военно-Воэдушных Сил нашей страны в целом. Его непосредственные уроки, боевая практика, а главное — замечательная школа летного мастерства, которую довелось пройти многим, оставили глубокий след в истории советской авиации.