Во главе полка
В эскадрилье и во всем полку хорошо знали выдержку Сафонова, восхищались его большой волей и внутренней силой, умением владеть собой, не выдавать свои переживания, как бы тяжело ему ни было. Но в последнее время и Редков, и Коваленко стали замечать, что в короткие минуты отдыха между боями большие выразительные глаза командира все чаще бывают подернуты затаенной грустью. Военком и замкомэска догадывались о причине: Сафонова тревожила судьба жены, сынишки и родителей. Вот уже около двух месяцев от них не было никаких вестей.
Между тем смерч войны все ближе подкатывался к Туле, а значит, и к Ново-Рязановке, где находились его близкие, В письмах, полученных в первых числах августа, жена и мать сообщали, что все живы и здоровы, просили о них не беспокоиться, а беречь себя и крепче бить врага. Из торопливой приписки, сделанной отчимом в последнем письме Евгении Валентиновны, Сафонов узнал, что в связи с дальнейшим ухудшением обстановки на фронте вся семья должна со дня на день эвакуироваться.
С той поры прошло немало дней, а Борис Феоктистович оставался в полном неведении о своих близких. Успели ли они уехать в глубь страны? Ведь за последнее время на Западном направлении произошло немало тревожных событий. Враг, не считаясь с огромными потерями, рвался к Москве.
У самого Бориса Феоктистовича к тому времени произошло немало перемен, причем существенных. Ему уже вручили знаки отличия Героя Советского Союза, он возглавил вновь создававшийся 78-й истребительный авиаполк, получил воинское звание майора, значительно увеличил счет сбитым фашистским самолетам.
Разрядка в его настроении наступила в конце лета. Сначала пришла телеграмма. Евгения Валентиновна сообщала, что едет в Заполярье.
Но тревог не уменьшилось, наоборот, их стало еще больше: «Что с Игорьком, неужели Женя едет сюда, в прифронтовой военный городок, с сыном?.. Почему не эвакуировалась? И как доберется до Мурманска, когда единственная железная дорога, связывающая город со страной, постоянно находится под ударами вражеской авиации? И где мать с отцом, успели ли уехать подальше от фронта?»
Через три дня Бориса Феоктистовича, решившего после очередного тяжелого боя над линией фронта передохнуть в своей квартире часок-другой, встретила дома жена. Евгения Валентиновна рассказала, что Фекла Терентьевна и Сергей Васильевич с Игорьком выехали в Куйбышев, а сама она решила вот отправиться в Заполярье.
— Но ведь здесь. Женя, по существу, фронт. Бомбежки почти постоянны...
— Я хочу быть рядом с тобой, — твердо сказала Евгения Валентиновна. — Постараюсь быть нужной здесь.
По тону жены Сафонов понял, что вопрос этот она решила окончательно, и не стал возражать, а лишь восхищенно проговорил:
— Признаться, не ожидал от тебя такого решения...
— Значит, плохо меня знал, — улыбаясь, сказала Евгения Валентиновна. — Я рада, что не возражаешь. Ведь я врач, моя помощь на фронте нужна больше, чем в тылу, и, надеюсь, место по специальности здесь найдется. А если не найдется, согласна и медицинской сестрой работать.
— Об этом не беспокойся. Знаю, что в госпитале люди нужны. Вот туда и устроишься.
Приезд жены, добрые вести о сыне, матери и Сергее Васильевиче придали Сафонову новые силы, которых от него теперь требовалось не меньше, а, пожалуй, больше, чем в эскадрилье. Формирование части и ее передислокация на вновь построенный аэродром шли без пауз. Опытные летчики продолжали бои, а новички осваивали поступавшие в эскадрильи самолеты. Сафонову приходилось решать уйму организационных вопросов в ходе ожесточенных боев в заполярном небе. Но как и обычно в большом и новом для него деле, он делал это не один, а опираясь на помощь опытных боевых соратников — старшего политрука Редкова, ставшего военкомом полка, капитана Коваленко, старших лейтенантов Яковенко, Алагурова и Реутова, лейтенантов Максимовича, Амосова, Кравченко, Верховского, Родина и старшины Семененко, назначенных командирами эскадрилий и звеньев, специалистов инженерно-технического персонала. Штаб полка возглавил капитан Иван Федорович Антонов, опытный оперативный работник, энергичный организатор боевой и повседневной деятельности воинского коллектива.
Борис Феоктистович был доволен подбором командного и политического состава и не раз ловил себя на мысли, что без этого он не смог бы в установленный срок доложить командованию авиации флота о рождении спаянной, слаженной, вполне боеспособной истребительной авиачасти.
— С такими командирами и военкомами бить врага можно, — улыбаясь, говорил он в беседе с командующим военно-воздушными силами генерал-майором авиации А. А. Кузнецовым. — Основа полка, можно сказать, крепкая.
— Это замечательно, чего еще может желать командир! Приятно сознавать, что у нас на флоте появился первый столь крупный и мощный кулак истребителей. Многого ждем от полка, и, я уверен, бить фашиста вы будете крепко.
В добрый час, майор!
— Постараемся не подкачать, товарищ генерал, — ответил Сафонов.
Генерал не обманулся в своих ожиданиях. Полк с первых же дней своей жизни шел от успеха к успеху, непрестанно наращивая мощь ударов по врагу. Уже в октябре был открыт его боевой счет. И сделали это в первом же бою летчики старший лейтенант Диамин Синев и его ведомый младший лейтенант Павел Обувалов.
Когда шестерка истребителей, заступившая на первое в части боевое дежурство, приближалась к линии фронта, над позициями советских войск появились пять полосатых Ме-110. Сафоновцы устремились к ним парами с трех направлений.
«Мессершмитт», которого атаковал Синев, пытался уклониться от удара, но это ему не удалось — советский истребитель, неотступно преследуя, настиг его и с короткой дистанции сразил меткой очередью.
За добрым почином Синева последовали одна за другой победы старшего лейтенанта Виктора Алагурова, уничтожившего над морскими подступами к главной базе флота «юнкерс», лейтенанта Василия Кравченко, сбившего транспортный самолет с диверсионной группой на борту, старшины Петра Семененко, уничтожившего в одном бою двух «мессеров», других летчиков.
Командир полка радовался успеху своих пилотов, но именно в те дни Сафонову вместе со всеми авиаторами флота пришлось немало поволноваться за одного из лучших своих учеников — лейтенанта Захара Сорокина, не вернувшегося из боя.
Случилось это 25 октября. Сорокин и его напарник лейтенант Дмитрий Соколов перехватили четверку «мессершмиттов», направлявшихся к Мурманску. В завязавшемся воздушном бою лейтенант Сорокин пулеметной очередью сбил головной самолет. Когда же кончились боеприпасы, он пошел на таран. На аэродром он не вернулся. Как доложил Соколов, во время неравной схватки машина Сорокина была повреждена, а его самого ранило в бедро. После этого связь с ним прервалась. Соколов видел, как плохо слушавшийся самолет вскоре камнем пошел вниз. Перед самой землей Сорокину удалось вывести его из стремительного падения и, не выпуская шасси, посадить на лед озера. Но что с ним, остался ли он жив при таком приземлении, установить Соколову не удалось.
Командование флота срочно организовало поиск.
В тундру было направлено несколько поисковых партий. Но прошел день, другой, третий, а найти Сорокина не удавалось. Лишь на шестой день стало известно, что его обнаружили у позиций зенитчиков. На катере летчика доставили в Полярнинский госпиталь.
Сафонов в тот же день навестил лейтенанта.
— Ну здравствуй, Захар! — приветствовал он, входя в палату. — Я верил в тебя, в твой сибирский характер!
Видя, что Сорокин, хоть и старается бодриться, в тяжелом состоянии, Сафонов, немного побыв около товарища, направился к врачам. Они рассказали, что помимо ран летчика вызывает большую тревогу сильное обморожение ног.
— Я верю в Захара, — повторил Сафонов. — Он еще будет летать и бить фашистов.
Сафонов, как и прежде, рвется в бой, но теперь ему не всегда удается подниматься в воздух. На земле ждут его решения и действий постоянно возникающие неотложные вопросы и дела. Особенно много проблем появилось с наступлением полярной ночи и суровой зимы. Когда ударили морозы, обслуживание техники резко усложнилось. И больше всего хлопот доставляли американские самолеты «киттихауки», поставлявшиеся по ленд-лизу, и закупавшиеся в Англии «хаукер-харрикейны».
Первые «харрикейны» были приняты от группы английских летчиков, которые во главе с полковником Н. Шервудом прибыли на советский Север в сентябре для усиления авиационного прикрытия союзных конвоев в зоне Северного флота. Сафоновцы, помогая англичанам освоиться в суровых условиях Заполярья, сопровождали их в ознакомительных полетах, делились боевым опытом, создали необходимые условия для инженерно-технического обслуживания группы.
Свыше месяца английские летчики участвовали в патрулировании в воздухе, в прикрытии конвоев на переходе и в портах. Многие из них в воздушных схватках с гитлеровцами проявили незаурядные летные и боевые качества. Большой симпатией Сафонова и его соратников пользовался сержант Чарльстон Хоу, отличавшийся отчаянной смелостью, решительностью и тактическим мастерством. Хоу вместе с полковником Н. Шервудом, майорами Э. Миллером и Э. Руком удостоился высшей советской награды — ордена Ленина. В свою очередь этот замечательный летчик восхищался Сафоновым и его питомцами, а чуть позже, уже на своей родине, он высоко отозвался о них и советской авиационной технике, а Бориса Феоктистовича назвал «великим летчиком своего времени».
Умели воевать летчики союзнической группы, а вот их самолеты не вызывали восторга. Первым в эскадрилье освоил «харрикейн» и поднял его в воздух Сафонов. В течение двух недель машиной овладели все летчики эскадрильи. И в первых же полетах они поняли, что эти истребители далеки от совершенства. Достоинство «харрикейна» составляли приличная скорость и неплохая маневренность, в остальном же самолет далеко не отвечал своему предназначению. Он был громоздким и весьма уязвимым. Из-за конструктивных недостатков (отсутствия воздушных фильтров) нередко в полете отказывал мотор, и летчику приходилось идти на вынужденную посадку. На первый взгляд внушительно выглядели установленные на машине восемь — двенадцать «браунинговских» пулеметов, но они капризничали, поэтому не всегда удавалось эффективно использовать их в бою.
Не лучше зарекомендовали себя и поступившие в полк в небольшом количестве американские «киттихауки». Они не имели пушек, а пулеметы находились на плоскостях. Особенно ненадежными оказались установленные на них моторы фирмы «Аллисон». В самый острый момент боя с «мессером» заглох двигатель на такой машине у Коваленко.
Выручили лишь мастерство и самообладание опытного летчика, сумевшего посадить самолет на своей территории.
Аналогичный случай произошел и с Сафоновым. Обеспокоенный этим, он решил лично испытывать поступавшие от союзников самолеты в различных режимах полета и в боях. Военком Редков, узнав об этом решении, встревожился:
— Нужно ли командиру полка этим заниматься? Ведь и без того у тебя масса серьезных непосредственных обязанностей и дел.
— Нужно, и очень даже, — убежденно возразил комполка. — Как же я посажу на машину летчика, тем более молодого, не будучи уверенным, что на ней можно воевать?
Вскоре в очередном испытательном вылете Сафонова на «харрикейне» для перехвата фашистских самолетов снова отказал мотор. Исключительным напряжением воли и летного искусства майору удалось отвести беду и дотянуть до своей прифронтовой полосы.
Выпало подобное испытание и на долю других летчиков полка. Сафонов, посоветовавшись со своими заместителями, командирами эскадрилий, летчиками и инженерно-техническим составом, обратился к командованию авиации флота с конкретным, всесторонне обоснованным предложением: поскольку своих самолетов на флоте пока не хватает, «харрикейны» продолжать использовать, но попытаться на месте, своими силами усовершенствовать их.
Это предложение было принято, и Борис Феоктистович со своими техническими помощниками вплотную занялся поиском возможностей улучшения качеств английских истребителей.
В первом же воздушном бою на «харрикейне» он почувствовал слабость вооружения самолета и невольно подумал:
«Вот бы сюда поставить наши пушки!» И заговорила в прославленном летчике тульская закваска, полученная еще в годы учебы в ФЗУ.
...Когда Борис учился в тульском железнодорожном ФЗУ, на каникулы к родителям в село Рязанове он приехал с коробкой различных деталей. За четыре дня смонтировал детекторный радиоприемник, и изумленные односельчане впервые услышали в наушниках голос Москвы. А еще раньше смастерил Борис себе различные инструменты, оборудовал в кладовке мастерскую и там делал воздушные змеи, жестяные «пропеллеры» для запуска с помощью ниточной катушки, рыболовные крючки из швейных иголок. Здесь он чинил примусы и паял кастрюли, выручая и мать, и соседей. Приезжая из Тулы, он помог учебному комбинату по подготовке механизаторов сельского хозяйства отремонтировать трактор, а по просьбе преподавателя физики Евгения Матвеевича Островского сделал наглядные пособия для школы — электромотор и передаточный механизм. Нередко односельчане обращались за помощью к смекалистому и ловкому мальчонке.
И вот теперь, возглавляя крупную авиационную часть, в водовороте тяжелейшей войны, напряженных боев на сложнейшем морском театре Сафонов оказался во власти творческих технических исканий. Своими идеями и замыслами он увлек инженера полка по вооружению воентехника I ранга Б. Л. Соболевского, весь инженерно-технический персонал, в том числе оружейников и других специалистов во главе с начальником мастерских воентехником I ранга К. А. Безукладниковым. С предложением Сафонова заменить пулеметы на «харрикейнах» двумя пушками отечественного производства специалисты согласились.
Решили начать с машины командира полка. Обстоятельства сложились так, что в ее модернизации он смог принять непосредственное участие. Как раз в те дни установилась нелетная погода — закрутили снежные бури. К тому же Сафонов незадолго до этого перенес операцию аппендицита и на время ему запретили летать. «Прикованный» к земле, Сафонов занялся рационализаторскими делами.
Вместе с ним много времени проводил в мастерских и военком Редков. Он настойчиво добивался, чтобы все коммунисты и комсомольцы, от которых зависел успех этого важного дела, рассматривали модернизацию вооружения самолетов как боевую задачу.
Начало оказалось хорошим. Довольный результатами опробования нового вооружения самолета, Сафонов от души поздравил авиаспециалистов с удачей и уже по-деловому приказал:
— Теперь, не теряя ни дня и ни часа, приступаем к перевооружению других «иностранцев».
Оружейники горячо принялись за дело. Работа спорилась — очень помогал опыт, полученный на сафоновском самолете. Так за сравнительно короткий срок была значительно усилена огневая мощь всех истребителей.
От боя к бою в заполярном небе возрастала сила ударов полка. Однако трудностей оставалось еще немало. Самолеты, длительное время работавшие на износ, нуждались в основательном ремонте. Мало того, что они оказались устаревшими по своим тактико-техническим данным, но и были получены от союзников без запасных частей, и поэтому многие из них вовсе вышли из строя. И все же сафоновцы умели воевать и на такой технике, старались выжать из нее все возможное. Во многих случаях выручали смекалка и невероятные усилия авиаспециалистов.
Не меньше сил, энергии и времени у командира и военкома полка отнимала забота о подготовке летчиков к действиям в условиях полярной ночи. Еще в эскадрилье эта проблема с приближением зимы все больше и больше занимала их. В октябре же, когда Сафонов и Редков были поставлены во главе полка, она приобрела особую остроту и актуальность: большая часть летчиков части прибыла на флот уже в ходе войны и еще не успела овладеть навыками действий полярной ночью.
Но бывали у Сафонова и недолгие часы, а скорее — минуты, согретые теплом домашнего очага.
Радостное настроение, вызванное приездом жены, не покидало Сафонова ни на один день, хотя видеться им приходилось нечасто.
Борис Феоктистович был поглощен полетами, множеством неотложных дел. Нелегко приходилось и Евгении Валентиновне, сутками не оставлявшей своего рабочего места в госпитале.
Но когда все-таки удавалось быть вместе, в их доме воцарялся праздник. Не было конца разговорам о сыне, близких, о пережитом за дни разлуки. Из рассказов жены Сафонов все пытался представить себе, каким стал Игорек. И потому снова и снова просил повторить уже слышанные рассказы. Сафонову были дороги каждая деталь, каждая черточка в облике и поведении Игорька, — Борис Феоктистович своим отцовским чутьем стремился предугадать судьбу сына...
Между тем боевая деятельность полка приобретала все более напряженный характер.
В конце октября на совещании руководящего состава североморской авиации командующий военно-воздушными силами генерал Кузнецов, ставя перед авиачастями задачи на зимний период, сказал, обращаясь к Сафонову:
— Военный совет флота считает необходимым усилить патрулирование в воздухе. Эта задача ложится в основном на ваш, 78-й истребительный полк. Она, естественно, предъявит немалые требования к людям, которым предстоит летать и вести бои в ночных условиях. К этому надо подготовиться самым серьезным образом.
Сафонов и Редков, возвращаясь в полк, большую часть дороги ехали молча. Каждый, погруженный в глубокое раздумье, старался лучше осмыслить задачи, поставленные на совещании.
Несмотря на надвигавшуюся зиму с ее долгой полярной ночью, нужно было сделать все возможное, чтобы не снижалась боевая активность полка.
— Что и говорить, задача исключительно трудная, — первым нарушил молчание военком. — Особенно для нас — в полку много молодежи.
— Ночью летать для всех не просто, — отозвался Борис Феоктистович. — Тут дают себя знать и немалые особенности ночного боя, и то, что мы пока не имеем на аэродромах светотехнических средств обеспечения посадки. В наших условиях все решают опыт, сноровка. А их, ты прав, многим у нас еще не хватает.
— Теперь это с каждым днем чувствуется все заметнее, — озабоченно проговорил Редков. — То, что мы делали до сих пор, сейчас явно недостаточно.
— Согласен, Петр Александрович, — как-то вдруг оживившись, энергично сказал Сафонов. — Не откладывая в долгий ящик, завтра же обсудим все с командирами и военкомами эскадрилий.
Первое совещание с обсуждением предстоящих непростых полетов получилось обстоятельным и очень полезным.
Сафонов, начальник штаба Антонов и Редков решили регулярно собирать летчиков-ночников для обмена опытом и горячо одобрили инициативу лучших летчиков, взявшихся подготовить к ночным действиям по одному-два молодых пилота.
Вскоре в полку от совещаний ночников перешли к летно-тактическим конференциям, имевшим еще большую действенность. На них подробно разбирали действия своих истребителей в самых различных ситуациях боя в условиях полярной ночи. Причем разбирались не только удачные бои, но и характерные ошибки в действиях летчиков.
Командир полка не жалел времени для подготовки и проведения таких конференций, и в полку появлялось все больше мастеров ночного боя. Это позволяло сафоновцам добиваться максимального боевого эффекта при минимальных потерях.
Один из декабрьских дней выдался особенно «урожайным»: пять истребителей сафоновского полка сбили четыре немецких самолета. Но были и потери. В бою, который вели с фашистами молодые летчики, комсомолец лейтенант Михаил Волков был тяжело ранен, но продолжал драться и сумел поразить вражеский бомбардировщик. Вывести истребитель к своему аэродрому Волкову хватило сил, но во время посадки лейтенант потерял сознание и вскоре скончался.
А через несколько дней, 18 января, на командном пункте Сафонова раздался звонок.
В трубке послышался хорошо знакомый голос военкома Пронякова:
— У нас большая новость, Борис Феоктистович. Только что поступило сообщение, что наш семьдесят второй стал гвардейским, преобразовывается во второй гвардейский смешанный авиационный Краснознаменный полк.
— Вот здорово! — радостно воскликнул Сафонов. — От души поздравляю тебя и всех однополчан!
— Это ты хорошо сказал — однополчан, — с теплой ноткой в голосе проговорил военком. — Мы тебя по-прежнему считаем в своих рядах. Потому и тебя сердечно поздравляем. Во всех наших заслугах твой вклад очень и очень большой.
А заслуги эти были впечатляющими. В 1941 году полк уничтожил 140 фашистских самолетов, 3 транспорта с войсками и грузами, 3 моста, 7 артиллерийских и 6 минометных батарей, свыше 50 груженых автомашин, 2 склада боеприпасов, свыше 2 тысяч гитлеровцев. Внушительным был и боевой счет сафоновской эскадрильи. В сентябре на нее приходилось более половины сбитых полком вражеских самолетов.
Высокую оценку командования получали также действия 72-го полка в сложных зимних условиях. В канун нового, 1942 года многие его летчики и авиаспециалисты удостоились государственных наград. Вручал их в торжественной обстановке член Военного совета флота дивизионный комиссар А. А. Николаев.
На груди Сафонова под Золотой Звездой появился еще один орден Красного Знамени. Военком Редков был награжден орденом Ленина.
Генерал Кузнецов, поздравляя летчиков с наградами Родины, сказал:
— Рад, что не ошибся в своих надеждах — полк воюет отменно. Программа прежняя: активности не ослаблять, бить врага еще крепче.
— Будем так держать, товарищ генерал! — твердо ответил Сафонов.
— Настроение у всех в полку боевое, — добавил военком. — Главное, мы научились воевать и ночью. Да и вооружение самолетов стараемся усилить. Фашист все это уже чувствует.
— А в дальнейшем почувствует еще сильнее, — заверил командир полка.
— Не сомневаюсь, — генерал по-отечески обнял сначала Сафонова, а потом Редкова и пожелал удачи.
Об этом разговоре Сафонов невольно вспомнил ровно через сутки, когда возглавляемая им семерка «ястребков» разгромила группу немецких бомбардировщиков. Удалось спастись лишь одному фашистскому самолету. В этом бою Борис Феоктистович одержал свою очередную победу.
Первые месяцы нового года явились для всех в полку — от механика самолета до самого командира части — суровым испытанием на боевую зрелость. И каждый выдержал его с честью и достоинством. Сафоновцы стойко и надежно защищали небо над Заполярьем. Каждый бой приносил им удачу. Крупную победу они одержали 24 марта. В этот день гитлеровское командование предпринимало массированный воздушный налет на Мурманск. Но зловещий замысел врага был сорван. На подступах к городу армаду фашистских самолетов атаковали двадцать девять истребителей типа «харрикейн». Затем с другого аэродрома подоспела группа в составе 16 «харрикейнов» и И-16. И в этом случае блестяще «сработала» сафоновская тактика: стремительной атакой «юнкерсы» были отсечены от истребителей, а затем одна североморская группа самолетов насела на «мессеров», а другая начала уничтожать бросившиеся врассыпную бомбардировщики. Враг недосчитался тогда восьми своих самолетов.
Вскоре гитлеровцы повторили попытку пробиться к Мурманску и Полярному, но и на этот раз получили решительный отпор.
Во время их второго налета сафоновцы, потеряв лишь один самолет, сбили пять вражеских бомбардировщиков и один истребитель.
В марте же полк получил задачу нанести внезапный штурмовой удар по прифронтовому аэродрому Луостари, где воздушной разведкой было обнаружено большое скопление самолетов. Сафонов, готовя летчиков к выполнению боевого задания, особо обращал их внимание на обеспечение внезапности.
— Только внезапность позволит нам добиться успеха, — подчеркивал он, разъясняя свой замысел.
На подготовку к вылету времени было мало, но успели сделать все необходимое. По команде Сафонова звенья поднялись в воздух. Штурмовые группы шли друг за другом под прикрытием шестерки истребителей.
Все получилось так, как было задумано. Краснозвездные истребители вышли к цели настолько скрытно и стремительно, что ни одна машина противника не успела подняться в воздух. Под метким прицельным пушечно-пулеметным огнем один за другим вспыхивали факелом стоявшие на аэродроме самолеты. Вскоре над Луостари показались «мессершмитты» с другого аэродрома. Но сафоновцы своевременно обнаружили и перехватили их.
Группа «мессеров» не выдержала натиска советских истребителей. Потеряв пять машин, она вышла из боя.
После этого североморцы для Верности еще раз повторили штурмовку аэродрома.
Созданный в огне ожесточенных боев, полк набирался сил и опыта и вскоре стал надежным щитом заполярного неба.
В те дни к высоким наградам майора Сафонова прибавилась еще одна, на этот раз английская. 19 марта из Москвы пришло сообщение о том, что он вместе с боевыми соратниками капитанами А. А. Коваленко, А. Н. Кухаренко, И. К. Тумановым удостоен высшего авиационного ордена Англии «Ди-эф-си» — Большой серебряный крест. Награды вручал в торжественной обстановке прибывший в Заполярье глава британской миссии в СССР генерал-лейтенант Макфарлан.
— Этот торжественный момент, — отмечал он в своей речи, — укрепляет дружбу между двумя великими странами. Мы сражаемся вместе и будем продолжать нашу борьбу до полного разгрома общего врага человечества, каким являются фашистские захватчики.
Ответное слово произнес Борис Феоктистович.
— Принимая награду, — сказал он, — я призываю союзников усилить борьбу против фашизма — общего врага моей Родины и союзной Великобритании.