Глава 4.

Главком войск Западного направления

Одиннадцатый день войны. Самолет Ли-2, на котором в сопровождении четверки "ястребков" летел Семен Константинович, держал курс на Смоленск, вблизи которого находился командный пункт Западного фронта. Сидя около иллюминатора за маленьким столиком, маршал сосредоточенно думал, взвешивал, оценивал все известное ему о делах фронта в поиске ответа на главный вопрос: как остановить врага, стабилизировать положение, поправить дела? Снова и снова развертывал карту с нанесенной обстановкой. Напрягая воображение, пытался представить ближайшие планы высшего военного руководства противника.

"Скорее всего, размышлял Тимошенко, задача вермахта — танковыми клиньями выйти на оперативный простор, форсировать Западную Двину в ее среднем течении, отрезать пути отхода советских войск на восток, прорваться к Ленинграду, Москве и Киеву. Главный удар, судя по всему, нацелен на Москву. Именно поэтому группа армий "Центр" — наиболее сильная из трех стратегических группировок, действующих на советско-германском фронте. Здесь находятся две из четырех танковых групп, задействованных немцами на востоке. Огромная сила! Возглавляют эти объединения лучшие военачальники Гитлера, опытные генералы, мастера своего дела.

Семен Константинович имел о них достаточно подробные сведения, прекрасно понимая, что столкновению войск на поле боя всегда предшествует незримая схватка умов, характеров, воли, знаний, навыков вождения войск их [150] командующих. У каждого из них свои особенности, свой стиль, сильные и слабые стороны.

С фельдмаршалом Федором фон Боком — командующим группой армий "Центр" — он встречался во время заграничной командировки год назад. В памяти запечатлился высокий стройный человек, типичный пруссак старой закалки. Выглядит моложе своих шестидесяти, подвижен, энергичен. Четкость мысли сочетается с ясностью ее изложения. За плечами фельдмаршала многолетняя служба в германском генеральном штабе. Один из организаторов "черного рейхсвера". Во время аннексии Австрии — командующий армией, в Польше — командующий группой армий "Север", во Франции — группой армий "Б". "Большой мастер глубоких охватов, решительного массирования сил и средств, противник фронтальных ударов и частных операций" — так охарактеризовал фон Бока Наркому обороны месяц назад начальник разведывательного [149] управления.

Типичным представителем профессиональной военщины был и командующий 3-й танковой группы — главной ударной силы, рвущейся к Москве, генерал-полковник Герман Гот, офицер кайзеровского генерального штаба, командир танковых соединений в войне против Польши и Франции. Просматривая совсем недавно переведенную Генеральным штабом брошюру "Полководцы Адольфа Гитлера", Семен Константинович обратил внимание на характеристику этого генерала, отмеченного Гитлером высшими наградами — Рыцарским крестом и Дубовыми листьями к нему. Сторонник решительных действий, массированных ударов, стремительных танковых прорывов — так, или примерно так, писали о нем авторы этой брошюры.

2-й танковой группой, действовавшей на правом фланге группы армий "Центр", командовал известный в военных кругах многих стран генерал-полковник танковых войск Гейнц Вильгельм Гудериан считавшийся в Германии родоначальником этих войск, автор вышедшей в 1939 году книги "Внимание! Танки!". Ему пятьдесят три года. В тринадцать лет поступил в кадетский корпус, в 1913 году окончил Берлинскую военную академию, участник первой мировой войны. С 1938 года — командир корпуса, с июня сорокового — танковой группы. Удостоен Гитлером Рыцарского креста. Как сообщили Тимошенко уже в первые [150] дни войны, на всех танках и автомашинах его группы начертана буква "G" — первая буква его фамилии.

Что это? Тщеславие? Нет, скорее другое — желание сплотить свое воинство, воспитать у "панцерников" веру в счастливую звезду командующего, чувство гордости за принадлежность к "непобедимым" стальным дивизиям, протаранившим границы европейских стран, разгромившим в считанные недели их армии. Пусть дрожат "азиаты", услышав крылатые слова: "Внимание! Танки!" Вот каков, судя по всему, смысл вложил в это "G" волевой, решительный и инициативный военачальник, способный хладнокровно разбираться в сложной обстановке, пользующийся большим авторитетом у танкистов всего вермахта. Немалым опытом организации и ведения наступления обладали и командующие полевыми армиями. Фельдмаршал Ханс Гюнтер фон Клюге — "академик" с 1910 года, генерал с 1933 года, неутомимый и решительный в действиях, высоко ценивший авиацию как основную огневую мощь и потому уделявший особое внимание авиационной поддержке действий сухопутных войск. По оценке того же Г. Гудериана он был "прилежным солдатом, хорошим тактиком." "Захваченный в первые дни войны в плен один из офицеров его штаба показал, что командующий 4-й армией отличался большой работоспособностью. Значительную часть времени он проводил в войсках. "Барон не курит и почти не прикасается к спиртному", — запомнились маршалу слова пленного. Рассудительностью, граничащей с может быть излишней осторожностью, стремлением тщательно продумать и организовать боевые действия характеризовался командующий 9-й армией генерал-полковник Штраус...

Авиацией, действовавшей на московском направлении, командовал Кессельгинг — один из главных создателей люфтваффе, давний личный друг Гитлера, еще до войны командовавший воздушным флотом Берлинского округа. Это он руководил разрушением в мае 1940 года Роттердама, а затем воздушным наступлением на Англию.

Что и говорить "оппоненты" и ему самому и его командармам серьезнейшие. И это со всей очевидностью показали события минувших десяти дней войны, которые Тимошенко мысленно перебирал в памяти.

...22 июня в 7 часов 15 минут он подписал директиву Главного Военного совета. Ее приказная часть гласила: [151]

"1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь, до особого распоряжения, наземными войсками границу не переходить.

2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск. Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100—150 км. Разбомбить Кенинсберг и Мемель. На территории Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать"{1}.

Два часа спустя доложил Сталину проект Указа о проведении мобилизации, постановлений о создании Ставки Главного командования, Западного, Северо-Западного и Юго-Западного фронтов. При этом присутствовали все члены Политбюро.

В тот день было принято немало решений по организации отражения агрессии, но Семен Константинович с досадой отмечал, что их эффективность была совсем иной, чем та, на которую он рассчитывал. Причиной тому была противоречивая, отрывочная информация, поступавшая из штабов фронтов. Связаться с их командующими — генералами Ф.И. Кузнецовым (Северо-Западный фронт), Д. Г. Павловым (Западный) и М.П. Кирпоносом (Юго-Западный фронт) не удалось.

Поздним вечером по его приказу в штабы фронтов пошла директива, предусматривавшая их контрнаступление с выходом на территорию противника. Так намечалось планом. Так, казалось тогда можно было успешно решить задачу перехвата стратегической инициативы у врага. Во всяком случае, теоретически. Сегодня же он полностью понимал ее (чего уж греха таить!) полную нелепость. Ведь при сложившейся тогда обстановке, при создавшемся соотношении сил и средств фронты достичь этих целей, конечно же, не могли.

23 июня учреждается Ставка Главного командования во главе с Тимошенко. В ее состав вошли К.Е. Ворошилов, В.М. Молотов,. И.В. Сталин, начальник Генерального штаба Г.К. Жуков, первый заместитель Наркома обороны С.М. Буденный, Нарком Военно-Морского флота Н. Г. Кузнецов. [152]

В полдень доложили о том, что войска Западного фронта оставили Гродно. Из штаба Северо-Западного фронта поступило сообщение, что вражеская авиация совершила первый налет на Ленинград. В тот же день во исполнение требований директивы № 2 войска Юго-Западного фронта нанесли контрудар. Находившийся там Г.К. Жуков просил Тимошенко поддержать фронт авиацией Дальнего действия. По решению Наркома обороны кроме авиации ДД на поддержку контрудара перенацеливалась часть самолетов формируемого Южного фронта.

24 июня войска Северо-Западного фронта оставили Вильно. Создается Северный фронт. Его командующим назначается генерал М.М. Попов. Тимошенко в переговорах с генералом Ф.И. Кузнецовым уточнил задачи по проведению контрудара на шауляйском направлении. Командующий войсками Западного фронта доложил о готовности контрудара на гродненском направлении силами двух механизированных и кавалерийского корпусов.

25 июня Ставка под председательством Тимошенко приняла решение образовать Группу армий резерва Ставки в составе 19, 20, 21-й и 22-й армий, развернув ее на рубеже Невель, Витебск, Гомель, Чернигов. Соединения 13-й армии Западного фронта отошли на рубеж Минского укрепленного района. Поступившие отрывочные данные свидетельствовали о том, что контрудар в полосе фронта ожидаемого результата не дал...

26 июня. Оставлены Даугавпилс, Паневежис, Слуцк. По предложению Тимошенко для выяснения обстановки и оказания помощи на Западный фронт направляются К.Е. Ворошилов и Б.М. Шапошников.

По поступившим данным агентурной разведки стало, известно, что Гитлер вместе с высшим генералитетом перебрался из Берлина в Восточную Пруссию. Здесь, в лесу восточнее Растенбурга, в "Вольфшанце" (Волчьем логове") разместилась Ставка фюрера. Несколько позже ее историограф Г. Пикер напишет: "Отсюда Гитлер управлял германским рейхом с 112 миллионами немцев, военной машиной в 20 миллионов солдат, партией в 25 миллионов ее членов и оккупированными областями с населением в 150 миллионов человек"{2}.

27 июня стало очевидным, что в полосе Западного фронта создалась кризисная обстановка. Часть его сил [153] отходила за реку Березина, часть вела бои в районе Минска.

28 июня поступили сведения об оставлении столицы Белоруссии. Очень тяжело было воспринято это известие в Ставке. Семен Константинович хорошо помнит резкую реакцию Сталина, когда стало ясно, что командование фронта плохо знает обстановку. 30 июня по его приказу в Москву был вызван и отстранен от командования Западным фронтом генерал армии Д. Г. Павлов{1.10}.

По предложению Семена Константиновича командующим войсками Западного фронта назначили генерала А. И. Еременко, только что прибывшего в Москву с Дальнего Востока, начальником штаба к нему — генерала Г.К. Маландина, занимавшего до этого должность начальника оперативного управления Генштаба. Уже в полдень Еременко доложил, что прибыл на КП фронта в лесу под Могилевым. Ясности же в обстановку, сложившуюся в полосе фронта, новый командующий внести не мог, лишь высказал предположение, что основные силы 3-й танковой группы развернулись на юго-восток, обходя Минск.

На следующий день, можно считать, приграничные сражения завершились. Итог удручающий: войска Северо-Западного фронта отошли к реке Западная Двина, Западного — к Бобруйску, Юго-Западного — на линию Ровно, Кременец, Львов. И лишь войска Южного фронта пока удерживали государственную границу, отражая удары 11-й немецкой армии, румынских и венгерских войск. Группа армий "Центр" окружила одиннадцать дивизий Западного фронта юго-западнее Минска. Поражение на первом этапе вооруженной борьбы становилось очевидным...

30 июня было принято решение об образовании Государственного Комитета Обороны (ГКО) — чрезвычайного высшего государственного органа в стране. Его возглавил И.В. Сталин.

1 июля советские войска оставили Ригу. Командующий ПВО Московского военного округа генерал Громадин доложил о том, что постами воздушного наблюдения обнаружен первый вражеский самолет Ю-88 на подлете к Москве. [154]

В столице началось формирование дивизий народного ополчения. Ночью Сталин принял решение направить С.К. Тимошенко на Западный фронт, где складывалась наиболее сложная обстановка. По его мнению, именно здесь, на направлении, выводящем противника к Москве, чтобы овладеть ситуацией нужна фигура заметная, волевая и авторитетная для армии. Выбор пал на Наркома обороны... Но не только этими соображениями было обусловлено такое назначение. Установленное с начала войны двухстепенное командование, когда окончательное решение по всем важным вопросам принималось Сталиным, оказывало самое негативное влияние на руководство Вооруженными Силами и, естественно, на ход боевых действий. Это прекрасно видели Тимошенко и начальник Генерального штаба Жуков.

В самом деле, что же получилось? Получив утром первую сводку с фронта, по которой требовалось принять срочные меры, начальник Генерального штаба не мог сделать этого сам и докладывал Наркому обороны, который также не имея соответствующих полномочий, ехал в Кремль, докладывал Сталину. И тому нужно было время, чтобы выслушать доклад, разобраться в обстановке, сказать последнее слово. Решение, оформленное в приказе, направлялось на места. Уходило на все это 7 — 8 часов. А обстановка уже успевала измениться. Поступали новые сведения, по ним в том же порядке принималось новое решение. И опять-таки с опозданием...

Вопрос стоял, что называется, ребром: либо Тимошенко по докладу Жукова немедленно, ни с кем не согласовывая, принимает решение, либо это делает сам Сталин. К концу июня и тому стали ясны неправильность принятой системы, гибельность проволочек. С назначением Наркома обороны командующим Западным фронтом, обязанности Верховного Главнокомандующего переходили к Сталину, а с ликвидацией , двухступенчатости работа органов управления принимала более организованный и оперативный характер.

...Прошло менее двух часов после вылета из Москвы. Ровно в полдень 2 июля машина маршала подъехала к штабу, расположенному в знакомом ему по довоенной поре зданию отдыха Белорусского военного округа близ Смоленска. Его встретили член Военного совета фронта армейский комиссар 1 ранга Л.З.Мехлис, начальник штаба фронта генерал-лейтенант Г.К.Маландин, генерал-лейтенант А.И. Еременко, назначенный заместителем командующего [155] войсками фронта, помощник командующего войсками фронта по автобронетанковым войскам генерал-майор А.В. Борзиков, другие должностные лица. Поздоровавшись, прошли в просторное помещение с висевшей на стене оперативной картой, похожей на ту, что развертывал он в самолете. Это и позволило ему после заслушивания кратких сообщений Маландина сформулировать свое первое решение в должности командующего войсками Западного фронта:

— Основные усилия сосредоточить на удержании рубежа реки Березина. Сюда стягиваем большую часть имеющихся сил, в первую очередь 1-ю Московскую мотострелковую и 100-ю стрелковую дивизии. Междуречье Березины и Днепра максимально насыщаем минно-взрывными заграждениями, завалами, надолбами, фугасами. Собираем отходящие войска, закрепляемся. Это даст нам возможность выиграть время до подхода с востока к Днепру ближайших стратегических резервов. На витебском направлении, учитывая особую угрозу вражеского прорыва, будем готовить контрудар. К нему привлечем соединения 20-й армии Курочкина, часть сил 19-й армии Конева, 7-й и 5-й механизированные корпуса{3}.

— Вам, Герман Капитонович, — обратился он к Маландину, — подготовить необходимые расчеты на сосредоточение войск, распоряжения штабам армий. Подтвердите 22-й армии задачу обороняться на рубеже Полоцкого укрепрайона. 21-й армии — ускорить выдвижение к Бобруйску. Распорядитесь, чтобы начальник инженерных войск фронта создал зону заграждений, — и он, взяв протянутую кем-то указку, провел ее по карте, — на линии Любаничи, Охотичи, глубиной 5 — 7 километров.

На 19 часов вызовите ко мне командующего ВВС и помощника по автобронетанковым войскам. Вот, кажется, пока все.

— Вам, — повернулся он к Еременко, — подобрать группу командиров со средствами связи и немедленно выехать в район Борисова. Подчините себе все, что там найдете, организуйте оборону. Опирайтесь на Сусайкова, — он тамошние места знает как свои пять пальцев (И.В. Сусайков тогда был начальником танкового училища в Борисове. — Авт.). Ваша главная задача — не допустить прорыва противника к Минскому шоссе до выхода туда соединений 20-й армии. [156]

— Лев Захарович, — обратился Тимошенко к Мехлису, — я сейчас поеду к Курочкину. Прошу вас помочь Маландину в организации обороны на Березине. Если будет возможность, встретьтесь с Крейзером (командиром 1-й мотострелковой дивизии. — Авт.). Постарайтесь направить к нему группу сильных политработников... И еще — помогите, пожалуйста, Смоленскому обкому в организации партизанского движения в тылу врага. Попов (секретарь обкома. — Авт.) уже обращался за помощью в Москву. Дело это нужное и не из легких...

К командующему 20-й армией генералу П.А. Курочкину Тимошенко прибыл спустя час. Павел Алексеевич был опытный военачальник, обладавший большим жизненным опытом. Свое семнадцатилетие он отмечал, занимая Зимний в составе красногвардейского отряда, восемнадцатилетие — бойцом особой бригады. В двадцать лет командовал эскадроном, после гражданской войны учился, командовал полком, закончил военную академию имени М.В. Фрунзе, преподавал, командовал дивизией, учился в академии Генерального штаба. В советско-финляндской войне возглавлял 28-й стрелковый корпус, был награжден орденом Ленина. Затем командовал армией, войсками Забайкальского и Орловского военных округов.

Убедившись, что командарм правильно понимает стоящие перед ним задачи, маршал выехал на командный пункт соседней, 19-й армии в сопровождении представителя оперативного отдела штаба этой армии подполковника А.Х. Бабаджаняна, по дороге на Смоленск их атаковали три "юнкерса". Все повыскакивали из машин, залегли. Бомбы попадали веером, не причинив впрочем вреда. Когда самолеты повернули назад, Тимошенко погрозил им вслед кулаком:

— Ну, ну, еще посмотрим!.. — И тут взгляд его упал на стволы зенитных пушек. — Зенитки?! Почему молчат?

Маршал направился к огневой позиция.

От орудий отделился небольшого роста, крепко сбитый сержант четким строевым шагом подошел к командующему и отрапортовал, что он остался за командира батареи, комбат погиб вчера при отражении танковой атаки, командир огневого взвода тяжело ранен.

— Где же люди? — осведомился Тимошенко. [157]

— В укрытиях, товарищ маршал. Разрешите подать команду "К орудиям"?

— Подайте.

Расчеты молниеносно заняли свои места.

— Почему не стреляли? — спросил Семен Константинович.

— Так нечем, товарищ маршал. Снарядов нет. Очень хочется бить гадов, да нечем. Потому и приказал всем: в укрытия. Зачем зря людей подвергать опасности?

— Что же, резонно, — согласился Семен Константинович. — Люди ваши и так достаточно жертвуют собой. Они заслуживают того, чтобы их беречь. Дел предстоит впереди немало...

— Это точно, товарищ маршал, — браво подхватил сержант, — снаряды без людей — мертвые, а люди без снарядов — живые{4}.

Командующего армией генерала Конева Тимошенко нашел недалеко от командного пункта. Ивана Степановича он знал хорошо, уважал и ценил. Военком, комиссар бронепоезда в годы гражданской войны, комиссар бригады, дивизии и штаба народно-революционной армии Дальневосточной республики в двадцатых годах, командир полка, дивизии, корпуса, командующий особой группой советских войск в Монголии в тридцатые годы, командующий войсками Забайкальского, а затем Северо-Кавказского военных округов, он прошел суровую школу военной жизни.

Задачу Коневу маршал Тимошенко поставил предельно кратко.

— Соберите все, что имеется под рукой, товарищ Конев, и немедленно отбросьте немцев от Витебска. С подходом армии организуйте устойчивую оборону в междуречье Западной Двины и Днепра. Вот здесь, — маршал показал на карте полосу обороны. — Одновременно готовьте контрудар по прорвавшимся частям 39-го моторизованного корпуса противника. По моим данным, части ваших 127-й и 134-й стрелковых дивизий под командованием заместителя командира 25-го стрелкового корпуса комбрига Горбатова закончили выгрузку. Подходит 220-я механизированная дивизия. Обратите внимание на организацию устойчивой связи. Максимально используйте радио, подвижные средства. Вышлите разведку в тыл. Не забудьте о противодесантных отрядах... [158]

4 июля в целях координации действий войск, которые вели бои в междуречье Березины и Днепра, Тимошенко подчинил командующему 20-й армией все части 13-й армии, командующему 21-й армией — остатки выходившей из окружения 4-й армии, а также 4-й воздушнодесантный корпус{5}. К исходу дня Военный совет фронта отдал командующему 20-й армией директиву на осуществление контрудара силами 7-го и 5-го механизированных корпусов. Ее копия, поступившая в Генеральный штаб, была одобрена Ставкой Главного командования. Предлагалось, кроме того, нанести вспомогательный удар 2-м и 44-м стрелковыми корпусами из района восточнее Борисова в направлении на Лепель в тыл 57-го моторизованного корпуса. "Без этого удара, — указывала Ставка, — механизированные корпуса успеха иметь не будут". Приказывалось, также ликвидировать вражескую переправу через Днепр у Рогачева, поскольку иначе противник сорвет наш план по организации прочной обороны на рубеже Днепра{6}.

Передавая эти указания маршалу Тимошенко, генерал армии Жуков просил его сообщить свои соображения по оценке обстановки. В тот же день вечером Военный совет фронта направил в Москву донесение. В нем сообщалось о положении противника, а также о том, что "войскам Западного фронта поставлена задача, прочно удерживая рубеж рек Западная Двина, Днепр, с утра 6 июля перейти в наступление для уничтожения лепельской группировки противника..." Части 44-го и 2-го стрелковых корпусов, — указывалось в донесении, — с 18 часов перешли в наступление на Борисов".

В поддень 5 июля Тимошенко вызвал командующего 20-й армией генерала П.А. Курочкина, начальника штаба генерала Н.А. Корнеева, командиров 7-го и 5-го механизированных корпусов генералов В.И. Виноградова и И.П. Алексеенко к перекрестку на шоссе Минск — Москва, в 15 километрах северо-восточнее Орши. Здесь маршал отдал им приказ о нанесении контрудара во фланг и тыл полоцкой группировке немцев в общем направлении на Лепель на глубину 90 — 100 километров.

Уточняя задачу, Тимошенко ни на минуту не забывал того, что боевые действия танкистов чрезвычайно слабо обеспечены разведкой и связью из-за опоздания на станцию выгрузки разведбата и батальона связи. Но ждать их было просто невозможно. [159]

— Особое внимание, товарищи командиры, прошу обратить на согласованность действий с соединениями 2-го и 44-го стрелковых корпусов, — напомнил Тимошенко. — Хорошо изучите с подчиненными местность. Здесь две цепи озер, множество заболоченных участков. Вы, товарищ Курочкин, позаботьтесь о связи, особенно с авиацией, а авиаторов — с мехкорпусами. Из состава армии вышлите две разведроты, и к вечеру направьте на автомашинах в распоряжение Виноградова и Алексеенко. В организации воздушной разведки и авиационного обеспечения вам поможет генерал Н.Ф. Науменко.

— В вашем распоряжении огромная сила, — подчеркнул маршал, — более тысячи танков. От того, насколько умело вы их используете, зависит очень многое...

Проехав затем с Курочкиным в соединения 2-го и 44-го стрелковых корпусов, Тимошенко отработал с их командирами, вопросы взаимодействия, встретился с командирами частей и подразделений, политработниками и красноармейцами. На фронтовой КП вернулся уже ночью, провел короткое совещание с начальниками родов войск, поставив им задачи по обеспечению контрудара.

Утром 6 июля он был нанесен, как и планировалось, в направлении на Лёпель. Но вскоре выяснилось, что почти одновременно с войсками 20-й армии, перешли в наступление 19-я, 20-я танковые и 18-я моторизованная дивизии противника. Произошло одно из крупнейших в начальном периоде войны танковых сражений, с участием с обеих сторон более полутора тысяч танков. Четверо суток шли ожесточенные бои. Враг нес большие потери.

Тимошенко доставили оставленный при отходе одной из частей приказ командира 18-й немецкой танковой дивизии генерал-майора X. Неринга. В нем отмечалось: "Потери в снаряжении, оружии и автомашинах необычайно велики. Они значительно превышают захваченные трофеи. Это положение нетерпимо. Мы напобеждаемся до своей собственной гибели{8}. Чтобы отразить контрудар советских войск, фельдмаршалу Клюге пришлось перегруппировать на помощь действовавшим здесь войскам из района Десны 7-ю танковую дивизию, организовать оборону на рубеже Гнездиловичи-Липно.

И все же контрудар не дал ожидаемых результатов. Мехкорпуса потеряли почти половину своих танков, [160] множество их застряло в болотах и экипажам пришлось подрывать свои машины.

Обострилась обстановка и на правом крыле фронта, на участке 22-й армии, где по предположению Тимошенко, мог последовать главный удар двух моторизованных корпусов противника. В случае его успеха становилась реальной угроза выхода этой группировки во фланг и тыл фронта. Командующий не сомневался, что немцы не упустят такой возможности. И новая неприятность — поступали сведения о том, что соседняя справа, 27-я армия начала отход, а на этот участок кроме соединений 39-го и 57-го моторизованных корпусов вышли также части 28-го немецкого армейского корпуса. Это означало, что теперь против шести дивизий 22-й армии могут действовать до шестнадцати вражеских соединений.

В создавшейся обстановке особое значение имело твердое и бесперебойное управление войсками, и Семен Константинович направил в помощь командарму 22-й генералу Ф.А. Ершакову на его КП под Невелем оперативную группу штаба фронта во главе с Еременко. Туда же направил завершавшую разгрузку 214-ю стрелковую дивизию. Неимоверными усилиями соединений армии удалось приостановить наступление противника на Себеж.

В эти же дни войска Западного фронта по решению маршала нанесли еще два контрудара по врагу: на борисовском и бобруйском направлениях. Как стало известно позже, 6 июля командование группы армий "Центр" донесло в Берлин следующее: "Противник перед 2-й танковой группой усилил свою группировку за счет подброски новых частей в направлении Гомель. Удары противника от Жлобина в направлении Бобруйска, а также в районе Березине позволяют предполагать, что он намерен сдержать наступающие через Березину наши танковые силы для того, чтобы организовать свою оборону на р. Днепр". В результате контрударов советских войск корпуса танковой группы противника понесли большие потери и на несколько дней были задержаны в междуречье Березины и Днепра. "47-й моторизованный корпус, — отмечал командующий 2-й танковой группой генерал Г. Гудериан, — находился в тяжелом положении и нуждался в особой поддержке"{9}. Ее соединениям не удалось прорвать предмостных укреплений в районах Могилева и Рогачева, и они не смогли, как требовало главное командование [161] вермахта, стремительно выдвинуться к Днепру и форсировать его с ходу.

В ночь на 8 июля Тимошенко вызвал на фронтовой командный пункт командующего 13-й армией, чтобы детальней разобраться в обстановке, сложившейся в ее полосе. "На рассвете мы с генералом Филатовым на его броневичке добрались до Смоленска, — вспоминал С.П. Иванов, в то время начальник оперативного отдела этой армии. — Без труда нашли в Гнездово санаторий, где в двухэтажном главном корпусе располагался штаб фронта. Маршала Тимошенко в кабинете не было. Адъютант сказал, что с минуты на минуту он появится. И действительно, вскоре Тимошенко вошел в приемную. Я тогда впервые увидел Семена Константиновича. Он отличался кавалергардским ростом и телосложением, говорил рокочущим баритоном с заметным украинским акцентом. Заслушав доклад, маршал уточнил задачи армии... Нарком размеренно вышагивал по кабинету на своих длинных прямых ногах и не приказывал, а как бы внушал Филатову, что армия должна сделать все возможное и невозможное, сбить в полосе своих действий темп наступления вражеской танковой армады и лучшим рубежом для этого является Днепр..."{10}. С 9 июля в полосе Западного фронта образовалась непродолжительная оперативная пауза. "Наличие крупной, все время усиливающейся группировки противника между Оршей и Витебском, — констатировал Ф. Гальдер, — заставило командование 4-й армии отдать приказ 2-й танковой группе временно отложить наступление, обеспечить на своем левом фланге отражение контратак противника и сохранение прочной связи с 3-й танковой группой{11}. Военный совет Западного фронта, не терявший еще надежду вырвать инициативу у противника на рубеже Днепра, готовил войска не только к оборонительным, но и наступательным действиям. По решению Тимошенко значительные силы 20-й и 21-й армий были выдвинуты в междуречье Березины и Днепра для нанесения очередных контрударов.

Надо, конечно, признать, что исход военных действий на Западном направлении оказался неудачным для советских войск, вынужденных в первой декаде июля оставить значительную часть Белоруссии и отойти на рубеж Западной Двины — Днепра. И все же, оценивая обстановку, Тимошенко не без оснований считал, что вражеское [162] командование в связи с серьезными потерями, растянутыми тылами, ухудшившимся снабжением, будет вынуждено сократить размах последующих операций. Лишь после войны он узнал, что к почти аналогичному выводу пришел и один из его "оппонентов" фельдмаршал фон Бок, который доносил главнокомандованию сухопутными войсками: "Общее положение со снабжением и обеспечением группы армий, включая и воздушные силы, требует определенных ограничений как во времени, так и в масштабах проведения активных действий"{12}.

Но главные испытания были еще впереди. 10 июля началось историческое Смоленское сражение, развернувшееся на кратчайших путях выхода противника из Белоруссии к Москве.

В тот же день Ставка Верховного командования была преобразована в Ставку Верховного Главнокомандования. Председателем ее стал И.В. Сталин, в состав Ставки вошли Нарком обороны С.К.Тимошенко, В.М. Молотов, С.М. Буденный, К.Б. Ворошилов, Б.М. Шапошников, Г.К. Жуков. Решением ГКО были образованы также три главных командования: Северо-Западное, Западное и Юго-Западное во главе с маршалами К.Б. Ворошиловым, С.К. Тимошенко и С.М. Буденным. В подчинение Главкома войск Западного направления передавались объединения Западного фронта, Пинской военной флотилии и группа армий резерва Ставки. Собрав на рассвете 10 июля Военный совет направления, а также руководящих работников полевого управления, Семен Константинович так сформулировал замысел предстоящих действий:

— Развернув войска подходящего второго стратегического эшелона (пять армий) по среднему течению рек Западная Двина и Днепр, а две резервные армии (24-ю и 28-ю) — в полосе от Нелидова до Брянска (в 210 — 240 километрах восточнее основного оборонительного рубежа), прочно удерживая занимаемые позиции и полосы, не допустить прорыва противника на Москву, создать условия для перехода в контрнаступление. Основные усилия сосредоточить на направлении Смоленск — Москва ...

Тимошенко подчеркнул, что задачу предстоит решать в очень сложных и неблагоприятных условиях. Противник владел стратегической инициативой, господствовал в воздухе. По данным штаба направления, он превосходил наши войска по личному составу, артиллерии и авиации более [163] чем вдвое, а по танкам — в четыре раза. На избранных направлениях главных ударов за счет массирования сил и средств командование группы армий "Центр" имело реальные возможности создать пяти-шести кратное превосходство по всем показателям, а по танкам — значительно большее.

— Наша первостепенная задача, — отметил в заключении Главком, — резко повысить устойчивость обороны в противотанковом отношении, принять все возможные меры к обеспечению большей маневренности войск, их активности с учетом слабых мест тактики действий врага...

Вечером Семен Константинович получил первое за время пребывания на фронте письмо из дома. Анастасия Михайловна сообщала последние новости: Катя занимается на курсах радистов, ухаживает за ранеными в госпитале, Ольга и Костя собирают бутылки для формируемых в Москве команд истребителей танков, дежурят на крыше дома в составе команды по борьбе с зажигательными бомбами. Просила не беспокоиться за них, беречь себя и, пo-возможности, звонить в Москву (читая последние строки, Тимошенко невольно улыбнулся)...

Прошло менее суток, как противник вновь перешел в наступление. Его танковые клинья устремились к Смоленску. Удары наносились с севера из района Витебска и с юга из района Орши.

На северный участок фронта Тимошенко немедленно направил генерала Еременко, поручив ему организовать взаимодействие 19-й армии с соединениями 20-й и 21-й армий, подготовить и провести контрудар по флангам прорвавшегося противника. По его вызову на фронтовой командный пункт прибыли: командующий 16-й армией генерал-лейтенант М.Ф. Лукин, член Военного совета дивизионный комиссар А. А. Лобачев, начальник штаба полковник М.А. Шалин.

Поздоровавшись, Тимошенко кивнул на расстеленную на большом столе карту:

— Смотрите.

Пояснений особых не требовалось, чтобы сразу же понять всю сложность обстановки.

— Ваша армия, товарищ Лукин, должна перекрыть все дороги на Смоленск с севера и юго-запада. Ни в [164] коем случае, сами понимаете, нельзя пропустить врага севернее Смоленска на Ярцево и южнее — через Красный. Лукин смотрел на карту и думал, как же выполнять такую задачу? Чем перекрывать эти направления?

— При всем желании, товарищ маршал, — заговорил он, — сплошного фронта обороны создать невозможно. У меня очень мало войск.

Наступило молчание. Присутствовавшие как бы осмысливали, какая катастрофа может постигнуть защитников Смоленска, если враг обойдет фланги советской группировки и замкнет кольцо где-нибудь у Вязьмы или в районе между Смоленском и Вязьмой. В нем окажется по меньшей мере три армии Западного фронта.

— На подкрепления ни мне, ни вам рассчитывать нечего, — прервал затянувшуюся паузу Тимошенко. — Думайте, товарищи, активно используйте ночные действия, создавайте сводные подвижные отряды, прикрывая ими фланги Смоленска. Помогу с транспортом. Выделю, сколько могу, танков. Все, что только будет прибывать по железной дороге, подчиняйте себе.

Уже прощаясь, он сказал:

— Надо внушить командирам и красноармейцам, что успех противника временный. Наступит срок, и враг покатится назад. И еще. Поступают сведения, что многие бойцы, особенно вновь прибывшие страдают танкобоязнью. Надо бороться с нею, внушать людям, что вражеские танки не так уж и страшны. Конечно, у нас еще мало противотанковой артиллерии, но даже бутылки с зажигательной смесью — грозное оружие в руках смельчаков.

Июльские дни и ночи 1941 года слились для Тимошенко и всех его сослуживцев в нескончаемый поток неотложных дел, забот, волнений. Уточнялась оперативно-тактическая информация. Поступало пополнение. Формировались партизанские отряды. Прибывала техника. Ослабленные армии вступали в неравное противоборство с танковыми группировками противника, не знавшими поражения ни в Польше, ни во Франции. Дивизии, да и армии, нередко оказывались глубоко охваченными с флангов, а то и в окружении, расчлененными на части. Фашистская авиация буквально висела над районами выгрузки прибывавших резервов. Приходилось менять районы, а это нарушало отработанные штабами графики, вынуждало разрабатывать новые. На места выезжали представители штаба, управлений и отделов. [165]

Все же сопротивление советских войск становилось более организованным и действенным. Более того, развивая контрудар на бобруйском направлении, 13 июля соединения 21-й армии освободили Жлобин и Рогачев. Тимошенко приказал немедленно представить отличившихся в боях командиров и красноармейцев к наградам.

"Войска 3-й танковой группы, — отметил в середине июля ее командующий генерал Г. Гот, — понесли большие потери. Моральный дух. личного состава подавлен... Противник появляется повсюду и ожесточенно обороняется"{13}. Тимошенко, опираясь на штаб и другие органы полевого управления, проводил большую организаторскую работу. Он потребовал создать в каждой дивизии истребительные отряды, объединить их действия в армейском масштабе, широко использовать противотанковые заграждения, привлечь для борьбы с вражескими танками авиацию, наносить по ним удары специальными термитными шарами, бутылками и ампулами с горючей смесью{14}. По приказу Главкома в тыл противника высылались специальные группы, выполнявшие диверсионно-разведывательные задачи. О результатах действий одной из них, направленной по личному указанию маршала, рассказал в те дни в очерке "Так называемое окружение" корреспондент газеты Красная Звезда Евгений Воробьев: группа, возглавляемая капитаном Н. Шевцовым, уничтожила тридцать два танка, большое количество автомашин с вражескими солдатами. Только во второй декаде июля по дороге Витебск — Смоленск она разгромила семнадцать фашистских транспортов.

Чувство ответственности за порученное дело, огромное желание сделать все возможное, чтобы остановить врага придавали дополнительные силы Тимошенко, который вот уже несколько ночей спал не более двух часов. После моей первой встречи с командующим фронтом не прошло и десяти дней, — вспоминал С.П. Иванов, — однако за этот короткий срок он сильно изменился. По его усталому лицу и воспаленным от бессонных ночей глазам можно было судить, сколь сложна и ответственна была в суровые дни 1941 года его миссия. В редкие минуты, не связанные с неотложными делами, как это было ранним утром 14 июля по пути из 19-й армии на командный пункт фронта, Семен Константинович пытался еще раз найти .ответ на постоянно мучивший его вопрос — в [166] чем причина неудач, настойчиво преследовавших Красную Армию?

Конечно же, он правильно оценивал преимущества агрессора. Советскому Союзу пришлось вступить в единоборство с колоссальной военной машиной, основанной на полной милитаризации экономики Германии, союзных и покоренных ею стран почти всей Европы. Месячное производство Германии в первой половине 1941 года достигло: самолетов — 940 (в СССР — 690), автоматов — 27 тысяч (в СССР — 16,6 тыс.), танков — 270 (в СССР — 280). Германия захватила оружие, боеприпасы, снаряжение и транспортные средства ста восьмидесяти английских, бельгийских, голландских, французских и чехословацких дивизий.

На ход и исход первых операций существенное влияние, в этом не было у Семена Константиновича никакого сомнения, оказывал опыт немецко-фашистских войск, полученный ими в 1939 — 1941 годах на Западе. Советским войскам такого опыта явно недоставало. Помнил он и о том, что в результате репрессий в конце 30-х годов и непосредственно перед войной на ответственные посты в армии было назначено немало молодых командиров, которые, не имея достаточной подготовки, оказавшись в сложнейших условиях маневренной войны, не всегда принимали, как убедился Семен Константинович, оптимальные решения, а главное — не умели организовать их выполнение.

К сожалению, оказалась несостоятельной и часть высшего комсостава, хорошо показавшая себя в гражданской войне, да и после нее. Взять хотя бы его предшественника Дмитрия Григорьевича Павлова — сорок четыре года от роду, участник первой мировой и гражданской войн, за плечами — высшая кавшкола, академия имени Фрунзе, академические курсы. Герой войны в Испании. И сразу же молниеносный взлет — от командира танковой бригады, минуя все промежуточные ступени до начальника Автобронетанкового управления РККА, командующего войсками крупнейшего Западного Особого военного округа. А настоящий его уровень — не выше командира дивизии... Жестокий и, что греха таить, не совсем справедливый финал. Конечно, ни он, ни те генералы, что были расстреляны вместе с ним — не изменники. Люди оказались не на своих местах. Не выдержали испытания высокими должностями, в отличие, [167] к примеру, от начальника артиллерии РККА Николая Воронова, который хоть и быстро продвигался по службе, но полностью соответствовал занимаемым постам.

Или взять те же просчеты, допущенные в оценке возможного времени нападения Германии на Советский Союз, связанные с этим утраченные возможности в подготовке к отражению первых ударов врага. Надо признать перед самим собой: недостаточно настойчиво требовал приведения армии в соответствующую боевую готовность, скорейшего принятия мер, необходимых на случай войны. А ведь таились тоща в глубине души тревога и сомнения, ощущалось чувство опасности нападения фашистов, вопреки успокаивающим заявлениям Сталина. Пойти ему наперекор в оценке общеполитической обстановки? Даже теперь такая мысль казалась ему крамольной. А чем чревата даже тень подобной крамолы, Тимошенко знал по тридцать седьмому и последующим годам.

Да и не чувствовал он себя умнее и дальновиднее Сталина, не думал, что лучше него разбирается в военно-политических вопросах. Была и оставалась огромная вера в непогрешимость вождя, его аналитический ум, дальновидность и дар находить выход из самого трудного положения, способность если не избежать войны, то хотя бы отодвинуть ее...

Не вышло. Гитлер нанес внезапный удар... Но что же на самом деле оказалось внезапным? Переход немцами границы? Это еще само по себе ничего не решало. Неожиданными оказались ударная мощь гитлеровской армии, их многократное превосходство в силах на решающих направлениях, масштабы сосредоточения войск...

Тяжесть неудач первых дней войны усугубили, как представлял Тимошенко, и другие причины: нарушение вражеской авиацией и диверсантами связи в звене дивизия — армия — фронт, превосходство немецко-фашистской армии в моторизации и, как следствие, в маневренности, поспешная организация советскими войсками обороны при слабом насыщении ее противотанковыми и противовоздушными средствами. Прибывавшее пополнение оказалось практически необученным к действиям на поле боя. Возглавившие части и подразделения командиры из запаса не умели организовать взаимодействие, не знали возможностей боевой техники. [168]

...На командном пункте в Гнездилове маршала ждали. Не успел он выйти из машины, как появился уставший и озабоченный Маландин.

— Серьезные изменения, Герман Капитонович? Да не тяните. Докладывайте главное.

— Вражеские танки вышли на Шклов. Плохо севернее Смоленска. Конев доложил, что оставлен Демидов. Противник забил в группировку наших войск танковые клинья с обеих сторон.

Тимошенко, войдя в помещение штаба, повернулся к оперативной карте, цепким взглядом охватил происшедшие за последние часы изменения, по своему обыкновению поставил себя на место противника, пытаясь понять, к чему он стремится? Осмыслив происходящее, начал формулировать замысел своего решения: стянуть все имевшиеся резервы под Смоленск, упорной обороной удерживая рубеж Орша, Могилев, подготовить контрудар на гомельско-бобруйском направлении, с задачей выхода на тылы могилевской группировки противника. Закончив постановку задач объединениям, он приказал начальнику штаба:

— Вызовите Лукина. Подготовьте приказ на объединение всех сил в его руках. Надо готовить Смоленск к уличным боям. Штаб фронта переместим в Ярцево или Вязьму.

— Только что получено из Москвы постановление ГКО, — сказал Тимошенко прибывшему командарму. — В нем выдвинуто категорическое требование — удерживать Смоленск. Впрочем, читайте сами. — И он протянул Лукину наклеенные на плотную бумагу телеграфные ленты Бодо.

Не без колебаний решился маршал ознакомить в такой, казалось бы неподходящий, момент командующего армией с этим документом, выбившим и его самого из колеи. ГКО (а точнее сам Сталин) обвинял командование Западного фронта всех степеней в эвакуационных настроениях, в том, что комсостав де легко относится к вопросу отхода от Смоленска. А если это так, то подобные настроения есть ни что иное, как преступление, граничащее с изменой Родине. ГКО потребовал от главкома железной рукой пресечь подобные настроения, позорящие боевые знамена Красной Армии.

Кто же преступники? Лукин, делающий все возможное и невозможное, чтобы сдержать натиск врага? Курочкин, Конев и другие командармы? Никого он упрекнуть не [169] мог. Выходит и главком, его штаб едва ли не изменники? И ему, случись неладное, тоже уготована участь бывшего командующего Западным фронтом?

Но сейчас главное не это. Надо во что бы то ни стало остановить, отбросить врага. Он пристально посмотрел на Лукина. Без слов ясно — того одолевают те же мысли.

— А теперь читайте мой приказ, Михаил Федорович.

В приказе говорилось:

"В целях объединения управления и упорядочения обороны подступов к Смоленску приказываю: подчинить командующему 16-й армией генерал-лейтенанту М.Ф. Лукину все части гарнизона города Смоленска, части, прибывающие по железной дороге в другие армии и разгружающиеся в районе города Смоленска, а также части, занимающие секторы обороны, непосредственно примыкающие к городу Смоленску. Командующему 16-й армией объединить управление указанными выше частями и прочно удерживать подступы к Смоленску. Контратаками подвижных маневренных групп окружать, блокировать и уничтожать прорывающиеся части противника, широко используя для этой цели ночное время"{15}.

Ознакомившись с приказом, Лукин некоторое время молчал. Молчал и Семен Константинович.

— Я понимаю, Михаил Федорович, — наконец заговорил маршал, — с какими трудностями вы встретитесь. Но верю в вашу волю, в ваши организаторские способности. Вы же не хуже меня представляете обстановку. Фактически шестнадцатая армия и отходящая к Смоленску двадцатая в клещах. И они будут сжиматься. Не теряйте самообладания. Держите Смоленск!

В результате ожесточенного сопротивления советских войск, ударов нашей авиации по танковым колоннам противника, устройства противотанковых заграждений на путях их продвижения темпы наступления немцев снизились. Тот же Г. Гот, который еще в начале июля считал, что его войска способны вести наступление без остановки до самой Москвы, резюмировал в уже упомянутом ранее донесении Гитлеру: Если противник будет продолжать минирование дорог и мостов в тех же масштабах, что и раньше, то преимущество в скорости, которое обеспечивает мотор, сведется на нет. При этом расход сил и средств окажется большим, чем достигнутые результаты"{16}. [170]

И все же танковым и моторизованным соединениям противника при сильной поддержке авиации на отдельных участках удавалось продвигаться вперед. Утром 15 июля Тимошенко доложили, что соединения 3-й танковой группы ворвались в Невель. Главком приказал генералу Науменко оказать поддержку действовавшим на этом направлении войскам нанесением бомбо-штурмового удара авиационной группой в составе не менее двадцати самолетов. В ожесточенном бою, развернувшемся в городе, обе стороны, — по свидетельству Г. Гота, — понесли большие потери"{17}. В тот же день части 39-го немецкого моторизованного корпуса прорвались северо-западнее Смоленска к автостраде Минск — Москва. Соединения 2-й танковой группы развивали наступление на Смоленск с юго-запада. В полдень следующего дня ее 29-я моторизованная дивизия ворвалась в южную часть города. Тимошенко об этом стало известно от начальника инженерных войск фронта генерала М.П. Воробьева, направленного Семеном Константиновичем в Смоленск для оказания помощи командующему 16-й армией.

В тяжелые для страны дни в Смоленск шло пополнение. Одним из первых прибыл отряд коммунистов, призванных в армию по партийной мобилизации Московским и Горьковским комитетами партии. Их основную массу по указанию Тимошенко направили по подразделениям в качестве политбойцов, некоторых оставили в резерве Военного совета 16-й армии для того, чтобы в ходе боев заменять выбывших из строя политработников, парторгов батальонов и рот.

Тогда же на одном из заседаний Военного совета фронта Семен Константинович предложил создать отдел партизанского движения. Его возглавил Петр Захарович Калинин — второй секретарь ЦК КП(б) Белоруссии. Через отдел была установлена связь с В.И. Козловым, первым секретарем Минского подпольного обкома.

Северо-восточнее Орши героически сражались с врагом 20-я армия. С фронта ее непрерывно атаковали пехотные соединения 9-й полевой армии, а во фланг с юга наносили удары танковые и моторизованные соединения Гудериана. Тем не менее, соединения генерала Курочкина, ведя бои в окружении, не только отражали натиск противника, но и переходили в контратаки, нанося врагу тяжелый урон в людях и боевой технике. 14 июля Тимошенко направил [171] в полосу обороны этой армии экспериментальную батарею реактивных установок, сформированную в Москве. Так, впервые в Великой Отечественной войне был применен новый вид оружия, впоследствии любовно названный нашими воинами катюшами. Батарея под командованием капитана И.А. Флерова нанесла мощный огневой удар по врагу. Вот как об этом доносил Семен Константинович в Ставку: "5-я армия товарища Курочкина, сдерживая атаки противника, нанесла поражение двум немецким дивизиям, в том числе вновь прибывшей на фронт 5-й пехотной дивизии, наступавшей на Рудню. Особенно эффективны были действия батареи PC, которая тремя залпами по сосредоточенному в Рудне противнику нанесла ему такие потери, что он весь день вывозил раненых и подбирал убитых, остановив наступление"{18}.

Во второй половине июля моторизованные соединения противника все же охватили Смоленск с севера и вышли к Ярцеву. С 16 июля начались ожесточенные бои в самом Смоленске, по справедливости названного ключом государства Московского, а также в его пригородах, на смоленской и духовщинской возвышенностях, то есть там, где сражались русские воины в Отечественную войну 1812 года против полчищ Наполеона. Древнейший город Смоленск, расположенный на обоих берегах Днепра, известен с 863 года как центр славянских племен кривечей, — говорилось в листовке, изданной политуправлением Западного фронта. — С 882 года он входил в состав Киевской Руси и вписал немало героических страниц в защиту своего Отечества. С образованием Российского государства город, у стен которого идут сейчас кровопролитные бои, превратился в важнейшую русскую крепость на западной границе. В листовке описывался эпизод обороны 1611 года, когда борьба завязалась на улицах пылающего города. Последние его защитники отступили на Соборную горку, где возвышался величественный Успенский собор. В его подвалах хранились пороховые запасы крепости. Когда все защищавшие Соборную горку пали в неравном бою и озверевшие ландскнехты ворвались в собор, раздался мощный взрыв. Под дымящимися руинами вместе с врагами погибли находившиеся там и не пожелавшие сдаться в плен смоляне. Эти безвестные русские патриоты предпочли смерть неволе. Так завершилась тогда 20-месячная героическая оборона. [172]

Отбить у врага южную часть города не удалось, обескровленные в боях войска из последних сил отражали натиск превосходящих сил противника в северной части. Предпринимаемые контратаки результата не давали — подтянув свежие силы, немцы быстро восстанавливали положение. Однако продвинуться дальше им тоже не удавалось. Тем временем осложнилась обстановка на рославльском направлении.

Враг захватил Кричев. На вспомогательный пункт управления фронта, где в это время находился С.К. Тимошенко с группой командиров оперативного отдела штаба, был вызван командир 4-го воздушно-десантного корпуса генерал А.С. Жадов. О последующих событиях он расскажет так:

"Поехали к главкому. Тревожно было на душе: что доложить ему? Что десантники дрались храбро и умело, но, к сожалению, превосходство на стороне врага, особенно в танках, артиллерии и авиации?..

Выслушав мой короткий доклад о положении в районе Кричева, Семен Константинович очень спокойно сказал:

— Времени на раздумья нет. С потерей Кричева ослабилось рославльское направление. Надо остановить продвижение врага. Ваш воздушно-десантный корпус еще располагает хорошим кадровым личным составом, но в бригадах нет артиллерии. В стрелковом корпусе Магона людей совсем мало, но есть боевая техника и артиллерия. Объедините усилия обоих корпусов, с утра 19 июля нанесите удар на Кричев и во взаимодействии с частями 13-й армии восстановите положение в этом районе. Действуйте как можно активнее и решительнее, — напутствовал меня Тимошенко"{19}.

Подводя итоги первого этапа Смоленского сражения, главком констатировал, что советским войскам не удалось в полной мере достичь поставленных целей. Противник прорвал оборону Западного фронта на правом крыле и в центре. Его подвижные соединения продвинулись на 180 — 200 километров, окружили Могилев, где сражались соединения 13-й армии, захватили Оршу, Смоленск, Ельню. В полуокружении вели бои соединения 16, 19-й и 20-й армий. Лишь на левом крыле фронта удалось, сковав главные силы 2-й немецкой армии в междуречье Днепра и Березины, временно перехватить инициативу и развернуть наступление на бобруйском направлении. [173]

В эти дни произошли некоторые кадровые изменения. По согласованию со Ставкой командующим войсками Западного фронта был назначен генерал А.И. Еременко, членом Военного совета стал дивизионный комиссар Д.А. Лестев. Прибыл из Москвы новый член Военного совета направления заместитель Председателя Совнаркома СССР Н.А. Булганин, который передал указание Генштаба о передаче Западному направлению часть сил и средств фронта резервных армий.

19 июля Указом Президиума Верховного Совета СССР Народным комиссаром обороны был назначен И.В. Сталин. Тимошенко становился заместителем наркома обороны. Известие это Семен Константинович встретил с чувством некоторого облегчения, осознавая необходимость такого решения, так как не мог же он в самом деле быть главкомом одного из тяжелейших направлений, постоянно находиться в гуще боев и выполнять обязанности наркома обороны, распространяя свое влияние на всю Красную Армию.

Ночью позвонил Верховный Главнокомандующий. Сохранилась запись его переговоров с главкомом войск Западного направления.

— Сталин: Здравствуйте... Не пора ли, Семен Константинович, ...начать создавать кулаки в семь — восемь дивизий с кавалерией на флангах?.. Я думаю, что пришло время нам перейти к действиям большими группами... Нельзя ли нацелить одну из таких групп на район Смоленска, чтобы... вышибить противника из этого района, отогнав его за Оршу?..

— Тимошенко: Думаю, что удар... может решительно сказаться в нашу пользу...{20}

Все время, оставшееся до утра, Тимошенко вместе с Маландиным проработали над замыслом перехода значительной части войск Западного направления в контрнаступление. Думали, считали, прикидывали возможные варианты. Последняя корректировка в план была внесена уже на рассвете, когда на КП прибыл генерал И.А. Богданов и доложил о состоянии армий фронта включенного в состав направления.

На заседании Военного совета главком довел до собравшихся замысел на контрнаступление:

— Созданными оперативными армейскими группами, — отметил он, — нанесем удары из районов Белого, [174] Ярцева и Рославля по сходящимся направлениям на Смоленск с задачей во взаимодействии с 16-й и 20-й армиями, а также кавалерийской группой в составе трех дивизий, направляемой в полосе 21-й армии по тылам могилевско-смоленской группировки противника, разгромить основные силы группы армий Центр севернее и южнее Смоленска{21}. Возглавит кавалерийскую группу командующий кавалерией РККА генерал-полковник Ока Иванович Городовиков, — подчеркнул Тимошенко. Далее он остановился на задачах войск, привлекаемых к контрнаступлению.

Группа генерала В.А. Хоменко (четыре стрелковые и 107-я механизированная дивизии) получила задачу нанести удар из района города Белый в направлении Духовщины и не позднее 25 июля совместно с войсками групп генералов С.А. Калинина и К.К. Рокоссовского окружить и уничтожить в районе Духовщины противника, в дальнейшем наступать на Смоленск, войти в соприкосновение с 20-й и 16-й армиями. Войска группы генерала В.Я. Качалова подучили задачу наступать вдоль железной дороги, идущей от Вязьмы на Смоленск. Группа генерала И.И. Масленникова имела задачу не допустить продвижения противника на торопецком направлении. Группа генерала К.И. Ракутина в составе танковой и трех стрелковых дивизий должна была развить успех соединений 30-й армии. Фронтовой авиации Тимошенко приказал: "...прикрыть с воздуха в течение всей операции подвижную группу Рокоссовского и группу Хоменко, нанести удар по скоплению противника в районе Духовщины и подавить его сопротивление в ходе действий подвижных групп не допускать удара противника по группе Качалова с запада"{22}.

Отдавая эти распоряжения, Тимошенко, естественно, не мог знать, что в это же самое время делалось в ставке Гитлера. А там готовились куда более масштабные события, которые должны были разрушить вполне реальные и разумные замыслы главкома.

Убедившись, что быстро разгромить Красную Армию невозможно, командование вермахта настойчиво искало принципиально новые оперативно-стратегические решения, чтобы в ближайшее время решительно переломить ход войны в свою пользу.

21 июля в расположение группы армий Север прибыл Гитлер. Он потребовал от ее командующего Риттера фон Лееба ускорить овладение Ленинградом и разгром советского [175] флота на Балтике. Был обсужден и план действий на московском направлении. В итоге появилась директива № 33 от 23 июля 1941 года.

"После улучшения обстановки в районе Смоленска, — говорилось в ней, — а также на южном фланге, группа армий Центр силами мощных пехотных соединений обеих входящих в ее состав армий должна разгромить противника, продолжавшего находиться между Смоленском и Москвой, продвинуться своими флангами как можно дальше на восток и захватить Москву"{23}.

Во исполнение этой директивы в район севернее Рославля начал выдвижение 24-й немецкий моторизованный корпус. Центральное направление получило часть резервов „ вермахта.

Так уж совпало, что в тот же день, 21 июля, неожиданно для Тимошенко на командный пункт Западного направления прибыли маршал Б.М. Шапошников и генерал В.Д. Соколовский, до последнего времени исполнявший обязанности заместителя начальника Генерального штаба.

— Направлены к вам, Семен Константинович, Ставкой, — поздоровавшись, доложил Борис Михайлович. — Я — на должность начальника штаба войск Западного направления, Василий Данилович — на должность начальника штаба Западного фронта. Наша задача — помочь вам и Маландину (он остается первым заместителем начальника штаба направления) организовать и осуществить контрнаступление, которому товарищ Сталин придает особое значение. Кстати, можете, Семен Константинович, поздравить Василия Даниловича с днем рождения — сегодня ему исполнилось 44 года...

Последняя фраза сняла возникшую напряженность, вызванную столь неожиданным прибытием из Москвы Шапошникова и Соколовского, что можно было рассматривать и как помощь Верховного командованию направления, и как неполное доверие к его способности осуществлять успешное руководство войсками. Но состояние дел на фронтах не оставляло места для каких бы то ни было эмоций. И маршалы и генералы тут же принялись за решение очередных задач подготовки наступления.

23 июля в контрнаступление перешли войска, сосредоточенные в районе Рославля. На следующий день в сражение вступили все оперативные группы. По замыслу Тимошенко это должно было лишить противника возможности маневра своими главными группировками и резервами. Образовалось два основных очага борьбы. Первый — в [176] районе Смоленска и Ельни, второй — в междуречье Днепра и Березины. Для улучшения управления войсками по предложению Тимошенко Ставка создала Центральный фронт. В его состав вошли 13-я и 21-я армии. Из резерва должна была подойти 3-я армия. Фронт возглавил генерал-полковник Ф.И. Кузнецов, участник 1-й мировой, гражданской и советско-финляндской войн. С начала фашистской агрессии он руководил войсками Северо-Западного фронта.

— Вы, Федор Исидорович, родом с могилевщины, места вам знакомые, — подчеркнул Семен Константинович, ставя задачи войскам фронта. — Учтите главное — противник не думает пока отказываться от активных действий.

Прогноз Тимошенко оправдался. Готовя удар на Москву, немцы уже подтянули в район Смоленска свежие силы.

На рассвете 26 июля противник нанес удар из района северо-западнее Ярцева на юг, в направлении Соловьева, где находилась чрезвычайно важная для войск 16-й и 20-й армий переправа через Днепр. Поступили данные и о том; что с юга, из района Ельни, в том же направлении последовал удар 17-й танковой дивизии.

Главком приказал немедленно уточнить задачу Рокоссовскому по удержанию Ярцево и переправы, перебросив в этот район несколько противотанковых дивизионов. Тогда же бомбо-штурмовые удары нанесла по противнику резервная авиационная группа главкома направления и большая часть авиации Западного фронта. Темпы наступления немецких войск резко снизились. Более того, вечером 27 июля Рокоссовский доложил, что противник начал окапываться на западном берегу Днепра, южнее Ярцево. Это было первым признаком его отказа от дальнейшего наступления.

Уже 1 августа для Тимошенко стало очевидным, что выбить немцев из Смоленска не удастся. Исходя из этого, он принял решение вывести из полуокружения войска 16-й и 20-й армий по соловьевской и ратчиновской переправам. С этой целью был организован контрудар группы генерала Рокоссовского навстречу выходившим войскам. В результате принятых мер, переправившись под огнем противника на восточный берег Днепра, к утру 5 августа соединения армий заняли заранее подготовленный рубеж обороны в полосе Холм-Жирковский, Ярцево, Ельня. [177]

Попытка противника уничтожить основные силы Западного фронта в районе Смоленска сорвалась.

Не достигли, однако, поставленных целей и войска Западного направления. Объяснялось это многими причинами, как объективного, так и субъективного характера. Основными были: крайне слабое авиационное обеспечение действий войск, ограниченное время, выделяемое на подготовку к выполнению боевых задач соединениям и частям, большой их некомплект, особенно средств огневого поражения противника, плохая обученность войск действиям на поле боя, неумелое использование некоторыми командирами танков, их несогласованность в бою с пехотой и артиллерией. Подводя итоги боевых действий, Тимошенко пришел к выводу: боями этих дней было расстроено наступление противника. Семь — восемь немецких танковых и мотодивизий и две — три пехотные с огромными потерями лишены наступательной возможности{24}.

Подтверждение тому содержится во многих документах вермахта. Так, в директиве гитлеровского командования № 34 от 30 июля 1941 года отмечалось: "Развитие событий за последние дни, появление крупных сил противника перед фронтом и на флангах группы армий Центр, положение со снабжением и необходимость предоставить 2-й и 3-й танковым группам для восстановления и пополнения их соединений около десяти дней вынудили временно отложить выполнение целей и задач, поставленных в директиве № 33 от 19 июля и в дополнении к ней от 23 июля — разгрома советских войск между Смоленском и Москвой, овладение столицей СССР"{25}. "Ранее намеченная задача — к 1 октября выйти на линию Онежское озеро, река Волга, — признал Г. Гудериан, — теперь явно невыполнима". "Гитлер был уверен, — напишет после войны немецкий генерал К. Типпельскирх, — что с началом первых операций, как и в предыдущих кампаниях, ему удастся разбить основные силы русской армии и получить в результате этого полную свободу действий. Когда после первых операций этого все же не произошло, в войне наступил первый большой кризис"{26}. Такого оборота событий не ожидали политические и военные руководители гитлеровской Германии.

Война вступала в новый этап, для которого командованию вермахта необходимо было вновь вырабатывать и принимать принципиально новое стратегическое решение. [178]

3 августа Гитлер в сопровождении фельдмаршала В.Кейтеля, генералов А. Йодля и других должностных лиц прибыл в штаб группы армий Центр. На проведенном им совещании помимо командования группы присутствовали командующие 2-й и 3-й танковыми группами Г. Гудериан и Г. Гот.

Заслушав доклады об обстановке, Гитлер пришел к следующим выводам: дальнейшие операции возможно вести лишь после восполнения потерь, особенно в бронетанковой технике. Необходимо также временно отказаться от активных действий на центральном участке фронта, осуществить перегруппировки, тем самым создать "предпосылки для уничтожения группы армий Тимошенко"{27}. В итоге было принято решение группе армий Центр, используя удобную местность, перейти к обороне.

Отозванный с фронта в Москву, маршал Шапошников, после годичного перерыва вновь вступивший в должность начальника Генерального штаба, докладывая 8 августа на заседании Ставки ВГК обстановку на Западном стратегическом направлении, отметил, что маршал Тимошенко заметно улучшил оперативное руководство войсками, сумел организовать ряд мощных контрударов по противнику, нанеся ему серьезный урон. Успешно действовали армии Ершакова, Курочкина, Филатова и Конева. Они делали все, чтобы задержать врага. Однако положение там весьма сложное. Войска истекают кровью. Их необходимо пополнить живой силой, техникой, особенно танками и авиацией...{28}

Тем временем центр боевых действий в Смоленском сражении переместился к югу. С августа соединения 2-й полевой армии и 2-й танковой группы противника нанесли удар в полосе Центрального фронта по правому флангу 13-й армии. Танковые дивизии немцев прорвались к Милославичам и Рудне, поставив под угрозу окружения части 45-го стрелкового корпуса.

Благодаря принятым мерам из полукольца удалось вырваться большей части корпуса. В этих боях погибли его командир генерал Э.Я. Магон, командир 6-й стрелковой дивизии М.А. Попсуй-Шапко, несколько командиров частей. Немалые потери были в 132-й и 137-й стрелковых дивизиях.

При отражении одной из атак противника выдающийся подвиг совершили девушки-бойцы 528-го стрелкового полка 130-й стрелковой дивизии Наталья Ковшова и Мария [179] Поливанова. Они входили в снайперскую группу, выдвинутую командиром батальона на направление наиболее сильных ударов немцев в районе деревни Сутоки. Во время боя был убит командир группы. Командование приняла на себя Наташа. Атаку удалось отразить. Потерпев неудачу, враг сосредоточил на позиции снайперов пулеметный и минометный огонь. Из группы в живых остались несколько бойцов, да и те были ранены. Эсэсовцы бросились в новую атаку и окружили истекавших кровью Ковшову и Поливанову. Подпустив врага вплотную, подруги бросили в них две гранаты, а последней подорвали себя, предпочитая смерть фашистскому плену.

Рассказ об этом оставшегося в живых тяжело раненого красноармейца Александра Новикова глубоко взволновал Тимошенко. Он долго молчал, а потом произнес, обращаясь к генералу Курочкину и командиру дивизии полковнику

Н.П. Анисимову:

— Прошу вас, не задерживайте с представлением отважных снайперов к званию Героя. Девушки, как никто другой, заслужили вечной славы... И еще — сделайте этот подвиг достоянием всех воинов.

Вскоре последовал Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении (посмертно) звания Героя Советского Союза двум воспитанницам 3-й Московской дивизии Наталье Бенедиктовне Ковшовой и Марии Семеновне Поливановой. Они навечно занесены в списки родной части. На их могиле в деревне Коровитчино установлен обелиск.

"Маше Поливановой, почти как и тебе, недавно исполнилось двадцать лет," — писал Семен Константинович в письме дочери Кате в те памятные дни.

А враг продолжал натиск. Особо встревожило маршала донесение о том, что в ночь на 12 августа в наступление с рубежа реки Сож перешел 13-й армейский корпус противника. Начался отход части сил 21-й армии. Единственная переправа через Днепр удерживалась лишь в районе Жлобина.

В столь сложной и опасной для левого крыла Резервного фронта обстановке главком направления вынужден был принять ряд экстренных мер. По его решению в наступление перешли левофланговые армии Западного фронта. Удар по противнику нанесли 24-я и 43-я армии Резервного фронта, в командование которым еще 1 августа вступил генерал Г.К. Жуков. Происходит смена командующих 3, 13-й и [180] 21-й армий. На базе 2-го стрелкового корпуса формируется 50-я армия. В нее вливается прибывшее пополнение. Для прикрытия брянского направления по согласованию со Ставкой ВГК создается Брянский фронт. Командование им принял генерал А.И. Еременко, членом военного совета стал дивизионный комиссар П.И. Мазепов, начальником штаба — генерал Г.Ф. Захаров. 16 августа, вылетев на командный пункт этого фронта, развернувшийся в лесу юго-восточнее Брянска, Тимошенко поставил ему задачу обороняться в полосе 230 км, сосредоточивая основные усилия на направлении Рославль, Брянск. В тот же день он побывал в штабе Центрального фронта, а также в штабах правофланговых армий Резервного фронта, отработав вопросы согласования усилий на ближайшие дни.

Проведенные мероприятия дали определенный результат, не сняв, однако, угрозу прорыва врага на брянском направлении, где противник продолжал наращивать усилия — по данным авиационной разведки именно сюда перегруппировалась часть сил, действовавших в полосе Западного фронта. Возникал естественный вопрос — к чему стремится командование группы армий Центр, каков его замысел?

Обмен мнениями по этим вопросам с Георгием Константиновичем Жуковым, прибывшим в штаб Западного направления для уточнения задач Резервного фронта, породил у Тимошенко глубокое сомнение в правомерности тех выводов из оценки обстановки, складывавшейся во второй половине августа на советско-германском фронте, которые делались и им лично, и Ставкой ВГК. Возникала мысль о том, что фашистское руководство переносит усилия своих ударных группировок с московского на южное направление. Косвенным доказательством этого служил поворот группы Гудериана на юг от Смоленска. На это возможное решение Гитлера нацеливало, по мнению главкома, и нависающее положение группы армий Центр над советскими войсками, оборонявшимися на Украине, а также то сопротивление, которое оказывалось Красной Армией на центральном направлении. Не исключал маршал и варианты развития главного удара на Москву в обход брянских лесов, что требовало, однако, значительных затрат времени и сил.

Тимошенко не мог, конечно же, знать тогда, что в середине августа не было ясности относительно дальнейших [181] операций и у руководства вермахта. Естественно, что ему не было ведомо и о телефонном разговоре генерал-фельдмаршала фон Бока с генерал-полковником Штраусом, произошедшим 8 августа:

Вопрос: сможет ли командование армией приступить к проведению новой наступательной операции?

Ответ: в настоящей обстановке даже после выравнивания выступа у Великих Лук — нет. Наступление невозможно до тех пор, пока действия противника не примут более благоприятный для нас характер...{29}

И в самом деле, как стало известно уже в послевоенные годы, только во 2-й танковой группе группы армий Центр укомплектованность танками в 3-й и 4-й танковых дивизиях составляла лишь 15 процентов, в 17-й и 18-й танковых дивизиях соответственно — 42 и 60 процентов. Некомплект в 131-й пехотной дивизии составлял: офицеров и унтер-офицеров — 361, рядовых — 2915{30}.

В начале второй декады августа появился приказ Гитлера. В нем говорилось, что предложение командования сухопутных войск от 18 августа о развитии операции в направлении на Москву не соответствует его, Гитлера, планам. Важнейшей целью до наступления зимы приказ определял захват не Москвы, а Крыма, индустриального и угольного района Донбасса, лишение Советов доступа к кавказской нефти, на севере — блокирование Ленинграда и соединение с финнами.

Группе армий Центр предписывалось выделить для осуществления указанной операции столько войск, сколько потребуется для уничтожения 5-й советской армии Юго-Западного фронта, оставляя себе небольшие силы, необходимые для отражения атак противника на центральном участке.

Во исполнение воли фюрера командующий группой армий Центр 24 августа 1941 года издал свой приказ, в котором повторялась задача, поставленная Гитлером группе, и конкретизировался план ее действий. Он важен в том отношении, что точно показывает, какие силы были использованы фашистским командованием для удара на юг и что оставлялось на прежних рубежах для отражения действий советских войск, в частности в полосе Брянского фронта. Из приказа и других документов противника следует, что командование группы армий Центр по-своему интерпретировало указание Гитлера об оставлении себе небольших сил, фактически задержав там, где прежде действовали 2-я танковая группа и 2-я полевая армия, [182] 4-ю полевую армию почти полного состава, а также 46-й армейский корпус из резерва фельдмаршала фон Бока. Они продолжали активные действия на участке Брянского фронта в то время, когда генерал Г. Гудериан развивал удар на юг. 22 августа начался последний этап Смоленского сражения. В этот день главком Западного направления поставил войскам Западного, Центрального, Резервного и Брянского фронтов задачу активными действиями нанести поражение группе армий Центр, стабилизировать положение, не допустив прорыва ее ударных группировок на флангах Западного направления.

Во исполнение принятого решения, получившего одобрение Ставки ВГК, под Смоленском перешли в наступление четыре армии Западного фронта, три армии Резервного фронта. Наибольший успех был достигнут в полосе 24-й армии Резервного фронта. При поддержке 20-й армии во взаимодействии с 43-й армией ее соединения прорвали оборону противника, 6 сентября они освободили районный центр Смоленской области город Ельня, нанесли поражение двум танковым, моторизованной и семи пехотным дивизиям противника. Вражеское командование вынуждено было отвести свои войска на 20 — 25 километров, закрепившись на рубеже рек Устром и Стрелка. Потери врага убитыми и ранеными превысили 45 тысяч человек{31}.

Семен Константинович сердечно поздравил командующего войсками фронта Г.К. Жукова и командующего 24-й армией К.И. Ракутина с заслуженной победой.

Смоленское сражение продолжалось до 10 сентября. Оно характеризовалось большим размахом, динамикой обстановки, многообразием решаемых задач и способов боевых действий, применявшихся советскими войсками в борьбе с наиболее сильной группировкой противника. Эта стратегическая операция представляла собой большой комплекс оборонительных и наступательных операций фронтов и армий. Сражения и бои велись на огромной территории: 600 — 650 километров по фронту, 200 — 250 километров по глубине — от Себежа, Великих Лук на севере до Лоева и Новгород-Северского на юге, от Полоцка, Витебска и Жлобина на западе до Торопца, Ярцево, Ельни и Трубачевска на востоке. В них в разное время участвовали войска Западного, Резервного, Центрального и Брянского фронтов. Их усилия объединились главным командованием Западного стратегического направления. [183]

— Горжусь тем, что мне довелось руководить сражением, в котором со всей силой проявилось мужество советских людей, — сказал маршал Тимошенко спустя годы, присутствуя на открытии в Смоленске мемориала «Кургана бессмертия», установленного в память о погибших воинах в борьбе против немецко-фашистских захватчиков в Великой Отечественной войне.

В трудные дни боев на Западном Стратегическом направлении Семен Константинович стремился быть ближе к войскам, ведущим боевые действия. В этом он видел глубокий смысл: в тяжелых условиях отхода, когда не было ясности в обстановке, когда противник вел активную борьбу в интересах дезорганизации управления, появление главкома в полках и дивизиях, на командных пунктах армий и соединений помогало решать многие конкретные вопросы руководства войсками, воодушевлять личный состав на выполнение боевых задач.

Большое внимание уделял Семен Константинович и широкой популяризации героизма советских воинов. По его требованию политуправления фронтов стали регулярно выпускать листовки с описанием подвигов представителей различных родов войск. Примеры высокого воинского мастерства приводились на политинформациях и в беседах с воинами. В начале августа главком за проявленное мужество и доблесть представил к награждению орденом Ленина 355-й стрелковый полк, орденом Красного Знамени — 46-й гаубичный артиллерийский полк, орденом Красной Звезды — большую группу командиров, бойцов и политработников 100-й стрелковой дивизии, возглавляемой первым советским гвардейцем генералом Иваном Никитичем Руссияновым. Спустя две недели он подписал приказ, подводящий итоги наступления 19-й армии на духовщинском направлении.

"Войска 19-й армии, — говорилось в нем, — в особенности красноармейцы, командиры и политработники 64-й, 50-й стрелковых дивизий, 202-го танкового полка 101-й танковой дивизии, показали себя доблестными воинами Красной Армии...

Приказываю:

Командующему 19-й армией и командующему ВВС фронта всех отличившихся в боях красноармейцев, летчиков, командиров и политработников, а также отличившиеся части и соединения представить к правительственной награде. [184]

Товарищи красноармейцы, командиры к политработники! Товарищи, пехотинцы, артиллеристы, танкисты, кавалеристы и летчики Западного фронта!.. Товарищи! Силы фашистов подорваны. Они не выдержат нашего всеобщего стремительного напора. Решительнее вперед! Не давать подлому врагу ни минуты передышки, не давать ему опомниться! Будьте стойки до конца! Вперед за победу!{32}.

Внимание штаба и политуправления Западного направления Семен Константинович привлекал также к работе по обобщению боевого опыта, его скорейшему внедрению в войска. Небезинтересна в этой связи оценка одного из его приказов, сделанная бывшим начальником штаба 4-й армии вермахта генералом Блюментритом. "Нам стало известно о приказе, отданном маршалом Тимошенко. В нем перечислялись слабые стороны немецких войск. Тимошенко разъяснял, что главная сила немцев — в их техническом оснащении и вооружении. Один на один немецкий солдат слабее русского, — писал маршал, — он нервничает и становится робким, когда приходится вести бой ночью, в лесу или на болотистой местности... Все это, конечно, не совсем точно. И все же в приказе Тимошенко содержалось зерно правды{33}.

Двухмесячное сражение на древней смоленской земле стало одной из самых ярких страниц начала Великой Отечественной войны. Важнейшим ее итогом явился срыв планов гитлеровского командования по безостановочному наступлению на Москву. Группа армий Центр была основательно измотана, что вынудило ее почти на два месяца перейти к обороне на московском направлении.

Именно здесь, в битве под Смоленском,— отметил известный в то время американский военный теоретик М. Вернер в книге "Великое наступление", вышедшей в 1942 году в Нью-Йорке, — Советская Армия впервые боролась с германской армией на равных началах. Тогда и открылась вторая сторона современной войны. Это уже не был больше блицкриг со стремительными фланговыми ударами, как мы это видели во времена кампаний в Польше, на Западе и на Балканах, и даже в приграничных боях на германо-советском фронте... Если первые бои определялись немецкими методами ведения войны, то характер боев под Смоленском определялся уже методами советскими. Смоленск показал, а Москва затем доказала, что фашистский блицкриг не получился. [185]

Да, уже со второй половины июля война пошла не по сценарию, задуманному Гитлером. В августе 1941 года фюрер с сожалением сказал: Россия — это не Франция... Мы открыли дверь, не зная, что за этой дверью находится. После угара легких побед наступило отрезвление...

Завершился один из важных этапов вооруженной борьбы на советско-германском фронте, на его центральном участке. Шел 81-й день войны, 70-й день пребывания маршала С.К. Тимошенко на фронте. Два с лишним месяца напряженного, чрезвычайно ответственного, нередко мучительного и смертельно опасного труда, тягостных сомнений от того, что зачастую не были известны его истинные результаты. Многие бессонные ночи. Постоянное напряжение мысли. Вынужденно рискованные решения...

Нужно отдать должное маршалу Тимошенко, — отметил, вспоминая о тех днях его деятельности Георгий Константинович Жуков. — В трудные первые месяцы войны он многое сделал, твердо руководил войсками, мобилизуя все силы на отражение натиска врага и организацию обороны. Становилось очевидным, что огромный опыт, приобретенный в гражданской войне, на Карельском перешейке, хорошая теоретическая подготовка, полученная в межвоенные годы давали свои результаты. Они выступали в тесном сочетании с глубоким и трезвым расчетом, с учетом новых условий и средств вооруженной борьбы.

Достигнутые в первые месяцы войны некоторые позитивные результаты на Западном направлении стали следствием того, что Семен Константинович, возглавляя войска, умел правильно оценивать сложную обстановку, не терял присутствия духа при неудачах и поражениях, смог мобилизовать бойцов и командиров, действовавших на поле боя, на решение сложнейших масштабных задач, использовать их духовные силы, профессионализм и организаторские способности. Он умело использовал коллективный разум военных советов, штабов, других органов управления, ближайших помощников и непосредственно подчиненных военачальников Г.К. Маландина и Б.М. Шапошникова, Ф.А. Ершакова и М.Ф. Лукина, П.А. Курочкина и И.С. Конева. В деятельности Тимошенко проявилось стремление глубоко проникать в планы и замыслы противника, учитывать его сильные стороны, извлекать максимальную пользу из его просчетов и ошибок. Он был поистине мудр в принятии решений, достаточно гибок и настойчив в их реализации, обладал железной волей. [186]